ажды у татар сгорел холодильник. „ымом  затЯнуло весь подъезд. ‘ерый
и тЯжелый, он выполз на улицу.
     - Ћй пожар, пожар, пожар! - кричала бабка Њарина, выбежав на лестницу.
     Љорнелий  вызвал  пожарную.  Џожарники  в  касках  вынесли  почерневший
холодильник  в подъезд.  Џрибежали  мальчишки  и  бабки из соседнего дома. џ
бежала  вниз  по  ступенькам  в демисезонном пальто  и  утепленных штанах  и
кашлЯла от дыма. „олжанский с любопытством смотрел.
     Џолковник Љорнелий сказал татарину ђаулю:
     - ’ы  выбросил дохлую утку на  крышу и сжег холодильник! џ договорюсь с
†ќЉом, тебЯ выселЯт.
     - Ќе надо, хозЯин! - взмолилсЯ дворник ђауль.

     Ќаутро ‹идка џготтинцева сказала:
     -  Ќа ‚спольном, моЯ бабушка говорила,  был  пожар...  ’атары  подожгли
те-левизор.
     - „а, да!  - радостно  подхватил „олжанский.  -  ‚от  эта  дура чуть не
задохнулась!
     Џосле паузы ‹идка џготтинцева попросила списать физику:
     - ‚адик, дай тетрадку!
     „олжанский отказал. …го отлупили.
     —асто ‚адим „олжанский бежал в школу впереди менЯ,  в вЯзаной шапочке с
отворотом,  и  его  помпон  из  цветных  ниточек   раскачивалсЯ  от  бега...
„олжанский с помпоном и Я. ’ак мы были одного роста.

     Њне стало  пЯтнадцать лет.  џ смотрела на моих одноклассников и думала:
"Ќу ничего, в  следующем году и у менЯ будут  друзьЯ... ‚о дворе... ‚ другой
школе... Љто-нибудь из них..."
     џ проходила мимо наших подросших мальчиков и слышала:
     -  “ ‹идки џготтинцевой опЯть  хата  пустаЯ... Љак  в тот раз  - видак,
музыка...
     џ замирала от зависти. „умала: "Њожет менЯ позовут?" Ќо менЯ  не звали.
Њои одноклассники перестали менЯ дергать, только иногда  лупили „олжанского.
Ћн вытЯнулсЯ, похудел до какой-то синевы,  почти до прозрачности, как отроки
Ќестерова, только улыбка у него была другаЯ, как рЯбь на воде. „евочки стали
с ним ласковы.
     - ‚адик, дай тетрадь по алгебре, - просили они.
     Ћн отказывал. Ђ мальчики встревоженно говорили:
     - Ќу ладно, говнюк, алгебру гони!
     Ќо он и им отказывал. ’огда они его били и по  старой  памЯти вносили в
женский туалет.
     - Ќа, - говорил мне „олжанский. - ‘пиши алгебру!
     - ‘пасибо, „има, -  говорила Я  - просто Я слышала в самый первый  раз,
как его мать называет его „имой, - и шла в женский туалет - списывать.
     Ћднажды  весной, уже можно  было вылезать на крышу, татары притихли  от
угроз ЉорнелиЯ, Я оставила окно открытым. Ѓабка Њарина не знала, но Я иногда
молилась на  ночь  по старой памЯти  из детства:  "’ы  знаешь мою тоску!  ’ы
знаешь, почему она! џ не прошу у ’ебЯ ответа, но Я умолЯю, верни, как было в
детстве, пусть будет так, как было, так же хорошо!"
     Ђ когда Я обернулась, на крыше  у самого моего окна  стоЯл „олжанский в
летней курточке. џ не видела его лица из темноты, Я только по куртке узнала,
что это он.
     - —то тебе надо?
     Ћн молчал.
     - Љак ты залез?
     Ћн молча стал протискиватьсЯ между прутьЯми оконной решетки. € когда он
наконец все же втиснулсЯ в мою комнату, он сел на подоконник и сказал:
     - Ќадо поговорить...
     € Я сразу же вспомнила подслушанные мной разговоры моих одноклассников;
было  часов двенадцать ночи,  и Я подумала, что  вот  наконец-то  и  у  менЯ
какаЯ-то жизнь.
     - ‚он мои окна, - сказал „олжанский, показав на дом напротив.
     - џ знаю...
     - ’ы, наверное, часто видишь нас с матерью?
     - Ќе часто.
     €  тут его  окно  с другой  стороны улицы с  грохотом распахнулось -  в
тем-ноте все звуки громче, - и на улицу высунулась по поЯс его  мать и вдруг
выбросила тарелку. ’арелка со звоном разбилась об асфальт. Ћна выбросила еще
и еще.
     - —то с ней?
     - Ќапилась! - отвернулсЯ „олжанский, прЯча лицо.
     ’огда Я что-то начала вспоминать.
     - Ћна часто пьет, - продолжал „олжанский. - ЌажираетсЯ до беспамЯтства.
џ  уже устал. џ  подумал: "…сли это так хорошо, если она  пьет каждый день и
звереет  и ей нравитсЯ ее  состоЯние,  то, может быть, мне тоже попробовать?
•отЯ бы ей назло". џ попробовал, и, ты знаешь, ничего, менЯ быстро забирает,
даже с  пива.  Ђ  когда она пьет,  у  нее лицо аж  сводит, и видеть Я это не
могу...
     € менЯ поразило  не то, что „олжанский влез ночью ко мне в окно, и даже
не то, что мы с ним никогда  нормально не разговаривали и это был первый наш
разговор,  а  то,  что историЯ  про пьЯную  мать и  то, как он сидит на моем
подоконнике, прЯча лицо, его переживаниЯ мне что-то напомнили, словно бы это
уже когда-то  было в моей жизни, и Я точно  так же переживала и старалась не
зарыдать...  Њне было жаль „олжанского, но  к жалости примешивалось  чувство
посильнее: Я понимала, что  он испытывает то же, с такой же силой, точно так
же, как Я давным-давно, в детстве, в Ќовосибирске...
     Ђ потом, когда Я возвращалась домой вечером, уже были сумерки, на  менЯ
из  темноты шагнула  совершенно пьЯнаЯ  женщина  и  попросила:  "Џожалуйста,
отведите менЯ домой, здесь недалеко!" џ взЯла ее под руку, и у нее лицо было
застывшее от вина, как будто бы сведенные мышцы, как бы из камнЯ, и это было
лицо ћлии. џ вспомнила из детства пьЯное напрЯжение ее лица,  а потом просто
ее спокойное лицо, и Я поверить не могла, что это она передо мной, ничуть не
изменившаЯсЯ, совсем такаЯ же, как то-гда, когда Я притворЯлась, что сплю, а
она  склонЯлась  надо мной, чтобы укрыть  еще  одним одеЯлом, а на кухне под
батареей спала пьЯнаЯ €несса „онова.
     - џ вымолила тебЯ вчера ночью, - сказала Я.
     Џо  ћлии Я  тосковала. ћлиЯ постепенно забывалась,  но тоска  так  и не
проходила, а когда Я слышала об  ее  выставках, бабка  Њарина говорила:  "Ќе
ходи! Ћна теперь известнаЯ!", и вдруг она снова поЯвилась в моей жизни...

     Ћднажды Я шла из школы, во  дворе  на  качелЯх сидели „олжанский и ђома
‘оловей, и еще  с ними была  девушка в узеньких брючках,  лет  двадцати. Ћни
пили  пиво из бутылок,  из горла, и  Я видела широкое ру-мЯное  лицо ђомы  в
черных кудрЯх и тоненький профиль девушки, а „олжанский сидел ко мне спиной,
но он все равно менЯ  заметил. џ увидела его слегка сведенное лицо и понЯла,
что он пьЯн. Ћн вдруг поднЯл руку и легко шлепнул  девушку, она так же легко
ударила его по руке. € Я тогда ужасно разозлилась на „олжанского, даже не за
то, что он шлепнул де-вушку, а за то, как она стукнула его по руке. џ понЯла
тогда, что  его бьют так вовсе не в первый раз и он давно привык; что ему не
запре-щают,  с  ним  капризничают.  џ  понЯла  тогда,  почему он  так  легко
пережи-вает то, что его бьют в  школе  наши мальчики ногами, - потому что он
знает, что его  еще бьют  и по-другому,  рукой  по пальцам, легко-легко, как
никого из них. Ђ  он, худенький, легкий  „олжанский, просто  чувствует  свое
преимущество  над нашими подросшими хриплоголосыми парнЯми, и бьют его вовсе
не за то,  что он не дает списать алгебру, а за то, что он дразнит их собой.
“ менЯ была  к нему ревность  и жалость. †алость за то, что он сидел на моем
подоконнике и  пыталсЯ не зарыдать,  а ревность  за  то, что помимо школьной
жизни,  котораЯ  была мне доступна, у  него была еще другаЯ  жизнь где-то во
взрослых двадцатилетних компаниЯх ђомы ‘оловьЯ, где ему  улыбаютсЯ и бьют по
руке, где с ним все на равных и куда Я не вхожа...
     Ѓабка Њарина говорила:
     - ‚от рыжаЯ-то, мать вашего ‚адика, сильно пьет, а мальчик у нее  очень
даже чистенький и одет хорошо, хотЯ и не броско! Џить длЯ  женщины - по-зор,
но мальчика своего - все равно любит!
     Ѓабки на  лавке кивали.  Ђ мимо как раз ехал  на велосипеде „олжанский,
дребезжа  звонком, быстро-быстро прокручиваЯ педали легкими ногами в упругих
носочках.
     - ‚от он поехал, - сказала бабка Њарина.
     € бабки опЯть закивали.
     ‚ечером бабка Њарина потребовала от менЯ фотографию  нашего  класса.  ‚
первом рЯду  были  наши  мутноглазые учителЯ вокруг  директрисы с орденом на
груди.
     - ќтот, что ли, ‚адим? - спросила бабка Њарина.
     - ќтот.
     - Љрасивенький... ’олько...
     - ’олько что?
     - „а не пойму Я! Ћн вроде бы  лицом ну совсем ребенок, но как-то старше
вас!

     Џеред  тем как  записать четвертый сон, не  сон  даже, а  галлюцинацию,
нужно рассказать еще несколько историй.
     ’ри ночи подрЯд Я пьЯнствовала в разных компаниЯх. ‘начала с „олжанским
у какой-то чахлой поэтессы, потом у ‘лавика, в поисках ћлии, и потом снова с
„олжанским и ‹изой в музее ‘таниславского.

     ЏерваЯ ночь.
     “  нее квартирка  была совсем маленькаЯ,  только комната да кухнЯ и два
окна  в полстены, и дуло так сильно, что мы с „олжанским даже раздеватьсЯ не
стали, так в  пальто и сидели вокруг ее маленького столика. ‚ комнате  стоЯл
шкаф с  зеркалом, диванчик и телевизор прЯмо на  полу.  Ђ на стене - детскаЯ
фотографиЯ.  Ћна  маленькаЯ,  лет  четырех, с  красными бантами,  с плюшевым
медведем  на  руках,  рЯдом  старший брат, лет шести, очень  похожи  друг на
друга,  только  у  брата  -   родинка  на  левой  щеке...  Ћна  поэтесса  из
‹итературного института.
     -  Њне  в  ‘алавате все говорили,  что  Я  страннаЯ, весь  город.  „аже
родители.  Ћни  кричали мне  часто: "’ы, ‡ойка, нас всех удивлЯешь!", они не
понимают,  что  все поэты всегда странные, и Я такаЯ же! џ взЯла как-то вазу
дома  разбила  хрустальную,  родители  испугались,  даже  не  орали,  понЯли
наконец, что Я не такаЯ, как все!
     „олжанский - мне: ‚идишь  фотографию? “  нее брат -  в тюрьме! ‡а кражу
сел...
     џ смотрю  на стенку, куда показывает  „олжанский: шестилетний мальчишка
выглЯдывает из-за  плеча  сестры - беззубаЯ улыбка фотографу, челка до глаз,
подстриженнаЯ клочьЯми, наверное, сестра стригла...
     - „а, - кивнула ‡оЯ. - “ нас многие из двора сели, как мой брат. Њы все
вместе по улицам бегали маленькими и даже  думать не думали, что половина по
тюрьмам пойдет!  Љогда мой брат  пошел в школу,  буквам  научилсЯ,  стал мне
поздравлениЯ  писать  к разным праздникам, а мама  говорила, что  он  многие
буквы пишет  не в  ту сторону. џ  даже  помню,  как он один  раз менЯ с днем
рождениЯ поздравил, открытка такаЯ была, с  розами,  и все буквы "р" - задом
наперед! Ћн написал тогда:
     ‡оЯ, ‡оЯ, ты как роза,
     ’олько разница одна -
     ђоза вЯнет от мороза,
     Ќу а ‡оЯ - никогда!
     Ћни так поздравлЯли всех девочек  из  класса на ‚осьмое марта, а он про
менЯ тоже не забыл, Я так радовалась!
     Ђ еще один парень у нас был, так его вообще к расстрелу приговорили. Ћн
был  младше  менЯ на два года и во дворе, когда  мы играли в "прЯтки" или  в
"салочки",  с нами не  бегал. ’ихий мальчик был, и с ним ничего не хотелось.
Ќикогда. •отЯ выглЯдел он совсем обычно, как все мы. ’олько взглЯд его  был,
Я не знаю, как будто бы он с самого начала понЯл, что умрет в юности!
     Ђ  когда мы  все выросли, он стал встречатьсЯ с  одной девушкой  и даже
женитьсЯ  на  ней хотел, не длЯ баловства встречалсЯ, а серьезно; значит, не
думал о смерти...
     € вот как-то  он ее  проводил домой, а потом  пошел и убил  таксиста  с
какими-то там  помощниками. Ћказалось, что у них такаЯ банда уже очень давно
и что они уже третьего таксиста зарезали, а их никак не могут поймать...
     Ђ  потом мне  вызов  прислали из ‹итературного института, что Я конкурс
прошла  на поэзию, и Я уехала в Њоскву сдавать экзамены, пока его судили,  а
потом, когда Я вернулась в  ‘алават на каникулы, Я прочитала в  газете,  что
всЯ  банда поймана,  и его поймали  первым,  и  уже судили, и  что  приговор
приведен в исполнение!
     Ђ когда Я встала, чтобы ближе рассмотреть фотографию ее брата на стене,
Я  увидела  тетрадку на  столике  со  стихами, там  на  полЯх  бы-ли розочки
нарисованы и большеглазые кукольные головки. Њы так же в  детстве рисовали в
песенниках,  еще   в  Ќовосибирске...   „ва  сероглазых  ре-бенка  улыбались
фотографу  с  фотографии,  их  нарЯжали,  рубашечки им  гладили.  “ мальчика
веснушки  на щеках,  молочные зубы выпадают,  родинка  на левой щеке... €  Я
вспомнила, как в Ќовосибирске мы в песенниках пи-сали странички примет:
     "ѓлаза карие - к любви,
     ѓлаза зеленые - к измене,
     ‘мотрит в сторону - не любит,
     ђодинка на левой щеке - к несчастью..."
     Ђ потом  она принесла из кухни  гитару с наклейками и  запела тоненьким
простуженным голосом:
     ’ой бледной луной озарилсЯ
     ’от старый кладбищенский двор,
     € над сырою могилой
     Џлакал молоденький вор!

     Ђх, мамочка, милаЯ мама!
     ‡ачем ты так рано ушла,
     ‡ачем ты дитЯ погубила,
     Ћтца-подлеца не нашла?
     (Џотом  он  плачет,  вспоминает  свою  жизнь,  ругает  отца,  которого,
естественно, никогда не видел, и умирает...)
     ’ут бледной луной озарилсЯ
     ’от старый кладбищенский двор,
     € над двойною могилой
     Џлакал отец-прокурор!
     ЏеснЯ из нашего  детства, из наших двух дворов.  џ представила, как мой
отец, которого  Я  в  жизни не видела, пел где-нибудь  в  подъезде с другими
подростками, такими же, как ее брат, с  пивными бутылками  на подоконнике, с
простудой вокруг губ; как  зЯбко  было стоЯть  им в подъезде на сквознЯке, в
куртках и свитерах, из которых они давно выросли. € когда становилось совсем
нестерпимо холодно от  сквознЯка  и выпитого пива, они по очереди грели свои
покрасневшие руки на батарее...
     џ же своих родителей знаю только из рассказов, они умерли в юности, и Я
сейчас о них думаю, ну, словно бы мы с ними - ровесники...

     ‚тораЯ ночь.
     Љогда Я вошла в его комнату  - он сидел спиной к  двери, согнувшись над
проволочками  электронных  часов.  …го  жилет клетчатый  так  натЯ-нулсЯ  на
лопатках, что даже бугорки позвоночника  проступили; а  от рубашки его пахло
прачечной, как  будто  бы  старый  заношенный ситец  постирали  и прогладили
горЯчим утюгом, а запах еще не растворилсЯ...
     - ‡ашла, потому что ћлии нет? - спросил он ласково.
     џ промолчала.
     - “ менЯ мама  приехала вчера вечером из ‘алавата, - стал  рассказывать
он, так на менЯ и не оборачиваЯсь. "“ нас, - говорит, - ‘лава, совсем ничего
нет в магазинах, все по карточкам, даже  хлеб, хоть, - говорит, -  у тебЯ  в
Њоскве отъемсЯ!"
     Ћн повесил  в  своей  комнате  над  продавленным  диванчиком  фотообои:
тоскливые  березки над  рекой,  по  реке  плывет катер  с пассажирами, самих
пассажиров не видно, только контуры  золотистых головок на палубе. Џохоже на
обложку журнала "Џрирода и мы" из какого-то унылого детства.
     - ќто Я пЯтно жирное на стене спрЯтал, - наконец  обернулсЯ он. - € длЯ
уюта, так сказать!
     - ‹адно, ‘лава, - сказала  Я, показываЯ на рисунки ћлии над фотообоЯми.
- „авно ее нет?
     - „а мне  все  равно, сколько  ее  нет!  -  крикнул  он своим  ласковым
голо-сом. - Џусть хоть вообще не приходит! Ћна длЯ менЯ - никто! џ ее сосед.
- € он поднЯл  на менЯ свое лицо постаревшего мальчика с остреньким но-сиком
и тонкими растрепанными бровЯми:  - џ вчера на кухню выхожу,  а  она рисунки
выбрасывает. "’ы что делаешь?  - говорю. - …сли тебе не  надо, давай мне! ’ы
потом сама поймешь, как это здорово!"
     € тут вошла его мать, толстаЯ, в сарафане, расставленном по шву.
     -  Љушать  с  нами  будете? -  спросила она, стеснЯЯсь. -  ЊенЯ ЉлавдиЯ
€вановна звать. ’ы  бы, ‘лава, хоть со стола убрал, а то разложил здесь свои
конструкции и все сидишь, водку свою пьешь...
     Њы  сидели  под  фотообоЯми   за  маленьким  ‘лавиным  столиком  и  ели
подогретую тушенку с вермишелью.
     - “ нас  плохо в ‘алавате  с  питанием, -  говорила ЉлавдиЯ €вановна. -
ЊЯса не  достать даже на рынке,  Я  на рынок-то уже  давно  не хожу, у  менЯ
только  пенсиЯ...  Ќе  вещи же мне продавать? “ нас  начальник обкома  самый
богатый  был. …го судили  недавно. Ћн,  говорЯт,  жену свою заставлЯл  кошек
обдирать и на рынок нести, как нормальное мЯсо...
     “ него аквариум  стоЯл  с двумЯ жабами  - „ашкой и  Њашкой. Ћн  наливал
водки по чуть-чуть себе и мне и косилсЯ на аквариум.
     - Ќа, „ашенька, поцелуй пальчик!  - говорил он, щурЯсь  над  желтоватой
водой. ‚ ответ слышалось бульканье.
     - ќто  он все  из-за  соседки  своей  бесстыжей  пьет,  -  доверительно
ска-зала мне  ЉлавдиЯ €вановна. - Ђ Я  сама  раньше  фотографом была, мы  со
‘лавиком на  это и жили! Њы были нищие, но  веселые, не то что сейчас! џ  на
утренниках детей фотографировала, сначала всех вместе, как они поют, а потом
по  отдельности. Џо отдельности сложнее всего.  џ дожидалась  момента, когда
ребенок интереснее всего  выглЯдит, и тогда только  снимала. Џотом ко мне на
дом детей стали приводить. ‚се нарЯдные: белый верх, черный низ, у девочек -
банты. Ђ мы  со ‘лавиком  жили тогда на первом этаже, окнами  во двор, Я его
нафотографировала  по-всЯкому,   на  окна  карточки   повесила   и  написала
"”отоателье"...  Ђ сейчас  такой угрюмый ходит, такой угрюмый, хоть бы слово
сказал, нет, все про ху-дожницу свою думает...
     Џо телевизору кто-то пел.
     -  ‚от  девочки  рвутсЯ  в  телевизор,  - сказал  ‘лава,  - из  желаниЯ
бессмертиЯ, а ты одна никуда не рвешьсЯ, не то что в  телевизор, ты да-же не
учишьсЯ нигде, только за ћлией своей носишьсЯ по всей Њоскве!
     - ’ы сам за ней носишьсЯ, - сказала Я. - ’олько все без толку!
     - Ѓез толку, - ласково повторил ‘лава.  -  џ ей один раз сказал: мне от
тебЯ  ничего  не  надо. “ менЯ ‹юська  длЯ личной жизни  есть,  но  если  ты
скажешь, Я ведь на тебе женюсь,  а ‹юську -  взашей прогоню! Ђ она мне: "’ы,
‘лава,  человек  добрый,  только как же Я выйду  за тебЯ  замуж,  ког-да  ты
ошибаешьсЯ  в ударениЯх и падежи все времЯ  путаешь?"  Ђ вчера к ней  мужики
пришли, говорЯт правильно, без ошибок, и Я  понимаю, что  они  по делам,  по
искусству, так сказать, только мне все равно каза-лось, что в коридоре стены
горЯт!
     Ђ ЉлавдиЯ  €вановна  сидела  рЯдом со мной на диване, гладила  ме-нЯ по
волосам и приговаривала: "ђасти коса до поЯса, не вырони ни волоса, ты расти
коса до пЯт, до московских до ребЯт". Ђ потом сказала мне:
     -  ‚ы  такаЯ  маленькаЯ,  а  что-то  совсем напились! €  совсем менЯ не
слушаете!
     Ђ Я подумала про ‘лаву: "‚от мы берем у него деньги,  пьем, едим за его
счет,  живем   целыми  днЯми,   поджидаЯ   ћлию,  и   за  то,  что  мы  были
приживальщиками в его доме, он стал приживальщиком  в нашей жизни". Љогда мы
говорили  между  собой,  он   почти  всегда  молчал,  только  слушал   очень
внимательно, и если мы говорили о ћлии, он тут же просил повторить.
     - Њне не нравитсЯ, ‘лава, как ты живешь! џ человек простой и многого не
понимаю,  - говорила ЉлавдиЯ  €вановна, - но Я все равно вижу, ты мучаешьсЯ!
Ћни все выворачиваютсЯ наизнанку, они так привыкли с самого детства, и у них
уже не понЯть - где нутро, а где одежка, а ты не мо-жешь как они, ты человек
без их утонченности, вот они и забавлЯютсЯ, глЯдЯ на тебЯ, да еще и деньги у
тебЯ берут на выпивку  всЯкую! €м боль твоЯ только на забаву, они вспоминают
о тебе только потому, что ты  живешь рЯдом с их ћлией! Ђ уж про нее Я даже и
говорить не хочу! 3нал бы ты, ‘лава, каково мне на все это смотреть!
     Ђ ‘лава допивал свою водку и все времЯ спрашивал у менЯ:
     - Љак ты думаешь, ну хоть завтра она поЯвитсЯ?

     ’ретьЯ ночь.
     “  метро "ЊаЯковскаЯ"  был митинг. Ќа ступеньках на  перевернутом Ящике
сидел „олжанский и продавал пиво. ‹учший ученик нашего класса вот уже третий
год по  окончании школы торговал пивом у метро  и рабо-тал ночным сторожем в
музее ‘таниславского.
     - Џривет, „има! - сказала Я. - Џочем твое пиво?
     - Љак обычно, - отвечал он. - Џо сто.
     - Ѓерут?
     - ђасходитсЯ!
     ђыжие мужики хрипло пели  на митинге. €з метро  вынырнула ‹иза „онова в
шелковом  шарфе  и  легкой  курточке,  следом  шел  молодой человек, он  был
черноволос и желтоват слегка, но красив.
     - ќто ‘апожок,  - сказала мне ‹иза. - Њой сосед по поезду. Њы уже месЯц
не можем расстатьсЯ!
     -  џ за  него  боюсь,  -  говорила  мне  ‹иза,  пока  мы  шли  в  музей
‘таниславского.  - Ћн такой суицидальный. Ћн татарин наполовину, а  так -  с
ним весело! ’ы же знаешь, Я всегда что-нибудь интересное подберу. ‘начала  -
€рочка из Ќебедаги, теперь вот ‘апожок...

     Њы сидели у „олжанского в маленьком домике ‘танислав-
     ского, в  каморочке  длЯ  сторожа,  с окном  во  всю стену  и маленьким
балкончиком с последним  почерневшим  уже снегом, с  красненькими  огоньками
сигнализа-ции на  стене.  ‘апожок сидел, растопырив  локти в стороны, слегка
выдвинув вперед нижнюю челюсть, и угрюмо смотрел  на „олжанского. „олжанский
сидел напротив, точно так же выставив вперед подбородок, и тоже молчал. Њы с
‹изой разливались соловьем под их тЯгостное молчание.
     ‹иза: Ћднажды Я  ушла с  чужого  днЯ рождениЯ  в  наш  грилек.  џ  была
нарЯднаЯ, в красном платье, на каблуках. Њне никто не наливал.  ’огда Я села
в уголок  за мой  любимый  столик  и стала подрабатывать тем, что  открывала
пивные бутылки вот  так! - и она лихо открыла бутылку зубами и  как вакханка
выплюнула крышку. - „авали отпить  ровно половину. € в  конце  концов Я  так
напилась,  что, когда закрылсЯ грилек и  менЯ  и моих па-тронов попросили, Я
решила прилечь где-нибудь здесь  же, неподалеку. ЉомпаниЯ моЯ расползлась, а
Я  упала  прЯмо в лужу.  ‹ежу в луже, и мне ничего  не надо. € тут поднимает
менЯ какой-то человек в приталенном костюме. "“читель младшей школы €ванов",
- говорит. „альше Я не интересовалась. Љак раз  осень была. „ети с мамами из
школы  идут, и Я в красном  платье с учителем  €вановым.  „ошли  мы до  моей
общаги, а  Я  была  такаЯ грЯзнаЯ, что нас даже на вахте не остановили. Ќо в
моей  комнате учителю  младшей  школы  €ванову что-то от менЯ понадоби-лось,
поэтому  Я  пошла  к  двум  моим  однокурсникам  и говорю: "“ менЯ в комнате
учитель!" Ђ они мне: "‘иди, пей чай!" Ђ когда они вернулись, а вернулись они
скоро-скоро, то  с  радостью  победителей сообщили мне:  "Ќет больше учителЯ
младшей школы €ванова!" ‘ тех пор Я его больше никогда не видела...
     “ ‹изы уличный сибирский говорок  с хрипотцой, как  будто бы зима и она
простудилась на морозе. ‘апожок угрюмо  пил пиво из  горлышка, в стака-ны не
наливал, сидел молча, и темные его глаза постепенно мутнели.
     џ - ‹изе: Ђ Я знаю про учительницу средней школы! џ как-то шла домой от
метро "‘моленскаЯ", и вот у киосков  с  мороженым  понимаю, что не дой-ду. €
тут навстречу мне женщина. ‹ицо  доброе-доброе.  Џочти знакомое.  ‚ глазах -
легкий укор. ‚олосы в шишку стЯнуты. ‚округ шишки  - коса.  џ ей:  "†енщина,
сжальтесь!  Ћтведите  менЯ  домой!"  Ћна  согласилась.  ‘ердце не камень! Њы
спустились в переход, а там нищие сидЯт. —уть старше менЯ. †алко - калеки. €
перед ними кепки, а в кепках не мелочь, а маленькие красные Яблочки-ранетки,
на  продажу.  џ крикнула им:  "Њужики! „авайте  напьемсЯ!"  Ќо  моЯ  женщина
заругала  менЯ  шепотом  и  потЯнула  в глубь перехода.  Ђ  они  нам  вслед:
"„евчонки!  „евчонки! ‚ы куда?" -  и кидаютсЯ  ранетками. €  мы  с  женщиной
отбивались от ранеток, и  она  кричала  мне на бегу - не узнаю ли Я ее,  а Я
кричала ей, что нет, не узнаю.  € она сказала тогда: "џ у вас в пЯтом классе
географию  преподавала, тройки  тебе с  натЯжкой в журнал ставила,  а ты вон
какаЯ выросла!" - и  сдала  менЯ на руки баб-ке моей Њарине. ‘ тех  пор  Я в
свою бывшую школу не захожу!
     - Ђ Я знаю про татарина, - сказал ‘апожок. - џ жил у него в дворницкой.
„аже  двор его  вонючий иногда  за  него  подметал.  Ћднажды Я  купил ноги с
копытами длЯ холодца, а мой татарин болел. Ћн лежал на  койке животом вниз и
просил, чтобы Я не выключал свет в коридоре. Ђ Я  как-то  ночью  проснулсЯ -
свет выключить, глЯжу - а он спит с открытыми глазами, зрачки мутные в белой
пленке, и  в них  лампочка из  коридора отражаетсЯ. Ђ  потом он стал боЯтьсЯ
теней в коридоре  и все  шептал  мне на  ухо:  "Ћни давно за  мной следЯт...
‡амышлЯют  что-то...", подкрадывалсЯ так  тихо-нечко со  спины и шептал, а у
самого губы мокрые и такие полные  и  все времЯ дрожат... Ђ Я очень хотел те
мои ноги с  копытами длЯ холодца, и Я их берег, специально оттЯгивал момент.
џ уже совсем один подметал двор, татарин не  мог работать, а кто не работает
- тот не ест! џ при-ду, кину ему кусок хлеба прЯмо в койку, чтоб он не сдох,
а потом си-жу и думаю о разном, о чем захочу...
     Ђ как-то Я пришел, он сидит на кухне и ест мои ноги с копытами, а сам -
худой-худой, и в зрачках лампочка отражаетсЯ... џ ничего не сказал, Я выгнал
наутро  его  на  работу,  и  когда  он  вернулсЯ, Я  подложил  ему  в  койку
обглоданные ноги  с копытами длЯ холодца и выключил свет в коридоре... Љогда
он вошел, он сначала  заскулил от темноты,  скулил и ждал - не приду ли Я на
по-мощь, но Я не шел, тогда он медленно  пополз в комнату, и мне показалось,
что он стал видеть в темноте... Ђ когда он дополз до своей кровати и нащупал
там копыта длЯ холодца, он заплакал, совсем как  ребенок у соседей напротив,
а потом уснул... Ђ утром он все звал кого-то, и все плакал, плакал, и совсем
не видел менЯ...
     ‘апожок шумно отпивал пиво  из горлышка, каждый раз высоко запрокидываЯ
голову, показываЯ  небольшой желтый кадык, и говорил с придыханием, как бы с
легким свистом.
     - ‹иза, - позвал „олжанский. - ‘кажи своему Љалигуле, ну этому, как там
его, ‘апожку, что мы пойдем с ним за пивом.
     ‘апожок посмотрел  пьЯно своими умными,  замутненными  слегка  глазами,
похожими на глазки голубей с  бульваров, на глазки тех самых  раскормлен-ных
голубей с круглым зобом, и просвистел, что он согласен...
     Ђ Я помню, как  в детстве, когда к ћлии приходили гости и что-то пили у
нее на кухне или ћлиЯ  выпивала где-то сама  по  себе, бабка  Њарина  качала
головой  и  говорила: "ћлочка-то наша  что-то  совсем  запилась", и когда  Я
выходила во  двор, Я  так же, как  бабка  Њарина, качала головой  и говорила
Љосте  Љотикову:  "ћлочка запилась!"  Ђ у магазина мы часто встречали €нессу
„онову, она  просила  денег и  по-птичьи  кланЯлась, и  ее  голос  был не то
рыдание, не то  чириканье,  и нам с Љостей было весело  смотреть за €нессой,
пока однажды Я  не увидела ту  же птичью  гримасу  у ћлии и  такую же рваную
речь.  "ћлЯ, ты погибнешь", - сказала  как--то  бабка  Њарина.  ‚от  тогда Я
испугалась не  на  шутку,  и каждый  раз, когда Я встречала  ее пьЯной,  мне
казалось, что она умирает,  что Я  терЯю ее раз и навсегда.  Ћна становилась
как откормленные голуби из парка,  ее рванаЯ  речь была как клокотание из их
короткого,  теплого  горла.  Џотом  Я  представлЯла раздавленных  голубей на
тротуаре с маленькими глазками в мутной пленке...
     ‹иза: џ очень люблю €нессу и очень ее ненавижу. џ уже измучилась жить с
двумЯ этими  чувствами... Њне было  лет  тринадцать, и  мы  с моей мамашей и
подругой ее из театра поехали в лес. Ћбе они так нажрались, что ползали друг
за  другом на четвереньках по лужайке.  џ часто  видела €нессу пьЯной  и уже
давно  привыкла,  но в  таком состоЯнии Я не  видела ее ни-когда.  џ  только
рыдала, Я  даже домой не могла пойти, потому что Я не знала дороги домой,  Я
тогда даже  адреса собственного не  помнила, понимаешь? Ђ потом  пришли  два
каких-то  мужика с  водкой, и Я  только  помню, что из кустов  то голый  зад
€нессы показывалсЯ, то по-
     дружки  ее,  ’анечки ‡отовой,  и  следом  поднЯлись  мужики, застегиваЯ
штаны...
     Љаждый раз, когда Я плакала, уткнувшись в живот ћлии, она обе-щала мне:
"џ  больше  не  буду. Ќикогда!" џ  верила,  успокаивалась,  а  потом,  когда
приходили гости, она  всегда просила:  "“берите  бутылку  со  стола. ђебенок
волнуетсЯ...", и  даже вино  они разливали в  чашки.  Ќо выдавал их  даже не
запах вина  в  прихожей  и даже не  их  лица, окаменевшие как под заморозкой
врача, а мое ощущение смерти. Њне сразу  казалось - рЯдом смерть, но боЯлась
Я только за ћлию...
     ‹иза:  Ђ когда моЯ бабушка умерла, Я почти  не плакала, Я  не могла,  Я
только ей с утра записочки в гроб положила, чтобы она менЯ простила... …е не
на что  было  хоронить, €несса  бегала по всем  знакомым - просила денег, ей
актеры  из театра взЯлись помочь. ѓроб несли, могилу закапы-вали. Ђ потом на
поминках, когда  все перепились, Я  сказала одному из  них остатьсЯ. Ћн даже
сначала  не  поверил,  смотрел  на   менЯ  круглыми  глазами  и  молчал.  €з
утверждениЯ жизни Я сказала ему остатьсЯ, понимаешь? —то смерти нет и что мы
с ним ее сейчас победим.
     ‚  детстве  ћлиЯ  водила  менЯ  в  театр  "Љрасный  факел"  на  детские
спектакли, €несса бесплатно проводила нас в осветительскую будку, Я смотрела
спектакль,  а  они  рЯдом тихонько пили. € эти  актеры с  поминок продолжали
играть в детских спектаклЯх свои роли-травести так же спокойно, как будто бы
ничего, ничего  не случилось,  и  смерти  нет,  и жизни, одно только детство
осталось,  не  их,  а  чужое  детство,  и   они,  уже  совсем   постаревшие,
передразнивают детей...
     џ  видела из окна, как  в  маленьком садике  ‘таниславского  „олжанский
выливал остатки пива в черный мартовский снег, а потом вдруг  сам свалилсЯ в
этот же снег, упал лицом. Ќаверное, пьЯн был. Ђ мне казалось  сверху, что он
плачет, как  тогда в детстве, на моем  подоконнике, так же, как Я в  детстве
оплакивала ћлию, так же, как ‹иза оплакивала €нессу. ‘апожок спал в соседней
комнате между  сигнализацией и служебным  шкаф-чиком со швабрами, как птица,
полузакрыв глаза, слегка приоткрыв рот, как  бы улыбаЯсь во сне, показываЯ в
разрез  улыбки  ровные  зубы  азиата.   Ћн  расписал  стены  музеЯ  цветными
фломастерами:  "Љ ’воим  ногам  припадаю, Ђллах!", сплел  в  рисунке  хитрые
восточные узоры и уснул, прижимаЯ к груди герань с подоконника.
     €  потом, той  же  ночью, когда  мы с „олжанским кувыркались в душе под
струЯми воды, Я  ничего не  думала и не чувствовала  ничего, кроме пустоты и
нежности  к ласкам на  час. Ћн спросил  у менЯ, люблю  ли Я его, и Я  тут же
ответила, что  нет. € когда мы уже одевались, он стоЯл в джинсах, все еще по
поЯс  голый,  и  Я  смотрела на его  слабое тело московского юноши  с  этими
впалыми  ключицами, Я  вдруг вспомнила,  каким он был  подростком,  как  его
голого вносили к нам в раздевалку на  физкультуре и то, как однажды мы с ним
танцевали,  у него была рубашка, расстегнутаЯ почти  до  половины,  до  него
можно было дотрагиватьсЯ, и его  отделЯла от  менЯ только эта  рубашка,  так
заботливо  вы-глаженнаЯ  его мамой.  џ  была  в  дорогих  неуклюжих  туфлЯх,
купленных  на  вкус  бабки  Њарины,  Я все  времЯ наступала  ему  на ноги  и
спотыкалась. ‚ полумраке кружилась ‹ида џготтинцева в окружении мальчиков, и
когда  ее плоское лицо попадало вдруг в полоску света,  то казалось, что оно
посыпано известью или снегом. „олжанский молчал.  џ знала, почему он молчит.
‘ того самого вечера, когда он залез ко мне в окно,  Я уже  не просто сидела
на  крыше, а  наблюдала за его  окнами. € этой ночью Я все времЯ  видела его
шатающуюсЯ мать и  то, как  он  ходил за ней тенью, и  когда она  с грохотом
распахнула окна во двор, то в  наступившую неожиданно тишину  вдруг вырвалсЯ
голос „олжанского:
     - Ќу  лЯг спать, Я тебЯ умолЯю!  - €  в этом  "умолЯю"  вовсе  не  было
детс-кой мольбы, это была последнЯЯ грань, прежде чем кого-то ударить...
     ‹ида џготтинцева слегка щурилась, чтобы получше нас рассмотреть.
     -  Џойдем  поговорим,  -  сказала  она,  когда  музыка кончилась.  €  Я
зачем--то послушно, как овца, вышла в коридор, и когда Я спотыкалась на пути
в  женский туалет в своих  дорогих  неразношенных туфлЯх, она  подтал-кивала
менЯ в спину.
     -  “  менЯ  пропал  кошелек,  -  сказала  она.  -  ’акой розовенький  с
кнопо-чкой, Я думаю, что это ты взЯла вчера после физкультуры...
     € тут в женский туалет вошли два пьЯных активиста, Љириллин, в галстуке
лопатой, и џнкевич в мелких прыщичках.
     - Ћленька, - спросил џнкевич ласково. - ’ы украла кошелек?
     Ђ Љириллин сопел и пробовал расстегнуть пуговицу на  моем платье своими
негнущимисЯ пальцами с плоскими  ногтЯми. € все мы четверо  прекрасно знали,
что никакой кошелек ни  с какой кнопочкой никогда в жизни у ‹иды не пропадал
и  что  им  просто  хочетсЯ, чтобы  Я сейчас,  стоЯ  в жен-ском  туалете,  у
кафельной стены, в своих  неуклюжих туфлЯх зарыдала  бы  точно так  же,  как
однажды в пЯтом классе, когда нас с „олжанским отлупили после уроков.
     -  ‘колько денег  было в твоем кошельке, ‹идочка?  - продолжал џнкевич,
кисленько улыбаЯсь.
     - ‘то рублей, ’олик,  - ответила ‹ида џготтинцева, в  упор рассматриваЯ
квадратные носки моих туфель.
     € Я  вдруг с размаху оттолкнула пьЯного џнкевича и выбежала из туалета.
Ќавстречу мне бежал  „олжанский, вытираЯ кровь из-под  носа, а Я издалека не
видела,  что это кровь,  просто  -  розовое облачко  у губ... Њы выбежали  с
„олжанским  во  двор,  а  за  нами  мчались  два  пьЯных  активиста  и  ‹ида
џготтинцева позади всех.
     - Ќе ждите менЯ! - кричала она. - ѓлавное, поймать их!
     Њы бежали по школьному палисаднику, прЯчась за кустами, и тут, на на-ше
счастье, незакаленный организм џнкевича не выдержал, коньЯк взЯл свое, и его
стало рвать прЯмо в клумбу с тюльпанами.
     -  Ћни   там,  они  в  кустах...  -  настаивала  ‹ида  џготтинцева.  Ќо
перепуганный  Љириллин поддерживал за плечи своего друга, тЯжело дышал и  не
двигалсЯ с места.
     Ђ мы с „олжанским,  прЯчась  за кустами сирени,  перелезли  на  стройку
через школьный забор.
     Њы  присели  на  первом  этаже  сломанного  дома,  и  вдруг  „олжанский
заплакал, и тут пошел самый первый майский дождь в мае, из-за забора рвалась
сирень,  краснел  край  клумбы  тюльпанов,  над которыми  корчилсЯ  активист
џнкевич, белели слепые окна школы, и мы сидели на подоконнике и пили дешевое
кислое вино, которое „олжанский молча достал из сумки и молча  протЯнул мне.
‘амое первое вино в  моей жизни. € сразу же после первых глотков обострилось
ощущение жизни, и в то же времЯ мир во-
     круг виделсЯ как сквозь стекло...
     - џ пью ей назло... -  шептал мне  „олжанский. - ‚ернее, сначала думал,
что назло, а потом мне стало нравитьсЯ...
     Њы   сидели   с   ним   рЯдом,   равные,   одинаково   избитые   нашими
одноклассниками,  одинаково пьЯные.  €  тут  „олжанский  потЯнулсЯ  ко мне с
поце-луем, и  Я  почувствовала  только  влажное  облачко вокруг своих  губ и
легкий запах вина, и через его плечо Я видела двор стройки,  во дворе стоЯла
цистерна с надписью "молоко", всЯ забрызганнаЯ известкой.
     - ’ы  в первый раз? - спросил у менЯ „олжанский, и равенство наше опЯть
исчезло. - Љо мне пойдем? - спросил он ласково, с легким превос-ходством.
     €  когда  мы  с  ним  шли  по  ‚спольному переулку все  еще  пьЯные, он
спро-сил:
     - Њожет быть, отвести тебЯ домой? ’ебЯ будут искать!
     - Ќет, - отрезала Я, показываЯ, что Я такаЯ же, как он.
     Ќам  открыла  мать „олжанского, и Я увидела, что „олжанскому  стыдно за
то, что он привел менЯ.
     - Џодожди здесь, - сказал он. € Я стоЯла в их бедненькой  прихожей.  €з
прихожей мне была видна их кухнЯ, и Я видела,  как они  сидЯт за столом, как
они рады друг  другу и как они разговаривают между собой... € Я понЯла в тот
момент, что они настолько друг друга любЯт, что просто забыли обо мне, и что
нельзЯ третьему видеть любовь двоих, а они так беспощадно мне ее показывали,
и Я  была лишней в их любви...  ‚от тогда--то „олжанский сделал мне больно в
первый раз.
     џ сидела  в маленькой  комнатке „олжанского, душной от теплой  май-ской
ночи,  несмотрЯ на распахнутое  окно;  и в  открытое  окно  свесилась  ветка
каштана  в  распахнутых  листьЯх,  а  из  кухни  доносилсЯ  их  приглушенный
разговор, и Я даже слов не могла разобрать...
     Џотом, когда Я проснулась наутро в комнате  „олжанского, он спал  рЯдом
со  мной,  совсем  по-детски  раскинувшись,  и  что-то  слащаво-развращенное
поЯвилось  в  его  хорошеньком  личике. ‹истьЯ каштана, свесившиесЯ в  окно,
стали как обмЯкшие пальцы. џ вспомнила ночь любви с „олжанским, и то, как мы
пили на стройке, и то, что в этой жизни он любит только свою  мать, и больше
ему никто не нужен.
     ‚сю ночь  мне  снилось,  как Я бегаю  за ним по стройке  из  комнаты  в
комнату заброшенного  дома  со старыми пожелтевшими обоЯми, с обвали-вшимисЯ
лестницами, с осыпавшимисЯ потолками, и  вот в одной из  комнат под старыми,
полусгнившими трЯпками кто-то  спит, но Я  не  вижу кто.  €з-под  солдатской
шинели видна желтоватаЯ  рука, и Я хочу дотронутьсЯ  до этой руки, как вдруг
понимаю,  что это не „олжанский, это солдат со стройки. Ћн поднимает на менЯ
свое  плоское лицо  и  смотрит  из-под тЯжелых  желтоватых  век,  ничего  не
говорит, только смотрит...
     Њы тихо-тихо вышли на улицу. Ѓыло раннее утро. …ще даже темно.
     -  Џока,  - равнодушно сказал „олжанский. ‹ицо у него было  как обычно,
то-лько с легкими тенЯми вокруг глаз,  в памЯть о бессонной ночи, совершенно
чужое...
     Њать „олжанского говорила потом:
     -  џ  открываю  дверь,  ты весь  заплаканный  стоишь, у тебЯ  кровь под
но-сом.  Ђ рЯдом -  незнакомаЯ девочка гладит тебЯ по голове... €  Я  только
потом увидела, что вы совершенно пьЯные. ‹ица-то у вас совсем  еще дет-ские.
‘мотреть  было невозможно! Ќо Я ничего не сказала, потому  что не мне, „има,
тебЯ укорЯть!
     Ќаконец поЯвилась ћлиЯ. Ћна сказала мне:
     - ’ы все  времЯ пьешь, ЋлЯ,  и свистишь мне про свои страданиЯ... џ  не
хочу тебЯ видеть. Њне это неинтересно!
     - € ты смеешь упрекать  менЯ в том, что  Я пью? ’ы же сама валЯешьсЯ во
всех лужах и пропиваешь последние деньги!
     -  “  менЯ  другие лужи, и  последние деньги  другие!  џ  при  этом еще
работаю, и работаю много, а ты - только шлЯешьсЯ с  ‹изой. Ќо мы с ‹изой уже
сформировались как личности, а ты - до сих пор никто! џ боюсь, что ты просто
сопьешьсЯ,  и  еще  Я  боюсь,  что ты  - посредственность! ’ы  на всю  жизнь
останешьсЯ автором одного-единственного рассказа...

     ‚сю ночь читала ѓазданова "Ќочные  дороги". ’оска падениЯ, написаннаЯ с
угрюмой точностью физиологического  очерка  блестЯщими русскими словами. Ќас
интересует падение до тех пор, пока мы сами не пали. Ќас тЯнет к пороку, нам
кажетсЯ, что  порок  красив, он  проникает в наши самые сокровенные мысли, а
это не красота, это соблазн. € когда мы уто-лЯем свои  мутные страсти, когда
мы уже пали до конца, то наше падение становитсЯ нам скучным. ’ак и Я читала
ѓазданова.

     —етвертый сон.
     Ќочь, ночь была  в моей комнате. Њутным было окно от нагретого воздуха,
и жарко, как  бывает только  тогда, когда ночь уже перевалила за середину. €
вот Я  вижу боковым  зрением, что у моей кровати  кто-то  сто-ит, бледный до
прозрачности, кривЯщийсЯ  от улыбки. џ боюсь на него оглЯнутьсЯ. € как раз в
тот  момент, когда  Я почувствовала  страх, он сел на край моей кровати. € Я
вижу - ‘лава, но только не ‘лава на самом деле, а некто, взЯвший его лицо, и
поэтому оно слегка вкривь,  как косаЯ улыбочка.  €  он говорит,  говорит мне
что-то и ласково изнурЯет менЯ своими рассказами, а  под  конец  спраши-вает
шепотом:
     - ’ы боишьсЯ?
     € Я шепотом отвечаю:
     - „а!
     •отЯ знаю, что нужно молчать. ‚друг этот призрак бестелесный, сгущенный
воздух  бросилсЯ менЯ  душить. ’огда  Я громко  сказала, менЯ бабка Њарина в
детстве научила:
     - „а воскреснет Ѓог, да расточатсЯ врази …го...
     Ђ  он мне (в точности повторЯЯ модулЯции голоса ‘лавы, но как бы слегка
высмеиваЯ):  „а не  воскреснет  Ћн,  не  воскреснет... “сни и не  просыпайсЯ
никогда...
     € тут Я понимаю, что молитву-то Я и позабыла, и Я хочу перекре-ститьсЯ,
а рука не поднимаетсЯ, и призрак душит менЯ, и Я задыхаюсь по-настоЯщему. Ћн
говорит  мне: "‡асни  навсегда...  ќто  не больно...",  и  Я не  знаю, каким
усилием воли Я заставила его исчезнуть.
     ’ут же звоню ‘лаве:
     - —то тебе снитсЯ?
     - ’ри часа ночи!
     - Њне страшно!
     - Њне завтра на работу!
     - Ќе бросай менЯ, ведь ты же так нас всех любишь!
     €  тут он проснулсЯ, как  если  бы  его облили холодной водой,  так  он
вскрикнул:
     - џ не люблю вас, никого, уже давно! џ вами болею...

     ‚ переходах между станциЯми даже Я своим слабым зрением разли-чаю  трех
бабочек, из  лета  слетевших  под землю на  стену метро. ќто  похоже  на тех
бабочек на шелкуґ из "Ђкадемкниги",  где тонкой кисточкой по шеґлку выведены
латинские  названиЯ, и  там  же орхидеи в колбах с живи-тельным раствором. €
так, поднимаЯсь по ступенЯм перехода на свет, все твержу  в такт шагам:  "€з
тени в свет перелетаЯ..."  - много раз подрЯд и все думаю о бабочках. Џочему
Я не вижу их наверху, на свету, а только здесь, под землей, в тени?
     Ђлеша - ‘апожок купил в "трубе" пива и подснежников, и они увЯли в  его
черных руках.
     ‹иза  мне: Њы прЯмо тут же, в "трубе" пиво выпили, а Ђлеша мой случайно
бутылку разбил, так стоЯли мы в пивной луже с подснежниками.  Ђ напротив нас
- нищенка. Ђ у нас с Ђлешкой денег уже нет, ну Я ей подснежники и протЯнула.
     ‡воню ‹изе: "‚стречаемсЯ на Џушке под бабочками!"
     Ќе записать ли по весне?

     ‹юбЯщий подобен стоЯщему в пламени
     с открытыми глазами...
     <i>ђ. Ћ.</i>

     ...‚оздух  был  кислым, как выдох больного,  и даже  припекало  слегка.
Љорнелий оставил  на подоконнике  корвалол и  стакан с водой  и порош-ки  от
кашлЯ  в  бумажных  пакетах. ЉухнЯ насквозь  пропиталась запахом  аптеки, но
этого было мало, чтобы накричать на ЉорнелиЯ, и поэтому Я только сказала:
     - Ќевозможно! Ћткрой форточку!
     -  Ћткрой  форточку!  - крикнула следом  бабка  Њарина,  чтобы  Я