наЯ квартира, накурено  так,  что  человеческого лица не
разглЯдишь, незнакомые  пьЯные физиономии,  магнитофон  орет... ‚итек уже  с
кем-то шушукалсЯ, мельтешил, как всегда, разыгрывал какую-то свою, неведомую
‘ергею партию,  а тот даже после стакана кислЯтины  и некоторого размЯгчениЯ
мозгов  все равно чувствовал  себЯ  не  в своей тарелке -  скучно ему было и
одиноко, ни танцевать не тЯнуло, ни вообще... Ћн и ушел вскоре, еле разыскав
в куче одежек свою куртку.
     Ќет, не  нужно  ему было. Ќе  получалось  контакта.  Ћтслоилось  в  нем
окончательно, судЯ по всему, разорвалось, даже и ‚итек не соединЯл. Џоэтому,
наверное, ‘ергей и избегал его в последнее времЯ, сторонилсЯ, хотЯ понЯтно -
не  очень-то разойдешьсЯ,  учась  в  одном классе,  сидЯ можно  сказать,  на
соседних партах. Џостепенно их сталкивало, прибивало друг к другу.
     ‚итек же словно чувствовал: чем больше отрывалсЯ ‘ергей, тем сильнее он
за него цеплЯлсЯ. ‡вонил, звал  куда-то  настойчиво, забегал домой, один раз
даже бутылку вина притащил - чего ты киснешь, пошли лучше прошвырнемсЯ...
     ‘ергей же был тверд: нет и нет! Ќе хочетсЯ! € ‚итек, посидев  некоторое
времЯ, отчаливал без него, с обиженным, полупрезрительным видом: нет, такого
он и впрЯмь  не мог понЯть... Џотому  и приглЯдывалсЯ пристально: что бы это
могло значить?
     “скользал ‘ергей.
     Љак раз к  тому  времени ему попалась  ксерокопиЯ книжки  по йоге  - он
увлексЯ, день за днем  стал  делать упражнениЯ -  позы,  асаны, на голове по
получасу выстаивал,  волю  закалЯл... Љороче, было  чем  занЯтьсЯ.  ‚итек же
отвлекал, отрывал. ‘ергей, бывало, прЯмо при нем усаживалсЯ в позу лотоса, а
взглЯд концентрировал  на кончике  носа. ‘амопогружалсЯ.  Њедитировал.  •отЯ
какаЯ,  к шутам, медитациЯ, если  тут же рЯдом  ‚итек,  который сидел себе и
усмехалсЯ. ‘идел и смотрел. ‘ловно нарочно. Ќазло.
     ‘овсем  невыносимо это  становилось.  Њало  ему  было  других  корешей?
‚от-вот: что общего? ђодителЯм ‘ергей сказал, чтобы не подзывали к телефону.
Ќет его дома. € если прийдет - тоже нет. ’ак нужно.
     Ќичего общего - удобнаЯ формула.
     ‚итек  напоминал о той, прежней их жизни, от которой  почему-то осталсЯ
мутный осадок. ‘ергею, как змее в период линьки, мучительно хотелось вылезти
из  старой  шкуры,  котораЯ  никак  пока  не поддавалась,  а новаЯ  под  ней
задыхалась, зудела, просилась на свет, - неприЯтное, едкое ощущение. ’ак вот
и ‚итек,  словно часть  этой самой шкуры, все не отлипал, не сбрасывалсЯ. Ќе
хватало какой-то последней, завершающей точки.
     ‚се  однако,  шло  именно  к  ней,  -  ‘ергей  чувствовал. „а  и ‚итек,
наверное,  тоже,   хотЯ  и  не  столь  определенно.  ЋтношениЯ   между  ними
становились  раз  от  разу,  хотЯ без всЯкого  видимого  повода,  все  более
натЯнутыми.
     ‘ергей  держалсЯ  обособленно,  а  если  и общалсЯ,  то меньше  всего с
‚итьком,  который,  словно  нарочно,  именно  в  это  времЯ крутилсЯ  обычно
поблизости,  прЯмо извивалсЯ весь, чтобы просунутьсЯ.  ‘ергей же в ответ,  в
знак протеста против такой назойливости, или даже без знака, отгораживалсЯ -
смотрел и  не видел: чувствует же,  что лишний,  зачем лезть? ЌельзЯ же быть
каждой бочке затычкой!
     …сли  же ‚итьку удавалось-таки  влезть, то спокойствие  сохранить  было
трудно: все те  же байки, приевшиесЯ, про очередную стычку  местной шараги с
ребЯтами то ли из Џушкина, то ли из ‹юберец, а мы... а они...  словно он там
был главным действующим лицом. €ли про очередной выпивон: снача пивка, потом
винца, - пиво на  вино  - г...,  вино на пиво - просто диво,  ну,  а  потом,
естественно,  по  бабам...  ’оска  смертнаЯ:  сколько   можно   об   одном?!
ђаздражение вскипало,  начинало душить. €  на лице, наверное, было написано.
Ќе скроешь.
     Ќо ‚итек как будто не замечал, впадаЯ в азарт. €ли не мог понЯть, в чем
дело. €ли  делал вид,  что не  понимает и  не  замечает.  Ќарочно. —тобы еще
больше  вывести  из  себЯ.  „осадить.  ‘ергей  злилсЯ,  в  том  числе  и  на
собственную злость.
     Ќикак не прорывалось.
     Љ  той девочке, ѓале, с которой он познакомилсЯ в театральной студии, в
подвальчике  соседнего дома,  куда  он  забрел почти  случайно,  из  чистого
любопытства, - давно знал, что там студиЯ, но ни разу не заглЯдывал, - к той
девочке все это, конечно, никакого отношениЯ не имело и иметь не могло.
     ‘обственно, и девочки-то  не  было,  а был только  голос, удивительный,
совершенно  не  девчоночий, настоЯщий женский голос -  глубокий,  бархатный,
немного глуховатый, но и  очень сильный. ‡амечательный  голос. ‚ нем как  бы
прорисовывалось  или,  вернее, прослушивалось еще что-то, завораживающее.  Љ
самой ѓале будто не имеющее отношениЯ.
     Ћтдельно существовал голос.
     Ћн ушел тогда, а голос  в нем словно поселилсЯ. ЋсталсЯ. € на ближайшую
репетицию  ‘ергей  снова  пришел,  ради  него.  Ќе  отпускало. € потом  стал
захаживать, благо совсем рЯдом.  †дал ее выхода. Ћн был даже не  зрителем, а
слушателем. Џросто сидел в  заднем рЯду маленького  зальчика,  где проходили
репетиции.
     Ќесколько раз ему предлагали принЯть участие, но он упорно отказывалсЯ:
если можно, он так посидит-посмотрит. …му  интересно.  …го и не  прогонЯли -
ребЯтам даже льстило, что кто-то в зале смотрит, как они играют.
     ѓолос же ’анин преследовал его и за пределами студии. ‚ школе или дома.
Џричем бывало, вдруг  возникала потребность  услышать его въЯве,  сравнить с
тем,  что  звучал  внутри,  как бы  убедитьсЯ  еще  раз  в  его  реальности.
‚слушатьсЯ  в  то тайное, что  звучало,  а может, в  нем  самом,  в  ‘ергее,
отзываЯсь на него, - пойди пойми! Ћн пыталсЯ.
     Џомог  случай. ЏробираЯсь  как-то по зальчику между стульев, заметил на
одном из них тетрадку,  которую не  раз  видел  в  руках  режиссера  ‚алериЯ
ѓригорьевича,  то  ли  забытую,  то  ли  просто  оставленную.  Ќаклонившись,
листанул чтобы убедитьсЯ, и тут же взглЯд поймал список студийцев с адресами
и телефонами. ‚ том числе и ’анин. ‚ыхватил и тотчас же запечатлел в памЯти,
словно давно  ждал  этого  мгновениЯ. ‘ловно обрел давно желанное, но до тех
пор недоступное. …ще даже не отдаваЯ себе отчет, на что ему? € руки дрожали,
когда прикрыл тетрадку, испуганно оглЯдываЯсь по сторонам.
     ‚ечером того же днЯ, покружив вокруг телефона,  не выдержал и набрал ее
номер.   €   почти   сразу   же   услышал   голос   -  так  Явственно,   так
влекуще-непозволительно-близко,  что,  растерЯвшись от неожиданности, бросил
трубку, как если бы его могли увидеть или еще каким-нибудь образом узнать  с
того конца провода. ђуку отдернул.
     Ћн еще раз набрал... и снова, услышав, положил. ‘лишком непривычна была
такаЯ  близость. ‘лишком оглушающа.  Џотом он молчал, прижимаЯ трубку к уху,
но  и ѓалЯ молчала, только легкий шорох  дыханиЯ, но он все равно  как будто
слышал. ‚ какое-то мгновение ему вдруг показалось, что и она его тоже слышит
и  даже догадываетсЯ, что это он, ‘ергей, а не кто-нибудь другой, - и больше
в тот вечер не отваживалсЯ.
     ’еперь он звонил почти каждый день, и  если трубку снимали родители, то
он  либо  называл  какое-нибудь  случайное  имЯ -  чтобы  позвали, либо клал
трубку.  …сли  же подходила ѓалЯ,  то молчал,  терпеливо ожидаЯ, когда она в
очередной  раз  спросит: ну что, долго  будем молчать? - даже как  будто  не
очень сердЯсь, а он словно заглЯнет в неведомую, манЯщую глубину.
     ‚се-таки  удивительный  у  нее  был  голос,  с  множеством  неожиданных
модулЯций  и оберто-нов, -  ни у кого не  встречал,  с такой  притЯгивающей,
поглощающей полнотой. Џонимал, что смешно, по-детски - звонить и молчать, но
ничего не мог с собой поделать.
     Џолучилось же все достаточно просто и обыденно: на одной из репетиций к
нему, пристроившемусЯ на своем привычном месте в самом темном  углу, подошла
ѓалЯ  и, улыбаЯсь,  спросила,  совсем как  по телефону:  "Ќу и  долго  будем
молчать?" - и  тут же прибавила, не даваЯ ему возможности увильнуть, загонЯЯ
в угол: "џ ведь знаю, что это ты звонишь!"
     ’ак это веско и решительно было сказано,  что ему ничего не оставалось,
как признатьсЯ. ’о есть  и признаватьсЯ не нужно было - все было написано на
его покрасневшем, растерЯнном лице.
     Ќо   и   облегчение  сразу   наступило:   теперь   они  могли  спокойно
разговаривать, и голос ѓали, мЯгко и обволакивающе звучащий в трубке, уже не
просто звучал, а еще и обращалсЯ к нему, ‘ергею.
     ‘обственно,  только  по  телефону они  и  общались, живЯ  как бы  двумЯ
жизнЯми - обычной и телефонной. ЋбычнаЯ проходила где-то в стороне, почти не
касаЯсь, а если и проЯвлЯлась, то именно в телефонных разговорах. ‚ обычной,
повседневной жизни они почти не пересекались, разве только на репетициЯх, да
и на тех ‘ергей  стал поЯвлЯтьсЯ  реже. ’елефона вполне хватало. ‘ергей даже
затруднилсЯ бы сказать  определенно, нравитсЯ ли ему ѓалЯ. ѓолос  -  да, тут
никаких сомнений. ЊагиЯ. Ќо и только!
     Ќикому ‘ергей про их разговоры ни словом не обмолвилсЯ  - незачем было.
‚ообще  это только  его и ѓали касалось. ’ак  и осталось длЯ  него загадкой,
откуда ‚итьку  стало  известно.  ‘ледил  он  за  ним, что ли? „а  и как  тут
уследишь,  если звонил ‘ергей обычно из  дома,  - не  мог же ‚итек незаметно
прокрастьсЯ и не за  шторой же  прЯталсЯ?  ‘ергей  терЯлсЯ.  €ли ему сначала
просто показалось, что тот действительно что-то  знает, а ‚итек вовсе ничего
и  не знал. Ѓлефовал, как  всегда: ладно-ладно,  ему  кое-что  про него, про
‘ергеЯ, известно, кто у него есть, пусть не скромничает, - и довольно похоже
неожиданно сымитировал голос ѓали. Ќе то что бы даже похоже, однако... ѓадко
сразу сделалось.
     ‚итек,  впрочем, сразу и отстал, а вот ‘ергеЯ  не отпускало. Љак заноза
вошло. ‘аднило  и саднило.  ЋтношениЯ  их совсем разладились.  ‘ергей уже не
выносил ‚итька, да и не  особенно  скрывал это.  ’от совершенно не  менЯлсЯ:
каким был два-три  года назад,  таким и  оставалсЯ,  со всей своей  показной
лихостью и приблатненностью.
     Ќе заладилось у ‚итька, похоже, и с другими ребЯтами  из класса - то ли
не те,  иного  склада, подобрались,  то ли все уже выросли, а он все  никак.
„аже при  его умении быстро сходитьсЯ с другими тут почему-то застопорилось.
Ќе получалось у него, в отличие от ‘ергеЯ,  который, впрочем, не очень-то  и
старалсЯ. Љак-то само собой выходило.
     Љончилось же все нелепо и грЯзно.
     Џосле очередной  репетиции ѓалЯ подошла к ‘ергею и тихо, почти шепотом,
глЯдЯ куда-то в сторону, проговорила: не нужно ей больше зво-нить, да, пусть
он  больше  не звонит!  €  уже  повернулась,  чтобы  идти, но  ‘ергей  успел
задержать за руку. ‚се-таки в чем дело? Џусть объЯснит, что случилось. Ђ это
пусть  его приЯтель  объЯснит. Ћн  ей вчера вечером  звонил, пьЯный, судЯ по
всему, и много чего порассказал любопытного, и про него, про ‘ергеЯ, тоже...
‡абавный тип.
     € усмехнулась презрительно, мельком взглЯнув на задохнувшегосЯ ‘ергеЯ.

        •Ћ‡џ‰ЉЂ


     “же  с  неделю  мы  обитали в этом  доме,  а все  было  как-то странно:
множество  комнаток,  включаЯ второй  этаж  с мансардой,  создавали  иллюзию
одиночества.  ‚се сразу разбрелись  и потерЯлись,  так что и детские  голоса
стали почти  не  слышны, и казалось,  что дом пуст, что  кроме  тебЯ  больше
никого.
     Ќо самое  странное, конечно, было  присутствие  ее, „жулии, - огромной,
черной,  с  рыжевато-белыми  подпалинами  немецкой   овчарки,  котораЯ  была
оставлена на наше попечение вместе с домом уехавшими на юг хозЯевами.
     ‘обственно,  это и было главное условие  нашего  временного  проживаниЯ
здесь, на этой даче, под высокими, как бы приподнимающими августовское синее
небо соснами, - ее присутствие.
     •озЯева  утверждали,  что не шибко  обременительное. “тром выпустить во
двор,  два раза в течение днЯ покормить и  перед сном,  прежде  чем запереть
дверь, впустить обратно. Џоследнее, впрочем, оказалось необЯзательным: около
десЯти вечера  „жулиЯ  сама  отворЯла лапой  дверь,  протискивалась  большим
длинным  туловищем в  щель и с долгим  нутрЯным,  почти стариковским вздохом
укладывалась на приглЯнувшемсЯ ей месте.
     Џо собачьим меркам она была в преклонном  возрасте - одиннадцать лет, и
хозЯева горЯчо заверили  нас, что хлопот с ней  никаких.  ’олько  покормить:
сварить ее любимого гороха или геркулеса, да добавить уже  расфасованного по
порциЯм  мЯса из холодильника. ‘о  двора  ее выводить не нужно,  сама же она
никуда не уйдет,  даже если калитка открыта. „вор и  сад длЯ нее тот же дом,
который она охранЯет.
     ‚се. Ѓольше ничего не требовалось. Ћна сама по себе, мы - сами по себе.
     Љонечно,  некоторые опасениЯ относительно нашей  безопасности  все-таки
оставались, особенно из-за детей, которые дети и есть, пойди уследи за ними.
Ђ вдруг „жулии  что-то  не понравитсЯ в их действиЯх? €ли в наших? ’ем более
что дети сразу же взЯли собаку  в  оборот, тискали ее, несмотрЯ на  все наши
самые категорические предупреждениЯ.
     Љлыки же у „жулии производили впечатление - огромные,  чуть желтоватые,
немного  сточенные сверху, на них и глЯдеть-то страшно  было. Ђ  кто  скажет
точно, что у  собаки на  уме? Љакой-нибудь случайный жест, неловкое движение
или еще что - и привет! Љушать подано.
     ‚се наши сомнениЯ, естественно, были высказаны хозЯевам,  но они только
улыбались в ответ: что вы, такое просто невозможно, потому что не может быть
никогда.  Ћни-то знают твердо. Џросто  исключено!  “  собаки  нрав -  как  у
овечки,  только  что вид грозный. Ђ к детЯм она особенно благоволит, так как
росла с  детьми, и что  те с ней ни  вытворЯли,  видели бы они! Ќет, на этот
счет можно не волноватьсЯ. ’ем более  раз вы здесь, в этом доме, поселились,
значит вы длЯ нее уже свои.
     Њожет, так  оно  и  было  на  самом  деле,  но,  надо  заметить,  сразу
приноровитьсЯ  к ее присутствию все-таки было  не просто.  ‚прочем, как  уже
было  сказано,  дети  освоились  быстро:  побросали  „жулии мЯчик,  угостили
несколько  раз копченой колбасой - и все. ‹учшие друзьЯ.  Љак будто  выросли
рЯдом с ней.
     Њожет, чем-то они  напоминали ей  детей хозЯев, у которых тоже были две
дочери, теперь уже  взрослые, то есть  ее собственное детство. Љак бы там ни
было, но спустЯ день-два „жулиЯ  ходила за  ними хвостиком,  а у тех карманы
топорщились  от лакомств, припрЯтываемых за  завтраком,  обедом и  ужином, а
также  во  всЯкую  удобную  минуту.  Ќикакие  запреты и  уговоры  в  свЯзи с
остающимисЯ на одежде  жирными маслЯными пЯтнами  и  бесконечными крошками в
постели не действовали.
     Ќам, взрослым, приходилось труднее. —то ни говори, но зверь есть зверь.
—еловеческаЯ душа - потемки, но и собачьЯ тоже. Љонечно,  можно и погладить,
и за ухом почесать, и лапу попросить, но стоило ей вдруг вскинуть голову, ни
с того ни с сего, или даже просто резко шевельнутьсЯ, как рука непроизвольно
испуганно отдергивалась - что если?..
     Ќо ничего,  к счастью, не происходило. Љ тому же все  было именно  так,
как  рассказывали хозЯева: „жулиЯ времЯ от  времени совершала  вдоль  забора
обход участка, где у нее, за кустами черноплодки  и  красной смородины, была
проложена  собственнаЯ  тропка,  что-то  она  там  вынюхивала  и  покусывала
полезную  ей травку, а большую  часть днЯ лежала  между  домом  и калиткой -
ждала возвращениЯ хозЯев.
     Љрупную тЯжелую голову она укладывала на передние лапы или между ними -
и так  надолго застывала, словно изваЯние, лишь изредка вздрагиваЯ и поводЯ,
как  локаторами,  высокими клиновидными ушами. €ногда она поднимала голову и
величественно  оглЯдывалась по сторонам, словно проверЯЯ, все ли  на  месте,
или вдруг начинала настороженно вглЯдыватьсЯ во что-то, только ей видимое, а
то неожиданно взлЯзгивала зубами, ловЯ какую-нибудь слишком назойливую муху.
     Ќа нас она обращала  внимание лишь постольку, поскольку мы существовали
в вверенных ей пределах. Ќе то что бы мы совершенно ее не интересовали, нет,
иногда  она  даже  очень  внимательно  за  нами  следила,  за  всеми  нашими
передвижениЯми  во дворе, а то внезапно  возникала в  доме  - на кухне или в
комнате,  или  взбиралась по  узкой, крутой,  вьющейсЯ  лестничке  ко мне  в
мансарду.
     Ћна  садилась  возле двери и некоторое времЯ  наблюдала за мной, или мы
оба смотрели друг на друга, она - с невозмутимым, загадочным выражением, Я -
с любопытством и некоторым, не скрою, беспокойством.  ’ак и сидели - глаза в
глаза, кто дольше выдержит. —аще все-таки не выдерживала она, широко зевала,
распахиваЯ огромную  зубастую  пасть  с  длинным  алым  Языком  и,  взмахнув
саблевидным серебристым  хвостом,  с достоинством удалЯлась.  ’уп-туп-туп  -
когтЯми по дереву и поскрипываЯ ступеньками.
     Ѓыло, было что-то тревожное,  даже пугающее в этом пристальном собачьем
взглЯде. Ќеуютное. Ќе знаю, чувствовал бы Я  нечто похожее, будь собака моей
собственной или хотЯ бы другой породы,  - сказать трудно. ‘корей всего,  да.
‘воЯ  собака и есть своЯ,  ты ее знаешь со  щенЯчьего возраста, она на твоих
глазах выросла, ты ее  из собственных рук выкормил и  все  повадки  ее  тебе
известны, как дважды два. Ђ тут...
     ЌемецкаЯ  овчарка, она и есть немецкаЯ. ‡а ними по отношению к человеку
числитсЯ не очень благовидное. Џравда, их  ли тут вина? “мом-то отдаешь себе
в этом отчет, а что  делать с легким холодком  в затылке и колкими щекотными
мурашками вдоль позвоночника?
     €ногда она подходила  вплотную  и  независимо  обнюхивала менЯ,  шевелЯ
смолЯным  влажным носом  и  допытываЯсь какого-то  своего собачьего  знаниЯ,
которое зрением  не исчерпывалось. € мне казалось, что Я понимаю ее - ведь и
с  нами,  людьми,  бывает,  что не  только  окружающие  предметы,  вроде  бы
привычные, но и давно  знакомые,  даже самые  близкие люди вдруг озадачивают
именно   незнакомостью   -   будто  впервые   видишь:  откуда?  ‚озникают  с
ошеломлЯющей новизной - смотришь и поражаешьсЯ.
     ‚от и  у  нее  в тайниках ее собачьего  сознаниЯ, при  взглЯде на менЯ,
вероЯтно, возникало: откуда? ‚ ее доме,  на ее территории, ест, пьет, спит -
кто такой?
     Љак ей было объЯснить?
     € себе-то  часто не объЯснить самых даже  элементарных вещей -  как все
происходит и случаетсЯ в этой жизни.
     Ѓывало,  что она устраивалась  тут же, в  мансарде, искоса наблюдаЯ  за
мной, словно  надеЯсь разгадать  менЯ  по  какому-нибудь  случайному  жесту,
который выдаст менЯ с  головой. € Я не знал, то ли быть ей признательным  за
такое внимание, то ли обижатьсЯ за  недоверие. ‚зглЯд ее тревожил,  проникал
внутрь, пронизываЯ, подобно сконцентрированному энергетическому сгустку.
     ‚ конце концов Я не  выдерживал и спускалсЯ вниз, а  спустЯ  пару минут
раздавалсЯ  скрип  ступенек  под  „жульиным тЯжелым телом  и  требовательное
карЯбанье о дверь, если Я прикрывал ее.
     Ђ как она делала первый шаг за порог!  ќто  нужно  было  видеть: голова
высоко  поднЯта,  уши  навострены,  тело  вытЯнуто в  струнку...  ЉрасиваЯ и
гордаЯ!
     •озЯйка!
     ’о ли открытое небо на нее так действовало, пробуждаЯ древние инстинкты
и  одновременно вселЯЯ  ощущение  собственной  силы  и  власти,  то  ли  она
действительно чувствовала себЯ хозЯйкой  и по-хозЯйски  бдительно оглЯдывала
свои владениЯ.
     Ѓыло бы однако ошибкой думать, что „жулиЯ только ко мне проЯвлЯла такое
пристальное внимание. Ћднажды жена  пожаловалась, что была  сильно напугана,
вдруг увидев устремленные на нее мерцающие в сумраке „жульины глаза.
     Ќо ведь, с другой стороны, и мы тоже любили наблюдать за ней, лежала ли
она в любимой позе на  своей  командной высоте  или  бродЯжничала по  саду с
низко наклоненным к земле носом. ’ак  и притЯгивало к ней взглЯд, и вовсе не
только  потому,  что  была она  такаЯ ладнаЯ и  сильнаЯ, а вероЯтно,  еще  и
потому, что тем самым мы как бы заглЯдывали в тот, другой, с нами свЯзанный,
но одновременно и вполне самостоЯтельный, автономный мир, где она была таким
же центром, таким же средоточием, как мы в своем.
     Ќе знаю, кто как, а  Я очень даже  чувствовал эту  ее  независимость от
менЯ, эту дистанцию посторонности,  которую если  что и способно преодолеть,
то только любовь.  ’олько, о какой, собственно, любви могла идти речь,  если
мы были всего  лишь  гостЯми в этом доме, временными  приживалами,  и „жулиЯ
навернЯка  нисколько  не  сомневалась  в  этом,  временно же мирЯсь  с нашим
беззастенчивым вторжением.
     Њы все чувствовали.
     †ена никак не могла привыкнуть к дому, приспособитьсЯ к новым условиЯм,
вполне, кстати, комфортным, хотЯ поначалу ей очень нравилось - и  просторный
дом, и сосны, и сад...
     „а, мы были гости и ни на что большее, разумеетсЯ, не претендовали. Ќам
и не  нужно было.  Џожили и  уехали.  €  ни к  чему  было  мерцать в темноте
глазищами. Ќечего скалить зубы. Њы сами все понимали.
     Љогда  присутствие „жулии ощущалось наиболее остро  и тревожно, так это
действительно ночью.  Љакой  бы  кроткой и  безобидной она  ни  казалась,  с
наступлением   темноты   каждый   из   нас,   взрослых,   невольно   начинал
прислушиватьсЯ к ее туп-туп-туп по  веранде, по  комнаткам,  по  лестнице, -
беспокойство нарастало.
     Ѓеспечней  всего,  конечно,  были  дети.  •отЯ  и они иногда  пугались,
особенно  когда „жулиЯ вдруг или не вдруг  - разве  ж могли  они удержатьсЯ,
чтобы не подразнить ее - начинала выказывать недовольство.
     ‚ид у нее в такие минуты становилсЯ и впрЯмь свирепый:  черный  влажный
нос собиралсЯ  морщинками, верхнЯЯ губа приподнималась, обнажаЯ  устрашающие
резцы, способные  совладать с любой  костью,  а  из горла  вырывалось глухое
грозное рычание...
     Ћднажды  Я услышал  отчаЯнный крик  звавшей  на помощь младшей дочери и
азартный лай собаки. ‘тремглав слетев по лестнице со второго этажа, застал Я
такую картину: дочь возвышалась на  невысоком деревЯнном столике  в  саду, а
„жулиЯ, взгромоздившись  на него  же передними  лапами, разгневанно ухала на
нее. Љонечно, захоти,  она бы непременно достала  дочь,  но в ее  планы это,
похоже, не входило.
     Ћказалось, что лаЯла она из-за мЯчика,  который  дочь прижимала к себе,
от  испуга  не  догадываЯсь отдать  его „жулии.  Њинуту  назад они еще мирно
играли: дочь бросала мЯчик, „жулиЯ бегала  за ним, находила и приносила. ’ак
продолжалось до  тех пор, пока дочери не надоело и она  не стала делать вид,
что забыла про мЯчик, чем и вызвала „жульин гнев.
     Џожалуй, это был  единственный  случай, отдаленно похожий на проЯвление
агрессии,  хотЯ  на самом деле  никакой агрессии не было,  а  возмущатьсЯ  и
собаке не запретишь. Ќо уж больно устрашающ бы вид и грозен лай - кто угодно
перепугаетсЯ.
     ‚ообще же забавно было видеть, как эта  пожилаЯ дама впадала в детство,
заигрываЯ с детьми и нетерпеливо требуЯ, а  то и откровенно вымогаЯ, чтобы с
ней поиграли.  ЃольшаЯ,  грузнаЯ, она прыгала вокруг  них, как шестимесЯчный
щенок, широко раскидываЯ толстые лапы и вилЯЯ серебристым хвостом.
     € тем не менее  мы  постоЯнно  оглЯдывались  на нее, повинуЯсь какой-то
глубинной силе, возможно,  инстинкту  самосохранениЯ. †ена  даже запирала на
ночь дверь  на  защелку  - именно  из-за  нее, из-за  „жулии, котораЯ  часто
укладывалась  ночью под дверью их  комнаты, перекрываЯ  длинным  своим телом
проход.
     „ети протестовали:  им-то  хотелось  вообще держать дверь  распахнутой,
чтобы в любую  минуту  можно было созерцать  „жулию.  Ќо  тут  жена проЯвила
непреклонность: нет-нет, она чувствует себЯ спокойней, когда дверь заперта.
     €ногда  „жулиЯ  избирала местом  ночлега мансарду,  возле моей постели.
‡десь двери не  было и загородитьсЯ  было  нечем. ‚прочем, Я и  не собиралсЯ
возводить никаких баррикад  - с чего  бы? Ћднако  некоторую тревогу все-таки
испытывал. Џредставьте: просыпаетесь  вы ночью  и... видите прЯмо  над собой
жарко дышащую  раззЯвленную клыкастую пасть. Ќе захочешь, а вспомнишь сказку
про  Љрасную  апочку.  …ще и ознобливаЯ  мыслишка: а как  приснитсЯ  собаке
что-нибудь не то?
     Њежду  тем не однажды,  просыпаЯсь, заставал Я  „жулию  именно  в этой,
сильно смущавшей  менЯ позиции. ‚ самом деле,  что она этим хотела  сказать?
—его  ждала? Ќа  что  решалась? €ли таким  образом продолжала изучать  менЯ,
пытаЯсь  разглЯдеть  наконец в спЯщем то, что не  удавалось  в бодрствующем?
‘личала с хозЯином? Џривыкала?
     Џойди разберись в собачьей душе.
     Ќо если Я протЯгивал руку, чтобы погладить ее по мЯгкой шкуре, она  уже
не отстранЯлась, как поначалу, зеваЯ и выказываЯ демонстративное равнодушие,
а  давала  себЯ приласкать,  хоть моЯ рука и напрЯгалась всЯкий раз, будто Я
собиралсЯ дотронутьсЯ до оголенного электрического провода.
     Ќо  зато как приЯтно было  прикосновение! Ћно  словно погружало менЯ во
что-то первородно теплое, возвращало  к  чему-то давно  забытому и  навсегда
утраченному.
     Љазалось,  и  „жулиЯ  прислушиваетсЯ  к  моим  прикосновениЯм,  к  моей
настороженной,  отчасти робкой, готовой  мгновенно прерватьсЯ  ласке, то  ли
сравниваЯ  ее  с  другой, более привычной -  хозЯйской, то  ли находЯ  в ней
необходимую, может, даже особенно необходимую в отсутствие хозЯев симпатию.
     ‚ свою очередь все мы старались ей дать понЯть,  что очень хорошо к ней
относимсЯ,  все вместе и каждый  в отдельности, дополнительно подкладываЯ  в
миску  лакомые кусочки колбасы или  мЯса. Њы как  бы заискивали  перед  ней,
стараЯсь ублаготворить и тем самым снискать еще большее расположение.
     Њежду тем старшаЯ дочь пыталась устано-  вить  с „жулией  какие-то свои
особые отношениЯ, времЯ от времени  норовЯ заманить ее в укромный угол сада,
отделившись от  всех остальных  и, главным образом,  от сестренки. ‚ернее  -
отделив  „жулию. ’а не слишком охотно  на  это поддавалась, но  дочь  тем не
менее происков своих не оставлЯла: зачем-то ей было нужно.
     Љогда  мы уходили все в лес или  на озеро, она спрашивала всЯкий раз: а
когда  мы вернемсЯ,  „жулиЯ будет  нам  радоватьсЯ? € уже  на полпути к дому
срывалась и  бежала  со всех ног  к калитке, опережаЯ  других, чтобы  первой
углЯдеть   высунувшийсЯ  в   щелку  умильный  „жульин   нос,   услышать   ее
приветственное сопение и нетерпеливое поскуливание.
     „а, „жулиЯ  радовалась  нам,  но  еще больше  дети  радовались этой  ее
радости, щедрые  в своем чувстве, ответном, но как бы и опережающем. ђадость
радости -  нетривиальное чувство  в наш  холодный  век  - представала здесь,
можно сказать, в наиболее чистом виде.
     ЏросыпаЯсь  же,  дети  первым делом  распахивали дверь - узнать, тут ли
„жулиЯ, чтобы  сразу  наброситьсЯ на нее  с  нежностЯми.  Ќаверно,  мало что
найдетсЯ в мире  более трогательное, нежели эта утреннЯЯ,  полусонно тЯгучаЯ
детскаЯ и собачьЯ взаимнаЯ нежность, источающаЯ сокровенное тепло бытиЯ.
     Ѓлагословите детей и зверей - воистину!
     Ќо настроение их тут же портилось, а на лицах поЯвлЯлось разочарование,
глаза тускнели, едва обнаруживалось, что  место „жулии под  их дверью пусто.
‘ловно праздника их лишали.
     "Џапа,  - взывали  они перед сном  умолЯюще, -  пусть „жулиЯ спит возле
нашей двери. Ќу пожалуйста!"
     „а разве ж Я был против?
     •отЯ  спала  она  не  очень  спокойно  -  громко  вздыхала,   а  иногда
повизгивала совсем по-щенЯчьи, часто поднималась, чтобы сменить позу и потом
с тЯжелым  стуком укладывалась  вновь, так  что,  казалось, сотрЯсаетсЯ весь
дом.
     ‚прочем, Я  тоже  ловил  себЯ на желании, чтобы  „жулиЯ при пробуждении
была рЯдом,  терпеливо  либо,  напротив, нетерпеливо  ждущаЯ,  когда  же  ты
наконец откроешь глаза и  спустишь  на  пол ноги. ’ут же и она  поднималась,
сладко потЯгиваЯсь, низко припадаЯ на передние лапы и прижимаЯ уши. •вост ее
при этом приветливо повиливал.
     Ћна радовалась нам. Ќемного застенчиво, словно сама смущаЯсь этой своей
радости. ђадости,  которой мы ничем  не заслужили. Ќаверно, это даже немного
напоминало воровство: предназначалось не нам, но мы пользовались.
     ‚идимо,   в   каждом   человеке   таитсЯ  эта  вечно  неудовлетвореннаЯ
потребность  в   любви  к  нему  другого  существа,  даже  и  собаки.  ‹юбви
беззаветной,      бескорыстной,     нетребовательной.     ‹юбви-преданности,
любви-привЯзанности, любви-избранности и любви-радости. ‘пособен ли  человек
на такую?
     ђаньше  мы  могли  об  этом  только  догадыватьсЯ.  ’еперь  нас   краем
коснулось.
     Ќа этом, вероЯтно, можно и оборвать затЯнувшеесЯ повествование.
     ‚скоре  вернулись из отпуска загорелые  дочерна на южном жарком  солнце
хозЯева, и мы  навсегда покинули  этот старый  двухэтажный дом со  скрипучей
лестницей и хранительницей очага овчаркой „жулией.
     ѓосподи,  как же она радовалась  их возвращению, какой щенЯчий  восторг
был  написан  на  ее  седеющей  морде, какое  ликование бушевало во всем  ее
большом,  трепещущем  от носа  до  кончика хвоста  теле! Љак она носилась по
садовой  дорожке, забавно вскидываЯ лапы и  подскакиваЯ  то к хозЯину, то  к
хозЯйке, пытаЯсь лизнуть в лицо!
     Њы смотрели  на этот самозабвенный восторг и нам  было немного неловко,
как будто мы подглЯдели  что-то  очень  сокровенное,  не предназначенное длЯ
посторонних глаз.
     Њы были - посторонние.
     € еще было неловко, наверно,  потому, что  часть этой собачьей любви мы
пытались присвоить  себе,  наивно  полагаЯ, что такое  возможно -  вот  так,
сразу, наскоком, украдкой, как бы между прочим... Ѓыло чуть-чуть стыдно.
     € долго  еще  потом вспоминались и  этот дом,  и  „жулиЯ, и  всЯкий раз
становилось почему-то  теплей на душе, как будто и впрЯмь нам тоже досталось
- ее любви.
     ’ой самой, которой, увы...

        ‘‚џ‡€’…‹њ


     Љак-то  тревожно становитсЯ  иногда после очередного  его  звонка.  €ли
открытки. "Џривет! џ в Њихайловском. “нылаЯ  пора, очей очарованье... Ѓродим
под ручку с  Ђлександром ‘ергеевичем. ‚ ресторации кормЯт сытно  и недорого,
но  не  очень  вкусно.  ‚ лесу  свинушки и  опЯта.  ‚етер взбивает  пыль  не
проселке. ‚друг замечаю, что не помню, в каком Я веке. Ћбнимаю. Џ.".
     ’елефонные звонки его так же неожиданны, как и открытки, и раздаютсЯ из
самых  подчас неожиданных мест.  Ћднажды он позвонил  из ‘оликамска (что его
туда занесло?),  в другой  раз - из какой-то неведомой Љок-—ульи, которой ни
на карте, ни в справочнике не отыскать, но он никогда ничего не объЯснЯет, а
привычно  засыпает традиционными вопросами, как если  бы звонил не из —урека
или  со  станции  ЉонстантиновскаЯ, а  из дома или  телефонного автомата  на
другом конце Њосквы.
     ‚полне формальные вопросы: как жизнь? что нового? Ќа них можно отвечать
коротко и также формально, или даже вообще не отвечать. Ќу что  ему, в конце
концов, наше новое, если  он и старого-то не знает, да и не  вдаватьсЯ же по
телефону в подробности, тем более если звонок из другого города  и  в трубке
писк,  треск,  вклинивающиесЯ  голоса  и  еще  что-нибудь в  этом  роде.  Ќе
рассказывать же о  том, что  ‘онЯ поссорилась с матерью, и та теперь редко у
них бывает, а ’им уже две недели как хромает, растЯнув сухожилиЯ, и очень по
этому поводу расстраиваетсЯ, потому что не сможет участвовать  в  футбольном
чемпионате...  „а и нужно ли это Џ.,  все  эти скучные, ничего  длЯ него  не
значащие подробности (да и кому нужно)?
     „а, но  длЯ  чего-то и почему-то  он  все-таки  звонит и шлет эти  свои
открытки с видами какой-нибудь достопримечательности, с несколькими краткими
и полуироничными фразами. …сли бы совсем ему  было не нужно, то, наверно, не
звонил бы и не слал,  с такой поразительной, странной регулЯрностью - это уж
точно. ‡начит, надо ему.
     Ќас  всех  уже  давно разнесло  в разные стороны,  и  если  встречаемсЯ
теперь,  то  крайне  редко  и большей частью  случайно,  где-нибудь в метро,
проезжаЯ  мимо  на  эскалаторе (кто вниз, кто  вверх),  почему-то  это  чаще
происходит именно в  метро и именно  на эскалаторе (символ!), когда стоишь и
внимательно  вглЯдываешьсЯ  в  лица,  медленно скользЯщие  в противоположную
сторону.
     € вдруг замечаешь...
     €зумившись  от неожиданности, неуверенно  машешь  рукой  (не  обозналсЯ
ли?),  а,  может, издаешь диковатый звук - то ли имЯ, то ли  индейский  клич
(имЯ можно  от внезапности и запамЯтовать,  не  вспомнить  сразу),  и потом,
полуобернувшись, еще некоторое времЯ смотреть вслед, еще раз махнуть, как бы
на прощание.
     € опЯть годами не видетьсЯ и не встречатьсЯ.
     Ќаверно, это не правильно, ведь можно  бы и позвонить времЯ от времени,
кое-чьи  телефоны  еще сохранились,  и  не у всех они изменились, и вовсе не
обЯзательно  потерЯна записнаЯ книжка,  но почему-то не звонишь  и  тебе  не
звонЯт.  ‚прочем,  понЯтно,  у всех  семьи, заботы, дети, служба,  проблемы,
новый круг  знакомых  и  приЯтелей,  хотЯ  чем  дальше, тем  меньше -  чтобы
настоЯщих, жизнь нарастает  кругами, как годичные  кольца на дереве, и веток
прибавлЯетсЯ.
     Ћдним словом, не до того и вообще неизвестно до чего, если, возвращаЯсь
из конторы,  бездумно утыкаешьсЯ в экран "Ящика", или  долго,  сладострастно
ужинаешь и пьешь  в немыслимых количествах чай, вдыхаЯ парок и отфыркиваЯсь,
приохиваЯ, причмокиваЯ,  -  заливаешь что-то в себе,  дрожащее и трепещущее,
странную  пустоту.  €ли  нежишьсЯ на  диване  с  газеткой  (могу Я  спокойно
почитать? имею Я  право?), котораЯ в конце концов опадает на лицо, прикрываЯ
его, или шурша  соскальзывает  на  пол,  а  дальше непонЯтно  что  - тЯжелаЯ
муторнаЯ  дымка  полуЯви-полудремы,  узкаЯ кромка полузабытьЯ, усталость еще
больше, еще душней.
     „ействительно,  зачем еще кому-то звонить, если даже  длЯ самых близких
не хватает ни сил, ни времени, не то что книжку почитать или в кино сходить,
если на самого себЯ не остаетсЯ, и только  одно паскудноватое, но напористое
чувство - только б оставили в покое...
     ‚се  в общем-то жили в одном  городе  (а может, кто-то и не  жил, пойди
узнай,  уехал  куда-нибудь, завербовавшись, или что менее вероЯтно, но  тоже
вполне возможно, в  загранку, или даже  совсем, навсегда, как бы исчезнув из
мира, а то  и по-настоЯщему умерев), но все равно что в разных измерениЯх, в
параллельных, почти нигде не пересекающихсЯ плоскостЯх.
     ‚се  как-то  незаметно постепенно отпадали  -  по  одиночке  или целыми
пластами, исчезали  из виду, перейдЯ на другую работу или переехав  в другой
дом, в другой район, женившись  или  выйдЯ  замуж,  засев за  роман,  заведЯ
собаку или затеЯв многотрудное строительство дачи...
     Ћтпадали  или  выпадали,   словно  поменЯв  не   квартиру,   а   жизнь,
разбредались, и  никто не делал никаких  попыток вернуть прежнее,  а если  и
делали, то все равно получалось не прежнее,  а  нечто совсем другое, особое.
‘колько сердечных дружб и душевных знакомств сгинуло в никуда, растаЯло, как
весенний снег, - как бы само  собой,  без всЯких обид, разрывов, объЯснений,
словно было в порЯдке вещей, а значит, так и должно было происходить.
     € ведь  ничего,  привыкали. Џравда,  ощущение некоторой пустоты  иногда
оставалось, даже довольно долго, но потом все равно заполнЯлось, зарастало -
не  смертельно, короче. ‹юдей не было. ‚ерней, они были, и даже очень много,
но почему-то не тех, кто был нужен. ’е, кто  нужен, тоже,  впрочем, были, но
неведомо где и не подаваЯ о себе никаких знаков.
     Ћднако даже  при этом отсутствии-присутствии, даже при "что им  всем от
менЯ   надо?"   и  соскальзывающей  с  лица  газеты,  так,  в  сущности,   и
непрочитанной (ни сегоднЯ,  ни  завтра,  ни тем более послезавтра: сделал бы
хоть  что-нибудь по дому, лампочку  бы поменЯл в коридоре,  уже  днЯ три как
перегоревшую, ребенку  бы книжку почитал, чем  валЯтьсЯ на диване, - имею  Я
право?), вот при всем этом возникало совсем уж никчемное,  неизвестно откуда
взЯвшеесЯ чувство одиночества, глухое до тоски.
     ‘транное, право, чувство. ‹адно бы,  действительно отшельник на столпе,
забытый  всеми и  сам  от  всех отъединившийсЯ,  или  потребность быть среди
людей, у  некоторых  переходЯщаЯ  в  патологию, в  мельтешение многих-многих
вокруг, иллюзиЯ общениЯ или даже близости. ’ак ведь  нет,  и даже интереса к
ним нет, как в юности,  и даже  ощущение избыточности, необЯзательности всех
этих многочисленных контактов и пересечений - откуда ж одиночество?
     „а разве ж не  было  оно желанным (если не одиночество, то уединение) -
чтоб на  диване, прикрывшись от света  газетой, слыша, как  однотонно тикают
часы,  -  ну  что  еще  надо  человеку? Џокой  и волЯ... €  раздражение  при
необходимости общатьсЯ, говорить и выслушивать слова, слова,  слова, ничего,
по  сути, не значащие,  а лишь маскирующие всеобщую взаимную отчужденность и
безразличие.
     “ каждого было свое, где-то там, в  его измерении, на его диване, с его
детьми, женой, тещей или родителЯми, братьЯми и сестрами, службой и дачей, и
даже,  вероЯтно, той же газетой  (скорей всего, "€звестиЯми",  скорей всего,
так и  непрочитанной), и никто никому не был нужен, никто никому  не должен,
никто никому не звонил и не интересовалсЯ.
     ‚прочем, иногда случалось, что и звонили.  Ћднажды,  например, позвонил
давний  институтский  приЯтель,  серьезный человек,  который  вдруг  захотел
увидетьсЯ,  поговорить, но так чтоб  без  дураков, чтоб -  о самом  главном,
потому  что  людей  вокруг  много,  а поговорить  не с  кем.  ’олько так, по
максимуму, а если нет, то лучше не стоит.
     ’акое условие.
     Њожно было  позавидовать: у него еще были силы длЯ максимума.  € потом,
что за условиЯ? …му, положим, нужно или хочетсЯ, а мне не очень. Њне, может,
хочетсЯ,  чтобы  менЯ не трогали и на  диван мой не посЯгали. “же  вышли  из
возраста,  когда истину ищут и мучаютсЯ,  не  находЯ - ни  в  книжках, ни  в
женщинах, ни в  вине, ни даже в  религии.  ’ак что пытать друг друга, каково
веруеши, по меньшей мере, нелепо  и  слишком  литературно. Ќе надо ни у кого
ничего пытать, а тем более ставить условиЯ. Љак-то по-детски получаетсЯ.
     ™а-а-ас тебе возьмут и скажут!
     Ќе скажут. Џотому что давно никто  ничего не  ищет, а  только думает  о
своем диване.
     Ђ вот Џ. просто звонил или присылал ни к чему не обЯзывающую открытку с
березкой или  храмом, или  с заснеженными елЯми, или с хохломской матрешкой,
или   еще  с   чем-нибудь,   привлекательным  и   романтическим.   €  звонил
необременительно, раз в два-три месЯца, ничего не требовал и никаких условий
не  ставил. Џравда,  в  конце легкого,  непринужденного  разговора он всегда
сетовал, что  редко видимсЯ  и надо  бы,  непременно  надо  встретитьсЯ,  не
откладываЯ, да вот хотЯ бы в этот ближайший уик-энд, он сам позвонит, потому
что его  трудно поймать, в пЯтницу позвонит или в субботу утром - и пропадал
надолго,  на  месЯц  и больше, а  потом вдруг  открытка  или  звонок,  вновь
предложение встретитьсЯ и вновь...
     ‚ероЯтно, это была  форма прощаниЯ, формула, е г  о формула вежливости,
котораЯ всех в общем-то устраивала.
     ќто раньше можно было обидетьсЯ:  обещал позвонить... €ли даже серьезно
планировать встречу, за бутылкой сбегать в магазин - человек прийдет, старый
приЯтель, как же иначе? Ђ теперь "надо встретитьсЯ" после стольких невстреч,
понЯтно, ничего особенного не означало, кроме его к нам симпатии и взаимного
влечениЯ, или  простой констатации, что мы можем встретитьсЯ,  нам ничего не
стоит, и возможность есть (не говорЯ уж о желании), но этим вполне допустимо
и ограничитьсЯ. ‘овместно осознать эту возможность, оценить - больше ничего.
„остаточно. ‚ момент совершениЯ ритуала мы уже почти что встретились. ђитуал
он и есть ритуал.
     ЏризнатьсЯ, было приЯтно,  что  он звонит и шлет открытки,  друг семьи,
просто  друг, к нам привЯзанный, интересующийсЯ, как у  нас  дела и времЯ от
времени  напоминающий  о  себе,  что  тоже  свидетельствует. ЏриЯтно,  когда
человек  о  тебе  помнит,  может,  даже думает иногда,  и  особенно,  что  -
бескорыстно,  ибо ничего ему от тебЯ не надо,  конкретного, и звонит  не  по
делу, а просто так.
     ЃольшаЯ редкость!
     Џотом стало известно, что  звонит он  и шлет открытки не только  нам, а
очень многим, и так же, как и нам, предлагает встретитьсЯ или обещает прийти
в гости,  и - исчезает. ’акаЯ вот милаЯ, безобиднаЯ  и  вполне простительнаЯ
странность (а не странен кто ж?).
     Ћн словно проверЯл, все ли, кого знал, на  месте.  € действовал гораздо
более  умно   и  тонко,  нежели  тот  старый  институтский  приЯтель  с  его
максималистским условием. Ћн просто спрашивал "что нового?" или "как дела?",
и  на эту достаточно формальную прелюдию так  или иначе все равно  отвечали,
кратко или  вдруг распространЯЯсь очень даже подробно,  словно обрадовавшись
собеседнику,  впадаЯ  чуть  ли  не  в  исповедальность,  в  странную,  почти
неудержимую, неистовую отчасти искренность.
     „а, он  находил ключик - то ли тембром голоса, мЯгко-открытого,  как бы
полностью к тебе обращенного, то ли  неторопливой, всеприемлющей и ничего не
судЯщей  вопросительностью. ‚сепониманием.  Ћн  все  легко понимал  и на все
легко откликалсЯ, внезапно  разражаЯсь  взрывом веселого хохота, если слышал
что-то смешное, или всерьез сокрушаЯсь, если возникал повод.
     …го звонки становились чем-то похожим на  "телефон  довериЯ", когда  на
него внезапно обрушивалась, подобно подмытой скале, всЯ междузвонковаЯ жизнь
абонента, все, что его мучило, радовало или заботило. Ѓог его знает,  как он
к этому относилсЯ. Њожет,  сидел там, на другом  конце провода, на табуретке
или  в  ванне  (как  одна  знакомаЯ, котораЯ  звонила  исклю