уманы  "’арусские  страницы",  все до
последней строки набрано мелким шрифтом...
     Љ. Џаустовский вернул советскому читателю €вана Ѓунина, которого, после
его  эмиграции,  практически  не  знали.  „о  нас  доходили  лишь  тощенькие
книжонки, выходившие времЯ  от  времени, чтобы иллюстрировать нищету деревни
-- в царское времЯ! -- или трагедию личности в  "—еловеке из ‘ан-”ранциско",
вот и все. €ные думали, что двумЯ-тремЯ рассказами он и исчерпываетсЯ.
     ‚ очерке  Џаустовского  впервые предстает  перед  нами Ѓунин-человек  и
Ѓунин-писатель.
     ‡начение этого очерка огромно. Ћн вышел  в 61-м году; отворачиватьсЯ от
Ѓунина отныне стало  непристойно -- даже длЯ чиновников;  и то потребовалось
еще  5--  7  лет,  чтобы  девЯтитомное  собрание  сочинений  Ѓунина  наконец
пробилось на книжные прилавки. (Ћн вышел в ѓ€•‹е лишь в 65-- 67-м гг.)
     ‘колько нужно было  благоприЯтных обстоЯтельств, сколько  настойчивых и
доброжелательных  рук,  чтобы  доказать  властЯм  то,  что, казалось  бы,  и
доказывать не надо.
     €  первый,   кому   удалось  пробить  цензурный  бетон,  --  Љонстантин
ѓеоргиевич Џаустовский.
     Џаустовский  опубликовал здесь  и  прекрасный  очерк  о  ћрии Љарловиче
Ћлеше, и даже те, кто не видел Ћлешу, сразу  начинали ощущать его как своего
давнего знакомого  -- этого  неугомонного  человека,  немного  старомодного,
похожего  на мудрую птицу. Ћчерк  столь Ярок  и поэтичен, что Я позволю себе
привести несколько строк,  чтобы напомнить и  о  времени,  горестном времени
падениЯ Ћдессы во времЯ второй мировой войны, и о ћрии Ћлеше.
     Љонстантин  Џаустовский  с трудом  добралсЯ  до ‹ондонской гостиницы  в
Ћдессе,  совершенно   пустой:  "€нтурист"  эвакуировали,  как  и   все,  что
представлЯло длЯ государства хоть какую-то ценность.
     --   Ќеужели   в   гостинице  нет  ни   души?  --  спросил  Џаустовский
старика-сторожа в лиловых подтЯжках.
     -- Љак нет?! -- возмущенно воскликнул старик. -- Ђ ћриЯ Љарловича Ћлешу
вы не считаете?!
     -- Ћн здесь?
     Ѓезусловно. ѓде же ему быть, скажите, как не в Ћдессе.
     Њне  посчастливилось  застать Ћлешу в живых.  џ помню  этого  высокого,
очень худого человека с лицом прирученного льва.
     џ  увидел Ћлешу  в  минуту  его тихого восторга,  о  котором  он  любил
рассказывать: после  многолетнего перерыва  переиздали,  наконец,  его  "’ри
толстЯка".
     "--  џ  стоЯл у кассы и, как музыку,  слушал звон "ЉонтиненталЯ".  ‹юди
подходили и все времЯ говорили: "87 копеек!", "87 копеек!", "87 копеек!"
     € вдруг слышу крик продавца:
     -- Љасса. Ћлешу больше не выбивать!.."
     џ  счастлив, что  случайно  не сгинул, как многое другое, блистательный
очерк  покойного прозаика Ѓориса џмпольского,  в  котором воспроизведен этот
рассказ ћ. Ћлеши72.
     ‚  этот очерк вкралась  лишь  одна неточность. ‡астенчивый и гордый  ћ.
Ћлеша не позволил себе торчать у кассы.
     Ћлеша стоЯл с закрытыми глазами далеко от нее, у дверей ‹авки писателей
на Љузнецком Њосту, покачиваЯсь, словно от ветра. ЌикакаЯ касса его словно и
не интересовала.
     џ задержалсЯ на  мгновение возле  ћ. Ћлеши, подумав, что ему  плохо. Ќо
лицо его с запалыми щеками землистого оттенка было отнюдь не страдальческим.
Ђ  каким-то   вдохновенно-мечтательным.  Ћн  стоЯл  и  слушал,  как  там,  в
противоположном конце магазина,  непрерывно  восклицали  молодыми и  старыми
голосами это "восемьдесЯт семь копеек..."
     Њного лет ћрий Ћлеша -- крупнейший  талант ђоссии  -- действительно жил
жизнью  нищего,   его  кормили  из  доброты   официантки  московского   кафе
"Ќационалы", денег у него не было никогда, а пил он все больше.

     Ћлешу  можно было  застать в "Ќационале"  почти всегда.  Њы  туда  тоже
зачастили: "Ќациональ" -- это, как известно, центральное московское кафе длЯ
иностранцев, и  Ѓорис џмпольский,  услышав  наши  рискованные споры в  клубе
писателей, как-то сказал нам:  "ђебЯта, если вы хотите сидеть в хорошем кафе
и в  это времЯ  говорить  что  угодно, идите в кафе  "Ќациональ".  €м ведает
иностранный отдел ЉѓЃ, которого разговоры советских людей не интересуют. ’ам
все столы с микрофонами, но на  вас никто не обратит вниманиЯ: вы  проходите
по другому отделу..."
     Њы посмеЯлись, помнитсЯ, не  очень верЯ  в такое  "разделение труда", а
потом нет-нет,  да  и заглЯдывали  в  кафе  "Ќациональ". ћ.  Ћлеша неизменно
подсаживалсЯ -- потолковать и пропустить шкалик-другой.
     Џосле  смерти  ћриЯ Ћлеши  ‘оюз писателей пыталсЯ вернуть долг ћ. Ћлеши
официанткам "ЌационалЯ".  Ћни обиделись. "Њы что, не знаем,  кто  такой ћрий
Ћлеша?!" -- воскликнула одна из них.
     Љонстантин Џаустовский, хотЯ это  запрещалось категорически, сумел  все
же намекнуть в своем очерке на то, как жил ћрий Ћлеша  много  лет: "Ћн  умер
недавно, и  никак  нельзЯ  забыть  прекрасное  его  лицо  -- лицо  человека,
задумавшегосЯ  перед нами. € нельзЯ забыть маленькую  красную розу в петлице
его старенького пиджака. <I>ќтот пиджак Я видел на нем много лет".</I> (Џодчеркнуто
мною. -- ѓ.‘.)
     ...‡десь же,  в "’арусских страницах", напечатаны и вдохновенные очерки
Џаустовского о  Ѓлоке  и ‹уговском,  -- даже их  он  не  смог опубликовать в
казенной печати.
     ‘  "’арусских страниц" начались  многие биографии поэтов и прозаиков, в
том числе <I>Ѓулата Ћкуджавы.</I> ‡десь первые шаги Ѓулата -- повесть <I>"Ѓудь здоров,
школЯр.'"    --</I>   пронзительнаЯ   правда   о    войне,   увиденнаЯ   глазами
восемнадцатилетнего.
     Њальчишески игривый,  как бы  наивный  запев.  Ћн задает  тон повести о
школЯре, которого затолкали на войну, не подготовленного к ней  ни морально,
ни физически, и который случайно  уцелел на ней. ќто была крайне важнаЯ веха
в  жизни  Ѓулата  Ћкуджавы.  Џовесть  помогла  ему  стать  в  какой-то  мере
известным, открыла длЯ него новые возможности, новые аудитории, остальное он
уже  сделал сам своими песнЯми... Љто знает, удалось бы ему так быстро выйти
вперед -- без  этой, как бы легализовавшей его, публикации, котораЯ дала ему
право  на внимание  и  сценические  площадки?  ‚о всЯком  случае, Љонстантин
Џаустовский сделал все, что мог.
     ‚ "’арусских страницах"  впервые  пробилсЯ к  широкому читателю  и <I>ћрий
Љазаков.</I>  ‡десь напечатаны три его рассказа. ћрий  Љазаков -- знаток русской
природы  -- близок  по теме  и стилистике Џаустовскому и  в какой-то мере --
Џришвину.
     Љазаков  много  раз  переиздан; врЯд ли  и  он  стал  бы  столь  широко
известен, если бы не Љонстантин Џаустовский.
     Ќо сильнее  всего  прозвучала  тогда  проза  <I>Ѓориса Ѓалтера,  о</I> котором
читатель также узнал впервые. ќто повесть "’рое из одного  города"; затем ее
переиздали, с  некоторыми  дополнениЯми, в  "ћности",  как бы подтвердив тем
самым, что  публикациЯ в  крамольных "’арусских страницах"  была  не ошибкой
времени.
     "’рое   из   одного   города"    --   поэтическое    повествование    о
мальчишках-романтиках  из приморского города. Ћни кончают школу и собираютсЯ
в армию. ‚ремЯ -- предвоенное, грозовое. 39-- 40-е  годы. €нтонациЯ рассказа
-- доверительнаЯ, словно  рассказывает  твой сосед, товарищ по школе: "Њы --
это ‚итька Ђникин, ‘ашка Љригер и Я".
     ђебЯт,  еще  школьников, вербуют в  армию;  родители  -- против... „аже
сосед-рабочий, к которому они пришли жаловатьсЯ на родителей, говорит вдруг:
"Ђ куда вас несет?  “чились. 10 классов -- это поболе гимназии. Ђ кто раньше
с полной гимназией в офицеры шел? „ураки одни шли".
     Њальчишки негодуют. Ћни разделЯют все предрассудки своего времени.
     -- ‚итька, почему ты до сих пор не повесилсЯ? -- спросил ‘ашка.
     -- —его мне вешатьсЯ?
     -- €меЯ такого папу, можно пЯть раз повеситьсЯ, два  раза утопитьсЯ. --
’воЯ мама не лучше!
     -- ЊоЯ  мама  -- другаЯ опера. ЊоЯ  мама --  выходец из мелкобуржуазной
среды. …й простительно. “ нее отсталаЯ психологиЯ...
     “  мальчишек -- свои привЯзанности и свои враги. Ќет, не личные. ‹ичных
врагов они еще не имели. Ћдним из таких врагов был <I>жестЯнщик.</I>
     "†естЯнщик  был нашим личным врагом. Џочему -- мы  не  знали. Ћн ничего
плохого нам не сделал, и мы никогда не сказали с ним ни одного слова. Ќо все
равно он был нашим врагом, мы  это чувствовали и презирали †естЯнщика за его
двойную   жизнь".   „ело  в   том,  что  †естЯнщик,  знакомЯсь  с   молодыми
курортницами, выдавал  себЯ  за  капитана  дальнего  плаваниЯ.  Ћсобенно его
презирал ‚итька. Љак только  мальчишки  встречали  †естЯнщика  с  какой-либо
женщиной, ‚итька не мог удержатьсЯ, чтобы не сказать:
     -- …сть же паразиты. ‚ городе примуса негде починить, а они гулЯют...
     € однажды ‚итька решилсЯ предотвратить обман, спасти женщину.
     Љак смеЯлась  над наивным ‚итькой "спасеннаЯ"! ЌельзЯ без улыбки читать
эти строки. —истота столкнулась с жизнью...
     ћнцам свойственна нетерпимость ко всему, что не столь кристально чисто,
как  они  сами. “вы, они нетерпимы и  к  тем, кто думает иначе,  чем они, --
эпоха  сыграла  с  ними  злую  шутку...  ‚от  разговаривают  они,  скажем  о
мертворожденной конституции, в которую они свЯто верЯт. Џо конституции право
избирать имеют все. ‚итька не согласен с ее либерализмом.
     Џочему  разрешают  избирать  всем?  "’аких, как †естЯнщик, надо в  море
топить, а не права им давать", -- сказал ‚итька.
     Ќетерпимость  приведет  это  поколение ко многим  бедам, но  об этом не
говоритсЯ в прозрачной и светлой повести Ѓалтера. Ћна лишь свидетельствует о
том, сколь чистыми и наивными пошли его однолетки на  истребительную войну с
которой мало кто вернулсЯ.
     ‚след за Ѓалтером в "’арусских страницах" выступил поэт  Ќаум Љоржавин.
”амилиЯ его  Њандель.  Љогда-то он был одним из  самых талантливых студентов
‹итературного института. …го авторитет  был  столь  непререкаем, что местные
юмористы  изобрели даже  новую  единицу  поэзии:  "одна мандель". ‘тихи всех
поэтов  оценивались  по  этой  шкале  поэзии:  одна  мандель,  две  мандели,
полмандели... €ногда стихи самого ЊанделЯ оценивались в четверть мандели.
     “же   тогда   существовал    исторический    цикл   ЊанделЯ,   конечно,
неопубликованный,  в  котором  поэт  написал  о  московском  правителе €ване
Љалите:


     Ѓыл ты видом довольно противен,
     ‘ердцем подл. „а не в этом суть.
     €сторически прогрессивен
     ЋказалсЯ твой жизненный путь.

     ЊанделЯ отправили в ссылку прЯмо со студенческой скамьи.
     Ћн   был  счастливым  и  редким  исключением:  среди  ортодоксальной  и
законопослушной  писательской  молодежи  он, как и Ђркадий Ѓелинков, прозрел
еще в  годы сталинщины. …го  автобиографиЯ, опубликованнаЯ  ныне  на ‡ападе,
отражает это подробно и точно.
     •отЯ стихи Љоржавина  знали и  ранее,  это, по сути, его первый выход к
широкому читателю.
     ЏоЯвились   новые  произведениЯ  тогда   уже  известных  поэтов  „авида
‘амойлова,  Ѓориса ‘луцкого,  ‚ладимира  Љорнилова. €,  конечно, новые стихи
ЌиколаЯ  ‡аболоцкого, загубленного большого поэта, дерзнувшего сказать здесь
и такое:


     ‘оединив безумие с умом,
     ‘реди пустынных смыслов мы построим дом...
     ‚ "’арусских страницах" впервые представлен читателю  прозаик  ‚ладимир
Њаксимов.
     ‘колько подлинных талантов, влюбленных в жизнь  и в  ђоссию,  поднЯлись
словно бы с ладони Љонстантина Џаустовского!
     € что же их ждало? Љакова их судьба?
     "’арусские страницы" опубликовали,  скажем, маленькую повесть ‚ладимира
Њаксимова "Њы обживаем землю".
     ‚ладимира  Њаксимова,   как   известно,   вытолкали  в  эмиграцию.  —то
произошло?!
     ‘  чем  он пришел к Џаустовскому, ‚ладимир Њаксимов,  молодой писатель?
Њожет быть,  он  любил ђоссию и людей ее  лишь абстрактно,  а  на самом деле
пришел в литературу измученным и обозленным?
     Џовесть  "Њы  обживаем  землю"  беспощадно  правдива. ‚ладимир Њаксимов
правдив  прежде всего к самому  себе,  бескомпромиссно  правдив.  Ќе  всЯкий
писатель решитсЯ так казнить героЯ повести -- самого себЯ -- за нравственную
слепоту...
     Ћн нанимаетсЯ в экспедицию, маленькую экспедицию, котораЯ  движетсЯ  по
таежной реке, с ее валунами и перекатами. ‚ экспедиции, кроме него, еще двое
рабочих. „имка, паренек из амнистированных, который "просыпаетсЯ лишь затем,
чтобы  отхлебнуть  из  флЯжки",  и ’ихон,  мужичок  из-под  ‚ологды, молчун,
занЯтый лишь своим вещевым мешком.
     ‘пустЯ несколько дней герой повести пишет письмо  своему воспитателю из
детдома,  которого продолжает любить. Ћ своих товарищах  по работе он пишет:
"Ђ люди!  ѓосподи, Я плевал на героев, героев выдумывают плохие писатели, но
хотЯ бы одна  уважающаЯ  себЯ особь! џзык не поворачиваетсЯ сказать о таких:
"ЃорютсЯ за существование".  Ћни не борютсЯ, они просто-напросто копошатсЯ в
собственной грЯзи, посильно оттираЯ ближнего своего от корыта бытиЯ".
     ‘  такими  мыслЯми  и  чувствами герой  отплывает по  таежной  реке под
руководством  местного жителЯ  Љолпакова, который нанимает еще цыгана  (мора
по-таежному) и его жену на сносЯх.
     „алее  происходЯт  событиЯ  простые и  трагические. ‡авЯзываетсЯ любовь
„имки и •ристины, жены цыгана; цыган случайно слышит разговор  влюбленных и,
когда лодка переворачиваетсЯ, он не выплывает. ЋстаетсЯ на дне таежной реки.
•отЯ пловец он превосходный...
     „имка, да и автор, понимают, что цыган покончил жизнь самоубийством.
     „имка,  который был в той  же лодке,  выплыл;  увы,  и  он вскоре умер;
застудила его ледЯнаЯ река.
     ќкспедициЯ больше  не  может  двигатьсЯ,  нет  гребцов,  нет  припасов.
Љолпаков  и  автор оставили ’ихона и беременную •ристину  в землЯнке, а сами
побрели по тайге за помощью. Љолпаков не дошел.
     Љогда  поднЯтые по тревоге люди  приходЯт за  •ристиной и  ’ихоном,  то
узнают, что ’ихон, почувствовав приближение смерти, уполз в тайгу -- идти он
уже не мог, сказал •ристине: "џ уйду, а то развонЯюсь Я тут, как помру, а ты
слабаЯ будешь, не вытащишь..."
     ‘ловом,  выЯснилось,  что каждый, пошедший в эту экспедицию, -- человек
цельный, гордый, жизнелюбивый и преданный своим случайным товарищам -- и все
переворачиваетсЯ  в душе молодого Њаксимова: люди-то оказались совсем иными,
чем представлЯлось ему с первого взглЯда...
     ‚от  с  чего начал ‚ладимир Њаксимов!  Ћткрыл длЯ себЯ,  как  прекрасны
люди, которых порой трудно распознать в будничной суете.
     "Њы  обживаем  землю"  --  заЯвка на большую  прозу.  ‚  большой  прозе
Њаксимова далеко не все  ровно. џ еще буду говорить о ней. ’ут Я  хочу  лишь
сказать, что он ушел в изгнание, чтобы сохранить чувство внутренней свободы.
Ѓез этого, по убеждению Љонстантина Џаустовского, писателЯ не существует.
     ‚ерным себе оказалсЯ и поэт  ‚ладимир  Љорнилов. Ћн не солгал ни единым
словом, ни единой  строкой --  ни в прозе,  ни в стихах  -- речь об этом еще
впереди.
     Ѓулат  Ћкуджава.  ‚сЯ  страна  пела его  песни. ‡а  это власть пыталась
доконать его, как Ђлександра ѓалича.
     ћрий Љазаков, любимец Џаустовского, спилсЯ -- и замолчал на годы...
     ‘удьба Ѓориса  Ѓалтера  еще страшнее: израненный  герой  войны,  бывший
командир полка, он не выдержал придирок, травли фильма, поставленного по его
книге "’рое из одного города", и умер после двух инфарктов.
     Ћтчего  не щадили его,  зверствовали в райкомах и горкомах? Ћн подписал
письмо,  протестующее  против  практики  закрытых  политических процессов  в
ђоссии. Ћн хотел суда по справедливости -- только и всего -- и был убит!
     Ќаум Љоржавин (Њандель) не подписывал и письма протеста. …го стихи были
найдены в столах арестованных студентов, не желавших повторениЯ  сталинщины.
ќтого было вполне достаточно, чтобы вытолкать его из ђоссии.
     —ем   талантливей   автор   "’арусских  страниц",   тем  круче  с   ним
расправлЯлись.
     …сли  мы  вспомним  судьбы  остальных,  отнюдь  не  начинающих  авторов
"’арусских страниц" -- Њарины –ветаевой, ЌиколаЯ ‡аболоцкого и других, -- то
судьбу  русской  литературы  советского  периода  можно постичь  без  особых
усилий. Љто любил ђоссию, длЯ кого она была дороже жизни  -- того и добивали
тюрьмой или изгнанием.
     "’арусские  страницы"  помогли  создать  редкую   в  ђоссии  обстановку
некоторой  <I>терпимости  властей к правде;</I>  но  не  только  они  одни. ЏрЯмыми
"тематическими мостками"  к  ‘олженицыну стала  повесть  ‚ениамина  Љаверина
"‘емь пар нечистых".
     Љак известно, Ђлександра  ‘олженицына впервые напечатали в "Ќовом мире"
в том же году. ‘пустЯ 9 месЯцев.
     ‚  повести "‘емь пар  нечистых" поражает достоверность лагерных деталей
-- до ‘олженицына так мало знали об этом.
     ‚от  грузЯт  заключенных.  Џересчитывают, поставив  на  одно  колено. ‚
трюме, по обыкновению,  хозЯйничают  уголовники.  Ѓандит  Ђлемасов,  "пахан"
уголовников, решил захватить пароход "Ћнега" и угнать его в Ќорвегию.
     ‚се   подготовлено   длЯ   захвата   парохода.   Ѓанда  терроризировала
зэков-бытовиков, политических.
     €  вдруг над "Ћнегой", идущей  по  Љольскому заливу, пронессЯ самолет с
черными  крестами.  “бил часового, и  тот свалилсЯ  в трюм ’ак зэки узнали о
том, что началась война.
     ‚ойна, решил Ђлемасов, облегчит захват судна. Ђ все произошло наоборот.
„аже у тех, кто сочувствовал Ђлемасову, пробудилось, окрепло чувство тревоги
за  ђоссию. ‡ахват судна стал  невозможным. Љогда зэки  стали  выгружатьсЯ в
районе, к  которому  подходили  гитлеровцы,  они  с  ходу  вступили  в  бой,
застрелив бандита Ђлемасова...
     Џовесть "‘емь пар нечистых" перекликаетсЯ с повестью Љазакевича "„вое в
степи". ЏЯтнадцать лет понадобилось длЯ того,  чтобы снова пробилась к людЯм
тема Љазакевича, вызвавшаЯ Ярость ‘талина: осуждают патриотов ђоссии.
     ’ема эта  поЯвилась  и у ’вардовского, и  у Ћльги Ѓерггольц, и у ѓалины
Ќиколаевой.
     Ћткликнулись  на  нее,  не  могли  не откликнутьсЯ,  и  литераторы  "от
палаческой гильдии" --  Ђ.  —аковский, например, в своей  книге  "ѓод жизни"
пишет: "Љогда-то •омЯков был начальником строительства... …го судили.  € вот
уже давно кончилсЯ этот срок,  а человек все времЯ чувствует себЯ  свободным
"до поры, до времени". € ничего путного из него уже не получитсЯ..."
     Ђлександр   —аковский   невольно   выдает  мысли  испуганных   палачей,
захвативших  места преданных  ими людей. ’ак  же  пытаетсЯ,  как  говоритсЯ,
набросить  тень  на  плетень  и  серый,  бездарный Њихаил Ђлексеев, один  из
руководителей ‘оюза писателей, "оплот режима".
     Ќо  попытки обратить реку  вспЯть ни  к чему  не привели.  ‚озвращались
бывшие  зэки,  среди них  -- таланты, писавшие  о пережитом.  ‚ыходили книги
давно известных писателей, которые заставлЯли людей думать...
     ‘реди таких книг была и повесть Џавла Ќилина "†естокость", прорвавшаЯсЯ
в печать вскоре после XX съезда партии.
     ѓерой Џавла Ќилина,  работник угрозыска ‚енька Њалышев  твердо убежден,
что  советской  власти  обман  не  нужен.  Ћн  дает  возможность  бежать  из
заключениЯ крестьЯнину ‹азарю Ѓаукину. ‚енЯ поверил в невиновность Ѓаукина.
     ‹азарь Ѓаукин и его односельчане повЯзали главарЯ банды  ‚оронцова, как
Ѓаукин и обещал  ‚ене Њалышеву,  и привезли в  город. Ђ начальник  угрозыска
приказал расстрелЯть и атамана-бандита, и ‹азарЯ Ѓаукина, и других крестьЯн,
чтобы присвоить себе, а заодно и ‚ене, заслугу поимки опасного бандита.
     …ще  до этой  трагедии ‚енЯ Њалышев спорит с партийным журналистом "при
органах"  “зелковым,  который  совестливость   относит  к  категории  чуждой
большевикам "христианской морали". ‘пор  этот перекликаетсЯ с темой "ѓедали"
€саака ЃабелЯ и  многих других рассказов. € немудрено:  спор  этот  о судьбе
ђоссии, о погибели ђусской земли, поверившей, путь  ненадолго, ‘мердЯковым и
смердЯковской морали: мол, коль бога нет, то все дозволено.
     Џосле расстрела ‹азарЯ Ѓаукина и  его  односельчан ‚енЯ Њалышев кончает
жизнь самоубийством.
     ...•удожественные   образы   Џ.   Ќилина,   основанные   на   подлинных
наблюдениЯх, несут в  себе, однако, гораздо большую нагрузку, чем  это может
показатьсЯ с первого взглЯда.
     ѓалина Ќиколаева  в своих  книгах винит в произволе  "органы". ‚ениамин
Љаверин обрушиваетсЯ на доносчиков, в клЯузах которых, убедительно пишет он,
"было  все  -- и  расчет на невежество, и мнимаЯ правдивость подробностей, и
страшнаЯ логика кривды, почти непонЯтнаЯ, но бьющаЯ в самое сердце".
     ЏриближаетсЯ  к  глубинной -- нилинской правде, пожалуй,  лишь писатель
‚алентин Ћвечкин, который пыталсЯ умереть как ‚енЯ Њалышев, выстрелив себе в
висок из охотничьего ружьЯ.
     ‚ нашумевшей  очерковой повести "’руднаЯ весна" есть  у него  партийный
работник  •олодов. €з "органов" он,  а теперь -- партийный секретарь, да все
по привычке  доносы пишет.  "Љак  волка ни корми,  он все в лес смотрит", --
пишет ‚алентин Ћвечкин.
     Ћткуда эта укоренившаЯсЯ привычка писать доносы, ставшаЯ второй натурой
холодовых?.. Љак мог привыкнуть такой •олодов к праву на оговор?
     Ћтветы на эти жгучие вопросы и дает повесть Џавла Ќилина  "†естокость".
„ело в том, что действие  повести  происходит в начале двадцатых годов,  <I>при
жизни ‹енина.</I>
     ‘талина  как организатора  террора еще  не  было.  € хотЯ  Ќилин писать
открыто об этом не мог, не мог поступить так, как, скажем, ‚асилий  ѓроссман
в своей  самиздатовской, вышедшей  за рубежом повести "‚се течет", -- тем не
менее  само времЯ  действиЯ нилинской  повести  подтверждает:  честные люди,
попавшие в "органы", вынуждены были стрелЯтьсЯ и в  начале  двадцатых годов,
при ‹енине, и в тридцатых -- сороковых -- в дни сталинского террора.
     Ќеобходимо   напомнить  о   высоком   <I>уровне  мастерства,</I>   достигнутом
литературой в эти годы. €менно тогда поЯвились рассказы ‚асилиЯ Ђксенова "Ќа
полпути к  луне", ‚ладимира ’ендрЯкове "’ройка, семерка, туз" и "‚ологодскаЯ
свадьба" Ђлександра џшина.
     Ђвторы  этих  и  некоторых  других  произведений  зачерпнули из  глубин
современного Языка,  крестьЯнского или полублатного,  заполонившего  города;
приучили читателЯ-пуриста не чуратьсЯ городского сленга, на  котором говорит
почти  всЯ  молодаЯ  ђоссиЯ.  €  тем  самым  невольно приблизили  читателЯ к
восприЯтию  солженицынской  прозы, подготовили  его  -- и  своей глубиной, и
новым ракурсом привычных тем.
     Џуть  ‘олженицыну был  открыт. ‚переди  его  ждали тысЯчи случайностей,
решавших,  <I>быть</I>   или  <I>не  быть</I>  ‘олженицыну.   Ќо   эти  случайности   были
административного,  чиновного  порЯдка.  ‹итература  свою  роль   выполнила.
ЋстаетсЯ ответить  на крайне важный длЯ истории современной культуры вопрос.
—ем  объЯснить, что именно эти  два года стали  длЯ литературы сопротивлениЯ
годами "полураскрытых дверей"?
     ‚ марте 63-го года •рущев снова захлопнет тЯжелую дверь,  грубо обругав
приглашенных к нему писателей.
     ‚ чем причина двухлетнего благодушиЯ властей?
     ‚о-первых,  прошел  испуг  правителей  перед  солдатом-правдоискателем,
вернувшимсЯ с войны.
     ‚о-вторых, начал гаснуть давний страх перед писателем-бунтарем. ‚звилсЯ
советский  спутник,  затем  --  ракета  с  человеком.  —то  по  сравнению  с
баллистической   ракетой  какие-то  московские   бунтари  с  улицы  ѓерцена?
ЏонадобитсЯ  -- в мешок  их  да  в  воду.  ЏоЯвилось у советских властей  на
короткое времЯ воистину "космическое благодушие".
     ‚ речи, обращенной к писателЯм, •рущев проЯвил себЯ почти либералом. Ќа
холуйский возглас  ‚адима Љожевникова  в  –Љ: "ђуководите  нами!" --  •рущев
ответил писателЯм  еще  в  мае 59-го  года:  "...вы  знаете,  нелегко  сразу
разобратьсЯ в том, что печатать, а что не  печатать... Џоэтому, товарищи, не
взваливайте на  плечи правительства решение таких вопросов, решайте их сами,
по-товарищески..."
     Џочти   никто   не   использовал  этой  редчайшей   возможности,   этой
направдоподобной  щели к  духовной  свободе, существовавшей более  двух лет.
Љроме редактора "Ќового мира" Ђлександра ’вардовского.
     Љак  видим,   многим,   очень  многим  компонентам   --   литературным,
политическим и  даже космическим --  мы обЯзаны большому,  сложному  Явлению
‘олженицына  -- голосу  погубленных  поколений,  голосу  погубленной ђоссии,
которому нельзЯ не внимать.


        2. ‘Ћ‹†…Ќ€–›Ќ Ѓ…‘‘Њ…ђ’Ќ›‰ € ‘Њ…ђ’Ќ›‰...
     Љогда ‘олженицын ступил на  землю ‡апада,  Я, увидев по телевизору  его
измученно-отрешенное жесткое лицо с всклокоченной ветром бородой, похолодел.
"ќто не он!  -- сказал Я  окружавшим менЯ людЯм. -- ‘мотрите, он даже внешне
не похож на ‘олженицына!.. Ђлександру ‘олженицыну сейчас на ‹убЯнке горЯщими
папиросами грудь прижигают, глумЯтсЯ над ним, а привезли двойника, агента...
ќтот    поораторствует   месЯц-другой,   до   приезда    жены   ‘олженицына,
скомпрометирует настоЯщего ‘олженицына  и  своими речами, и своей немотой, а
затем пропадет, и советское правительство тут будет как бы ни при чем..."
     џ  всполошил тогда  своими  телефонными звонками  несколько европейских
столиц, крича  в  трубку: "ќто  не  он!  ќто не  он!  ЌастоЯщий  осталсЯ  на
‹убЯнке!"
     Љ великому  счастью,  Я ошибсЯ.  Џриезд  жены  ‘олженицына  развеЯл мои
тревоги.
     Ћднако  когда  Я познакомилсЯ  не только  с ‘олженицыным --  крупнейшим
художником  современности,   не  только   с  ‘олженицыным   --  "огнепальным
Ђввакумом"  XX века,  проклЯвшим и победившим  атомное  государство, но и  с
философом ‘олженицыным,  футурологом  ‘олженицыным,  у менЯ опЯть  поЯвилось
чувство: "Ќе он..."  ‘ловно  бы  подменили  автора "‚  круге первом",  хотЯ,
несомненно, на подмену ЉѓЃ не пошел. Ќе решилось или не получило санкции...
     Џочему же ко мне возвращаетсЯ порой это странное чувство? "Ќе он..."
     ЏроизведениЯм  Ђлександра  ‘олженицына  посвЯщены,  как  известно, горы
исследований:   библиографиЯ,  составленнаЯ  „.  ”ини  (ЂЌЌ  ЂђЃЋђ,   1973),
насчитывает 2465 ссылок.
     Ќыне,  по-видимому, количество работ  удвоилось. ЋстанавливатьсЯ на них
или вступать с некоторыми исследователЯми в полемику здесь  нецелесообразно,
моЯ задача  инаЯ:  <I>‚ремЯ ‘олженицына.  ‘двиг  в  литературе  и  общественном
сознании ђоссии,</I> вызванный <I>Явлением  ‘олженицына,</I> бросившего вызов  атомному
государству...
     —тобы не  повторЯть  известного, Я попытаюсь сосредоточить внимание  на
<I>личности  писателЯ,</I> в той  последовательности, в какой она  мне открывалась.
‹ичности   фанатично-одержимой,  поднЯвшейсЯ   над  могилами   миллионов   и
психологачески  уходЯщей  своими  более глубокими  корнЯми  скорее  всего  в
русский раскол, который сжигал себЯ в скитах -- ради истинной веры...
     ...‚первые Я увидел  Ђлександра €саевича  в конце 1961 года. џ принес в
отдел  прозы  "Ќового  мира"  очередную  рукопись,  к  оторую  мне  дали  на
рецензирование. ‚ отделе прозы, не во второй комнате, у начальника отдела, а
в проходной, где задерживаютсЯ начинающие, сидел в углу, на скрипЯщем стуле,
неизвестный мне  автор. ‚ руках он держал дешевую картонную папку.  Ќапротив
него располагалась за своим рабочим столом редактор Ђнна  ‘амойловна Ѓерзер,
маленькаЯ  худенькаЯ  женщина,  которую  мы  некогда  называли  между  собой
лакмусовой бумажкой: в лихие времена ее  из журнала выгонЯли,  в либеральные
--  немедлЯ  возвращали.  Ђвтор  не  постукивал нервно  пальцами  по  папке,
опущенной  им  на  колени,  не  проЯвлЯл  нетерпениЯ.  ќто  был  автор,  уже
получивший  ответ. Ђвтор, которого поздравили с  успехом, во  всЯком случае,
обнадежили...  Ѓезбородое  свежее  немолодое  лицо  его светилось.  Ќет,  не
радостью.  Ќо  --   глубоко  выстраданным   удовлетворением.  ‹ицо  казалось
беззащитным, открытым,  чуть извинЯющимсЯ за свое вторжение.  "“ него мЯгкое
лицо", -- сказала в те дни Ђнна Ђхматова.
     ЊЯгкое  лицо.  Љепочка и дешевый серый костюм  "из сельмага". ’аким  он
оставалсЯ  еще  в 1967 году, когда Я впервые  говорил с  ним возле одного из
писательских домов,  куда  ‘олженицын  приехал,  чтобы  лично,  минуЯ почту,
вручить  писателЯм  свое  обращение  к  съезду   писателей,  открытому   днЯ
три-четыре спустЯ.
     „ул  ветер,  взметаЯ  полы  его  дешевого  пиджака,  теребил   бумажные
неглаженые  брюки.  Ћн был  уже  всемирно знаменит.  „авно  были  напечатаны
эпохальные  "Ћдин  день...",  "Њатренин  двор",  который  способствовал  его
признанию в среде писателей больше, чем "Ћдин день...". "’ам  работала тема,
неведомаЯ раньше, ужаснаЯ, как взрыв у твоих ног", -- говорили перетрусившие
"маститые", а тут Ясно -- пришел огромный талант..."  Ћн был  признан всеми,
однако  внешне  продолжал оставатьсЯ  чуть сгорбленным сельским учителем  из
подмосковного городка.
     "Ћн живет на семьдесЯт пЯть копеек в день",  -- сказал  мне в те дни  о
нем ‹ев Љопелев.
     Љогда начало менЯтьсЯ его лицо?  Љогда  он начал отращивать бороду, длЯ
того, возможно, чтобы лицо не казалось столь мЯгким и беззащитным?
     Љогда оно  и в самом деле обрело, даже внешне,  непреклонность, суровую
жесткость? „умаю, после съезда писателей, который предал  ‘олженицына, когда
письмо  его не  было  там  прочтено и  он  понЯл, что  предстоит,  возможно,
лагернаЯ   жизнь:  один  на  один   с  произволом,  с  изощренной  подлостью
тюремщиков, один на один с атомным государством...
     Ћн его  словно предвидел, этот свой второй восьмилетний срок. €менно  в
те  дни  и  начали  оголтело  врать о ‘олженицыне и  официальные  лекторы, и
чиновники из ‘оюза писателей. Ќе помню, в каком году, в этом или, скорее,  в
последующем, на  одном из заводов в ђЯзани лектор  из  Њосквы так представил
рабочим ‘олженицына, столь живописал  его (ну,  конечно,  "предательство  за
доллары, клевета на  рабочее  государство, продажность" и  пр.), что молодые
рабочие, подвыпив длЯ храбрости, двинулись громить ‘олженицына. Ћни пришли в
его  домик на тихой улице ђЯзани. ‘олженицына не было. €х встретили вежливые
старушки. ‚се  в доме -- и реденькие занавески на окнах, и убогаЯ мебель  --
говорило  о  такой   отчаЯнной   бедности,  что  молодые  парни,   оторопев,
оглЯдевшись растерЯнно и недоуменно, тихо ушли...
     Џримерно  в  семидесЯтом  году  Я  увидел,  что напротив подъезда  ‹ьва
Љопелева (Я  жил  в том же  доме) остановилась  машина с  буквами ЊЋ–  перед
номером  -- буквами дежурных машин ЉѓЃ.  Џодобные  машины  --  они именуютсЯ
"подвижный   патруль"  --  нередко  стоЯли  возле  нашего  дома,  "оберегаЯ"
писателей от иностранных корреспондентов, фотографируЯ входЯщих и выходЯщих,
--  <I>предостерегаЯ</I> от  общений,  и  мы  примерно  знали  их  номера,  вернее,
служебные буквы  перед  номерами, отличали  эти черные "‚олги"  от случайных
машин,  но  эта  чернаЯ "‚олга" с  буквами  ЊЋ– перед  номером была оснащена
дополнительной антенной, а в "‚олге"  находилось четыре человека, которые не
вышли из машины, сидели напрЯженные, неподвижные, как манекены. џ решил, что
у  ‹ьва  Љопелева  очередные  иностранцы  (‹ев  Љопелев  --   литературовед,
германист,  жена его ђ. Ћрлова --  специалист  по американской  литературе).
€ностранцы,  как  правило,  были  профессорами   американских  или  немецких
университетов, навещали их  и докторанты  из  татов,  Ђнглии,  ѓермании  --
молодые,  откровенные  ребЯта, разговор  бывал  достаточно непринужденным. џ
торопливо зашагал к Љопелеву, чтобы предупредить о  подслушивании.  Ћбычно в
этом доме  не спрашивают, кто пришел, открывают сразу. Ќа этот раз не тотчас
спросили: <I>"Љто?"</I> џ назвал себЯ, дверь открыли, и Я, войдЯ в рабочий  кабинет
Љопелева,  заставленный  книгами  от  пола  до  потолка,  увидел  Ђлександра
€саевича. Ћн сидел в углу, что-то отмечаЯ в блокноте.
     ѓоворили, если не  ошибаюсь, о ѓенрихе Ѓелле, о его предстоЯщем приезде
в Њоскву.  џ  кивнул  в  сторону  окна,  ‹ев  Љопелев  сказал благодушно,  с
усмешкой:  "Њы  старые зэки..." € тут же  оживленно и громче: "•отите свежий
анекдот?.. Ћдна прелестница..."
     •охотал Я один. Љак нанЯтый. ЏоглЯдываЯ в направлении  окна, словно это
было не огромное окно в писательском доме, а тюремный глазок,  к которому  с
другой стороны припал надзиратель. Ђлександр €саевич чуть улыбнулсЯ,  одними
губами, скорее басовитой старательности ‹ьва Љопелева, чем анекдоту, и снова
поджал их в непримиримо-жесткой солженицынской складке.
     ’аких  встреч, случайных, у ‹ьва Љопелева или на Ђэропортовской  улице,
возле  писательских  домов,  было  несколько. џ  попыталсЯ вспомнить,  о чем
говорили. €  вдруг  с  неожиданной  предметной  отчетливостью  вспомнил:  он
никогда не рассказывал.
     џ  не  был  с  ним  настолько  близок,  чтобы  задавать   ему  вопросы.
ђасспрашивал он. Ћсобенно запечатлелась мне  встреча возле  метро. Ќаверное,
‘олженицын  опЯть  шел к  Љопелеву. ‚ то утро  менЯ исключили  из  партии, в
которую Я  вступил на войне.  Ћкончательно.  Ќа самом  "верху", в  Љомитете,
которым ведал член Џолитбюро –Љ ЉЏ‘‘ Ђ.  Џельше, сухонький  белолицый латыш,
сохранивший свою жизнь в  годы сталинщины ценой  утраты всего человеческого.
Ћн  походил  на  тугоухoro  старичка,  который  слышит, лишь  вставив в  ухо
слуховой аппаратик. •очет внимать  говорЯщему -- вставит аппаратик, не хочет
--  вынет. ЊенЯ исключали  из партии  и издевались надо мной все  утро, всем
Љомитетом, за  выступление в ‘оюзе писателей,  в котором,  среди прочего,  Я
высказалсЯ одобрительно о ‘олженицыне.  Љогда Я говорил о ‘олженицыне как  о
великом писателе, властительный старичок  слушал менЯ,  словно бы вынув свой
аппаратик. ‘ветлые  прозрачно-голубые глаза  отрешенно скользили по огромным
окнам кабинета. Ћстальные члены Љомитета вытЯнулись, напрЯглись, как гончие,
рвущие поводки. Ћ ‘олженицыне  была дана <I>твердаЯ установка.</I>  „вух мнений тут
не могло быть. Љоли  член  партии пренебрегает даже этим... ЊоЯ участь  была
решена.  ‚прочем, она была  решена  заранее. —еловек, которого  исключали из
партии до менЯ, но в последний момент простили, прошелестел в  коридоре мимо
менЯ, прошептав белыми губами: "’ебЯ сейчас будут убивать!"
     ...‘олженицын  выслушал  менЯ  внимательно,  задал  несколько вопросов,
свЯзанных   с   моей   судьбой;   он   не  был   сентиментален,   как   иные
старики-писатели,  обнимавшие  менЯ и слушавшие  со  слезами  на глазах.  Ћн
коснулсЯ моего плеча, сказав несколько слов, смысл которых был: "„ержись!" џ
отчетливо  помню и  его лицо,  и  свои  чувства, и свои мысли в эту  минуту.
Ђлександр  €саевич держалсЯ  прЯмо,  как строевой  офицер, словно никогда не
было у него сутулости  сельского учителЯ или, скорее,  бухгалтера. Ќаперекор
всем  ветрам он выпрЯмилсЯ и расправил плечи. Ѓыла  позднЯЯ осень 1968 года.
Њы только что оплакали "социализм с человеческим лицом".
     Ќа ‘олженицыне было новое пальто  с меховым  воротником.  Њех показалсЯ
мне дорогам.  Џальто -- барским. џ,  помню, сказал себе мысленно: "Ѓарин..."
‘лово это было длЯ менЯ отчуждающим. Ќо  в чувствах  не было осуждениЯ. Ѓыла
радость. Љак его сейчас травЯт, поносЯт! ‚о всех газетах. Ќа всех собраниЯх.
‡а одно слово в его поддержку выгонЯют с работы, лишают куска хлеба. “  менЯ
болели суставы, словно  менЯ вздергивали на дыбе. ’олько за то, что Я сказал
сановным  негодЯЯм: "Њы все  умрем,  и Я,  и вы, сгинем  бесследно, а  он --
останетсЯ. Љак ђоссиЯ.." Ќе только  его пытаютсЯ умертвить, все вокруг  него
пытаютсЯ превратить в мертвую зону, а он -- прекрасно выглЯдит.  ‘веж. Џочти
выхолен.  Ѓорода густа  и аккуратно  подстрижена.  Ѓелое  лицо  над  дорогим
воротником кажетсЯ барственно властным...  Ќаперекор  всему!.. џ простилсЯ с
ним  по-прежнему разбитый,  у менЯ болели даже мышцы, словно менЯ и в  самом
деле  только  что исхлестали, а на  душе было удовлетворение, тихаЯ радость:
"Ќе  одолеть им его, не сломать". Љак всегда, Я не задавал вопросов. ‘только
вокруг    ‘олженицына    кружилось    народа,   порой    достойного,   порой
подозрительного, что  он, думаю,  был  откровенен и словоохотлив  только  со
своими старыми тюремными друзьЯми.
     ‡апомнилсЯ мне  также сбивчивый  рассказ  жены.  Ћна  однажды вернулась
домой взволнованнаЯ. ‚идела в метро ‘олженицына  и Љопелева.  Ћни говорили о
чем-то тихо и одушевленно. Ћна оглЯделась: не подслушивает ли кто? Ќет,  они
оторвались  от  "слухачей".  Ќикого  вокруг  не было.  Ћба они не  могли  не
обратить на себЯ вниманиЯ. Ћба высокие, плечистые, распрЯмленные, бородатые,
как патриархи.
     ...Љак  известно,  ‹ев Љопелев  был прототипом  ‹ьва  ђубина  в  "Љруге
первом". Ѓывший зэк Љопелев умел работать в шуме и в гомоне. ‘клонившись над
рукописью, он включал  приемник, стоЯвший у  окна. "Њузыка отрезает  от менЯ
грохот самосвалов", -- объЯснЯл он.
     †иваЯ памЯть об этом недюжинном человеке позволила мне, возможно, иметь
суждение  о  соотношении  документализма  и  вымысла  в  прозе  ‘олженицына.
•арактер,   направленность   вымысла   или,   в   данном   случае,   домысла
свидетельствует  о  личности   автора,  намой   взглЯд,   объемнее,   полнее
биографических данных или воспоминаний современников.
     —тобы   постичь  человека,   столь   противоречиво-сложного,   как   Ђ.
‘олженицын,  Я  попытаюсь рассказать не только об "озвенелом зэке" с дорогим
воротником, который чувствовал себЯ  в часы  оголтелой  травли, как  морЯк в
шторм.  ‚сех вокруг  тошнит.  Њногие на грани обморока. Ђ морЯк только встал
устойчивее...  Ќо, более всего--  о принципах типизации, воплотивших  в себе
особенности личности писателЯ.
     ќта тема огромна. „умаю, она будет исследована  заново --  после выхода
биографических  книг  ‹. Љопелева  "•ранить  вечно"  и  „.  Џанина  "‡аписки
‘ологдина",  которые   дали  возможность  скрупулезно,  с  научным   тщанием
проследить,  насколько вымысел  соответствует правде. Ѓиографии  вымышленных
героев  -- биографиЯм  прототипов.  Џриближал  ли  вымысел  правдоподобие  к
правде? €ли уводил от нее?
     ‘ологдин, к  примеру,  далеко не  тот реальный „митрий Џанин, католик и
одержимый реформатор, с которым тоже свела менЯ судьба.
     ‘олженицын  безоглЯдно  трансформирует жизнь  в соответствии  со  своим
нравственным  и  религиозным мироощущением.  Ќикогда  не  остаетсЯ  в  плену
правдоподобиЯ. …сли надо, он "лепит" своего героЯ из трех-- пЯти  окружавших
его прототипов.  ’ак  был создан, скажем, ђуська „оронин,  который  пошел  в
"стукачи",  чтобы выЯснить,  кто в "шарашке" "стучит..."  € выЯснил, как  вы
помните, -- в день,  когда выдавали деньги и всем  "стукачам"  переводили по
147  рублей... ‚ образе „оронина объединены, по рассказу самого ђуськи -- Џ.
ѓерценберга,  три человека, три  узника. ‚нешний  облик  „оронина напоминает
зэка по фамилии ѓусев. ‹юбовные истории героЯ пережил зэк ‚итковский. Ћднако
характер „оронина, его поступки и приключениЯ, собственно ђуську ‘олженицына
"взЯл" у Џереца ѓерценберга,  который сидел вместе с  ‘олженицыным с 1948 по
1951 год.
     †ена Џереца ’анЯ, бывший доцент  ђижского университета, вспоминает, что
‘олженицын советовал им эмигрировать в €зраиль: "Ѓыл  бы Я евреем, Я стал бы
сионистом", -- сказал он ей.
     ќтот  разговор  происходил  в  мае  1966  года.  Ћн  крайне  важен <I>длЯ,</I>
пониманиЯ  мироощущениЯ  Ђлександра  ‘олженицына,  когда  оно  еще  не  было
отчетливо  выражено: уже  тогда он националистам сочувствовал, националистов
одобрЯл...
     ‡наменательный разговор!
     Ќа   ђуське-ѓерценберге  и   кончаетсЯ  известнаЯ  схожесть   героев  и
прототипов,  которую Я  мог  наблюдать,  ощутить  вживе.  Ћднако как  только
правдоподобие  не  соответствует  замыслу  ‘олженицына,  оно  отметаетсЯ  им
начисто,  с решительностью  человека,  твердо знающего, зачем  он  взЯлсЯ за
перо...
     ѓлавный  герой  почти всего творчества ‘олженицына  -- €ван  „енисович.
Ќародный характер, несущий на себе все тЯготы, определЯющий судьбу ђоссии. ‚
лагерЯх €ванов  „енисовичей  было  -- не  счесть.  …сли  ѓюстав  ”лобер  мог
сказать,  что  его ќмма (из  "ѓоспожи  Ѓовари")  плачет в  двадцати  городах
”ранции,  то  Ђлександр  ‘олженицын  имел  бы  право  заЯвить,  что его €ван
„енисович несет свой  крест в каждом лагере ђоссии, даже если этот лагерь не
огорожен пулеметами и просто называетсЯ такой-то деревней.
     Ћднако  откуда  в  "шарашке",  привилегированным  лагере  длЯ  ученых и
инженеров, мог взЯтьсЯ такой €ван „енисович? ’ем не менее "‚  круге  первом"
поЯвлЯетсЯ мужик ‘пиридон,  дворник,  пЯтидесЯтилетний русский  человек, как
подчеркивает ‘олженицын, скажем,  в  главе "ЉнЯзь-предатель".  Љогда ђубин и
другие эрудиты нервно-весело судЯт кнЯзЯ Ћльговича €горЯ ‘вЯтославича, мужик
‘пиридон "улыбаетсЯ лукаво..."
     Ќа  самом  деле,  как  сказал  мне  ђубин-Љопелев,  не  было   никакого
‘пиридона-совести, ‘пиридона-судьбы. Ѓыл дворник, по имени, кажетсЯ, ђодион.
‘тукач и доносчик, как почти все дворники на ђуси с давних времен. Ќо это не
отвечало замыслу Ђлександра ‘олженицына. € вот поЯвилсЯ ‘пиридон -- народный
характер, вымышленный ‘олженицыным.  €деализирует ли  ‘олженицын  народ?  --
невольно  спрашиваешь себЯ.  -- Ќарод, который сейчас страшно пьет, чтобы не
думать о жизни. € голосует на выборах за кого угодно...
     Ќарод,  который  вот уже  много  веков  бедует  под ураганными  ветрами
всевозможных  нашествий,  которого  нескончаемо  давит  сплошное, фигурально
выражаЯсь, татаро-монгольское  иго,  и  этот народ в  массе  своей  остаетсЯ
добрым народом, отзывчивым народом, такой народ не нуждаетсЯ в идеализации.
     ѓерой прозы ‘олженицына --  сам  ‘олженицын.  Ќе бросит ли это новый  и
резкий св