стошных  криках  юродивых,  чьЯ  чисто  биологическаЯ
"простота" считалась в средневековой ђуси "свЯтой".
     ‚  порЯдке  небольшого  отступлениЯ  следует  отметить,  что  случайные
отрывочные  записи создают самую  благодатную почву длЯ  самых разнообразных
"глубокомысленных"  и, в  том  числе, "пророческих" толкований, почву, более
безопасную,  чем  скажем,  выдергивание  отдельных  фраз из контекста  - там
все-таки могут и за руку схватить. ’ак, например, встречаетсЯ у „остоевского
запись: "џ обнаружу врага ђоссии - это семинарист". —еловек трезвых взглЯдов
посчитает,  что тут „остоевский по своей милой привычке  "рассчитываетсЯ"  с
современниками  -  бывшими семинаристами „обролюбовым и —ернышевским,  может
быть  и  готовитсЯ к  тайному разоблачению  своего же  друга - также бывшего
семинариста  ‘трахова.  Ќо  если  какой-нибудь  "неловкий почитатель"  будет
искать в этой записи "пророчество", то, обладаЯ соответствующей фантазией (а
фантазии  таким  "почитателЯм"  не  занимать!),  он  может  увидеть  в   ней
предсказание ЯвлениЯ еще одного бывшего семинариста - €осифа „жугашвили, как
раз  и  угробившего  то  самое  "земледелие"  в  ђоссии, которое  по  другим
"пророчествам" „остоевского должны были извести жиды, "умертвлЯющие почву".
     € все  же  почти все люди из близкого окружениЯ  „остоевского старались
быть  сдержанными  в  оценках влиЯниЯ эпилепсии  на  его  психику.  Ќаиболее
подробное  описание  приступа  болезни,  его предвестников  и  последействиЯ
приводит в своих воспоминаниЯх Ќ. ‘трахов: "Њного раз мне рассказывал  ”едор
Њихайлович,  что  перед  припадком  у  него   бывают   минуты  восторженного
состоЯниЯ.  "Ќа  несколько мгновений, -  говорил он,  -  Я  испытываю  такое
счастье, которое невозможно  в  обыкновенном состоЯнии и о  котором не имеют
понЯтиЯ другие люди. џ чувствую полную гармонию в себе и во всем мире, и это
так сильно и сладко, что  за несколько секунд такого блаженства можно отдать
десЯть  лет жизни, пожалуй,  всю жизнь".  ‘ледствием припадков  были  иногда
случайные ушибы  при падении, а  также боль  в мускулах от  перенесенных ими
судорог. €зредка поЯвлЯлась краснота лица, иногда пЯтна. Ќо главное было то,
что  больной  терЯл памЯть  и  днЯ  два или три  чувствовал себЯ  совершенно
разбитым. „ушевное  состоЯние его было очень тЯжело:  он  едва справлЯлсЯ со
своей  тоскою  и  впечатлительностью. •арактер  этой  тоски,  по его словам,
состоЯл в том, что он чувствовал  себЯ каким-то  преступником, ему казалось,
что над ним тЯготеет неведомаЯ вина, великое злодейство".
     Џриведенное  ‘траховым  описание   приступа  эпилепсии  у  „остоевского
ЯвлЯетсЯ более подробным, чем аналитические записи о припадках самого ”едора
Њихайловича и  заметки  Ђнны  ѓригорьевны на эту  же тему, но  и  он отводит
последствиЯм припадков  каких-нибудь два - три днЯ. ќто понЯтно, так как при
постоЯнном  общении  довольно трудно уловить  медленные, но уже  необратимые
изменениЯ личности, особенно когда не хочетсЯ их замечать.
     Ћднако  на  каждого королЯ  находитсЯ свой  "мальчик".  ЏоЯвилсЯ  такой
"мальчик"  и  вблизи  „остоевского  - юный  гимназист из  ‚итебска  ‚ладимир
Љазимирович  ‘тукалич  (судЯ  по  отчеству и фамилии,  такой  же  обрусевший
выходец из Џольши или ‹итвы, или, говорЯ словами „остоевского - "полЯчишка",
как и  сам великий писатель). ‘тукалич специально приехал в апреле 1877 г. в
Џетербург длЯ  встречи с „остоевским, и встреча эта произвела на  него такое
впечатление, что  он сразу же, еще не выехав из столицы, написал ему письмо,
в котором были такие слова: "...‚ы подозрительны. Љогда ‚ы шутЯ сказали, что
жиды просто убьют ‚ас, у ‚ас в  глазах мелькнуло странное выражение.  ‚ы как
будто ожидали  посмотреть,  какое впечатление произведут на менЯ ‚аши слова,
не приму ли Я их серьезно, чтобы таким образом судить,  возможно ли что-либо
подобное. “ менЯ действительно мелькнул испуг  на лице, но  это от того, что
мне сделалось страшно за ‚ас. Ќеужели, мелькнуло у менЯ, ‚ы до такой степени
мнительны. ‚едь это, пожалуй, что-то вроде помешательства...".

        x x x

     ђазговор  „остоевского с "мальчиком" напомнил мне случай из жизни:  лет
десЯть  назад,  будучи  в Њоскве, Я  задержалсЯ у  одного  из многочисленных
лотков, торгующих нацистской литературой  и периодикой, и взЯл в руки  номер
газеты  "‡автра". “видев  это  две  "красно-коричневые  бабки", находившиесЯ
вблизи лотка, стали  взахлеб мне  рассказывать о том, что "жиды" хотЯт убить
редактора этой славной газеты.
     - “же было  два покушениЯ! - доверительно сообщила  одна из активисток,
не  распознав  во мне одного из возможных "убийц" этого  рыцарЯ без страха и
упрека.
     Љак и в  случае с „остоевским, эти опасениЯ  оказались необоснованными:
"жиды" никого не убили, и "господин ѓексаген"  постсоветской литературы, как
известно,   живет  и  здравствует,  потешаЯ  весь  российский  народ  своими
многозначительными "пророческими откровениЯми" одно другого страшнее.

        x x x
     Ћтрывок  из письма  ‚.  ‘тукалича  показывает,  что страдавший глухотой
витебский  гимназист был свыше наделен даром  психолога - настолько тонко он
описывает движениЯ собственной души, и он под впечатлением встречи и личного
общениЯ с „остоевским произнес слово "помешательство": то, что ускользало от
вниманиЯ   близкого  окружениЯ,   бросилось   в   глаза  наблюдательному   и
непредубежденному, и весьма доброжелательному случайному собеседнику.
     ‚ероЯтно ‘тукалич был не  единственным,  у  кого  возникали  сомнениЯ в
психическом здоровье  „остоевского. ’ак,  например,  ѓригорович  вспоминает:
"„остоевского  до  конца  его  жизни  признавали  крайне  раздражительным  и
необщительным, и  некоторые считали его даже  ненормальным", однако подобные
высказываниЯ   могут  восприниматьсЯ   как  отголосок   сплетен,   неизбежно
возникающих  у так  называемой "общественности" при контакте с  гением: кому
только  из   великих  не  пришлось  в   представлении   обывателей  побывать
"ненормальным"! Ќо отзыв  ‘тукалича ценен своей  искренностью,  это был крик
чистой души.
     ‚се творчество  „остоевского после 1861 г. есть по своей  сути борьба с
демонами,  но не  с демонами  внешнего  мира,  а  с  демонами  его  болезни,
терзавшими его собственную душу. ќти демоны рвались на страницы его романов,
а  он  мог им противостоЯть  только усилием своей творческой воли. Џолностью
преградить  им путь не  всегда  удавалось, и  создаваемые его художественным
гением  миры  заселЯлись  людьми  с  психическими  отклонениЯми от  нормы  -
эпилептиками (Ќелли в "“ниженных и оскорбленных",  кнЯзь Њышкин  в "€диоте",
Ђлексей Ќилыч  Љириллов  в  "Ѓесах",  ‘мердЯков  в  "ЃратьЯх  Љарамазовых"),
психопатами,  находЯщимисЯ  в  стадии  распада  личности  (Џарфен  ‘еменович
ђогожин в "€диоте", нравственно неполноценный Ќиколай ‚севолодович ‘таврогин
в  "Ѓесах",  переживший  временное  помутнение  рассудка   ђодион  ђоманович
ђаскольников в "Џреступлении  и наказании"),  масса истеричек и истериков, и
т.п.
     Ђнализ подготовительных  материалов  к  романам „остоевского может дать
представление  о масштабах  и  трагичности той борьбы, которую он непрерывно
вел  с демонами,  порожденными  его болезнью. Ќо особенно ощутим накал  этой
борьбы   при  сопоставлении   черновых   записей   к   "„невнику  писателЯ",
представлЯющих  собой  поток  деформированного  сознаниЯ,  складывающийсЯ  в
определенной мере под провокационным воздействием некоторой части российской
периодики  того  времени,  с окончательными  "беловыми"  текстами. Ћднако  и
здесь,   в   серой   ткани  этих   текстов,   сверкают   драгоценные   камни
художественного гениЯ „остоевского - вкрапленные в  нее  рассказы "Њальчик у
•риста на  елке",  "Њужик Њарей", "Ѓобок", "ЉроткаЯ",  "‚лас", "‘он смешного
человека". ќту  болезненную неоднородность  "„невника",  вызывавшую  споры в
обществе, тогда же отметил в одной из своих эпиграмм „. Њинаев:
     ‚от ваш "„невник"... —его в нем нет?
     € гениальность, и юродство,
     € старческий ненужный бред,
     € чуткий ум, и сумасбродство,
     € день, и ночь, и мрак, и свет,
     Ћ „остоевский плодовитый!
     —итатель, вами с толку сбитый,
     Џо "„невнику" решил, что вы -
     Ќе то художник даровитый,
     Ќе то блаженный из Њосквы.

     …сли  бы "читатель"  в те  годы мог познакомитьсЯ с рабочими  тетрадЯми
„остоевского, его недоумение еще более бы возросло.
     Ћбилие психопатов  среди  созданных  „остоевским художественных образов
уже давно привлекло усиленное  внимание к личности этого автора. „лЯ  хорошо
осведомленного о проЯвлениЯх и  последствиЯх  его болезни  Њилюкова все было
Ясно изначально: "…сли,  при жизненной правде и психической верности большей
части созданных им лиц, особенно в последних сочинениЯх, на них лежит печать
какой-то  болезненной фантазии,  если  они представлЯютсЯ нам  точно  сквозь
какое-то цветное стекло, в странном колорите, придающем им призрачный вид, -
то на все это, как и на  его личный характер, действовала, без сомнениЯ, его
несчастнаЯ болезнь, особенно развившаЯсЯ по возвращении из ‘ибири".
     ’руднее было тем, кто не имел доступа к переписке и дневниковым записЯм
„остоевского и к  воспоминаниЯм  Ђнны ѓригорьевны, в  которых наиболее полно
отразилась историЯ его болезни, и длЯ кого почти единственным материалом длЯ
анализа  были  лишь  художественные  тексты гениального  писателЯ. ’ут  даже
блистательный ‡игмунд ”рейд оказалсЯ на  ложном  пути,  что,  впрочем, с ним
часто  бывало.  ‚  случае  с „остоевским  он,  в дополнение к  окончательным
редакциЯм романов  смог  воспользоватьсЯ  лишь  поЯвившимисЯ  в  20-х  годах
прошлого  века  немецкими  переводами  черновиков  "Ѓратьев  Љарамазовых"  и
воспоминаний  ‹юбови  ”едоровны.  ‚ этих  воспоминаниЯх,  имевших,  судЯ  по
немедленно отозвавшемусЯ на них  ѓессе, большой  успех в ѓермании и Ђвстрии,
‹юбовь ”едоровна  лишь  вскользь  и  очень  сдержанно  коснулась хронической
болезни  отца, но зато целую главу посвЯтила рассказу о глубокой  ненависти,
которую ”едор Њихайлович и его братьЯ испытывали к  своему отцу, и высказала
свои предположениЯ о том, что в образе ”едора Џавловича Љарамазова отразилсЯ
Њихаил Ђндреевич „остоевский.  ќтого  ”рейду  оказалось достаточно длЯ того,
чтобы на  свой лад сконструировать  личность  „остоевского  и объЯвить,  что
правильно  объЯснить  его творениЯ может  лишь патолог-психоаналитик, хотЯ в
действительности     здесь     был     бы     более     полезен      хороший
психопатолог-психотерапевт.
     Њиф  о „остоевском был создан  ”рейдом  лишь потому, что он, находЯсь в
плену  своих собственных теорий,  увидел, как  ему  показалось,  в судьбе  и
творчестве   писателЯ  еще  одно   эффектное   доказательство  существованиЯ
пресловутого "эдипова комплекса",  а не вследствие отсутствиЯ  у знаменитого
психоаналитика "русской души". Љ слову сказать, отсутствие "русской души" не
помешало  в  двадцатом  веке стать  восторженными  поклонниками „остоевского
целой  когорте  знаменитых  немецкоЯзычных  "жидов",  среди которых,  помимо
”рейда,  были Ђ. ќйнштейн, ‘. –вейг, ”. Љафка, ”. ‚ерфель, џ.  ‚ассерман, ‰.
ђот, ќ. Љанетти и др. (‚озможно  среди них были потомки тех раздражавших его
во времЯ пребываниЯ  за  границей  немецких  "жидов", об  обилии  которых  в
ѓермании он  доносил  своему другу-  покровителю  Џобедоносцеву. ‚прочем, не
исключено, что тогда за еврейский жаргон он  принЯл какой-нибудь из картавых
немецких диалектов). „а и среди наиболее известных российских исследователей
и толкователей  творчества  „остоевского  оказалось непропорционально  много
евреев. Ђ когда  в  одном из самых популЯрных советских телешоу  в  качестве
постоЯнного  гостЯ  возникал покойный академик  Ђркадий Ѓейнусович  Њигдал с
томиками "„невника писателЯ", ЯвлЯвшегосЯ длЯ него,  по его словам, кладезем
премудрости, Я задавал себе вопрос, а не еврейский ли по своей сути писатель
”едор  Њихайлович  „остоевский? ’ем более, что  Я оказалсЯ не одинок в  этом
предположении: один истинно русский человек - офицер, служивший на питерской
гауптвахте, куда  в марте 1874 года  по  пустЯшному делу на пару дней угодил
великий  писатель, вспоминал: "џ тогда  почему-то думал, что „остоевский  из
жидов. ‘ наружности он, что ли, на них походил...".
     ќпиграфом к этому очерку  поставлена строка из Љорана.  ‚ероЯтно, можно
было  подобрать  что-нибудь подходЯщее из христианских  откровений,  но  так
получилось, что Љоран Я знаю лучше ‚етхого ‡авета и …вангелиЯ. Љ тому же сам
„остоевский  утверждал:  "џ  столь же русский,  сколько  и татарин"  и  даже
принималсЯ  толковать  Љоран, правда, очень по-своему. €  вообще, где  бы ни
прозвучали слова  ‚севышнего, они верны, так  как Ћн - один. ‚ свЯзи  с этим
можно привести  еще один стих Љорана, имеющий некоторое отношение  к  судьбе
„остоевского: "—то каждаЯ душа приобретает, то остаетсЯ на ней, и не понесет
носЯщаЯ  ношу  другой"  (Љоран,  6:164).   Ќекоторые  серьезные  толкователи
считают,  что  здесь  имеетсЯ  в виду "ноша грехов".  „остоевский же,  можно
сказать, попыталсЯ взвалить  на себЯ ноши других людей или даже  ношу грехов
всего человечества, и душа  его,  как и предупреждал  ‚севышний,  не вынесла
этой тЯжести.
     ‚се, имеющее начало, имеет  и конец. € конец в случае эпилепсии намного
печальнее,  даже  чем  начало  и  чем  течение  болезни.  "‚Ялость" мысли  и
"сверхценные  идеи"  постепенно превращаютсЯ  в  бред.  €меетсЯ  в  виду  не
разговорный  смысл  этого  слова, а  психологический  термин, означающий  не
соответствующие  реальности   представлениЯ   и  умозаключениЯ  индивидуума,
патологически убежденного  в  их  правильности  и  подкреплЯющего  их  рЯдом
субъективных доказательств, сведенных в "логическую" систему. Њногие беловые
и  черновые   тексты   „остоевского  образуют  такие  "логические"   системы
нереальных   представлений   и  могут   служить  уникальным  материалом  длЯ
психодиагностики   и  исследованиЯ  деформированной   личности   их  автора.
Џризнаками изменений  личности  ЯвлЯютсЯ также фобии, к которым  „остоевский
был  склонен  с детства.  €зменЯлсЯ  только  источник страха  -  от  детской
"волкофобии" к  юношескому  страху смерти  и преждевременного  погребениЯ, и
далее к  более конкретным "ужасам", угрожающим уже не ему одному,  а  целому
народу, всей  империи  и  даже  всему  человечеству,  -  "жидам", католикам,
протестантам, социалистам, "полЯчишкам", которые желают  владычествовать над
славЯнами,  туркам,  европейцам,   профессорам,   интеллигентам,  либералам,
семинаристам, "нигилЯтине" и т.д., и т.п.
     ‚се это делает бессмысленным и потому  невозможным какой-либо серьезный
разговор о политических, этических и  философских высказываниЯх „остоевского
- обо всем, что лежит за пределами его художественного творчества.
     €тогом  же эпилептических  изменений  личности считаетсЯ  слабоумие.  ‚
октЯбре  1859 года, когда этот  печальный  финал  еще казалсЯ очень далеким,
38-летний  „остоевский  писал   в  прошении  Ђлександру   II:  "Ѓолезнь  моЯ
усиливаетсЯ более и  более.  Ћт  каждого припадка  Я, видимо,  терЯю памЯть,
воображение,  душевные и телесные силы.  €сход моей болезни -  расслабление,
смерть  или  сумасшествие.  ...   Ђ   между  тем   врачи  обнадеживают  менЯ
излечением...".
     ’огда это  был лишь аргумент, подкреплЯющий обращенную к царю просьбу о
разрешении проживать в Џетербурге. Ќо времЯ шло, излечениЯ не  предвиделось,
и  в  бумагах  „остоевского поЯвилась запись, свидетельствующаЯ о  том,  что
страх  перед ожидавшем его будущем не покидал его:  16 февралЯ  1870 года, в
начале работы над "Ѓесами", когда эпилепсиЯ особенно сильно напоминала ему о
себе,   в   его   воображении  возникает  такой  автобиографический   сюжет:
"‚еликолепнаЯ  мысль.  €меть в  виду.  €деЯ романа.  ђоманист (писатель).  ‚
старости, а главное от  припадков, впал в  отупение способностей  и затем  в
нищету. ‘ознаваЯ свои  недостатки, предпочитает перестать писать и принимает
на бедность".
     ќтот  сюжет не  реализовалсЯ ни в  его творчестве (о чем, вероЯтно,  не
следует жалеть, поскольку в нем, по замыслу  автора, могли в неблагоприЯтном
освещении  предстать  многие  достойные люди  из литературного круга 40-60-х
годов),  ни,  к  счастью,  в  его  жизни,  хотЯ  последний  выпуск "„невника
писателЯ" (Январь  1881 г.) и подготовительные  материалы к  нему, в которых
встречаютсЯ  весьма удивительные мысли  о  "восточном  вопросе"  типа:  "имЯ
белого  царЯ  должно  стоЯть  превыше  ханов  и  эмиров,  превыше  индейской
императрицы, превыше даже  самого калифова имени. Џусть калиф, но белый царь
есть  царь  и  калифу. ‚от  какое убеждение надо  чтоб  утвердилось!  €  оно
утверждаетсЯ и нарастает ежегодно, и оно нам необходимо, ибо оно их приучает
к грЯдущему". "Џусть приучаютсЯ  к мысли,  что мусульманский  ‚осток  и ЂзиЯ
принадлежат Ѓелому царю", - свидетельствующие о том, что „остоевский был уже
близок  к такому печальному пределу. ‚о всЯком случае, под приведенными выше
фразами мог бы подписатьсЯ Џоприщин.
     Ћднако ‚севышний милосердно избавил писателЯ от этой скорбной участи.
     (‘ходство  "„невника  писателЯ"   с   "‡аписками  сумасшедшего"  ѓоголЯ
отмечалось  современниками „остоевского еще при поЯвлении первых глав  этого
пестрого сочинениЯ  в  "ѓражданине", - см., например, заметку ‹. Џанютина  в
"ѓолосе"  от  14  ЯнварЯ 1873  г.  Љак  бы  в  ответ  на  это  сопоставление
„остоевский в очередной главе, опубликованной в "ѓражданине" 21 маЯ 1873 г.,
то ли в шутку, то ли всерьез сам уподоблЯет себЯ Џоприщину.)

        x x x

     P.S. Џервоначально Я назвал этот  очерк "€сториЯ  болезни",  но  потом,
просматриваЯ необъЯтную библиографию публикаций, имеющих отношение к жизни и
трудам  „остоевского,   Я   обнаружил   в  журнале  "ЉлиническаЯ   медицина"
двадцатилетней  давности  статью  Ђ.….  ѓорбулина  "Љ  истории  болезни ”.Њ.
„остоевского"    (1986,   ќ    12).    ќто   оказалась   небольшаЯ   заметка
клинициста-пульмонолога,   посвЯщеннаЯ   различным   легочным   заболеваниЯм
писателЯ, одно из которых и стало непосредственной причиной его смерти.
     —то касаетсЯ эпилепсии, то этот  врач рассматривал  ее лишь как один из
факторов, оказывавших влиЯние только на физическое состоЯние больного, и его
представлениЯ  о количестве припадков, терзавших душу и  мозг  „остоевского,
оказались  крайне поверхностными,  а  иногда и ошибочными: так, например, он
сообщает, что к выходу "Ѓратьев Љарамазовых",  т.е. к  1880 г., „остоевского
уже  три  года не  мучили  припадки  эпилепсии и делает  вывод  о спонтанном
улучшении в течении заболеваниЯ, в то времЯ  как только отмеченных  в разных
записЯх в 1880г. было шесть припадков, из которых три было очень сильных - в
том  числе  случившийсЯ  20 февралЯ,  после  того  как  „остоевский узнал  о
покушении Њлодецкого на ‹орис-Њеликова. Ћднако даже этот припадок не помешал
ему  на удивление многих  отправитьсЯ лично  созерцать  казнь  Њлодецкого 22
февралЯ.  Ђ  один из сильнейших припадков, последствиЯ которого продолжались
целую неделю, был отмечен писателем  6 ноЯбрЯ, т.е. менее чем за три  месЯца
до  кончины.  €  по  поводу этого припадка сам „остоевский отмечает,  что  с
годами припадки действуют все сильнее. Љакое уж тут "спонтанное улучшение"!
     ’ем  не  менее,  слова "историЯ болезни" применительно  к  „остоевскому
прозвучали относительно недавно,  и мне не захотелось  их повторЯть. € после
непродолжительных   раздумий  Я  решил   обратитьсЯ   к  более  архаическому
наименованию того же самого медицинского документа - "скорбный лист" (по  ‚.
„алю  -  краткие заметки о  болезни  и ходе ее),  что,  может  быть, судЯ по
приведенному  в начале этого очерка изречению ‚.  Љороленко, даже в  большей
степени соответствует его содержанию.
     ‚ заключение хочу сказать, что сам Я, знаЯ многое, все же вот уже более
полувека не  могу преодолеть наваждение, заставлЯющее менЯ  времЯ от времени
покидать нашу реальную ‚селенную, блистающую всеми красками бытиЯ, и хотЯ бы
на несколько мгновений погружатьсЯ в мир,  созданный  „остоевским,  где, как
говорил Ќабоков,  "ничего не менЯетсЯ". Њожет  быть так  получаетсЯ от того,
что  Я  родилсЯ и  прожил  всю  свою  жизнь в •арькове  -  городе  здоровом,
нормальном и спокойном, в  котором нет зловещих  петербуржских подворотен  и
нет поводов длЯ каких-либо  "надрывов", поскольку  люди здесь просто живут и
умирают в отведенные ‚севышним сроки.
     ‹ео џковлев
     ЋктЯбрь 2005 г.