; а Я
спою песнь к его плЯске:
     Џеснь плЯски и насмешки над духом тЯжести, моим величайшим
и самым могучим демоном, о котором  говорЯт,  что  он  "владыка
мира" ". --
     €  вот  песнЯ,  которую  пел  ‡аратустра,  в  то времЯ как
Љупидон и девушки вместе плЯсали:
     <center>_____________________________</center>
     ‚  твои  глаза  заглЯнул  Я  недавно,  о  жизнь!   €   мне
показалось, что Я погружаюсь в непостижимое.
     Ќо  ты  вытащила менЯ золотою удочкой; насмешливо смеЯлась
ты, когда Я тебЯ называл непостижимой.
     "’ак  говорЯт  все  рыбы,  --  отвечала  ты,  --  чего  не
постигают <i>они</i>, то и непостижимо.
     Ќо  Я  только  изменчива  и  дика,  и во всем Я женщина, и
притом недобродетельнаЯ:
     •отЯ  Я  называюсь   у   вас,   мужчин,   "глубиною"   или
"верностью", "вечностью", "тайною".
     Ќо   вы,   мужчины,   одарЯете   нас  всегда  собственными
добродетелЯми -- ах, вы, добродетельные!"
     ’ак смеЯлась она, невероЯтнаЯ; но никогда не верю Я  ей  и
смеху ее, когда она дурно говорит о себе самой.
     €  когда  Я  с  глазу  на  глаз  говорил  со  своей  дикой
мудростью, она сказала мне с гневом: "’ы желаешь,  ты  жаждешь,
ты любишь, потому только ты и <i>хвалишь</i> жизнь!"
     —уть  было  зло  не  ответил  Я  ей и не сказал правды ей,
рассерженной; и нельзЯ злее ответить, как "сказав правду" своей
мудрости.
     ’ак обстоит дело между нами тремЯ. Ћт всего сердца люблю Я
только жизнь  --  и  поистине,  всего  больше  тогда,  когда  Я
ненавижу ее!
     Ќо  если  Я  люблю  мудрость  и часто слишком люблю ее, то
потому, что она очень напоминает мне жизнь!
     “ ней ее глаза, ее смех и даже ее золотаЯ удочка -- чем же
Я виноват, что они так похожи одна на другую?
     € когда однажды жизнь спросила менЯ: что  такое  мудрость?
-- Я с жаром ответил: "Ћ, да! мудрость!
     …е  алчут  и не насыщаютсЯ, смотрЯт сквозь покровы и ловЯт
сетью.
     Љрасива ли она? Џочем Я знаю! Ќо и самые старые карпы  еще
идут на приманки ее.
     €зменчива она и упрЯма; часто Я видел, как кусала она себе
губы и путала гребнем свои волосы.
     Ѓыть  может,  она  зла и лукава, и во всем она женщина; но
когда она дурно говорит о себе самой, тогда именно увлекает она
всего больше".
     € когда Я сказал это жизни, она зло улыбнулась  и  закрыла
глаза.  "Ћ  ком  же говоришь ты? -- спросила она. -- Ќе обо мне
ли?
     € если даже ты прав,  можно  ли  говорить  <i>это</i>  мне
прЯмо в лицо! Ќо теперь скажи мне о своей мудрости!"
     Ђх,  ты опЯть раскрыла глаза свои, о жизнь возлюбленнаЯ! €
мне показалось, что Я опЯть погружаюсь в непостижимое. --
     <center>_____________________________</center>
     ’ак пел ‡аратустра. Ќо когда плЯска  кончилась  и  девушки
ушли, он сделалсЯ печален.
     "‘олнце  давно уже село, -- сказал он наконец, -- луг стал
сырым, от лесов веет прохладой.
     —то-то неведомое окружает менЯ и задумчиво  смотрит.  Љак!
’ы жив еще, ‡аратустра?
     Џочему?  ‡ачем? „лЯ чего? Људа? ѓде? Љак? ђазве не безумие
-- жить еще? --
     Ђх, друзьЯ мои, это вечер вопрошает во мне.  Џростите  мне
мою печаль!
     ‚ечер настал: простите мне, что вечер настал!"
     ’ак говорил ‡аратустра.

        ЌадгробнаЯ песнь

     "’ам  остров  могил,  молчаливый;  там  также  могилы моей
юности. ’уда отнесу Я вечно зеленый венок жизни".
     ’ак решив в сердце, ехал Я по морю. --
     Ћ  вы,  лики  и  видениЯ  моей  юности!  Ћ  блики   любви,
божественные  миги!  Љак  быстро  исчезли вы! џ вспоминаю о вас
сегоднЯ как об умерших длЯ менЯ.
     Ћт вас, мои дорогие мертвецы,  нисходит  на  менЯ  сладкое
благоухание,  облегчающее  мое  сердце  слезами.  Џоистине, оно
глубоко трогает и облегчает сердце одинокому пловцу.
     € все-таки Я самый богатый и самый завидуемый --  Я  самый
одинокий!  €бо  вы  <i>были</i> у менЯ, а Я и до сих пор у вас;
скажите, кому падали такие розовые Яблоки с дерева, как мне?
     џ все еще наследие и землЯ любви вашей, цветущий, в памЯть
о вас,  пестрыми,   дико   растущими   добродетелЯми,   о   вы,
возлюбленные мои!
     Ђх,  мы  были  созданы  оставатьсЯ  вблизи друг друга, вы,
милые, нездешние чудеса; и не как боЯзливые птицы  приблизились
вы  ко  мне  и  к  желанию  моему  --  нет,  как  доверчивые  к
доверчивому!
     „а, вы были созданы  длЯ  верности,  подобно  мне,  и  длЯ
нежных  вечностей; должен ли Я теперь называть вас именем вашей
неверности, вы, божественные  блики  и  миги:  иному  имени  не
научилсЯ Я еще.
     Џоистине,  слишком быстро умерли вы длЯ менЯ, вы, беглецы.
Ќо не бежали вы от менЯ, не бежал и Я от  вас:  не  виновны  мы
друг перед другом в нашей неверности.
     —тобы <i>менЯ</i> убить, душили вас, вы, певчие птицы моих
надежд!  „а,  в нас, вы, возлюбленные мои, пускала всегда злоба
свои стрелы -- чтобы попасть в мое сердце!
     € она попала! €бо вы были  всегда  самыми  близкими  моему
сердцу,  вы  были  все,  чем  Я владел и что владело мною, -- и
<i>потому</i> вы должны были умереть молодыми и слишком рано!
     ‚ самое уЯзвимое, чем Я владел,  пустили  они  стрелу:  то
были  вы,  чьЯ  кожа  походит  на  нежный  пух, и еще больше на
улыбку, умирающую от одного взглЯда на нее!
     Ќо  так  скажу  Я  своим   врагам:   что   значит   всЯкое
человекоубийство в сравнении с тем, что вы мне сделали!
     Ѓольше  зла  сделали  вы мне, чем всЯкое человекоубийство:
невозвратное взЯли вы у менЯ -- так говорю Я вам, мои враги.
     ђазве вы не убивали  ликов  и  самых  дорогих  чудес  моей
юности! ’оварищей моих игр отнимали вы у менЯ, блаженных духов!
ЏамЯти их возлагаю Я этот венок и это проклЯтие.
     ќто  проклЯтие  вам,  мои  враги!  Ќе  вы ли укоротили мою
вечность, подобно звуку, разбивающемусЯ в холодную ночь!  Ћдним
лишь  взглЯдом  божественного ока промелькнула она длЯ менЯ, --
одним бликом!
     ’ак  говорила  в  добрый   час   когда-то   моЯ   чистота:
"божественными должны быть длЯ менЯ все существа".
     ’огда напали вы на менЯ с грЯзными призраками; ах, куда же
девалсЯ теперь тот добрый час!
     "‚се  дни  должны  быть длЯ менЯ свЯщенны" -- так говорила
когда-то мудрость моей юности; поистине, веселой мудрости речь!
     Ќо тогда украли вы, враги, у менЯ мои ночи и продали их за
бессонную  муку;  ах,  куда  же  девалась  теперь  та   веселаЯ
мудрость?
     Љогда-то  искал  Я  по  птицам  счастливых  примет;  тогда
пустили вы мне на дорогу противное чудовище -- сову.  Ђх,  куда
же девалось тогда мое нежное стремление?
     Љогда-то  дал  Я  обет отрешитьсЯ от всЯкого отвращениЯ --
тогда превратили вы моих близких и ближних в гнойные Язвы.  Ђх,
куда же девалсЯ тогда мой самый благородный обет?
     Љак  слепец,  шел  Я  когда-то  блаженными путЯми -- тогда
набросали вы грЯзи на дорогу  слепца;  и  теперь  чувствует  он
отвращение к старой тропинке слепца.
     €  когда  Я  совершал  самое трудное длЯ менЯ и праздновал
победу своих преодолений, тогда вы заставили  тех,  что  любили
менЯ, кричать, что причинЯю Я им жестокое горе.
     Џоистине,  вы  всегда  поступали так: вы отравлЯли мне мой
лучший мед и стараниЯ моих лучших пчел.
     Љ щедрости моей посылали вы  всегда  самых  наглых  нищих;
вокруг   моего   состраданиЯ  заставлЯли  вы  всегда  теснитьсЯ
неисправимых бесстыдников. ’ак ранили вы мои добродетели  в  их
вере.
     €  если  приносил  Я  в  жертву,  что  было  у менЯ самого
свЯщенного, тотчас присоединЯло сюда и ваше "благочестие"  свои
жирные дары, так что в чаду вашего жира глохло, что было у менЯ
самого свЯщенного.
     € однажды хотел Я плЯсать, как никогда еще не плЯсал: выше
всех небес  хотел  Я  плЯсать.  ’огда уговорили вы моего самого
любимого певца.
     € теперь он запел заунывную, мрачную песню; ах, он  трубил
мне в уши, как печальный рог!
     “бийственный  певец,  орудие злобы, ты виновен менее всех!
“же стоЯл Я готовым к лучшему танцу --  тогда  убил  ты  своими
звуками мой восторг!
     ’олько  в плЯске умею Я говорить символами о самых высоких
вещах -- и теперь осталсЯ мой самый высокий символ неизреченным
в моих телодвижениЯх!
     Ќеизреченной  и  неразрешенной  осталась  во  мне   высшаЯ
надежда! € умерли все лики и утешениЯ моей юности!
     Љак  только  перенес  Я  это?  Љак избыл и превозмог Я эти
раны? Љак воскресла моЯ душа из этих могил?
     „а, есть во мне нечто неранимое, незахоронимое, взрывающее
скалы:  <i>моей  волею</i>  называетсЯ  оно.  Њолчаливо  и   не
изменЯЯсь проходит оно через годы.
     ‘воей  поступью  хочет  идти  моими стопами моЯ закадычнаЯ
волЯ; ее чувство безжалостно и неуЯзвимо.
     ЌеуЯзвима во мне только моЯ пЯта.  ’ы  жива  еще  и  верна
себе,  самаЯ  терпеливаЯ!  ‚се  еще  прорываешьсЯ ты сквозь все
могилы!
     ‚ тебе живет еще все  неразрешенное  моей  юности;  и  как
жизнь  и  юность,  сидишь ты здесь, надеЯсь, на желтых обломках
могил.
     „а, ты еще длЯ менЯ разрушительница всех могил; здравствуй
же, моЯ  волЯ!  €  только  там,  где  есть   могилы,   есть   и
воскресение. --
     ’ак пел ‡аратустра.

        Ћ самопреодолении

     "‚олею  к  истине" называете вы, мудрейшие, то, что движет
вами и возбуждает вас?
     ‚олею к мыслимости всего сущего  --  так  называю  Я  вашу
волю!
     ‚се сущее хотите вы <i>сделать</i> сперва мыслимым: ибо вы
сомневаетесь с добрым недоверием, мыслимо ли оно.
     Ќо оно должно подчинЯтьсЯ и покорЯтьсЯ вам! ’ак водит ваша
волЯ.  ѓладким  должно  стать  оно  и подвластным духу, как его
зеркало и отражение в нем.
     ‚ этом всЯ ваша волЯ, вы, мудрейшие, как волЯ к власти,  и
даже когда вы говорите о добре и зле и об оценках ценностей.
     ‘оздать  хотите  вы  еще  мир,  перед  которым вы могли бы
преклонить  колена,  --  такова  ваша   последнЯЯ   надежда   и
опьЯнение.
     Ќо немудрые, народ, -- они подобны реке, по которой плывет
челнок,  --  и  в  челноке  сидЯт  торжественные и перерЯженные
оценки ценностей.
     ‚ашу волю и ваши ценности спустили вы на реку становлениЯ;
стараЯ волЯ к власти брезжит мне в том, во что верит народ  как
в добро и зло.
     ’о  были  вы,  мудрейшие,  кто посадил таких гостей в этот
челнок  и  дал  им  блеск  и  гордые  имена,  --  вы   и   ваша
господствующаЯ волЯ!
     „альше несет теперь река ваш челнок: она <i>должна</i> его
нести.  —то  за  беда,  если  пенитсЯ  разбитаЯ  волна и гневно
противитсЯ килю!
     Ќе река ЯвлЯетсЯ вашей опасностью и концом вашего добра  и
зла,  вы,  мудрейшие,  --  но  сама  эта  волЯ,  волЯ  к власти
неистощимаЯ, творЯщаЯ волЯ к жизни.
     Ќо чтобы понЯли вы мое слово о добре и зле,  Я  скажу  вам
еще свое слово о жизни и свойстве всего живого.
     ‚се  живое проследил Я, Я прошел великими и малыми путЯми,
чтобы познать его свойство.
     ‘тогранным зеркалом ловил Я  взор  жизни,  когда  уста  ее
молчали, -- дабы ее взор говорил мне. € ее взор говорил мне.
     Ќо  где  бы  ни  находил  Я живое, везде слышал Я и речь о
послушании. ‚се живое есть нечто повинующеесЯ.
     € вот второе: тому повелевают, кто не  может  повиноватьсЯ
самому себе. ’аково свойство всего живого.
     Ќо  вот  третье,  что  Я  слышал:  повелевать труднее, чем
повиноватьсЯ. € не потому только, что повелевающий несет  бремЯ
всех повинующихсЯ и что легко может это бремЯ раздавить его:
     Џопыткой  и  дерзновением казалось мне всЯкое повелевание,
и, повелеваЯ, живущий всегда рискует самим собою.
     € даже когда он повелевает самому себе --  он  должен  еще
искупить  свое  повеление. ‘воего собственного закона должен он
стать судьей, и мстителем, и жертвой.
     Ќо как же происходит это? -- так  спрашивал  Я  себЯ.  —то
побуждает  все  живое  повиноватьсЯ  и повелевать и, повелеваЯ,
быть еще повинующимсЯ?
     ‘лушайте  же  мое  слово,  вы,  мудрейшие.  “достоверьтесь
серьезно,  проник  ли  Я  в  сердце  жизни и до самых корней ее
сердца!
     ‚езде, где находил Я живое, находил Я и волю к  власти;  и
даже в воле служащего находил Я волю быть господином.
     —тобы сильнейшему служил более слабый -- к этому побуждает
его волЯ  его,  котораЯ  хочет  быть  господином  над еще более
слабым: лишь без этой радости не может он обойтись.
     € как меньший отдает себЯ большему, чтобы тот радовалсЯ  и
власть  имел  над  меньшим,  --  так  приносит  себЯ в жертву и
больший и из-за власти ставит на доску -- жизнь свою.
     ‚ том и жертва великого, чтобы было в нем  дерзновение,  и
опасность, и игра в кости насмерть.
     Ђ  где  есть жертва, и служение, и взоры любви, там есть и
волЯ  быть  господином.  Љрадучись,  вкрадываетсЯ  слабейший  в
крепость  и  в  самое  сердце  сильнейшего -- и крадет власть у
него.
     € вот какую тайну поведала мне  сама  жизнь.  "‘мотри,  --
говорила   она,   --  Я  <i>всегда  должна  преодолевать  самое
себЯ.</i>
     Љонечно, вы называете это волей к творению или стремлением
к цели, к высшему, дальнему,  более  сложному  --  но  все  это
образует единую тайну:
     ‹учше  погибну  Я,  чем отрекусь от этого; и поистине, где
есть закат и опадение листьев,  там  жизнь  жертвует  собою  --
из-за власти!
     Њне   надо  быть  борьбою,  и  становлением,  и  целью,  и
противоречием целей; ах,  кто  угадывает  мою  волю,  угадывает
также, какими <i>кривыми</i> путЯми она должна идти!
     —то  бы  ни  создавала Я и как бы ни любила Я созданное --
скоро должна Я стать противницей ему и моей  любви:  так  хочет
моЯ волЯ.
     €  даже  ты,  познающий, ты только тропа и след моей воли:
поистине, моЯ волЯ к  власти  ходит  по  следам  твоей  воли  к
истине!
     Љонечно,  не попал в истину тот, кто запустил в нее словом
о "воле к существованию"; такой воли -- не существует!
     €бо то, чего нет, не может хотеть; а что  существует,  как
могло бы оно еще хотеть существованиЯ!
     ’олько  там, где есть жизнь, есть и волЯ; но это не волЯ к
жизни, но -- так учу Я тебЯ -- волЯ к власти!
     Њногое ценитсЯ живущим выше, чем сама жизнь; но и в  самой
оценке говорит -- волЯ к власти!" --
     ’ак  учила  менЯ  некогда  жизнь, и отсюда разрешаю Я, вы,
мудрейшие, также и загадку вашего сердца.
     Џоистине, Я говорю вам:  добра  и  зла,  которые  были  бы
непреходЯщими, -- не существует! €з себЯ должны они все снова и
снова преодолевать самих себЯ.
     Џри помощи ваших ценностей и слов о добре и зле совершаете
вы насилие,  вы,  ценители  ценностей;  и  в  этом ваша скрытаЯ
любовь, и блеск, и трепет, и порыв вашей души.
     Ќо еще большее насилие и новое преодоление растет из ваших
ценностей: об них разбиваетсЯ Яйцо и скорлупа его.
     € кто должен быть творцом в добре  и  зле,  поистине,  тот
должен быть сперва разрушителем, разбивающим ценности.
     ’ак  принадлежит  высшее  зло к высшему благу; а это благо
есть творческое. --
     Ѓудем же говорить только о нем, вы, мудрейшие, хотЯ и  это
дурно.  Ќо молчание еще хуже; все замолчанные истины становЯтсЯ
Ядовитыми.
     € пусть  разобьетсЯ  все,  что  может  разбитьсЯ  об  наши
истины! ‘колько домов предстоит еще воздвигнуть! --
     ’ак говорил ‡аратустра.

        Ћ возвышенных

     ‘покойна  глубина  моего  морЯ;  кто  бы  угадал,  что она
скрывает шутливых чудовищ!
     Ќепоколебима моЯ глубина;  но  она  блестит  от  плавающих
загадок и хохотов.
     Ћдного   возвышенного  видел  Я  сегоднЯ,  торжественного,
кающегосЯ духом; о, как смеЯлась моЯ душа над его безобразием!
     ‘ выпЯченной грудью, похожий на тех, кто  вбирает  в  себЯ
дыхание, -- так стоЯл он, возвышенный и молчаливый.
     “вешанный безобразными истинами, своей охотничьей добычей,
и богатый  разодранными  одеждами;  также много шипов висело на
нем -- но Я не видел еще ни одной розы.
     …ще не научилсЯ он смеху и  красоте.  Њрачным  возвратилсЯ
этот охотник из леса познаниЯ.
     ‘  битвы, где билсЯ с дикими зверЯми, вернулсЯ домой он; и
сквозь  серьезность  его  проглЯдывает  еще  дикий   зверь   --
непобежденный!
     Љак  тигр,  все  еще  стоит  он, готовый прыгнуть; но Я не
люблю  этих  напрЯженных  душ:  не  по  вкусу   мне   все   эти
ощерившиесЯ.
     €  вы  говорите  мне,  друзьЯ, что о вкусах и привкусах не
спорЯт? Ќо ведь всЯ жизнь есть спор о вкусах и привкусах!
     ‚кус: это одновременно и вес, и весы, и весовщик;  и  горе
всему  живущему,  если бы захотело оно жить без спора о весе, о
весах и весовщике!
     …сли бы этот возвышенный утомилсЯ своею возвышенностью, --
только тогда началась бы его красота; и только тогда вкусил  бы
Я его и нашел бы вкусным.
     €  только  когда он отвратитсЯ сам от себЯ, перепрыгнет он
через свою собственную тень -- и поистине прЯмо  в  <i>свое</i>
солнце.
     ‘лишком долго сидел он в тени, щеки побледнели у кающегосЯ
духом; почти умер он с голоду в своих ожиданиЯх.
     Џрезрение  еще  в  его  взоре,  и отвращение таитсЯ на его
устах. •отЯ отдыхает он теперь, но его отдых еще не на солнце.
     Ћн должен был бы работать, как вол; и его  счастье  должно
бы разить землею, а не презрением к земле.
     Ѓелым  волом хотел бы Я его видеть, идущим, фыркаЯ и мыча,
впереди плуга, -- и его мычание должно бы хвалить все земное!
     ’емно еще его лицо; тень руки пробегает по нему.  ‡атемнен
еще взор его глаз.
     ‘амое  дело его есть еще тень на нем: рука затемнЯет того,
кто трудитсЯ, не покладаЯ рук. …ще не преодолел он своего дела.
     Љак люблю Я в нем выю вола; но теперь хочу  Я  еще  видеть
взор ангела.
     €  от  воли  своей  героЯ должен он отучитьсЯ: вознесенным
должен он быть длЯ менЯ, а не только возвышенным, --  сам  эфир
должен вознести его, лишенного воли!
     Ћн победил чудовище, он разгадал загадки; но он должен еще
победить  своих  чудовищ  и  разгадать свои загадки, в небесных
детей должен он еще превратить их.
     …ще  не  научилось  его  познание  улыбатьсЯ  и  жить  без
зависти; еще не стих поток его страстей в красоте.
     Џоистине,  не  в  сытости  должно  смолкнуть и утонуть его
желание,  а  в  красоте!   Ћсанистость   свойственна   щедрости
благородно мыслЯщего.
     ‡акинув  руку  за  голову  --  так  должен был бы отдыхать
герой, так должен был бы преодолевать он даже свой отдых.
     Ќо именно длЯ  героЯ  <i>красота</i>  есть  самаЯ  труднаЯ
вещь. Ќедостижима красота длЯ всЯкой сильной воли.
     Ќемного  больше,  немного  меньше: именно это значит здесь
много; это значит здесь всего больше.
     ‘тоЯть с расслабленными мускулами и распрЯженной волей  --
это и есть самое трудное длЯ всех вас, вы, возвышенные!
     Љогда власть становитсЯ милостивой и нисходит в видимое --
красотой называю Я такое нисхождение.
     €  ни  от  кого  не  требую  Я  так  красоты, как от тебЯ,
могущественный;  твоЯ  доброта   да   будет   твоим   последним
самопреодолением.
     Ќа  всЯкое зло считаю Я тебЯ способным; поэтому Я и требую
от тебЯ добра.
     Џоистине, Я смеЯлсЯ часто над слабыми, которые  мнЯт  себЯ
добрыми, потому что у них расслабленные лапы.
     Љ  столпу  добродетели  должен  ты стремитьсЯ: чем выше он
подымаетсЯ, тем становитсЯ  он  красивее  и  нежнее,  а  внутри
тверже и выносливее.
     „а,  возвышенный, когда-нибудь должен ты быть прекрасным и
держать зеркало перед своей собственной красотою.
     ’огда  твоЯ  душа  будет   содрогатьсЯ   от   божественных
вожделений -- и поклонение будет в твоем тщеславии!
     ќто  и  есть  тайна  души:  только когда герой покинул ее,
приближаетсЯ к ней, в сновидении, -- сверхгерой. --
     ’ак говорил ‡аратустра.

        Ћ стране культуры

     ‘лишком далеко залетел Я в будущее; ужас напал на менЯ.
     €, оглЯнувшись кругом,  Я  увидел,  что  времЯ  было  моим
единственным современником.
     ’огда  бежал  Я  назад  домой -- и спешил все быстрее; так
пришел Я к вам, вы, современники, и в страну культуры.
     ‚первые посмотрел  Я  на  вас  как  следует  и  с  добрыми
желаниЯми; поистине, с тоскою в сердце пришел Я.
     Ќо  что  случилось  со мной? Љак ни было мне страшно, -- Я
должен был рассмеЯтьсЯ! Ќикогда не видел мой глаз ничего  более
пестро-испещренного!
     џ  все  смеЯлсЯ  и  смеЯлсЯ,  тогда  как ноги мои и сердце
дрожали: "ба, да тут родина всех красильных горшков!" -- сказал
Я.
     ‘ лицами, обмазанными пЯтьюдесЯтью клЯксами, -- так сидели
вы, к моему удивлению, вы, современники!
     € с пЯтьюдесЯтью зеркалами вокруг себЯ, которые льстили  и
подражали игре ваших красок!
     Џоистине,   вы  не  могли  бы  носить  лучшей  маски,  вы,
современники, чем ваши собственные лица!  Љто  бы  мог  вас  --
<i>узнать</i>!
     €списанные   знаками   прошлого,   а  поверх  этих  знаков
замалеванные новыми  знаками,  --  так  сокрылись  вы  от  всех
толкователей!
     €  если  даже  быть испытующим утробы, кто поверил бы, что
есть у вас утробы! €з  красок  кажетесь  вы  выпеченными  и  из
склеенных клочков.
     ‚се   века   и  народы  пестро  выглЯдывают  из-под  ваших
покровов; все обычаи и все верованиЯ  пестроЯзычно  глаголЯт  в
ваших жестах.
     …сли  бы  кто  освободил  вас  от  ваших покрывал, мантий,
красок и жестов, -- все-таки осталось  бы  у  него  достаточно,
чтобы пугать этим птиц.
     Џоистине,  Я  сам  испуганнаЯ птица, однажды увидевшаЯ вас
нагими и без красок; и Я улетел, когда скелет стал подавать мне
знаки любви.
     €бо скорее хотел бы Я быть поденщиком в подземном  мире  и
служить  тенЯм  минувшего!  --  ’учнее  и  полнее вас обитатели
подземного мира!
     ‚ том и горечь моей утробы, что ни нагими, ни  одетыми  не
выношу Я вас, вы, современники!
     ‚се,  что  есть  удушливого в будущем и что некогда пугало
улетевших птиц,  поистине  более  задушевно  и  внушает  больше
довериЯ, чем ваша "действительность".
     €бо  так  говорите  вы:  "Њы  всецело  действительность, и
притом без веры и суевериЯ"; так выпЯчиваете вы  грудь  --  ах,
даже и не имеЯ груди!
     Ќо  как  <i>могли</i>  бы вы верить, вы, размалеванные! --
вы, образа всего, во что некогда верили!
     ‚ы --  ходЯчее  опровержение  самой  веры  и  раскромсание
всЯких  мыслей. <i>Ќеправдоподобные</i> -- так называю <i>Я</i>
вас, вы, сыны действительности!
     ‚се времена пустословЯт друг против друга в ваших умах; но
сны и  пустословие  всех   времен   были   все-таки   ближе   к
действительности, чем ваше бодрствование!
     Ѓесплодны  вы;  <i>потому</i> и недостает вам веры. Ќо кто
должен был созидать, у того были всегда свои вещие сны и звезды
знамениЯ -- и верил он в веру! --
     ‚ы -- полуоткрытые ворота, у которых  ждут  могильщики.  €
вот   <i>ваша</i>  действительность:  "‚се  стоит  того,  чтобы
погибнуть".
     Ђх, вот стоите вы предо мной с торчащими ребрами! € многие
из вас хорошо понимали это и сами.
     € они говорили: "ЉажетсЯ, Ѓог, пока спал Я, что-то отнЯл у
менЯ? Џоистине, достаточно, чтобы сделать из этого самку!
     “дивительна скудость ребер  моих!"  --  так  говорили  уже
многие из людей настоЯщего.
     „а,  смех  вызываете  вы  во  мне,  вы,  современники! € в
особенности когда вы удивлЯетесь сами себе!
     € горе мне, если бы не мог Я смеЯтьсЯ над вашим удивлением
и должен был глотать все, что есть противного в ваших мисках!
     Ќо Я хочу отнестись к вам легче, ибо <i>нечто  тЯжелое</i>
должен  нести  Я;  и  что мне за дело, если жуки и летучие гады
сЯдут на мою ношу!
     Џоистине, не станет же она от того тЯжелее! € не  от  вас,
вы, современники, должна прийти ко мне великаЯ усталость. --
     Ђх,  куда  же еще поднЯтьсЯ мне с моей тоской! ‘о всех гор
высматриваю Я страны отцов и матерей.
     Ќо родины не нашел Я нигде: тревожно мне во всех городах и
рвусь Я прочь из всех ворот.
     —ужды мне и смешны современники; к ним еще недавно  влекло
менЯ сердце; и изгнан Я из стран отцов и матерей.
     ’ак  что  люблю  Я  еще  только  <i>страну детей моих</i>,
неоткрытую, лежащую в самых далеких морЯх; и пусть ищут и  ищут
ее мои корабли.
     ‘воими детьми хочу Я искупить то, что Я сын своих отцов; и
всем будущим -- <i>это</i> настоЯщее! --
     ’ак говорил ‡аратустра.

        Ћ непорочном познании

     Љогда  вчера  взошел  месЯц,  Я думал, что он хочет родить
солнце: так широко, как роженица, лежал он на горизонте.
     Ќо он обманул менЯ своей беременностью;  и  скорее  еще  Я
поверю, что месЯц -- мужчина, чем что он -- женщина.
     Љонечно,   мало   похож   на   мужчину   этот  застенчивый
полуночник. Џоистине, с нечистой совестью бродит он по крышам.
     €бо полон он похоти и ревности, этот монах в месЯце, падок
он до земли и всех радостей влюбленных.
     Ќет, Я не люблю его, этого кота на  крышах!  Џротивны  мне
все, кто подкрадываетсЯ к полузакрытым окнам!
     Ќабожно  и  молча  бродит  он  по звездным коврам; но Я не
люблю мужских ног, ступающих тихо, на которых  не  звенЯт  даже
шпоры.
     Џраведна  поступь  любого  правдивца;  но  кошка  ходит по
земле, крадучись. ‚зглЯни, по-кошачьи восходит луна и нечестно.
--
     ќто сравнение прилагаю Я к вам, чувствительные лицемеры, к
вам, ищущим "чистого познаниЯ"! ‚ас называю Я -- сластолюбцами!
     ‚ы также любите землю и земное -- Я хорошо  разгадал  нас!
--  но  стыд  в вашей любви и нечистаЯ совесть, -- вы похожи на
луну!
     ‚ презрении к земному убежден ваш дух, но не ваше нутро; а
<i>оно</i> сильнейшее в вас!
     € теперь стыдитсЯ ваш дух, что он угождает вашему нутру, и
крадетсЯ путЯми лжи и обмана, чтобы  не  встретитьсЯ  со  своим
собственным стыдом.
     "„лЯ  менЯ было бы высшим счастьем -- так говорит себе ваш
пролгавшийсЯ дух, -- смотреть на жизнь без вожделений, а не как
собака, с высунутым Языком;
     Ѓыть  счастливым  в  созерцании,  с  умершей  волею,   без
приступов и алчности себЯлюбиЯ, -- холодным и серым всем телом,
но с пьЯными глазами месЯца!
     „лЯ  менЯ  было  бы  лучшей долею -- так соблазнЯет самого
себЯ соблазненный, -- любить  землю,  как  любит  ее  месЯц,  и
только одними глазами прикасатьсЯ к красоте ее.
     € Я называю <i>непорочным</i> познание всех вещей, когда Я
ничего  не  хочу  от них, как только лежать перед ними, подобно
зеркалу с сотнею глаз". --
     Ћ  вы,  чувствительные  лицемеры,  вы,  сластолюбцы!   ‚ам
недостает невинности в вожделении; и вот почему клевещете вы на
вожделение!
     Џоистине,  не  как  созидающие,  производЯщие и радующиесЯ
становлению любите вы землю!
     ѓде есть невинность? ’ам, где есть волЯ к зачатию.  €  кто
хочет созидать дальше себЯ, у того длЯ менЯ самаЯ чистаЯ волЯ.
     ѓде  есть  красота?  ’ам,  где Я <i>должен хотеть</i> всею
волею; где хочу Я любить и погибнуть, чтобы  образ  не  осталсЯ
только образом.
     ‹юбить  и погибнуть -- это согласуетсЯ от вечности. •отеть
любви -- это значит хотеть также  смерти.  ’ак  говорю  Я  вам,
малодушные!
     Ќо  вот  же  хочет  ваше  скопческое косоглазие называтьсЯ
"созерцанием"! Ђ к чему можно  прикоснутьсЯ  трусливым  глазом,
должно  быть  окрещено именем "прекрасного"! Ћ вы, осквернители
благородных имен!
     Ќо в том проклЯтие ваше,  вы,  незапЯтнанные,  вы,  ищущие
чистого познаниЯ, что никогда не родите вы, хотЯ бы широко, как
роженица, и лежали вы на горизонте!
     €  поистине, ваши уста полны благородных слов; и мы должны
верить, что и сердце ваше переполнено, вы, лжецы?
     Ќо <i>мои</i> слова -- слова невзрачные,  презрительные  и
простые; и Я люблю подбирать то, что на ваших пиршествах падает
под стол.
     ‚се-таки  Я  могу  сказать истину им -- лицемерам! „а, мои
рыбьи косточки, раковины и колючие листьЯ  должны  --  щекотать
носы лицемерам!
     „урной  запах всегда вокруг вас и ваших пиршеств: ибо ваши
похотливые мысли, ваша ложь и притворство висЯт в воздухе!
     ђискните же сперва поверить самим себе --  себе  и  своему
нутру! Љто не верит себе самому, всегда лжет.
     ‹ичиною   Ѓога  прикрылись  вы  перед  самими  собой,  вы,
"чистые": в личине Ѓога укрылсЯ ужасный кольчатый червь ваш.
     Џоистине,  вы   обманываете,   вы,   "созерцающие"!   „аже
‡аратустра  был  некогда обманут божественной пленкой вашей; не
угадал он, какими змеиными кольцами была набита она.
     „ушу Ѓога мечтал Я некогда видеть играющей в ваших  играх,
вы,  ищущие  чистого  познаниЯ!  Ћ лучшем искусстве не мечтал Я
никогда, чем ваши искусства!
     Ќечисть змеиную, и дурной запах скрывала от менЯ  даль,  и
что хитрость Ящерицы похотливо ползала здесь.
     Ќо  Я  подошел к вам <i>ближе</i>: тогда наступил длЯ менЯ
день -- и теперь наступает он длЯ вас, -- кончились  похождениЯ
месЯца!
     ‚зглЯните  на  него! ‡астигнутый, бледный стоит он -- пред
утренней зарею!
     €бо оно уже близко, огненное светило, -- <i>его</i> любовь
приближаетсЯ к земле! Ќевинность и жажда творца --  вот  любовь
всЯкого солнца!
     ‘мотрите  же  на  него, как оно нетерпеливо подымаетсЯ над
морем! ђазве вы не чувствуете жадного, горЯчего  дыханиЯ  любви
его?
     Њорем  хочет  упитьсЯ  оно и впивать глубину его к себе на
высоту -- и тысЯчью грудей поднимаетсЯ к нему страстное море.
     €бо  оно  <i>хочет</i>,  чтобы  солнце  целовало   его   и
упивалось  им;  оно  <i>хочет</i>  стать воздухом, и высотою, и
стезею света, и самим светом!
     Џоистине, подобно солнцу, люблю Я  жизнь  и  все  глубокие
морЯ.
     €  длЯ  <i>менЯ</i>  в  том  познание,  чтобы все глубокое
поднЯлось -- на мою высоту! --
     ’ак говорил ‡аратустра.

        Ћб ученых

     Џока Я спал, овца принЯлась объедать  венок  из  плюща  на
моей голове, -- и, объедаЯ, она говорила: "‡аратустра не ученый
больше".
     €,  сказав  это,  она  чванливо  и гордо отошла в сторону.
ђебенок рассказал мне об этом.
     ‹юблю Я лежать здесь, где играют дети, вдоль развалившейсЯ
стены, среди чертополоха и красного мака.
     џ все еще ученый длЯ детей,  а  также  длЯ  чертополоха  и
красного мака. Ќевинны они, даже в своей злобе.
     Ќо  длЯ  овец  Я  уже  перестал быть ученым: так хочет моЯ
судьба -- да будет она благословенна!
     €бо истина в том,  что  ушел  Я  из  дома  ученых,  и  еще
захлопнул дверь за собою.
     ‘лишком  долго  сидела  моЯ душа голодной за их столом; не
научилсЯ Я, подобно им, познанию, как щелканью орехов.
     Џростор люблю Я и воздух над  свежей  землей;  лучше  буду
спать Я на воловьих шкурах, чем на званиЯх и почестЯх их.
     џ  слишком  горЯч  и  сгораю  от собственных мыслей; часто
захватывает  у  менЯ  дыхание.  ’огда  мне  нужно  на  простор,
подальше от всех запыленных комнат.
     Ќо  они прохлаждаютсЯ в прохладной тени: они хотЯт во всем
быть только зрителЯми и остерегаютсЯ  сидеть  там,  где  солнце
жжет ступни.
     Џодобно  тем,  кто стоит на улице и глазеет на проходЯщих,
так ждут и они и глазеют на мысли, продуманные другими.
     …сли  дотронутьсЯ  до  них   руками,   от   них   невольно
поднимаетсЯ пыль, как от мучных мешков; но кто же подумает, что
пыль их идет от зерна и от золотых даров нивы?
     Љогда  выдают  они  себЯ  за мудрых, менЯ знобит от мелких
изречений и истин их; часто от  мудрости  их  идет  запах,  как
будто  она  исходит  из  болота;  и поистине, Я слышал уже, как
лЯгушка квакала в ней!
     ‹овки они, и искусные пальцы у них -- что мое  своеобразие
при  многообразии  их! ‚сЯкое вдевание нитки и тканье и вЯзанье
знают их пальцы: так вЯжут они чулки духа!
     Ћни хорошие  часовые  механизмы;  нужно  только  правильно
заводить   их!   ’огда   показывают  они  безошибочно  времЯ  и
производЯт при этом легкий шум.
     Џодобно  мельницам,  работают   они   и   стучат:   только
подбрасывай  им  свои  зерна!  -- они уж сумеют измельчить их и
сделать белую пыль из них.
     Ћни зорко следЯт за  пальцами  друг  друга  и  не  слишком
доверЯют  один  другому. €зобретательные на маленькие хитрости,
подстерегают они тех, у кого хромает знание, -- подобно паукам,
подстерегают они.
     џ видел, как они всегда с осторожностью приготовлЯют Яд; и
всегда надевали они при этом стеклЯнные перчатки на пальцы.
     ’акже в поддельные кости умеют они играть; и Я заставал их
играющими с таким жаром, что они при этом потели.
     Њы чужды друг другу, и их  добродетели  противны  мне  еще
более, чем лукавства и поддельные игральные кости их.
     €  когда  Я жил у них, Я жил над ними. Ћттого и невзлюбили
они менЯ.
     Ћни и слышать не хотЯт,  чтобы  кто-нибудь  ходил  над  их
головами; и потому наложили они дерева, земли и сору между мной
и головами их.
     ’ак  заглушали они шум от моих шагов; и хуже всего слушали
менЯ до сих пор самые ученые среди них.
     ‚се ошибки и слабости людей нагромождали они между собою и
мной: "черным полом" называют они это в своих домах.
     € все-таки хожу Я со своими  мыслЯми  <i>над</i>  головами
их;  и  даже  если  бы  Я  захотел  ходить по своим собственным
ошибкам, все-таки был бы Я над ними и головами их.
     €бо люди <i>не</i> равны -- так говорит справедливость.  €
чего Я хочу, <i>они</i> не имели бы права хотеть! --
     ’ак говорил ‡аратустра.

        Ћ поэтах

     "‘  тех  пор  как  лучше знаю Я тело, -- сказал ‡аратустра
одному из своих учеников, -- дух длЯ менЯ только как бы дух;  а
все, что "не преходит", -- есть только символ".
     "ќто слышал Я уже однажды от тебЯ, -- отвечал ученик, -- и
тогда ты прибавил еще: "но поэты слишком много лгут". Џочему же
сказал ты, что поэты слишком много лгут?"
     "Џочему?   --  повторил  ‡аратустра.  --  ’ы  спрашиваешь,
почему? Ќо Я не принадлежу к тем, у кого можно спрашивать об их
"почему".
     ђазве переживаниЯ мои начались со  вчерашнего  днЯ?  „авно
уже пережил Я основаниЯ своих мнений.
     Њне  пришлось  бы  быть  бочкой  памЯти,  если  бы хотел Я
хранить все основаниЯ своих мнений.
     “же и это слишком много длЯ менЯ --  самому  хранить  свои
мнениЯ; и много птиц улетает уже.
     € среди них нахожу Я и залетного зверька в моей голубЯтне,
он мне чужой и дрожит, когда Я кладу на него свою руку.
     Ќо  что  же  сказал  тебе  однажды  ‡аратустра?  —то поэты
слишком много лгут? -- Ќо и ‡аратустра -- поэт.
     ‚еришь ли ты, что сказал он здесь правду? Џочему веришь ты
этому?"
     “ченик отвечал:  "џ  верю  в  ‡аратустру".  Ќо  ‡аратустра
покачал головой и улыбнулсЯ.
     ‚ера  не  делает менЯ блаженными -- сказал он, -- особенно
вера в менЯ.
     Ќо положим, что кто-нибудь совершенно серьезно сказал  бы,
что  поэты слишком много лгут; он был бы прав -- <i>мы</i> лжем
слишком много.
     Њы знаем слишком мало и дурно учимсЯ, поэтому и должны  мы
лгать.
     €  кто  же  из  нас,  поэтов, не разбавлЯл бы своего вина?
Њногие Ядовитые смеси приготовлЯлись в наших погребах;  многое,
чего нельзЯ описать, осуществлЯлось там.
     €  так  как  мы  мало знаем, то нам от души нравЯтсЯ нищие
духом, особенно если это молодые бабенки.
     € даже падки мы к тому, о чем старые бабенки  рассказывают
себе  по  вечерам. ќто называем мы сами вечной женственностью в
нас.
     € как будто существует особый,  тайный  доступ  к  знанию,
<i>скрытый</i>  длЯ тех, кто чему-нибудь учитсЯ: так верим мы в
народ и "мудрость" его.
     ‚се поэты верЯт, что если кто-нибудь, лежа в траве  или  в
уединенной  роще,  навострит  уши,  то  узнает кое-что о вещах,
находЯщихсЯ между небом и землею.
     € когда находЯт на поэтов  приливы  нежности,  они  всегда
думают, что сама природа влюблена в них --

     €  что  она подкрадываетсЯ к их ушам, чтобы нашептывать им
таинственные, влюбленные, льстивые речи,  --  этим  гордЯтсЯ  и
чванЯтсЯ они перед всеми смертными!
     Ђх,  есть  так много вещей между небом и землей, мечтать о
которых позволЯли себе только поэты!
     € особенно <i>выше</i> неба: ибо все боги суть сравнениЯ и
хитросплетениЯ поэтов!
     Џоистине, нас влечет всегда вверх -- в царство облаков: на
них сажаем мы своих пестрых баловней и называем их тогда богами
и сверхчеловеками --
     €бо достаточно легки они длЯ этих седалищ! -- все эти боги
и сверхчеловеки.
     Ђх, как устал Я от  всего  недостижимого,  что  непременно
хочет быть событием! Ђх, как устал Я от поэтов!
     Џока  ‡аратустра так говорил, сердилсЯ на него ученик его,
но молчал. Њолчал и ‡аратустра; но взор его обращен был внутрь,
как будто глЯдел он в глубокую  даль.  Ќаконец  он  вздохнул  и
перевел дух.
     џ  --  от  сегоднЯ  и от прежде, -- сказал он затем, -- но
есть  во  мне  нечто,  что  от  завтра,  от  послезавтра  и  от
когда-нибудь.
     џ  устал от поэтов, древних и новых: поверхностны длЯ менЯ
они все и мелководны.
     Ћни  недостаточно  вдумались  в  глубину;  потому   и   не
опускалось чувство их до самого дна.
     Ќемного  похоти и немного скуки -- таковы еще лучшие мысли
их.
     „уновением и бегом призраков кажутсЯ мне все звуки их арф;
что знали они до сих пор о зное душевном, рождающем звуки!
     Ћни длЯ менЯ недостаточно  опрЯтны:  все  они  мутЯт  свою
воду, чтобы глубокой казалась она.
     € они любЯт выдавать себЯ за примирителей; но посредниками
и смесителЯми   остаютсЯ   они   длЯ  менЯ  и  половинчатыми  и
неопрЯтными.
     Ђх, Я закидывал  свою  сеть  в  их  морЯ,  желаЯ  наловить
хороших  рыб,  но  постоЯнно  вытаскивал Я голову какого-нибудь
старого бога.
     ’ак алчущему давало море  камень.  €  сами  они  могли  бы
вполне произойти из морЯ.
     Ќесомненно,  попадаютсЯ перлы у них; тем более похожи сами
они на твердые раковины. € часто вместо души находил  Я  у  них
соленую тину.
     “ морЯ научились они тщеславию его: не есть ли море павлин
из павлинов?
     „аже  перед  самым безобразным из всех буйволов распускает
оно свой хвост, и никогда не устает оно играть своим веером  из
кружев, шелка и серебра.
     ’упо  смотрит  буйвол,  в  своей душе близкий к песку, еще
более близкий к тине, но приближающийсЯ больше всего к болоту.
     —то  ему  красота,  и  море,  и  убранство  павлина!   ќто
сравнение привожу Я поэтам.
     Џоистине,  самый  дух  их  --  павлин  из  павлинов и море
тщеславиЯ!
     ‡рителей требует дух поэта -- хотЯ бы были то буйволы!
     Ќо Я устал от этого духа; и Я  предвижу  времЯ,  когда  он
устанет от самого себЯ.
     џ  видел  уже поэтов изменившимисЯ и направившими взоры на
самих себЯ.
     џ видел приближение кающихсЯ духом: они выросли из них. --
     ’ак говорил ‡аратустра.

        Ћ великих событиЯх

     …сть остров на море  --  недалеко  от  блаженных  островов
‡аратустры, -- на нем постоЯнно дымитсЯ огнедышащаЯ гора; народ
и  особенно  старые бабы из народа говорЯт об этом острове, что
он привален, подобно камню,  перед  вратами  преисподней;  а  в
самом-де  вулкане  проходит вниз узкаЯ тропинка, ведущаЯ к этим
вратам преисподней.
     ‚ ту пору, как ‡аратустра пребывал на блаженных  островах,
случилось,  что  корабль  бросил  Якорь  у  острова,  где стоит
дымЯщаЯсЯ гора; и люди его сошли  на  берег,  чтобы  пострелЯть
кроликов.  Ќо  около  полуднЯ,  когда  капитан и люди его снова
собрались вместе, увидели они вдруг человека, идущего к ним  по
воздуху, и какой-то голос сказал Явственно: "пора! давно пора!"
Љогда  же  видение  было  совсем  близко  к  ним  -- оно быстро
пролетело мимо них,  подобно  тени,  в  направлении,  где  была
огненнаЯ гора, -- тогда узнали они, к величайшему смущению, что
это  --  ‡аратустра; ибо все они уже видели его, за исключением
самого капитана, и любили его, как любит народ:  мешаЯ  поровну
любовь и страх.
     "‘мотрите,  --  сказал  старый  кормчий, -- это ‡аратустра
отправлЯетсЯ в ад!"
     ‚ то же самое  времЯ,  как  эти  корабельщики  пристали  к
огненному острову, разнессЯ слух, что ‡аратустра исчез; и когда
спрашивали  друзей  его,  они рассказывали, что он ночью сел на
корабль, не сказав, куда хочет он ехать.
     ’ак возникло смЯтение, а через три днЯ  к  этому  смЯтению
присоединилсЯ  еще рассказ корабельщиков -- и теперь весь народ
говорил, что черт унес ‡аратустру. •отЯ  ученики  его  смеЯлись
над  этой  болтовней,  и один из них сказал даже: "џ думаю, что
скорее ‡аратустра унес черта".  Ќо  в  глубине  души  все  были
озабочены  и  желали  скорее увидеть его; как же велика была их
радость, когда на пЯтый день ‡аратустра поЯвилсЯ среди них.
     € вот рассказ о беседе ‡аратустры с огненным псом.
     ‡емлЯ, сказал он, имеет оболочку; и эта оболочка  поражена
болезнЯми.   Ћдна   из   этих  болезней  называетсЯ,  например:
"человек".
     Ђ другаЯ из этих болезней называетсЯ "огненный пес":  <i>о
нем</i> люди много лгали и позволЯли лгать.
     —тобы  изведать  эту  тайну,  перешел Я море -- и Я увидел
истину нагою, поистине! нагою -- необутою до самого горла.
     ’еперь Я знаю, что это за огненный пес; а также  все  бесы
извержениЯ  и  возмущениЯ, которых боЯтсЯ не одни только старые
бабы.
     "‚ыходи, огненный пес, из своей бездны! -- кричал Я. --  €
сознайсЯ,  как  глубока  эта  глубина!  Ћткуда  это ты фыркаешь
кверху?
     ’ы  пьешь  обильно  у  морЯ:  это  видно  по  соли  твоего
красноречиЯ!  Џоистине,  длЯ  пса  из  бездны берешь ты слишком
много пищи с поверхности!
     ‘амое большее,  Я  считаю  тебЯ  чревовещателем  земли;  и
всЯкий  раз, когда Я слышал речи бесов возмущениЯ и извержениЯ,
находил Я их похожими на  тебЯ:  с  твоей  же  солью,  ложью  и
плоскостью.
     ‚ы  умеете рычать и засыпать пеплом. ‚ы большие хвастуны и
вдосталь изучили искусство нагревать тину, чтобы она закипала.
     ѓде вы, там непременно должна быть поблизости тина и много
губчатого, пористого и защемленного; все это рветсЯ на свободу.
     "‘вобода" вопите вы все особенно охотно;  но  Я  разучилсЯ
верить  в "великие событиЯ", коль скоро вокруг них много шума и
дыма.
     € поверь мне, друг мой, адский шум! ‚еличайшие событиЯ  --
это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы.