колеса  длЯ  повозок,  кинжалы,
деревЯнные ложки  и бурдюки  из  козьих  шкур.  џ  понаблюдал  за  мастером,
изготовлЯвшим бурдюк,  и  не без  интереса обнаружил неизвестный  мне дотоле
факт: бурдюки, оказываетсЯ, делают шерстью внутрь, притом шерсть не удалЯют,
так что на самом деле вы глотаете чистейший козий волос. Ђ Я-то месЯцами пил
из бурдюков,  не  подозреваЯ об  этом! Ќа окраине города неглубокаЯ речка  с
зеленоватой водой цвета нефрита обтекала  отвесный утес, на вершине которого
лепились  к  скалам  дома  --  из  окна  своей спальни  их  обитатели  могли
поплевывать в  воду со стофутовой высоты.  ‚ расселинах утеса жило множество
голубей.  Ђ  в  ‹ериде  на  карнизах  старых  домов  с осыпающимисЯ  стенами
гнездились  тысЯчи  и  тысЯчи ласточек, так  что издали узор  из ласточкиных
гнезд напоминал  какую-то вычурную лепнину в стиле  рококо. Љак странно, что
почти  полгода Я  не  замечал подобных  вещей! ‘  увольнительной в кармане Я
снова  чувствовал  себЯ человеком  и даже  чуть-чуть туристом.  Њожет  быть,
впервые Я ощутил: Я и впрЯмь в  €спании,  стране, побывать  в которой мечтал
всю жизнь. Ќа тихих окраинных  улочках ‹ериды и Ѓарбастро Я, кажетсЯ, поймал
то  мимолетное  впечатление,  тот  далекий  отблеск  €спании,  что  живет  в
воображении  каждого. €спании горных цепей с зубчатыми  снежными  вершинами,
живописных  козопасов,  темниц  инквизиции,  мавританских  дворцов,   черных
верениц мулов на извилистых  тропах,  серых оливковых деревьев  и  лимоновых
рощ, девушек в черных мантильЯх, вин Њалаги и Ђликанте, соборов, кардиналов,
корриды, цыган,  серенад.  Ћдним словом, €спании.  €з всех  стран …вропы эта
страна наиболее властно завладела моим воображением. Љак  жаль, что, когда Я
наконец-то выбралсЯ сюда, мне  удалось повидать только этот северо-восточный
угол, да еще в разгар военной сумЯтицы и преимущественно в зимнее времЯ.
     ‚ Ѓарселону Я вернулсЯ поздно  вечером, такси нигде  не было. Џоскольку
пробиратьсЯ в санаторий имени Њаурина, расположенный за городской чертой, не
имело  смысла, Я направилсЯ в гостиницу "Љонтиненталь", поужинав по дороге в
каком-то ресторанчике. Џомню, Я разговорилсЯ там  с патриархально-заботливым
официантом об отделанных медью дубовых кувшинчиках, в которых подавали вино.
џ сказал,  что хотел  бы купить целый набор таких и  увезти домой, в Ђнглию.
Ћфициант посочувствовал: что и говорить, кувшины красивые, только сегоднЯ их
нигде не купишь. €х больше никто не изготовлЯет  -- да и никто сейчас ничего
не изготовлЯет. ‚ойна!  ’акаЯ жалость!  Њы вместе  пожалели о  том, что идет
война,  и Я  ощутил  себЯ  туристом.  Џонравилась  ли  мне  €спаниЯ,  учтиво
спрашивал официант, приеду ли Я  в €спанию снова?  Ћ да, обЯзательно приеду!
Ќаша беседа запечатлелась у менЯ в памЯти  своим мирным  тоном,  составившим
такой контраст с тем, что последовало за этим.
     ЏридЯ в "Љонтиненталь", Я нашел жену в гостиной. Џри моем поЯвлении она
встала  и с  поразившим менЯ крайне безразличным, как мне показалось,  видом
пошла мне навстречу; затем, обнЯв менЯ за шею и улыбнувшись очарователь- ной
улыбкой, предназначенной длЯ посторонних, прошипела мне на ухо:
     * “ходи!
     -- —то?
     -- “ходи отсюда немедленно!
     * —то?
     -- „а не стой же ты тут! Ѓыстрей выходи па улицу.
     -- —то? Џочему? Љак это понимать?
     Ћна  ухватила  менЯ  под руку  и  потЯнула  к лестнице. Ќа  полпути  мы
повстречались со знакомым французом -- Я не стану называть его имени, потому
что, не  будучи никак свЯзанным с ЏЋ“Њ, он по-дружески относилсЯ ко всем нам
во времЯ беспорЯдков. Џри виде менЯ лицо у него стало озабоченным.
     -- Џослушайте!  ‚ам не  следует  поЯвлЯтьсЯ  здесь.  Ѓыстро  уходите  и
скройтесь, прежде чем они позвонЯт в полицию.
     Ђ  на  нижней  площадке  лестницы  ко   мне   вдруг  подошел,  украдкой
выскользнув из кабины лифта, один из служащих гостиницы, член ЏЋ“Њ (Я думаю,
он  скрывал свое членство от администрации), и на ломаном английском сказал,
чтобы Я уходил. „аже теперь Я все еще не понимал, что произошло.
     -- —то, черт возьми, все  это значит? -- спросил Я, как только мы вышли
па улицу.
     -- ’ы что, не слышал?
     -- Ќет. Ђ что случилось? џ ничего не слышал.
     -- ЏЋ“Њ запрещена.  Ћтобраны  все ее зданиЯ. Џрактически всех посадили.
€, говорЯт, уже начались расстрелы.
     ’ак  вот оно что! Ќам надо было найти безопасное место, где мы могли бы
поговорить.  ‚о всех больших  кафе  на ђамблас толпились полицейские,  но мы
отыскали одно кафе на боковой улочке,  где  было спокойно, и жена рассказала
мыс, что тут произошло за времЯ моего отсутствиЯ.
     15  июнЯ  полициЯ  неожиданно  арестовала  Ђндреса  Ќина  прЯмо  в  его
служебном кабинете,  а  вечером  того  же днЯ совершила  облаву  в гостинице
"”алькон", арестовав всех, кто там  находилсЯ, по большей части приехавших в
отпуск бойцов милиции. ѓостиницу тотчас же превратили в тюрьму и за короткое
времЯ  до  отказа  набили  ее  заключенными.  Ќа  следующий день  ЏЋ“Њ  была
объЯвлена организацией, находЯщейсЯ  вне закона,  и у нее отобрали служебные
помещениЯ,  книжные  киоски, агитационные центры, санатории  и все прочее. Ђ
тем временем  полициЯ брала всех, кого  только могла схватить, по  малейшему
подозрению в свЯзЯх с ЏЋ“Њ, ‡а один-два днЯ в тюрьму посадили всех или почти
всех  членов  €сполнительного  комитета партии  в  составе  сорока  человек.
‚озможно, двум-трем и удалось скрытьсЯ, но полициЯ тут же прибегла к приему,
который  широко  применЯли в  гражданской  войне  обе  стороны:  схватила  в
качестве  заложниц их жен.  Ќевозможно было подсчитать, сколько всего  людей
арестовано.  ЊоЯ  жена  слыхала, что  в  одной только Ѓарселоне  взЯли около
четырехсот человек.  Џозднее Я пришел к выводу, что даже в тот  момент число
арестованных, вероЯтно, было гораздо больше. Љого только тогда не бросали за
решетку! Џроисходили фантастические вещи. ‚ некоторых случаЯх полицейские не
останавливались  даже перед  тем, чтобы  выволакивать из  госпиталей раненых
бойцов милиции.
     ‚се это вызывало  глубокую тревогу.  ђади  чего,  черт возьми, все  это
делаетсЯ?  Џочему они  запретили ЏЋ“Њ, Я  еще  мог  понЯть,  но за  что  они
арестовывают  людей? Ќасколько Я  мог судить, ни  за что. Џохоже, запрету на
ЏЋ“Њ  придали обратную  силу:  коль скоро  ЏЋ“Њ поставлена  вне  закона,  то
нарушителем закона  объЯвлЯетсЯ всЯкий, кто  был  ее членом  в  прошлом. Љак
обычно, никому из арестованных  не предъЯвили официальных  обвинений. Ђ  тем
временем коммунистические газеты, выходЯщие в ‚аленсии, трубили о  раскрытии
гигантского  "фашистского заговора", о сношениЯх  заговорщиков с неприЯтелем
по радио, о  документах, подписанных симпатическими чернилами,  и т. д. и т.
п. ‚ажно обратить внимание на  то, что они печатались только в валенсий-ских
газетах; наверное,  Я не  ошибусь,  если скажу,  что  пи  одна  барселонскаЯ
газета,  будь  то коммунистическаЯ,  анархистскаЯ  или  республиканскаЯ,  не
опубликовали  ни слова о "заговоре",  равно как и о запрещении ЏЋ“Њ. Ћ  том,
какие же именно обвинениЯ предъЯвлЯютсЯ руководителЯм ЏЋ“Њ, мы узнали не  из
испанской прессы, а  из английских газет,  которые пришли в  Ѓарселону через
день-другой.  Ќо вот чего Њы никак не могли  знать в  то времЯ: оказываетсЯ,
правительство и не  выдвигало  обвинений в измене и  шпионаже;  впоследствии
члены правительства отмежевались от них. Ќам лишь было смутно известно одно:
руководителей ЏЋ“Њ и, видимо, всех нас вместе с ними, обвинЯют в том, что мы
--  платные агенты  фашистов. € уже разнеслись  слухи  о  тайных расстрелах,
производимых по тюрьмам.  Љонечно, тут было много преувеличений,  но в  рЯде
случаев расстрелы определенно имели место, а то, что именно  так расстрелЯли
Ќина, почти не вызывает сомнениЯ. Џосле ареста Ќин был переведен в ‚аленсию,
а оттуда -- в Њадрид, и 21 июнЯ  до Ѓарселоны дошел слух, что он расстрелЯн.
‚последствии этот слух  принЯл  более определенную форму: Ќина расстрелЯла в
тюрьме тайнаЯ полициЯ, а его труп выбросили на улицу.
     Ђресты  между тем  продолжались,  пока количество  политзаключенных  не
стало измерЯтьсЯ тысЯчами -- и это помимо фашистов! Ѓросалась в глаза полнаЯ
бесконтрольность действий нижних чинов полиции. Њногих они арестовывали Явно
незаконным  образом,  а  узников, освобожденных  по  предписанию  начальника
полиции,  хватали  вновь прЯмо  за тюремными воротами и сажали  в "секретные
тюрьмы".
     ‘амое  противное  длЯ   менЯ  во   всей   этой  катавасии   (пусть  это
обстоЯтельство и не самое важное) -- что происходившее скрывали от солдат на
фронте. ‚едь ни Я, ни кто-либо другой па фронте ничего не знали о запрещении
ЏЋ“Њ.  ‚се  штаб-квартиры  милиции   ЏЋ“Њ,  агитационные  центры  и   т.  п.
функционировали как обычно, и даже 20 июнЯ в ‹ериде, на порЯдочном отдалении
от фронта и всего в сотне миль от Ѓарселоны, никто не слыхал о  случившемсЯ.
Ќи словечка об атом не  попало  па страницы барселонских газет (валенсийские
газеты, печатавшие небылицы о шпионах, не доходили до Ђрагонского фронта), и
одной из  причин  ареста всех  бойцов  милиции  ЏЋ“Њ,  проводивших  отпуск в
Ѓарселоне, было, вне  всЯкого сомнениЯ, стремление помешать им  вернутьсЯ па
фронт  с  дурными  новостЯми.  ’от  контингент  возвращающихсЯ  на передовую
отпускников,  с  которыми  Я  выехал из  Ѓарселоны  15  июнЯ,  наверное, был
последним. џ до сих  пор не могу понЯть, как  удалось сохранить все в тайне:
ведь из тыла на  фронт по-прежнему шли грузовики с провиантом и боеприпасами
и прочий транспорт. Ќо эту историю удалось-таки сохранить в тайне; от многих
других  Я впоследствии слышал,  что  бойцы на передовой узнали обо всем лишь
через несколько  дней.  Њотив  такого умолчаниЯ  был  прозрачен.  Ќачиналось
наступление на “эску, милициЯ ЏЋ“Њ все еще оставалась обособленной войсковой
частью,  и, вероЯтно, существовало  опасение, что ее бойцы откажутсЯ  идти в
бой, если узнают, что творитсЯ. Ќа самом же деле, когда им это стало наконец
известно, ничего такого не  произошло. ‚ промежутке  многие  из  них, должно
быть,  сложили  головы,  так  и  не  узнав, что газеты  в  тылу называют  их
фашистами. ’акие вещи трудно простить. џ знаю, что на войне принЯто скрывать
от солдат худые вести,  и допускаю, что  такаЯ политика, как правило, бывает
оправданной. Ќо посылать солдат в бой и даже не сказать им, что в тылу за их
спиной их партиЯ запрещена, их руководители обвинены в измене, а их друзей и
родных бросают в тюрьму,-- это совсем-совсем другое дело.
     †ена принЯлась рассказывать мне, что случилось  с тем или иным из наших
друзей. Ќекоторые англичане и другие  иностранцы перебрались через  границу.
“ильЯмс и ‘таффорд Љоттман, избежавшие ареста  во времЯ полицейского  налета
па  санаторий  имени  Њаурина,  где-то  прЯтались. ЏрЯталсЯ  и „жон  Њакнэр,
который был во ”ранции, но вернулсЯ в €спанию,  узнав, что ЏЋ“Њ объЯвили вне
закона,  --  поступок,  что и  говорить,  безрассудный,  но  он  не  захотел
оставатьсЯ в безопасности, в то времЯ как его  товарищи подвергаютсЯ угрозе.
—то  до  остальных,  то  повествование свелось  к  простой  хронике:  "‚зЯли
такого-то", "‚зЯли такого-то и такого-то". Џохоже, "взЯли" практически всех.
џ был ошеломлен, услышав, что "взЯли" также †оржа Љоппа.
     * —то?! Љоппа? џ думал, он в ‚аленсии.
     Ћказалось, Љопп вернулсЯ в Ѓарселону; при  нем  было письмо из военного
министерства на имЯ  полковника, командующего инженерно-саперными операциЯми
на ‚осточном фронте. Ћн, конечно, знал о запрещении ЏЋ“Њ, но ему, видимо, не
пришло в голову,  что полицейские способны на  такую  глупость -- арестовать
его в момент, когда он едет на фронт со срочным военным поручением. Ћн зашел
в  гостиницу  "Љонтинепталь"  за своими вещевыми  мешками; моей  жены в  тот
момент  там  не было,  и  служащим  гостиницы удалось  под  каким-то  лживым
предлогом  задержать его, а  самим  позвонить  в полицию.  “слышав об аресте
Љоппа, Я, признатьсЯ, вознегодовал. Ћн  был  мне  другом,  не один  месЯц  Я
служил  под его началом, ходил с  ним в бой  и  знал историю его жизни: ќтот
человек принес в жертву все: семью, гражданство, средства к существованию --
единственно  ради  того  чтобы  поехать  в  €спанию  сражатьсЯ  с  фашизмом.
Џоскольку  из  Ѓельгии  он  выехал  без  разрешениЯ  и  к  тому  же,  будучи
резервистом бельгийской армии, поступил на службу в иностранную армию, а еще
до   этого   был  причастен  к  нелегальному  изготовлению  боеприпасов  длЯ
испанского  правительства, на родине его  ждало,  если бы он  туда  вернулсЯ
несколько лет тюремного заключениЯ. Ќа фронте он воевал с октЯбрЯ 1936 года,
проделал путь от рЯдового бойца милиции до майора, невесть сколько раз ходил
в  бой  и  был  ранен.  ‚о  времЯ  майского  столкновениЯ  --  Я  видел  это
собственными  глазами  --  он  предотвратил боевые  действиЯ в районе нашего
расположениЯ  и, вероЯтно, спас десЯток-другой  жизней. Ђ в благодарность за
все его бросили в тюрьму! Љонечно,  в моем негодовании было мало проку,  но,
право  же,  подобные вещи кого  угодно выведут  из  себЯ своей злонамеренной
глупостью. †ену мою  пока  что  не "взЯли".  •отЯ  она  по-прежнему  жила  в
"Љонтинентале",  полициЯ  не  торопилась арестовывать  ее.  Ѓыло  совершенно
очевидно, что ей отводитсЯ роль подсадной утки. Ћднако позавчера ночью в наш
гостиничный  номер Явились  с  обыском шестеро полицейских в  штатском.  Ћни
конфисковали все паши бумаги, сделав, по счастью, исключение длЯ паспортов и
чековой книжки.  Ћни  забрали с  собой  мои  дневники,  все наши  книги, все
газет-дые вырезки, накапливавшиесЯ месЯцами (Я часто потом недоумевал, зачем
понадобились им  эти вырезки),  все  мои военные сувениры и все наши письма.
‚последствии  Я узнал, что  полицейские конфисковали  также  и  мои пожитки,
остававшиесЯ  в  санатории  имени Њаурина.  Ћни даже забрали сверток с  моим
грЯзным  бельем.  Ќаверное,  заподозрили,  что  на  нем есть  тайные записи,
сделанные симпатическими чернилами.
     €так, было Ясно, что самое безопасное длЯ моей жены -- это оставатьсЯ в
гостинице,  во  всЯком  случае  до  поры  до  времени.  …сли она  попытаетсЯ
скрытьсЯ,  ее  сразу же  начнут искать.  —то  касаетсЯ  менЯ,  то  Я  должен
немедленно перейти  на нелегальное положение. Џерспектива прЯтатьсЯ вызывала
у менЯ отвращение. ‚опреки факту повальных арестов Я никак  не мог поверить,
что  опасность угрожает и лично мне. ‚сЯ эта историЯ казалась мне совершенно
бессмысленной.  €з-за подобного  же отказа  принимать  всерьез эту  дурацкую
кампанию  и  оказалсЯ  в  тюрьме  Љопп.  "Ќо зачем  кому-нибудь  понадобитсЯ
арестовывать менЯ? —то  Я сделал?--все повторЯл Я.--  ‚едь Я  даже  не  член
ЏЋ“Њ!  ‚ерно,  во времЯ майских боев Я  был  вооружен,  но  ведь  тогда были
вооружены, кроме менЯ,  еще тысЯч сорок -- пЯтьдесЯт. Љ  тому же мне  просто
необходимо отоспатьсЯ. џ  хочу рискнуть и  вернутьсЯ в гостиницу". Ќо жена и
слышать об  этом  не хотела. ’ерпеливо, как ребенку, растолковывала  она мне
положение дол. Ќе  имеет значениЯ,  сделал Я что-нибудь или  нет. ќто  же не
облава на преступников; это просто-напросто царство террора. џ не виновен ни
в каком таком  проступке, но Я виновен в "троцкизме". Ћдного того факта, что
Я служил в милиции ЏЋ“Њ,  с  лихвой  достаточно, чтобы упечь менЯ  в тюрьму.
‡десь  нельзЯ  уповать на  английское правило: пока человек соблюдает закон,
ничто  ему  не угрожает. Ќа  практике  закон  сейчас  -- это то, что  угодно
полиции. ’ак что мне  остаетсЯ одно: уйти в  подполье и скрывать самый факт,
что  Я имел  какое-то  отношение к  ЏЋ“Њ.  Њы проверили все  бумаги  в  моих
карманах. Џо настоЯнию жены  Я порвал военный билет бойца милиции с крупными
буквами ЏЋ“Њ,  а  также групповую фотографию бойцов милиции с флагом ЏЋ“Њ на
втором плане: теперь эти вещи могли послужить основанием  длЯ ареста. Ћднако
документы об  увольнении  надо было  сохранить. „аже и  они представлЯли длЯ
менЯ опасность: и них стоЯла печать 29-й дивизии, а  полиции,  вероЯтно, был
известно,  что  29-Я дивизиЯ -- это формирование ЏЋ“Њ; правда, без них  менЯ
могли бы арестовать как дезертира.
     ’еперь  нам  следовало  подумать  о  том,  как  выбратьсЯ  из  €спании.
ЋставатьсЯ,  будучи  уверенным,  что рано или поздно тебЯ  посадЯт, не имело
смысла.  Ћткровенно говорЯ,  нам обоим  очень хотелось остатьсЯ, хотЯ бы длЯ
того, чтобы посмотреть, что будет дальше. Ќо Я предчувствовал, что испанские
тюрьмы плохи (на самом деле  они были  много хуже,  чем  Я воображал) и что,
очутившись  в тюрьме, Я бы понЯтиЯ п имел,  когда из нее выйду, а здоровье у
менЯ  было подорвано, не говорЯ  уж  о боли в руке. Њы  условились завтра ж,
встретитьсЯ  в британском  консульстве,  куда  должны придти также Љоттман и
Њакнэр.
     †ена вернулась  в гостиницу, а Я побрел в темноту искать себе место длЯ
ночлега.  Ќа  душе  у  менЯ, помню,  было пасмурно  и  скверно. џ так мечтал
провести ночь в постели! Mне было некуда идти, негде искать крова и убежища.
     џ долго брел  куда глаза глЯдЯт и вышел в район ѓородской  поликлиники.
Ќужно  было  найти такое местечко,  где бы  Я мог устроитьсЯ на  ночлег,  не
опасаЯсь,  что какой-нибудь  бдительный полицейский заметит менЯ и потребует
предъЯвить документы.  џ попыталсЯ улечьсЯ спать в бомбоубежище, но оно было
недавно  открыто  и  дышало сыростью.  Џотом  Я набрел на развалины  церкви,
разграбленной  и  сожженной  во  времЯ  революции.  ЋсталсЯ только остов  --
четверть  стены без крыши  да груды  обломков  внутри. Џошарив в полутьме, Я
отыскал что-то вроде углублениЯ, где можно было притулитьсЯ. Ѓитый кирпич --
не  лучшаЯ  постель, но по  счастью,  ночь была  теплаЯ,  и  мне  удалось на
несколько часов забытьсЯ сном.
     ‘амое неприЯтное  длЯ человека,  который прЯчетсЯ  от  полиции в  таком
городе,  как Ѓарселона,  это то, что все заведениЯ открываютсЯ  так  поздно.
Љогда ночуешь под открытым небом, всегда просыпаешьсЯ с рассветом, а ни одно
барселонское кафе не открываетсЯ раньше девЯти. Џриходите часами дожидатьсЯ,
чтобы выпить чашку кофе или  побритьсЯ. ‘транно было  видеть теперь на стене
парикмахерской во то же анархистское  объЯвление,  разъЯснЯющее,  что чаевые
запрещены.  "ђеволюциЯ  разбила ваши оковы"  -- провозглашалось в нем.  ЊенЯ
подмывало сказать парикмахерам,  что оковы на  них скоро наденут вновь, если
они не поостерегутсЯ.


     џ побрел  обратно в  центр города. ‘о  зданий ЏЋ“Њ были сорваны красные
флаги, а  на  их  месте развевались  флаги ђеспублики;  в подъездах толклись
кучки  вооруженных  гражданских  гвардейцев.  ‚  "„оме  красной  помощи"  --
агитационном  центре на углу площади Љаталонии --  полицейские, развлекаЯсь,
побили  витрины.  €з  книжных  киосков  ЏЋ“Њ  исчезли  все  книги,  а  доска
объЯвлений чуть дальше на ђамблас была заклеена злобной карикатурой на  ЏЋ“Њ
-- той,  где  из-под  личины  выглЯдывает фашистскаЯ харЯ. ‚  конце ђамблас,
неподалеку от набережной, моему  взору представилось диковинное зрелище:  на
стульЯх,  поставленных  здесь рЯдком длЯ чистильщиков  сапог, сидели, устало
развалЯсь, бойцы  милиции, все  еще  оборванные  и  грЯзные,  Явно  прЯмо  с
передовой. џ  догадалсЯ, кто они, и даже узнал одного из них. ќто были бойцы
милиции  ЏЋ“Њ, накануне  прибывшие  с  фронта и только  здесь  услыхавшие  о
запрете  ЏЋ“Њ; ночь  им  пришлось провести  на улице,  так  как дома  у  них
побывала с  облавой полициЯ. Џеред каждым бойцом милиции ЏЋ“Њ, вернувшимсЯ в
те  дни  в  Ѓарселону,  вставал  выбор:  либо  немедленно  спрЯтатьсЯ,  либо
загреметь в тюрьму. Ќе  очень-то  теплый прием после трех-четырех месЯцев на
передовой!
     ‚  странном мы оказались положении. Ќочью  ты был беглецом, спасающимсЯ
от  преследованиЯ, зато днем мог  вести почти нормальную  жизнь. Љаждый дом,
известный тем, что здесь с симпатией относились к ЏЋ“Њ, находилсЯ -- или, во
всЯком случае, мог  находитьсЯ  -- под надзором полиции, а  в  гостиницу или
пансионат нельзЯ  было соватьсЯ,  потому что администраторам  предписывалось
немедленно звонить  в полицию при поЯвлении  каждого  незнакомого  лица.  Ќа
практике это означало, что  ночевать нам приходилось  под  открытым небом. ‘
другой  стороны,  в  дневное  времЯ  человек, скрывающийсЯ  в таком  большом
городе, как Ѓарселона, мог чувствовать  себЯ  в  относительной безопасности.
•отЯ  улицы  были  наводнены  гражданскими   гвардейцами,  штурмгвардейцами,
карабинерами и  обычными полицейскими,  не говорЯ  уж  о Ѓог весть  скольких
шпиках в штатском, останавливать всех прохожих они все-таки не могли, и если
вы ничем не выделЯлись, вам удавалось  затерЯтьсЯ в уличной толпе.  ѓлавное,
следовало поменьше слонЯтьсЯ  вокруг  зданий ЏЋ“Њ да не  заходить  в кафе  и
рестораны, где официанты знали  вас в лицо. Њного времени в тот первый день,
а также назавтра  Я  провел в бане.  Њне пришло  в голову, что это  неплохой
способ  коротать времЯ, не мозолЯ глаза стражам порЯдка. Љ несчастью, эта же
мысль  пришла в голову очень многим,  и  через  несколько дней  -- уже после
моего  отъезда  из  Ѓарселоны  --  полицейские  устроили  в  бане  облаву  и
арестовали нескольких "троцкистов" в чем мать родила.
     Ќа ђамблас Я повстречалсЯ с одним из раненых, что училсЯ вместе со мной
в санатории Њаурина. Њы незамет перемигнулись, как перемигивались люди  в то
времЯ, и, стараЯсь не привлекать  ничьего вниманиЯ, встретились в  ближайшем
кафе. …му  удалось избежать  ареста во времЯ полицейской облавы в санатории,
но, как и все другие, оказалсЯ выброшенным на улицу.  Ћн был в одной рубашке
спасаЯсь бегством, не успел надеть куртку --  и без денег.  Ћдин гражданский
гвардеец,  рассказал  он, сорвал  у него  глазах  со стены  большой  цветной
портрет  Њаурина,  швырнул себе  под  ноги  и  растоптал.  Њаурин  (один  из
основателей ЏЋ“Њ)  попал  в руки к фашистам  и  к тому времени  был  судЯ по
всему, расстрелЯн ими.
     ‘ женой Я встретилсЯ в британском консульстве в десЯть  часов. ‚ тот же
день мы с ней  навестили  Љоппа. ‘ заключенными -- кроме тех, кого содержали
без права переписки и сообщениЯ,-- разрешались свиданиЯ.  Џравда, наведатьсЯ
ним, не навлекаЯ на себЯ подозрений, можно было лишь раз-другой. Џолицейские
следили  за  посетителЯми.  €  если  кто-то  слишком увлекалсЯ  хождением по
тюрьмам,  он разобдачал себЯ  в  их  глазах как друг "троцкистов"  и сам мог
кончить тюрьмой. ‘ некоторыми уже так и  случилось. Љопп  не был лишен права
переписки,  и мы  без труда  получили разрешение  на  свидание с  ним. ‚ тот
момент,  когда  нас пропускали  через  обитые  железом  двери  тюрьмы,  двое
гражданских гвардейцев выводили наружу бойца милиции - испанца, в котором  Я
узнал  знакомого  фронтовика.  Ќаши   глаза  встретились  --  и   снова  это
конспиративное подмигивание. Ђ первым, кого мы увидели внутри, оказалсЯ боец
милиции  -- американец,  который несколькими днЯми раньше выехал  на родину;
документы у него были в полном порЯдке, но несмотрЯ на это его арестовали па
границе; возможно его выдали форменные вельветовые бриджи, по которым он был
опознан как боец милиции. Њы разминулись, сделав вид, что незнакомы. “жасно!
Њы знали  друг друга несколько месЯцев, жили в одной землЯнке, он тащил менЯ
в  тыл,  когда менЯ ранило,  но поступить иначе  мы сейчас  не могли.  ‚сюду
шпионили охранники в синих мундирах.  „лЯ человека, узнавшего слишком многих
узников, это могло иметь роковые последствиЯ.

     ќта так называемаЯ тюрьма на самом деле  представлЯла собой нижний этаж
магазина.  ‚  две  комнатушки  было  втиснуто чуть  ли  не сто  человек. ‚сЯ
обстановка  живо напоминала  картинку из "‘правочника  нью-гейтской тюрьмы",
изображающую  темницу XVIII века: грЯзь, кишение человеческих тел отсутствие
мебели  -- лишь голый каменный пол, одна скамьЯ да несколько драных одеЯл,--
тусклый полумрак  даже  днем,  так  как  окна  закрыты  рифлеными  железными
ставнЯми.  Ќа  запачканных  стенах  нацарапаны  революционные  лозунги:  "„а
здравствует ЏЋ“Њ!", "„а здравствует революциЯ!". ќто помещение уже не первый
месЯц  использовалось  как   тюрьма  длЯ  политических  заключенных.   ‘тоЯл
оглушительно  громкий  гул голосов.  Ќаступил  час  свиданий,  и  в  комнаты
набилось столько народу, что негде  было Яблоку упасть. Џочти все посетители
принадлежали к беднейшему слою трудЯщегосЯ  населениЯ.  †енщины  развЯзывали
жалкие узелки со съестным, принесенные  своим заключенным мужьЯм и сыновьЯм.
‘реди узников Я узнал нескольких раненых из санаториЯ имени Њаурина, у двоих
была ампутирована нога.  Ћдного из них запихнули  в тюрьму без костылЯ, и он
прыгал на одной ноге. ‘реди заключенных Я заметил мальчика  лет  двенадцати,
не больше -- очевидно, сажали даже детишек. ‚оздух в помещении был спертым и
смрадным,  каким он  всегда  бывает в  местах  большого  скоплениЯ людей при
отсутствии должных санитарных условий.
     Љопп  проталкивалсЯ  через  толпу навстречу нам. …го пухлое краснощекое
лицо выглЯдело почти  как  обычно; несмотрЯ  на окружающую грЯзь,  его форма
имела опрЯтный вид, и он  даже ухитрилсЯ быть  чисто выбритым.  ‚ окружающей
толпе был  еще один  офицер,  носивший форму  Ќародной  армии.  Љогда  Љопп,
пробираЯсь  к  нам, оказалсЯ  напротив  него,  они  отдали друг другу честь.
Ћднако жест этот показалсЯ мне трогательно-жалким.  Љопп, похоже, пребывал в
распрекраснейшем    настроении.   "Ќу   что    ж,   по-моему,    нас    всех
расстрелЯют",--весело сказал он. Џри  слове  "расстрелЯют" менЯ передернуло.
‘овсем  недавно в мое собственное тело вошла пулЯ, и мне  живо помнилось это
ощущение; не  очень-то приЯтно думать,  что это может случитьсЯ с человеком,
которого ты хорошо  знаешь.  ‚ то времЯ Я почти не сомневалсЯ. что всех, кто
занимал важное положение в ЏЋ“Њ, в том числе и  Љоппа, ждет расстрел. „о нас
только что дошли первые слухи о гибели Ќина,  и нам стало известно, что ЏЋ“Њ
обвинЯетсЯ в измене и  шпионаже.  ‚се говорило о том,  что готовитсЯ громкий
инсценированный   процесс  с  последующим   массовым   уничтожением   видных
"троцкистов". “жасно видеть своего друга в тюрьме  и  знать, что ты ничем не
можешь ему  помочь. ‚едь сделать длЯ него Я при  всем  желании ничего  бы не
смог;  даже  обращатьсЯ  к  бельгийским  властЯм было бесполезно:  поехав  в
€спанию,  Љопп  нарушил  закон своей собственной страны.  џ был  вынужден  в
основном помалкивать, предоставив жене говорить за  нас двоих,  так  как мой
слабый писклЯвый голос тонул в общем гомоне. Љопп рассказывал нам о людЯх, с
которыми он подружилсЯ  тюрьме:  о  тюремщиках, среди  которых  попадались и
славные ребЯта, и  сволочи,  оскорблЯвшие и  избивавшие  тех узников, что не
умеют постоЯть за себЯ;  о том,  что кормЯт  здесь "помоЯми". Љ счастью,  мы
догадались захватить с собой  ко какие продукты и сигареты. ‡атем  Љопп стал
рассказывать,  какие  документы отобрали у него  при аресте.  ‘реди них было
письмо  из  военного  министерства,  адресованное  полковнику,  командующему
инженерно-саперными операциЯми в  ‚осточной армии. Џолицейские забрали его и
отказывались возвратить;  говорЯт, оно лежит теперь в управлении  начальника
полиции. …сли  бы удалось выцарапать его у них,  это,  возможно, изменило бы
дело.
     џ тотчас  же понЯл, сколь  важное  значение это могло  бы  иметь.  ‚едь
официальное   письмо   такого   рода,   содержащее   рекомендации   военного
министерства и генерала  Џосаса, подтвердило бы факт благонадежности  Љоппа.
Ќо как доказать. что такое письмо есть? …сли в управлении начальника полиции
письмо  вскроют, его навернЯка уничтожит  кто-нибудь из  полицейской  шатии.
’олько  один  человек мог  бы, пожалуй.  вытребовать  письмо  из  полиции --
офицер, которому  оно было адресовано. Љопп уже  подумал  об этом  и написал
письмецо,  которое попросил менЯ вынести из тюрьмы и отправить  по почте. Ќо
ведь  Явно  будет  быстрей  и  надежней, если и пойду  к этому офицеру  сам.
Ћставив жену с  Љоппом, Я выскочил наружу и -- после долгих поисков -- нашел
такси.  ‚ремЯ, Я  знал,  сейчас  --  это все. Ѓыло около  половины  шестого;
полковник, вероЯтно, уйдет  с работы  в шесть,  а  до завтра с письмом может
случитьсЯ  что угодно: его  могут  или  уничтожить,  или  просто затерЯть  в
бумажном хаосе -- ведь горы документов, вероЯтно, растут по  мере того,  как
арестовывают одного неблагонадежного за другим. ‘лужебный кабинет полковника
помещалсЯ  в здании ‚оенного  управлениЯ на  набережной. Љогда Я  взбежал по
ступенькам  подъезда. часовой-штурмгвардеец  перегородил  вход  винтовкой  с
длинным  штыком и потребовал:  "‚аши документы!"  џ помахал  перед его лицом
своим  свидетельством об  увольнении; как видно,  он не  умел читать и,  чтЯ
непонЯтную  и  таинственную  власть  "документов",  пропустил  менЯ  внутрь.
‚оенное  управление  представлЯло  собой  громадный  муравейник  со  сложным
лабиринтом  коридоров,  внутренним  двориком  посредине и сотнЯми  служебных
кабинетов на каждом этаже. Ќу и  как уж водитсЯ в €спании, никто  не имел ни
малейшего  понЯтиЯ о том,  где  находитсЯ нужный мне  кабинет.  џ  без конца
твердил:  "El  coronel...  jefe  de  ingenieros,  Ejercito  del  Este"  '  [
Џолковник...начальник инженерной службы, ‚осточнаЯ армиЯ ]. ‹юди улыбались в
ответ и учтиво  пожимали плечами. ‚се, кто высказывал какие-то соображениЯ о
том, где искать кабинет полковника, посылали менЯ в противоположные стороны:
поднимитесь по этой лестнице, спуститесь по той лестнице, прЯмо по коридору.
Ѓесконечно  длинные коридоры заканчивались тупиками. Ђ времЯ уходило. “ менЯ
поЯвилось престранное ощущение,  что все  это снитсЯ мне в кошмарном  сне: Я
ношусь  вверх-вниз  по лестницам; туда  и  сюда  снуют с таинственным  видом
какие-то  люди; Я бросаю через открытые двери  беглые взглЯды  на неубранную
внутренность кабинетов с  разбросанными всюду  бумагами,  слышу  доносЯщийсЯ
оттуда стук пишущих машинок; менЯ терзает сознание, что времЯ бежит, а жизнь
человека, может быть, висит на волоске.
     ‚се же  до  нужного кабинета Я добралсЯ  вовремЯ, и  менЯ, к некоторому
даже удивлению с моей стороны, согласились выслушать. ‘амого полковника Я не
видел, но  ко  мне вышел в приемную его адъютант  или секретарь, миниатюрный
стройный  офицер  в изЯщно  сидЯщей  форме и с  большими косЯщими глазами. џ
принЯлсЯ излагать  свое дело.  ’ак  и так,  Я  пришел сюда  от  имени своего
старшего офицера, майора •орхе Љоппа, который был послан со срочным заданием
на   фронт  и  которого  по  ошибке  арестовали.   Џисьмо  полковнику  имеет
конфиденциальный характер и должно быть безотлагательно возвращено. џ служил
с  Љоппом много месЯцев, это офицер высочайшей репутации, его арест -- ЯвнаЯ
ошибка, полициЯ, принЯла его  за кого-то другого  и т. д. и т.  п.  в том же
роде. Ћсобенно  Я  упирал на срочность заданиЯ, с  которым Љоппа послали  на
фронт, знаЯ, что это сильнейший из моих доводов. Ќо в моих устах эта историЯ
звучала,  наверное,  довольно  странно,  тем более  что  мой  отвратительный
испанский  Язык в критические моменты переходил  во  французский. •уже всего
было  то, что голос у менЯ почти  сразу сел,  и, только  до предела напрЯгаЯ
его, Я мог издавать какое-то кваканье. џ с ужасом ожидал, что голос пропадет
совсем и маленькому офицеру надоест вслушиватьсЯ. €нтересно, как объЯснил он
себе странность моей дикции: что перед ним сидит пьЯный или просто человек с
нечистой совестью?
     Љак бы то ни было,  он терпеливо слушал  менЯ,  часто  кивал  головой и
выражал осторожное  согласие  с тем,  что Я  говорил. „а, похоже  на то, что
могла произойти ошибка. ‚  этом деле, конечно,  надо разобратьсЯ.  Њапапа...
Ќет, только не тапапа, запротестовал Я. „ело не  терпит отлагательства; Љопп
уже должен быть на фронте.  €  снова  офицер, по-видимому, согласилсЯ. ‡атем
последовал вопрос, которого Я страшилсЯ.
     -- Ђ этот майор Љопп -- в какой части он служил?
     -- ‚ милиции ЏЋ“Њ.--“жасное слово было произнесено.
     -- ЏЋ“Њ!
     Љак бы Я хотел передать интонацию его возгласа! Ћн  был Явно поражен  и
встревожен. ‡десь надо напомнить, как смотрели на ЏЋ“Њ в тот  острый момент.
Џсихоз   шпиономании   достиг    апогеЯ;   вероЯтно,   все   благонамеренные
республиканцы на день-другой уверились в том, что ЏЋ“Њ и впрЯмь представлЯла
собой гигантскую шпионскую  организацию,  состоЯщую на службе у ѓермании. Ќа
офицера  Ќародной  армии  мое сообщение произвело  впечатление разорвавшейсЯ
бомбы.  …го темные косЯщие глаза  изучали  мое лицо. Џосле еще одной  долгой
паузы он медленно проговорил:
     -- ‚ы  сказали, что воевали  вместе с ним на фронте. ‡начит,  и сами вы
служили в милиции ЏЋ“Њ?
     -- „а.
     Ћн  повернулсЯ и  нырнул в  кабинет полковника.  €з-за двери доносились
возбужденные  голоса. "‚се кончено",-- мелькнуло, у  менЯ  в голове. Џисьмо,
отобранное   у  Љоппа,  теперь   не  вернуть.  Ѓольше  того,  менЯ  вынудили
признатьсЯ, что Я тоже служил в  ЏЋ“Њ; они навернЯка позвонЯт в  полицию,  и
менЯ арестуют,  просто чтобы  добавить  еще одного "троцкиста"  к  остальной
компании. ‚скоре, однако, офицер снова вышел в приемную, поправлЯЯ  фуражку,
и строгим жестом велел мне следовать за ним. Њы шли  в управление начальника
полиции.  „орога  была  длиннаЯ -- двадцать минут  ходьбы. Њаленький  офицер
решительно  шагал впереди менЯ  четким  строевым шагом. ‡а  весь путь  мы не
обменЯлись ни единым словом. € вот мы в управлении начальника полиции. Џеред
дверью в его  кабинет толпились  мерзавцы  самой отвратительной  наружности,
Явно  полицейские  шпики,  доносчики и шпионы всех сортов. Њаленький  офицер
вошел  внутрь;  началсЯ  разговор  на  повышенных  тонах,  который   тЯнулсЯ
томительно долго. Ѓыло слышно,  как  за дверью повышаютсЯ в  Яростном  споре
голоса; мне живо рисовались в воображении резкие жесты,  пожиманиЯ  плечами,
удары  кулаком  по столу.  Ѓыло  очевидно, что  полициЯ отказываетсЯ  отдать
письмо. Ќаконец офицер поЯвилсЯ на пороге --  возбужденный, покрасневший, но
с большим  служебным конвертом  в руке. ќто  было  письмо, конфискованное  у
Љоппа. Њы  одержали  маленькую победу.  Џравда,  как  выЯснилось  потом, это
ровным счетом  ничего не менЯло.  Џисьмо было честь честью вручено адресату,
но военное  начальство Љоппа  не имело никакой возможности вызволить  его из
тюрьмы.

     Ћфицер  обещал мне, что  письмо  будет передано по назначению. Ђ как же
насчет  Љоппа?  --  спросил  Я.  ђазве  не  можем  мы  добитьсЯ,  чтобы  его
освободили?  Ћфицер  пожал  плечами.  ќто совсем  другое  дело. €м  ведь  не
известно, за  что арестован  Љопп.  Ћн может только заверить менЯ, что будут
наведены соответствующие справки. ѓоворить больше было не о чем, пришла пора
прощатьсЯ.  Њы   слегка  поклонились  друг  другу.  €  тут  произошло  нечто
удивительное  и  трогательное.  Њаленький офицер,  мгновение  поколебавшись,
шагнул ко мне и пожал мою руку.
     Ќе могу передать, как глубоко растрогал менЯ его поступок. Љазалось бы,
какой пустЯк, но это не было  пустЯком. Ќадо представить себе царившую тогда
атмосферу  --  ужасную атмосферу  подозрительности  и ненависти, когда всюду
циркулировали лживые измышлениЯ и слухи, а плакаты кричали со щитов, что Я и
все подобные мне --  фашистские шпионы. € надо еще  помнить, что  сцена  эта
происходила  перед дверьми кабинета начальника полиции на  глазах  у гнусной
шайки доносчиков и провокаторов, любому  из которых могло быть известно, что
менЯ  "разыскивает" полициЯ.  ќто  было все равно,  что на людЯх  обменЯтьсЯ
рукопожатием с немцем во  времЯ мировой войны. Ќаверное, он  решил про себЯ,
что  на самом деле Я  не фашистский шпион, но все равно пожать мне руку было
благородным жестом с его стороны.
     џ привожу этот факт, пусть даже он покажетсЯ тривиальным, потому что он
тем не  менее характерен длЯ €спании: испанцам свойственны подобные всплески
благородства в худших из обстоЯтельств. Ћб €спании у менЯ  сохранились самые
скверные воспоминаниЯ, но зато очень мало  дурных воспоминаний об  испанцах.
‚сего пару раз,  помнитсЯ, Я был по-настоЯщему  сердит на  испанца, да и то,
когда  Я  оглЯдываюсь теперь назад, мне кажетсЯ, что в  обоих случаЯх неправ
был   Я  сам.  €спанцам,  вне  всЯкого  сомнениЯ,  присуще  великодушие,  то
благородство души,  которое принадлежит иному, не XX веку. ќто  дает надежду
на то, что в  €спании даже  фашизм мог  бы  принЯть сравнительно нежесткую и
терпимую  форму.  €спанцам  мало  свойственна  та  отвратнаЯ  деловитость  и
последовательность,   в   которых   нуждаетсЯ  совре   менное   тоталитарное
государство.  ‚ качестве  своеобразной маленькой иллюстрации, подтверждающей
это, приведу случай, происшедший несколькими днЯми раньше, когда полицейские
производили  обыск  в  номере моей жены. ‚ообще этот обыск представлЯл собой
очень занЯтный спектакль, и Я хотел бы его видеть, хотЯ, быть может,  лучше,
что Я его не видел: глЯдишь, потерЯл бы самообладание.
     Џолицейские  производили обыск в патентованной манер ЋѓЏ“  или гестапо.
ѓлубокой  ночью  громко замолотили дверь,  и шестеро  мужчин быстро вошли  в
комнату, зажгли свет  и, действуЯ по Явно согласованному заранее плану, уст-
ремились  каждый на  свое  место.  ‡атем  они  с  невероЯтной  тщательностью
обыскали обе  комнаты (спальню  и примыкающую  ванную):  простукивали стены,
поднимали ковры осматривали пол, прощупывали шторы, шарили под ванной  и под
радиатором, высыпали содержимое каждого выдвинутого Ящика, каждого чемодана,
проверЯли на  ощупь и подносили к свету каждый предмет одежды. Ћни забрали с
собой все бумаги, в том числе и извлеченные из мусорной корзины, а также все
наши книги в придачу. Ќаходка "Њайн  кампф" ѓитлера  во французском переводе
вызвала  у  них  пароксизм подозрительности. Ќе  имей  мы  других книг,  эта
находка оказалась бы длЯ нас роковой. ђазве  не  Ясно, что человек, читающий
"Њайн кампф",--навернЯка фашист? Ћднако в следующее мгновение они наткнулись
на  брошюру  ‘талина  "Ћ  мерах борьбы  с троцкистами и иными  двурушниками"
котораЯ несколько  охладила их пыл. ‚ одном из  Ящиков стола они  обнаружили
несколько пачек  папиросной  бумаги.  ’ак  каждую  пачку  они  не поленились
перебрать по листочку  внимательно  осматриваЯ их с  обеих  сторон в поисках
записей. Џроцедура  обыска занЯла у них около двух часов. € за все это времЯ
они так и не обыскали постель! ‚ постели, пок, шел обыск,  лежала  моЯ жена;
очевидно,    что    под    матрасом   можно    было    спрЯтать    полдюжины
пистолетов-пулеметов,  а  под  подушкой  --  целую  троцкистскую библиотеку.
Ћднако сыщики  не  притронулись к кровати, даже не заглЯнули под нее.  џ  не
могу поверить,  что так принЯто действовать по  ин- струкции ЋѓЏ“.  €мейте в
виду, что полициЯ почти полностью находилась под контролем коммунистов и что
полицейские,   производившие  обыск,  сами,   наверное,   ЯвлЯлись   членами
компартии. Ќо, будучи испанцами, они не могли за ставить себЯ вытрЯхнуть  из
постели женщину. „лЯ  них это  было  слишком. Ћни просто проигнорировали эту
часть своей работы, лишив тем самым всЯкого смысла весь обыск.
     ’ой  ночью Њакпэр, Љоттман и Я улеглись  спать в зарослЯх высокой травы
на  краю  заброшенной  строительной площади.  Ќочь  выдалась  не  по-летнему
холоднаЯ, и  выспатьсЯ никому из нас не удалось. Џомню долгие гнетущие часы,
проведенные без дела в ожидании, когда можно будет согретьсЯ чашкой кофе.
     Њы  вели  какое-то  странное, безумное  существование.  Ќочью  мы  были
преступники, зато днем  -- богатые  английские туристы, каковыми, во  всЯком
случае,  старались  казатьсЯ. „аже после ночлега под открытым небом  бритье,
ваннa  и  начищенные  ботинки  чудесно  преображают  вашу внешность.  ’еперь
безопаснее всего  было выглЯдеть как можно  более буржуазно. Њы стали  часто
посещать  фешенебельные  жилые  кварталы города, где  нас не знали  в  лицо,
захаживали в дорогие рестораны и держались с официантами, как подобает истым
англичанам. ‚первые в жизни Я начал  писать лозунги  на стенах. ‚  коридорах
нескольких шикарных ресторанов поЯвилась  на стенах  надпись "„а здравствует
ЏЋ“Њ!", выведеннаЯ самыми большими буквами, какие  Я только  мог нацарапать.
•отЯ формально Я жил все это  времЯ па нелегальном положении, у менЯ не было
ощущениЯ грозЯщей  опасности.  ‘лишком уж  нелепой казалась  всЯ ситуациЯ. џ
сохранЯл  неискоренимое убеждение англичанина, что тебЯ не могут арестовать,
раз  ты не нарушал закона.  Ќет  ничего  опасней  этого  убеждениЯ во  времЯ
политического погрома. “же был выписан ордер на арест  Њакнэра, да и фамилии
остальных  из  нас,  возможно, фигурировали  в  черном списке..  Ѓеспрерывно
продолжались аресты, облавы, обыски;
     практически  все наши знакомые, за  исключением тех, кто вес еще воевал
на фронте, оказались к этому времени  в тюрьме. Џолицейские даже производили
обыски на  борту французских пароходов, периодически забиравших  беженцев, и
хватали подозреваемых "троцкистов".
     ЃлагодарЯ  любезности  британского   консула,  которому  мы,  наверное,
доставили много хлопот на той неделе, нам удалось выправить паспорта. ’еперь
следовало  не  медлЯ  уезжать.  Ѓлижайший  поезд  до Џор-Ѓу  отправлЯлсЯ  по
расписанию в половине восьмого вечера -- значит, можно было ожидать, что  он
отойдет,  как обычно,  с  часовым  опозданием,  около половины десЯтого.  Њы
условились  с  женой,  что она заранее закажет такси,  затем  соберет  вещи,
оплат