  глубокой старины дошло  до потомков предание о том, что
эти [светила]  суть боги  и  что божественное объемлет  всю  природу.  Ђ все
остальное [в  предании] уже добавлено в  виде  мифа длЯ внушениЯ толпе,  длЯ
соблюдениЯ  законов  и  длЯ  выгоды,  ибо  в   нем  утверждаетсЯ,  что  боги
человекоподобны и  похожи на некоторые другие живые существа, утверждаетсЯ и
другое, вытекающее  из сказанного  и сходное  с  ним. …сли  бы, отделив  эти
добавлениЯ, принЯть лишь главное - что первые сущности  они  считали богами,
можно  было бы  признать это  божественным  изречением; и так  как, по  всей
вероЯтности, каждое искусство и каждое учение  изобретались неоднократно и в
меру возможности  и снова погибали,  то можно было  бы подумать,  что и  эти
взглЯды  суть как бы сохранившиесЯ до наших дней обломки тех. ’аким образом,
мнение предков  и  наших  ранних  предшественников  Ясно нам лишь  до  такой
степени.


        ѓ‹Ђ‚Ђ „…‚џ’Ђџ

     Ђ   относительно   [высшего]  ума  возникают   некоторые  вопросы.   Ћн
представлЯетсЯ  наиболее  божественным  из всего ЯвлЯющегосЯ  нам, но  каким
образом  он таков, на этот  вопрос ответить  трудно. ‚  самом деле, если  он
ничего  не мыслит, а  подобен спЯщему, то в  чем его достоинство? …сли же он
мыслит,  но это зависит от чего-то другого (ибо тогда то, что составлЯет его
сущность,  было  бы  не мыслью, а способностью  [мыслить]), то он не  лучшаЯ
сущность: ведь ценность придает ему мышление. „алее, будет ли составлЯть его
сущность ум или  само мышление, что же именно мыслит он? ‹ибо сам себЯ, либо
что-то другое; и если что-то другое, то или всегда одно и то же, или разное.
’ак вот, есть  ли здесь разница или это все равно, мыслить ли прекрасное или
все что угодно? Ќе  нелепо ли мыслить  некоторые вещи? ’аким  образом, Ясно,
что  ум  мыслит  самое  божественное  и  самое  достойное  и  не   подвержен
изменениЯм,  ибо  изменение  его  было бы  изменением к худшему, и  это  уже
некоторое  движение.  -  €так,  во-первых,  если  ум  есть  не  деЯтельность
мышлениЯ, а способность к ней, то,  естественно, непрерывность мышлениЯ была
бы  длЯ него  затруднительна.  ‚о-вторых, Ясно,  что  существовало  бы нечто
другое,  более достойное, нежели ум,  а  именно  постигаемое  мыслью. €бо  и
мышление и  мысль присущи  и тому,  кто мыслит наихудшее. ’ак что если этого
надо избегать (ведь иные вещи лучше не видеть,  нежели видеть), то мысль  не
была  бы наилучшим.  ‘ледовательно,  ум  мыслит  сам  себЯ, если  только  он
превосходнейшее и мышление его есть мышление о мышлении.  Ћднако  совершенно
очевидно,  что знание, чувственное  восприЯтие, мнение и размышление  всегда
направлены на другое,  а на себЯ лишь мимоходом. € если, наконец, мыслить  и
быть мыслимым  не одно  и то же, то  на  основании чего  из  них уму присуще
благо?  ‚едь быть  мыслью  и быть постигаемым мыслью не одно и  то же. Ќо не
есть ли в  некоторых  случаЯх  само  знание  предмет [знаниЯ]:  в  знании  о
творчестве предмет - сущность, взЯтаЯ без материи, и  суть  бытиЯ,  в знании
умозрительном   -   определение   и   мышление.  Џоскольку,   следовательно,
постигаемое  мыслью и ум  не  отличны  друг от друга  у  того, что  не имеет
материи,  то  они  будут  одно и  то же,  и  мысль будет  составлЯть одно  с
постигаемым мыслью.

     Љроме  того,  остаетсЯ   вопрос:  есть   ли  постигаемое  мыслью  нечто
составное? …сли да, то мысль изменЯлась бы, переходЯ от одной части целого к
другой. Ќо разве  то, что не имеет  материи, не неделимо? ’ак же как обстоит
дело  с  человеческим  умом,  который  направлен  на составное  ,  в течение
определенного  времени (у  него  благо  не  в  этой  или  другой  части [его
предмета],  а  лучшее,  будучи  чем-то отличным от него, у  него-в некотором
целом), точно  так  же  обстоит  дело  с  [божественным]  мышлением, которое
направлено на само себЯ, на протЯжении всей вечности.


        ѓ‹Ђ‚Ђ „…‘џ’Ђџ

     Ќадо  также  рассмотреть,  каким  из  двух  способов  содержит  природа
мирового целого благо и наилучшее  -  как нечто существующее отдельно и само
по себе  или как порЯдок. €ли же и тем и другим способом, как у войска? ‚едь
здесь и в самом порЯдке - благо, и сам предводитель войска - благо, и скорее
даже он:  ведь не он зависит от  порЯдка, а  порЯдок -  от него.  [‚ мировом
целом]  все  упорЯдочено  определенным образом,  но не одинаково  и рыбы,  и
птицы,  и  растениЯ; и  дело обстоит  не так,  что  одно  не имеет  никакого
отношениЯ к  другому; какое-то отношение есть. €бо все упорЯдочено длЯ одной
[цели], но так, как это бывает в доме, где свободным меньше всего полагаетсЯ
делать  все,  что  придетсЯ;  напротив,  длЯ них все или большаЯ часть [дел]
определено, между тем у рабов и у животных мало что имеет отношение к общему
[благу],  а  большей частью им остаетсЯ делать что  приходитсЯ , ибо природа
каждого  из  них  составлЯет  такое  начало.  ‚сЯкому,  по моему  разумению,
необходимо  занЯть  свое особое  место, и точно так же есть  и другое, в чем
участвуют все длЯ [блага] целого.

     Ђ   какие  несообразные  или  нелепые  выводы  получаютсЯ  у  тех,  кто
высказывает иные  взглЯды, и  каковы  взглЯды  тех, кто высказываетсЯ  более
тонко,  и с  какими  свЯзано  меньше  всего трудностей,- все  это  не должно
ускользнуть   от  нашего   вниманиЯ.   ‚се   [философы]   выводЯт   все   из
противоположностей. Ћднако неправильно ни "все", ни  "из противоположностей"
а как вещи будут получатьсЯ из противоположностей там, где противоположности
имеютсЯ,  этого  не  говорЯт: ведь  противоположности  не  могут  испытывать
воздействиЯ  друг  от друга. „лЯ нас эта трудность устранЯетсЯ  естественно;
дело в том, что есть нечто третье. Њежду тем некоторые считают материю одной
из  двух  противоположностей,  например  те,  кто  противополагает  неравное
равному и  многое единому  Ќо  и это  решаетсЯ таким же  образом,  а именно:
материЯ, котораЯ [каждый раз] одна, ничему не противоположна. „алее, [в этом
случае] все, кроме  единого,  было бы  причастно дурному, ибо само  зло есть
один из двух элементов. Ђ некоторые не признают благо  и зло даже за начала;
между тем начало всех вещей скорее всего благо. —то  же касаетсЯ тех,  о ком
мы  говорили выше ,  то они  правы,  утверждаЯ, что благо есть начало,  но в
каком смысле оно начало, они не говорЯт,- как цель ли, или как движущее, или
как форма.

     ЌесостоЯтелен и взглЯд ќмпедокла. Њесто блага  занимает у него  дружба,
но она начало и как движущее (ибо она единит), и как материЯ (ибо она  часть
смеси). Ќо если даже одному и тому же случаетсЯ быть началом и как  материЯ,
и как движущее, то все же быть материей и быть движущим не одно и то же.

     ’ак вот, по отношению к чему из них  дружба есть начало? Ќелепо также и
утверждение, будто вражда непреходЯща,  а ведь  именно  она составлЯет,  [по
ќмпедоклу], природу зла.

     ‘ другой стороны, Ђнаксагор считает благо движущим началом, ибо движет,
по его мнению, ум. Ќо движет ум ради какой-то цели, так что эта цель - [уже]
другое [начало] (разве  только  это понимают так, как мы  говорим, а именно:
врачебное искусство, [например], есть в некотором смысле здоровье)  . Ќелепо
также и то, что Ђнаксагор не предположил чего-то  противоположного благу, т.
е.  уму. Ђ все,  кто говорит  о  противоположностЯх, к противоположностЯм не
прибегают, если  только  этих  [философов] не поправлЯют. € почему одни вещи
преходЯщи, другие непреходЯщи, этого никто не говорит: все  существующее они
выводЯт из одних и тех же начал. Ђ кроме того, одни выводЯт существующее  из
не-сущего; другие же, дабы их не принуждали к этому, объЯвлЯют все одним .

     „алее, почему возникновение вечно  и в  чем причина  возникновениЯ,  об
этом не говорит никто. € длЯ  тех, кто  предполагает два начала, должно быть
еще  одно  начало, более  важное  равным  образом должно быть другое,  более
важное  начало  длЯ  тех,  кто  принимает  эйдосы,  ибо  на каком  основании
[единичные вещи] были причастны или теперь  причастны эйдосам? € всем другим
необходимо  приходить  к выводу,  что  мудрости,  т. е. наиболее  достойному
знанию, что-то противоположно, а длЯ нас такой необходимости нет, потому что
первому  ничего не противоположно. ‚ самом деле, все противоположности имеют
материю,  котораЯ есть в  возможности  эти  противоположности,  а  поскольку
[мудрости]  противоположно  неведение,  оно   должно  было  бы  иметь  своим
предметом противоположное, но первому ничего не противоположно.

     „алее, если помимо чувственно воспринимаемого не будет ничего  другого,
то  не будет ни [первого] начала,  ни порЯдка, ни возникновениЯ, ни небесных
Явлений,  а  у каждого начала всегда будет другое начало, как утверждают те,
кто пишет  о  божественном,  и все рассуждающие о  природе.  Ђ если  [помимо
чувственно воспринимаемого] существуют эйдосы или числа, то они ни длЯ  чего
не  будут  причинами, во всЯком случае не длЯ  движениЯ. € кроме того, каким
образом величина или  непрерывное  может  возникнуть из  того, что не  имеет
величины?  ‚едь  число  не произведет непрерывного  ни как движущее,  ни как
форма . ‘ другой стороны, из  двух противоположностей  ни  одна не будет  по
сути дела  (hoper) ни действующей, ни  движущей причиной: ведь такаЯ причина
могла бы и не  существовать. € во всЯком  случае ее деЯтельность была  бы не
первее ее способности. ’огда, значит, не было бы вечных вещей. Ќо такие вещи
есть. ‡начит, какое-нибудь из этих утверждений надо  отвергнуть . € как  это
сделать, у нас  сказано . - „алее, благодарЯ  чему  числа или душа и тело, и
вообще форма  и  вещь составлЯют  одно,  об этом никто ничего не говорит;  и
сказать это нельзЯ, если не согласитьсЯ с нами, что одним делает их движущее
.  Ђ те, кто говорит , что математическое число -  первое и за ним все времЯ
следуют  другие  сущности,  а начала  у них  разные,  делают сущность целого
бессвЯзной (ибо одного вида сущность, наличествует ли она или нет, ничем  не
содействует другого  вида  сущности) и  полагают  множество начал. Њежду тем
сущее не желает быть плохо управлЯемым. "Ќет в многовластии блага,  да будет
единый властитель" .


         * ЉЌ€ѓЂ ’ђ€ЌЂ„–Ђ’Ђџ * 


        ѓ‹Ђ‚Ђ Џ…ђ‚Ђџ

     €так, что такое  сущность чувственно  воспринимаемых вещей  - это  было
сказано  в сочинении о природе  относительно материи  и позже - относительно
сущности как деЯтельной сущности. Ђ так  как следует выЯснить, существует ли
помимо чувственно воспринимаемых сущностей какаЯ-нибудь неподвижнаЯ и вечнаЯ
или  нет и  что  же она такое, если  существует, то  прежде всего необходимо
рассмотреть  высказываниЯ  других, чтобы нам,  если  они  утверждают  что-то
неправильное, не впасть в те же самые ошибки, и, если какое-нибудь  учение у
нас  обще с  ними, чтобы  мы не досадовали  на себЯ  одних:  ведь надо  быть
довольным, если в одних случаЯх утверждают  лучше, чем  другие, а в других -
по крайней мере не хуже.

     Џо этому  вопросу существуют два  мнениЯ, а  именно: некоторые говорЯт,
что математические предметы (например,  числа,  линии и тому  подобное) суть
такие  сущности, а с  другой  стороны, что  таковы  идеи.  Ќо  так  как одни
объЯвлЯют такими сущностЯми два рода -  идеи и математические числа,  другие
же  признают  природу тех  и  других  одной  а  еще  некоторые  говорЯт, что
существуют  одни  только  математические  сущности,  то  прежде  всего  надо
исследовать  математические  предметы,  не  прибавлЯЯ к ним  никакой  другой
природы,  например не ставЯ вопрос, идеи ли  они  или  нет, начала  ли они и
сущности существующего или нет, а подходЯ к ним  только как к математическим
- существуют  ли  они или  не  существуют, и если существуют, то как именно.
Џосле  этого  надо  отдельно  рассмотреть сами идеи - в  общих чертах и лишь
насколько этого требует обычай: ведь многое было говорено и в доступных всем
сочинениЯх  . Ђ  за  этим разбором  должно  приступить  к более пространному
рассуждению,  чтобы  выЯснить,  суть  ли  числа и  идеи  сущности  и  начала
существующего. ќто остаетсЯ третьим рассмотрением после рассмотрениЯ идей.

     …сли  же существуют  математические предметы, то необходимо,  чтобы они
либо находились в чувственно воспринимаемом, как утверждают  некоторые, либо
существовали  отдельно  от  чувственно воспринимаемого (некоторые говорЯт  и
так) а если они не  существуют ни тем ни другим образом, то они либо  вообще
не существуют,  либо  существуют  иным способом.  ‚ последнем  случае, таким
образом, спор  у  нас  будет не  о  том, существуют ли  они, а о том,  каким
образом они существуют.


        ѓ‹Ђ‚Ђ ‚’ЋђЂџ

     —то  математические  предметы не  могут  находитьсЯ по  крайней  мере в
чувственно воспринимаемом и что такое рассуждение не более  как вымысел,- об
этом  уже сказано при  рассмотрении  затруднений а именно  что находитьсЯ  в
одном  и том же месте два тела  не могут и,  кроме  того, что  на  таком  же
основании  другие способности  и  сущности  (physeis)  тоже  должны  были бы
находитьсЯ в чувственно воспринимаемом, и ни одна из них - отдельно .  €так,
об  этом было сказано раньше. Ќо кроме того, очевидно,  что [в таком случае]
нельзЯ  было бы  разделить какое бы то ни было тело: ведь [при  делении его]
оно должно разделитьсЯ  на  плоскости, плоскость  - на  линии, а линии -  на
точки, а потому если разделить точку  невозможно, то и линию  тоже нельзЯ, а
если  ее  нельзЯ,  то  и  все  остальное.  ЉакаЯ  же разница,  будут ли  эти
[чувственно воспринимаемые] линии и точки  такими,  [неделимыми]  сущностЯми
или  же сами  они  не [таковы], но  в  них находЯтсЯ  такие  сущности.  ‚едь
получитсЯ одно и то же, потому  что математические предметы будут  делитьсЯ,
если  делЯтсЯ  чувственно  воспринимаемые,  или  уж  не  будут   делитьсЯ  и
чувственно воспринимаемые.

     ‘ другой стороны, невозможно  и то,  чтобы  такие сущности существовали
отдельно.  ‚едь если помимо чувственно воспринимаемых тел будут существовать
другие тела, отдельные от них и предшествующие чувственно воспринимаемым, то
Ясно, что и помимо [чувственно воспринимаемых] плоскостей должны  иметьсЯ  и
другие плоскости, отдельные [от первых], и так же точки и линии  - на том же
основании.  Ђ если существуют они, то опЯть-таки помимо плоскостей, линий  и
точек  математического тела будут отдельно  от них  существовать другие (ибо
несоставное предшествует составному; и если чувственно  воспринимаемым телам
предшествуют  не  воспринимаемые  чувствами,  то  на  том   же  основании  и
плоскостЯм,   находЯщимсЯ   в   неподвижных  [математических]  телах,  будут
предшествовать плоскости, существующие сами  по себе; и  значит,  они  будут
иными плоскостЯми и линиЯми, чем те, которые существуют вместе с отделенными
телами:  эти последние - вместе с  математическими телами, а упомЯнутые выше
предшествуют  математическим  телам).  ‡атем,  у  этих,  [предшествующих]  ,
плоскостей  будут  линии,   которым  -  на  том  же  самом  основании  -  по
необходимости будут предшествовать другие линии и точки; и точкам, имеющимсЯ
в  этих  предшествующих  линиЯх,  должны  предшествовать  другие  точки,  по
отношению к которым других предшествующих уже нет. ’аким образом, получаетсЯ
нелепое  нагромождение.  ‚ самом  деле, получаетсЯ,  что  помимо  чувственно
воспринимаемых имеютсЯ  тела одного  рода,  помимо чувственно воспринимаемых
плоскостей  -  плоскости  трех  родов (это  плоскости,  существующие  помимо
чувственно воспринимаемых, те, что в математических телах, и те, что имеютсЯ
помимо находЯщихсЯ в этих  телах), линии - четырех родов, точки - пЯти родов
. ’ак какие же из них будут исследовать математические науки? Љонечно, не те
плоскости, линии и точки,  которые находЯтсЯ в неподвижном  [математическом]
теле:  ведь наука всегда занимаетсЯ тем,  что первее .  € то же самое  можно
сказать о числах: помимо  каждого  рода точек будут отличные от них единицы,
равно как и помимо каждого рода  чувственно  воспринимаемых вещей, и затем -
помимо  умопостигаемого,  так  что  будут  бесчисленные  роды математических
чисел.

     „алее, как  можно  разрешить те сомнениЯ, которых мы  касались уже  при
рассмотрении затруднений? Ђ именно предмет учениЯ о небесных светилах  будет
подобным же образом находитьсЯ вне чувственно воспринимаемого, как и предмет
геометрии; по как это возможно длЯ  неба и его частей или длЯ чего  бы то ни
было другого, чему присуще движение?  € подобным образом в оптике и учении о
гармонии, а именно, голос и зрение окажутсЯ вне чувственно воспринимаемого и
единичного, так что очевидно,  что  и  другие  восприЯтиЯ и другие  предметы
восприЯтиЯ - тоже. Џочему, в самом деле, одни скорее, нежели другие? Ќо если
так, то [вне чувственно воспринимаемого] будут и  живые  существа, раз  [вне
его] и восприЯтиЯ.

     Љроме того, математики выставлЯют кое-что общее помимо  рассматриваемых
здесь сущностей. ‡начит,  и это  будет  некаЯ  другаЯ  отдельно существующаЯ
сущность,  промежуточнаЯ  между идеЯми  и  промежуточными  [математическими]
предметами   -   сущность,   котораЯ  не   есть  ни  число,  ни  точка,   ни
[пространственнаЯ] величина, ни времЯ. Ђ если такой сущности быть не  может,
то Ясно, что и те, [математические] предметы не могут существовать  отдельно
от чувственно воспринимаемых вещей.

     € вообще если принимать,  что  математические предметы существуют таким
образом как некие отдельные сущности, то  получаетсЯ нечто противоположное и
истине,  и  обычным взглЯдам. ‚ самом деле,  при таком  их бытии необходимо,
чтобы  они  предшествовали чувственно  воспринимаемым  величинам, между  тем
согласно истине они нечто последующее по отношению к ним: ведь незаконченнаЯ
величина по происхождению предшествует  [законченной],  а по  сущности  нет,
как, например, неодушевленное - по сравнению с одушевленным.

     „алее,   благодарЯ  чему  и  когда  же  математические  величины  будут
составлЯть единство? Ћкружающие нас вещи едины благодарЯ душе или части души
или еще чему-нибудь, могущему быть основанием [единства] (иначе они образуют
множество и распадаютсЯ);  но раз те величины делимы и  суть  количества, то
какова причина того, что они составлЯют неразрывное и постоЯнное единство?

     Љроме того,  [то,  что  математические  величины не могут  существовать
отдельно],  показывает  порЯдок,  в  каком  они возникают. ‘начала возникает
нечто  в  длину,  затем в  ширину,  наконец,  в глубину, и  так  достигаетсЯ
законченность. ’аким образом, если  последующее по  происхождению  первее по
сущности,  то тело,  надо полагать,  первее  плоскости и  линии;  и  большую
законченность и цельность оно приобретает, когда становитсЯ одушевленным. Ќо
как может быть одушевленной линиЯ или плоскость? ќто требование было бы выше
нашего пониманиЯ.

     „алее, тело  есть  некотораЯ  сущность  (ибо  в известной  мере она уже
содержит в себе законченность),  но как могут быть сущностЯми линии? ‚едь не
могут они  ими  быть  ни как  форма, или образ,- такой может быть, например,
душа,- ни как материЯ (например,  тело).  ‚едь очевидно, что ни одно тело не
может слагатьсЯ  из линий,  или плоскостей, или точек. Ќо если бы  они  были
некоей материальной сущностью,  то  обнаружилось бы,  что  с ними это  может
случитьсЯ

     €так, пусть они будут  по определению первее [тела]  .  Ќо  не все, что
первее по определению, первее и по сущности. €бо по сущности первее то, что,
будучи отделено от другого,  превосходит его в бытии, по определению же одно
первее другого, если его определение есть часть определениЯ этого другого. Ђ
первее и по сущности и по  определению одно и то же вместе  может и не быть.
‚едь если  свойства, скажем  движущеесЯ или бледное,  не  существуют  помимо
сущностей,  то бледное  первее бледного человека по  определению,  но  не по
сущности:  ведь  оно не  может существовать  отдельно,  а всегда  существует
вместе с  составным  целым (под составным целым  Я  разумею  здесь  бледного
человека).  џсно  поэтому,  что ни полученное  через  отвлечение  первее, ни
полученное через присоединение есть нечто последующее [по сущности]. ‚едь на
основании присоединениЯ бледности человек называетсЯ бледным.

     €так, что математические  предметы суть сущности не в большей мере, чем
тела, что они первее чувственно  воспринимаемых вещей  не по бытию, а только
по определению и что они не могут каким-либо образом существовать отдельно,-
об этом  сказано достаточно;  а  так как  они, как  было доказано, не  могут
существовать и в чувственно воспринимаемом,  то Ясно, что либо они вообще не
существуют,  либо  существуют  каким-то  [особым]  образом  и  потому  не  в
безотносительном смысле: ведь о бытии мы говорим в различных значениЯх.


        ѓ‹Ђ‚Ђ ’ђ…’њџ

     ’ак  же  как  общие  положениЯ в  математике относЯтсЯ не  к  тому, что
существует  отдельно помимо [пространственных] величин  и чисел, а  именно к
ним, однако не поскольку они  имеют величину или делимы,  точно так же Ясно,
что  и  относительно  чувственно   воспринимаемых  величин   могут   быть  и
рассуждениЯ  и доказательства  не поскольку они чувственно воспринимаемы,  а
поскольку они [пространственные] величины. ‚  самом деле, так же как о вещах
возможно много рассуждений только как о движущихсЯ, независимо от того,  что
есть  каждаЯ из этих вещей и какие у них привходЯщие свойства, и из-за этого
нет  необходимости,  чтобы  существовало  что-то  движущеесЯ,  отдельное  от
чувственно  воспринимаемых  вещей, или чтобы в них  имелась  [длЯ  движениЯ]
какаЯ-то  особаЯ  сущность , точно так же и  относительно  движущихсЯ  вещей
возможны  рассуждениЯ и знаниЯ  не  поскольку  они движущиесЯ  вещи, а  лишь
поскольку они тела,  или опЯть-таки  лишь поскольку они плоскости, или  лишь
поскольку  они линии, или поскольку они  делимы,  или поскольку неделимы, но
имеют положение [в пространстве], или поскольку они только неделимы. Џоэтому
если  верно  вообще говорить,  что  существует не  только  отделенное,  но и
неотделенное (например,  что существует движущеесЯ), то  верно также  вообще
сказать, что существуют математические предметы и  что они именно такие, как
о  них  говорЯт [математики].  €  как о  других науках  верно  будет  вообще
сказать, что  каждаЯ изучает свой  предмет, а не привходЯщее  (например,  не
бледное, если  здоровое бледно,  а  здоровое),  т.  е.  исследует нечто  как
таковое,- здоровое, поскольку оно здоровое, человека, поскольку он человек,-
точно  так  же обстоит дело с  геометрией. …сли  ее предмету случаетсЯ  быть
чувственно воспринимаемым, но  занимаетсЯ она  им не поскольку он чувственно
воспринимаем,   то  математические  науки  не  будут  науками  о  чувственно
воспринимаемом,  однако и не науками  о другом, что существовало бы отдельно
помимо него.  “ вещей много привходЯщих свойств  самих  по  себе,  поскольку
каждаЯ из них именно  такого рода : ведь  у животного,  [например],  имеютсЯ
отличительные  признаки,  поскольку оно женского пола  и поскольку мужского,
хотЯ и не  существует чего-либо  женского или мужского отдельно от животных.
’ак  что (вещи  можно  рассматривать]  также  только  как  имеющие  длину  и
плоскость. € чем первее по определению и  более просто то, о чем знание, тем
в  большей  мере этому  знанию  присуща  строгость  (а  строгость  эта  -  в
простоте); поэтому, когда отвлекаютсЯ от величины, знание  более строго, чем
когда  от  нее  не  отвлекаютсЯ, а наиболее  строго -  когда  отвлекаютсЯ от
движениЯ. …сли  же предмет знаниЯ - движение, то наиболее  строго  оно, если
изучают первое движение , ведь это движение  - самое простое, а из его видов
самое простое - движение равномерное.

     € то же самое можно сказать и про учение о гармонии, и про оптику: и та
и  другаЯ рассматривает  [свой предмет]  не  поскольку он зрение или звук, а
поскольку это линии и числа, которые, однако, суть их собственные свойства .
€  точно  так  же  механика.  Џоэтому  если, полагаЯ что-то  обособленно  от
привходЯщих  свойств,  рассматривают  его,   поскольку  оно  таково,  то  не
получитсЯ никакой ошибки,  как  и  в  том случае, когда  чертЯт на  земле  и
объЯвлЯют  длиною  в одну стопу  линию, котораЯ этой длины  не имеет: ведь в
предпосылках здесь нет ошибки.

     € лучше  всего можно  каждую  вещь  рассмотреть  таким образом: полагаЯ
отдельно то,  что отдельно не существует, как это делает исследователь чисел
и  геометр. ‚ самом деле, человек, поскольку он человек,  един  и неделим, и
исследователь чисел  полагает его как  единого неделимого и затем исследует,
что свойственно человеку, поскольку он неделим. ѓеометр же рассматривает его
не поскольку  он  человек  и  не поскольку он неделим, а поскольку  он имеет
объем. ‚едь Ясно, что то, что  было бы  присуще человеку,  даже  если бы  он
случайно не  был неделим, может  быть присуще  ему и  без этого  ‚от  почему
геометры говорЯт правильно и рассуждают о том, что  на деле существует, и их
предмет - существующее, ибо сущее имеет двоЯкий смысл - как осуществленность
и как материЯ.

     ’ак как  благое и прекрасное не  одно  и то же (первое всегда в деЯнии,
прекрасное же -  и в  неподвижном), то заблуждаютсЯ  то, кто утверждает, что
математика ничего не говорит о прекрасном  или благом.  Ќа самом же деле она
говорит прежде всего о нем и выЯвлЯет его. ‚едь  если она не называет его по
имени, а  выЯвлЯет его свойства (ergd) и соотношениЯ, то это не  значит, что
она  не  говорит  о  нем.  Ђ  важнейшие виды прекрасного  - это слаженность,
соразмерность и  определенность, математика больше  всего и  выЯвлЯет именно
их.  €  так  как  именно  они  (Я  имею  в  виду,  например,  слаженность  и
определенность) оказываютсЯ  причиной многого, то Ясно, что математика может
некоторым  образом говорить и  о такого  рода причине - о причине  в  смысле
прекрасного. џснее мы скажем об этом в другом месте .


        ѓ‹Ђ‚Ђ —…’‚…ђ’Ђџ

     €так, о  том, что математические предметы -  это сущее и в каком смысле
они сущее,  а также  в  каком смысле они первее и  в  каком  нет,-  об  этом
довольно  сказанного.  —то  же  касаетсЯ   идей,  то  прежде  всего  следует
рассмотреть само  учение об  идеЯх, не свЯзываЯ их с природой чисел,  а так,
как их с самого начала понимали  те, кто  впервые заЯвил, что есть  идеи.  Љ
учению  об  эйдосах  пришли  те,  кто  был  убежден  в  истинности  взглЯдов
ѓераклита, согласно  которым  все чувственно воспринимаемое постоЯнно течет;
так  что  если  есть  знание  и  разумение  чего-то,  то  помимо  чувственно
воспринимаемого должны существовать  другие  сущности  (physeis),  постоЯнно
пребывающие,  ибо  о  текучем  знаниЯ не  бывает. ‘  другой  стороны, ‘ократ
исследовал  нравственные  добродетели  и  первый  пыталсЯ  давать  их  общие
определениЯ (ведь из рассуждавших о природе только „емокрит  немного касалсЯ
этого и некоторым образом дал определениЯ теплого и холодного; а пифагорейцы
- раньше его  - делали  это  длЯ немногого, определениЯ чего они  сводили  к
числам,  указываЯ, например,  что  такое удобный случай, или справедливость,
или супружество. Њежду тем ‘ократ с полным  основанием искал суть  вещи, так
как он стремилсЯ делать умозаключениЯ, а начало длЯ умозаключениЯ - это суть
вещи: ведь  тогда еще не было диалектического искусства,  чтобы можно  было,
даже  не касаЯсь сути,  рассматривать противоположности, а также познает  ли
одна и та же  наука  противоположности; и в самом  деле,  две  вещи можно по
справедливости приписывать ‘ократу - доказательства через наведение  и общие
определениЯ:  и  то  и другое  катаетсЯ начала знаниЯ). Ќо  ‘ократ не считал
отделенными от вещей ни общее, ни  определениЯ. ‘торонники же идей  отделили
их и  такого рода сущее  назвали идеЯми,  так что, исходЯ почти  из одного и
того  же  довода,  они  пришли к  выводу, что  существуют  идеи  всего,  что
сказываетсЯ  как общее,  и получалось примерно так как  если  бы кто,  желаЯ
произвести подсчет, при меньшем количестве  вещей полагал, что это будет ему
не по силам, а увеличив  их  количество,  уверовал, что  сосчитает.  ‚ самом
деле,   эйдосов,   можно   сказать,   больше,   чем   единичных   чувственно
воспринимаемых вещей,  в  поисках причин длЯ которых они от вещей  пришли  к
эйдосам,  ибо длЯ  каждого  [рода] есть у них  нечто одноименное,  и  помимо
сущностей имеетсЯ единое во многом длЯ  всего другого  - и у  окружающих нас
вещей, и у вечных.

     „алее,  ни  один  из   способов,  какими  они  доказывают,  что  эйдосы
существуют, не убедителен. ‚ самом деле, на основании одних не получаетсЯ  с
необходимостью умозаключениЯ,  на  основании других эйдосы получаютсЯ  и длЯ
того,  длЯ чего,  как  они  полагают,  их нет. ‚едь  по "доказательствам  от
знаний" эйдосы  должны были бы иметьсЯ длЯ всего, о чем имеетсЯ  знание;  на
основании  довода относительно  "единого  во  многом"  они  должны  были  бы
получатьсЯ и длЯ отрицаний, а на основании довода, что "мыслить что-то можно
и по  его  исчезновении",-  длЯ  преходЯщего:  ведь о  нем  может [остатьсЯ]
некоторое представление. „алее, на основании  наиболее точных  доказательств
одни признают идеи  соотнесенного, о  котором  они говорЯт, что длЯ него нет
рода самого по себе; другие приводЯт довод относительно "третьего человека".

     €,   вообще  говорЯ,  доводы  в  пользу  эйдосов   сводЯт  на  нет  то,
существование чего длЯ  тех, кто признает эйдосы, важнее существованиЯ самих
идей: ведь из этих доводов следует, что первое не двоица, а число, т. е. что
соотнесенное [первее]  самого  по  себе сущего и  так же все  другое, в  чем
некоторые  последователи учениЯ  об  эйдосах  пришли в  столкновение  с  его
началами.

     „алее,  согласно  предположению,  на основании  которого  они  признают
существование  идей,  должны  быть эйдосы  не только сущностей, но и многого
иного (в самом  деле,  мысль едина  не  только  касательно  сущности,  но  и
относительно не-сущностей, и имеютсЯ знаниЯ не только сущности; и получаетсЯ
у них несметное число других подобных [выводов]). Њежду тем по необходимости
и согласно учениЯм об эйдосах, раз возможна причастность эйдосам,  то должны
существовать  идеи  только  сущностей,  ибо причастность  им  не  может быть
привходЯщей, а каждаЯ вещь должна быть причастна эйдосу постольку, поскольку
он не сказываетсЯ о субстрате (Я имею в виду, например, если нечто причастно
самому-по-себе-двойному, то оно причастно и вечному, но привходЯщим образом,
ибо длЯ двойного быть вечным - это нечто  привходЯщее). €так, эйдосы были бы
[только]  сущностью.  Ћднако и здесь, [в мире чувственно воспринимаемого], и
там,  [в  мире идей], сущность означает одно и то же. €наче какой  еще смысл
имеет утверждение,  что есть что-то помимо окружающих нас вещей  - единое во
многом? …сли идеи и причастные им вещи принадлежат к одному и тому же  виду,
то будет нечто общее им (в самом деле,  почему длЯ преходЯщих двоек и двоек,
хотЯ и многих, но вечных существо их как двоек (to dyas) в большей мере одно
и  то же, чем длЯ  самой-по-себе-двойки  и какой-нибудь отдельной  двойки?).
…сли же вид длЯ идей  и причастных им вещей не один и тот же, то у них, надо
полагать,  только имЯ общее, и это было  бы похоже  на то, как  если бы  кто
называл  человеком и ЉаллиЯ, и  кусок дерева  , не увидев между  ними ничего
общего.

     Ђ если мы  допустим, что хотЯ общие определениЯ  в других  отношениЯх и
соответствуют  эйдосам,  например  самому-по-себе-кругу - "плоскаЯ фигура" и
прочие части  определениЯ, но должно еще добавлЯть, что  есть то, [идеЯ чего
она есть], то надо проследить, не оказалось ли это совсем бессодержательным.
‚ самом деле, к чему это должно добавлЯтьсЯ? Љ "середине" или к "плоскости",
или  ко  всем  частЯм  ["круга"]?  ‚едь  все,  что  входит  в  [охватываемую
определением] сущность - это идеи, например "живое существо" и "двуногое". Ђ
кроме  того,  Ясно, что  "само-по-себе"  должно  наподобие  "плоскости" быть
некоей  сущностью  (physis),  котораЯ  будет как  род  содержатьсЯ  во  всех
эйдосах.


        ѓ‹Ђ‚Ђ Џџ’Ђџ

     Ћднако в наибольшее затруднение поставил бы вопрос,  какое  же значение
имеют эйдосы  длЯ чувственно  воспринимаемых вещей  - длЯ  вечных, либо  длЯ
возникающих  и преходЯщих.  „ело в  том, что они длЯ  этих  вещей не причина
движениЯ или какого-либо  изменениЯ. Ђ с другой стороны, они ничего  не дают
ни длЯ познаниЯ всех остальных вещей (они  ведь  и не  сущности этих  вещей,
иначе они были бы в них), ни длЯ их бытиЯ (раз они не находЯтсЯ в причастных
им вещах). Џравда, можно  бы было, пожалуй, подумать, что они  причины в том
же смысле, в каком примешивание к чему-то белого есть  причина того, что оно
бело.  Ќо  это  соображение - высказывал  его  сначала  Ђнаксагор, а  потом,
разбираЯ  трудности, …вдокс  и  некоторые  другие  -  слишком уж  шатко, ибо
нетрудно выдвинуть против такого  взглЯда  много  доводов, доказывающих  его
несостоЯтельность.

     ‚месте  с тем все остальное не может происходить из  эйдосов ни в одном
из обычных значений  "из" . ѓоворить же, что они образцы и что все остальное
им причастно,-  значит пустословить и говорить поэтическими иносказаниЯми. ‚
самом деле, что же это такое, что  действует, взираЯ  на идеи?  ‚едь можно и
быть,  и становитьсЯ [сходным]  с чем  угодно, не подражаЯ образцу; так что,
существует ли ‘ократ или нет, может поЯвитьсЯ  такой же человек, как ‘ократ;
и Ясно, что было бы то же самое, если бы существовал вечный ‘ократ.

     €ли  должно  было бы быть множество  образцов  длЯ одного и того  же, а
значит, и множество его эйдосов, например, длЯ "человека" - "живое существо"
и "двуногое", а вместе с тем еще и сам-по-себе-человек. „алее, эйдосы должны
были бы быть образцами не только  длЯ  чувственно воспринимаемого, но и  длЯ
самих себЯ, например род - как род длЯ видов; так что одно и то же было бы и
образцом, и уподоблением. „алее, следует, по-видимому, считать  невозможным,
чтобы  отдельно друг от  друга существовали сущность и то, сущность чего она
есть; как могут поэтому идеи, если они сущности вещей, существовать отдельно
от них?

     Њежду тем в "”едоне" говоритсЯ таким образом, что эйдосы суть причины и
бытиЯ и  возникновениЯ [вещей] и однако, если эйдосы и существуют, то все же
ничего  не возникло бы, если бы не было того, что приводило бы в движение. ‘
другой стороны, возникает многое другое, например дом и кольцо, длЯ которых,
как они утверждают,  эйдосов не существует.  Џоэтому  Ясно,  что и  то, идеи
чего, по их утверждению, существуют,  может и  быть и возникать по таким  же
причинам, как и только что указанные вещи, а не благодарЯ идеЯм. Ќо впрочем,
относительно  идей  можно и  этим  путем, и с помощью более  основательных и
точных   доводов  привести  много  [возражений],   подобных   [только   что]
рассмотренным.


        ѓ‹Ђ‚Ђ …‘’Ђџ

     Џосле того как мы выЯснили относительно идей, уместно вновь рассмотреть
выводы, которые делают  о числах те, кто объЯвлЯет их отдельно существующими
сущностЯми  и  первыми причинами  вещей.  …сли  число  есть  нечто самосущее
(physis)  и  его сущность, как утверждают некоторые, не что иное, как число,
то (1)  необходимо,  чтобы одно  из них  было первым, другое - последующим и
чтобы каждое отличалось от другого по виду, так что либо [а] это свойственно
прЯмо всем единицам и ни одна единица не сопоставима ни с какой другой, либо
[б] все единицы непосредственно следуют друг за другом и любаЯ сопоставима с
любой,- таково, говорЯт они, математическое число (ведь в этом числе ни одна
единица  ничем не отличаетсЯ от другой) либо [в] одни единицы сопоставимы, а
другие нет (например, если за "одним" первой следует двойка, затем  тройка и
так остальные числа, а единицы сопоставимы в каждом числе, например: единицы
в  первой двойке - с  самими собой, и единицы  в  первой  тройке - с  самими
собой,  и  так  в  остальных  числах;  но   единицы  в  самой-по-себе-двойке
несопоставимы с единицами в самой-по-себе-тройке, и точно так же в остальных
числах, следующих одно за другим. Џоэтому и математическое  число счислЯетсЯ
так:  за  "одним"  следует "два"  через прибавление  к  предыдущему "одному"
другого "одного", затем "три"  через  прибавление еще "одного", и  остальные
числа таким же образом. —исло же, [принадлежащее к эйдосам], счислЯетсЯ так:
за "одним" следуют другие "два" без первого "одного", а тройка - без двойки,
и  остальные числа таким же  образом). €ли (2)  один род чисел  должен  быть
таким,  как  обозначенный  вначале,  другой  -  таким,  как  о  нем  говорЯт
математики, третий - таким, как о нем было сказано в конце.

     €  кроме того,  эти  числа должны либо  существовать отдельно от вещей,
либо не  существовать отдельно,  а находитьсЯ  в  чувственно  воспринимаемых
вещах  (однако не  так,  как  мы рассматривали вначале а так, что чувственно
воспринимаемые вещи состоЯт из чисел как их составных частей), либо один род
чисел должен существовать отдельно, а другой нет.

     ’аковы по необходимости единственные способы, какими могут существовать
числа. € можно сказать, что из тех, кто признает единое началом, сущностью и
элементом  всего  и  выводит число из этого единого  и чего-то  еще , каждый
указал на какой-нибудь  из  этих  способов, за исключением только  того, что
никакие единицы не сопоставимы друг с другом. € это вполне естественно: ведь
не может быть  никакого еще  другого способа, кроме указанных. ’ак вот, одни
утверждают, что числа существуют обоих родов: одно из них,  которое содержит
"предшествующее" и "последующее",-это идеи,  а другое-математическое, помимо
идей и чувственно  воспринимаемых вещей, и оба этих рода существуют отдельно
от  чувственно  воспринимаемых  вещей.  „ругие  же  утверждают,  что  только
математическое число есть первое из существующего, отделенное  от чувственно
воспринимаемых  вещей.   ђавным  образом   пифагорейцы   признают   одно   -
математическое - число, только не отделенное; они утверждают, что чувственно
воспринимаемые  сущности  состоЯт  из  такого  числа,  а   именно  все  небо
образовано из чисел, но не составленных из [отвлеченных] единиц; единицы, по
их  мнению, имеют  [пространственную] величину. Ќо  как возникла  величина у
первого единого, это, по-видимому, вызывает затруднениЯ у них.

     …ще  один  говорит,  что   существует  только   первый  род  чисел  как
чисел-эйдосов, а некоторые  считают,  что именно математические числа и есть
эти числа.

     €  подобным  же образом  рассматриваютсЯ линии,  плоскости  и  тела.  Ђ
именно:  одни различают математические  [величины] и те,  которые образуютсЯ
вслед
     за идеЯми а из рассуждающих иначе одни признают математические предметы
и в математическом смысле, те именно,  кто не делает идеи числами и отрицает
существование  идей; другие  же  признают математические  предметы, но не  в
математическом смысле: по их  мнению, не всЯкаЯ величина делитсЯ на величины
и  не любые единицы образуют двойку. Ђ что числа  состоЯт из единиц, это, за
исключением  одних  лишь  пифагорейцев,  утверждают все,  кто считает единое
элементом  и  началом существующего. Џифагорейцы же,  как сказано  раньше  ,
утверждают,  что числа имеют [пространственную]  величину. ’аким образом, из
сказанного Ясно, сколь различным  образом можно говорить  о числах,  а также
что  все  высказанные  мнениЯ о  числах  здесь  изложены.  ’ак вот, все  они
несостоЯтельны, только одни, быть может, в большей мере, нежели другие.


        ѓ‹Ђ‚Ђ ‘…„њЊЂџ

     €так,  прежде  всего  надо  рассмотреть,  сопоставимы  ли  единицы  или
несопоставимы, и  если  несопоставимы, то  каким из  двух  разобранных  нами
способов.  ‚едь,  с  одной  стороны,  возможно,   что  ни  одна  единица  не
сопоставима ни с какой  другой, а  с другой стороны, что единицы, входЯщие в
самое-по-себе-двойку,   не    сопоставимы   с    единицами,   входЯщими    в
самое-по-себе-тройку,  и что,  таким образом,  несопоставимы  друг с  другом
единицы, находЯщиесЯ в каждом первом числе.

     …сли   все   единицы   сопоставимы   и   неразличимы,   то   получаетсЯ
математическое число, и только оно одно, и в таком случае идеи быть [такими]
числами  не   могут.  ‚   самом  деле,   какое   же  это   будет   число   -
сам-по-себе-человек или само-по-себе-живое существо или какой-либо другой из
эйдосов?    ‚едь   идеЯ    каждого    предмета    одна,    например,    идеЯ
самого-по-себе-человека  -  одна,  и  другаЯ  -  идеЯ  самого-по-себе-живого
существа  -   тоже  одна.   Њежду   тем  чисел,   подобных   друг  другу   и
неразличимых,-беспредельное множество,  и потому вот эта тройка нисколько не
больше сам-по-себе-человек, чем любаЯ другаЯ . …сли же идеи не числа, то они
вообще не могут быть. ‚  самом деле, из каких начал будут  происходить идеи?
—исло, [говорЯт], получаетсЯ  из единого и из  неопределенной двоицы , и  их
принимают за начала и элементы числа, но расположить идеи  нельзЯ  ни раньше
чисел, ни позже их.

     …сли  же единицы  несопоставимы, и несопоставимы таким образом,  что ни
одну нельзЯ  сопоставить ни с какой другой,  то это число не  может быть  ни
математическим (ведь математическое число состоит из неразличимых единиц,  и
то, что  доказываетсЯ  относительно его, подходит к нему как именно такому),
ни  числом-эйдосом. ‚  этом  случае  перваЯ  двойка не  будет  получатьсЯ из
единого  и  неопределенной двоицы, а