отитьсЯ о речи; ибо у всех принадлежащих к  одной
и  той же особи действиЯ и  страсти одинаковы,  и, таким  образом,  по своим
собственным  они могут познавать и чужие; а принадлежащим к различным особЯм
речь не только не была необходима, но была бы совершенно губительна, так как
между  ними  не было  бы  никакого  дружественного общениЯ. Ђ коль укажут на
змиЯ3,  обратившегосЯ с речью к первой  женщине,  или  на ‚алаамову ослицу4,
которые  говорили,  мы  ответим на  это,  что  ангел в  ней и  дьЯвол  в нем
действовали таким образом, что двигали органами этих животных так, что у них
получалсЯ членораздельный голос, наподобие настоЯщей речи; у самой же ослицы
не получилось бы ничего, кроме рева, и ничего, кроме свиста, у самого  змиЯ.
…сли же кто-нибудь доказывал бы  обратное, ссылаЯсь на  слова ЋвидиЯ в пЯтой
книге  "Њетаморфоз"5  о  говорЯщих  сороках,  мы заметим,  что  это выражено
иносказательно, а подразумеваетсЯ другое. € если скажут, что и досель сороки
и другие птицы  разговаривают, мы скажем, что  это  вздор,  так как подобное
действие  не речь, а некое подражание  звуку нашего голоса; они, разумеетсЯ,
пытаютсЯ  подражать  нам, поскольку  мы издаем звуки,  но  не  поскольку  мы
говорим.  Џоэтому,  если  в  ответ  на  отчетливо  сказанное слово  "сорока"
прозвучало бы  "сорока",  это было бы лишь  воспроизведением или подражанием
ранее произнесенному звуку. ’аким  образом, очевидно, что речью  был  одарен
только человек.  Ђ  почему это  было  ему необходимо, мы вкратце постараемсЯ
разъЯснить.

     III. €так,  раз человек  движим не природным  чутьем, но разумом, а сам
разум  либо  по суждению, либо по выбору различен у отдельных людей до такой
степени, что почти каждый человек,  видимо, радуетсЯ этой своей особенности,
мы  полагаем, что никто не понимает другого по  своим собственным  действиЯм
или страстЯм, подобно бессловесному животному1. Ќо и по духовному созерцанию
людЯм не  удаетсЯ  постигать друг  друга,  подобно  ангелам,  так  как  душа
человеческаЯ   объЯта   грубой   и   темной   оболочкой   смертного   тела2.
‘ледовательно,  роду  человеческому длЯ  взаимной  передачи  мыслей  надобно
обладать каким-либо разумным и чувственным знаком; потому что длЯ восприЯтиЯ
от разума и длЯ передачи разуму знак должен  быть разумным; а так  как ничто
не может быть передано  от разума  к разуму иначе  чем чувственным средством
знак должен быть чувственным. ’аким образом, если бы он был только разумным,
он не мог бы проникать, а если бы только чувственным, его невозможно было бы
воспринЯть разумом  ни в  разум вложить. ‚от этот-то знак  и есть  тот самый
разумный  предмет,  о котором у нас идет речь: он чувственный, поскольку  он
звук, но и разумный, поскольку, очевидно, обозначает то, что нам угодно.

     IV. ђечь,  как Явствует из вышесказанного,  дана была  только человеку.
’еперь же Я считаю необходимым исследовать, какой человек получил дар речи и
что он прежде всего сказал, и кому, и где, и когда, а также и то, какой Язык
ЯвлЯетсЯ  изначальным. € вот, согласно тому, что сказано в начале ЃытиЯ, где
‘вЯщенное  писание повествует  о начале мирозданиЯ, оказываетсЯ, что  раньше
всех   заговорила    женщина,   а    именно   предерзостнаЯ   …ва,   отвечаЯ
любопытствующему дьЯволу:  "Џлоды  с деревьев мы можем есть,  только  плодов
дерева, которое среди раЯ,  сказал Ѓог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним,
чтобы вам не умереть"1.  Ќо  хотЯ, согласно Џисанию, оказываетсЯ, что прежде
заговорила женщина,  нам, однако, разумнее  веровать, что  прежде  заговорил
человек;  и несообразно  полагать,  что  столь замечательное  действие  рода
человеческого проистекло раньше  не  от мужа, но  от  жены.  €так, на основе
разума мы веруем, что речь сначала была дарована Ђдаму, тотчас по воплощении
его  ’ворцом.  Ђ относительно того, какое слово прежде всего произнес первый
заговоривший, Я не колеблЯсь скажу, что это слово значило <i>Ѓог,</i> то есть <i>ќль</i>2<i>,</i>
либо  в  виде  вопроса, либо в  виде  ответа. Ќелепо и  Явно противно разуму
полагать, что человеком было названо что-либо раньше, чем Ѓог, потому что €м
и по …го образу и подобию был сотворен человек. €бо, как после  грехопадениЯ
рода  человеческого речь  каждого человека стала  начинатьсЯ  с  "увы", так,
разумеетсЯ, поЯвившийсЯ  до этого начал с радости; а так как никакой радости
нет  вне Ѓога, то всЯ она в Ѓоге и  ‘ам Ѓог  есть всецело радость; из  этого
следует, что первый заговоривший сперва и прежде всего сказал "Ѓог". Ћтсюда,
раз выше мы говорим, что первый человек начал свою  речь с ответа, возникает
и  такой  вопрос:  был  ли  это ответ Ѓогу; ибо если Ѓогу, то  Ћн, очевидно,
оказалсЯ бы говорившим, что, видимо, противоречит высказанному выше. Ќа это,
однако, мы  говорим, что  вполне возможно было  ответить на вопрос Ѓога и не
следует из этого, что Ѓог говорил  посредством того, что  мы называем речью.
€бо кто же сомневаетсЯ,  что все  существующее  склонЯетсЯ пред волею  Ѓога,
Љоим   все  и  создано,  Љоим  сохранЯетсЯ,  Љоим  также  все   управлЯетсЯ?
‘ледовательно, раз властью низшей  природы, служительницей и творением Ѓога,
движетсЯ воздух с такими  мощными изменениЯми, что  гремит громом,  сверкает
молнией, изливаетсЯ водой, сыплет снегом, мечет градом, то не подвигнетсЯ ли
он  властью  Ѓога к  звучанию некими словами,  коль  разделЯет  их  ’от, Љто
разделил и  большее? ђазве не так?  €так,  мы уверены,  что и  на  это, и на
другое дан достаточный ответ.

     V. ЏолагаЯ же не без разумных оснований  как по низшим, так и по высшим
ЯвлениЯм,  что  первый человек  прежде  всего обратил речь к ‘амому Ѓогу, мы
разумеем,  что  он, сначала  заговорив  сам, затем незамедлительно продолжал
говорить,  будучи вдохновлен одухотворЯющей  „обродетелью.  €бо мы полагаем,
что человеку более  человечно  быть  услышанным, чем  слушать, лишь  бы  его
слушали и он слушал как человек. ‘ледовательно, если ’от, Љто есть ’ворец, и
Ќачало совершенства,  и  ‹юбовь,  исполнил ‘воим  дуновением первого из  нас
всЯческого совершенства, мы Ясно понимаем, что благороднейшее живое существо
не прежде начало слышать, чем  было услышанным. …сли же кто-нибудь, возражаЯ
нам,  укажет, что нецелесообразно было ему говорить, так  как  он  был  пока
единственным человеком, а Ѓог без слов постигает все наши тайны  даже раньше
нас, то мы с должным при суждении о вечной  воле благоговением говорим, что,
пусть даже Ѓог  ведал или, вернее, предведал  (а это длЯ Ѓога  одно и то же)
помыслы говорЯщего вне его речи, Ћн позволил, однако, и ему говорить, дабы в
изъЯснении столь великого дарованиЯ прославилсЯ и ‘ам благостно одаривший. €
отсюда мы можем вполне определить то место, где впервые раздалась речь;  ибо
если человек  был  одухотворен  вне  раЯ, то  вне  его,  если же в  нем, то,
несомненно, в нем и было место первой речи.

     VI. ‚виду того что люди,  общаЯсь между собою, пользуютсЯ очень многими
и различными Языками,  из-за чего многие и при многословии не иначе понимают
друг друга,  как  и  без слов,  следует  нам  проследить тот  Язык, которым,
наверно, пользовалсЯ  человек  без  матери,  без  ее молока,  не знавший  ни
младенчества,  ни юности1. ‚ этом, как и во  многих других  отношениЯх,  длЯ
большей  части  сыновей Ђдама  отечеством  ЯвлЯетсЯ некий  преславный  город
Џьетрамала2. €бо у всЯкого разум бывает столь извращен, что он уверен, будто
самое очаровательное место под солнцем  --  это место его рождениЯ, и к тому
же  всЯкий превозносит свое собственное  наречие, то есть  материнскую речь,
перед всеми остальными, считаЯ,  таким  образом,  его тем  самым, на котором
говорил Ђдам. Ќо мы, кому отечество  -- мир, как рыбам  море3,  хотЯ  мы еще
беззубыми  пили из Ђрно и так  любим ”лоренцию, что ради этой  любви  сносим
несправедливое изгнание,-- мы опираем устои нашего суждениЯ больше на разум,
чем  на  чувство.  € хотЯ  длЯ нашей услады  и  душевного  покоЯ  нашего  не
существует на земле места прелестнее ”лоренции, мы, перечитываЯ сочинениЯ  и
поэтов, и других писателей,  которые описывают мир и в целом, и по частЯм, и
размышлЯЯ о различных местностЯх мира и о расположении их относительно обоих
полюсов и экватора, определЯем и твердо решаем, что есть много как областей,
так  и городов более замечательных  и более  очаровательных,  чем ’оскана  и
”лоренциЯ,  которой  суждено мне быть  и  сыном  и гражданином,  и множество
племен  и  народов, говорЯщих  на  более  сладостном и  полезном  Языке, чем
италийцы4.   €так,   возвращаЯсь  к  нашему  замыслу,   мы  утверждаем,  что
определеннаЯ форма  речи5 была создана Ѓогом вместе с первой душой. џ говорю
"форма" и  в отношении  наименований вещей  словами, и в  отношении строениЯ
слов, и в отношении их выговора; и эта форма применЯлась бы  во всЯком Языке
говорЯщих, если  бы не распалась по вине  человеческой  самоуверенности, как
будет  показано  ниже.  ќтой формой  речи  говорил  Ђдам;  этой  формой речи
говорили все его  потомки вплоть до  строениЯ башни  ‚авилона,  что означает
башню смешениЯ;  эту форму речи  унаследовали сыны …вера, называемые поэтому
…вреЯми. Џосле смешениЯ она сохранилась  только у них, дабы €скупитель  наш,
вознамерившийсЯ из  человеколюбиЯ  родитьсЯ  у  них,  пользовалсЯ  не Языком
смешениЯ,  но  благодати. €так, еврейский Язык  был тем, какой  издали  уста
первого говорЯщего.

     VII. ‘тыдно,  увы,  вспоминать ныне  нечестие  рода  человеческого!  Ќо
потому, что мы не можем  обойти  его и миновать, хотЯ и  заливает нас краска
стыда  и противитсЯ  душа,  мы бегло  коснемсЯ его. Ћ  природа наша,  всегда
склоннаЯ  ко  грехам, о изначально  и никогда  не укротимаЯ  нечестивица! Ќе
довольно ли было тебе наказаниЯ,  когда ты, омраченнаЯ первым грехопадением,
была изгнана из  родины  радостей1?  Ќе  довольно  ли, что  из-за  повальной
развращенности твоего рода, когда спасен был один-единственный дом, все тебе
подвластное  погибло  в потопе  и  за твои  преступлениЯ  поплатились  еще и
небесные  и  земные животные?  Џоистине этого  было  довольно.  Ќо,  говорит
пословица, "треть его не обскачешь",-- ты, несчастнаЯ, предпочла  скакать на
несчастном коне. € вот, читатель, человек, либо позабыв, либо не ставЯ ни во
что предыдущие уроки  и пренебрегаЯ оставшимисЯ синЯками, в третий раз пошел
на  побои, упорствуЯ в своей горделивой  глупости. €так,  в  упорстве сердца
своего возомнил нераскаЯнный человек по наущению великана Ќимрода2 превзойти
не  только природу,  но и ‘амого ‡иждителЯ --  Ѓога -- и  начал воздвигать в
земле ‘еннаар, названной  впоследствии ‚авилон, то  есть  смешение,  башню в
надежде  достигнуть  неба  и  вознамерившись,  невежда,  не  сравнЯтьсЯ,  но
превзойти своего ’ворца.  Ћ  безмернаЯ милость  небесной  власти! Љакой отец
потерпел бы  столько оскорблений  от  сына? Ќо,  поднимаЯ  на  него  бич  не
вражеский, но отчий  и привычный в другой раз к ударам, карал мЯтежного сына
благим, да и памЯтным уроком. € вот весь почти  род  человеческий сошелсЯ на
нечестивое  дело: те  отдавали  приказаниЯ, те делали чертежи,  те возводили
стены,  те выравнивали их по линейкам,  те выглаживали штукатурку, те ломали
камни,  те  по  морю, те  по земле с трудом  их  волокли,  а  те  занимались
всЯческими другими работами, когда были  приведены ударом  с  неба  в  такое
смешение, что все говорившие  при работе на  одном и том же Языке заговорили
на множестве разнородных Языков, работу  прекратили  и больше  уже не  могли
столковатьсЯ. ‚едь только у  занЯтых одним каким-нибудь делом удержалсЯ один
и тот же Язык3, например один у всех зодчих, один у всех перевозчиков камнЯ,
один  у  всех  каменотесов,  и  так  случилось  со  всеми   по   отдельности
работниками. € сколько было различных  обособленных занЯтий длЯ замышленного
дела, на  столько вот Языков  и разделЯетсЯ  с  тех  пор род человеческий; и
насколько какие  превосходнее работали, настолько  неотесаннее и  грубее  их
речь. Ђ у  которых сохранилсЯ свЯщенный  Язык, те  и не присутствовали  и не
одобрЯли  затеЯнного,   но   с   глубоким  отвращением   осмеивали  глупость
работающих. Ќо эта наименьшаЯ по количеству часть была, как  Я  заключаю, от
семени ‘има,  третьего  сына  ЌоЯ;  из  нее-то и  произошел  народ  €зраилЯ,
говоривший на древнейшем Языке вплоть до своего рассеЯниЯ4.

     VIII. Њы не легкомысленно полагаем,  что  после вышеуказанного смешениЯ
Языков  люди  тогда  впервые  рассеЯлись по  всем  поЯсам мира длЯ заселениЯ
областей  и отдаленных мест этих поЯсов. €  так как изначальный  корень рода
человеческого  был посажен  в  краЯх восточных, наш род не иначе  как оттуда
распространилсЯ многообразно  разросшимисЯ  ветвЯми в ту и другую  стороны и
протЯнулсЯ наконец до западных пределов; тогда, быть может впервые, разумные
уста напились  либо из рек  всей  …вропы, либо по крайности из некоторых. Ќо
поЯвились ли тогда впервые пришельцы или вернулись в …вропу туземцы, но люди
эти принесли с собою  троЯкий Язык; и  одни из принесших  его выбрали себе в
…вропе южную  область, другие  --  северную,  а  третьи,  которых  мы теперь
называем греками, занЯли частью …вропу, частью  Ђзию. ‚последствии от одного
и  того  же  Языка,  полученного  при  возмездии  смешением,  повели  начало
различные наречиЯ, как мы покажем ниже. €бо все пространство от устьев „унаЯ
или от  Њеотийских болот1  вплоть до западных пределов Ђнглии2, ограниченное
пределами итальЯнцев,  французов  и  Ћкеана,--  область  единого Языка; хотЯ
впоследствии   через  славЯн,   венгров,  тевтонов,  саксонцев,  англичан  и
множества  других  племен он  разветвилсЯ  на  различные  наречиЯ. Џризнаком
общего  изначального  единства   только,   пожалуй,   и   осталось  у   всех
вышеупомЯнутых  народов  то,  что почти  все  они при утвердительном  ответе
говорЯт "йо"3.  ЌачинаЯ от этого Языка,  то  есть  от  пределов венгров,  на
восток  занЯл другой все пространство, которое оттуда называетсЯ …вропой, да
заходит еще  и дальше.  Ђ всю остальную  часть …вропы занимает третий  Язык,
хотЯ  теперь он и представлЯетсЯ троЯким; ибо одни при утвердительном ответе
говорЯт "ок", другие  "ойл",  третьи  "си", а  именно  испанцы,  французы  и
итальЯнцы4. € Явным признаком того, что наречиЯ этих трех народов происходЯт
от  одного и  того  же  Языка,  служит  то, что  многое  в  них обозначаетсЯ
одинаковыми  словами,  как Deus,  celum,  amor,  mare,  terra,  est,  vivit,
moritur, amat5, и чуть  ли  не  все остальное. Ќо произносЯщие "ок" занимают
западную часть ћжной …вропы, начинаЯ  от  границ генуэзцев. Ђ говорЯщие "си"
занимают  восточную  --  от  указанных  границ  именно до  того мыса €талии,
которым начинаетсЯ залив Ђдриатического  морЯ6,  и  до ‘ицилии. ѓоворЯщие же
"ойл"  оказываютсЯ  по  отношению  к  ним северЯнами. €бо  с востока  у  них
германцы, а  с  севера  и запада они ограничены  английским или  французским
морем и отделены  горами Ђрагона, с юга же замкнуты провансальцами и склоном
Џеннинских Ђльп7.

     IX.  Ќам,  однако,  следует  подвергнуть  испытанию высказываемое  нами
суждение, потому что мы беремсЯ исследовать то, в чем мы не  опираемсЯ ни на
чье веское мнение, то есть  проследить расхождение, происшедшее в изначально
едином Языке.  € ввиду того, что проходить более знакомыми путЯми надежнее и
короче,  мы  будем  исходить лишь из  нашего собственного Языка,  оставив  в
стороне другие; ибо то, что служит разумной причиной в одном, представлЯетсЯ
таковой же и в  других. €так, тот Язык, о котором мы  собираемсЯ рассуждать,
ЯвлЯетсЯ, как сказано  выше, троЯким;  ибо одни говорЯт "ок", другие "си", а
третьи  "ойл".  Ђ  что это был  единый Язык  в начале смешениЯ  (как указано
раньше),  Явствует  из  того,  что  мы  сходствуем  во  многих  словах,  как
показывают знатоки  красноречиЯ; при этом такое сходство  несовместимо с тем
смешением,  какое  обрушилось свыше при  ‚авилонском  столпотворении.  €так,
знатоки трех Языков сходЯтсЯ во многих словах, и первым делом в слове "amor"
("любовь").  ѓеральд  де Ѓрюнель1: "Sim sentis  fezelz  amics2,  /  Per  ver
encusera Amor"*. Љороль Ќаваррский3: "De fin amor si vient sen et bontй"4**.
ѓосподин ѓвидо ѓвиницелли5: "Nй fa amor prima  che gentil core. /  Nй gentil
cor,  prima che amor, natura"6***.  €сследуем же,  почему, собственно,  Язык
разделилсЯ натрое и почему  любое из этих разделений  разделЯетсЯ  и в самом
себе,  например речь  правой  части €талии  отличаетсЯ  от речи левой7,  ибо
по-иному говорЯт падуанцы и по-иному  пизанцы; и  почему даже близкие соседи
различаютсЯ по речи, например миланцы и веронцы, римлЯне и флорентийцы, да и
сходные по роду и племени, как, например, неаполитанцы и гаэтанцы8, равеннцы
и  фаэнтинцы9 и, что еще удивительнее, граждане одного и того же города, как
болонцы ЏредместьЯ ‘вЯтого ”еликса и болонцы с Ѓольшой улицы10. Џричина всей
этой разницы  в речевых отличиЯх будет Ясна на основании  одного  и того  же
рассуждениЯ.  Њы  ведь  утверждаем,  что  никакое  действие  не  бывает  вне
зависимости от  своей  причины,  поскольку  оно действие,  так  как  никакое
действие не  возникает  из  небытиЯ11. ‘ледовательно, так  как весь наш Язык
(кроме созданного Ѓогом вместе с  созданием первого человека)  был переделан
по нашему вкусу после того смешениЯ, которое было не чем иным, как забвением
первоначального  Языка, и  так как человек  существо  крайне  неустойчивое и
переменчивое, то Язык  не может быть ни долговечным, ни постоЯнным,  подобно
остальному, что  у нас имеетсЯ, например обычаЯм и одежде; должен изменЯтьсЯ
в свЯзи с расстоЯнием между местностЯми и течением времени. €  не следует, Я
думаю, не  только сомневатьсЯ  в указанном нами "течении времени", но лучше,
мы полагаем, иметь  его  в виду;  ибо  стоит  нам покопатьсЯ в  других наших
делах, как становитсЯ Ясно, что  мы гораздо больше  отличаемсЯ от древнейших
наших  сограждан,  чем от  отдаленнейших  современников.  Џоэтому  мы  смело
свидетельствуем, что, если бы теперь воскресли древнейшие жители Џавии,  они
говорили бы с нынешними ее жителЯми на Языке особом и отличном12. € пусть не
будет  то, что мы говорим, более удивительным,  чем увидетьсЯ с  постаревшим
юношей,  которого мы  не  видели,  как  начал  он  приходить в возраст;  ибо
постепенного  движениЯ мы не замечаем; и чем больше времени требуетсЯ, чтобы
заметить  изменение предмета, тем более постоЯнным он  нам представлЯетсЯ. €
потому мы не удивлЯемсЯ,  если люди, по своим суждениЯм мало отличающиесЯ от
бессловесных животных, считают граждан одного и того же города пользующимисЯ
всегда неизменной речью, так  как перемены в речи одного  и того  же  города
происходЯт  постепенно  и  в  течение  далеко  не  малого  времени,  а жизнь
человеческаЯ по  самой своей  природе весьма  кратковременна. ‘ледовательно,
если, как  указано,  у одного и того же народа происходЯт с течением времени
последовательные  изменениЯ речи и она не может оставатьсЯ постоЯнной, то  у
обитающих  раздельно  и  отдаленно  друг  от  друга  она  непременно  должна
изменЯтьсЯ  по-разному,  подобно  тому  как  изменЯютсЯ  обычаи   и  одежда,
устанавливаемые  не  природой  и  не  гражданской  общиной,  но  порождаемые
людскими вкусами  и местным соглашением. ќтим были обеспокоены  изобретатели
грамматической  науки,  так как  грамматика  есть  не что иное, как учение о
неизменном тождестве, независимом  от разного времени и местности13.  ‘  тех
пор  как с  общего  согласиЯ  многих  народов  выработаны ее  правила,  она,
очевидно, не подчинена никакому произволу  отдельных  лиц и вследствие этого
не  может   быть  изменЯемой.  Ђ  придумали-то  ее  длЯ  того,  чтобы  из-за
изменчивости  речи,  колеблющейсЯ  по  произволу  отдельных  лиц,  мы никоим
образом, хотЯ бы даже отчасти, не искажали установлений и деЯний древних или
тех, которые рознЯтсЯ с нами разностью местожительства.

     X.  ‚виду того что наш Язык ЯвлЯетсЯ, как сказано выше, троЯким, мы при
сравнительной оценке его, поскольку он  стал троезвучным, с такой робостью и
нерешительностью  приступаем  к  этому  сопоставлению, что  не  осмеливаемсЯ
отдать предпочтениЯ ни  этой,  ни той,  ни другой его ветви, если только  не
принЯть   во  внимание,   что  основатели  грамматики  определили   наречием
утвердительным  слово  "sic",  что,  видимо,  дает   известное  преимущество
итальЯнцам, говорЯщим "си". ‚ самом деле, каждаЯ  из ветвей  отстаивает себЯ
пространными  доказательствами.  ’ак,  Язык  "ойл"  свидетельствует  в  свою
пользу, что благодарЯ его  общедоступности  и приЯтности  все изложенное или
сочиненное народной прозаической речью принадлежит  ему, а именно: изложение
Ѓиблии  вместе с  деЯниЯми  троЯнцев  и  римлЯн, и прелестнейшие приключениЯ
королЯ Ђртура1, и многое множество других исторических и ученых сочинений. Ђ
другой  Язык, то есть "ок", доказывает в свою  пользу, что мастера народного
красноречиЯ  впервые  стали  сочинЯть  стихи  на  нем, как  на  Языке  более
совершенном и сладостном, как, например, Џетр Ђльвернский и другие старейшие
мастера2. ’ак же и третий Язык, италийский, отстаивает свое первенство двумЯ
преимуществами:  во-первых,   тем,  что  сочинители  наиболее  сладостных  и
утонченных стихов  народной речью  -- его  семейные и  домашние, как —ино да
ЏистойЯ и  его друг3;  во-вторых, тем, что он ЯвлЯетсЯ более  основанным  на
всеобщей  грамматике4,  что длЯ  людей  рассудительных  служит  самым веским
доводом. Ќо мы, оставлЯЯ в стороне решение этого  вопроса и ограничиваЯ наше
рассуждение  народной  италийской речью,  попытаемсЯ говорить и о вошедших в
нее различиЯх, да и сравнить их между собою. €так, начнем с того, что €талиЯ
разделЯетсЯ на две части -- правую и левую. Ђ на вопрос, где  проходит черта
раздела,  мы кратко ответим,  что по хребту  Ђпеннина, с которого,  точно  с
глинЯного конька кровли, льетсЯ вода по  противоположным желобам, струЯсь по
длинным водостокам,  согласно  описанию ‹укана во  второй  книге5;  с правой
стороны идет сток в ’ирренское море, а с левой спускаетсЯ в Ђдриатическое. €
области по правой стороне -- это ЂпулиЯ,  но  не  целиком,  ђим,  ‘полетское
герцогство,  ’оскана  и ѓенуэзскаЯ  марка; по  левой  же  --  часть  Ђпулии,
ЂнконскаЯ марка, ђоманьЯ, ‹омбардиЯ  и ’ревизскаЯ марка с ‚енецией. Ђ ”риуль
и  €стрию можно  отнести лишь к левой части €талии; острова  же  ’ирренского
морЯ,  то  есть  ‘ицилию и  ‘ардинию,-- только  к  правой,  присоединив  их,
пожалуй, к правой €талии. € на той, и на другой стороне, и в областЯх, к ним
прилегающих,  Языки  людские отличны; так,  Язык  сицилийский отличаетсЯ  от
апулийского, апулийский  от римского,  римский  от  сполетского,  а этот  от
тосканского, тосканский от генуэзского, генуэзский от сардинского, равно как
калабрийский   от  анконского,  этот  от  романьольского,  романьольский  от
ломбардского,  ломбардский  от  тревизского  и  венецианского,  а   этот  от
аквилейского и тот от истрийского. Њы думаем, никто из  италийцев не будет с
нами  в  этом не  согласен. ’аким  образом,  одна  только  €талиЯ  разнитсЯ,
очевидно,  по меньшей мере  четырнадцатью  наречиЯми6. Љроме того, и  внутри
всех этих наречий есть различиЯ, как, например, в  ’оскане между сьенским  и
аретинским, в ‹омбардии между феррарским и пьЯченским; да и в одном и том же
городе  мы  обнаруживаем  некоторое  различие,  как  мы   указывали  выше  в
предыдущей  главе.  Џоэтому  если  бы   мы   захотели  подсчитать  основные,
второстепенные и  третьестепенные  различиЯ между  наречиЯми €талии,  то и в
этом крошечном  закоулке мира пришлось бы дойти не то что до тысЯчи, но и до
еще большего множества различий.

     XI.  Џоищем   же  в   этом   многочисленном  разнообразии  разноголосой
италийской народной  речи  достойнейшую и блистательную  италийскую речь1, а
длЯ  того,  чтобы иметь возможность проложить в наших поисках удобную тропу,
очистим  сначала  лес от спутанных кустов  и  терновника.  €так, раз римлЯне
полагают, что их надо ставить впереди всех, мы с полным  основанием поставим
их  в этом искоренении  на  первое место, возражаЯ против  того, чтобы их не
затрагивали  при каком бы то ни было обсуждении народного красноречиЯ. € вот
мы  утверждаем, что  речь  римлЯн  --  не  народнаЯ,  а,  скорее,  убогаЯ --
безобразнее  всЯкой  другой   итальЯнской  народной  речи;  да  это   и   не
удивительно,  потому  что  и уродством  своих  обычаев  и  одежды  они  Явно
отвратительнее  всех  остальных. ‚от  они говорЯт: "Mezzure,  quinto dici?"*
Џосле  них выдерем жителей  Ђнконской марки, говорЯщих: "Chignamente, frate,
sc-tate?"2**; с ними вместе отбрасываем  и  сполетанцев.  € нельзЯ умолчать,
что в насмешку над этими  тремЯ племенами  придумано множество канцон; среди
них  мы  знаем  одну  правильно  и  отлично  сложенную;  сочинил  ее   некий
флорентиец, по имени Љастра3; начинаетсЯ она так:
     Una fermana scopai da Cascioli,
     Cita cita sen gia'n grande aina4*.

     Џосле них выполем миланцев и бергамцев вместе с их соседЯми, в насмешку
над которыми, помнитсЯ, кто-то пел:

     Enti l'ora del vesper,
     ciт fu del mes d'ochiover**.

     Џосле них отвеем аквилейцев  и  истрийцев, резким голосом  изрыгающих:.
"Ces fastu?"*** € с  ними вместе выбрасываем мы горные и деревенские говоры,
как, например, казентинские и фраттские5,  неправильностью ударений звучащие
Явно  вразрез  с  произношением  горожан.  ‚ыбросим  также  сардинцев6  (как
неиталийцев,  но  которых,  видимо,   приходитсЯ  причислЯть  к  италийцам),
поскольку единственно  у них нет собственной народной  речи и они  подражают
латыни, точно  обезьЯны  людЯм; ведь они говорЯт  "domus  nova"  и  "dominus
meus".

     XII.  Ќесколько  отшелушив  местные  итальЯнские  наречиЯ  и  произведЯ
сравнение  между  оставшимисЯ  в  сите, отберем поскорее  более почтенные  и
почетные. € первым делом  обследуем сицилийские особенности; ибо сицилийскаЯ
народнаЯ речь Явно притЯзает на преимущественную перед другими честь, потому
что  всЯкое  стихотворение, сочинЯемое итальЯнцами, именуетсЯ сицилийским1 и
потому что многие тамошние мастера пели возвышенно; вот,  например, в  таких
канцонах2:  "Anchor,  che  1'aigua  per  lo focho lassi..."**** и "Amor, che
lungiamento  m'аi menato"*****.  Ќо эта  слава  ’ринакрийской  земли3,  если
правильно  усмотреть, на что  она направлена,  осталась,  очевидно, лишь  на
поношение  итальЯнских  государей, которые поступают  в своей гордыне не как
герои, а как простолюдины. „ействительно, славные герои -- цезарь ”редерик и
высокородный  сын  его Њанфред4,  ЯвлЯвшие благородство и  прЯмодушие,  пока
позволЯла  судьба,  поступали человечно  и  презирали  невежество.  Џоэтому,
благородные сердцем  и одаренные  свыше, они так стремились  приблизитьсЯ  к
величию  могущественных  государей,  что в их  времЯ  все,  чего  добивались
выдающиесЯ италийские умы,  прежде  всего поЯвлЯлось  при дворе этих великих
венценосцев; а так как царственным престолом была ‘ицилиЯ5, то и получалось,
что  все  обнародованное  нашими  предшественниками на  народной  речи стало
называтьсЯ  сицилийским;  того же  держимсЯ и мы, и наши потомки  не в силах
будут  это  изменить.  Pakб, pakб!6 Ћ  чем  звенит  теперь труба  последнего
”редерика7? Ћ чем колокол второго Љарла8? Ћ чем рога могущественных маркизов
€оанна и Ђдзо9? Ћ чем  флейты  других владык, кроме как  --  "‘юда,  палачи!
‘юда,  лицемеры! ‘юда, корыстолюбцы!"? Ќо  лучше  вернутьсЯ к  начатому, чем
попусту разглагольствовать. € мы уверены, что, если нам принЯть  сицилийскую
народную речь, следуЯ речи тамошних рЯдовых уроженцев, по которой, очевидно,
и  надо о ней судить,  она ни  в коей  мере  не достойна чести предпочтениЯ,
потому что течет довольно-таки вЯло, как, например, тут:
     Tragemi d'este focora, se t'este a boluntate10*.

     …сли  же  нам  принЯть  именно  ее ради  того, что она  истекает из уст
виднейших сицилийцев,  как можно  судить по вышеприведенным канцонам, то она
ничем не отличаетсЯ от наиболее похвальной, как мы и покажем ниже. —то же до
апулийцев,  то они либо по собственной резкости, либо  из-за соприкосновениЯ
со своими соседЯми -- римлЯнами и анконцами -- лопочут по-варварски; вот как
они говорЯт: "Volzera che chiangesse lo quatrato"**. Ќо хотЯ уроженцы Ђпулии
говорЯт вообще  непристойно, некоторые  выдающиесЯ среди них люди выражались
изЯщно, применЯЯ в своих канцонах благородно  отделанные слова, как это Ясно
при рассмотрении  их стихов, например11: "Madonna, dire vi  volglio..."*** и
"Per fino amore  vo  si  letamente..."**** Џоэтому отметившим сказанное выше
следует  заметить,  что  ни  сицилийскаЯ,  ни  апулийскаЯ народнаЯ  речь  не
оказываютсЯ  прекраснейшими  в  €талии,  так как  мы показали,  что тамошние
мастера слова отступали от собственной своей речи.

     XIII.  Џосле этого  перейдем к  тосканцам,  которые  в  своем несносном
безрассудстве Явно  притЯзают  на честь  блистательной народной речи1. € тут
упорно безумствует не только простой народ, но, как нам достоверно известно,
упорствуют  также  и очень  многие  именитые  мужи, как,  например, ѓвиттоне
д'Ђреццо2, никогда не обращающийсЯ к правильной народной речи, Ѓонаджунта из
‹укки3,  ѓалло из  Џизы4,  Њино Њокато5, Ѓрунетто из ”лоренции6; если  будет
времЯ  разобрать их стихи,  они  окажутсЯ  не  правильными,  но  сочиненными
исключительно на городском  наречии. € потому, что  тосканцы  больше  других
безумствуют  в  этом  опьЯнении,  представлЯетсЯ  заслуживающим  вниманиЯ  и
полезным развенчать одно за другим городские наречиЯ  тосканцев. ”лорентийцы
говорЯт  вот такими  стихами:  "Manichiamo  introque  che  noi  non facciano
altro"*****. Џизанцы:  "Bene andonno li  fanti De Fiorensa per  Pisa"******.
†ители   ‹укки:  "Fo  voto  a   Dio  che  in  grassarra  eie  lo  comuno  de
Lucca"*******.   ‘иенцы:   "Onche   renegata    avesse   io   Siena!   Ch'ee
chesto?"********  Ђретинцы:  "Vo'tu  venire  ovelle?"*********  Ћ   Џерудже,
‚итербо, да и о —итта ди Љастелло из-за их близости к римлЯнам и сполетанцам
Я совсем не намерен рассуждать. Ќо хотЯ все почти тосканцы и коснеют в своем
гнусноЯзычии, мы знаем, что некоторые из  них постигли высоту народной речи,
а именно флорентийцы ѓвидо, ‹апо и еще один7, да и —ино да ЏистойЯ, которого
мы не по недостойной причине вынуждены недостойно поставить сейчас за ними8.
€так,  если  мы  исследуем тосканские говоры  и  взвесим,  в  какой  степени
высокочтимые люди отклонились  от своего собственного, не остаетсЯ сомнений,
что искомаЯ нами народнаЯ речь не та,  какой держитсЯ тосканский народ. …сли
же  кто  не  сочтет возможным  утверждаемое нами  о  тосканцах  утверждать о
генуэзцах, пусть  примет во  внимание  только  то,  что,  если  бы  генуэзцы
утратили по  забывчивости букву "z",  им пришлось бы либо полностью онеметь,
либо  найти  новый  говор.  ‚едь  "z"  занимает  главную  часть их  речи;  а
произношение этой буквы отличаетсЯ крайней резкостью9.

     XIV. ЏереходЯ  теперь густолиственный хребет Ђпеннина, обыщем по следам
левую €талию, начинаЯ,  как обычно, с востока. €так, вступаЯ  в ђоманью1, мы
заЯвлЯем,  что  нашли  в €талии  два наречиЯ,  отъединенных одно от  другого
соответствующими   противоположностЯми.   Ћдно   из   них  звучит  настолько
женственно из-за  мЯгкости  выговора, что, даже если говорит мужским голосом
мужчина,  кажетсЯ   все-таки,  что  говорит   женщина.   Ћно  присуще   всем
романьольцам, и в особенности форлийцам; их город, при всей своей молодости,
ЯвлЯетсЯ,  однако, средоточием всей  провинции2; они при утверждении говорЯт
"deuscм"  и ласково  произносЯт  "oclo meo"  ("глазок  мой") и "corada  mea"
("сердечко  мое"). Њы слышали,  как некоторые из них отклонились в стихах от
собственного наречиЯ: это фаэнтинцы ’оммазо и “голино Ѓуччола3. €меетсЯ, как
сказано,  и  другое  наречие,  настолько по словам и  ударениЯм  лохматое  и
косматое, что  из-за  своей  грубой  резкости не  отличает говорЯщую  на нем
женщину, но ты заподозришь, читатель, что это говорит  мужчина.  Ћно присуще
всем  говорЯщим  "magara"  ("пожалуй"),  а  именно  брешианцам,  веронцам  и
винчентинцам, а равно и падуанцам,  бесстыдно синкопирующим все причастиЯ на
"-tus"  и существительные  на  "-tas",  как  "mercт" и  "bontй"4.  ‘ ними мы
притЯгиваем к суду и тревизцев, которые,  наподобие брешианцев и их соседей,
при усечении слов произносЯт согласную "u" и как "f",  например "nof" вместо
"novem" и "vif"  вместо  "vivus"5;  это  уж  мы  осуждаем  как  варваризм. Ђ
венецианцы даже и недостойны чести выслеживать у  них народную речь; и, если
бы  кто из них,  погрЯзши  в  заблуждении,  еще  бы  и  чванилсЯ,  пусть  он
припомнит, не  сказал  ли  он  когда-нибудь:  "Per le plaghe  de Dio, tu non
venras"*.  Њы слышали,  как  единственный  из них  стараетсЯ отклонитьсЯ  от
материнского  наречиЯ  и  обратитьсЯ  к  правильной  народной  речи  --  это
€льдебрандин  Џадуанский6. Џоэтому, обсудив все сказанное в настоЯщей главе,
мы не считаем ни романьольское,  ни ему,  как сказано, противоположное7,  ни
венецианское  наречие8   той   блистательной  народной   речью,   какую   мы
разыскиваем.

     XV. ЏопытаемсЯ же бегло  обследовать то,  что остаетсЯ от  итальЯнского
леса1. €так, мы  говорим,  что,  пожалуй, не  очень  заблуждаютсЯ  считающие
болонцев  говорЯщими  красивейшей  речью,  так как  они  перенимают  в  свое
собственное  наречие  кое-что  от  окружающих  их  имолийцев2,  феррарцев  и
моденцев;  это же, мы предполагаем, делают  и любые другие в отношении своих
соседей,  как  показал  ‘орделло3  относительно  своей  Њантуи,  соседней  с
Љремоной,  Ѓрешией и ‚ероной: он, будучи таким великим знатоком красноречиЯ,
не только  в  стихах,  но  и во всЯкого  рода  речи  пренебрег отечественным
наречием. € действительно, упомЯнутые граждане от имолийцев берут мЯгкость и
нежность,  а от феррарцев  и  моденцев  некоторую  гортанность, свойственную
ломбардцам, котораЯ, мы уверены, осталась у тамошних уроженцев от смешениЯ с
пришлыми  лангобардами.  €  по  этой причине  среди  феррарцев,  моденцев  и
реджийцев  мы  не находим  ни одного стихотворца; ибо  по  привычке к  своей
гортанности  они  никак  не  могут  усвоить придворную  народную  речь4,  не
придаваЯ  ей некоторой жесткости. …ще в большей мере это должно относитьсЯ к
пармийцам, говорЯщим "monto" вместо "multo"5.
     ‘ледовательно,  если болонцы  берут,  как сказано,  и оттуда  и отсюда,
разумно  полагать,  что  их  речь  путем  смешениЯ  противоположностей,  как
упомЯнуто, остаетсЯ уравновешенной до похвальной приЯтности; это,  по нашему
суждению, несомненно, так и есть. Џоэтому, если ставЯщие их выше по народной
речи имеют в  виду при таком сравнении только городские говоры италийцев, мы
охотно с  ними  соглашаемсЯ;  если  же они считают  болонскую  народную речь
предпочтительной безусловно, мы с ними расходимсЯ и не согласны. ‚едь она не
та, что мы называем придворной и блистательной; потому что, если она была бы
таковой, ни великий ѓвидо ѓвиницелли6, ни  ѓвидо ѓизильери, ни ”абруццо,  ни
Ћнесто7, ни другие  стихотворцы Ѓолоньи  не отклонЯлись бы  от  собственного
наречиЯ; а  они были  блестЯщими мастерами и отлично  разбирались в народной
речи.  ‚еликий ѓвидо:  "Madonna, lo  fino amor  c'a  vui  porto..."8*; ѓвидо
ѓизильери9: "Donna,  lo fermo core"**; ”абруццо10: "Lo meo lontano gire"***;
Ћнесто11:  "Piъ  non attendo il  tuo  secorso, Amore"****.  ‚едь  эти  слова
совершенно отличны от слов болонских горожан.
     €  потому, что ни у кого, мы полагаем, нет сомнений относительно прочих
окраинных городов €талии  (а  того, у  кого они  могут  быть,  мы не считаем
достойным  никакого  нашего разъЯснениЯ),  нам остаетсЯ  обсудить  немногое.
Џоэтому, желаЯ  отложить наше сито, чтобы  поскорее посмотреть,  что  в  нем
осталось,  мы  заЯвлЯем,  что  города  ’ренто  и  ’урин,  да  и  ЂлессандриЯ
расположены  настолько близко к  окраинам €талии, что  у них не  может  быть
чистых наречий; настолько близко, что если бы даже  вместо их отвратительной
народной  речи  оказалась бы  прекраснейшаЯ,  то  из-за  смешениЯ  с  чужими
наречиЯми мы не  признали  бы  ее  италийской.  Џоэтому,  раз мы охотимсЯ за
блистательной италийской речью, нам не найти у них того, за чем мы охотимсЯ.

     XVI. Џосле охоты в лесных  нагорьЯх  и пастбищах  €талии  и не  отыскав
пантеры1, которую выслеживали  мы,  стараЯсь  ее  найти,  проследим ее более
разумно,  дабы ту,  которую мы чуем всюду, но котораЯ нигде не показываетсЯ,
изловить, хорошенько опутав тенетами. €так, взЯвшись снова за свои охотничьи
снарЯды,  мы утверждаем, что во всЯком роде  вещей  должна быть единица,  по
которой  мы равнЯем  и  оцениваем определенного рода  вещи  и  от которой мы
отмериваем и все  остальное;  так же как  при вычислении  все вычислЯетсЯ по
единице и  называетсЯ большим или меньшим в  зависимости от  того, насколько
отстоит от единицы или к  ней  приближаетсЯ; и как все  цвета измерЯютсЯ  по
белому и называютсЯ более или менее видными в зависимости от того, ближе или
дальше отстоЯт от белого. €  подобно  тому, как мы судим о предметах, смотрЯ
по их количеству и качеству, можно, полагаем, судить о любом  из предикатов,
да и о субстанции: то есть всЯкий предмет измериґм в своем роде по тому, чту
ЯвлЯетсЯ  в  данном  роде  простейшим2.  ‚ силу  этого  в  наших  поступках,
поскольку они  разделЯютсЯ на виды, следует находить  тот признак, по какому
их  и надо измерЯть. „ействительно, поскольку мы поступаем просто3 как люди,
у нас имеетсЯ длЯ этого добродетель (в общем смысле этого слова); ибо по ней
мы судим, хорош или плох человек; поскольку мы поступаем как граждане, у нас
имеетсЯ  закон,  по  которому  определЯют  хорошего  и  дурного  гражданина;
поскольку  мы поступаем  как  италийцы, у  нас имеютсЯ  известные простейшие
признаки и обычаев,  и  одежды, и речи,  по которым измерЯютсЯ и оцениваютсЯ
поступки  италийцев4.  Ђ  наиболее  благородные  из  поступков италийцев  не
составлЯют собственности никакого отдельного города €талии, а принадлежат им
всем вместе: тут вот и можно теперь различить ту народную  речь, за какой мы
начали охотитьсЯ и котораЯ ощутима в любом  городе и ни  в одном  из  них не
залегает.  Ћна может, однако,  быть ощутимее в одном больше,  чем в  другом,
подобно  наипростейшей субстанции -- Ѓогу: ощутимой  в человеке более, чем в
животном;  в  животном более,  чем  в  растении;  в  растении  более,  чем в
минерале;  в минерале  более,  чем  в элементе;  в огне  -- чем  в  земле; и
простейшее  количество  --  единица  более  ощутима в числе  нечетном, чем в
четном;  и простейший  цвет  -- белый  более ощутим в  светло-желтом, чем  в
зеленом.  €так, найдЯ то, что мы  отыскивали5, мы утверждаем,  что  в €талии
есть   блистательнаЯ,  осеваЯ,  придворнаЯ  и   правильнаЯ   народнаЯ  речь,
составлЯющаЯ собственность  каждого и  ни  одного  в отдельности италийского
города,  по  которой все городские речи италийцев измерЯютсЯ,  оцениваютсЯ и
равнЯютсЯ.

     XVII. Ђ  теперь следует  растолковать, почему мы придаем нашей  находке
прилагательные <i>блистательнаЯ,  осеваЯ,  придворнаЯ</i> и <i>правильнаЯ;</i> таким путем
мы лучше разъЯсним, что она такое. €так, первым делом  мы  откроем,  что  мы
имеем в виду под прилагательным <i>блистательнаЯ</i> и почему мы его применЯем. Џод
словом <i>блистательный</i> мы разумеем нечто  придающее  блеск и  Ярко блистающее:
так именуем  мы  блистательных  мужей  либо потому, что они,  блистаЯ мощью,
придают блеск другим  справедливостью и  милосердием, либо потому, что  они,
будучи превосходно наставлены, превосходно наставлЯют, как, например, ‘енека
и  Ќума Џомпилий.  Ђ  народнаЯ  речь, о  которой  мы  говорим,  и  возвышена
наставлением  и  мощью,  и возвышает  своих приверженцев  честью  и  славой.
Ќаставлением  возвышена  она,  несомненно,  потому, что  из  стольких грубых
италийских слов,  из  стольких мужиковатых  ударений  вышла, мы видим, такой
отличной, такой  распутанной, такой совершенной и такой изысканно  светской,
какой  ЯвлЯют  ее  —ино  да  ЏистойЯ  и  его  друг  в  своих   канцонах.   Ђ
величественность и мощь ее очевидны. ‚ чем же больше мощи, как не в том, что
она  может управлЯть сердцами людей так, что нежелающего делает  желающим, а
желающего нежелающим, как она это и делала,  и  делает. Ђ  что она возвышена
честью,  это   бесспорно.  ђазве  слуги  ее   не  превосходЯт  славой  любых
государей1,  маркизов,  графов и  вельмож?  ќто  не  нуждаетсЯ  ни  в  каком
доказательстве. Ђ как прославлЯет  она своих  близких, мы  это  знаем  сами,
пренебрегаЯ благодарЯ сладости ее славы  своим  изгнанием. Џоэтому мы должны
заслуженно провозгласить ее <i>блистательной.</i>

     XVIII. Ќе без основаниЯ отмечаем мы эту  блистательную народную речь  и
вторым  прилагательным,  называЯ  ее <i>осевой.</i>  €бо,  подобно  тому как  дверь
всецело зависит от оси  и, следуЯ  повороту оси, отворЯетсЯ или  внутрь, или
наружу, так и  все скопище городских говоров  поворачиваетсЯ  туда  и  сюда,
следуЯ в движении и остановке  той,  котораЯ поистине ЯвлЯетсЯ главой семьи.
ђазве  не искоренЯет  она  день за  днем  тернистых зарослей из  италийского
леса1?  ђазве не прививает  она  день за  днем  черенков и  не  пересаживает
саженцев? —ем другим занимаютсЯ ее ревностные земледельцы, как не упомЯнутой
выполкой и пересадкой? Џоэтому  она вполне  заслуживает такого с