     ѓенрих ѓейне. ”лорентийские ночи

---------------------------------------------------------------
     ‘обрание сочинений. т.6
     OCR: Ђлексей Ђксуецкий http://justlife.narod.ruі http://justlife.narod.ru/
     Origin: ѓенрих ѓейне на сайте "Џросто жизнь" і http://justlife.narod.ru/geine/geine01.htm

---------------------------------------------------------------

     ЌЋ—њ Џ…ђ‚Ђџ
     ‚  прихожей  Њаксимилиан  застал доктора,  когда тот уже натЯгивал свои
черные перчатки.
     -- џ до крайности занЯт,-- торопливо крикнул он навстречу Њаксимилиану.
--  ‘иньора  ЊариЯ  весь  день не спала и только  сейчас задремала, надеюсь,
незачем вам наказывать,  чтобы  вы не вспугнули  ее  ни малейшим шорохом;  и
когда  она проснетсЯ, боже  ее упаси разговаривать. …й надо лежать спокойно,
не двигатьсЯ,  не шевелитьсЯ, ничего не говорить, длЯ нее целительно одно --
чтобы был занЯт ее ум. ‘делайте милость, рассказывайте ей опЯть всЯкую чушь,
тогда ей поневоле придетсЯ спокойно слушать.
     --  Ќе тревожьтесь, доктор,--с грустной улыбкой ответил Њаксимилиан, --
Я вышел в присЯжные болтуны и не дам ей слова вымолвить. џ могу нарассказагь
сколько  вам  угодно  самых  нелепых  небылиц...  но  она-то  долго  ли  еще
протЯнет?..
     -- џ до крайности занЯт, --отрезал доктор и был таков.
     —ернаЯ  „ебора  своим  чутким слухом  по шагам уже узнала пришедшего  и
тихонько открыла  перед  ним дверь.  Џо его знаку она так  же тихо  покинула
комнату,  и Њаксимилиан  осталсЯ один возле своей  подруги. Љомната тонула в
сумеречном свете единственной лампы.  ’усклые лучи ее, робеЯ и любопытствуЯ,
дотЯгивались  иногда до  лица  больной  женщины.  ЋдетаЯ в белый муслин, она
лежала простертаЯ на зеленой шелковой софе и мирно спала.
     Њолча, скрестив руки, простоЯл Њаксимилиан некоторое  времЯ над спЯщей,
созерцаЯ прекрасное тело, кою-рос скорее подчеркивали, чем прикрывали легкие
одежды, и сердце его содрогалось всЯкий раз, как лампа бросала световой блик
на бледное лицо.
     "Ѓоже  ты мой!  --  промолвил он про себЯ,--  что же это  такое?  Љакое
воспоминание просыпаетсЯ во мне?  „а, теперь Я понЯл --  эта белаЯ фигура на
зеленом фоне... „а, Я понЯл..."
     ‚  этот миг больнаЯ  проснулась, и, словно  из 1лубпн крепкого  сна, на
друга, вопрошаЯ и молЯ, обратились кроткие синие глаза.
     --  Ћ  чем  вы  сейчас думали, Њаксимилиан? --  произнесла она присущим
чахоточным до жути слабым i оло-сом, в котором нам слышитсЯ и детский лепет,
и  птичье  щебетанье,  и  предсмертный   хрип.--Ћ  чем  вы   сейчас  думали,
Њаксимилиан?-- повторила  она и  гак  стремительно  поднЯлась,  что  длинные
локоны, точно потревоженные золотые змейки, обвились вокруг ее чела.
     -- Ѓога ради!  -- воскликнул Њаксимилиан,  бережно опускаЯ ее  снова на
софу. --  ‹ежите как лежали, ничего не говорите, а Я вам все расскажу,  все,
что  думаю, что чувствую,  все,  чего  даже  сам  не  знаю! ‚  самом деле,--
продолжал он, -- Я не знаю точно, что сейчас думал
     и  ощущал.  Љартины  детства, словно  в  тумане, проносились у  менЯ  в
голове,  мне  привиделсЯ  замок  моей  ма  сери,  заглохший сад,  прекраснаЯ
мраморнаЯ era ту Я, лежавшаЯ в зеленой траве.  џ сказал "замок моей матери",
только ради •риста не вздумайте вообразить себе под
     этим нечто  помпезно  великолепное! Џросто-напросто  Я  привык к такому
названию. Њой отец с особым выражением произносил  слово  "замок" и при этом
как-то загадочно  усмехалсЯ.  ‘мысл его усмешки Я  уразумел  позднее,  когда
мальчуганом лет  двенадцати  вместе с матушкой совершил путешествие в замок.
Џутешествовал  Я  впервые.  –елый  день мы  ехали через густой  лес, который
страхами своей  чащобы  навсегда  врезалсЯ  мне  в  памЯть; лишь  под  вечер
остановились  мы  перед  длинной  поперечиной,  отделЯвшей  нас  от обширной
полЯны.
     Ќам пришлось дожидатьсЯ с полчаса, прежде чем из глинЯной сторожки близ
ворот ЯвилсЯ малый, который отодвинул засов и впустил нас. џ говорю "малый",
потому  что  старуха  Њарта  все  еще  звала  "малым"  своего  сорокалетнего
племЯнника; а тот, дабы достойно встретить господ, обрЯдилсЯ в старую ливрею
своего покойного дЯди, с которой сперва постаралсЯ  стрЯхнуть пыль, а потому
и  заставил нас  так долго  дожидатьсЯ; будь у него  времЯ, он натЯнул бы  и
чулки; но длинные голые красные ноги не слишком отличались  от Ярко-пунцовой
ливреи. “ж не припомню, были ли  под ней штаны. “ нашего слуги €оганна, тоже
нередко слышавшего наименование "замок", лицо вытЯнулось от изумлениЯ, когда
малый повел нас к низенькому,  ветхому строению,  где  прежде  жил  покойный
барин.
     Ќо окончательно  был  он  огорошен, когда матушка  приказала ему внести
постели.  Љик  мог он  помыслить,  что  в  "замке"  не  водшсЯ  постелей,  и
распорЯжение матушки захватить длЯ  нас  постельные  принадлежности  он либо
пропустил мимо ушей, либо посчитал за излишний труд.
     „омик был  одноэтажный, и в лучшие свои времена не мог насчитать больше
пЯти комнат, пригодных длЯ жильЯ, и ЯвлЯл собой жалостную картину бренности.
ђазбитаЯ мебель, разодранные обои,  ни единого целого оконного  стекла, пол,
проломанный тут и там, повсюду следы озорных солдатских нравов. "Ќа постое у
нас тут всегда шел дым коромыслом",-- поЯснил малый  с дурацкой ухмылкой. Ќо
матушка  сделала  знак,  чтобы ее  оставили  одну, и  пока малый с  €оганном
наводили  порЯдок,  Я  пошел  осматривать  сад. Ћн тоже  ЯвлЯл  печальнейшее
зрелище  запустениЯ.  ‚ысокие  деревьЯ  часгично  были  изувечены,  частично
сломаны,  и  сорные растениЯ глумливо возвышались над  поваленными стволами.
’ут и там между вытЯнувшимисЯ кустами тиса  виднелись  следы  дорожек. ’ут и
там стоЯли статуи  без голов, в лучшем случае без носов. ЏомнитсЯ мне „иана,
нижнЯЯ половина которой на комичнейший манер обросла темным плющом; помнитсЯ
также богинЯ изобилиЯ, из чьего рога сплошь прорастал зловонный бурьЯн. Ћдна
лишь статуЯ бог  весть как  уцелела от  злобы времени и человека; правда,  с
пьедестала ее сбросили в высокую траву,  по ту г она лежала неприкосновеннаЯ
--  мраморнаЯ  богинЯ,  с  чистыми  прекрасными  чертами  лица,  с  плавными
округлостЯми благородной груди, котораЯ, будто символ самой ѓреции, сиЯла из
высокой травы.  Њне  даже стало страшно,  когда Я  увидел  ее;  неизъЯснимаЯ
робость  захватила  мне  дух,  затаенное  смЯтение  погнало  менЯ  прочь  от
пленительного образа.
     Љогда Я вернулсЯ  к матушке, она стоЯла  у окна,  задумавшись, подперши
голову  правой рукой, и слезы не-прерьпшо катились у нее по щекам. џ никогда
еще не  видел,  чтобы  она  так  плакала. Ћна  обнЯла  менЯ  с  лихорадочной
нежностью и попросила  прощениЯ за то, что  но  нерадивости €оганна Я должен
обойтись кое-какой постелью.
     -- ‘тарушка Њарта тЯжко больна,-- объЯснила она, -- и не может уступить
тебе свою постель, дорогой мой мальчик.  Ќо €оганн постараетсЯ  так  уложить
каретные подушки, чтобы ты  мог на них спать. Љроме того, он даст  тебе свой
плащ взамен  одеЯла.  ‘ама  Я  буду спать  гут, на соломе. ќто спальнЯ моего
покойного отца, раньше туг было совсем  по-иному. Ћставь менЯ одну. -- ‘лезы
еще пуще полились у нее из глаз.
     ’о ли от непривычной постели, то ли от душевного смЯтениЯ, но  уснуть Я
не  мог. ‘вет  луны потоком  вливалсЯ  сквозь  разбитые  окна,  будто  хотел
выманить менЯ наружу, в светлую летнюю ночь. ‘колько Я  ни ворочалсЯ  с боку
на бок на своем ложе, сколько  ни зажмуривал и в раздражении снова  открывал
глаза, мне все мерещилась прекраснаЯ  мраморнаЯ статуЯ, лежавшаЯ в  траве. џ
не мог понЯть, что за растерЯнность овладела мною при виде нее, досадовал на
такое ребЯчливое чувство и тихонько шепнул себе: "‡автра, завтра мы поцелуем
твое прекрасное  лицо, поцелуем прекрасные уголки  губ,  где они переходЯт в
прелестные Ямочки".
     Ќикогда  не  испытанное  нетерпенье пронизывало  менЯ всего, Я был  уже
бессилен  противостоЯть  непонЯтному  порыву  и  наконец с  дерзкой  отвагой
вскочил  и произнес:  "„а  что  там, Я сегоднЯ  еще поцелую тебЯ, прекрасный
образ". Љрадучись, дабы матушка не услышала моих шагов, вышмыгнул Я из дому,
что не составило труда, ибо хотЯ на портале еще красовалсЯ огромный герб, но
не было и  признака дверей;  торопливо пробралсЯ Я через заросли запущенного
сада. Ќе слышно было ни шороха, все покоилось в безмолвной и строгой тишине,
в беззвучном лунном свете. ’ени деревьев словно были  пригвождены к земле. ‚
зеленой траве, также не шевелЯсь,  лежала  прекраснаЯ богинЯ, но не каменнаЯ
неподвижность  смерти,  а тихий сон,  казалось,  держал в плену  преллестное
тело, и, приблизившись к ней, и чуть что  не  боЯлсЯ малейшим шумом спугнуть
ее дремоту. џ  задержал дыхание, когда наклонилсЯ над  ней, чтобы разглЯдеть
ее  прекрасные  черты.  ’аинственный  трепет  отталкивал  менЯ  от  нее,   а
отроческое вожделение вновь влекло к ней, сердце у менЯ колотилось, словно Я
замыслил смертоубийство,  но в  конце концов Я поцеловал прекрасную богиню с
такой страстью, с таким благоговением,  с такой  безнадежностью,  как больше
никогда не целовал в этой жизни.  Ќо и никогда не мог Я забыть то страшное и
сладостное  чувство,  которое  затопило мое сердце, когда упоительный  холод
мраморных уст прикоснулсЯ к моим губам.
     €  понимаете, ЊариЯ, когда Я только что стоЯл перед вами и смотрел, как
вы лежите, в белом муслиновом платье на зеленой софе, облик ваш напомнил мне
белое мраморное изваЯние  в зеленой граве. …сли бы  вы  проспали дольше, мои
губы не могли бы противостоЯть соблазну...
     --  Њакс,  Њакс! --  вырвалось у нее из глубины души.-- Љакой ужас!  ‚ы
ведь знаете, что одни исцелуй ваших губ...
     --  Ћ, замолчите!  џ знаю,  это было бы длЯ вас ужасно! Ќе смотрите  на
менЯ с такой мольбой. џ не заблуждаюсь насчет ваших чувств, хотЯ конечные их
причины мне неЯсны. џ ни разу не посмел прижатьсЯ губами к вашим устам...
     Ќо  ЊариЯ  не  дала ему договорить. Ћна  схватила его руку,  осыпала се
пламенными поцелуЯми, а затем попросила с улыбкой:
     --  Џожалуйста,  ну,  пожалуйста, расскажите мне еще о  своих  любовных
делах. „олго  ли  вы  любили мраморную красавицу, которую поцеловали в  саду
вашей матери?
     -- Њы уехали на следующий день, и Я ни разу не видел больше прелестного
изваЯниЯ,-- ответил Њаксимилиан.-- Ќо сердце мое было полно  им целых четыре
года. Ќеобычайное влечение к мраморным статуЯм возникло  с  тех  пор в  моей
душе, и не далее  как нынче утром Я ощутил его властную силу.  џ возвращалсЯ
из  ‹ауренцианы, из библиотеки  Њедичи, и не помню, как очутилсЯ в  капелле,
где этот великолепнейший род €талии построил себе усыпальницу из драгоценных
каменьев и  мирно покоитсЯ  в  ней. –елый  час  простоЯл  Я,  погруженный  в
созерцание   мраморной   женской   фигуры,   мощное   телосложение   которой
свидетельствует  о  том, что  сотворена  она дерзновенным  и могучим  гением
Њи-келанджсло, меж тем как весь образ овеЯн такой неземной  нежностью, какой
обычно не встретишь у этого великого ваЯтелЯ. ‚ изваЯнии этом заключен целый
мир  грез  со   всем  его  затаенным  блаженством,  ласковый  покой  осенЯет
прекрасное тело, умиротворЯющий свет луны словно разливаетсЯ по его жилам...
ќто  "Ќочь"  -творение  Њикеланджсло  Ѓуонарроти. Ћ, как бы  хотелось уснуть
вечным сном в объЯтиЯх этой ночи...
     -- †ивописные изображениЯ  женщин  всегда менее волновали менЯ,  нежели
изваЯнные, -- помолчав, продолжал Њаксимилиан. -- ‹ишь однажды был Я влюблен
в картину. ‚ одной из  церквей  Љельна  на ђейне Я  увидел мадонну  чарующей
красоты. џ стал ревностным прихожанином, всецело погрузившись в  мистический
дух католицизма. џ  рад  был бы,  подобно  испанскому рыцарю,  вес дни  свои
дратьсЯ на жизнь  и на смерть во имЯ непорочного  зачатиЯ девы Њарии, царицы
ангелов, прекраснейшей дамы неба и земли!
     џ  с  большой симпатией относилсЯ тогда  ко всему снЯтому  семейству  и
особенно приветливо  снимал  шлЯпу  всЯкий раз, как проходил мимо праведного
€осифа. Ћднако такое  состоЯние длилось недолго,  и Я без  церемоний покинул
матерь  божию,  когда  в одной  галерее  античных  древностей иознакдмилсЯ с
греческой нимфой, котораЯ долго продержала менЯ в своих мраморных оковах.
     -- € вы любили всегда только женщин, высеченных из камнЯ или написанных
на пологие? -- с усмешкой спросила ЊариЯ.
     -- Ќет, Я  любил  и мертвых женщин,-- промолвил Њаксимилиан, и лицо его
снова стало очень серьезным.
     Ќе заметив,  что  ЊариЯ  всЯ  содрогнулась  от этих  слов,  он спокойно
продолжал свой рассказ.
     -- Љак ни странно, по Я однажды влюбилсЯ в девушку, умершую за семь лет
до того.  Љрошка ‚ери  совершенно пленила менЯ,  когда Я познакомилсЯ с ней.
–елых три днЯ Я был всецело занЯт  этой юной девицей и восторгалсЯ всем, что
бы  она  ни  говорила  и  ни делала,  как  бы ни проЯвлЯла свою  прелестную,
своеобычную  натуру,  однако  сердце  мое  оставалось довольно  холодно,  не
испытывало  при этом особой нежности. Ќе удивительно, что Я не был чрезмерно
потрЯсен,  узнав спустЯ  несколько  месЯцев,  что она  скоропостижно  умерла
вследствие  нервной  горЯчки. џ  совершенно забыл  ее и убежден,  что за все
истекшие  годы  ни  разу  не  вспомнил о ней. ’ак  прошло  целых семь лет, Я
находилсЯ в Џотсдаме с  намерением насладитьсЯ  чудесными  летними  днЯми  в
полнейшем  одиночестве. џ  ни  с  кем не соприкасалсЯ,  и все  мое  общество
ограничивалось  статуЯми, находЯщимисЯ  в саду ‘ан-‘уси. € тут  вдруг у менЯ
всплыли в памЯти чьи-то черты лица и на редкость приЯтнаЯ манера говорить  и
двигатьсЯ, причем  Я никак не мог вспомнить, кто  их обладатель.  Ќет ничего
мучительнее,  как  рытьсЯ  в  старых  воспоминаниЯх,  и  потому  Я был  даже
обрадован, вспомнив через несколько дней крошку ‚ери и понЯв, что взволновал
менЯ  ее  милый,  забытый  образ, внезапно  воскресший  предо  мной.  „а,  Я
по-настоЯщему  обрадовалсЯ   этому   открытию,  словно   встретил   нежданно
задушевного  друга;  поблекшие  краски мало-помалу  освежились,  и миленькаЯ
крошка  предстала предо  мной,  как живаЯ, улыбаЯсь, надуваЯ  губки, сверкаЯ
остротой ума, став красивее прежнего.  ‘ того часа ее чудесный  образ  ни на
миг не покидал менЯ, он заполонил  всю мою душу; где бы Я ни находилсЯ, ‚ери
была  возле менЯ,  говорила,  смеЯлась, но беспечно, без особого пыла. џ  же
день  ото днЯ все больше пленЯлсЯ этим  образом, становившимсЯ  день ото днЯ
вес  живее  длЯ  менЯ.  Ќетрудное  дело вызывать духов, труднее  отсылать их
назад, в мрачное небытие;  они смотрЯт на  нас с такой мольбой,  собственное
наше сердце так властно заступаетсЯ за них... џ не в силах  был вырватьсЯ, Я
влюбилсЯ в крошку  ‚ери, хоть она и умерла за семь лег до того. ’ак-прожил Я
полгода в  Џотсдаме, всецело  предавшись  этой  любви.  ’щательнее  прежнего
избегал Я соприкосновениЯ с внешним  миром, и если кому-то случалось, идЯ по
улице,  задеть  менЯ,  мне  становилось  очень  не  по  себе,   и  испытывал
мучительный  страх,  какой, должно  быть, ощущают духи мертвых,  скитаЯсь по
ночам; говорЯт,  при  встрече с живым  человеком  они  пугаютсЯ  больше, чем
пугаетсЯ живой  при  встрече с  призраком. ‘лучайно через  Џотсдам в ту пору
проезжал путешественник,  которого  Я не  мог избежать, а именно мой  родной
брат. ѓлЯдЯ на него  и слушаЯ его  рассказы о последних событиЯх, Я очнулсЯ,
как  от  глубокого  сна,  и,  содрогаЯсь,  разом  осознал,  в  каком  жутком
одиночестве прожил весь этот долгий срок. џ был в таком состоЯнии, что  даже
не  заметил, как сменилось времЯ года, и с  удивлением  смотрел на  деревьЯ,
которые давно потерЯли листву и теперь стоЯли одетые осенней изморозью.
     ‚скоре Я покинул  и  Џотсдам  и крошку Ѓери; в другом городе, где  менЯ
ждали важные дела, крайне сложные обстоЯтельства и отношениЯ не  за-медлили,
измучив менЯ, вернуть к жестокой действительности.
     -- ѓосподи боже!  -- продолжал Њаксимилиан, и верхнЯЯ губа его дрогнула
страдальческой улыбкой. - ѓосподи боже! Ђ как же мучили  менЯ живые женщины,
с  которыми Я неизбежно тогда сталкивалсЯ и  сближалсЯ, как-вкрадчиво мучили
своими  мелочными  обидами и ревнивыми выпадами, своей игрой на моих нервах.
Ќа скольких балах приходилось мне терЯть с  ними  времЯ, сколько распутывать
бесконечных  сплетен! —то  за  неуемное  тщеславие,  что за страсть ко  лжи,
предательство  в  поцелуе,  какие  Ядовитые  цветы!  Њилые  дамы  умудрились
отравить   мне  всЯкую  радость  любви,   и   Я   на  какой-то   срок   стал
женоненавистником,  проклинающим  все их  племЯ.  џ  почти  уподобилсЯ  тому
французскому  офицеру, который  в  русскую кампанию едва выбралсЯ  из  льдов
Ѓерезины, но  с тех пор так возненавидел все замороженное, что с отвращением
отказывалсЯ  даже  от  самых сладких  аппетитных мороженых, изделиЯ ’ортони.
€з-за  моего  тогдашнего перехода через Ѓерезину любви мне опротивели  самые
очаровательные  дамы,  ангелоподобные женщины, барышни, сходные  с ванильным
шербетом.
     -- Џрошу  вас, не хулите женщин,- воскликнула ЊариЯ.  --  Ќе повторЯйте
избитых мужских речей. ‚ конце концов вам длЯ счастьЯ все же нужны женщины.
     -- “вы,-- вздохнул Њаксимилиан,--  это,  конечно, верно. “  женщин один
лишь  способ  сделать  нас счастливыми, зато тридцать тысЯч способов сделать
нас несчастными.
     -- Њилый друг, -- возразила ЊариЯ, прЯча легкую усмешку, -- Я  говорю о
согласии двух  созвучных душ. Ќеужто вы ни разу  не испытали этого  счастьЯ?
Ќет, Я вижу непривычную краску на ваших щеках... Ќу, скажите, Њакс?
     -- ќто  верно,  ЊариЯ,  Я,  будто  мальчик, стеснЯюсь признатьсЯ  вам в
счастливой   любви,  котораЯ   принесла  мне  некогда  неземное  блаженство.
‚оспоминание о ней еще не стерлось вполне, и душа  моЯ спешит укрытьсЯ в  ее
прохладной тени, когда раскаленнаЯ пыль  и полдневный зной жизни  становЯтсЯ
нестерпимы.  Ћднако Я не в  силах дать вам правильное представление  об этой
возлюбленной. Ћна была столь эфирным созданием, что  открывалась мне лишь  в
сновидениЯх. Ќадеюсь,  вы,  ЊариЯ, не  питаете попитых предубеждений  против
снов; эти ночные образы так же реальны, как более грубые образы днЯ, которых
мы  можем коснутьсЯ руками  и  нередко замаратьсЯ об них. „а,  именно во сне
по-настоЯщему видел  Я  это  пленительное  создание, так щедро, как никто на
свете, одарившее менЯ  счастьем. Ћб ее наружности Я мало что могу сказать. џ
не  в состоЯнии точно описать ее черты. ’акого лица Я не видел ни раньше, не
встречал ни разу в жизни и  позднее. Џомню  одно -- было  оно не  румЯным, а
совсем  однотонным,  розоватым, чуть ipo-нутым желтизной и  прозрачным,  как
хрусталь. Џрелесть ее лица была не в строгой красоте черт, оно не привлекало
живой   подвижностью,  нет,   оно   восхищало   чарующей,   почти   пугающей
правдивостью.  ќто  лицо  было  выражением  осознанной  любви  и обаЯтельной
доброты, это была скорее сама душа, а не лицо, и потому Я  так никогда  и не
мог вполне представить  себе ее внешний облик. ѓлаза нежные, как цветы. ѓубы
бледноватые,  но   изЯщно   изогнутые.  Ћна  ходила  в   шелковом   пеньюаре
василькового цвета,-- собственно, им и  ограничивалсЯ весь ее  нарЯд;  шеЯ и
ноги  были  обнажены,  а  сквозь  мЯгкое,  тонкое  одеЯние  словно  украдкой
проглЯдывали  порой   изЯщные  линии  стройного  тела.  ‘лова,  которыми  мы
обменивались, Я тоже не могу восстановить  доподлинно;  помню только, что мы
обручились, что ворковали весело и  радостно,  откровенно и  доверчиво,  как
жених с невестой, скорее даже как брат с сестрой. €ногда мы замолкали,  лишь
смотрели  друг другу прЯмо в глаза  и в таком блаженном созерцании пребывали
целую вечность. —то пробудило менЯ, Я тоже не могу  сказать, знаю  лишь, что
долго  еще упивалсЯ запоздалыми  треволнениЯми  этого  любовного счастьЯ.  џ
словно  был напитан немыслимыми  восторгами, истомившиесЯ глубины  моей души
наполнились  блаженством,  на  все  мои  чувства как  бы излилась дотоле мне
неведомаЯ радость, и Я  был весел и доволен, хотЯ возлюбленнаЯ моЯ больше ни
разу не ЯвлЯлась мне  в  сновидениЯх. Ќо ведь, глЯдЯ на нее, Я и так  вкусил
целую вечность. Љ тому же она узнала менЯ достаточно хорошо и понимала,  что
Я не люблю повторений.
     -- ‚  самом деле, вы не зрЯ слывете homme  a bonne fortune1,--вскричала
ЊариЯ.--  Ќо  скажите откровенно, кем была мадемуазель  ‹оране --  мраморной
статуей или картиной? Џокойницей или сновидением?
     -- ‚озможно, всем, вместе взЯтым,--очень серьезно ответил Њаксимилиан.
     --  џ  так и думала, милый друг, что  существо этой возлюбленной крайне
сомнительного происхождениЯ. Љогда же вы расскажете всю ее историю до конца?
     -- ‡автра. €сториЯ  длиннаЯ, а Я  нынче  прЯмо из  оперы,  и уши у менЯ
переполнены музыкой.
     -- ‚ы зачастили в оперу, и,  по-моему, Њакс, вы ездите туда не слушать,
а смотреть.
     -- ‚ы правы, ЊариЯ, Я бываю в опере, чтобы любоватьсЯ лицами прекрасных
итальЯнок.  Џравда,  они   и  вне  театра  достаточно  красивы,  и  дотошный
исследователь,  основываЯсь  на  их  безупречных  чертах, без  труда докажет
влиЯние  художеств на телесные свойства итальЯнского народа. Џрирода взЯла у
художников  то богатство,  которым некогда ссудила их,  и что же! -- капитал
великолепным образом оправдал себЯ.
     Џрирода, некогда поставлЯвшаЯ художникам образцы, ныне, в  свой  черед,
копирует произведениЯ искусства, которым положила начало. ’Яга к прекрасному
захватила весь  народ,  и как некогда плоть воодушевлЯла  дух, так  ныне дух
воодушевлЯет плоть. € совсем не бесплодно  благоговение перед  трогательными
мадоннами, лики которых на образах храма западают в душу жениха, меж тем как
невеста  лелеет  в  пылкой  груди  облик  прекрасного  свЯтого.  —ерез такое
сродство душ здесь возникли человеческие поколениЯ, еще прекраснее,  чем  та
благодатнаЯ  почва, на которой они процветают, чем солнечный  небесный свод,
который, подобно золотой раме, окружает их своим сиЯнием.
     -----------------
     1 ‘ердцеедом (фр.).

     Њужчины мало менЯ  интересуют, если они не писаны  красками или изваЯны
резцом, и вам, ЊариЯ, Я уступаю все возможные восторги касательно тех гибких
итальЯнских  красавцев, коих  отличают  черные  как смоль баки,  благородные
орлиные  носы и ласковые,  мудрые глаза.  ѓоворЯт,  самые  красивые  мужчины
ломбардцы.  џ никогда  не  предпринимал  изысканий  на  этот  предмет,  зато
ломбардками  Я  занималсЯ  всерьез,  и оказалось, что они вполне оправдывают
молву  об их красоте.  “же и  в  средние века  они,  как видно, были недурны
собой. ѓоворЯт ведь,  что слух о красоте миланских дам был скрытой причиной,
побудившей  ”ранциска  Џервого  предпринЯть итальЯнский  поход:  конечно же,
рыцарственному  королю любопытно  было  узнать, правда ли, что его  духовные
сестрицы, роднЯ ему по крестному отцу, так хороши, как их славЯт... ЃеднЯга!
Џри Џавии  он  жестоко  поплатилсЯ за свое  любопытство. Ќо особенно  хороши
итальЯнки, когда  лица  их озарЯет музыка. џ  сказал "озарЯет",  потому  что
воздействие музыки, какое  Я наблюдаю  в опере  на  лицах прекрасных женщин,
подобно игре света и тени,  которой  мы дивимсЯ,  глЯдЯ ночью при факелах на
мраморные изваЯниЯ,  -- с пугающей Ясностью открываетсЯ  нам  тогда их живаЯ
душа и их неизбывно безмолвные  тайны.  ’очно  так  же познаем мы всю  жизнь
прекрасных итальЯнок, видЯ их в опере; смена  мелодий будит  в их душе  цепь
ощущений, воспоминаний, желаний и  огорчений, которые мгновенно отражаютсЯ в
их подвижных чертах  и даже глазах,  лица их краснеют,  бледнеют. Љто  умеет
читать, тотчас же прочтет  на их прекрасных лицах много сладостно-волнующего
-- истории, столь же  увлекательные, как новеллы Ѓоккаччо, чувства, столь же
нежные,  как  сонеты  Џетрарки,  фантазии, столь же головокружительные,  как
октавы Ђриосто, а порой и жестокое вероломство и благородный  гнев, столь же
поэтичный, как ад великого „анте. ’ут,  право, стоит груда поднЯть взглЯд на
ложи.  ‹ишь  бы мужчины воздержались  выражать  свои  восторги оглушительным
гамом! Ѓешеный шум в итальЯнском театре иногда бывает мне в  тЯгость. €  все
же  музыка  --  сама  душа  итальЯнцев,  их  жизнь,  их  национальное  дело.
ђазумеетсЯ, в других странах есть музыканты, равные  крупнейшим  итальЯнским
знаменитостЯм, но народа,  музыкального  в целом, там нет.  ‡десь, в €талии,
музыку представлЯют не  отдельные личности, она звучит во всей нации, музыка
стала нацией. “  нас на  севере дело обстоит совсем иначе;  там музыка стала
человеком  и зоветсЯ Њоцартом или  Њейербером; а  вдобавок,  если  тщательно
начнешь изучать  лучшее из  того, что  преподносЯт нам такого ранга северные
музыканты, тотчас почувствуешь там итальЯнское солнце и аромат померанцев, и
скорее чем нашей ѓермании принадлежа! они прекрасной €талии, Ћтчизне музыки.
„а,  €талиЯ  всегда будет  Ћтчизной  музыки, хотЯ  бы ее  великие  музыканты
сходили в могилу  или умолкали  слишком  рано, хотЯ бы Ѓеллини был  мертв, а
ђоссини молчал.
     --  ‚  самом  деле,  --  заметила ЊариЯ,--ђоссини безмолвствует слишком
упорно. …сли не ошибаюсь, его молчание длитсЯ уже десЯть лет.
     -- ‚озможно, он решил пошутить,--  ответил Њаксимилиан.-- …му  хотелось
доказать, как неуместно прозвище "‹ебедь из Џезаро",  которым его наградили.
‹ебеди  поют  обычно перед концом жизни. ђоссини же перестал петь в середине
жизненного  пути. Њне кажетсЯ,  он поступил умно, показав тем самым,  что он
гений.  •удожник,  обладающий  только  талантом, до  конца  жизни  стремитсЯ
утверждать  этот  талант,  честолюбие  подстрекает  его,  он чувствует,  что
непрерывно  совершенствуетсЯ, и жаждет  поднЯтьсЯ на вершину.  Ђ  гений  уже
достиг вершины, он удовлетворен, ему претит мелкое мирское честолюбие, и  он
возвращаетсЯ  восвоЯси, в ‘трэтфорд на ќвоне, подобно ‚ильЯму експиру, или,
посмеиваЯсь и острословЯ,  совершает  променад  по  €тальЯнскому  бульвару в
Џариже, подобно „жоаккино ђоссини. …сли  у гениЯ сносное здоровье,  он живет
на  такой  манер  довольно долгий срок, обнародовав  свои шедевры  или,  как
принЯто выражатьсЯ, осуществив свое назначение. —истый предрассудок считать,
будто гению положена  короткаЯ жизнь; помнитсЯ, опасным возрастом длЯ гениев
определЯют  с  тридцатого по тридцать четвертый год. ‘колько Я  дразнил этим
беднЯгу  Ѓеллини,  в шутку  предрекаЯ,  что ему,  в качестве гениЯ, надлежит
вскоре умереть, раз он приближаетсЯ к опасным летам. ‘транное дело: несмотрЯ
на  мой шутливый  тон, его  все же пугало такое  прорицание, он обзывал менЯ
чародеем и  всЯкий раз делал  знак  заклинаниЯ противу злых  чар... …му  так
хотелось  жить вечно, у него было почти что болезненное неприЯтие смерти, он
не желал слышать о  ней, боЯлсЯ ее, как ребенок боитсЯ спать в темноте. Ћн и
был   милым,  славным  ребенком,  временами  немного  капризным,  но  стоило
погрозить ему скорой  смертью, чтоб  он,  присмирев,  каЯлсЯ и поднимал  два
пальца жестом заклинаниЯ. Ѓедный Ѓеллини!
     -- ‚ы лично знавали его? Ћн был хорош собой?
     --  Ќекрасив  он не был. ‚от видите, даже  мы, мужчины,  не  можем дать
утвердительный  ответ, если  нам  задают  такой  вопрос  касательно  другого
мужчины. Ћн был высок ростом, строен, изЯщен, можно сказать, даже кокетлив в
движениЯх, всегда изысканно  одет,  черты  правильные,  лицо  продолговатое,
бледное,   чуть  тронутое  румЯнцем;  русые  с  золотистым  отливом  волосы,
уложенные  мелкими  локонами,   высокий,  очень  высокий,  благородный  лоб;
светлые, голубые глаза; красиво очерченный  рог;  округлый подбородок. ‚ его
чертах  была какаЯ-то расплывчатость, неопределенность, что-то  напоминающее
молоко, и по этому  молочному лицу иногда  пробегала кисло-сладкаЯ  гримаска
грусти. ѓримаса грусти заменЯла недостаток выразительности на  лице Ѓеллини;
но  и грусть  была  какаЯ-то поверхностнаЯ; она  тускло  мерцала  в  глазах,
бесстрастно подергивалась вокруг губ. Љазалось, молодой  музыкант хочет всем
своим обликом наглЯдно изобразить эту скучную, вЯлую грусть.
     ’ак  наивно  и уныло  были  уложены его  волосы,  платье  так  жалостно
болталось на хлипком  теле, свою бамбуковую тросточку  он носил так манерно,
что неизменно напоминал мне юных пастушков с палками, украшенными бантами, в
Ярких  курточках  и  штанишках.   ’акие  пастушки  жеманничают  в   нынешних
пасторалЯх.
     €  походка  Ѓеллини  была такаЯ девически-лирически  эфирнаЯ,-- словом,
весь он  в целом  был точно вздох en escarpins1.  “  женщин он  имел большой
успех, но сомневаюсь,  чтобы он когда-нибудь внушил пылкую страсть. „лЯ менЯ
самого  в его облике  было что-то непреодолимо комическое,  основание к чему
давала  его  французскаЯ  речь. •отЯ Ѓеллини прожил во  ”ранции  много  лет,
говорил он по-французски так плохо, как врЯд ли умудрились
     ---------------------------
     1 ‚ бальных башмаках (фр.).

     бы  говорить  даже  в Ђнглии.  Њне не  следовало  определЯть его  говор
эпитетом  "плохой",--"плохо" тут  звучит  слишком  хорошо.  Ќадо  бы сказать
отвратительно,  постыдно, сокрушительно.  ‚  обществе, когда  он,  уподобЯсь
палачу, четвертовал  злосчастный  французский Язык  и невозмутимо выкладывал
свои сногсшибательные  coq-a-l'аnе1, казалось,  что вот-вот  грЯнет  гром  и
наступит конец света. ѓробоваЯ тишина водворЯлась в зале, все лица
     становились  бледнее  мела  или  краснее киновари, выражаЯ  смертельный
ужас; женщины не знали, то ли им падать в обморок, то ли спасатьсЯ бегством;
потрЯсенные мужчины  в  растерЯнности  смотрели,  не  забыли  ли  они надеть
панталоны.  Ђ  страшнее  всего,  что  вместе с  испугом  люди задыхались  от
конвульсивного смеха.  Џотому-то  находитьсЯ в обществе близ Ѓеллини было  и
жутковато, и вместе с тем заманчиво. ‘лучалось, его невольные
     каламбуры носили лишь увеселительный  характер и  в  своей смехотворной
нелепости напоминали  дворец  его соотечественника кнЯзЯ Џаллагониа, который
ѓете в своем  €тальЯнском путешествии" характеризует как собрание  всЯческих
безобразных  предметов  и  бессмысленное  нагромождение  монстров.  ’ак  как
Ѓеллини всегда  считал, что говорит нечто безобидное и вполне  серьезное, то
лицо его  самым  чудовищным  образом противоречило его  словам.  ’о,  что не
нравилось мне  в  его лице,  особенно резко проступало в такие минуты. Ќо на
самом  деле то, что мне  не  нравилось,  отнюдь  не считалось  недостатком и
меньше всего  могло  шокировать дам. ‹ицу  Ѓеллини, как и всему  его облику,
присуща была  та  физическаЯ  свежесть,  та  цветущаЯ  румЯнаЯ  моложавость,
котораЯ неприЯтно действует на менЯ, мне больше по душе
     все мертвенное и мраморное. ‹ишь в дальнейшем, после долгого знакомства
с  Ѓеллини, Я отчасти  расположилсЯ к нему. € случилось это, когда  Я понЯл,
что  он добр и благороден по натуре. „уша его, бесспорно, оставалась чиста и
не  запЯтнана  грЯзными прикосновениЯми.  Ћн  сохранил невинное  благодушие,
ребЯчливость, неотъемлемые от гениальных людей, хотЯ они и не выставлЯют эти
качества напоказ первым встречным.
     ------------------
     Ќесуразности (фр.).
     -- „а, Я  вспоминаю,--  продолжал Њаксимилиан, опускаЯсь в  кресло,  на
спинку  которого  дотоле  опиралсЯ стоЯ.  --  џ вспоминаю  мгновение,  когда
Ѓеллини ЯвилсЯ  мне в  таком привлекательном  свете, что мне приЯтно было на
него  смотреть  и  хотелось  короче  узнать его. Ќо,  к сожалению,  это  был
последний случай  встретитьсЯ нам в здешней жизни. ‚  гостЯх у дамы большого
света, известной самыми маленькими  ножками в Џариже, мы весело отужинали...
на  фортепиано  прозвучали нежнейшие  мелодии.  Љак  сейчас,  вижу милейшего
Ѓеллини,  когда он, обессилев от  множества изреченных им головокружительных
беллинизмов, опустилсЯ в кресло... Ђ кресло было низенькое, вроде скамеечки,
так что Ѓеллини очутилсЯ почти что  у ног прекрасной дамы, котораЯ возлежала
на  софе и  с милым злорадством  взирала вниз, на Ѓеллини, а он выбивалсЯ из
сил, стараЯсь  занЯть  ее  французскими речами, но  то и дело  вынужден  был
обращатьсЯ к родному  сицилианскому  диалекту, дабы объЯснить, что сказанное
не  абсурд,  а наоборот, тончайший  комплимент.  Џо-моему,  прекраснаЯ  дама
пропускала мимо ушей  Ѓелли-ниевы французские  обороты;  она взЯла у него из
рук  бамбуковую тросточку,  размахиваЯ которой  он  пыталсЯ подкрепить  свое
несостоЯтельное красноречие, и с ее помощью преспокойно старалась растрепать
чинные локоны  на висках молодого маэстро.  Љ этому шаловливому занЯтию, как
видно, и относилась улыбочка, придававшаЯ ее лицу такое выражение, какого  Я
не  видывал больше на живом человеческом лице.  Ћно никогда не изгладитсЯ из
моей памЯти. ’акие лица скорее должны принадлежать к волшебному царству грез
и поэзии, нежели к  грубой житейской действительности. Њанера, /напоминающаЯ
‹еонардо да ‚инчи,  тог же благородный овал  с наивными  Ямочками на щеках и
чувственно заостренным  подбородком ломбардской школы.  –вет  лица по-римски
нежный,  с  матово-перламутровым   отливом,  аристократическаЯ  бледность  и
хрупкость. ‘ловом,  это  было  лицо, какое  встречаешь,  и  то  изредка,  на
старинных   итальЯнских  портретах  знатных   дам,   тех,  кого  боготворили
итальЯнские живописцы шестнадцатого века, создаваЯ свои высокие  творениЯ, о
ком грезили поэты  той  эпохи,  входЯ в  бессмертие своими  стихами, к  кому
стремились  в  мечтах  немецкие  и  французские  доблестные  герои,   когда,
опоЯсавшись мечом и алкаЯ подвигов, переваливали через Ђльпы.
     „а, да,  именно  такое было это  лицо,  а на нем играла  улыбка  милого
злорадства  и величаво-грациозной  шаловливости,  пока  она,  эта прекраснаЯ
дама,  кончиком  бамбуковой  трости  разрушала искусную прическу  добрейшего
Ѓеллини.  ‚ тог миг словно волшебнаЯ палочка преобразила Ѓеллини, и он сразу
же стал близок моей душе. ‹ицо его сразу озарилось отблеском ее  улыбки, что
был, вероЯтно, миг наивысшего расцвета его жизни... Њне он навеки врезалсЯ в
памЯть...  ‘пустЯ две недели Я прочитал в газете, что €талиЯ потерЯла одного
из своих славнейших сыновей.
     ‚от что  странно! Ћдновременно  сообщалось и  о  смерти Џаганини. ‚ его
кончине Я  не  сомневалсЯ  ни  минуты, ибо  старый,  чахлый Џаганини  всегда
казалсЯ умирающим; но в смерть молодого, розовощекого Ѓеллини Я никак не мог
поверить. € тем  не  менее выЯснилось, что известие о  смерти  первого  было
газетной ошибкой,  Џаганини пребывает здоровый  и бодрый  в ѓенуе, а Ѓеллини
лежит мертвый в Џариже.
     -- ‚ы любите Џаганини? -- спросила ЊариЯ.
     -- ќтот человек -- краса своей родины и, конечно, заслуживает наивысшей
оценки   при   перечислении   музыкальных  знаменитостей.€талии,--   отвечал
Њаксимилиан.
     --  џ  ни  разу  его не  видела,  -- заметила  ЊариЯ.-- Ќо, по  слухам,
наружность его не очень отвечает понЯтию красоты. Њне приходилось видеть его
портреты...
     --  Ќи  один  на  него  не  похож,--  перебил Њаксимилиан,--  они  либо
украшают, либо уродуют  его и  никогда не показываю!  истинную  его  натуру.
Џо-моему,  единственный человек, кому удалось  верно  изобразить Џаганини,--
это глухой живописец по фамилии ‹изер: в своей проницательной одержимости он
несколькими карандашными штрихами  так  метко  схватил  облик  Џаганини, что
правдивость рисунка и смешит, и  пугает. "Њоей рукой  водил  сам  дьЯвол",--
сказал мне глухой живописец, загадочно хихикаЯ и качаЯ головой с добродушным
лукавством, которым сопровождал свое гениальное шутовство. ќтот живописец во
всем был чудак; невзираЯ на  глухоту, он восторженно любил  музыку и,  когда
находилсЯ поблизости  от  оркестра, умел будто  бы читать  музыку  на  лицах
музыкантов  и  судить по  движению  их пальцев  о большей или  меньшей удаче
исполнениЯ;  недаром  он  писал критические  заметки  об  опере в  почтенной
гамбургской газете. ‘обственно, чему тут дивитьсЯ?
     ‚ зримом рисунке игры немой живописец видел звуки.  ‚едь существуют  же
люди, видЯщие в звуках  лишь незримые знаки, в которых  они слышат краски  и
образы.
     -- ‚ы принадлежите к таким людЯм! -- воскликнула ЊариЯ.
     -- Љак жаль, что у менЯ больше  нет лизеровского наброска: он, пожалуй,
дал бы вам некоторое представление  о  наружности  Џаганини.  ’олько беглыми
Яркими черными штрихами мог быть схвачен его легендарный лик,  более близкий
отдающему серой царству теней, нежели солнечному миру живых. "Џраво  же, сам
дьЯвол води.1! моей рукой",--уверЯл менЯ  глухой живописец,  когда мы  с ним
стоЯли  перед Ђльстерским павильоном  в  ѓамбурге,  где  Џаганини давал свой
первый концерт.
     "„а, мой друг,--продолжал ‹изер,--народ не  выдумывает, говорЯ,  что он
цредалсЯ дьЯволу, дабы стать лучшим на свете скрипачом и загребать миллионы,
а главное,  чтобы вырватьсЯ  с постылой галеры, где он  томилсЯ долгие годы.
Ѓудучи капельмейстером в ‹укке, он влюбилсЯ в театральную  диву, приревновал
ее  к  плюгавому  аббату, вероЯтно, в самом деле  был  рогоносцем, как истый
итальЯнец  заколол неверную возлюбленную, попал  в ѓенуе на галеры и в конце
концов продалсЯ дьЯволу, чтобы освободитьсЯ, стать лучшим в мире скрипачом и
нынче вечером обложить каждого из нас контрибуцией в два талера.
     Ћднако  взглЯните! ‘ нами крестнаЯ сила!  ‚зглЯните, по аллее шагает он
сам со своим двусмысленным приспешником!"
     €  правда,  вскоре Я  воочию  увидел Џаганини.  Ќа нем был  темно-серый
сюртук,  доходивший  ему  до  пЯт, отчего он  казалсЯ очень  высокого росга.
„линные черные волосы спутанными прЯдЯми  падали на плечи и как бы обрамлЯли
его  мертвенно  бледное  лицо,  в  которое  горе,  гений и  ад врезали  свою
неизгладимую    печать.    ђЯдом     с     ним    пританцовывал    низенький
вульгарно-щеголеватый, по  виду  безобидный  человечек; у него было  румЯное
морщинистое   лицо,  он  был  в  светло-сером  сюртучке   с   металлическими
пуговицами; до приторности ласково  кланЯлсЯ он на все стороны, не забываЯ с
пугливой робостью поглЯдывать вверх, на мрачную  фигуру,  хмуро  и задумчиво
шагавшую  рЯдом.  Љазалось, это  картина ђетцша, на которой ”ауст с ‚агнером
прохаживаютсЯ перед воротами ‹ейпцига. ѓлухой  живописец на свой озорной лад
характеризовал  обе  фигуры,  обращаЯ  особое мое  внимание на  размеренный,
широкий шаг Џаганини.
     "‚едь  правда  гак  л кажетсЯ,  будто у него по  сей  день между ногами
железный брус? Ћн раз и навсегда усвоил  такую  походку. Џосмотрите также, с
какой  презрительной ухмылкой  он поглЯдывает вниз, на своего спутника, едва
тот начинает приставать к нему с тривиальными во-
     просами;   однако   разлучитьсЯ  им  никак  нельзЯ,  ибо  их  свЯзывает
скрепленный  кровью договор  и спутник  этот не  кто  иной, как сам  дьЯвол.
Џравда, несведущий народ полагает, будто он  сочинитель комедий и  анекдотов
ѓаррис из ѓанновера и Џаганини взЯл его с собой ведать
     в  концертах  денежными  делами.  Ќо  народу  неизвестно,  что   дьЯвол
заимствовал  у   господина   ѓеорга  ѓарриса  только  внешнюю  оболочку,   а
злосчастнаЯ душа этого несчастливца заперта  в сундук в  ѓанновере вместе  с
прочим хламом и будет сидеть там, доколе дьЯвол не вернет ей
     телесную оболочку,  и,  может статьсЯ,  она  будет сопровождать  своего
повелителЯ Џаганини в  более почтенном  образе,  а именно  в образе  черного
пуделЯ".
     “же  и среди белого  днЯ под  зеленой  листвой гамбургского ћпгфершшига
Џаганини представилсЯ мне достаточно  странной,  фантастической фигурой,  но
вечером
     в  концерте его пугающий,  причудливый  облик  совершенно поразил менЯ.
Њестом действиЯ был ѓамбургский театр комедии, а любители искусств собрались
заранее,  и  в таком количестве,  что Я  еле-еле отвоевал местечко  у самого
оркестра; хотЯ и был почтовый день, тем не менее
     Я  увидел в  ложах первого Яруса  весь просвещенный торговый мир, целый
Ћлимп банкиров и  прочих  миллионеров,  богов  кофе  и  сахара, рЯдом  с  их
толстыми супругами-богинЯми  ћнонами с  ‚андрама и Ђфродитами с „реквалЯ. €,
надо сказать, в зале стоЯла благоговейнаЯ
     тишина.  ‚се  взоры  были  обращены  на  сцену.  ‚се  уши приготовились
слушать. Њой  сосед, старый  меховщик,  вынул  из ушей  грЯзную  вату, чтобы
получше впитать драгоценные звуки стоимостью два талера за билет. Ќаконец на
сцене поЯвилась  темнаЯ фигура,  словно  вышедшаЯ  из  преисподней.  ќто был
Џаганини в парадном черном одеЯнии, в черном фраке, черном жилете ужасающего
покроЯ, какой, вероЯтно, предписывалсЯ адским этикетом при дворе Џрозерпины.
—ерные  панталоны робко  лепились  вокруг  его костлЯвых ног.  „линные  руки
казались еще длиннее, когда,  держа в одной руке скрипку, а в другой смычок,
он  опускал их  чуть  не до полу,  отвешиваЯ публике  невообразимые поклоны.
Љогда тело  его  сгибалось  под углом, в нем чувствовалось  что-то до  ужаса
деревЯнное и вместе с  тем бессмысленно-звериное. Љазалось, нам бы следовало
покатыватьсЯ со  смеху при виде его  поклонов, но лицо, еще более  мертвенно
бледное при резком свете рампы,  было таким молЯщим, таким нелепо униженным,
что  жесгокаЯ жалость  подавлЯла в нас  поползновение  к смеху.  “  кого  он
заимствовал  эти расшаркиваниЯ  --  у автомага ли  или у  пса?  —то  в  этом
умолЯющем взглЯде -- смертнаЯ ли мука или за  ним гнездитсЯ издевка лукавого
скрЯги?  †ивой ли, чуЯ смерть, хочет позабавить публику своими  содроганиЯми
на арене,  как умирающий  гладиатор? €ли  же  мертвец, вышедший  из  могилы,
вампир со  скрипкой хочет  высосать  у нас  если не кровь  из сердца, то, во
всЯком с