ной и премьером скоро  очутились бы  на
подмостках, именуемых  крепостью; была бы учреждена  следственнаЯ  комиссиЯ,
все  опасные  длЯ  государства трели  и  революционные  колоратуры  были  бы
занесены  в  протокол, было бы арестовано множество арлекинов,  замешанных в
дальнейших  ответвлениЯх  преступного заговора,  а  с  ними  вместе  также и
’артальЯ, Ѓригелла  и  даже  старый осторожный Џанталоне;  бумаги доктора из
Ѓолоньи   были  бы  опечатаны,  сам  он  был  бы  оставлен   под  сильнейшим
подозрением,  а  у  Љоломбины  глаза распухли  бы от слез по  поводу  такого
семейного  несчастьЯ. Ќо Я думаю, подобное несчастье не разразитсЯ над этими
добрыми людьми, так как итальЯнские демагоги хитрее  бедных немцев, которые,
затеЯв то же самое, замаскировались черными дураками, надели черные дурацкие
колпаки,  но  вид  имели  столь  унылый, столь  обращали на  себЯ  внимание,
становились  в столь грозные  позы и,  совершаЯ свои основательные  дурацкие
прыжки, называемые ими гимнастическими упражнениЯми, корчили столь серьезные
физиономии, что правительства наконец заметили их и принуждены были упрЯтать
их в тюрьмы.
     199
        ѓ‹Ђ‚Ђ XX
     ЊаленькаЯ арфистка уловила, вероЯтно,  что Я, пока она пела  и  играла,
часто  посматривал на розу, приколотую  к ее  груди,  и, когда  Я  бросил на
оловЯнную тарелку, в которую она собирала свой гонорар, монету не слишком уж
мелкую, она  хитро улыбнулась и таинственно спросила, не желаю ли Я получить
розу.
     Ќо ведь Я -- самый вежливый человек на свете, и ни за что на свете Я не
хотел  бы обидеть  розу, будь  то даже  роза,  потерЯвшаЯ  уже  часть своего
аромата. …сли даже,  думал Я, она уже не так  благоухающе  свежа и не пахнет
добродетелью, как роза ‘арона, какое мне до  этого дело,  мне, у  которого к
тому  же отчаЯнный насморк! ‚едь одни только люди принимают это так близко к
сердцу. Њотылек  же  не  спрашивает  у цветка:  целовал  ли тебЯ  кто-нибудь
другой? € цветок не спрашивает: порхал ли ты около другого цветка? Љ тому же
наступила ночь, а ночью, подумал Я, все цветы серы, и  самаЯ грешнаЯ роза не
хуже  самой добродетельной петрушки. ‘ловом, без  долгих колебаний, Я сказал
маленькой арфистке: "Si, signora"<sup>l</sup>.
     ’олько не подумай  ничего дурного, любезный читатель. ‚  то  времЯ  уже
стемнело, звезды смотрели мне в сердце так Ясно и  благочестиво. ‚ самом  же
сердце трепетало  воспоминание  о мертвой Њарии. џ  думал  опЯть о той ночи,
когда стоЯл у постели, где лежало  прекрасное бледное тело с кроткими тихими
губами.  џ  думал опЯть о  том особенном  взглЯде, который  бросила  на менЯ
старуха,  сторожившаЯ  у гроба  и  передавшаЯ мне на  несколько  часов  свои
обЯзанности. џ  думал  опЯть  о ночной  фиалке: она стоЯла в вазе на столе и
благоухала так  странно. € мною  опЯть овладело странное сомнение: правда ли
то был порыв ветра и от  него  погасла  лампа? Џравда ли, в комнате  не было
никого третьего?
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXI
     ‘коро Я лег в постель, заснул и утонул в нелепых сновидениЯх. Ђ именно,
Я увидел себЯ  во  сне  как бы  возвратившимсЯ на  несколько  часов назад; Я
только что приехал в ’риент; Я поражалсЯ так же, как тогда, даже
     __________________
     1 „а, синьора (ит.).
     200
     больше прежнего, ибо по улицам вместо людей прогуливались цветы.
     .Ѓродили  пылающие  гвоздики,   сладострастно  обмахивавшиесЯ  веерами,
кокетливые      бальзамины,      гиацинты      с      красивыми      пустыми
головками-колокольчиками, а за ними  -- толпа  усатых нарциссов и  неуклюжих
рыцарских шпор. Ќа углу  ссорились  две маргаритки. €з  окошка старого  дома
болезненной внешности  выглЯдывал левкой, весь в  крапинках, разукрашенный с
нелепою пестротою, а позади  него раздавалсЯ мило благоухающий голос фиалки.
Ќа  балконе большого палаццо на  рыночной площади собралось все  дворЯнство,
всЯ  знать,  а именно  -- те лилии, которые не работают,  не прЯдут и все же
мнЯт  себЯ столь же великолепными, как  царь ‘оломон  во  всей  славе своей.
Џоказалось  мне, что  Я увидел там и толстую торговку  фруктами; но когда  Я
присмотрелсЯ  внимательно, то  она оказалась  зазимовавшим  лютиком, который
тотчас же накинулсЯ  на  менЯ на  берлинском наречии: "—то вам здесь  нужно,
незрелый вы  цветок,  кислый  вы  огурец?  ќтакий  заурЯдный  цветок с одной
тычинкой! ‚от  сейчас Я вас полью!" ‚  страхе  Я поспешил в собор  и чуть не
наскочил  на  старую   прихрамывающую   мать-и-мачеху,   за   которой  несла
молитвенник маргаритка. ‚ соборе  было  опЯть-таки  очень приЯтно:  длинными
рЯдами  там  сидели  разноцветные  тюльпаны  и  набожно  клонили  головы.  ‚
исповедальне сидела чернаЯ редька, а перед нею стоЯл на коленЯх цветок, лица
которого  не  было  видно. Ќо  он благоухал так знакомо  жутко,  что Я опЯть
почему-то вспомнил о ночной фиалке,  стоЯвшей в комнате,  где лежала мертваЯ
ЊариЯ.
     Љогда  Я вышел  из  собора,  мне  повстречалась  похороннаЯ  процессиЯ,
исключительно из роз в черных вуалЯх, с белыми платочками, а на катафалке --
увы! -- лежала преждевременно  распустившаЯсЯ роза, которую впервые Я увидел
на груди  у  маленькой  арфистки.  ’еперь  она  была еще привлекательнее, но
бледна как  мел, --  белый  труп  розы.  “  маленькой  часовни  гроб  снЯли,
послышались плач и рыданиЯ; под конец вышел старый полевой мак и стал читать
длинную отходную  проповедь, в  которой было много  болтовни о  добродетелЯх
покойной, о земной  юдоли, о лучшем мире, о любви, надежде и вере,  все  это
протЯжно-певуче, в  нос, -- водЯнистаЯ речь, такаЯ длиннаЯ и  скучнаЯ, что Я
от нее проснулсЯ.
     201
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXII
     Њой веттурино запрЯг своих коней раньше, нежели ѓелиос, так что к обеду
мы достигли  Ђлы.  ‡десь  веттурино задерживаютсЯ  обыкновенно  на несколько
часов, чтобы переменить экипаж.
     Ђла  уже  чисто  итальЯнский городишко. ђасположен он  живописно --  на
склоне горы;  мимо  с шумом бежит река, веселые зеленые лозы  обвивают тут и
там покосившиесЯ,  натыкающиесЯ друг на друга,  залатанные нищенские дворцы.
Ќа углу  косой  площади,  размером  с птичий двор,  написано величественными
громадными буквами: "Piazza  di San Marco"<sup>l</sup>.  Ќа каменном обломке
большого  старо  дворЯнского герба сидел маленький  мальчик  и  делал нужное
дело. џркое  солнце  освещало его простодушную  спину,  а в  руках он держал
бумажку  с  изображением свЯтого,  которую он перед  тем  с  жаром  целовал.
ЊаленькаЯ, прехорошенькаЯ девочка стоЯла  рЯдом, погруженнаЯ в созерцание, и
времЯ от времени дула, аккомпанируЯ ему, в деревЯнную детскую трубу.
     ѓостиница, где Я  остановилсЯ  и обедал, тоже была в чисто  итальЯнском
вкусе. Ќаверху,  во втором  этаже,-- открытаЯ терраса  с видом на  двор, где
валЯлись разбитые экипажи и томные кучи навоза, разгуливали индюки с дурацки
красными зобами  и  спесивые  павлины, а  с полдюжины  оборванных  загорелых
мальчишек искали в головах друг у друга по белль-ланкастерской методе. —ерез
террасу с поломанными железными перилами попадаешь в большую гулкую комнату.
‡десь мраморный пол, посредине широкаЯ кровать, где блохи празднуют свадьбу;
всюду невероЯтнаЯ грЯзь. •озЯин прыгал около менЯ,  стараЯсь предугадать мои
желаниЯ. Ћн  был в  Ярко-зеленой  домашней  куртке;  лицо, все  в  морщинах,
отличалось  подвижностью;  на нем  торчал длинный  горбатый нос  с волосатой
красной бородавкой,  сидевшей посредине, точь-в-точь как обезьЯна в  красной
куртке  на спине верблюда. •озЯин прыгал взад и вперед, и, казалось, краснаЯ
обезьЯнка на его носу тоже прыгает вместе с ним. Ќо прошел целый час, прежде
чем  он принес хоть что-нибудь; а когда Я выбранилсЯ,  он стал уверЯть менЯ,
что Я уже очень хорошо говорю по-итальЯнски.
     ________________________
     1 Џлощадь ‘в. Њарка (ит.).
     202
     џ  принужден был  долгое  времЯ  довольствоватьсЯ  приЯтнейшим  запахом
жаркого, доносившимсЯ  из  кухни без дверей. ’ам сидели  рЯдом мать  и дочь,
пели  и ощипывали  кур. Њать была  отменно толста:  груди  в пышном изобилии
высоко вздымались кверху, но все же были невелики в сравнении с колоссальною
заднею  частью,  так что первые казались лишь "€нституциЯми", а последнЯЯ --
их  расширенным  изданием  --  "Џандектами".  „очь,  не  очень  высокаЯ,  но
солидного сложениЯ особа, тоже как будто была склонна к полноте; но цветущий
жир ее ни в коем случае не сравним был со старым салом матери. —ерты ее лица
не отличались  ни приЯтностью,  ни  привлекательностью  молодости,  но  были
вполне  соразмерны,  благородны, античны;  локоны и  глаза  жгуче-черные.  “
матери,  наоборот, были  плоские, тупые черты, розовый нос,  голубые--глаза,
похожие на  вываренные в  молоке  фиалки,  и напудренные до лилейной белизны
волосы.  ‚ремЯ   от   времени   прибегал   вприпрыжку  хозЯин,   il   signor
padre<sup>1</sup>, и требовал  что-нибудь из посуды,  спрашивал ту  или иную
вещь,  на что ему  спокойно,  речитативом, отвечали,  чтобы он сам  поискал.
’огда  он, щелкнув  Языком,  начинал  рытьсЯ  в шкафах, пробовал  содержимое
кипЯщих  горшков, обжигалсЯ  и убегал  вприпрыжку, а с ним его нос-верблюд и
краснаЯ  обезьЯнка.  €м вдогонку  неслись самые веселые  трели,  знак нежной
насмешки и семейного подтруниваниЯ.
     Ќо  эти  мирные,  почти  идиллические  занЯтиЯ прерваны  были  внезапно
разразившейсЯ   грозой:  ворвалсЯ  дюжий   парень  с  бешеной   разбойничьей
физиономией и  прокричал  что-то, чего Я не понЯл. Ћбе женщины  отрицательно
покачали головами; тогда  он  впал в безумную Ярость и стал изрыгать огонь и
пламЯ,  точно   маленький  рассердившийсЯ  ‚езувий.  •озЯйка,   по-видимому,
испугалась и пробормотала несколько успокоительных  слов, которые произвели,
однако,  совершенно  обратное  действие;  окончательно  взбесившись,  парень
схватил железную  лопату, разбил  несколько несчастных  тарелок и  бутылок и
поколотил бы,  наверно, бедную женщину,  если бы  дочь  не  схватила длинный
кухонный нож и не пригрозила зарезать его, коли он сейчас же не уберетсЯ.
     ќто было прекрасное зрелище: девушка стоЯла блед-
     <sup>_______________________</sup>
     1 ‘иньор отец (ит.).
     203
     но-желтаЯ и окаменевшаЯ от гнева, как мраморнаЯ статуЯ; губы также были
бледны,  глубокие глаза горели  убийственно, голубаЯ  жила вздулась  поперек
лба,  черные  локоны  извивались, как  змеи, в руках  ее  -- кровавый нож. џ
затрепетал от  восторга,  узрев перед  собой живой  образ Њедеи, столь часто
грезившийсЯ  мне в  ночи  моей юности,  когда  Я засыпал  у  нежного  сердца
Њельпомены, сумрачно-прекрасной богини.
     ‚о  времЯ этой  сцены  il signor  padre ни на  секунду  не потерЯлсЯ; с
деловитым  спокойствием   он  собрал  осколки  с  пола,  отложил  в  сторону
оставшиесЯ  в  живых тарелки и  потом принес мне: суп с пармезаном,  жаркое,
жесткое  и твердое,  как  немецкаЯ  верность,  раков, красных,  как  любовь,
зеленый, как надежда, шпинат с Яйцами, а  на десерт тушеный лук, вызвавший у
менЯ слезы умилениЯ. "‚се это пустЯки, такаЯ уж манера у Џьетро", -- заметил
он,  когда Я с удивлением  указал в сторону  кухни;  и действительно,  когда
зачинщик  ссоры  удалилсЯ, казалось,  будто ничего и  не  произошло: мать  с
дочерью опЯть сидели так же спокойно, пели и щипали кур.
     ‘чет  убедил менЯ  в  том,  что signor  padre  тоже  смыслит  кое-что в
ощипывании, и когда Я, уплатив  по счету, дал ему еще  и на водку, он чихнул
от удовольствиЯ так сильно, что  обезьЯнка  чуть-чуть не свалилась со своего
места.  ‡атем Я  дружески кивнул в направлении  кухни, последовал  дружеский
ответный кивок, и вскоре Я вновь сидел в другом экипаже, быстро катилсЯ вниз
по  ‹омбардской равнине и к вечеру достиг  древнего, всемирно прославленного
города ‚ероны.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXIII
     ЏестраЯ  сила новых  впечатлений окружала менЯ в ’риенте  обаЯнием лишь
сумеречным и смутным, подобно сказочному трепету;  в  ‚ероне же она охватила
менЯ словно лихорадочным сном, полным Ярких красок,  резко очерченных  форм,
призрачных  трубных  звуков  и  отдаленного   гула  оружиЯ.  ’ут  попадались
обветшалые дворцы, глЯдевшие на менЯ так пристально, словно  хотели доверить
мне  какую-то  старинную  тайну,  словно  они  робели  днем   перед  напором
человеческого потока  и  просили  менЯ  вернутьсЯ к  ним  ночью. € все-таки,
несмотрЯ
     204
     на шум толпы  и  на неистовое солнце, лившее свои красные лучи, не одна
стараЯ  потемневшаЯ  башнЯ успела бросить  мне  несколько  многозначительных
слов;  кое-где подслушал  Я и  шепот  разбитых колонн, а  когда Я всходил по
невысокой лестнице, ведущей на Piazza de'Signori<sup>1</sup>, камни поведали
мне   ужасную,  кровавую  историю,  и   Я  прочитал  на  углу  слова:  Scala
Mazzanti<sup>2</sup>.
     ‚ерона,  древний, всемирно прославленный  город, расположенный по обоим
берегам ќча, служил всегда как бы первой стоЯнкой на пути германских кочевых
народов, покидавших свои холодные северные леса и  переходивших Ђльпы, чтобы
насладитьсЯ золотым  солнечным  сиЯнием  прелестной  €талии.  Ћдни  тЯнулись
дальше,   к  югу,   другие  находили  и  это  место  достаточно  приЯтным  и
располагались здесь с уютом,  как на  родине,  облекаЯсь в шелковые домашние
одеЯниЯ  и  мирно  проводЯ  времЯ  среди  цветов  и  кипарисов,  пока  новые
пришельцы,  еще не  успевшие снЯть с  себЯ стальных одеЯний,  не ЯвлЯлись  с
севера  и  не  вытеснЯли их;  эта  историЯ  часто повторЯлась и  получила  у
историков название переселениЯ народов. ’еперь, когда бродишь по ‚ероне и ее
окрестностЯм, всюду находишь причудливые следы той эпохи, так же как и следы
более  раннего  и  более позднего времени.  ЏамЯть о римлЯнах  воскрешают  в
особенности амфитеатр и триумфальные  ворота;  о ’еодорихе-„итрихе Ѓернском,
которого  еще  поют  и славЯт  в своих легендах немцы, напоминают  сказочные
развалины    нескольких   византийских    доготических   зданий;    какие-то
фантастически  дикие обломки напоминают  о  короле  Ђльбоине и его  свирепых
лангобардах; овеЯнные легендами памЯтники говорЯт о Љарле  ‚еликом, паладины
которого  изваЯны у дверей  собора  с  той франкской  грубостью,  какаЯ  их,
несомненно, отличала  в  жизни,--  и  когда  глЯдишь  на все  это,  начинает
казатьсЯ, что весь город -- большой постоЯлый двор народов; и как посетители
гостиницы имеют обыкновение писать свои имена на стенах и окнах, так и здесь
каждый народ оставил следы своего пребываниЯ,  часто, правда,  в  не слишком
удобочитаемой  форме, ибо  многие  немецкие  племена не умели  еще писать  и
должны были довольствоватьсЯ тем,
     _______________________
     1 Џлощадь ѓоспод (ит.).
     2 ‹естница “битых (ит.).
     205
     что  разрушали что-нибудь  на  памЯть  о себе; этого, чем, было  вполне
достаточно, так как  развалины  говорЯт Яснее  затейливых письмен.  ‚арвары,
вступившие ныне в старую  гостиницу, не замедлЯт оставить такие же памЯтники
своего  милого  пребываниЯ, ибо им  недостает  скульпторов  и  поэтов, чтобы
удержатьсЯ в памЯти человечества при помощи более мЯгких приемов.
     џ пробыл в ‚ероне только  один день, непрестанно  удивлЯЯсь никогда  не
виданному, вглЯдываЯсь то в старинные зданиЯ, то в людей, кишевших среди них
с таинственной  стремительностью, то, наконец, в  божественно голубое  небо,
заключавшее  все это как бы  в драгоценную раму и создававшее из всего целую
картину. ‘транное,  однако,  чувство, когда сам составлЯешь частицу картины,
которую сейчас рассматривал, когда  тебе  времЯ от времени улыбаютсЯ на этой
картине фигуры,  особенно женские, что  испытал  Я с приЯтностью  на  Piazza
delle  Erbe<sup>1</sup>. ќто и  есть  Ћвощной  рынок,  а на нем --  изобилие
причудливейших обликов, женщины  и  девушки,  томные  и  большеглазые, милые
приветливые тела,  обольстительно желтые,  наивно грЯзные,  созданные скорее
длЯ ночи,  чем длЯ днЯ. Ѓелые  или черные покрывала, которые носЯт на голове
горожанки, так хитро  перекинуты были через  грудь, что больше  подчеркивали
красоту форм, нежели скрывали их. ‘лужанки  носЯт  шиньоны, приколотые одною
или  несколькими  золотыми  стрелами или  иной  раз  серебрЯной  булавкой  с
наконечником  в форме желудЯ. Ќа крестьЯнках по большей части были маленькие
тарелкообразные соломенные шлЯпки с кокетливыми цветами, прикрывавшие голову
только  с одного боку. Њужской нарЯд меньше  отличаетсЯ от нашего,  и только
громадные  черные бакенбарды, пышно распускавшиесЯ над галстуком,  бросились
мне в глаза, и здесь Я впервые обратил внимание на эту моду.
     Ќо если пристально вглЯдишьсЯ в этих людей, мужчин и женщин, то в лицах
и  во всем существе их  откроешь следы  цивилизации, котораЯ  отличаетсЯ  от
нашей  тем,  что она  ведет  начало  не от  средневекового  варварства, а от
римской  эпохи,  причем  она  никогда не  была  вполне  искоренена  и только
видоизменЯлась сообразно с характером разных хозЯев страны. –ивилиза-
     _________________
     1 Џлощади ’рав (ит.).
     206
     циЯ этих  людей не  отмечена такой бьющей в  глаза свежестью полировки,
как у нас, где дубовые стволы только вчера обтесаны и все пахнет еще  лаком.
ЉажетсЯ, что эта человеческаЯ толпа на Piazza delle Erbe на протЯжении веков
постепенно менЯла только одежду и обороты речи, нравы же и самый дух ее мало
изменились. ‡даниЯ, окружающие эту площадь, по-видимому, не могли так  легко
угнатьсЯ за временем;  от этого, однако, вид их не менее привлекателен, и он
удивительно    трогает   душу.   ‡десь   расположены   высокие    дворцы   в
венецианско-ломбардском   стиле,   с  бесчисленными  балконами  и   веселыми
фресками;  посредине возвышаетсЯ  единственный памЯтник -- колонна, рЯдом  с
ней фонтан и каменнаЯ статуЯ свЯтой; виднеетсЯ затейливо расписанный красной
и  белой  краской Џодеста,  гордо высЯщийсЯ за величественными  стрельчатыми
воротами   там   замечаешь   опЯть   старую   четырехугольную  колокольню  с
полуразрушенным циферблатом и  часовою стрелкою, так что похоже на то, будто
времЯ  само  решило  покончить с собою,  --  над  всею  площадью веет то  же
романтическое  очарование,  которое  так радостно сквозит  в  фантастических
творениЯх ‹юдовико Ђриосто или ‹юдовико ’ика.
     Ѓлиз площади находитсЯ дом,  который  считают дворцом Љапулетти, потому
что над внутренним двором  его высечена из  камнЯ шлЯпа.  ’еперь это грЯзный
кабак  длЯ извозчиков  и  кучеров,  и в качестве трактирной вывески  над ним
висит  краснаЯ  жестЯнаЯ шлЯпа,  всЯ  продырЯвленнаЯ.  ‚  церкви  неподалеку
показывают и  часовню, где,  согласно преданию,  помолвлена  была несчастнаЯ
влюбленнаЯ  пара. Џоэт любит посещать такие  места, хотЯ бы он сам и смеЯлсЯ
над легковерием  своего сердца. џ застал  в  этой часовне одинокую  женщину,
жалкое, поблекшее существо; после долгих коленопреклонений  и молитв  она со
вздохом встала, удивленно посмотрела на менЯ безмолвным болезненным взглЯдом
и, наконец, вышла, шатаЯсь, словно у нее были переломаны кости.
     Ќевдалеке от Piazza delle Erbe находЯтсЯ и гробницы ‘калигеров. Ћни так
же поразительно  великолепны, как  и  сам этот гордый  род, и жаль,  что они
расположены  в  тесном углу, где  должны как бы жатьсЯ друг к  другу,  чтобы
занЯть  как  можно меньшее  пространство,  и где  даже  длЯ  наблюдателЯ  не
остаетсЯ места, чтобы рассмотреть их как  следует. Џохоже на то, будто здесь
символи-
     207
     чески представлена историческаЯ участь этого рода; он занимает столь же
малый уголок  в  общеитальЯнской  истории, но этот уголок  заполнен  блеском
подвигов,  величием  чувств и высокомерной пышностью. ‚ своих памЯтниках они
такие же,  как  в  истории, -- гордые, железные  рыцари на железных конЯх, и
всех величественнее Љангранде -- дЯдЯ -- и Њастино -- племЯнник.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXIV
     Ћ  веронском  амфитеатре  говорили   многие;  там  довольно  места  длЯ
размышлений, и нет таких размышлений, которые не вместились  бы в круг этого
знаменитого сооружениЯ. ‚ыстроено оно именно в  том строго деловитом  стиле,
красота  которого  определЯетсЯ  совершенной  прочностью,  и,  подобно  всем
общественным римским  зданиЯм, свидетельствует о духе, ЯвлЯющем не что иное,
как   дух   самого   ђима.   Ђ   ђим?   ЌайдетсЯ   ли    человек   настолько
невежественно-здоровый, чтобы  сердце  его  не затрепетало  втайне при  этом
имени  и  чтобы ум  его  не  испытал  обычного в таком случае  традиционного
потрЯсениЯ? —то касаетсЯ менЯ, то, признаюсь, Я почувствовал больше тревоги,
чем радости, при мысли, что скоро буду бродить по земле древнего ђима. "‚едь
древний ђим теперь мертв, -- успокаивал  Я  мою  трепетную  душу, -- и  тебе
выпала отраднаЯ участь  обозревать, не подвергаЯсь опасности, его прекрасные
останки". Ќо вслед за тем опЯть возникали во мне фальстафовские страхи: что,
если он не совсем  еще мертв, а только  притворЯетсЯ и  восстанет  вновь, --
ведь это было бы ужасно!
     Љогда Я посетил амфитеатр, там разыгрывали комедию: посредине арены, на
маленькой деревЯнной эстраде, ставили итальЯнский фарс, и зрители сидели под
открытым небом,  частью  на  низеньких стульЯх,  частью на высоких  каменных
скамьЯх  старого амфитеатра. ‘идел здесь и Я и смотрел  на  шуточные схватки
Ѓригеллы  и  ’артальи  на  том  самом месте,  где сидели  когда-то  римлЯне,
созерцаЯ  своих  гладиаторов  и травлю зверей. Ќебо  надо мною,  эта голубаЯ
хрустальнаЯ  чаша,  было  то  же,  что  и  над  ними. Џонемногу  смеркалось,
загорались  звезды, ’руффальдино смеЯлсЯ, ‘меральдина  сокрушалась,  наконец
ЯвилсЯ  Џанталоне и  соединил  их руки.  Џублика зааплодировала  и в  полном
восторге разо-
     208
     шлась. ‚сЯ игра не  стоила ни  одной капли крови. Ќо это и была  только
игра.  Ђ  римские   игры  не   были  играми.   ’е  люди   никак   не   могли
удовольствоватьсЯ одной только видимостью, им длЯ  этого недоставало детской
душевной Ясности,  а та серьезность,  котораЯ им  была свойственна, в  своем
чистейшем и самом кровавом виде проЯвлЯлась в их играх. Ћни не были великими
людьми, но  благодарЯ своему положению были выше  других земных существ, ибо
им опорой служил ђим. ‘тоило им сойти  с семи холмов, и  они  превращались в
мелкоту. Ћтсюда и та мелкость, с которой мы сталкиваемсЯ в их частной жизни.
ѓеркуланум  и  ЏомпеЯ,  эти  палимпсесты  природы, где теперь  из-под  земли
выкапывают  старые каменные тексты,  ЯвлЯют глазам путешественников  частную
жизнь  римлЯн, протекавшую в маленьких  домиках с  крохотными  комнатушками,
которые  составлЯют  такой  резкий контраст с  колоссальными постройками как
выражением  общественной  жизни,   с   театрами,  водопроводами,  колодцами,
дорогами, мостами, развалины которых  и до сих пор  вызывают изумление. Ќо в
том-то все и дело: подобно тому как греки велики идеей искусства,  евреи  --
идеей единого всесвЯтого  бога, так  римлЯне велики  идеей их  вечного ђима,
велики повсюду, где  они,  воодушевленные  этой идеей, сражались,  писали  и
строили.  —ем  более  разрасталсЯ  ђим,  тем  более  расширЯлась  эта  идеЯ,
отдельные  единицы  терЯлись  в  ней, великие  люди,  еще  возвышающиесЯ над
другими, держатсЯ только ею, и ничтожество малых становитсЯ благодарЯ ей еще
заметнее.  Џотому-то  римлЯне  были  одновременно  героЯми  и в то  же времЯ
величайшими сатириками,  героЯми -- когда  они действовали, думаЯ о ђиме,  и
сатириками -- когда они думали о ђиме,  осуждаЯ  действиЯ соотечественников.
„аже и крупнейшаЯ  личность  должна  была казатьсЯ  ничтожной, когда  к  ней
применЯлась идеЯ такого необъЯтного масштаба, как  идеЯ  ђима, и становилась
жертвой сатиры. ’ацит -- самый жестокий  мастер сатиры именно потому, что он
глубже других чувствовал величие ђима и ничтожество людей. Ћн чувствует себЯ
в своей стихии всЯкий  раз,  когда может сообщить, что передавали на  форуме
злые Языки  о какой-нибудь  низости императора;  он  злобно счастлив,  когда
может  рассказать о скандале с каким-нибудь сенатором, например, о неудачной
лести.
     209
     џ  долго  еще  разгуливал по верхним скамьЯм  амфитеатра, погруженный в
мысли о  прошлом.  ’ак  как  все  зданиЯ  наиболее  Ясно при  вечернем свете
проЯвлЯют  свойства  живущего  в них духа, то и  эти стены рассказали мне на
своем отрывочном, лапидарном Языке<sup>1</sup> о вещах, исполненных глубокой
значительности, они поведали мне о муках древнего ђима, и мне казалось,  что
Я вижу,  как  бродЯт  эти белые  тени,  внизу  подо  мною, в  темном  цирке.
Љазалось,  Я вижу  ѓракхов  и  их  вдохновенные  глаза  мучеников.  "’иберий
‘емпроний, -- воскликнул Я,--Я  вместе  с  тобой подам мой голос за аграрный
закон!"  “видел  Я  и –езарЯ,  он  шел рука  об руку  с  Њарком  Ѓрутом. "‚ы
помирились?" -- вскричал  Я. "Њы  оба  считали  себЯ  правыми, --  засмеЯлсЯ
–езарь, -- Я не знал, что существует еще один римлЯнин, и считал себЯ вправе
упрЯтать ђим в карман, а так как сын мой Њарк оказалсЯ таким же  римлЯнином,
то  он счел себЯ вправе убить менЯ за это". Џозади их обоих скользил ’иберий
Ќерон, с расплывающимисЯ ногами и неопределенным выражением лица. ‚идел  Я и
женщин, бродивших  там,  и  среди  них  Ђгриппину, с этим  прекрасным лицом,
властолюбивым и  вызывающим странное сострадание, как лицо древней мраморной
статуи,  в чертах которой словно  окаменела  скорбь. "Љого  ищешь  ты,  дочь
ѓерманика?" “же  Я  слышал  ее  жалобы  --  но вдруг  раздалсЯ  глухой  звон
молитвенного колокола и отвратительный барабанный  бой вечерней зори. ѓордые
духи  ђима  исчезли,  и   Я   снова   очутилсЯ   в   христианско-австрийской
современности.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXV
     Љогда стемнеет, высший свет ‚ероны прогуливаетсЯ по площади  ‹а-Ѓра или
восседает там на маленьких стульчиках перед кофейнЯми, наслаждаЯсь шербетом,
вечерней  прохладой  и  музыкой.  ’ам  хорошо посидеть;  мечтательное сердце
убаюкиваетсЯ  сладостными  звуками и  само  звучит им  в  лад. Џорою,  когда
загремЯт  трубы, оно внезапно очнетсЯ от  упоительной дремоты и вторит всему
оркестру. ‘олнечнаЯ бодрость пронизывает душу,
     _________________________________________
     1  €гра  слов:  лЯпис  -- по-латьига  "камень"; лапидарный Язык -- Язык
камнЯ.
     210
     пышным цветом  распускаютсЯ  чувства и воспоминаниЯ, раскрываЯ глубокие
черные  глаза,  и поверх всего,  точно  облака,  проплывают  мысли,  гордые,
медлительные, вечные.
     џ бродил далеко  за полночь  по улицам ‚ероны,  постепенно  пустевшим и
удивительно   гулким.  Џри  свете  полумесЯца  обрисовывались  зданиЯ  с  их
статуЯми, и  мраморные  лики, бледные  и скорбные,  порой  бросали  на  менЯ
взглЯд.  џ торопливо  прошел  мимо гробниц  ‘калигеров: мне  показалось, что
Љангранде,  со свойственною  ему  по отношению  к  поэтам любезностью, хочет
сойти  с конЯ и сопровождать менЯ. "ЋставайсЯ, сиди,-- крикнул  Я ему,-- мне
не нужно тебЯ, мое сердце -- лучший чичероне, и оно повсюду рассказывает мне
об  историЯх, случившихсЯ в домах, рассказывает точно, во всех подробностЯх,
вплоть до имен и годов!"
     Љогда Я подошел к римской ’риумфальной арке, оттуда  выскользнул черный
монах,  и вдалеке раздалось ворчливое немецкое:  "Љто идет  ?" -- "‘вои", --
пропищал чей-то самодовольный дискант.
     Ќо какой женщине принадлежал  голос, так зловеще и  сладостно проникший
мне в душу, когда  Я поднималсЯ по Scala  Mazzanti? ‘ловно  песнЯ рвалась из
груди  умирающего соловьЯ, полнаЯ предсмертной  нежности и как бы  молЯщаЯ о
помощи; каменные дома  своим эхом повторили ее. Ќа  этом месте Ђнтонио делла
‘кала убил своего брата  Ѓартоломее, когда тот  шел  к  возлюбленной. ‘ердце
говорило мне,  что она все еще сидит  в своей  комнате, ждет возлюбленного и
поет,  лишь  бы  заглушить страшное предчувствие.  Ќо  вскоре песнЯ и  голос
показались  мне такими  знакомыми;  Я  уже  и прежде  слышал эти  бархатные,
страстные, истекающие кровью звуки; они охватили менЯ, словно нежные, полные
мольбы воспоминаниЯ.  "ѓлупое  сердце, -- сказал Я сам себе, --  разве ты не
знаешь песню  о больном мавританском короле, которую так часто пела покойнаЯ
ЊариЯ? Ђ самый голос -- разве ты забыл голос покойной Њарии?"
     ЏротЯжные звуки  преследовали менЯ по  всем улицам вплоть до  гостиницы
"Due Torre"<sup>1</sup>, вплоть до моей спальни,  вплоть до сновидений, -- и
Я опЯть увидел мою
     __________________
     1 "„ве башни" (ит.).
     211
     бесценную усопшую, увидел ее прекрасной и недвижной;  сторожившаЯ  гроб
старуха  опЯть  удалилась, искоса  бросив  загадочный  взглЯд; ночнаЯ фиалка
благоухала;  Я  опЯть поцеловал  милые уста,  и  дорогаЯ  покойница медленно
поднЯлась, чтобы возвратить мне поцелуй.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXVI
     ’ы знаешь край? –ветут лимоны в нем.
     ’ы  знаешь эту  песню?  ‚сЯ €талиЯ  изображена в ней, но  изображена  в
томЯщих тонах страсти. ‚ "€тальЯнском путешествии" ѓете  воспел ее несколько
подробнее, а ѓете пишет всегда, имеЯ оригинал  перед глазами, и можно вполне
положитьсЯ на  верность  контуров и красок.  Џотому-то Я и  нахожу  уместным
сослатьсЯ здесь,  раз и навсегда, на "€тальЯнское  путешествие" ѓете --  тем
более,  что  до ‚ероны  он ехал тем же  путем,  через  ’ироль.  џ уже прежде
говорил об этой книге, еще  не будучи знаком с  ее предметом,  и нахожу, что
мои  суждениЯ, основанные на  предчувствии, вполне  подтверждаютсЯ. ‚  книге
этой мы повсюду видим реальное понимание вещей  и спокойствие самой природы.
ѓете держит перед  нею зеркало,  или  -- лучше  сказать  -- он  сам  зеркало
природы. Џрирода пожелала узнать, как она выглЯдит, и создала ѓете. Ћн умеет
отражать даже мысли  ее, ее намерениЯ, и пылкому гетеанцу нельзЯ поставить в
упрек -- особенно в жаркие летние дни  -- то обстоЯтельство, что он, изумЯсь
тождеству  отражений и  оригиналов,  приписывает  зеркалу  творческую  силу,
способность  создавать такие же  оригиналы.  Ќекий господин ќккерман написал
как-то  книгу о ѓете, где совершенно серьезно уверЯет, что,  если бы господь
бог при сотворении мира  сказал ѓете: "„орогой ѓете, Я, слава богу, покончил
теперь со всем, кроме птиц и деревьев, и ты сделал бы мне большое одолжение,
если  бы согласилсЯ создать за менЯ эту мелочь", -- то ѓете,  не хуже самого
господа  бога,  сотворил  бы  этих  птиц  и  эти  деревьЯ,  в  духе  полного
соответствиЯ со всем мирозданием,  а  именно -- птиц создал бы пернатыми,  а
деревьЯ зелеными.
     212
     ‚ словах этих есть  правда, и Я  даже  держусь того  мнениЯ, что ѓете в
некоторых случаЯх лучше бы справилсЯ с  делом,  чем сам господь  бог, и что,
например,  он более правильно создал бы господина ќккермана -- сделал бы его
пернатым  и зеленым.  Џраво, природа  совершила  ошибку, не  украсив  голову
господина  ќккермана  зелеными  перьЯми,   и  ѓете  пыталсЯ  исправить  этот
недостаток, выписав  ему  из €ены докторскую  шлЯпу, которую собственноручно
надел ему на голову.
     Џосле  "€тальЯнского  путешествиЯ"  можно рекомендовать  "€талию"  г-жи
Њорган и  "Љоринну" г-жи ‘таль. Ќедостаток в таланте, который мог бы сделать
этих  дам  совсем  незаметными  рЯдом  с  ѓете,  они  возмещают мужественным
настроением,  которого  ѓете  недостает. ‚едь г-жа  Њорган  говорила  совсем
по-мужски, своими речами она вселЯла скорпионов в сердца наглых наемников, и
смелы и сладостны  были трели этого порхающего соловьЯ свободы. ’очно так же
г-жа ‘таль -- и это известно всЯкому -- была любезной  маркитанткой  в стане
либералов  и  смело  обходила рЯды  борцов  со  своим  бочонком  энтузиазма,
подкреплЯЯ усталых, и сражалась вместе с ними лучше, чем лучшие из них.
     —то касаетсЯ вообще описаний итальЯнских  путешествий, то ‚. Њюллер уже
довольно давно дал в "ѓермесе" их обозрение. —исло им -- легион. ‘реди более
ранних  немецких писателей  выделЯютсЯ в этой области по уму  и своеобразию:
Њориц,  Ђрхенгольц,  Ѓартельс,  славный  ‡ойме, Ђрндт,  Њейер,  Ѓенковитц  и
ђефуэс.  Ќовейшие мне менее известны, и  лишь  немногие из них доставили мне
удовольствие и  принесли  пользу. ‚ числе  таких  сочинений  Я  назову "ђим,
римлЯне  и  римлЯнки" безвременно  скончавшегосЯ  ‚.  Њюллера,-- ах!  он был
немецким поэтом! --затем "Џутешествие"  Љефалидеса,  несколько  сухое; далее
"–изальпинские  страницы"   ‹есмана,   несколько  водЯнистые,   и,  наконец,
"Џутешествие по €талии, начинаЯ  с 1822  года, ”ридриха ’ирша, ‹юдв.  орна,
ќдуарда ѓергардта и  ‹ео  фон Љленце". Џока вышла в свет только перваЯ часть
этой книги, содержащаЯ  преимущественно  записи моего  благородного дорогого
’ирша, гуманный дух которого сквозит в каждой строке.
     213
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXVII
     ’ы знаешь край? –ветут лимоны в нем
     € апельсин в листве горит огнем.
     ’ам с неба веет кроткий ветерок,
     ’их скорбный мирт и гордый лавр высок.
     ’ы знаешь край?
     ’уда с тобой •отела б Я теперь, любимый мой!
     Ќо не  езди туда в начале  августа, когда днем тебЯ жарит солнце, ночью
поедают блохи.  ’акже не  советую  тебе, любезный  читатель, отправлЯтьсЯ из
‚ероны в Њилан в почтовой карете.
     џ ехал в обществе шести бандитов в тЯжеловесной "кароцце", котораЯ была
так заботливо прикрыта со всех сторон от слишком густой пыли, что Я почти не
заметил  красот местности.  ’олько два  раза  по пути  до Ѓрешии  мой  сосед
приподнЯл кожаную  занавеску,  чтобы  сплюнуть.  ‚ первый  раз  Я не  увидел
ничего, кроме нескольких вспотевших елок, которые, казалось, сильно страдали
в своих зеленых зимних  одеЯниЯх от  томЯщей солнечной жары; в другой раз  Я
увидел кусочек дивно прозрачного голубого озера, в котором отражались солнце
и тощий  гренадер. ќтот последний,  австрийский  Ќарцисс, с детской радостью
дивилсЯ тому, как отражение в точности повторЯло его движениЯ, когда он брал
ружье на караул, на плечо или на прицел.
     Ћ  самой  Ѓрешии  Я  мало могу  сказать,  так как  воспользовалсЯ своим
пребыванием  в этом городе  лишь  длЯ хорошего "пранцо".  ЌельзЯ поставить в
упрек  бедному путешественнику, что он  стремитсЯ утолить  голод  физический
раньше духовного. Ќо все  же  у менЯ хватило добросовестности --  прежде чем
снова сесть в карету,  порасспросить  о  Ѓрешии у "камерьере"<sup>1</sup>  Я
узнал, между прочим, что в городе сорок тысЯч жителей, одна ратуша, двадцать
одна кофейнЯ,  двадцать  католических  церквей, один сумасшедший  дом,  одна
синагога, один зверинец, одна тюрьма, одна  больница, один столь же  хороший
театр и одна виселица длЯ воров, крадущих на сумму меньше ста тысЯч талеров.
     Ћколо  полуночи Я прибыл в  Њилан и остановилсЯ  у  господина ђейхмана,
немца, устроившего свою гости-
     _________________
     1 ‹акеЯ (ит.).
     214


     ницу на чисто  немецкий лад. ќто лучшаЯ гостиница в €талии, заЯвили мне
знакомые,  которых  Я  там  встретил  и которые весьма  дурно отзывались  об
итальЯнских содержателЯх гостиниц  и о блохах. џ только и  слышал от них что
возмутительные  истории об  итальЯнских мошенничествах; особенно же расточал
проклЯтиЯ сэр ‚ильЯм,  уверЯЯ, что, если …вропа  -- мозг мира,  то €талиЯ --
воровской орган этого мозга. Ѓедному баронету пришлось заплатить за  скудный
завтрак в "‹оканда Љроче Ѓианка" в Џадуе не  более  не менее  как двенадцать
франков, а в ‚иченце с него потребовал на водку человек, поднЯвший перчатку,
которую  он обронил,  садЯсь в карету.  Љузен его  ’ом  утверждал,  что  все
итальЯнцы мошенники, с  тою лишь разницею, что они не воруют. …сли бы он был
привлекательнее  на вид,  то мог бы  также  заметить,  что все итальЯнки  --
мошенницы. ’ретьим  в  этом  союзе  оказалсЯ некий мистер ‹айвер, которого Я
покинул в Ѓрайтоне молодым теленком и нашел теперь в Њилане сущим boeuf a la
mode<sup>1</sup>.  Ћн  был  одет  как  истый денди,  и  Я  никогда  не видел
человека,  который превзошел бы  его  способностью изображать  своею фигурой
одни лишь острые углы. Љогда он засовывал большие пальцы в проймы жилета, то
кисти и  остальные пальцы образовывали углы; даже пасть его разинута была  в
виде четырехугольника. Љ этому надо прибавить угловатую голову, узкую сзади,
заостренную  кверху,  с  низким  лбом  и  очень длинным  подбородком.  ‘реди
английских знакомых, которых Я опЯть увидел в  Њилане, была и толстаЯ  тетка
мистера  ‹айвера; подобно  жировой  лавине  спустилась она  с  высот Ђльп  в
обществе двух  белых  как  снег, холодных как  снег снежных  гусенЯт -- мисс
Џолли и мисс Њолли.
     Ќе обвинЯй менЯ в  англомании, любезный читатель, если  Я  в этой книге
часто говорю об англичанах; они слишком многочисленны сейчас в €талии, чтобы
можно  было  не замечать  их; они  целыми полчищами кочуют  по этой  стране,
располагаютсЯ  во всех гостиницах, бегают повсюду, осматриваЯ  все, и трудно
представить себе  в  €талии лимонное дерево  без обнюхивающей его англичанки
или же картинную галерею без толпы англичан,
     ____________________________
     1 ЊЯсное блюдо -- рагу из говЯдины со шпиком и морковью; буквально: бык
по моде (фр.).
     215


     которые с путеводителЯми в  руках носЯтсЯ поверЯЯ,  все ли  указанные в
книге достопримечательности  налицо. Љогда видишь, как этот  светловолосый и
краснощекий  народ, расфранченный и преисполненный любопытства, перебираетсЯ
через  Ђльпы  и  тЯнетсЯ  по всей  €талии  в  блестЯщих каретах,  с пестрыми
лакеЯми, ржущими  скаковыми  лошадьми, камеристками,  закутанными в  зеленые
вуали, и прочими дорогими принадлежностЯми, кажетсЯ, будто присутствуешь при
некоем элегантном переселении народов. „а и в самом деле, сын Ђльбиона, хоть
он  и носит  чистое белье и платит  за  все наличными, все же представлЯетсЯ
цивилизованным варваром  в  сравнении с  итальЯнцем, который  ЯвлЯет  скорее
переходЯщую  в  варварство  цивилизацию.  Џервый  обнаруживает  в  характере
сдержанность  грубости,  второй  --  распущенную  утонченность.  Ђ   бледные
итальЯнские лица, с этими страдальческими белками глаз, с болезненно нежными
губами  --  как  они  глубоко  аристократичны  по  сравнению  с  деревЯнными
британскими физиономиЯми и  их плебейски румЯным здоровьем! ‚едь итальЯнский
народ  внутренне  болен, а больные,  право, аристократичнее  здоровых;  ведь
только  больной  человек  становитсЯ  человеком,  у  его тела  есть  историЯ
страданий,  оно  одухотворено.  Њне  думаетсЯ  даже,  что путем страданиЯ  и
животные  могли бы  стать  людьми;  Я  видел однажды умирающую собаку: она в
своих предсмертных муках смотрела на менЯ почти как человек.
     ‚ыражение страданиЯ заметнее  всего на лицах итальЯнцев, когда говоришь
с  ними о  несчастии  их  родины, а к  этому  в  Њилане представлЯетсЯ много
поводов.  ‚  груди  итальЯнцев  --  это  самаЯ   болезненнаЯ  рана,   и  они
вздрагивают,  если даже осторожно прикоснутьсЯ к  ней. ‚  таких случаЯх  они
как-то по  особенному  поводЯт плечом --  движение, наполнЯющее нас чувством
необычайного  состраданиЯ.   Ћдин  из  моих   англичан   считал   итальЯнцев
равнодушными к политике на  том основании,  что  они, казалось,  безразлично
слушали, как мы, иностранцы, толкуем о католической эмансипации и о турецкой
войне;  он  был  настолько  несправедлив,  что  насмешливо  высказал  это  в
разговоре  с  одним  бледным  итальЯнцем, у которого была чернаЯ  как  смоль
борода.  Ќакануне  вечером мы присутствовали на  представлении новой оперы в
"La Scala" и наблюдали картину неистовства,
     216
     обычную  в  этих  случаЯх. "‚ы,  итальЯнцы,  --  обратилсЯ  британец  к
бледному человеку, -- умерли, кажетсЯ, длЯ всего, кроме музыки, и только она
еще может воодушевлЯть вас".--"‚ы несправедливы, -- ответил  бледный человек
и  повел плечом.  --  Ђх! -- прибавил он со вздохом,  --  €талиЯ  элегически
грезит среди своих развалин; если времЯ  от  времени она  вдруг пробуждаетсЯ
при звуках какой-нибудь песни и бурно  срываетсЯ  с места, то  воодушевление
это  вызвано  не   самою  песней,  а  скорее   воспоминаниЯми  и  чувствами,
разбуженными песней.  €талиЯ всегда  хранит их в сердце,  а тут они с  силою
вырываютсЯ наружу, -- и в  этом-то смысл  дикого шума, который  вы слышали в
"La Scala".
     Ѓыть  может,  признание  это  дает  некоторый  ключ  к  разгадке   того
энтузиазма,  который вызывают по ту  сторону Ђльп оперы ђоссини и Њейербера.
…сли мне  когда-либо приходилось созерцать неистовство человеческое, так это
на  представлении  "Crociato in Egitto"<sup>1</sup>, где  музыка  переходила
внезапно от  мЯгких тонов грусти  к скорбному  ликованию.  ’акое неистовство
именуетсЯ в €талии furore.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXVIII
     •отЯ мне и представлЯетсЯ теперь  случай, любезный читатель,  коснутьсЯ
Ѓреры и Ђмброзианы и преподнести тебе мои суждениЯ об искусстве, Я,  однако,
пронесу мимо тебЯ чашу сию и удовольствуюсь замечанием, что тот самый  узкий
подбородок, который придает  оттенок  сентиментальности картинам ломбардской
школы, Я наблюдал у многих ломбардских красавиц на улицах Њилана. Њне всегда
в  высшей  степени   поучительной   казалась  возможность   сопоставлЯть   с
произведениЯми какой-нибудь школы те  оригиналы,  которые  служили  длЯ  нее
моделЯми;  характер школы выЯснЯлсЯ  при  этом наглЯднее.  ’ак, на Ярмарке в
ђоттердаме мне стал понЯтен џн ‘тен в божественной своей веселости;  позднее
таким же  путем  постиг  Я  на ‹унгарно  правдивость  форм  и  энергию  духа
флорентийцев,  а на  площади ‘в. Њарка -- чуткость  к краскам и мечтательную
поверхностность венецианцев.
     _________________________
     1 "ђаспЯтого в …гипте" (ит.).
     217
     “стремись  же  к ђиму,  душа  моЯ,  может  быть  там ты возвысишьсЯ  до
созерцаниЯ идеального и до постижени