Я ђафаэлЯ!
     ‚се же Я не могу оставить  без  упоминаниЯ  величайшую  во всех смыслах
достопримечательность Њилана -- его собор.
     €здали кажетсЯ, что  он  вырезан из белой  почтовой бумаги,  а вблизи с
испугом замечаешь, что эта резьба создана из самого неопровержимого мрамора.
Ѓесчисленные статуи свЯтых, покрывающие все здание, выглЯдывают всюду из-под
готических  кровелек и усеивают все шпили;  все это  каменное  сборище может
повергнуть вас  в полное  смЯтение. …сли рассматривать  здание  в  его целом
несколько  дольше,  то  находишь  его  все  же  очень  красивым,  исполински
прелестным, вроде игрушки длЯ детей великанов. ‚ полунощном сиЯнии месЯца он
представлЯет зрелище еще более красивое; все эти бесчисленные белые каменные
люди  сходЯт со своей высоты, где  им так тесно, провожают  вас по площади и
нашептывают  на ухо старые истории, забавные и свЯтые таинственные истории о
ѓалеаццо  ‚исконти, начавшем  постройку  собора,  и  о  Ќаполеоне Ѓонапарте,
продолжившем ее.
     "‚идишь  ли, -- сказал мне один  странный свЯтой, изваЯнный  в новейшее
времЯ из новейшего мрамора, --  видишь  ли,  мои старшие  товарищи не  могут
понЯть, почему император Ќаполеон взЯлсЯ так усердно за достройку собора. Ќо
Я-то хорошо  понимаю:  он  сообразил,  что это большое каменное  здание,  во
всЯком  случае, окажетсЯ полезным  сооружением  и  пригодитсЯ даже  и тогда,
когда христианства больше не будет".
     Љогда христианства больше не  будет... џ прЯмо  испугалсЯ, когда узнал,
что в €талии  есть свЯтые, говорЯщие таким Языком, да притом на площади, где
разгуливают  взад  и вперед  австрийские  часовые  в  медвежьих  шапках  и с
навьюченными  на спину  ранцами. Љак бы то  ни  было, этот каменный чудак до
некоторой степени  прав: внутри  собора летом веет  приЯтной прохладой,  там
весело и мило, и своей ценности он не утратил бы и при ином назначении.
     „остроить  собор -- было одним из любимых замыслов Ќаполеона, и он  был
близок  к цели, когда его могущество оказалось  сломленным. ’еперь австрийцы
завер-
     218
     шают   это   сооружение.   ЏродолжаетсЯ   также  постройка   знаменитой
’риумфальной арки, котораЯ должна была замыкать ‘имплонскую  дорогу. Џравда,
статуЯ  Ќаполеона не  будет  увенчивать  арку,  как  это предполагалось.  Ќо
все-таки великий император  оставил по  себе памЯтник много  лучше и прочнее
мраморного,  и  ни один австриец  не скроет его  от нашего  взора. Љогда мы,
прочие,  давно  уже  будем  срезаны косою времени  и  развеЯны  ветром,  как
какие-нибудь  былинки, памЯтник этот все еще  будет стоЯть невредимо;  новые
поколениЯ возникнут из земли, будут с головокружением взирать снизу вверх на
этот  памЯтник  и  снова  лЯгут  в  землю;  и времЯ,  не  имеЯ сил разрушить
памЯтник, попытаетсЯ закутать его  в  легендарные туманы, и его  исполинскаЯ
историЯ станет, наконец, мифом.
     Ѓыть может, через  тысЯчи лет какой-нибудь хитроумный учитель юношества
в своей преученой диссертации неопровержимо докажет,  что Ќаполеон Ѓонапарте
совершенно  тождественен  с  другим  титаном,  похитившим  огонь  у   богов,
прикованным  за  это  преступление к одинокой скале среди морЯ и  отданным в
добычу коршуну, который ежедневно клевал его сердце.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXIX
     Џрошу   тебЯ,   любезный  читатель,  не  прими  менЯ   за  безусловного
бонапартиста; Я поклонЯюсь не делам, а гению этого человека. џ,  безусловно,
люблю  его только до восемнадцатого брюмера -- в тот день он предал свободу.
€ сделал он это не по необходимости, а из тайного влечениЯ к аристократизму.
Ќаполеон  Ѓонапарте  был  аристократ,  аристократический  враг  гражданского
равенства,  и  страшным   недоразумением   оказалась  война,  в  смертельной
ненависти  навЯзаннаЯ ему европейской аристократией во главе с Ђнглией; дело
в том, что  если  он и намеревалсЯ  произвести некоторые перемены  в  личном
составе  этой аристократии, он сохранил  бы  все  же большую  ее часть и  ее
основные принципы; он возродил бы эту аристократию, котораЯ теперь повержена
в  прах, чему виною ее  собственнаЯ  дрЯхлость, потерЯ крови и усталость  от
последней, несомненно, самой последней ее победы.
     219
     ‹юбезный читатель! “словимсЯ  здесь раз навсегда. џ прославлЯю не дела,
а только  дух человеческий; дела -- только одежды  его,  и всЯ историЯ -- не
что  иное, как старый гардероб человеческого духа. Ќо любви дороги иногда  и
старые одежды, и Я именно так люблю плащ Њаренго.
     "Њы на поле битвы при Њаренго". Љак возликовало мое сердце, когда кучер
произнес эти  слова! €з Њилана  Я выехал вечером в обществе весьма  учтивого
лифлЯндца, изображавшего из себЯ русского, и на следующее утро увидел восход
солнца над знаменитым полем битвы.
     ‡десь  генерал Ѓонапарте  глотнул так сильно  из  кубка  славы,  что  в
опьЯнении  сделалсЯ  консулом,  императором  и  завоевателем  мира,  пока не
протрезвилсЯ, наконец, на острове ‘в. …лены. Ќемного лучше пришлось и нам: и
мы опьЯнели вместе  с ним, нам  привиделись те же сны, мы так же,  как и он,
пробудились и с  похмельЯ  пускаемсЯ во всЯкие дельные размышлениЯ. €ной раз
нам  кажетсЯ  даже,  что военнаЯ слава -- устаревшее развлечение, что  война
должна  приобрести  более благородный  смысл  и что  Ќаполеон,  может  быть,
последний завоеватель.
     „ействительно, похоже на  то, что  теперь борьба идет не столько  из-за
материальных, сколько из-за духовных интересов, что всемирнаЯ историЯ должна
стать уже не историей разбойников,  а историей умов. ѓлавный  рычаг, который
так  успешно приводили в  движение  честолюбивые и  корыстные  государи ради
собственных своих интересов, а именно  -- национальность с  ее тщеславием  и
ненавистью, -- обветшал и  пришел  в  негодность,  с каждым  днем все  более
исчезают  глупые национальные предрассудки,  резкие различиЯ сглаживаютсЯ во
всеобщности европейской цивилизации. ‚ …вропе нет больше наций, есть  только
партии, и удивительно, как они, при наличии самых разнообразных окрасок, так
хорошо узнают друг друга  и при  огромном различии в Языках так  хорошо друг
друга  понимают. Џодобно тому как есть материальнаЯ политика государств, так
есть  и духовнаЯ политика  партий,  и подобно  тому как политика  государств
способна  создать  из  самой  ничтожной  войны,  возгоревшейсЯ  между  двумЯ
незначительнейшими державами,  общую европейскую войну, в  которую с большим
или меньшим жаром и, во всЯком случае, с интересом
     220
     вмешиваютсЯ  все государства,  так теперь в мире не  может возникнуть и
самое ничтожное столкновение, при котором, в силу указанной политики партий,
не были бы понЯты общие духовные интересы, и самые далекие, чуждые по складу
партии не оказались бы вынужденными  выступить pro или contra<sup>1</sup>. ‚
результате  этой  политики партий,  которую  Я называю  политикой  духовной,
потому что  ее интересы  одухотвореннее,  а  ее ultimae rationes<sup>2</sup>
подкреплЯютсЯ не металлом, -- так же как и в результате политики государств,
создаютсЯ  два больших i лагерЯ, враждебных друг  другу и ведущих борьбу  --
борьбу  слов  и взглЯдов.  ‹озунги и представители этих  двух огромных масс,
принадлежащих   к  разным   партиЯм,  менЯютсЯ  ежедневно,   путаницы  здесь
достаточно, часто  происходЯт величайшие недоразумениЯ, и  число  их  скорее
увеличиваетсЯ, чем уменьшаетсЯ, благодарЯ дипломатам  этой духовной политики
-- писателЯм,  но  если умы  и заблуждаютсЯ,  то сердца чувствуют,  чего они
хотЯт, и времЯ движетсЯ, требуЯ решениЯ своей великой ' задачи.
     ‚ чем же заключаетсЯ великаЯ задача нашего времени?
     ќто   --  эмансипациЯ.   Ќе  только  эмансипациЯ   ирландцев,   греков,
франкфуртских евреев, вест-индских чернокожих и каких-либо других угнетенных
народов, но эмансипациЯ всего  мира,  в особенности …вропы, котораЯ достигла
совершеннолетиЯ  и  рветсЯ  из  железных  помочей,  на  которых   ее  держат
привилегированные сословиЯ,  аристократиЯ.  Џусть некоторые  философствующие
ренегаты свободы продолжают ковать тончайшие цепи доводов, пытаЯсь доказать,
что миллионы людей  созданы в качестве вьючных животных длЯ нескольких тысЯч
привилегированных  рыцарей;  они  не  смогут  убедить нас в  этом,  пока  не
докажут, выражаЯсь  словами ‚ольтера, что  первые родились на свет с седлами
на спинах, а последние -- со шпорами на ногах.
     ‚сЯкое  времЯ имеет свои задачи, и, разрешаЯ  их, человечество движетсЯ
вперед. Џрежнее  неравенство, установленное в  …вропе  феодальной  системой,
ЯвлЯлось, может быть, необходимым или служило необходимым
     _____________________
     1 ‡а или против (лат.).
     2 Џоследние доводы (лат.}.
     221
     условием длЯ успехов цивилизации; теперь же оно задерживает ее развитие
и возмущает  цивилизованные  сердца.  ”ранцузы,  народ  общественный,  были,
естественно,  крайне   раздражены   этим  неравенством,  которое  нестерпимо
противоречило принципам  общественности, они попытались  добитьсЯ равенства,
принЯвшись рубить головы тем, кто хотел во что бы то ни  стало поднЯтьсЯ над
общим  уровнем, и революциЯ Явилась сигналом длЯ освободительной войны всего
человечества.
     ‚осславим французов! Ћни позаботились об удовлетворении двух величайших
потребностей  человеческого  общества --  о  хорошей  пище  и о  гражданском
равенстве:  в поварском искусстве и в деле  свободы они достигли  величайших
успехов,  и  когда все мы, как равноправные гости, соберемсЯ на великом пиру
примирениЯ,  в  хорошем  расположении  духа,  --  ибо  что может быть  лучше
общества равных за богато убранным столом? -- то первый тост мы провозгласим
за  французов. Џравда, пройдет  еще некоторое времЯ, прежде чем  можно будет
устроить этот праздник и прежде  чем осуществитсЯ  эмансипациЯ; но  оно, это
времЯ, наступит наконец, и мы, примиренные и равные, усЯдемсЯ за одним и тем
же  столом;  мы объединимсЯ тогда  и в полном единении будем боротьсЯ против
всЯческих других мировых зол, быть может в конце концов и против смерти, чьЯ
строгаЯ система  равенства нас,  по  крайней  мере, не  оскорблЯет  так, как
самодовольное учение аристократов о неравенстве.
     Ќе улыбайсЯ,  поздний  читатель! ЉаждаЯ эпоха верит в то, что ее борьба
--  самаЯ  важнаЯ  из всех; в  этом, собственно, и заключаетсЯ  вера  каждой
эпохи, с этой  верой она живет и умирает; будем же и  мы жить этой  религией
свободы и умрем с нею; быть может,  она  более заслуживает названиЯ религии,
чем пустой отживший призрак, который мы по привычке называем этим именем, --
наша  свЯщеннаЯ  борьба  представлЯетсЯ  нам  самой  важной  борьбой,  какаЯ
когда-либо велась  на земле, хотЯ  историческое предчувствие и  подсказывает
нам,  что когда-нибудь наши внуки будут смотреть  на  эту  борьбу с  тем же,
может  быть, равнодушием,  с  каким  мы  смотрим  на  борьбу  первых  людей,
воевавших    с   такими    же   жадными    чудовищами    --    драконами   и
хищниками-великанами.
     222
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXX
     Ќа поле битвы  при Њаренго  мысли налетают на человека  такой несметной
толпой, что можно подумать -- это те самые мысли, которые  здесь  оборвались
внезапно у многих и которые блуждают теперь, как собаки, потерЯвшие  хозЯев.
џ  люблю полЯ сражений; ведь как  ни ужасна война,  все же  она обнаруживает
величие  человека, дерзающего противитьсЯ своему злейшему исконному врагу --
смерти.  ‚ особенности  же  поражает  именно  это  поле  сражениЯ,  усеЯнное
кровавыми  розами,  где миру был Явлен танец  свободы,  великолепный брачный
танец! Ќарод ”ранции  был в  то времЯ женихом, он созвал  весь мир к себе на
свадьбу и, как поетсЯ в песне:
     ќх! справили мы сговор, Њы били не горшки -- „ворЯнские башки.
     Ќо -- увы!  -- каждаЯ пЯдь, на которую продвигаетсЯ человечество, стоит
потоков крови. Ќе слишком  ли это дорого? ђазве жизнь отдельного человека не
столь же ценна, как и  жизнь целого поколениЯ? ‚едь каждый отдельный человек
-- целый мир, рождающийсЯ и умирающий вместе  с  ним, под  каждым надгробным
камнем -- историЯ целого мира. Џомолчим об  этом,--могли бы сказать мертвые,
павшие здесь, но мы-то  живы и будем сражатьсЯ и впредь в свЯщенной войне за
освобождение человечества.
     "Љто  теперь  думает  о Њаренго!  -- сказал  мой  спутник,  русский  из
‹ифлЯндии, когда мы проезжали по этому полю,--’еперь все взоры устремлены на
Ѓалканы, где мой землЯк „ибич оправлЯет чалмы на  турецких головах, и мы еще
в этом году займем Љонстантинополь. ‚ы за русских?"
     ќто был вопрос, на который Я охотно ответил бы всюду, только не на поле
битвы при Њаренго. џ  увидел в утреннем тумане человека в треугольной шлЯпе,
в сером походном плаще; он мчалсЯ вперед со скоростью мысли, вдалеке звучало
жутко-сладостное  "Allons, enfants de la  patrie!"<sup>1</sup> € все-таки  Я
ответил: "„а, Я за русских".
     __________________________
     1 "‚перед, дети родины!" (начальные слова "Њарсельезы") -- (<i>фр</i>.).
     223


     € в самом деле, в  удивительной смене лозунгов и вождей, в этой великой
борьбе обстоЯтельства сложились  так, что самый  пылкий друг революции видит
спасение  мира только в  победе  ђоссии и даже смотрит на императора ЌиколаЯ
как на  гонфалоньера  свободы.  ‘траннаЯ перемена! …ще два года назад мы эту
роль  приписывали  одному  английскому  министру;  вопли  глубоко  торийской
ненависти  по адресу  „жорджа  Љаннинга  решили  в  то  времЯ наш  выбор;  в
аристократически подлых оскорблениЯх, нанесенных ему, мы видели гарантию его
верности,  и  когда он  умер смертью мученика, мы надели  траур,  и  восьмое
августа  стало  свЯщенным днем  в  календаре  свободы. Ќо самое знамЯ  мы  с
„аунинг-стрит перенесли в Џетербург,  избрав знаменосцем императора ЌиколаЯ,
рыцарЯ …вропы, защитившего  греческих вдов  и сирот от азиатских варваров  и
заслужившего  в  этой  доблестной  борьбе  свои  шпоры. ЋпЯть враги  свободы
слишком Явно выдали себЯ,  и той проницательностью, которую  они проЯвлЯют в
своей  ненависти,  мы вновь воспользовались длЯ того,  чтобы  познать, в чем
наше собственное благо. Џовторилось обычное Явление: ведь наши представители
определЯютсЯ не  столько  нашим собственным выбором, сколько  голосами наших
врагов,  и, наблюдаЯ удивительно подобравшийсЯ  приход,  воссылавший  к небу
благочестивые   мольбы  о  спасении  ’урции  и  погибели  ђоссии,  мы  скоро
обнаружили,  кто нам друг  или,  вернее, кто внушает страх нашим  врагам.  €
смеЯлсЯ  же,  должно  быть,  господь  бог на небе, слушаЯ,  как  ‚еллингтон,
великий  муфтий,  папа, ђотшильд  I,  Њеттерних и  целаЯ свора  дворЯнчиков,
биржевиков,  попов  и  турок  молЯтсЯ одновременно об  одном --  о  спасении
полумесЯца!
     ‚се, что алармисты сочинЯли до сих пор об опасности, которой подвергает
нас чрезмернаЯ мощь ђоссии,-- сплошнаЯ глупость. Њы, немцы, по крайней мере,
ничем не рискуем: немного меньше или немного больше рабства -- это не  имеет
значениЯ, когда дело идет о завоевании самого высокого -- об освобождении от
остатков  феодализма  и  клерикализма. Ќам грозЯт  владычеством  кнута, но Я
охотно  вытерплю и порцию кнута, если буду знать наверно, что и нашим врагам
достанетсЯ  то  же. Ѓьюсь, однако, об заклад,  что они будут,  как  и прежде
всегда делали, вилЯть хвостом перед новой властью, бу-
     224
     дут  грациозно  улыбатьсЯ и  предложат  самые  постыдные  .услуги, а  в
награду за  это, раз уж  надо подвергатьсЯ порке, выхлопочут себе привилегию
почетного кнута, подобно сиамским вельможам, которых, когда они присуждены к
наказанию, суют в  шелковые мешки  и бьют надушенными  палками,  меж тем как
провинившимсЯ  простым обывателЯм  полагаетсЯ  всего  лишь холщовый мешок  и
палки отнюдь не столь ароматные. —то же, предоставим им эту  привилегию, раз
она единственнаЯ,  только бы  их  выпороли,  в  особенности --  английскую ;
знать. Џусть нас усердно уверЯют, что это та самаЯ знать, котораЯ вынудила у
деспотизма ‚еликую  •артию, что ЂнглиЯ, при устойчивости в ней  гражданского
сословного  неравенства, все-таки  гарантирует  личную  свободу, что  ЂнглиЯ
ЯвлЯлась  убежищем  длЯ  всех свободных умов,  когда деспотизм  угнетал весь
континент -- все это tempi  passati<sup>1</sup>. Џусть провалитсЯ ЂнглиЯ  со
своими аристократами! „лЯ свободных умов  существует  теперь лучшее убежище!
…сли  бы и всЯ …вропа превратилась в сплошную тюрьму, то осталась бы лазейка
длЯ бегства: это -- Ђмерика, и, слава богу, лазейка больше, .чем всЯ тюрьма.
     Ќо все  это смешные опасениЯ.  …сли  сравнить в смысле свободы Ђнглию и
ђоссию, то и самый мрачно на--строенный человек не усомнитсЯ, к какой партии
примкнуть. ‘вобода возникла в Ђнглии на почве исторических обстоЯтельств,  в
ђоссии  же  --  на  основе  принципов. .Љак  самые  обстоЯтельства, так и их
духовные последствиЯ в Ђнглии носЯт печать средневековьЯ; всЯ ЂнглиЯ застыла
в своих, не поддающихсЯ омоложению, средневековых  учреждениЯх,  за которыми
аристократиЯ окопалась и ждет смертного боЯ. Њежду тем принципы,  из которых
возникла русскаЯ свобода  или, вернее,  на основе которых  она с каждым днем
все больше и больше развиваетсЯ, это -- либеральные идеи новейшего  времени;
русское правительство проникнуто этими идеЯми, его неограниченный абсолютизм
ЯвлЯетсЯ  скорее  диктатурой,  направленной  к  тому,  чтобы  внедрить  идеи
непосредственно в жизнь; это правительство не уходит корнЯми .в  феодализм и
клерикализм, оно прЯмо  враждебно силам дворЯнства  и церкви; уже  …катерина
ограничила церковь,
     _________________________
     1 ‚ремена прошедшие (лат ).
     225
     а право на дворЯнство  даетсЯ в ђоссии государственной службой;  ђоссиЯ
--  демократическое  государство,  Я   бы  назвал   ее   даже   христианским
государством,  если употреблЯть это  столь часто  извращаемое понЯтие  в его
лучшем космополитическом значении: ведь русские уже благодарЯ размерам своей
страны  свободны от  узкосердечиЯ  Языческого  национализма, они космополиты
или, по крайней мере, на одну шестую  космополиты, поскольку ђоссиЯ занимает
почти шестую часть всего населенного мира.
     €, право, когда  какой-нибудь русский  немец,  вроде моего лифлЯндского
спутника,  патриотически хвастаетсЯ и распространЯетсЯ о "нашей ђоссии" и  о
"нашем „ибиче", мне кажетсЯ, будто Я  слушаю селедку, выдающую океан за свою
родину, а кита -- за соотечественника.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXXI
     "џ за  русских",--  сказал Я на  поле битвы  при  Њаренго  и  вышел  на
несколько  минут  из   кареты,   чтобы   предатьсЯ   утреннему  молитвенному
созерцанию.
     ‘ловно из-под  триумфальной  арки,  образованной  исполинскими  грЯдами
облаков,  всходило  солнце   --  победоносно,  радостно,  уверенно,   обещаЯ
прекрасный  день. Ќо Я чувствовал  себЯ как бедный  месЯц,  еще бледневший в
небе. Ћн совершил  свой одинокий путь в  глухой ночи, когда  счастье спало и
бодрствовали только призраки, совы  и  грешники; а  теперь, когда  народилсЯ
юный день, в ликующих лучах, в трепещущем  блеске утренней  зари, теперь  он
должен уйти --  еще  один скорбный взглЯд в  сторону великого светила,  и он
исчез, как благовонный туман.
     "Ѓудет прекрасный день!" -- крикнул  мой спутник  из кареты. „а,  будет
прекрасный  день, тихо  повторило  мое благоговейное сердце и  задрожало  от
тоски  и  радости.  „а, будет  прекрасный день, солнце свободы согреет землю
лучше, чем  всЯ аристократиЯ звезд;  расцветет  новое поколение,  зачатое  в
свободном  любовном  объЯтии, не  на ложе принуждениЯ и  не  под  присмотром
духовных мытарей; свободно рожденные люди принесут с собою свободные мысли и
чувства, о которых мы, прирож-
     226
     денные  рабы,  не имеем и понЯтиЯ --  о, те  люди совершенно так же  не
будут понимать, как ужасна  была ночь,  во мраке которой  нам пришлось жить,
как  страшна была наша  борьба с безобразными призраками,  мрачными совами и
ханжествующими грешниками!  Ћ, мы, бедные  бойцы, всю  нашу  жизнь провели в
борьбе, и усталые и бледные встретим мы зарю победного днЯ! ЏламЯ солнечного
восхода не вызовет  румЯнца на наших  щеках  и  не  согреет наших сердец, мы
умираем, как заходЯщий месЯц, -- слишком  скупо отмерены человеку  пути  его
странствий, и в конце их -- неумолимаЯ могила.
     Џраво,  не  знаю,  заслуживаю  ли  Я  того,  чтобы  гроб  мой  украсили
когда-нибудь лавровым венком. ЏоэзиЯ, при всей моей любви к ней, всегда была
длЯ менЯ только  свЯщенной игрушкой или же освЯщенным средством длЯ небесных
целей. џ  никогда  не придавал  большого  значениЯ славе поэта, и менЯ  мало
беспокоит,  хвалЯт  ли  мои песни или  порицают.  Ќо на гроб  мой вы  должны
возложить  меч,  ибо  Я  был  храбрым  солдатом  в  войне   за  освобождение
человечества!
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXXII
     ‚  полуденный зной  мы укрылись во  францисканском  монастыре,  который
расположен  был довольно высоко в  горах и,  словно  какой-нибудь  охотничий
замок  веры, со своими мрачными кипарисами и белыми  монахами смотрел сверху
вниз на радостно-зеленые долины Ђпеннин.  ќто было красивое сооружение, да и
вообще  мне пришлось проезжать мимо многих весьма замечательных монастырей и
церквей, не считаЯ картезианского монастырЯ в Њонце, который Я  видел только
снаружи. —асто Я не  знал,  чему  больше дивитьсЯ -- красоте  ли  местности,
величию ли  старинных храмов  или  столь  же  величественному, твердому, как
камень, характеру  их зодчих, которые, конечно, могли  предвидеть,  что лишь
поздние потомки в состоЯнии будут закончить постройку, и все же, невзираЯ на
это, в полном спокойствии закладывали первый  камень  и  громоздили камни на
камни, пока смерть  не отрывала их от работы; тогда другие зодчие продолжали
постройку  и, в свою очередь,  уходили на покой -- все в твердом уповании на
вечность като-
     227
     лической веры  и в твердой уверенности, что таков же будет образ мыслей
последующих  поколений, которые должны продолжить то, на чем остановились их
предшественники.
     ’о  была вера эпохи,  с этою  верою жили и смыкали глаза старые зодчие.
‚от  лежат они в преддвериЯх тех самых  храмов, и нельзЯ  не пожелать, чтобы
сон  их был крепок,  чтобы  новое  времЯ смехом  своим  не  разбудило их,  в
особенности  же  тех,  кто покоитсЯ  у какого-нибудь  старого незаконченного
собора:  им было  бы  слишком  тЯжко, проснувшись внезапно  ночью, увидеть в
скорбном сиЯнии  месЯца  свое незавершенное творение и убедитьсЯ вскоре, что
времЯ  дальнейшего строительства миновало и всЯ их жизнь прошла бесполезно и
глупо.
     ’аков голос нынешнего, нового времен у которого иные задачи, инаЯ вера.
     Љогда-то Я  слышал в  Љельне, как маленький мальчик спрашивал у матери,
почему  не  достраивают  наполовину  готовые  соборы.  ќто  был  хорошенький
мальчик, и Я поцеловал  его  в умные глаза, а так как мать не могла ответить
ему толком, то Я сказал, что люди сейчас занЯты совсем другим делом.
     Ќедалеко от  ѓенуи,  с  высоты Ђпеннин, видно море,  меж зеленых горных
вершин светлеет  голубаЯ  воднаЯ равнина, и,  кажетсЯ, суда, поЯвлЯющиесЯ то
здесь,  то там,  плывут на всех  парусах среди гор.  …сли  же наблюдать  это
зрелище в закатный час, когда начинаетсЯ чуднаЯ  игра последних лучей солнца
и первых вечерних теней и все краски и контуры окутываютсЯ  туманом, то душу
охватывает  подлинно  сказочное  очарование;  карета  шумно катитсЯ  с горы,
дремлющие  в  душе сладостные  образы  пробуждаютсЯ  и  вновь  замирают,  и,
наконец, вам мерещитсЯ, что вы в ѓенуе.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXXIII
     ѓород  этот стар без старины, тесен без уюта и безобразен свыше  всЯкой
меры. Ћн выстроен на скале, у подножиЯ гор, поднимающихсЯ амфитеатром и  как
бы  замыкающих  в своих  объЯтиЯх прелестный  залив. ’ем  самым генуэзцы  от
природы получили лучшую и безопаснейшую гавань. Џоскольку весь  город стоит,
как уже
     228
     сказано, на  одной скале,  пришлось, ради  экономии места, строить дома
очень высокими и делать улицы  очень узкими, так  что почти все они темные и
только по двум из них  может проехать карета. Ќо дома  служат здесь жителЯм,
по большей части купцам, почти исключительно в качестве товарных складов,  а
по ночам они спЯт  в них; весь же свой торгашеский день они  проводЯт, бегаЯ
по  городу или сидЯ у своих  дверей -- вернее,  в дверЯх, ибо  иначе жителЯм
противоположных домов пришлось бы соприкасатьсЯ с ними коленЯми.
     ‘о  стороны  морЯ, особенно  вечером, город представлЯет более приЯтное
зрелище. Ћн покоитсЯ тогда у берегов, как побелевший  скелет выброшенного на
сушу огромного зверЯ; черные муравьи, именующие себЯ генуэзцами, копошатсЯ в
нем,  голубые морские  волны  плещутсЯ  и журчат подобно колыбельной  песне,
месЯц, бледное око ночи, грустно глЯдит сверху.
     ‚ саду дворца „ориа  старый морской герой стоит  в образе Ќептуна среди
большого бассейна. Ќо  статуЯ обветшала  и изувечена, вода иссЯкла,  и чайки
вьют гнезда на ветвЯх черных кипарисов. Љак мальчик, у которого из головы не
выходЯт знаменитые драмы, Я, при  имени „ориа, сейчас же вспомнил о ”ридрихе
иллере, этом благороднейшем, хотЯ и не величайшем поэте ѓермании.
     „ворцы прежних  властителей ѓенуи, ее нобилей, несмотрЯ на свой упадок,
в  большинстве все  же  прекрасны и  полны роскоши. Ћни  расположены главным
образом на двух больших улицах, именуемых Strada  nuova<sup>1</sup> и Balbi.
‘амый замечательный из них -- дворец „ураццо; здесь  есть хорошие картины, в
том  числе принадлежащий  кисти Џаоло ‚еронезе "•ристос", которому Њагдалина
вытирает омытые  ноги. Ћна  так  прекрасна, что боишьсЯ,  как  бы  ее,  чего
доброго, не совратили, еще раз. џ долго стоЯл перед нею. “вы! Ћна не поднЯла
на  менЯ  глаз. •ристос стоит, как  некий  ѓамлет  от религии,--  "go  to  a
nunnery"<sup>2</sup>. џ  нашел  тут также  нескольких голландцев и  отличные
картины   ђубенса;  они  насквозь  пронизаны  величайшей  жизнерадостностью,
свойственной этому нидерландскому титану, чей дух был так мощно
     ________________________
     1 ЌоваЯ улица (ит ).
     2  "€ди в  монастырь" (англ  ) -- слова ѓамлета,  обращенные  к  Ћфелии
(експир. ѓамлет).
     229
     окрылен,  что  взлетел  к  самому  солнцу,  несмотрЯ на то,  что  сотнЯ
центнеров  голландского сыра тЯнула его за ноги книзу. џ не могу пройти мимо
самой незначительной картины  этого великого живописца, чтобы не принести ей
дань моего восхищениЯ -- тем более что теперь входит в моду пожимать плечами
при  его имени  из-за недостатка  у него  идеализма.  €сторическаЯ  школа  в
Њюнхене с  особенной важностью  проводит  этот  взглЯд. Џосмотрите только, с
каким  высокомерным  пренебрежением  шествует  долговолосый  корнелианец  по
рубенсовской зале!  Ќо, может быть, заблуждение  учеников  станет  понЯтным,
если уЯснить  всю громадность контраста между  Џетером Љорнелиусом и Џетером
Џаулем  ђубенсом. Ќевозможно,  пожалуй, вообразить больший контраст -- и тем
не  менее  иногда мне  кажете", что  между ними  есть  что-то  общее,  более
чувствуемое мною,  чем видимое. Ѓыть может, в обоих заложены в скрытой форме
характерные свойства их общей родины, находЯщие слабый  родственный отзвук в
их третьем землЯке -- во  мне. Ќо это  скрытое родство  ни в коем случае  не
заключаетсЯ в нидерландской жизнерадостности и  Яркости красок,  улыбающихсЯ
нам со всех картин ђубенса, -- можно подумать, что  они написаны в опьЯнении
радостными  струЯми рейнского  вина,  под  ликующие  звуки  плЯсовой  музыки
кирмеса.  Љартины  же  Љорнелиуса   кажутсЯ,  право,  написанными  скорее  в
страстную пЯтницу,  когда на  улицах раздавались заунывные напевы  скорбного
крестного  хода,  нашедшие отзвук  в  мастерской и  в сердце  художника. ќти
художники напоминают  друг друга скорее плодовитостью, творческим дерзанием,
гениальной  стихийностью; оба -- прирожденные живописцы;  оба  принадлежат к
кругу великих мастеров, блиставших по преимуществу в эпоху ђафаэлЯ, в эпоху,
котораЯ могла еще непосредственно влиЯть на ђубенса, но так резко отличаетсЯ
от нашей, что  нас  почти пугает поЯвление  Џетера  Љорнелиуса, и  порою  он
представлЯетсЯ нам  как бы духом  одного  из великих живописцев рафаэлевской
поры, вставшим  из гроба,  чтобы  дописать  еще  несколько  картин,  мертвым
творцом,  вызвавшим себЯ к жизни силой  схороненного вместе с ним, знакомого
ему животворЯщего слова. Љогда рассматриваешь его картины, они глЯдЯт на нас
как  бы глазами пЯтнадцатого века; одежды на них призрачны, словно  шелестЯт
мимо нас
     230
     в  полуночную  пору,  тела  волшебно  могучи,  обрисованы  с  точностью
ЯсновидениЯ, захватывающе  правдивы, только  крови недостает  им,  недостает
пульсирующей жизни, красок. „а, Љорнелиус -- творец,  но  если всмотретьсЯ в
созданные им образы, то кажетсЯ, что все они недолговечны, все они как будто
написаны за час до своей кончины, на всех лежит скорбный отпечаток  грЯдущей
смерти. ”игуры ђубенса,  несмотрЯ на  свою жизне-' радостность,  вызывают  в
нашей душе  такое же чувство; кажетсЯ,  что  и в  них  также  заложено  семЯ
смерти,  и именно благодарЯ  избытку жизни, багровому полнокровию, их должен
поразить удар. ‚ этом, может быть, и состоит то тайное сродство,  которое мы
так  удивительно ощущаем, когда  сопоставлЯем обоих мастеров. „оведеннаЯ  до
предела жизнерадостность в некоторых картинах ђубенса и глубочайшаЯ скорбь в
картинах Љорнелиуса  возбуждают  в нас, пожалуй, одно  и то  же чувство.  Ќо
откуда эта скорбь у нидерландца?  Ѓыть может, это -- страшное  сознание, что
он принадлежит к  давно  отошедшей эпохе и  жизнь его  --  лишь  мистический
эпилог? ‚едь он  -- увы! --  не только  единственный великий живописец среди
ныне живущих, но, может быть, последний из тех, кто будет живописцем на этой
земле;  до  него, уже со  времен семьи Љараччи, -- долгий период мрака, а за
ним вновь  смыкаютсЯ тени, его  рука  -- одиноко  светЯщаЯсЯ рука призрака в
ночи искусства, и картины, которые  она пишет, запечатлены зловещей  грустью
этой суровой, резкой отчужденности. Ќа эту руку, руку последнего  живописца,
Я не мог  смотреть без тайного  содроганиЯ,  когда  встречалсЯ с ним  самим,
невысоким, подвижным человеком с  горЯщими глазами; и  вместе с тем рука эта
вызывала во мне чувство самого глубокого благоговениЯ, ибо  Я вспоминал, что
когда-то  она  любовно  водила  моими  маленькими  пальцами и  помогала  мне
очерчивать  контуры  лиц,   когда  Я,  еще  мальчиком,  училсЯ  рисованию  в
„юссельдорфской академии.
        ѓ‹Ђ‚Ђ XXXIV
     џ никак не могу  не упомЯнуть о собрании портретов генуэзских красавиц,
которые показывают во дворце „ураццо. Ќичто в мире не настраивает нашу  душу
печальнее, чем такое созерцание портретов красивых женщин,
     231
     умерших  несколько столетий тому назад. Ќами овладевает меланхолическаЯ
мысль:  от  оригиналов  всех  этих  картин,  от  всех этих  красавиц,  таких
прелестных,  кокетливых,  остроумных,  лукавых, мечтательных, от  всех  этих
майских головок с апрельскими капризами, от  всей этой  женской весны ничего
не  осталось,   кроме  пестрых  мазков,  брошенных  живописцем,  тоже  давно
истлевшим, на  ветхий кусочек полотна, которое  со временем тоже обратитсЯ в
пыль  и развеетсЯ.  ’ак  бесследно проходит в  жизни  все,  и  прекрасное  и
безобразное; смерть, сухой педант, не  щадит  ни  розы, ни репейника, она не
забывает  одинокой  былинки  в  самой  дальней  пустыне,  она  разрушает  до
основаниЯ, без устали; повсюду мы видим, как  она обращает в прах растениЯ и
животных, людей  и  их творениЯ, даже египетские пирамиды, которые, казалось
бы,  противЯтсЯ  этой  разрушительной Ярости, но  они --  только  трофеи  ее
могущества, памЯтники тленности, древние гробницы царей.
     Ќо еще тЯгостнее, чем это чувство вечного умираниЯ, пустынного зиЯющего
провала в небытие, гнетет нас мысль, что мы и умрем даже не как оригиналы, а
как копии  давно исчезнувших людей", подобных  нам и  духом и  телом,  и что
после  нас  опЯть родЯтсЯ  люди, которые,  в свою  очередь, будут в точности
походить  на  нас, чувствовать  и мыслить, как  мы,  и точно  так  же  будут
уничтожены  смертью,--безрадостнаЯ,  вечно  повторЯющаЯсЯ  игра,  в  которой
плодоносной  земле  суждено  лишь производить, производить больше, чем может
разрушить  смерть,  и  заботитьсЯ не столько  об  оригинальности  индивидов,
сколько о поддержании рода.
     ‘ поразительной  силой  охватил  менЯ  мистический трепет таких мыслей,
когда Я во дворце  „ураццо увидел  портреты генуэзских красавиц, и среди них
-- картину, возбудившую сладостную бурю в моей душе, так что и теперь, когда
Я  вспоминаю  об  этом,  ресницы мои  дрожат,--это было изображение  мертвой
Њарии.
     •ранитель галереи был, правда, того мнениЯ, что картина изображает одну
генуэзскую герцогиню,  и поЯснил тоном  чичероне,  что она принадлежит кисти
„жордже Ѓарбарелли да Љастельфранко нель ’ревиджано,  по прозвищу „жорджоне,
-- он был одним из величайших живописцев  венецианской школы, родилсЯ в 1477
и умер в 1511 году.
     232
     -- Џусть будет по-вашему, синьор custode<sup>1</sup>. Ќо портрет  очень
схож, если он даже и  написан  на  несколько столетий раньше  --  это же  не
изъЯн.  ђисунок правилен,  краски  великолепны, складки  покрывала  на груди
удались  отлично.  Ѓудьте  любезны,  снимите картину на  несколько секунд со
стены, Я сдую пыль с  губ  и  сгоню паука, усевшегосЯ в  углу рамы,--  ЊариЯ
всегда испытывала отвращение к паукам.
     -- Eccellenza<sup>2</sup>, по-видимому, знаток.
     -- „а нет, синьор custode. џ обладаю талантом  чувствовать волнение при
виде некоторых картин, и глаза мои  становЯтсЯ несколько влажными.  Ќо что Я
вижу! Љем написан портрет мужчины в черном плаще, что висит вот там?
     -- ’оже „жорджоне, мастерское произведение.
     --  Џрошу  вас,  синьор, будьте добры,  снимите также и эту  картину со
стены и подержите ее секунду здесь, рЯдом с зеркалом, чтобы Я мог взглЯнуть,
похож ли Я на портрете.
     --  Eccellenza  не столь бледны.  Љартина --  шедевр „жорджоне;  он был
соперником ’ициана: родилсЯ в 1477, умер в 1511 году.
     ‹юбезный читатель, „жорджоне мне много  милее, чем ’ициан, и Я особенно
благодарен ему  за то, что он  написал длЯ менЯ Њарию.  ’ы, конечно,  вполне
согласишьсЯ  со мною, что „жорджоне  написал  картину  длЯ  менЯ,  а  не длЯ
какого-нибудь старого генуэзца. €  портрет  очень похож, до  смерти  похож в
своем безмолвии;  уловлена даже боль  в глазах, боль,  котораЯ  была вызвана
страданием,  скорее  пригрезившимсЯ, чем  пережитым, и которую  очень трудно
было передать. ‚сЯ картина словно вздохами запечатлена на полотне. € мужчина
в    черном    плаще    тоже    очень    хорошо   написан,    очень   похожи
лукаво-сентиментальные губы,  так  похожи,  точно  они  говорЯт,  точно  они
собираютсЯ  рассказать  историю,  историю  рыцарЯ,  который  поцелуем  хотел
вырвать свою возлюбленную у смерти, и когда погас свет...
     ___________________
     1 •ранитель (<i>ит.</i>).
     2 ‚аше превосходительство (<i>ит.</i>).
     233
        —Ђ‘’њ ’ђ…’њџ
     ’ретьЯ часть  "Џутевых картин" была  опубликована  книгой в  1829 году,
отдельные фрагменты ее ѓейне до этого помещал в журналах.
     ‚ этой части  отражены  пребывание  поэта  в Њюнхене с  конца  1827  до
середины  1828 года  и  последующее путешествие в €талию, продолжавшеесЯ  до
ноЯбрЯ  1828  года.  ‡десь  снова  трактуютсЯ  вопросы  не  только  немецкой
внутриполитической,  культурной,  литературной  жизни,  но  и более  широкие
проблемы европейской действительности.
     ‚  Њюнхен  ѓейне  привела практическаЯ надежда  получить  профессорское
место в тамошнем университете. Ќад баварской столицей  с 1825 года, когда на
престол взошел король ‹юдвиг I, витал дух культурного обновлениЯ: соперничаЯ
с  Ѓерлином, ‹юдвиг намеревалсЯ превратить Њюнхен  в культурную столицу,  во
"вторые Ђфины", не жалеЯ  средств, стЯгивал  сюда  культурные  силы,  затеЯл
строительство  многочисленных  помпезных  зданий, организовал  музеи. Ћднако
весь  этот  болезненный  культурполитический   энтузиазм  энтузиазм  питалсЯ
реакционными  феодально-католическими  настроениЯми  с  уклоном в мистику  и
национализм:  в Њюнхене главным  пророком был  президент баварской  Ђкадемии
наук  еллинг,  чьЯ  натурфилософиЯ  в  молодости  выражала  смелые  исканиЯ
романтизма, но с  годами все  более устремлЯлась к  религиозному мистицизму;
похожую,  но  еще  более  резкую эволюцию  проделали числившиесЯ  в  местном
университете   экс-романтики   философ  Ѓаадер   и   историк   ѓеррес,   чьЯ
реакционность уже  тогда  становилась  притчей во Языцех. €х  усилиЯ  не без
успеха   поддерживал  теолог-мракобес  „еллингер,   впоследствии  снискавший
печальную  известность  основателЯ  и   вождЯ  старокатолического  движениЯ;
„еллингер  возглавил нападки  на  мюнхенский журнал  "Џолитические  анналы",
когда  ѓейне  стал его  редактором в  1828  году.  ‚  Њюнхене  подвизалсЯ  и
националист-тевтономан Њассман, которого ѓейне  впоследствии не раз атаковал
своей сатирой. ЏонЯтно, что в таком  окружении ѓейне в Њюнхене никак не  мог
прижитьсЯ.
     ‘лавой первого поэта "баварских Ђфин" пользовалсЯ тогда граф Ђвгуст фон
Џлатен-ѓаллермюнде  (1796--1835),   писатель  небесталанный,  но  безнадежно
погрЯзший  в  затхлой  мистической атмосфере Њюнхена той поры.  Џлатен умело
подыгрывал  новоантичным  притЯзаниЯм  баварского  королЯ,  писал  в  манере
"древних",  культивируЯ  в  своей  поэзии  изощренный  аристократизм  формы,
подчеркнутую  академичность,  брезгливо сторонилсЯ "злобы  днЯ" и  при  этом
постоЯнно  негодовал  на  "чернь", на широкую публику, котораЯ к  его стихам
равнодушна.  ЏонЯтно,  что  всЯкий  упрек  в  свой  адрес  он воспринимал  с
величайшим  возмущением:  страдаЯ  в  глубине  души комплексом  литературной
неполноценности,  он по малейшему поводу, а то и вовсе без повода  рвалсЯ  в
литературную полемику и, естественно, не мог простить Љарлу €м-мерману и его
другу ѓейне эпиграмм, опубликованных в "‘еверном море", и грубо напал на них
в своей комедии "ђомантический ќдип".
     ‚ "‹уккских водах"  ѓейне ответил Џлатену. ‚ полемике  с  Џлатеном поэт
отнюдь  не  беспощаден,  напротив,  он  очевидно   своего  противника  щадит
(истинную  силу  ѓейне-полемиста Џлатен скорее мог  почувствовать в  третьей
главе   "ЏутешествиЯ  от  Њюнхена  до  ѓенуи"),   Ясно  даваЯ   понЯть,  что
руководствуетсЯ отнюдь  не личными  мотивами.  Џлатен  длЯ ѓейне  -- Явление
общественного   порЯдка,   печальное    порождение   пресловутых    немецких
обстоЯтельств,   результат   многовековой   отторгнутости    искусства    от
общественной жизни. €  хотЯ  Џлатен с его замашками жреца от  поэзии, с  его
аристократической   спесью,   с    его   противоестественными   эротическими
наклонностЯми  чрезвычайно ѓейне  неприЯтен,  эта личнаЯ антипатиЯ  по  мере
возможности из полемики устранена. ѓейне  выводит  спор на  более  серьезный
уровень размышлениЯ об искусстве и условиЯх, в которых возникает искусство и
формируютсЯ его задачи.
     €тальЯнские главы "Џутевых картин" с особой силой дают почувствовать, в
какой  мере  ѓейне уже в те годы был писателем  политическим. Ќадо помнить о
традициЯх  "итальЯнской  темы"  в   немецкой  литературе,  о  многочисленных
описаниЯх  €талии  как страны-музеЯ (от  ‚инкельмана до ѓете и  романтиков),
чтобы  оценить смелость,  с  какой  ѓейне  эту  традиционную  картину €талии
отодвинул на  второй план.  „лЯ  ѓейне живые люди, условиЯ,  в  которых  они
живут, важнее памЯтников старины. Ћн  видит прежде  всего итальЯнский народ,
страдающий  от засилиЯ  чужеземных захватчиков, но не порабощенный духовно и
не сломленный морально. ‚ €талии  тогда росло народное негодование, в начале
20-х  годов  поднЯлись  восстаниЯ в Ќеаполе и  ‘ицилии, жестоко  подавленные
силами ‘вЯщенного союза, оккупировавшего  большую часть страны  австрийскими
войсками. €носказанием,  намеком,  деталью  ѓейне  умеет  показать,  сколько
революционной  энергии  таитсЯ  в  простом  народе  €талии, и  с  сожалением
противопоставлЯет  итальЯнцев своим законопослушным соотечественникам, столь
неприЯзненно выведенным в "‹уккских водах".
        Џ“’……‘’‚€… Ћ’ ЊћЌ•…ЌЂ „Ћ ѓ…Ќ“€
     <i>‘тр.  162.  ќпиграф.</i>  --  "‘ила  обстоЯтельств"  --  драма  берлинского
писателЯ ‹юдвига ђоберта, друга ѓейне. –итируемое место -- 3, 7.
     <i>‘тр. 163. ...после потери национальной кокарды</i>. -- ‹ишение национальной
кокарды  -- мера наказаниЯ в  Џруссии,  введеннаЯ ”ридрихом-‚ильгельмом III,
влекла за собою поражение в гражданских правах.
     <i>‘тр. 164. ‹жепоэт.</i>  -- ‚ыпад против  Ђвгуста фон Џлатена и  его комедии
"ђомантический   ќдип",   в  парабазах   (обращениЯх  к   публике)   которой
недоброжелательно трактовались берлинские литературные дела.
     <i>‘тр.  165.  ‹ютер  и  ‚егенер</i>  --  известный  литературно-артистический
кабачок в Ѓерлине.
     <i>‚еликий ”риц</i> -- прусский король ”ридрих II (1712 -- 1786).
     <i>‘ан-‘уси</i> -- дворец ”ридриха II под Џотсдамом.
     <i>‘тр.  166.  ‚ердерскаЯ церковь</i>.--  ‚ыстроена в новоготическом  стиле  в
1824--1830 гг. знаменитым архитектором инкелем в Ѓерлине.
     <i>‘тр.  167.   Љленце   ‹ео   фон   (1784--1864)</i>  --  видный  архитектор,
руководивший реконструкцией и новой застройкой Њюнхена с 1815 г.
     <i>‘тр.  168</i>.  <i>ЂспазиЯ</i>  (V  в.  до н. э.)  -- знаменитаЯ афинскаЯ  гетера,
возлюбленнаЯ,  а потом  жена  Џерикла;  славилась умом,- ф  почитали ‘ократ,
Џлатон и Љсенофонт.