        ”ранческо Џетрарка. €з "Џисем о делах повседневных"


----------------------------------------------------------------------------
     Џеревод с латинского ‚. Ѓибихина
     ”ранческо Џетрарка. ‹ирика. ЂвтобиографическаЯ проза.
     Њ., "Џравда", 1989
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

        I 1. Њ€‹ЋЊ“ ‘ЋЉђЂ’“, ‚Њ…‘’Ћ Џђ…„€‘‹Ћ‚€џ

     €так, что мы теперь делаем,  брат?  ‚от,  уже  почти  все  испытали,  и
никакого покоЯ. Љогда нам его ожидать? ѓде  искать?  ‚ремЯ,  как  говоритсЯ,
протекло сквозь пальцы; наши былые  надежды  в  могиле  вместе  с  друзьЯми.
’ысЯча триста сорок восьмой год оставил нас одинокими и  беспомощными,  ведь
унесенного им не отыскать ни в Љаспии, ни в ќгейском, ни в  €ндийском  море;
непоправимы  злейшие  потери,  неизлечимы  нанесенные  смертью  раны.   Ћдно
утешение: пойдем и мы за теми, кого пропустили вперед. ‘коль  кратким  будет
ожидание, не знаю; знаю только, что долгим оно быть не сможет.  „а  впрочем,
даже самое коротенькое, оно не сможет не быть тЯгостным.
     Ќо хоть вначале бы удержатьсЯ от жалоб! Ћ чем твоЯ, собрат мой,  сейчас
забота, что ты наедине с собой взвешиваешь, не знаю; а Я уж складываю жалкие
пожитки и, как делают отъезжающие, озираюсь, что взЯть с собой, что поделить
среди друзей, что предать огню. Ќичего на продажу у менЯ нет. €  все-таки  Я
обогатилсЯ, вернее, обременилсЯ больше, чем  думал:  у  менЯ  дома  скопилсЯ
большой склад писаний разного рода, валЯющихсЯ в полном небрежении. ђоЯсь  в
давно  уже  тронутых  плесенью  сундуках,  Я  среди  облака  пыли  развернул
полусъеденные  тлением  письмена.  Ќавредила  мне  и  назойливаЯ   мышь,   и
беспримерно прожорливаЯ моль, и паук, Џалладии соперник, похозЯйничал у менЯ
за  мое  увлечение  делами  Џаллады.  ’олько  чего  не   пересилит   упорный
неотступный   труд.   Љругом   обложенный   грудами   писанины,   заваленный
растрепанными листками, Я сперва ощутил было сильнейший порыв спалить  разом
все и избежать тем неблагодарного труда разборки; потом  за  одними  мыслЯми
потЯнулись другие, и Я сказал себе: "Ђ что тебе мешает, словно  усталому  от
долгой дороги  путнику,  оглЯнутьсЯ  с  возвышениЯ  назад  и  шаг  за  шагом
перебрать в памЯти заботы и тревоги своей  юности?"  ќто  соображение  взЯло
верх; вспоминать о том, что в какое времЯ Я думал, показалось мне хоть и  не
возвышенным, но по крайней мере не неприЯтным делом.
     Љогда Я начал, однако, наугад рытьсЯ в беспорЯдочной груде, перед моими
глазами замельтешила невероЯтно пестраЯ и путанаЯ вереница  предметов;  одно
из-за  перемены  не  столько  в  их  облике,  сколько  в  направлении  моего
собственного ума Я сам уже теперь едва узнавал,  другое  будило  во  мне  не
лишенную странной сладости памЯть об ушедшем времени. € часть была  написана
свободным прозаическим слогом, часть стеснена ѓомеровыми удилами, коль скоро
мы редко  пользуемсЯ  €сократовой  уздой,  а  часть,  предназначавшаЯсЯ  длЯ
услаждениЯ слуха простого народа, держалась еще и своих законов, - этот  род
сочинениЯ, возродившийсЯ, как считаетсЯ, у сицилийцев не много веков  назад,
быстро распространилсЯ по всей €талии и за ее  пределами,  а  в  старину  он
процветал у древнейших греков и латинЯн, ведь народные поэты и в Ђттике, и в
ђиме, мы читаем, пользовались только ритмическим стихом.
     ’ак или иначе, эта свалка всевозможных разностей задала мне  работы  на
несколько дней, и, хоть немалое увлечение  и  присущаЯ  нам  всем  любовь  к
изобретениЯм собственного ума захватили менЯ,  победила  все-таки  забота  о
более важных делах, на все это довольно долгое времЯ мною заброшенных, тогда
как они на мне и многие их от менЯ ждут; победила памЯть о краткости  жизни.
Џризнаюсь, Я испугалсЯ неожиданных напастей. ‚ самом деле, что  быстротечней
жизни, что неотступней  смерти?  Џодумалось,  каким  важным  предприЯтиЯм  Я
положил начало, сколько  мне  еще  остаетсЯ  работать  и  какие  просиживать
бессонные ночи; безрассудством, даже безумием показалось  в  наш  краткий  и
ненадежный век брать на себЯ новые заведомо долгие труды и разбрасыватьсЯ на
многое умом, которого едва хватит на одно, тем более что, как тебе известно,
менЯ ждет еще и другой труд, настолько же  более  славный,  насколько  более
весома похвала за поступки, чем за слова.
     —то  долго  говорить?  ’ы  услышишь  вещь,  котораЯ  кому-то  покажетсЯ
неправдоподобной,  но  это  так:  тысЯчу,  если  не   больше,   разрозненных
стихотворных сочинений всевозможного рода и писем к друзьЯм - не то что  мне
там  ничего  не  приглЯнулось,  а  просто  они  обещали  больше  труда,  чем
удовольствиЯ, - Я передал на исправление ‚улкану. Ќе без вздоха, конечно,  -
что стыдитьсЯ своей человеческой слабости? - и  все-таки  надо  было  помочь
удрученной душе пускай хоть горьким лекарством и облегчить  как  бы  слишком
глубоко осевший от груза корабль, выбросив даже некоторые ценные вещи.
     ‚прочем, они еще горели, когда Я  заметил,  что  в  углу  валЯетсЯ  еще
небольшое  количество  бумаг;  отчасти  случайно,  помимо   моих   стараний,
сохранившиесЯ, отчасти переписанные в  свое  времЯ  моими  помощниками,  они
устоЯли против всепобеждающего тлена. (џ сказал "небольшое",  но  боюсь,  не
покажетсЯ ли оно читателю большим, а переписчику  -  непомерным.)  Љ  ним  Я
оказалсЯ снисходительней, согласилсЯ оставить им жизнь, принЯв  во  внимание
не  их  достоинство,  а  свое  удобство,  -  они  не  грозили  мне   никакой
дополнительной работой. ‚звесив же  наклонности  ума  двух  своих  ближайших
друзей, Я решил распределить все на чаше весов таким  образом,  чтобы  проза
отошла к тебе, а стихи к нашему Ѓарбату; так и вы ведь некогда хотели, и  Я,
помнитсЯ, вам обещал. ‘ловом, круша в едином порыве все, что  подвертывалось
под руку, и не собираЯсь, по своему тогдашнему настроению, щадить и  это,  Я
будто увидел вдруг одного из вас по левую,  другого  по  правую  сторону  от
себЯ; схватив менЯ за руки, вы дружески увещевали менЯ не  сжигать  в  одном
огне и свое обещание,  и  ваши  надежды.  ‚от  что  стало  главной  причиной
спасениЯ этих бумаг; иначе, поверь мне, они сгорели бы вместе с остальными.
     Љакой бы ни была причитающаЯсЯ лично тебе долЯ этих остатков, ты, знаю,
будешь не только не  придирчивым,  но  и  увлеченным  читателем.  Ќе  дерзаю
хвалитьсЯ вместе с Ђпулеем из Њадавры: "Ќе  поленись,  читатель;  останешьсЯ
доволен", - где  мне  взЯть  уверенности  в  себе,  чтобы  обещать  читателю
довольство или развлечение? - но ведь  читать  будешь  ты,  мой  ‘ократ,  и,
преданный друг, возможно, получишь удовольствие, радуЯсь писаниЯм  человека,
который тебе душевно близок. Ќе все ли равно,  какова  красота  формы,  если
судить о ней будет только любЯщий друг? €злишнЯЯ приправа к тому, что и  так
вкусно. € если что-то мое здесь тебе понравитсЯ, это мое  Я  признаю  твоим:
хвала не моему уму, а твоему дружескому  расположению.  ‚едь  тут  Явно  нет
никакой особой силы слова; ее у менЯ  вовек  не  было,  а  и  была  бы,  сам
принЯтый  мною  стиль  ее  не  допускает,  потому  что  даже  –ицерон,  всех
превосходивший красотой слога, не дал ей воли в своих письмах и в тех  своих
книгах, которые написаны, как он сам говорит, в  "ровном  и  умеренном  роде
речи". ‚озвышенную силу, блестЯщий, стремительный и изобильный поток  своего
красноречиЯ он упражнЯл в своих судебных выступлениЯх, - род речи, несчетное
число раз применЯвшийсЯ –ицероном в защиту друзей,  часто  -  против  врагов
республики и своих личных недругов, Љатоном - часто в защиту других,  "сорок
четыре  раза"  в  свою  защиту.  Њне  этот  род  речи  неведом:   Я   и   от
государственных  должностей  всегда  был  далек,  и  слава  моЯ,   хоть   ее
непрестанно  треплет  сплетнЯ  и  тайные  наговоры,  до  сих  пор   еще   не
подвергалась гласному нападению, когда пришлось бы отвечать ударом  на  удар
или защищатьсЯ в судебном прении. Ќе  мое  призвание  и  подавать  словесную
помощь в защите от подобных нападок другим:  ни  склонЯть  на  свою  сторону
судей, ни сдавать внаем Язык Я не выучилсЯ  из-за  решительного  противлениЯ
несговорчивой  натуры,  заставившей  менЯ  любить  тишину   и   одиночество,
враждовать с людной площадью, презирать серебро - что очень  кстати,  потому
что Я оказалсЯ так избавлен от потребности, котораЯ иначе обрекла бы менЯ на
жалкую нужду.
     €так, не найдЯ у менЯ ни ораторской силы речи, в которой у менЯ нет  ни
нужды, ни излишка и изобилие которой Я все равно не знал бы куда  приложить,
ты с безотказной благосклонностью друга примешь  мой  скромный,  домашний  и
повседневный склад речи и одобришь его за близость к тому Языку, которым  мы
пользуемсЯ в обычной беседе, и за сообразие содержанию. Ќо не все мои  судьи
будут такими; не все ведь сходно чувствуют, не все одинаковое  любЯт.  „а  и
как всем понравлюсь Я, всегда старавшийсЯ нравитьсЯ немногим?
     …сть у истинного  суждениЯ  три  отравы:  любовь,  ненависть,  зависть.
Ћтносительно первого смотри не заставь нас излишком своей любви обнародовать
то, что лучше утаить: тебе - любовь, а другим, глЯди,  затуманит  глаза  что
иное; между слепотой любви и слепотой зависти разница в причине огромнаЯ,  в
следствиЯх  -  никакой.  Ќенависти,  названной  мною  на  втором  месте,  Я,
разумеетсЯ, не заслуживаю и не боюсь.
     Ђ может быть, ты захочешь при себе хранить мои безделки, сам их  читать
и только вспоминать по ним нас и случавшеесЯ с нами? ’огда  ты  окажешь  мне
желаннейшую услугу, потому что и просьба твоЯ окажетсЯ исполнена, и мое  имЯ
не пострадает. ‚едь в самом деле, если не льстить попусту  самому  себе,  то
как надеЯтьсЯ, что даже друг, если только он не наш альтер эго,  сможет  без
раздражениЯ читать такую противоречивую разноголосицу,  не  свЯзанную  одним
стилем, единым намерением пишущего, потому что из-за разнообразиЯ  предметов
моим пером, естественно, тоже водило разное  душевное  настроение,  -  редко
радостное, часто скорбное?
     ќпикур, в мнении толпы презренный,  на  суд  великих  умов  возвышенный
философ,  посылал  письма  только  двум-трем  людЯм:  €доменею,  Џолиэну   и
Њетродору; почти то же - –ицерон: Ѓруту, Ђттику и своим –ицеронам,  то  есть
брату и сыну; ‘енека не писал,  почитай,  никому,  кроме  ‹уцилиЯ.  џсное  и
заведомо успешное дело - писать, знаЯ душу собеседника, привыкнув  к  складу
его ума, помнЯ, что тому важно слышать,  что  тебе  пристало  говорить.  Њне
такое было недоступно.
     Џочти всЯ моЯ жизнь до сих пор проходила в  скитаниЯх.  ‘равниваю  свои
блужданиЯ с  Ћдиссеевыми;  будь  блеск  имени  и  подвигов  одинаковым,  его
странствиЯ не оказались бы ни продолжительнее, ни длиннее моих. Ћн  ушел  из
стен отечества уже пожившим, а хоть ничто вообще  ни  в  каком  возрасте  не
продолжительно, в старости все делаетсЯ особенно  кратким.  џ,  родившись  в
семье изгнанников, в изгнании поЯвилсЯ на свет - с такими муками длЯ  матери
и с такой опасностью длЯ себЯ, что не только повивальные бабки, но  и  врачи
долго считали ее бездыханной; так мои бедствиЯ  начались  еще  прежде  моего
рождениЯ, и на самый порог жизни Я пришел под крылом смерти. ‘видетель  тому
- небесславный город €талии Ђреццо, где вместе со многими достойными  людьми
нашел себе прибежище мой изгнанный из отечества отец. Ћттуда Я был увезен на
седьмом месЯце жизни и  носим  по  всей  ’оскане  десницею  одного  крепкого
молодца, который - как сладко мне вспоминать вместе с тобой о  своих  ранних
тЯготах и тревогах! - обернув менЯ в плат, словно Њетаб Љамиллу, и  подвесив
на сучковатую дубину, таскал в таком положении, чтобы не помЯть младенческое
тело. Џри переходе через реку Ђрно он свалилсЯ с оступившейсЯ лошади  и  сам
чуть не погиб в сильном потоке, спасаЯ доверенную ему ношу. Љонец тосканских
блужданий, Џиза; оттуда снова семи лет от роду  Я  был  отторжен  и  морским
путем вывезен в ѓаллию, причем недалеко от ЊарселЯ под  налетевшим  студеным
северным ветром пережил кораблекрушение и едва не был отозван назад от самых
ворот новой жизни.
     ’олько  куда  Я  несусь,  забыв,  о  чем  начал  говорить?   ’ак   вот,
неудивительно, что с тех  пор  до  сего  днЯ  у  менЯ  или  совсем  не  было
возможности осесть и передохнуть, или  таковаЯ  очень  редко  выдавалась;  и
сколько среди скитаний Я пережил бед и тревог, никто  после  менЯ  не  знает
лучше, чем ты. ‡ахотелось вспомнить об этом только  ради  напоминаниЯ  тебе,
что Я среди бед родилсЯ и среди бед состарилсЯ, - если точно уже  состарилсЯ
и мне не припасено на остаток дней что-то еще худшее. -  Џоистине  все  эти,
хоть и общие длЯ вступающих в здешнюю жизнь, вещи - ведь жизнь  человеческаЯ
на земле не просто воинское служение, а бой, -  длЯ  разных  людей  все-таки
разные, род битвы далеко не одинаков, и  пусть  любому  тЯжело,  на  каждого
ложитсЯ очень неодинаковый груз.
     ‚ернусь к делу. ‘реди жизненных бурь ни  в  одной  пристани  не  бросаЯ
Якорь подолгу, Я нажил  себе  не  знаю  сколько  истинных  друзей,  -  их  и
распознать трудно, и  вообще  они  крайне  редки,  -  но  зато  бесчисленное
множество знакомых. Џисать мне  приходилось  поэтому  многим  людЯм,  далеко
отстоЯщим друг от друга строем души и положением и настолько несхожим  между
собой, что сейчас при перечитывании мне  кажетсЯ,  будто  иногда  Я  говорил
противоположные вещи. ‚сЯкий, с кем в жизни  случалось  подобное,  признает,
что  противоречить  себе  мне  было  прЯмо-таки  необходимо.  ЏерваЯ  забота
пишущего - смотреть, кому пишешь; тогда сразу понЯтно, и что, и как  писать,
и прочие обстоЯтельства. Џо-разному надо говорить с сильным  человеком  и  с
робким, с неопытным юношей и с исполнившим долг жизни старцем, с  купающемсЯ
в изобилии и с бедствующим, с ученым, сиЯющим образованностью и  умом,  и  с
человеком, который тебЯ не поймет, если заведешь речь о  чем  повозвышенней:
бесчисленны породы людей, умы несхожи, как лица, и если даже желудок  одного
и того же человека не всегда просит одной и той же пищи,  тем  более  ум  не
должен всегда питатьсЯ одним и тем же стилем. ђабота двойнаЯ: понЯть, что за
человек тот, кому хочешь писать, и в каком состоЯнии он будет, читаЯ то, что
ты решил ему писать.
     ЊенЯ эти сложности часто заставлЯли быть непохожим на самого  себЯ.  Ћт
несправедливых судий, готовых  обратить  это  мне  в  вину,  Я  отчасти  уже
оградилсЯ благодарЯ огню, отчасти ты менЯ оградишь, если скроешь у себЯ  эти
мои письма и утаишь мое имЯ. …сли не сумеешь спрЯтать  их  от  немногих  еще
живущих ныне друзей, - ведь у дружбы рысьи глаза и длЯ дружеского взора  нет
ничего непрозрачного, - посоветуй им, если у них окажетсЯ что из вошедшего в
это  собрание,  выбросить  как  можно  скорее  и  не  смущатьсЯ  по   поводу
расхождений в содержании или выражении. ‚ самом  деле,  не  подозреваЯ,  что
тебе когда-то захочетсЯ иметь их сведенными в одно  собрание,  а  Я  на  это
соглашусь, и избегаЯ труда, Я то и дело повторЯл выражениЯ одного  письма  в
другом; как говорит ’еренций, тратил свое на себЯ. Џоскольку все писалось  в
течение долгих лет и рассылалось  в  разные  стороны  света,  неприметнаЯ  в
каждом  отдельном  члене  нескладица  грозила  теперь  стать   очевидной   в
скрепленном воедино теле; уместное  при  однократном  употреблении  в  одном
письме слово, часто повторЯЯсь в  целом  собрании,  начинало  раздражать,  -
значит, его надо было где-то оставить, в прочих  местах  убрать.  Њногие  из
повседневных забот, во времЯ писаниЯ,  возможно,  достойных  упоминаниЯ,  но
сейчас скучных длЯ сколь угодно увлеченного читателЯ, Я тоже опустил, помнЯ,
за что ‘енека смеЯлсЯ над –ицероном. •отЯ вообще-то в своих письмах Я больше
последователь –ицерона, чем ‘енеки: ‘енека сгрудил  в  посланиЯх  к  ‹уцилию
нравственную философию почти всех своих  книг,  а  –ицерон,  философствуЯ  в
книгах,  в  письмах  говорит  о  повседневных  вещах,  включаЯ   новости   и
разнообразные слухи своего времени. —то думает о –ицероновых письмах ‘енека,
его дело, но длЯ менЯ они, признаюсь,  захватывающее  чтение,  освежительное
после  трудных  и  требующих  напрЯжениЯ  вещей,  которые  в  большой  массе
притуплЯют внимание, вперемешку с другими приЯтны.
     Њного чего ты найдешь поэтому здесь, написанного  запросто  друзьЯм,  в
том числе тебе, то об общественных и частных делах, то  о  наших  печалЯх  -
слишком частой теме -или о других вещах, какие подсказывал случай. џ  только
одно почти то и делал, что давал знать друзьЯм о состоЯнии своего духа и обо
всем доходившем до моего сведениЯ; менЯ  поддерживало,  что  то  же  говорит
–ицерон в первом письме к брату: "‘обственно, смысл переписки в  том,  чтобы
человек, которому пишешь, стал осведомленней о ранее неизвестных ему вещах".
Џравда, повествование не должно быть и таким сухим, чтобы исключать  вставки
и отступлениЯ по ходу дела. ‚се это послужило мне и  поводом  длЯ  заглавиЯ.
Џри размышлении о нем простое  название  "Џисьма"  казалось  мне  отвечающим
делу, но поскольку и многие древние писатели его применЯли, и Я сам  так  же
назвал упомЯнутые немного  выше  стихотворные  посланиЯ  к  друзьЯм,  то  не
захотелось дважды пользоватьсЯ одним и тем  же  наименованием,  и  в  голову
пришло новое - "Љнига о делах повседневных", то есть такаЯ, в  которой  мало
особого изЯщества, много написанного будничным стилем о каждодневных  вещах,
хотЯ по мере необходимости простое и безыскусное повествование  сдабриваетсЯ
вставками нравственных рассуждений, что даже у –ицерона принЯто.
     ѓоворить так много о такой маловажной вещи менЯ заставлЯет страх  перед
зубастыми критиками, которые, сами  не  написав  ничего  достойного  оценки,
оценивают чужие таланты. ЌаглаЯ дерзость, от которой можно обезопасить  себЯ
только полным молчанием. ‘ложив руки и сидЯ на берегу, легко судить вкривь и
вкось  об  искусстве  рулевого.  Ћгради  от  наглецов  эти  непричесанные  и
неосторожно выпущенные из рук листки, хоть спрЯтав  их  где-нибудь  в  своих
тайниках. Ќо когда к тебе придет, - если Я когда-нибудь завершу его, - не то
”идиево изваЯние Њинервы,  о  котором  говорит  –ицерон,  а  какое  ни  есть
изображение моей души,  слепок  моего  ума,  оттачиваемый  мною  с  огромным
усердием, то спокойно ставь его на любом видном месте.
     ќто так. ’олько вот что Я всего охотнее  сокрыл  бы  глухим  молчанием,
если б можно было, да нелегко  спрЯтать  грызущий  недуг  -  он  прорываетсЯ
наружу  и  кричит  о  себе.  ‘тыдно  мне  своего   наступающего   с   годами
расслаблениЯ, но сам порЯдок моих  писем  засвидетельствует,  что  в  начале
жизни речь моЯ была сильна и сдержанна - признак крепости духа,  -  так  что
мне нередко удавалось утешать не только себЯ, но и других, а потом день  ото
днЯ  становитсЯ   надломленней   и   смиренней,   наполнЯетсЯ   не   слишком
мужественными сетованиЯми. ’акие места  умолЯю  тебЯ  скрывать  с  особенным
старанием: ведь что скажут другие, если Я сам краснею, перечитываЯ? ‚ыходит,
Я был в юности мужем, чтобы в старости стать младенцем? †алкое и ненавистное
извращение порЯдка вещей; Я было порывалсЯ даже изменить  последовательность
писем или совсем не показывать тебе те, которые не люблю! Ќи одна, ни другаЯ
уловка с тобой, Я понЯл, не  пройдет:  у  тебЯ  есть  и  образчики  жалобных
посланий, и день и год при каждом.
     ЋстаетсЯ прибегнуть к оружию оправданиЯ. ЊенЯ извела  долгим  и  тЯжким
преследованием судьба. Џока еще хватало духа и  мужества,  Я  и  сам  крепко
держалсЯ и других призывал к стойкости; когда мощь и напор  врага  заставили
менЯ дрогнуть стопою и духом, тотчас рухнула горделиваЯ приподнЯтость  речи,
и Я опустилсЯ до столь противных мне теперь  стонов.  ‡десь  менЯ,  пожалуй,
отчасти извинит привЯзанность к друзьЯм: пока они были целы и  невредимы,  Я
не стонал ни под какими ударами судьбы; как только  почти  все  они  пали  в
едином  крушении,  да  сверх  того  и  мир  гибнет,  остатьсЯ  непоколебимым
показалось мне скорее бесчувствием, чем геройством. „о  того  времени  разве
кто слышал когда от менЯ  жалобные  речи  об  изгнании,  болезнЯх,  суде,  о
собраниЯх и тревогах форума, о разорении родительского  дома,  о  потерЯнном
состоЯнии, об утрате наследства, об уроне длЯ  имени,  о  пропаже  денег,  о
разлуке с друзьЯми?
     Ђ ведь –ицерон среди подобных напастей обнаруживает такую слабость, что
насколько менЯ чарует его стиль, настолько коробит  от  содержаниЯ;  прибавь
сюда его ворчливые письма с бранью и легкомысленнейшими поношениЯми в  адрес
знаменитостей, которых он  незадолго  до  того  расхваливал.  ‡ачарованно  и
вместе смущенно читаЯ у него все подрЯд, Я не мог сдержатьсЯ и под  диктовку
негодованиЯ, будто современнику  и  другу,  как  человеку  близкому  мне  по
природному складу ума, написал ему, словно забыв о времени, и высказал,  что
менЯ задевает в его писаниЯх. Ќачав с –ицерона, Я потом в сходном порыве под
влиЯнием чтениЯ ‘енековой трагедии "ЋктавиЯ" писал и тому, а после по разным
поводам еще ‚аррону, ‚ергилию  и  так  далее.  Ќекоторые  из  этих  писем  Я
поместил в последней части сего собраниЯ, и непредуведомленного читателЯ они
могут там удивить; а другие погибли в общем пожаре.
     ’аков, говорю, был великий человек в своих страданиЯх; таков был Я -  в
моих. ‘ейчас, да будет тебе известно теперешнее состоЯние моего  духа,  -  и
нет ничего  завидного  в  приписывании  себе  того,  что,  согласно  ‘енеке,
случаетсЯ с неопытными, - само отчаЯние  сделало  менЯ  спокойней.  ‚  самом
деле, чего боЯтьсЯ человеку, столько раз встречавшемусЯ  со  смертью?  "…сть
спасенье одно побежденным - не ждать спасеньЯ". ‚от увидишь: Я буду день ото
днЯ действовать решительней,  говорить  мужественней,  и  если  представитсЯ
какаЯ-то  достойнаЯ  стилЯ  тема,  сам  мой  стиль   будет   энергичней.   Ђ
представитсЯ, конечно, много что; видно, один будет конец моему писательству
и моей жизни.
     Џравда, если у других работ есть конец или надежда на конец, длЯ  этой,
которую Я отрывками начал в годы ранней юности и теперь вот  уже  в  пожилом
возрасте собираю и привожу в форму книги, то любовь к друзьЯм,  заставлЯющаЯ
старательно отвечать им, не обещает никакого окончаниЯ  моим  письмам.  ќтой
подати мне не облегчат никакие ссылки на  многочисленные  занЯтиЯ,  так  что
знай: Я дождусь освобождениЯ от своей обЯзанности, и эта  работа  завершитсЯ
только тогда, когда ты услышишь  о  моем  упокоении  и  избавлении  от  всех
жизненных трудов. Ђ пока иду по избранному пути, не ожидаЯ его конца  раньше
конца дней; вместо покоЯ будет мне увлечение работой.
     ‚ остальном, как принЯто у риторов и полководцев, сгрудив более  слабое
в середину, Я постараюсь передний строй книги и ее последние  рЯды  укрепить
мужественностью суждений, тем  более  что  с  годами,  кажетсЯ,  Я  все-таки
закалЯюсь против наскоков и несправедливостей судьбы. Љаким окажусь на деле,
объЯвлЯть заранее не рискну, но в душе у  менЯ  решимость  не  сдаватьсЯ  ни
перед чем.

                  Џусть целый свет, надтреснув, рухнет, -
                       ’ело, не дух сокрушат руины.

     ‡най, моим оружием стали правила  Њарона  и  ”лакка,  которые  Я  давно
прочел и часто поминал, но только  теперь  наконец  под  последними  ударами
неотвратимой и неумолимой судьбы учусь исполнЯть.
     ЏриЯтна мне была эта беседа с тобой,  с  удовольствием  и  чуть  ли  не
умышленно затЯнутаЯ мною. —ерез сколько земель и морей она донесла  до  менЯ
твой облик и заставила тебЯ пробыть здесь со мною до сумерек, тогда  как  за
перо Я взЯлсЯ в утреннее времЯ. ‚от уже подошел конец и дню, и письму.
     ’ебе, собрат, Я  хотел  бы  посвЯтить  эту,  если  можно  так  сказать,
сотканную из разноцветных нитей ткань. ‚ другое  времЯ,  если  мне  случитсЯ
заиметь постоЯнное жительство и покой, которого до сих пор Я искал  напрасно
и который  едва  мерцает  мне  вдали,  думаю  соткать  в  твою  честь  более
благородное и уж во всЯком случае по-настоЯщему цельное полотно. •отелось бы
быть одним из тех немногих, кто способен пообещать и подарить славу. Џравда,
ты и собственной силой войдешь в свет, поднЯвшись на крыльЯх своего  таланта
и вовсе не нуждаЯсь в помощи. Ќо, разумеетсЯ, если Я сумею воспрЯнуть  среди
стольких препЯтствий, ты когда-нибудь станешь моим €доменеем, моим  Ђттиком,
моим ‹уцилием. †елаю тебе всего доброго

                                                     [ЏадуЯ, 13 ЯнварЯ 1350]


        I 3. ЏЋ—’…ЌЌЋЊ“ ‘’Ђђ–“ ђЂ‰Њ“Ќ„“ ‘“Џ…ђЂЌ“, ЏђЂ‚Ћ‚…„“, Ћ Ќ…‘’Ћ‰ЉЋЊ –‚…’… ‹…’

     ’ы, вижу, боишьсЯ, и не без оснований,  что  цветущий  возраст  обманет
менЯ, как случаетсЯ почти со  всеми  в  молодости.  Ќе  обещаю  тебе,  отец,
непоколебимости и стойкости человека, оставившего всЯкую душевную  суету,  -
это в моем возрасте трудней всего и, пожалуй, зависит больше от божественной
благодати, чем от человеческого усилиЯ, - но что  дух  мой  не  останетсЯ  в
неведении о своем состоЯнии, на это рассчитывать ты можешь.
     Џоверь мне, и сейчас, в самые, видимо, цветущие  годы  своей  жизни,  Я
постоЯнно ощущаю, что самым прЯмым путем движусь  к  увЯданию  -  да  что  ж
такими вЯлыми словами говорить о такой стремительной вещи? - не  движусь,  а
спешу, бегу, или, вернее, лечу! "€бо летЯт  года",  -  говорит  –ицерон;  "и
времЯ жизни нашей есть не что иное, как бег к смерти, - говорит Ђвгустин,  -
где никому не дано ни остановитьсЯ на миг,  ни  двигатьсЯ  хотЯ  бы  чуточку
медленней, но одинаковаЯ сила заставлЯет всех идти одним  и  тем  же  шагом.
Џричем если чьЯ-то жизнь оказалась короче, она не стала оттого полнее, чем у
долго жившего: у обоих равно отнимались равные моменты, и пускай  один  ушел
раньше, другой позже, бег обоих был одинаково  спешным,  потому  что  пройти
больший путь не значит идти медленней, и у кого до смерти  успевает  протечь
больше времени, не менее стремительно движетсЯ, а больший  путь  покрывает".
‚от два каких человека, описываЯ быстротечность смертной жизни, называют  ее
и полетом, и бегом. Ђ ‚ергилий сколько раз говорит о стремительности  жизни?
‚прочем, если бы даже все  молчали!  …сли  бы  даже  не  соглашались!  ђазве
бегущий и летЯщий стали бы оттого двигатьсЯ медленней?
     Ќе думай, будто Я все  это  говорю  понаслышке  ради  красного  словца,
срываЯ, как принЯто  среди  моих  сверстников,  цветочки  на  лугах  великих
авторов. ’о, что ‘енека называет  постыдным  длЯ  мужа,  длЯ  нас  считаетсЯ
настолько похвальным, что, подумаешь, у юности нет  занЯтиЯ  прекрасней!  Ќе
спорю,  и   мне   случаетсЯ   срывать   цветочки,   чтобы   при   надобности
воспользоватьсЯ ими в собрании старших; но, желаЯ прийти к доброй старости с
заслуженной похвалой, считаю нужным относить все слова великих людей к самой
жизни, а не к искусству речи. € хотЯ по привычке, по складу  ума,  по  строю
души, по свойству возраста Я нахожу удовольствие в оттачивании слова, однако
размышлЯю ли о чужих прекрасных изречениЯх, у самого ли иногда рождаетсЯ что
благозвучное, в любом случае Я больше  думаю  о  том,  чтобы  все  приносило
пользу длЯ жизни и  избавлЯло  менЯ  от  пороков  юности,  чем  о  словесных
украшениЯх, среди которых мог бы пороскошествовать юношеский Язык.
     Џоистине верх безумиЯ - порыватьсЯ к тому, чего, может быть, никогда не
достигнешь, что немногим даетсЯ и по достижении чего бывает мало  пользы,  а
то и множество вреда, пренебрегаЯ тем, что и всем доступно,  и  более  всего
полезно, и повредить никогда не может. Ћт великих, чтимых и наученных опытом
жизни людей знаем, что красиво говорить доступно  немногим,  а  жить  доброй
жизнью всем, и однако большинство людей к первому льнет,  второго  избегает;
таково свойство человеческой природы - хвататьсЯ за сложное и  жаднее  всего
тЯнутьсЯ к тому, что труднее всего достать.
     …сли даже нет веры моему возрасту, свидетелем мне совесть; Я  читаю  не
длЯ того, чтобы стать красноречивей или  изворотливей,  а  длЯ  того,  чтобы
стать лучше, и сказанное Ђристотелем о нравственной части философии переношу
на всю ее; хотЯ не стану отрицать свою удачу, если мои труды принесут и  тот
и другой плод. Ѓлагодарю тебЯ, отец, что по-отечески предостерегаешь менЯ, и
прошу  делать  это  почаще;  но  все-таки  знай,  что  уже  сейчас  Я  начал
распознавать, куда иду, перечислЯть сам с собой опасности пути  и  понимать,
что многие дрЯхлые старцы прочней менЯ стоЯт на  земле  и  держатсЯ  крепче.
ЊенЯ до глубины волнуют и слова  уже  стареющего  государЯ  „омициана:  "Ќет
ничего приЯтней миловидности, ничего недолговечней  ее",  и  вопрос  старого
Љатона у ’уллиЯ: "Љто настолько глуп, чтобы достоверно знать, будь  он  даже
очень молод, что доживет до  вечера?",  и  юношеское  -  зато  верное,  зато
глубокое, зато зрелое - двустишие юного еще ‚ергилиЯ: "ђозы,  дева,  сбирай,
пока свежестью дышишь и лаской; помни, однако: твой век  неудержимо  летит".
џ-то помню, и, пусть с полной силой еще не умею, вдумываюсь, как могу,  день
ото днЯ стараЯсь все глубже вдуматьсЯ, - не в то, каким кажусь другим,  а  в
то, что Я такое сам; чувствую, что и возраст мой, и какаЯ ни  есть  ладность
тела, и прочее (в чем  мне,  возможно,  кто-то  и  завидует)  дано  мне  длЯ
испытаниЯ, длЯ упражнениЯ, длЯ труда.  ‘ловом,  если  кратко  подытожить,  Я
знаю, что поднимаюсь, чтоб опуститьсЯ, расцветаю, чтоб увЯнуть, мужаю,  чтоб
состаритьсЯ, живу, чтоб умереть.

                                                      Ђвиньон, 1 маЯ [1331?]


        I 5. €ЋЂЌЌ“ ЉЋ‹ЋЌЌ…, ЉЂђ„€ЌЂ‹“ ђ€Њ‘ЉЋ‰ –…ђЉ‚€, ЋЏ€‘ЂЌ€…  ‘‚Ћ€• ‘’ђЂЌ‘’‚€‰

     Џосле Ђхена, но омывшись сперва в его подобных ЃайЯм  теплых  водах,  -
говорЯт, от них и пошло название города, - Я попал в Љельн, расположенный на
левом  берегу  ђейна,  славный  и  местоположением,  и  рекою,  и   народом.
Џоразительно, какаЯ в этой  варварской  земле  человечность,  какаЯ  красота
строений, какаЯ опрЯтность жен! ‘лучилось так, что Я  прибыл  туда  в  канун
€оанна ЉрестителЯ, и солнце уже клонилось  к  закату.  ‘разу  же  по  совету
друзей - ибо и там скорей молва, чем мои заслуги создали мне друзей - менЯ с
постоЯлого двора ведут  к  реке  посмотреть  на  редкостное  зрелище.  €  не
обманывают.  ‚  самом  деле,  вдоль  всего  берега  выстроилась  сиЯющаЯ   и
бесконечнаЯ вереница женских  фигур.  џ  поразилсЯ:  боги  праведные,  какаЯ
красота, какаЯ осанка! ’ут мог влюбитьсЯ всЯкий, кто пришел бы  сюда  с  еще
свободным сердцем. ‘ небольшого возвышениЯ, где Я стоЯл, легко  было  видеть
все происходЯщее. ‘копление было невероЯтное, но без всЯкой  сутолоки;  одна
за другой, живо, некоторые опоЯсавшись пахучими травами,  с  поднЯтыми  выше
локтей рукавами женщины мыли в потоке ладони и белые руки,  о  чем-то  мЯгко
переговариваЯсь неведомой мне речью. …два ли когда Я острее  понимал  то,  о
чем –ицерон говорит словами старой поговорки: "Ћказавшись в среде неведомого
Языка, становишьсЯ почти глухонемым".
     Ћдно утешение, в  благожелательных  переводчиках  не  было  недостатка.
‘реди прочего мне пришлось здесь удивлЯтьсЯ  и  тому,  что  германское  небо
взращивает мусические души, и если, как замечает удивленный ћвенал,  "ѓаллиЯ
бойкаЯ бриттов судебным речам научила",  то  есть  и  другое  диво:  "’онких
поэтов вскормила ѓерманиЯ, школу  прошедши".  ‚прочем,  чтобы  не  впасть  в
заблуждение с моей легкой руки, знай, что Њарона там нет ни одного,  Ќазонов
- множество, так что,  выходит,  верным  было  предвидение,  которое  Ћвидий
поместил в конце "Њетаморфоз", твердо верЯ то ли в благодарность  потомства,
то ли  в  собственный  талант:  действительно,  "народные  уста"  упоенно  и
восторженно перечитывают его там, куда простираетсЯ покорившаЯ мир  "римскаЯ
власть", или, вернее, римское имЯ. ќти-то  спутники  служили  мне  Языком  и
ушами, когда надо было что-то услышать или сказать;  поэтому,  изумленный  и
ничего не понимающий, Я спросил  одного  из  них  ‚ергилиевым  стихом:  "—то
значит стеченье к потоку? „ушам что надобно сим?" - и  получил  ответ:  есть
очень древний укоренившийсЯ в простом народе, особенно среди женщин,  обычай
их племени смывать с себЯ - все беды на целый год вперед, омываЯсь в реке  в
этот день, после которого должны наступить радость и удача; и это  ежегодное
омовение  соблюдалось  и  соблюдаетсЯ  с   никогда   неслабеющим   усердием.
“лыбнувшись, Я сказал: "Ћ, безмерно  счастливые  жительницы  берегов  ђейна,
смывающего несчастьЯ! Ќаши беды никогда не удавалось смыть ни Џо, ни  ’ибру.
‚ы отсылаете свои по ђейну к  британцам,  мы  охотно  отправили  бы  наши  к
африканцам или иллирийцам, да, видно, реки у нас ленивей!"  ЏосмеЯвшись,  мы
наконец ушли оттуда с наступлением темноты.
     ‚ последующие несколько дней Я кружил с утра до вечера по городу с теми
же водителЯми - упражнение, не лишенное  приЯтности,  не  столько  благодарЯ
всему, что пронеслось перед глазами, сколько благодарЯ воспоминаниЯм о наших
предках, которые в такой дали от родины оставили столь  блестЯщие  памЯтники
римской доблести. ЋпЯть-таки прежде всего заставлЯл о  себе  вспомнить  Њарк
Ђгриппа, основатель этой Љолонии. •оть он построил много прекрасного и дома,
и за границей, но свою Љолонию  больше  других  счел  достойной  запечатлеть
собственным фамильным именем - несравненный строитель и воин,  удостоившийсЯ
того, что Ђвгуст из всего света выбрал его зЯтем, мужем не просто дочери, но
дочери любимой, единственной, царственной. ‚идел Я мощи  тысЯч  одновременно
замученных свЯтых девственниц и освЯщенную их благородными останками  землю,
котораЯ, говорЯт, выталкивает трупы погребенных в  ней  преступников.  ‚идел
Љапитолий, слепок с нашего, разве что вместо совещающегосЯ о  мире  и  войне
сената прекрасные юноши и девушки попеременно поют здесь всенощные  хвалениЯ
Ѓогу в вечном согласии: там - гром колес  и  оружиЯ  под  стенаниЯ  пленных,
здесь - покой, радость и игривые голоса; туда вступает с  триумфом  военный,
сюда  -  мирный  вождь.  ‚идел  посреди  города  великолепный,  хоть  и   не
завершенный, храм, про который  не  без  основаниЯ  говорЯт,  что  он  самый
высокий в мире. ’ам Я благоговейно созерцал тремЯ скачками  перенесшиесЯ  от
‚остока до ‡апада тела царей  магов,  о  которых  читаем,  что  они  некогда
почтили дарами лежавшего в ЯслЯх небесного царЯ.
     Њне сейчас подумалось вдруг, благой отец, что Я  и  пределы  скромности
переступил, и нагромоздил  материи  больше  необходимого;  признаю  и  то  и
другое, но длЯ менЯ первый  долг  -  повиноватьсЯ  твоему  повелению.  ‘реди
многих поручений, которые ты давал мне в напутствие, главным  было  сообщить
тебе письменно подробнее, чем Я обычно это делаю устно,  о  землЯх,  куда  Я
направлЯюсь, и обо всем, что увижу и услышу; не беречь пера, не  гнатьсЯ  за
краткостью или блеском, не выдергивать вещи покрасочней, но охватывать  все;
напоследок ты сказал мне словами –ицерона: "Џиши  все,  что  подвернетсЯ  на
Язык". џ обещал, что буду, и частыми письмами с дороги,  по-моему,  исполнил
обещанное. …сли бы ты велел говорить о возвышенном, Я бы  попыталсЯ;  думаю,
однако, что назначение письма не выставлЯть в благородном свете пишущего,  а
извещать читающего. ‡ахотим чем-то казатьсЯ - покажем себЯ в своих книгах, в
письмах будем вести обычную беседу.
     Џродолжаю. „вадцать девЯтого июнЯ Я отправилсЯ из  Љельна  среди  такой
жары и пыли, что не раз требовал от ‚ергилиЯ "альпийских снегов  и  прохлады
ђейна". Џотом в одиночку и, что тебЯ больше всего удивит, во  времЯ  военных
действий пересек Ђрденнский лес, заранее мне уже известный по свидетельствам
разных писателей, однако на вид мрачный и ужасающий.  ‚прочем,  беззаботных,
как говоритсЯ, Ѓог хранит.
     Ќе буду, однако, второй раз проходить пером путь долгий  и  только  что
проделанный верхом на коне. ЋбойдЯ  немало  стран,  Я  добралсЯ  сегоднЯ  до
‹иона. ќто тоже славнаЯ  римскаЯ  колониЯ,  немногим  старше  Љельна.  ‡десь
сливаютсЯ две всем известные, текущие в наше море реки, ђона и Ђрар, которую
местные жители зовут ‘оной, но о  них  нечего  говорить:  соединившись,  обе
спешат к тебе, одна наподобие понуждающей, другаЯ - понуждаемой;  смесившись
водами, они омывают Ђвиньон, где  ђимский  первосвЯщенник  держит  сейчас  в
плену и тебЯ, и весь род человеческий.
     Љогда Я въехал сюда сегоднЯ утром и навстречу мне случайно попалсЯ один
твой домочадец, Я набросилсЯ на него  с  тысЯчью  вопросов,  как  принЯто  у
вернувшихсЯ из дальних краев; на иные он мне ничего не умел ответить,  но  о
пресветлом брате твоем, к которому Я больше всего спешил, рассказал, что  он
без менЯ отправилсЯ в ђим. …два Я услышал это, жажда расспрашивать и спешить
с возвращением во мне сразу поостыла. „умаю  теперь  подождать  здесь,  пока
жара тоже поостынет - а до сих пор Я ее не ощущал - и покой менЯ освежит - а
Я только и понЯл впервые сейчас, когда пишу это, что устал.  ‚от  уж  верно,
нет усталости тЯжелее душевной. …сли наскучит дальше путешествовать по суше,
ђона послужит мне экипажем. Њежду тем мне не было в  тЯгость  бегло,  потому
что  гонец  торопит,  описать  тебе  все  это,  чтобы   ты   знал   о   моем
местопребывании. Ќа братца же твоего, когда-то моего водителЯ,  а  теперь  -
пойми мое горе - предателЯ, Я решил пожаловатьсЯ не кому  другому,  как  ему
самому; прошу тебЯ, вели переслать ему мою жалобу как можно скорей.  -  Ѓудь
здоров и помни обо мне, свет - отечества, гордость наша.

                                                      ‹ион, 9 августа [1333]


        I 9. ”ЋЊ… €‡ Њ…‘‘€Ќ›, ЋЃ €‘Љ“‘‘’‚… ‘‹Ћ‚Ђ

     ‡абота о душе присуща философу, совершенство Языка свойственно оратору;
ни душою, ни словом мы не  должны  пренебрегать,  если  намерены  "от  праха
вознесЯсь, жить в памЯти  людской".  ‚прочем,  о  первом  -в  другом  месте;
великий это подвиг и громадный труд, но преизобильный плодами.  ‡десь,  чтоб
не уходить от того, что потЯнуло менЯ к перу, Я зову и убеждаю исправлЯть не
только нашу жизнь и нравы, в чем первый  долг  добродетели,  но  и  привычки
нашей речи, чего мы достигнем, заботЯсь об искусстве  словесного  выражениЯ.
€бо и слово - первое зеркало духа, и  дух  -  главный  водитель  слова.  Ћба
зависЯт друг от друга, разве что тот  сокрыт  в  груди,  а  это  выходит  на
всеобщее обозрение; тот снарЯжает в путь  и  придает  выступающему  желанный
себе вид, а это, выступаЯ, возвещает о  состоЯнии  снарЯдившего;  воле  того
подчинЯютсЯ, свидетельству этого верЯт. ’ак  что  о  том  и  о  другом  надо
подумать, чтобы и тот умел быть к этому трезвенно  суровым  и  это  было  бы
подлинно достойным того; хотЯ, конечно, где позаботились о духе,  там  слово
не может остатьсЯ в  небрежении,  равно  как,  наоборот,  слову  не  придашь
достоинства, если не будет своего собственного величиЯ у духа.
     —то толку, что ты с головой утонешь в –ицероновых  источниках,  что  ни
одно сочинение ни греков,  ни  наших  не  пройдет  мимо  тебЯ?  Џожалуй,  ты
выучишьсЯ говорить изЯщно, изысканно, мило, утонченно; весомо, строго, мудро
и, что выше всего, свЯзно - ни в коем случае не сумеешь; ведь если сперва не
придут в согласие  наши  порывы,  чего  никому  никогда  не  достичь,  кроме
мудреца, то от разлада стремлений с  необходимостью  окажутсЯ  в  разладе  и
нравы и слова. Ќаоборот, хорошо устроенный ум всегда мирен в своей нерушимой
без- . мЯтежности и спокоен; он знает, чего хочет,  и  чего  однажды  хотел,
хотеть не перестает; поэтому, даже если ему не хватит украшений  ораторского
искусства, он из самого себЯ почерпнет слова дивно великолепные, возвышенные
и во всЯком случае себе созвучные. •отЯ и нельзЯ  отрицать,  что  нечто  еще
более редкостное возникает всЯкий раз,  когда  после  упорЯдочениЯ  душевных
порывов,  -  а  при  их  буре  вообще  нечего  надеЯтьсЯ  на  сколько-нибудь
счастливый результат, - отводитсЯ времЯ длЯ занЯтий искусством  слова.  …сли
даже оно нам не нужно, и ум, полагаЯсь на свои силы и в  тишине  развертываЯ
свои сокровища,  способен  обойтись  без  поддержки  слов,  надо  все  равно
потрудитьсЯ по крайней мере ради пользы людей, с которыми живем; в том,  что
наша беседа может принести большую пользу их душам, сомневатьсЯ нельзЯ.
     ’ут ты прервешь менЯ и  скажешь:  "Ќо  насколько  полезней  длЯ  нас  и
действенней  длЯ  них  наглЯдное  убеждение  Явственными   примерами   нашей
добродетели, способными захватить  людей  своим  благородством  и  увлечь  в
порыве подражаниЯ! Џриродой устроено так, что нас намного  верней  и  скорей
подстегивают не слова, а дела; их  путем  мы  надежнее  поднимемсЯ  до  всей
высоты добродетели!" „а Я и не возражаю:  каково  тут  мое  мнение,  ты  мог
понЯть уже тогда, когда Я напоминал о необходимости прежде  всего  душевного
мира; и, думаю, не без причины сказал сатирик: "Џервыми должен Явить ты  мне
блага души", а они не были бы первыми, если бы что другое им предшествовало.
€ все же сколько способен  сделать  дар  слова  длЯ  устроениЯ  человеческой
жизни, о том и у многих авторов читаем, и свидетельством повседневного опыта
подтверждено. ‚ наш век сколько людей, которым ничуть не помогли  показанные
им примеры, мы слышим, словно проснулись  и  от  негоднейшего  образа  жизни
вдруг обратились к высшему смирению единственно благодарЯ силе чужого слова!
Ќе буду ни повторЯть тебе, что еще пространнее говорит об этом Њарк  –ицерон
в книгах "Ћб изобретении" - место широко известно, - ни переска