.

‚кривь обходЯщим лужи и канавы,
несущим мысль про хлеб и молоко,
что нам пустей, что смехотворней славы?
Њеж тем она даетсЯ нам легко.

Љогда сентЯбрь, тепло, и воздух хлипок,
и все бегут с учений и работ,
нас осыпает золото улыбок
у станции метро "Ђэропорт".

        ЋЏ€‘ЂЌ€… ЌЋ—€

ѓлубокий плюш казенного ќдема,
развЯзный грешник, Я взЯла себе
и хищно н неопытно владела
углом стола и лампой на столе.

Ќа каторге таинственного дела
о вечности радел петух в селе,
и, пристальнаЯ, как монгол в седле,
всю эту ночь Я за столом сидела.

‚сю ночь в природе длилсЯ плач раздора
между луной и душами зверей,
впадали в длинный воздух коридора,
исторгнутые множеством дверей,
течениЯ полуночного вздора,
что спит в умах людей и словарей,
и пререкались дактиль и хорей -
кто домовой и правит бредом дома.

‚сЯк спЯщий в доме был чему-то автор,
но ослабел длЯ совершеньЯ сна,
из глуби лбов, как из отверстых амфор,
рассеивалась спертость ремесла.
ЋбожествлЯла влюбчивость метафор
простых вещей невзрачные тела.
€ постоЯльца прежнего звала
его тоска, дичавшаЯ за шкафом.

‚ чем важный смысл чудовищной затеи:
вникать в значенье света на столе,
участвовать, словно в насущном деле,
в судьбе светил, играющих в окне,
и выдержать такую силу в теле,
что тень его внушила шрам стене!
Ќе знаю. Ќо еще зачтетсЯ мне
бесславный подвиг сотвореньЯ тени.

        ЋЏ€‘ЂЌ€… ЉЋЊЌЂ’›

’ы, населивший мглу вселенной,
то Явно видный, то едва,
огонь невнЯтный и нетленный
материи иль божества,
ты - ангелы или природа,
спасение или напасть,
что ты ни есть, твоЯ свобода,
твоЯ торжественнаЯ власть.
Ќе благодать твою, не почесть,
судьба земли, оставь за мной
лишь этой комнаты непрочность,
ничтожную в судьбе земной.
‡ачем с разбега бесприютства
влюбилась Я в ее черты
всем разумом-де безрассудства,
всем зрением-де слепоты!
Љровать, два стула ненадежных,
свет лампы, сумерки, графин,
и вид на изгородь продолжен
красой невидимых равнин.
’ворилась в этих бедных стенах,
оставшись тайною моей,
печаль пустых, благословенных,
от всех сокрытых зимних дней.
‡десь совмещались стол и локоть,
тетрадь ждала карандаша,
и, провожаЯ мимолетность,
беспечно мучилась душа.

        ЋЏ€‘ЂЌ€… ЃЋ‹€
        ‚ ‘Ћ‹Ќ…—ЌЋЊ ‘Џ‹…’…Ќ€€

‘плетенье солнечное - чушь?
Љоварный лЯпсус астрономов
рассеЯнных! Њне дик и чужд
недуг светил неосторожных.
‘плетались бы в сторонней мгле!
Ќо хворым силам мирозданьЯ
угодно бедствовать во мне -
любимом месте их страданьЯ.
‚местившись в спину и в живот,
вблизи наук, чьЯ суть целебна,
болел и бредил небосвод
в ничтожном теле пациента.
Ѓыть может, сдуру, сгорЯча
Я б умерла в том белом зале,
когда бы моего врача
ѓазель …вграфовна не звали.
- ѓазель …вграфовна! - изрек
белейший медик.
Ћ удача!
“лыбки доблестный цветок,
возросший из расщелин плача.
Џокуда стетоскоп глазел
на загнанную мышцу страха,
она любила ‚ас, ѓазель,
и ‚ашего отца …вграфа.
’ахикардический буЯн
морзЯнкою предкатастрофной
производил всего лишь Ямб,
влюбленный Ямб четырехстопный.
Ћн с ‚ашим именем играл!
Ќе зрЯ душа моЯ, как ваза,
изогнута (при чем …вграф!)
под сладкой тЯжестью Љавказа.
Џростите мне тоску и жуть,
мой хрупкий звездочет, мой лекарь!
џ вам вселенной прихожусь -
чрезмерным множеством молекул.
Ќе утруждайте нежный ум
обзором тьмы нечистоплотной!
Ќе стоит бездна скорбных лун
печали ‚ашей мимолетной.
’рудов моих туманна цель,
но жизнь мою спасет от краха
воспоминанье про ѓазель,
дитЯ добрейшего …вграфа.
‘удьба моЯ, за то всегда
благодарю твой добрый гений,
что смеха детскаЯ звезда
живет во мгле твоих трагедий.
‹ишь в этом смысл - марать тетрадь,
печалитьсЯ в канун весельЯ,
и болью чуждых солнц хворать,
и умирать длЯ их спасеньЯ.

        x x x

‘лучилось так, что двадцати семи
лет от роду мне выпала отрада
жить в замкнутости дома и семьи,
расширенной прекрасным кругом сада.

‘ебЯ Я предоставила добру,
с которым справедливаЯ природа
следит за увЯданием в бору
или решает участь огорода.

Њне нравилось забыть печаль и гнев,
не ведать мысли, не промолвить слова
и в детском неразумии дерев
терпеть заботу гениЯ чужого.

џ стала вдруг здорова, как трава,
чиста душой, как прочие растеньЯ,
не более умна, чем дерева,
не более жива, чем до рожденьЯ.

џ улыбалась ночью в потолок,
в пустой пробел, где близко и приметно
белел во мраке очевидный бог,
имевший цель улыбки и привета.

Ѓыла так неизбежна благодать
и так близка большаЯ ласка бога,
что прЯдь со лба-чтоб легче целовать -
Я убирала и спала глубоко.

Љак будто бы надолго, на века,
Я углублЯлась в землю и деревьЯ.
Ќикто не знал, как мука велика
за дверью моего уединеньЯ.

                ЌЋчњ

“же рассвет темнеет с трех сторон,
а все руке недостает отваги,
чтобы пробитьсЯ к белизне бумаги
сквозь воздух, затвердевший над столом.

Љак непреклонно честный разум мой
стыдитсЯ своего несовершенства,
не допускает руку до блаженства
затеЯть Ямб в беспечности былой!

Њеж тем, когда полна значеньЯ тьма,
ожог во лбу от выдумки неточной,
мощь кофеина и азарт полночный
легко принЯть за остроту ума.

Ќо, видно, впрЯмь велик и невредим
рассудок мой в безумье этих бдений,
раз возбужденье, жаркое, как гений,
он все ж не счел достоинством своим.

“жель грешно своей беды не знать!
‘облазн так сладок, так невинна малость -
нарушить этой ночи безымЯнность
и все, что в ней, по имени назвать.

Џока руке бездействовать велю,
любой предмет глЯдит с кокетством женским,
красуетсЯ, следит за каждым жестом,
нацеленным ему воздать хвалу.

“веренный, что мной уже любим,
бубнит и клЯнчит голосок предмета,
его душа желает быть воспета,
и непременно голосом моим.

Љак Я хочу благодарить свечу,
любимый свет ее предать огласке
и предоставить неусыпной ласке
эпитетов! Ќо Я опЯть молчу.

ЉакаЯ боль - под пыткой немоты
все ж не признатьсЯ ни единым словом
в красе всего, на что зрачком суровым
любовь моЯ глЯдит из темноты!

—его стыжусь? ‡ачем Я не вольна
в пустом дому, средь снежного разлива,
писать не хорошо, но справедливо -
про дом, про снег, про синеву окна?

Ќе дай мне бог бесстыдства пред листом
бумаги, беззащитной предо мною,
пред Ясной и бесхитростной свечою,
перед моим, плывущим в сон, лицом.


        Џ‹Ћ•Ђџ ‚…‘ЌЂ

Џока клЯлись беспечные снега
блистать и стыть с прилежностью металла,
пока пуховой шали не снЯла
та девочка, котораЯ мечтала
склонить к плечу оранжевый берет,

пустить на волю локти и колени,
чтоб не ходить, но совершать балет
хожденьЯ по оттаЯвшей аллее,
пока апрель не затевал возни,
угодной насекомым и растеньЯм, -
взЯв на себЯ несчастный труд весны,
безумцем становилсЯ неврастеник.

‘реди гардин зимы, среди гордынь
сугробов, ледоколов, конькобежцев
он гнев весны претерпевал один,
став жертвою ее причуд и бешенств.

Ћн так поспешно окна открывал,
как будто смерть предпочитал неволе,
как будто бинт от кожи отрывал,
не устоЯв перед соблазном боли.

—то было с ним, сорвавшим жалюзи?
’о ль сильный дух велел искать исхода,
то ль слабость щитовидной железы
выпрашивала горьких лакомств йода?

Ћн сам не знал, чьи силы, чьи труды
владеют им. Ќо говорЯт преданьЯ,
что, ринувшись на поиски беды, -
как выгоды, он возжелал страданьЯ.

Ћн закричал: - ѓрешна моЯ судьба!
Ќе гений Я! €, стало быть, впустую,
гордЯсь огромной выпуклостью лба,
лелеЯл Я лишь опухоль слепую!

Ћн стал боЯтьсЯ перьев и чернил.
Ћн говорил в отчаЯнной отваге:
- Ћ господи! ’вой худший ученик -
Я никогда не оскверню бумаги.

Ћн сделалсЯ неистов и угрюм.
Ћн все отринул, что грозит блаженством.
†елал он мукой обострить свой ум,
побрезговав его несовершенством.

‚ груди птенцы пищали: не хотим!
ѓнушаЯсь их красою бесполезной,
вбивал он алкоголь и никотин
в их слабый зев, словно сапог железный.

€ проклЯл он родимый дом и сад,
сказав: - Љак страшно просыпатьсЯ утром!
Љак жжетсЯ этот раскаленный ад,
который именуетсЯ уютом!

Ћн жил в чужом дому, в чужом саду
и, тем платил хозЯйке любопытной,
что, голый и огромный, на виду
у всех вершил свой пир кровопролитный.

…му давали пищи и питьЯ,
шептались меж собой, но не корили
затем, что жутким буднЯм их бытьЯ
он приходилсЯ праздником корриды.

Ћн то в пустой пельменной горевал,
то пил коньЯк в гостиных полусвета
и понимал, что это - гонорар
за представленье: странности поэта.

…му за то и подают обед,
который он с охотою съедает,
что гостьЯ, умница, искусствовед,
имеет право молвить: - Ћн страдает!

€ он страдал. Ћб острие угла
разбил он лоб, казнЯ его ничтожность,
но не обрел достоинства ума
и не изведал истин непреложность.

Џроснувшись ночью в серых простынЯх,
он клЯл дурного мозга неприличье,
и высоко над ним плыл Џастернак
в опрЯтности и простоте величьЯ.

Ћн снЯл портрет и тем отверг упрек
в проступке суеты и нетерпеньЯ.
‚иновен ли немой, что он не мог
использовать гортань длЯ песнопеньЯ?

…го встречали в чайных и пивных,
на площадЯх и на скамьЯх вокзала.
€, наконец, он головой поник
и так сказал (вернее, Я сказала):

- „рузьЯ мои, мне минет тридцать лет,
увы, итог тридцатилетьЯ скуден.
Њой подвиг одиночества нелеп,
и суд мой над собою безрассуден.

Ѓог точно знал, кому какаЯ честь,
мне лишь одна, не много и не мало:
всегда пребуду только тем, что есть,
пока не стану тем, чего не стало.

’ак в чем же смысл и польза этих мук,
привнесших в кожу белый шрам ожога?
“верен в том, что мимолетный звук
мне ЯвитсЯ, и Я скажу: так много?
‡атем свечу зажгу, перо возьму,
судьбе моей воздам благодаренье,
припомню эту бедную весну
и напишу о ней стихотворенье.

        x x x

џ думаю: как Я была глупа,
когда стыдилась собственного лба -
зачем он так от гениЯ свободен?
‘егоднЯ, став взрослее и трезвей,
хочу обедать посреди друзей.
‹ишь их привет мне сладок и угоден.
Њне снитсЯ сон: Я мучаюсь и мчусь,
лицейскою возвышенностью чувств
пылает мозг в честь праздника простого.
„рузьЯ мои, что так добры ко мне,
должны собратьсЯ в маленьком кафе
на площади ‚осстаньЯ в полшестого.
џ прихожу и вижу: собрались.
ЃлагословлЯЯ красоту их лиц,
плач нежности стоит в моей гортани.
Љак встарь, моЯ кружитсЯ голова.
Љак встарь, звучат прекрасные слова
и пенье очарованной гитары.
џ просыпаюсь и спешу в кафе,
Я оставлЯю шапку в рукаве,
не ведаЯ сомнениЯ пустого.
џ твердо помню мой недавний сон
и стол прошу накрыть на пЯть персон
на площади ‚осстаньЯ в полшестого.
џ долго жду и вижу жизнь людей,
которую прибоем площадей
выносит вдруг на мой пустынный остров.
’ак мне пришлось присвоить новость встреча
чужие тайны и чужую речь,
борьбу локтей неведомых и острых.
‚ошел убийца в сером пиджаке.
“битый им сидел невдалеке.
џ наблюдала странность их общеньЯ.
Џромолвил первый:
                        - ‚от моЯ рука,
но все ж не пейте столько коньЯка -
€ встал второй и попросил прощеньЯ.
џ у того, кто встал, спросила:
                                   - ‚ы
однажды не сносили головы,
неужто с вами что-нибудь случитсЯ? -
Ћн мне сказал:
                  - џ узник прежних уз.
„итЯ мое, Я, как тогда, боюсь, -
не Я ему, он мне ночами снитсЯ.

џ понЯла: Я быть одна боюсь.
„рузьЯ .мои, прекрасен наш союз!
Ћ, смилуйтесь, хоть вы не обещали.
‘овсем одна, словно Њальмгрен во льду,
заточена, словно мигрень во лбу.
„рузьЯ мои, Я требую пощады!

€ все ж, пока слагать стихи смогу,
Я вот как вам солгу иль не солгу:
они пришли, не ожидаЯ зова,
сказали мне: - ‘пешат твои часы. -
€ были наши помыслы чисты
на площади ‚осстаньЯ в полшестого.

        x x x

’ак дурно жить, как Я вчера жила, -
в пустом пиру, где все мертвы друг к другу
и пошлости нетрезваЯ жара
свистит в мозгу по замкнутому кругу.

—удовищем ручным в чужих домах
нести две влажных черноты в глазницах
и пребывать не сведеньем в умах,
а вожделенной притчей во Языцех.

„овольствоватьсЯ роскошью беды -
в азартном и злорадном нераденье
следить за увЯданием звезды,
втемЯшенной в мой разум при рожденье.

‚след чуждой воле, как в петле лассо,
понурить шею среди пекл безводных,
от скудных скверов отвращать лицо,
не смеЯ быть при детЯх и животных.

Џережимать иссЯкшую педаль:
без тех, без лучших мыкалась по свету,
а без себЯ? Ќе велика печаль!
“ж не копить ли драгоценность эту?

„разнить плащом горЯчий гнев машин,
и снова выжить, как это ни сложно,
под доблестной защитою мужчин,
что и в невесты брать неосторожно.

‚сем лицемерьем искушать беду,
но хитрой слепотою дальновидной
надеЯтьсЯ, что будет ночь в саду
опЯть слагать свой лепет деловитый.

ЉакаЯ тайна влюблена в менЯ,
чьей выгоде мое спасенье сладко,
коль мне дано по окончанье днЯ
стать оборотнем, алчущим порЯдка?

Ћ, вот оно! „еревьЯ и река
готовы выдать тайну вековую,
и с первобытной меткостью рука
привносит пламЯ в мертвость восковую.

Џодобострастный бег карандаша
спешит служить и жертвовать длиною.
€ так чиста суроваЯ душа,
словно сейчас излучена луною.

’ерзаЯ зреньем небо и леса,
всему чужой, иноЯзыкий идол,
царю во тьме огромностью лица,
которого никто другой не видел.

Џред днем былым не ведаю стыда,
пред новым днем не знаю сожаленьЯ
и медленно стираю прЯдь со лба
длЯ пущего удобства размышленьЯ.

        x x x

Љак долго Я не высыпалась,
писала медленно, да зрЯ.
Џрощай, моЯ высокопарность!
Џривет, любезные друзьЯ!

„а здравствует любовь и легкость!
Ђ то всю ночь в дыму сижу,
и тЯжко тащитсЯ мой локоть,
строку влача, словно баржу.

Ђ утром, свет опережаЯ,
всплывает в глубине окна
лицо мое, словно чужаЯ
предсмертно белаЯ луна.

Ќе мил мне чистый снег на крышах,
мне тЯжело мое чело,
и все затем, чтоб добрый критик
не понЯл в этом ничего.

Ќу нет, теперь беру тетрадку
и, выбравши любой предлог,
описываю по порЯдку
все, что мне в голову придет.

џ пред бумагой не робею
и опишу одну из сред,
когда менЯ позвал к обеду
сосед-литературовед.

Ћн был настолько выше быта
и так воспитан и умен,
что обошла его обида
былых и нынешних времен.

Ћн обещал мне, что наука,
известнаЯ его уму,
откроет мне, какаЯ мука
угодна сердцу моему.

‘ улыбкой грусти и привета
открыла дверь в тепло и свет
жена литературоведа,
сама литературовед.

Џока с менЯ пальто снимала
их просвещеннаЯ семьЯ,
ждала Я знака и сигнала,
чтобы понЯть, при чем здесь Я.

Ќо, размышлЯЯ мимолетно,
Я понЯла мою вину:
что ж за обед без рифмоплета
и мебели под старину?

‚се так и было: стол накрытый
дышал свечами, цвел паркет,
и чужеземец именитый
молчал, покуриваЯ кент.

‹итературой мы дышали,
пока хозЯин вел нас в зал
и говорил о Њандельштаме,
–ветаеву он также знал.

Ћн оценил их одаренность,
и, некрасива, но умна,
познаньЯ тЯжкую огромность
делила с ним его жена.

џ думала: "ѓосподь вседобрый!
Џрости мне разум, полный тьмы,
вели, чтобы соблазн съедобный
отвлек их мысли и умы.

‘кажи им, что пора обедать,
вели им хоть на час забыть
о том, чем им так сладко ведать,
о том, чем мне так страшно быть.

Џридвинув спину к их камину,
пока не пробил час поэм,
за Њандельштама и Њарину
Я отогреюсь и поем.

€, озираЯ мир кромешный,
используй, боже, власть твою,
чтоб нас простил их прах безгрешный
за то, что нам не быть в раю".

‚ прощенье мне теплом собрата
повеЯло, и со двора
вошла прекраснаЯ собака,
с душой, исполненной добра.

‡атем мы занЯлись обедом.
џ и хозЯин пили ром,
нет, Я пила, он этим ведал,
н все же разразилсЯ гром.

Ћн знал: коль ложь не бестолкова,
она не осквернит уста,
Я знала: за лукавство слова
наказывает немота.
Ћн, сокрушаЯсь бесполезно,
стал разум мой учить уму,
и Я ответила любезно:
"Џотом, мой друг, когда умру,

вы мне успеете ответить.
Ќо как же мне с собою быть?
‚едь перед тем, как мною ведать,
вам следует менЯ убить".

Њы помирились в воскресенье.
- “ нас обед. Ђ что у вас?
- Ђ у менЯ стихотворенье.
Ћно написано как раз.

        x x x

Ѓьют часы, возвестившие осень:
тЯжелее, чем в прошлом году,
ударЯетсЯ Яблоко оземь -
столько раз, сколько Яблок в саду.

ќтой музыкой, внЯтной и важной,
кто твердит, что часы не стоЯт?
‘овершает поступок отважный,
но как будто бездействует сад.

‚се заметней в природе печальной
выраженье любви и родства,
словно ты - не свидетель случайный,
а виновник ее торжества.

        ‘Ќ€ЊЋЉ

“лыбкой юности и славы
чуть припугнув, но не отторгнув,
от лени или длЯ забавы
так села, как велел фотограф.

‹ишь в благоденствии и лете,
при вечном детстве небосвода,
клЯнетсЯ ей в Ћспедалетти
апрель двенадцатого года.

‘ложила на коленЯх руки,
глЯдит из кружевного нимба.
€ тень ее грЯдущей муки
защелкнута ловушкой снимка.

‘ тем - через "Ять" - сырым и нежным
апрелем слившись воедино,
как в Янтаре окаменевшем,
она пребудет невредима.

€ запоздалый соглЯдатай
застанет на исходе века
тот профиль нежно-угловатый,
вовек сохранный в сгустке света.


Љакой покой в нарЯдной даме,
в чьем четком облике и лике
прочесть известие о даре
так просто, как названье книги.

Љто эту горестную мету,
оттиснутую без помарок,
и этот лоб, и челку эту
себе выпрашивал в подарок?

—то ей самой в ее портрете?
Џожмет плечами, как угодно!
и выведет: Ћспедалетти.
Ђпрель двенадцатого года.

Љак на земле свежо и рано!
ѓрЯдущий день, дай ей отсрочку!
Џускай она допишет: "Ђнна
Ђхматова", - и капнет точку.

        x x x

ЋпЯть сентЯбрь, как тьму времен назад,
и к вечеру мужает юный холод.
џ в таинствах подозреваю сад:
все кажетсЯ - там кто-то есть и ходит.

Њне не страшней, а только веселей,
что призраком населена округа.
џ в доброте моих осенних дней
ничьи шаги приму за поступь друга.

Њне некого спросить: а не пора ль
списать в тетрадь - с последнею росою
траву и воздух, в зримую спираль
закрученный неистовой осою.

€ вот еще: вниманье чьих очей,
воспринЯтое некогда луною,
проделало обратный путь лучей
и на земле увиделось со мною?

‹юбой, чье зренье вобрала луна,
свободен с обожаньем иль укором
иных людей, иные времена
оглЯдывать своим посмертным взором.

Ќе потому ль в сиЯнье и красе
так мучат нас ее пустые камни?
Ћ, знаю Я, кто пристальней, чем все,
ее посеребрил двумЯ зрачками!

’ак Я сижу, подслушиваю сад,
длЯ вечности в окне оставив щелку.
€ Џушкина неотвратимый взглЯд
ночь напролет мне припекает щеку.


        ќ’Ћ џ...

ќто Я - в два часа пополудни
Џовитухой добытый трофей.
Ќадо мною играют на лютне.
Њне щекотно от палочек фей.
‹ишь расплыв золотистого цвета
понимает душа - это Я
в знойный день довоенного лета
озираю красу бытиЯ.
"ЃурЯ мглою...", и баюшки-баю,
Я повадилась жить, но, увы, -
это Я от войны погибаю
под угрюмым присмотром “фы.
Љак белеют зима и больница!
‡амечаю, что не умерла.
‚ облаках неразборчивы лица
тех, кто умерли вместо менЯ.
‘ непригожим голубеньким ликом,
еле выпростав тело из мук,
это Я в предвкушенье великом
слышу нечто, что меньше, чем звук.
‹ишь потом оценю Я привычку
слушать вечную, точно прибой,
безымЯнных вещей перекличку
с именующей вещи душой.
ќто Я - мой нарЯд фиолетов,
Я надменна, юна и толста,
но к предсмертной улыбке поэтов
Я уже приучила уста.
‘ловно дрожь между сердцем и сердцем,
есть меж словом и словом игра.
„ело лишь за бесхитростным средством
обвести ее вЯзью пера.
- Ѓыть словам женихом и невестой! -
это Я говорю и смеюсь.
Љак свЯщенник в глуши деревенской,
Я венчаю их тайный союз.
‚от зачем мимолетные феи
осыпали свой шепот и смех.
‹бом и певческим выгибом шеи,
о, как Я не похожа на всех.
џ люблю эту мету несходства,
и, за дальней добычей спеша,
юной гончей мой почерк несетсЯ,
вот настиг - и озЯбла душа.
ќто Я проклинаю и плачу.
Џусть бумага пребудет бела.
Њне с небес диктовали задачу -
Я ее разрешить не смогла.
џ измучила упрЯжью шею.
Љак другие плетут письмена -
Я не знаю, нет сил, не умею,
не могу, отпустите менЯ.
ќто Я - человек-невеличка,
всем, кто есть, прихожусь близнецом,
сплю, покуда идет электричка,
пав на сумку невзрачным лицом.
Њне не выпало лишней удачи,
слава богу, не выпало мне
быть заслуженней или богаче
всех соседей моих по земле.
Џлоть от плоти сограждан усталых,
хорошо, что в их длинном строю
в магазинах, в кино, на вокзалах
Я последнею в кассу стою -
позади паренька удалого
и старухи в пуховом платке,
слившись с ними, как слово и слово
на моем и на их Языке.

        x x x

—то за мгновенье! ђодное дитЯ
дальше от сердца,
                     чем этот обычай:
крастьсЯ к столу
                сквозь чащобу житьЯ,
зренье возжечь
                и следить за добычей.
Ћт неусыпной засады моей
не упасетсЯ ни то и ни это.
Џав неминуемой рысью
                        с ветвей,
вцепитсЯ слово
                в загривок предмета.
ќй, в небесах!
                Љак ты любишь менЯ!
€, заточенный
                в чернильную склЯнку,
образ вселенной глЯдит
                          из темна,
муча менЯ, как сокровище скрЯгу.
’ак говорю Я и знаю, что лгу.
Ќеобитаема высь надо мною.
ѓаснут два фосфорных пекла
                                во лбу.
‹ютый младенец
                кричит за стеною.
‘пал, присосавшись
                        к сладчайшему сну,
ухом не вел, а почуЯл измену.
‚се - лишь ему,
                ничего - ремеслу,
быть по сему,
                и перечить не смею.
Њне - только маленькой
                        гибели звук:
это чернил перезревшаЯ влага
вышибла пробку.
                Ѓессмысленный круг
букв нерожденных
                     приемлет бумага.
‚ластвуй, исчадие крови моей!

…сли жива -
               значит, Я недалече.
—то же, не хуже других матерей
Я - погубившаЯ детище речи.
—ем Я плачу за улыбку твою,
Я любопытству людей
                        не отвечу.
‹ишь содрогнусь
                и глаза притворю,
если лицо мое
                в зеркале встречу.

        x x x

‚ той тоске, на какую способен
человек, озираЯсь с утра
в понедельник, зимою
                        спросонок,
в том же месте судьбы,
                        что вчера...

Ћн-то думал,
              что некий гроссмейстер,
населивший пустой небосвод,
его спЯщую душу заметит
и спасительно двинет вперед.

Ќо стороннЯЯ мощь
                      сновидений,
ход светил и раздор государств
не внесли никаких изменений
в череду его скудных мытарств.

Ћтхлебнув молока из бутылки,
он способствует этим тому,
что, болевшаЯ ночью в затылке,
мысль нужды приливает к уму.

’ак зачем над его колыбелью,
прежде матери, прежде отца,
оснащенный звездой
                        и свирелью,
кто-то был и касалсЯ лица?

—иркнул быстрым ожогом
                          над бровью,
улыбнулсЯ и скрылсЯ вдали.
Џрибежали на крик
                     к изголовью -
и почтительно прочь отошли.

‚ понедельник,
                в потемках рассвета,
лбом уставЯсь в осколок стекла,
видит он, что алмазнаЯ мета
зажила и быльем поросла.

...‚ той великой,
                с которою слада
не бывает, в тоске - на века,
Я брела в направленье детсада
и дитЯ за собою влекла.

ђозовело во мгле небосвода.
‚озжигатель грЯдущего днЯ,
вождь метели,
                зачинщик восхода,
что за дело тебе до менЯ?

Њне ответствовал
                свет безмЯтежный
и указывал свет или смех,
что еще молодою и нежной
Я ступлю на блистающий снег,
что вблизи, за углом поворота,
ждет менЯ несказанный удел.
Џолыхнуло во лбу моем что-то,
и прохожий мне вслед поглЯдел.

        ‹…ђЊЋЌ’Ћ‚ € „€’џ

Џод сердцем, говорЯт. Ќе знаю.
Ќе вполне.
‚друг сердце вознеслось
и взмыло надо мною,
сопутствовало мне стороннею луною,
и муки было в нем не боле, чем в луне.
Ќо люди говорЯт, и Я так говорю.
€наче как сказать?
Џод сердцем - так под сердцем.
‚от сбылсЯ листопад.
€звечным этим средством
не пренебрег октЯбрь,
склонЯЯсь к ноЯбрю.
џ все одна была, иль были мы одни
с тем странником,
чьЯ жизнь все больше оживала.
‘овпали блажь ума и надобность журнала -
о ‹ермонтове Я писала в эти дни.
’от, кто отныне стал значением моим,
кормилсЯ ручейком
невзрачным и целебным.
Њне снились по ночам
‚асильчиков и ѓлебов.
Њой исподлобный взглЯд
присматривалсЯ к ним.
Ѓыл город истомлен
бесснежным февралем,
но вскоре снег пошел,
и снега стало много.
‚ тот день потупил взор
невозмутимый Њанго
пред пристальным моим
волшебным фонарем.
‡има еще была сохранна и цела.
Ђ там - уже июль, гроза и поединок.

Њой микроскоп увЯз
в двух неприглЯдных льдинах,
изъЯтых из глазниц лукавого царЯ.
Ќо некто рвалсЯ жить,
выпрашивал: "‘корей!"
’омилсЯ взаперти и в сердцевине круга.
“спею ль, боже мой,
как брата и как друга,
благословить тебЯ,
добрейший ан-ѓирей?
‚се спуталось во мне. € было все равно -
что ‹ермонтов,
что тот, кто восходил из мрака.
џ рукопись сдала, когда в сугробах марта
слабело и текло водою серебро.
‚новь близитсЯ декабрь к финалу своему.
‘нег сыплетсЯ с дерев, пока дитЯ ликует.
Ќо иногда оно затихнет и тоскует,
и только мне одной известно - по кому.

        Њ…„‹€’…‹њЌЋ‘’њ

‡амечаю: душа не прочна
и прерветсЯ. Ќо как не заметить,
что не надо, пора не пришла
торопитьсЯ, есть времЯ помедлить.

Џрежде было - страшусь и спешу:
есмь сегоднЯ, а буду ли снова?
€ на казнь посылала свечу
ради тщетного смысла ночного.

Љак умна - так никто не умен,
полагала. Ђ снег осыпалсЯ.
€ осталсЯ от этих времен
горб - натруженность среднего пальца.

Џрочитаю добытое им -
лишь скучаЯ, но не сострадаЯ,
и прошу: тот, кто молод - любим.
Ђ тогда Я была молодаЯ.

Ћтбыла, отспешила. Љ душе
льнет прилив незатейливых истин.
‘пособ совести избран уже
и теперь от менЯ независим.

‘ам придет этот миг или год:
смысл нечаЯнный, нега, вершинность...
’олько старости недостает.
Ћстальное уже совершилось.

        x x x

...€ отстоЯв за упокой
в осенний день обыкновенный,
вдруг все поймут, что перемены
не совершилось никакой.

—то неоплатные долги
висЯт на всех, как и висели, -
все те же боли, те же цели,
друзьЯ все те же и враги.

€ ни у тех, ни у других
не поубавилось заботы-
существовали те же счеты,
когда еще он был в живых.

€ только женщина одна
под плеск дождЯ по свежей глине
поймет внезапно, что отныне
необратимо прощена.

        ЂЌ„ђ…ћ ‚Ћ‡Ќ…‘…Ќ‘ЉЋЊ“

ђемесло наши души свело,
заклеймило звездой голубою.
џ любила значенье свое
лишь в свЯзи и в соседстве с тобою.

Ќесказанно была хороша
только тем, что в первейшем сиротстве
бескорыстно умела душа
хлопотать о твоем превосходстве.

Џро чело говорила твое:
- џ видала сама, как дымилось
меж бровей золотое тавро,
чье значенье - всевышнЯЯ милость.

Ђ про лоб, что взошел надо мной,
говорила: не будет он лучшим!
Ќе долеплен до пЯди седьмой
и до прЯди седой не доучен.

Ќо в одном Я тебЯ превзойду,
пересилю и перелукавлю!
‚ час расплаты за божью звезду
Я спрошу себе первую кару.

Ћсмелею и выпЯчу лоб,
похвалЯЯсь: мой дар - безусловен,
а второй - он не то, чтобы плох,
он - меньшой, он ни в чем не виновен.

’ак положено мне по уму.
’ак исполнено будет судьбою.
’олько вот что. Љогда Я умру,
страшно думать, что будет с тобою.

        Њ…’…‹њ
        Ћ†€„ЂЌ€… …‹Љ€
Ѓлаговолите, сестра и сестра,
дочери …лизавета и Ђнна,
не шелохнутьсЯ! Ћ, как еще рано,
как неподвижен канун волшебства!
…лизавета и Ђнна, ни-ни,
не понукайте мгновеньЯ, покуда
медленный бег неизбежного чуда
сам не настигнет крыла беготни.

ЃлизитсЯ тройки трехглаваЯ тень,
Џущий минует сугробы и льдины.
…лизавета и Ђнна, едины
миг предвкушеньЯ и возраст детей.

‘милуйсЯ, немилосерднаЯ мать!
‡верь добродушный, пришелец желанный,
сжальсЯ над …лизаветой и Ђнной,
выкажи вечнозеленую масть.

…лизавета и Ђнна, скорей!
‚се вам верну, ничего не отнЯвши.
ѓрозно живучее шествие наше
медлит и ждет у закрытых дверей.

Џусть посидит взаперти благодать,
изнемогаЯ и свет исторгаЯ.
…лизавета и Ђнна, какаЯ
радость - мучительно радости ждать!

„рево взирает на дочь и на дочь.
Ќадо ль бедой расплатитьсЯ за это?
€ли же, Ђнна и …лизавета,
так нам сойдет в новогоднюю ночь?

†изнь, и страданье, и все это - ей,
той, чьей свечой мы сейчас осиЯнны.
Љто это?
…лизаветы и Ђнны
крик: - ќто ель! ќто ель! ќто ель!

        Ђ„Ђ

—то в бедном имени твоем,
что в имени неблагозвучном
далось мне?
џ в слезах при нем
и в страхе неблагополучном.

Ћно - лишь звук, но этот звук
мой напрЯженный слух морочил.
Ћн возникал - и кисти рук
мороз болезненный морозил.

џ запрещала быть словам
с ним даже в сходстве отдаленном.
‘лова, Я не прощала вам
и вашим гласным удлиненным.

€ вот, доверившись концу,
Я выкликнула имЯ это,
чтоб повстречать лицом к лицу
его неведомое эхо.

Ћно пришло и у дверей
вспорхнуло детскою рукою.
Ћ имЯ горечи моей,
что названо еще тобою?

‚едь Я звала свою беду,
свою проклЯтую, родную,
при этом не имев в виду
судьбу несчастную другую.

€ вот сижу перед тобой,
не смею ничего нарушить,
с закинутою головой,
чтоб слез моих не обнаружить.

Џрости менЯ! Љак этих рук
мелки и жалостны приметы.
€ то - лишь тезка этих мук,
лишь девочка среди планеты.

Ќо что же делать с тем, другим
таким же именем, как это?
“жели всем слезам моим
иного не сыскать ответа?

“жели за моей спиной
затем, что многозначно слово,
навек осталсЯ образ твой
по воле совпаденьЯ злого?

“жель какой-то срок спустЯ
все по тому же совпаденью
и тень твоЯ, как бы дитЯ,
рванетсЯ за моею тенью?

€ там, в летЯщих облаках,
останутсЯ, как знак разлуки,
в моих протЯнутых руках
твои протЯнутые руки.

        x x x

†ила в покое окаЯнном,
а все ж душа - белым-бела,
и если кто-то океаном
и был - то это Я была.

Ћ мой купальщик боЯзливый,
ты б сам не выплыл - это Я
волною нежной и брезгливой
на берег вынесла тебЯ.

—то Я наделала с тобою!
Љак позабыла в той беде,
что стал ты рыбой голубою,
взлелеЯнной в моей воде!

€ повторЯют вслед за мною,
и причитают все морЯ:
о ты, дитЯ мое родное,
о бедное, прости менЯ!

        x x x

Ћн поправлЯет пистолет,
свеча качнулась, продержалась...
Љак тЯжело он постарел,
как долго это продолжалось.

€ вспомнил он издалека-
там, за пределом постареньЯ,
знамена своего полка,
сверканьЯ, трубы, построеньЯ.

Ќе радостно ему стареть.
‚чера побрел, побрел далеко
на первый ледоход смотреть,
стоЯл там долго, одиноко.

Џотом направилсЯ домой,
шаги тЯжелые замедлил
и вдруг заметил, боже мой,
вдруг эту женщину заметил.

€ вспомнилось - давным-давно,
гроза, глубокий след ботинка,
ее плечо обведено
оборкой белого батиста.

‡ачем она среди весны
о той весне не вспоминала,
стоЯла просто у стены,
такаЯ жалкаЯ стоЯла.

€ вот непоправимый гром
раздастсЯ, задеваЯ рюмки,
стемнеет, упадут на гроб
жены его большие руки.

Џридет его старинный друг,
успевший прочитать в газете.
„лЯ утешеньЯ этих рук
он поцелует руки эти.

Ћни нальют ему вина,
и глЯнет он непринужденно,
как на подушке ордена
горЯт мертво и отчужденно.

        Њ…’…‹њ

Џеределкино снег заметал.
‘редь белейшей метели не мы ли
говорили, да губы немые
целовали мороз, как металл?

Ќе к добру в этой зимней ночи
полюбились мы пушкинским бесам.
Ќе достичь этим медленным бегством
ни крыльца, ни поленьев в печи.

‚озносилось к созвездьЯм и льдам,
ничего еще не означало,
но так нежно, так скорбно звучало:
мы погибнем, погибнем, ќльдар.

ЋпалЯЯ железную нить,
вдруг сверкнула вдали электричка,
и оттаЯла в сердце привычка:
жить на свете, о, только бы жить.

        ‘’ђЋЉЂ

            ...„орога, не скажу, куда...
                           Ђнна Ђхматова

Џластинки глупенькое чудо,
проигрыватель-вздор какой,
и слышно, как невесть откуда,
из недр стесненных, из-под спуда
корней, сопревших трав и хвой,
где закипает перегной,
вздымаЯ пар до небосвода,
нет, глубже мыслимых глубин,
из пекла, где пекут рубин
и начинаетсЯ природа, -

исторгнут, близитсЯ, и вот
донессЯ бас земли и вод,
которым молвлено протЯжно,
как будто вовсе без труда,
так легкомысленно, так важно:
"...„орога, не скажу куда..."
Њеж нами так не говорЯт,
нет у людей такого знаньЯ,
ни вымыслом, ни наугад
тому не подыскать названьЯ,
что мы, в невежестве своем,
строкой бессмертной назовем.

        ЏЋ„ђЂ†ЂЌ€…

ѓрЯдущий день намечен был вчерне,
насущный день так подходил длЯ пеньЯ,
и четверо, достойных удивленьЯ,
гребцов со мною плыли на челне.

Ќа ненаглЯдность этих четверых
все бы глЯдела до скончаньЯ взглЯда,
и ни о чем заботитьсЯ не надо:
душа вздохнет - и слово сотворит.

Ќас пощадили небо и вода,
и, уцелев меж бездною и бездной,
длЯ совершеньЯ распри бесполезной
поплыли мы, не ведаЯ - куда.


‚ молчании достигли мы земли,
до времени сохранные от смерти.
Ќо что-нибудь да умерло на свете,
когда на берег мы поврозь сошли.

’вои гребцы погибли, Ђрион.
Њои спаслись от этой лютой доли.
Ќо лоб склоню - и опалит ладони
сиротства высочайший ореол.

‚сех вместе жаль, а на менЯ одну-
пускай падут и бурЯ, и лавина.
џ дивным, пеньем не прельщу дельфина
и длЯ спасеньЯ уст не разомкну.

‡ачем? Ѓез них - не надобно менЯ.
€ проку нет в упреках и обмолвках.
†аль - челн погиб, и лишь в его обломках
нерасторжимы наши имена.

        x x x

Џредутренний час драгоценный
спасите, свеча и тетрадь!
‚ предсмертных потемках за сценой
мне выпадет нынче стоЯть.

‚змыть голой циркачкой под купол!
Ќо Я лишь однажды не лгу:
бумаге молЯсь неподкупной
и пристальному потолку.

Ќасильно Я петь не умею,
но буду же навернЯка,
мучительно выпростав шею
из узкого воротника.

Љакой бы мне жребий ни выпал,
никто мне не сможет помочь.
џ знаю, как ѓрозен мой выбор,
когда восхожу на помост.

Џогибну без вашей любови,
погибну больней и скорей,
коль вслушаюсь в ваши ладони,
сочту их заслугой своей.

Ћ, только б хвалы не восстраждать,
вернутьсЯ в родной неуют,
не ведаЯ - дивным иль страшным -
удел мой потом назовут.

ЋчнутьсЯ живою на свете,
где будут во все времена
одни лишь собаки и дети
бедней и свободней менЯ.

        x x x

                          ћ.Љоролеву

‘обрались, завели разговор,
долго длились их важные речи.
џ смотрела на маленький двор,
чудом выживший в ‡амоскворечьи.

—тоб красу предыдущих времен
возродить, а пока, исковеркав,
изнывал и бранилсЯ ремонт,
исцелЯющий старую церковь.

‹юбоватьсЯ еще не пора:
купол слеп и весь вид не осанист,
но уже по каменьЯм двора
восхищенный бродил иностранец.

џ сидела, смотрела в окно,
тосковала, что жить не умею.
‘лово "скоросшиватель" влекло
разрыдатьсЯ над жизнью моею.

Љак вблизи расторопной иглы,
с невредимой травою зеленой,
с бузиною, затмившей углы,
уцелел этот двор непреклонный?

Џрорастание мха из камней
и хмельных малЯров перебранка
становились надеждой моей,
ободрЯющей вестью от брата.

„очь и внучка московских дворов,
объЯвлЯю: мой срок не окончен.
Џосреди сорока сороков
не иссЯкла душа-колокольчик.

Ћ запекшийсЯ в сердце моем
и зазубренный мной без запинки
белокаменный свиток имен
Њаросейки, ‚арварки, Ћрдынки!

џ, как старые камнЯ, жива.
„ождь веков нас омыл и промаслил.
Ќа клею золотого желтка
нас возвел незапамЯтный мастер.

Љак живучие эти дворы,
уцелею и Я, может статьсЯ.
Ќу, а нет - так придут малЯры.
Ђ потом приведут чужестранца.

        „Ђ—Ќ›‰ ђЋЊЂЌ

‚от вам роман из жизни дачной.
Ћн начиналсЯ в октЯбре,
когда зимы кристалл невзрачный
мерцал при утренней заре.
€ тот, столь счастливо любивший
печаль и блеск осенних дней,
был зреньЯ моего добычей
и пленником души моей.

Ќедавно, добрый и почтенный,
сосед мой умер, и вдова,
длЯ совершеньЯ жизни бренной,
уехала, а дом сдала.
’ак поЯвились брат с сестрою.
Џо вечерам в чужом окне
сиЯла кроткою звездою
их жизнь, неведомаЯ мне.

‚ благовоспитанном соседстве
поврозь мы дождались зимы,
но, с тайным любопытством в сердце,
невольно сообщались мы.
Љогда вблизи моей тетради
встречались солнце и сосна,
тропинкой, скрытой в снегопаде,
спешила к станции сестра.
џ полюбила тратить зренье
на этот мимолетный бег,
и длилась целое мгновенье
улыбка, свежаЯ, как снег.

Ѓрат был свободен и не должен
вставать, пока не встанет день.
"Љто он? - Я думала. - •удожник?"
Ђ думать дальше было лень.
‚сю зиму Я жила привычкой
их лица видеть поутру
и знать, с какою электричкой
брат пуститсЯ встречать сестру.
џ наблюдала их проказы,
снежки, огни, когда темно,
и знала, что они прекрасны,
а кто они - не все ль равно?
џ вглЯдывалась в них так остро,
как в глушь иноЯзычных книг,
и слаще Явного знакомства
мне были вымыслы о них.
€х дней цветущие картины
растила Я меж сонных век,
сослав их образы в куртины,
в заглохший сад, в старинный снег.

‚есной мы сблизились - не тесно,
не участив случайность встреч.
€х лица были так чудесно
Ясны, так благородна речь.
Њы сиживали в час заката
в саду, где липа и скамьЯ.
Ѓрат без сестры, сестра без брата,
как ими любовалась Я!
џ шла домой и до рассвета
зрачок держала на луне.

Љогда бы не несчастье это,
была б несчастна Я вполне.

’ек август. „вум моим соседЯм
прискучила его жара.
Џришли, и молвил брат: - Њы едем.
- Њы едем, - молвила сестра.
Џростились мы - скорей степенно,
чем пылко. ‚ыпили вина.
Ћни уехали. ‘темнело.
€х ключ осталсЯ у менЯ.

‡атем пришло письмо от брата:
"Љоли прогневаетесь ‚ы,
Я не страшусь: мне нет возврата
в соседство с ‚ами, в дом вдовы.
‡ачем, простак недальновидный,
Я тронул на снегу ‚аш след?
Љак будто фосфор Ядовитый
в менЯ вселилсЯ - еле видный,
доныне излучает свет
ладонь..." - с печалью деловитой
Я понЯла, что он - поэт,
и заскучала...
’ем не мене
отвыкшие скрипеть ступени
Я поступью моей бужу,
когда в соседний дом хожу,
одна играю в свет и тени
и длЯ таинственной затеи
часы зачем-то завожу
и долго за полночь сижу.
Ќи брата, ни сестры. ‹ишь в скрипе
зайдетсЯ ставнЯ. ‚идно мне,
как ум забытой ими книги
печально светитсЯ во тьме.
“ж осень. ђазве осень? Ћсень.
‚от свет. ‚от сумерки легли.
- Ќо где ж роман? - читатель спросит. -
‡десь нет героЯ, нет любви!

Њеж тем - все есть! Ћкрест крепчает
октЯбрь, и это означает,
что тот, столь счастливо любивший
печаль и блеск осенних дней,
идет дорогою обычной
на жадный зов свечи моей.
‘ад облетает первобытный,
и от любви кровопролитной
немеет сердце, и в костры
сгребают листьЯ... Ѓрат сестры,
прощай навеки! Ќочью лунной
другой возлюбленный безумный,
чьЯ поступь молодому льду
не тЯжела, минует тьму
и к моему подходит дому.
“ж если говорить: люблю! -
то, разумеетсЯ, ему,
а не кому-нибудь другому.
Ћчнись, читатель любопытный!
‚скричи: - Љак, намертво убитый
и прочный, точно лунный свет,
тебЯ он любит?! -
‚овсе нет.
•очу соврать и не совру,
как ни мучительна мне правда.
Ѓоюсь, что он влюблен в сестру
стихи слагающего брата.
џ влюблена, она любима,
вот вам сюжета грозный крен.
Ђх, Я не зрЯ ее ловила
на робком сходстве с Ђнной Љерн!
‚ час грустных наших посиделок
твержу ему: - ’ебЯ злодей
убил! ’ы заново содеЯн
из жизни, из любви моей!
Љоль ты таков - во мглу веков
назад сошлю!
Ќе отвечает
и думает: - Ћна стихов
не пишет часом? - и скучает.

‚от так, столетиЯ подрЯд,
все влюблены мы невпопад,
и странствуют, не совпадаЯ,
два сердца, сирых две ладьи,
Ямб ненасытный услаждаЯ
великой горечью любви.

        x x x

Љак никогда, беспечна и добра,
Я вышла в снег арбатского двора,
а там такое было: там светало!
‘вет расцветал сиреневым кустом,
и во дворе, недавно столь пустом,
вдруг от детей светло и тесно стало.
€рландский сеттер, резвый, как огонь,
затылок свой вложил в мою ладонь,
щенки и дети радовались снегу,
в глаза и губы мне попал снежок,
и этот малый случай был смешон,
и все смеЯлось и склонЯло к смеху.
Љак в этот миг любила Я Њоскву
и думала: чем дольше Я живу,
тем проще разум, тем душа свежее.
‚от снег, вот дворник, вот дитЯ бежит -
все есть и воспеванью подлежит,
что может быть разумней и свЯщенней?
„ень жизни, как живое существо,
стоит " ждет участьЯ моего,
и воздух днЯ мне кажетсЯ целебным.
Ђх, мало той удачи, что - жила,
Я совершенно счастлива была
в том переулке, что зоветсЯ •лебным.


        x x x

џ вас люблю, красавицы столетий,
за ваш небрежный выпорх из дверей,
за право жить, вдыхаЯ жизнь соцветий
и на плечи накинув смерть зверей.

Љак будто мало Ямба и хореЯ
ушло на ваши души и тела,
на каторге чужой любви стареЯ,
о, сколько Я стихов перевела!

Љапризы ваши, шеи, губы, щеки,
смесь чудную коварства и проказ -
Я все воспела, мы теперь в расчете,
последний раз благословлЯю вас!

Љто знал менЯ, тот знает, кто нимало.
не знал - поверит, что Я жизнь мою,
всю напролет, навытЯжку стоЯла
пред женщиной, да и теперь стою.

Ќе времЯ ли присесть, заплакать, с места
не двинутьсЯ? Ќевмочь мне, говорю,
быть тем, что есть, и вожаком семейства,
вобравшего зверье и детвору.

„овольно мне чудовищем бесполым
тому быть братом, этому - сестрой,
то враждовать, то нежничать с глаголом,
пред тем как стать травою и сосной.

Њашинки, взЯтой в ателье проката,
подстрочников и прочего труда
Я не хочу! џ делаюсь богата,
неграмотна, пригожа и горда.

џ выбираю, поступЯсь талантом,
стать оборотнем с розовым зонтом,
с кисейным бантом и под ручку с франтом,
а что есть Ямб - знать не хочу о том.

‹укавь, мой франт, опутывай, не мешкай!
Ќеведомо простой душе твоей,
какой повадкой и какой усмешкой
владею Я - Я друг моих друзей.

Љрасавицы, ах, это все неправда!
џ знаю вас - вы верите словам.
Ќеужто Я покину вас на франта?
Ћн и в подруги не годитсЯ вам.

‹юблю, когда, ступаЯ, как летаЯ,
проноситесь, смеЯсь и лепеча.
‘уть женственности вечно золотаЯ
и длЯ менЯ - свЯщеннаЯ свеча.

Ћбзавестись бы вашими правами,
чтоб стать, как вы, и в этом преуспеть!
Ќо кто, как Я, сумеет встать пред вами?
Ќо кто, как Я, посмеет вас воспеть?

        ‘ЋЌ

Ќаскучило уже, да и некстати
о знаменитом друге рассуждать.
Ќе проще ль в деревенской благодати
бесхитростно писать слова в тетрадь-

при бабочках и при окне открытом,
пока темно и дети спать легли...
Ћ чем, бишь? „а о друге знаменитом.
‘вирепей дружбы в мире нет любви.

‚есь вечер спор, а вам еще не вдоволь,
и все о нем и все в укор ему.
‹юбовь моЯ - вот мой туманный довод.
џ не учена вашему уму.

Љогда б досель была Я молодаЯ,
все б спорила до расцветаньЯ щек.
Ђ слава что? Ћна - молва худаЯ,
но это тем, кто славен, не упрек.

Ћ грешной славе рассуждайте сами,
а Я ленюсь, Я молча посижу.
Ќо, чтоб вовек не согласитьсЯ с вами,
что сделать мне? џ сон вам расскажу.

‡ачем он был так грозно вероЯтен?
’ому назад лет пЯть уже иль шесть
приснилось мне, что входит