,  как  телесные  наказаниЯ,  за  исключением  разве
нескольких  случаев  с теми из молодых невольников, кто был вовсе неспособен
оценить   доброе   с   ними   обхождение,  пока  им  не  представили  случай
познакомитьсЯ с иным.
     ‚скоре  после  этого  разговора  наш  большой  господин, как мы все его
называли,  снова  прислал  за  мной, чтобы Я пришел к нему домой; он сообщил
мне,  что  получил ответ от своего друга из Ђнглии, которому писал по поводу
моего  чека. џ испугалсЯ было, что он собираетсЯ попросить у менЯ разрешениЯ
отослать  чек в ‹ондон, но он ничего такого не сказал, а только сообщил, что
его  друг  повидал  того господина и тот признал чек, но он сказал, что хоть
сумма,  указаннаЯ  в  чеке,  у него на руках имеетсЯ, однако он дал обещание
молодому  человеку,  доверившему  ему  эти  деньги  (то  есть  мне),  что не
выплатит  их никому, кроме менЯ самого, даже если ему предъЯвЯт чек, ибо как
может он знать, каким образом мой чек попал к ним.
     "’ак  вот, Џолковник „жек, - говорил мой хозЯин, - поскольку ты сообщил
тому  господину,  где  ты  находишьсЯ  и  каким обманным путем тебЯ заманили
сюда,  а  купить  себе  свободу  можешь  только  с  помощью  этих денег, мой
лондонский  друг  выЯснил  и  написал мне, что тот господин выплатит их тебе
при  условии,  что  сначала  ты сделаешь здесь на месте, как положено, копию
чека,  заверишь  ее  у  нотариуса и отошлешь к нему вместе с обЯзательством,
тоже  заверенным  нотариусом,  вернуть  ему оригинал чека после выплаты всех
денег".
     ‚  ответ  Я  сказал,  что  готов  сделать все, что предложит его честь.
’аким  образом,  нужные  бумаги  были  составлены  и  оформлены  точно,  как
требовалось.
     "Ђ  теперь  скажи,  „жек,  -  спросил он улыбаЯсь, - что ты собираешьсЯ
делать  со  своими  деньгами?  „умаешь  купить  у менЯ свою свободу и самому
стать плантатором?"
     Ќо  менЯ  было  не  провести,  Я помнил, какое обещание он мне давал, к
тому  же  Я  слишком хорошо знал его неизменную честность и доброе отношение
ко  мне, чтобы сомневатьсЯ в данном мне слове, поэтому Я повел весь разговор
в  иную  сторону.  џ  понЯл, что, спрашиваЯ менЯ, собираюсь ли Я купить себе
свободу  и стать плантатором, он выЯснил, намерен ли Я покинуть его, поэтому
Я  ответил:  "—то  касаетсЯ  моей  свободы,  сэр,  то  купить  ее значило бы
покинуть  вашу  службу,  а  Я  бы  скорее  купил себе право как можно дольше
служить  вам,  ибо  одно  сознание,  что мне осталось всего два года службы,
делает менЯ несчастным".
     "Ќу,  будет,  будет,  Џолковник, - говорит он, - не надо льстить мне, Я
люблю  прЯмой разговор. ‘вобода драгоценна всем! …сли ты надумаешь запросить
сюда  свои  деньги, ты обретешь свободу и начнешь самостоЯтельную жизнь, а Я
позабочусь,  чтобы  здешние власти обошлись с тобой по справедливости и дали
бы тебе хорошую землю".
     Ќо  Я продолжал настаивать, что даже за лучшую плантацию в Њэриленде не
оставил  бы  службы  у человека, который сделал мне столько хорошего, к тому
же  Я  уверен,  что  весьма  ему  полезен,  так  что и думать не могу, чтобы
оставить  его,  а  под  конец  даже  добавил: надеюсь, он верит, что чувство
благодарности у менЯ не слабее, чем у негров.
     Ћн  улыбнулсЯ  и  сказал,  что  на прежних условиЯх он не может принЯть
моих  услуг, что он не забыл ни о своем обещании, ни о том, что Я сделал длЯ
его  плантации,  а  поэтому  принЯл  твердое  решение  прежде всего дать мне
свободу.  ‘ этими словами он достал какую-то бумагу и протЯнул ее мне. "‚от,
-  говорит  он, - свидетельство о твоем прибытии сюда и продаже в рабство на
пЯть  лет,  из  которых  три  ты  уже  провел  у  менЯ, и теперь ты сам себе
господин".
     џ   поклонилсЯ  ему  и  сказал,  что  если  Я  сам  себе  господин,  то
единственное  мое  желание  -  это  оставатьсЯ его верным слугой, доколе ему
понадобитсЯ  моЯ  служба. Џосле чего, отбросив излишние церемонии, он заЯвил
мне,  что Я могу остатьсЯ у него на службе, но на двух условиЯх: первое - он
будет  платить  мне  тридцать  фунтов  в  год,  а также кормить, если Я буду
по-прежнему  управлЯть  его  плантацией;  и  второе - одновременно с этим он
позаботитсЯ  о  новой плантации в мое личное владение. "‚идишь ли, Џолковник
„жек,  - сказал он мне, - хотЯ ты еще молод, однако уже пора тебе подумать и
о себе".
     џ  отвечал,  что  не  смогу уделЯть много вниманиЯ своей плантации, без
ущерба  его  делам,  а этого Я не допущу ни под каким видом, потому, будь на
то  моЯ волЯ, Я готов служить ему верой и правдой до конца его дней. "—то ж,
и служи, - повторил он, - и мне, и себе самому", - на этом мы и расстались.
     Ђ  теперь  Я  хочу  в  нескольких  словах,  не  вдаваЯсь в подробности,
рассказать  о  тех  двух  неграх, которых Я освободил от наказаниЯ и которые
после  этого  стали  самыми усердными и работЯщими среди всех невольников на
плантации,  исключаЯ,  как  Я  уже  говорил, разве что Њухата, - о нем Я еще
скажу  в  свое  времЯ,  - так вот, они не только отплатили благодарностью за
доброе  обхождение  с  ними,  но  оказали  влиЯние  и на всех остальных, кто
работал  на  плантации. ’аким образом, мЯгкое обращение с ними и проЯвленное
к  ним  великодушие  в  тысЯчу  раз  больше подстрекнули их усердие, чем все
пинки,  порки,  наказаниЯ кнутом и прочие страсти, какие были раньше в ходу.
ќто  принесло  славу плантации, и кое-кто из плантаторов стал подражать нам,
не  могу,  однако,  утверждать,  что стараниЯ их увенчались тем же успехом -
ведь  успех  тут  зависит  от  самих  невольников и от умелого управлениЯ их
чувствами.  ‘тало  очевидно,  что  на негров можно воздействовать убеждением
так  же, как на прочих людей; именно влиЯЯ на их разум, мы добивались от них
хорошей работы.
     ‚о  всЯком  случае,  плантации  в  Њэриленде (как выЯснилось) от такого
нововведениЯ  процветали,  здесь  и  по  сию  пору  относЯтсЯ к неграм менее
варварски  и  не  с такой жестокостью, как на Ѓарбадосе или џмайке; замечено
также,  что  в  этих  колониЯх  негры  не  столь  воинственны,  не так часто
совершают побеги или замышлЯют недоброе против своих хозЯев, как там.
     џ  задержалсЯ  на  этом  долее,  чем  хотел,  надеЯсь  убедить  будущее
поколение  в  целесообразности  мЯгкого  обращениЯ  с  этими  несчастными, к
которым  следует проЯвлЯть человечность, и заверить всех, что, придерживаЯсь
этого  метода  и  дополнЯЯ  его  различной  в  каждом отдельном случае мерой
осмотрительности,  они  добьютсЯ того, что негры будут выполнЯть свою работу
охотно  и  добросовестно, и им не придетсЯ тогда сталкиватьсЯ с непокорством
и  недовольством,  на которые ныне все ссылаютсЯ, напротив того, негры будут
вести  себЯ  как  прочие белые невольники, а то и больше их станут проЯвлЯть
признательность, смирение и трудолюбие.
     ’акую  жизнь  Я  продолжал вести еще лет пЯть-шесть, и за все это времЯ
мы  не подвергли порке ни единого негра, кроме нескольких случаев, о которых
Я  уже  упоминал,  да  и  тогда  эти  беднЯги попались на каких-то пустЯках.
„олжен  признатьсЯ, встречались у нас среди негров и злобные и необузданные,
однако  на  первый  раз, когда кто из них провинитсЯ, мы их прощали, о чем Я
уже  рассказывал,  а коли такое случалось во второй раз, тогда их по приказу
выгонЯли  с  плантации.  €  вот  что  примечательно: сознание, что их должны
выгнать,  мучило  их  много больше, чем если бы им предстоЯла хорошаЯ порка,
от  которой  у  них  лишь  портилось настроение и тЯжко становилось на душе.
‘ловом,  наконец-то  мы  понЯли: страх, что их прогонЯт с плантации, помогал
им  исправитьсЯ,  иными  словами,  прибавлЯл  им  усердиЯ  скорей, чем любое
жестокое  наказание,  и  причину  тому  долго искать не надо было, просто на
нашей  плантации  с  ними  обращались,  как  с  людьми,  а  на других, как с
собаками.
     Њой  господин  призналсЯ,  что  очень  доволен  этой, как он назвал ее,
благословенной  переменой,  и, встречаЯ чувство признательности у негров, он
в  ответ выражал признательность всем, кто служил ему. Ћсобенно это касалось
менЯ,  к  чему  Я как раз и подошел. Џервое, что он сделал длЯ менЯ вслед за
тем,  как  отпустил на волю и определил мне жалованье, это раздобыл длЯ менЯ
земельный  надел, а попросту говорЯ, участок, на котором Я бы мог выращивать
длЯ себЯ, что захочу.
     Љак  Я  потом узнал, он сам все устроил, выбрал мне, то есть записал на
мое  имЯ, участок, площадью примерно в триста акров и в более удобном месте,
чем  мне  бы  самому  выдали, оформив все с владельцем земли на свой кредит.
’аким  образом,  Я  стал  владельцем  земли,  находЯщейсЯ не вовсе рЯдом, но
достаточно  близко  от  его собственных плантаций. Љогда Я поблагодарил его,
он  заметил  просто, что все это не стоит благодарности, поскольку он сделал
так,  чтобы  Я  не  пренебрегал его делами, занимаЯсь своими собственными, а
посему  он  даже  не  ставит  мне в счет деньги, какие уплатил за эту землю;
правда,   знаЯ  тамошние  цены,  Я  понимал,  что  это  деньги  не  великие,
что-нибудь вроде сорока или пЯтидесЯти фунтов.
     „а,  так  он  на  редкость  милостиво  вернул  мне свободу, ссудил менЯ
деньгами,  помог  купить  собственную  землю и определил мне тридцать фунтов
годового жалованьЯ, чтобы Я заботилсЯ о его землЯх.
     - Ћднако  же,  Џолковник,  -  сказал  он  мне при этом, - дать тебе эту
плантацию  это еще ничего не дать, если Я не помогу тебе сначала поднЯть ее,
а  потом поддерживать начатое дело. Џоэтому Я предоставлю тебе кредит, чтобы
ты  мог  приобрести длЯ нее все необходимое: всЯкие там орудиЯ длЯ обработки
земли,  провизию  длЯ  невольников,  а  поначалу  и самих невольников. ’акже
материалы  на строительство разных служб и прочих заведений на плантации. ’ы
должен  купить  на развод свиней, коров, лошадей и всЯкое такое, а Я вычту у
тебЯ  за  все, когда придет из ‹ондона твой груз, приобретенный на деньги по
твоему чеку.
     —то  и  говорить,  это  было  очень  ценной  услугой  с  его  стороны и
проЯвлением  большой  доброты,  а  как  выЯснилось  потом,  даже более того.
‘огласно  договоренности,  он  прислал  мне  двух своих невольников, которые
оказались  плотниками;  что же до строевого леса, всЯких там бревен, досок и
прочего,  то в стране, где почти все сделано из дерева, недостатка в этом не
было.  Ќе  прошло  и трех недель, как они поставили мне небольшой деревЯнный
дом  в  три  комнаты,  с  кухней,  пристройкой и два сараЯ под склады, вроде
амбаров,  позади  которых  были  конюшни. „а, вот Я наконец и обосновалсЯ на
этом  свете,  проделав  шаг  за  шагом  долгий путь от карманного воришки, а
потом  несчастного  раба,  проданного в ‚иргинию (собственно, Њэриленд - это
та  же  ‚иргиниЯ,  если  не  вдаватьсЯ  в  тонкости),  до  управлЯющего, или
надсмотрщика над рабами, и, наконец, до самого плантатора.
     €так,  повторЯю,  у  менЯ был теперь дом, конюшнЯ, два больших склада и
триста  акров  земли,  но,  как  говоритсЯ,  в  пустых  стенах  только конЯм
плЯсать,  так  и у менЯ не было ни топора, ни колуна, чтобы валить деревьЯ*,
ни  лошади,  ни  свиньи,  ни коровы, чтобы пасти их на этой земле, ни мотыги
иль  лопаты, чтобы взрыхлить землю, не было даже лишней пары рук, кроме моих
собственных, чтобы обрабатывать землю.
     ______________
     *  ‚сЯ  землЯ,  прежде  чем  ее превратЯт в плантацию, покрыта лесом из
высоких деревьев, которые следует повалить и выкорчевать.

     Ћднако  судьба усердного слуги зависит от воли неба и от добрых господ,
Я  к  тому говорю об этом, что людей, коих сослали в те места на каторгу или
заманили  туда  хитростью,  принЯто жалеть и считать несчастными, тогда как,
совсем  напротив,  на моем собственном примере Я хочу, чтобы они убедились в
том,  что,  ежели усердие в пору рабства приведет к исправлению их натуры, а
это,  приложи  они  стараниЯ,  должно неизбежно случитьсЯ, не найдетсЯ среди
них  ни  одного,  пусть  самого несчастного, самого презренного преступника,
который  не  сумел  бы  (когда  выйдет  срок его невольничьей службы) начать
новую жизнь и со временем возделать добрую плантацию.
     ‚озьмем   хотЯ   бы   человека   в  самых  невыгодных  обстоЯтельствах,
невольника,  отслужившего свои пЯть или там семь лет (какого-нибудь беднЯгу,
сосланного  на  семь  лет  каторжных  работ),  по  обычаЯм страны в то времЯ
(изменилось  ли что с тех пор, мне неведомо), если его господин подтверждал,
что  он  честно отработал свой срок, то ему выдавалось пЯтьдесЯт акров земли
под плантацию, с чего он и мог начинать.
     Ќекоторые  получали  лошадь,  корову  и  трех  свиней  или  брали  их в
качестве  аванса,  который  они  потом  должны были выплатить в определенный
срок, - им шли в этом деле навстречу.
     ЏринЯто  было  давать  таким  новичкам  кредит,  чтобы они могли купить
разный  инструмент,  одежду,  гвозди, орудиЯ и прочее длЯ возделываниЯ своей
плантации:  кредиторы  должны были получать с них табаком, который те у себЯ
выращивали,  и  таким  образом  должник  никак  уж  не  мог  обмануть своего
кредитора  и  не  заплатить  ему. Ђ поскольку табак был и звонкой монетой, и
главной  их  продукцией, то и все покупки производились из расчета стоимости
определенной меры табака, а соответственно устанавливались и цены.
     ’ак  и  выходило:  получал неимущий плантатор первым делом кредит и тут
же  приступал  к  работе,  начинал возделывать свой участок земли, сажать на
нем  табак.  Њожно  сказать,  все  уважаемые плантаторы ‚иргинии и Њэриленда
начинали  вот  так  же  без  порток  и  башмаков,  а со временем становились
владельцами  состоЯниЯ в сорок - пЯтьдесЯт тысЯч фунтов. € Я бы еще добавил,
что,  избрав такой путь, усердный человек никогда не просчитаетсЯ, был бы он
только  хорошим  хозЯином  и хватило б ему здоровьЯ работать, ибо каждый год
он  может  понемногу  расширЯть  хозЯйство,  прибавлЯЯ еще земли и сажаЯ все
больше  табака,  а  табак  -  это  те  же  деньги,  и таким образом он может
постепенно  увеличивать  свое  состоЯние  до  тех  пор,  пока,  наконец,  не
поЯвитсЯ  возможность  покупать  негров  и прочих невольников, а тогда можно
будет самому больше никогда не работать.
     Ћдним   словом,   любой  несчастный,  угодивший  в  Ќьюгетскую  тюрьму,
отчаЯвшеесЯ,  богом  забытое  созданье,  самый презренный и конченый человек
получает  здесь полную возможность начать жизнь сначала; мало того, с полной
гарантией  выиграть,  и  притом самым честным путем, и его прошлое, какое бы
оно  ни  было,  ни в коей мере не будет влиЯть на его доброе имЯ. Ѓессчетное
число  людей  спаслось  вот  так,  поднЯвшись с самого дна, то есть из камер
Ќьюгета.
     Ћднако  возвращусь  к  моей  собственной  истории.  €так, при поддержке
моего  доброго  покровителЯ  Я  стал  плантатором,  а  поскольку  Я  не  мог
посвЯтить  себЯ  целиком  моей  новой  плантации,  он  без  колебаний тут же
передал  в  мое  распорЯжение моего верного друга - негра Њухата. Ћн сказал,
что  этим  он  просто  отдает должное той страстной привЯзанности, какую это
несчастное  создание  питает ко мне; так оно и было на самом деле, учитываЯ,
что  однажды этот малый готов был пойти на виселицу вместо менЯ; с тех пор и
до  конца  дней  своих он осталсЯ мне глубоко предан, и все, что он длЯ менЯ
делал,  он,  несомненно,  делал  с  охотой.  “знав,  что  станет теперь моим
негром,  он  совсем  обезумел от радости, и все на плантации подумали, уж не
свихнулсЯ ли он и, в самом деле, не потерЯл ли рассудок.
     Љроме  него,  господин  прислал  мне  еще  двух  невольников, мужчину и
женщину,  их,  однако,  уже в счет моего долга, о котором говорилось выше. €
Њухат,  и  эти  двое тут же принЯлись за работу, начав примерно с двух акров
земли,  не  так  уж густо заросших лесом, да и то большую часть его повалили
те  два  плотника,  что ставили мне дом (или временную постройку, как вернее
было бы считать).
     ќти  два  акра  они  обработали быстро и засадили табаком почти все, за
исключением  небольшого  участка,  который  нам пришлось пустить под огород,
чтоб  было  чем  прокормитьсЯ;  там  посадили  картофель,  морковь, капусту,
горох, бобы и прочее.
     ™едрость  моего  господина,  который  помогал  мне  решительно во всем,
оказалась  длЯ менЯ великим спасением, ибо именно в этот мой первый год менЯ
постиг  ужасный  удар:  как  Я  уже  рассказывал,  с моего чека была снЯта и
заверена  по  всей форме нотариальнаЯ копиЯ, которую Я отослал в ‹ондон. Њой
добрый  друг  -  чиновник из таможни - выплатил по ней деньги, а один купец,
находившийсЯ  в  ‹ондоне, по указанию моего милостивого господина обратил их
в  разные  товары,  которые помогли бы мне здесь как можно быстрее встать на
ноги,  но,  к  моему  неописуемому горю, судно затонуло, это случилось уже у
самого  мыса,  то есть непосредственно при входе в бухту, и Явилось длЯ менЯ
полной   неожиданностью;   кое-что   из   груза  удалось  спасти,  однако  в
непригодном  виде,  так  что  в итоге уцелели только гвозди, разный скобЯной
товар  да  орудиЯ  длЯ  обработки земли, и, хотЯ по стоимости они составлЯли
большую  часть  груза,  мои  потери  были  велики  и  непоправимы,  и именно
последнее было длЯ менЯ особенно чувствительно.
     Џервое  известие об этой потере менЯ как громом поразило, учитываЯ, что
Я  был в долгу у моего покровителЯ и господина, и выплатить долг Я мог разве
что  в  течение  нескольких  лет,  а так как он сам принес мне это печальное
известие,  он  заметил  и  мою  растерЯнность,  то  есть сразу увидел, что Я
крайне  смущен  и ошарашен, к чему у менЯ были все основаниЯ, ибо менЯ очень
беспокоили  мои  долги.  Ќо  он  постаралсЯ  поднЯть  мой  дух.  "Ќу, ну, не
отчаивайсЯ,  -  сказал  он  мне,  -  ты легко можешь покрыть этот убыток". -
"Ќет,  что вы, сэр, - отвечал Я, - ведь это все, что у менЯ было, и Я теперь
вовек  не  расплачусь  с  долгами".  - "Ќасколько Я знаю, - сказал он, - Я у
тебЯ  единственный  кредитор,  так  что запомни, раз Я пообещал однажды, что
сделаю из тебЯ человека, Я не отступлюсь, несмотрЯ на все твои несчастьЯ".
     Ќа  этот  раз  Я выразил ему свою благодарность особенно торжественно и
почтительно,  ибо, как никогда, понимал всю бедственность моего положениЯ. €
он  сдержал  обещание  и  не отказывал мне ни в чем, даже в самой малости, а
поскольку  с  затонувшего  судна  удалось  спасти  всЯкого  скобЯного товара
больше,  чем  мне самому требовалось, Я поделилсЯ с ним, а взамен получил от
него белье, одежду и прочие необходимые вещи.
     ‘  этих  пор дела мои Явно пошли на поправку; в моем владении находилсЯ
большой  участок  возделанной,  то  есть  освобожденной  от  леса,  земли, Я
рассчитывал  на  большой  урожай  табака  и  приобрел еще трех невольников и
одного  негра,  таким  образом,  Я имел уже пЯтерых белых невольников и двух
негров, словом, дела мои процветали.
     ‚   первый   год   Я   взЯл   свое  жалованье,  так  сказать  ежегодное
вознаграждение  в тридцать фунтов, поскольку остро в нем нуждалсЯ, однако на
второй  и  на третий год Я принЯл решение ни под каким видом его не брать, а
оставить у моего благодетелЯ, чтобы покончить с долгами.
     Ђ   сейчас,   дорогой   читатель,  Я  позволю  себе  сделать  небольшое
отступление,  чтобы  обратить  твое  внимание  на  то,  что, несмотрЯ на все
убожество  моего  воспитаниЯ,  теперь, когда Я, что называетсЯ, почувствовал
себЯ  законным  членом  общества  и  был  близок  к обретению независимости,
рассчитываЯ  со  временем  достигнуть  большего,  -  повторЯю,  теперь  Я ко
многому  стал  иначе  относитьсЯ;  прежде  всего  у менЯ возникла неодолимаЯ
потребность  быть  справедливым  и  честным,  и, оглЯдываЯсь на прежнюю свою
жизнь,  Я испытывал тайный ужас. ‚рожденное чувство, уж не знаю, как назвать
его,  которое  и  прежде,  в  дни  ранней  юности, удерживало менЯ от низких
поступков  и  неуклонно  внушало  мне,  когда  Я  еще  был ребенком, что мне
уготовано  занЯть положение благородного дворЯнина, - это неуловимое чувство
не  покидало менЯ и поныне; и Я постоЯнно вспоминал слова старого мастера со
стекольного  завода,  обращенные  к благородному господину, когда он упрекал
того  за  сквернословие,  что  быть  благородным - значит быть честным, что,
если  человек  не  честен, значит он низко пал и потерЯл всЯкий стыд, а если
это  дворЯнин,  значит  он  потерЯл  свое дворЯнское достоинство и стал хуже
обыкновенного  бродЯги.  ќта  искреннЯЯ  потребность  быть честным, нашедшаЯ
поддержку  в  обстоЯтельствах  тогдашней  моей  жизни,  приносила мне тайное
удовлетворение,   какое   трудно   даже  описать,  вселЯла  в  менЯ  радость
несказанную,  -  значит,  отныне  Я  не  просто человек, но честный человек;
мысль,  что  больше  Я  не  бродЯга,  вор и преступник, каким был с детства,
приводила  менЯ  в гораздо больший восторг, чем само освобождение из рабства
и  от жалкой участи запроданного виргинского невольника, хотЯ тЯготы жизни в
неволе  Я  вкусил  сполна,  и  в  моей  памЯти  они свЯзывались с изнурЯющим
трудом,  постоЯнными  лишениЯми  и страданиЯми. Ќет, совсем другое возмущало
мою  суть, заставлЯло кровь стынуть в жилах, переворачивало во мне всю душу,
воскрешаЯ  в  сознании  моем картину ада с его духами зла; при одной мысли о
прошлом  менЯ  охватывал  ужас, все мне казалось ненавистным, вызывало дрожь
отвращениЯ, оскорблЯло менЯ, заставлЯло глубоко страдать.
     Ћднако  забегаю  вперед, чтобы рассказать, как все переменилось и какое
счастье   Я   испытал,   получив   возможность  жить  собственным  трудом  и
освободившись  от  необходимости  быть  негодЯем, который добывает хлеб свой
насущный  с риском длЯ жизни и разорЯЯ честных людей; такаЯ жизнь доставлЯла
мне  не  просто  удовольствие  и  радость, но радость особую, никогда прежде
мною  не  испытанную.  ‚едь  как  горько  быть  вынужденным совершать низкие
поступки  ради  куска  хлеба,  без которого не проживешь, делать выбор между
виселицей  или  голодом, прикидываЯ, в чем меньше риску, и под угрозой нужды
вечно творить зло.
     Ќе  могу  сказать,  что  Я боЯлсЯ божьего гнева или испытывал угрызениЯ
совести,  - просто, после долгих размышлений, а также научившись шире судить
о  вещах, да к тому же питаЯ отвращение к безнравственной жизни, какую Я вел
раньше,  Я  почувствовал  тайное  облегчение  и  даже некую радость, узнав о
несчастье,  случившемсЯ  с  моим  судном, и, хотЯ это была большаЯ потерЯ, Я
был  только доволен, что имущество, приобретенное нечестным путем, пропало и
что  Я  потерЯл то, что в свое времЯ отнЯл у других, ибо не считал это моим;
мне  бы  ввек  не  знать  покою, если бы оно смешалось с тем, что Я приобрел
теперь  честным  трудом,  с  тем,  что казалось ниспосланным свыше (так оно,
собственно,  и  было),  дабы заложить основу моему благополучию, которое без
этого оказалось бы недолговечным.
     €  в  то  же  времЯ  разум  диктовал  мне,  что, быть может, это и есть
фундамент  моей  новой  жизни, не само здание, а только фундамент, и что мне
еще  предстоит  совершить  нечто большее, что только честность и добродетель
приносЯт  человеку истинное богатство и величие, венчают славой и положением
в  свете,  а посему Я должен во всем рассчитывать только на них и уповать на
грЯдущее.
     —тобы  найти  подтверждение  этим моим мыслЯм, отныне Я пристрастилсЯ к
чтению,  благо  научилсЯ читать и писать еще в бытность мою в отландии; мне
довелось  познакомитьсЯ  с  такими полезными сочинениЯми, как "€сториЯ ђима"
’ита  ‹ивиЯ,  историЯ ’урции, историЯ Ђнглии, составленнаЯ ‘пидом и другими,
историЯ  войн  с  Ќидерландами,  историЯ шведского королЯ ѓустава Ђдольфа, а
также  в числе других и историЯ испанских завоеваний в Њексике; некоторые из
этих  книг  Я приобрел в доме одного плантатора, который незадолго перед тем
умер и вещи которого распродавались, иные просто брал читать.
     џ  полагал нынешнюю мою жизнь моей настоЯщей юностью, хотЯ мне было уже
за  тридцать,  ибо  в  юности Я не успел ничему научитьсЯ, и, если бы не мои
ежедневные  обЯзанности,  которых было множество, Я бы с удовольствием пошел
в  школу; и все же благосклоннаЯ судьба распорЯдилась по-своему, подарив мне
счастливый  случай  в  лице одного смышленого юноши, который был сослан сюда
из  ЃристолЯ.  ‚едЯ, как он сам теперь признавал, рассеЯнный образ жизни, он
оказалсЯ  в  крайне  затруднительном  положении и стал грабителем на большой
дороге,  за что, если бы его поймали, непременно бы повесили, однако попалсЯ
он  вместе  с шайкой мелких воришек и, избегнув таким образом худшей участи,
был  приговорен  к  ссылке  и  каторжным работам, причем, по его собственным
словам, он был доволен, что еще легко отделалсЯ.
     Ћн  был  человеком весьма ученым, и, заметив это, Я однажды обратилсЯ к
нему  с  вопросом,  не  подскажет ли он мне методу, по которой Я бы выучилсЯ
латинскому  Языку.  Ћн  отвечал мне с улыбкой, что обучил бы менЯ ему за три
месЯца,  если  бы  Я  достал  ему книги, а можно и без книг, было б времЯ. џ
сказал,  что  ему больше пристала книга, чем мотыга, и что, ежели он беретсЯ
научить  менЯ  латыни,  хотЯ  бы  только читать, чтобы лучше понимать другие
Языки,  Я  поставлю  его  на  более  легкую работу, если буду уверен, что он
заслужил  благосклонность доброго господина. Љороче говорЯ, Я поступил с ним
точно  так,  как  мой  благодетель  со мной, и получил от него запас знаний,
куда более ценных, чем стоимость одного раба, однако об этом еще впереди.
     Ћт  всех  этих  мыслей  мне веселей работалось. Џоскольку теперь у менЯ
имелось  пЯть  невольников, дела на плантации медленно, но верно шли в гору,
она  понемногу  разрасталась,  и на третий год Я с помощью моего благодетелЯ
купил  еще  двух  негров,  таким  образом  у  менЯ стало семеро невольников;
возделанной  земли  хватало,  чтобы  прокормить их, и потому плантацию можно
было  еще расширить, ибо на себЯ лично Я не тратил ничего, так как находилсЯ
на  содержании у моего бывшего большого господина (как мы все его называли),
а  сверх  того  еще получал от него ежегодное жалованье в тридцать фунтов, -
таким образом доходы мои шли в рост.
     ’ак  продолжалось  в  течение  двенадцати лет; плантациЯ моЯ процветала
при  милостивой  поддержке  моего  господина,  которого ныне Я стал величать
моим  другом,  у  менЯ  завЯзалась переписка с одним человеком из ‹ондона, с
которым  Я  начал  торговлю:  отправлЯл  к нему морем табак и получал взамен
европейские  товары,  какие нужны были длЯ моей плантации, причем табака мне
хватало и на продажу.
     Љак  раз  в  это  времЯ  скончалсЯ  мой  друг  и благодетель, и Я долго
оставалсЯ  безутешен  по  причине  сей поистине тЯжкой длЯ менЯ утраты, - он
был  мне как отец родной, а без него Я почувствовал себЯ словно чужестранец,
хотЯ  уже  хорошо  знал  и страну, и свое дело, так как какое-то времЯ почти
самостоЯтельно  вел  все  его  хозЯйство; однако, потерЯв своего советчика и
главную  свою  опору,  Я  почувствовал  себЯ обездоленным: отныне мне некому
было  доверитьсЯ в разных моих делах. Ќо что случилось, то случилось, теперь
мне  все  же  было  легче  выстоЯть  одному,  чем  прежде: Я владел огромной
плантацией  и  примерно  семьюдесЯтью  неграми и прочими невольниками. Ћдним
словом,  Я стал поистине богат, если учесть, что начинал Я, как говоритсЯ, с
нулЯ,  то  есть  никакого  капитала у менЯ не было, зато с самого начала мне
повезло,  ибо  Я получил помощь и дружеское участие, а лучшей поддержки и не
придумаешь.  …сли бы мне пришлось начинать с пЯтьюстами фунтов в кармане, но
без  помощи,  совета  и сочувствиЯ такого человека, мне бы хуже пришлось. Ћн
обещал  вывести  менЯ  в  люди  и  сдержал  свое  обещание,  однако, как мне
кажетсЯ,  и  Я сумел частично, так сказать, отблагодарить его за это: ведь Я
наладил  все  дела  на  его плантации и установил такие отношениЯ с неграми,
что  за  это и пЯтьсот фунтов было бы уплатить не жалко; работы на плантации
исполнЯлись  исправно и согласно его воле, все шло как нельзЯ более успешно,
слуги и даже негры любили его, а о суровых наказаниЯх и помину не было.
     Ќа  моей собственной земле тоже царил порЯдок, Я старалсЯ так влиЯть на
разум  и чувства моих негров, что они служили мне вполне охотно, результатом
чего  были их преданность и усердие, тогда как на соседних плантациЯх недели
не  проходило  без  ужасных криков, воплей и стенаний несчастных невольников
под  пыткой  или  в  страхе перед оной, и тамошние негры в разговоре с моими
мечтали  лишь  об  одном:  поскорее  умереть, чтобы вернутьсЯ на свою родину
(они верили, что после смерти так и будет).
     Љогда  среди  невольников  попадалсЯ  мрачный  тупица,  да  к тому же с
дурным  характером,  а  это порою случалось, Я спешил расстатьсЯ с ним и тут
же  продавал  его, ибо не желал держать никого, кто не умел быть благодарным
за  мЯгкое  обращение;  правда, совсем безнадежные мне попадались редко, так
как  стоило  поговорить с ними разумно и прЯмо, как даже самые грубые из них
делались  уступчивей  и  покладистей;  Я не раз замечал это, рано или поздно
верх  брало  стремление  к  собственной  выгоде;  если  же  этого  так  и не
происходило,  то  мои  люди, отличавшиесЯ совсем иными свойствами характера,
сами  ополчались  на  своих же товарищей и соотечественников, и это, в числе
прочего,  тоже  вразумлЯло  их;  и  вот  что  еще: всЯкий, кто в этом кровно
заинтересован,   может   сам   легко  убедитьсЯ,  что  достаточно  одного  -
сговоритьсЯ   с   тем,   кто  считаетсЯ  у  них  вожаком,  пробудить  в  нем
благодарность,  и  тогда  не  успеете  вы  оглЯнутьсЯ, как остальные под его
влиЯнием станут вести себЯ так же, как он.
     €так,  Я  стал  плантатором и студентом; мой педагог, о котором уже шла
речь,  по своему рвению и усердию оказалсЯ человеком просто-таки выдающимсЯ:
он  занималсЯ  со  мною  с  истинным увлечением и проЯвил редкий учительский
талант;  уже  позднее  на рЯде случаев мне пришлось убедитьсЯ, что не всЯкий
хороший  ученый  способен быть учителем, ибо искусство преподаваниЯ не имеет
ничего общего со знанием изучаемого предмета.
     ќтот  же  человек  владел и тем и другим и был мне на редкость полезен,
так  что  Я  имел  все основаниЯ проЯвлЯть к нему самую большую сердечность,
учитываЯ  его  личные  достоинства  и  обстоЯтельства,  в коих он находилсЯ.
Ћднажды  Я  даже осмелилсЯ задать ему вопрос: как могло случитьсЯ, что такой
человек,  как он, получивший широкое образование и имевший все преимущества,
чтобы  преуспеть в этом мире, оказалсЯ в столь плачевном положении и попал к
нам  сюда?  ‘амо  собой,  приступив  к  этим  расспросам,  Я  счел не лишним
проЯвить   некоторую  осторожность,  так  как,  вполне  возможно,  ему  было
неприЯтно  вспоминать  об  этом,  и  тут же оговорилсЯ, что, если у него нет
желаниЯ  обсуждать  подобную  тему,  Я  не  настаиваю  и не сержусь на него.
ЏоступаЯ  так,  Я понимал, что с человеком, когда он в беде, надо обращатьсЯ
с  особой  деликатностью и не принуждать его к рассказу о себе, если это ему
тЯжело и если он предпочел бы об этом умолчать.
     Ћн  согласилсЯ  и  сказал,  что  длЯ  него  вспоминать прошлое означает
renavare  dolorem*,  тем  не  менее  в  настоЯщее  времЯ  ему только полезно
терпеть  унижениЯ,  ибо,  как  он  надеетсЯ,  они  приведут его к искреннему
раскаЯнию;  что,  хотЯ  он  не  может  без  ужаса думать о своей загубленной
молодости  и растраченных зрЯ талантах, коими щедрый создатель наградил его,
готовЯ  его  к  лучшим  свершениЯм,  все-таки  он  должен до дна испить чашу
позора,  коли  будет  на  то  волЯ  господнЯ,  тем паче что он по своей воле
ступил  на эту стезю порока и преступлений и не покидал ее, пока господь (на
прощение  которого  он все еще уповает) не остановил его, предав на всеобщее
поругание,  и  он  не  считает, что суд уже свершилсЯ над ним, ибо тогда его
отправили  бы  на  тот  свет,  а  вместо этого он попал в ‚иргинию и получил
возможность  раскаЯтьсЯ  в  своей  безнравственной  жизни...  Ћн  был  готов
продолжать  в  том  же  духе,  но  Я  заметил, что слезы горького раскаЯниЯ,
выдававшие страстную борьбу, котораЯ шла в нем, мешали ему говорить.
     ______________
     * ‚оскрешать пережитое горе (лат.).

     џ  сделал  вид,  что не заметил его слез, и лишь выразил сожаление, что
задал  свой  вопрос,  признавшись,  что  сделал  это  из  любопытства,  ибо,
наблюдаЯ  людей темных, невежественных и упрЯмых, которые погрЯзли в низости
и  позоре,  Я  не спрашиваю, как это случилось с ними; когда же на скользкий
путь  ступают  люди  одаренные  и  образованные,  Я  делаю вывод, что в этом
повинна  чьЯ-то  неумолимаЯ  злаЯ  волЯ. "’ак оно и есть, - сказал он мне, -
когда  Я  попросил судью о помиловании и произнес свою просьбу на латыни, он
ответил  мне: если подобные преступлениЯ совершает человек, владеющий вашими
знаниЯми,  он  еще более заслуживает наказаниЯ, чем простой человек, ибо его
знаниЯ  должны  подсказать ему, что он не может ждать снисхождениЯ, и потому
у него меньше соблазна совершать преступлениЯ".
     - Ћднако,  сэр,  -  продолжал  он,  -  Я  уверен  что мой случай весьма
характерен,  поскольку  испытывать  нужду  уже  само  по себе великое зло, и
нужда  не  только  порождает  искушениЯ,  но такие искушениЯ, перед которыми
человеку  не  устоЯть. ‘тало быть, бог справедлив, - продолжал он, - коли он
стремитсЯ уберечь человека от искушениЯ, избавлЯЯ его от нужды!
     ЊенЯ  так  поразила  истинность  его  слов,  которую  Я  на собственном
примере испытал, что Я невольно задумалсЯ, однако он продолжал говорить.
     - џ  так четко все это осознаю, сэр, - сказал он, - что считаю нынешнее
мое  униженное положение меньшим бедствием, чем всю мою прежнюю жизнь, ибо Я
свободен  теперь от ужасной необходимости совершать низкие поступки, которые
стали  моим позором и проклЯтием, хотЯ шел Я на это ради куска хлеба; мне не
приходитсЯ  ныне  отнимать хлеб у других, применЯЯ насилие и нарушаЯ законы,
теперь  Я  сыт,  хотЯ  и вынужден сам зарабатывать себе на пропитание тЯжким
трудом, но Я благодарю господа за эту перемену в моей жизни.
     ’ут он было замолчал, но потом опЯть продолжал:
     - Ќасколько  лучше  жизнь  жалкого  раба  здесь, в ‚иргинии, чем судьба
самого  преуспевающего  вора  там!  ‡десь Я беден, но честен, мне приходитсЯ
страдать,  но  Я не заставлЯю страдать других. ЊоЯ спина гнетсЯ под тЯжестью
наказаниЯ,  зато  на душе у менЯ легко. ђаньше Я не раз говорил, что мне все
недосуг  разобратьсЯ в себе самом, что надо дождатьсЯ передышки, вот тогда Я
найду  длЯ  этого  времЯ,  а  теперь  сам  бог  дал  мне  досуг, чтобы Я мог
раскаЯтьсЯ...
     Ћн  долго  еще  говорил  в  том же духе, выражаЯ благодарность, уверен,
вполне  чистосердечную,  за  то,  что избавили его от бесчестьЯ, хотЯ теперь
его ждет в десЯть раз худшаЯ нищета.
     џ  был  глубоко тронут его речами, так как слишком хорошо знал истинную
цену  перемене,  произошедшей  с  ним,  и потому не мог не расчувствоватьсЯ,
хотЯ,  признаюсь,  до  сего  случаЯ о боге Я задумывалсЯ редко. џ сам, как и
он,  был  преступником, правда, не таким закоренелым, однако и не помышлЯл о
раскаЯнии,  и  не  считал  свою  прошлую  жизнь  преступной,  а  только лишь
бесславной  и  недостойной  дворЯнина,  что  постоЯнно,  как  Я  уже  не раз
признавалсЯ, тревожило менЯ.
     - Ќу  хорошо,  -  сказал  Я  ему, - вы говорите о раскаЯнии и, надеюсь,
искренне,  но  как  бы вы расценили свое положение, если бы вдруг избавились
от  жалкой  участи  купленного  за деньги раба, на какую сейчас обречены? ‚ы
думаете, тогда вы стали бы другим человеком?
     - ‚идит  бог, - отвечал он, - если бы мне пришлось ответить "нет", Я бы
искренне  помолилсЯ, чтобы избавление никогда не наступало. Џусть Я навсегда
останусь рабом, только не грешником.
     - Ќу  ладно, - сказал Я, - а предположим, вы бы снова оказались в нужде
и  опЯть  бы  страдали от голода, тогда вы разве не вернулись бы на знакомый
вам путь?
     Ћн  не  задумываЯсь  ответил,  что  о нужде уже сказано в молитве "Ћтче
наш":  "Ќе  введи  нас  во искушение", а также в притчах ‘оломоновых словами
Ђгура:  "...чтоб,  обеднев, не стал красть..." џ бы век молил бога об одном:
избави  менЯ  от  пут-сетей,  коим  самому  не  противостоЯть.  € все же мне
кажетсЯ,  Я  бы  лучше  стал  голодать,  нежели снова заниматьсЯ воровством,
однако Я хотел бы избегнуть искушениЯ, ибо не уверен в силах моих".
     Џризнание  было  чистосердечным, ничего не скажешь, да и вообще всЯ его
речь  дышала  самой искренностью, так что трудно было его в чем заподозрить.
‚о  времЯ одного из наших разговоров он достал маленькую потрепанную книжицу
в  бумажном  переплете,  куда  он  списал  молитву в стихах, котораЯ врЯд ли
оставила  бы равнодушным хоть одного христианина, и Я не могу не привести ее
здесь, ибо в жизни не встречал ничего подобного. Ћна начиналась строками:

                Ћ Ѓоже правый, не дай мне отдохнуть!
                Љакие б Њуки ни терзали грудь, -
                Џокуда не избыто Џреступленье,
                Џусть длитсЯ эта Ѓоль - во €скупленье!
                Ќе облегчай ЋтчаЯнье мое,
                Џокуда Њилосердие твое
                Ќе воцаритсЯ полностью на ’роне,
                ‘вободном от ѓрехов и Ѓеззаконий,
                Џокуда не очиститсЯ „уша,
                ђаскаЯньем ‡лодейство сокруша*.
     ______________
     * Џеревод ѓ.Љружкова.

     „альше  говорилось  все о том же, это были лишь начальные строки, и они
так  запали  мне  в душу, что Я запомнил их слово в слово, и нередко твердил
про себЯ.
     Џосле  столь  замечательного  и  столь  растрогавшего  менЯ  ответа  на
продолжении  разговора  Я не настаивал. Ѓыло Ясно, что человек этот искренне
раскаиваетсЯ  и  опечален не самим наказанием, ибо нынешнее его положение не
беспокоило,  а  скорее,  как  уже говорилось, радовало его, - нет, чувства и
разум  его  тревожили  воспоминаниЯ о пагубной, порочной жизни, какую он вел
раньше,  о гнусных преступлениЯх против бога и людей, какие он совершал, ему
не  давала  покою  мысль  о  том, до чего же неразумен он был, пока не попал
сюда.
     џ  спросил его, не приходилось ли ему думать о раскаЯнии - до или после
приговора?  Ќа  что  он  ответил:  "Ќьюгет  (ибо так называлась бристольскаЯ
тюрьма,   видимо,   в  подражание  лондонской)  не  то  место,  где  родитсЯ
раскаЯние,  напротив, любой злодей ожесточитсЯ там и позабудет скоро и бога,
и  черта". € все-таки, оглЯдываЯсь назад, он с удовлетворением мог отметить,
что  даже  тогда  он  не  оставалсЯ полностью чужд раскаЯнию, однако не смел
всецело  уповать  на  волю  всевышнего. Ћн часто задумывалсЯ о себе, о своей
загубленной  жизни  еще  до  того,  как  попал  в  тюрьму, каждый раз, когда
нечестивое  его  ремесло  предоставлЯло  ему  времЯ длЯ размышлений; он даже
вопрошал  себЯ:  "Људа  Я качусь? „о чего доведут менЯ все эти дела? € когда
им  будет конец? ѓрех и стыд сменЯют друг друга, и ждет менЯ виселица". € он
бил  себЯ  в  грудь  и  восклицал:  "Ћ  негодЯй несчастный! Љогда ты наконец
раскаешьсЯ?"  € отвечал сам себе: "Ќикогда! Ќикогда! Ќикогда! Џока не попаду
в тюрьму или на виселицу".
     - Џосле  чего,  - продолжал он, - Я вздыхал и проливал слезы, вспоминаЯ
мою  злосчастную жизнь, историЯ которой могла бы повергнуть мир в изумление.
Ќо  увы! Ѓудущее казалось темно и вселЯло в менЯ такой ужас, что вынести это
было  трудно,  и  тогда  Я  искал утешениЯ в вине и в веселой компании, вино
вело  к  невоздержанности,  а  дурнаЯ  компаниЯ, состоЯвшаЯ из мне подобных,
вводила  во  искушение, и тогда всех моих размышлений как не бывало, и опЯть
Я становилсЯ негодЯем.
     Ћн  говорил  об  этом  с  таким  волнением,  что, хотЯ лицо его озарЯла
улыбка,  однако  в глазах все времЯ стоЯли слезы, так он был охвачен сладкой
скорбью, если возможно употребить подобное выражение.
     ‘транное  все  это  производило  на  менЯ впечатление, и не пойму даже,
отчего  так  волновало менЯ. Њне нравилось слушать его, и все-таки на душе у
менЯ,  не  знаю  почему,  от этих речей оставалсЯ какой-то тЯжелый осадок, и
что со мной, Я не ведал. ЌеобъЯснимаЯ тоска сжимала сердце.
     €так, он продолжал свой рассказ.
     - Ђ  затем,  -  сказал  он,  -  Я  попал  в руки правосудиЯ за выходку,
особенно  наглую. Џодумать только, менЯ, на счету у которого было по меньшей
мере   сто   грабежей  и  прочих  преступлений,  -  чтобы  их  все  описать,
потребовалась   бы   целаЯ  книга,  -  менЯ,  который,  попадись  Я  только,
заслуживал  цепей  и  виселицы  и  против  которого,  если бы дело слушалось
открытым  судом,  выступило  бы  не  менее  двадцати  свидетелей,  -  такого
человека  тайно  препроводили  под чужим именем в местную тюрьму и судили за
мелкое  преступление,  в котором Я, по сути, не был виновен, а поскольку еще
учли  неподсудность  духовенства  светскому  суду,  то снизошли до милости и
отправили на каторгу.
     - Ђ  что,  как  вы  думаете,  -  сказал  он, - сильнее всего задело мои
чувства  и  породило  во  мне эту благодетельную перемену, котораЯ позволЯет
мне  надеЯтьсЯ,  что  господь  не  оставил  менЯ?  ’олько  не  тЯжесть  моих
преступлений,  нет,  лишь  чудо  промысла  божиЯ,  кое  во спасение человека
устилает  путь  его  терниЯми,  заставлЯЯ  терпеть муки и страданиЯ за малую
вину  его,  дабы мог человек сам узреть, какого наказаниЯ избежал за главные
свои  прегрешениЯ,  одному ему ведомые. Ќеужели вы думаете, что, когда узна