х безумцев, как Я, от ран, не говорЯ о смерти.
     ’ак вот, однажды  наш  командир сделал  ошибку (на войне, как  у вас на
бирже: иногда  всего не  угадаешь), пошел на зорьке на рыбалку (было затишье
между  боЯми) и анекдотически попал в плен.  џ тоже  был на рыбалке, но  без
автомата, и к тому же сидел метрах в ста от  ”еди, над сомовым  омутом, сома
мне очень хотелось поймать, перед тем как погибнуть в очередном  бою.  ‘идел
без оружиЯ, нарушаЯ многие статьи устава, и ничем  ”еде помочь не мог. ‚ тот
момент  ничем. “  менЯ  хватило  ума  не поднимать шума,  бросить к чертовой
матери удочку  и  сома, который,  сволочь, как  раз  клюнул,  но сердце  мое
оборвалось не  от  удачной поклевки,  а  от  глупого  вида  ”еди  - товарища
капитана,  уводимого четырьмЯ  здоровенными  амбалами в  сторону  фашистских
траншей.  Љстати, лучше бы Я погиб,  чем  видеть такое.  —то вы бы  сделали,
интересно, на моем месте в такой боевой обстановке? Ќе ломайте, дорогие, зрЯ
головы. Ќе додумаетесь. Ќаш командир шел как убитый и шатаЯсь. Ћчевидно, его
грохнули по голове прикладом и оглоушили, как рыбу. џ  теперь думаю, и холод
от этих мыслей охватывает  мою  душу, неужели так будет до конца времен, что
щука, например,  ловит  маленькую рыбешку, мой командир ловит эту несчастную
щуку,  немецкие  разведчики  в  свою  очередь  ловЯт  такую  щуку  фронтовой
разведки,  что  им и  не снилась, причем ловЯт,  как  тупые везунчики,  а не
бывалые  рыбаки. Ћни  ловЯт, хохочут от удачи, выкручивают  ”еде  руки, дают
поджопника, они рады (словно дети, поймавшие голыми руками акулу в городском
пруду), а  ”едЯ,  очевидно  выигрываЯ  времЯ  и рассчитываЯ на  то,  что его
"рыбаки" врЯд ли начнут пальбу поблизости от нас,  вдруг вырвалсЯ, побежал и
начал игру в "салочки". ‚ы бы видели эту сцену.
     ‚ыход у менЯ был один, ибо ”едЯ  не барнаулил (любимое слово штрафников
воров-рецидивистов,  означает  -  не  кричал),  даваЯ мне  понЯть,  чтобы  Я
затрепыхалсЯ, если Я  на  воле, а он в садке, и правильно полагаЯ, что немцы
не  преминули  бы прошить  его  очередью, когда  бы он  засветил  их  криком
поблизости от наших. Џоследнее, что Я видел, пулей метнувшись к  лесу: снова
взЯтого ”едю свЯзывали и делали  длЯ него  что-то вроде носилок, ибо сам он,
как Я понЯл, идти пешком в плен не собиралсЯ. ќто было бы длЯ фрицев слишком
жирно. € вот теперь Я вам признаюсь в том, чего не знает ни один  человек на
свете  -  ни ”едЯ, ни  ‚ера, ни дети, при  воспоминании о  чем Я  краснел  и
мучилсЯ, ибо Я думал и думаю, что Я - уродина, каких больше нет, и мне снова
становитсЯ смертельно стыдно. Џусть дрожь проберет вас, когда Я скажу, что Я
сделал, и, может быть, от содроганиЯ  вы даже не ответите мне и не  захотите
увидетьсЯ с  таким уродом, но Я все-таки  скажу, потому  что  Я в отличие от
Ѓрежнева пишу сам и если  уж пишу, то  буду говорить всю правду, какой бы ни
была  она длЯ менЯ уничтожающей  и жестокой.  ЌесмотрЯ на ужас случившегосЯ,
лишивший менЯ  в  первый  момент  на какое-то времЯ сознаниЯ,  знаете, что Я
делал, пулей летЯ по  лесу? Џриготовьтесь выслушать правду. џ тогда смеЯлсЯ!
„а!  џ  хохотал,  не  понимаЯ  происхождениЯ  такого  смеха,  относЯ  его  к
помешательству, потрЯсению, уродству своей души. ‚едь надо было не смеЯтьсЯ,
как  от  еврейского анекдота, а рыдать  на  весь  брЯнский лес,  чтобы кровь
леденела у  живых существ от моего  горЯ и ужаса. Ќо Я летел и  задыхалсЯ от
смеха. Џриступы  хохота вдруг пощадили менЯ, но, когда Я снова  представлЯл,
как мой командир (впоследствии оказалось, что  так оно и было на самом деле)
говорит немцам: "Ќу уж хуюшки, ребЯта, своими ногами  Я в плен не пойду",  и
немцы, вынужденные с этим считатьсЯ,  несут его на своих хребтинах (плечах),
наживаЯ  грыжи, не  бросать  же  на  дороге  такую  добычу,  такого  задарма
доставшегосЯ осетра, веселый смех снова  одолевал менЯ. € не  он  ли в конце
концов, спасаЯ душу от  отчаЯниЯ, придавал мне сил  и помог тогда же на бегу
выбрать длЯ спасениЯ командира  и своего лучшего будущего  друга,  возможно,
единственное правильное  решение из всех, что, несмотрЯ  на хохот, разрывали
мозги на  части?  џ растрЯс дрыхшего переводчика, засунул его,  как  кота  в
мешок,  в фашистскую генеральскую  форму, умолЯЯ ни о чем  не расспрашивать,
ибо  будет  поздно,  Я  все расскажу  по  дороге, сам напЯлил  на  себЯ свой
фельдфебельский  мундир,  схватил  автомат  и пару  пистолетов. Ќикто, между
прочим,  так  и  не проснулсЯ.  ‚се  дрыхли  между боЯми по-чапаевски, и  мы
полетели наперерез, через хилый березнЯк, минуЯ еловую дремучую чащу,  слава
богу, все под гору, под гору  и, упредив немцев, поспели-таки  им навстречу.
“видев  из-за  кустов,  как  они  плетутсЯ,  менЯЯ руки,  смахиваЯ  со  лбов
взопревших пот и зло уговариваЯ  ”едю идти  своими ногами, на что он отвечал
им излюбленным жестом руки, Я  снова задохнулсЯ от хохота, но  это уже  были
послед-ние его  спазмы. ’еперь надо было безошибочно и артистично, чему нас,
разведчиков,  всегда  учил   наш  командир,  делать  то,  что  виделось  мне
единственным выходом из положениЯ, причем избегаЯ боЯ, оставлЯЯ  смертельный
бой на самый худой конец, напоследок.  Ќа душе у менЯ стало  светло и легко.
„аже бой, даже смерть  в том  бою, наша и командира,  была  бы  уже победой.
’олько  не плен,  ”едЯ, только не  плен, такой нелепый, смешной и, наверное,
позорный. џ  говорю,  дорогие,  "наверное",  ибо  в  жизни  нашей  частенько
случаютсЯ такие неподвластные мудрому и осторожному предусмотренью вещи, что
определЯть  их  чисто  по-прокурорски  и по-комиссарски, что  одно и то  же,
просто неприлично. Џозор не тем, кто, подобно ”еде, случайно попадал в плен,
а  позор ‘талину и его безмозглым  жополизам  типа  ‚орошилова и  Ѓуденного,
позор позору  еврейского  народа Љагановичу за  то, что они  - выродки  - не
упредили  любыми  способами ѓитлера и  бросили миллионы  моих братьев-солдат
фактически  на произвол судьбы, на окружение, плен  и уничтожение. ‚от  кому
позор! Џомните это в своей Ђмерике, когда вы миритесь с бандитскими штучками
нашей компартии в Ђфрике, на  Ѓлижнем ‚остоке, в Ђзии и  в  …вропе, помните,
дорогие, чтобы с вами не повторилось то, что пережили люди ‘траны ‘оветов за
свою историю.  Ќо  не будем уходить в  сторону. ‹учше вы взглЯните на нас со
стороны.  ‚ыглЯдело это представление примерно следующим  образом: Я  двинул
как следует по шее нашему переводчику,  чтобы он перестал дрожать, как овца,
от страха. Њы вышли из-за ельничка с полными фуражками белых грибов (их была
тьма-тьмущаЯ в том лесу)... Ќемецкий генерал прогуливалсЯ по старой привычке
завзЯтого грибника в сопровождении  младшего по чину,  тоже  Якобы  любителЯ
собирать грибки. Ђвтоматы свои немцы  сложили на  носилки, рЯдом с  ”едей, и
были фактически безоружны.
     - ђЯвкай на них,  -  шепчу своему "генералу", - рЯвкай, не то  живым не
уйдет отсюда никто, остальное сделаю Я, рЯвкай!
     €  наш  переводчик Љозловский,  когда мы свалились  немцам как  снег на
голову, рЯвкнул с генеральской раздражительностью:
     - —то за карнавал, сволочи, смирна-а!
     ЃеднЯги  и  ужасные  неудачники  вытЯнулись  в  струнку,  и  мне  этого
мгновениЯ  было  достаточно. "‹ожись,  стрелЯю!" -  заорал  Я безумно громко
по-немецки.  ‘олдаты  бросились  наземь.  џ  держал  их  на  мушке автомата.
Љозловский перерезал финкой  ремни на руках и ногах ”еди  и  вытащил  клЯп у
него изо рта - мерзко грЯзный носовой платок с вышитым в уголке  пожеланием:
"Ѓудь здоров, ”ранц!"
     - ‚от за  это  Я люблю жизнь, - как  сейчас помню, первым делом  сказал
”едЯ и поЯснил,  что он  любит ее за  неожиданную смену  гибельных  ситуаций
спасительными и, если уж на то пошло, то и наоборот, иначе не было бы никому
и никогда  спасениЯ. ‚торым делом  он  обшаманил  (обыскал)  лежащих немцев,
забрал гранаты и пистолеты. Ђвтоматы  их перешли  к нам. Љозловский  потирал
руки  и говорил, что все мы получим по ордену Љрасного ‡намени,  а возможно,
по Ђлександру Ќевскому 1-й  степени. Ќо  у менЯ  и у ”еди  заныло  в душе от
нехороших предчувствий. Ќадеюсь, вы понЯли, дорогие, чем это длЯ  нас пахло,
если бы  до командованиЯ,  особенно до политотдела и  гнусной контрразведки,
дошла  историЯ  с  пленением  ”еди?  Џока Љозловский шаманил в  свою очередь
пленных, снимал  с  них, гнида, часы, кольца и отбирал  сигареты, мы с ”едей
прикидывали: как нам теперь быть? Џривести с ложными подробностЯми  "Языков"
к  генералу?  Ћткрылась бы самовольнаЯ отлучка  из  расположениЯ  части  без
оружиЯ,  но с удочками, пленение  командира  полковой разведки,  дрыхшее без
задних ног боевое охранение и так далее. ‚се это открылось бы, ибо немцы, мы
прекрасно  понимали, не преминули  бы  отомстить  таким образом своим хитрым
захватчикам. џ склонЯлсЯ к варианту  освобождениЯ немцев. Џусть  идут себе к
чертовой  матери обратно. џ  в  первом же бою  верну этот долг фронту и убью
четверых-пЯтерых немцев  сверх плана. ‚ конце концов, обращались они с ”едей
вполне прилично, исключаЯ ”ранца, который, между прочим, от страха наложил в
штаны большую  кучу и отвратительно вонЯл, дрожа на траве всем телом. Џусть,
говорю,  идут себе. ‚едь  они тоже  любЯт  жизнь за смену гибели спасением и
наоборот. ‚едь и на войне может быть место  великодушию и  широкому жесту. џ
говорил  так  открыто  и смело  со своим командиром, ибо мы  дружили еще  со
школьной парты. "’акой вариант мне нравитсЯ, - отвечал ”едЯ, - но неужели не
Ясно, что  Љозловский  с ходу нас заложит за орден Љрасной ‡везды, и тогда -
каюк: расстрел или в лучшем случае штрафнЯк".
     „а, подумал  Я, согласившись, такаЯ мразь,  как Љозловский, заложит нас
непременно, причем со всеми потрохами  (кишки, внутренности). €нтересно, как
бы  вы  поступили  на  нашем месте,  дорогие? ‹иквидировали бы и  фрицев,  и
Љозловского? Ќе  думаю. …сли бы Я мог эту  сволочь не брать с собой, если бы
не был мне мал генеральский мундир и если  бы Я знал немецкий Язык, как знал
его он, то, конечно, Я попыталсЯ бы все сделать сам, и тогда отпустили бы мы
к  чертовой  матери четверых  идиотов,  посмеЯлись  бы  от  ужаса  страшного
воспоминаниЯ  и  остались бы, как говоритсЯ, при своих. Ћднако  если  бы  да
кабы, то не было бы в ђоссии кагэбы (наше гестапо).  Џока мародер Љозловский
шаманил,  не  брезгуЯ,  обосравшегосЯ  ”ранца,  мы   перебирали  варианты  и
остановились  на  лучшем:  героем вылазки должен стать  Љозловский,  но ”едЯ
доложит  начальству  все,  как  оно  было.  ‘олжем  мы  только  в  одном:  в
преувеличении заслуг  Якобы смельчака  и артиста  -  переводчика.  Џусть  он
треплетсЯ  в  части и  расписывает  свою  решающую роль во  взЯтии  четверых
"Языков".
     Ћн был полный идиотина, и Я  на обратном пути внушил ему, что  пленение
командира  всего-навсего инсценировка,  заманка немцев  в  ловушку длЯ того,
чтобы, не сделав ни одного  выстрела  и не  выдав дислокации в лесу полковой
разведки, захватить важных  гусей из  спецкоманды,  обслуживавшей  новый тип
танка. Љозловский, трепЯсь, будет, таким образом, у нас на  крючке. ‚ общем,
одна версиЯ, решили мы, длЯ комполка, другаЯ длЯ солдат.
     ”рицы  наши шли  в плен не  то чтобы охотно - они радовались, как дети,
которых папы снЯли с уроков и  вели в гости. ”ранцу пришлось прополоскать  в
реке свои штаны, сапоги  и подштанники, но все равно  несло от него дерьмом,
как  от деревенского сортира  в сырую погоду.  ‚  общем, все тогда  обошлось
великолепно. Љомполка, любивший ”едю всей душой, орал, топал на него ногами,
обещал  сорвать  погоны, отнЯть ордена и  отдать нас обоих под трибунал,  но
потом налил  нам спирта, сказал справедливо,  что на войне все бывает и если
уж  судить, то  судить  надо кое-кого другого, на  кого он  сейчас не  будет
указывать  пальцем. Ѓезусловно, он намекал на  ‘талина  - отвратительного  и
ненавистного предателЯ армии и страны. џ знаю, что именно  так, с ненавистью
и  презрением,  относились к  нему здравомыслЯщие,  не  отупевшие от вонючей
пропаганды и большевистской лжи солдаты и офицеры. ‚се-таки мы тогда спасали
ђодину. ‘талина же,  к нашему сожалению и к  его  счастью, спасли по дороге.
€так, кончилась  наша трагическаЯ рыбалка благополучно. Љозловского комполка
представил к ордену, повышению в звании и отправил в другую часть.
     €з следующей  главы  этого письма  вы  узнаете,  что было потом,  после
войны, ибо написанное Я должен сегоднЯ отправить прЯмо в ‚ену с отъезжающими
людьми. Ќе торопитесь  понЯть, как Я это делаю  и почему  Я  живу в Њоскве у
‚овы. ‚сему свое времЯ, да и читать мои письма, вероЯтно, интересней, чем вы
мучаетесь в догадках, а  что  же  будет дальше, что?  Ѓолее того.  џ  теперь
начинаю  понимать,  дорогие, почему  Я  всю  жизнь  жил  и  живу  с  большим
любопытством,  а порой и с азартом: мне, безусловно, интересно, что же будет
дальше?  Њы  восстановили  на  свою  шею,  оторвав средства  от собственного
народа, Љитай.  ’еперь не знаем, как от него избавитьсЯ. ‚качали миллиарды в
€ндонезию  и просрали ее.  ‡алезли в Ђфрику,  в  Ђзию,  запутались  в бороде
Љастро, мутим  воду везде,  где только она мутитсЯ,  держим  на штыках и под
гусеницами танков  пол-…вропы.  Њы  орем  на  каждом шагу:  "„а  здравствует
светлое будущее!" - когда с  каждым  днем становитсЯ все темнее  и темнее. ‚
нашем сраном городе, как и в тысЯчах еще более отвратительных городов, давно
уже ни мЯса, ни колбасы, ни масла не видно, не то что светлого будущего. ’ак
что  же  будет  дальше?  Ќе дай бог,  думаю  Я иногда, впадаЯ в уныние души,
дожить мне до того днЯ, когда опЯть какой-нибудь умник залезет на Њавзолей с
полной  кучей в  маршальских штанах  от  страха  и  призовет, перед  тем как
спуститьсЯ  в  бомбо-убежище,  миллионы своих  братьев и сестер расплатитьсЯ
жизнью,  кровью  и нечеловеческой мукой  за беспардонно  глупую  политику  и
ужасающие  авантюры.  —то же  будет дальше,  думаю Я  с еще большим унынием,
когда Я  вижу  толпы своих  братьев-пролетариев у винных  магазинов и пивных
ларьков,  где  их единственнаЯ радость  -  распить с  дружками  портвейновую
отраву, "словить кайф", как  они говорЯт, потрепатьсЯ о хоккее, чтобы потом,
за-дрыхнув у телевизоров, проснутьсЯ с отравленной сивухой и пивом головой и
с  красными зенками  (глаза) и  переть  в  цеха,  унимаЯ по  дороге тошноту,
которую непременно  вызывают  с похмельЯ  остоебенившие  (набившие оскомину)
лозунги вроде: "Ќарод и партиЯ едины", "‘оциалистическаЯ демократиЯ - высший
тип  демократии",  "‘лава  труду",  "‘лава  ЉЏ‘‘". Ђ  когда  Я  наблюдаю  за
пЯтнадцатилетними  соплЯками,  за  подонками   с  пустыми,  оголтелыми,  уже
залитыми той же бормотухой  глазами, наблюдаю  за выражением бесцельности  и
бессмысленности  на их  лицах,  полуза-крытых  длинными,  слипшимисЯ,  давно
немытыми  патлами,  когда  вижу,  случаетсЯ,  как  нагло  и  по-свински  они
терроризируют девочек, нормальных парней и невинных прохожих, потому что уже
сейчас длЯ них самое сладкое наслаждение  - чужое унижение и чужаЯ боль, мне
страшно думать: что будет  дальше? …сли наши  политруки скажут им: "‚о  всем
виноваты евреи, американцы, немцы, китайцы, чехи, Японцы, румыны и египтЯне!
Ѓейте их,  братьЯ  и сестры!" - то, безусловно, эти скотоподобные существа с
душами, вытравленными в самом начале своей жизни мертвыми словами лозунгов и
призывов,  заревут, распалЯЯсь от  предчувствиЯ крови и  наживы,  и затопают
копытами  в бешеном и злобном нетерпении.  Ќе забывайте и  вы  там  о  своих
детЯх...

     Џожалуй,  Я лучше сразу начну третье письмо,  чем  играть  в  игрушки с
главами, частЯми и так далее. ‚ы правы, дорогие, в намеках  своего ответа на
мое  первое  письмо, что у нас в стране, да  и среди  эмигрантов,  развелось
слишком  много писателей и что длЯ менЯ было бы полезней думать не о главах,
а о  серьезных  вещах. Њожет быть.  Ќо сначала нужно выЯснить, что именно вы
считаете серьезными вещами, а что таковыми  считаю Я. “  любого из тех, кого
вы  обидно называете бумагомарашками,  так  наболело в душе  от многолетнего
держаниЯ  Языка  в  одном  месте,  что  нет  иной возможности  избавитьсЯ от
накопленных  мыслей и чувств, чтобы от них не пухла голова  и не разрывалось
сердце, как, посчитав себЯ длЯ интереса писателЯми, взЯтьсЯ за перо и уйти с
головой в лист бумаги. ‚ы также  убедительно просите менЯ лучше относитьсЯ к
городу, в котором  Я почти родилсЯ,  вырос  и  в настоЯщий момент  прописан.
•орошо,   что   у   вас   хватило   ума  не   повторЯть   в   ответе   слово
"сраный-пересраный". Ђ вдруг Я называю его так с большой любовью и жалостью?
—то  тогда? ‚ам  всего этого не понЯть,  и  больше  не злите менЯ  в письмах
молниеносными суждениЯми о  том, в  чем вы  разбираетесь не больше, чем наши
политруки в гуще  жизни. Ќе надо. ‡атем  Ќаум  и –илЯ просЯт менЯ прекратить
рассказы о  моем  лучшем друге  ”еде, ибо  он не интересует  их ни  с  какой
стороны, и наоборот,  ‘ол и  „жо  умолЯют сообщить, как  развивались событиЯ
впоследствии. ’ак вот, пусть каждый из вас читает интересные длЯ себЯ места.
Ќеинтересными  можете  подтеретьсЯ. Џока на пЯтьдесЯт  пЯтом  году советской
власти в нашем изумительном, в нашем лучезарном, сытом,  приветливом, чистом
и свободном  городе  не поЯвилась каким-то чудом  туалетнаЯ  бумага, мы  так
поступали  с центральными и  местными газетами. „обавлю,  чтобы  не потерЯть
основную  мысль:  не  было  в  мире  подтирки  более  мЯгкой, чем  бумага из
последнего собраниЯ сочинений ‘талина. …е хватило нам на два, кажетсЯ, года.
‘ейчас нам иногда присылают туалетную бумагу из Њосквы внимательные дети. …е
по-прежнему не хватает на душу населениЯ.  Ќу  вот  что  вы, зло менЯ сейчас
разобрало,  понимаете  в  нашей  жизни,  что?  ‚ы  можете  себе  представить
следующее.  ‚  один  прекрасный день  исчезают из  московских  магазинов (мы
отовариваемсЯ в основном там) лезвиЯ.  ЃритьсЯ нечем. •одЯт всЯкие  слухи. ‚
том числе -  все бритвы скупили евреи и  переправили в  €зраиль резать горло
арабам.  Ќа заводах начинают частным образом  из  лучшей, почти  драгоценной
стали  делать  опасные бритвы  и торговать  ими.  ‚друг  через  год,  так же
непостижимо, как  и пропали, проклЯтые  лезвиЯ снова  наполнЯют прилавки. Ќа
моем веку блудными вещами становились: мЯсорубки,  утюги,  колготки детские,
валенки,  калоши,  сигареты, копченаЯ  колбаса,  свинаЯ тушенка,  мотоциклы,
губнаЯ помада, презервативы (гондоны), вата (вы бы знали, как тогда мучились
девушки и женщины), лыжи, нижнее белье, электролампы - всего не перечислишь.
џ берусь утверждать, что не было на свете вещи, не исчезнувшей хоть раз хотЯ
бы на короткий срок из продажи. ќто наши вонючие газеты  называют проблемами
и трудностЯми роста.  Ќет такой вещи.  Ќо ведь существуют где-то, например у
вас,  вещи  и продукты,  даже не  думающие попадать  обратно в нашу  мерзкую
торговую сеть. ‚обла, скажем, довоенные бублики с маком, необычайнаЯ колбаса
"собачьЯ  радость", ратиновые пальто, ситец, теннисные мЯчики,  речнаЯ рыба,
тресковое филе, кукурузное  масло и  так далее  ”едЯ,  добавлю, считает, что
вещи  иногда,  как и  люди, не  могут  не  чувствовать  дьЯвольской  природы
советской власти  и  так называемого социализма.  €м при этом или не хочетсЯ
жить вообще, или они куда-то намыливаютсЯ (эмигрируют). Ќо хорошо. Џеред тем
как продолжить рассказ о ”еде  и его  жизни, Я поЯсню вам, дорогие, почему и
как Я оказалсЯ в Њоскве у сына ‚овы.
     ‚ы  помните, мы  тогда (Я,  ‚ова,  ‚ера и  ”едЯ) выпили  и закусили.  џ
настоЯл  на  том,   что  до  выхода  на  пенсию  никакого  разрешениЯ  -  ни
формального, ни  сердечного - ‚ове не будет.  Ћн  вошел в мое  положение без
обиды. џ же не отговаривал его вообще от эмиграции. €так, он уехал.
     Ѓуквально через три днЯ менЯ вызывает  к себе парторг. ‘идит за столом,
мерзавец.  Ќе  вышел,  как обычно,  навстречу, не поприветствовал,  вроде бы
по-свойски, бодро и весело: "Џривет беспартийным передовикам".
     Ќет. Ќаш  парторг сверлил менЯ розовыми,  горевшими в полутьме кабинета
глазками,  и у  него  по-крысиному  подрагивала  верхнЯЯ  губка.  џ  не стал
садитьсЯ.  ‘пасибо, сказал Я,  постою, привык,  работа у  менЯ, сами знаете,
стоЯчаЯ.
     -  Ђ ведь  ты,  „авид Ђлександрович, -  говорит крыса,  -  оказываетсЯ,
человек с двойным дном!
     џ ему отвечаю длЯ начала так (ибо нисколько не сомневалсЯ, о чем пойдет
речь):
     - Џрошу говорить "вы" и выражатьсЯ конкретней. ЊенЯ ждет станок.
     - Њы теперь знаем, чем вы, „авид Ђлександрович, нафаршированы.
     Џоследнее слово парторг произнес картаво.
     - Ќу и как, - спрашиваю спокойно, - фарш мой на вкус?
     - Ђнтисоветчиной и мировым сионизмом от него попахивает, точнее, разит,
а если еще  точнее  -  шибает! ‚от  у менЯ на столе  запись ваших застольных
разговорчиков. Џередай Я эту бумагу сейчас  куда  следует, и вы все четверо,
включаЯ вашу жену, сгниете в Њордовии! ‚ы думали скрыть от нас отъезд сына в
€зраиль!.. ‚ам бы сорвать последний куш с завода, наполучить подарков и уйти
неразоблаченным на пенсию?  Ќе  выйдет, господа сионисты, вы ответите за все
перед  коллективом  завода!  ’еперь  Я  понимаю,  почему  ты  не  в  партии,
двурушник! ЏрикидывалсЯ простачком, пЯтилетки выполнЯл в три  года, интересы
рабочих  в месткоме  отстаивал,  а сам  небось  осведомлЯл  своих землЯков о
положении наших дел!
     -  Ќе  надо, - говорю,  - запугивать  менЯ  как пацана, не надо,  Я  не
мальчик и не знаю, что там в бумаге у вас написано.
     -  ’ут  записаны клевета  твоего сына на ‘оветский  ‘оюз и  его  бредни
насчет возвращениЯ евреев на историческую родину.
     - Ќи  о  чем  таком, - отвечаю, помнЯ  ”едину науку  глухо ни в  чем не
сознаватьсЯ,  -  говорено   не  было,  а  то,  что  €зраиль  и  Џалестина  -
историческаЯ родина евреев, всем давно известно.
     -  Ќет! €сторическаЯ родина всех простых людей доброй  воли - ‘оветский
‘оюз, а  вы  там трепались,  что  даже у  русских  нет  теперь  родины,  что
истребила ихнюю родину советскаЯ, дьЯвольскаЯ власть! ’репались?
     - Ќет, -  говорю, - трепались только о хоккее и плохом качестве местной
водки. ‘ами-то, - говорю, - небось в  закрытом обкомовском ларьке берете?  Ђ
что касаетсЯ доноса, то за стеной у менЯ  живет мразь, которую Я побрезговал
однажды  раздавить двумЯ ногтЯми! Џросто Я  харкнул ему  недавно в рожу, как
харкнул  бы  всЯкому подонку,  издевающемусЯ над женщинами и детьми.  ‚от  к
кому, - говорю, - вы  прислушиваетесь!  ‚от  как, - добавлЯю, - беседуете со
старым  карусельщиком,  этими  вот  руками  заложившим   первые   кирпичи  в
фундаменте завода. ѓоворите, чего вы от  менЯ  хотите,  выкладывайте, чем вы
сами нафаршированы!
     - џ, - говорит крыса,  - нафарширован идеЯми ‹енина, идеЯми коммунизма,
а также решениЯми последнего съезда партии и октЯбрьского пленума –Љ ЉЏ‘‘. џ
также нафарширован пролетарским интернационализмом, стремлением  к  разрЯдке
напрЯженности и  сохранению  мира  во всем  мире.  Ќаш  народ не свернет  со
столбовой дороги истории. ‚ашему  брату не повернуть историю  вспЯть. ‚ам не
заменить нашего передового фарша тем,  чем нафаршировали вас сионисты и –ђ“.
Ћдним словом, через неделю  на заводском митинге в честь днЯ  солидарности с
народами  Ђнголы и Њозамбика  ты,  „авид  Ђлександрович, должен  выступить с
угрозой в адрес мировой реакции, продажной верхушки американских профсоюзов,
Џентагона и происков  сионистов  в нашем городе.  ‚чера  еще пЯть  любителей
фаршированной  рыбы  подали заЯвление  о выезде. …сли  ты, „авид, выступишь,
учти,  Я  тебе добра желаю, эта бумага пойдет в сортир. џ понимаю, что  вещи
там  бездоказательны  и  дела  с  их  помощью не возбудишь, хотЯ твой дружок
Џескарев  хорошо  известен нашим  органам. Њы  думали, что  он  притих после
отсидки и  реабилитации. Њы  ошибались. Ћн - настоЯщаЯ  пЯтаЯ колонна нашего
города. ’ак  вот, если ты выступишь, извини, Я был несколько резок, все же у
нас  сейчас идеологическаЯ война  не  на жизнь,  а  на  смерть, мы с почетом
проводим тебЯ на пенсию и  оставим в ‘овете ветеранов труда. џ понимаю, что,
проработав  всю  жизнь на  заводе,  ты не  имеешь ничего  общего  с  мировой
финансовой  олигархией  и еврейским капиталом.  ’ебЯ  совращают в лице  сына
безыдейнаЯ  молодежь и махровые антисоветчики,  не простившие ђодине  мелкой
обиды, типа  ”едора  Џескарева. Ќеужели ты хочешь  оказатьсЯ среди  отбросов
истории, а  не с нами,  уже вступившими, как говорит  ‹еонид €льич, в первую
фазу коммунистической формации? —ем плохо  тебе при развитом социализме? ‚се
у тебЯ есть. …сть у нас и трудности, но они общие. ќто же прекрасно, когда у
людей общие трудности.
     - Ќе  надо, - отвечаю  длЯ начала,  перебив крысу, - зрЯ  трепатьсЯ. ’ы
ведь  вчера  с охоты примотал (приехал). Љабанчиков пару вы там с дружками и
блЯдЯми  уделали. "‘толичной"  винтовой водочкой запили и черной икоркой  до
самых муде (органы) перемазались. ’ак что не ври, парторг. Ќет у тебЯ с нами
ничего   общего.  ‚се   отдельное:  от  колбасы  до  санаториев,   столовых,
промтоваров и автомашин  с  персональными шоферюгами.  €  самое страшное длЯ
тебЯ и тебе подобной шоблы - не допустить ни за что на свете ликвидации этой
отдельной жизни. ‘амое  страшное длЯ тебЯ - общаЯ  с народом  жизнь.  џ ведь
помню тебЯ жалким  соплЯком, смахивавшим хлебные крошки в ладонь в заводской
столовке. Џомню,  как,  вроде  кота, терсЯ ты об  ноги цехового и заводского
начальства.  Џомню, как,  распознав  в тебе злобного, завистливого и верного
лакеЯ, бывший  парторг почесал  у  тебЯ за ушами и ты  замурлыкал  на теплой
лежанке  в  профкоме  завода. Џомню  тебЯ,  выпрыгивавшего  на трибуны  всех
митингов  с  выгнутой  дугою  спиной  и  шипением   в   адрес  империализма,
‘олженицына,  Њао  –зэдуна, Џиночета, ‘ахарова  и Њоше  „аЯна. Џомню великий
день твоей жизни,  в  августе шестьдесЯт восьмого года, когда  ты от  нашего
имени  послал  в  –Љ телеграмму  о  готовности рабочих  завода  организовать
военную  дружину длЯ  отправки  в Џрагу с целью спасениЯ  братского рабочего
класса  от все  тех же  сионистов и фашистов ‡ападной ѓермании. Ќа твое  имЯ
пришла тогда  телеграмма от ‘услова. ‘пасибо, мол,  справимсЯ сами.  Ќо тебЯ
заметили,  ты  стал  парторгом  завода.  ’ы, наконец,  начал  соблазнЯть баб
поездками на охоту, шмутками и своим влиЯнием на ход городских дел. Ѓабе так
просто дать тебе невозможно. ’ы жалок  и плюгав. ‚се твои блЯди получили без
очереди квартиры,  и мое преступление  в том,  что Я, кое-что знаЯ об  этом,
молчал. ЏроклЯт будь мой отсохший тогда Язык. ’ы, - добавлЯю, - нафарширован
не ленинскими идеЯми, а удовольствием от сытой, бесплатной и праздной жизни.
’ы понимаешь, что после  всего сказанного  мне обратного  пути нет.  Ќо хочу
предупредить  тебЯ: на  митинге Я могу повторить  все и кое-что другое. €ных
речей больше не будет. ’ы понЯл? Ђ  если ты попытаешьсЯ сделать зло  мне или
”едору  Џескареву,  то  список  всех твоих  злоупотреблений,  вымогательств,
шантажа,   борделей  и  браконьерских  штучек  будет  отправлен   в   газету
итальЯнских коммунистов  "“нита". €  тогда тебе, крысе, крышка.  ќтот список
завел  на тебЯ не Я,  но в  нем есть и мои  собственные свидетельства.  џ не
коммунист, слава богу, мне плевать  на  дела  вашей партии,  но как  честный
человек Я не мог не сообщить рабочему  классу  все, что знаю о тебе и  твоем
двойном  дне. Џо головке тебЯ  не  погладЯт. ЏридетсЯ  тебе женитьсЯ на ђите
варцман  из  планового  отдела,  которой ты заделал  ребеночка, и линЯть  в
€зраиль. ‚прочем, Я напишу, чтобы такое говно не брали на ‡емлю обетованную.
‘ейчас Я иду и  подаю  заЯвление об уходе на пенсию.  ‘рать (по  большому) Я
хотел на твои  посулы,  садовый домик,  будильник и  самовар,  которые завод
выдает  своим престарелым рабам за  выкачанные из них силы, здоровье и времЯ
жизни.  Ќе  нужно  мне мизерных  крох  от всей  моей многолетней прибавочной
стоимости.
     Љрысенок   (парторг  на  моих  глазах  превратилсЯ  в  него  из  крысы)
быстренько соображал, как ему быть, что  отвечать, слышал нас кто-нибудь или
нет.
     -  Љроме  того,  -  сказал  Я,  -  не  вздумай  мне  пакостить.  џ имею
влиЯтельных  родственников  в  Ђмерике,  торгующих  с  нами товарами  первой
необходимости.  Ќе  ставь  под  угрозу  крупный  товарооборот  между  нашими
странами,  иначе придетсЯ тебе покандехать (перебратьсЯ) из этого кабинетика
обратно в  цех,  к шлифовальному  станочку. Ћн скучает по  тебе.  ’ы  понЯл,
засранец, старого карусельщика? ЏонЯл, что Я не шучу?
     €звините, дорогие, за то, что Я  выдал вас тогда  за видных  барышников
(коммерсантов),  но заговорила во  мне  вдруг  бесстрашнаЯ  кровь  полкового
разведчика,  согрелась  и забурлила,  родимаЯ, после долгих лет пребываниЯ в
холодном  и  свернутом  виде,  возмутилась  от невыносимости выслушивать  от
какой-то  крысы   поучениЯ,  угрозы  и  блевотину  партийных  заклинаний.  џ
высказывал ему свои мысли тихим,  спокойным голосом, не  удивлЯЯсь почему-то
своей безрассудности,  риску  и  тому, что так  легко  Я  порываю с заводом,
откуда,  казалось, только смерть или жуткаЯ хвороба прогонЯт менЯ на пенсию,
на заслуженный отдых.
     - ђазговор у нас состоЯлсЯ серьезный и откровенный, - говорит крысенок,
берЯ себЯ  в  руки и  снова превращаЯсь на  моих глазах в крысу.  Џравда,  в
слегка  потрепанную, слегка  ошпаренную кипЯтком моих слов,  но  все-таки  в
жизнестойкую, злобную и  упрЯмую крысу. - €з этого  разговора мне стало Ясно
одно: вы, „авид Ђлександрович, собрались уезжать, - продолжает парторг.
     - „а, - подтверждаю, - и послезавтра еду...
     ‚ы  бы  видели, как  он вылетел от изумлениЯ  из-за стола, как захлопал
веками, красненькими веками без ресниц и переспросил:
     - ‚ €зраиль?
     - Ќет, - отвечаю, - на рыбалку  Я уезжаю. Џорыбачу и вернусь. ‚ €зраиль
Я пока не собираюсь.
     - †алею,  -  говорит, - что не раскусил  вас  вовремЯ, очень жалею.  „о
свиданиЯ.
     Ќа этом тот наш разговор кончилсЯ.
     —то  вы  на это  скажете?  Ѓывают у ваших рабочих подобные  разговоры с
представителЯми демократической и республиканской партий? ‘омневаюсь...
     „ома обо  всем молчу. †ена чует, конечно, дурноту положениЯ, но виду не
подает, ни  о чем не спрашивает, ухитрЯетсЯ, как Японка, ежедневно делать из
риса несколько блюд, ибо в магазинах - шаром покати: ни сыра, ни масла, одна
скумбриЯ консервированнаЯ и овощное  дерьмо в банках, от которого  возникает
гастрит, переходЯщий,  как стало известно  многим жителЯм  нашего города,  в
Язву желудка. Љ тому  же прошли праздники. Џеред ними на каждую семью выдали
по  талонам  кое-что  из  жратвы:  вареную  колбасу,  ржавую  горбушу  и  по
полкилограмма  жирной свинины на  рыло  (лицо). Џоэтому торговаЯ сеть  после
праздников   обычно  компенсирует   свои  предпраздничные   широкие  и  даже
купеческие, на ее взглЯд, жесты. Џусто в  магазинах. ђазумеетсЯ,  можно было
смотатьсЯ в Њоскву, набрать  продуктов, но это потерЯ двух выходных, стоЯние
в очередЯх, тоска электричек и так далее. ‚зЯли мы с ”едей рыбацкие манатки,
казанок,  картошки,  лука,  пол-литра  "‘тарорусской"  (наша  новаЯ  водка),
хлебушка,  квашеной  капусты, соленых  огурцов,  достали  мотылЯ  (наживка),
надели свои телогреечки и  намылились (сбежали из  города) на  родимую  нашу
Ћку.
     Ђх, как тогда, дорогие, клевало! Љак клевало! Џодлещики посходили с ума
от весны и заглатывали просто голые крючки. € до чего же это прекрасно, если
б вы  знали, нормально  проработав неделю, рыбачить и не  думать  ни о  чем,
расслабившись  над  поплавком,  -  ни о  пустых  магазинах,  ни о  парторгах
проклЯтых, ни  о несправедливостЯх  нашей жизни, когда  продавцы и завбазами
ходЯт,  ворюги, в  бриллиантах и ондатрах (мех), а нас оболванивают  байками
про коммунизм и тошнотворной трепотней про пЯтилетку качества, эффективность
производства, светлое будущее и широкий размах соцсоревнованиЯ. ‚едь мы, длЯ
того чтобы не рехнутьсЯ, привыкли  за многие годы пропускать мимо ушей  весь
этот  бредовый треп,  за который высшие и мелкие  партийные трепачи сидЯт по
поЯс в черной икре и пускают  в потолок из двух  ноздрей фонтаны "‘оветского
шампанского".
     ђассказал Я тогда ”еде о своей беседе в "верхах" с парторгом.
     - Џлохое дело, - сказал ”едЯ. - Љак был ты, „авид, наивной дубиной, так
и  осталсЯ.  ’ы  думаешь,  что он, испугавшись угрозы,  отстанет и забудет о
твоем существовании? Ќе бзди (это слово здесь непереводимо, но оно значит не
вонЯй), не отстанет и не забудет. Ћн начнет изводить тебЯ, идиотина!
     - Ќичего, - говорю, - не изведет. Ћн не страшней войны!
     ’ут ”едЯ  начал мне объЯснЯть, что страшней  войны вот  такаЯ партийнаЯ
крыса и  что Я  не  академик  ‘ахаров, которого  ЉѓЃ  радо бы  испепелить  в
крематории  или сшибить машиной.  ЊенЯ в два  счета сотрут  в порошок дружки
парторга из областного управлениЯ ѓЃ, милиции и местных бандюг. ‘отрут, и ни
одна Ѓи-би-си, ни один "ѓолос Ђмерики" не скажут обо мне ни слова прощаниЯ.
     - •ватит,  - сказал  Я,  -  не  будем  портить  себе нервы  и  рыбацкое
настроение. џ стар, ”едЯ, длЯ авантюр и путешествий, да и  от  тебЯ Я никуда
не уеду. …сли ты сам  не зарубишь  себе этого на носу,  то придетсЯ зарубить
мне за тебЯ вот этой кулачиной старого карусельщика. Ђ ты знаешь, на что она
способна. Ќе будь моим парторгом,  - говорю, - не будь, не ставь свою голову
(при всей ее  замечательности)  мне на плечи, не то Я  с тобой  ухи жрать не
стану.
     Џосле этого мы рыбачили на расстоЯнии друг от друга,  чтобы не  бухтеть
(не болтать) и не  пугать  доверчивую рыбу.  Џотом  молча варили уху,  молча
выпили по  стопке, молча похлебали изумительную юшку,  а после второй стопки
снова разговорились. џ успокоил ”едю  относительно себЯ  и заверил,  что все
будет  о'кей,  как  говорЯт мои  внуки,  и  неужели  он  не  помнит,  как  Я
выкарабкивалсЯ  из заварушек  (ситуаций)  почище, чем  нынешнЯЯ.  Ќеужели он
забыл мои сумасшедшие рейды на ‚оркуту и в ‘ибирь?
     Ќадеюсь,  вы  не   забыли  ”единого  ответа  парторгу  на  его  хамское
"давай-давай"? ’от старый  парторг (сейчас он в –Љ)  тоже этого не забыл. Ћн
промолчал тогда, но не сомневаюсь, что успел высмотреть,  волк,  местечко на
”едином горле, куда он вонзит,  непременно вонзит  желтые клычины  (зубы)  и
рванет ими,  раздерет  ими  живую плоть, чтобы хлынула  наземь кровь ”единой
жизни.  ЊесЯца  три прошло, казалось, все  забыто. ”едЯ работал себе, станки
новые конструировал, рыбачили мы  частенько, отводЯ в  разговорах с глазу на
глаз  душу, пытаЯсь разобратьсЯ в происходившем вокруг сталинском  блЯдстве.
ѓорлодеры  стоЯли над  нашими  спинами, что  само  по себе  унизительно  длЯ
рабочего  человека,  долдонили  (крикливо   надоедали):  "„авай!  „авай!"  €
конечно, прекрасно - можете  мне поверить -  понимали,  что именно при такой
антинародной бездарной советской системе хозЯйствованиЯ они  смогут жить как
рыбы в воде,  сыто  и долго, до самой старости, до пенсии, успев как следует
пристроить в дипломатические, внеш-торговые, партийные  и прочие придурочные
ведомства своих уже развращенных сытостью и отцовской сановностью детишек. Ђ
там   -   душа   из   нас   вон,   пропади   мы   все  пропадом   вместе   с
марксизмом-ленинизмом,  на  который  им  всем  было  насрать в глубине души,
пускай после них хоть тыща водородных бомб падает на эту непонЯтную страну и
непонЯтный народ, покорно впрЯженный в оглобли пЯтилеток,  железно сменЯющих
друг друга и  не дающих натруженным  битюгам и кобылам  ни днЯ  передышки...
"„авай! „авай! „авай!"  Љроме  этого мерзкого словечка, дорогие, есть  слово
еще  похитрей и  погнусней  - "„аешь!":  "„аешь пЯтилетку в  четыре  года!",
"„аешь „непрогэс!", "„аешь новый грузовик!", "„аешь  тысЯчу  тонн углЯ сверх
плана!", "„аешь ђодине молоко и мЯсо!".
     ‘лово  это  употреблЯлось,  когда  политруки  затыкали  свои  глотки  и
переставали орать  "„авай!". "„аешь!"  означало, что  это Якобы мы сами  без
подзадориваниЯ и понуканиЯ сознательно реагируем на призывы партии и ‘талина
и сами же как бы говорим себе: "„авай,  давай!" ќтим идиотским, порой весело
звучащим  "„аешь!"  мы  подгонЯли себЯ,  как плетью,  на  почти  невыносимых
подъемах,  авралах и всЯческих трудовых вахтах. € вот  что странно, дорогие:
казавшеесЯ иногда непосильным, превышающим  наши физические возможности дело
вдруг  каким-то   чудесным   образом  делалось,  свершалось,  и  мы,  лошади
взмыленные    и    взмокшие,    изумленно    переглЯдывались    со    своими
погонщиками-политруками. Ћни с  ходу мчались докладывать родному и любимому,
мчались рапортовать, потом увешивали наши сбруи очередными медЯшками орденов
и медалей,  перепрЯгали и снова покрикивали: "„авай!" - до тех пор, пока нам
это  не  надоедало. ’огда, оглушенные трескливой  демагогией, мы от злобы  и
трудового рабочего  азарта включали свое второе дыхание и перли, перли, пока
снова  не  вывозили  телегу кровососных  планов  на  новый  перевал,  откуда
погонщики, жмурЯсь, разглЯдывали какие-то видные только им одним  "блестЯщие
перспективы" и "зримые черты коммунизма".
     ”едЯ,  когда  мы  собирались, бывало,  с  заводскими дружками  отметить
какой-нибудь  праздничек  или  спрыснуть  чей-либо уход  в отпуск, вел  себЯ
сдержанно, знал, что  стукачей  на  каждом шагу больше, чем лобковых  вшей у
вокзальной блЯди, помалкивал себе, не  вступаЯ в разговорчики и не включаЯсь
в острые споры. Ќо однажды  и он сорвалсЯ,  когда  в Њоскву пожаловал Њао, а
‘талин обещал ему построить  с братской помощью ‘‘‘ђ  новый социалистический
Љитай. ‚ыпил ”едЯ, вдруг за-трЯсло его от бешенства, застучал он кулаками по
столу, но тут же остыл и тихо, с огромной болью в сердце сказал:
     - Ћн как был убийцей, так и осталсЯ. Ђ мы все - самоубийцы. Џосмотрите,
что  будет,  когда,  оторвав от себЯ, вбухаем в желтого  брата  сталь, хлеб,
станки, технологию, нефть, танки, самолеты и "катюши". •орошо, если на ветер
пойдут только наши кровные  миллиарды. ќто ладно, хер с ними, с семнадцатого
больше потерЯли, крестьЯнам собственным своими  руками  геноцид устроили. Ќо
вот  когда китайцы с  лихвой отплатЯт нам за "бескорыстную интернациональную
помощь"  вполне национальными атомными  бомбами на  наши  головы  и даже еще
раньше, когда они, встав  с нашей помощью на ноги,  обнаглеют  по-имперски и
приделают самой  преступно недальновидной в мире советской компартии глупые,
обвислые  заЯчьи  уши,  вы  тогда  посмотрите, что  будет. ѓод  сорок первый
покажетсЯ  конфеткой,  как ни грешно так говорить.  Ќесчастные  наши  дети и
внуки  полЯгут в новом побоище, хорошо еще,  если освобождаЯ родную землю от
"самого  вероломного  и  жестокого  во  всей  истории  человечества  врага".
Џримерно  так будут  выражатьсЯ политические руководители, ответственные  за
очередную национальную трагедию. Ѓезумцы и преступники. ’упые динозавры.
     „о  сих  пор  неизвестно  нам, какаЯ  мразь  стукнула  на ”едю.  ‚полне
возможно,  никто  не  стучал.  Џросто  не могло быть  так, чтобы  после рЯда
откровенных  замечаний  в  адрес завод-ских  транжир и  головотЯпов  и  того
разговора с парторгом ђаковым  ”едю  не взЯли. ‚зЯли,  сволочи. Џричем взЯли
так, что  никто этого не  видел.  ‘гинул человек,  словно сгорел  в доменной
печи, - и точка. ѓде Я только не искал его (”едЯ - бессемейный), куда только
не писал, какие не обивал  пороги -  все бесполезно. ‘гинул человек. Џарторг
даже  вежливо намекнул мне  однажды, чтобы успокоилсЯ Я  и не совал свой нос
(какой  именно нос, он  тогда не сказал, не то  Я свернул бы ему скулы) не в
свои дела.
     ЊесЯц нет  ”еди, три,  шесть, год нет ”еди, полтора  года,  год  восемь
месЯцев нет. Љаждый день из всего этого времени был длЯ менЯ, поверьте, Я не
преувеличиваю, днем глухой тоски, сердечной боли и душераздирающей ненависти
к какой-то черной невидимой силе, махнувшей склизким крылом, и вот уже - нет
человека.  џ  научилсЯ тогда  узнавать  по  тоскливым лицам, по безнадежному
выражению  глаз людей, переживших то же, что и Я,  и стыд сотрЯсал мою  душу
оттого,  что  Я  не замечал, не узнавал  их  раньше,  занЯтый своей  ударной
работой,  трудовыми  рекордами, рыбалкой  и водочкой. џ понЯл  с  абсолютной
Ясностью:  если уж в нашем прокопченном, грЯзном, пьЯном промышленном городе
столько  людей, разлученных со  своими близкими, то во  всей  нашей  стране,
рвущейсЯ,  не  переводЯ  дыханиЯ,  под  знаменем  ‹енина, под  водительством
‘талина  к  светлому  будущему,  их  несметное  множество. •орошо еще,  если
пропавшие без вести вроде ”еди  и  осужденные страшными,  тайными, безликими
судами выживали и давали о  себе знать.  Ќо каково жить годами  без людского
участиЯ, с горчайшей мукой неведениЯ  в сердце  насчет судьбы  близкого тебе
человека?
     Џредставьте себе, дорогие,  что в один  прекрасный день ваш „жон пошел,
например, развлечьсЯ  на биржу  или в публичный дом. —ас ночи, два, три,  на
бирже  уже никого нет, публичные  дома  тоже должны,  на мой взглЯд, сделать
перерыв,  а „жо  все нет и  нет. ‚ы  обзвонили  весь белый  свет,  у вас это
просто, нанЯли гвардию сыщиков длЯ поиска, поместили объЯвлениЯ в газетах об
огромном вознаграждении, но все впустую, доллары ваши, хотЯ плевать на них в
таких случаЯх, летЯт на ветер. ЏриЯтно вам было бы?
     „умаю, что вам очень было бы  неприЯтно и очень больно. ‚едь если у вас
всЯкие мерзавцы и ублюдки п