        ѓригорий Ѓакланов. ‘вет вечерний


---------------------------------------------------------------
     &copy; Copyright ѓригорий Ѓакланов
     ђассказы
     Њосква, €здательство "Џравда", Ѓиблиотека "Ћгонек", 1988 г.
     OCR - …всей ‡ельдин
---------------------------------------------------------------

        ѓригорий ЃЂЉ‹ЂЌЋ‚
     <i>ѓригорий џковлевич  Ѓакланов  родилсЯ 11  сентЯбрЯ 1923  года в  городе
‚оронеже.  ‚  1941 году  добровольцем  ушел  на  фронт,  был рЯдовым  бойцом
артиллерийского  полка  на  ‘еверо-‡ападном  фронте.  Џосле  окончаниЯ  2-го
‹енинградского    артиллерийского   училища--командир    взвода   управлениЯ
артиллерийской  батареи,  начальник  разведки  дивизиона  на  3-м “краинском
фронте. “частвовал  в џсско-Љишиневской операции,  в  освобождении  “краины,
Ѓолгарии, ђумынии, ‚енгрии, во взЯтии ‚ены.
     Џосле   войны,   демобилизовавшись   по   ранению,  окончил   в  Њоскве
‹итературный  институт  им.  Ђ.  Њ. ѓорького.  ЏечататьсЯ начал  с  1950  г.
€звестность принесла ему повесть "ЏЯдь земли", переведеннаЯ на многие Языки,
изданнаЯ в  тридцати  с  лишним  странах  мира. €м  написаны  также  повести
"Њертвые   сраму  не  имут",  "Љарпухин",  "Ќавеки  --  девЯтнадцатилетние",
"Њеньший  среди  братьев",  романы  "€юль  41  года",  "„рузьЯ", рЯд пьес  и
сценариев, в том числе --к телефильму "Ѓыл месЯц май".
     ‡а  повесть  "Ќавеки  -- девЯтнадцатилетние"  удостоен  ѓосударственной
премии ‘‘‘ђ (1982 г.)</i>


        ‘‚…’ ‚…—…ђЌ€‰

        I

     ‚рач долго смотрел снимки, потом исследовал  его  и,  хорошо  намыливаЯ
руки под  краном, не  оборачиваЯсь,  сказал: "Ќичем, к сожалению, обрадовать
вас не  могу.  ЏотребуетсЯ  операциЯ". € сел записывать  в  историю болезни.
Џоказалось Ќиколаю €вановичу, врач не владел голосом и лицом.
     Џосле раздеваниЯ и одеваниЯ в присутствии медсестры он  чувствовал себЯ
раздавленным.  Њолодыми, бывало, в госпитале, во времЯ войны, они не столько
сами стеснЯлись, сколько шуточками смущали сестер. Џожилому стыдно.
     Ћн  присел  на  стул,  ждал,  смотрел,  как  врач  со   строгим  лицом,
исключающим  неуместные вопросы,  пишет  и пишет что-то. •отелось  спросить:
доктор, это  -- рак? Ќо  не скажет, соврет. Ђ уж на это человек должен иметь
право:  знать,  сколько ему осталось, и оставшейсЯ  жизнью  распорЯдитьсЯ по
своему  разумению. „иагноз себе он поставил заранее, был,  как ему казалось,
готов ко всему и спокоен, но когда сестра выписала направление на анализы  и
подвинула бланки, Ќиколай €ванович  зачем-то достал шариковую  ручку,  надел
очки и начал  было расписыватьсЯ внизу, как  на денежном  документе. ‡начит,
напуган,  нервничает.  Ђ  всегда  считал,  что  самое страшное  в  его жизни
случилось, боЯтьсЯ ему нечего.
     Ћн  вышел на улицу. Ќет, в мире ничего не переменилось.  ќто он другими
глазами видит сейчас все вокруг, а люди так же спешат. € на него,  наверное,
кто-то смотрел вот так в  свой час, да он тогда  не  чувствовал, не понимал:
самого еще не постигло.
     Ќо  жизнь  тем  временем  оставалась  жизнью,  и  в  ней  были  у  него
обЯзанности. Љак раз сегоднЯ исполнЯлась годовщина смерти человека,  который
в молодости  считалсЯ его  товарищем, вдова настойчиво  просила: "‚ы столько
сделали  длЯ ‚аси!" --  он обещал быть, но -- видит  бог!  --  не  хотелось.
‘егоднЯ особенно не хотелось.
     ’ысЯчу  лет  назад, еще  до  войны, до школы, прочел  он у  кого-то  из
американских писателей  историю  про  то, как два индейца спасались  от стаи
волков, и вот, понЯв, что двоим не  уйти, один из них пожертвовал товарищем:
на скаку перерубил свЯзки его  коню,  волки  набросились на упавшего, а этот
ускакал.
     €сториЯ древнЯЯ как мир, ее только примерили на индейцев.
     ‚от  и ‚асЯ в сложные послевоенные годы пожертвовал  им. Ќо, решившись,
бледный,  пришел  к  нему  доказывать<b>:</b>  ты  не понимаешь,  так  надо,  времЯ
требует... „обивалсЯ, чтобы он еще и вину взЯл на  себЯ и тем очистил ‚асину
совесть. Џотом времена переменились,  и однажды ‚асина  жена, с  которой  он
знаком не был, прибежала к нему: "џ знаю, между вами  что-то произошло, но Я
слишком хорошо знаю ‚асю,  это такаЯ кристальнаЯ натура, ничего недостойного
он  сделать  не мог. …му сейчас плохо, от вас зависит,  но он горд, Я умолЯю
вас..."
     Љогда женщина собою заслонЯет мужа и  готова  на все  -- у кого  хватит
духу отказать? Ќо, сделав раз,  он свЯзал себЯ, отныне он был обЯзан, а ‚асе
и  в  дальнейшем   почему-то  все  требовалось   помогать,  неудачи  и  беды
преследовали  его,  и  вновь:  "‚ы  столько  сделали  длЯ  ‚аси..."   €  так
благодарила, так благодарила заранее, что невозможно было отказать и впредь.
     Ђ ‚асЯ  все тЯжелей ненавидел его.  € думалось: да почему  же он  еще и
должен?  Ќо  знал: должен.  ’ак  жизнь  устроена, кто способен нести ношу --
несет. Ќе потому ли и прежде смирЯлись люди: верую, ибо неразумно. Ќеразумно
--  это  разум  еще  не  смог  постичь.  €  только  глупому  все  Ясно:  чем
ограниченней человек, тем уверенней замахиваетсЯ на весь порЯдок вещей.
     ‘обралось немного народу на  эту годовщину,  год от году  приходило все
меньше,  говорили  одно  и  то же: как все  они  в долгу перед покойным, как
недодали ему при жизни вниманиЯ  и тепла.  Ћсобенно пространно  говорил один
благополучный гражданин, и все -- о чувстве "сиротства", какое он испытывает
теперь  без ‚аси в свои шестьдесЯт  с лишком. ‘очно пожевываЯ замаслившимисЯ
от хорошей еды губами, он повторЯл спокойно это "сиротство". ”альшь  из него
так и сочилась, Ќиколай €ванович только успевал глаза опускать.
     Ќо вдова, настойчивостью и стараниЯми которой все  собрались, впитывала
каждое  слово,  щеки ее под пудрой были  свекольного цвета, и давление у нее
Явно поднЯлось. Ђ трое взрослых сыновей  сидели понурые, с вЯлыми лицами, не
очень,  как видно,  удачные.  € обстановка  в  квартире ветхаЯ, отжившаЯ,  а
стольким ради  этих  вещей  поступались, и  еще недавно  это  было.  Ќо стол
ломилсЯ.   ‡наЯ  небогатое   ее   содержание,  Ќиколай   €ванович  мог  себе
представить, каких  стараний стоило все это достать, купить,  приготовить. €
не первый раз приходила  мысль,  что, пожертвовав  им в те  годы, ‚асЯ и сам
надломилсЯ   и   всЯ  дальнейшаЯ  жизнь  так  и  пошла.   Џолучалось   нечто
утешительное<b>:</b> дескать, есть в  жизни  некий скрытый закон  справедливости...
…сли бы так! ’огда, наверное, все злодейства и злодеи давно  бы перевелись и
люди не страдали бы безвинно.
     Ђ в общем, думал он не о ‚асе.  Ћн сидел как на собственных поминках, и
не себЯ ему  было жаль  сейчас,  а  жену свою, Џолину<b>:</b>  ей предстоит. ’олько
пусть не устраивает всего этого, не нужно. Љто вспомнит, тот вспомнит и так,
а по обЯзанности -- зачем?
     Ћни поженились не очень  молодыми и без особой любви: сошлись, пожили и
стали жить  вместе. Ќо жизнь прожили дружно.  „етей он  не хотел,  и  теперь
получалось так, что оставлЯет ее одну.
     ‚се то времЯ, пока ждал  места в больнице -- три  недели с лишним,-- он
ничего не говорил Џолине,  и она  жила  не  ведаЯ. Ќо  настал день,  когда с
вещами  (все  те  же  ложка-кружка,  только теперь, по  мирной жизни, еще  и
тапочки и пижама) они ехали  в такси. ‹ицо Џолины было такое, словно не она,
а он везет ее класть в больницу. € там, в приемном покое, она никак не могла
справитьсЯ со  страхом за него, с нервами, куда-то ходила что-то узнавать, а
глаза жалкие, затравленные,  смотреть на нее  невозможно. Ћн же,  как только
вошли  в эту, словно в морге, цинковым железом обитую снаружи дверь и увидал
он  покорную   очередь  мужчин  и  женщин  вдоль   стены,  а  за  стеклЯнной
перегородкой--  других, очень занЯтых мужчин и женщин  в белых  халатах (они
выбегали,  вбегали,  мелькали, засматривающие  в глаза  пациенты  мешали  им
заниматьсЯ делом), понЯл: тут надо сидеть и ждать терпеливо.
     €зредка ЯвлЯлсЯ санитар, придурковатый  малый  в  солдатской  шапке  на
бритой голове; то ли шапка ему была велика, то  ли голова мала. ‡апахнутый в
больничную байковую  синюю куртку, заплетаЯсь  длинными ногами  в солдатских
незашнурованных ботинках, он как свой входил за перегородку, набирал на руку
несколько папок и, усмехаЯсь слюнЯвым ртом, уводил за собой в даль бетонного
коридора нескольких человек, словно не истории болезни нес, а  судьбы  их. €
там, в переменчивом  свете, под снижающимсЯ  серым потолком, они спешили  за
ним, удалЯлись  -- покорные души грешников. Ђ всЯ  очередь пересаживалась на
стульЯх,  подвигалась, и  уже позади  ЌиколаЯ  €вановича сидело  больше, чем
впереди, - это почему-то всегда успокаивает.
     ‚от в этот момент вошел гражданин в шубе, в ондатровой шапке, в больших
очках на непроницаемом  плоском  лице, которое выражало только  то,  что оно
ничего не выражает, будто замок повешен на нем. Ќе спрашиваЯ, кто последний,
прошел он прЯмо  за  стеклЯнную  перегородку,  взглЯд, никого перед собой не
различающий. "’оварищ, очередь!" -- раздалось  вслед, некоторые повскакали с
мест,  нервы тут у всех  напрЯжены,  но  его уже  вели  через  другую  дверь
переодеватьсЯ, он и там, перед врачами, не снЯл шапку. Ќиколай €ванович знал
этот  взглЯд, в поле зрениЯ которого не попадают  мелкие предметы: он и  сам
был из  тех, кто  не попадал в поле зрениЯ.  Ќо все  же  странно  показалось
сейчас:  никому  здесь  не  ведомо,  кого  и  куда  привезет  этот  медленно
подвигающийсЯ  конвейер,  а  человек  мимо  всей очереди,  не  утруждаЯсь  и
ответить, спешит первым вступить на него.
     Љогда  переодетого  вели ЌиколаЯ  €вановича по переходам,  дверь против
лифта  открылась, пахнуло холодом  снаружи, и такой  весенний,  сиЯющий день
увидел  он отсюда, из  бетонного  мрака,  так  вольно там блестело солнце  в
снеговых лужах... „верь захлопнулась.
     €  началась больничнаЯ, палатнаЯ жизнь. Њесто  его оказалось  крайним к
окну,  туда никто не стремилсЯ; зима, дует  от стекол.  Ќо  отсюда виден был
двор, мартовский захламленный снег, березы до  полуднЯ в тени. ’олько  после
обеда  солнце  освещало  их грЯзноватые к концу  зимы стволы, они  розовели,
вбирали тепло, и снег  вокруг них оседал все глубже. Ђ  ночью  одна и та  же
звезда  светила  сквозь  голые  ветки, смещалась постепенно  за  край  окна.
Ќиколай €ванович садилсЯ в кровати, и  она возвращалась на место.  „олго ему
предстоЯло смотреть на нее.
     Љогда они с  Џолиной  впервые вошли  в эту  палату,  рЯдом со свободной
койкой  лежал  покойник:  провалившийсЯ рот,  из  которого  вынута  вставнаЯ
челюсть,  большаЯ, холоднаЯ  на  вид, желтаЯ ступнЯ  просунута сквозь прутьЯ
кровати,   обтЯнутый  хрЯщ  горбатого  носа.  €  только  тЯжкое  храпение  и
вздрагивающие глазные Яблоки под слипшимисЯ веками подтверждали: жив.
     ђЯдом преданно сидела  на стуле седаЯ  старушка, ела больничную  кашу с
тарелки  перед  собой, как белка  из лапок.  ‘ильно пахло мЯсной  подливкой.
“видев испуг Џолины, закивала, закивала приветливо:
     --  ќто наркоз. ‡автра он  будет бегать. ‚се вот не проснетсЯ никак. €,
наклонЯсь над ним, гладила по лицу, тихонько трепала по щекам:
     -- ѓлебушка! ѓлеб ‘ергеич!
     Ћн приоткрывал тусклый глаз, силилсЯ улыбнутьсЯ:
     -- ’уман в голове...
     € веко сонно задергивалось.
     -- Ћх, болен он, тЯжко болен.--‚ глазах у нее блеснули слезы, но тут же
и улыбнулась  сквозь них, чтобы не докучать  людЯм своей бедой.-- ‚от доедаю
вместо  него, не пропадать зрЯ.  ‚се бегом, бегом...  …му приготовила,  морс
сварила, уж не до себЯ, что ему приносЯт, поем,-- словно бы извинЯлась она.
     Љаждое утро она раньше всех проникала в больницу, заглЯдывала испуганно
и, убедЯсь что жив, махала на него рукой, чтобы только не ругал ее, и  потом
в коридоре  долго  не могла отдышатьсЯ. Ђ он методично, с  привычкой старого
больного застилал кровать, шел умыватьсЯ.
     --  —его, чего  прискакала  ни свет ни зарЯ? ‘он  вещий?  Љогда  научу:
сообщат! Ќе звонЯт тебе, значит -- жив.
     -- Њне, ѓлебушка, сегоднЯ как раз надо было пораньше к Ђнне €гнатьевне,
пообещала ей, так, думаю, забегу уж по дороге...
     -- ЋпЯть врешь. ‡ачем? Џила бы сейчас чай не спеша у нас на кухне. ‚едь
свалишьсЯ, ухаживать за тобой некому.
     € шел  умыватьсЯ,  пришлепываЯ  тапками  без  задников  по  зароговелым
пЯткам.
     -- ‚орчун  он у  менЯ стал к старости,  такой ворчун, -- жаловалась она
тихонько.
     -- "Џила бы чай не спеша..." Ђ что мне за чай одной на кухне?
     € тут же рассказывала очередную какую-нибудь свою историю, все они были
похожие у нее:
     -- Џозавчера получаю заказ, смотрю -- что-то очень дорого с менЯ взЯли.
Џринесла  домой -- икра  в заказе, чужой  чей-то  по ошибке  сунули. ’ак  не
хотелось идти, набегалась за день, ног под собой не чую. Ђ в результате менЯ
же и  осрамили при всех. „ве продавщицы  в белых халатах такие грубые!  ѓде,
говорЯт,  бутылка  оливкового масла?  ЏредставлЯете, масло Я утаила... Џотом
заведующую привели,  оказываетсЯ, оливковое масло совсем в  других  заказах.
’ак хоть бы извинились! ‚ы уж не говорите ему, опЯть будет менЯ ругать.

        I I

     ‘тало известно, что в двухместном боксе напротив выписывают больного. €
сразу  их палата на  восемь коек зашевелилась, заволновалась, тайно друг  от
друга  бегали звонить куда-то, шептались с  родственниками,возникли взаимные
подозрениЯ. Ќе впервые видел Ќиколай  €ванович как, по  сути  дела,  немного
нужно, чтобы разделить людей. Ќадо только, чтобы чего-то не хватало на всех,
и сразу проступает кто -- кто. ‚ войну дело шло о жизни, в мирное времЯ -- о
ерунде сущей в сравнении с жизнью, но сражались за нее, забыв все.
     ‘ам он  не суетилсЯ зрЯ:  свЯто место  пусто не бывает, кому-то оно уже
назначено, а его немногих знакомств на это не хватит. „а и противно  совести
толкатьсЯ,  заскакивать  раньше  других,  перед тем  же  ѓлебом  ‘ергеевичем
совестно.
     ѓлеб ‘ергеевич, считавшийсЯ ветераном отделениЯ (его так и представлЯли
на обходах:  "ќто наш ветеран"), тоже ни в чем не изменил привычек и порЯдка
своего  днЯ.  ‚ обычный час принес из холодильника еду, сидЯ на заправленной
койке, ел из  чашки  клюквенный кисель,  всыпав  туда  сухарики,  ел  потому
только,  что  надо: длЯ  него  прием  пищи мало уже  чем отличалсЯ от приема
лекарств,  вкус во рту, говорил он,  все той же  медной ложки.  Ћн  не  хуже
врачей все знал про свою болезнь и, кажетсЯ, имел мужество не обманыватьсЯ.
     Ђ  с  другой койки безответный  ‘олдатов, лежа поверх одеЯла в толстых,
овечьей шерсти деревенских носках -- у него и в тепле  зЯбли ноги,-- смотрел
на все волнениЯ,  беготню и  суету будто  глазами слушал;  большие от худобы
глаза на сером лице. …го готовили к операции, но все никак не  могли поднЯть
гемоглобин.  "’ы  встань, встань, пройдись,--  приказывала громогласнаЯ  его
жена, приносЯ передачу.--‹ежать будешь -- вовсе  кровь застынет". Ћн покорно
вставал, шаркал тапочками в ее присутствии, пока она здесь, а уходила, опЯть
ложилсЯ, серый, слабый, уже и желтизна в лице проступала.
     Ђ пока  из всех  палат  бегали, суетились -- такое  сразу разноситсЯ,--
пока шли все эти волнениЯ, сестра  провела по коридору  больного с  вещами в
тот самый  двухместный  бокс. € один за другим начали возвращатьсЯ в  палату
претенденты. ‚ернулсЯ  Љасвинов,  персональный  пенсионер, подрабатывавший к
пенсии  в  каком-то  солидном  учреждении:  сидел  там  в стеклЯнной  будке,
выписывал пропуска. ‚есь этот  день проторчал он на лестничной  площадке, от
телефона-автомата не отходил, а тут вернулсЯ, сел на кровать:
     -- Ѓезобразие!
     € всем стало Ясно. € снова установились в палате мир и тишина.
     Ќе раз уже  думал Ќиколай €ванович: в жизни  на все есть люди, на любые
дела,  и  на хорошие и  на  плохие,  но  каждое  времЯ выдергивает своих  на
поверхность. Ћдно времЯ этих подымет, другое -- тех, а они уже готовы, есть.
     Љасвинов и в больнице, где всех беда свела, не  равнЯл себЯ  с другими.
Љонечно, беда общаЯ, а судьбы  разные, каждого  ждет  свое и  свои у каждого
надежды,  это все так.  Ќо, может  быть, эти  люди в палате и есть последние
люди,  с кем суждено  жизнь  окончить. Ќичем они не хуже  остальных,  больны
только. € не лучше ничем: люди.
     Ћсенью   сорок  первого  выходили  они   из  окружениЯ  на  ‘моленщине,
двенадцать человек,  все  из разных  частей, до этой поры  не  знавшие  друг
друга.  €  вот эти  двенадцать -- понЯл тогда Ќиколай €ванович, почувствовал
это -- и  есть человечество. Ќе бывает стыдно перед  всем человечеством, это
пустой  звук,  а вот перед  одним кем-нибудь,  двумЯ...  „венадцать человек,
которых вел он из окружениЯ, веривших ему, и были -- человечество.
     ЌапрЯжение   днЯ  с  беготней  и  суетой  должно  было  разрЯдитьсЯ.  €
разрЯдилось. ‘олдатов  рассказывал, трудно  шевелЯ бескровными  губами,  как
чуть было не засудили его родственника -- "брата моей жене" -- ни за что, за
чужие грехи, и вдруг  Љасвинов  взвилсЯ:  слез с койки,  халат впереди  него
грозно подперт животом.
     -- Љак смеешь? ’ы кто такой рассуждать непочтительно?
     ‘олдатов оробел:
     -- Ђ что Я? џ -- как было...
     --  Љак  бы-ыло!..  „а  кто  ты  есть  перед  судом?  --  Њощный  живот
вздрагивал.--Џонабирались дурацкого  духу  все разносить,  каждый рассуждать
беретсЯ. Ђ вот если за эти рассуждениЯ да призвать к порЯдку, а?  ‘уд должен
быть окружен ореолом свЯтости!
     -- Џочему -- "ты"? Џочему вы ему тычете? -- Ќиколай €ванович побелел.--
Ћн что, рангом ниже?
     €  было противно видеть, как  ‘олдатов еще и извинЯлсЯ испуганно, когда
Љасвинов вышел охлаждатьсЯ в коридор:
     -- —то Я ему? Ќичего вроде такого и не сказал, чтобы... Ђ он уж сразу с
сердцем... €ли обидел чем?
     Ђ у  ЌиколаЯ €вановича еще долго дрожали руки, стыдилсЯ стакан  с водой
взЯть с тумбочки.  € ругал  себЯ в душе:  зачем свЯзалсЯ? Ќи  к чему это  не
ведет, ничего этим не изменишь, понЯтно ведь, что и ком кричало.
     Ќового больного из  двухместного бокса напротив увидал Ќиколай €ванович
после  вечернего  обхода,  когда из  всех  палат, волоча  за  собой  стульЯ,
потЯнулись больные к  телевизору слушать последние известиЯ, рассаживались в
холле.  Ќа экране, снЯтые с  большой высоты, маленькие в океанском просторе,
где  волны казались зыбью, плыли к ”олклендским островам английские  военные
корабли:  узкие длинные  эсминцы,  авианосец со скошенной  палубой и белыми,
будто игрушечными самолетиками на ней. Ђ где-то под этой блестЯщей  рЯбью, в
темных  глубинах  скрывалась  атомнаЯ   подводнаЯ  лодка,   уже   потопившаЯ
аргентинский  крейсер. €х тоже  показали, морЯков  с  потопленного крейсера,
спасенных из ледЯной воды. ѓлаза их нездешние,  повидавшие  гибель, безумные
лица родственников, залитые слезами,-- и тех, кто встретил,  и тех,  кто уже
не встретит никогда.
     € Ќиколай €ванович, переживший за времЯ  войны и ранениЯ  и  госпитали,
думал, глЯдЯ на экран:  кто-то миром не договорилсЯ -- и  вот плывут молодые
ребЯта с  оружием в руках,  а  другие  такие  же молодые  ребЯта ждут  их на
берегу, и будут стрелЯть друг в  друга, и будут  потом их резать, мучить. Ћн
раздраженно обернулсЯ  на голоса, шарканье и шлепанье  тапочек  по коридору.
„ва  лысых  затылка,  две  старческие  спины в  полосатых  махровых  халатах
удалЯлись в глубь коридора, попадаЯ  то  в  тень, то в свет длинных неоновых
светильников  под потолком.  €  что-то  знакомое почудилось  в  доносившемсЯ
оттуда голосе, в этом пришепетывании, когда кончик Языка длинен.
     ’ут шумно набежала молодежь  к спортивным новостЯм:  в отделении, кроме
больных,  лежали  на  обследовании призывники.  ‚ремени  зрЯ не  терЯЯ,  они
ухаживали  за сестрами, поддежуривали по ночам. Ќиколай €ванович выбралсЯ со
своим  стулом  из-под  радостного  гогота: передавали  счет  матча  –‘ЉЂ  --
"‘партак",  мелькали  по льду игроки  с клюшками,  в  блестЯщих  шлемах, как
муравьи, вставшие на лапки. Ћн сел в стороне, ждал.
     ‚ полосатом махровом халате -- зеленые широкие, белые широкие полосы --
не  первый день прогуливалсЯ по коридору,  ни с кем не  сближаЯсь, тот самый
гражданин в  больших очках, что в приемном  покое мимо всей  очереди  прошел
переодеватьсЯ.  Ђ сейчас такой же махровый халат, но с коричневыми и  белыми
полосами, тЯжело обвисший на худом костЯке, двигалсЯ с ним рЯдом.
     Ќиколай €ванович почувствовал вдруг перебои, страх в груди и пустоту. ‚
мертвом  неоновом свете  приближалсЯ ”едоровский.  Ћблезлый, постаревший  до
неузнаваемости.  Ќо голос сквозь  старческое  дребезжание был его, голоса не
менЯютсЯ.
     --  ...‚начале назывались  три кандидатуры: “хин,  Њухин  и  ‡Ятьков.--
„рЯблые    старческие    губы     от    физической    немощи    складывались
брезгливо.--‚прочем, и четвертого называли...
     -- ’е, о ком громко говорЯт заранее...
     -- „а, да, да!
     -- ѓейвандов вынырнул в последний момент.
     Ћчки  значительно  блеснули очкам, общее  замкнутое выражение легло  на
лица -- и замолкли, перевариваЯ новость в себе.
     Ќиколай   €ванович   сидел,   оглушаемый   горЯчими   толчками,   пульс
захлестывал. €з тени  в свет, из тени в свет удалЯлись полосатые халаты. …ще
раз  они прошли  мимо,  обвисшие  полы  хлестали  по  белым  иссохшим  ногам
”едоровского.
     Ќочью светила звезда  сквозь голые  ветки. ‚от  так и ’анЯ, быть может,
смотрела на нее, мысленно говорила с ним, его винила. Ќет ’ани. € детей нет.
Ђ в двухместном боксе  напротив спит  человек, из-за которого всЯ его  жизнь
лишилась смысла.
     “ ЌиколаЯ €вановича на другой день был сердечный приступ. „елали уколы,
от атропина сильно сохло во рту. ‘квозь сон и Явь всЯкий раз видел: преданно
сидит  Џолина в белом халате.  ‘нег падал беззвучно за окном,  потом  стекла
зеркально  потемнели,  согнутаЯ  спина  Џолины  отражалась  в   стекле.   Ќа
склоненной ее  голове над вЯзанием блестели в волосах нити седины. ‚сю жизнь
родные  покойники стоЯли между ним и ею, они приходили во сне, он просыпалсЯ
от боли в сердце. Ђ Џолине хотелось ребенка. ’ак и состарилась.

        I I I

     ђанними утрами, когда разносили градусники, воздух в палате после целой
ночи  бывал  тЯжек  и  густ.  Џотом  начиналось  проветривание,  беготнЯ  по
коридорам: последний раз  перед сдачей дежурства сестры делали  уколы. Ђ  от
автобуса уже спешили другие врачи  и сестры. Ќиколай €ванович видел из окна,
как они  проходЯт внизу.  Ћни поЯвлЯлись свежие  с мороза,  пахнущие снегом,
зимой -- с воли, из другого мира.
     € уже где-нибудь в уголке сидела к этому времени мать с сыном, словно и
ночью не уходила отсюда, она что-то внушала,  внушала  ему тихим голосом, он
слушал покорно. ‘огнутый болезнью, котораЯ и вырасти ему не дала, с палочкой
между колен,  маленький, усохший старичок, он казалсЯ  старше своей  матери.
"Њне бы здесь лежать,-- говорила она,--а ему ко мне приходить".
     ђазуверившись во врачах  и лекарствах,  он выспрашивал больных, надеЯсь
от них узнать что-либо полезное, позаимствовать  длЯ  себЯ. Ћднажды  Ќиколай
€ванович видел, как он увЯзалсЯ за ”едоровским. Ћни прогуливались мерно, два
полосатых  халата, обменивались новостЯми  не длЯ  широкого распространениЯ:
кто  планируетсЯ, куда, на место кого...  Ћтстраненные от участиЯ, они с тем
большей  страстью обсуждали. Ђ  он жалсЯ  за  выступом стены,  поджидал  их.
„олжно быть, этому замученному болЯми и страхом  человеку они казались очень
значительными. „ождалсЯ, поспешаЯ, похромал рЯдом, просительно заглЯдывал  в
лица, что-то спросил. Ћни не прибавили и не убавили шагу, донеслось:
     -- Ђ он молодцом, правда?
     -- Њолодцом, молодцом...
     -- „а просто молодец!
     €  отогнав  от себЯ похвалами, как собачонку  приставшую, пошли дальше,
беседуЯ, с государственным  выражением лиц. € он отстал, поковылЯл в палату,
опираЯсь на палочку.
     “  ЌиколаЯ €вановича всЯкий раз холодело сердце, когда  издали видел он
”едоровского, и  все же самый момент встречи пропустил. Ћн  наливал в термос
кипЯток   из   титана,  задумалсЯ,   и   вот   тут  послышалось  за   спиной
прохладно-вежливое:
     -- Џростите, кипЯток достаточно горЯч? Ђ то вчера здесь...
     ’ермос дрогнул в руке, Ќиколай €ванович обварил пальцы.
     --  џ  вообще-то  привык  пользоватьсЯ  своим  кипЯтильником.  Џроще  и
гигиеничней.  „а  вот  вчера  что-то замкнуло. ‚ы, случайно, не специалист в
этом вопросе?
     ”едоровский уже  поставил  термос  под  струю  кипЯтка,  поднЯл  глаза,
вглЯделсЯ сквозь сильные очки.
     -- ’ы? -- изумилсЯ радостно.  -- ’ы тоже здесь? Ђ что? --‚ глазах живой
интерес больного к болезни. -- Љто лечащий врач?
     Ѓыл он с утра небрит, блестела сединой обвисшаЯ кожа. алевый  воротник
халата, старческаЯ, в седом волосе, цыплЯчьЯ грудь. € весь он по-стариковски
неопрЯтен,
     какой-то сырный запах исходил от него.
     --  ’ы, конечно, понимаешь, Я мог не сюда лечь.--  ”едоровский провожал
его с термосом в руке. ѓубы дрЯблые,  синюшные; привычно  отметилось: цианоз
губ.-- Ќе захотел,  хотЯ, конечно, предлагали.  Ќе по мне, не по мне  это...
ѓоворЯт,  здесь врачи знающие.  ’ы как,  не слыхал? ЊенЯ,  во всЯком случае,
заверили. ќто твоЯ палата? Ђ Я вон там, напротив. ‡аходи...
     "—то это, старость? -- пыталсЯ понЯть  Ќиколай €ванович. -- Ќе  помнит,
забыл?  €ли  настолько  мы  все длЯ него  ничего не значим, что обрадовалсЯ,
увидев?"
     Љак-то  в  сумерках  он  очнулсЯ  от  сильных  болей.  Џолина   вЯзала,
согнувшись. Ћна тотчас глЯнула на него,  душой  она каждый миг  была с  ним,
каждое его  движение  стерегла, но  он закрыл  глаза  и лежал  так. Ћн  и  с
закрытыми глазами видел ее. ‚се чаще они теперь соединЯлись  в его сознании,
Џолина и  ’анЯ, жалость к  обеим соединЯла их.  Ђ раньше,  в начале семейной
жизни, да и потом не раз в нем подымалась враждебность, словно Џолина  не за
себЯ жила  на свете, не свою жизнь, а другаЯ, недожитаЯ, досталась ей. € она
сумела перетерпеть, понЯть и простить.
     Ќа огромном отдалении ’аню теперь он видел девочкой с румЯнцем волнениЯ
на щеках, с жалким, испуганным, растерЯнным взглЯдом, а на руках --  грудной
ребенок,  и  ЊитЯ, трехлетний, прижалсЯ, обхватил  ее ногу. ‚олнение старших
передалось ему, он держалсЯ за  мать, крепилсЯ, чтоб не заплакать. ’акими он
их оставил и уже никогда  не увидел  больше. € никто, ни одна  живаЯ  душа в
целом мире не помнит, не знает про них, как будто и не жили на свете.
     Њаленького,  грудного, он еще не успел как следует ощутить, еще не взЯл
в сердце. € легче младенцу: страха  не ведал, не знал, что жил, не сознавал,
что отнимают.  Ќо три года Њитиной жизни, все это, впервые испытанное, когда
из  маленького   кролика,  способного  только   спать  и  плакать,  вырастал
осмысленный  человек, с которым все уже становилось интересно...  €  вот нет
его, и никому это не больно, нет как не было.
     ‚  послевоенной  жизни,  особенно  когда  много   лет  минуло,  Ќиколаю
€вановичу не раз говорили:  "“ тебЯ была бронЯ  --и ты не воспользовалсЯ? Ќо
почему?" €  еще  так говорили: "’ыл  во  времЯ  войны -- это тот же передний
край". Ќо  и тогда и теперь он  знал, если бы не шли сами, не поднЯлись так,
не  было бы  победы, ничего  не  было бы.  € многих из тех,  кто так разумно
спрашивает теперь,  тоже  не было бы на  свете.  Ќо не  объЯснишь, если  уже
объЯснЯть надо.
     ’анЯ с детьми оставалась  в тылу, думать  не думалось, что и сюда война
докатитсЯ.  …сли и боЯлась ’анЯ, так только за него.  Ќо он все же забежал к
”едоровскому  взЯть с  него  слово.  ’от  быстро рос  перед войной, особенно
поднЯлсЯ  в  последние четыре  предвоенных  года. “же  и машина ждала  его у
подъезда,  а тогда это многое значило. €  секретарша не пропустила бы к нему
так просто, но, на  счастье, они сошлись в коридоре, вместе зашли в кабинет.
"џ  тебЯ  не  понимаю,--с  долей  официального  недовольства  в  голосе, как
полагалась в официальном месте, говорил ”едоровский, заведЯ  его к себе,  но
не садЯсь, не  даваЯ  примера садитьсЯ. -- ’ы что,  действительно допускаешь
возможность, ты мысль такую мог допустить, что враг придет сюда? ’ы  знаешь,
как называютсЯ подобные настроениЯ?"
     Џод рукой на маленьком столике телефонные аппараты,  сам ”едоровский--в
полувоенном, в гимнастерке  без  знаков различиЯ, в  хромовых сапогах, и вот
так стоЯ во весь свой немалый рост,  скорбно качал  головою,  не одобрЯЯ, не
имеЯ права одобрЯть подобные настроениЯ, но уже и улыбалсЯ сквозь строгость,
улыбкой прощал момент малодушиЯ: "Ћдно тебЯ извинЯет: на фронт идешь".
     Ќе раз потом вспоминалось Ќиколаю €вановичу  все это, и "настроениЯ", и
полувоенный его костюм -- дань времени, а машина стоЯла у подъезда наготове,
и когда фронт придвинулсЯ, в ней ”едоровский и укатил.
     ’еперь забыты многие слова  и  то, что  они означали длЯ человека, не в
каждом словаре найдешь слово  "лишенец". ђодители ”едоровского были лишенцы.
„ержали  они какую-то  небольшую  торговлишку  в период нэпа и в дальнейшем,
причисленные  за это к эксплуататорским классам, были лишены избирательных и
прочих гражданских прав.
     …сли бы не отец  ЌиколаЯ  €вановича, который в своей жизни многим людЯм
помог,  что  ему  и  припомнили  в  дальнейшем,  невеселое  будущее  ожидало
”едоровского.  —еловек  старых  понЯтий,  участник  революции  еще девЯтьсот
пЯтого года, отец говорил: "‘пособный юноша, зачем его лишать чего-то? ‡ачем
самим лишатьсЯ? ‘трана не должна лишатьсЯ  толковых  людей".  € ”едоровского
принЯли   на  рабфак,  и  способный   юноша,  вначале  приниженный,  за  все
благодаривший, стал выправлЯтьсЯ,  расти,  как  придавленный  росток  из-под
камнЯ.
     €з  таких,  кто  всего  был  лишен,  пережил  страх,  а  потом допущен,
приближен,  из  них  во все  времена  выходили самые  непреклонные  служаки,
которые  не помнЯт  ни отца, ни мать, служат ревностно не идее, а силе. Ћни,
если и  там  оказывались,  -- по ту  сторону  фронта, то и там точно так  же
служили силе, становились первыми ревнителЯми порЯдка.
     Џо всем человеческим понЯтиЯм Ќиколай  €ванович считал, что уж  с такой
просьбой  --  предупредить  ’аню, если станет  опасно, не в  машину  взЯть с
собой,  предупредить  только,  чтобы  она смогла  вовремЯ  эвакуироватьсЯ  с
детьми, --  о таком пустЯке  мог  он попросить. ’ем более  что  он уходил на
фронт, а ”едоровский оставалсЯ. "‚от тебе мое слово,--  выходЯ из-за стола с
телефонами,  одновременно  хмурЯсь, но  и  прощаЯ, уже наученный этой  игре,
сладость  испытываЯ  от  нее,   говорил  ”едоровский.--   Ќе   должен  бы  Я
поддерживать такие настроениЯ, но ты уходишь, тревогу твою понЯть можно. ‚от
тебе мое слово и вот тебе моЯ рука!"
     ѓлупые  старые  представлениЯ  о  долге,  о  благодарности.  Ћт  людей,
помнЯщих, кем ты был, знающих твое прошлое, от таких людей избавлЯютсЯ, а не
долги им  отдают. Ќо  поздно  это  узнаетсЯ,  самое главное всегда  узнаетсЯ
задним числом. „а и семьЯ их жила  другими  понЯтиЯми. …му  бы сказать ’ане:
"‘танет опасно  -- решай  сама,  не  жди". Ќо он  хотел как  лучше,  а  ’анЯ
привыкла его слушать, он старше, умней. € ждала до последнего. ‚ерила.
     Џосле войны  разыскал  он  ”едоровского  уже  в Њоскве, и  кабинет  был
значительней,  и телефонов побольше под рукой.  "џ не имел права, -- как  вы
все простых вещей не понимаете? -- с превосходством человека, обрекшего себЯ
в  жертву долгу, возвысилсЯ  над  ним ”едоровский.--  џ  --  ’ане,  ’анЯ  --
подруге, соседке, та -- еще соседке. ‚от так и возникает  элемент паники..."
‚  кабинет  уже входили  почтительные, прилично одетые  люди  с папками  длЯ
доклада,  похожие  друг  на  друга.  ‚се  они  смотрели  неодобрительно, тут
повышать  голос, громко разговаривать не  полагалось.  "Ќо тебЯ машина ждала
внизу!" ’олько это и сказал. € еще обложил  напоследок.  € потом долго жгло,
что ничего  не сделал,  проклЯтое это интеллигентское, с детства въевшеесЯ в
кровь, не дало переступить. Ђ что можно сделать, разве изменишь?
     ‘лышал  Ќиколай  €ванович  отдаленно,  да  что  ему  до  этого,  что  в
послевоенные годы пошел ”едоровский по службе не вверх, а вниз. Ќе за  грехи
-- должно быть, пришло времЯ менЯть коней или кто-то более подходЯщий, более
ловкий  пересел  его.  €  вот  -- не  у  дел, никому не нужный,  дрЯхлый  --
докатилсЯ до этой больницы: "’ы, конечно, понимаешь, Я мог лечь не сюда..."
     Ђ как радостно хозЯйничала ’анЯ в недолгой их семейной жизни! Ћтчего-то
больней всего  было  вспоминать мелочи. Ћднажды принес  он с  базара  парное
мЯсо. ’анЯ послала его за картошкой, а там, на базаре, у самых ворот местные
художники выставили свои картинки: дама в длинном, до носков туфель, лиловом
шелковом  платье  складками,  дама  в  шлЯпке  на  коне,  и  свисают складки
шелкового  платьЯ,  рука  привычно  выводила  их. Џродавались  эти  фанерки,
написанные маслом, по пЯть,  десЯть рублей, в зависимости от размера. Ђ если
дама на коне,  то и за пЯтнадцать. € вот один художник продал и тут же купил
мЯса,  и все  остальные  художники, перемерзшие,  шмыгающие мокрыми  носами,
сошлись и смотрели на это сырое мЯсо в его руках, трогали, обсуждали: так им
хотелось погретьсЯ!
     Ќиколай €ванович, хоть  деньги в ту пору у них были  считанные,  --  от
получки до получки  еле дотЯгивали, решилсЯ  радостно: "Џорадую  ’аню,  чего
там!.." ’анЯ  одолжила  у хозЯйки,  у тети  Џаши,  мЯсорубку, нажарила целую
чугунную сковороду котлет, на запах всунулсЯ к ним в дверь хозЯйский внук, и
они усадили его с собой, с двух рук кормили и умилЯлись.
     ‚ ту пору они снимали комнату  у тети  Џаши, угол, выгороженный печью и
фанерной  перегородкой.  Џокрашена  фанера  была  казенной  голубой маслЯной
краской,  дверь  тоже  фанернаЯ,  вздрагивающаЯ   от  толчков  воздуха,  они
закрывали ее на проволочный  крючок.  Ќи  одной вещи  своей, все  хозЯйское:
стол, стул, диван с двумЯ валиками и спинкой. …го они перетащили от фанерной
стены  к печке. Ќо  ’анЯ уже вила гнездо, начинала вить: какую-то скатерочку
вышила,  покрышку  сшила  парусиновую  на диван, засалившийсЯ  и  протертый;
выстирает ее, выгладит, чистаЯ парусина блестит
     из-под утюга.  ‡имой после метели подвалит  снаружи  снегу  вполстекла,
свет в комнате белый, они проснутсЯ в воскресенье рано утром и шепчутсЯ. Ћни
ждали уже ребенка, --Њитю.
     ’анЯ, милаЯ, отчего во  сне  приходишь  всегда  безмолвнаЯ,  одна,  без
детей, смотришь с укором?

        I V

     …му сделали операцию, и в один из дней,  слабый, сам  себе не верЯ, что
опЯть  может ходить,  Ќиколай  €ванович подошел к  окну, трудно  одолел  эту
дорогу. ‡а какие-то полторы недели мир переменилсЯ неузнаваемо. ‘нега  почти
уже не  было, деревьЯ стоЯли  в  пенистой снеговой  воде,  блестел на дороге
наезженный грЯзный лед --  весь в лужах, и по этому льду, спрЯгшись  вместе,
оскользаЯсь,  четверо молодых врачей волоком бегом  тащили  чугунную  ржавую
ванну куда-то в край двора. ‘ледом за ними две медсестры прокатили каталку с
узлами грЯзного бельЯ. Љолеса выворачивались  на  льду, узлы падали  сверху,
сестры, смеЯсь, подхватывали их, и  Ќиколай  €ванович, сам того не  замечаЯ,
улыбалсЯ им  вслед бледной  улыбкой. Ћн стоЯл, держась за  подоконник; всего
лишь  от  палаты  до окна  в коридоре дошел,  а губы  обморочно  немеют.  Ќо
страннаЯ  Ясность  была  перед глазами, словно заново увидал  мир. €ли такие
стекла чисто промытые?
     Љогда сестры  катили обратно пустую каталку, первой шла ЌадЯ, рыжеватые
волосы ее светились на  солнце. Ќиколай €ванович покивал за стеклом --  жив,
мол, жив! -- и она снизу махнула ему, весело вскинула руку, как спортсменка,
всходЯ на помост;  должно быть, кто-то смотрел  на нее,  длЯ кого  и шла она
такаЯ весеннЯЯ в белом своем халатике.
     „вор больницы,  как бывает ранней  весной,  казалсЯ  захламленным.  ‚се
прошлые грехи обнажились, все, что  зимой выкидывали, а снег засыпал следом,
теперь  вытаивало  из-под  снега; и расколотаЯ фаЯнсоваЯ .раковина, и  клоки
будто  ржавой ваты, напитавшейсЯ водой, и какие-то Ящики валЯлись,  ботинки,
доски,  банки,  и  совсем целаЯ, вмерзшаЯ  в лед батареЯ парового отоплениЯ;
можно было определить по цвету ее салатному, что она с четвертого этажа: там
стены салатные. Ќа  суке  березы ветер полоскал мокрый бинт.  € всюду  среди
деревьев бродили по  двору  санитарки,  врачи,  сестры с граблЯми, лопатами,
сгребали мусор в кучи.
     ‚ отделении тоже все чистилось, мылось в этот субботний день. ‘ треском
разрываЯ пожелтелую бумагу, которой с осени были заклеены окна,  распахивали
рамы, повсюду гулЯли сквознЯки, только  лежачие  больные остались в палатах,
укрытые  чуть ли не с головой, ходЯчих  всех  выпроводили  в коридор, и  они
толпились неприкаЯнно, как беженцы.
     ЏодпоЯсанный  бинтом поверх байкового халата, горбатенький,  семенил  с
палочкой ћшков,  словно  нищий странник: его недавно  перевели  в их палату.
Џодошел, стал рЯдом с Ќиколаем  €вановичем, тоже смотрел, как внизу тащат  в
металлолом  чугунную ванну: теперь ее волокли обратно  к  подъезду.  Њолодые
врачи весело делали бессмысленную  работу, а грузовик стоЯл на дороге, ждал,
дверца  распахнута,  разомлевший на раннем весеннем  солнце шофер курит.  Ћн
только тогда и  вышел  глЯнуть, когда  ванну грузили  в  кузов, скрежеща  по
железу, рук не пачкал, команды подавал.
     -- „ва солдата из  стройбата заменЯют экскаватор,-- желчно сказал ћшков
и забегал по коридору.
     Ћпустив  очки со  лба, ”едоровский  пристально  глЯнул ему  вслед,  как
сфотографировал мгновенно. „о этого он читал внимательно соцобЯзательства  в
рамке под стеклом, вывешенные  в  простенке: "ЏостоЯнно повышать...  Ђктивно
участвовать...  Ћтработать  безвозмездно..."  Џоследним  пунктом  значилось:
"Ћсваивать новые методы лечениЯ и обследованиЯ больных -- IV квартал". „авно
они тут висели, не  было, наверное,  ни одного больного, который хоть раз со
скуки не  прочел бы их. ”едоровский,  наклонЯсь из-за высокого роста -- полы
халата  разошлись,-- ползал носом  по  стеклу, придерживаЯ очки над бровЯми,
вникал.
     --  €  заметьте,--  побегав  по  коридору  из  конца  в   конец,  ћшков
вернулсЯ,-- заметьте, какое у нас у всех стремление в начальники.--‚от он --
шофер. офер самосвала всего лишь. Ќо он -- министр. ‚рачи грузЯт, он стоит.
Џомочь  -- ниже  его достоинства.  Ќет, равных отношений мы не понимаем.  ’ы
начальник -- Я дурак, Я начальник -- ты дурак.
     ”едоровский  все  так  же  стоЯл   перед  соцобЯзательствами,  но   уши
напрЯглись.
     Ќаконец  ванну  взгромоздили. ђаздавив  двойными колесами  банку из-под
краски, грузовик отъехал, и лужа,  куда  отбросило сплющенную жесть,  начала
окрашиватьсЯ, будто кровь вытекала в нее. ‘ейчас же у краЯ лужи присел малыш
в синем, Ярком на солнце комбинезоне, в меховых сапожках. Ћн палкой возил по
воде, мать, невнимательно держа  его одной рукой за шарф, беззвучно говорила
с  кем-то на  верхнем этаже,  поднЯв лицо.  Ђ  Ќиколай €ванович  смотрел  на
малыша. Ћн все же ослабел после операции, сильно ослабел: смотрел, как малыш
возит палкой в воде, а глазам горЯчо становилось.
     ЋтвлексЯ он,  когда по коридору провели к выходу приЯтелЯ ”едоровского,
с которым  тот обычно прогуливалсЯ по вечерам. “кутанного  в два  халата, на
голове  ондатроваЯ шапка,  вели  его  спешно,  мелькнуло  испуганное  лицо в
больших   очках.  ”едоровский  обождал  и  взглЯдом  значительным  пригласил
посмотреть  вслед,  стеклЯнные   двери  на   двойных   петлЯх  еще   махали,
успокаиваЯсь.
     --  Ќеважные дела  его,  как  выЯснЯетсЯ.  ‚  третью  клинику  возЯт на
обследованиЯ, а в чем дело, выЯснить не могут. ќто плохой знак.
     Ќо тут  по  лестнице  затопало  множество  ног:  пустили родственников.
Ќиколай  €ванович вышел на площадку встретить Џолину, --  показать,  что вот
вышел сам.
     ‘  кошелками,  свертками родственники подымались  снизу,  выражениЯ лиц
радостные,  что пустили, а у многих заранее тревога: что там  ждет?  € среди
них увидел Џолину раньше, чем она увидала его. ‚сЯ наклоненнаЯ вперед, чтобы
легче подыматьсЯ по  ступенЯм,  она  спешила,  немолодаЯ,  никому уже, кроме
него, не нужнаЯ в жизни. € тут она увидала его, лицо дрогнуло испуганно:
     -- ’ы? ‡ачем же ты вышел?
     -- ‚от заново учусь ходить.
     Њимо них проходили родственники больных (кто с надеждой, кто с бедой) и
к ним  в отделение, и выше по лестнице. € они постеснЯлись поцеловатьсЯ.  Ћн
вообще  последнее  времЯ  немного стеснЯлсЯ ее: он уже настроилсЯ на худшее,
она с ним вместе пережила это, а получилось -- вроде как бы смалодушничал он
раньше времени.
     Џосле всех  ранений он был  как  та изношеннаЯ машина, которую лучше не
трогать, пока она еще ходит сама. ’ронул -- и окажетсЯ, что ни одна часть  в
ней уже не годна, каждую пора заменить, но в человеке не все заменЯетсЯ.
     --  Џойдем  в  столовую, у нас  в  палате  окна  моют,-- сказал  он, по
привычке пытаЯсь взЯть кошелку у нее из рук.
     Ћна не позволила.
     ‡а пластиковыми столами, которые вытирают  мокрой  трЯпкой, уже  сидели
парами, говорили тихо, распаковывали передачи: больничные свиданиЯ. Ћни тоже
сели друг против друга.
     -- ‡дравствуй,--сказала Џолина, освещаЯ его лицо грустным  и счастливым
взглЯдом своих глаз. ‚ыцветшие, они снова были сейчас синие.-- „ай отдышусь,
сердце никуда...
     --  Ђ зачем  спешишь? Џравильно  ѓлеб  ‘ергеевич  говорит: сообщат.  Ќе
звонЯт -- значит, хорошо все.