 и это "что-то" звенело в нем тоненьким колокольчиком,  словно  стоЯл
посреди  каких-то  далеких  лунных  переулочков  с  тенЯми  от  деревЯнных
заборов, пахнущих впитанным за день теплом, перегретыми солнцем досками  и
сыростью  апрельской  земли  в  подворотнЯх.  Ћн  молчал,   справлЯЯсь   с
мучительно-сладкой спазмой в горле, котораЯ мешала ему  сказать  последнюю
фразу:  "„о  свиданиЯ,  приходите  к  нам,  на  ѓранатурова  не  обращайте
вниманиЯ", - и по отблеску ее белков уловил: она смотрела через его  плечо
на красновато теплеющий восход месЯца за вершинами сосен позади кирхи.
   - ЉакаЯ ночь... Џомните? "€ звезда с  звездою  говорит..."  €  там  еще
чудесно: "’ишина, пустынЯ внемлет богу..." - сказала ѓалЯ шепотом. - € как
далеко мы от дома... € как все грустно. € как все глупо со мной,  в  конце
концов!.. ‚едь вы не можете мне ничем  помочь,  правда?  Ђ  Я  никогда  не
знала, Я злилась, Я смеЯлась над этим. Љак глупо, господи! - Ћна подергала
тесемки плащ-палатки. - Ќо ничего,  лейтенант,  это  отвратительно,  но  Я
справлюсь, Я справлюсь, буду укрощать плоть, голодать, как монашенка, и по
утрам окатыватьсЯ холодной водой... € худеть на черном хлебе. € стоЯть  на
коленЯх. Џравда, менЯ с детства не научили молитьсЯ, вот беда!.. —то  ж  Я
буду делать? —то же тогда делать? ‚любитьсЯ назло в ѓранатурова?
   Ћна засмеЯлась странно, с горькой ожесточенностью, и в смехе  этом,  во
вздрагивающих бровЯх ему показались  слезы,  но  ее  близко  светившие  из
темноты глаза были сухи, горЯчи, пытались почему-то смеЯтьсЯ над тем,  что
не имело права быть смешным, а было неожиданностью, от которой не умирают,
нелепостью, не случавшейсЯ с ней и случавшейсЯ с другими, чего она даже не
могла представить раньше по отношению к себе.
   "‡ачем она так прЯмо говорит со мной?" - подумал Ќикитин, стесненный ее
уничижающей откровенностью, ее насильным сквозь слезы смехом.
   - џ этого не понимаю, - сказал Ќикитин.
   - —то понимать? „лЯ чего? ђазве это нужно понимать? Ћх, какую  ересь  и
чепуху Я вам наговорила, лейтенант, - сказала она,  запрокинув  голову.  -
‘ама Я виновата... €дите играть в карты. ќто мужское  дело  важнее  всЯкой
женской чепухи. ‘покойной вам ночи, Ќикитин.
   - „о свиданиЯ, ѓалЯ. Џриходите к нам завтра.
   - Ќе обещаю, лейтенант. ‚озможно.
   Ќикитин слышал, как зашуршала  по  ограде  плащ-палатка,  стала  смутно
удалЯтьсЯ под нависшей  над  тротуаром  сиренью,  и,  отчетливо  и  звучно
отдаваЯсь, застучали по каменным плитам  каблучки  сапожек.  €  он  закрыл
калитку, уже обеспокоенный тем,  что  могут  подумать  о  его  отсутствии,
подошел по узенькой в траве дорожке  к  часовому.  ’от  переминалсЯ  около
дома,  одолеваемый  дремотой,  рот  его   раздирала   необоримаЯ   зевота,
доносилось мычание, лающее покашливание; Ќикитин сказал тоном приказа:
   - —асовой! ‚ыйдите сейчас на мостовую и на всЯкий случай  постойте  там
минут пЯть, посмотрите, пока врач Ђксенова до перекрестка к медсанбату  не
дойдет.
   - џсно, товарищ лейтенант, - откликнулсЯ часовой и, переступаЯ в траве,
крЯкаЯ, забормотал дремотно: - ќх и ночь, звезды-то высыпали, как у нас  в
ђоссии, и месЯц всходит. Ќе длЯ солдат эта ночь,  разные  мысли  в  голову
лезут...
   - —то? - спросил Ќикитин.
   - ‚ такую бы ночь по деревне гулЯть. „евчата  поют,  а  в  полЯх  тихо,
только коростель дергает... „омой бы,  товарищ  лейтенант!  -  мечтательно
заговорил осевшим после долгого молчаниЯ голосом часовой. -  ‚от  стоЯл  и
думал: скоро, кажись, должна кончитьсЯ, шутка ли? ‚ центре ѓермании мы,  а
домой когда? ќх, какой красавец на небо-то всходит,  -  опЯть  сказал  он,
восхищенно глЯдЯ на широко светлеющее и багровеющее зарево над  деревьЯми.
- ‚есна-а... „омой бы, домой...
   "„а, да, мы в ѓермании, и сейчас весна, - подумал  Ќикитин  впервые  за
эти  дни  вроде  бы  полностью  Ясно  и  осознанно,  подхваченный  молодым
пульсирующим током радости, облегчающим,  как  счастливые  детские  слезы,
опустошением. - „а, да, конечно, весна, и война кончаетсЯ!"
   ЊесЯц всходил левее силуэта кирхи,  показалсЯ  из  горЯчего  бездымного
пожара над соснами, отраженно вспыхнул в высоких стеклах колокольни,  одна
подставленнаЯ месЯцу каменнаЯ стена посветлела, выступила из глубокой тени
ограды,  и  улицы  налились  прозрачной  молочной   синевой,   еще   более
загадочной, сгустившей темноту парка, тонкие голубые  полосы  пролегли  по
конькам соседних черепичных крыш -  и  спЯщий  двор,  где  стоЯл  Ќикитин,
лужайка перед  домом,  песчанаЯ  тропка  до  самой  калитки,  прочерченнаЯ
длинными тенЯми, застыли под месЯцем в неподвижной  прохладе  травЯнистого
воздуха.
   "‚едь Я не ранен, не убит, и моему взводу, несмотрЯ ни на  что,  просто
повезло в Ѓерлине, а остальное - пустЯки. € все хорошо, все отлично, и вот
весна в ѓермании, и скоро конец войны, и как прекрасна эта луннаЯ  ночь  в
немецком городке, и мне двадцать лет,  и  все  еще  будет,  все,  чего  не
было..." - подумал Ќикитин с  тем  прежним  сладко  и  больно  зазвеневшим
тоненьким колокольчиком в груди, какой ощутил он возле  калитки,  провожаЯ
ѓалю, чувствуЯ сухой блеск ее глаз на своем лице.
   ќто ощущение прилива молодости, прощающей доброты ко всему, похожей  на
рвущуюсЯ из души нежность, счастливое ожидание чего-то  нового,  что  было
когда-то с ним в золотой поре детства и должно быть  опЯть  предвиденно  и
скоро, это ощущение ожиданиЯ еще не свершившегосЯ  в  его  жизни,  томЯщаЯ
готовность к предопределенному  войной  -  неизведанному  и  радостному  -
возникало в нем с особенной  силой  при  передвижении  в  горЯщие  города,
незнакомые, не до конца разрушенные, залитые по крышам  домов  заревом,  с
отсвечивающими красным булыжником мостовыми под колесами орудий, или когда
через мелкую сеть дождЯ размыто проступал в  туманце  на  опушке  влажного
леса одинокий дачный домик, где, казалось, кто-то жил ничем не измененной,
влюбленной верой и в нерушимое прошлое, где  были  молодые  прекраснолицые
женщины и где в блаженном тепле, ласковом уюте могли встретить и  полюбить
его.
   € под  бегущий  лепет  дождЯ  по  капюшону,  под  чавканье  грЯзи,  под
всасывающие звуки орудийных колес ему представлЯлсЯ  давний  детский  сон:
какой-то фантастический поезд в золотистой, затопленной закатом степи идет
меж густых трав, а он один в чудесно  озаренном  лиловыми  лучами  вагоне,
испытываЯ нечто  белое,  светлое,  чистое,  стоит  у  раскрытого  окна  на
душистом ветерке, видит  эту  совершенно  сказочную,  неземную,  пустынную
степь,  огромные  и  нечеткие  в  первозданной  гуще  трав   шары   желтых
марсианских цветов, видит ее  глубоко  дымЯщиесЯ  желто-пепельным  закатом
горизонты с очертаниЯми таинственных городов на розовых  берегах  заросших
пальмами рек, влекущие таким обетованным обещанием  приближенной  радости,
что ему хотелось долго и сладострастно плакать тогда. ’акой степи  никогда
не было в реальности, и он  не  помнил,  когда  снилсЯ  этот  сон.  Ќо  он
чувствовал  его,  как  неЯсное  в  звенЯщее  в  нем  воспоминание  чего-то
несбывшегосЯ и счастливого в его жизни.


        4

   Њежду  тем  игра  в  карты  кончилась.  Њеженин,  потный,  возбужденный
проигрышем, небрежно подгребал ворох рейхсмарок в сторону ЉнЯжко,  а  тот,
засунув  пальцы  под  ремень,  легонько  покачиваЯсь  вместе  со   стулом,
отсутствующе смотрел вверх, на абажур керосиновой лампы; старший лейтенант
ѓранатуров в расстегнутой гимнастерке, мыча невнЯтный мотивчик, притопываЯ
ногой, устанавливал на тумбочке патефон, взЯтый батареей в качестве трофеЯ
еще в Џольше; дежурный  свЯзист  убито  спал  за  низеньким  столиком  под
книжными  полками,  всхрапывал  зверскими  переливами,   одна   щека   его
вдавливалась в пилотку, положенную на полевой аппарат.
   - Џроводил-таки? Ќу и как, Ќикитин? - подозрительно спросил ѓранатуров.
- ‘илен, силен, мушкетер! ’ихой сапой действуешь?
   - Ќе понЯл, - сказал Ќикитин. - Џроводил до калитки и  немного  подышал
свежим воздухом. ‚  городе  тишина,  великолепнаЯ  ночь.  ‘  какой  стати,
комбат, вы взЯлись за патефон? ‚се спЯт, солдат разбудите...
   - ‡алпом "катюш" их не разбудишь, не то что музыкой!  •рапом,  дьЯволы,
пЯть патефонов заглушат - не почешутсЯ! Ќичего, под песенки  крепче  спать
будут,  -  успокоил  ѓранатуров  и,  продолжаЯ  притопывать  ногой,  начал
перебирать  пластинки.  -  Џо-польски  тут...  вечерна  година,  значит  -
вечерний  час?  Љак  это,  Ќикитин,  ничего?  ’анго  бы   или   что-нибудь
душещипательное под настроение. ‚ерно?
   - ‘тавьте эту, - посоветовал  Ќикитин  и  подошел  к  камину,  потрогал
бронзовые статуэтки весталок. - Ќе ошибетесь.
   ѓранатуров поставил зашипевшую под иглой пластинку, грузно повалилсЯ  в
кожаное кресло, так что звЯкнули пружины, сполз в нем поудобнее, расслабил
перевЯзь раненой  руки,  вытЯнул  ноги  и  по-озорному  заулыбалсЯ  своими
слепЯщими зубами, поглЯдываЯ на ЉнЯжко, на Ќикитина, сказал:
   - Ђ ничего живем, славЯне. ђоскошный дом, пиво, музыка, и война  в  зад
не кусает. Ђх, хорошо, братцы! € вот что  скажу  Я  вам,  господа  русские
офицеры, заслужили мы божеский  отдых,  судьба  нас  приласкала  -  целыми
остались, есть с чем в ђоссию вернутьсЯ. ѓлавное - башка на плечах. …ще бы
так месЯчишко отдохнуть и покантоватьсЯ, а потом - назад,  в  ‘моленск,  к
родным березам! Ђх, хорошо, братцы! Њеженин!  -  крикнул  он.  -  „авай-ка
по-аристократически этот камин растопим! „рова где-нибудь здесь есть?  Џод
музыку огонек  здорово  пойдет.  †изнь  мы  заслужили,  братцы!  -  сказал
ѓранатуров  снова,  заваливаЯ  голову  назад  и   постукиваЯ   ногтЯми   в
подлокотник под ритм музыки.
   - Њузыка есть, а  танцев  не  получаетсЯ.  -  Њеженин  сгреб  всю  кучу
рейхсмарок на конец стола подле ЉнЯжко и не без  огорчительной  досады  от
полного проигрыша договорил натЯнутым голосом: - ‚аши гроши, без  дураков.
‡аконно выиграли, накатило вам. —то будете делать с ними?
   ЉнЯжко, не переменив  отсутствующего  выражениЯ  лица,  взад  и  вперед
раскачивалсЯ на стуле, рассеЯнно слушаЯ музыку, глаза его смотрели в  одну
точку перед собой; он ответил после молчаниЯ:
   - ‚ камин. ђастопите камин.
   - Ќе раскумекал, товарищ лейтенант.
   -  ’ак  вам   будет   спокойнее,   Њеженин.   Џопробуйте-ка   растопить
рейхсмарками  камин,  -  повторил  ЉнЯжко  задумчиво.  -  џ  сжигаю   свое
мифическое богатство. ‚ыигранное у вас.
   - Ђ-а, вон как вы решили. —тоб, значит, дьЯвол не попутал? Ђ  нам  что?
‘ожге-ем! Ѓыло бы приказано!
   ‘ азартным согласием Њеженин  примерил  расстоЯние  до  камина  и  стал
незамедлительно швырЯть на его железную решетку  груды  рейхсмарок,  затем
поднес огонек зажигалки к пухлому вороху купюр,  повел  огоньком  по  краю
бумаг.  Љупюры,  тронутые  пламенем,  неохотно  зашевелились,  с  шелестом
загибаЯсь по углам, чернеЯ, -  и  разом  вспыхнули  живым  костром,  снизу
озарив весело-злое лицо Њеженина.
   - ‚от еще, - и Ќикитин  ногой  подбил  к  камину  мешок  с  оставшимисЯ
рейхсмарками. - Ѓросайте в огонь все.
   - Ђ может, оставим на всЯкий случай? Љак? - с надеждой спросил  Њеженин
и вприщур глЯнул на книжные  полки.  -  ‚он  топлива-то  сколько,  на  год
хватит, и еще останетсЯ.
   - „елайте, что говорЯт, сержант. ‚се деньги - в камин!
   - ќх и люблю же Я вас, господа русские  офицеры,  -  сказал  ѓранатуров
размЯгченным тоном. - ‹юблю и уважаю вас, дьЯволы... Ѓратцы,  спокойненько
и тихо послушаем пластиночку. Џомолчим малость.
   ‡апахло в комнате дымком, теплым горьковатым пеплом, повеЯло  по  ногам
жаром огнЯ, и  забегали  вихорьки  пламени  на  железной  решетке,  и  был
домашний свет зеленого абажура над столом, и  золотисто  подсвечивались  и
камином и лампой корешки книг на полках, и стоЯла тишина во всем  доме,  и
шипела заиграннаЯ донельзЯ пластинка, и женский голос пел на чужом  Языке,
в котором звучали и горькаЯ и счастливаЯ влюбленность  в  поздние  сумерки
после разлуки, и исступленное ожидание невозможной  встречи,  и  лейтенант
ЉнЯжко, заметный узким мальчишеским лицом, легонько раскачивалсЯ вместе со
стулом, и старший лейтенант ѓранатуров полулежал в кресле, матово-смуглый,
с косыми бачками, погруженный в мечтательное состоЯние умилениЯ, - все  на
мгновение представилось Ќикитину где-то виденным, бывшим где-то, как будто
очень давно знал эти лица и очень давно, тысЯчу лет  назад,  сидел  вот  в
такой же чужой комнате с диваном, книгами,  стеклЯнным  абажуром  и  видел
профиль ѓранатурова сбоку патефона, вблизи  влюбленного  женского  голоса,
его забинтованную руку на перевЯзи, задумчивые глаза ЉнЯжко и Њеженина  на
корточках, который пачками вынимал из мешка рейхсмарки и подкладывал их  в
огонь.
   €  прежде  Ќикитин  раза  два  ловил  себЯ  на  этом  зыбком  ощущении,
поражавшем его смутной знакомостью секунды: так или  похоже  было...  ѓде?
Љогда? Ќо  никогда  в  его  жизни  не  было  подобного  немецкого  дома  с
библиотекой и камином, где весело горели вместо  дров  новенькие  немецкие
деньги, никогда не было такого мертвЯщего, беспредельного  покоЯ  в  мире,
словно минуту назад кончилсЯ бой на улицах города,  и  оглушающаЯ  тишина,
заполнив ночь, пала за окнами внезапно...
   †енский голос уже кончил петь на польском Языке  о  вечерних  сумерках,
когда она ждала его, и он не  приходил,  рассыпались,  обреченно  упали  и
сникли звуки аккордеона, лишь шипела  пластинка,  вращаЯсь.  ‚се  молчали.
ѓлЯдели на камин, на  красные  и  невесомые  взлеты  пламени,  до  глухоты
закованные  ошеломлЯющей  тишиной,  мнилось,  впервые  ночью   услышанной,
поэтому  опасной,  как  обман  судьбы,  как  ложнаЯ  надежда  в   десЯтках
километров от войны, котораЯ вроде бы  исподволь,  коварно  испытывала  их
двумЯ  беспечными  днЯми  блаженства.   Џластинка   перестала   крутитьсЯ,
остановилась, скрипнув  иглой.  €  стало  слышно  порхание  огнЯ,  мышиное
шевеление сгорающих бумаг на решетке камина, куда,  ни  слова  не  говорЯ,
подбрасывал и подбрасывал рейхсмарки Њеженин. ѓранатуров  очнулсЯ  первый,
подтЯнул руку перевЯзью, в раздумчивости соединЯл косЯком брови, и ЉнЯжко,
теперь не качаЯсь вместе со стулом, вопросительно покосилсЯ на  задернутые
шторы, откуда  вплотную  подступала  непривычнаЯ  мертвенность  ночи,  без
единого движениЯ во дворе. ќто было  наваждение  замороженного  безмолвиЯ,
какое бывает в лунные ночи на передовой,  околдовывающей  траншеи  немотой
распростертого затишьЯ, и Ќикитин, не  слыша  шагов  часового  под  окном,
подумал: "‡аснул он, что ли?"
   - —то такое? Љто там по дому шлЯетсЯ? ‘ортир никак кто  ищет?  -  вдруг
вполголоса  сказал  Њеженин,  обладавший  звериным  чутьем  и  слухом,   и
настороженно повернулсЯ от камина к офицерам: -  Ќу  и  тишина.  ђовно  по
кладбищу мертвец ходит...
   - Џроверьте-ка часового, Њеженин, - сказал Ќикитин, - а то, похоже, все
умерли в доме. ‚ том числе и часовой.
   - ‘ейчас проверить?
   - ‘ейчас. ‚ыйдите и посмотрите.
   € тотчас, как только вышел Њеженин, ЉнЯжко поднЯлсЯ,  оправил  пистолет
на боку, как всегда, упруго  и  подобранно  натЯнулсЯ  в  струнку,  сказал
серьезно Ќикитину:
   - Њне пора во взвод. Ђ часовых проверЯть не мешало бы каждую ночь.
   ’огда  старший  лейтенант  ѓранатуров,  еще  пребываЯ,  еще  нежась   в
состоЯнии расслабленного умиротворениЯ, задвигалсЯ  атлетическим  телом  в
кресле и, потЯгиваЯсь, заговорил благодушно:
   - Ќе торопись, ЉнЯжко. Ќичего с часовыми не случитсЯ. “йдешь  -  скучно
мне будет. …й-богу! Џосидим ради компании. ‚от Я  тебЯ  люблю,  лейтенант,
несмотрЯ ни на что, а ты менЯ - не очень, как вижу. Љто старое  помЯнет  -
тому глаз вон! Ѓратцы, заведем еще какую-нибудь душещипательную...
   Ќо он не закончив фразу - бегущий топот  над  головой,  глухие  вскрики
донеслись со второго этажа, хлопнула верхнЯЯ дверь,  затем,  точно  чем-то
толстым, ватным, задушило вверху голоса, - и ЉнЯжко, мельком  взглЯнув  на
потолок, обратил спокойные зеленые глаза на Ќикитина, проговорил:
   - Џо-моему, с твоими славЯнами происходит что-то... Ќе слышишь?
   - Ќикто там у тебЯ шнапса не перехватил  на  трофейную  дармовщинку?  -
спросил ѓранатуров снисходительно. - ‘текла не побьют, черти-лошади?
   - …рунда! —то там может быть! - выговорил, пожав плечами,  Ќикитин;  он
хорошо знал, что на втором этаже прЯмо над кабинетом его комната, никто из
взвода не располагалсЯ рЯдом и никто в его отсутствие не заходил туда  без
надобности. - Џодожди, Я посмотрю и провожу тебЯ, -  сказал  он  ЉнЯжко  и
пошел к двери, несколько тоже  обеспокоенный  непонЯтным  шумом,  голосами
наверху.
   ‚ коридоре  было  тихо,  темно,  пахло  душным  деревом  и  солдатскими
сапогами,  в  нижних   комнатах   разносилсЯ   заливистый   храп,   сочное
почмокиванье, бормотание спЯщего взвода, и не слышно  было  ни  шагов,  ни
шороха на втором этаже, на мансарде,  куда  вела  деревЯннаЯ  лестница  из
закутка коридора за чуланом кухни.
   - Њеженин! - окликнул наугад Ќикитин в потемки спертого воздуха  нижних
комнат. - ѓде вы там?..
   Ћтвета не последовало.
   Ћн подождал, уже  озадаченный,  и  ощупью  стал  подыматьсЯ  по  шаткой
винтовой лестнице на второй этаж и тут, на темной  площадке,  остановилсЯ,
прислушиваЯсь к тишине мансарды.
   ‚ следующую минуту  он  Явственно  уловил  слухом  какое-то  протЯжное,
животное мычание, слабый, вырвавшийсЯ  стон  из-за  двери  своей  комнаты,
задавленный тЯжелой возней, задыхающимсЯ  хриплым  шепотом:  "„ура,  дура,
молчи, сволочь!" - и, совсем не понимаЯ, что здесь случилось, в чем  дело,
не понимаЯ, кто мог быть ночью в его комнате, с ударившим приливом крови в
висках сильно толкнул дверь мансарды.
   - Љто тут?.. - крикнул он.
   ‹унный свет в широкое окно  обнажал  половину  комнаты,  синей  полосой
отражалсЯ в зеркальной дверце открытого бельевого шкафа, скомканнаЯ  груда
одежды валЯлась на полу около опрокинутого венского стула, а на кровати  в
глубине  мансарды  возилсЯ,  мычал,  боролсЯ,  трещал   пружинами   неЯсно
чернеющий комок тел, и первое, что  отчетливее  успел  заметить  он,  было
что-то  задранное  круглое  белое,  похожее  на  женское  колено,  которое
вздергивалось, елозило, высвеченное луной, по одеЯлу, по краю  сползшей  к
полу перины, и там, оттуда, от  чернеющей  груды  тел  выдавливались,  как
из-под толщи подушки, зажатые вскрики:
   - Nein, nein, nein!.. [Ќет, нет, нет!]
   - Љто тут, черт возьми!..
   € Ќикитин, ужасаЯсь тому, что сейчас, через секунду, увидит кого-нибудь
из солдат своего взвода, потихоньку затащившего немку сюда,  на  свободную
мансарду, и взбешенный  этим  предположением,  кинулсЯ  к  кровати,  грубо
рванул кого-то в темноте  за  крутое  плечо  и,  рванув,  мгновенно  узнал
охриплый,  пресекающийсЯ  руганью  голос   Њеженина,   квадратной   массой
отскочившего от постели: Њеженин  угрожающе  возник  перед  ним  в  косЯке
лунного света - стеклЯнными шарами  перекатывались  сумасшедшие  глаза  на
призрачно-белесом его лице, чернел рот, раскрытый судорожным дыханием.
   - Њеженин! - отчаЯнно крикнул Ќикитин. - ’ы что? Ћбезумел?
   - Ќе лезь, лейтенант... Ќе мешай, лейтенант...  -  хрипел  ему  в  лицо
Њеженин, обдаваЯ удушливым махорочным перегаром. - Ќе лезь!.. “йди!  Љакое
твое дело, лейтенант? “йди отсюда... уйди, уйди, по-человечески говорю!..
   Ќечто  омерзительное,  оголенное,   как   звериный   оскал   безумства,
проглЯдывало в этом остеклененном,  мечущемсЯ  взглЯде  Њеженина,  в  этом
полоумном его бормотании, и  Ќикитин,  опаленный  приступом  отвращениЯ  и
гнева, изо всей силы оттолкнул его от кровати, крича:
   - ‘пЯтил? Љто эта немка? Ћткуда? Љак она оказалась здесь?
   - пионка, стерва, в дом пробралась...  -  просипел  Њеженин  и,  вроде
сообразив, что надо теперь делать,  с  придыханием  матерЯсь,  бросилсЯ  к
постели, дернул на себЯ подушку, прикрывающую грудь без движениЯ  лежавшей
навзничь женщины, цепко схватил ее за руку, рывком  сорвал  с  постели.  -
‚ставай!.. ѓовори! ‡ачем пробралась в комнату лейтенанта? Ђ?  Џланшетку  с
картой стащить хотела? ѓовори, вражина, шпрехай, шпрехай, говорЯт!
   Ћн так крепко держал, стискивал ее кисть,  что  она  тоненько,  жалобно
вскрикнула, всЯ выгнулась назад: "Nein, nein!" - и при лунном свете увидел
Ќикитин ее загнутую шею, молоденькое бледное  лицо,  зажмуренные  от  боли
глаза, ее длинные, почудилось, синеватые  волосы,  некрасиво,  растрепанно
свесившиесЯ на одну сторону.
   - Ћтпустите ее  руку!  —то  вцепились  в  девчонку?  ‚ы!  ‘ержант!..  -
скомандовал Ќикитин неостывшим голосом. - ЉакаЯ еще, к дьЯволу, планшетка?
…рунду городите, планшетка всегда со мной! Љак вы ее  здесь  застали?  —то
она здесь делала?
   - •рен ее  знает,  как  сволочуга  оказалась...  каф  открыла...  вещи
выбирала... ‚ошел, а  она  окно  пыталась  открыть...  -  говорил  Њеженин
прерывисто и, выпустив кисть немки, пинком ноги разбросал трЯпки на  полу,
а немка загнанным  зверьком  вдруг  прижалась  спиной  к  стене,  затрЯсла
головой, дробно стуча  зубами,  всхлипываЯ,  повторЯла  стонущим  шепотом:
"Nein, nein, nein!"
   - ‡аткнись, сука! -  заорал  с  расхлестнутой  свирепостью  Њеженин.  -
‡авела свое "найн", как шарманка! ‘кажи лучше, зачем сюда  пришла?  Ћткуда
пришла? Љак?..
   - Ќе кричите, Њеженин! —то она вам ответит, если не понимает по-русски!
- € Ќикитин, еще не знаЯ, что нужно предпринЯть, как поступить, безуспешно
подыскиваЯ неповоротливые в памЯти, известные  немецкие  слова,  выговорил
наконец: - Wer sind Sie, Frau? ’о есть, кто вы... откуда? Wer sind Sie?..
   Ќемка звонко выстукивала дробь зубами, вжималась дрожащим телом в угол,
и, когда что-то ответила слабым глотательным звуком, не понЯтое Ќикитиным,
он  поймал  только  единственно  знакомое  слово  "Haus"  и  требовательно
переспросил:
   - Haus? Wer sind Sie? Warum Haus? [„ом? Љто вы? Џочему дом?]
   - ‹ейтенант! ‘лышь! - внезапно крикнул  Њеженин,  срываЯсь  к  окну,  и
заколотил кулаком  в  задребезжавшую  раму,  распахнул  одну  половину.  -
Љажись, тревога!
   ‚ этот же миг внизу, под окнами, раздались голоса,  суматошное  топанье
ног, следом взвилсЯ пронзительный окрик: "‘той, стой, стрелЯть буду!" -  и
клацнул затвор, опЯть затопали, забегали около  дома,  сверкнула  зарницей
багроваЯ вспышка, прогремело, оглушило звоном, и в оглушенной  винтовочным
выстрелом тишине послышались тупые удары, ругательства, чей-то задавленный
взвизг, потом на нижнем этаже заревел бас ѓранатурова:
   - —асовой! ‘юда его, сюда! Љто такой? ’ащи его, если жив!..
   - O, Ku-urt! Ku-urt! -  рыдающе  вскрикнула  немка  и  вытЯнутой  тенью
скользнула к окну, перевесилась вниз, по-детски  затрЯслась,  захлебнулась
воплем и плачем:
   - Nicht schiepen! Kurt, Kurt!.. [Ќе стрелЯйте!]
   - Њеженин, ведите немку вниз! Ѓыстро!
   Ќикитин скомандовал это, сбегаЯ по винтовой лестнице в  густые  потемки
первого этажа, где потревоженно гудел из комнат говор разбуженных  солдат,
наткнулсЯ  на  кого-то  впотьмах,  кажетсЯ,   на   заспанного   “шатикова,
выскочившего в коридор ("’ревога? Ќемцы?"), увидел настежь раскрытую дверь
гостиной, хаотичное движение фигур за порогом и  ощутил  едкую  тесноту  в
груди, какаЯ бывает при настигшей неизвестности, молниеносно и неотвратимо
изменЯющей обстановку.


   Љогда он  вошел,  ЉнЯжко  и  ѓранатуров  уже  стоЯли  посреди  комнаты,
напрЯженные, хмурые,  оба  смотрели  то  на  возбужденного  часового,  еще
державшего карабин на  полуизготове,  то  на  безобразного  своей  крайней
худобой мальчишку-немца лет шестнадцати, в очках, одетого в широкий не  по
размеру немецкий мундир, неимоверно грЯзный, прожженный на боку, свисающий
на острых плечах; его огромные, покрытые пылью сапоги  кругло  расширЯлись
нелепыми раструбами голенищ вокруг тощих ног, и  видно  было,  как  крупно
ходили дрожью колени, обозначенные пузырЯми солдатских брюк.
   Њальчишка  этот,  затрудненно  дыша,  облизывал  растрескавшиесЯ  губы,
полузакрытый прилипшими волосами лоб лоснилсЯ обильным потом, острый носик
на давно не мытом его лице восково выделЯлсЯ, словно у мертвого.
   - Ќу? - густо прогудел ѓранатуров и приблизилсЯ к  немцу,  сверху  вниз
окинул его черными, прожигающими глазами. - Ћткуда ты такой  гусар,  воЯка
поЯвилсЯ? ‚ервольфик? Ќу? ѓде оружие? Ћбыщи-ка его подробно! - приказал он
часовому. - ‚сего обыскать, Ясно? ‚ыверни его наизнанку!
   —асовой сделал грозные глаза, закинул за  спину  карабин  и  рыскающими
жестами стал ощупывать, выворачивать  карманы  немца,  объЯснЯЯ  при  этом
жаркой скороговоркой:
   - ‘тою, луна как раз  взошла...  ‘лышу,  шебаршит  за  домом,  думаю  -
должно, кошка или собака, или кто из наших по  нужде  вышел.  Ћбыкновенное
дело... ѓлЯнул, а под Яблоней за домом фигура стоит  и,  похоже,  на  окно
вверх смотрит. € очки под луной - сверк, сверк!.. Ќе-ет, думаю,  очкариков
в нашем взводе сроду не было. ‚ыскочил из-за угла,  ору:  "‘той,  стрелЯть
буду!" Ђ он - наутек, Я в небо пальнул - и  за  ним.  ЏодмЯл  его,  а  он,
гаденыш, визжит и - за руку укусил! ‘тукнул Я его по шеЯм, конечно...
   Џоочередно выложив на стол донельзЯ  несвежий,  ржавого  цвета  носовой
платок, солдатскую зажигалку-снарЯдик, смЯтую пачку сигарет  "ћно",  кучку
пистолетных  маслЯнистых   патронов,   облепленных   галетными   крошками,
маленькую фотокарточку  в  целлофане  -  все  содержимое  карманов  немца,
часовой старательно почистил руку о полу шинели,  с  видом  доказательства
показал ѓранатурову запЯстье, поЯснил озлобленно:
   - ’ак в  мЯсо  зубами  и  впилсЯ,  клеща  немецкаЯ!  €з  лесу,  видать,
вервольф, разведчик, не иначе - разнюхивал. ‡мееныш, а навроде пацан!
   - ‚се? - спросил  ѓранатуров,  сверху  вглЯдываЯсь  в  низко  опущенную
голову немца. - ‡начит,  оружиЯ  нет?  Ђ  ну-ка,  часовой,  осмотрите  как
следует место, где его схватили. Њожет, там что осталось.
   - ‘лушаюсь. ‘ейчас мы.
   —асовой пошел от немца боком, потом усердно затопал кирзовыми  сапогами
к  двери  и  здесь  на  пороге  оторопело  посторонилсЯ  перед  Њежениным,
пропустив его; а  тот,  поигрываЯ  желваками,  втолкнул  в  комнату  очень
молоденькую немку, почти девочку, простоволосую, испуганную, в разодранном
до  бедра  ужасающе  нечистом  платье,  -  она  будто  из  последних   сил
продвигалась  по  расшатанной  жердочке  через  пропасть,  балансируЯ  над
гибельной высотой, отчего  неприЯтно  были  видны  напрЯгшиесЯ  ключицы  в
разрезе незастегнутого платьЯ; пухлые искусанные ее губы  вздуто  чернели,
как рана. “видев мальчишку-немца, она вскрикнула задохнувшимсЯ шепотом:
   - Kurt, Kurt!..
   € зажала ладонью рот, с отчаЯнием наклонЯЯсь  вперед,  точно  вдавливаЯ
рыданиЯ в себЯ, а он, сгорбленный, повернул к ней грЯзное  птичье  личико,
трЯско запрыгали очки на восковом  остреньком  его  носу,  но  не  ответил
ничего, только трудно сглотнул - кадык бугорком пополз по горлу.
   Ќикитин, еще помнЯ белую коленку, елозЯщую по одеЯлу,  задушенный  крик
"nein", смотрел на эту растрепанноволосую,  некрасивую  в  своем  разъЯтом
страхе, молоденькую немку, на этого  ссутуленного,  безобразного  в  своей
худобе и внешней воинственной нелепости  мальчишку-немца,  зачем-то  ночью
оказавшихсЯ здесь, в занЯтом его взводом доме, -  и,  все  Яснее  чувствуЯ
взаимосвЯзь между ними, проговорил, спешно опережаЯ объЯснениЯ Њеженина:
   - Љомбат, немку обнаружили в моей комнате... - Ћн запнулсЯ и не  назвал
Њеженина,  чтобы  сейчас  не  касатьсЯ  некстати   обострЯющих   положение
обстоЯтельств. - ‚ первую очередь надо  выЯснить...  ЌепонЯтно,  зачем  ей
надо было брать белье в шкафу...
   -  Ћна?  Ѓыла  в  твоей  комнате?  -  проговорил   ѓранатуров,   ожигаЯ
испытывающими глазами немку. - …сли даже эта грЯзнаЯ  кошечка  -  шпионка,
каким образом она оказалась именно у нас? ’ак вот, допросить их, допросить
немедленно! ‚ыЯснить - кто они? Љто послал их? ‘  какой  целью?  ‹ейтенант
ЉнЯжко!.. - Ћн властно  взглЯнул  на  хмурого  ЉнЯжко,  ни  звука  в  этом
разговоре не вымолвившего, и добавил, как бы готовый разозлитьсЯ: -  ’ы  у
нас по-немецки соображаешь. „авай. „опроси их. „авай, ЉнЯжко, приступай! -
поторопил он той приказывающей интонацией, в которой было  и  предвкушение
сурового  развлечениЯ,  и  опыт  человека,  взЯвшего  на  себЯ   привычную
ответственность. - „ействуй, Я буду вопросы задавать. ‘ейчас все  выЯсним,
зашпрехают, гады, как миленькие!
   ЉнЯжко поморщилсЯ.
   - џ имею достаточное представление, какие следует задавать вопросы. ќто
во-первых. ‚о-вторых, когда мы с вами перешли на "ты"? ‘егоднЯ?
   - ‹адно, ладно в бутылку-то лезть! ‚ыкать буду. ‹адно.
   - Ѓлагодарю.
   € лейтенант ЉнЯжко, весь суховато-упрЯмый, до предела заталенный ремнем
и портупеей, шагнул к пленным и сейчас же заговорил по-немецки,  обращаЯсь
то к несуразно тощему юнцу, то к  молоденькой  немке,  произнес  несколько
фраз довольно спокойно.  Ќикитин  разобрал  одно  знакомое  слово  "Name",
понЯл, что он спрашивал имена, фамилии, увидел, как набрЯк страхом  взглЯд
немки, как еле разлиплись опухшие ее губы, и она ответила тающим шепотом.
   - Emma... Herr Offizier...
   ћнец молчал, туго глотаЯ, точно воздух не мог из груди вытолкнуть, лишь
челноком ползал по горлу кадык, и тогда ѓранатуров, нависаЯ над ним  из-за
спины ЉнЯжко, сильно ткнул пальцем ему в плечо:
   - —то, онемел, сосунок? Љурт - твое имЯ!  ’ак?  ‘просите-ка  его  -  из
вервольфа он? €з леса? ‘колько их там?
   Ќо ЉнЯжко оборвал его холодно:
   - ‚от что, товарищ старший лейтенант, если вы будете перебивать менЯ  и
тыкать в пленного пальцем, Я прекращу допрос.
   - ‹адно, ладно! - зарокотал недовольно ѓранатуров. -  –ирлиха-манирлиха
много, как вижу. —то они с нами сделали бы,  если  б  мы  у  них  в  лапах
оказались! Ќа огне бы поджарили!
   - Љишки через нос потЯнули бы и плакать не дали!  -  напористо  вставил
Њеженин. - „а и немочка -  фрукт:  ишь,  козочкой  притворЯетсЯ.  пионка,
сука!
   Ћн топталсЯ позади немки, поводил задымленными глазами по ее  спутанным
космами неопрЯтным волосам, по узеньким бедрам, по ее  полным  в  икрах  и
тонким в лодыжках ногам. Ћн, видимо, не хотел  простить  и  себе,  и  этой
невзрачной немке ее сопротивлениЯ в  мансарде,  тот  крик  сквозь  толщину
подушки и, самолюбиво уЯзвленный, мстил ей и словами,  и  взглЯдом  злобы,
котораЯ была понЯтна Ќикитину.
   "—то за ересь говорил он  мне  наверху?  -  подумал  Ќикитин,  опасаЯсь
вспоминать ощущение скользкой черноты, захлестнувшей его на мансарде. -  ‚
чем Я могу его обвинить? ‚ попытке изнасиловать вот эту немку?  Ќо  он  не
боитсЯ менЯ, потому что никто ничего не видел, а к немцам  нет  сочувствиЯ
ни у кого. Ќеужели Я посочувствовал ей?"
   ‡а стеной, в коридоре нижнего этажа, пронессЯ  шум  голосов,  засновали
шаги людей, дверь приоткрылась - в проем всунулось пожилое серьезное  лицо
командира четвертого орудиЯ сержанта ‡ыкина, он доложил сумрачно:
   - Љ нам патрули прибыли! Љто стрелЯл, спрашивают. ‚раз прибежали!
   - Џоговори с ними,  Ќикитин,  -  приказал  ѓранатуров.  -  €  много  не
объЯснЯй, не распространЯйсЯ, сами разберемсЯ!
   Ќикитин вышел в коридор, где желтым пламенем  чадила  немецкаЯ  жироваЯ
плошка, поставленнаЯ на тумбочке под вешалкой,  и  горели  плошки  в  двух
комнатах - там  шатались  по  стенам  тени  взбудораженных  солдат;  около
входной двери  темнели  три  незнакомые  фигуры  в  плащ-палатках,  тускло
поблескивало оружие. ‘разу же к Ќикитину выдвинулсЯ один из них,  судЯ  по
фуражке, офицер, прЯмой, сухощавый, спросил с начальственным требованием:
   -  Џо  какой  причине  на  вашем  участке  возникла  стрельба,  товарищ
лейтенант? Љто стрелЯл?
   - Ќичего  особенного,  -  ответил  Ќикитин,  соображаЯ,  что  объЯснЯть
подробности - значит усложнить все,  заранее  вмешивать  дотошную,  всегда
придирчивую комендатуру в  дела  батареи.  -  ЏерестаралсЯ  часовой.  ‘ами
выЯсним причины.
   -  Ћткрывать  стрельбу  ночью  в  немецком  городе  -  это  не  "ничего
особенного", а —Џ, -  неподатливо  возразил  офицер.  -  ‚чера,  например,
обстрелЯли штабную машину в лесу, да будет вам известно. Ћдин  наш  солдат
убит, два офицера тЯжело ранены. "Ќичего особенного". ‚се трезвы  в  вашей
батарее?
   € он с недоверием приблизил свое строгое, немолодое лицо, беззастенчиво
принюхиваЯсь к дыханию  Ќикитина,  затем  оглЯнулсЯ  на  солдат:  они  уже
группами  столпились  в  дверЯх  комнат,  смотрели  оттуда  объединение  и
недобро, а сержант ‡ыкин в угрюмой замкнутости каменно уставилсЯ на огонек
плошки. ‚звод, не сговариваЯсь, общим молчанием поддерживал Ќикитина перед
чужим начальством, хотЯ сейчас он сам до конца не  сознавал,  почему  лгал
офицеру из комендатуры и почему полностью не верил в серьезность того, что
мог по долгу службы предполагать патруль.
   - Ќасчет  выстрела  мы  разберемсЯ,  -  проговорил  Ќикитин.  -  Ѓольше
вопросов нет? џ должен идти.
   Ћфицер выждал немного.
   -  ‘мотрите,  лейтенант,  смотрите  в  оба!  ђаспущенность  в  условиЯх
ѓермании знаете до чего доводит?
   - Ѓудем смотреть в оба. ‡наем.
   Љогда  же  патрули  выходили,  мимо  них  боком  вскользнул,   суетливо
втиснулсЯ клином меж их телами часовой, едва не запутавшись в плащ-палатке
офицера, что заставило его удивленно  откачнутьсЯ,  загремел  сапогами  по
коридору к Ќикитину, выговариваЯ на бегу:
   - Ќету, ничего нету, товарищ лейтенант!
   - ѓолову сломите! - остановил его  Ќикитин.  -  Љак  следует  осмотрели
вокруг дома?
   - —исто на карачках по всем уголкам облазил, товарищ лейтенант.  Ќичего
нету!
   - •орошо, идите на пост. € не  дремать,  Ясно?  -  €,  подумав,  сказал
ожидавшему приказаний ‡ыкину: - Џроверьте часовых у орудий,  пока  тревоги
не было.


   ‚ столовой продолжалсЯ допрос.
   Њальчишка-немец, заикаЯсь, опустив маленькую птичью голову, отвечал  на
вопросы ЉнЯжко, очки сползали на кончик остренького  потного  носа,  он  с
робостью глотал слюну в паузах между словами,  вид  его  был  все  так  же
нелеп,  жалок,  пришиблен,  и  ЉнЯжко   не   перебивал   его,   выслушивал
сосредоточенно-упрЯмо после каждой своей фразы.
   ѓранатуров, придерживаЯ здоровой рукой раненую руку, ходил по  комнате,
мерил  ее  шагами,  то  и  дело  глыбообразно  возвышаЯсь  позади  ЉнЯжко,
подозрительно гмыкал, издавал горлом густые мычащие  звуки,  одними  этими
звуками сомневаЯсь,  не  доверЯЯ  робкому  лепетанию  на  немецком  Языке,
которое, казалось, не  могло  быть  доказательным,  обмануть  его,  как  и
пришибленный вид пленного. Њеженин стоЯл  за  спиной  немки,  презрительно
оглЯдывал ее с ног до головы, ее разодранное на бедре платье, и  это  Явно
мстительное, раздевающее презрение его было отвратительно  Ќикитину  -  не
исчезал, не выходил из памЯти обезумелый, удушающий табачным перегаром сип
Њеженина в мансарде: "“йди, лейтенант, уйди, не мешай, говорю!"
   -  ѓромче,  сосунок!  Ќе  нуди!  -   грозно   скомандовал   ѓранатуров,
оборачиваЯсь к уныло поникшему под его командой немцу.  -  —то  шелестишь,
как мышь в крупе? Љонкретно спросите его, ЉнЯжко! €з вервольфа он? „а  или
нет?..
   ‘тало тихо. Ќемка  всхлипнула,  и  увеличенные  глаза  ее,  наполненные
влагой, еще больше  раздвинулись,  замерли  на  нетерпеливо-требовательном
лице ѓранатурова - гулкий раскат  его  баса  повторным  громом  ударил  по
комнате:
   - Љонкретно - да или нет? ”ашист он или сосунок всмЯтку? Љаким  образом
оба очутились в этом доме?
   ЉнЯжко покривилсЯ, будто от тупой боли, сказал бесцветным голосом:
   - Џерестаньте кричать, как на базаре... - Ћн  говорил  спокойно,  но  в
тоне его накалЯлась тихаЯ Ярость. - Љурт по фамилии  ѓерберт,  шестнадцати
лет, месЯц назад взЯт в вервольф, в боЯх не участвовал. ‚о  что,  впрочем,
можно поверить. „альше.  Љурт  ѓерберт  родной  брат  этой  девушки,  ќммы
ѓерберт. Ћ чем сказали оба.
   - Ѓрат и сестра? •о-хо! ‡наем мы это! Ђ видать, спЯт в одной постели, -
проговорил  Њеженин  зло,  однако  ѓранатуров,  заглушаЯ  его,  настойчиво
повторил вопрос:
   - Љаким образом оба очутились ночью в этом доме? –ель? ЉакаЯ цель  была
у обоих?..
   - ‚ы что - менЯ допрашиваете? - спросил без интонации в голосе  ЉнЯжко,
и тихаЯ Ярость все упорнее нарастала в его глазах.  -  ’ак  вот,  слушайте
внимательней! Љак заЯвили ќмма ѓерберт и Љурт ѓерберт, они  хозЯева  этого
дома.  Џредставь,  обнаружились  хозЯева,  -  ЉнЯжко  вскользь  усмехнулсЯ
Ќикитину, перевел дальше: - †или здесь втроем с  дедом,  как  Я  понЯл,  с
отставным полковником. Gropvater ist Oberst?  [„ед  полковник?]  -  быстро
спросил он  обоих  по-немецки,  еще  раз  уточнЯЯ  длЯ  себЯ,  и  в  ответ
молоденькаЯ немка как-то уж очень поспешно закивала ему, лепеча с надеждой
и  заискивающим  согласием:  "Ja,  ja,  Oberst...  Reichswehr"  [да,   да,
полковник... рейхсвер]. - „а, отставной полковник,  семидесЯти  пЯти  лет.
ЊесЯц назад  выехал,  а  точнее,  конечно,  удрал  в  ѓамбург,  поближе  к
англоамериканцам. ‚ероЯтно, как  Я  думаю,  боЯлсЯ  нашего  прихода.  ќмма
ѓерберт осталась охранЯть  дом.  ’ридцатого  апрелЯ,  когда  стали  летать
советские самолеты, ей стало страшно одной в доме, перевожу дословно,  она
взЯла продукты из дома и стала  жить  у  подруги  в  этом  же  городке,  в
каком-то сарайчике.
   - „ед полковник в ѓамбурге у американцев, эта... козочкой  в  сарайчике
жила. Ђ этот Љурт... —ерт €ваныч в  лесах  с  автоматом  шастал?  -  резко
выговорил ѓранатуров. - Ќичего себе хозЯева! ‘ целью разведки в  свой  дом
вместе с сестричкой пришел? —то им тут вдвоем нужно было? ‚от главное! Љто
их послал?
   ’ихаЯ  Ярость,  готоваЯ  вот-вот  выплеснутьсЯ  вспышкой  (как   ожидал
Ќикитин), пригасла в  глазах  ЉнЯжко,  он,  похоже,  намеренно  не  придал
значениЯ последнему вопросу ѓранатурова и, обращаЯсь  к  одному  Ќикитину,
заговорил невозмутимо:
   - “ менЯ, видишь ли, нет желаниЯ пристрастно допрашивать, а  тем  более
воевать с грудными детьми. Ћсобенно - вот с этими. ќто первое. ‚торое. ќти
наивные дети узнали, что Ѓерлин взЯт, пережидать нечего, и решили  бросить
дом, двинуть в ѓамбург к своему престарелому  и  перепуганному  нашествием
русских гроссфатеру. ‚зЯть вещички, переодетьсЯ - и в дорогу... ќтот  Љурт
вернулсЯ из леса и сказал об этом сестре. ’ак они  объЯснили.  €  Я  готов
верить, представь себе. „альше. ќмма вошла  в  дом  через  черный  ход  со
стороны сада. Љурт ждал внизу. Љстати, этот Љурт сказал, что  в  лесу,  за
озером, вервольфов человек двадцать, в том числе его сверстники, мальчишки
лет пЯтнадцати-шестнадцати во главе  с  ефрейтором  из  какой-то  разбитой
части. ‚ооружены автоматами и фаустпатронами.
   - ’а-ак! - длинно протЯнул ѓранатуров, направлЯЯсь  крупными  шагами  к
Љурту. - ’а-ак! Ђвтоматы и фаустпатроны? „вадцать человек? ’огда уж скажи,
дорогой мой Љурт, где они? ѓде располагаютсЯ вервольфы? Ќи хрена за очками
не видно! - Ћн витиевато выругалсЯ. - ‚о... зинд... вервольфы?.. - крикнул
он, подбираЯ немецкие слова, и резко бросил большую свою руку на кобуру. -
‚о... ист вервольф? ‚ифиль... километер? прехе [ѓде вервольфы? ‚ скольких
километрах? ѓовори...], щенок! Ќу? Ћтвечай!
   € Љурт вобрал птичью голову в узенькие прЯмые плечи, на которых, как на
вешалке, обвисал  широкий,  с  прожженной  полой  мундир,  облизнул  губы,
обметанные   крупными   каплЯми   пота,   залопотал   что-то   испуганное,
неразборчивое, в беспомощности озираЯсь на сестру, и Ќикитину  показалось,
что даже оттопыренные ребЯчьи уши его побелели. Ђ она в  онемелом  страхе,
умолЯЯ раздвинутыми на половину  лица  глазами  и  ѓранатурова  и  ЉнЯжко,
перестала  дышать,  неразвитаЯ  грудь  ее  круто   поднЯлась,   затвердела
камешками, и наконец она выдохнула вскриком отчаЯниЯ:
   - Nien, Herr Offizier, nein! Nein! [Ќет, господин офицер, нет! Ќет!]
   € закрыла лицо ладонЯми, мотаЯ спутанными волосами в приступе тоскливой
незащищенности.
   ‘труйки пота скатывались по грЯзным  щекам  Љурта,  голова  все  глубже
уходила в плечи, тощаЯ шеЯ мелкими толчками ‚се ниже нагибалась, и сутуло,
углами проступили лопатки под мундиром, потом хлипкий кашель  вырвалсЯ  из
остренького его носа, он подавилсЯ, поперхнулсЯ  и  еле  выдавил  какую-то
разорванную фразу, глотаЯ ее вместе со слюной.
   - ‚чера в лесу обстрелЯли штабную машину, - вполголоса сказал  Ќикитин,
взглЯнув на ЉнЯжко. - ‘ообщил патруль. Ћн знает об этом?
   - ‚чера? ЋбстрелЯли? - подхватил ѓранатуров. -  Ќу-ка,  ЉнЯжко,  вопрос
щенку! Ћни стрелЯли?
   "Ќеужели вот  такие  молокососы  устроили  засаду  в  лесу?  -  подумал
Ќикитин, пытаЯсь соотнести обстрел машины с видом этой сгорбленной, жалкой
мальчишеской спины немца и его мокро хлюпающего носа. - Џросто не веритсЯ.
„а им кашу манную есть, а не из автоматов стрелЯть. Ќе  может  быть,  чтоб
такие, как он!.."
   - —то там этот хмырь мокроносый мычит? - угрожающе спросил  ѓранатуров,
не снимаЯ руку  с  кобуры.  -  …сли  не  ответил,  повторить  вопрос,  еще
повторить, ЉнЯжко! ‚чера стрелЯл, а сегоднЯ в разведку пошел? ќт-то  пусть
ответит!
   ЉнЯжко задал вопрос и с подчеркнутой сухостью перевел:
   - Ћн сказал, что вчера не был в лесу, а был в городе, у  сестры.  Љроме
того, ефрейтор каждую ночь выбирает новое место  ночевки.  ‡а  разглашение
тайны - расстрел. Ќекий ”риц ѓофман был расстрелЯн за то,  что  поранил  о
сучок ногу, не мог идти... …фрейтор зажал ему рот ладонью  и  выстрелил  в
сердце.
   - ‚от гад! -  пренебрежительно  сказал  Њеженин,  не  то  имеЯ  в  виду
ефрейтора, не то Љурта. - Џовесить ма