ами,     мужиками    русскими,
пахарЯми-трактористами-комбайнерами, которые двойное иго  никак не потЯнут и
будут  его  же попрекать:  продал-запродал,  дескать, своих кровных,  родных
чужим-черножопым. —то делать с бригадой  этой черной, пардону запросившей  и
власть  его мигом  признавшей - не распускать же, все равно работать  честно
никто из  них не пойдет, да и жаль орлов таких носатых. Ћ, вопросы, вопросы,
вопросы необъЯтныЯ, значитсЯ, стратегическиЯ...
     ‘ел  он в позу роденовскую, положил шишковатую  репу на руки и  крикнул
громко:
     - Ђ ну ша-а, урки! „умать буду, б-блин...


        7,62


     <i>ЏосвЯщаетсЯ Ђлле џровицыной</i>


     ...—асы пробили семь. Ђ ее нет. Ќеужто обманула? ‘транно, не похожа она
на  тех, кто обещает и не держит  слова.  ‚о  всЯком  случае, месЯц назад не
возникло никаких сомнений,  когда она  обещала быть тут, на перроне, первого
августа, в семь вечера;  просила  ждать ее в оранжевой ветровке ровно  через
месЯц, именно первого, - у них, добавила,  уже и билеты заказаны на обратный
поезд.
     € вот  сегоднЯ  первое августа,  и  уже  восьмой  час, а  ее  все  нет.
Ќаверное, и не будет. ‚рЯд  ли она просто опаздывает. ‘корее всего, опЯть не
судьба,  как  и  пЯтнадцать  лет  назад.  ’огда  растащило,  -  похоже,  все
повторЯетсЯ.
     Џервый раз встретились на сборах  в  Џерми. ‘импатиЯ возникла с первого
взглЯда. „ва днЯ  они переглЯдывались, а потом  целый  вечер  танцевали. Ѓыл
"вечер  отдыха", и  они танцевали, каждый раз он приглашал только ее, а если
объЯвлЯлсЯ "белый  танец" - она... она сама шла  к нему через  весь зал. Ћба
знали:  надвигающаЯсЯ  ночь - будет  их ночью. Ђ  там,  может, и  не  только
ночь...  „аже скорее  всего - "не только". Џосле танцев к ней подошел ‚итька
ђостовский  и во весь голос сказал: "€нга! ’ы  самаЯ красиваЯ.  џ  без  ума.
ђазреши проводить, а?.." ‚се  остолбенели. Ђ ‚итька взЯл ее за руку и повел.
‚  ее  глазах  застыл  крик:  "Ќу  же?!  Ќу!" Ђ  что - он?  ‚едь  даже  и не
познакомились. Ђ взглЯды... что - взглЯды?
     €  вот  месЯц  назад  встретились  в  поезде.  ‚стреча казалась  где-то
далеко-далеко в прошлом, словно в другой, чужой жизни, где видел себЯ как бы
со стороны, со спины,  в третьем лице, и она, эта встреча, тоже улеглась  на
той  полузабытой  полке,  в том же  темном чулане,  где  юношеские  мечты  и
честолюбивые грезы, биатлон и  соревнованиЯ,- там же  и "вечер  отдыха", - и
где не оставалось уже различий между пЯтнадцатью  годами и тридцатью  днЯми,
между  днем  и  ночью, между  сном и  Явью. ‚се  стало  прошлым, историей, и
величины эти,  "вечер отдыха"  пЯтнадцать лет  и ночь в поезде месЯц  назад,
странным  образом сравнЯлись. € даже  столкновение в  тамбуре воспринималось
сейчас, через тридцать дней,  как  какое-то давнее событие, а тогда это было
настоЯщее  потрЯсение,  -  когда   они   столкнулись  глазами,   вздрогнули,
вскрикнули и улыбнулись  друг  другу. Ћни сразу угадали друг друга, и  сразу
все вспомнили,  без  усилий. ‘ошлись, сблизились, и так  и остались стоЯть у
окна, и говорили... говорили и не могли наговоритьсЯ.
     Ћна рассказывала о своей дочери, какие у той зеленые глаза и золотистые
волосы,  точно как у мамы, только  глаза  покрупнее, а волосы погуще,  а  он
кивал, но на самом  деле почти ничего не понимал  из того, о чем говорилось,
он обалдело любовалсЯ ею, любовалсЯ  ее страстью, с которой она рассказывала
о дорогом, ее длинными прЯдЯми, которые пушил ветер, бивший в окно, и был до
бесстыдства, болезненно  счастлив,  и  не  верил  этому  вдруг  подвалившему
счастью, и еле удерживалсЯ, чтобы не щипнуть себЯ, не хотелось длить сладкий
этот обман, надо  было просыпатьсЯ, ибо  по опыту  знал, сколь горьким потом
бывает пробуждение. Ђ  она разошлась и уже не держала себЯ,  откровенничала,
говорила,  что  с  мужем  рассталась,  так  же  как  и  со  спортом,  вполне
безболезненно,  тренирует сейчас городскую команду биатлонистов, но, похоже,
скоро уйдет, платЯт унизительно мало; держатьсЯ нет  смысла, не из-за чего и
не из-за кого, все ребЯта в команде почти без данных, и что сейчас в отпуску
и  едет  с подругой  (котораЯ, кстати, совсем  ему  не обрадовалась, хотЯ  и
встречались пару раз на соревнованиЯх,  надменно ходила мимо, прЯмаЯ и сухаЯ
как палка,  с  волосами, похожими на мочало), едет на Љавказ,  подзаработать
через одну контору,  и  тут  же,  сказав, заговорщицки прикладывает  палец к
губам: "Ќо только - тсс!" - и он в  тон  ей, поспешно: "Ќу что ты - могила!"
Ћна  густо  краснеет и начинает почти  бессвЯзно  болтать,  стараЯсь, видно,
отвлечь, отвести, совсем как раненаЯ куропатка от гнезда, и эта жертвенность
делает ее еще загадочнее и желаннее. Ђх, судьба-злодейка...
     "Ђ  ты  все  там же, в  своей Љостомыкше?"  -  "„а",  - отзываетсЯ  он,
почему-то смутившись. - "Ѓегаешь?  ‘трелЯешь?"  - "„а, промышлЯю  охотой." -
"Џро  тебЯ  ходили  легенды, как  ты за двадцать  километров  - на  лыжах  в
школу..." - "џ и сейчас еще километров за шестьдесЯт... на соседнее зимовье,
за учебниками. Џростые книжки надоедают быстро, а учебника хватает иногда на
полгода.  Ћсобенно,  если  предмет трудный. Ќапример, латынь". - "‹атынь?" -
"Њне нравитсЯ римскаЯ точность и краткость... Ђ потом приходит лето, и Я еду
в Ђбхазию, к  куму:  вино, море, скалы - Ђршак  заразил их покорЯть. Џомнишь
Ђршака?"  - "’акой маленький,  кривоногий,  шутник и  балагур  и  совершенно
бесперспективный?" - "„а, выше четвертьфинала  никогда не поднималсЯ, но его
начальство и этим бывало довольно: единственный биатлонист на  всю ѓрузию...
и тот из Ђбхазии". - "Ђ стрелЯл он, помнитсЯ, совсем даже недурно... ‘лушай,
но ведь в Ђбхазии - война". ‡а окном южный воздух быстро заполнЯлсЯ лиловыми
чернилами,  и  оттого  глаза ее сделались  почти  черными,  и  в  них горела
тревога.  "„а  ну,  какаЯ  война,  -  отмахнулсЯ  он.  -  Ќебось  журналисты
треплютсЯ". - "Ќо по телевизору..." - "“ менЯ  нет телевизора. Ђршак  пишет,
отдохнешь, мол, как всегда". Ћна смотрит  на него, не мигаЯ, и вдруг с чисто
женской  непредсказуемостью  говорит: "•орошо  зарабатываешь, если  в  такое
времЯ"... - "ђабота  - грех завидовать. Ќа зимовье иногда с волками и воешь.
Џравда, с позапрошлого  года нашел себе еще одно занЯтие, кроме учебников...
Џостой,  Я сейчас".  —ерез минуту  вернулсЯ с гребнем из коричневатой кости.
"‚от!  ђежу вечерами".  Ћна взЯла в руки и не удержалась: "Ља-акаЯ красота!"
‡аломив  рога, бежали  олени; на нартах восседал веселый каюр в кухлЯнке. "€
это  ты все - сам?" - "‘ам. Ќашел  бивень  мамонта, и теперь вот... ‚ общем,
дарю". - "Ќо это, наверное, стоит бешеных..." - "Џерестань!" Ћна смутилась и
долго  рассматривала, прицокиваЯ Языком, оленЯ, каюра,  откуда-то  взЯвшуюсЯ
лайку с закрученным хвостом, вертела, поворачивала, ковырЯла  ногтем... "Ђ у
вас  в самом  деле - белку в  глаз?.." - "Ќет. “ мелкашки пулЯ тупаЯ, сильно
рвет шкурку на выходе -  брак. €з ружьЯ, дробью номер девЯть, - аккуратнее".
- "Ђ  правда, чтобы спугнуть  затаившегосЯ соболЯ, на  пуле делают надпилы -
звук получаетсЯ..." - "Ќужна  самозарЯднаЯ  винтовка  - одной пулей спугнул,
другой - срезал..."
     ’ак они  и ехали.  ‘тоЯли в  тамбуре,  смотрели в черную южную  ночь  и
говорили, говорили  в  общем-то  о  совершенных пустЯках, а со стороны могло
показатьсЯ, что шепчутсЯ, посмеиваЯсь, о чем-то важном и очень интимном.
     Ђх, как давно это было! ‘ловно и не месЯц назад, словно и не со мной, а
с кем-то другим, чужим человеком...
     Џроходивший мимо  проводник  тронул  за  локоть и вывел  менЯ  из  того
влюбленно-сомнамбулического состоЯниЯ, где нет ни времени, ни реальности.
     - Љупе не нужно? -  и не дав ответить,  сунул в руку ключ. - Ќа  нижних
полках телевизоры, зато верхние свободны.
     - ‘колько... сколько надо? - не верилось, что такое бывает.
     - Џотом, парень, потом...
     Ћ, fоrtunas! ..
     - Њожет, вместе к Ђршаку? - говорил утром.- Ћн будет очень рад.
     - Ќет,  нет. Ќас ждут, каждый день расписан, и даже  билеты на обратную
дорогу заказаны.
     - —то же это за дело такое важное?
     -  ‘екрет. Ќо чтобы ты не сомневалсЯ - вот тебе залог. -  ‚етровка была
ЯркаЯ, оранжеваЯ, и еще совсем новаЯ. - ‚  ней и встречай менЯ на перроне  -
чтоб издалека...
     - ‚есь месЯц мне будет тебЯ не хватать.
     - ‚сего тридцать суток... Ђ первого августа, в семь вечера, под часами,
хорошо? -  €, видно, желаЯ отвлечь, сказала  вдруг,  заглЯдываЯ  в маленькое
зеркальце:  - —то  за чудо  - этот твой гребень. ЏрЯмо  хоть волосы под него
перекрашивай...
     - …ще чего? ’акие красивые, золотистые...
     - Ќадоели, очень Яркие. ‚прочем, как скажешь.  - € подмигнула. - Њне  с
тобой было хорошо. ’акого у менЯ еще не бывало.
     - €звини, что так получилось... џ не виноват.
     - Џерестань, наоборот, все было просто здорово. ЏотрЯсающе!
     Ќа этом и расстались. †енщин забрал автобус, ожидавший их специально. џ
помог погрузить их увесистые полосатые капроновые мешки, распрощалсЯ и целый
час ждал  Ђршака, а  потом, когда  он  наконец-то прикатил на побитом  своем
"Њосквиче", выслушивал  его  упреки: почему не уговорил девчат? - почему  не
задержал их хотЯ бы на часок?.. Ќо упреки его пролетали мимо ушей; в ушах же
стоЯли последние  слова €нги, ее  неподдельный вроде бы восторг,  но в то же
времЯ... џ крутил, поворачивал слова ее и так и этак, и  чем больше крутил и
поворачивал, тем все больше казалось, что в словах этих  кроетсЯ какаЯ-то уж
очень  тонкаЯ  или   очень  ЯзвительнаЯ  насмешка,  и  потому   Я   испортил
эквилибристикой  этой  настроение  себе  вконец и  попробовал не  вспоминать
больше ни о разговоре, ни о прошедшей ночи. џ очень старательно, всю дорогу,
стремилсЯ исполнЯть данное себе слово - не  вспоминать ничего,  ни  ночь, ни
фразу,  не   изводить  себЯ  попусту,  а  просто  ехать,  слушаЯ  Ђршака,  и
поддакивать,  - нет,  не получалось,  приходили,  увы,  по-прежнему  лезли в
голову  всЯкие  непрошеные мысли и  сомнениЯ,  Я  злилсЯ  на  себЯ  (вот еще
неврастеник-то!), но ничего  не  мог  поделать.  € только  когда приехали  к
Ђршаку, и Я  обнЯл куму, подкинул  к  потолку маленького Ђшотика  (он сказал
серьезно: "Љрестный  -  это кто поможет  крест нести,  да?"  -  "„а,  да,  -
засмеЯлсЯ Ђршак.  - „о  прошлого года,  помнишь, молчал, и вдруг заговорил -
сразу афоризмами"), а потом сели за стол, выпили вина, посмотрели друг другу
в глаза, улыбнулись,  и Я расслабилсЯ, -  и лишь тогда стало  легче.  Ђршак,
глЯдЯ  на  менЯ,  тоже посветлел,  порывшись  в  сундуке, достал  альбом  со
снимками, где мы все молоденькие, белозубые,  и на одном из  фото - €нга,  в
центре, среди прочих  девушек, царственнаЯ, в лыжном костюме, с распущенными
волосами, стЯнутыми на голове вЯзаной шапочкой -  как короной. "ќта? Љак же,
помню... - со вздохом  сказал Ђршак. - Љоролева!"  - Я кивнул согласно, и мы
выпили еще.
     Ќадолго засиделись в  ту ночь.  ‚ино в этот раз не пьЯнило,  но  что-то
бунтующее  производило в  мозгу, двоило  не в глазах, а сознание, и  Я опЯть
видел себЯ  со стороны,  вроде Я и  не Я  сижу за  столом, напротив  - друг,
которого знаешь  полжизни, на столе, среди бутылок, разделЯЯ вас  и соединЯЯ
одновременно,  горит  свеча,  электричества  тут  давно  уже  нет, на  окнах
затемнение,  и  вы сидите как в склепе, вспоминаете  юность,  рассматриваете
фотографии (ни на одной больше не было €нги,  зато почти на каждой неизменно
красовалась  ее  подруга, с  волосами  как мочало,  имЯ которой вы так  и не
вспомнили,  как ни пытались),  перебираете  сборы,  соревнованиЯ,  поминаете
друзей и подруг, кое-кого уже и на свете нет, кого добрым словом, а кого еще
как,  а  землЯ...  а землЯ между тем  вращаетсЯ, вместе с  домом,  с  садом,
виноградником,  с  горами  и морем,  неумолимо  поворачиваетсЯ наша  твердь,
плывет  вокруг свечи, и с каждым градусом ее поворота вы становитесь старше,
и  ближе к рубежу, одинаковому длЯ всех,  и нет  и никогда не  будет  никому
пощады, и  все  кончат одним и  тем же, и этот великий закон бытиЯ жесток до
безумиЯ  и  до гениальности прост и прекрасен,  и в этом-то и есть, пожалуй,
Џромысел, ну так выпьем же за ушедшую молодость, за друзей, живых и мертвых,
за  любовь, за...  аvе  vita!  - здравствуй,  жизнь!  - обреченные на смерть
приветствуют  тебЯ!.. Џотом вы как-то резко, вдруг, останавливаетесь, словно
бы наткнувшись на какую-то стену, и  Ђршак  говорит обыденным, протрезвевшим
голосом:  "‘портивный  опыт  мне  сильно пригодилсЯ.  џ сейчас - охотник  за
снайперами." Љак?  “ вас тут  в самом деле,  что  ль, война? Ќо где же?.. ‡а
горой, как ни в чем не бывало отвечает Ђршак.  ђебЯта дежурЯт круглые сутки,
в  основном, конечно же, абхазы, но есть и  русские, казаки,  или называющие
себЯ  казаками,  есть греки,  армЯне, адыги, черкесы, даже грузины, местные,
причерноморские; военные действиЯ, добавлЯет,  зевнув,  начинаютсЯ  с десЯти
часов,  к  тому  времени грузинские  гвардейцы приезжают из города  на своих
грузовиках, он же, Ђршак, ходит на позиции через двое суток на третьи или же
когда случаетсЯ в  том нужда, ведь  он не  простой снайпер, он не  заурЯдный
убийца ничего не подозревающих людей,  он - охотник  за  снайперами,  высшаЯ
квалификациЯ, элита...
     -  …сли  б не помощь  горцев да если  б не  казаки... - сказал Ђршак на
прощанье. - ‡наешь, какаЯ у них дисциплина! Ќедавно одна грузинка указала на
двух казаков - изнасиловали.  ‘обралсЯ круг. Џостановили: по пЯтьсот плетей.
’ак и засекли.
     џ  долго не  мог  заснуть.  ЏрислушивалсЯ  - все  было как всегда. Џели
цикады,  где-то кричал  ишак, в горах выл шакал - и все  это глохло, вЯзло в
густоразведенной синьке  ночи. „а, все  было как всегда, и в  то, что кругом
идет война, трудно, невозможно было поверить...
     “тро  проЯвлЯлось  как  на  фотобумаге: туманное, сырое,  расплывчатое.
‡вуки глохли  во влажном воздухе, контуры гор расплывались.  ‘обрав скальную
амуницию,  отправилсЯ  к любимой скале, похожей на  клык, - “ч-аджи. ‘о мной
увЯзалсЯ Ђшотик - он, похоже, всю  ночь не  спал, -  а с  ним двое  козлЯт с
острыми рожками.
     -  ‘ейчас взойдет солнце, и  нам станет жарко, - сказал  мальчик, и мне
ничего не оставалось, как согласно кивнуть.
     Џодошли  к  скале,  Я  положил  ладонь  на  потный,  теплый  бок:  "Ќу,
здравствуй, старушка!" € она, кажетсЯ,  отозвалась: "Џривет, бродЯга!  ЋпЯть
ЯвилсЯ..." ‘тукнул молотком,  и  скала звонко  откликнулась  гулом до  самой
вершины - оттуда посыпались камешки, - старуха не терпела фамильЯрности.
     - ‘ердитсЯ, - сказал Ђшот.
     - ЏересердитсЯ. “ нее каменное сердце.
     ђазмЯвшись, надел  оранжевую ветровку  и не  спеша  пошел по  знакомому
маршруту.  ‹ез по  стене, а снизу за мной следили малыш и козы, которые даже
пережевывать перестали. Ѓыл соблазн крепитьсЯ на  прошлогоднюю страховку, но
Я, к счастью, переборол его и  забивал свежие крючьЯ.  ЏоднималсЯ медленно и
осторожно  - было почему-то  очень страшно разбитьсЯ на глазах у  мальчика и
козлЯт, - Я поднималсЯ, а в  голове перекатывались вопросы: что, так и будет
тишина? -  ни выстрела, ни взрыва. ’ишина, идиллиЯ, малыш с козлЯтами - даже
и  не верилось,  что кругом - война... —то-то не ладилось у менЯ сегоднЯ: то
путалсЯ в страховочных концах,  то ломал ногти, то молоток  выскальзывал  из
рук,  то ударЯлсЯ пребольно о выступы, которых в прошлом году вроде как и не
было, и вот, уже на середине скалы,  сорвалсЯ вдруг и полетел, раскинув руки
и цеплЯЯсь за кустики полыни и выступы, и этих спрессованных мгновений между
жизнью и смертью хватило, чтобы  как в  свете неона увидеть недавнюю  ночь в
поезде, - все высветилось в мозгу фосфорно и помимо воли, как бы пунктирно:
     - вот вы в  свободном купе, где на нижних полках телевизоры,  а на полу
навалены какие-то узлы, и оба вы как пьЯные;
     -  ты говоришь,  несешь  что-то невпопад,  и  не  смешное  вовсе, а она
смеетсЯ, и вас влечет, вас тЯнет друг к другу;
     -  вот  ты целуешь  ее:  "Ћ, целуй менЯ  до боли!.."  - шепчет  она  со
всхлипом и покусывает за ухо;
     - вот  вы  на  верхней полке,  и ее  висЯщаЯ  нога  вздрагивает  в такт
движению, и  шепот, пьЯнЯщий шепот: "’ы  самый!..  џ столько... џ  умру  без
тебЯ..." - и ты сам готов умереть за эти слова;
     - а вот вы летите с полки (кто-то рванул, видно, стоп-кран), она падает
на узлы, а ты успеваешь раскинуть руки и ухватитьсЯ за полки, и, висЯ так, в
последних  содроганиЯх,  орошаешь  ее лицо,  ее  волосы,  ее  грудь,  и она,
прогибаЯсь,  только  вздыхает:  "Ћ-о, милый!" - а  тебе до рези, болезненно,
стыдно;
     -  все  это пронеслось в  сознании в  те  несколько скрученных в клубок
мгновений, помимо  воли,  помимо  желаниЯ никогда  не вспоминать, пока летел
роковые  метры  вдоль стены до  страховочного  кулачка, летел, и было ужасно
страшно разбитьсЯ  на глазах  у ребенка, - но хорошо, обвЯзка шведскаЯ, и не
сильно потертаЯ, выдержала, хоть  и заскрипела, заскрежетала всЯ,  и костыль
попалсЯ новый, без дефекта и ржавчины, и забит был надежно, и сам за зиму не
очень разъелсЯ, - лишь скрипнуло, треснуло,  да  шлепнуло о  гранит так, что
сопли  на стену,  считай,  легко, даром отделалсЯ, и  после этого протрезвел
словно, очнулсЯ от дремы, всЯ соннаЯ одурь  слетела мигом:  ну,  здравствуй,
жизнь!..
     ‘низу раздалось:
     - Љрестный, тебЯ сейчас Ѓог спас, да?
     ‚ытираЯ кровь  из  носа, перебралсЯ на  карниз -  не отпускало ощущение
чуда, может, и спассЯ потому только, что внизу стоЯл мальчик, на чьих глазах
нельзЯ,  грех   было  разбиватьсЯ?  -  закрепилсЯ,  сделал  гамак,  и  решил
перекусить: всегда  после  таких  смертельных  встрЯсок  у  менЯ  сосет  под
ложечкой и поЯвлЯетсЯ волчий прЯмо аппетит.
     - ќй! Ќа стене! ‘лезать надо.
     - Ђ что случилось?
     - Џока ничего, но может... ‚ два часа фугасы над скалой пойдут.
     ‚низу  стоЯл человек в бараньей папахе;  на штанах красные  лампасы; за
голенищем - плетка.
     - € зачем только люди лазЯт по скалам?
     - Ђ зачем - воюют?
     - џ - казак.  -  Љогда  сблизились,  казак  заправилсЯ,  сдвинув  набок
папаху, щелкнул  каблуками кирзовых сапог и  представилсЯ: - ‹авр. - ђука  у
него оказалась тонкаЯ и белаЯ.
     - Ћ-о, так это вы в честь генерала Љорнилова имЯ сменили?
     - Ќу что это за имЯ было - ‘танислав?..
     - Ђ как же допустили, чтоб засекли товарищей? Ќеужто нельзЯ было как-то
помочь?
     - ‘екли по очереди, все, - как тут поможешь? Џо десЯть ударов. ”илонишь
- самому пЯть плетюганов. ђебЯта кончились на второй сотне.
     - Ђ когда тут замиритсЯ, что делать думаете?
     -  •м,  прЯмо  интервью  какое-то...  ‚  Џриднестровье  зовут,  кордоны
строить. Њожет,  в ћгославию подамсЯ... впрочем,  что раньше времени...  Љак
говоритсЯ - mеmепtо mоri, - сказал он, немного красуЯсь и бравируЯ.
     Ќо не легкой и далеко не безобидной показалась эта бравада.
     - ђаньше-то кем были?
     - “чителем географии.
     ЋрудиЯ ударили ровно в два. „ымЯ  и закручиваЯ воздух в спирали, летели
снарЯды  и  мины над скалой.  ‘лышно было, как  рвались  они на  перевале, у
грузинских гвардейцев.  Ћдин  вдруг, задев за  вершину сосны, росшей наверху
скалы, лопнул с сухим  рассыпчатым треском. Њы  с Ђшотом наблюдали за этим с
морЯ,  из лодки,  с которой  Я пыталсЯ ловить ставриду.  Њальчик  поглаживал
борт.
     - Ђ правда, что давным-давно в этой лодке, в бурю, папа родилсЯ?
     џ не стал ему возражать, не хотелось рушить семейное предание.
     ..—асы пробили восемь. •риплый, словно простуженный  голос объЯвил, что
"пассажирский поезд  до  ђиги  подаетсЯ на второй путь".  џ  встал  у начала
платформы, чтобы не пропустить ни одного пассажира. Ѓыло  жарко, а Я стоЯл в
оранжевой ветровке и, наверное, озадачивал своим видом людей, шедших мимо, Я
всматривалсЯ в них, а они шли  мимо и  шли, везли колЯски с  поклажей, несли
мешки и  сумки,  шли,  волоча  ноги,  грустные,  и  скакали,  пританцовываЯ,
веселые, шли молодые и старые, шли мимо и стороной, и не  было, не было,  не
было, все еще  не было среди них той, которую Я искал, и никому не было дела
до одинокого  мужчины, странного,  в  оранжевой ветровке,  который вдруг все
острее  и  острее стал чувствовать себЯ  сиротой  в этой  шумЯщей  и кипЯщей
толпе.
     „а, теперь у тебЯ, похоже, нет в жизни ни-ко-го.
     Ђршак в засидку  ходил  через  двое  суток  на третьи.  Џо  графику. Ћн
контролировал линию  фронта длиною в семь километров. Џоследнее времЯ у него
давно  уже  не   прибавлЯлось  зарубок  на  прикладе  -   стоило  грузинским
самодеЯтельным снайперам узнать, что против них стоит бывший биатлонист, как
они спешно менЯли позиции. „ва  днЯ Ђршак  работал в школе (был он физрук, и
летом восстанавливал  поломанные за сезон спортивные снарЯды),  а на  третий
день облекалсЯ в бронежилет, надевал каску, брал длинноствольную ‘‚„ калибра
7,62 и шел на позиции. ‘ самого приезда  не покидало ощущение, что война тут
какаЯ-то  оперетточнаЯ.  Љазаки  с  плетьми,  в  бараньих  папахах, горцы  в
черкесках, с кинжалами, кушающие вилками гулЯш  из свинины... маскарад, да и
только.  —уть  ли  не каждый день поЯвлЯлись какие-то  добровольцы, получали
оружие,  палили  в  белый  свет,  фотографировались в свирепых  позах; побыв
недолго, бесследно исчезали, порой в самое горЯчее времЯ. ’ак же, говорЯт, и
у грузин; те  и  вовсе по восемь  часов воюют, ни минутой больше. ’акаЯ  вот
война.
     Ћднажды в "выходной" к Ђршаку прибежал запыхавшийсЯ казак. ’от, который
‘танислав-‹авр. ‘биваЯсь, стал рассказывать: на грузинской  стороне поЯвилсЯ
неизвестный  снайпер. Ќачалось с того, что один из абхазцев пошел поутру  за
водой. Џо водоносам не стрелЯли  - неписаный закон. Ќо в этот  раз закон был
нарушен. Џарень упал с простреленной ногой. Њесто ровное, спрЯтатьсЯ некуда,
лежит,  беднЯга,  кровью  истекает.  Ќикто за  ним  не  шел,  ждали  второго
выстрела. Ќо снайпер молчал.  ’огда кунаки  того абхазца решили его вынести.
’олько они выбрались на открытое место,  как  один тут же и споткнулсЯ; а за
ним - другой.  “ обоих ноги перебиты. ‹ежат, уже втроем, на  гальке, - жара,
кровища так  и хлещет. Ћдин  попыталсЯ ползти - тут же новаЯ  пулЯ  в плечо.
’огда к ним четверо казаков  пошли  - ребЯта оторви да брось! Џо очереди все
четверо и споткнулись. Џосле этого никто уже не решалсЯ вылезать из  окопов.
‘тали  ждать темноты. € вот, когда солнце спрЯталось  за гору и  лишь  алела
узкаЯ полоса, похожаЯ на глубокий порез, раздалось  семь выстрелов подрЯд, -
хотЯ  двое  или трое  раненых в этой милости  уже и не  нуждались.  "ќто  не
снайпер, - закончил свой рассказ ‹авр. - ќто какой-то людоед".
     ‘обиратьсЯ Ђршак начал еще с вечера. Џочинил бронежилет,  обтЯнул каску
маскировочной сетью,  смазал винтовку и отсортировал  патроны: выбраковывал,
если  был тусклый капсюль или хотЯ бы маленькое ржавое  пЯтнышко на гильзе -
не  дай Ѓог осечка. ЏоднЯлсЯ чуть свет и стал облачатьсЯ  в боевую амуницию.
Џеред  уходом  сказал: "џ  убью его. Љак бешеного  шакала." ‚ернулсЯ  уже по
темноте. Ќервный, злой, голодный. "Ќу?" - "‚ другом месте, гад, разбойничал.
Џока себЯ обнаружил, да пока Я туда перебралсЯ, да пока обустроилсЯ, он, как
и вчера, шестерых греков - там греческий легион стоит..."
     —етыре днЯ Ђршак гонЯлсЯ  за "людоедом" - тут уж не до "графика" стало.
Ѓез  толку. Ћ  зверствах ужасного грузина ходили легенды. Ѓойцы боЯлись даже
выглЯнуть из-за  бруствера - реакциЯ и кровожадность у "людоеда" были  как у
тигра.  Ћн попросту терроризировал  абхазскую сторону; никто не знал, откуда
ждать его пуль. Ћн был, похоже, дьЯволом во  плоти: только Ђршак опустилсЯ в
окоп  перекусить,  -  винтовку  оставил  на  бруствере,  -  как  над головой
свистнула пулЯ, и на  каску посыпалось  стекло: прицел был разбит вдребезги.
‚ечером Ђршак рвал и метал. "Ћн менЯ унизил! Љак мальчишку!" †ена причитала,
маленький Ђшотик испуганно плакал, а ты сказал: "Ђ может - пощадил?" - "—то?
Ћн -  менЯ?!"  Ђршак  бесновалсЯ,  и ты  почувствовал: еще одно-два слова, и
дружбе конец. € ты смолчал.
     ‚ течение следующих трех дней, пока Ђршак  искал новый прицел, "людоед"
уничтожил восемнадцать человек. Ќарод повалил из  окопов.  Ќе  до фотографий
стало... Ќа  четвертый день Ђршак вернулсЯ. "‚от, нашел! –ейсовские  стекла.
’еперь уж он у менЯ..."
     € началась охота. Ђршаку отрыли четыре Ячейки, рЯдом с ходами сообщениЯ
и противоминными укрытиЯми,  и он постоЯнно менЯл места,  чтоб сбить с толку
соперника. ЏЯть дней было затишье, снайперы присматривались друг  к другу, а
бойцы  ждали, чем все это кончитсЯ.  € вот на шестой день  раздалсЯ  роковой
выстрел. ђассказывали, Ђршак ни с того ни с сего вдруг выскочил из  Ячейки и
кинулсЯ в траншею, в укрытие. Љто-то из абхазцев утверждал, что слышал свист
мины, котораЯ  не разорвалась  - она-то, похоже, и напугала Ђршака. Љогда он
выскочил из Ячейки, тут свинец и куснул в плечо. ђана могла быть пустЯковой,
если бы пулЯ прошла навылет, но она, пробив плечо, срикошетила от внутренней
стенки бронежилета и, пропоров мышцы вдоль ребер, вошла в пах. Ђршак истекал
кровью.  Ѓинты  сочились.  "Љ  морю!  - хрипел  он.  - ‚езите  к  морю!" …го
взгромоздили  на грузовик  и помчали.  ‘корее!  ѓрузовик  - летел...  €  вот
показалсЯ голубой,  искрЯщийсЯ перламутром выпуклый диск морЯ. Ђршак замахал
рукой. ѓрузовик  развернулсЯ  так, чтобы  раненому  было видно море, открыли
борт,  приподнЯли  голову,  и  пред   этой   голубой   стихией,   пред  этой
разламывающей   горизонт  стеной  аквамарина  душа  Ђршака  воспарила.  ’ело
дернулось, вытЯнулось, и друга не стало.
     Ђ Я в  это времЯ  ловил с лодки жирную салаку  и радовалсЯ,  что полный
штиль и что рыба хорошо берет на тесто. Џрости менЯ...
     Џохоронили Ђршака по абхазскому обычаю, хоть и был он армЯнин по крови,
- прЯмо у него в палисаднике, под старой айвой. Љогда опускали гроб в могилу
и дали прощальный залп, маленький Ђшотик крикнул вдруг в наступившей тишине,
указываЯ на небо: "‚он! ‚он мой папа полетел!" ‚се вздрогнули... Ќа могиле Я
взЯл  в руки  винтовку друга. Ќа ней еще не просохла кровь,  деревЯнное ложе
липло к пальцам...
     ‘тал готовитьсЯ к охоте. ЏредстоЯла грандиознаЯ работа,  где выстрел  -
заключительнаЯ  точка,  подводЯщаЯ  итог.  ‘делал на  пЯти  пулЯх  различные
надпилы  - горизонтальные,  вертикальные,  кольцевые,  -  и  попросил  ‹авра
посидеть за валуном.  џ  над  камнем буду  пускать эти  пули  с километровой
дистанции, а его задача - отметить  ту  пулю, чей свист будет наиболее похож
на свист падающей мины. ‹авр оказалсЯ не робкого десЯтка и выполнил все, как
Я просил.  ‘казал, что от звука четвертой  пули  душа  прЯмо  сворачиваетсЯ,
скукоживаетсЯ, как листок, - кажетсЯ, прЯмо на голову падает что-то ужасное.
Ђга, заключил Я, значит, спиральный надпил...
     Ќаутро ‹авр установил в соседнем окопе миномет. џ проинструктировал: по
знаку надо очень громко (чтоб донеслось до грузинских позиций) скомандовать:
"ЃатареЯ! есть снарЯдов, беглым, - огонь!" Ќо выпустить следует пЯть,  пЯть
- и ни одной миной больше.
     ‘трелок  ‹авр  был  отменный: однажды,  рассказывали,  заметил,  как  у
грузинского блиндажа суетились гвардейцы. Ћн положил мину прЯмо перед входом
- убило восьмерых да сгорел мешок денег. ЋказываетсЯ, там зарплату выдавали.
Ќа  такого  спеца  можно  было  положитьсЯ.  Ћсталось  обнаружить  снайпера.
Ќепросто  это.  ‘колько  ни  выставлЯли  на  палках  над  бруствером  папах,
фуражек-"аэродромов", касок - ну,  стрельни! - все без толку. Ќо мы с ‹авром
и  тут  приготовили  сюрприз.  Ќа вершине небольшой  скалы,  у  нас в  тылу,
спрЯтали манекен скалолаза в Ярко-оранжевой ветровке, осталось только начать
его  спускать.  € вот  пока в окопах ругались,  выставлЯЯ на палках головные
уборы, нехорошо при  этом  поминаЯ "людоеда" и его матушку, один  из казаков
стал потихоньку спускать  со скалы  манекен  -  даже с  расстоЯниЯ  в двести
метров  его  запросто можно  было  принЯть за живого  человека,  -  отличнаЯ
приманка  длЯ  снайпера;  в  окопах  бурчали,  хлопец  спускал  вдоль  стены
"скалолаза", а Я наблюдал в окулЯр за противоположным склоном долины, следил
внимательно,  боЯсь пропустить  вспышку  выстрела,  слушаЯ вполуха  ворчание
бойцов,  а перед  глазами... перед  глазами всплывали и выстраивались другие
картины: вот  подойдет первое августа - совсем уже  чуть-чуть  осталось! - и
вот перронные часы показывают семь, и вы встречаетесь; ты берешь ее за руку,
она вспыхивает и опускает  взглЯд;  проводишь ладонью по золотистым  прЯдЯм:
какие  они  у  тебЯ; это  все  благодарЯ  твоему  гребню,  откликаетсЯ... (‚
грузинских окопах между тем началсЯ шум, поднЯлсЯ гул, слышались крики: "‚он
-  на скале! „а  стрелЯй же!") ѓоворишь, что  очень скучал; она отзываетсЯ -
тоже...  €з-под валуна, на котором  одиноко  чах сутуловатый кипарис,  вдруг
резко блеснула кинжальнаЯ красноватаЯ вспышка выстрела - нервы у  "людоеда",
видно, были не из веревок - такаЯ ЯркаЯ приманка на совершенно голой стене -
где  тут удержатьсЯ? Ђн нет! ЏулЯ не манекен продырЯвила, а, как ни странно,
из  казачьей  папахи  вылезла  клокастаЯ  вата.  ‚идимо,  наживка  на  скале
показалась уж  очень Яркой и Явной, а  снайпер,  похоже, далеко не дурак. Ќо
зачем тогда вообще стрелЯл? ..
     ‚алун чернел выпукло и влажно, отливаЯ металлом, как шлем с шишаком, на
маковке - кипарис, словно перо; машинально  отметив, что траншеЯ,  где можно
укрытьсЯ  в  случае  артналета, слева от снайпера, Я разгреб  локтем  гальку
справа от себЯ, расширЯЯ сектор обстрела. „ал знак ‹авру; тот, сложив ладони
рупором,  взревел:  "Љвадрат... беглым...  шесть  снарЯдов".  Њины  ложились
строго вокруг  валуна, как и было задумано, недаром  про ‹авра говорили, что
он,  при  желании,  и  в  карман  мину  забросит,  надо  только  пошире  его
оттопырить,  - одна  справа,  другаЯ слева, третьЯ  с недолетом,  четвертаЯ,
пЯтаЯ... џ выстрелил прЯмо под комель кипариса, под перо - шесть! - в черный
выпуклый валун, где затаилсЯ снайпер и, ожидаЯ реакции,  повел  влево. —ерез
секунду над черной галькой майским жуком мелькнула каска. Ћна находилась над
поверхностью всего  несколько мгновений,  которых мне хватило, чтобы  успеть
влепить   в    этого   глЯнцевого    жука   свою   хлесткую,   со   стальным
сердечником-жалом, пчелу: за Ђрш-шака!
     лем  слетел,  словно  лопнул  орех,  и  по  черной  лоснЯщейсЯ  гальке
разметались длинные волокна  волос. —-черт возьми!  ‚от это  людоед! Ѓа-аба!
—то-то кольнуло менЯ, больно и резко. …ще раз посмотрел в окулЯр, сказал про
себЯ: грузинка, ишь грива какаЯ!.. „а,  волосы были длинные, пышные, - и как
вороново крыло. ‚ следующее мгновение голова снайперши  исчезла в траншее, и
лишь каска валЯлась на виду до самой темноты.
     Ќаутро не было и каски.
     ...—асы пробили девЯть. —ерез семь минут поезд отойдет. Џеррон опустел.
€нга не шла. Ќу что ж, видно, опЯть - nоn fatum...  € Я уже  повернулсЯ было
уходить, и  уже с тоской представил безрадостный путь домой, в Љостомыкшу, с
болезненным    содроганием    осознал    надвигающуюсЯ   осень,    старость,
одиночество... и вдруг увидел прЯмо перед собой женщину с двумЯ капроновыми,
Ярко-полосатыми мешками. Ћна показалась знакомой. €  эти мешки... ’олько вот
волосы у женщины... иссинЯ-черные, Явно крашеные. „а это же - подруга €нги!
     - Џривет! Ђ где же?! ..
     - …е не будет.
     - Џочему?
     - Ќу, так...
     - ќто же ее мешок.
     - „а, ее. Ќо самой не будет.
     - ’огда передай ей, пожалуйста, вот эту ветровку...
     - •орошо, передам.
     €, уже войдЯ в вагон и забросив в тамбур полосатые мешки, женщина лезет
в один карман, в другой,  наконец  находит и  протЯгивает  гребень из  кости
мамонта.
     - ‚от. ‚озьми. € не ищи ее. Ќе надо...
     Џоезд  трогаетсЯ и  проходит, проплывает мимо, мимо... Ђ Я стою, смотрю
перед  собой  потерЯнно и  жду  зачем-то,  пока  проедет последний  вагон  и
скроетсЯ за поворотом, и сжимаю  в руках гребень. € боюсь на него взглЯнуть.
’ам,  среди бегущих оленей, рванаЯ  дыра. Ѓудто тупым  сверлом  продавленное
отверстие - этот диаметр, братцы, мне знаком до боли...
     € вот  поезд  прошел,  пропал,  растворилсЯ в  голубизне сумерек, и  вы
движетесь по перрону, рывками, выписываЯ замысловатые кривые, ты и зажатый в
руках гребень, и тебе страшно разжать кулак и взглЯнуть еще раз, прижал руки
к груди,  зажал  колючий гребень, как ежа,  и  что-то бормочешь, согнувшись,
сжавшись,  словно  получив  рваную  рану в  живот,  -  что-то  о калибре,  о
миллиметрах...  Ђ  сквозь  тучи кроваво взирает на вас, движущихсЯ по узкому
перрону, узкоглазый  южный закат  - тонкий  и ровный,  как  алый  бритвенный
порез.
     Ћ-о-о, как есть хочетсЯ!


        „Ћ ‘…„‹Ђ!

     <i>Џодав ему щит,  отведе  ему копие, и ударив его мечом в главу и рассече
его до седла...</i>
        (€з летописи)
     <i>Џоезд  гремит  на стыках, звенит на  стрелках, грохочет на  переездах и
мостах. џ еду домой из Њосквы. ‘ мокрого севера на сухой родной юг. ‘ убогих
суглинков на жирный чернозем.  ‚агон  давно  уже  весь спит. Ђ Я нахожусь  в
каком-то странном состоЯнии -- то ли дремлю, то ли бодрствую, то ли пребываю
в каком-то полутрансе-полусне.  Љартины невиданных событий  проплывают перед
глазами,  Я живу в какой-то другой,  давно  ушедшей, прожитой не мной эпохе,
участвую  в событиЯх,  о которых  никогда даже не слыхал. Ђ  впрочем... …сли
допустить существование генной памЯти и увЯзать ее со словами прадеда о том,
что  какой-то из наших предков  был в свите самого —ингиса, батьки-царЯ, это
передавалось из поколениЯ в поколение, -- тогда  все становитсЯ на  место. ‚
том  полусне  вроде как не совсем Я, но в то  же времЯ отчетливо  вижу свои,
именно мои, руки, даже рассеченный палец -- мой. ‚от... вот вижу себЯ едущим
на лошади...</i>
     „а,  Я еду  на  лошади арабских кровей,  на своем  солово-пегом  мерине
‘айтане, что злой, как сатана, сижу в седле  несколько боком, по-нашему, так
удобнее  при  долгих переходах, когда стремена во всю  длину распущены, одна
нога поджата,  другаЯ распрЯмлена, не так устаешь, особенно когда целый день
в седле. ‘зади, по обе стороны седельных подушек, покачиваютсЯ, поскрипывают
кожей переметные сумы. Џод  войлочным потником, прЯмо  на  лошадиной  спине,
ближе к крупу, вЯлитсЯ, заветривает, пропитываЯсь конским "мылом", баранина.
‘лед в след за моим мерином идет заводнаЯ  лошадь, лохматаЯ, каураЯ, степнаЯ
кобыла, на хребте которой выситсЯ  походный  скарб: палатка, казан,  сумки с
крупами, овчинный тулуп,  запас стрел с треугольными наконечниками,  рвущими
кольчужное  плетение, часть в  берестЯном запасном саадаке, часть в  свЯзке,
беремЯ  целое,  волосЯной аркан,  кованный  в  ‚алахии  топор-бердыш, кошма,
попона и прочаЯ всЯческаЯ всЯчина,  прочий всЯкий  шурум-бурум. ‡а  мной, по
сакме   прибитой,   тЯнетсЯ  весь   мой  десЯток-юрт,   звенЯ   маслЯнистыми
кольчугами-байданами  да  юшманами,  гремЯ  нагрудными  стальными  клепаными
пластинами; черные  конские  Яловцы  на шеломах-чичаках  развевает встречный
ветер.
     џ еду с родины, где не бывал  двадцать лет, с родины, котораЯ  поразила
своей  нищетой и  разочаровала  крайним  убожеством,  тупостью  и  трусостью
насельников-обитателей. Ќет, сюда Я больше не ездок. џ нарочно напросилсЯ со
своим десЯтком в  полусотню  Њахнача-багатура,  который  шел собирать Ясак и
тамгу, по мальмиусской сакме, на мою родину. џ проехал по тем самым холмам и
буеракам,  по тем перелескам, где двадцать лет назад бегал сиротой-подпаском
за мирским стадом. ‚стретилсЯ с друзьЯми детства, которые еще живы (они менЯ
не  признали,  говорили,  что Я  сделалсЯ чистый нехристь-поганец,  небось и
конину  вкушаешь?  --   и   не  только  конину...),  помЯнул  тех,  кто  уже
преставилсЯ, встретилсЯ с  “льЯшей,  по которой когда-то  вздыхал  и котораЯ
сейчас  старуха-старухой и,  похоже, ничегошеньки не помнит, отчего  на менЯ
нашла такаЯ тоска, как  давно уже не накатывало, Я думал даже, что  ничто уж
не  проймет  после того, что видел и  пережил, и  вдруг  похолодел от  одной
мысли, что  не  забери менЯ  тогда  баскаки,  так  и  Я прожил  бы такую  же
скотскую,  смиренную  до  убожества  жизнь,  как  эти  забитые  смерды,  без
подвигов,  без куража и славы; встретилсЯ и со старостой …рмилычем -- тот на
колени  встал,  солово-пегое  стегно конЯ  моего ‘айтана, злого как  сатана,
лобызал, умиленные,  притворные  слезы проливал, старый лисовин  с  козлиной
бороденкой,  свои  благодеЯниЯ   ко  мне  вспоминал,   --   хлестнул  Я  его
плеткой-камчой  по  лицу,  несильно хлестнул и  три  раза всего  за все  его
"благодеЯниЯ", Я-то не забыл ту жгучую обиду, котораЯ все эти годы хранилась
в  душе,  где-то  в  самом потаенном,  темном  и забытом уголке,  хранилась,
свернувшись в тугой клубок, как аспидно-чернаЯ змеЯ-гадюка.
     € вот еду Я с сырой, бедной, не родной мне уже родины, чтобы никогда уж
сюда  не воротитьсЯ. џ -- ордынец, каз-ак,  вольный человек, воин, живущий с
войны, с сабли и с крови, Я участвовал в знаменитом, очень удачном и дуваном
богатом походе к ‹азоревому Њорю,  о котором до сих пор боЯны слагают и поют
стихиры, и горжусь,  что ЯвлЯюсь воином батьки-ЃатыЯ, покорителЯ  окоема, да
будет  он  жив,  здоров и  могуч,  и что  батька отмечает  менЯ  и  три раза
приветствовал по  имени и  прозвищу,  как когда-то  самого  Ќазара-багатура:
привет, ‚аньша-деготь-багатур, крепка ли твоЯ рука?  -- Љрепка, батько, умру
за тебЯ!  -- отзывалсЯ Я  на  прозвище,  которое прилипло ко мне  за то, что
остер и едок на Язык  и  смутить могу  человека одним  словом.  Ђ  родилсЯ Я
смердом черным,  и жил тут, в этой  деревне, которую только что покинул, жил
при  мирской скотине, жил хуже скотины,  пока  не пришли баскаки  за тамгой,
данью кровью...
     Ђх,  как мне  хотелось  побывать  на родине, все  эти  годы так прЯмо и
разжигало, даже во  сне  видел, как  хожу  по  родным местам,  встречаюсь  с
землЯками, рассказываю о тех девЯти, с которыми  уходил когда-то в неведомые
дали, как умирал ‹ука по дороге в Ћрду от антонова  огнЯ, а …рман от горЯчки
уже в учебном лагере, Љосьма ушибсЯ, упав на  учениЯх  с лошади; как погибли
Њикита,  Њартын и …мелЯ в  боЯх за Љыев-Љивамань и за  Ѓуду; как умер от ран
”ома  в ‚алахии, а  ‘енька  утонул в голубом  €стре;  с ’ита  же, говорЯт, с
живого  бессы содрали  кожу; Я  хотел поклонитьсЯ родине от имени всех  моих
погибших  друзей,  --  кто знает,  сколько самому  осталось,  -- передать их
родным последние  наказы, а заодно и самому показатьсЯ, пусть посмотрЯт, что
получилось  из  бывшего  мирского  пастушка  ‚аньши,  которого все унижали и
обижали, особенно  староста …рмилыч, похожий на козла-цапа, который  однажды
даже выпорол на глазах у всего села, и главное, ни за что ни про что: корова
его объелась жирного  пыреЯ, а  тому взбрело в  его  плешивую башку, что  --
зеленей. Љакие только кары не выдумывал ему в детстве, и вот вчера отомстил,
хлестнув его  при  народе сыромЯтной  камчой,  да по  лицу. •оть  это  и  не
по-христиански, ну да  нагайка моЯ -- она  же не христианка. Њожет, оттого и
нет никакой радости?..
     ‚  ту  далекую  осень,  когда  забирали  нас  в  Ћрду, казалось,  жизнь
кончилась,  а сейчас-то понимаю, что  тогда  она  только-только  начиналась,
настоЯщаЯ,  и что,  похоже, то был воистину -- Џромысел  Ѓожий. Ѓыла позднЯЯ
осень, чернотроп, глухаЯ, однако еще сухаЯ и теплаЯ осень, когда приехали из
Ћрды баскаки собирать Ясак  и  тамгу,  десЯтину  кровью, --  о,  что за  вой
поднЯлсЯ! Ѓабы, чьих детей назначили к  участию в "смотринах", выли днЯ три,
некоторые  катались в ногах  у …рмилыча,  тогда он еще не старый был, лысина
только-только намечалась. ‹ишь обо  мне, ‚аньше-пастушке, никто не голосил и
никто  не просил за  менЯ,  не валЯлсЯ в  ногах у старосты. € тогда Я сказал
себе:  если останусь  жив и если  суждено  будет встретитьсЯ  -- обЯзательно
отплачу  сполна этому плешивому  козлу,  этому цапу смердЯщему. € вот  вчера
сдержал слово свое и должок вернул.
     Ђ  тогда нас  построили в рЯд, человек сорок,  мальчишек-подростков,  и
вдоль неровного  строЯ  стали ходить "купцы", пристально осматриваЯ "товар".
™упали  плечи   и   ноги,  в  рот  заглЯдывали,  заставлЯли  дыхнуть.  ‘разу
выбраковывали  низкорослых, косых, рЯбых,  конопатых, слабосильных,  больных
нутром.  Ћстальных  стали "испытывать":  кого  били плеткой  по  лицу,  кого
ударЯли ладонью в лоб, кого  заставлЯли бегать с камнем в  руках... Ћтобрали
десЯть человек, которые все сейчас уже мертвые,  за  исключением  менЯ. ЊенЯ
тогда взЯли  сразу, почти  без проверок. ’олстый мордастый баскак -- это был
Ќазар-десЯтник, Ќазар-багатур, мой будущий наставник и отец-атаман, которого
срубили  железные лыцари  в  Њоравии,  закованные в  карасины и  бригандины,
срубили, развалив алебардой  старый надежный  его бехтерец, да будет ему  та
каменистаЯ нероднаЯ землЯ лебЯжьим пухом и да  не обнесет  его  на том свете
золотой чаркой Њихаил-Ђрхистратиг,  -- так вот  Ќазар-десЯтник  менЯ выделил
сразу и, хлопнув по лбу  ладонью, заглЯнул в глаза  и сказал: "џкши, хлопче,
добрый будешь каз-ак!" -- и отвел в сторону.  Ќикто по мне не заголосил, как
голосили  по  другим,  убивались  как  по  покойникам,  когда их  признавали
"годными", никто даже не повернулсЯ в мою сторону. џ был круглый сирота.
     ‚  тот же день нас увели, и  к вечеру ‚