о одноэтажное серебристое  строение  само по себе не
горело, лишь выплескиваЯ из  задних своих окон на землю разбегающийсЯ огонь.
Ћно горело внутри. ’ам, в  огне, пробивались мужчины; погасить не сумев, они
сумели добратьсЯ до ворот и  отперли строение изнутри. Ђварийные ворота были
довольно широки. ‚ них,  прихватив  топоры, не мешкаЯ устремились женщины. ‘
закутан-ными   в   трЯпье  головами,   похожие  издали  на  кукол  домашнего
изготовлениЯ, женщины принЯлись рубить перегородки,  а  оттуда,  где было не
продохнуть  от  дыма,  лихорадочно работаЯ топорами, двигались им  навстречу
мужчины. Њужчины  задыхались, но наконец пробились. Ћдин из  них выскочил из
ворот  -  черный, дымЯщийсЯ,  он  заорал  на женщин,  после чего те послушно
побросали топоры - деревЯнное вон! - и баграми, длинными баграми, держась по
двое-трое за багор, вскрикиваЯ от  натуги, выволакивали деревЯнные переборки
наружу.  †енщины оттаскивали длинные горЯщие бруски на траву, где и  бросали
поодаль, а затем  вновь устремлЯлись в ворота и  вновь захватывали  то,  что
цеплЯли им на  багры там, в огне, черные мужчины. Ћтпылав, бруски на  мокрой
траве, мало-помалу  гасли. Ѓруски превращались в некрасивые,  убогие в своей
обгорелости деревЯшки.
     Њенее  мощнаЯ,  но  более  опаснаЯ  часть пожара  была  там, где  пламЯ
выплескивалось  из окон  зданиЯ  на заднюю сторону и где огонь с  деревЯнных
Ящиков мгновенно перекинулсЯ  на  разлитые лужи масел и отходов.  ’е двое, в
касках и с шлангами,  стоЯ насмерть,  уже  совсем  близко от газгольдера, не
давали  ни пройти, ни подобратьсЯ огню,  который  пер и  пер, сжираЯ на пути
лужи масел и от лужи к луже взметываЯсь. Ќо и здесь уже означивалсЯ перелом.
Љ  звукам  добавилсЯ ритмичный клекот -  заработал насос:  пена  вздувалась,
покрываЯ пламЯ и одеваЯ его в белую рубашку.
     ‹ишенный дерева,  огонь  внутри  строениЯ  затухал. Ќо  в самой  правой
части,  прежде чем погаснуть, пожар на  миг все же взЯл свое: клубы  пара  и
дыма смешались,  и  праваЯ  часть крыши строениЯ вдруг  снЯлась, раскрылась,
взлетела, после  чего  рванувшеесЯ  к небу целое облако искр и огнЯ означило
взлет пожара, но и одновременно его конец. Џожар кончилсЯ разом с этим своим
мощным последним  вспыхом.  ‚озникла понЯтнаЯ  длительнаЯ тишина, в  которой
потухшее строение  стоЯло  само по себе, смотрело  пустыми глазницами  окон.
’ихие и несильные дымки тЯнулись оттуда.
     †ертв  не  было. ѓрузоваЯ, стоЯвшаЯ там наготове, ушла в город  пустой.
‘меркалось.
     ‡авод  был обнесен невысокой стеной,  в ограде была дыра, а  из  дыры с
сильным напором бежал белый мутный ручей. ќто бежала вода, погасившаЯ пламЯ.
Ѓашилов поЯснил  жене, что  вода будет  течь еще  долго -  всю  ночь.  Ќо  и
иссЯкнув, вода  оставит влажный, промытый  белым след, на котором не  растет
трава.

     Џосле  своего  авторского   концерта  в  ‚ене  Ѓашилов   остановилсЯ  у
композитора  ‘. -  он прожил  у  ‘.  три  днЯ. “тратив в  силе  музыкального
воображениЯ,  венцы  тем не менее остались одними из самых тонких  ценителей
музыки,  что  в полной мере  относилось  и  к ‘.,  талантливому и  несколько
меланхоличному продолжателю традиций Њалера.
     Љогда после обеда  женщины поехали посмотреть  ‚ену и  сделать покупки,
Ѓашилов и ‘. сначала покуривали, затем  стали немного музицировать. Ѓашилова
тогда охватила  идеЯ маленького  экспери-мента,  своеобразной обкатки  новой
вещи: был закончен квартет, и хотелось проверить музыку на чутком чужеземце.
ЏерваЯ,  втораЯ и четвертаЯ части квартета  были написаны  достаточно мощно,
третьЯ  же до их силы  не  дотЯгивала, и,  подстраховываЯсь,  Ѓашилов ввел в
третью  часть старинные и взаимно перекликающиесЯ темы Ђварийного  поселка,-
речь  не  о  мелодии,  скорее  о  праоснове,  о том,  что  Ѓашилову  удалось
вычленить, спускаЯсь в музыке в направлении ощущаемого  им прими-тива. ’огда
же  возникло  общее длЯ всех  частей  и  как бы  ритуальное  начало:  возник
внеличный,  непреложный, стоЯщий  над человеком  и  властно  его  увлекающий
мелос,-  квартет был  готов.  Ћтчасти  с улыбкой  и  отчасти всерьез Ѓашилов
хотел, чтобы  ‘. выбрал на свой вкус лучшее. ’очнее, вопрос стоЯл так: какаЯ
часть  наислабейшаЯ  и  какою  можно было бы  в  квартете  пожертвовать, ибо
квартет сейчас, несомненно, растЯнут и несколько неустойчив?
     ”ортепьЯно, конечно же,  не  передаст звучаниЯ  струнных, но вопрос был
Ясен, и Ѓашилов сел  к прекрасному роЯлю  в огромном кабинете ‘. с окнами на
нешумную  прощадь. Ѓашилов играл несколько вЯло. ќффект же  был неожиданным:
едва прослушав, венец немедленно указал на  третью, на ?поселковскую? часть,
но не  как  на  слабую,  а  как  на лучшую. ‚енец взволновалсЯ.  ‚енец  даже
вскрикивал от восторга. €мпульсивный, он сказал, что ведь у них есть  времЯ,
пока нет  жен:  он  сейчас же звонит своим приЯтелЯм, и они квартет сыграют,
если квартет записан.
     - ‚черне записан. - € Ѓашилов призналсЯ: - Ќо Я и со второй скрипкой не
справлюсь.
     - Ћдну минуту,- сказал венец.
     …го приЯтели приехали быстро, квартет был сыгран,  и венские музыканты,
сыгравшие  музыку впервые, шумно пили вино и говорили о несравненной третьей
части.
     -  ќто музыка, западающаЯ  в душу! западающаЯ!  западающаЯ! -  повторЯл
толстЯк-виолончелист.
     Ѓашилову было  лестно.  Ќо  кто-то  из них  опЯть же в  похвалу сказал:
?...нутро!? - или он сказал: ?...глубина!? - и каплЯ старого  Яда дала  себЯ
знать без промедлениЯ. Ѓашилов сник: да, всего лишь случай, да, обкатка, а в
сущности,  радостный пустЯчок,  но  и они, случай, обкатка, пустЯчок, лишний
раз подтвердили, что  на поверку никакой особенной музыки в нем, в Ѓашилове,
нет и не было  и что он лишь чувственнаЯ пиЯвка, перекачивающаЯ поселковский
мелос.  Ћн - куст, все более  пышный и  зеленеющий по мере того, как скудеет
почва. Љуст, который вольно  или  невольно иссушает ее. Ќеужели так? Ѓашилов
сделалсЯ красен, обмЯк лицом.
     ‚озможно,  в  голову  ударило  незнакомое  дунайское  вино   -  Ѓашилов
разговорилсЯ; он вдруг рассказал, откуда  и как  возник переклик музыкальных
тем  третьей  части.  Ћн  рассказал,  что с  поселком  существует,  кажетсЯ,
определеннаЯ и по-своему  трагическаЯ  свЯзь и  что там этой  замеча-тельной
музыкальной  темы, увы,  больше  нет,  так  как  она  есть здесь.  Ћн как бы
призналсЯ. Ћн опустил голову. Ќо  они  ничего  не понЯли. ‚олнуЯсь,  Ѓашилов
пустилсЯ  тогда в подробности: рассказал о детстве в  Ђварийном, о скобленых
столах и даже  о выкриках спЯтившей  ‚асилисы-старой, интуитивно прозревшей,
что  музыкальный рост  Ѓашилова, творческий его вырост, высасываЯ, сводит на
нет музыку поселка. ђассказ  венцы выслушали с чрезвычайным вниманием. “ них
заблестели глаза, они оживились. Ћни совершенно ничего не понЯли.
     - ЉакаЯ поэтическаЯ легенда! - воскликнули они.
     - ‚ы, ѓеоргий, поэт! - объЯвил ‘. с бокалом в руках.
     ‘мущенный  непониманием, Ѓашилов  стал объЯснЯть, что  речь  вовсе не о
легенде: как-никак он  оттуда родом и  песенное  обнищание видел  сам, видел
последовательно, от  поездки к поездке, и,  поверьте, лучше б  не видеть, не
знать,- он сказал именно о мучительности этого знаниЯ длЯ всЯкого художника,
о гнете, о тЯжести, голос его дрожал, венские же  музыканты смотрели на него
любЯ, сочувствуЯ, но не понимаЯ. Ћни молчали. Љто-то из них тихо произнес:
     - Њетафизика...
     Џришли  жены,  и ‹юба,  жена  Ѓашилова,  увидев,  какой он  красный,  и
сообразив, о  чем речь,  тут  же забыла о  покупках  и вклинилась  в трудный
разговор: да, да,  вы правы, ѓеоргий - поэт!  что касаетсЯ  поселка, ѓеоргий
большой, большой поэт!.. - жаль только, что ‹юба говорила на немецком второй
раз  в жизни, а Ѓашилов был уже сильно не в  духе, чтобы ее речь поправлЯть.
Ѓашилов молчал. Ђ ‹юба, сбиваЯсь в словах,  теперь  настаивала, что музыкант
Ѓашилов уже в  грудном  возрасте видел пожары,  такие  полыхающие и свирепые
пожары.  Ќа  плохом  немецком  она  говорила  об аварийщи-ках, о  взлетающих
резервуарах, об обгоревших людЯх, и очень скоро венцы решили, что композитор
родилсЯ,  а также провел детские годы на линии фронта, вблизи передовой. Ћни
сделали скорбные лица. Љогда ‹юба  закончила, толстЯк  виолончелист  сказал,
что война - это несчастье, большое несчастье.

     ѓрех общий,  и его,  башиловские,  мучениЯ  даже не мера его вины и  уж
конечно  не  попытка  свалить на  песенников, которые стократ  разрушают  не
ведаЯ. € может,  не сам грех,  а уж следствие греха, что музыка распалась на
башиловых и песенников. —то считатьсЯ!.. Љогда возвращались, ‹юба к ночи уже
крепко спала, а Ѓашилов вышел покурить в проход  вагона, где с некоторых пор
ему,  много  ездивше-му,  так  хорошо думалось. Џостукиванье  скорых  колес,
дерганье на стрелках, но еще больше полу-размытые во тьме ночные полустанки,
с  их  суровой  обыденностью  и  запахом шпал,  стали длЯ Ѓашилова некоторым
замещением Ђварийного поселка.  Ћн стоЯл у окна. ќто не  было изощренностью,
это  было  свЯзующей  ниткой.  Ђ  бессонница  в  поезде  и  некотораЯ толика
необъЯснимой ночной  тревоги  вполне  сопрЯгались  со  складом  башиловского
мышлениЯ:  в тот раз  не прошло  и  получаса  его  одиночества,  как Явилась
замечательнаЯ мысль. „а, четвертую часть квартета он  вовсе отбросит, третью
же, поселковскую,  усилит и  углубит  еще больше,- горечь  горечью, а музыка
музыкой.  Џусть  квартет станет трехчастным, что ж делать! ’ретьЯ, а не инаЯ
часть выросла в  сильнейшую, и  было  Ясно, что на ней,  на мощной,  и  надо
кончать.

     Љак-то исполнЯЯ с ѓущиным  свою скрипичную сонату, Ѓашилов  своеобразно
ощутил  зал:  вдруг  показалось,  что  в  концерте  присутствует  кто-то  из
поселковских.   Ѓыло   это   почти  невероЯтно:   камерный  концерт,  притом
современный,  довольно сложный,  да  еще  и  в ‹енинграде,  но  и  при  всей
невероЯтности  изволновалсЯ  Ѓашилов  необыкновенно.  Џусть случайно,  пусть
билет был дан им в  нагрузку,  ну,  мало ли  какими судьбами,  но они здесь,
здесь, они же так музыкальны,-  вот  что забилось в башиловском возбужденном
сознании. ‡ал затаенно слушал. ‘крипка вела партию, а Ѓашилов  поддакивал ей
нарастающими  аккордами и,  готовый  перейти к сольным пассажам, все думал -
вон там, в средних рЯдах, он или она навернЯка там.
     ‘ледующаЯ  вещь была также  его  собственнаЯ,  соната длЯ  фортепиано,-
Ѓашилов  несколько поспокойнел и играл, размышлЯЯ, что, может  быть,  не сам
аварийщик,  но, может быть, кто из детей  его, выросший, приехавший или даже
перехавший  в  ‹енинград жить, пришел сегоднЯ в концерт. Ћни так музыкальны,
что и  подхлестывало,  и будто бы поспокойневшаЯ  душа Ѓашилова вдруг выдала
чувственный всплеск, который не столько окрасил по-новому  мелодию,  сколько
придал ей неравновесие, опасный и  почти  виртуозный взлет.  ђуки  музыканта
заработали  с  предельной  нагрузкой. €менно  спасаЯ  вещь  и  сам спасаЯсь,
Ѓашилов  сделал  непредсказуемое:  ввел, чтобы  уравновесить, новую тему  и,
оттенЯЯ, гармонизировал разработку на ходу, после чего соната приобрела  еще
одно небольшое аллегро, а Ѓашилов - славу своеобразного исполнителЯ.
     -  ’ы,  брат,  как джазист импровизируешь! - сказал Љеша ѓущин, который
сонату знал и когда-то перекладывал ее финал длЯ скрипки.
     - ЌечаЯнно,- смеЯлсЯ Ѓашилов.
     - Ѓуду  боЯтьсЯ  с тобой  играть,-  качал головой  скрипач.  - …й-богу,
джазист!
     €  чем более мерещилсЯ  стареющему Ѓашилову  удар  сверху, взлетевшаЯ и
кувыркающаЯсЯ в  воздухе доска,  котораЯ падает, падает, падает и,  наконец,
ударЯет его в голову, в висок, тем более подтверждалось его чувство вины; он
винил  и  винил  себЯ,  но  это не  значило,  что  винил только  себЯ.  †ена
композитора рассказывала, что он не вылазил из кресла-качалки, но вдруг стал
по субботам и воскресеньЯм держать окно в кабинете своем  открытым. €м  лишь
бы повторы, говорил  он  раздраженно.  Ћн говорил, что  им  нужно упрощение,
примитив, это было всегда и всюду. ”уга в церкви и танец на улице, а значит,
всегда, даже и в церкви, они  хотели повторЯющегосЯ вдалбливаниЯ,  едва лишь
отрывались  от праматери музыки. Ћт века к  веку куплеты в театрах, марши на
похоронах,  танцы в парках и как ослепительнаЯ белаЯ вершина  вдалбливающего
развитиЯ - нынешний всемирный шлЯгер,- им нужны повторы, повторы, повторы...
Ћкно было тем не менее открыто.
     - ЋпЯть! Љаждое  воскресенье Я простужена, прикрой же  окно,-  говорила
жена  ‹юба,-  если  даже  и запоют что-то, это  будет  пьЯнаЯ  жуть  и такаЯ
банальщина, что первый же возмутишьсЯ...
     - …сли будет баналыцина, Я прикрою.
     - Ћ господи,- говорила жена.
     ‘гущались   сумерки,   окно  оставалось  открытым,  и  Ѓашилов   хорошо
укрывалсЯ,  когда  ложилсЯ спать. ‚  темноте стены сначала исчезали, а затем
пропадали совсем.  Њир становилсЯ  беспредметен. ‹юба  с  мужем не спорила,-
быть может, засыпаЯ, он все  еще ждал, что под окнами запоют, а быть  может,
ему  казалось  возле темного раскрытого окна, что  весь мир вокруг - это его
поселок.
     Ќочью  делалось  слишком холодно. †ена ‹юба  просыпалась; поеживаЯсь  и
дрожа, она проходила к нему в кабинет и прикрывала окно.

        6

     Ѓашилов приболел, и чувство  вины достало его снова. Ћн тогда отравилсЯ
в  ресторане вареными раками, жестоко промучилсЯ, но, хотЯ рвоты  и  тошноты
остались наконец позади, Ѓашилов  был  все  еще плох и  лежал  в постели при
подскакивающей  внезапно  температуре. ЋстаточнаЯ интоксикациЯ  преследовала
приступами: слышались ночные  шаги, то вдруг собачий лай. Љ ночи обрушивалсЯ
жар,
     а  жизнь  казалась  малонадежной,  висЯщей на  волоске. € Ѓашилов вновь
решил, что виноват перед поселком. € что он лишь играл  в прЯтки с совестью,
но не спрЯталсЯ. Ћпыт не утешал своей  общно-стью, и рискованнаЯ  мысль, что
композиторы прошлого так  же черпали и  так  же  истощали лоно, не облегчала
ноши. Ђ  счет  продолжалсЯ,  счет давил, и как же  было  оплачивать, если из
собственно  сочиненных  Ѓашиловым первой  и  второй частей  нового  квартета
песенники не  взЯли ни  ноты  -  хитрецы, какой нюх!  ‡ато  из  энергической
финальной темы, что  в третьей  части, разными и незнакомыми Ѓашилову людьми
были сработаны искристые жизнерадостные песни, одна за одной,  не менее семи
штук; песни были талантливы, нравились, и уже год за годом  всЯ эта веселуха
звучала с  эстрады,  по  радио  - и возвратным  обычным  путем  - глушила  и
добивала  поселковскую  стихию  музыки.  €з  угла  надвигалась  картина-сюр.
Џесенники  были теперь единым  и многоголовым живым существом  -  головы  их
раскачивались, пели гаммы, а ночь тЯнулась как бесконечнаЯ. Ѓашилов мучилсЯ.
†ар не покидал.
     Ћн не понимал,  где  он;  думал,  что  он  в поезде и что едет  туда, в
поселок,- больной, он  подыма-лсЯ с постели и в  темноте  пыталсЯ  подойти к
окну. Ћн пошатывалсЯ. Ћт жара шум в голове уплот-нЯлсЯ в тихое  постукивание
и  возникал  стук  колес,-  темень за  окном походила на  ту темень, что  за
вагонными окнами, когда поздней ночью раздергиваешь белые занавески, а поезд
на полном ходу.
     ‘реди ночи, перемежаЯсь с мыслЯми о  смерти, зародилось подозрение, что
он в  долгу  перед людьми  поселка:  он  взЯл  общее, взЯл и,  значит,  надо
вернуть.   Ќо  как?  ‚озможно,  что  в  самых  разных  возвратных  движениЯх
художников,  в том числе и в толстовском опрощении и возврате  к земле, тоже
была тЯгучаЯ  нота задолженности, был  долг, за которым скрыта боль. Ћн едва
не задохнулсЯ  от откровениЯ. ’акаЯ мысль не должна была приходить  к  нему.
Њузыка слишком автономна, и  всЯкаЯ  остраЯ мысль уже и рождаетсЯ  вместе  и
заодно  с другой мыслью, уравновешивающей,  смЯгчающей  первую. ’ак что  он,
музыкант, захвачен именно от внезапности, он болен, он горит. Ѓашилову вдруг
показалось, что он поступит очень  верно, если поедет в  Ђварийный и разыщет
там мальчиков и девочек с музыкальным слухом, с возможностЯми развиватьсЯ.
     ‘ознание оживилось:  чтобы заниматьсЯ с детьми, он несколько раз в году
будет приезжать  к  ним, а в его отсутствие в Ђварийном,  хотЯ бы  помалу, с
ними  будет заниматьсЯ бабка Ђлина - бабка —укреева,  у нее такой слух! ѓоры
будут стоЯть, а  трава взбиратьсЯ  на горы. Ѓашилов встрепенулсЯ, он даже  и
сел  в  постели.  ‚едь  у  бабки и слух,  и  песни,  и  закваска  старинного
многоголосиЯ -  вот  и  недостающее  звено,  что  сцепит  его  умозрительную
совестливую  идею с  реальностью, бабка  Ђлина, она! -  можно  ее уговорить,
убедить, упросить,  можно в конце концов  привезти  ей  подарков...  Ѓашилов
лежал в жару, потел, лихорадочно говорил, все более и более обогащаЯ замысел
подробностЯми.
     - ...џ хотел бы,- объЯснЯл он жене ‹юбе,- чтобы там жили своей  обычной
жизнью и плюс - занимались старым многоголосием.  Џусть поют с детства. „аже
и  небольшого детского хора  будет достаточно.  Џоселок невелик -  возникнет
микроклимат... ‹юба! Ћни бы подрастали и пели бы, как пели из века в век...
     - Љонечно,- говорила жена ‹юба.
     - Ђ бок о бок с поющими детьми жили бы взрослые.
     - Љонечно.
     - џ должен вернуть долг поселку - ты слышишь?
     -  Љонечно,- говорила жена ‹юба возле его постели, ночью. Ћна понимала,
что  он  болен,  что он  в  жару  и что  мысли  его  поправЯтсЯ, как  только
поправитсЯ он сам. ‘тоило ли сейчас перечить?  „а и пусть бы в  конце концов
он  съездил в поселок. Џосле такой поездки Ѓашилов  возвращалсЯ  невесе-лый,
огорченный, даже и потерЯнный, но, видно,  раз в десЯть лет эта поездка, эта
огорченность  и  эта  потерЯнность  были ему  необходимы.  ‹юба  была  умнаЯ
женщина.  ‹юба была умнаЯ жена.  Ћна понимала,  что, если муж  хочет куда-то
уехать, пусть едет,- главное, чтобы он там не простудилсЯ.
     ‚ыздоровев,  Ѓашилов  едва  дождалсЯ  лета  -  наиболее  благоприЯтного
времени длЯ поездки.
     •отелось побыстрее, и оттого ехал  он невыносимо долго,  дважды ночуЯ в
мотелЯх и почитываЯ перед сном беллетристические книги, какие обычно читал в
поездках.  Ќо и читалось плохо.  Љогда  же  он  пересек  ‚олгу  у ‘ызрани  и
впрЯмую, километр за километром, стал приближатьсЯ к “ральским горам,  он  и
вовсе занервничал.
     „ороги стали неважные, мотель Ѓашилов уже не искал, ночевал в машине, а
скапливающеесЯ недовольство вдруг оборачивалось вновь против самого себЯ. Ћн
все повторЯл, что едет туда слишком поздно.
     Љогда болел,  думалось легко. ‡ато теперь, за рулем, Ѓашилову казалось,
что в машине он едет напрасно и что надо было ему, пожалуй, приехать простым
смертным, в  поезде, и чтобы добиралсЯ он до  поселка пеш  и прост,  усталый
человек, а не турист, чтобы плечи устали, ноги устали, чаю хочетсЯ, человек,
отчего и пыль на нем  человеческаЯ - не туристскаЯ пыль. Ћн нервничал. “же в
пути  был  знак,  Ѓашилова  остро  покалывало  предчувствие  неудачи:  вдруг
исчезали слова,  так  правильно,  так честно,  так совестливо заготовленные.
Ѓыла отвратительнаЯ  минута, когда  он  уже  предвидел, как пройдет эти  три
дома,  что буквой Џ, как отправитсЯ к гаражам и выйдет наконец на разговор с
внучатым  племЯнником  —укреевых и  как  тот напрочь  его не поймет, даже  и
вскрикнет:
     ?„етей в хор?! …ще чего!?
     Ѓашилов переспросит - разве плохо детЯм учитьсЯ музыке?
     ?Ђ зачем?? -  в свою очередь  переспросит тот, и так легко,  так быстро
все  кончитсЯ - и  слова распадутсЯ.  € подтвердитсЯ, что Ѓашилов  в ту ночь
приболел, был в жару, а планы строил как бы воздушные  и  возрасту своему не
соответствующие. Ћн даже обиду предвидел, когда в довершение внучатый племЯш
—укреевых вдруг посмотрит  на Ѓашилова вприщур,  как на хитрого человечка из
столицы, который неЯсно, каким  образом, но конечно же хочет обделать дельце
и нагреть на том свои тонкие музыкальные руки.
     Ћднако дорога  -  это  дорога, и, когда Ѓашилов  ехал  туда, еще только
подбираЯсь  к  “ралу,  был  и   другой  знак,   была  замечательнаЯ  минута:
придерживаЯ руль,  он катил не  по асфальту,  а утопаЯ  в  белой пыли, в той
самой, в которой когда-то тащились первобытные полуторки, а еще прежде возы,
и, быть может, прапрадед Ѓашилова заигрывал с его прапрабабкой, перекликаЯсь
на  медленно ползущих  высоких  возах,  а пыль  внизу клубилась.  Ћтклик  на
прошлое  открылил.  €  сам собой пустилсЯ Ѓашилов  в представлениЯ, обычные,
когда  человеку  за  пЯтьдесЯт  и  когда,  пройдЯ  зенит,  собствен-ное  ?Я?
мало-помалу  растворЯетсЯ во всеобщей людской  судьбе,  а  горечь неизбежной
смерти исчезает. ‘бавив скорость, он прищурил глаза, минута была прекрасной:
ему  удалось представить  на  изгибе  дороги те высокие возы, женщин в белых
платках и  даже  торчащие  вилы  с отполированны-ми  светлыми  черенками. Ћн
увидел жаркий-жаркий полдень, и шмелей,  гудЯщих над возами, и  прапрабабку,
лузгающую неторопливо семечки. Љомпозитор сладостно млел, мЯгко держа руль и
правЯ по пыльной дороге.

     ‘толов не было; на их месте  в земле торчали остатки опорных столбиков,
гнилых, не достававших Ѓашилову и до  колена. Ћт скамей  тоже осталось мало:
из шести  уцелела одна, при том что была полуповалена и одним концом  лежала
прЯмо на земле. Ѓыл и бурьЯн. Љлены вконец состарились.  Ѓашилов стоЯл около
и курил.
     Љогда,  пересекаЯ  междомье, незнакомые две  женщины вышли  развешивать
белье,  одна  из  них  прошла  мимо  и  совсем  близко от Ѓашилова  - он  не
удержалсЯ, он поздоровалсЯ и  спросил,  дома ли сейчас  бабка Ђлина, то бишь
бабка —укреева.
     - Љто  это? -  женщина  не знала. ђасспросив  и сколько-то подумав, она
припомнила,  что  бабка Ђлина  уже  пЯть лет  как померла; она  помедлила  и
припомнила больше - бабка померла, но дед еще жив, дед еще и на завод ходит,
помогает. ‘ейчас он  с вахтой... € только  тут женщина поинте-ресовалась,  с
кем она говорит. ?џ здесь вырос...? - и Ѓашилов коротко рассказал о себе, но
женщи-на  была из приехавших  в  поселок всего только двадцать лет назад, из
давно  уж  прижившихсЯ здесь,  однако же не из старожилов: Ѓашилова  она  не
знала, не  помнила. ’ак, слышала что-то. Ћна  поднЯла таз с  бельем. Ћна  не
пригласила Ѓашилова выпить чаю, не пригласила и  просто посидеть под крышей.
Ћна только повторила, что старик —укреев скоро придет вместе с вахтой.
     - ‘пасибо,- сказал Ѓашилов.
     ‡десь  встал бурьЯн,  а  основнаЯ тропа шла по междомью стороной  -  на
расстоЯнии,  и  старика  —укреева  он признал  лишь  потому,  что  ждал; дед
отпустил белую бороду.  ‚ахта прошла -  —укреев шел среди последних; Ѓашилов
окликнул:
     - ‘емен €ванович...
     Ѓашилов назвалсЯ, и совершенно неожиданно дед —укреев, подвижный и весь
живой,  сразу сказал -  да, да, ѓеоргий, замечательно, что приехал, конечно,
помню,  видишь,  какаЯ у  старика памЯть! € добавил:  сейчас, мол, заводскую
грЯзь смою слегка да  и  спущусь -  поговорим!..  € как-то  странно,  как-то
слишком легко  и быстро узнал он  Ѓашилова - может, не  узнал? Ћн назвал имЯ
Ѓашилова с той легкостью, с какой называют, расставшись вчера или позавчера.
Ѓашилов  сидел и  ждал в  некотором недоумении;  он ждал  недолго: уже через
три-четыре минуты тот поЯвилсЯ вновь.
     „ед  присел на  корточки,  а  приезжий  композитор  сидел на  том самом
обломке единственной скамьи;  когда же  Ѓашилов  предложил  сигарету, старый
—укрЯй легко ответил,  что  курит свои, нет-нет, он всегда свои - и  правда,
вынул сигареты. € задымил.
     -  Њожет,  заночевать  надо?  -   спросил  почти  сразу  —укреев.  -  €
пожалуйста! •озЯйка у менЯ померла, места много.
     - џ посплю в машине: привычный...
     Ћтчасти Ѓашилов уже заколебалсЯ, спать ли в машине (улыбнулсЯ: вспомнил
беленую комнатушку, где спал в детстве).
     - Љак хочешь,- продолжал  старик —укреев. - Ђ то - пожалуйста. € беру Я
по-божески: полтинник.
     - Џолтинник? - Ѓашилов поднЯл глаза.
     -  „а. ‚ городе-то рупь за койку  берут. - Ћн цепко и просто смотрел на
композитора.
     Ѓашилов даже  рассмеЯлсЯ, фыркнул - да узнад ли ты менЯ толком, дедулЯ,
а Я ведь Ѓашилов, †ора Ѓашилов...
     -  Ќу  правильно,- живо согласилсЯ  дед —укреев,-  Я и подумал,  может,
ѓеоргий заночевать захочет.
     Ѓашилов медленно и как бы размышлЯЯ произнес:
     - џ жил здесь когда-то. џ рос здесь когда-то.
     Ќа что дед —укреев покачал головой:
     - Ђ это все равно.
     € повторил: полтинник за ночь - это по-божески...
     „окурив, дед выбросил окурок  и  ушел. Ќет, это  было  удивительно, как
быстро он ушел, такой шустрый, улыбчивый, такой деловой  старик.  Ѓашилов не
рассердилсЯ.  Ѓашилов  тоже  теперь  улыбалсЯ  -  и удивленной,  и прощающей
улыбкой.  Ѓашилов  продолжал сидеть на обломке скамьи; дед выкурил  сигарету
куда быстрее его.
     ‚озможно,  дед  —укреев  все  же счел, что слишком  сухо  переговорил и
рассталсЯ  с тем  самым †оркой  Ѓашиловым, которого когда-то порол крапивой.
„ед высунулсЯ из окна и крикнул:
     - …сли чего надо, к внучатому сходи!.. Ћн там - у сарайчиков!
     Љрикнул и исчез. Ђ †орка Ѓашилов, которому было за  пЯтьдесЯт и который
уже был сильно  сед, сидел и курил. Ѓыло тепло. Ќесколько мелких облаков  не
портили высокого неба.
     ‚нучатый  -  значило  внучатый   племЯш,  племЯнник.  Ѓашилов   пыталсЯ
вспомнить лицо или хотЯ бы вычислить, кто бы это мог быть, но  памЯть ничего
не сохранила. „окурив,  Ѓашилов отправилсЯ к сараЯм,- сараи с некоторым даже
размахом  были  переоборудованы в  гаражи,  народ был  там. ‘тоЯли там  три,
кажетсЯ, машины, мотоциклы с  колЯсками - намечалась и стоЯнка. ‚се это было
отчетливо  видно  на солнце. ?ђазжилсЯ аварийщик!? - подумал Ѓашилов не  без
местнической гордости. Ќо  приостановилсЯ. ЌеудачнаЯ минута могла обернутьсЯ
неудачей всего замысла. Џредчувствие кольнуло, но ведь есть встречи, которые
зреют задолго и которые не обойти; и более того, понЯть которые можно только
в том случае, если идешь на их поводу до конца.

     Њужчина был  лет тридцати  или побольше, и, разумеетсЯ, Ѓашилова он  не
знал. Љрепкий, ладный, он возилсЯ с мотоциклом: правил помЯтое колесо,  а то
вдруг склонЯлсЯ над мотором, который обдавал все  вокруг резкими  звуками  и
едким белесым выхлопным дымом. ‘начала Ѓаши-лов деликатно постоЯл в стороне.
Џотом сел на бревно: наблюдал.
     Њолодой  мужчина  как  раз закурил, и Ѓашилов, унЯв некоторое волнение,
подсел  к  нему  ближе, прикурил,  после  чего  неторопливо  и как  бы  даже
меланхолично  стал  рассказывать,  что  он,   Ѓашилов,  здесь  жил  и  бегал
мальчишкой, но что теперь он музыкант, что вспомнил о родном поселке  и  вот
приехал.
     -  •орошо-о,- уважительно  сказал  внучатый.  -  ђодные места  посетить
хорошо.  -  Ћн  глЯнул  на  свой  мотоцикл;  не  продолжить  ли  работу.  Ћн
поддакивал,  он кивал,  но  при  всем том в поддаки-вающей  интонации голоса
что-то  настораживало,  да и  взглЯд его был  отнюдь не меланхоличный:  мол,
знаю, что приехать в родные места хорошо и приЯтно, но на самом-то деле - ты
и правда за этим и с этим сюда приехал?
     - џ ведь музыкант...
     - ’ак, так,- поддакивал тот.
     - џ музыкант,- повторил Ѓашилов и, уже нацеливаЯсь в  суть, заговорил о
музыке,  о песнЯх, которые здесь пели, когда  он, Ѓашилов, был  мальчиком. €
ведь  как  пели,  и ведь  он тоже с ними пел,  маленький  мальчик.  ‚олнение
прорвалось - он заговорил быстро,  он рассказал о длинных доща-тых столах, о
старинных распевах. Ћтсюда  смотреть  -  дома были как прежние! ‚озможно, он
слишком увлексЯ.
     ‘начала  внучатый  племЯнник  прислушивалсЯ,  нечасто, но  с  вниманием
поддакивал и кивал. Ќо вот  он заскучал, завЯл и,  скосив глаза,  смотрел на
красный рейсовый  автобус, что  подходил все  ближе и в полста шагах  от них
затормозил возле  крытой остановки. €з автобуса выходили  люди с  покупками:
они  несли  в руках коробки  с обувью,  свертки, авоськи,  где  просвечивали
апельсины, о которых в поселке  раньше  и  слыхом не слыхивали,-  да  ведь и
автобуса рейсового не было. Ѓашилов  не спешил судить относительную сытость:
было бы слишком просто. Ђвтобус развернулсЯ и ушел. ‹юди проходили мимо, и с
некоторыми  из   них   внучатый   племЯнник  —укреева  перекинулсЯ   ленивым
приветственным словцом.
     „ождавшись вниманиЯ, Ѓашилов продолжил:
     - ‘ музыкой в поселке сейчас плохо, совсем плохо. Ќе поют ведь...
     - Љак не поют?
     - Ќе поют.
     €  Ѓашилов  поЯснил, что он вовсе  не  упрекает. Ѓолее того:  он  готов
говорить  о  своей  вине, именно о своей, которую можно  понимать и означить
хотЯ бы как вину отсутствиЯ, вину неучастиЯ,-  он сглотнул ком; он пересилил
трудную  паузу и, подступаЯ с другой стороны, завершаЯ, заговорил наконец  о
том, что в поселке растут дети,  что дети  к музыке чутки и  что детский хор
мог  бы стать искуплением его, башиловского, долга. …сли хотите, искуплением
его вины, вины невольной, ибо если  художник и высасывает соки из почвенного
пласта,  то Явление это  широкое  и общее и  нельзЯ  процесс  ставить в вину
одному,  отдельному  человеку.  Ѓашилов  от  волнениЯ говорил  сбивчиво.  Ћн
повторил  про  хор. €  возможно,  именно тут, уставший  от  накручиваемых  и
наполовину непонЯтных словесов, внучатый племЯнник воскликнул:
     - „етей?.. ‚ хор?
     € засмеЯлсЯ.
     Љ  их  необычному  разговору  мало-помалу  прислушивались тем  временем
другие  аварийщики; они ремонтировали  кто  мотоцикл, кто машину или  просто
возились в гараже. Ћни вылезли поближе.  Ѓыл  общий перекур. € как же дружно
все  засмеЯлись,  когда внучатый племЯш  подмигнул,  а  потом  сострил,  что
приезжий,  мол,  несомненно человек  умный  и  потому не только  детей,  но,
кажетсЯ, и старух поселков-ских надеетсЯ заманить, а то и загнать в хор. Ћни
смеЯлись, а Ѓашилов припомнил, как, подъезжаЯ
     сюда увидел кусты шиповника и как решил было, опрощаЯсь спрЯтать там, в
колких кустах, машину, а  с ней и свой туризм, и чтобы пришел он к ним пеш и
прост.  Ћни смеЯлись,  и им  было  неважно, пришел он или  приехал.  Ћни  не
понимали,  о  чем  он  говорит.  Ђ синее небо  было  недвижно.  Ќи  облачка.
ЋтсмеЯвшись и перекурив, они вновь влезли в сарайки-гаражи. ?„ай мне насос?.
-  ?„а потерпи. ‘амому пока нужен!..? ѓолоса смолкали,  и только слышались в
голубом  воздухе удары  металла о  металл. ‚нучатый племЯш орудовал  гаечным
ключом,  ловко и  намертво  затЯгиваЯ  коробку на мотоцикле. Ћн  работал. Ћн
насвистывал. Ѓашилов все еще сидел на том бревне - в двух шагах от него.
     Ќеудача замысла была очевидна, но не затеЯть разговор вновь Ѓашилов уже
не  мог: слова из него вышли,  видно,  не  все, и,  давно заготовленные, эти
слова изнутри теперь давили.  €  уже не без настырности Ѓашилов сказал: если
бы,  мол,  кто-то  захотел  своего сына  или  дочку нацелить в  музыку,  он,
Ѓашилов, всегда к услугам, хотЯ бы и завтра,- он готов заниматьсЯ.
     ‚нучатый насвистывать перестал.
     -  џ  бы приезжал  часто,- настаивал  Ѓашилов,-  Я  бы с  радостью стал
заниматьсЯ с ними, да, да, конечно, бесплатно.
     ‚нучатый оглЯнулсЯ на приезжего с вновь нарастающим подозрением:
     -  —ушь какую-то,  дЯдЯ,  городишь! ‡ачем это  Я  в музыку отдам своего
мальчика? Њожет, у него к музыке ничего - ни слуха, ни голоса...
     - Ќо ведь в провинции так любЯт учить детей музыке.
     - Ќу уж нет!
     Ѓашилов настаивал:
     - € дети учитьсЯ любЯт.
     ‚нучатый усмехнулсЯ,  и  вот тут его, внучатого, словно бы  осенило, он
вскрикнул:
     - ?Њузыка?, ?музыка?...  без конца талдычишь - заладил ты, дЯдЯ, одно и
то же!
     € уверенной, несомневающейсЯ рукой  он включил транзистор - а вот, мол,
тебе и музыка.
     Ѓыло  как  в кино, как  в  грубом  плохом фильме,  где  двое  в  полном
соответствии  с  заданностью  выЯснЯют отношениЯ,  два  философа  в  обычных
неброских пиджаках.  ’от,  что  гремел  гаечным  ключом,  сказал:  ?Њузыка?,
?музыка? - заладил одно и то же!? - сказал и потЯнулсЯ рукой, чтобы включить
под  открытым  небом транзистор, так что  транзистор нашелсЯ и именно  здесь
оказалсЯ очень кстати:  возле сараев. Ќо так и было: транзисторный  приемник
находилсЯ  внутри  мотоцикла,  который  внучатый чинил,  и вот, как в грубом
кино,  в  кинухе,  где  выЯснение  отношений,  внучатый  племЯнник  протЯнул
мозолистую руку и включил. € попал. €  бархатистые звуки виолончели полились
тоже   как  по   заказу,  не   о   погоде  и   не   футбол,   а  виолончель,
соната-арпеджионе, соната длЯ друга с его несуществующим инструментом, чтобы
сочинить,  а потом  умереть.  ‡десь горы  переходили  в степь.  ‘реди  белых
метелок  ковылЯ  тем  прекраснее  зазвучал  уберт, и  щемЯщее  жало мелодии
вонзалось в  перепонки  ушей тем  больнее, чем слаще.  Ќо  совпадение  стало
совсем полным.  ‚нучатый вновь  защелкал  переключателем,  как щелкают своим
ключом  в замке, открываЯ,  а то и распахиваЯ богатства.  Ћн  щелкнул,  и на
четвертой  программе,  в  разделе современной  музыки,  зазвучал  квартет ѓ.
Ѓашилова.  Љомпозитор  несколько  онемел,  заслышав  собственные такты.  ‚от
теперь ответ состоЯлсЯ.
     -  ‚от  музыка! ‘колько  хочешь музыки!.. ‘  этим именно  оттенком он и
щелкнул переключателем - у нас, мол, все здесь есть, все имеем. € добавил:
     - Ђ через полчаса по ?ЊаЯку? покрасивее будет: песни!
     Ћтветив заезжему гостю, так сказать, по высшему  счету, внучатый племЯш
перешел  в  область  психологии.  Ћн  неожиданно  потемнел  лицом  и,  вдруг
озлившись, направил шаги к Ѓашилову,- композитор никак не ожидал этого.
     Ќет, подойдЯ к создателю камерной  музыки вплотную, он  не  взЯл его за
грудки,  как сделал  бы представитель поселка, скажем, в том плохом кино,  в
кинухе,- нет, он выражал лишь  свое и личное мнение. Ћн только надвинулсЯ  и
сказал грубо:
     - —его тебе надо?
     Ѓашилов молчал; не  лезь  к нам,  занимайсЯ сам своей музыкой - вот что
было в потемневшем лице и в глазах внучатого племЯнника —укреевых.
     ‚нучатый племЯнник надвинулсЯ еще и добавил:
     - ‚али отсюда!
     € Ѓашилов  пошел,  именно  пошел  отсюда. Ѓашилов  был  так  неожиданно
обижен, сражен, оскорблен,  возмущен - он онемел. Ћн  встал, но ведь, встав,
надо куда-то  идти, и  вот он шел,  шел, шел, сначала  прЯмо, а потом к тому
пригорку, за которым уже не было гор, а только ровный ковыль. Ћн шел твердо,
а  землЯ покачивалась. ‡венел жаворонок. Ќе в том было  дело, что перевалило
Ѓашилову за пЯтьдесЯт и сравнительно был он по-композиторски хил, в то времЯ
как тот,  тридцатилетний,  глЯделсЯ как молодой  бык, был молод, крепок и  с
кулаками,- дело было в обиде. ’от крикнул - и Ѓашилов пошел. € шаги его сухо
шуршали. Ћн был настолько обижен,  что забыл, что тут  его детство, что  тут
его родина и что тут его мать-отец. (€ что он тоже вправе сказать тому: вали
отсюда!.. ќти и всЯкие другие правильные слова придут к нему позже. Ђ сейчас
изЯщное  строение  Ѓашилова продолжало  рассыпатьсЯ, обваливались  потол-ки,
рушились  стены,  раскачивались  и  падали колонны.) Ћн шел  степью  и вновь
спрашивал  жалким своим голосом, особенно  жалким, когда голос воспроизведен
уже в  памЯти: ?ђазве плохо детЯм  учитьсЯ музы-ке?? -  ?Ђ зачем?? - в  свою
очередь, переспрашивал тот и вновь  смеЯлсЯ,  откровенно  так смеЯлсЯ, и всЯ
сцена  длилась вновь, так как  Ѓашилов  по  инерции всех просЯщих не  уходил
сразу, а продолжал о бабке —укреевой, о бабке Ђлине, жаль, мол, что нет ее в
живых. Ћн хоть  как-то хотел продлить выдыхавший-сЯ разговор, а племЯнник не
без Ядовитости крикнул:
     -  ‚от  тут приехал из Њосквы больно хитрый  мужик - он хочет  из наших
старух хор сделать! -  € все засмеЯлись, это была уже насмешка, передергивал
племЯш! ‘ценка в памЯти длилась, и чем больнее, тем дольше длилась она возле
тех сарайчиков,  сараев,  сараюшек, переоборудованных в гаражи, где  все уже
бросили  чинить свои мотоциклы  с колЯсками, прервались, вылезли  на солнце.
Љраснолицые  от  загара,  они  покуривали и  посмеивались;  они  смотрели на
совершенно  чужого им человека, притащивше-госЯ в  самую жару,  и  непонЯтно
зачем, но уж конечно не от большого ума.
     Ћн шел долго; ходьба не унЯла боль.
     ‚ероЯтно,  Ѓашилов  не   заметил,   как  повернул.  ‘круглЯЯ  ковыльное
пространство и  помалу поворачиваЯ,  он  уже возвращалсЯ;  он  только  тогда
сообразил,  что идет вдоль заводской  невысокой ограды,  когда вдруг услышал
тонкий, все нарастающий звук. ‡вук он узнал сразу. ђаздалсЯ небольшой взрыв,
затем взрывок посильнее. ”иу-фиу-фиу-фиу-фиу.
     ‡вук  нарастал;  жаркаЯ  и  знакомаЯ   с  детства  волна   обволакивала
окрестность, но  Ѓашилов не побежал,  хотЯ ничего  зазорного не  было  ни  в
страхе в предпожарную минуту, ни  в бегстве прочь от заводской стены. ‚нЯтно
слышалсЯ  треск  огнЯ. ‘верху хлестануло  песком, затем  упал  лист  фанеры,
большой, квадратный, взлетевший на волне горЯчего воздуха. Џылающий с углов,
спланировав,  лист  упал в  трех шагах от Ѓашилова, а  уж затем грохнулась в
шаге  доска.  €  согрела  вдруг  мысль,  что  вот  сейчас  его,  обобравшего
поселковское пение, поселок же и убьет. Љакой финал! € можно ли сердитьсЯ на
эту череду взрывов  снизу, как можно  ли  сердитьсЯ на Ярость обобранных? Ќе
здесь ли та сжатость, формульность упорно повторЯющейсЯ  мелодической фразы,
когда   попевки  сливаютсЯ   с  нагнетательными  возможностЯми  ритмического
остинато? Ѓашилов не хотел отчаЯниЯ. …го, музыканта, сейчас убьет  рваным ли
обломком  трубы или  взлетевшей доской в висок - он брыкнетсЯ  на  землю, на
траву в пыль, суча ногами, и  в ту же секунду,  в  тот  же самый миг поселок
незаметно и сам собой  обретет вновь музыку. ’ак  родилась эта мысль, насчет
младенцев. ЋбновлЯЯ и обновлЯЯсь, новорожденные, что только-только из чрева,
попискивают и орут необычно резко, горласто, и, уже несЯ  в себЯ музыку, они
попискивают, плачут, вопЯт, орут, превращаЯсь и год от года согласовываЯсь в
поющий  хор.  Ќовый и исполинский  хор детей грЯнет в ту же секунду, едва он
погибнет. Ћн  пошел совсем медленно. …му  было страшно,  но  он думал; пусть
убьет, если это поможет им. Ћн думал: пусть менЯ не будет. ѓлаза повлажнели.
Ћн шел  медленно, совсем  медленно вдоль  заводской невысокой  стены, ожидаЯ
очередного сотрЯсениЯ воздуха и возмездиЯ. Ћн опустил голову. Ћднако мощного
и самого главного взрыва, который обычно  следовал за малыми,  которого ждал
Ѓашилов и которого напрЯженно ждали окружающие холмы, не последовало.
     Љогда  Ѓашилов оглЯнулсЯ,  не  было  уже и  огнЯ.  ‘тало понЯтным,  что
взрывной  очаг  блокирован и  что большого  пожара  не будет.  ‚от  и позади
заводскаЯ стена. Ѓашилов медленно шел к кленам.
     ‚  междомье  Ѓашилов  направилсЯ  к машине,  сел и  вырулил  за пределы
поселка.
     —ерез час  он остыл и поехал помедленнее, дорога - не асфальт, и машину
стоило поберечь. ‡аговорил и  опыт, опыт пЯтидесЯти с лишним прожитых лет, в
свете  которых и пожар был всего лишь  очередной пожар, и встреча с внучатым
племЯнником  —укреевых,  лишившаЯсЯ  глубины,  была  бытовым  столкновением,
стычкой, не более того. ‚се виделось проще. ’ак вздорно и с обидой уехать!..
Ѓашилову  стало  совестно:  ведь  он  общалсЯ  с  родными  местами,  ведь не
простилсЯ.
     Ћн развернул машину.
     ќто было  мудро -  вернутьсЯ. ’емнотой не  смущаЯсь, Ѓашилов вырулит  в
междомье и  поставит,  уже  привычно,  машину на прежнее  место.  …му  ведь,
Ѓашилову,  никто  не нужен.  ‚ сумерках,  со  спокойным  сердцем  он выкурит
сигарету на той полуупавшей последней скамье да и поедет. ’ак лучше.
     “же  предвкушаЯ, как он  там будет  курить, Ѓашилов вспомнил о  еде; он
сбавил скорость до самой  малой и, правЯ одной рукой, другой влезал в пакеты
и  вытаскивал свертки с бутербродами, вареные Яйца, помидоры.  Ћн ел,  он не
спешил. ‡акат поблек. Ќебо делалось из синего темным. Ѓашилов  так же достал
и термос - и тоже справилсЯ одной рукой. Ћн прихлебывал кофе, который по его
просьбе сварили ему еще утром в Њедногорске, в ресторане. Љофе был  горЯчий,
его сварили за двести километров отсюда.

     € наконец он сидел на  полуупавшей  скамье,  на том  ее  конце, что еще
кое-как подпиралсЯ  столбом.  Џоселок спал. Ќочь надвинулась густо и плотно,
так что скамью Ѓашилов отыскал чуть ли не ощупью.
     ’еперь  он отключилсЯ: возникло прощанье и возник тот  мЯгкий  душевный
покой, при котором не  нужно  ничего более -  только сидеть не шевелЯсь и не
спугнуть минуту. Ћн так и сидел. Ќе  приедет  он сюда  больше, а прощанье  -
это, конечно, и прощенье.
     ‚ надвинувшейсЯ темноте Ѓашилов услышал, как стучит сердце: поЯвившийсЯ
месЯц  придал  ночи высокий  тон. ЊесЯц был  на убыли, светлый.  Ѓашилов уже
покурил и,  расслабившийсЯ, сидел без движеньЯ,-  возможно, он напевал,  да,
вполголоса, да,  совсем негромко  тЯнул,  кажетсЯ,  песню из запомнившихсЯ в
детстве,  как  вдруг  в  тишине  расслышал  осторожные  и боЯзливые звуки  -
Ѓашилову подпевали.
     …сли  Ѓашилов был  седой мужчина, то ‚асик  был совсем состарившийсЯ, с
реденькой  белой бородкой,- в белесом свете месЯца  он  выглЯдел  старичком.
Ѓашилов  узнал  слабоумного,  и  тот, сразу  смолкший,  узнал Ѓашилова тоже.
‚ероЯтно, он узнал  приезжего  музыканта раньше,- услышав, как тот напевает,
он подошел,  подкралсЯ тихо и  с мыслью, что какое-то  времЯ послушает, если
Ѓашилов его не прогонит.
     Ћба помолчали. Џотом ‚асик очень робко попросил приезжего:
     - ’ы ндой, ндой (ты пой, пой)!
     Ѓашилов ласково тронул его за плечо, и тот замычал, довольный; а  когда
приезж