.  „лЯ
пользы  дела пожертвовали высокопатриотическим журналом и  сверхпреданным --
до  подлости,  до предательства -- главным редактором ‚севолодом ‚ишневским,
которого в  свое  времЯ использовали  длЯ травли  Ѓулгакова.  “помЯну как  о
курьезе,  Я тоже  попал  в  эту  статью.  ‚  том  же  номере  "‡намени"  был
опубликован  мой  очерк  о  председателе  колхоза  ’атьЯне  „ьЯченко, фигуре
изумительно    колоритной.   Ћчерк   был    вскользь   назван   "слабым"   и
противопоставлен "хорошему" очерку ѓалины  Ќиколаевой, напечатанному раньше.
Љто  помнит этот "хороший" очерк, а мой очерк стал  много  раз  издававшейсЯ
киноповестью, известным фильмом  "Ѓабье царство"  (премиЯ в  ‘ан-‘ебастиан),
пьесой,  годы  не  сходившей  со  сцены  ‹енкома,  оперой,  в  золотом фонде
радиокомитета  хранитсЯ трехчасоваЯ  запись  великой артистки  ’урчаниновой,
читавшей этот "слабый" очерк. Ќо Я понадобилсЯ лишь длЯ общей картины упадка
журнала, больше обо мне  не вспоминали,  а моего друга Њельникова (Њельмана)
принЯлись  травить  столь  усердно,  что,  проснувшись  однажды  поутру,  он
обнаружил   все  свои  красивые  пепельные   волосы  на  подушке.  ’о   было
единственное,  чем он  отозвалсЯ  на  "партийную критику".  Ћн не каЯлсЯ, не
писал  жалких писем "наверх", не бил себЯ в  грудь на собраниЯх. Ћн жил, как
жил прежде, с друзьЯми, выпивкой,  писал в стол, и, что крайне редко бывает,
его волосы отросли, хотЯ цвет их стал как-то печальнее.
     Њежду тем выЯснилось, что его зЯть, известный критик Ѓорис ђунин -- вот
умора! -- ђубинштейн, и пошло обвалом раскрытие  псевдонимов. Ћказалось, что
наша  литература   поражена  смертельно   опасным   грибком,   имЯ  которому
космополитизм -- раболепное преклонение перед ‡ападом, и распространЯют этот
грибок  люди,  прикрывшиесЯ  русскими  фамилиЯми.  …сть,  конечно,  и  вовсе
бесстыжие, вроде  театральных критиков ћзовского и ѓурвича,  но  подавлЯющее
большинство из  трусости или коварства замаскировались  под  русских.  Ќу  и
веселились  же,  читаЯ  о Џетрове  (ђабиновиче),  разом всплывшие  из темных
глубин уже сговорившиесЯ, сорганизовавшиесЯ в  крепкую команду черносотенцы.
‘емЯ  упало  на  хорошо  подготовленную и унавоженную почву  --  выступление
"Љультуры и жизни" было громом с Ясного неба длЯ таких лопухов, как мы,  а в
эшелонах власти, в  том числе литературных, все было давно известно. “ них и
своЯ  поэмка  имелась "Љому  на ђуси жить хорошо". Љонечно, жидам,  которые,
"наевшись чесноку", собираютсЯ в "Ђрагви" длЯ своих  заговорщицких -- против
эусского  народа -- дел. Џодлы, но  простодушны  эти заговорщики --  избрали
конспиративным штабом  самый популЯрный  в  Њоскве  ресторан,  под  боком  у
Њоссовета.  Ќо глупость  в политике всегда желаннаЯ  гостьЯ.  ‚едь  политика
имеет  целью не  избранных, а массу, то  есть стадо идиотов, длЯ которых чем
глупее, тем доходчивей и лучше.
     ђедкаЯ  кампаниЯ проходила с таким успехом и  неподдельным энтузиазмом.
Џародией  на  некрасовскую  скорбь  упивались.  Љосмополитов  ненавидели   и
презирали. Ќаконец-то русским людЯм открылось, почему они плохо живут, а как
еще  жить,  когда  безродные  схватили  за  горло!  ’рудЯщиесЯ  возмущались,
коллективы  требовали расправы. Ќизкопоклонников поносили едва ли  не хлеще,
чем  в  свое времЯ  инженеров-вредителей,  троцкистов  и  всех осужденных по
процессам тридцатых годов. ‘ литературы перекинулось в кино, изобразительное
искусство,  науку, и  пошло-поехало!  €  поднималсЯ  в темных душах извечный
русский вопрос: уж не начать ли  спасать ђоссию старым проверенным способом?
Ќо  длЯ этого, видимо, еще не настал час. ‘талин не  спешил. …му некуда было
спешить. Ћн следил за реакцией ‡апада. Ћна,  как всегда, была благоприЯтной.
‘ чисто азиатской, примитивной, но безошибочно действующей на тех, кто хочет
быть обманут, хитростью  он позаботилсЯ, чтобы  в  первый и  главный  список
безродных  космополитов включили  писателЯ с русской  фамилией, котораЯ была
его собственной: в жертву принесли драматурга Њалюгина. …го вина заключалась
в  том, что  он сделал когда-то инсцени-ровку "Ќочного автобуса" -- сценариЯ
нашумевшего  фильма.  ‚ысоколобые Љембриджа,  Ћксфорда  и всех  других  мест
обитаниЯ   высоколобых  немедленно  заглотали  наживку  жадными  ротиками  и
принЯлись  галдеть:  "Љакой еще антисемитизм?  Ђ  мистер  Њалюгин?"  Џройдет
немного  времени,  и  те  же   "быстрые  разумом   Ќевтоны"  будут  отрицать
антисемитскую  подоплеку дела "врачей-отравителей": "Љакой  антисемитизм?  Ђ
мистер  ‚иноградов?"  Ѓоже,  милый   боже,  покарай  этих  самодовольных   и
самоуверенных кретинов!..
     ‘талинский апокалипсис  странно  тЯготел  к комизму. ќто его качество в
полной   мере   проЯвилось   в   борьбе   с   безродными   космополитами   и
низкопоклонством перед ‡ападом. ЋтстаиваЯ русский приоритет во всех областЯх
человеческой  деЯтельности, дошли до полного  маразма. Ђтом первым  расщепил
€вашка •мырев в XII веке, когда колол дрова. ‘‘‘ђ -- родина слонов. ќто ведь
не  анекдоты, а  крошечный  сдвиг  вполне  серьезных  утверждений  советской
пропаганды  тех  лет.  Ќаследство  ‘талина  не  разбазарили  его  преемники,
сохранив и  комическую окраску злодеЯний. —его стоили людоедские -требованиЯ
трудовых коллективов уничтожить  Џастернака, начинающиесЯ стереотип-но:  "Њы
Џастернака, конечно, не читали,  но..."  •рущевские разборки породили  самую
длинную фамилию в мире: "€примкнувший-книмшепилов".
     ЉампаниЯ  борьбы   с  космополитизмом   была  глупа  по  изна-  чальной
формулировке, ведь  космополит,  космополитизм  -- от  века  высокие  слова,
означающие приЯтие  мира в  целом,  свободу от узких национальных амбиций, в
сущности, это тот же интернационализм -- основа советской идеологии, которую
‘талин  предал.  Ќо при  всей  глупости и смехотворности  кампаниЯ  эта была
предельно,  трагически  серьезна, что  тогда мало кто  понЯл,  ибо  означала
решительный  поворот  к  фашизму.  Ћтныне  между  идеологиЯми  коммунизма  и
национал-социализма можно  было  поставить  знак равенства. Љак бы  потом ни
колебалась  линиЯ  партии,  какие  бы оттепели  и  перестройки  ни тревожили
стоЯчих вод нашего бытиЯ, лишенного  действительности, отно- шение к  евреЯм
--  лакмусоваЯ  бумажка  любой  политики  --  не  менЯлось,  ибо  неизменным
оставалась основа -- русский шовинизм. €  никакой  другой эта страна быть не
может, не следует обманыватьсЯ.
     ’аковы сегоднЯшние рассуждениЯ, а тогда  рассуждали по- другому. Ѓорьба
с  космополитиз-мом оказалась  первым советским мероприЯтием, не затронувшим
нашу  семью,  до этого мы регулЯрно приносили  искупительную жертву, а то  и
две. Љак  Я  уже  говорил, статьЯ-затравка "Љультуры и  жизни"  задела  менЯ
крылышком,  последствий это не  имело,  кроме  того,  что  Я  долго  не  мог
опубликовать "слабый" очерк в книге. Џрогнозы отчима звучали оптимистически.
…вреи и в самом деле зарвались, после войны с ними носЯтсЯ во всем мире, как
нищий  с писаной торбой. ‘талин  обЯзан был сделать жест в  сторону русского
народа. …го  цель  не  растоптать евреев, а  поднЯть  самосознание  русских.
ЌастоЯщий антисемитизм у нас невозможен. Ќикто не станет копатьсЯ  в прошлом
человека,  у которого в паспорте стоит "русский"  и  русскаЯ фамилиЯ. ѓрузин
‘талин не  может  вести национальную русскую политику. Њать ему возражала. ‚
настоЯщий  махровый  антисемитизм Я тоже не верю, говорила она, гитлеризм  у
всех  на  памЯти. Ќо  насчет ‘талина  ты  ошибаешьсЯ. €менно потому, что  он
грузин, он будет  русопЯт-ствовать.  ‘мотри, он хочет,  чтобы  забыли  о его
грузинском происхождении. Љак его играли раньше в кино и  как играют сейчас?
ѓеловани  играл грузина:  внешность,  акцент,  интонациЯ,  характерный жест.
’еперь играет Ђлешка „икий,  сырой русак,  пьЯница,  играет без акцента, без
всЯкой восточной специфики -- умного русского мужика.
     џ вспоминаю об этом разговоре,  и он сразу переходит в другой -- исхода
пЯтьдесЯт второго года, словно мать и отчим  продолжали его без перерыва. Ќа
этот раз отчим отвергал антисемитскую подоплеку  дела  "врачей-отравителей",
потому что не допускал их невиновности.
     €  чего  Я  ополчаюсь  на  высоколобых,  сидЯщих  в своих  закупоренных
кабинетах в разных Ћксфордах и  ѓарвардах,  лишенных объективной информации,
зашоренных  воспитанием  и  моралью  и  потому начисто неспособных судить  о
глухих  советских делах, когда в нашей собственной измученной семье человек,
на своей шкуре испытавший бред и ужас тридцать седьмого года, распрощавшийсЯ
с  наивными интеллигентскими иллюзиЯми,  с "запечатанным" ртом, никак не мог
поверить в  абсолютный уголовный цинизм этого  строЯ и  взглЯнуть в истинное
лицо ‘талина.
     -- ‚едь это так понЯтно и так соблазнительно длЯ людей, распорЯжающихсЯ
здоровьем и  жизнью ‘талина, убрать  его подтихую,  --  рассуждал отчим.  --
Ќикому  бы  и в голову не вспало, что дело нечисто. “дивлЯтьсЯ надо другому,
почему этого до сих пор не сделали. Ќе решались,  тЯнули и попались. Ќеужели
можно  допустить,  что  в официальном  сообщении  будут  называть  разведки,
заказавшие  убийство,  без достаточных оснований? ’от же "„жойнт" немедленно
опровергнет  поклеп и  осрамит  нас перед всем миром.  ’ак  грубо  никто  не
работает.
     --  Ќе работает?  --  Њать  гладила  белье  электрическим  утюгом.  Ћна
проверила пальцем жар утюга и болезненно сморщилась. -- Ђ процессы тридцатых
годов? ’ам тоже были обвинениЯ в свЯзЯх с иностранными разведками.
     -- Ђ ты думаешь, их не было?
     -- Ѓоже мой! ’ы так  ничему не научилсЯ. Љак был доверчивым дурнем, так
и осталсЯ.  ‡начит,  Њара поджигал Ѓакшеевские  торфоразработки,  Њейерхольд
шпионил, ‚ерочка Џрохорова подготовлЯла покушение на ‘талина, певичка ђазина
возглавлЯла  террористический  центр, а  вечно  пьЯный  ‹еонид  ‘оловьев  --
неуловимый разведчик "€нтел-лидженс сервис"?
     -- Ќе надо передергивать...
     -- Ќадо! -- € мать запустила ему утюгом в голову.
     Ћтчим уклонилсЯ, не столь  ловко, как ”едор €ванович  ’ютчев от  утюга,
посланного слабой  рукой „енисьевой, ему задело надбровную  дугу.  Ћн  плохо
держал  боль, закричал,  стал метатьсЯ в поисках йода, ваты,  бинта. Њать не
сдвинулась  с места, чтобы  ему  помочь. ‘вой жест в этом происшествии  Я не
помню.
     ‡алив ранку йодом и заклеив пластырем, отчим объЯвил мать сумасшедшей.
     --  „а,  --  печально согласилась мать, -- Я действительно сумасшедшаЯ,
если прожила  четверть  века с таким дебилом. Њне казалось, ты  хоть чему-то
научилсЯ, а ты застыл на том времени, когда хотел отдать руку за ‘талина.
     -- Љогда это было? -- смутилсЯ отчим.
     --  Љогда Я  тебЯ  чуть не убила  в  первый  раз. Ќо  в третий --  Я не
промахнусь.
     -- Ћставь утюг в покое! -- закричал отчим...
     Њне  захотелось соединить  два разговора  между мамой и отчимом в  одну
дискуссию, и Я пропустил целый период жизни. Ћ нем стоит вспомнить, он имеет
отношение к моей теме...

        11

     ‡а  годы,  предшествовавшие бескровному  еврейскому  погрому... ‘топ! џ
написал эти слова, как бы провалившись в те далекие дни, когда мы и знать не
знали,  что  в подвалах ЌЉ‚„ расстрелЯны ни  в чем  не  повинные  крупнейшие
еврейские  писатели: €цик ”ефер,  Џерец Њаркиш,  ‹ев Љвитко... ‘ловом, в эти
годы  Я  чрезвычайно укрепилсЯ  в  своей  русской  сути, чему способствовала
втораЯ  женитьба,  приведшаЯ  менЯ   в  истинно  русский  и  высокосоветский
номенклатурный дом.  ’ут к евреЯм было  двоЯкое отношение.  …сли они  просто
поЯвлЯлись  в  доме,,  что  случалось  нечасто,  к   ним  относились  как  к
иностранцам   --  предупредительно   и  вежливо-отчужденно.   …сли   же  они
оказывались в  родне, то  как к больным стыдной и неизлечимой болезнью. ќтой
болезнью   страдал   близкий  родственник  моего   тестЯ,  инженер-полковник
Ђлександр €ванович Ђртюхин, пьЯница, хулиган, сорвиголова, по  матери еврей.
Љруглолицый, курносый, правда, черноволосый, но брюнетов  русских не меньше,
чем блондинов-евреев, Ђртюхин и внешне,  и  внутренне был  русским вахлаком.
Ћн, как говорЯт в психиатрии, еще  и огравировал свою сермЯжность, тщательно
следЯ,  чтобы  не  проскользнула  чужероднаЯ  -- от  мамочки  -- тонкость. ‚
светло-карих  грустных  глазах  его  порой  мелькал далекий свет  разума, не
подходившего к кабацким  речам и разнузданному поведению. …го  принимали, им
не   брезговали,  но   не  было  случаЯ,  чтобы  новому  гостю  не  сообщили
двусмысленным  шепотком:  а  знаете,  Ђртюхин еврей! € это звучало  так:  не
доверЯйте видимости, у него спиннаЯ сухотка.
     „о  сих пор не понимаю, почему этот дом не споткнулсЯ на моем отчестве,
менЯ сразу и навсегда принЯли как  своего, русского без сучка и  задоринки и
даже   с   юдофобским  душком.  ќто  льстило.   џ  подмечал  порой  на  себе
недоуменно-завистливый взглЯд грустных глаз  Ђртюхина, его томили подозрениЯ
и  ранила  моЯ  полнаЯ  ангажированность  в  доме, где  он ходит  с незримой
шестиконечной  звездой.  џ  всем обЯзан  моей матери,  в  которой они,  люди
простые,  взволнованно  почувствовали  барыню  --  из  т  е  х.  €  так этим
пленились, что не могли заподозрить ее в мезальЯнсе. Ћни легко поверили  бы,
что Я принц или сын губернатора, но никак не одноделец Ђртюхина.
     ЌоваЯ  семьЯ  сильно  русифицировала  менЯ.   џ  научилсЯ  не  пить,  а
осаживатьсЯ водкой, научилсЯ опохмелЯтьсЯ так основательно,  что нередко это
переходило в новую пьЯнку. ђаньше Я покорно мучилсЯ разрывной головной болью
и думать не  мог  о водке, а теперь освоил разные способы опохмелки: водкой,
пивом, огуречным рассолом. ЌаучилсЯ -- при полном отсутствии слуха и чувства
ритма -- плЯсать русскую и польку-бабочку; стал пользоватьсЯ матом не только
длЯ ругани, но и длЯ  дружеского общениЯ (странно, что армиЯ не научила менЯ
всем этим полезным вещам). Ѓыли важные открытиЯ. Ћдно из них: пьЯный русский
человек  не  отвечает  за  свое  поведение  во  хмелю,  и  никто  не  вправе
предъЯвлЯть ему претензий. Ќекоторые промахи гостей  обсуждались на кухне за
опохмелкой: один пукнул в  лицо домработнице, помогавшей  ему надеть ботики;
другой кончил на единственное выходное платье  нашей приЯтельницы,  когда та
позволила ему ночью прилечь  к ней на диван; третий наблевал в ванну, потому
что в  уборной блевал другой гость; кто-то вынул  член за столом  и  пыталсЯ
всучить малознакомой соседке; сестра тещи обмочилась во времЯ плЯски; стараЯ
ее подруга танцевала шуточный канкан, забыв, что на ней нет штанишек, но эти
"бетизы", как говаривал ‹есков, вызывали скорее усмешливое удивление, нежели
осуждение. …сли же и был укор, то касалсЯ он не самого проступка, а побочных
обстоЯтельств. Ќапример:  какой молодой  мужчина носит сейчас  ботики?  €ли:
когда  член с  наперсток,  неудобно его  даже  своим предлагать,  не то  что
незнакомой даме.
     ’ут жили и гулЯли  бурно:  со слезами,  скандалами, иногда мордобитием,
все это служило хорошей подпиткой моей расцветающей русской душе.
     џ не оскотинилсЯ вконец, потому что менЯ поддерживал нравственно другой
дом, с которым Я был свЯзан едва ли не теснее, чем с домом моей жены. џ имею
в виду не  семейную нашу коробочку в  писательском доме по улице  ”урманова,
там было  нехорошо  и  печально: долго  болел  отчим  тромбофлебитом  -- эта
болезнь стоила ноги его брату; мама умудрилась подхватить сыпнотифозную вошь
в  электричке  (первый  раз  она  болела  сыпным тифом в гражданскую войну);
тЯжело недужила переходЯщими из одной в другую  хворостЯми стараЯ ‚еронЯ, --
а дом напротив,  где в квартире  первого этажа жила семьЯ Ќадежды Ќиколаевны
Џрохоровой,  вдовы  наследника хозЯина "’рех гор". Њогучий старец, создавший
самую мощную мануфактуру  в Њоскве, был любимцем  рабочих, но это ничуть  не
расположило  советскую власть  к  его  потомкам.  Џрохоров-сын успел умереть
своей  смертью, оставив  семью в благород-ной бедности, чтобы  не сказать --
нищете. Ѓыть  может, холодность властей объЯснЯлась тем, что по отцу Ќадежда
Ќиколаевна  была  ѓучкова, дочь  министра  ‚ременного  правительства.  …е не
посадили,  и  на том спасибо. Џосадили ее сестру, котораЯ изображена рЯдом с
ней на очаровательном рисунке ‚. ‘ерова "‘естры ѓучковы". „очь этой ѓучковой
находилась на попечении Ќадежды Ќиколаевны.
     Џосле  контузии  и  возвращениЯ  в  Њоскву  менЯ  направили в  страшную
психушку Љащенко, откуда  Я бежал в тот же  день. Њне  стали восстанавливать
душу  в  домашних условиЯх с  помощью  психиатра  Њаргулиса  и невропатолога
Њинора.  —тобы  занЯть  мой  день,  мне взЯли учительницу английского  Языка
Ќадежду Ќиколаевну Џрохорову. ’ак  познакомилсЯ  Я с ней, затем с ее дочерью
‚ерочкой и племЯнницей  ‹юбочкой,  буду называть  их  милыми  именами  нашей
молодости. ‚ошел Я в их дом уже после внезапной кончины Ќадежды Ќиколаевны и
тогда познакомилсЯ, а  там  и сдружилсЯ еще с одним членом семьи -- худющим,
длинновЯзым рыжим гением  ‘вЯтославом ђихтером.  Ћн  был  другом  ‚ерочки и,
бездомный, жил у них.
     ‚стретилсЯ Я  там  с  личностью куда  менее привлекательной  --  €горем
апаревичем, другом  ‹юбочки.  Џрофессор  к  доктор  математических  наук  в
двадцать лет, он решал задачу ѓалуа, завещанную поколениЯм  математиков юным
французским гением, погибшим  на  дуэли. апаревич эту  задачу  блистательно
решил,  за что  был увенчан  академическими лаврами, высшей  премией,  после
чего, устав  от  формул  и  вычислений,  на  какое-то  времЯ  стал  активным
участником  правозащитного  движениЯ,  сподвижником  и  другом  ‘олженицына,
автором замечательной книги "‘оциализм как волЯ к смерти".  Ќо завершил свои
духовные  исканиЯ  самым  неожиданным  образом,  превратившись  в  теоретика
еврейского погрома  и  одного  из  самых  Яростных юдофобов страны.  ‚от чем
успокоилось его сердце, как говорЯт в карточном гадании. Џрохоровы объЯснЯли
падение их друга, отца  ‹юбочкиной дочери, тем,  что он был учеником слепого
математика ЏонтрЯгина,  зоологического  антисемита,  а  тот прошел  науку  у
академика ‚иноградова,  отца  новой  математической школы и  дедушки  нового
антисемитизма.  €горь  (в  доме  Џрохоровых  его  звали  ласково --  €рочка)
подхватил  эстафету своих учителей. Џочему  в  ђоссии  математический  гений
переплетен с жидоедством, мне непонЯтно. апареви-чу евреи обЯзаны прозвищем
"малый  народ".  Oн  создал  теорию, согласно которой малый  народ  проник в
утробу большому народу, как хорек в медведЯ, и  выгрызает  его изнутри. …сли
медведь -- ђоссиЯ не  спохватитсЯ и не задушит в своем чреве хорька -- жида,
ей конец.
     апаревич,   чернЯвый,   темноглазый  и  смугловатый,  выдает  себЯ  за
белоруса,  но  мне  кажетсЯ,  он  ЯвлЯетсЯ  типичным  подтверждением  закона
‚ейнингера: антисемитами обычно бывают люди, несущие евреЯ в себе. …сли даже
так,  то "ЏамЯть"  и  все черносотенное  движение закрывают  на  это  глаза,
счастливые иметь в своих непросвещенных рЯдах такого теоретика.
     Ќо в ту пору €рочка таилсЯ -- совсем по-тютчевски:  "Њолчи, скрывайсЯ и
таи  /  €  мысли  и  мечты свои",  или еще  не  прониксЯ свЯтой верой  своих
учителей, да его бы в два счета  выгнали  из  дома, как  навонЯвшего конюха,
здесь  молились  на  Џастернака,  здесь  царил  чистый  дух  всемирности.  €
казалось, он дышит тем же воздухом.
     Ћдно настораживало:  в нем  не было присущих  всем нам естественности и
открытости. Ћн играл в  человека другой эпохи, случайно  заброшенного в нашу
грубую   действительность,   от  которой  он  защищалсЯ  старомодной,   чуть
отстранЯющей, нелюбезной вежливостью, словоерсами, высвистываемыми в  зубные
щели,  рассеЯнным  прищуром человека,  разбуженного  среди  ночи.  Џозже  он
добавил к этому некоторую сумасшедшинку.
     Ќалет  безумиЯ  поЯвилсЯ,  когда  ‹юбочка  захотела ребенка.  ќгоист  и
эгоцентрик до мозга костей, безобразно  забалованный родителЯми, видевшими в
нем  гениЯ из  гениев,  €рочка не  хотел никакой ответственности,  не  хотел
становитьсЯ  взрослым.  Ћн предупредил  ‹юбочку, что  не увидит лица  своего
ребенка.  Ќо  разве  может  что-нибудь  остановить  женщину,  когда  взыграл
инстинкт  материнства?  ‘о  второго  захода  ‹юбочке удалось выносить  дитЯ,
родилась девочка.  €рочка  сдержал  слово:  он давал  деньги на  ребенка, но
отказалсЯ  его  видеть.  Ћднажды  --  это  было  годы  спустЯ,  когда гнездо
распалось:  ‘лава  ђихтер   женилсЯ,  ‚ера  находилась  в  лагере,  --  дочь
апаревича Ћлечка вбежала в комнату, где находилсЯ  отец-невидимка. ‘ воплем
боли и  ужаса апаревич выпрыгнул  в окно. Ћн не слишком  рисковал, квартира
находилась на первом этаже.
     “наследовав способности отца, ЋлЯ поступила на математическое отделение
Њѓ“. Ћднажды в университетском коридоре она столкнулась нос  к носу с отцом,
сделавшим вид, что он ее не знает. ЋлЯ заступила  ему дорогу: "‡наешь, папа,
хватит валЯть дурака".
     Љазалось,  апаревич  смирилсЯ. ЋлЯ делала ему честь: живаЯ, одареннаЯ,
очень  умнаЯ, она  была  похожа  на  обоих  родителей,  сумев  растворить  в
материнской, но юной,  свежей милоте непривлекательность отцовых черт. ‹етом
все вместе поехали  на  дачу.  “сталаЯ,  измотаннаЯ неблагой жизнью  ‹юбочка
думала, что наконец-то ей засветило  солнце. Ћна плохо знала характер своего
долговременного  спутника. ‚скоре он привел в лом  некрасивую,  скучную,  не
нужную самой себе женщину и представил как свою жену. Ќе заставил себЯ ждать
и  ребенок.   ђастоптав  преданное   сердце  безответного  человека,  унизив
собственную дочь, апаревич великодушно разрешил им оставатьсЯ при нем.
     ќто хладнокровный негодЯй. Ќедавно ЂмериканскаЯ академиЯ,  нерасчетливо
принЯвшаЯ  апаревича  в  свои  рЯды,  попросила  его эти  рЯды  добровольно
оставить.  ‚ыгнать   его   по  статусу   нельзЯ,  но   расизм,  антисемитизм
несовместимы со званием  американского  академика. ‹юбой человек, обладающий
хоть  элементарным чувством приличиЯ, немедленно вернул  бы билет, но только
не  апаревич.  Ћн  ответил,  что  не  видит  оснований  длЯ  своего  ухода.
Ѓесстыдство -- непременнаЯ черта антисемита. ‚ математике гений и злодейство
вполне совместимы.
     ‚ ту пору дом Џрохоровых служил мне противоЯдием от моей новой семьи. џ
сбрасывал личину  разухабистого,  свойского малого и становилсЯ самим собой.
Њы с  ђихтером  почти  одновременно  вышли на  Џруста и  поселились на круче
‘ен-†ерменского предместьЯ.  Љогда  Я  шел с улицы  ѓорького  в  Ќащокинский
переулок, то как бы проделывал путь от ‚аськи Ѓуслаева к арлю ‘вану.
     Џрекрасные   лица  сиЯли  вокруг   менЯ;  если   исключить  апаревича,
завсегдатаЯми дома были последние могикане той духовности, интеллигентности,
веселой  доброты, что вызрели в  московском  предреволюционном  обществе  на
почве  щедрого  меценатства  Њорозовых,  Њамонтовых,  ’ретьЯковых,  ™укиных,
Ѓахрушиных,  ‘олдатенковых,  Џрохоровых. Њногие из  них смотрели  на  менЯ с
бледно-порыжелых фотографий  в  резных деревЯнных  рамочках, развешенных  по
залоснившимсЯ  от  старости  обоЯм. Џушкина вскормил  крестьЯнский оброк,  а
скольким обЯзана русскаЯ культура щедрой  мошне российских предпринимателей!
€з  их бездонной  сумы времЯ черпало новую живопись  и  скульптуру, стили  и
манеры,  музыку и стихи,  издательства,  журналы, газеты, музеи, выставки --
все  богатство  серебрЯного  века и  очень много  тучного зерна, на  котором
жировала  несытаЯ от  века  русскаЯ  интеллигенциЯ. €  сами  толстосумы, Љит
Љитычи  темного царства,  раскрывались  талантами  ‘аввы  Њамонтова,  дивной
неврастенией  ‘аввы Њорозова, сильной и нежной красотой своих жен. Ѓуквально
на глазах возникал новый, безмерно привлекательный тип русского человека, но
все рухнуло, и  место  Њамонтовых и Њорозовых за пиршественным столом занЯла
моЯ новаЯ  роднЯ.  ‚  их салонах замолк рахманиновский романс  и  зазвучало:
"ѓоп, стоп, ‡оЯ, кому давала стоЯ?.."
     Ќо с этой раздвоенностью Я еще мог бы жить. ‚скоре произошел куда более
страшный  разлом. €з лагерЯ  вернулсЯ "актированный  по состоЯнию здоровьЯ",
что  значит:  отпущенный из-за колючей проволоки  длЯ скорой  смерти, -- мой
отец.  …му определили  и  место длЯ умираниЯ -- городок  Љохму,  под боком у
текстильного €ванова.  џ  стал  ездить  к нему и  вытЯгивать  из  смерти. Њы
тщательно скрывали его существование от  моей новой семьи и от всех, кто мог
нас  заложить.  ќто  было  унизительно, мерзко  с точки  зрениЯ естественной
морали,  но никто  по  такой  морали  не  жил. ‚се жили по  уставу: лишь  бы
уцелеть. ђазница лишь  в том,  что одни согласны  были уцелеть  любой ценой,
другие  повышали  эту цену  лишь до  определенного  предела,  за  которым им
уцелеть  уже не  хотелось. Џервые -- кто беззаботно,  а  кто  мучительно  --
переходили от устного доноса к письменному, от предательства к клевете, хотЯ
даже это не гарантировало спасениЯ, другие ЯвлЯли собой мышей-героев. €м все
равно приходилось поступатьсЯ совестью на каждом шагу, ведь и молчание перед
злом --  грех, да и нельзЯ  было  всегда молчать,  жить следовало  вслух,  а
значит, врать.
     џ  ездил к отцу, придумываЯ себе командировки от разных газет, иначе не
достанешь билета, а без  билета ездили лишь слепцы и поездные солисты, возил
ему  баулы и мешки  с продовольствием, а в доме жены  подшучивали, что фронт
проходит через €ваново. џ  ездил  к  нему и  после  войны,  а  в доме  стали
подозревать,  что у менЯ в  €ванове любовница-ткачиха, возможно, с ребенком.
‚се это было оскорбительно, противно,  глупо, но  Я боЯлсЯ  своего сановного
тестЯ,  боЯлсЯ  и за себЯ, и за Њару.  ‚едь срок  наказаниЯ еще  не  истек и
формально  он  оставалсЯ  политическим  преступником. ’есть не  спустит сыну
врага  народа,  обманом  проникшему  в  его  дом,  его  длиннаЯ  рука  может
дотЯнутьсЯ и  до Љохмы. ‚едь он сгноил в тюрьме младшего брата, пошедшего по
дурной дорожке.
     Ќо  еще сильнее менЯ  угнетало другое.  ЏриезжаЯ в Љохму,  Я из  русака
становилсЯ евреем. ’ут уже не  открутишьсЯ, не забьешь баки,  -- отец рЯдом,
он  смотрит на менЯ снизу вверх, такой он маленький,  ведь Я тоже не гигант,
любЯщими бедными глазами, он все  времЯ  держит  менЯ за руку, словно боЯсь,
что Я  убегу. € Я убегаю через три-четыре днЯ, потому что мне нужно назад, в
мою фальшивую, искусственную и такую ненадежную жизнь.
     Ќо Я еще не убежал. Њы гулЯем по улицам Љохмы, и слово "жид" преследует
менЯ. †ид!.. †ид!.. †ид!.. --  кричат прохожие, уличные мальчишки,  собаки с
потными, грЯзными  Языками,  козы в  огородах,  пыльные кусты акации, рослые
вЯзы, кирпичные стены џсюнинской фабрики, где служит отец. Љонечно, никто не
кричит, но что мне до этого, если слово кричит внутри менЯ.
     Њы выходим на главную  площадь  с розовой  каланчой. Џлощадь носит  имЯ
‡аменгофа,  создателЯ Языка  эсперанто.  Љакое отношение  имеет он к Љохме и
какое отношение имеет Љохма  к искусственному, никому не нужному Языку и его
изобретателю,  непонЯтно.  Ќикто  здесь  не знает, кто  такой  ‡аменгоф.  Ќо
площадь   не   переименовывают.   Њожет   быть,  кохмомчане  любЯт   евреев,
единственные на всю ђоссию, души в них  не  чают и ничего не  могут  с собой
поделать?  Ќе  исключено,  что  они  составлЯют  секту,  вроде мормонов  или
молокан, секту жидовствующих, и готовы распахнуть мне объЯтиЯ, если Я сделаю
хоть шаг им  навстречу. Ќо Я  не сделаю. џ не верю  в их любовь. џ боюсь их,
смертельно боюсь свидетелей моего позора.
     Њы покупаем водку в ларьке возле каланчи. Њедленно бредем домой, у отца
все времЯ прихватывает сердце. € Я напиваюсь.  €  плачу. Џлачу от горЯ,  что
стыжусь того,  что дано мне отцом. ‚едь Я люблю  его.  џ восхищаюсь им.  ‚от
человек, который уцелел, в отличие от менЯ, хотЯ прошел ад. ‚се его осталось
при  нем.  ќта  удивительнаЯ  незлобивость  при  полном   понимании  низости
окружающих.  €  он вовсе  не стеснЯетсЯ быть евреем.  ‚едь он  не был им  до
революции, но стал им по собственному выбору. Ћн выбрал то, что хуже, другой
выбор был бы длЯ него  унизителен. Ѓоже мой,  почему Я не могу  быть евреем,
как все?!
     џ  думал  о том, сколько времени  мы с  ним потерЯли, ведь  в детстве Я
видел его  так мало, он жил какой-то  своей жизнью и не давал  себЯ  любить.
Џотом,  когда  он вернулсЯ  из  ссылки  на короткое времЯ, отпущенное ему до
паспортизации, у нас не склеилось. Ћн чуть натужно и запоздало  начал играть
в отца: пыталсЯ  помогать  мне по  математике, дававшейсЯ мне с  трудом,  но
легко  раздражалсЯ,  а это  верный  способ  оттолкнуть  менЯ.  џ  обидчив  и
злопамЯтен  -- приЯтный характер! -- при  этом  добр  и немстителен, так что
злопамЯтство доставлЯет  неудобство лишь мне  самому.  ’ы вроде  бы  простил
человеку свою обиду, вернулсЯ к дружеским, доверчивым отношениЯм, а заноза в
душе сидит и колетсЯ. ‚о мне нет  свойственной многим людЯм настороженности,
боЯзни  обнаружить мЯгкое  подбрюшье,  может,  поэтому  Я и  нарываюсь  чаще
других,  и  вошедший  в менЯ  шип, как бы  ни  сложились  отношениЯ, уже  не
отпадет. Љонечно, отцу Я  простил  маленькие  давние  обиды, он  был слишком
несчастен, и жалость перекрывала все, но мы  не сблизились за тот без малого
год, что жили вместе. Ќас соединила навсегда  колючаЯ проволока Џинозерского
лагерЯ, куда Я к нему ездил перед войной.
     ’еперь  Я  понимаю,  откуда шли его  нервность и  нетерпЯ-честь,  столь
несвойственные ему,  в доме была двусмысленнаЯ  обстановка, ведь  фактически
мать  уже  имела другого  мужа, который стал моим отчимом, как  только  Њаре
отказали в московском  паспорте  и возникла опасность, что мать  ждет та  же
участь. ’огда они мгновенно  развелись, и в тот же день, в том же загсе мать
расписалась с отчимом -- это делалось с идиллической простотой. Ћна получила
чистый паспорт, тот самый  "серпастый, молоткастый", которым так гордилсЯ на
страх и зависть врагам  ЊаЯковский,  и Я  был в него вписан. Њы  остались  в
Њоскве.  “  отца  с ђогачевым всегда были  отношениЯ  взаимоуважениЯ и живой
приЯзни.  Ћни  нравились  „ђ“ѓ  другу.  Ћтец  наивно  побла-годарил  его  за
оперативную помощь. Џотом были грустные проводы отца в новый круг ада.
     ‘овки, исповедующие героическую  мораль, но лишенные обычной, на каждый
день, могут строго спросить: почему  моЯ мать не последовала за мужем  в его
изгнание?  ‚едь  декабристки через  всю огромную, грЯзную и  снежную  ђоссию
устремились на  Ќерчинские  рудники к  своим  мужьЯм  и  суженым. Ћбладатель
"гордого взора иноплеменного" с удивлением добавит:  разве в Ѓакшееве нельзЯ
было  жить?  Ћтвечу сперва на второй  вопрос:  нельзЯ, и  Њйрина  судьба это
доказала. ‘лучайный  сброд, осевший на болотистой, смрадно дышащей подземным
тлением почве,  исходил  скукой,  злобой,  завистью  и доносительством --  в
тщетной надежде  такой ценой выгадать у судьбы.  Њать  скорее наложила бы на
себЯ руки,  чем  обрекла менЯ на  жизнь  в Ѓакшееве.  Ќе  надо  думать,  что
Ѓакшеево  ЯвлЯлось  каким-то монстром, всЯ страна  сплошное  Ѓакшеево, но  в
Њоскве и ‹енинграде можно было создать себе непрочную изолЯцию.
     Ћтвечаю поклонникам  декабристок. Њать давно уже была с другим, но ради
Њары  сохранЯла видимость  брака  и семьи, чтобы ему  было  куда  вернутьсЯ,
сберегла его место. € не ее вина, что это оказалось гнездо кукушки...
     Њара умер в канун моего днЯ рождениЯ в 1952 году,  он хотел сделать мне
подарок:  освободить от  излишней низости.  Љ  тому времени  моЯ  московскаЯ
географиЯ изменилась: в  ней не стало  престижного дома на улице ѓорького. џ
не  сказал  бы, что "была без  радости любовь", но вот разлука обошлась  без
печали.  Љ этому  времени  мы с  женой слишком далеко  ушли друг от друга. Љ
сожалению, не стало и  милого дома в  Ќащокинском. ђазумеетсЯ,  физически не
исчез  этот крепкий дореволюционный доходный дом, но стал длЯ менЯ чужим. €з
него  ушла  душа --  ‚ерочка,  которую посадили  на десЯть лет  по доносу ее
нового  друга,  заменившего  ей...  сама пишет  рука,  нет,  не  заменившего
ђихтера. Ђ ‹юбочка была  занЯта своим молодым  материнством, тЯжелой борьбой
за существование и за апаревича -- расчетливого безумца.
     Џоследние два  года  приезды отца  (по  истечении  срока наказаниЯ  ему
разрешили  проводить  отпуск в  Њоскве)  стали чуть  менее  унизительны.  Ћн
познакомилсЯ с  моей  новой женой,  близкой подругой  матери,  не  было  уже
поспешных прЯтаний в  ванную комнату при  внезапном стуке  в дверь.  …сли же
кто-то  непрошеный  ЯвлЯлсЯ,  его  выставлЯли  вон,  не слишком  затруднЯЯсь
предлогом. Њы устали боЯтьсЯ.  •отЯ времЯ было  страшное: уже  разделались с
Џролетарским   районом,   где   сосредоточена   чуть   не   всЯ   московскаЯ
промышленность; это смутное дело так  и не  попало на страницы газет (ходили
слухи о шпионаже, вредительстве, все старые, знакомые мотивы, но звучали они
как-то  приглушенно).   Љогда  же  смрадные  волны  улеглись  и  можно  было
подсчитать потери,  то оказалось, что  пострадали, за редчайшим исключением,
одни евреи: многих расстрелЯли, в том числе любимого помощника моего тестЯ и
врачей  из  заводской  поликлиники.  ‘амого  тестЯ  за  потерю  бдительности
понизили  до  директора  небольшого  авиационного  завода.  „ругие  получили
предельно  крупные  сроки.  ЌепонЯтное  дело, в  котором  смешались директор
завода "„инамо" и зубной врач, знаменитый конструктор автомобильного гиганта
-- да еще  с  женой  -- и  заведующий  заводским клубом.  ‘остав  был  очень
пестрый, объединЯло одно -- жиды. ‹итературные евреи, еще не оправившиесЯ от
борьбы  с космополитизмом,  упорно не хотели видеть в трагедии Џролетарского
района антиеврейской подкладки.  Ђ  уже зрело в  страшном  лоне власти  дело
"врачей-отравителей".  €  в  то  же  времЯ,  повторЯю,  наш  привычный страх
полинЯл.
     ‘ейчас тЯжело  и стыдно  писать о надругательствах над отцом.  Ќо тогда
всЯ наша конспирациЯ была так же естественна, как ночной ужас, холодный  пот
при  резком автомобильном гудке под утро, как двоемыслие: что  длЯ дома, что
на   вынос,   как   участие   в   комедии   выборов.   џ   вел   рубрику   в
сельскохозЯйственной газете "‚ ‘талинском избирательном  округе",  и  мне не
только не плевали в лицо, но еще завидовали, что Я нашел такую кормушку. Џри
поЯвлении  очередного  опуса  Њара  с  доброй  улыбкой  говорил:  "…ще  одно
достижение социалистического реализма".
     Ќо  на эту тему равное собеседование может быть лишь с  теми,  кто  сам
прошел все круги ада. € все-таки самым позорным воспоминанием тех лет во мне
осталось то, что мы и Њоскву сделали длЯ отца зоной...

        12

     †енщина, которую Я назвал  своей женой и  котораЯ  была  мне прекрасной
женой, официально ею так и не стала. Џоначалу этому помешало то,  что она не
была разведена со своим  первым  мужем, севшим еще в тридцать седьмом  году,
через месЯц после женитьбы. Љо времени, о котором идет речь,  он был отпущен
на поселение, где женилсЯ  вторично. Ђ  был указ: за двоеженство -- два года
тюрьмы,  по  году  за каждую  жену.  ‹елЯ боЯлась привлечь  к нему  внимание
заочным разводом, она и  со вторым мужем, от которого имела ребенка, прожила
нерасписанной.  ‚ дальнейшем  нам помешали узаконить наши  отношениЯ  другие
причины, о них -- ниже.
     ‹елЯ ездила в Љохму хоронить Њару, Я  в ту пору надолго вышел из  строЯ
-- рецидив контузии. Ћна была мне всем:  лучшей из  любовниц, самым верным и
надежным  другом, защитой от  всех напастей, удивительно  умела  проникатьсЯ
всеми моими  интересами,  будь  это  ‹емешев,  бега,  грибнаЯ охота,  балет,
волейбол,  автомобиль;  она помогала  мне  собирать  материал длЯ  идиотских
статей о ‘талинском избирательном участке, позднее -- переводить прелестного
"Ѓэмби" с  немецкого. џ могу еще  много  говорить о ней:  о ее поразительной
ручной  умелости, она  умела  руками  все -- шить,  вышивать, делать  шлЯпы,
починить любой испорчен-ный прибор, о ее уме  и остроумии, собачьем  нюхе на
людей. Ќо  и это еще не  все.  Ћна была чудовищной врушкой -- и длЯ  дела, и
совершенно  бескорыстно. Џоследнее преобладало. Џриведу один  лишь пример. џ
приехал поздравить ‹елю с днем рождениЯ, она ждала к  ужину школьных подруг.
џ спросил об одной из них, с чудными ореховыми  волосами и странным  именем:
ЊарысЯ.  ‹елЯ  на  мгновение  задумалась,  лицо ее  опечалилось,  на ресницу
набежала слеза.  "Ћчень плохо.  Ќе  спрашивайте. Ћна в сумасшедшем доме". --
"Ѓоже мой, а есть надежда?" --  "“вы... Ћна ест собственный кал".  ‹елЯ чуть
не  плакала.  „ернула  же менЯ  нелегкаЯ  завести этот  разговор  в  день ее
рождениЯ! џ подыскивал слова длЯ утешениЯ, но тут в дверь позвонили,  пришла
ЊарысЯ. ЋживленнаЯ, радостнаЯ, вокруг румЯного лица метались легкие ореховые
волосы. "Ќадеюсь, она не переела, у вас же ужин", -- прошипел Я в лицо ‹еле.
’а сделала  губами  --  пр!  --  и развела  руками: мол, бывает.  ‡ачем  она
наврала?  …й  показалось,  что  наша  короткаЯ  встреча слишком  пресна,  не
останетсЯ в  памЯти. ‚озможно, она недавно читала о Њопассане  в сумасшедшем
доме.  “  него  есть  запись:  "ѓосподин  Њопассан  превратилсЯ  в  свинью",
сделаннаЯ в коротком просветлении, когда несчастный обнаружил, что он делает
то  самое,  в чем  ‹елЯ  обвинила  Њарысю. ‹елЯ  казалась  смущенной,  но не
пристыженной.  Ќикто  ведь не пострадал, но  какой-то миг  бытиЯ  наполнилсЯ
ужасом, болью, состраданием, значит, он не скользнул мимо, а был пережит.
     ‘ама  ‹елЯ называла себЯ выдумщицей, фантазеркой, врунью --  отвергала.
Ћна зарабатывала  на жизнь тем, что делала шлЯпки (по образованию историк) и
постоЯнно обманывала заказчиц --  умело  и вдохновенно;  она развила  в себе
воображение,  как развивают мускулы,  ее распирала потребность разнообразить
рутинную жизнь.
     ‚се перечисленные мною качества ‹ели, которые в таком сборе могут  быть
утомительны,  были  растворены в стихии женственности.  Ќи  одна  женщина не
вызывала во мне такого желаниЯ, как ‹елЯ, и ни одна не шла навстречу с такой
охотой. Њы занимались любовью  там, где нас застало желание: в  подворотнЯх,
подъездах, на снежном сугробе у нее во дворе, на угольной куче в моем дворе,
на крыше, на дереве, в реке, в  машине,  в  лесу, на лугу, в городском саду,
где  всегда играет духовой оркестр, просто на улице, у водосточной трубы под
шум дождЯ.
     ‚  старости она растолстела,  перестала  следить за собой, но в ту пору
ЯвлЯла собой мой  любимый  тип "бельфам". —уть выше среднего женского роста,
она казалась  высокой,  статнаЯ,  с красивыми ногами, добрым, мЯгким  лицом,
носом уточкой, кареглазаЯ, с пухлым ртом,  она воплощала в себе ту скромную,
уютную русскую милоту, лучше  которой нет ничего на свете. € каково  же было
мое  потрЯсение,  когда  оказалось,  что  она еврейка. “ менЯ  уже возникали
подозрениЯ  на ее  счет  после  знакомства  с ее матерью -- та  же ‹елЯ,  но
осдобневшаЯ, с чертами  очень схожими, но  как  бы сместившимисЯ  в  сторону
Ѓлижнего  ‚остока. ‹елЯ со снисходитель-ной улыбкой завзЯтой вруньи  уверила
менЯ, что  это  бред.  Њне хотелось  верить, Я знал ее дЯдю  по  отцу (черту
лысому  он был  дЯдей), актера  Њалого  театра  €вана  Џетровича  Џоварского
(Џоварешкина),  и  это укреплЯло менЯ в желанном заблуждении.  Ђ  потом  все
открылось,  почти  так  же наивно и  некрасиво, как  в  случае с сумасшедшей
Њарысей. ‹елЯ издала губами "пр!"  и развела руками --  номер не  удалсЯ. Ќа
этот раз трагически длЯ нее, џ сказал прЯмо и твердо, что никогда не свЯжу с
ней  судьбу.  •ватит  мне  мучений  с  самим  собой,   еще  корчитьсЯ  из-за
жены-еврейки у менЯ  нет душевных сил.  ‘амое удивительное, что она  со мной
согласилась, до такой степени понимала менЯ.
     “  нас  ничего  не  изменилось. Ћна менЯ так же любила, и Я ее,  и  она
оставалась длЯ менЯ не менее  желанной, стареЯ, дурнеЯ, это  уже  ничего  не
значило в  той  физиологической  тайне,  какой она длЯ  менЯ  была. Ќи с кем
никогда не достигал Я такой благостной исчерпанности, как с ней. ’ак длилось
до моей последней женитьбы двадцать пЯть лет назад. Ќо душевную мою близость
с ней не прервала и ее раннЯЯ смерть.
     Ќе так давно Я узнал, что она говорила близким людЯм о моей жестокости.
Ќаверное,  она права, хотЯ Я этой жестокости  в  себе не ощущал.  € все же Я
предал  ее,  как предал  отца, как предал  самого себЯ. Ќо если б  весь  мир
заорал на менЯ  голосом  во  сто крат  мощнее иерихонской  трубы:  опомнись,
устыдись, это же фашизм наизнанку, -- Я не дрогнул  бы.  Њне не вышагнуть из
самого себЯ, как, впрочем, и любому другому человеку. Њне  понЯтно  отчаЯние
‚алтасара,  хотЯ  на моей стене  начертаны другие  огненные письмена: жид...
жид... жид...

        13

     ‚  иной  исторической  действительности,  лет через десЯть после нашего
объЯснениЯ с  ‹елей,  в  один  из  тех  доверительных разговоров, что у  нас
сохранились с дней моей  юности, Я рассказал матери о том, что  ныне поведал
"городу и миру". -- Љак  странно, -- сказала  мать, покусываЯ губы, что было
признаком  волнениЯ и озабоченности. --  џ не  знала, что это длЯ  тебЯ  так
серьезно.
     €нтонациЯ искренности не могла ввести менЯ в заблуждение, она множество
раз,  с  той  неправдоподобной поры ЂрмЯнского переулка, когда  слово  "жид"
впервые обожгло мне душу, могла убедитьсЯ, как остро и болезненно отношусь Я
к  своему нерусскому происхождению.  Ќо ведь человек  слышит  лишь  то,  что
слышит, видит лишь то, что видит, угадывает лишь то, что хочет угадать,