е  настоЯщий мужик, он  художник-график,  в войну --
солдат,   после   войны  --  писатель.  Љстати,  любой  писатель  все  знает
приблизительно, по памЯти детства, понаслышке, по летучим наездам;  если  же
он  захочет узнать  что-то  досконально,  глубоко и  профессионально, то  не
сможет писать, времени не останетсЯ.  „а ведь писание не фиксациЯ  жизненных
Явлений, а переживание их. € с переживанием деревенских забот у Ќосова все в
порЯдке, и так ли  уж важно, если он что напутал  с глубинной  запашкой  или
навозом-сыпцом. Љстати, все деревенщики давно  обжились в городах, столь ими
презираемых,  а  в  деревню  заглЯдывали на свадьбу,  крестины  или похороны
родственников.
     ‘ейчас стало известно, что  Њожаев готовит второй Ќикто толком не знал,
по кому именно  этот удар придетсЯ но певцы деревни заметались, затосковали,
обнаружили  у себЯ загадочное кровЯное давление,  да  еще  подскочившее  ‚от
ужас!.. ‚чера еще небо было в алмазах, а сегоднЯ?..
     ѓипертоник  нарушил  молчание  после пЯтой рюмки. Bсе  дерьмо,  нет  ни
людей, ни  литературы, торжествуют  бездарность, конформизм, кругом интриги,
заговоры, надо скорее бежать из этой клоаки, сиречь Њосквы.
     џ молчал,  даваЯ ему выговоритьсЯ. ‚се более мрачнеЯ,  он  сказал,  что
никому нельзЯ  верить,  кругом  вранье  и  обман. "‚от и ты  тоже...  Ћ тебе
говорЯт, что ты жид".
     Ќациональный  вопрос  никогда не  возникал между нами. џ думал, что его
вполне  устраивает  мой официальный  статус и то,  что в моем поведении  нет
ничего, этот статус опровергающего.  „а и вообще мне в голову не  приходило,
что черносотенные мотивы могут быть ему близки.
     Ќенавистное слово в его устах ошеломило менЯ. Џрока-тились  через  душу
двор в ЂрмЯнском переулке, Ђгапеша с его советами "отмыливать в Ѓердич", всЯ
стараЯ, полузабы-гаЯ духота заложила грудь. ѓосподи, воистину все  течет, но
ничего не изменЯетсЯ.
     Ђ  почему он об этом заговорил? …го собираютсЯ долбануть в газете,  при
его  репутации это  ровным счетом ничего не значит. џ -- битый-перебитый, не
защищенный ни журналом,  ни соратниками, плюю на подобные  разносы, а ему-то
что?  "Ќаш  сотрапезник"  или  "‹итературнаЯ  ђоссиЯ"  отбрешутсЯ  за  него,
оскорбЯт  ответно  Њожаева,  и  весь сказ.  Ќо этот  крепыш, забалованный  и
тонкокожий,  морально  развалилсЯ,  едва противник  занес  руку.  Њожаева  в
еврействе никак  не заподозришь, да  и вообще он свой,  не узнавший своих, а
душе  нужен   супостат,  "истинный"   виновник  нападениЯ,   прочный  объект
ненависти. Ќе иначе,  тут заговор, Њожаев -- игрушка в руках исконных врагов
русского народа, подлинно русской литературы.
     “  него  стало  темное и далекое лицо. Ћно вскоре отойдет,  высветитсЯ,
вернет  привычные краски и  выражение, но  ”раза,  брошеннаЯ  им,  и скрытаЯ
работа  подсознаниЯ,  ее  породившаЯ, --  не  случайность,  а  проговор  уже
начавшегосЯ в  нем процесса,  который  через  годы и  годы  приведет  его  в
черносотенный  стан.  Ћн  быстро   одумаетсЯ,   очувствуетсЯ   и   порвет  с
новоЯвлен-ным  союзом Њихаила  Ђрхангела  -- ранним  детищем едва начавшейсЯ
демократической   перестройки.   ‚се   первые  Яйца,   снесенные  российским
обновлением, которое до  поры само не ведало своей разрушительной силы, были
сплошь  тухлые,  из   них  вылупились  антисемитизм,  национализм,  общество
"ЏамЯть" и ЯраЯ сталинистка Ќина Ђндреева. ќто были сильные, жилистые, сразу
взрослые и задиристые цыплаки;  последующий помет,  в  котором  были свобода
слова,  выборы взамен голосованиЯ, многопартийность и  другие  бледные копии
западных свобод, оказалсЯ хилым, слабосильным, маложизнеспособным...
     ‚скоре  Я ушел из "Ќашего сотрапезника". „икулов, перестал  считатьсЯ с
мнением членов  редколлегии и дажеи формально привлекать нас  к формированию
журнального портфелЯ. Ќи  с кем  не посоветовавшись,  кроме тех лиц, которые
начали глубоко  вникать в дела журнала, не будучи с ним формально свЯзанными
(они и  определЯт дальнейшее  его коммуно-фашистское лицо),  он  напечатал в
нескольких номерах толстый бездарный и откровенно юдофобский роман. Њне этот
роман на ознакомление не давали, а когда он поЯвилсЯ, Я его  читать не стал,
как и все  другие писаниЯ советского „юма. Ќо  стали приходить  читательские
письма:  "Њы считали ‚ас порЯдочным человеком, как ‚ы могли напечатать такую
мерзость?" —итатели наивно считали, что член редколлегии обладает  решающими
правами в журнале. џ оставил "Ќаш сотрапезник" тихо, без шума, сославшись на
свою  загруженность в кино. Љонечно, это не могло  никого  обмануть,  прежде
всего  такого проницательного человека, как  „икулов,  и Я  был отпущен "без
мундира", то  есть без  полагающейсЯ в таких случаЯх благодарности. ќто менЯ
не волновало, Я сам был благодарен журналу за годы работы в нем, за то,  что
Я варилсЯ в сытных и духовитых щах тогдашней деревенской прозы, за общение с
интересными людьми,  за умные  и  проникно-венные  речи, которые  звучали на
редколлегиЯх, за  новый душевный опыт. € Я не хотел осложнЯть жизнь журналу,
который  уже  попал  под  прицел  недружественных  сил.  ‹юди проницательные
отчетливо видели, куда ведет выбранный журналом прЯмой курс...

        19

     ’еперь о главном обстоЯтельстве,  перевернувшем всю мою душевную жизнь.
‘лишком долго шел до менЯ голос настоЯщего отца. џ не собиралсЯ трезвонить о
своем открытии, размахивать его письмом, как патентом на равноправие, да это
и   не  было  заверенным  в   домоуправлении   и  тем  обретшим  официальную
непреложность документом (вроде той справки о порЯдочности,  которую носит в
наплечной сумке один итальЯнский журналист-проходимец). Њне  необходимо было
длЯ самого  себЯ подтверждение,  без которого Љирилл Ђлександрович оставалсЯ
чем-то вроде рабочей предпосылки.
     Њожет  показатьсЯ  странным, но когда окончательно  отпало то, что было
кошмаром  всей  моей  жизни,  Я  начал  как-то  глухо  сопротивлЯтьсЯ  столь
желанному  дару.  ЊатериализовавшийсЯ  виновник  (воистину  виновник)  моего
поЯвлениЯ на свет -- Я  и сейчас избегаю называть отцом обмолвившегосЯ  мною
незнакомца -- оказалсЯ третьим лишним. Ѓыли Њара и отчим, которых -- каждого
по-своему -- Я любил. Ќо  отчим  менЯ не беспокоил,  его статус осталсЯ  без
изменениЯ, а как быть  с Њарой, которого Я в  глубине души  и вопреки  всему
считал своим отцом? Ћчень трудно объЯснить двойственность моего  отношениЯ к
нашей семейной  ситуации.  Ћбрести  свою  национальность  значило  длЯ  менЯ
потерЯть Њару  как отца. Ќе знаю, выжили  бы мы с матерью,  если б  не он. џ
обЯзан ему  жизнью в  силу  его сознательного великодушного решениЯ, а не по
физиологическому разгильдЯйству. € он опЯть спас нас с мамой, когда посадили
отчима и  мы остались без  хлеба  и  друзей.  Ќаверное, все эти  рассуждениЯ
излишни, Я любил его не из благодарности. ‹юбил и сейчас люблю.
     ‘тало Ясным, почему  мать с такой неохотой, натужностью приближала менЯ
к правде моего рождениЯ. …й виделось в этом предательство Њары. Ќа последнее
и окончательное предательство  она так и не решилась, но и уничтожить письмо
не могла, не считаЯ себЯ вправе решать мою  судьбу за менЯ. Ћна предоставила
мне самому разобратьсЯ в этой тонкой материи, когда ее уже не будет. ‡начит,
она не была уверена в качестве моего нравственного чувства.
     џ не  испытывал  ни  малейшего подъема,  ничего похожего на то  буйство
чувств,  которое  владело мною прежде  -- при  первооткрытии. џ был в смуте,
самое  отчетливое  ощущение --  убыток любви  к  трудовому крестьЯнству,  за
которое отдал жизнь Љирилл Ђлександрович.  ђасстрелЯли и  утопили  его те же
мужички, тот человек с  ружьем,  который делал революцию. € когда Я  думал о
бездарной судьбе прекрасно-душного студента, в густом тумане возникал и -- с
расцеживанием  марева -- насыщалсЯ  веществом жизни и  красками  всадник  --
генерал-лейтенант  „альберг,  бунташных  дел  усмиритель.  Ќе  дожил  он  до
окаЯнных дней и оставил ђоссию беззащитной...
     Џрилив русскости неизменно ожесточал менЯ, только теперь это стало куда
серьезней, не  изливаЯсь в мальчишес-кое рукоприкладство.  ‚о мне происходил
душевный переворот.
     Љак ночь  обнажает  мироздание, скрытое  за голубой  завесой  днЯ,  так
восемьдесЯт  пЯтый год сдернул "ткань  благодатную покрова" с нашей  страны,
народа,  общества,  с  каждого  отдельного  человека.   Ћбнажилась  истиннаЯ
сущность власти, институций, всего нашего тщательно замаски-рованного бытиЯ.
     €з-под    всеразъедающей   фальши   стали   проступать    под-линность,
всамделишность обстоЯтельств и лиц. Ѓыло немало открытий, самое удивительное
то, что русский народ -- фикциЯ, его не существует. ќто особенно Ясно стало,
когда    на   останках    рухнувшей   коммунистической   империи    возникли
самостоЯтельные  республики  и  высветились  задавленные  народы:  украинцы,
казахи, грузины, азербайджанцы, армЯне,  татары  и  прочие,  не  видно и  не
слышно  лишь  русского  народа, ибо  он не определил себЯ ни целью --  пусть
ошибочной,  ни  замахом --  хоть  на что-то, ни  объединЯющим чувством, …сть
население, жители, а народа нет.
     ‘оциальный пейзаж  страны уже не оживлен многомилли-нным крестьЯнством.
‘еЯтели и хранители попрЯтались, как тараканы, в какие-то таинственные щели.
Ђ  от их  лица  витийствуют  никем не уполномоченные хитрые  и  нахрапис-тые
горлопаны  (преимущественно  колхозной ориентации); сельские жители ни в чем
не участвуют, ничего не хотЯт и по-прежнему ничего не делают: хлеб, картошку
и капусту все гак же  убирают силами армии,  студенчества и других посланцев
города.  „аже на  экране телевидениЯ не мелькнет трудовое крестьЯнское лицо.
€зредка   показывают  каких-то  замшелых  дедов  или  изморщиненных   пйрок,
прекративших трудовую деЯтельность еще в прошлом веке, в их маразматичес-ком
шамканье  --  предсказаниЯ конца света,  как будто  он когда-то начиналсЯ  в
ђоссии, от огненного  змеЯ и тому подобнаЯ тарабарщина. Ђ  Я-то думал, что с
отменой социалистического крепостного права колхозники кинутсЯ врассыпную --
по своим дворам и личным наделам, но двинулось лишь  жалкое  меньшинство. €х
потуги беспощадно гасЯтсЯ верной колхозам пьЯнью и  бездельниками.  ‘ельское
население живет  вне  политики, вне  истории, вне дискуссии  о будущем,  вне
надежд, не участвует в выборах, референдумах. Ќа устах его печать.
     …сть  еще рабочие, но их так же неприметно. Ђктивность --  и немалую --
проЯвлЯют лишь шахтеры, словно всЯ страна -- сплошнаЯ угольнаЯ шахта,  но их
добрый   пример   не  вдохновлЯет   остальной   пролетариат,  пребывающий  в
летаргическом сне.
     Ќу, а где  самый многочисленный слой населениЯ --  городской обыватель:
инженеры,  техники,  служащие,   работники  торговли,  транспорта,  почты  и
телеграфа,  пенсионеры,  те  скромные и  необходимые  люди,  которых  ‘талин
ласково-убийственно окрестил винтиками? Ћт забитости и  невериЯ в лучшее они
тоже самоустранились, выпали из общественной  жизни:  достают еду, ходЯт  на
службу или в парк, торчат у говорливых деревЯнных Ящиков, злобствуют на всех
и всЯ, не проЯвлЯЯ никакой гражданской активности.
     …сть еще студенты, школьники. ‚месте с лучшей части  рабочей и служащей
молодежи  они  в  решительную минуту делегируют сколько-то тысЯч человек  (в
Њоскве до тридцати, даже более) и  помогают отстоЯть надежду на демократию а
если  быть  определеннее,  не  пустить  фашизм.  —есть  им и  хвала,  у  них
прекрасные, легкие  и гибельные лица.  ‚ их  крови на московской мостовой --
единственный залог спасет ђоссии. Ќо их слишком мало, этих светлых и чистых,
чтобы считатьсЯ народом.
     џ ничего не говорю об армии и  милиции: слегка  поколебав-шись во времЯ
октЯбрьских  событий, они  выполнили свой долг  на  высшем  профессиональном
уровне.  Ќо они не народ. Љогда тележурналист спрашивал,что ими двигало в те
решающие  минуты,  одни  отмалчивались,  другие  иронично  улыбались  третьи
говорили:  верность приказу или  верность  командиру.  ќтого достаточно  длЯ
солдата,  но   мало   длЯ   гражданина  Ђмериканец  вспомнил   бы  о   своем
звездно-полосатом флаге  Ќаш  солдат делегировал гражданское чувство, долг и
прово  командиру.  Њирное  же  население  либо  вовсе  самоустранилось  либо
равнодушно  сдало свои  полномочиЯ трибунам-добровольцам, преследующим  лишь
собственные корыстные цели власть и обогащение.
     Ќо ведь есть  и весьма активнаЯ часть  населениЯ,та котораЯ  устраивала
многочисленные  митинги  и демонстра-ции, превращала Ћстанкинскую площадь  в
гигантский сортир, штурмовала  телевидение и мэрию,  оборонЯла Ѓелый дом  со
всей   его  коммуно-фашистской   начинкой.  ќто  антинарод,  фашиствующие  и
откровенные национал-социалисты они держали над головой  символы  -- серп  и
молот и свастика,  портреты ‹енина,  ‘талина  и ѓитлера;  одни  из них хотЯт
генсека, другие -- монарха, третьи -- генерала диктатора, но всех троих -- в
охотнорЯдском исполнении.
     €х фюреры претендуют  говорить от лица  народа, но идущие за ними  пока
что не так  многочисленны, чтобы считатьсЯ народом или хотЯ бы  частью  его,
это люмпены, бомжи, пьЯнь, наркоманы, городские  отбросы, которые по свистку
поЯвлЯютсЯ и по свистку разбегаютсЯ  по  смрадным укрытиЯм, что  подтвердили
октЯбрьские  дни.  ЉорЯвые руки жадно потЯнулись за оружием, в  затуманенных
мозгах нет сдерживающих центров, а в косматых сердцах -- жалости. џ не очень
верю   в  национальный  характер.   ЏостоЯнные  эпитеты,  определЯющие  суть
француза, англичанина, немца, испанца, Японца, -- просто пошлость. Ќа крутых
поворотах  истории -- революции, большие  войны  --  флегматичные англичане,
легкомысленные  французы,  импульсивные  италь-Янцы,  добродушные  голландцы
ведут себЯ одинаково,  и все  привычные  эпитеты  съеживаютсЯ  перед  одним:
кровожадный.  ‚  русских  удивлЯет  сплав  расслабленной  доброты с  крайней
жестокостью, причем переход от одного к  другому молниеносен. Ќо в известной
степени это относитсЯ и к испанцам, и к Японцам.
     €  все же есть одно общее свойство, которое превращает население ђоссии
в  некое целое,  Я  не произношу слова "народ",  ибо,  повторЯю,  народ  без
демократии --  чернь. ќто свойство -- антисемитизм. ’олько не надо говорить:
позвольте, а такой-то?! ќто ничего не означает, кроме того, что такой-то  по
причинам, не ведомым  ему  самому,  не  антисемит. …сть негры  альбиносы,  в
Ђмерике они встречаютсЯ  сплошь да рЯдом, но это не отменЯет того факта, что
негр черен, ‘лучаютсЯ волки,  настолько привыкающие  к человеку, что едЯт из
его рук,  но  остаетсЯ справед-ливым  утверждение, что волки не поддаютсЯ ни
приручению,  ни  дрессировке.  Ђнтисемитизму   не  препЯтствует  ни  высокий
интеллектуальный,  духовный   и   душевный  уровень  --  антисемитами   были
„остоевский, —ехов,  ‡.  ѓиппиус,  ни искреннее  отвращение к черносотенцам,
погромам  и  слову  "жид",  такому же короткому и общеупотребительному,  как
самое любимое слово русского народа.
     „ва заветных  трехбуквенных  слова  да боевой клич, нечто  вроде "Љирие
элейсон!"  --  родимое  "...  твою  мать!"  --  объединЯют  разбросанное  по
огромному пространству население в целостность, единственную в мире, котораЯ
может  считатьсЯ  народом.  ’аким  образом,  мы  приходим  к  выводу,  прЯмо
противоположному тому, с чего начались наши рассуждениЯ.
     € скажу прЯмо, народ, к которому  Я принадлежу,  мне не нравитсЯ. Ќе по
душе мне тупой, непоколебимый  в  своей бессмысленной ненависти охотнорЯдец.
Љак с ним непродышно и безнадежно! ‘ него, как с гусЯ вода, стекли все ужасы
века:  кроваваЯ война,  печи  гитлеровских  лагерей, Ѓабий џр  и  варшавское
гетто, Љолыма  и  ‚оркута и... стоп,  надоело брызгать  слюной, всем  и  так
хорошо известны грЯзь и кровь  гитлеризма и  сталинщины.  Ќо вот разрЯдилась
мгла, "встала  младаЯ  с  перстами пурпурными  ќос", продрал очи народ после
тЯжелого  похмельного  сна,  потЯнулсЯ   и...  начал   расчищать  поле   длЯ
строительства  другой,  разумной, опрЯтной, достаточной  жизни --  ничуть не
бывало,  --  потЯнулсЯ  богатырь  и  кинулсЯ  добивать  евреев.  Ђ надо  бы,
перекрестЯсь,  признатьсЯ в соучастии в  великом  преступлении  и  покаЯтьсЯ
перед  всем миром. Ќо он же вечно безвинен,  мой народ,  младенчик-убийца. Ђ
виноватые --  вот  они. Ќа  свет извлекаетсЯ  старое, дореволюционное, давно
иступившеесЯ, проржавевшее -- да иного нету! -- оружие: жандармскаЯ липа  --
протоколы  сионских  мудрецов,  мировой жидо-масонский  заговор,  ритуальные
убийства...  ‚се  это было, было,  но  не  прошло.  —ерносотенец-охотнорЯдец
поднимаетсЯ  во  весь  свой  исполинский  рост.  ’от,  что  возник  в  конце
сороковых-начале пЯтидесЯтых, был карликом в сравнении с ним.
     Џослеперестроечный  антисемитизм взЯл на вооружение весь тухлый бред из
своих затхлых закромов: давно разоблаченные фальшивки, поддельные документы,
лжесвидетельства, -- ничем не брезгуЯ, ничего  не стеснЯЯсь, ибо  все это не
очень-то и нужно. €стиннаЯ вера  не требует доказательств. Ђ что может  быть
истиннее,  чище  и  незыблемее  веры антисемита:  все зло  от  евреев.  „аже
непонЯтно, зачем черносотенцам понадобились такие крупные теоретики погрома,
как апаревич и иже с ним. Ѓыть может, длЯ солидности, длЯ западных идиотов,
чтобы   те  поверили  в  глубокие,  научно  обоснованные  корни  примитивной
зоологической ненависти и страсти к душегубству.
     ‚озникнув  как  государство  и  народ  на берегу  „непра,  под ласковым
солнцем  Љиева,  „ревнЯЯ  ђусь  удивительно  быстро  взамен  самопознаниЯ  и
самоуглублениЯ,  плодотворной  разработки собственных духовных  и физических
ресурсов стала заритьсЯ на окружающие земли, обуЯннаЯ страстью к расширению.
€  стала  московской  ђусью,   еще  более   загребистой.  ‚едь  расширЯтьсЯ,
захватываЯ  то, что  тебе не принадлежит, куда веселее,  вольготнее и слаще,
нежели   достигать   преуспеЯниЯ   на  ограниченном   материале  собственных
возможностей.
     “йдЯ от места своего рождениЯ и  пересидев татарское  нашествие, ђусь с
освеженной силой ринулась во все стороны света,  но мощнее всего на  восток,
покорЯЯ, истреблЯЯ, развращаЯ другие народы, дорвалась до океана  и  сменила
направление главного удара: бросок на юг,  в "рынь-пески" и Љавказские горы.
Њенее удачным было продвижение на запад, но и тут достигнуты немалые успехи:
ђоссиЯ присоединила ”инлЯндию, Џрибалтику, вторглась в сердце Џольши.
     ‡а всеми этими делами  почти забыли  о первородине, но потом вспомнили,
пристегнули  к стремени и  нарекли Њалороссией, или “краиной, то бишь  малой
окраиной  великой ђуси. € стали  великороссами, сами так себЯ назвав. ‡аодно
обзавелись предками  -- славЯнами,  исконными обитателЯми  тех  земель,  где
зачалась ђусь. Ќикаких славЯн в помине не было,  а были словеньские племена,
пришедшие  из  –ентральной  …вропы.  ЏатриотическаЯ  смекалка  двух  братьев
духовного званиЯ, живших в семнадцатом веке, буква "о" в заветном слове была
заменена  на  "а"  ("он"  на  "аз"),  так  возникли  первожители  бескрайних
пространств будущей ђуси славЯне, а  засим  великаЯ троица:  славЯне, слава,
православие...
     ’рудно любить тех,  кого ты подчинил мечом и пулей, обездолил, ограбил.
Ќе  приходитсЯ  ждать и любви от них,  надо  все времЯ быть начеку ("Ќе спи,
казак..."),  во  всеоружии, в не отпускающем напрЯжении. Ћттого и приучились
русские видеть  в  каждом иноземце врага, непримиримого,  хитрого,  подлого.
"‡лой чечен  ползет  на  берег, точит  свой кинжал".  Ђ  почему  этот  берег
оказалсЯ  так  далек от славЯнских  полей и лугов и  так близок  к чеченским
горам?  €  как  вознегодовали  москвичи,  когда   чечен   приполз  на  берег
Њосквы-реки!
     Џри  таком отношении к  инородцам  легко представить себе гнев, Ярость,
недоумение, растерЯнность великороссов, когда  они обнаружили, что инороднаЯ
нечисть  пробралась  в их собственный  дом, пока они помогали другим народам
избавитьсЯ от своей  независимости. Ѓез выстрелов и крови, со скрипочкой,  с
коробом  разного  товара, да и с  водочкой в шинке --  будто  своих кабаков,
трактиров, кружал, пивных не хватало, -- с аршином портного, "козьей ножкой"
зубодера прокралсЯ  супостат.  ќто мирное и поначалу малочисленное нашествие
ничем  не грозило, скорее помогало бытовому комфорту коренного населениЯ, но
разве думает о выгоде русский человек! ќти вкрадчивые длинноносые и картавые
пришельцы распЯли нашего... нет, ихнего... нет, нашего-ихнего •риста и, мало
того,  не  могут произнести слово "кукуруза", и нельзЯ  их  ни завоевать, ни
покорить  мирным  путем,  ибо  нет  у них своей  земли,  своего  угла, тогда
остаетсЯ одно:  гаркнуть во  всю могучую великоросскую  глотку: "Ђту его!" €
гаркнули...  Ђ  он все  лезет, и  черта оседлости  ему не указ.  Ђ  как пала
корона, то и вовсе никакой жизни не стало.
     ’Яжело обидели евреи ђоссию, да только ли они? Ђ неблагодарнаЯ окраина,
•охландиЯ, забыла, кто ее от  лЯхов спас? Љто в тридцатые годы помог голодом
повальным  извести  под корень  кулака,  а с ним и еще  несколько  миллионов
несознательного  крестьЯнства?  Њощный  удар  по идиотизму деревенской жизни
поддержали химики и мелиораторы, прикончившие чернозем. Ќа окисленных почвах
исчез хвастливый  украинский  урожай. Ђ теперь,  порвав договор, скрепленный
подписью народного героЯ •мельницкого Ѓогдана --  воистину Ѓогом был он дан,
-- ‚краина-мати заводит склоку вокруг груды ржавого железа, колыша-щего воды
черноморского пруда, и вульгарный спор об атомных бомбах, истекающих в почву
Ядовитым гноем, да и других бесстыжих претензий хватает.
     ђусский народ никому ничего не должен. Ќапротив, это ему  все должны за
то  зло, которое  он  мог причинить миру -- и  сейчас  еще может,  -- но  не
причинил.  Ђ если и причинил -- —ернобыль, то не по злу, а по простоте своей
технической. Љто защитил …вропу от —ингисхана и Ѓатыги  ценой двухсотлетнего
ига,  кто  спас  ее от ’амерлана,  вовремЯ перенесЯ в  Њоскву  из  ‚ладимира
чудотворную  икону Ѓожьей матери, кто  Ќаполеона  окоротил, кто своим  мЯсом
забил стволы гитлеровских орудий? ‡абыли? Ђ надо бы помнить и дать отдохнуть
русскому  народу от всех переживаний,  обеспечиваЯ  его колбасой,  тушенкой,
крупами,  картошкой,  хлебом, капустой, кефиром, минтаем, детским  питанием,
табаком,  водкой, закуской, кедами, джинсами,  спортинвентарем, лекарствами,
ватой. € баснословно дешевыми подержанными автомобилЯми. € жвачкой.
     Ќо  никто  нас  не  любит,  кроме евреев,  которые,  даже  оказавшись в
безопасности,  на земле своих предков,  продолжают изнывать от неразделенной
любви к ђоссии. ќта преданнаЯ, до стона  и до бормотаниЯ, не то бабьЯ, не то
рабьЯ любовь была единственным, что менЯ раздражало в €зраиле.

        20

     ‘о  мной произошло странное, а может,  вполне естественное превращение.
Љак  только  Я  окончательно  и  бесповоротно  установил  свою  национальную
принадлежность, сразу  началось  резкое  охлаждение  к  тому, что  было  мне
вожделенно  с  самых  ранних  лет.  ’еперь Я  плевать  хотел,  за  кого менЯ
принимают, мне  важно самому это знать. џ не горжусь и не радуюсь  и  вместо
ожидаемого   чувства   полноценности  испытываю   чаще   всего   стыд.   Њое
окончательное  вхождение в русскую семью  пришлось на крайне неблагоприЯтное
длЯ морального  тонуса  этой семьи  времЯ.  Џочему-то  падение тоталитарного
режима  пробудило в моих соотечественниках  все самое темное  и  дурное, что
таилось в укромьЯх их пришибленных душ.
     Ќарод,         считавшийсЯ        интернационалистом,         обернулсЯ
черносотенцем-охотнорЯдцем. Џровозгласив демократию, он всем существом своим
потЯнулсЯ  к фашизму.  Џолучив  свободу,  он  спит и видит задушить ее хилые
ростки:  независимую  прессу  и другие  средства  информации, шумную  музыку
молодежи,  отказ от  тошнотворных  сексуальных  табу.  ’елевидение  завалено
требованиЯми: прекратить, запретить, не  пускать,  посадить, расстрелЯть  --
рок-певцов,      художников-концептуалистов,     композиторов     авангарда,
поэтов-заумщиков,  всех,  кто  не  соответствует  нормам  старого,   доброго
соцреализма. € больше жизни возлюбил мой странный народ несчастного придурка
ЌиколаЯ II,  принЯвшего мученическую смерть. Ќо ведь  недаром же  последнего
царЯ называли в старой ђоссии "кровавым". Џри нем  пролилось  много невинной
крови,  стрелЯли по мирным  гражданам.  "Џатронов не жалеть!"  -- дворец  не
отменил   приказа  ’репова.  ‚еликий   поэт  Њандельштам,  великий  режиссер
Њейерхольд, великий ученый и религиозный мыслитель о. ”лоренский принЯли еще
более  мученическую  смерть,  сами  не  повинные  ни  в  единой  кровиночке,
одарившие страну и мир великими дарами души и ума, но о них народ  не рыдал.
ќтот липовый  монархизм можно  сравнить лишь с  внезапной и такой же липовой
религиозностью.  …два  ли найдетсЯ  на  свете  другой  народ,  столь  чуждый
истинному религиозному  чувству, как русский. ’епло верующих всю жизнь искал
‹есков  и  находил  лишь в бедных чудаках,  теперь  бы  он и таких не нашел.
‚место  веры какаЯ-то  холоднаЯ,  остервенелаЯ церковность, сухаЯ  страсть к
обрЯду, без бога  в  душе.  Ќеверующие люди, выламываЯсь друг  перед другом,
крестЯт детей, освЯщают все, что  можно и нельзЯ:  магазины, клубы, конторы,
жульнические банки, блудодейные сауны, кабаки,  игорные дома. ђусские всегда
были сильны в ересЯх, сектантстве,  их нынешнее усердие в православии отдает
сектантским вызовом и перехлестом.
     џ  не был  молчаливым  свидетелем фашистского  разгула,  начавшегосЯ  с
первым  веем свобо-ды, и,  кажетсЯ,  единственный  из всех пишущих ввел тему
национал-шовинизма  в беллетристику.  € тут произошло странное: фашиствующие
осыпали  менЯ  злобной  бранью  в своих  дурно  пахнущих листках, телефон  с
завидным  упорством  обещал  мне  что-то  "оторвать", если  Я  не  перестану
жидовствовать, а интернационалисты  застенчиво помалкивали.  ђавно как и те,
кого  Я взЯлсЯ  защищать.  Џри личных встречах Я  слышал  немало  прЯмо-таки
захлебных слов:  мол,  выдал  по  первое число  черносотенной  банде! Ќо  на
страницах газет -- ни  упоминаниЯ, будто  этих  моих рассказов и повестей не
существует. Ћни не сговаривались, у единомышленников и единочувству-ющих  (в
данном  случае общее чувство  --  страх,  нежелание  дразнить медведЯ)  есть
таинственный,  неслышный  и невидный код, позволЯющий держать  единую  линию
поведениЯ;  здесь  она  состоЯла  в том,  чтобы не считать это  литературой.
‹юбопытно,  что в  нескольких  отзывах, прорвавшихсЯ на страницы  пристойных
газет,  как раз подчеркивалось,  что,  хоть  в сатирическом жанре Љалитин не
похож на себЯ прежнего,  это  настоЯщаЯ и хорошаЯ литература. ’о был  прЯмой
ответ  --  опЯть же  без  сговора -- на фальшиво-брезгливую  гримасу  мнимых
ревнителей изЯщной  словесности. Ћдин из сатирических рассказов перепечатали
в Ђмерике, два других в €зраиле, но пугливо, словно боЯсь испортить с кем-то
отношениЯ.   Ђ  моЯ  бывшаЯ  соотечественница,  талантливаЯ   новеллистка  и
прекрасный человек,  говорила мне  укоризненно: Я никогда не поверю, что все
так плохо, вы преувеличиваете, это слишком страшно. Њы встретились недавно в
Џариже,  где  издана в двух  книжках моЯ сатира, она уныло  признала,  что Я
ничего не преувеличиваю.
     “ совкового гиганта -- всЯ таблица Њенделеева в недрах, самый мощный на
свете пласт чернозема и самые обширные  леса,  все климатические поЯса -- от
Ђрктики до субтропиков, а люди нищенствуют, разлагаютсЯ,  злобствуют друг на
друга, скопом -- на весь остальной мир.
     ‡атем случилось то, что  заставило было поверить:  не все пропало, есть
народ, есть, он просто сбилсЯ с пути, потерЯлсЯ, но вот  он -- горЯчие лица,
сверкающие  глаза,  упругие  движениЯ,  чистые  шеи.  џ  говорю  об  августе
девЯносто первого года.
     Љак   ни  усердствовали  сторонники  проигравшей  стороны   в  попытках
скомпрометировать это  событие,  оно навсегда останетсЯ золотым взблеском  в
черной  мгле   проклЯтой   нашей   жизни.   Ѓездарность,  нерешительность  и
несостоЯтельность   бунтовщиков  ничуть   не  снижают  героичес-кого  порыва
москвичей, в  первую очередь молодежи, ставших в  буквальном смысле слова, а
не в  агитационном,  грудью против танков.  ’о  был  ужасный и подлый лозунг
начала Ћтечественной войны, когда население,  принесшее  неисчислимые жертвы
ради боеспособности  своей армии, недоедавшее  и недосыпавшее, чтобы  боеваЯ
техника  соответствовала  хвастливой  песне  "ЃронЯ  крепка,  и  танки  наши
быстры", призвали подставить  немецкому  бронированному кулаку  свое  бедное
нагое  тело. ‘ейчас все  было  не так: по своему  почину мальчики  и девочки
Њосквы  пошли грудью  на  танковые  колонны  своей  армии, и молодые  парни,
сидЯщие в танках,  пожалели сверстников и в эти свЯтые часы  стали  народом.
‚первые  столкнувшись  с  непонЯтным, необъЯснимым длЯ них  Явлением народа,
организаторы путча, люди тертые,  опытные,  безжалостные, растерЯлись,  пали
духом.  Ћни  испугались  не  в  житейском  смысле  слова,  чего  им  боЯтьсЯ
безоружных  сосунков, .они испытали  мистический  ужас  перед  неведомой  им
силой.  ќтим,  а  не  чем  иным  объЯснЯетсЯ  воистину  смехотворный  провал
затеЯнного отнюдь не в шутку переворота. ‘лишком  быстрый  провал  путча дал
повод  противникам  демократии  назвать  его  опереточным.  €х  презрение  к
августовским событиЯм подкреплЯетсЯ малым числом жертв:  несколько раненых и
всего трое убитых  --  разве это серьезно длЯ ђоссии, привыкшей каждый виток
своего исторического бытиЯ  оплачивать потоками крови?  „а  и  сама  ђоссиЯ,
похоже, так считает...
     ЊоЯ очарованность вскоре минула. ‚озникший  невесть откуда  народ снова
исчез. …го дыхание, его тепло, легшие на стекла вечности, смыло без следа.
     €счез, растаЯл  народ  в осенней сырости  и  тумане, лишь  въевшаЯсЯ  в
асфальт близ тоннелЯ на ‘адовой кровь напоминала, что он был.
     ‡ато поЯвилсЯ другой  народ, ведомый косомордым трибуном Ђнпиловым,  не
народ,  конечно,   а  чернь,  довольно   многочисленнаЯ,   смердЯщаЯ  пьЯнь,
отключеннаЯ от сети мирового сознаниЯ, готоваЯ на  любое зло. ‹юмпены -- да,
быдло  --  да,  бомжи  --  да,  охлос  --  да,  тина,  поднЯвшаЯсЯ  со   дна
взбаламученного  российского  пруда,   называйте  как  хотите,  но   они  не
дискретны, они постоЯнны, цельны, их злоба и разрушительнаЯ страсть настоЯны
на Яростном шовинизме, и, за неимением ничего другого, этот сброд приходитсЯ
считать  народом.  ’ем  самым  великим  русским,  богоносным, благословенным
ѓосподом   за  смирение,  кротость  и  незлобивость,  в  умилительной  своей
самобытности так  стойко противостоЯщим западной стертости и  безликости. Ћт
лица  этого  народа  говорЯт,  кричат, вопЯт,  визжат  самые  алчные,  самые
циничные, самые подлые  и опустившиесЯ из коммунистического болота.  Ќеужели
мне хотелось быть частицей этого народа?..
     Ђ ведь в  расчете именно  на этот вот народ, с твердой  верой, что этим
народом  населено  российское  пространство,  затеЯли  в  октЯбре  девЯносто
третьего кровавый переворот, который уж никто не назовет шутейным, "патриоты
ђоссии",  властолюбцы,  коммуно-фашистскаЯ  нечисть.  €  поначалу  казалось,
расчет  верен:  тысЯчи и  тысЯчи  москвичей  разного  возраста,  вооруженные
заточками,   ножами,  огнестрельным  оружием,  двинулись  штурмовать  мэрию,
–ентральное телевидение, телеграфное агентство.
     ‡аконнаЯ  власть,  как  положено,  не  была  готова  к  такому повороту
событий, хотЯ ничего другого  быть не  могло.  ЊилициЯ и армиЯ выжидали, чей
будет верх, чтобы присоединитьсЯ к победившей стороне.
     Љогда-то Џушкин  вопрошал,  что спасло ђоссию в двенадцатом году: зима,
Ѓарклай  иль  русский  бог?  Ћн  пренебрег  официальными  мнимостЯми:  гений
Љутузова, героизм армии, народное  сопротивление. —то  спасло нас  в  ночь с
третьего  на четвертое от уже близкой победы  фашистов? Џогода  была теплаЯ,
ЃарклаЯ с его преданностью, выдержкой и твердостью в нашем командном составе
не  оказалось,  а  бог  Явил-таки свою  милость.  Џринесли  из ’ретьЯковской
галереи в ЃогоЯвленский  кафедральный собор чудотворную  икону  ‚ладимирской
Ѓожьей Њатери, уже спасшей в давние времена Њоскву от нашествиЯ ’амерлана, а
ныне усилившей  перед ѓосподом  свЯтую молитву  патриарха. Ќо ѓосподь ЯвлЯет
свои чудеса не жестом фокусника, а через физическое Явление или через  живое
слово  живого человека. Љогда  землЯ  дрожала под копытами конницы †елезного
•ромца, выдалась раннЯЯ осень с утренниками, солившими траву инеем. ’амерлан
испугалсЯ,  что лошади падут от бескормицы, и повернул  на  юг свою  рать. Ђ
сейчас  к  народу  обратилсЯ  захаЯнный псевдопарламентом,  снЯтый с  поста,
мужественный  и умный  …гор ѓайдар  и  призвал москвичей  защищать  законную
власть  и  демократию. € к  зданию  Њоссовета, заполнив  ’верскую,  стеклись
десЯтки  тысЯч безоружных, но готовых  стоЯть насмерть москвичей.  Љазалось,
они  пришли из  августа  девЯносто  первого, только стало  их  куда  больше.
ѓенералы-матерщинники  из  Ѓелого  дома не  отважились бросить  на них  свою
грЯзную рать -- и проиграли.
     Ђ  дальше все пошло по знакомому сценарию: прекрасный народ сгинул, как
не бывал, а побежденный  охлос воспрЯл и с ходу стал накачивать  мускулы длЯ
реванша.  €  будто  после  громового  кошмара  ‚ердена  на   ветку  прилетел
демократический воробышек и зачирикал об общей (?) вине и что нет победивших
и  побежденных и, боже упаси, чтобы пострадал хоть волос в красивой прическе
ђуцкого, чтобы морщинка прорезала лоб Њакашова под беретом ‘аддама •усейна и
чтобы  наркотическаЯ  ломота не корежила обхудавшее  тело спикера. ‘идела бы
эта  проклЯтаЯ птичка в свежедымЯщемсЯ навозе, копалась бы в поисках овсинок
и не чирикала!..
     ѓосподи, прости менЯ и помилуй, не так бы  хотелось мне говорить о моей
стране и  моем народе! Ќеужели  об этом мечтала душа,  неужели отсюда звучал
мне таинственный и  завораживающий зов?  € ради этого Я столько мучилсЯ! Њне
пришлось выстрадать,  выболеть  то, что было  дано  от рождениЯ.  Ђ сейчас Я
стыжусь столь  желанного наследства.  џ хочу назад  в  евреи.  ’ам светлее и
человечней.
     —то с тобою творитсЯ, мой народ!  ’ы  так  и не захотел  взЯть свободу,
взЯть толкающиесЯ тебе в руки права, так и не захотел глЯнуть в ждущие глаза
мира,  угрюмо  прЯча  воспаленный взор. ’ы цеплЯешьсЯ  за  свое рабство и не
хочешь  правды о себе, ты чужд раскаЯниЯ и не ждешь раскаЯниЯ от той нежити,
котораЯ  корежила, унижала, топтала тебЯ семьдесЯт  лет. „а что там, в массе
своей -- исключениЯ не в  счет -- ты  мечтаешь опЯть  подползти под грЯзное,
кишащее насекомыми, но  такое надежное,  избавлЯющее от всех забот, выбора и
решений брюхо.
     ‚о что ты  превратилсЯ,  мой народ! Ќи  о чем не  думающий,  ничего  не
читающий, не  причастный  ни культуре,  ни  экологической  заботе мира,  его
поискам и усилиЯм, нашедший второго великого утешителЯ  -- после водки --  в
деревЯнном Ящике,  откуда бесконечным  ленточным  глистом  ползет  одурЯющаЯ
пошлость мировой провинции, заменЯющаЯ тебе  собственную любовь, собственное
переживание жизни, но не делающаЯ тебЯ ни добрее, ни радостней...
     ‘тихийные  бедствиЯ  слишком   локальны,   чтобы  пронЯть  современного
человека, если он был далеко от эпицентра встрЯски. „аже уцелевшие жертвы не
слишком переживают  гибель родных стен, имущества, близких. Џлачут, конечно,
длЯ  порЯдка, даже голосЯт, требуют  "гуманитарной" помощи, но  как-то не от
души,  словно  актеры   на  тысЯчном   спектакле.  €стинно   довлеет  сердцу
человеческому, жаждущему  обновлениЯ, большаЯ  кровопролитнаЯ война, местные
разборки  не  в  счет.  ЏерваЯ  и  втораЯ  мировые  войны  вполне  потрафили
современникам. Ћни ответили этим мЯсорубкам поЯвлением новой поэзии и прозы,
новой  живописи и  скульптуры, новым  зодчеством и  музыкой, новым театром и
кино, новым  способом мышлениЯ. ‹юди никогда так не любЯт  друг друга всЯкой
любовью:   родительской,   сыновьей,    супружеской,   братской,    грешной,
возвышенной, духовной и плотской -- как во времЯ массовых убийств, и, выходЯ
из  побоища, будто кровью умытые, готовы к тихой, глубокой мирной  жизни,  к
творчеству и песнЯм, которых не было. Ђ затем все начинаетсЯ сначала.
     ‹юди  часто спрашивают -- себЯ самих, друг друга: что же будет?  ’от же
вопрос задают нам с доверчивым ужасом иностранцы. —то же будет  с ђоссией? Ђ
ничего,  ровным  счетом  ничего.  Ѓудет  все  та же  неопределенность, зыбь,
болото,  вспышки дурных страстей. ќто в лучшем случае. ‚  худшем  -- фашизм.
Ќеужели это возможно? ‘ таким народом возможно все самое дурное.
     ‘ерьезные люди --  ‘олженицын в их числе -- считают аксиомой, что народ
никогда  не  виноват.  Ђ  почему,  собственно?  Ќе  виноваты  крысы,  пауки,
тарантулы,  Ядовитые  змеи,  Яростные   тасманские  дьЯволы,  перекусывающие
железный прут, никто не виноват в природе, ибо все совершенны в своем роде и
не  могут  быть другими.  “ человека,  увы,  эта безвинность отобрана, в нем
природа  сделала  попытку создать мыслЯщую  материю.  Ђ  раз он мыслит,  раз
способен выбирать из  рЯда возможностей, лучших и худших, то действиЯ его не
инстинктивны и он отвечает за все, что  делает. Ћтвечает  перед самим собой,
то есть перед совестью, перед окружающими, то есть перед обществом, отвечает
перед законом,  отвечает  перед богом, если он бога обрел. Ќарод состоит  из
людей,  он так же  ответственен, как и  отдельный  человек, недаром  ѓосподь
карал  за общий грех целые  народы. Ќемецкий  народ осознал свою общую вину,
покаЯлсЯ в ней, вновь обретЯ нравственное достоинство.
     ‘амаЯ большаЯ вина  русского народа в  том,  что он  всегда безвинен  в
собственных  глазах.  Њы ни в чем не  раскаиваемсЯ,  нам гуманитарную помощь
подавай. Џомочь  нам  нельзЯ, мы  сжуем любую  помощь:  зерном,  продуктами,
одеждой,  деньгами,  техникой,  машинами,  технологией,  советами.  €  опЯть
разверзнем пасть: давай еще!..
     Њожет,  пора перестать валЯть  дурака, что русский народ  был и осталсЯ
игралищем лежащих  вне  его сил,  мол,  инородцы,  пришельцы делали  русскую
историю,  а  первожитель  скорбных  пространств  или   прикрывал  голову  от
колотушек, или, доведенный  до  пределов отчаЯниЯ,  восставал на супостатов?
“добнаЯ,  хитраЯ,  подлаЯ ложь. ‚се  в  ђоссии  делалось  русскими руками, с
русского  согласиЯ, сами и хлеб сеЯли, сами и веревки намыливали.  Ќи ‹енин,
ни  ‘талин не были бы нашим  роком,  если  б  мы этого не  хотели. ’ем  паче
бессильны были бы  нынешние пигмеи-властолюбцы,  а  ведь они  сумели пустить
Њоскве кровь.  ђуцкой и Њакаиюв  только  матерились  с трибуны,  а  перли на
мэрию,  Ћстанкино и ’Ђ‘‘  рЯдовые  граждане,  те самые, из  которых  состоит
народ. Ќо их сразу вывели из-под ответственности.  Ќезаконные милости  столь
же растлевающи, как и незаконные репрессии.
     џ взЯл бы в качестве эпиграфа первую строчку из стихотворениЯ Џечерина:
"Љак  сладостно  отчизну ненавидеть",  рука  не повернулась  добавить  к ней
вторую: "€ жадно ждать ее уничтожениЯ". Љогда-то русофил Љонстантин ‹еонтьев
в мучительном  прозрении  сказал: "Џредназначение  ђоссии  окончить историю,
погубив  человечество". Џечерин  разделЯет  его точку  зрениЯ,  он видит  "в
разрушении отчизны" денницу всеобщего спасениЯ. „о какого же отчаЯниЯ довела
ђоссиЯ двух прекрасных сыновей своих!
     ‘  этим  свЯзано и отношение к нам мира. „о восемьдесЯт  пЯтого года --
ненависть  и боЯзнь; после  восемьдесЯт  пЯтого  пропала  боЯзнь,  поЯвилось
расположение,  сменившеесЯ  вскоре  презрением;  ныне   к   презрению  вновь
добавилась боЯзнь. Ќа то есть все основаниЯ: в безумных и слабых наших руках
--  оружие, способное в два счета осуществить предсказание ‹еонтьева. Ќо еще
хуже,  что тысЯчи  людей,  владеющие секретом этого  оружиЯ, разбежались  по
странам,  вожделеющим  смертоносного  атома   и   не   обременным   излишним
человеколюбием.
     Ђ если не дать погибнуть всему миру и не уничтожать превентивно  ђоссию
-- возможно ли это? ЏридетсЯ вспомнить свЯтые, в зубах навЯзшие и ни на кого
не действующие слова апостола Џавла: "Ќесть эллин, несть  иудей".  Џодставим
под  эллина  русского,  а  под иудеЯ  все  остальные  нации, существующие на
планете. ‘пасение  только в одном: стать из народов  многих, из вавилонского
столпотворениЯ,  не прекратившегосЯ по  сей  день,  человечеством. ’аким  же
честным  единством, как  львы, как крысы, как олени, как тасманские дьЯволы,
как орлы или воробьи. ‚  единстве этом никто не  лучше, не хуже, все  делают
одно  дело:  спасают  среду  обитаниЯ,  вместе  стараютсЯ  выжить   в  почти
задушенной природе. Ђ в свободные часы  и праздники пусть  каждый гулЯет как
хочет. ‘ одним условием, чтобы праздничный бифштекс был без крови.
     ђусские, конечно, перепугаютсЯ: пропадет богатство национальных красок.
Ќичего не пропадет,  каждый волен бить  дробцы или чечетку, орать в микрофон
или петь жаворонком, носить сарафан или бикини.
     Љак  хочетсЯ  поверить,  что есть  выход! Љак  хочетсЯ поверить в  свою
страну!
     ’рудно быть евреем в ђоссии.
     Ќо куда труднее быть русским.