  из своего окопчика.
…го  будто тоже  искали  всей сворой, убивали каждым выстрелом -  и не могли
убить.
     Ќо  после  стрельб неотвратимо  погружало полигон в опустение и спЯчку.
‚озвращались по-птичьи пугливые ветра и постилали степь ровным прахом. Ђлеша
собирал отстрелЯнные гильзы - цветной метал, что после переплавки, наверное,
снова превращалсЯ  в патроны - и свыкалсЯ по-звериному с  тишиной. Љазалось,
вровень с небом он бродил целыми днЯми по степи. ‹ожилсЯ на  землю - сколько
мог лежал. ‚ставал, брел силком на прогулку - сколько мог пройти. —тобы хоть
как-то времечко потратить готовил еду: то  варил супец с тушенкой  и крупой,
то погуще заваривал - и получалась каша.
     Ќе в силах больше заставлЯть  себЯ о  чем-то  думать и битьсЯ  о каждую
молчаливую наедине с  самим  собой минутку,  Ђлеша  упивалсЯ легко  и быстро
мечтами,  а тогда  уже в беспамЯтстве блуждал по степи.  —аще всего в  своих
мечтах он  совершал подвиги, и при этом подвиг был обЯзательно  ценой жизни.
Њечтал также оказатьсЯ кому-то нужным, кого-то спасал. €ли  представлЯл себЯ
на  войне, в бою, где  в своих мечтах погибал, спасаЯ товарищей  - о которых
опЯть же мечтал. ‡абываЯсь в мечтах он, бывало,  день-два не притрагивалсЯ к
еде,  как если бы жертвовал длЯ кого-то порцайку, и не мучилсЯ от  голода. ‚
себе он чувствовал просветление, покой, и даже Ђбдулка исчезал из памЯти - а
еда становилась чем-то невыносимым, как напоминание о жизни.
     Љогда вдруг наезжал  Ђбдулка - в ней  тоже  ничего  не менЯлось. Ћн мог
разве что привезти своей домашней еды в угощение и старых газет на подтирку,
из которых Ђлешка узнавал прошлые новости.  ѓлухой мог бы раздобыть длЯ него
радиоприемник, о чем просил  однажды  Ђлеша,  но ругалсЯ всЯкий свой приезд:
"‡абудь радио этот паршивый, слушать  там нечего. Њного  будешь знать, дурьЯ
башка, заболеешь,  пропадешь.  Џтица много  знает,  много  думает?  Ђ летает
высоко-высоко, далеко-далеко!"
     “дивлЯло отеческого  Ђбдулку и даже  пугало  -  это что паренек жил без
писем. ‘ам не  писал своим родным и от них не  получал весточек.  Ѓыло,  еще
летом, глухой спросил: "’ы почему  письмо домой  не  пишешь?"  €  услышал  в
ответ: "„а чего  писать, Ђбдулла €брагимович, лето - значит на огородах  все
мои. “ нас без огорода не проживешь". Џотом, уже осенью, когда спросил о том
же, услышал от Ђлешки: "„а чего писать, картошку копают. “ нас без  картошки
не проживешь". Љ  зиме он все  же, ничего не  слушаЯ, посадил  его за листок
бумаги и приказал уже  как начальник написать  забытым,  как  ему  казалось,
родителЯм. Ђлеша долго сидел над бумагой - и написал: "‡дравствуйте,  мама и
папа. џ служу родине хорошо, как вы сказали, все делаю. Њама, берегите себЯ.
Џапа, и вы себЯ берегите. џ тоже себЯ берегу. „о свиданиЯ, ваш сын Ђлексей".
Џод Ќовый год, к празднику, из родных его краев  пришла посылка. Ђбудулка eе
получил, привез  на полигон.  ‚ ней  были  конфеты,  печенье, варенье  - все
сладкое.  € письмишко: "‡дравствуй,  сынок. Љушай и поделись  с  товарищами.
‚аренье  съешьте первым, а то  прокиснет, а конфеты с печеньем  - потом.  Њы
себЯ  бережем. Ќа прошлых  днЯх  ощипала наших  козочек.  Џлатков штуки  две
получитсЯ  и носков  еще десЯточек.  ‡имой продам -  будем с хлебушком.  Ѓез
этого не проживешь.  ‘лужи родине хорошо,  как мы сказали.  †дем тебЯ домой.
‚аренье съешьте первым, а то прокиснет".
     Ђбдулка  рассчитывал,  сколько  оставлЯл воды  и  хлеба, сколько  задал
работы - и заЯвлЯлсЯ обычно по расчету. ‘нова завозил воду, хлеб,  изобретал
работенку, отводил душу  в жалобах про  все на  свете да отправлЯлсЯ  домой.
Ђлеша знал эту дорогу, что вела в  поселок, но искать  среди  людей было ему
нечего. ’ой жизни он уже сторонилсЯ.
     ђаз  в неделю он  должен  был  ходить  в баню.  Ћколо  поселка охранЯла
исправительную колонию  шестаЯ караульнаЯ рота. Ѓанный  день у  них  был  по
воскресеньЯм. Ђлеша приходил с утра, никуда не сворачиваЯ, и ютилсЯ на лавке
у бани, пока мылись  хозЯйчиками ротные. ‚сем  чужой,  терпел он насмешки да
тычки, но  если  не отвечал, то  потому  что  чувствовал  только  удивление.
ѓолоса, скопище людей, суета - все  его удивлЯло, и он молчал, глухой. Ђ все
знали с каких-то пор, что в баню ходит "глухонемой", добавлЯЯ еще с усмешкой
все равно как о дурачке: "с полигона".
     …сли бы не стрельбы, что были как падение с поднебесных прогулок на дно
кромешное траншеи, то и тишь с благодатью могли бы свести с ума. ‡имой стало
жить труднее. Џрибавилось темноты и одиночества. Ќо мороз просветлЯл, рождал
в  душе покой  еще ощутимей, чем голод.  ђазгребаЯ в  одиночку снежные горы,
Ђлеша падал от  изнеможениЯ и  блаженно-крепко засыпал в тепле печурки, а за
ночь  снова наваливало снегу и на том же  месте вырастали, будто из того  же
зернышка, точно такие же по очертаниЯм да размерам сугробы. ‚ башне он топил
печку, жалеЯ уголек, без чего нельзЯ  было жить. Ђ когда выходил что ни день
разгребать снежные  завалы  там,  где  все должно  было  светитьсЯ к  началу
стрельб только ровной ледЯной корочкой как  на катке, неожиданно чувствовал,
что  и без  сизифовой этой работы не было  б  жизни. …му начинало  счастливо
мерещитьсЯ,  что  кидает  лопаты  снега  как  в  топку,  чтобы  не  умереть.
‘веркающий, иссинЯ-сумеречный зимний дворец вдруг  окутывало  великое земное
тепло, так что Ђлеша скидывал душный тулуп, потом ушанку, а в завершение уже
по поЯс голый  торжественно расхаживал по чистым легким дорожкам, веруЯ, что
обогрел землю. ‚ первую  же зиму с  ним  свершилось  это чудо:  каждый новый
день, просыпаЯсь,  начинал он  жить как ни в чем не  бывало,  уже  не  помнЯ
вчерашнее. ‚се  забывалось само  собой, сгорало  в душе,  как уголек: прожил
день - обогрелсЯ, надо и дальше жить.
     Џростое  это веление снизошло на Ђлешу зимним  путем, когда  брел  он с
санками  по хлеб  да по воду; отеческий Ђбдулка  благоразумно отправил  свой
мотоцикл зимовать в сарай и  доверил самому нуждающемусЯ  обеспечивать  свою
первую  необходимость. Ќи  свет ни зарЯ  Ђлеша снарЯжалсЯ в поход. Ћбитаемой
земли поселка достигал к полудню. Ќа кухне  караульной  роты получал мешок с
ржаными буханками, запасал полный бидонище питьевой воды.  •оть он и добывал
воду  из  снега длЯ  всех  остальных  нужд,  питьеваЯ  все  равно  кончалось
стремительно и не на чем  было здесь сэкономить. Ѓывало, хлеба  осталось еще
полмешка,  а вода уже вышла. €  это  всегда  его озадачивало: вода  обычнаЯ,
оказываетсЯ, драгоценней хлеба и eе  волочешь  не то что одинаково с хлебом,
но и надрываешьсЯ из-за нее. ‚прЯгаЯсь в санки, Ђлеша обругивал  свой тЯжкий
груз,  как, наверное, тихонько бы ругалась в своей  душе лошадь на  груженую
телегу.  Ќо  если бы лошадь знала, что груз телеги состоит из сена,  которым
будет  она  же сама кормитьсЯ,  то  гнев eе сменилсЯ  бы  радостью. Ђлеша же
по-человечески  не  удерживалсЯ от  пылкой  обиды,  будто  кто-то  мог такое
нарочно  придумать:  чтоб человек  волок,  надрывалсЯ,  а  пройдЯ пЯтнадцать
километров, спустил в свою утробу то, чем надрывалсЯ,  весь груз этот тЯжкий
да и путь сам же превращаЯ в ничто!
     ‚от по зимнему пути в никуда, груженный тем, что превращалось в  ничто,
Ђлеша  и обрел простое веление жизни. ђаз  от  раза  его человеческаЯ  обида
терЯла пыл. ђаз от раза он  потихоньку забывал, что рожден все же человеком,
а не лошадью. € однажды ощутил себЯ совсем как лошадь, которую поЯт и кормЯт
только за то, что  запрЯгают в  телегу: да это ж все  мое  живое! это ж  все
превращаетсЯ  в  менЯ!  водичка моЯ,  хлебушек  -  вот  же  они,  теплеющие,
родненькие! ‚ тот миг, когда встал от усталости,  чтобы перевести дух, Ђлеша
бесчувственными губами словил в морозном жгучем воздухе легкое дыхание.  Ћно
скользнуло лоскутом  -  и  вдохнуло...  горЯчую влажную  слабость.  Џокрытый
полЯрной волной простор, куда  Ђлеша  вонзилсЯ подобно полюсу, желаЯ  минуту
отдышатьсЯ, мерцал  мириадами снежинок, что были как живые; а новые и  новые
мириады тихо осыпались  с вышины,  где замершее далекое небо было похоже  на
стоЯщие  под снегом леса - где  все разом трЯхнуло что-то властное, сильное.
Ќо вот одна из  них растаЯла на его губах.  Ђлеше даже мерещилось, что он eе
видел, когда она  снижалась в кружении, но уже так одиноко, обреченно, будто
кружила и кружила над ним - знаЯ, что растает.
     Ќастроение  в  него  вселилось  самое  неразумное.  Ћн столько до этого
прошагал, что стоЯ без движениЯ, истек п<b>о
том и мог простудитьсЯ, застываЯ на
морозе.  "Џростужусь  и  умру!"  Ђлеша  вообразил,  как  будет  метатьсЯ   в
простудной  горЯчке, просить  пить, умирать.  Ќо с отвагой ребенка  стоЯл  и
стоЯл  посреди  всей  этой  вечной мерзлоты, жалеЯ  умершую снежинку.  Ќазло
будущей  простуде  он уселсЯ  на санки  и решил,  что будет  пировать: жевал
мороженый  ломоть  хлеба  и пил  ледЯную  воду из  бидона. Љогда ж  неспешно
насытилсЯ,  то  чинно и благородно снова  впрЯгсЯ  в санки и побрел  дальше,
будто теперь должен был жить вечно.
     Ќо то, что  с ним тогда  произошло, оставило  и почти  физический след:
теперь  частенько  •олмогоров забывалсЯ и на его  лице  сама собой застывала
улыбка. ‚  ней  было нечто  уродливое, как будто  смеЯлось лицо,  посеченное
шрамами. ‡амечаЯ  это,  Ђбдулка  поначалу  только  злилсЯ, думаЯ, что  Ђлеша
молчит и  улыбаетсЯ как-то нарочно. •олмогоров  приходил в  сознание от  его
окриков  -  и  растерЯнно  ничего  не  понимал.  Ђбдулка думал,  что  с  его
работником  случилась какаЯ-нибудь душевнаЯ болезнь. ђешаЯ, что  это зимовка
сделала  Ђлешу  таким,  он  успокоилсЯ:  зимой  пришло -  весной  уйдет.  Ќо
задумчивость так  и не  проходила, и хозЯин  полигона начал  опасатьсЯ,  что
Ђлешку  когда-то незаметно контузило  в траншее. Ќекоторое  времЯ  отеческий
Ђбдулка помучилсЯ  страхами, смертельный это недуг или нет.  ‘ тоской  пугал
сам себЯ,  что  если  откроетсЯ правда,  то  всю вину свалЯт быстрехонько на
него, скажут, Ђбдуллаев не доглЯдел. Ќо  было похоже, что болезнь  все же не
смертельнаЯ - а потому решил молчать и делать вид, что ничего не замечает.
     €ногда из него вырывалось вдруг, когда не  в  силах  был вытерпеть этой
улыбки, что казалась ему какой-то болью: "‘ынок,  не  грусти!" Ќо Ђлеша и не
думал,  что грустит.  "„а  что вы, Ђбдулла  €брагимович,  не бойтесь.  ќто Я
радуюсь про себЯ!" "—то радуешьсЯ? —то тебе веселого?" - спрашивал, читаЯ по
его губам, Ђбдулка. "„а  как что... Ђ разве грустно должно быть? ‚он как все
хорошо кругом". "‘брендил ты, что ли?!"  "„а так... Џросто  так... •орошо-то
как..."
     Ћднажды на исходе лета Ђбдулка примчалсЯ  на полигон уже ночью и удивил
своего солдата известием: "‚ойна. Ѓрат на брата пошел". ѓлухой был  потрЯсен
и напуган, он и  примчалсЯ в степь не иначе спрЯтатьсЯ, но •олмогоров все же
не мог  поверить в то,  что он говорил. Ќочь  Ђбдулка не спал. Ќесколько раз
тормошил  спЯщего  Ђлешку,  страшась  своего  одиночества  и  тишины.  "‹юди
озверели. Џочему  не живут спокойно? —то хотЯт? ‡ачем нужна война?" - то  ли
жаловалсЯ, то ли спрашивал. "Џоспите,  Ђбдулла €брагимович... - мЯмлил Ђлеша
-  ‚ы только усните, а жизнь пройдет". Ќо тот не смыкал глаз и чего-то ждал,
мучительно слушаЯ тишину.  ‚ойны нигде не было. Ќа третий день из поселка за
ним  пришла возмущеннаЯ жена: жадноватаЯ здороваЯ  баба, у  которой с глухим
было общее хозЯйство. Ћна увещевала, рыдала, грозила, кричала, даже  дралась
- и заставила сбежавшего хозЯина наконец вернутьсЯ домой.
     ‚ тот день, когда пришел приказ  о том, что Ђлексей •олмогоров отслужил
свой срок, отеческий Ђбдулка сам полез в траншеи,  а  ему отдал свое место -
на башне. ‚се годы,  живЯ в этой башне, Ђлеша не подымалсЯ наверх, куда вела
железнаЯ лестница и где мог  бывать только глухой,  что  ревностно берег это
свое право,  запрещаЯ  даже взглЯнуть  или  просто  вешаЯ замок на  железную
дверку люка.
     Ћн  оказалсЯ  в  прозрачной оболочке,  сомкнутой  из  огромных  толстых
стеклЯнных витрин, то почувствовал себЯ рыбиной в аквариуме. ’ело само собой
делалось легким, шаги по  бетонному гулкому  полу - плавными,  сонливыми.  Ђ
там, куда удивленно глЯдел из своей аквариумной толщи, как в чужой неведомый
мир,   развертывались    живые    цепи,    ползли    мокрицами   многотонные
бронитранспортеры: копошение воинственных человечков походило на муравейник,
ронЯЯ  строй и  смешно  терЯЯ сугубую  серьезность  муштры,  что  спадала  с
марширующих  как штаны.  €ли вдруг проЯвлЯлись  в воздухе реактивные белесые
выхлопы автоматных выстрелов - распускались  на долю секунды парашютиками из
стволов - что ощутимы были там, длЯ стрелЯющих, только как прогорклаЯ вонь.
     Љогда Ђлеша был облачен во  все парадное и прощалсЯ навсегда со степью,
а Ђбдулка  усаживал его  в мотоцикл  и  должны  они  были  ехать прЯмиком  в
Љараганду,  где  обещан  был  •олмогорову  вечный  железный  зуб,  -  глухой
спохватилсЯ и до испуга удивилсЯ своему открытию: "‚от и все!"


        ‘’Ђђ›‰ ЌЋ‚›‰ „…Ќњ

     Ђлеша не чувствовал,  что был  отдан  в  услужение.  ЌоваЯ  обЯзанность
оказалась  куда душевней, чем можно было ожидать  от  начмеда, что изо днЯ в
день  прописывал  однообразные  неживые  работы.  Ђ  здесь   назначено  было
поухаживать за больным,  подать да унести  - но помочь  выходило не  в труд.
’олько  так и не дали знать:  а чем же странный лейтенант болеет? CтоЯл ведь
он крепко на ногах, умывалсЯ сам, в садик выходил покурить, но даже издалека
выглЯдел так, как если бы в лазарете, где избавлЯть и  лечить должны были от
болезней - напротив, пребывал со  своей болезнью один на один  и  не получал
хоть  кого-то  облегчениЯ.  €  на ум пришло, что гложет этого человека такой
недуг, о котором никому ничего  не известно. Ќеизвестно не  только больному,
но и  медицине. ќтот  недуг позволЯл  и  ходить,  и есть,  и  курить, однако
причинЯл страданиЯ, которые лейтенант отбывал уже в безысходном одиночестве,
хотЯ мог еще их терпеть, делаЯ все то же, что и здоровые люди.
     “тром, когда в лазарет принесли флЯги с едой, Ђлеша помнил о лейтенанте
и всех опередил, чтобы порциЯ больному досталась первейшаЯ, погуще. ‘ мыслью
о больном - будто солЯнка мЯснаЯ  ЯвлЯлась лекарством - он уважительно понес
в  офицерскую  палату  все  то,  что добыл  в  обжорной сутолоке у  флЯг. Ќо
ожидание встречи  с больным простыло  в  душе,  когда постучалсЯ  и  услышал
заносчиво-повелительный голос:  "Ќе заперто..."  •олмогоров  толкнул  легкую
дверь и застыл на пороге: в углу, на койке у окна, полулежал в расхристанном
халате, привалившись спиной к  стене, ненужный себе человек, казалось,  даже
не  военный.  ‚ громоздкой холодной палате  -  с постеленной одной  койкой в
отдалении у  окна и  с  брошенными  на произвол судьбы  ничейными свободными
местами -  царило ощущение  беспорЯдка. ђаздетые, телесного цвета матрасы на
свободных койках источали сильный запах лекарств, будто какой-то трупный. Ћт
проема окна падал чистый белый свет, а в деревЯнную раму, как холст, прЯмо с
холода да  с ветра поставлена на вид была летнЯЯ казарма: маслЯнисто-зеленый
фанерный барак, свежие кресты досок на оконцах.
     ‹ейтенант впилсЯ глазами  в полную дымЯщуюсЯ миску. "‡драсте...  „оброе
утро...   ‚от  завтрак  ваш",  -  с  трудом  выговаривал  Ђлеша.  Ћфицер  не
шелохнулсЯ.  ‹ицо  его  было  скуластое, с загорелой до темноты  кожей.  ‚се
существо вбирали округлые непроницаемо-темные глаза  - почти без белков, как
у  зверЯ.  Ђлеша  тЯжеловато прошагал палату. ‚ одной руке нес  перед  собой
миску,  в другой -  кружку с  чаем  и  ложку. ‚се составил на тумбочку подле
койки. ‹ейтенант забылсЯ, осЯзаЯ глазами только  еду. Ћн взЯлсЯ за ложку, но
рука дрожала, как если бы он совершал ею молча нечто противное, болезненное.
Ќаверное,  только  дрожь  назойливаЯ  в своей  же  руке пробудила  едока  от
забытьЯ. Ћн поднЯл голову, впилсЯ  безжалостно-жадным  взглЯдом уже в  того,
кто стоЯл перед ним с пустыми руками, но ухмыльнулсЯ вдруг и  произнес: "‚от
и он так  стоЯл..." ќто был голос повелевающий, но притворившийсЯ  отчего-то
тихим.  Ђлеша обмер  -  а  лейтенант выждал все  равно что  ответа,  хоть  в
произнесенных  с ухмылкой  словах его  о ком-то  неизвестном  даже не звучал
вопрос.
     ‘ Языка сорвалось: "†елаю приЯтного аппетита".
     "‚от и он так сказал.... " - услышал •олмогоров в ответ.
     ‘тало  не  по  себе,  тоскующим ненасытным облачком в офицерской палате
стал блуждать  сладковатый  душок мЯсной солЯнки:  Ђлеша  мигом  опомнилсЯ и
оставил в покое умирающего - того, кто  готовилсЯ, как  ему это  почудилось,
принЯть смерть и поэтому был зол на весь мир.  Ќо когда  •олмогоров вышел на
свободу, то чувство обреченности, отчего-то уже своей собственной, отравлЯло
каждую минуту.
     ‘ел завтракать - но еда казалась невкусной, словно  тем временем, когда
обслуживал  лейтенанта,  что-то  случилось  и  солЯнка  прогоркла.  ’акой же
невкусный оказалсЯ и чай - не  чай, а помои. ‚оротило с души. ‘идЯ за столом
и  еще  чего-то  дожидаЯсь, Ђлеша затосковал.  Џотом  очнулсЯ  и вспомнил  о
лейтенанте: этот уже, наверное, налопалсЯ и посуда грЯзнаЯ  готова -  иди за
ним убирай, раз еще живой.
     ‹ейтенант сыто развалилсЯ на койке. Ќо ждал прихода обслуги. Њиска была
опустошена,  чай  выпит.  Cпокойный,  с  ленцой,   разумный  голос  заполнил
неожиданно похожую на склеп палату: "Ђ вонЯет это все солЯрой.  ‘только сала
ем первый раз. € эта  блевотина у них называетсЯ солЯнкой. Ћни eе готовЯт на
завтрак, на обед,  на ужин... Ћсенью, летом, весной,  зимой... € кормЯт этим
круглый год. —то, дурик, тебЯ  еще не тошнит?  €ли ты всем доволен? Ћго  как
глЯдит - прЯмо убивает взглЯдом, а это мне очень нравитсЯ! —то? Ќе доволен?!
’ебЯ как звать? Ќу? Ќу хочешь,  отведи душу - давай, как есть, крой,  только
не молчи, могила безымЯнного солдата..."
     •олмогоров открыл рот: "Ђ так и звать, как и всех людей, по имени". "Ќу
и  какое у тебЯ, человек, имЯ?" "Џростое.  —еловеческое". "Љакое-такое?!"  -
‹ейтенант взвилсЯ, аж приподнЯлсЯ на локотки. "‚ам надо в покое быть. Ѓольно
много  ругаетесь".  "Ѓольно?  „а  что ты  знаешь  про  боль?!"  -  вскрикнул
лейтенант.  "‡наю", - пролепетал  Ђлеша, осиливаЯ волнение. "„урак, -  вдруг
чуждо произнес лейтенант и, скорчившись  как от удара  в живот, начал цедить
сквозь обиду  и злость: - •уже  нас нет. Џора закрывать этот дурдом. ‹юди не
должны  жить.  ‚сех нас надо уничтожить. Ќет, не по отдельности, чтоб кто-то
оставалсЯ,  а всех разом. ’олько всех и разом, чтобы  нажать кнопку, котораЯ
там,  и  решить этот вопрос навсегда. Ќу, что ты пЯлишь на менЯ свои круглые
глазки? „авай,  человек, шагай, жуй свою солЯнку, пока  дают.  Ћно верно, от
сала не умрешь,  салом  не  убьешь. Ђ свиньЯ  знала,  чье мы сало съели?"  ‚
последних словах голос лейтенант  возвысилсЯ уже  с надменной  ухмылкой.  Ћн
изрек: "Њертвецы ходЯт по двое". € умолк.
     ђазговор,  что  был начат с  ухмылки, кончилсЯ такой же,  непонЯтно длЯ
чего рожденной  внушительной  пустотой.  Ђлеша успел только  ощутить в  этой
пустоте, что чужой человек говорил с ним так, будто все о нем знал.
     Ћн  вышел наружу, чувствуЯ себЯ не то обманутым,  не то  обманщиком,  и
пошагал по коридору, на каждом шагу честно воскрешаЯ в памЯти лица офицеров,
которые  прошли за  эти  годы  перед его глазами. Џолигон был  местом,  куда
каждый, кто обращалсЯ  с оружием, будто исполнЯЯ повинность,  хоть раз в год
ЯвлЯлсЯ. ‡апомнитьсЯ могли не все. Ђлеша мало что о ком знал, но близко  или
в отдалении повидал,  наверное,  каждого.  ‚  той череде  лиц из  прошлого -
блеклых, водЯнистых, как если бы  разочарованных  жизнью  - лицо человека из
офицерской  палаты  или  не  Явилось,  или  вплывало  из  прошлого  до  того
неузнаваемое, что  не  имело ничего общего с оригиналом.  "•олмогоров! Ќу-ка
подойди!" -  ‚ ту  же  минуту, когда он  шагал  с грЯзной  чужой посудой  по
коридору, утром  еще гладкому и тихому,  раздалсЯ ревнивый нервный окрик  из
распахнутого мышеловкой кабинета.
     €нститутов то ли брезгливо, то ли пугливо ютилсЯ на пороге собственного
кабинета и сам же  держал нараспашку дверь, выпроваживаЯ наружу  маленького,
однако приметного всей своей наружностью человека.
     Ќезваный  гость,  не  снЯвший в  помещении  даже шлЯпы,  похоже, терпел
бедствие. ‹ицо  его, в котором  было что-то  татарское или волчье, застыло в
раздраженной  гримасе. Ћн был одет со  старомодной  внушительностью.  лЯпа,
плащ, ботинки, портфель, Явно подобранные наподобие ансамблЯ, имели табачный
и, вероЯтно,  популЯрный когда-то  цвет. …ще  сорочка, нареченнаЯ  белой,  и
оранжевый  галстук с  пестрым  цветочным  узором -  сам  по  себе  вызывающе
экзотичный.  ЌепонЯтно,  длЯ  какого  случаЯ предназначалсЯ  этот  вовсе  не
походный   мужской  комплект  и  что  ж  случилось   с  его   обладателем  в
действительности. Ќо вещички, должно быть, таскались много суток  без смены.
‚ заскорузлом  воротничке сорочки  наскреблось грЯзцы, как под ногтЯми. Џлащ
чужевато болталсЯ на плечах  - тусклый да процарапанный, точно общепитовскаЯ
алюминиеваЯ посуда.
     ѓражданин  настырно длил  свое  чуждое стоЯние в служебном помещении  и
притом  возмущенно глЯдел  на  €нститутова,  будто  требовал, чтобы  тот сам
немедленно покинул  кабинет. Ќачмед вышел из себЯ и закричал.  "‚се, Я устал
вам повторЯть, увидите  его в своей распрекрасной  столице!.. Ќе здесь и  не
сейчас,  все, точка!  Ќапрасно приехали  и  напрасно  мутите  воду,  дорогой
товарищ! ‘егоднЯ он будет отправлен. ‘мотрин и переодеваний никаких  тоже не
будет, это  у себЯ  дома делайте что хотите. ‚ам  положено сына встречать по
месту  жительства,  а  не  шататьсЯ в  пьЯном  виде  по  Љараганде.  ‚се  мы
когда-нибудь  отчего-нибудь  умрем. € Я умру,  и вы - вот увидите.  Ђ ведь Я
лично не плачусь, не устраиваю  истерик. Џоверьте, вы сейчас вредите  своему
сыну, как это только  возможно. ‚ы  его просто, извините, позорите.  ‚ы чего
дождатьсЯ  хотите?  ‚  милицию,  в вытрезвитель  попасть?! ’ак,  •олмогоров,
зовите нарЯд... Џо-другому он не поймет..."
     Њужчина молчаливо  склонилсЯ головой, так  что сделалась  видной лысина
его  шлЯпы,  потом  неожиданно-резким  властным  движением,  поднЯл  голову,
взглЯнув  с  неприЯзнью  уже   на  Ђлешу,  но  ничего  так  и  не   ответил.
Ѓездушно-просто  шатнулсЯ,  будто пихнули  в плечо, вышел прочь и  побрел  в
гулком пустом коридоре лазарета к выходу.
     "’оже мне,  тень  отца  ѓамлета! - фыркнул начмед - Ђ еще  в шлЯпе... -
Џотом энергично обернулсЯ к Ђлеше и произнес, киваЯ  на грЯзную посуду в его
руках: - Ќу, голубчик, это на сегоднЯ оставь, есть  работа поважнее. Џоедешь
со мной".
     Ђлеша ничего не отвечал и не двигалсЯ с места.  €нститутов, как это уже
бывало,  повторил обычные свои слова: "ѓолубчик...  э-э-э... дело в том, что
оно в другом, то  есть  не  в том... „а! ’вое дело  еще обождет, обождет,  а
сейчас -  ну, просто  неотложное  есть  дело. „ело жизни и смерти. ѓолубчик,
сегоднЯ не смогу, даже  если  бы хотел. „енька  через три постараюсь, выкрою
времЯ -  и  займусь  твоим зубом. Ќет!  €  прекратим этот разговор! Ќадо еще
поработать.  Ќадо,  надо  еще  -  собрать все силы  в кулак,  поднатужитьсЯ,
поднапрЯчьсЯ, ухнуть. Ќу,  если что, сам знаешь, у менЯ кто не работает, тот
не  пьет  шампанское.  Ќеволить  не буду,  никаких преград.  Љак  говоритсЯ,
скатертью  дорога..." Ќа этих словах •олмогоров вдруг как и было ему сказано
- развернулсЯ, пошагал... Ќачмед спохватилсЯ - и кинулсЯ вдогонку за Ђлешей.
"ќто было шуткой! Ѓеру свои слова  обратно! - на лету покрикивал €нститутов,
прыгаЯ мЯчиком за его плечом - Њое обещание остаетсЯ в силе! ‡автра же у вас
будет вечный зуб!"
     …му  удалось наконец  опередить  и  удержать •олмогорова, но  тот глухо
молчал и глЯдел поверх скачущей головы  начмеда в какую-то даль.  €нститутов
пыталсЯ  нащупать, попасть,  заронить  -  и  верещал: "ђешено! ‡уб железный,
хромированный сплавом титана, за один день, немедленно, вечный, гарантиЯ сто
лет!  Ќу, голубчик,  в конце  концов  Я  прошу о  помощи...  —то  же Я скажу
товарищу Ђбдуллаеву? Џомогите, спасите в эту трудную минуту мое честное имЯ!
Ќу дайте же сдержать слово!"
     Ќачмед  надрывалсЯ, только  изображаЯ немощного, но  цеплЯлсЯ за Ђлешку
всерьез, зубодерской своей хваткой.  Ћн был почему-то нужен ему как никогда.
Ђлеша  не мог  бы дать утонуть  на своих глазах  даже кошке.  Ђ  уж  слышать
жалобные зовы начмеда про Ђбдулку было до слез невыносимо: "Ђ что же  скажет
товарищ Ђбдуллаев?"  - аукалось  гулко в  его  душе, будто это сам отеческий
Ђбдулка засел в ней  длЯ наблюдениЯ да понукал теперь усомнившегосЯ Ђлешу. €
если б можно было  ему что-то ответить,  объЯснить, а ведь выходило так, что
Ђбдулка только и узнает, как сбежал неблагодарно от его подарка.
     "‚ы какую неделю  обещаете..." - дрогнул Ђлеша.  Ќачмед мигом бодренько
подхватил:  "‡автра  же,  завтра  все  будет  сделано! ѓолубчик,  ну что  за
глупость? ќто говорит  ваша обида. Ќадо уметь прощать. Њы  все  делаем общее
дело. „айте мне всего один  день! ‚се давно готово с вашим  зубом,  осталось
только поставить его на место. ‘егоднЯ вы поможете мне, а завтра уже поедете
домой в лучшем виде. ‚от, глЯдите, вы оскорбили менЯ, а Я все готов простить
и  сам  упрашиваю  не совершать роковой ошибки.  џ  упрашиваю  ваc,  молодой
человек, а  мог  бы не упрашивать! „а, да...  џ трачу свой труд, свой личный
материал длЯ протезированиЯ, а вы нахально заЯвлЯете, что Я что-то с кого-то
имею. …сли вы  намекаете на мЯсо,  которое  менЯ заставил принЯть  в подарок
Ђбдулла €брагимыч, то могу поставить вас в известность, что и здесь Я ничего
не имел. Џоимел  бы Я, если  б  ничего не сделал. Ђ  Я сделал осмотр, сделал
удаление, сделал всю подготовку протеза и готов завтра же  покончить с вашим
зубом. € вот ради прелестного зуба, который прослужит  вам  сто  лет, и ради
Ђбдуллы  €брагимыча,  Я,  человек  с  образованием   выше  среднего,  должен
унижатьсЯ  и  упрашивать молодого  неблагодарного нахала потерпеть  всего-то
один день!"
     ‘лово  за слово  - и  так  все  неотвратимо  вернулось на круги своЯ...
Џолегчало, стоило вновь покоритьсЯ. € успокоилсЯ, и обрел  сам себЯ. € вышло
не  так, что его принудил, покорил  этот человек. ќто он сам себЯ принудил и
покорилсЯ  собственной воле,  менЯЯ весь свой пыл собратьсЯ в дорогу  сей же
час на обещание, что  будет отпущен завтра.—тобы ехать с начмедом  исполнЯть
какую-то  работу,  которую  тот  длЯ  него  напоследок  подыскал, •олмогоров
облачилсЯ в парадную форму - другой одежки у него, демобилизованного, уже не
было  -  да залез  в  родимую свою  шинель,  что за  годы  службы пожухла до
песочной рыжины... ЋтслужившаЯ свой  срок стойкости шинель  имела наружность
затрапезную, отчего и Ђлеша снова обрел в ней затрапезный вид, но кто глЯдел
на него  со  стороны могли б удивитьсЯ серьезности его  лица  и тому,  какое
воском застыло  в нем нешуточное достоинство.  ЋщущаЯ под eе  линЯлой грубой
шкурой  холодЯщую  с  непривычки  оболочку  парадного  кителЯ,  •олмогоров и
приосанилсЯ  поневоле,  да вот  не понимал, что  видна  длЯ всех только  его
зачуханнаЯ  рыжаЯ шинель.  Ђ кругом в приемном покое  лазарета  кишмЯ кишела
солдатнЯ, на что-то обреченнаЯ - кто с фурункулом,  кто со свежей раной, кто
с болью. ‚се это скопище людей как с повинной ожидало поЯвлениЯ начмеда  - и
Ђлеша тоже  ожидал. Ћн  ощущал,  что  всех, кто скопилсЯ  в  приемном покое,
должно было поглотить с  минуты на  минуту разочарование, если  не отчаЯние.
Ќачмед уезжал в неизвестном  направлении по  своим делам,  обрекаЯ  их  тоже
терпеть до завтра.
     —то дорога предстоЯла долгаЯ - это единственно  и знал  Ђлеша с  его же
слов.  €нститутов сообщил  об  этом с  той  доверительной важностью,  какаЯ,
наверное, должна была заменить работнику пропитание. Ќо куда ехать, на какое
времЯ,  что  исполнЯть - оставлЯло  Ђлешку  равнодушным.  —то  бы ни  ждало,
прикован он был к завтрашнему дню, думаЯ  беспробудно о своем, воображаЯ все
упоительней, каким новым и  ни  на кого  не похожим человеком станет завтра.
„лЯ  всех  окажетсЯ  он завтра незнакомцем.  „аже сам  себЯ не  будет завтра
узнавать. •олмогорову казалось, что это суждено всем людЯм  на земле: всегда
терпеть до завтра. —то иначе и не приходит настоЯщее,  если не терпеть.  —то
это  даже правильно, справедливо, ведь  только  день завтрашний может  стать
днем рождениЯ, а не сегоднЯшний, потому  как нужно  дать времЯ не избавитьсЯ
от чего-то, а чему-то новому в себе родитьсЯ.
     € во всех несчастных, что томились со своими болезнЯми в приемном покое
лазарета, ожидаЯ, как и он, €нститутова,  вдруг померещилась  Ђлеше такаЯ же
храбраЯ  вселенскаЯ муть,  что  и  в  какой-нибудь взбаламученной  воде.  Ћн
обрадовалсЯ, да чуть  и не вымолвил на радостЯх  вслух: все случитсЯ завтра,
завтра мы не узнаем самих себЯ!
     €нститутов заЯвилсЯ. Њельком, суетливо оглЯдел скопившихсЯ людей, но не
ухватил  глазом  ничего  такого,  что  внушило  бы  тревогу,  и  воскликнул:
"‘егоднЯ, голубчики, Я боль, а не врач!" ‡а их жизни он уже не боЯлсЯ, после
чего  как медицинский работник обходительно выпроводил  страждущих за  порог
лазарета, до завтра. ‘нова оглЯделсЯ, чисто  ли  на его  пути.  € дал  Ђлеше
полный нетерпениЯ знак.
     Џодле лазарета паслась похожаЯ на коровенку машина  с  вздутыми боками,
жующаЯ потихоньку бензин.
     ќто была та самаЯ санитарнаЯ машина, единственнаЯ в полку, на которой в
прошлом •олмогоров отправлЯлсЯ в путь, еще не  знаЯ,  куда везут его и что с
ним будет. „ругой  - разительно непохожий  на того  шалопутного  развеселого
шоферюгу, что когда-то увозил его из полка  - осанисто восседал за баранкой.
Ђлеша  поздоровалсЯ, но парень не отозвалсЯ на приветствие, даже не повернул
головы.
     ‚  кузове •олмогоров сидел  теперь как  будто  на жердочке, потому  что
отдельное сидЯчее место длЯ санитара, которое он помнил, пропало: сбоку, где
оно   когда-то   было,   прикреплена   оказалась   недвижнаЯ,   стертаЯ   до
трухлЯво-лаковой темноты доска - такаЯ узкаЯ, что если не вцеплЯтьсЯ руками,
то  легко  было  соскользнуть.  ‚  проходе  в человеческий  рост  пластались
военно-полевые брезентовые носилки, где  было кем-то брошено  старое плотное
шерстЯное  одеЯло,  как  будто  здесь, в  кузове санитарной  машины,  совсем
недавно спал на носилках и куталсЯ от  холода в это одеЯло очень усталый или
безразличный человек.
     "ЊенЯ на этой машине возили. ќто было еще до вас", - сказал •олмогоров,
думаЯ, что такой  разговор понравитсЯ новому шоферу. "Џошел ты!" - отозвалсЯ
вдруг тот с отвращением, и Ђлеше  сделалось не по себе от  глуховатого и как
бы  ноющего  голоса.  Ћн  мог видеть только  половину лица незнакомца.  ѓлаз
хищно, зорко глЯдел в одну точку. Ќакрепко сомкнутые губы делали рот похожим
на  шов. “грюмец напоминал  Ящерицу, и,  наверное, как  Ящерица, был упруг и
ловок, но не то чтоб крепок, силен.
     Џонуканий  начальника он  тоже  угрюмо не услышал. Њашина  тронулась  с
места  по его  хотению,  да  так медленно,  будто  это  отчаливал от  берега
теплоход -  или  нарочно  он дерзил так начмеду.  "’оже мне... ‚се же ничему
тебЯ жизнь  не научила, голубчик",  - обиженный,  пригрозил €нститутов. "’ак
точно, гражданин начальник! - рассердилсЯ парень - ‡верею, когда жизни учат.
‚зЯл бы  так - и пиф-паф, сразу в лоб!" "—то?! Ћткуда огнестрельное оружие?"
-  дернулсЯ в испуге начмед, но опомнилсЯ  и конфузливо умолк. Ћднако парень
все же не утерпел надерзить еще словечком начмеду, пробудившему в нем что-то
злое: "Ђ откуда вы-то  такие  взЯлись, что  жизни  учите, а сами как  хотите
живете?  ’ы менЯ лучше не замай, Я нервный в твоем лазарете стал, наглЯделсЯ
тут всЯкого! Ђ то брЯкну в  другой  раз лишнего, Я ведь  только,  это самое,
плохие  оценочки развожу... " "Ќу тише, тише, голубчик, нас  же слышат..." -
забормотал  €нститутов.  "’ише,  тише, бродЯт  мыши", -  процедил тот  глухо
сквозь зубы и умолк.
     „оехали  неожиданно  стремительно,  так что даже  стало чего-то  жалко.
€нститутов выскочил  и  скрылсЯ в  молчаливом добротном  здании  из красного
кирпича.  Ђлеша  разглЯдел проходную  и  двустворчатые  ворота длЯ  въезда и
выезда, с нагрудниками в виде красных звезд. “ проходной  было безлюдно, как
если  бы все  попрЯтались от холода. Њинут  пЯть  прошло, а никто  больше не
входил  в здание  и  не выходил  из него. Џростор  почти дикий  этого  места
разбегалсЯ  сам  по себе, воздушный, чистый,  омываЯ, чудилось,  необитаемые
гранитные  островки дворцов.  Љаждый дом каменный, в пЯть этажей, походил на
крепость  или дворец.  ’акой была и всЯ Љараганда - город, выстроенный средь
степей.   ‘троили   его,   все  равно   что  осушаЯ   море.  „ворцы-острова,
крепости-плотины перегораживали не реки, а подобные рекам степные раздольные
ветра. —то ни улица, то проспект: лежат тЯжко, прЯмо - и долог их пролет как
у  мостов. ‚сЯкий  здесь  поежитсЯ, вспомнив  о  доме,  затоскует  сиротой о
приюте.
     ‘квозь   замыленное  стекло   все  казалось   маленьким,  помещенным  в
стеклЯнную банку.
     "‚от  где  судьбы  людей решают, виноватых ищут... Ђ  точности нет. Љто
знает точно, кому  чего причитаетсЯ и  сколько? € прокурор не знает,  только
делает  вид. …сли бы знали,  было  б  давно как  в  раю -  точность и покой,
шикарный такой коммунизм. Ќе верю. Ѓудь он проклЯт, этот гражданин прокурор!
- проскрежетал,  не оборачиваЯсь, шофер. -  џ только  высшую  меру наказаниЯ
уважаю. “бил - так  умри. ‘мерть за смерть. -  € тут же неожиданно с азартом
возразил сам  себе: - †ди, нужен им такой закон, как  же! ‹юди все вонЯют. ‚
тюрЯге уж точно. Ђ кого сажают?  Ѓыли бы умные или там вообще в силе, ходили
бы по другую сторону  в белых фраках. Ќа себЯ кто заЯвит или  хоть  сам себе
сознаетсЯ, что делал или думал? Ђ притворЯютсЯ,  что одни розами  пахнут,  а
другие вроде как вонЯют. ђешают, сволочи, кого в цветник, а кого на  парашу.
—тобы одним  было хорошо, надо  чтобы другим  обЯзательно  было плохо.  —то,
доходной,  в  лазарет пристроилсЯ? „умаешь, всю жизнь на коечке пролечитьсЯ?
‘лабый ты и глупый, что ли. Ђ может, это пробивной и умный такой?"
     Ђлеша был рад сообщить: "џ отслужил, завтра сЯду на поезд и уеду домой.
‚ лазарете мне еще зуб делают, а так  Я на полигоне стрельбы обеспечивал, не
отлеживалсЯ, зрЯ вы это думаете.  Њое место было в окопах, менЯ поэтому мало
кто знает. Њы стрельбы с Ђбдуллой €брагимовичем обеспечивали. Њожно сказать,
два  года  как  на войне".  € получил в  ответ насмешливое: "Ђ  то  как  же,
аты-баты,  все  мы оттуда родом. Ђнашу  курили, порох нюхали, кишки на кулак
наматывали..." "‚ы имеете  в виду, что мы с  вами  землЯки?" "‡емлЯк, если в
капусте  нашли. ’ы с  какого  огорода такой овощ? Љак звать-величать?  -  €,
услышав ответ, не успокоилсЯ: - Ќу, Ђлексей, взаймы дал,  цедишь. Џо батюшке
как, спрашиваю, имЯрек?" "Ђлексей Њихайлович •олмогоров..." "Ќу вот, холмы и
горы, не  родственник  ты  мне,  а  конь  в пальто,  ибо  Я  на  этом  свете
прописываюсь как Џал Џалыч... “своил? ќто Я так сам себЯ назвал и в паспорте
изобразил  около  семейного  своего портрета. Ћзначает, что  Џавел, сам себе
Џалыч.  Ђ фамилье знаешь какое? Ћно самое... €мЯ дали  - остальное сам  себе
сделал.  Ќу,  взаймы  назвали   разок  люди  добрые  Џашей,  а   больше   не
одалживалсЯ".
     "Љак  же  это..."  - сробел Ђлеша перед  таинственным  Џал Џалычем, что
родилсЯ, оказалось, чуть ли не сам  по себе. "Ђ так, сказал -  значит решил,
решил - сделал, а не сделал, чего  хочешь - умри". •олмогоров,  слыша такое,
затрепетал: "‡ачем умирать, со временем  все можно успеть. Ќа то она, жизнь,
и существует, мало что, главное - живой". офер поскучнел: "Ђ  кто ты такой?
ЉакаЯ такаЯ жизнь?  —его ждать?  Ћдин бегает,  вилЯет хвостом, кусок тЯпнет,
какой с  неба упал, - и рад, а  когда его час приходит, валЯетсЯ на земле. Ђ
другой? Ћн все себе устроит, заработает, не даст себЯ жалеть и в землю лЯжет
в  новом  дорогом  костюме. ‚се сможет. Ћн  и умереть может как свое  взЯть.
ЌастоЯщий человек! Ђ то глЯдеть тошно, валЯетсЯ фраерок с дыркой в башке - а
жить хотел, небось, аж  верещал.  џ  таких не уважаю. •отЯт жить и ничего не
сделают, никого не заставЯт, своего  ничего не имеют, а так, имЯрек! ’акие и
смерть  получают какую-то  завалЯщую.  ’акую,  котораЯ  как  напрокат.  -  €
добавил, снизойдЯ, будто доверЯл нечто важное: - ‘мерть не шутит и  с нею не
пошутишь. Љаждый свою получает только раз. ‘мерть - это такаЯ самаЯ рисковаЯ
и тузоваЯ  игра.  Џобеждай или  умри.  ђазок  ошибсЯ  или не  пофартило, - и
прости-прощай. ‚се играют со всеми в эту  игру. ‘амое интересное  длЯ менЯ в
этой игре, что в ней почему-то  больше всего подлые побеждают. ’очности нет.
„а ты не морщись, доходной, не морщись, носа не откушу! „умаешь, это Я сам и
есть подлюка?"
     Ђлеша не успел  ничего  подумать  - вырос как из-под  земли €нститутов,
заставаЯ  врасплох.  Ѓыло  ощущение,  что  он   подполз  на  четвереньках  и
выпрЯмилсЯ   вдруг,   как  пружина,  в  полный  рост.   ‹ицо  начмеда   было
задумчиво-мрачным, возвышенным. "’ак-с, один  вопросец решили.  Џрелестно! -
воскликнул он  среди молчаниЯ.  - Џрошу обратить внимание: действую на  свой
страх  и  риск,  в полном одиночестве, почти вслепую. Џомощи ждать неоткуда,
как всегда, взвалили все на  мои плечи. Ќу  да ладно, трогай,  голубчик... ‚
царство мертвых! •а-ха-ха... ‚  дом скорби и печали! ’уда, где нас не ждали,
но встречу, ха-ха, назначали..."


        ѓ„… ‘Њ…ђ’њ, ’ЂЊ € †€‡Ќњ

     Џодвальное  заведение  судмедэкспертизы встречало  гостей и  тех,  кого
определЯло на  постой,  с  радушием погребка.  Ћно  обреталось на  задворках
белесой клинической махины, в которой что-то больное да  слабое  должно было
как жидкость перетекать  по змеевику разнокалиберных строений, чтобы в конце
концов  оздоровитьсЯ  и  окрепнуть.  Ѓезлюдные одинаковые  подъезды, входы и
выходы,  которых  здесь  было во множестве,  зиЯли  готовностью служить  при
пожаре  и походили на тупики. Џришлось кружить в их лабиринте, тасуЯ  колоду
одних  и тех  же зрительных картинок:  асфальт, фонарь, подъезд... Џал Џалыч
терпеливо рулил на узких коротких дорожках. Ќачмед вскрикивал несколько раз,
толкаЯ  его  под  руку:  "Џроехал!  „а  вот  же, голубчик...  ‘топ,  стоп!..
’ормози!"
     €нститутов  неуверенно выбралсЯ наружу и постучалсЯ  в гулкую  железную
дверь. Ћн стоЯл  перед ней  в наготе одиночества: напрЯженно-сутулый, голова
крепко  всажена в панцирное  непроницаемое  туловище, откуда  туго проступал
из-под плаща офицера -  зеленоватого, но с коричневым  тараканьим  отливом -
крепкий животик.
     „верь отворилась,  и  в  щель просунулось  гладкое розовощекое  рыльце,
улыбчиво узнаваЯ товарища начмеда. €нститутов брезгливо сморщилсЯ и, подаваЯ
Џал   Џалычу   с  Ђлешкой  знак   выходить,   ловко  увернулсЯ  от  угодливо
подставленного рыльца.
     „верь морга  распахнулась  уже  настежь,  обнаруживаЯ  пышущего  силой,
сытостью  и отчего-то  угодливого  молодого  здоровЯка.  "Њилости  просим! -
слащаво  пропел санитар навстречу  всей унылой троице. - ‡а солдатиком своим
приехали?  Cобираете  в  последний путь?" €нститутов  заЯвил:  "Џопрошу  без
увертюр.  “  менЯ мало времени". "„а  сколько там с  одним-то делов, честное
слово! -  удивилсЯ всей душой cанитар. - „аже не сомневайтесь. ‚се сделаем в
один миг. ѓробик с костюмчиком при вас? Њарафетить будем?"
     "ќто  у  вас тут  частнаЯ  лавочка, но не у нас! - возмутилсЯ  крикливо
начмед.  - “ нас  свои правила, своЯ постановка вопросов".  "Љак же это  без
гробика?... Ќе пойму..." "Ђ  кто вам  сказал, что вы должны что-то понимать?
ќто совершенно  не ваше дело". ‘анитар сник, приуныл: "ђаз так, разбирайтесь
сами". "‚от  и разберемсЯ... и без посторонних лиц... ‘опроводите моих людей
на место... - € вдруг начмед громко назвал того, о ком помнил все это времЯ:
-  Њухин  ѓеннадий Ђльбертович.  Џоступил  на  экспертизу  десЯтого  ноЯбрЯ.
ќкспертиза проведена.  Ѓумаги из  прокуратуры все со  мной,  так что  будьте
любезны незамедлительно  выдать тело". "Ђ куда ложить станете Њухина?" - еще
печалилсЯ здоровЯк. "“  нас есть все, что требуетсЯ, -  напыжилсЯ  начмед и,
наверное,  желаЯ  воодушевить  своих   замерших  работников,  призвал  их  с
поэтическим восторгом как вожатый: - ђебЯта! ‚ремЯ не ждет! Љ носилкам!"
     Џал  Џалыч  озиралсЯ по  сторонам, будто  что-то  искал,  чтобы утолить
голод. Ђлеша чувствовал волнение и неловко подхватывал все движениЯ за своим
напарником, когда  бралсЯ за носилки, оказываЯсь не ведущим, а ведомым. ‘вет
померк,  они  шагнули в  темную  промозглую  дыру,  со  дна  которой  тЯнуло
сквознЯчком  все  теплее  какое-то  нежитье. Ќадо  было  согнутьсЯ,  чтоб не
ушибить голову о давЯщий и округлый череп уходЯщего в глубину свода. Џрохода
хватало только  одному  человеку,  а  двое уже  бы не  разошлись. ‘пускались
поэтому сцепленные, как неволей, друг с дружкой. ‡а спиной Џал Џалыча ничего
не  было  слышно. Џод  собой Ђлеша чувствовал дощатый,  пружинЯщий настил  с
какими-то  порожками,  о  которые  неожиданно споткнулсЯ,  обмер...  Ќосилки
уперлись в Џал Џалыча,  что продвигалсЯ впереди, и он со злостью отпихнул их
обратно. ќтот  чужой  ощутимый тычок  в живот заставил  Ђлешку все понЯть  и
поставил на шаг.
     „но было уже  твердокаменным, гулким. —то-то  теплилось,  плесневело  и
живо откли