то  женилсЯ на  их  запорожской  прабабушке.
Џосторонние  не всегда различали их на снимках -- кто где.  ‘ каждым снимком
они  заметно  росли,  крепчали,  обгонЯли  маму,  она  незаметно старела, но
выпрЯмлЯлась перед объективом,  гордаЯ этой  живой историей своей жизни. Ћна
была врач,  известнаЯ у себЯ в  городе,  и  пожавшаЯ  много  благодарностей,
букетов  и  пирогов, но даже если б она  ничего полезного больше в  жизни не
сделала -- вырастить таких троих сыновей оправдывало жизнь женщины. ‚се трое
они  пошли  в один и  тот  же  политехнический  институт, старший  кончил по
геологическому,  средний  по  электротехническому,   младший  кончал  сейчас
строительный, и мама была с ним.
     Ѓыла, пока не узнала  о  болезни ‚адима. ‚ четверг  едва  не  сорвалась
сюда. ‚  субботу  получила  телеграмму  от „онцовой,  что  нужно  коллоидное
золото. ‚ воскресенье откликнулась телеграммой, что  едет  добывать золото в
Њоскву. ‘ понедельника она там, вчера и сегоднЯ наверно  добиваетсЯ приЈма у
министров  и  в других  важных  местах,  чтобы в памЯть  погибшего  отца (он
оставлен был  в городе под видом интеллигента, обиженного советской властью,
и расстрелЯн немцами за свЯзь с партизанами и укрытие наших раненых) дали бы
визу на фондовое коллоидное золото длЯ сына.
     ‚се эти хлопоты были отвратительны и оскорбительны  ‚адиму даже издали.
Ћн не переносил никакого блата, никакого использованиЯ заслуг или знакомств.
„аже  то, что мама дала предупредительную телеграмму  „онцовой, уже тЯготило
его.  Љак ни  важно было  ему выжить, но не  хотел он пользоватьсЯ  никакими
преимуществами  даже перед  харею  раковой смерти.  ‚прочем,  понаблюдав  за
„онцовой,  ‚адим быстро  понЯл, что и без всЯкой маминой телеграммы  ‹юдмила
Ђфанасьевна уделила  бы  ему  не  меньше  времени  и  вниманиЯ.  ’олько  вот
телеграмму о коллоидном золоте не пришлось бы давать.
     ’еперь, если  мама достанет это золото -- она прилетит с  ним, конечно,
сюда. € если не достанет  -- то тоже прилетит. Ћтсюда он написал ей письмо о
чаге -- не потому, что уверовал, а чтобы  маме дать лишнее дело по спасению,
насытить  еЈ. Ќо если будет  расти отчаЯние, то вопреки всем своим врачебным
знаниЯм и убеждениЯм, она поедет и к этому знахарю в горы за  иссык-кульским
корнем. (Ћлег Љостоглотов вчера пришЈл и  повинилсЯ  ему, что уступил бабе и
вылил настойку корнЯ,  но впрочем там {173} было всЈ равно мало, а вот адрес
старика, если  же  старика уже посадили,  то Ћлег берЈтсЯ уступить ‚адиму из
своего запаса.)
     Њаме  теперь уже не жизнь, если  старший сын под угрозой. Њама  сделает
всЈ, и больше, чем всЈ, она даже и лишнее сделает. Ћна даже в экспедицию  за
ним поедет, хотЯ там у него есть ѓалка. ‚  конце концов, как  ‚адим понЯл из
отрывков  прочтЈнного  и   услышанного  о  своей  болезни,  сама-то  опухоль
вспыхнула   у   него   из-за   маминой   слишком   большой  озабоченности  и
предусмотрительности: с  детства  было  у него  на ноге  большое  пигментное
пЯтно,  и мама, как врач, видимо знала опасность  перерождениЯ; она находила
поводы щупать  это пЯтно, и однажды настоЯла, чтобы хороший хирург  произвЈл
предварительную  операцию -- а  вот еЈ-то как раз, очевидно, и не  следовало
делать.
     Ќо даже если его сегоднЯшнее умирание началось от  мамы -- он  не может
еЈ упрекнуть  ни за глаза, ни в глаза. ЌельзЯ быть таким слишком практичным,
чтобы  судить   по  результатам,--   человечнее  судить  по   намерениЯм.  €
несправедливо   раздражатьсЯ  теперь  виною  мамы   с   точки  зрениЯ  своей
неоконченной работы, прерванного интереса, неисполненных  возможностей. ‚едь
и интереса этого, и возможностей, и порыва к этой работе  не было бы, если б
не было его самого, ‚адима. Ћт мамы.
     “ человека  -- зубы, и  он  ими грызЈт, скрежещет,  стискивает  их. Ђ у
растениЯ вот -- нет зубов,  и  как  же  спокойно они растут, и  спокойно как
умирают!
     Ќо,  прощаЯ  маме,  ‚адим  не мог  простить обстоЯтельствам! Ћн  не мог
уступить  им  ни  квадратного  сантиметра  своего  эпителиЯ!  €  не  мог  не
стискивать зубов.
     Ђх, как же пересекла  его эта проклЯтаЯ болезнь!  -- как она  подрезала
его в самую важную минуту.
     Џравда, ‚адим  и  с детства как будто всегда предчувствовал, что ему не
хватит  времени. Ћн  нервничал, если приходила гостьЯ или соседка и болтала,
отнимаЯ  времЯ у мамы  и у него. Ћн возмущалсЯ,  что  в школе и  в институте
всЯкие сборы -- на работу, на экскурсию,  на  вечер, на демонстрацию, всегда
назначают на час или  на два часа раньше, чем нужно,  так и рассчитываЯ, что
люди обЯзательно опоздают. Ќикогда ‚адим не мог вынести получасовых известий
по радио, потому что всЈ, что там важно и нужно, можно было уместить  в пЯть
минут, а  остальное была  вода. …го бесило, что идЯ в  любой магазин,  ты  с
вероЯтностью  одна десЯтаЯ рискуешь  застать его на  учЈте, на переучЈте, на
передаче товара -- и этого никогда нельзЯ предвидеть. ‹юбой сельсовет, любое
почтовое сельское отделение могут быть  закрыты в любой рабочий день -- и за
двадцать пЯть километров этого никогда нельзЯ предвидеть.
     Њожет быть жадность на  времЯ  заронил в нЈм  отец. Ћтец тоже не  любил
бездеЯтельности, и запомнилось, как он трепал сына между  коленЯми и сказал:
"‚адька! …сли ты не  умеешь использовать минуту, ты  зрЯ проведЈшь и час,  и
день,  и всю жизнь". Ќет, нет! ќтот бес  -- неутолимаЯ жажда времени,  и без
отца {174} сидела в нЈм с малых лет. —уть только игра с мальчишками начинала
становитьсЯ тЯгучей,-- он не торчал с ними у ворот, а уходил сейчас же, мало
обращаЯ вниманиЯ на насмешки. —уть  только книга ему  казалась водЯнистой --
он  еЈ  не  дочитывал,  бросал,  ища  поплотней.  …сли  первые кадры  фильма
оказывались глупы (а заранее почти никогда ничего  о  фильме  не знаешь, это
нарочно делают) -- он прозревал потерЯнные деньги, стукал сидением и уходил,
спасаЯ времЯ и  незагрЯзнЈнность головы. …го изводили те учителЯ, которые по
десЯть минут  нудили класс нотациЯми,  потом не справлЯлись с  объЯснениЯми,
одно размазывали, другое комкали,  а задание на дом давали после звонка. Ћни
не могли  представить,  что  у  ученика  перемена может быть  распланирована
почище, чем у них урок.
     Ђ может быть, не знаЯ об опасности, он с  детства ощущал еЈ, неведомую,
в себе? Ќи в  чЈм не виновный, он с первых же лет жизни был под ударом этого
пигментного пЯтна! € когда он так берЈг времЯ мальчишкой и скупость на времЯ
передавал своим братьЯм, когда взрослые книги читал ещЈ до первого класса, а
шестиклассником  устроил дома химическую лабораторию --  это он  уже  гналсЯ
наперегонки с будущей опухолью,  но втЈмную  гналсЯ,  не видЯ, где враг,-- а
она  всЈ видела, кинулась и  вонзилась в самую горЯчую пору! Ќе  болезнь  --
змеЯ. € имЯ еЈ змеиное: меланобластома.
     Љогда она  началась  -- ‚адим  не  заметил.  ќто  было  в  экспедиции у
Ђлайского  хребта.  Ќачалось  затвердение,  потом  боль,  потом  прорвало  и
полегчало,  потом опЯть затвердение,  и так натиралось  от одежды, что почти
невыносимо стало  ходить.  Ќо ни маме он  не  написал, ни  работы не бросил,
потому что собирал первый круг материалов, с которыми обЯзательно должен был
съездить в Њоскву.
     €х экспедициЯ занималась просто радиоактивными водами, и никаких рудных
месторождений с них не спрашивали. Ќо не по возрасту много прочтЯ и особенно
близкий  с химией,  которую  не  каждый  геолог  знает  хорошо,  ‚адим то ли
предвидел,  то   ли  предчувствовал,  что   здесь  вылуплЯетсЯ  новый  метод
нахождениЯ руд. Ќачальник экспедиции  скрипел по поводу этой его склонности,
начальнику экспедиции нужна была выработка по плану.
     ‚адим  попросил  командировку в Њоскву,  начальник  длЯ такой  цели  не
давал. ’огда-то  ‚адим  и предъЯвил свою опухоль, взЯл бюллетень и  ЯвилсЯ в
этот диспансер. ’ут он проведал диагноз, и его немедленно клали, сказав, что
дело не терпит. Ћн взЯл назначение лечь и с ним улетел в Њоскву, где как раз
сейчас на  совещании надеЯлсЯ повидать —ерегородцева.  ‚адим никогда его  не
видел, только  читал  учебник и  книги. …го  предупредили,  что —ерегородцев
больше одной  фразы слушать не  будет,  он с первой фразы решает, нужно ли с
человеком  говорить.  ‚есь  путь  до  Њосквы ‚адим слаживал  эту фразу.  …го
представили —ерегородцеву  в  перерыве, на пороге  буфета.  ‚адим  выстрелил
своей фразой,  и —ерегородцев повернул от  буфета, взЯл его  повыше локтЯ  и
повЈл. {175}
     ‘ложность этого пЯтиминутного разговора -- ‚адиму он казалсЯ накалЈнным
-- была в том, что требовалось стремительно говорить, без пропуска впитывать
ответы, достаточно блеснуть своей эрудицией, но не высказать всего до конца,
главный задел оставить себе. —ерегородцев сразу ему насыпал все  возражениЯ,
из которых  Ясно  было, почему  радиоактивные воды признак  косвенный, но не
могут быть основным,  и искать по ним руды -- дело пустое. Ћн так говорил --
но кажетсЯ охотно  бы дал себЯ разуверить, он минуту ждал этого от ‚адима и,
не дождавшись, отпустил. € ещЈ ‚адим понЯл, что, кажетсЯ, и целый московский
институт топчетсЯ  около того, над чем он один ковырЯлсЯ в камешках Ђлайских
гор.
     ‹учшего пока нельзЯ  было и ждать!  ’еперь-то и надо было навалитьсЯ на
работу!
     Ќо теперь-то и надо было ложитьсЯ в клинику... € открытьсЯ маме. Ћн мог
бы  ехать и  в  Ќовочеркасск,  но здесь  ему понравилось,  и  к  своим горам
поближе.
     ‚  Њоскве он узнавал  не только о водах и рудах.  …щЈ он  узнал,  что с
меланобластомой  умирают --  всегда. —то с нею редко  живут  год,  а чаще --
месЯцев восемь.
     —то ж, как у тела, несущегосЯ с предсветовой скоростью, его <i>времЯ</i> и его
<i>масса</i>  становились теперь не  такими, как у других тел,  как у других людей:
времЯ  -- Јмче, масса -- пробивней. ѓоды вбирались длЯ него в недели, дни --
в минуты. Ћн  и  всю  жизнь  спешил,  но  только  сейчас он  начинал спешить
по-настоЯщему!  Џрожив  шестьдесЯт  лет спокойной  жизни  -- и дурак  станет
доктором наук. Ђ вот -- к двадцати семи?
     „вадцать семь это  лермонтовский возраст. ‹ермонтову  тоже не  хотелось
умирать. (‚адим  знал за собой, что немного  похож на  ‹ермонтова:  такой же
невысокий,  смолЯной, стройный,  лЈгкий,  с маленькими  руками,  только  без
усов.) Ћднако, он врезал себЯ в нашу памЯть -- и не на сто лет, навсегда!
     Џеред  смертью, перед пантерой смерти,  уже  вилЯющей чЈрным телом, уже
бьющей  хвостом, уже  прилегшей рЯдом, на одну койку с  ним, ‚адим,  человек
интеллекта, должен был  найти формулу -- как жить  с  ней  по соседству? Љак
плодотворно прожить вот  эти  оставшиесЯ месЯцы, если  это -- только месЯцы?
‘мерть  как  внезапный  и  новый   фактор   своей  жизни   он   должен   был
проанализировать.  €,  сделав анализ,  заметил,  что  кажетсЯ  уже  начинает
привыкать к ней, а то даже и усваивать.
     ‘амаЯ ложнаЯ линиЯ рассуждениЯ  была бы --  исходить из  того,  что  он
терЯет: как мог бы он  быть счастлив, и где побывать, и что сделать, если бы
жил долго. Ђ верно было -- признать статистику: что кому-то надо  умирать  и
молодым. ‡ато умерший молодым остаЈтсЯ в памЯти людей навсегда молодым. ‡ато
вспыхнувший перед смертью остаЈтсЯ  сиЯть вечно. ’ут была  важнаЯ, на первый
взглЯд   парадоксальнаЯ  черта,  которую   разглЯдел  ‚адим  в  размышлениЯх
последних  недель:  что  таланту   легче  понЯть   и   принЯть  смерть,  чем
бездарности.  Ђ  ведь  талант  терЯет  в  смерти {176} гораздо  больше,  чем
бездарность! Ѓездарности обЯзательно подавай долгую жизнь.
     Љонечно,   завидно  было   думать,  что  продержатьсЯ  надо  бы  только
три-четыре года, и в наш  век открытий, всеобщих  бурных  научных  открытий,
непременно найдут  и лекарство от  мелано-бластомы. Ќо ‚адим  постановил длЯ
себЯ не мечтать о продлении жизни, не мечтать о выздоровлении -- даже ночных
минут не тратить на эти бесплодности,-- а сжатьсЯ, работать и оставить людЯм
после себЯ новый метод поиска руд.
     ’ак, искупив свою раннюю смерть, он надеЯлсЯ умереть успокоенным.
     „а  и не испытал-  он  за двадцать шесть лет никакого другого  ощущениЯ
более  наполнЯющего,   насыщающего  и   стройного,  чем  ощущение   времени,
проводимого с пользой. €менно  так всего разумнее и  было провести последние
месЯцы.
     € с этим рабочим порывом, держа несколько книг под мышками, ‚адим вошЈл
в палату.
     Џервый   враг,  которого  он   ждал   себе  в   палате,   было   радио,
громкоговоритель  -- и  ‚адим готов был  боротьсЯ с ним  всеми  легальными и
нелегальными  средствами: сперва убеждением  соседей,  потом  закорачиванием
проводов  иголкой,  а  там  и  вырыванием  розетки  из  стены.  ЋбЯзательное
громковещание,  почему-то  зачтЈнное  у  нас  повсюду  как  признак  широты,
культуры,   есть,   напротив,   признак   культурной  отсталости,  поощрение
умственной лени,-- но ‚адим почти никогда никого не успевал в  этом убедить.
ќто  постоЯнное  бубнение,  чередование  незапрошенной  тобою  информации  и
невыбранной  тобою музыки,  было  воровство времени и энтропиЯ  духа,  очень
удобно  длЯ  вЯлых  людей, непереносимо длЯ инициативных.  ѓлупец, заполучив
вечность, вероЯтно не мог бы протЯнуть еЈ иначе, как только слушаЯ радио.
     Ќо со счастливым удивлением ‚адим, войдЯ в палату, не  обнаружил радио!
Ќе было его и  нигде на втором  этаже. (“пущение это объЯснЯлось тем,  что с
года на год предполагалсЯ переезд диспансера  в другое,  лучше оборудованное
помещение, и уж там-то должна была быть сквознаЯ радиофикациЯ.)
     ‚торой  ожидаемый враг ‚адима  была  темнота  --  раннее тушение света,
позднее зажигание,  далЈкие окна. Ќо великодушный  „Јмка уступил ему место у
окна, и ‚адим с первого же днЯ приспособилсЯ: ложитьсЯ со всеми, рано,  а по
рассвету просыпатьсЯ и начинать занЯтиЯ -- лучшие и самые тихие часы.
     ’ретий  возможный враг  была  слишком обильнаЯ  болтовнЯ  в  палате.  €
оказалось не  без неЈ.  Ќо в общем ‚адиму состав палаты  понравилсЯ, с точки
зрениЯ тишины в первую очередь.
     ‘амым  симпатичным ему показалсЯ  …генбердиев: он почти всегда молчал и
всем улыбалсЯ улыбкой богатырЯ -- раздвижкою толстых губ и толстых щЈк.
     € Њурсалимов  с Ђхмаджаном были  неназойливые,  славные люди. Љогда они
говорили  по-узбекски,  они  совсем  не мешали  ‚адиму,  да  и  говорили они
рассудительно,  спокойно. Њурсалимов {177}  выглЯдел мудрым  стариком, ‚адим
встречал  таких  в горах.  Ћдин  только раз  он что-то разошЈлсЯ  и спорил с
Ђхмаджаном довольно сердито. ‚адим попросил перевести -- о чЈм. ЋказываетсЯ,
Њурсалимов сердилсЯ на новые придумки с именами,  соединение нескольких слов
в  одном  имЯ. Ћн утверждал,  что  существует только  сорок  истинных  имЈн,
оставленных пророком, все другие имена неправильные.
     Ќе вредный парень был и Ђхмаджан. …сли  его  попросить  тише, он всегда
становилсЯ тише.  Љак-то ‚адим  рассказал ему о  жизни эвенков и поразил его
воображение. „ва  днЯ  Ђхмаджан обдумывал совершенно непредставимую  жизнь и
задавал ‚адиму внезапные вопросы:
     --  ‘кажи, а  какое  ж у  этих  эвенков  обмундирование?  ‚адим наскоро
отвечал,  на  несколько  часов Ђхмаджан  погружалсЯ в размышление. Ќо  снова
прихрамывал и спрашивал:
     -- Ђ распорЯдок днЯ у них какой, у эвенков? € ещЈ на другой день утром:
     -- ‘кажи,  а  какаЯ  перед  ними  задача  поставлена?  Ќе  принимал  он
объЯснениЯ, что эвенки  "просто так живут". ’ихий, вежливый был  и  ‘ибатов,
часто, приходивший к Ђхаджану играть в шашки. џсно было, что он необразован,
но почему-то понимал, что громко разговаривать неприлично и не надо. € когда
с Ђхмаджаном они начинали спорить, то и тут он говорил как-то успокоительно:
     -- „а разве здесь настоЯщий виноград? ђазве здесь дыни настоЯщие?
     -- Ђ где ещЈ настоЯщие? -- горЯчилсЯ Ђхмаджан.
     -- ‚ Љрыму-у, где-е... ‚от бы ты посмотрел...
     € „Јмка был хороший мальчик,  ‚адим угадывал в нЈм не пустозвона, „Јмка
думал,  занималсЯ.  Џравда,  на лице его не было светлой печати таланта,  он
как-то хмуровато выглЯдел,  когда воспринимал неожиданную мысль. …му  тЯжело
достанетсЯ путь  учЈбы и умственных занЯтий, но из таких медлительных иногда
вырабатываютсЯ крепыши.
     Ќе раздражал ‚адима и  ђусанов. ќто  был  всю  жизнь  честный работЯга,
звЈзд с неба не хватал. ‘уждениЯ  его  были в основном правильные, только не
умел он их гибко выразить, а выражал затверженно.
     Љостоглотов вначале  не понравилсЯ ‚адиму: грубый крикун. Ќо оказалось,
что это -- внешнее, что он не заносчив, и даже  поельчив, а только несчастно
сложилась жизнь, и это его раздражило. Ћн, видимо, и сам был виноват в своих
неудачах из-за трудного характера. …го болезнь шла на поправку, и он ещЈ всю
жизнь мог бы  свою поправить, если  бы был более собран  и знал бы, чего  он
хочет.  …му в первую  очередь  не  доставало  собранности, он  разбрасывалсЯ
временем, то шЈл бродить бессмысленно по двору, то хваталсЯ читать,  и очень
уж вЯзалсЯ за юбками.
     Ђ  ‚адим  ни за что бы не стал  на переднем краю  смерти отвлекатьсЯ на
девок. †дала его ѓалка  в экспедиции и мечтала выйти {178} за него замуж, но
и на это он уже права не имел, и ей он уже достанетсЯ мало.
     Ћн уже никому не достанетсЯ.
     ’акова цена, и платить сполна. Ћдна страсть, захватив нас, измещает все
прочие страсти.
     Љто раздражал ‚адима в палате -- это Џоддуев. Џоддуев был зол, силЈн, и
вдруг раскис  и  поддалсЯ слащаво-идеалистическим  штучкам. ‚адим терпеть не
мог,  он  раздражалсЯ  от  этих разжижающих  басенок о  смирении  и  любви к
ближнему, о том,  что  надо  поступитьсЯ собой  и,  рот  раззЯвЯ,  только  и
смотреть,   где   и    чем    помочь    встречному-поперечному.    Ђ    этот
встречный-поперечный, может быть, лентЯй  небритый или  жулик небитый! ’акаЯ
водЯнистаЯ  блеклаЯ  правденка противоречила всему  молодому  напору,  всему
сжигающему нетерпению, которое был ‚адим,  всей  его потребности  разжатьсЯ,
как  выстрел, разжатьсЯ и  отдать. Ћн  тоже ведь  готовилсЯ и обрЈк себЯ  не
брать, а  отдать -- но не по мелочам,  не  на  каждом заплетающемсЯ шагу,  а
вспышкой подвига -- сразу всему народу и всему человечеству!
     €  он  рад  был,  когда  Џоддуев  выписалсЯ,  а на  его  койку  перелЈг
белобрысый ”едерау из угла. ‚от уж кто был тихий! -- уж тише его в палате не
было.  Ћн мог за целый день слова не сказать -- лежал и смотрел грустно. Љак
сосед, он  был  длЯ  ‚адима  идеален,-- но уже  послезавтра, в  пЯтницу, его
должны были взЯть на операцию.
     Њолчали-молчали,  а сегоднЯ всЈ-таки зашло что-то о болезнЯх, и ”едерау
сказал, что он болел и чуть не умер от воспалениЯ мозговой оболочки.
     -- Ћго! “дарились?
     --  Ќет, простудилсЯ. ЏерегрелсЯ сильно,  а повезли с завода  на машине
домой, и продуло голову. ‚оспалилась мозговаЯ оболочка, видеть перестал.
     Ћн  спокойно  это  рассказывал,  даже  с  улыбкой, не  подчЈркиваЯ, что
трагедиЯ была, ужас.
     -- Ђ  отчего ж перегрев? -- ‚адим  спросил,  однако сам уже  косилсЯ  в
книжку,  времЯ-то  шло.  Ќо  разговор  о  болезни всегда найдЈт слушателей в
палате. Ћт  стенки  к  стенке ”едерау увидел на себе  взглЯд ђусанова, очень
сегоднЯ размЯгчЈнный, и рассказывал уже отчасти и ему:
     -- ‘лучилась  в котле авариЯ, и надо было сложную пайку делать. Ќо если
спускать  весь пар  и котЈл  охлаждать,  а потом  всЈ  снова  -- это  сутки.
„иректор ночью за  мной машину  прислал,  говорит:  "”едерау! —тоб работы не
останавливать,  надень  защитный костюм, да лезь  в пар, а?"-"Ќу, Я  говорю,
если  надо-давайте!"  Ђ времЯ  было предвоенное, график  напрЯжЈнный -- надо
сделать. Џолез  и сделал. —аса за полтора... „а как отказать? џ на заводской
доске почЈта всегда был верхний.
     ђусанов слушал и смотрел с одобрением.
     -- Џоступок,  которым может гордитьсЯ  и  член  партии,-- похвалил  он.
{179}
     -- Ђ Я и... член партии,-- ещЈ скромней, ещЈ тише улыбнулсЯ ”едерау.
     -- Ѓыли?-поправил ђусанов. (€х похвали, они уже всерьЈз принимают.)
     -- € есть,-- очень тихо выговорил ”едерау.
     ђусанову   было  сегоднЯ  не  до  того,  чтобы   вдумыватьсЯ  в   чужие
обстоЯтельства,   спорить,  ставить   людей   на   место.  …го   собственные
обстоЯтельства были крайне  трагичны. Ќо нельзЯ было не поправить совершенно
Явную чушь. Ђ геолог  ушЈл в  книги. ‘лабым голосом,  с  тихой отчЈтливостью
(знаЯ, что напрЯгутсЯ -- и услышат), ђусанов сказал:
     -- ’ак быть не может. ‚едь вы -- немец?
     -- „а,-- кивнул ”едерау и, кажетсЯ, сокрушЈнно.
     -- Ќу? Љогда вас в ссылку везли -- партбилеты должны были отобрать.
     -- Ќе отобрали,--  качал головой ”едерау. ђусанов скривилсЯ, трудно ему
было говорить:
     -- Ќу так  это  просто  упущение,  спешили, торопились,  запутались. ‚ы
должны сами теперь сдать.
     -- „а  нет же! -- на что был ”едерау  робкий, а упЈрсЯ.-- —етырнадцатый
год Я с билетом,  какаЯ ошибка! Ќас  и в райком  собирали,  нам  разъЯснЯли:
остаЈтесь  членами партии, мы  не смешиваем  вас  с общей  массой. Ћтметка в
комендатуре -- отметкой, а членские  взносы  -- взносами. ђуководЯщих постов
занимать нельзЯ, а на рЯдовых постах должны трудитьсЯ образцово. ‚от так.
     --  Ќу, не знаю,-- вздохнул  ђусанов. …му и веки-то  хотелось опустить,
ему говорить было совсем трудно.
     Џозавчерашний второй  укол нисколько  не помог -- опухоль не опала,  не
размЯгчилась,  и железным  желваком всЈ  давила  ему  под челюсть.  ‘егоднЯ,
расслабленный  и  предвидЯ новый  мучительный  бред,  он  лежал  в  ожидании
третьего укола.  „оговаривались с Љапой после третьего укола  ехать в Њоскву
--  но  Џавел  Ќиколаевич  потерЯл  всю  энергию  борьбы,  он  только сейчас
почувствовал,  что значит  обречЈнность:  третий  или  десЯтый, здесь  или в
Њоскве, но если опухоль  не поддаЈтсЯ  лекарству, она не  поддастсЯ. Џравда,
опухоль ещЈ  не  была смерть: она могла остатьсЯ, сделать инвалидом, уродом,
больным  --  но  всЈ-таки  свЯзи  опухоли  со  смертью  Џавел  Ќиколаевич не
усматривал до  вчерашнего днЯ,  пока тот же Ћглоед, начитавшийсЯ медицинских
книжек, не стал кому-то объЯснЯть, что опухоль  пускает Яды по всему телу --
и вот почему нельзЯ еЈ в теле терпеть.
     € Џавла Ќиколаевича защипало, и  понЯл он, что отмахнутьсЯ от смерти не
выходит.  ‚чера  на   первом  этаже  он   своими   глазами  видел,  как   на
послеоперационного   натЯнули  с   головой  простыню.  ’еперь  он   осмыслил
выражение,  которое слышал  между санитарками: "этому скоро <i>под  простынку</i>".
‚от оно что! -- смерть представлЯетсЯ нам  чЈрной, но это  только подступы к
ней, а сама она -- белаЯ.
     Љонечно, ђусанов  всегда знал, что  поскольку  все люди смертны,  {180}
когда-нибудь должен  сдать  дела и он. Ќо -- когда-нибудь, но  не сейчас же!
Љ о г д а - н и б у д ь не страшно умереть-страшно умереть вот сейчас.
     ЃелаЯ  равнодушнаЯ  смерть  в  виде  простыни,  обволакивающей  никакую
фигуру,  пустоту, подходила  к нему  осторожно,  не шумЯ, в  шлЈпанцах,--  а
ђусанов,  застигнутый этой подкрадкой смерти,  не только боротьсЯ с  нею  не
мог, а вообще ничего о ней не мог ни подумать,  ни решить, ни высказать. Ћна
пришла незаконно, и не было правила, не было инструкции, котораЯ защищала бы
Џавла Ќиколаевича.
     €  жалко ему было себЯ. †алко было  представить такую целеустремлЈнную,
наступательную  и  даже,  можно  сказать,  красивую  жизнь,  как  у  него,--
сшибленной  камнем  этой  посторонней опухоли, которую  ум  его  отказывалсЯ
осознать как необходимость.
     …му  было  так жаль себЯ,  что  наплывали слезы,  всЈ  времЯ  застилали
зрение. „нЈм он прЯтал их то за очками, то за насморком будто, то накрываЯсь
полотенцем, а  эту ночь тихо и долго плакал, ничуть не стыдЯсь перед  собой.
Ћн с детства не плакал, он забыл, как это  -- плакать, а  ещЈ больше, совсем
забыл он, что слезы,  оказываетсЯ, помогают.  Ћни не отодвигали  от  него ни
одной из опасностей  и бед -- ни раковой смерти, ни судебного разбора старых
дел, ни предстоЯщего  укола и нового бреда, и всЈ же они как будто поднимали
его на какую-то ступеньку от этих опасностей. …му будто светлей становилось.
     Ђ  ещЈ он -- ослаб  очень, ворочалсЯ мало, нехотЯ ел. Ћчень ослаб  -- и
даже приЯтное  что-то находил в  этом состоЯнии,  но  худое приЯтное: как  у
замерзающего не бывает сил шевелитьсЯ. € как будто параличом взЯло или ватой
глухой обложило  его всегдашнюю  гражданскую горЯчность -- не миритьсЯ  ни с
чем уродливым и неправильным вокруг. ‚чера Ћглоед с усмешечкой врал про себЯ
главврачу,  что  он  --  целинник, и  Џавлу  Ќиколаевичу  стоило только  рот
раскрыть, два слова сказать -- и уже б Ћглоеда в помине тут не было.
     Ђ он --  ничего не  сказал, промолчал. ќто было с гражданственной точки
зрениЯ  нечестно,  его  долг  был  -- разоблачить  ложь.  Ќо почему-то Џавел
Ќиколаевич не сказал. € не потому, что не хватило дыхательных сил выговорить
или бы он боЯлсЯ мести Ћглоеда  -- нет. Ђ даже как-то и не хотелось говорить
-- как будто не всЈ, что делалось в палате, уже  касалось Џавла Ќиколаевича.
„аже было такое странное чувство, что  этот крикун и грубиЯн, то не дававший
свет тушить, то по произволу открывавший форточку, то лезший первый схватить
нетроганную чистую газету,  в  конце  концов  взрослый  человек,  имеет свою
судьбу, может не очень счастливую, и пусть живЈт как хочет.
     Ђ  сегоднЯ  Ћглоед  ещЈ   отличилсЯ.   Џришла   лаборантка   составлЯть
избирательные  списки  (их  тут  тоже готовили  к  выборам) и  у всех  брала
паспорта, и все давали их или  колхозные справки, а у Љостоглотова ничего не
оказалось.  ‹аборантка  естественно  удивилась  и  требовала  паспорта,  так
Љостоглотов  завЈлсЯ  шуметь;  {181}  что надо мол  знать  Џолитграмоту, что
разные есть виды ссыльных, и  пусть она звонит  по  такому-то телефону, а  у
него  мол  избирательное  право  есть,  но в крайнем  случае он  может  и не
голосовать.
     ‚от какой мутный  и испорченный человек оказалсЯ сосед по койке,  верно
чувствовало  сердце  Џавла  Ќиколаевича!   Ќо  теперь  вместо  того,   чтобы
ужаснутьсЯ, в  какой  вертеп он  здесь  попал,  среди  кого  лежал,  ђусанов
поддалсЯ  заливающему  безразличию:  пусть Љостоглотов; пусть ”едерау; пусть
‘ибгатов. Џусть они  все вылечиваютсЯ,  пусть живут  --  только  б  и  Џавлу
Ќиколаевичу остатьсЯ в живых.
     ЊаЯчил ему капюшон простыни.
     Џусть  они  живут,  и  Џавел  Ќиколаевич  не будет  их  расспрашивать и
проверЯть.  Ќо  чтоб  они  его тоже  не  расспрашивали.  —тоб  никто не  лез
ковырЯтьсЯ   в  старом  прошлом.  —то  было  --  то  было,   оно  кануло,  и
несправедливо теперь выискивать, кто в чЈм ошибсЯ восемнадцать лет назад.
     €з вестибюлЯ послышалсЯ резкий  голос  санитарки  Ќэлли,  один такой во
всей клинике. ќто она без всЯкого  даже крика  спрашивала кого-то  метров за
двадцать:
     -- ‘лушай, а лакированные эти почЈм стоют?
     —то ответила другаЯ -- не было слышно, а опЯть ЌэллЯ:
     -- ќ-э-эх,  мне бы  в таких  пойти  --  вот бы хахали  табунились!  ’а,
втораЯ, возразила что-то, и ЌэллЯ согласилась отчасти:
     --  Ћй,  да! џ когда капроны  первый раз натЯнула --  души  не было.  Ђ
‘ергей  бросил спичку  и  сразу прожЈг, сволочь!  ’ут она вошла  в палату со
щЈткой и спросила:
     -- Ќу,  мальчики,  вчера, говорЯт,  скребли-мыли, так сегоднЯ слегка?..
„а! Ќовость! -- вспомнила она и, показываЯ на ”едерау, объЯвила радостно: --
‚от этот-то ваш накрылсЯ! „уба врезал!
     ѓенрих џкобович уж какой был выдержанный, а повЈл плечами, ему стало не
по себе.
     Ќе понЯли Ќэллю, и она доЯснила:
     --  Ќу, конопатый-то!  Ќу,  обмотанный! ‚чера на вокзале. Ћколо  кассы.
’еперь на вскрытие привезли.
     -- Ѓоже  мой!  -- нашЈл силы выговорить ђусанов.-- Љак у вас не хватает
тактичности, товарищ санитарка! ‡ачем же распространЯть мрачные известиЯ?
     ‚ палате задумались. Њного говорил …фрем о смерти и казалсЯ обречЈнным,
это верно.  ЏоперЈк вот этого прохода останавливалсЯ и убеждал  всех,  цедЯ:
"’ак что си-ки-верное наше дело!.."
     Ќо всЈ-таки последнего шага …фрема они не видели и, уехав, он оставалсЯ
у них в памЯти живым. Ђ теперь надо было представить, что тот, кто позавчера
топтал  эти доски,  где  все они ходЯт, уже  лежит  в  морге, разрезанный по
осевой передней линии, как лопнувшаЯ сарделька.
     -- ’ы б нам что-нибудь весЈленького! -- потребовал Ђхмаджан.
     --  Њогу и весЈленького, расскажу --  обгрохочетесь. ’олько  неприлично
будет... {182}
     -- Ќичего, давай! „авай!
     -- „а! -- ещЈ вспомнила  ЌэллЯ.-- ’ебЯ, красюк, на рентген зовут! ’ебЯ,
тебЯ! -- показывала она на ‚адима.
     ‚адим отложил книгу на окно. Ћсторожно,  с помощью рук, спустил больную
ногу, потом другую. € с  фигурой совсем  балетной,  если б  не эта нагрублаЯ
берегомаЯ нога, пошЈл к выходу.
     Ћн  слышал о  Џоддуеве, но не  почувствовал сожалениЯ. Џоддуев  не  был
ценным  длЯ  общества  человеком,  как  и вот  эта  развЯзнаЯ  санитарка.  Ђ
человечество   ценно,   всЈ-таки,  не   своим  гроздЯщимсЯ   количеством,  а
вызревающим качеством.
     ’ут вошла лаборантка с газетой.
     Ђ сзади неЈ шЈл и Ћглоед. Ћн вот-вот мог перехватить газету.
     -- Њне! мне! -- слабо сказал Џавел Ќиколаевич, протЯгиваЯ руку.
     …му и досталась.
     …щЈ без очков он  видел, что на всю страницу  идут большие фотографии и
крупные заголовки. Њедленно подмостЯсь и медленно надев очки, он увидел, как
и  предполагал,  что  это  было  --  окончание   сессии  ‚ерховного  ‘овета:
сфотографирован президиум и зал, и крупно шли последние важные решениЯ.
     ’ак  крупно,  что  не  надо  было   листать  и  искать   где-то  мелкую
многозначащую заметку.
     --  —то?? что??? --  не мог удержатьсЯ Џавел Ќиколаевич, хотЯ ни к кому
здесь  в  палате  он  не  обращалсЯ, и  неприлично  было  так  удивлЯтьсЯ  и
спрашивать над газетой.
     Љрупно,  на   первой  полосе,  объЯвлЯлось,  что   председатель  ‘овета
Њинистров  ѓ. Њ.  Њаленков просил  уволить его по  собственному  желанию,  и
‚ерховный ‘овет единодушно выполнил эту просьбу.
     ’ак кончилась сессиЯ, от которой ђусанов ожидал одного бюджета!..
     Ћн вконец ослабел, и руки его уронили газету. Ћн дальше не мог читать.
     Љ  чему  это  --  он  не  понимал.  Ћн  перестал  понимать  инструкцию,
общедоступно распространЯемую. Ќо он понимал, что -- круто, слишком круто!
     Љак  будто где-то  в  большой-большой  глубине  заурчали  геологические
пласты и чуть-чуть  шевельнулись  в своЈм ложе  -- и от  этого трЯхнуло весь
город, больницу и койку Џавла Ќиколаевича.
     Ќо не  замечаЯ,  как колебнулась комната  и  пол, от  двери к  нему шла
ровно, мЯгко, в свежевыглаженном халате доктор ѓангарт с ободрЯющей улыбкой,
держа шприц.
     --  Ќу, будем  колотьсЯ! -- приветливо пригласила  она.  Ђ  Љостоглотов
стЯнул с ног ђусанова газету -- и тоже сразу увидел и прочЈл.
     ЏрочЈл и поднЯлсЯ. “сидеть он не мог.
     Ћн тоже не понимал точно полного значениЯ известиЯ.
     Ќо   если  позавчера  сменили   весь  ‚ерховный   ‘уд,  а  сегоднЯ   --
премьер-министра, то это были шаги €стории! {183}
     аги истории, и  не моглось думать  и  верить,  что они  могут  быть  к
худшему.
     …щЈ  позавчера  он держал  выскакивающее сердце  руками и запрещал себе
верить, запрещал надеЯтьсЯ!
     Ќо прошло два днЯ -- и всЈ те  же четыре бетховенских удара напоминающе
громнули в небо как в мембрану.
     Ђ больные спокойно лежали в постелЯх -- и не слышали!
     € ‚ера ѓангарт спокойно вводила в вену эмбихин.
     Ћлег выметнулсЯ, выбежал -- гулЯть!
     Ќа простор!

--------
        20

     Ќет,  он  давно  запретил  себе  верить!  Ћн  не  смел  разрешить  себе
обрадоватьсЯ!
     ќто в первые годы срока верит новичок каждому вызову из камеры с вещами
-- как вызову  на свободу, каждому  шЈпоту  об амнистии -- как архангельским
трубам. Ќо его вызывают из камеры, прочитывают какую-нибудь гадкую бумажку .
и  заталкивают  в  другую  камеру, этажом  ниже,  ещЈ  темней,  в  такой  же
передышанный воздух.  Ќо  амнистиЯ перекладываетсЯ -- от годовщины Џобеды до
годовщины ђеволюции, от годовщины  ђеволюции  до  сессии ‚ерховного  ‘овета,
амнистиЯ  лопаетсЯ пузырЈм  или  объЯвлЯетсЯ ворам,  жуликам,  дезертирам --
вместо тех, кто воевал и страдал.
     € те клеточки сердца, которые созданы в нас природой длЯ  радости, став
ненужными,--  отмирают.  € те кубики груди,  в  которых ютитсЯ вера,  годами
пустеют -- и иссыхают.
     ‚досыть  уже  было  поверено,  вдоволь  пождали  освобождениЯ,  вещички
складывали -- наконец хотел он только в свою Џрекрасную ‘сылку, в свой милый
“ш-’ерек!  „а, милый!  --  удивительно,  но именно  таким представлЯлсЯ  его
ссыльный  угол  отсюда, из больницы, из  крупного  города, из  этого  сложно
заведенного мира, к которому Ћлег не ощущал умениЯ пристроитьсЯ, да  пожалуй
и желаниЯ тоже.
     “ш-’ерек  значит "’ри тополЯ". Ћн назван так по трЈм старинным тополЯм,
видным по степи за  десЯть километров и  дальше. ’ополЯ стоЯт смежно. Ћни не
стройны  по-тополиному,  а кривоваты даже.  €м,  может  быть,  уж  лет и  по
четыреста.  „остигнув высоты, они не погнали дальше, а раздались по сторонам
и сплели мощную тень  над главным арыком. ѓоворЯт, и ещЈ были старые деревьЯ
в ауле, но  в 31-м году, когда ЃудЈнный давил казахов, их вырубили. Ђ больше
такие не принимаютсЯ.  ‘колько  сажали  пионеры --  обгладывают их  козы  на
первом  взроете.  ‹ишь  американские  клЈны взЯлись на  главной  улице перед
райкомом.
     ’о ли  место любить на земле, где  ты выполз кричащим младенцем, ничего
ещЈ  не  осмысливаЯ, даже показаний своих глаз  и  {184}  ушей? €ли  то, где
первый раз тебе сказали: ничего, идите без конвоЯ! сами идите!
     ‘воими ногами! "‚озьми постель твою и ходи!"
     ЏерваЯ ночь на полусвободе! Џока ещЈ присматривалась к ним комендатура,
в посЈлок не выпустили, а разрешили вольно спать под сенным навесом во дворе
Њ‚„. Џод навесом неподвижные лошади всю ночь тихо  хрупали сено -- и  нельзЯ
было выдумать звука слаще!
     Ќо Ћлег полночи заснуть  не мог. ’вЈрдаЯ  землЯ двора была всЯ белаЯ от
луны -- и он пошЈл  ходить, как шальной, наискось по двору. Ќикаких вышек не
было,  никто на него не  смотрел --  и, счастливо спотыкаЯсь  на неровностЯх
двора, он ходил, запрокинув голову, лицом в белое небо -- и куда-то всЈ шЈл,
как будто  боЯсь не успеть -- как будто не в скудный  глухой аул  должен был
выйти завтра, а в просторный триумфальный мир. ‚ тЈплом воздухе ранней южной
весны было  совсем не тихо: как над большой  разбросанной станцией всю  ночь
перекликаютсЯ паровозы, так со всех концов посЈлка всю ночь до утра из своих
загонов и дворов трубно, жадно и торжествующе ревели ишаки  и  верблюды -- о
своей брачной страсти, об  уверенности в продолжении  жизни. € этот  брачный
рЈв сливалсЯ с тем, что ревело в груди у Ћлега самого.
     ’ак разве есть место милей, чем где провЈл ты такую ночь?
     € вот в ту ночь он опЯть надеЯлсЯ и верил, хоть столько раз урекалсЯ.
     Џосле лагерЯ нельзЯ было назвать ссыльный мир жестоким, хотЯ и здесь на
поливе дрались кетменЯми за воду и рубали по ногам. ‘сыльный мир был намного
просторней, легче, разнообразней. Ќо жестковатость была и в нЈм, и не так-то
легко пробивалсЯ  корешок  в землю, и не так-то легко было напитать стебель.
…щЈ надо  было  извернутьсЯ,  чтоб комендант  не  заслал  в  пустыню  глубже
километров на  полтораста. …щЈ  надо  было найти  глино-соломенную крышу над
головой и что-то платить хозЯйке, а платить не из чего. Ќадо  было  покупать
ежедневный  хлеб  и  что-то же  в  столовой.  Ќадо  было  работу  найти,  а,
намахавшись киркою за семь  лет, не хотелось всЈ-таки брать кетмень и идти в
поливальщики.  € хотЯ были в  посЈлке вдовые  женщины  уже  с  мазанками,  с
огородами  и  даже  с  коровами,  вполне готовые  взЯть  в  мужьЯ  одинокого
ссыльного -- продавать  себЯ в мужьЯ мнилось тоже рано: ведь жизнь как будто
не кончалась, а начиналась.
     ђаньше,  в  лагере, прикидываЯ,  скольких мужчин  не  достаЈт на  воле,
уверены  были  арестанты, что только конвоир от  тебЯ отстанет --  и  перваЯ
женщина уже твоЯ. ’ак казалось, что ходЯт они одинокие, рыдаЯ по мужчинам, и
ни о  чЈм  не  думают о другом. Ќо в посЈлке было великое множество детей, и
женщины держались как бы наполненные своей жизнью, и ни одинокие, ни девушки
ни за что не хотели <i>так</i>, а обЯзательно замуж, по честному,  и строить  домок
на виду посЈлка. “штерекские нравы уходили в прошлое столетие.
     €  вот  конвоиры давно отстали от Ћлега, а жил он всЈ так  же {185} без
женщины, как и годы  за  колючей  проволокой, хотЯ были  в  посЈлке  писаные
вороные гречанки и трудолюбивые светленькие немочки.
     ‚ накладной, по которой прислали их в ссылку, написано было
     н а в е ч н о,  и  Ћлег  разумом  вполне поддалсЯ,  что будет  навечно,
ничего  другого  нельзЯ было вообразить. Ђ вот женитьсЯ здесь  --  что-то  в
груди не пускало. ’о свалили Ѓерию с жестЯным грохотом пустого истукана -- и
все ждали крутых изменений, а изменениЯ приползали медленные, малые. ’о Ћлег
нашЈл свою прежнюю подругу -- в красноЯрской ссылке, и обменЯлсЯ  письмами с
ней. ’о затеЯл переписку со старой  ленинградской знакомой --  и  сколько-то
месЯцев носил  это в  груди, надеЯсь, что она  приедет сюда. (Ќо  кто бросит
ленинградскую квартиру  и приедет к нему в дыру?) Ђ тут выросла  опухоль,  и
всЈ рознЯла  своей постоЯнной необоримой болью, и женщины уже не стали ничем
привлекательнее просто добрых людей.
     Љак охватил Ћлег, было  в ссылке не только угнетающее начало, известное
всем  хоть из  литературы (не  та  местность,  которую  любишь; не те  люди,
которых  бы   хотелось),   но  и  начало   освобождающее,  мало   известное:
освобождающее от сомнений, от ответственности перед собой. Ќесчастны были не
те, кто посылалсЯ в ссылку, а  кто получал паспорт с грЯзной 39-й паспортной
статьЈй  и должен  был,  упрекаЯ себЯ за  каждую оплошность, куда-то  ехать,
где-то жить,  искать работу и  отовсюду изгонЯтьсЯ. Ќо  полноправно приезжал
арестант в ссылку: не он  придумал  сюда  ехать, и  никто не  мог его отсюда
изгнать!  ‡а  него подумало  начальство, и он уже не боЯлсЯ  упустить где-то
лучшее  место, не суетилсЯ, изыскиваЯ лучшую комбинацию.  Ћн знал, что  идЈт
единственным путЈм, и это наполнЯло его бодростью.
     €    сейчас,    начав    выздоравливать,    и    стоЯ    опЯть    перед
неразбираемо-запутанной  жизнью, Ћлег  ощущал  приЯтность,  что  есть  такое
блаженное местечко “ш-’ерек, где за  него подумано, где всЈ очень  Ясно, где
его  считают как бы вполне гражданином, и  куда он вернЈтсЯ скоро как <i>домой</i>.
“же какие-то нити родства тЯнули его туда и хотелось говорить: у н а с.
     ’ри четверти того года, который Ћлег пробыл до  сих пор в “ш-’ереке, он
болел  --  и  мало  присмотрелсЯ  к  подробностЯм  природы  и  жизни, и мало
насладилсЯ  ими. Ѓольному человеку  степь  казалась слишком пыльной,  солнце
слишком горЯчим, огороды слишком выжженными, замес саманов слишком тЯжЈлым.
     Ќо сейчас, когда жизнь, как те кричащие весенние ишаки, снова затрубила
в нЈм, Ћлег расхаживал по аллеЯм медгородка, изобилующего деревьЯми, людьми,
красками и каменными домами,--  и с  умилением восстанавливал  каждую скупую
умеренную чЈрточку уш-терекского мира. €  тот  скупой мир был ему  дороже --
потому  что  он  был  свой,  до гроба  свой,  н а в е к и  свой,  а этот  --
временный, прокатный.
     € вспоминал он  степной <i>жусан</i>  -- с горьким запахом, а таким родным!  €
опЯть вспоминал <i>жантак</i> с колкими колючками. € {186} ещЈ колче того <i>джингиль</i>,
идущий на изгороди -- а в  мае цветЈт он фиолетовыми цветами,  благоухающими
совсем, как сирень. € одурманивающее это дерево <i>джиду</i> -- с запахом цветов до
того избыточно-прЯным, как у женщины,  перешедшей меру желаниЯ  и надушенной
без удержу.
     Љак   это  удивительно,  что   русский,  какими-то  лентами   душевными
припеленатый   к   русским   перелескам  и  польцам,  к  тихой   замкнутости
среднерусской природы, а сюда  присланный помимо воли и  навсегда,-- вот  он
уже  привЯзалсЯ к  этой бедной открытости,  то  слишком жаркой,  то  слишком
продуваемой, где тихий  пасмурный день ощущаетсЯ как  отдых, а дождь --  как
праздник, и вполне уже, кажетсЯ, смирилсЯ, что будет жить здесь до смерти. €
по таким ребЯтам, как  ‘арымбетов, ’елегенов,  Њаукеев,  братьЯ ‘коковы, он,
ещЈ и Языка их не знаЯ, кажетсЯ, и к народу этому привЯзалсЯ; он под налЈтом
случайных  чувств,   когда   смешиваетсЯ   ложное  с   важным,  под  наивной
преданностью  древним  <i>родам</i>, понЯл его  как в  корне  простодушный  народ и
всегда    отвечающий   на   искренность   искренностью,    на   расположение
расположением.
     Ћлегу -- тридцать четыре года. ‚се  институты обрывают приЈм в тридцать
пЯть. ЋбразованиЯ ему уже никогда не получить. Ќу, не вышло -- так не вышло.
’олько  недавно от  изготовщика  саманов  он  сумел  поднЯтьсЯ  до помощника
землеустроителЯ  (не  самого  землеустроителЯ,  как  соврал  ‡ое,  а  только
помощника,   на   триста   пЯтьдесЯт  рублей).   …го   начальник,   районный
землеустроитель,  плохо знает  цену  делениЯ на  рейке, поэтому  работать бы
Ћлегу всласть, но и  ему работы почти нет: при  розданных  колхозам актах на
<i>вечное</i> (тоже вечное)  пользование землЈй, ему лишь иногда достаЈтсЯ отрезать
что-нибудь от колхозов в  пользу расширЯющихсЯ посЈлков. Људа ему  до <i>мираба</i>
-- до  власт