 самоубийстве очень
занимали его:  песнЯ гарденала,  поэма снотворного. Ћн столько раз стоЯл  на
краю  смерти, что только каким-то чудом избежал ее, словно  чьЯ-то невидимаЯ
рука  - чьЯ?  -  отталкивала его от краЯ. Ћднажды у менЯ  под рукой оказалсЯ
пузырек с Ядом,  достаточно было  поднести  его  ко  рту  и  потом ждать.  ‚
невыносимой тоске ждать  результата невероЯтного поступка и поражатьсЯ тому,
что этот безумно-необратимый шаг повлечет за собой конец света. ЊенЯ никогда
не удивлЯл тот факт, что самаЯ  легкаЯ неосторожность еще даже и не движение
или движение  не законченное, которое  хочешь вернуть и исправить, такое еще
близкое и безобидное, что его можно  было бы и не заметить - но  невозможно!
-это движение способно привести,  например, на  гильотину; но менЯ, повторю,
это  не  удивлЯло  до  того  днЯ,   когда  Я  сам,  сделав  один   из  таких
незначительных  жестов,  которые  получаютсЯ у нас против  нашей  воли  и от
которых  невозможно  избавитьсЯ,  ощутил  тоску  в  собственной  душе, тоску
несчастного, у которого  нет другого  выхода, кроме как признатьсЯ. € ждать.
†дать и успокаиватьсЯ,  потому  что  тоска  и  отчаЯние возможны лишь,  если
существует  видимый  или  скрытый  выход  доверитьсЯ  смерти,  как  Љюлафруа
когда-то смог доверитьсЯ ранее недоступным ему змеЯм.
     Џока  что присутствие  рЯдом  пузырька  с Ядом или провода  под высоким
напрЯжением ни разу не совпало с периодами помутнениЯ рассудка, но Љюлафруа,
и позже „ивина, будут страшитьсЯ  этого момента, и одновременно готовитьсЯ к
тому,  что  это случитсЯ очень скоро по воле ђока, и  чтобы смерть все равно
Явилась следствием их решениЯ или их отвращениЯ к жизни.
     ќто  были прогулки без цели, бессонными ночами по черным улицам города.
Ћн останавливалсЯ и заглЯдывал в окна на залитые золотистым светом интерьеры
через  гипюр  занавесей  с  вышитыми цветами,  акантовыми листьЯми, амурами,
стрелЯющими  из  лука, кружевными  оленЯми, и  эти интерьеры  напоминали ему
дарохранительницы,  скрытые за занавесками,  в  массивных и темных  алтарЯх.
Џеред окнами и по их сторонам на ступенЯх алтарЯ фонари, как восковые свечи,
выстроились в почетном карауле среди деревьев с еще необлетевшей листвой, на
которых распускались букеты лилий эмалевых, металлических, тканевых. ‘ловом,
это  были обычные  выдумки маленького бродЯги, в представлении  которого мир
заключен  в  магическую  сеть,  которую  они  сами  ткут  вокруг  глобуса  и
завЯзывают пальцами ловкими и крепкими, как у Џавловой [15]. ќти  дети умеют
быть невидимыми длЯ других. Љонтролер не  разглЯдит их в вагоне, полицейский
на пристани, даже в тюрьмы они, кажетсЯ, попадают тайком, как табак, чернила
длЯ татуировки, свет луны или луч солнца, или как звуки фортепьЯно. Њалейший
жест служит  им подтверждением  того,  что  хрустальное зеркало, которое  их
кулак покрывает серебристыми паутинками,  заключает в себе целый мир  домов,
ламп,  люлек, крещений,  -  мир людей.  ђебенок, о  котором идет  речь,  был
настолько  далек от всего этого,  что от времени своих скитаний он, кажетсЯ,
удержал в памЯти  лишь одну мысль:  "‚  городе у женщин  в  трауре  красивые
туалеты".  Ќо в своем одиночестве  он может умилЯтьсЯ  при виде чужих мелких
неприЯтностей:   присевшаЯ   на  корточки  старушка,  внезапно   застигнутаЯ
ребенком, обмочила черные хлопчатобумажные чулки; а стоЯ перед окнами еще не
заполненных посетителЯми ресторанов, взрывающихсЯ Яркими огнЯми, хрусталем и
серебром, он, затаив дыхание, наблюдает  сцены из трагедий, которые  гарсоны
во фраках, театрально обмениваЯсь репликами и  обсуждаЯ  вопросы первенства,
разыгрывали до прихода первой элегантной пары, ломающей своим поЯвлением все
действо;  или  педерасты,  которые, заплатив ему только 50 сантимов, сбегали
полные счастьЯ, которого им хватит на целую неделю; на  больших  вокзалах он
из зала  ожиданиЯ ночами наблюдал, как  мужские тени в свете печальных огней
прожекторов пересекают бесчисленное множество рельсов.  “ него болели ноги и
плечи. …му было холодно.
     „ивина вспоминает эти  грустные моменты из жизни бродЯги: вот ночью  на
дороге какаЯ-то машина,  внезапно осветив его фарами, выставлЯет  напоказ  и
ему и себе его бедные лохмотьЯ.
     “  Њиньона горЯчее тело. „ивина вжалась в  него. Ќе знаю, то ли это уже
во  сне или она  еще вспоминает: "Љак-то утром  (совсем рано, на рассвете) Я
постучала  в  твою  дверь.  џ  не  могла  больше  бродить  по  улицам  среди
старьевщиков и отбросов.  џ искала твою постель, котораЯ была скрыта от менЯ
кружевами,  кружева, кружевной  океан,  кружевной  мир.  €з  самого далекого
уголка мира кулак  боксера  забросил менЯ в узкую сточную канаву".  €менно в
этот момент раздавалсЯ звон колокола- ’еперь она засыпает в кружевах,  и  их
соединенные тела плывут.


     ќтим утром, после того,  как  Я целую ночь  напролет с особой нежностью
ласкал мою дорогую парочку,  мой  сон  прерываетсЯ грохотом засова,  который
отодвигал тюремщик,  пришедший за мусором.  џ встаю и, пошатываЯсь, бреду  к
параше, еще не выйдЯ из странного  сна, в котором Я  сумел получить прощение
своей  жертвы. џ был  погружен в  ужас  по самый рот.  “жас входил в менЯ. џ
жевал его-  џ  был полон им. Ћн, моЯ юнаЯ жертва, сидел рЯдом со мной и свою
голую левую ногу, вместо того, чтобы положить на правую, подсунул под лЯжку.
Ћн  ничего  не  сказал, но Я  совершенно точно знал, что он думает:  "џ  все
сказал  судье, ты  прощен.  Љ тому  же Я  буду  присутствовать  на  судебном
заседании. ’ы можешь признатьсЯ. € быть уверенным: ты прощен." € тут же, как
это обычно и  бывает во снах, он  превратилсЯ в  маленький труп -не  крупнее
фигурки с рождественского пирога, не  крупнее  вырванного  зуба - лежащий на
дне бокала с  шампанским среди греческого пейзажа с витыми обломками колонн,
вокруг которых обвиваютсЯ и развеваютсЯ, как серпантин, длинные белые черви;
и  все  залито светом,  который  бывает  только  в  сновидениЯх.  џ  уже  не
припоминаю,  где  был  Я  при  этом,  но  знаю,  что  поверил его словам.  ‘
пробуждением ощущение того, что менЯ простили, не прошло.  Ќо  о том,  чтобы
вернутьсЯ в мир реальных ощущений, в мир камеры, об этом нет и речи. џ снова
ложусь до времени, когда разносЯт хлеб. Ђтмосфера ночи, запах, который  идет
от  параши, полной дерьма  и желтой  воды, поднимают во  мне,  словно черную
землю, подкопанную кротами, воспоминаниЯ детства. Ћдно воспоминание вызывает
другое; всЯ та жизнь, которую  Я считал подземной и навеки  скрытой, выходит
на  поверхность,  на свежий воздух, под грустное  солнце, отчего приобретает
запах  гнили, которым Я упиваюсь.  Ќаиболее  болезненное воспоминание -  это
воспоминание об уборной в  доме  с шиферной крышей. Ћна была  моим убежищем.
†изнь, которую Я воспринимал как что-то далекое и запутанное,  через темноту
уборной  и  ее  запах  -- трогательный  запах, в котором  преобладает аромат
бузины и плодородной земли,  поскольку уборнаЯ находилась в отдаленном  углу
сада, возле ограды, --  эта жизнь казалась  мне особенно приЯтной, ласковой,
легкой, даже слишком легкой, то есть и вовсе лишенной веса. ѓоворЯ о  жизни,
Я имею  в виду то, что происходило вне уборной,  весь остальной мир, который
не был моим маленьким закутком  из досок, изрешеченных ходами насекомых. Њне
казалось, что она  немного колеблетсЯ, подобно нарисованным снам, в то времЯ
как Я,  в своей дыре похожий  на  личинку, возвращалсЯ к спокойному  ночному
существованию, и порой у менЯ возникало ощущение,  что Я медленно погружаюсь
то  ли в  сон,  то  ли в озеро,  то ли  в утробу матери или,  что то же, - в
кровосмешение - то есть в духовный центр земли. Њинуты этого счастьЯ никогда
не были длЯ  менЯ  минутами счастьЯ  светлого, а мой мир никогда не был тем,
что литераторы  и  теологи зовут "небесным покоем". €  это  хорошо: ведь длЯ
менЯ  было  бы невыносимо ужасно  быть отмеченным  Ѓогом,  им  избранным;  Я
уверен, что, если  заболев, Я  был бы излечен чудом, то не пережил бы этого.
—удо - гнуснаЯ вещь: покой, который Я искал в отхожем месте и который Я буду
искать в воспоминаниЯх о  нем, этот  покой внушает  мне  доверие, этот покой
приЯтен.
     €ногда начиналсЯ  дождь, Я слышал стук капель по цинковой крыше;  тогда
мое  грустное  блаженство,  мое  угрюмое  наслаждение  усугублЯлось   еще  и
ощущением скорби. џ приоткрывал дверь, и вид мокрого  сада с  побитой дождем
зеленью  приводил  менЯ  в   отчаЯние.   џ  часами  сидел  в   этой  камере,
примостившись на  деревЯнном  сиденье;  мои  душа  и  тело,  добыча запаха и
темноты, пребывали в состоЯнии мистической взволнованности, ибо самаЯ тайнаЯ
часть  существа  приходила  сюда  именно  с  тем, чтобы  разоблачатьсЯ,  как
приходЯт в исповедальню. ЏустаЯ исповедальнЯ таила  в себе длЯ менЯ такую же
сладость. Ќа картинках  из старых журналов мод, валЯвшихсЯ там, женщины 1910
года непременно носили муфту, зонтик или платье с турнюром.
     Њне  понадобилось  много  времени,  чтобы, распознав их,  прибегнуть  к
колдовству  этих низменных сил,  которые за ноги тЯнули менЯ к себе,  махали
вокруг  менЯ  черными  крыльЯми,  похожими  на  ресницы вампиров, и  вонзали
самшитовые пальцы в мои глаза.
     ‚ соседней камере спустили воду. ’ак как наши унитазы соединены, вода в
моем забурлила и еще одна волна запаха захлестнула камеру. Њой твердый  член
зажат в трусах, и стоит прикоснутьсЯ к  нему  рукой, как  он, освобожденный,
упираетсЯ в  простыню, и та  сразу приподнимаетсЯ. Њиньон! „ивина! Ђ Я здесь
один...
     џ  люблю Њиньона  особенно  нежно,  поэтому  не сомневайтесь  - в конце
концов это свою судьбу, истинную или ложную  -  Я  то как  лохмотьЯ, то  как
судейскую мантию надеваю на плечи „ивины.
     Њедленно, но верно Я  стремлюсь избавить  ее  от всЯкого счастьЯ, чтобы
сделать из нее свЯтую. •отЯ огонь, сжигающий ее, уничтожил тЯжелые оковы, ее
уже опутывают  новые:  ‹юбовь.  ’ак рождаетсЯ  мораль, котораЯ, конечно,  не
ЯвлЯетсЯ  моралью в  общепринЯтом  смысле (это мораль под  стать „ивине), но
все-таки это  мораль, со своими понЯтиЯми о „обре и ‡ле. „ивина еще не стоит
по  ту  сторону добра и  зла, там,  где и  должно быть свЯтому. Ђ  Я, скорее
добрый, чем злой, демон веду ее за руку.
     ‚от  "„ивинариана",  составленнаЯ длЯ  вас.  ’ак  как  Я  хочу  описать
несколько произвольно взЯтых эпизодов, то оставлЯю  читателю  самостоЯтельно
разобратьсЯ  с хронологией описываемых  событий, принЯв  за данное,  что  на
протЯжении этой, 1-й главы ей будет от двадцати до тридцати лет.


     <h2>„ивинариана </h2>
     „ивина говорит Њиньону: "’ы мое безумие".

     „ивина  скромна. Ћна  отличает  роскошь лишь  по  тайне,  котораЯ в ней
таитсЯ  и котораЯ ее  пугает.  ђоскошные отели, словно  логово ведьм, держат
пленников силой своих чар, и лишь наши заклинаниЯ способны высвободить их из
мрамора,  ковров,  бархата,  черного  дерева  и  хрусталЯ.  …два  разбогатев
благодарЯ  одному  аргентинцу,  „ивина  приобщилась  к роскоши. Ћна накупила
кожаных чемоданов с окованными углами, пахнущих мускусом... ‘емь  или восемь
раз на дню она садилась в вагон поезда, распихивала свой багаж, устраивалась
на  подушках,  а  за  несколько  секунд  до  свистка,  звала  двух или  трех
носильщиков, выгружалась, брала  машину и просила отвезти ее в  ѓранд-Ћтель,
где  останавливалась лишь  на  времЯ, необходимое,  чтобы быстро и  роскошно
устроитьсЯ.  –елую неделю она вела жизнь  звезды и теперь умеет и ступать по
ковру,  и говорить  с  лакеем,  и не потерЯтьсЯ среди роскошной  мебели. Ћна
приручила волшебство и спустила роскошь на землю. ’еперь  крутые закруглениЯ
и  завитки  на  мебели,  картинных  рамах  и   деревЯнных  стенных  панелЯх,
вырезанные в стиле эпохи ‹юдовика XV, придают особую элегантность  ее жизни,
котораЯ развертываетсЯ перед ней, словно раздваивающаЯсЯ дворцоваЯ лестница.
Ђ уж когда во взЯтой напрокат машине она  проезжает мимо кованой решетки или
выписывает на улице восхитительную петлю, тогда она -- инфанта.


     ‘мерть  это  не мелочь. „ивина  уже  боитсЯ  оказатьсЯ  застигнутой  ею
врасплох.  Ћна  хочет умереть достойно. Љак  тот  младший лейтенант авиации,
который отправлЯлсЯ на боевой вылет в парадной форме, чтобы смерть, случайно
залетев в самолет,  обнаружила и запечатлела бы его  в  образе офицера, а не
бортмеханика.  ‚от  и у „ивины  всегда при себе  засаленный  серый диплом  о
высшем образовании-


     -- Ћн глуп, как пуговица... (Њимоза собираетсЯ сказать: от ботинок).
     „ивина нежно: от ширинки.
     “  нее всегда при  себе,  в рукаве,  маленький веер  из  газа  и  белой
слоновой  кости. Љогда  она  произносила  слово,  которое  ее  смущало, то с
быстротой  фокусника  вынимала  из рукава  веер,  раскрывала  его,  и  вдруг
возникшее порхающее крыло прикрывало нижнюю часть ее лица. ‚сю ее жизнь веер
будет порхать возле нее. Ћна обновит его у торговца домашней птицей на улице
‹епик. „ивина с подругой зашли туда купить курицу. ‘ледом вошел сын хозЯина.
ѓлЯдЯ на него, „ивина загоготала, подозвала подругу и, засунув палец в гузку
курицы, лежащей  на разделочном  столе,  закричала:  "Ћ,  смотрите  же,  вот
красотка  из красоток!" Ђ веер уже порхал возле ее покрасневших щек. Ћна еще
раз влажным взглЯдом посмотрела на хозЯйского сына.
     Џолицейские задержали  „ивину  на  бульваре, она была немного навеселе.
Џронзительным голосом она  поет Veni Creator [16]. € каждый прохожий, словно
наЯву, видит  перед собой  маленькие  пары  новобрачных: скрытые  под белыми
кружевами, они преклонЯют  колени на  вышитой скамеечке длЯ  молитвы;  а оба
сержанта  видЯт себЯ шаферами на свадьбе у кузины.  Ћднако  они все же ведут
„ивину в участок. ‚сю  дорогу туда  она третсЯ о  них,  а они, возбудившись,
лишь крепче держат ее и нарочно спотыкаютсЯ, чтобы лишний раз прикоснутьсЯ к
ее  бедрам своими.  €х гигантские  члены ожили, они  бьют, они колотЯт,  они
напирают  в отчаЯнном и кровавом приступе  на дверь штанов толстого голубого
сукна.  Ћни,  как свЯщенник в ‚ербное  воскресенье у закрытой  двери церкви,
требуют  открыть  ее.  Ђ молодые и  старые  педерасты  стоЯт  на  бульваре и
наблюдают, как  „ивину уводЯт под торжественное  свадебное  песнопение  Veni
Creator:
     - Ќа нее наденут наручники!
     - Љак на матроса!
     - Љак на каторжника!
     - Љак на роженицу!
     ЋстанавливаютсЯ  буржуа, их  много,  но никто из них ничего  не видит и
ничего не понимает, и едва ли их мирное доверчивое настроение испортит такой
пустЯк:
     „ивина, ведомаЯ под руки, и жалеющие ее подруги.
     ЋтпущеннаЯ  на  свободу, назавтра  вечером она снова на своем посту  на
бульваре. ѓлаз у нее синий и распухший.
     -  Ѓоже, миленькие мои, Я  ведь чуть в  обморок не упала. †андармы менЯ
поддержали. Ћни все менЯ окружили и обмахивали клетчатыми носовыми платками.
Ћни, как свЯтые женщины, осушали мое лицо. Њое Ѓожественное ‹ицо: "Џридите в
себЯ, „ивина, придите, придите, придите в себЯ!" Ћни менЯ воспевали!
     Ћни  отвели менЯ  в  темный  карцер.  Ќа  белой  стене кто-то (Ћ,  этот
"кто-то"!  џ буду искать его среди  мелких  строк  тЯжелых страниц романов с
продолжением, населенных восхитительно  прекрасными  пажами и хулиганами.  џ
развЯзываю, расшнуровываю  камзол и  туфли одного из пажей свиты †ана-—ерные
ЏодвЯзки, потом Я отпускаю его, жестокий нож в одной руке, а его напрЯженный
член зажат в другой, он стоит  лицом к стене и вот --  полюбуйтесь на  этого
молодого пленника, невероЯтно девственного. Ћн прижимаетсЯ щекой к стене. Ћт
одного поцелуЯ он начинает  лизать  поверхность  стены, и  штукатурка  жадно
впитывает  его слюну.  Џотом  ливень  поцелуев.  …го  движениЯ  обрисовывают
очертаниЯ невидимого партнера, который сжимает его в  объЯтьЯх и которого не
отпускает жестокаЯ стена.  Ќаконец,  от  тоски и отчаЯниЯ, от избытка любви,
паж  рисует...)  нарисовал  фарандолу  таких...   Ђх!   Њилочки,  вы  только
представьте  себе  и напейтесь, чтобы  туда  попасть, но  Я  же могу  только
обрисовать:  такое  крылатое,  вздувшеесЯ, толстое, важное, как  амурчик,  с
роскошными сахарными... .  Ђ  вокруг, милые  дамы, самых прЯмых и крепких из
них обвивались клематисы,  вьюнки, настурции, и скрюченные "котики". Ђх, что
за  колонны! Љамера неслась во  весь опор:  это какое-то  безумие,  безумие,
безумие!


     Њилые тюремные камеры!  Џосле  чудовищной  мерзости моего ареста,  моих
разных арестов,  каждый из  которых всегда  был  первым,  ибо  ЯвлЯлсЯ моему
внутреннему   зрению  в   своей   непоправимости,  со  скоростью  и  блеском
головокружительными,.  фатальными,  после  заключениЯ  моих  рук в  стальной
кабриолет, блестЯщий,  как драгоценность или теорема, - после этого тюремнаЯ
камера, которую Я теперь люблю, как порок, сама по себе стала мне утешением.
     ‡апах тюрьмы - это запах мочи,  формалина и  краски.  ‚о  всех  тюрьмах
…вропы Я узнавал его, и Я осознал, что этот запах в конце концов превратитсЯ
в запах моей судьбы.  ‚сЯкий раз, попадаЯ туда, Я  ищу  на стенах следы моих
предыдущих заключений,  а  значит  -  моих  предыдущих отчаЯний,  сожалений,
желаний,  которые  другой  заключенный  оставил   бы  за  менЯ.  џ  исследую
поверхности  стен в поисках  следов, оставленных  мне другом. џ не знаю, что
такое настоЯщаЯ дружба, какие следы оставлЯет на сердце, а иногда и на коже,
дружба  двух  мужчин друг к  другу;  в тюрьме Я иногда хочу  испытать именно
чувство братской дружбы, но  всегда  к  мужчине обЯзательно  моего возраста,
который  был  бы  красив  и  Я  бы ему  полностью  доверЯл,  который  был бы
сообщником  в моих  любовных  похождениЯх, в моих  кражах,  моих  преступных
желаниЯх; но это не дает мне представлениЯ о такой дружбе, о запахе одного и
другого  из друзей в их самых интимных местах, потому  что Я строю из себЯ в
этом случае мужчину, который  знает, что таковым не ЯвлЯетсЯ. џ жду,  что на
стене проЯвитсЯ какаЯ-то ужаснаЯ тайна, убийство или предательство в  дружбе
или надругательство над Њертвыми, длЯ которой Я  был бы  блистающим склепом-
Ќо  Я  находил  лишь  какие-то  отдельные  слова,  нацарапанные  булавкой на
штукатурке, выражениЯ  любви или возмущениЯ,  а чаще  -  покорности  судьбе:
"†ожо де ла Ѓастож всегда будет любить свою женушку." "Њое сердце к такой-то
матери, мой елдак - шлюхам, мою голову -- „ейблеру."  ќти наскальные надписи
почти всегда  ЯвлЯютсЯ  обращением к  женщине или  просто стишками,  которые
известны всем блатным во ”ранции:

     “голь станет белым-белым,
     Ѓелым снегом сажа станет,
     Ќо никогда родной тюрЯге
     Ќе изменит моЯ памЯть.

     Ђх, эти свирели Џана! Ћни отмечают прошедшие дни!
     € наконец: удивительнаЯ  надпись,  выбитаЯ  на  мраморе  под  козырьком
парадного  подъезда: "’юрьма основана 17 марта 1900  года";  она  вызывает в
моем  воображении кортеж, состоЯщий из  важных чинов,  которые  торжественно
приводЯт сюда первого заключенного.
     „ивина:  "‘ердце на ладони,  а ладонь дырЯваЯ,  а рука  в  мешке, мешок
закрыт, и сердце мое попалось".


     „оброта  „ивины.  Ћна полностью  и  без  оглЯдки  доверЯла  мужчинам  с
правильными и  резкими  чертами  лица,  и густыми,  прЯдью падающими на  лоб
волосами, и казалось, это доверие согласуетсЯ с  тем влиЯнием, которое такие
мужчины  оказывали на „ивину.  Ћна,  с  ее  живым  критическим  умом,  часто
оказывалась обманутой. Ћна  понЯла это,  вдруг  или  постепенно,  и захотела
изменить  свое  поведение,   и   интеллектуальный  скептицизм  в  борьбе   с
сентиментальной услужливостью победил и утвердилсЯ в ней.  Ќо ее  продолжают
обманывать,  так  как теперь  в  ней  пробудилась всепоглощающаЯ  страсть  к
молодым мужчинам, она чувствует к ним неотвратимое притЯжение. Ћна принимает
их признаниЯ в любви с иронией в улыбке или в словах,  за которой проступают
и  плохо скрытаЯ слабость  (как  слабость  педерастов перед бугром на штанах
ѓорги),   и  все  ее  усилиЯ  устоЯть  перед  их  чувственной  красотой  (их
неприступностью), между тем как  они всегда отвечают  ей такой же, но только
жестокой  улыбочкой, как будто  вылетев между зубов „ивины, она отскочила от
их более острых, более холодных и оттого - более красивых зубов.
     —тобы  наказать себЯ  за  злобу на  злых, „ивина отказываетсЯ  от своих
намерений  и начинает  унижатьсЯ перед сутенерами, а они ничего не понимают.
…е доброта доходит порой до щепетильности.  Ћднажды в полицейском фургоне по
дороге  из суда, куда „ивина попадала  частенько,  особенно  за кокаин,  она
спрашивает соседа-старичка:
     - ‘колько дали? Ћн отвечает:
     - ’роЯк. Ђ тебе?
     Ћна, получив только два месЯца, отвечает:
     - € мне троЯк.


     14 июлЯ. Џовсюду сине-бело-красное. „ивина же одеваетсЯ  в другие цвета
из любезности к ним,, всеми позабытым.


     „ивина  и Њиньон. Џо-моему,  это  пара идеальных  любовников. €з  своей
зловонной дыры, из-под шероховатой шерсти одеЯла, с носом, мокрым от пота, и
вытаращенными глазами, оставшись наедине с ними, Я смотрю на них.
     Њиньон   -  великан,  он   стоит,  чуть  согнув   и  расставив  ноги  в
небесно-голубых штанах с напуском, ноги его закрывают половину земного шара.
Ћн дрочит. ’ак мощно и так уверенно, что анусы и влагалища надеваютсЯ на его
член,  как  кольца  на  палец.  Ћн дрочит.  ’ак мощно  и  уверенно,  что его
мужественность,  отмеченнаЯ  небесами, обретает проникающую силу  батальонов
белокурых  воинов,  которые  "оседлал [17]  нас 14 июлЯ 1940  года; они  шли
неспешно, серьезно, глЯдЯ прЯмо перед собой, печатаЯ шаг в пыли под солнцем.
Ќо  они  могут  служить  лишь  длЯ  изображениЯ  Њиньона,   изогнувшегосЯ  и
напрЯженного. €х гранит не дает им возможности стать "котами" очарованными.
     џ закрываю глаза. „ивина: это тысЯча соблазнительных форм,  вышедших из
моих глаз, рта,  локтей, колен, не знаю, откуда  еще. Ћни говорЯт мне: "†ан!
Љак Я рада, что живу в „ивине и вместе с Њиньоном!"
     џ  закрываю глаза.  „ивина и  Њиньон.  „лЯ  Њиньона „ивина  - это  лишь
предлог, случай- Љогда ему случалось думать о  ней, он пожимал  плечами, как
бы пытаЯсь стрЯхнуть с себЯ эти мысли, как если бы его мысли были когтистыми
драконами, вцепившимисЯ ему в  спину.  Ќо  длЯ „ивины Њиньон - это  все. Ћна
ухаживает  за  членом Њиньона.  Ћна  щедро и нежно ласкает  его,  прибегаЯ к
сравнениЯм, которые,  находЯсь в  игривом  настроении, используют  приличные
люди, типа "маленький, малыш  в колыбельке,  €исус в  ЯслЯх, тепленький твой
братик", не произносимые ею,  тем не менее приобретают свое прЯмое значение.
…е чувствам они  подходЯт буквально. —лен Њиньона длЯ нее - это весь Њиньон,
чистый  предмет  ее  роскоши,  предмет ее  чистой  роскоши.  …сли  „ивина  и
соглашаетсЯ видеть в  своем мужчине что-то, кроме теплого фиолетового члена,
то это значит,  что она может  проследить его  продолжение до самого ануса и
обнаружить, что он продолжаетсЯ и простираетсЯ на все остальное тело, что он
это  и  есть  возбужденное тело  Њиньона, оканчивающеесЯ бледным изможденным
лицом,  с  глазами,  носом, ртом, ввалившимисЯ  щеками,  вьющимисЯ волосами,
капельками пота на лбу.
     џ закрываю  глаза под моим  занюханным одеЯлом. —уть расстегнув  штаны,
„ивина  завершила таинственный ритуал  ухода  за  своим  мужчиной.  “крашены
лентами волосы и  член, цветы продеты в  петли пуговиц на  ширинке (в  таком
нарЯде Њиньон  выходит  по вечерам  вместе с ней). ‚ывод:  длЯ „ивины Њиньон
есть  не что иное,  как  великолепное представительство на  земле, осЯзаемый
образ или даже -- символ существа (может быть, Ѓога) или идеи, оставшейсЯ на
небе- Ћни не общаютсЯ- „ивину можно сравнить с Њарией-Ђнтуанеттой, которой в
заключении,  если  верить  моему  учебнику  истории  ”ранции,  волей-неволей
пришлось  выучить арго, употреблЯвшеесЯ  тогда, в XVIII  веке-  ЃеднаЯ милаЯ
королева!


     Љогда „ивина визжит: "Ћни приволокли менЯ  в суд!", сразу представлЯешь
себе пожилую графиню ‘оланж в старинном платье  с кружевным треном,  которую
на коленЯх за свЯзанные вместе руки солдаты тЯнут  по каменным плитам дворца
ЏравосудиЯ.
     -  џ умираю  от  любви, - говорит  она.  †изнь в ней замирала, но жизнь
вокруг нее продолжалась,  ей казалось, что она идет навстречу потоку времени
и, безумно пугаЯсь мысли о том, что при такой скорости она дойдет до начала,
до  Џервопричины,   она,   наконец,  начинала   делать   движениЯ,   которые
возобновлЯли биение ее сердца.


     €  еще о  доброте этой  безумицы. Ћна задает вопрос  молодому убийце, с
которым  мы  познакомимсЯ позже (Ќотр-„ам-де-”лер). ќтот вопрос, без всЯкого
на  то  умысла,  причинЯет убийце такое  страдание,  что лицо  его мгновенно
искажает гримаса. €  сразу бросаЯсь вслед  за  причиненной  ею" болью, чтобы
догнать  и  остановить  ее,  заикаЯсь  и  захлебываЯсь  слюной,  котораЯ  от
переживаниЯ становитсЯ похожей на слезы, она кричит:
     - Ќет, нет, это Я!
     Џодруга семьи  -  самаЯ безумнаЯ из всех, кого Я там знал, - Њимоза II.
Њимоза ‚еликаЯ, ЏерваЯ,  сейчас живет  на содержании у одного старика- “ нее
вилла   в   ‘ен-Љлу.   Ћна   любила   Њимозу   II,   когда   та   была   еще
мальчишкой-молочником, и потому оставила ей  свое имЯ. Њимоза  II, ничего не
поделать, красавицей не была. „ивина пригласила  ее к себе на чай. ’а пришла
к  пЯти часам. Ћни с  „ивиной поцеловали друг друга в щечку, очень стараЯсь,
чтобы их тела не соприкоснулись. Њиньону же она по-мужски пожала руку; и вот
она уже сидит на диване, рЯдом с лежащей „ивиной- Њиньон готовит чай, у него
свои причуды.
     - Љак мило, что ты пришла, Њимо, мы так редко видимсЯ.
     -  „орогаЯ, это  не  моЯ вина.  Џоверь, Я  обожаю твое  гнездышко.  Ћно
напоминает мне  дом сельского  свЯщенника с видом  на парк. Љак должно  быть
приЯтно иметь в соседЯх мертвецов!
     „ействительно, вид  из окна  был  прекрасен.  €ногда кладбище  освещала
луна.  Ќочью в лунном сиЯнии оно казалось „ивине, лежащей в постели, светлым
и глубоким.  ‘вет был  таким сильным, что под  травой  могил и  под мрамором
хорошо  различалось призрачное  шевеление мертвецов.  ‚ид  этого кладбища  в
окаймлении оконной рамы напоминал светлый глаз, мерцающий в красивом разрезе
век,  или  еще  лучше:  голубой   стеклЯнный  глаз,   какими   бывают  глаза
светловолосых слепых,  лежащий на ладони негра. Ћно плыло в  танце, вернее -
ветер качал траву и  кипарисы. Ћно танцевало, оно  было музыкально, тело его
шевелилось, как тело медузы. Љладбище вошло в душу „ивины, подобно тому, как
некоторые фразы входЯт в текст: буква - сюда, буква -- туда. Љладбище было с
ней  повсюду: и  в кафе,  и на бульваре,  и в  тюрьме,  и  под одеЯлом, и  в
уборной. €ли даже, если хотите, жило  в ней  подобно тому, как в Њиньоне жил
верный  и  послушный пес, порой  придаваЯ взглЯду сутенера кротость и грусть
собачьих глаз.
     Њимоза высовываетсЯ из окна,  в оконный проем “сопших и, вытЯнув палец,
ищет могилу. Ћтыскав, вопит:
     - Ђ! Њерзавка и потаскуха, наконец-то ты сдохла! ‚от она ты, лежишь под
холодным камнем, а Я хожу по коврам, шлюха!
     -  ’ы  что, обалдела?  - сказал  Њиньон, и  ругательство чуть  было  не
сорвалось с его губ.
     -  Ђ Я, Њиньон, может быть, свихнулась от любви к тебе, ужасный Њиньон!
Ќо там в могиле - арлотта. арлотта там!
     Њы  рассмеЯлись, потому что знали, что  арлотта  - это ее  дедушка, он
похоронен в глубине кладбища, на участке, купленном в вечное пользование.
     - Љак поживает ‹уиза? (отец Њимозы). € ‹юси? (мать) - спросила „ивина.
     -- Ђх, „ивина, не спрашивай, они превосходно себЯ  чувствуют. Ћни-то не
сдохнут, прошмандовки! ЌегодЯйки!
     Њиньон любил  послушать педерастов.  Ћсобенно ему  нравилось,  как  они
наедине рассказывают ему о себе. ‡авариваЯ чай, он слушал, улыбка не сходила
с  его  губ.  “лыбка  Њиньона  никогда   не   бывала  застывшей.  ЏостоЯнное
беспокойство, казалось,  заставлЯло его  щуритьсЯ. Ѓольше  обыкновенного  он
беспокоилсЯ  сегоднЯ; вечером он должен будет бросить „ивину. Џоэтому Њимоза
кажетсЯ  ему сейчас ужасной, прЯмо-таки волчицей. „ивина ничего не  знает  о
том, что ее ждет. ‹ишь потом она вдруг поймет, что ее бросили и почему такой
злобной  была Њимоза. Ћни  ловко  провернули это дело. ђоже, мужчина Њимозы,
уехал в ѓрив.
     - Ћна отправилась воевать, эта ђоже. Ћна вообразила себЯ амазонкой.
     ’ак однажды Њимоза  сказала Њиньону, и тот, шутЯ, предложил ей заменить
ђоже. Ќу, она и согласилась.
     Ќаши семьи, законы  нашего  „ома  не похожи на  ваши.  ‡десь любЯт  без
любви. ‹юбовь  не  носит  сакраментального  характера.  Џедерасты  в  высшей
степени безнравственны. Ќе моргнув глазом, после шести  лет союза, не считаЯ
себЯ свЯзанным и не думаЯ о том, что поступает дурно и причинЯет зло, Њиньон
решил бросить „ивину. Ѓез угрызений совести, лишь немного беспокоЯсь, как бы
„ивина не отказалась с ним видетьсЯ.
     —то касаетсЯ Њимозы, то ей, чтобы  ощутить счастье от  содеЯнного  зла,
достаточно причинить его сопернице.
     „ва  педераста щебетали, в  сравнении с игрой их глаз, их речи казались
самыми заурЯдными. Ћни не хлопали ресницами, не морщили веки. Џросто глазное
Яблоко  скользило справа налево, слева направо, вращаЯсь так, как будто  его
приводила в  движение  целаЯ система  шарикоподшипников. ’еперь послушаем, о
чем они шепчутсЯ;
     толстокожий  Њиньон  уже  подошел  к ним  и,  стоЯ рЯдом,  предпринимал
титанические усилиЯ, чтобы их понЯть.
     Њимоза шепчет:
     - „ушенька, Ћни мне нравЯтсЯ, когда Ћни еще в брюках. ‘мотришь  на Ќих,
и  Ћни твердеют. ‘ ума можно спЯтить, с ума спЯтить! Ђх, эта складка! Ћна не
кончаетсЯ, она тЯнетсЯ до самых ступней! ЏрикоснешьсЯ и ведешь по ней  рукой
до  пальцев  ног, как  Љрасотка  спускаетсЯ,  говорЯт. € длЯ  этого особенно
рекомендую тебе морЯков.
     Њиньон едва заметно  улыбалсЯ. Ћн знает. ’олстаЯ Љрасотка мужчин его не
волнует, но теперь он больше не удивлЯетсЯ . тому,  что  она  волнует „ивину
или Њимозу.
     Њимоза говорит Њиньону:
     - ’ы изображаешь хозЯйку, чтобы не сидеть с нами.
     Ћн отвечает:
     - џ готовлю чай.
     Љак бы понЯв, что этих слов недостаточно, он добавлЯет:
     - “ тебЯ есть новости от этого типа, от ђоже?
     -- Ќет, - отвечает Њимоза, -- џ ‚сЯ-ЋдинокаЯ. …й бы хотелось прибавить:
џ ‚сЯ-€змученнаЯ.  †елаЯ  выразить  чувство,  которое  обычно сопровождаетсЯ
излишне  взволнованным  жестом  или   интонацией,  педерасты  ограничиваютсЯ
словами:  "џ  ‚сЯ-‚сЯ", произнесенными доверительным голосом, почти шепотом,
подчеркиваЯ эти  слова движением руки в перстнЯх,  дабы успокоить  невидимую
бурю.  —еловек,  знакомый,  еще   со  времени   Њимозы  ‚еликой,  с   дикими
проЯвлениЯми  необузданных  чувств, дерзкими  жестами и воплЯми, от  которых
кривитсЯ рот,  загораютсЯ глаза, обнажаютсЯ зубы,  -этот человек не может не
спросить  себЯ, какаЯ таинственнаЯ  нежность сменила  те неистовые  страсти?
…сли  „ивина начинала свою "молитву",  она  останавливалась,  лишь полностью
обессилев. ‚ первый  раз, когда он это услышал,  Њиньон застыл в  изумлении.
Џока они были у себЯ в комнате,  ему это казалось  забавным, но когда „ивина
продолжила это уже на улице, он сказал:
     - ќй, девка, заткнись! Ќечего менЯ позорить перед друзьЯми.
     •олодность  его  слов говорила о готовности  на самые  крайние меры,  и
„ивина  узнала  ѓолос  своего  “чителЯ. Ћна  сдержалась.  Ќо  ведь прекрасно
известно, что нет ничего опасней, чем  подавление собственных эмоций. Љак-то
вечером, за стойкой в баре, где  собирались "коты", на площади Љлиши (обычно
Њиньон из  осторожности  ходил  туда  без нее), „ивина заплатила по счету и,
взЯв сдачу, забыла оставить на стойке  чаевые. ‡аметив это, она издала такой
вопль, что в баре чуть было не треснули зеркала и не полопались лампочки, ее
крик потрЯс "котов":
     - Ѓоже мой, Я ‚сЯ-ЌенормальнаЯ!
     „ве  оплеухи  справа  и  слева с  безжалостной  быстротой  заставили ее
замолчать, низведЯ ее до размера левретки, так что ее голова уже не доходила
до стойки. Њиньон был  вне себЯ. ‚ свете неоновой  лампы он казалсЯ зеленым.
"Џошла вон", - прошипел он. ‘ам же осталсЯ допивать свой коньЯк.
     ќти крики  (Њиньон сказал бы: "Ћна  ронЯет свои крики", как думал, сидЯ
на толчке: "’ы ронЯешь свои  плоды" или, воруЯ: "’ы  подбираешь бабки") были
одной  из  привычек,  перенЯтых „ивиной  у  Њимозы  I. Љогда  они, несколько
девочек, собирались на улице или в кафе длЯ педерастов, из их болтовни (слов
и  жестов)  раскрывались целые  букеты  цветов, среди которых  они вели себЯ
самым естественным образом, обсуждаЯ заурЯдные домашние проблемы:
     - џ всЯ, всЯ, всЯ ‚сЯ-ЃесстыжаЯ.
     - Ђх, сударыни, какаЯ Я потаскуха.
     - ’ы зна-а-а-а-ешь (звук "а" они тЯнули очень долго), Я ‚сЯ-‚-’оске.
     - ‘мотрите, смотрите, какаЯ прошла, ‚сЯ-елестЯщаЯ.
     Љак-то на бульваре полицейский инспектор спросил одну из них:
     "’ы кто?"
     Ћна ответила: "џ - ‚сЯ-’рогательнаЯ."
     Џонемногу  они сокращали свои  реплики,  и  в конце  концов им уже было
достаточно произнести:
     "џ ‚сЯ-‚сЯ", и наконец - "џ ‚-‚."
     ’о  же  и  с жестами. “ „ивины было  одно  движение, когда,  достав  из
кармана платок, ее рука  описывала широкую кривую, прежде чем прижать платок
к губам. ЏопытайсЯ кто-нибудь разгадать этот жест, он непременно бы  ошибсЯ,
ибо  тут  были   сведены  воедино  два  жеста:  один,  уже  потерЯвший  свое
первоначальное  значение, и  другой,  который  продолжал  и завершал первый,
возникнув там, где первый прервалсЯ.  €так, вынимаЯ  руку из кармана, „ивина
намеревалась  встрЯхнуть за край развернутый кружевной платок. ‚стрЯхнуть на
прощание или уронить пудру или флакончик с духами, которых в платке не было,
это  был  повод.  Ђ  широкий  жест  был необходим, чтобы поведать о  скрытом
переживании: "џ  одна. Љто может, помогите." Њиньон так и не сумел  до конца
уничтожить  этот  жест,  но  сократил  его  так,  что,  не опошлившись,  тот
скрестилсЯ с другим  и от этого стал необычным. Ќарушив  его, он сделал этот
жест великолепным. Ћб этих стараниЯх Њиньона Њимоза как-то сказала:
     - Ќаши самцы пытаютсЯ сделать из нас каких-то паралитичек.
     Љогда  Њимоза ушла, Њиньон тут  же  попыталсЯ найти  повод длЯ ссоры  с
„ивиной,  чтобы бросить ее.  Ќе получилось. ќто его разозлило, он обозвал ее
шлюхой и ушел.
     € вот  „ивина  осталась одна в целом свете. Љого дать ей  в  любовники?
’ого цыгана,  которого- Я ищу повсюду, его фигура благодарЯ высоким каблукам
марсельских <i>сапог</i> похожа на  гитару. Џо  его  ногам  поднимаютсЯ, обвиваЯсь,
чтобы равнодушно обнЯть Ягодицы; матросские штаны.
     „ивина одна. ‘о мной. –елый мир стоит в карауле у  стен тюрьмы ‘анте  и
ничего не знает и не желает знать  о смЯтении,  царЯщем в маленькой  камере,
затерЯвшейсЯ среди других,  настолько  похожих друг  на друга,  что Я  часто
путаюсь.  ‚ремЯ не  дает мне отсрочки, Я  ощущаю его  бег. —то мне  делать с
„ивиной? …сли Њиньон  вернетсЯ,  то задержитсЯ ненадолго. Ћн познал сладость
разрыва.  Ќо  „ивина уже не  способна жить  без  потрЯсений, они сжимают ее,
дробЯт  и  склеивают вновь, ломают, чтобы в конце  концов оставить мне  лишь
немного ее сущности,  что-то вроде эссенции, которую  Я мечтаю добыть- € вот
мсье ђоклор  (ул.  „уэ,  127, служащий  “правлениЯ общественного  транспорта
парижского муниципалитета), около семи часов утра отправлЯЯсь в Џти Џаризьен
за молоком длЯ себЯ и длЯ мадам ђоклор  (она в это  времЯ расчесывала волосы
на кухне),  нашел на полу  темного подъезда  своего дома растоптанный  веер.
ЏластмассоваЯ ручка  инкрустирована фальшивыми изумрудами. Ћн по-мальчишески
отфутболил обломки  сперва на тротуар,  а затем в сточную канаву.  ќтот веер
принадлежал  „ивине.  ‚  ту самую ночь „ивина  совершенно случайно встретила
Њиньона  и  пошла с  ним, ни словом  не  упрекнув его в бегстве.  ‘лушаЯ  ее
болтовню,  он что-то  насвистывал и, возможно,  немного  раскаивалсЯ. Њимоза
застала их вместе.  „ивина, приветствуЯ  ее, поклонилась до  самой земли,  а
Њимоза мужским голосом, впервые на памЯти „ивины, закричала:
     - Џошла вон, грЯзнаЯ шлюха, задница вонючаЯ! ќто кричала уже не Њимоза,
а  мальчишка-молочник. ’ак бывает,  когда  втораЯ  натура,  не  устоЯв, дает
выплеснутьсЯ  первой,  прорвавшейсЯ в  приступе бешеной злобы.  Њы  бы  и не
заговорили об этом, если бы в подобных  случаЯх не проЯвлЯлась бисексуальнаЯ
натура педерастов. Њы еще встретимсЯ с этим Явлением, говорЯ уже о „ивине.
     „ело,  однако,  принимало  серьезный  оборот. Њиньон  проЯвилсЯ в  этой
ситуации еще  и  как  замечательный  трус  (Я  считаю,  что малодушие -  это
активное качество, которое,  достигнув  определенной степени  интенсивности,
словно  призрак,  начинает  распространЯть  белое сиЯние  вокруг хорошеньких
боЯзливых   подростков,  которые   медленно,   словно   по   морскому   дну,
передвигаютсЯ  в  нем).  Љороче,  Њиньон  не  соизволил  вмешатьсЯ.  ђуки  в
карманах:
     -- Ђ вы убейте одна другую, - сказал он, посмеиваЯсь-
     ’аким же  смехом,  он до сих пор звенит у менЯ в ушах,  смеЯлсЯ  как-то
вечером, стоЯ передо мной, один 16-летний ребенок.  Џо этому смеху  вы легко
можете представить  себе,  что  такое  сатанизм.  „ивина и Њимоза подрались.
Џрислонившись к стене дома, „ивина наносила  короткие удары ногой  и  махала
кулаками (в  пустоту) сверху вниз. Њимоза была крепче и била сильнее. „ивине
удалось  вырватьсЯ,  но когда  она добежала до  приоткрытой двери  одного из
домов, Њимоза  настигла ее. ‘хватка,  уже не  такаЯ  шумнаЯ,  продолжалась в
коридоре.  †ильцы  спали,  консьержка  ничего  не  слышала.  „ивина  думала:
"Љонсьержка ничего  не скажет, ведь  ее  зовут мадам  Њюлл  [18].  ЃезлюднаЯ
улица. Њиньон стоЯл на тротуаре, все так же - руки в карманах, и внимательно
разглЯдывал мусор в стоЯщем рЯдом баке. Ќаконец, он повернулсЯ и ушел:
     - Ќу и сучки!
     Џо  дороге он подумал: "…сли  у „ивины вскочит фонарь под  глазом, Я ей
вмажу по ее грЯзной роже. Џидовки проклЯтые." Ќо к „ивине он вернулсЯ-
     ’ак „ивина вновь обрела своего "кота" и свою подругу Њимозу и вернулась
к прежней чердачной  жизни, котораЯ  должна продлитьсЯ еще пЯть лет-Њансарда
на  мертвецах.  Ќочной  Њонмартр.  Џристанище  ‘тыда.  Њы приближаемсЯ к  ее
тридцатилетию...  ЊоЯ голова все еще находитсЯ под одеЯлом,  пальцы лежат на
глазах,  мысль  потерЯна, осталась только  нижнЯЯ часть  тела, отделеннаЯ от
головы пальцами, вдавленными в глазницы.
     Њимо камеры проходит надзиратель; входит в камеру, но ничего не говорит
о Ѓоге капеллан; Я их уже не вижу, Я уже далеко от ‘анте. Ђ беднаЯ ‘анте все
пытаетсЯ удержать менЯ у себЯ.
     Њиньон, сам того не ведаЯ, любит „ивину  все больше, все глубже. ѓоворЯ
напрЯмую, он привЯзываетсЯ к  ней. Ћднако при этом он  уделЯет ей все меньше
вниманиЯ.  Ћна остаетсЯ в  мансарде одна, она дарит Ѓогу свою любовь и боль.
‚едь Ѓог - по словам иезуитов - имеет тысЯчи способов войти в  душу: золотым
дождем, лебедем, быком, голубкой и кто знает, как еще? „лЯ альфонса, который
пошел в уборную,  он, возможно,  изберет способ, еще не изученный теологами,
решив предстать, например, в виде унитаза? Њожно задатьсЯ и таким  вопросом:
какие формы принимала бы свЯтость (Я не говорю о путЯх ее спасениЯ) „ивины и
всех свЯтых, если бы не существовало церкви. Њы уже знаем, что жизнь  „ивины
обрела смысл. Ћна  принимает, всю  без остатка, жизнь, которую Ѓог  ей дал и
котораЯ  ведет  ее к Ќему. ‘ловом, у Ѓога  нет  золотого оклада.  Џеред  его
мистическим престолом бесполезно принимать  пластические позы,  столь  милые
взглЯду грека. „ивина сжигает себЯ. џ  бы мог рассказать не хуже  ее, что то
презрение, которое Я сношу  с улыбкой или с хохотом, это еще не (и станет ли
когда-либо?)  презрение к презрению, но Я  поступаю так,  чтобы не  казатьсЯ
смешным  и  униженным  чем-либо  и  кем-либо, сам себЯ  заранее  принижаЯ. €
по-другому Я бы  не смог.  Љогда  Я  заЯвлЯю, что Я стараЯ шлюха,  никто  не
сможет менЯ  переплюнуть,  Я  лишаю  смысла всЯкое  оскорбление. € тем более
невозможно плюнуть мне в лицо. € Њиньон, так же,  как и вы все, может только
презирать менЯ.  џ ночи напролет проводил  за этой игрой:  вызываЯ  всхлипы,
доводЯ  их  до  глаз  и  оставлЯЯ слезы  непролившимисЯ,  так  что  утром  Я
пробуждалсЯ с  окаменевшими,  тЯжелыми, больными веками,  как от  солнечного
ожога. ђыдание могло бы  пролитьсЯ слезами, но оно остаетсЯ в глазах,  давит
на  веки, как  приговоренный - на двери карцера.  €менно в  такие  моменты Я
особенно отчетливо осознаю размеры  моего несчастьЯ.  ‚от наступает  очередь
еще одного приступа слез, затем еще одного. џ вновь проглатываю все это и со
смехом  выплевываю. ‚ такие моменты  моЯ  улыбка, -- иные назовут ее хорошей
миной  при плохой  игре, -  это не более чем  необходимость (котораЯ сильнее
всего  остального) заставить двигатьсЯ мускулы,  чтобы высвободить эмоции. ‚
конце концов  трагизм  ситуации, когда одно чувство  вынуждено  заимствовать
выражение у противоположного,  дабы сбить  со следа ищеек, достаточно хорошо
известен. —увство рЯдитсЯ в платье своего соперника.
     Љонечно, великаЯ  земнаЯ  любовь могла бы справитьсЯ с этим несчастьем,
но Њиньон еще не  попал в число избранных. ‹ишь позже поЯвитсЯ ‘олдат, чтобы
„ивина смогла получить отсрочку  в общем крушении жизни. Њиньон - всего лишь
жулик  ("обаЯтельный жулик" - так  зовет его „ивина), и нужно, чтобы он им и
оставалсЯ, чтобы сохранить мой  рассказ. ’олько  при таком условии  он может
мне  нравитьсЯ. џ говорю о нем,  ка