л ничего, кроме плевка.
—то же касаетсЯ  нас,  читающих это, то мы прекрасно  догадываемсЯ, что полы
рубашки  самого  надзирателЯ  и изнанка  его трусов были  перемазаны говном.
’аким  образом, Њиньон-ЊаленькаЯ-Ќожка почувствовал,  что может представлЯть
из себЯ душа беднЯги ‹арошдье, которому плюют в зад.  Ќо он почти не обращал
вниманиЯ на эти мимолетные перемены в душе. Ћн никогда не знал, почему после
некоторых  ударов  судьбы с  удивлением  обнаруживаешь себЯ как ни  в чем ни
бывало. Ћн не сказал ни слова. Ћни с полицейским были в раздевалке одни. …го
грудь разрывалась  от Ярости. ‘тыда и Ярости. Ћн вышел из комнаты, волоча за
собой свой благородный зад, - и именно по этому заду было видно, что из него
получилсЯ бы блестЯщий тореадор. …го заперли в камере.  Ќаконец, в тюрьме он
почувствовал себЯ свободным и  чисто вымытым, его обломки вновь склеились  в
единое  целое,  в  прежнего Њиньона, нежного  Њиньона.  …го камера  могла бы
находитьсЯ где  угодно. Ѓелые стены,  белый потолок, но пол ее покрыт черной
грЯзью, и это обстоЯтельство опускает ее на землю и оставлЯет именно там, то
есть  среди  тысЯчи   других   камер,  которые,   хотЯ  и  кажутсЯ  легкими,
раздавливают ее  на  четвертом этаже  ”ренской тюрьмы.  ‚от мы и там.  ‘амые
длинные окольные пути в конце концов приводЯт менЯ туда, в мою тюрьму, в мою
камеру. ’еперь  Я мог бы почти без прикрас,  без  искажений,  без посредника
рассказать, как Я жил здесь. Љак Я живу.
     ‚доль всего  рЯда камер тЯнетсЯ внутреннЯЯ галереЯ,  на которую выходит
каждаЯ  дверь. Ќапротив  двери мы  и  стоим, ожидаЯ,  когда  надзиратель  ее
откроет,  в  позах,  характерных длЯ  каждого из  нас; например, поза  этого
фрайера  с  протЯнутой фуражкой  в  руке  указывает,  что  обычно  он просит
милостыню на паперти. ‚озвращаЯсь с прогулки и ожидаЯ надзирателЯ, арестанты
не могут  не услышать  гитару, исполнЯющую  серенаду, или не  почувствовать,
лежа   на   сетчатой   койке,   как   огромный   подлунный   корабль   резко
переворачиваетсЯ  вверх дном и  начинает тонуть. ЊоЯ камера имеет правильную
кубическую форму. Џо вечерам,  как  только  Њиньон  растЯгиваетсЯ  на  своей
кровати, окно  уносит его к западу, отделЯет  от кирпичного блока и  убегает
вместе  с ним,  волоча  его  за собой, как  челн.  “тром, как  только  дверь
открываетсЯ, - а все они закрыты, и это глубокаЯ тайна, как  тайна  гармонии
Њоцарта или, в  трагедии, тайна выхода на сцену хора (в тюрьме больше дверей
запирают, чем открывают) - упругаЯ сила вытЯгивает  его  из  пространства, в
котором  он покачивалсЯ, и  возвращает  на  место: тогда заключенный  должен
вставать.  Ћн  мочитсЯ,   прЯмой  и  крепкий,  как  вЯз,  в  унитаз,  слегка
встрЯхивает свой  размЯгченный член; облегчение от мочи, вытекающей из него,
возвращает  его к  активной жизни, ставит на  землю  (но  осторожно, нежно),
распутывает  шнурки  ночи,  и  он  одеваетсЯ. Ћн собирает  метелкой частички
пепла, пыли. Џроходит надзиратель, на пЯть секунд отпираЯ двери, чтобы можно
было вынести  мусор. Џотом снова  запирает их. ‡аключенный  еще не  до конца
избавилсЯ  от  тошноты, возникшей  от  резкого  пробуждениЯ.  ‚о рту  у него
ощущение сухости.  Џостель еще теплаЯ.  Ќо он не ложитсЯ. Ќужно сражатьсЯ  с
будничной   тайной.  †елезнаЯ   кровать,  прикрепленнаЯ  к  стене,  полочка,
прикрепленнаЯ к стене, стул из крепкого дерева, прикрепленный к стене цепью,
-  эта цепь,  отголосок древнего порЯдка, когда тюрьмы назывались  острогами
или  темницами,  когда  узники,  как  морЯки,  были каторжниками на галерах,
увлажнЯет современную камеру романтическим брестским  или тулонским туманом,
отдалЯет ее во времени и умело заставлЯет Њиньона вздрагивать от подозрениЯ,
что он сидит в крепости (цепь - символ чудовищной мощи; утЯжеленнаЯ Ядром, ,
она  удерживала  окоченевшие  ноги  каторжников  на  королевских  галерах) -
матрац, набитый морскими водорослЯми,  сухой,  узкий, как саркофаг восточной
царицы, лампочка без плафона, свисающаЯ с  потолка,  тверды,  словно  завет,
словно оголившиесЯ кости и шатающиесЯ зубы. ‚озвратившись к себе в мансарду,
Њиньон, когда он  будет сидеть, лежать или пить  чай, уже  не сможет забыть,
что  отдыхает  или спит  на  каркасе  кресла  или дивана.  †елезнаЯ рука под
бархатной  перчаткой призывает  его к порЯдку.  Џусть поднимут  этот покров.
Ћдинокие  в  камере, в почти  грудном  ритме  (словно  дышащие  рты),  белые
фаЯнсовые унитазы испускают свое утешающее дыхание. Ћни человечны.


     “зник-Њиньон  расхаживает коротким  шагом вразвалку. Ћн  один  в  своей
камере. Ћн выдергивает у  себЯ  из  носа лепестки  акаций  и  фиалок; потом,
повернувшись спиной к  двери, за  которой  постоЯнно поглЯдывает  безымЯнный
глаз, съедает их, вывернув большой палец, на котором отрастил длинный ноготь
книгочеев,  ищет  еще. Њиньон  -  не  настоЯщий  "кот".  Џланы,  которые  он
замышлЯет, внезапно срываютсЯ  в поэтический бред. Џоступь  его почти всегда
равномерна и бессознательна: его беспокоит навЯзчиваЯ идеЯ. ‘егоднЯ он ходит
взад и вперед по камере.  Ћн ничем не занЯт, что бывает редко, потому что он
работает почти постоЯнно, тайно, но хранЯ верность  своему горю. Ћн подходит
к  полочке и  поднимает руку  до уровнЯ, на котором в  мансарде  на шкафчике
лежит револьвер.  „верь открываетсЯ с  громким,  словно при ковке, скрежетом
замка, и надзиратель кричит:
     - Ѓыстро, полотенца!
     Њиньон  остаетсЯ стоЯть с чистыми полотенцами в  руках,  полученными  в
обмен на грЯзные.  Џосле чего  он рывками продолжает движениЯ драмы, которую
играет, сам того не  подозреваЯ.  ‘адитсЯ на кровать; проводит рукой по лбу.
Ќаконец, с  минуту поколебавшись,  идет  к грошовому зеркальцу,  прибитому к
стене, убирает с виска прЯди светлых волос и бессознательно ищет на нем след
от пули.
     Ќочь расшнуровывает  на Њиньоне жесткий корсет своевольного "кота".  ‚о
сне он смЯгчаетсЯ, но может  схватить лишь валик подушки, вцепитьсЯ в  него,
нежно  прижатьсЯ  щекой  к  шершавой холстине -  щекой  мальчишки,  готового
разрыдатьсЯ - и сказать: "ЋстаньсЯ, прошу тебЯ, любовь, останьсЯ". ‚ глубине
сердца  каждого "мужчины" разыгрываетсЯ  пЯтисекунднаЯ  трагедиЯ  в  стихах.
‘соры, крики,  блеск  кинжалов  или  тюрьма,  котораЯ приводит  к  развЯзке,
освобожденный  человек  только что.  был  свидетелем  и  темой  поэтического
произведениЯ.  џ долгое времЯ  думал,  что поэтическое  произведение создает
конфликты: оно их уничтожает.
     “  подножиЯ тюремных стен преклонЯет  колени ветер.  ’юрьма увлекает за
собой  камеры,  в  которых  спЯт арестанты,  становитсЯ  легкой  и  убегает.
’оропитесь,  критики, воры - далеко. ‚зломщики поднимаютсЯ. Џо лестницам или
на лифте.  Ћни проворно  воруют.  ‘крывают.  ‘рывают  платьЯ. Ќа  лестничной
площадке   обыватель-полуночник,  дрожащий   от   осознаниЯ   ужасной  тайны
малолетнего  воришки,  юноши,  отмыкающего  двери,  обобранный  обыватель не
отваживаетсЯ  крикнуть: "„ержи вора!" Ћн лишь едва поворачивает голову.  ‚ор
вынуждает  головы поворачиватьсЯ, дома -  покачиватьсЯ, замки  -  танцевать,
тюрьмы - летать.
     Њиньон  спит  у  подножиЯ  стены.  ‘пи,  Њиньон,  похититель  безделиц,
похититель  книг, колокольных канатов, конских грив  и хвостов, велосипедов,
роскошных  собачонок. Њиньон,  коварный Њиньон, умеющий  украсть  у  женщины
пудреницу; у свЯщенника (при помощи палочки  и  клеЯ) - деньги из кружки длЯ
пожертвований; у  богомолок, причащающихсЯ на нижней мессе, - сумку, которую
они оставили на скамеечке длЯ молитвы; у "котов" их  клиентов, у полицейских
- ксивы, дающие поблажки  стукачам,  у  консьержей - их дочерей или сыновей,
спи, спи, утро едва брезжит, когда луч восходЯщего солнца опускаетсЯ на твои
белокурые волосы и снова заключает тебЯ в твою тюрьму. € дни, следующие один
за другим, делают твою жизнь скорее длинней, чем шире.
     Џосле  подъема  дежурный  арестант обегает  этаж  по  галерее и  стучит
кулаком в  каждую дверь.  Ћдин за другим, с одинаковыми жестами,  три тысЯчи
узников  встрЯхивают тЯжелую  атмосферу  камер, встают  и  исполнЯют  мелкие
утренние надобности.  Џозднее надзиратель  откроет окошко  камеры 329, чтобы
передать  суп. Ћн смотрит, не произносЯ ни слова. ‚ этой истории надзиратели
также играют свою  роль.  Ќе все они дураки, но все  полностью безразличны к
тому,  что играют. Ћни  совершенно не сознают красоты своей роли. ‘ недавних
пор они носЯт  темно-синюю  униформу  - точную  копию костюма  летчиков, и Я
думаю,  что если у них благороднаЯ душа, то  им стыдно  быть  карикатурой на
героев. Ћни - летчики, упавшие с неба в тюрьму, разбив стеклЯнную крышу. Ћни
сбежали в тюрьму. “  них на воротничке еще  держатсЯ  звезды, которые вблизи
кажутсЯ  белыми и вышитыми, потому что  мы  видим их при свете днЯ. Ќетрудно
догадатьсЯ, что они в ужасе выбросились из своего  самолета (раненый мальчик
ѓюинме падал, съежившись от страха; он падал с крылом, переломленным потоком
жесткого воздуха, который  приходилось рассекать,  тело кровоточило радужным
керосином, и именно это означало упасть посреди самой  славы); наконец,  они
оказались среди тех, кто не  вызывает  в них удивлениЯ. Ћни могут, они имеют
право проходить перед камерами, не открываЯ их, смотреть  на преступников  -
нежных и смиренных  сердцем. Ќет. Ћни не думают о  них, потому что не желают
их. Ћни летали в небе: и теперь они  не  желают открывать окошки с глазком в
виде  бубнового  туза, не  желают подмечать  простых  жестов убийц и  воров,
застигать их, когда те стирают  белье, стелЯт  на  ночь  кровати, завешивают
окно,  и, из экономии,  с помощью своих толстых пальцев и булавки расщеплЯют
спичку на  две  или на четыре, и  не желают сказать  им  банальное - то есть
человеческое - слово, чтобы  посмотреть, не  превратЯтсЯ ли они вдруг в рысь
или лисицу.  Ћни  -  стражи могил.  Ћни отпирают и вновь запирают  двери, не
проЯвлЯЯ  интереса  к  сокровищам,  которые  за  ними   таЯтсЯ.  €х  честное
(осторожно со словом "благородный"  и со  словом "честный", которые Я только
что употребил), их честное лицо,  вытЯнутое  книзу,  отполированное отвесным
падением  без  парашюта,  не  исказилось от  прикосновений  жуликов,  воров,
"котов",  скупщиков  краденого, чернушников,  убийц,  фальшивомонетчиков. Ќи
один   цветок  не  запачкал   их  униформы,  ни  одна  складка  сомнительной
элегантности, и если Я  смог сказать об одном из  них несколько дней спустЯ,
что он шел  на "бархатных" ногах, то это потому, что он должен был совершить
предательство,  переметнутьсЯ  в противоположный  лагерь,  летающий  лагерь,
вновь  поднЯтьсЯ  прЯмо на небо,  с сундуком под  мышкой.  џ  заметил его  в
часовне  во  времЯ мессы. ‚ момент причащениЯ свЯщенник спустилсЯ с алтарЯ и
подошел к одной из ближайших камер (часовнЯ тоже разделена на пЯтьсот Ячеек,
стоЯщих  гробов),  несЯ облатку  арестанту,  который на коленЯх ожидал  его.
€так,  этот  надзиратель  в  фуражке  -находившийсЯ  возле   угла  алтарного
возвышениЯ, руки в карманах, ноги расставлены, словом, в той позе, которую Я
с  таким удовольствием  отмечал у Ђльберто, улыбнулсЯ, но  какой-то радостно
милой  улыбкой, которой Я  не  мог бы  предположить у охранника.  …го улыбка
сопровождала свЯтое причастие  и возвращение пустой дароносицы, и Я подумал,
что он, наверное, потешалсЯ над богомольцем, левой рукой потираЯ себе  Яйца.
џ  уже спрашивал  себЯ,  что  произойдет при встрече  молодого  и  красивого
надзирателЯ  с молодым и красивым преступником.  џ  с наслаждением воображал
себе эти две картины: кровавый и  смертельный удар  или сверкающее объЯтие в
океане  спермы  и прерывистого  дыханиЯ; но  прежде  Я  этого надзирателЯ не
замечал,  и  вот,  наконец,  увидел  его.  €з  моей камеры,  находившейсЯ  в
последнем  рЯду,  Я  слишком  плохо различал его лицо,  чтобы  наделить  его
чертами  молодого и  трусливого  мексиканца-метиса,  изображение  которого Я
вырезал из обложки приключенческого  романа.  џ думал:  "Ќу, скотина,  уж  Я
заставлю  тебЯ  причаститьсЯ!"  ЊоЯ  ненависть  и  мой ужас  при виде  этого
отродьЯ,  должно  быть,  еще  ,  сильнее  заставили  менЯ  возбудитьсЯ, и  Я
почувствовал, как  под пальцами у менЯ набухает  член, - и  Я трЯс им до тех
пор,  пока  наконец...  -  не  отрываЯ  взглЯда  от  надзирателЯ,  еще  мило
улыбавшегосЯ. ’еперь Я могу  честно сказать себе, что  улыбнулсЯ  он другому
надзирателю или  убийце,  и, поскольку  Я находилсЯ между  ними, эта светлаЯ
улыбка прошла  сквозь  менЯ и  расчленила менЯ. Њне показалось, Я вправе так
считать, что надзиратель был повержен и исполнен благодарности.
     Џеред тюремщиками  Њиньон чувствовал себЯ  мальчишкой. Ћн  ненавидел  и
уважал их. Ћн  курит  весь день напролет, пока не опрокинетсЯ на  кровать. ‚
его рвоте светлые пЯтна образуют островки: это жест  любовницы,  это безусое
гладкое  лицо, как у боксера или у  молоденькой девушки.  Ћн швырЯет окурки,
получаЯ удовольствие  от  самого  жеста.  (Њожно  всего  ожидать  от "кота",
который сам сворачивает сигареты,  потому  что это придает пальцам известное
изЯщество,  который  носит  обувь  на каучуковой подошве,  чтобы беззвучными
шагами поразить встречных прохожих, которые изумленно будут глЯдеть на него,
оценЯт его галстук, позавидуют его' бедрам, плечам, затылку, и, сами того не
подозреваЯ  и  несмотрЯ  на  то,  что  не знают его,  по цепочке от одного к
другому образуют  его пеструю свиту, времЯ от времени оказывающую ему  знаки
почтениЯ,   придаваЯ  некую   прерывистую,  мимолетную  царственность  этому
незнакомцу, все атрибуты царственности которого  неизбежно  приведут к тому,
что в конце своих дней он почувствует себЯ монархом.) Џо вечерам он собирает
рассыпавшийсЯ  табак  и  закуривает.  ‚ытЯнувшись  на  спине  на  кровати  и
раздвинув  ноги, правой рукой  он стрЯхивает  пепел со своей сигареты. ‹еваЯ
рука заведена за  голову. Њгновение счастьЯ, оно  соткано  из восхитительной
легкости,  с которой  Њиньон в  этой  позе  обретает свою самую  сокровенную
сущность, заставлЯющую его жить настоЯщей  жизнью.  ‹ежа на жесткой кровати,
затЯгиваЯсь сигаретой, кем он мог бы быть? Њиньон никогда не будет страдать,
он всегда сумеет выпутатьсЯ  из затруднениЯ  с  той же  легкостью,  с  какой
напЯливает на себЯ жесты какого-нибудь обожаемого типа, оказавшегосЯ в таком
же положении,  и если из книг  или анекдотов он не мог  почерпнуть материала
длЯ его созданиЯ, - его желаниЯ (но он заметил это слишком поздно, когда уже
не было времени отступить)  не были желанием стать контрабандистом, королем,
менестрелем, путешественником,  работорговцем,  а желанием  стать  одним  из
контрабандистов,  одним  из королей, менестрелей  и т.д.,  то  есть,  как...
ЌаходЯсь в самом жалком положении,
     Њиньон всегда сумеет вспомнить, что в таком же оказывалсЯ кто-то из его
кумиров  (а если  нет, то он бы вынудил  их к этому), и его положение станет
свЯщенным, и тем самым более чем сносным. (Ћн, таким образом, похож на менЯ,
воскрешающего  этих людей - ‚ейдманна, Џилоржа, ‘оклеЯ - в моем желании быть
ими; но он отличаетсЯ  от  менЯ своей верностью этим персонажам, поскольку Я
давно смирилсЯ с  тем, что  Я -  это  лишь Я сам. Ќо именно моЯ  вожделеннаЯ
мечта  о блестЯщей  судьбе  спрессовала, если можно так сказать,  во  что-то
вроде  уменьшенной  копии  -компактной,  прочной  и  ослепительно сверкающей
-трагические, окрашенные  в багровые цвета элементы прожитой  мною  жизни, и
мне  порой  доводитсЯ  быть  обладателем  того многосложного  облика „ивины,
котораЯ прежде всего есть сама она, и в то же времЯ - в чертах лица и жестах
- иногда еще и  такие реальные, хотЯ и воображаемые,  избранные  существа, с
которыми,  в самой ее  глубине,  у нее происходЯт ссоры, которые  мучат  или
возбуждают ее,  но никогда не оставлЯют в покое,  придают ей, благодарЯ едва
уловимому    движению   морщин   и   дрожанию    пальцев,   тревожащий   вид
множественности, потому  что  она остаетсЯ немой  и  закрытой,  как  могила,
исполненнаЯ гнусности). ‹ежа на жесткой кровати и затЯгиваЯсь сигаретой, кем
он  мог бы быть?  "’ем, кто в  этой  позе  обретает  свою самую  сокровенную
сущность,  то  есть арестованным  "котом", курЯщим  сигарету, то  есть самим
собой". ’ак  что  можно  понЯть,  до  какой  степени внутреннЯЯ жизнь „ивины
отличалась от внутренней жизни Њиньона.
     Њиньон написал „ивине письмо, на  конверте которого был обЯзан пометить
"Њесье такому-то", и Ќотр-„ам-де-”леру тоже. „ивина  в клинике. Ћна посылает
перевод  на  пЯтьсот франков.  …го  письмо  мы  прочтем  позже. Ќотр-„ам  не
ответил.
     Ќадзиратель отпирает дверь и  вталкивает в камеру новенького. Љто будет
принимать  его  -  Я или Њиньон? Ћн несет  с  собой одеЯло, котелок, кружку,
деревЯнную  ложку и свою историю.  Ќа  первых  же словах Я прерываю  его. Ћн
продолжает говорить, но Я уже далеко.
     - Љак тебЯ зовут?
     -†ан.
     ќтого довольно. …го зовут †ан  - как менЯ и  как того мертвого ребенка,
длЯ  которого Я пишу. ЉакаЯ разница, впрочем, если  бы он был менее красив,,
но мне не везет. †ан там. †ан здесь. Љогда Я говорю одному из них, что люблю
его,  Я сомневаюсь, не Я  ли это.  џ  уже далеко, потому что снова  стараюсь
пережить то, что испытал, когда он несколько раз позволЯл мне ласкать его. џ
решалсЯ на все, и, чтобы приручить его, соглашалсЯ с тем, чтобы он имел надо
мной превосходство самца; его член  был  крепким, как у мужчины, а юношеское
лицо - сама нежность, так  что когда он, растЯнувшись на моей кровати в моей
комнате,  прЯмой и неподвижный, кончал  мне  в рот, он ни на йоту  не  терЯл
девственного  целомудриЯ. ‡десь свою  историю  рассказывает  мне другой †ан.
’еперь Я не  один, но потому-то Я и одинок,  как никогда. џ имею в виду, что
одиночество тюрьмы  давало мне  свободу быть с  сотней  †анов †ене, виденных
мельком в моменты, когда  Я воровал их черты у сотни прохожих, ведь  Я похож
на Њиньона, тоже воровавшего Њиньонов, необдуманный жест которого выхватывал
их из всех  незнакомцев,  им задетых; но новый †ан  возвращает в менЯ  - как
сложенный веер  рисунки на  газе  -возвращает,  сам  не  знаю  что. џ далек,
однако, от  неприЯзни  к  нему.  Љ  тому  же он  довольно глуповат,  чтобы Я
испытывал  к нему  какую-то  нежность.  Ќебольшие черные глаза,  смугловатаЯ
кожа,  всклокоченные волосы  и настороженный вид...  Ќечто  вроде греческого
мальчишки-прохвоста, которого можно заметить  присевшим у подножиЯ невидимой
статуи ЊеркуриЯ;  он  прикидываетсЯ дурачком, но следит взглЯдом  за  богом,
чтобы стащить у него сандалии.
     - ’ебЯ за...?
     - џ - "кот". ЊенЯ зовут Џролаза с Џигаль.
     -  —то-то не  сходитсЯ.  ’ы  не  так  одет.  Ќа  Џигаль только девочки.
ђассказывай.
     ѓреческий  мальчик  рассказывает,  что его взЯли как  раз в тот момент,
когда он вытаскивал из выдвижной кассы бистро руку, набитую банкнотами.
     - Ќо Я отомщу. Љак только выйду, Я  разобью  камнЯми все стекла, ночью.
Ќо  перед тем,  как собирать камни, надену перчатки. —тоб без отпечатков.  џ
нехороший.
     џ  продолжаю  чтение своих  дешевых  романов. ‚  них моЯ любовь находит
удовлетворение  в негодЯЯх, переодетых  в  дворЯн. Ђ также мое пристрастие к
обману, пристрастие к подделке, которое заставило бы  менЯ написать на своих
визитных карточках:
     "†ан †ене.  лже-граф де ’ийанкур". ‘о страниц этих внушительных книг  с
приплюснутым  шрифтом  мне ЯвлЯютсЯ  чудеса.  ЏрЯмые,  как лилии,  возникают
молодые люди, они,  отчасти  благодарЯ мне,  - принцы и  нищие одновременно.
…сли  из себЯ  Я  делаю „ивину,  из  них  Я делаю  ее любовников: Ќотр-„ама,
Њиньона, ѓабриэлЯ, Ђльберто, парней,  которые  умеют классно  свистеть и  на
голове которых, если  приглЯдетьсЯ,  в  ореоле  можно  заметить  королевскую
корону. џ не  сумел  бы  сделать так, чтобы они испытывали тоску по  дешевым
романам  со   страницами   серой,   как  небо  ‚енеции  и  ‹ондона,  бумаги,
испещренными  рисунками  и  зловещими знаками заключенных:  глаза  анфас  на
профилЯх, окровавленные сердца. џ читаю эти тексты, нелепые длЯ рассудка, но
моему  рассудку  не  интересны  книги,   из  которых  на  менЯ  обрушиваютсЯ
отравленные  и  оперенные,  точно  стрелы,  фразы.   ђука,  выпускающаЯ  их,
обрисовывает,  пригвождаЯ,  в некоторых местах, неЯсный силуэт †ана, который
узнает  себЯ  и не решаетсЯ двинутьсЯ с  места, ожидаЯ той, котораЯ, метЯ  в
самое сердце, заставит  его содрогатьсЯ в агонии. џ  до  безумиЯ люблю,  как
люблю тюрьму, эти  сжатые  строчки, компактные,  как кучка нечистот, полные,
как  простыни,  кровавых , следов, мертвых  кошачьих зародышей, и Я не знаю,
фаллосы  ли это, жестко воздвигнутые,  превращаютсЯ в суровых  рыцарей,  или
рыцари -- в вертикальные фаллосы.
     € потом, в сущности, нужно ли так  прЯмо  говорить о себе? Њне  гораздо
больше нравитсЯ описывать себЯ  в  ласках,  которые  Я  приберегаю длЯ своих
любовников. …ще немного,  и  этот  новый  †ан .  стал бы Њиньоном. —его  ему
недоставало?  Љогда он с сухим  звуком выпускает газы, он делает полуприсед,
не вынимаЯ рук из карманов и немного поворачиваЯ туловище, как бы завинчиваЯ
его. ќто  движение морЯка за штурвалом. Ћн воссоздает Њиньона, в котором мне
среди  прочего нравилось  вот что: когда он  напевал мелодию  Явы,  он делал
танцевальное па и поднимал руки перед собой, как  бы обнимаЯ талию партнерши
(по  желанию  он делал эту  талию тоньше или  толще,  разводЯ или сводЯ свои
всегда  подвижные  руки);  казалось еще, что он  сжимает чувствительный руль
велосипеда  на почти прЯмой трассе; а еще  он казалсЯ возбужденным боксером,
отражающим ловкими и уверенными движениЯми  рук удары в печень; это движение
было свойственно также  многочисленным  героЯм,  которыми  вдруг  становилсЯ
Њиньон,  и всегда  оказывалось,  что его жест  наиболее точно символизировал
самого изЯщного  самца.  Ћн делал  те волшебные жесты,  благодарЯ которым мы
оказываемсЯ  у  них на  коленЯх. Љрутые жесты,  которые пришпоривают  нас  и
заставлЯют стонать, как тот виденный мною город, чьи бока кровоточили жидкой
массой движущихсЯ статуй, приподнЯтых дремотой, статуй, марширующих в едином
ритме. Ѓатальоны-сомнамбулы продвигаютсЯ по  улицам, как  ковер-самолет  или
колесо,  проваливающеесЯ  и  подскакивающее  в  согласии с медленным тЯжелым
ритмом. €х ноги спотыкаютсЯ об  облака:  тогда они  пробуждаютсЯ, но  офицер
произносит слово: они засыпают вновь и во сне  отбывают,  а на  их  сапогах,
тЯжелых,  как пьедестал,  переливаетсЯ пыль.  Џодобные  Њиньонам,  прошедшим
сквозь нас, далеким на своих облаках. …динственное их отличие - это стальные
бедра, которые  никогда не позволЯт им превратитьсЯ в гибких и  изворотливых
"котов".  џ восхищен  тем,  что сутенер •орст  ‚ессель,  говорЯт, дал  жизнь
легенде и народному плачу.
     Ќевежественные, оплодотворЯющие,  как золотой дождь, они обрушились  на
Џариж, который всю ночь унимал биение своего сердца.
     Њы  же  дрожим у  себЯ камерах,  поющих и стенающих от  навЯзанного  им
наслаждениЯ,  потому что при одной только мысли об  этом  гульбище самцов мы
кончаем, как если бы нам было  дано увидеть гиганта  с раздвинутыми ногами и
напрЯженным членом.
     Њиньон  около  трех месЯцев находилсЯ  в тюрьме, когда -  в то времЯ  Я
часто  встречал  малолеток  с  лицами,  казавшимисЯ  мне,   несмотрЯ  на  их
молодость, волевыми, суровыми, резче оттенЯющими дрЯблость моих бедных белых
телес,  которые  уже  ничем  не  напоминают мне  беспощадного  колониста  из
Њеттрей,  хотЯ Я  без  труда узнаю их, и  боюсь  их -он спустилсЯ  в комнату
свиданий. ’ам молодой человек рассказал ему про Ќотр-„ам-де-”лера. ’о, о чем
Я  поведаю  вам от начала и  до конца, Њиньон собирал по разным  источникам,
узнавал  из  слов,  -тайком  произнесенных  за  сложенной веером ладонью,  в
течение целого  рЯда свиданий. ‡а  всю свою  удивительную жизнь Њиньон, знаЯ
обо всем,  никогда ни о  чем не узнает. Џоскольку ему останетсЯ неизвестным,
что  Ќотр-„ам  -  это  его сын, он  не  узнает,  что в  той истории, которую
рассказывает ему паренек,  Џьерро  Љорсиканец,  - это Ќотр-„ам, взЯвший себе
прозвище, чтобы торговать, наркотиками. €так, Ќотр-„ам находилсЯ у паренька,
который  будет рассказчиком, когда на лестничной площадке остановилсЯ  лифт.
‡вук  его  остановки  обозначил  мгновение,  начинаЯ с  которого нужно  было
смиритьсЯ  с  неизбежным.  ум  останавливающегосЯ лифта заставлЯет учащенно
колотитьсЯ сердца тех,  кто слышит  его,  словно  звук,  забиваемых  вдалеке
гвоздей-  Ћн  делает жизнь бьющейсЯ, как  стекло. ‚ дверь  позвонили. ‡вонок
звучит не столь фатально, как лифт; отчасти он возвратил чувство уверенности
в себе,  ощущение  обыденности.  …сли бы после шума  лифта ничего больше  не
послышалось,  то  парнишка  и Ќотр-„ам  умерли бы  от  страха.  „верь открыл
паренек.
     - ЏолициЯ! -  сказал  один  из двух мужчин, отворачиваЯ  известным  вам
жестом лацкан пиджака.
     Ћбраз  фатального длЯ менЯ теперь - это треугольник, который составлЯют
три человека  с повадками  слишком  банальными, чтобы не  внушать  опасений.
Џредположим, Я поднимаюсь  по  улице. ‚се трое находЯтсЯ  на тротуаре слева,
где Я  пока  что  их  не видел. Ќо они менЯ уже заметили:  один переходит на
правый тротуар, второй остаетсЯ на левом, а последний слегка замедлЯет шаг и
образует вершину треугольника, в котором Я вот-вот окажусь: это ЏолициЯ.
     - ЏолициЯ.
     Ћн прошел в прихожую. Џол был полностью укрыт ковром. —тобы согласитьсЯ
привнести в свою будничную жизнь - где шнуруют  башмаки, пришивают пуговицы,
удалЯют угри  с лица -- приключениЯ  в духе детективного  романа, в каком-то
смысле нужно самому обладать душой,  свойственной  феЯм. Џолицейские шагали,
сжимаЯ  в  карманах  пиджаков  револьверы  со взведенными курками. ‚ глубине
квартиры, над камином, возвышалось огромное зеркало, обрамленное хрустальным
рокайлем со сложным рисунком граней; несколько кресел, обитых желтым шелком,
располагались  без  всЯкой системы.  торы  были  задернуты. ‘вет  падал  от
небольшой  люстры: был  полдень. Џолицейские чуЯли криминал  - и были правы,
поскольку квартира  воспроизводила  спертую  атмосферу  комнаты,  в  которой
Ќотр-„ам, задыхаЯсь, со скованными учтивостью и  страхом движениЯми,  удавил
старика. Ќа камине напротив  них  стоЯли розы  и аронники. ’ак  же, как  и у
старика, полированнаЯ мебель ЯвлЯла лишь изгибы, из которых  свет, казалось,
скорее  исходил,  чем  опускалсЯ  на  них,  -  словно  на  Ягодах винограда.
Џолицейские продвигались вперед,  и  Ќотр-„ам  наблюдал, как  они движутсЯ в
жуткое  безмолвие,  подобное  вечному  безмолвию неведомых  пространств. Ћни
двигались, как и сам он, в вечность.
     Ћни  попали в  самую точку. Џосреди комнаты на большом  столе, прЯмо на
красном  бархатном   ковре,  было   распластано  большое   обнаженное  тело.
Ќотр-„ам-де-”лер,  стоЯ подле  стола,  внимательно  смотрел  на  подходивших
полицейских. Ћдновременно  с  тем,  как их  посетила тЯжеловеснаЯ  мысль  об
убийстве,  мысль  о  том,  что  это  убийство  было  ненастоЯщим, уничтожала
убийство;  чувство  досады от  такой  посылки,  досады от ее  абсурдности  и
возможности -ненастоЯщее  убийство -  привело полицейских в  замешательство.
Ѓыло  совершенно  Ясно,  что  труп  здесь  никто  не  расчленЯл.  Џечатки  у
полицейских были  из настоЯщего  золота, узлы  на галстуках  -подлинные. Љак
только - и перед тем, как - они  очутились у  краЯ стола,  они Ясно увидели,
что труп был восковым  манекеном, какие  используют портные. Ћднако мысль об
убийстве  спутала простые условиЯ  задачи. "џ по  твоей роже вижу, на что ты
способен".  ќто  сказал  Ќотр-„аму  полицейский  постарше, потому  что  лицо
Ќотр-„ам-де-”лера - это лицо такое лучезарно чистое, что  у всЯкого сразу же
возникала мысль, будто оно фальшиво, что  этот ангел  должен  быть двуликим,
состоЯщим из пламени и  дыма, потому что каждый хоть раз в жизни имел случай
сказать "‚ тихом омуте черти водЯтсЯ" и желает любой ценой оказатьсЯ хитрее,
чем судьба.
     €так, поддельное  убийство подчинЯло себе все происходЯщее. Џолицейские
искали только кокаин, который разнюхал у парнЯ какой-то стукач.
     - ‚ыкладывайте наркотики, быстро.
     - “ нас нет наркотиков, начальник.
     -  „авайте  быстрее,  мальчики;  иначе мы  вас задерживаем и производим
обыск. ‚ам же будет хуже.
     Џарнишка поколебалсЯ секунду, три секунды. Ћн знал методы полицейских и
знал, что попалсЯ. Ћн решилсЯ.
     - ‚от. Ѓольше у нас нет.
     € он  протЯнул крошечный мешочек - сложенный, как аптекарский пакетик с
порошками,  - который  достал  из-под  крышки  наручных  часов-  Џолицейский
положил его в карман жилетки.
     - Ђ он?
     - “ него нет. ’очно, начальник, можете обыскать.
     - Ђ это откуда?
     Њанекен. ‡десь, наверное, нужно признать влиЯние „ивины. Ћна - повсюду,
где  возникает  необъЯснимое.  Ћна,  ЃезумнаЯ,  раскидывает  за собой  сети,
скрытые ловушки, помойные Ямы, при  резком повороте  рискуЯ  оказатьсЯ в них
сама, и благодарЯ ей, в голове у Њиньона, Ќотр-„ама  и  их  приЯтелей роЯтсЯ
совершенно  бессмысленные  поступки.  ќти  ротозеи  постоЯнно проваливаютсЯ,
обрекаЯ  себЯ  на худшую  участь.  ’от  парень - друг Ќотр-„ама -  тоже  был
грабителем,  и  как-то ночью они  с Ќотр-„ам-де-”лером  украли в оставленном
автомобиле  картонную   коробку,  распаковав  которую,  нашли  жуткие  куски
разобранного воскового манекена.
     ‹егавые   надевали  пальто.  Ћни  не  ответили.  ђозы  на  камине  были
прекрасны,  тЯжелы  и  щедро  благоухали.  Џолицейским  это  лишь   убавлЯло
самоуверенности. “бийство было  ложным или неоконченным.  Ћни пришли  искать
наркотики.  Ќаркотики...  лаборатории,  устроенные   в  комнате  прислуги...
которые взрываютсЯ... и взрывают все вокруг... ’ак это  опасно, кокаин?  Ћни
отвели  двух  молодых людей  в  участок  и  в  тот  же вечер  возвратились с
комиссаром, чтобы  сделать обыск, который принес  им триста граммов кокаина.
Џосле этого парнишку и Ќотр-„ама в покое уже не оставили. Џолицейские делали
все,  что  могли,  чтобы  вытЯнуть  из  них  как можно  больше сведений. Ћни
наседали,  давили,  чтобы размотать  какие-нибудь  ниточки, ведущие  к новым
добычам. Ћни  подвергли  их  современным  пыткам  -  удары  ногами в  живот,
пощечины, линейки в ребра и прочие игрушки, -переходЯ от одного к другому.
     - ЏризнавайсЯ! - орали они.
     Џод конец  Ќотр-„ам  закатилсЯ под стол. ‚не  себЯ от  Ярости, один  из
полицейских кинулсЯ на  него,  но другой ухватил  его  за  руку, пробормотав
что-то и произнесЯ затем во весь голос:
     - Ћставь его, ѓобер. Ћн все же не сделал ничего противозаконного.
     - ‚от этот, с кукольным личиком? Љак раз этот и смог бы.
     ’рЯсЯсь от страха,  Ќотр-„ам вылез из-под стола. …го усадили на стул. ‚
конце концов,  дело  ведь  было только  в кокаине,  и  в соседней комнате со
вторым парнем обращались куда более сносно.
     Ќачальник участка, остановивший избиение, осталсЯ с Ќотр-„амом наедине.
Ћн сел и протЯнул ему сигарету.
     - ђасскажи,  что тебе известно. Ќичего страшного тут нет. €з-за горстки
кокаина на гильотину не посылают.
     Њне будет трудно точно объЯснить и подробно описать то, что происходило
в душе Ќотр-„ам-де-”лера. ‚рЯд ли здесь можно  говорить о  признательности к
более ласковому полицейскому. ђазрЯдка,  которую испытал Ќотр-„ам  при фразе
"Ќичего страшного тут нет", тоже не то. Џолицейский сказал:
     -  ќто  ваш  манекен  вывел  его  из  себЯ.  Ћн  посмеЯлсЯ и  затЯнулсЯ
сигаретой.  ЏрониксЯ. ‘трашилсЯ ли Ќотр-„ам  малейшего наказаниЯ?  ‘перва от
печени  к  самым  губам  подступило  признание  в  убийстве  старика. Ћн  не
призналсЯ. Ќо признание поднималось  все выше,  выше. …сли только он откроет
рот,  он  все  выронит.  Ћн  почувствовал,   что  пропадает.  “  него  вдруг
закружилась голова. Ћн отчетливо видит себЯ на фронтоне высокого храма. "Њне
восемнадцать лет. ЊенЯ могут приговорить  к смерти", -  быстро проноситсЯ  у
него в  мозгу. ‘тоит ему разжать пальцы  - и  он сорветсЯ. „а ладно, он взЯл
себЯ в руки. Ќет, он ничего не скажет. ‘казать было бы замечательно, славно.
Ќет, нет, нет! ѓосподи, нет!
     Ђх! Ћн спасен. Џризнание отступает - отступает, так и не пробившись.
     - џ убил старика.
     Ќотр-„ам  сорвалсЯ  с фронтона храма,  и спокойное  отчаЯние  мгновенно
убаюкивает его. Ћн немного передохнул. Џолицейский почти не шевелилсЯ.
     - Љто это, что за старик? Ќотр-„ам передумал. Ћн засмеЯлсЯ:
     - „а  Я  шучу, просто прикалываюсь.  ‘  головокружительной быстротой он
готовит  себе   алиби:   убийца  признаетсЯ  по  собственной  инициативе   и
по-идиотски,  с невозможными подробностЯми, в убийстве, чтобы его принЯли за
сумасшедшего и  снЯли с него подозрениЯ.  Ѓесполезный труд.  Ќотр-„ама вновь
истЯзают. Ќапрасно он кричит, что только хотел разыграть:
     полицейские желают  знать все. Ќотр-„ам  знает, что они будут  знать, а
отбиваетсЯ,  потому  что молод. ќто  утопающий,  который боретсЯ  со  своими
собственными  движениЯми, и  в которого все же  медленно опускаетсЯ покой  -
знаете,  .покой  утопленников.  ’еперь полицейские называют  имена убитых за
последние  пЯть  или  десЯть  лет  и  чьи убийцы не  найдены. ‘писок растет;
Ќотр-„ам  делает бесполезное открытие о  крайней неосведомленности  полиции.
‚ереница  кровавых  смертей  проходит  у  него  перед  глазами.  Џолицейские
называют  имена,  имена,  и  бьют.  Ћни  собираютсЯ,  наконец,   сказать  |.
Ќотр-„аму: "Њожет, ты не знаешь его имени?". …ще нет. Ћни  называют  имена и
пристально вглЯдываютсЯ в  багровое лицо ребенка. ќто игра. €гра в  загадки.
‘ейчас  теплее?  ђагон?... ‹ицо слишком распухло, чтобы по  нему  можно было
что-то понЯть. ‚се на нем смешалось. Ќотр-„ам кричит:
     - „а, да, он! Ћтпустите.
     ‚олосы  падают  ему на  глаза,  он откидывает  их рывком головы,  и это
простое  движение  - его коронное  кокетство -  означает длЯ него  суетность
мира. Ћн едва утирает слюну, стекающую изо рта.
     ‚оцарЯетсЯ такое спокойствие, что никто не знает, что делать дальше.
     €мЯ  Ќотр-„ам-де-”лера вдруг  стало  известно всей  ”ранции,  а ”ранциЯ
привыкла  к путаницам.  ’е,  кто лишь  пролистывает журналы,  не задержались
взглЯдом на  имени  Ќотр-„ам-де-”лера-  ’е же,  кто проникает в  самую глубь
статей, почуЯв необычное и всЯкий раз  нападаЯ на его след, выудили чудесный
улов: этими читателЯми  были школьники, а также старушки,  живущие в глубине
провинций и  похожие на ќрнестину, родившуюсЯ старой, как еврейские  дети, в
четыре года имеющие то же лицо и те же жесты, что и в пЯтьдесЯт. ќто как раз
ради нее, ради того,  чтобы  привнести очарованиЯ в ее закат, Ќотр-„ам  убил
старика.  ‘ тех  самых пор, как она  стала сочинЯть свои роковые  сказки или
истории с вЯлым,  банальным действием,  в которых,  однако, некоторые фразы,
словно взрыв,  раздирали занавес, показываЯ сквозь  прорехи, если  можно так
сказать, часть кулис, все с изумлением понЯли, почему она так разговаривала.
“  нее  был  полон рот сказок, и  любопытно, как они  могли  родитьсЯ у нее,
читавшей по  вечерам лишь пресную газетенку: ее сказки возникали из газетных
статей, как мои  -  из  дешевых  романов. ‘идЯ, словно  в засаде, за оконным
стеклом,  она  дожидалась  почтальона. Џо  мере того, как приближалось времЯ
почты, ее  все больше охватывало мучительное волнение, и  когда  она наконец
прикасалась к страницам -- серым, пористым и  сочащимсЯ кровью разыгравшихсЯ
драм (кровью, запах  которой  она  путала с  запахом  бумаги и  типографской
краски),  когда  она  разворачивала  их  на  коленЯх,  как  салфетку, она  в
изнеможении опускалась в глубь старенького красного кресла.
     ‘ельский   свЯщенник,   услышав,   что    вокруг    него   витает   имЯ
Ќотр-„ам-де-”лера,  не дожидаЯсь указаний епархии,  на  воскресной проповеди
велел  прихожанам молитьсЯ и рекомендовал новый культ к  особому поклонению.
‚ерующие  на  скамьЯх, потрЯсенные до глубины души,  не смогли вымолвить  ни
слова, не помыслили ни мысли.
     Ќа  одном из хуторов  имЯ  цветка, называемого "королевой лугов"  [50],
вызвало  вопрос  у  маленькой   девочки,  которую  не   покидала   мысль   о
Ѓогоматери-–ветов:
     - ‘кажи, мама, это чудом спасенный?
     Џроисходили и  другие  чудеса,  привести  которые здесь мне не  хватает
времени.
     Њолчаливый  и возбужденный путешественник, приехав в город, не преминет
пойти прЯмо  в трущобы, притоны, кварталы,  пользующиесЯ дурной  славой.  Ћн
ведом таинственным чувством, говорЯщим  ему о зове скрытой любви; или, может
быть, повадками, маршрутом тамошних завсегдатаев, которых он узнает по милым
знакам и паролЯм, брошенным друг другу на  уровне подсознании, и за которыми
доверчиво  следует.  ’ак ќрнестина  сразу  обращалась к  крохотным  строчкам
происшествий  -  убийств,  краж,  изнасилований,  вооруженных   нападений  -
газетному Barrios Chin [51]. Ћна спала и видела их. €х лаконичнаЯ жестокость
и точность не оставлЯла ни пространства, ни времени  на то, чтобы сквозь них
могла просочитьсЯ  какаЯ-либо  греза:  они сражали ее наповал.  Ћни ЯвлЯлись
грубо,  звучно, в живых красках: багровые руки на лице танцовщицы,  зеленого
цвета  лица,  синие  веки.  Љогда  это  цунами  угасало,  она  вычитывала  в
радиорубрике названиЯ всех музыкальных отрывков, но того, чтобы звуки музыки
проникли к ней  в комнату, она бы  не потерпела  - до  такой  степени  самаЯ
легкаЯ  мелодиЯ уродует  поэзию. ѓазеты тревожили так,  словно их  заполнЯли
исключительно  колонки  происшествий, колонки кровавые и  искалеченные,  как
пыточные столбы. € хотЯ процессу, о котором мы  прочтем завтра, пресса скупо
уделила  лишь  десЯть  строк,  расставленных  пошире, чтобы  между  чересчур
жестокими   словами  мог  циркулировать   воздух,   эти   десЯть  строк,   -
гипнотизирующие сильнее, чем ширинка повешенного, чем слово  "виселица", чем
слова "штрафнаЯ рота",  - эти десЯть строк заставили учащенно битьсЯ  сердца
старушек  и  завистливых  детей. Џариж  не  спал.  Ћн  надеЯлсЯ, что  завтра
Ќотр-„ам будет приговорен к смерти; он желал этого.
     “тром  метельщики,  народ  нечувствительный  к   нежному   и  скорбному
отсутствию  смертников,   мертвых   или  живых,  которым   Џалата  ЏрисЯжных
предоставлЯет  приют,  поднЯли   едкую  пыль,   полили  паркет,   поплевали,
побогохульствовали, посмеЯлись  с судебными  исполнителЯми,  раскладывавшими
дела.  ‘лушание  начнетсЯ  ровно  в  двенадцать  сорок  пЯть,  и  в  полдень
привратник распахнул двери.
     ‡ал  нельзЯ  назвать  величественным,  но  он  высок,  так  что  в  нем
доминируют  вертикальные линии, словно линии спокойного  дождЯ. Џри входе на
стене видна  большаЯ  картина,  изображающаЯ  правосудие в  образе  женщины,
облаченной  в красную ткань со спадающими  складками.  ‚сем  своим весом она
опираетсЯ на негнущуюсЯ саблю, называемую здесь  "мечом". Џод ней  находЯтсЯ
возвышение  и  стол, за который  присЯжные  и  Џредседатель, в  мантиЯх и  в
красных  одеждах, усЯдутсЯ,  чтобы судить  ребенка.  ЏредседателЯ зовут "г-н
Џредседатель  ‚аз  де ‘ент-Њари". ‚новь, чтобы достичь  своей  цели,  судьба
пользуетсЯ  грЯзными  методами. .  „венадцать  присЯжных  -  это  двенадцать
молодцов,  неожиданно  ставших  верховными  судьЯми.  €так,  с  полуднЯ  зал
заполнилсЯ.  Ѓанкетный  зал. ‘тол накрыт. Њне бы  хотелось говорить об  этой
толпе  присЯжных  с   симпатией;  не  потому,  что  она  не  была  враждебна
Ќотр-„ам-де-”леру, -  это  мне безразлично, - но  потому,  что она  искритсЯ
тысЯчью поэтических  жестов. Ћна  трепетна, как  тафта. Ќотр-„ам танцует  на
краю пропасти, ощетинившейсЯ  штыками, гибельный танец. ’олпе не  весело,  в
душе  ее  смертельнаЯ грусть.  Ћна  тесно уселась на скамьЯх,  сжала колени,
Ягодицы,  высморкалась,  исполнила,  наконец,  сотню надобностей  толпы, под
тЯжестью  которых  проседает величественность.  Џублика  приходит сюда  лишь
постольку,  поскольку здесь  одно-единственное  слово  способно  привести  к
обезглавливанию, и тогда она удалитсЯ, как свЯтой „ени, несущий в руках свою
отсеченную голову. €ногда говорЯт, что смерть  нависает над людьми.  Џомните
высохшую  чахоточную   итальЯнку,  чем  она  была  длЯ  Љюлафруа,  чем   она
впоследствии станет „лЯ „ивины? ‡десь смерть  - это всего лишь  черное крыло
без тела,  крыло, сотканное из кусочков  черной кисеи,  натЯнутых на  тонкий
каркас  зонтовых  спиц,  пиратское  знамЯ,  без древка. ќто  кисейное  крыло
плавало над „ворцом,  который  невозможно спутать ни с каким другим,  потому
что это „ворец ЏравосудиЯ. Ћно окутывало его  своими складками, указав  залу
на  зеленый  шелковый  галстук - …е представителЯ-  Ќа столе у  ЏредседателЯ
галстук был  единственным вещественным доказательством. ‚идимаЯ здесь ‘мерть
была галстуком, и мне нравитсЯ, что это так: это была легкаЯ ‘мерть.
     ’олпе было  стыдно,  что она не  убийца.  —ерные  адвокаты зажимали под
мышками  папки  с  делами  и, улыбаЯсь,  подходили друг к  другу. €ногда они
дерзко приближались  вплотную к Њаленькой  ‘мерти.  Ђдвокаты были женщинами.
†урналисты  стоЯли  рЯдом с  адвокатами. Џредставители  опекунства  негромко
переговаривались между собой. Ћни оспаривали друг у друга человеческую душу.
Њожет,  ее  следовало  разыграть  в кости,  чтобы  отправить в ‚огезы?  [52]
Ђдвокаты,  не имеющие,  несмотрЯ на то, что были одеты в длинные шелковистые
платьЯ, той кроткой, устремленной к смерти  осанки, котораЯ прису