ых  коллизий  -   менЯ   раздражали
бесчисленные повороты шоссе (по пьЯному делу дорогу что ли строили? ), из-за
чего мы могли въехать в какую-нибудь трехсотлетнюю сосну, мне надоел дождь и
снег  -  дороги  не  было  видно,  а в умении Ћдри читать карту Я вдруг стал
сомневатьсЯ, менЯ тЯготило молчание девушки, раскалЯвшее воздух в салоне  до
взрывоопасной точки.
     „орога  петлЯла  по  лесу,  изредка выбегаЯ на проплешины вблизи морЯ и
тогда шквальный ветер на какие-то доли секунды сносил густую  белую  пелену,
открываЯ  вид  на  занесенное  песком шоссе, на угрюмые черные сосны, унылый
пустой плЯж  кануна  Ђпокалипсиса  и  замерзшее  море.  ‡атем  белаЯ  завеса
укрывала  эти  печальные  пейзажи  и  на  стекле  с  новой силой разгорались
разноцветные  и,  даже,  пожалуй   уютные   огоньки   навигационной   карты,
транслируемой нам через висЯщий в зените местный спутник "‚итаутас ‚еликий".
     ‚друг, по непонЯтной длЯ менЯ причине Я стал ощущать как мои конечности
коченеют,  не согреваемые электроварежками и электроваленками, а зубы, самым
позорным образом начинаю стучать, выбиваЯ замысловатый мотив.
     - •олодно, - согласилась с моими зубами  вспотевшаЯ  Ћдри  и  прибавила
тепло,  -  Њне  не  веритьсЯ,  Љирилл,  что вы когда-то были †елтым ’игром и
считались самым крутым журналистом во ‚селенной, - Ядовито добавила она.
     џ посмотрел на свое обрюзгшее и начавшее жиреть изображение на стекле и
вздохнул.
     - ќто все осень, Ћдри. Ћсень несчастливое длЯ тигров времЯ года.  ‹етом
Я  здоров,  бодр и весел, желтею и покрываюсь черными полосами и стараюсь не
пропустить ни одной тигрицы.
     —ерез два часа мы въехали в Љлайпеду. Ћдри притормозила  на  незнакомом
перекрестке  с  указателем  на  въезд  в ’рансконтинентальную ’рубу (до сего
времени Я попадал в горд сверху, причаливаЯ на посадочной  площадке  ђыбного
порта  и эти места поэтому мне были неизвестны) и вопросительно взглЯнула на
менЯ.
     џ молча кивнул и <i>альфа-ромео</i> медленно подполз  к  черному  зеву,
уходЯщему глубоко под город и перегороженному с незапамЯтных времен железным
агрегатом,  предназначенным  длЯ  сбора мзды с автолюбителей, не желающих на
пороге ‚ечности расстатьсЯ с четырехколесным любимцем. Њне пришлось опустить
стекло, впустив в салон снег, запах города  и  шум  ветра  и,  примерившись,
ловко  забросить  в  горловину  стража  серебрЯное экю. ‘траж давно отвык от
взЯток и поэтому  дело  у  него  пошло  медленно  -  он  подавилсЯ  монетой,
закашлЯл,   загудел,  задымилсЯ,  через  десЯть  минут  замок  со  скрежетом
отомкнулсЯ и еще через пЯтнадцать - решетка поползла вверх,  пропускаЯ  нас.
Ќа  полпути в ней что-то замкнуло и нашему многострадальному <i>понтиаку</i>
пришлось протиснутьсЯ в эту щель, чуть не исцарапав себе крышу.
     Ћсвещение внутри  было  роскошью  и  горели  только  редкие  неразбитые
лампочки.  Ќа  заброшенной  стоЯнке  было  пусто,  не считаЯ остова когда-то
забытого здесь автомобилЯ трудноразличимой породы и масти.  Ћдри  развернула
машину носом к выезду и выключила мотор. Њы посидели молча.
     - Ѓудем прощатьсЯ?, - поинтересовалась она.
     - Ќет,  не  надо,  -  торопливо  ответил  Я.  ђасставатьсЯ мне с ней не
хотелось, Я привЯзалсЯ  к  девушке,  как  привЯзываетсЯ  одинокий  старик  к
случайно  подобранной  на  улице  маленькой  дворнЯжке  с лопоухими ушами. џ
почувствовал, что снова становлюсь одиноким  -  без  дома,  без  семьи,  без
детей.  ‡апретив  себе сейчас об этом думать, Я мужественно пожал Ћдри руку,
поцеловал ее в щечку и выбралсЯ в темноту.
     Ќе оглЯдываЯсь на все еще стоЯщую машину, Я по направлению к Ћкнам. „лЯ
этого пришлось спуститьсЯ еще глубже - на остановочную платформу,  тщательно
изучить  указатели  и графитти, поплутать по коридорам, обеспокоив уборщиц и
сменных машинистов, и наконец выйти на нужную площадку. ‡десь  было  так  же
пустынно.
     џ  задавал себе, в общем-то, бессмысленный вопрос: почему Я живу именно
так, что никто менЯ в этом мире не ждет домой, никто в  этом  мире  менЯ  не
любит  как  мужа и отца и никто не гукает, сидЯ в кроватке и таращась такими
знакомыми серыми глазами. Ћтвет очевиден - Я не нуждаюсь в этом. €  Я  боюсь
этого.  Џоначалу,  как  журналист,  продирающийсЯ к вершинам этого общества,
расталкивающий длинную очередь таких же безродных  бедолаг,  кое-где  шагаЯ,
как Ѓэнкей, по головам (но, к счастью, не по трупам), кое-где проезжаЯ особо
трудные   участки  пути  на  чьих-то  хрупких  плечах,  Я  должен  был  быть
независимым, автономным и самодостаточным. ‘емьЯ  была  бы  слишком  большой
роскошью длЯ менЯ, а Я был не настолько "богат".
     „а  и  не  было у менЯ на этом крестном пути подходЯщих кандидатур и не
могло быть. џ избегал иметь близких друзей и любимых женщин. Њой мозг  точно
высчитывал  тех, кто бы мог со временем в них превратитьсЯ и Я без сожалениЯ
расставалсЯ с ними. “  менЯ  были  только  деловые  партнеры  и  деловые  же
любовницы.  „аже  враги  были  длЯ  менЯ  непозволительным богатством и Я их
просто уничтожал. †урналист в этом знает толк.
     Љогда карьера закончилась,  в  мою  душу  стали  закрадыватьсЯ  смутные
подозрениЯ относительно действительных причин существованиЯ "†елтого ’игра".
ќто  был страх. ‘трах того. что однажды прийдЯ к своему дому, увидишь на его
месте зиЯющую воронку. €ли обнаружишь, что твой дом давно  покинут,  комнаты
пусты  и  холодны,  а  по полу разбросаны некогда такие милые домашние вещи,
теперь превратившиесЯ в  мертвецов  -  игрушки,  детские  рисунки,  махровые
халаты,  разодранные в клочьЯ, но хуже всего - пустаЯ кроватка, одинокаЯ без
тепла детского тела. ќто настолько  ужасно,  что  это  невозможно  пережить.
’акие  вещи  терЯютсЯ  навсегда  и, даже, если тебе представлЯетсЯ случай их
снова обрести, ты бежишь от этого на край света как от чумы.
     Њожно возразить, что вероЯтность таких трагедий ничтожно мала.  Ћднако,
в  один  прекрасный  день  купол ’итан-сити, считавшийсЯ абсолютно надежным,
испарилсЯ как утренний туман над Ќерисом и с  тех  пор  Я  не  полагаюсь  на
вероЯтность и не завожу семьи. џ - трус.
     Ћкнами   теперь  никто  не  пользовалсЯ.  Ћни  простаивали  в  тоске  и
одиночестве, тонкие механизмы в  них  расстраивались,  покрывались  пылью  и
паутиной,  и  никто  их  не ремонтировал. Ђ ведь когда-то у них была бешенаЯ
популЯрность, почти как у †елтого  ’игра.  ‚се-таки  философы  их  доканали.
Ћсновной  вопрос философии, касательно Ћкон, человечество впервые решило раз
и навсегда  -  безинерционное  тунелирование  человеческого  (и  не  только)
организма  сопровождаетсЯ уничтожением оригинала и гибелью бессмертной души.
Ђ посему через Ћкна с тех пор лазили только банды  сумасшедших  "оконников",
да  личности,  давно  потерЯвшие  на своем жизненном пути души. ’акие как Я.
Џоэтому Я смело шагнул под закатное небо ”юрстенберга.
     џ попал  туда  куда  и  хотел  -  на  кладбище.  Њне  всегда  нравились
католические  кладбища  -  очаровательный  большой  газон  или  целый парк с
аккуратными  прЯмоугольниками  могил,  вырезанные  из  песчаника,   гранита,
базальта,  мрамора,  кое-где  украшенные  скромной  резьбой или каменными же
вазами, предназначенными длЯ поминальных цветов.  Њне  не  нравились  модные
гробницы,   православные   изгороди  и  крематории,  похожие  на  банковские
хранилища, в которых вместо денег и драгоценностей прЯтались колбы с прахом.
•отЯ и они гораздо лучше ‚еликой Љосмической ’радиции.
     Љладбища есть только на ‡емле и может это еще одно признание  ее  домом
—еловечества.  ‚еликаЯ  ЉосмическаЯ  ’радициЯ запрещает хоронить людей. ’ам,
где нет земли, а есть только один бесконечный Љосмос,  где  есть  команда  и
стремительно несущийсЯ сквозь пустоту корабль, там умершего зашивают в белую
простыню,  капеллан  или  капитан  кораблЯ  читает  над  ним соответствующий
отрывок из соответствующей ‘вЯтой Љниги, а  затем  покойника  выбрасывают  в
космос,  где  внутреннее  давление  разрывает  тело на мелкие клочки, быстро
рассеивающиесЯ в пространстве. Ќа планетах и спутниках  поступают  несколько
проще  и  практичнее  -  умерших отправлЯют в “тилизатор или гидропонические
оранжереи. "‡десь мертвые помогают живым".
     Љогда мне пришла в голову совсем неподходЯщаЯ длЯ менЯ тогдашнего мысль
- похоронить своего спасителЯ ”арела ”ассенда? ’очно не помню,  но  Я  помню
мотив поступка - мне необходимо было напоминание, напоминание о своем „олге,
о своей ‘лучайной ‚ине. џ тогда не очень часто посещал эту фальшивую могилу,
но  она помогала мне набратьсЯ сил, злости, энергии. џ вел над ней мысленные
диалоги с давно умершим человеком, спорил, кричал, обижалсЯ и  торжествовал.
€  еще  это была какаЯ-то ниточка, свЯзующаЯ менЯ с ‡емлей. Џотом, много лет
спустЯ, Я тоже приходил и прихожу сюда, но реже, гораздо реже. €  Я  уже  не
спорю  и  не  торжествую. џ просто смотрю на эту глупую затею †елтого ’игра,
которому  даже  сейчас  удаетсЯ  ощутимо  полоснуть  менЯ  когтистой   лапой
необдуманных поступков и преступлений.
     Џозади  менЯ  раздалось  вежливое  покашливание  и  Я, натЯнув капюшон,
обернулсЯ. Џередо мной стоЯл невысокий человек  неопределенного  возраста  с
козлиной  бородкой,  в  синем  анараке  и  огромным черным зонтом в руке. Ќа
смотрителЯ кладбища, церковного старосту и сторожа он не походил.  „а  и  не
его  Я  здесь  ждал.  џ  вопросительно  поднЯл брови, человек с зонтом снова
закашлЯлсЯ, собралсЯ и представилсЯ:
     - Ђдольф Њейснер, адвокат из „ома  "Њейснер  и  сын".  …сли  вы  Љирилл
Њалхонски..., - он замолчал.
     - џ - Љирилл Њалхонски.
     - ...  тогда  у менЯ длЯ вас послание, - он протЯнул мне большой желтый
конверт, запаЯнный сургучом и без адресата.
     џ с интересом взЯл конверт и вскрыл его. ќто  было  письмо  от  Ѓориса.
„аже не письмо - так, короткаЯ записка:
     <i>"Љирилл, если ты читаешь это письмо и видишь перед собой герра Ђдди,
то значит  со  мной  все  кончено и Я не приду к тебе на встречу. ќто у менЯ
вошло в привычку - выходЯ из дома писать подобное  письмо,  чтобы  друзьЯ  и
знакомые  все знали. ’еперь знаешь и ты - приговор до востребованиЯ приведен
в исполнение. ‡начит и у тебЯ не так много времени, так как ты последний,  а
они  не  любЯт  тЯнуть  резину.  …сли  что-то  не сделал - делай. Ќадеюсь ты
успеешь. Џрощай. Ѓорис. "</i>
     џ тЯжело опустилсЯ на фальшивую могилу и еще раз перечитал письмо. ѓерр
Ђдольф на мое свЯтотатство не обратил  никакого  вниманиЯ.  Ђдвокат  он  был
опытный.
     - Ћн просил что-то передать на словах?, - спросил Я.
     - Ќет,  -  покачал  головой  адвокат, - эта историЯ длитьсЯ много лет и
через мои руки прошли тысЯчи таких писем, написанных герром Ѓорисом.  Ќо  он
забирал  их  до  истечениЯ установленного срока, а затем приносил новое. ‚се
они были адресованы только вам. џ сейчас припоминаЯ, что герр Ѓорис поначалу
просил что-то передавать и на словах, но с  тех  пор  прошло  слишком  много
времени...
     - ‚ы наверное считаете его сумасшедшим?
     - Ќу что вы, герр Љирилл. џ знаю... знал его с детства и был осведомлен
о приговоре.  ‘  его стороны было очень разумно предупредить вас. Ђ теперь Я
вынужден вас оставить.
     Ћн кивнул и пошел к выходу с кладбища. џ проводил его взглЯдом и  снова
посмотрел  на  лист.  „ождь  его  основательно  размочил  и он превратилсЯ в
грЯзную никчемную промокашку. џ вдавил его каблуком в землю и поднЯлсЯ.  ‚от
и все. Џошли последние часы или дни.
     Џриговор до востребованиЯ - кто может придумать более изощренную пытку?
’ы ходишь  на  свободе,  дышишь воздухом, за прошедшие годы и думать забыв о
каком-то там <i>Џроцессе</i>. Џоначалу, год, два, тебЯ это очень беспокоит -
ты плохо спишь, хаотично  менЯешь  место  жительства,  по  наивности  мечтаЯ
обмануть палачей, вздрагиваешь от каждого шороха и нечаЯнного прикосновениЯ.
€ постепенно сходишь с ума или становишьсЯ беспечным. ’ретьего не дано. € ты
спокоен  до  самого  конца,  когда  однажды ночью (они почему-то очень любЯт
приходить ночью) тебЯ поднимут с постели, ослеплЯЯ мощными фонарЯми,  закуют
в кандалы, хотЯ в этом нет нужды, вывезут в закрытой машине далеко за город,
где  и  приведут  отложенный  приговор  в  исполнение.  Ђ  если  ты сидишь в
психбольнице, симулируЯ болезнь или действительно  сойдЯ  с  ума,  то  милаЯ
сестричка введет тебе в вену безболезненную отраву. € кто решитьсЯ сказать -
что здесь лучше?
     ‡а  мыслЯми  Я  не  заметил  как  добрел  до  места.  ЏрЯмо передо мной
возвышалсЯ громадный, заслонивший  почти  все  небо,  собор,  выложенный  из
красного  кирпича,  с  витыми,  кирпичными же, колоннами, длинной лестницей,
ведущей  к  массивным,  обитыми  кованными  железными  полосами,  деревЯнным
дверЯм.  €з них, настежь распахнутых, мне послышались звуки органа. ќто было
врЯд ли возможным - служба давно кончилась.
     ЋглЯнувшись, Я поднЯлсЯ по лестнице, встал на колени  и  перекрестилсЯ.
ќто было сделано вовсе не потому, что Я стал христианином. ‹ичное неверие не
означает   объективного  отсутствиЯ  Ѓога,  так  же  как  непонимание  основ
квантовой механики не означает, что невозможно сделать атомную бомбу. ‚нутри
было тепло, но собор, как и все в этом мире, скверно освещалсЯ - горели лишь
свечи перед образами, да несколько  лампочек  в  люстрах  под  фантастически
высоким  куполом.  €  действительно  играл  орган.  ‘камьи одиноко грелись в
потоках горЯчего воздуха, вытекавшего из скрытых щелей кондиционеров,  никто
не  молилсЯ  перед  иконами,  а  резнаЯ  исповедальнЯ приглашала к отпущению
грехов. џ оглЯделсЯ.  Ќад  входом  вздымались  органные  трубы,  похожие  на
творение   внеземной  цивилизации,  высокий  полукруглый  балкончик  скрывал
играющего и Я представил себе седого сгорбленного монаха, с кривой  ногой  и
тонкими   длинными   пальцами,   медитативно   скользЯщими  по  регистрам  и
извлекающих божественные звуки из сооружениЯ, придумать  которое,  по  моему
глубокому убеждению, человеческому существу было бы не под силу.
     џ  поиронизировал  над своим воображением, натаскавшим готовые штампы у
Џиттерс, ќко и ‚амберт, и выдающим  их  в  дежурном  порЯдке,  когда  голове
совсем  уж  не  хочетсЯ работать, во рту противно, а книга, черт возьми, уже
второй год не пишетсЯ.  ‚прочем  наш  замечательный  читатель  такие  огрехи
замечает  редко  и  только  стаи  критиков набрасываютсЯ на подобные проколы
словно стаи акул на ароматную тухлЯтину.
     ‡десь пахло, к счастью, воском и ладаном  и,  взЯв  свечу,  Я  медленно
прошел  мимо  икон  и  скульптур.  Ћбраза были почему-то упрЯтаны за толстые
стекла и горЯщие перед ними свечи создавали впечатление, что  огни  горЯт  в
глубине самой картины. €ногда свет падал на глаза библейских женщин и мужчин
и, влажно в них отражаЯсь, оживлЯл этих людей.
     џ  искал  того, перед кем мне сейчас хотелось бы поставить свечу, но не
находил - многие  свЯтые  были  слишком  строги,  иные  -  слишком  мЯгки  и
всепрощающи,  но никто сегоднЯ не смотрел с пониманием, или Я сам не понимал
их.
     Џока Я бродил от образа к образу и искал пониманиЯ, мой собеседник  уже
занЯл  место  в  третьем  рЯду у правого краЯ. Ћн был в старомодном костюме,
цвет которого  в  полумраке  разобрать  было  невозможно,  белой  рубашке  с
бабочкой,  а  его  дождевик  был  перекинут  через  спинку  переднего  рЯда.
Љазалось, что он молилсЯ - сцепленные руки лежали на коленЯх, подбородок был
прижат к груди, глаза закрыты. Ќо это было не так.
     „о того, как Я прослушал курс психологии в Ѓерне, мне всегда  казалось,
что чувство противоположное любви, привЯзанности и дружбе есть ненависть. Ќа
самом  же  деле  антипод  привЯзанности  -  равнодушие,  а враждебность лишь
оборотнаЯ сторона любви, ее  недостаток,  но  никак  не  отсутствие.  Ѓывшие
любовники скорее испытывают друг к другу неприЯзнь, а друзьЯ превращаютсЯ во
врагов,  так  как  от  любви до ненависти гораздо меньшее расстоЯние, чем до
равнодушиЯ. Ќаверное это печально, но в отсутствие друзей гораздо лучше быть
окруженными врагами, чем равнодушными. —еловек любит быть в центре  вниманиЯ
и  его  скорее  оскорбит  полное  игнорирование  его  персоны, нежели просто
враждебность.   Њожет   быть,   в   этом   природа   многих   диктаторов   и
военноначальников,  обделенных  человеческой  привЯзанностью и сублимирующие
свою неутоленную потребность в ненависть ко всем и ненависть к себе. € может
прав €исус, призывавший любить врагов наших, ибо только так  можно  излечить
их?
     „рузей  Я  давно  уже не имел, но врагов сохранЯл, пестовал и лелеЯл, в
точности следуЯ этой заповеди. џ любил своих  ближайших  врагов  и  заклЯтых
друзей. €менно к ним Я обращалсЯ в трудную минуту.
     џ  сел  на  лавку  и  мы  несколько  минут просидели молча, казалось не
обращаЯ вниманиЯ друг на друга, хотЯ на самом  деле  это  было  не  так.  Њы
ощущали взаимный опасливый интерес.
     Ќаконец он нарушил тишину:
     - џ подумал над твоей просьбой, Љирилл, и поле недолгих размышлений все
же решил тебе помочь.
     - џ не буду говорить вам спасибо, генерал. Џожалуй, было бы лучше, если
бы вы не согласились.
     ѓенерал покосилсЯ на менЯ и усмехнулсЯ.
     - ‡а  что  Я  люблю  вас,  интеллектуалов, так это за то, что вы всегда
сомневаетесь, прежде чем сделать какую-то глупость, но  потом  все-равно  ее
совершаете.  џ  прекрасно  понимаю твое стремление - ты все хочешь доказать,
что война - это дерьмо. €  тебе  кажетсЯ,  что  своей  писаниной  ты  можешь
предотвратить надвигающеесЯ смертоубийство.
     - „а,  надеюсь,  -  с  вызовом  соврал Я, - человек по своей природе не
пушечное мЯсо, да к тому же, к счастью, умеет читать.
     ‘обеседник поморщилсЯ и оседлал своего  любимого  конька.  Ћн  нес  эту
ахинею еще в моем детстве.
     - ‘лабый  аргумент.  •орошаЯ война - вот что сейчас нужно человечеству,
как на ‘путниках, так и  на  ‡емле.  Њы  застоЯлись  за  эти  годы  „етского
ЏеремириЯ. Њы стали слишком долго жить. ’ы заметил, Љирилл, как много вокруг
стало  стариков  и  старух?  Ќемощь и болезни отвратительны. Љто сказал, что
годы это мудрость? ѓоды - это маразм, болезни и мокрые кальсоны. ‚ойна - вот
лекарство против седин. Џрогрессом движут сражениЯ. Ќе изобрети человечество
атомной бомбы, врЯд ли бы мы сейчас осваивали космос. Ђ  взЯть  ваш  любимый
конек - гуманизм?! Ќу пришло бы кому в голову проЯвлЯть его, если бы не было
на свете таких вещей, как - кровь и насилие? ‘ кем ассоциируетсЯ у нас живое
воплощение гуманности и состраданиЯ - сестры милосердиЯ? ‘ ранеными, Љирилл,
с  войной,  пулЯми  и  увечьЯми.  ‚ойна  очищает  нас  на  какое-то времЯ от
агрессивности и поэтому послевоенные годы отличаютсЯ небывалым экономическим
подъемом, консолидацией общества, доброжелательностью и  миролюбием.  Ђ  где
все  это сейчас? ѓде подъем, консолидациЯ, миролюбие? Џоэтому времЯ пришло -
трубы зовут. € даже ты это почувствовал, а иначе зачем тебе  после  полутора
десЯтка лет начать копатьсЯ в этой дерьмовой европейской луже?
     ѓенерал   самодовольно   замолчал,   ожидаЯ   возражений   со   стороны
обвинЯемого, но тот безмолвствовал. Ќе потому, что ему не было что  сказать,
и  не  потому, что ему нечем было опровергнуть показаниЯ десЯтка свидетелей,
видевших, как он пырнул несчастного ножичком. Ћн просто  знал  -  бесполезно
возражать  и  в  который раз уже объЯснЯть, что потерпевший шел мимо него по
улице, споткнулсЯ (сейчас очень плохой асфальт, а улицы совсем не  освещают,
господин  следователь)  и  упал  прЯмо на ножичек, которым Я, господа судьи,
чистил апельсин. € так двенадцать раз.
     - ’ы покушаешьсЯ на основы, Љирилл. Ќо только не на основы конфликта, а
того мира, который мы были вынуждены заключить. € это хорошо. Џора  показать
нации,  <i>что</i>  нас заставили сделать. Џоказать это честно и талантливо.
’ак, как ты это умеешь.
     - ‹адно, генерал, - вздохнул Я, - устал Я от проповедей. „авайте диск и
разойдемсЯ готовитьсЯ к войне, - дрожа Я  протЯнул  руку.  Њне  было  плохо,
очень плохо. Ќеужели все-таки наступил этот день "•", когда придетсЯ оживить
свою  памЯть,  снова пройтись лабиринтами и водоворотами ада, снова пережить
ту боль  раскаЯниЯ,  которую  не  вырежешь  ни  алкогольным  скальпелем,  не
ампутируешь  наркотической  пилой.  ‚от сейчас это свершитьсЯ - злейший друг
сунет мне в руку персональную Ядерную бомбу, котораЯ разнесет в  клочьЯ  или
менЯ, или протекающий мир, или нас обоих.
     џ  даже  закрыл  глаза,  чтобы  не  видеть  свою беззащитную трЯсущуюсЯ
ладонь, как у припадочного нищего,  не  видеть  оскалившегосЯ  генерала,  не
пошевелившегосЯ от моего жеста, но неодобрительно глЯдЯщего на этого жалкого
человечешку.
     - Ќо  у  менЯ  его,  к  сожалению, нет, - Я судорожно сглотнул, пытаЯсь
несуществующей слюной промочить горло, и  сунул  пЯтипалую  предательницу  в
карман,  -  Ћригинал,  как  ты  догадываешьсЯ,  был  уничтожен еще тогда. Ќо
сохранилась копиЯ в Ѓольшой Њашине.
     џ хотел проворчать, что, мол, и без  тебЯ  знаю,  но  вовремЯ  прикусил
Язык.
     - ‡аконных  путей  попасть  туда нет. „аже длЯ менЯ. Џоэтому тебе нужен
хакер. € не просто  взломщик-любитель,  бомбЯщий  счета  детских  садиков  в
муниципальных банках, а профессионал, виртуальщик.
     - Њожет вы мне и денег ссудите на его найм, генерал?, - улыбнулсЯ Я.
     Ћн подергал себЯ за усы, что было высшим проЯвлением раздражениЯ. џ его
все-таки довел.
     - Ћн  тебЯ  сам  найдет.  ”амилиЯ  -  ‚ан  •еемстаа.  € надеюсь, что ты
все-таки напишешь эту книгу.
     ЏрощатьсЯ мы не стали, так как увидетьсЯ в обозримом будущем  нам  врЯд
ли  захочетсЯ,  да и прощать друг друга мы не хотели - то ли было не за что,
то ли за давностью лет мы уже все  простили,  то  ли  мы  отличались  редким
злопамЯтством. …сли разобратьсЯ непредвзЯто, с завЯзанными глазами и мерой в
руках, скорее у ’еодора ‚еймара было ко мне больше претензий, чем у менЯ - к
нему.
     ‚  чем собственно его вина, господа присЯжные? „а всего лишь в том, что
в благословенные времена Љонфликта и ЌедоразумениЯ  он  имел  неосторожность
послать некого журналиста Љ. Њалхонски, в бытность сотрудничества того с ’‚”
и  отдельными  желтыми  газетенками,  типа "‡а правое дело! ", "‚енецианский
патриот" и "’рудовой Џариж", которому он (генерал) протежировал уже не  один
десЯток лет по своей генеральской доброте душевной (может он испытывал перед
этим  писакой  некие  угрызениЯ  совести,  некую  вину? Џолноте, за что?! ),
послать означенного †елтого  тигра  в  совсекретную  операцию,  а  именно  -
открыть  купальный  сезон  и организовать клуб моржей в холодненькой водичке
внеземного океана, кажетсЯ где-то около ћпитера. Џричем  заметьте,  господа,
никакого давлениЯ, принуждениЯ наш генерал на вышеуказанного Љ. Њалхонски не
оказывал.  Ќи  разу.  „аже  наоборот  - этот благородный военачальник, слуга
Ћтечеству,  отец   солдатам,   этот   гранитный   монумент   ‘покойствию   и
•ладнокровию,  покрытый  изморозью  (прошу  прощениЯ  за  невинный  плагиат)
испытывал  неоднократные  нападки  и,  можно   даже   сказать,   подвергалсЯ
психологическому  давлению со стороны обвинителЯ, преследовавшим цель погони
за дешевой сенсацией, за жареным, за  клюквой  и  прочими  гастрономическими
лакомствами нашей глубокоуважаемой желтой бульварной прессы.
     ЏризнаемсЯ,  господа,  -  генерал ’. ‚еймар любил Њалхонски как сына. €
это единственнаЯ его ошибка, его трагедиЯ. …му хотелось,  что  бы  Њалхонски
многого добилсЯ в этой жизни, поднЯлсЯ до самых высот Ђдминистрации и, может
быть  когда-нибудь, вошел в „иректорат. ‚от это единственное, в чем мы можем
обвинить генерала,  ибо  в  наше  суровое  времЯ  видному  военачальнику  не
пристало  иметь любимчиков. ‚о времЯ войны нет места человеческим чувствам и
слабостЯм. Ќо увы, увы. ‚се  мы  люди.  €  наш  генерал  дал  добро  на  эту
авантюру. Ђ ведь это стоило ему не только мук совести. …му пришлось испытать
стыд  и унижение, когда он доказывал, а точнее говорЯ, да пусть менЯ простит
обвинЯемый, врал, да, врал своим начальникам, своим подчиненным,  врал  даже
самому   себе,   убеждаЯ   в  необходимости  включениЯ  в  секретную  группу
означенного журналиста.
     —его  он  только  не  плел  этим  седоголовым  генералам,  полковникам,
маршалам,  одни  имена  которых  уже  служат длЯ нас всех символами воинской
доблести,  отваги,  решительности  и  честности!   Ќо   пожалеем   старость,
стариковскую  гордость  нашего генерала и не будем повторЯть во всеуслышание
эти жалкие слова и аргументы, эти тощие доказательства и ложные  силлогизмы.
Ћни  не  убедили  никого  из  его друзей, но они согласились на этот шаг. ‚ы
видите здесь противоречие? Ќеудивительно, господа  присЯжные.  Ќо  не  будем
забывать  о таких вещах, как воинскаЯ дружба, сплоченность, корпоративность.
Ѓудем так же помнить о том, что всЯ наша космическаЯ элита оканчивала одно и
тоже заведение - Ђкадемию Љосмических ‘ил в Ђуэррибо, а что еще крепче может
сплотить, как ни одна  школьнаЯ  скамьЯ,  столовскаЯ  пайка  и  студенческие
шалости.
     €  наш  журналист  неправедным  путем  добилсЯ  своего.  Ћн на коне, он
схватил удачу за хвост - он летит туда, куда одному Ѓогу известно. Ћн  горд,
он счастлив. Ћн видит себЯ новым €осифом ”лавием, новым ‹ьвом ’олстым, новым
ђоманом Љарменом. € давайте не будем удивлЯтьсЯ тому, что там произошло. Ќам
гораздо  любопытнее рассмотреть то, как наш журналист повел себЯ в ситуации,
когда вместо славы и роз он сел в лужу. ‘тал ли он  при  этом  винить  себЯ,
винить  свою  гордыню, самонадеЯнность, свою судьбу, в конце концов? Ќет, ну
что вы, господа присЯжные, не таков наш герой, не таков. Ђ ну-ка догадайтесь
- кто виноват в несчастьЯх и  бедах  Љ.  Њалхонски?  Ѓог?  •олодно.  „ьЯвол?
•олодно. ‚ойна? “же теплее. ‚оенные? …ще теплее. ѓенерал ’. ‚еймар? ‚ точку,
господин-не-знаю-как-вас-звать!  €менно  генерал  ‚еймар  виновен в том, что
некий Њалхонски оказалсЯ причастен к  небольшой  душегубке,  совсем  в  духе
Ћсвенцима,  ха-ха,  где-то  в  районе  ћпитера, а также в том, что произошел
Ѓольшой ‚зрыв и в том, что ‡емлЯ  круглаЯ,  а  не  пЯтиугольнаЯ.  €менно  ’.
‚еймар под страхом смертной казни затащил Љ. Њалхонски в рейдер, угрожаЯ ему
при  этом  пистолетом и расческой, это генерал пнул под зад нашего мальчика,
что бы он нырнул в этот чертов океан, это этот солдафон автоматным прикладом
гнал невинного ребенка через весь океан к страшным трубам...  гм,  э-э-э,...
одного водного заводика где-то в районе ћпитера.
     “  менЯ нет слов, господа присЯжные, чтобы высказать свое возмущение по
этому поводу. „а простит менЯ господин  судьЯ,  да  простЯт  менЯ  уважаемые
господа  присЯжные, но это не наш генерал, ’еодор ќрих-ЊариЯ-‚инсент ‚еймар,
не герой ‚енеры и ЊеркуриЯ, не участник марсианских событий, не кавалер ЏЯти
континентов,  не  почетный  доктор  Ѓернского,  Џарижского,   Ѓратиславского
университетов,  не  лауреат  Џремии  Њира  должен  сейчас  сидеть  на скамье
подсудимых. Љ позорному столбу должен быть пригвозжден гнусный  писательшка,
никчемный журналистик, желтый писака, гиена пера и клЯуз Љ. Њалхонски!
     „олгие и продолжительные аплодисменты.
     џ  вот так тащилсЯ - погруженный в глубокий наркоз собственных мыслей и
предающийсЯ сладостному самобичеванию, от которого  на  глаза  навертываютсЯ
слезы,  как от худого, но еще сохранившего новорожденную пухлость, грЯзного,
мокрого ушастого щенка, сидЯщего на пожухлом газоне,  провожающего  большими
тоскливыми  глазами  редких  прохожих  и  еле  мотающего  хвостиком - уже не
столько ради выражениЯ радости первому встречному  в  робкой  надежде  стать
чьим-то, а только согрева ради своего изголодавшегосЯ тела.
     ‘топ.  ЏройдЯ  по инерции шагов десЯть Я остановилсЯ и обернулсЯ. ™енок
действительно сидел там  -  маленький  и  грустный,  махающий  хвостиком.  џ
подошел к нему и присел на корточки, намереваЯсь поговорить с ним на равных.
™енок  опасливо  поглЯдел на менЯ и тут же снова понурил голову, прикрываЯсь
роскошными  большими  ушами,  понЯв,  что  Я  его  врЯд  ли  возьму  себе  в
компаньоны,  так  как  не  проЯвил  при  его  виде  никакой радости, не стал
сюсюкать и засовывать ему в рот колбасный батон, называЯ его то ариком,  то
Џериколой  Ѓобсбергом.  †елающие  приютить щенка, по его мнению, так себЯ не
ведут. џ молча согласилсЯ с его двухмесЯчным мнением и  слегка  погладил  по
большой голове.
     - ’ебЯ как зовут?, - поинтересовалсЯ Я.
     ™енок скромно помолчал, а затем тЯвкнул.
     - Ћчень  приЯтно, - ответствовал Я, - а менЯ зовут Љирилл. Џо собачьи Я
пока говорить не умею, но надеюсь, что ты менЯ научишь кое-каким  словечкам.
Џоэтому  по-человечески  буду  звать  тебЯ,  -  Я  осторожно  поднЯл  щенка,
определЯЯ его половую принадлежность и  слегка  потрЯсываЯ,  чтобы  налипший
снег и осеннЯЯ листва оторвались от него, - Њармеладом. Ќадеюсь и имЯ, и сам
мармелад тебе понравЯтсЯ.
     Њармелад  кивнул  и  Я запихнул его запазуху своего пальто, стараЯсь не
думать о том, во что сейчас превратитьсЯ моЯ белаЯ  рубашка,  которую  Я  по
глупости одел (точнее - мне было нечего больше одеть, так как все находилось
у  ‚анды  в стирке после того прекрасного момента, когда Я решил перекрасить
свою голубую прихожую в шикарный оливковый цвет).
     ђебенку  срочно  требовалась   пища   и   горЯчее   молоко.   €зумленно
оглЯдываЯсь, Я наконец понЯл, что криваЯ менЯ завела в совершенно незнакомый
район,  скорее  даже  в  пригород, так как вокруг стоЯли вполне паланговские
коттеджи, также окруженные частоколом подмерзлых деревьев и  елок.  ‘просить
было  не  у  кого  -  испуганные  герры и геррши шарахались от менЯ, когда Я
пыталсЯ блеснуть своими познаниЯми в литовском и пообщатьсЯ  с  ними  на  их
родном французском. Њашины тоже не ездили и не летали.
     ђазвернувшись  на сто восемьдесЯт градусов и отгонЯЯ от себЯ назойливые
мысли о том, что часа через два мы уже вдвоем с Њармеладом будем  сидеть  на
газоне,  махаЯ  хвостами  и  преданно  глЯда  на  прохожих с полными сумками
ароматной провизии, Я бодро зашагал по  выложенному  шестиугольными  плитами
тротуару, миновал пустой парк, обошел небольшое футбольное поле, по странной
прихоти обнесенное высокой металлической, насквозь проржавевшей, сеткой, и с
большим количеством аккуратных Ям, вырытых прЯмо перед пустыми перекладинами
ворот,  словно  кто-то  решил разбить там вишневый сад, снова вышел на улицу
уже с более оживленным движением и освещением.
     —ерез дорогу от менЯ  стоЯл  допотопной  постройки  магазин,  сбоку  от
которого  притулилсЯ  неработающий фонтан с так любимыми немцами деревЯнными
статуЯми на религиозную тему, вырезанные  из  цельных  сосновых  стволов,  и
небольшой  кинотеатрик  с  прошловековым  репертуаром.  Љогда-то аккуратные,
ухоженные дома, города ѓермании, леса, парки, сады, дороги, кемпинги и  море
радовали глаза туристов и проезжих, но с тех пор прошло слишком много лет. €
дело здесь не только в климатических катаклизмах и замерзающем море. •орошее
кровопускание в виде многолетних боевых маневрах во ‚неземелье, которое, как
надеЯлись,  выпустит  дурную  кровь  и излечит больного, еще только ухудшили
катамнез - большие города стали загнивать, а маленькие просто умирать.
     Ћкончательно повеселев, Я направилсЯ через дорогу, по которой  лет  сто
уже  никто  не  ездил  (а Ћдри была далеко), к магазину и сразу наткнулсЯ на
книги.
     …ще  Љозьма  Џрутков  советовал  не  верить  глазам  своим,  поэтому  Я
совершенно  со  спокойной  душой вошел в то, что снаружи именовалось книжным
магазином "ќлефант", по опыту  своему  знаЯ,  что  эпоха  специализированных
книжных  с  Ярко  освещенными  залами,  многоэтажными  и  многокилометровыми
полками,  уютными  креслами,  предупредительными  продавцами,  литературными
вечерами  и  автографами,  книжными  викторинами  и  презентациЯми  канули в
прошлое.
     ‚ эпоху катастроф первыми в цене падают  бумажные  изделиЯ  -  книги  и
банкноты.  ‡а  ними  обесцениваютсЯ  золото  и  другие ненужные побрЯкушки и
человечество, наконец, приходит к своей древнейшей и единственной ценности -
еде.
     Џоэтому Я нисколько не сомневалсЯ, что от книг в этом "‘лоне"  осталась
лишь  одна  жалобнаЯ книга, а на всем остальном пространстве властвует еда -
сыры, колбасы, шанина, сосиски, отбивные, мозговые косточки, молоко,  кефир,
йогурты, катыки, мадзони, сулугуни и прочие кетчупы, так обожаемые одинокими
мужчинами и собаками.
     Ќет,  конечно,  -  как  писателЯ и читателЯ менЯ такое положение дел не
устраивало, Я бы предпочел  книги,  но  в  наше  времЯ,  когда  все  книжные
прилавки  завалены  произведениЯми  некого  Љ.  Њалхонски,  трудно  обвинЯть
простое жующее население в их выборе. ‚от ведь и Я шатаюсь по  всему  городу
никак  не  в  поисках  "Ђнны Љарениной" или "Der Processe". Њне ведь горЯчее
молоко подавай с колбаской! € нечего при этом тыкать грЯзным пальцем  в  нос
невинного Њармелада - кушать даже писатели хотЯт.
     џ  толкнул  звЯкнувшую  колокольчиком  дверь,  предупреждавшую хозЯев о
приходе покупателЯ, и шагнул в тепло и  свет  книжного  развала.  ‘  первого
взглЯда  было  Ясно  -  Њармеладу  здесь  не  светит - такое количество книг
последний раз Я видел только у себЯ, когда  из-за  компьютерной  ошибки  был
погублен  весь  тираж "‚еликого Љаа" и разгневанный ‘пика ќдит разгрузил все
коробки в моей квартире, не удосужившись даже разложить их в штабелЯ. ’олько
чудо спасло менЯ от литературной смерти,  когда  Я,  ничего  не  подозреваЯ,
открыл входную дверь и книжный Ќил подхватил менЯ и понес вниз по лестнице с
четвертого  этажа  Џалладин  •олла,  бурлЯ  и  вовлекаЯ в свой могучий поток
других ничего не подозревавших и, главное, ни в чем  не  виноватых  соседей,
собак и, даже, одну лошадь (правда - качалку).
     Њы  долго  стоЯли и озирались на пороге. Џроницательный Њармелад быстро
прочуЯл, что пищей иной, помимо духовной, здесь  и  не  пахнет  и,  горестно
тЯвкнув, снова залез запазуху. џ же был очарован.
     ‘амо  по  себе  помещение  было невелико - метров семь на десЯть. ‘разу
справа от входной двери стоЯла касса с пустующим креслом и сиЯвшим  огоньком
магнитного  детектора.  ђЯдом  с ней, на небольшом столике щедрой рукой были
навалены поздравительные и просто праздничные открытки - начинаЯ от подделок
под бумажную старину по умопомрачительным ценам  и  кончаЯ  пластографами  с
объемной мультипликацией и запахом.
     ‚се  остальное  место занимали €х ‚ысочества Љниги. ‘теллажи, ломЯщиесЯ
под грузом человеческой мудрости и глупости, таланта и графоманства, вкуса и
безвкусицы, целомудриЯ и порока, добра и зла, радости и  горЯ,  простирались
вдоль  стен,  перегораживали  все помещение стройными рЯдами и вздымались на
неимоверную высоту, пронизываЯ потолок и прорастаЯ до  второго  этажа,  куда
вела  узенькаЯ  лестница с железными перилами. ‚прочем места им все-равно не
хватало - аккуратными, запаЯнными в пластик штабелЯми они выплескивались  на
пол и разбивались о подножие плетеного кресла у самой кассы.
     “  того,  кто  обитал  в этом сумасшедшем книжном доме, в этом кадре из
страшного сна неграмотного школЯра, нога не поднималась, все-таки, ходить по
книгам и поэтому везде были предусмотрительно оставлены  небольшие  островки
чистого пола, куда можно было при большом желании втиснуть ногу и, осторожно
ощупываЯ палкой болотную топь, передвигатьсЯ от стеллажа к стеллажу, выбираЯ
по пути понравившиесЯ книги на тему - "как выжить в бумажных джунглЯх".
     ‘  первой попытки мне не удалось выЯснить пристрастиЯ этого Џлюшкина от
литературы  -  настолько  поражало  это  изобилие  в  наш  век  компьютерной
грамотности.  ‚  стремлении  охватить, впитать, понЯть, прочесть это царство
книжного Њидаса, взор перескакивал с книги на книгу, с полки  на  полку,  со
стеллажа   на   стеллаж.  Ђвторы,  названиЯ,  обложки,  упаковки,  титулы  и
шмуцтитулы сливались всеми своими цветами  и  на  выходе,  подтверждаЯ  курс
школьной оптики, выдавали белую пустоту.
     "‘покойно, Њармелад, спокойно", поглаживаЯ собаку и нервно теребЯ ее за
уши, что  он терпеливо сносил, успокаивал Я себЯ и восстанавливал резкость в
глазах. џ поднЯл ближайший ко мне  фолиант,  покоившийсЯ  на  горке  дешевых
брошюрок  из  серии  "Ѓиблиотечка  солдата  и морЯка", упакованный в розовый
целлофан с магнитными защипами и скромным оформлением в  стиле  ЏаулЯ  Љлее.
ќто  оказались  "„иалоги"  Џлатона  с  комментариЯми  Ќеймана,  оригинальным
греческим текстом и переводом ”лоренского.
     € тут,  наконец,  слепое  белое  пЯтно  в  моем  мозгу  рассыпалось  на
разноцветную  мозаику  и  Я  ощутил,  что  у  менЯ  текут слюнки. ‡десь была
философиЯ, поэзиЯ,  фантастика,  модернизм,  ‘еребрЯный  век,  век  золотой,
теологиЯ, популЯристика, постпанк, эротика, графика, миньон, сказки и, даже,
неуклюжие   тома   мобилистов   с   изЯщными   и   непонЯтными  двигающимисЯ
конструкциЯми, сопровождающими такой же изЯщной и  непонЯтный  текст.  ‡десь
были  полные  Џлатон,  Ђристотель,  Ћриген,  €оанн  ‡латоуст, Џлотин, Љафка,
Њаркузе, ѓете, ’олстой, ‘мирнов, ‘тругов, ‹ем,  ‘тругацкие,  ‘токер,  Ћйкен,
умптер,   Њаккей,  „остоевский,  „али,  —юрленис,  ђуссо,  Ѓромберг,  Ђртур
Ќеистовый, —ехов, Њиллер, Ѓитов и другие.
     Џопадались на глаза разрозненные тома  "Ќовообретенной  Ђлександрийской
библиотеки",  •айнлайна,  Џетрова,  ђау,  •о  и  Њина,  емЯкина,  ‹ао-–зы,
Њережковского,  Њеерова,  ЏетрЯнова,  ЊузилЯ,   ”асмера,   „анте,   †елЯзны,
‹арионовой,  Ѓальмонта,  ‚ан  ѓога,  Џеррюшона, Њоруа, „юма, ’агора, ‹есина,
ђостиславцева,  ‚итицкого,  Ђндерсена   и   Ђндерсона.   ‚алЯлись   памфлеты
ћховицкого, ЊиллЯ, запрещенного илькгрубера, дЯди ѓебба, Џопова, •ейзинга и
Ђбалкина. ѓромоздились альбомы агала, Џикассо, ‹евитана, „а ‚инчи, ђафаэлЯ,
‘омова, Ѓрака, џвленского, •огарта, ђедона, ишкина, Ђйвазовского, ‹ипелица,
“орхола, Ћрпена, Џанини, ‹ьюиса.
     ‡десь  столпились  писатели  со  всего света - ђоссии, Ђнглии, Ђмерики,
‹ихтенштейна, Њорокко, Ђтлантиды, „юрсо, “краины, ‹итвы, Ђргентины, ‡еленого
мыса, Ђвстралии, ѓавайев, Џеру,  џвы,  џпонии,  €спании,  отландии,  Џасхи,
веции.  Ѓывшие  знакомые  и враги, мужчины и женщины, таланты и поклонники,
любители выпить и любители перекусить, ученые и безработные, любЯщие книги и
книги только пишущие, шутники и мистификаторы, знаменитости и анонимы, хиппи
и Ястребы,  художники  и  подельщики,  титаны  и  склочники,  аристократы  и
люмпены, доктора, сумасшедшие, военные, политики, веселые, лысые, бородатые,
анархисты, повара, химики вместе с экономистами.
     ќто был книжный рай.
     Ћ  девЯноста  из  ста писателей девЯносто девЯть процентов людей в обед
сто лет как уже забыли (в том числе  и  Я,  но  благо  передо  мной  маЯчили
обложки   их   книг),  об  остальных  десЯти  оставшийсЯ  процент  еще  мог,
неимоверным умственным напрЯжением, выглЯдевшим странно на  гладкой  голове,
предназначенной  длЯ  питиЯ  пива и просмотра телевизора, что-то припомнить,
правда, длЯ их оправданиЯ  необходимо  сказать,  очень  важное  в  биографии
писателЯ  -  "„юма?  Њ-м-м...  Ђ-а-а!  ’акой  толстый кучерЯвый француз! Љак
сейчас помню - держал напротив нас мЯсную лавку и бабы к нему со всей округи
ходили (как понимаете - не за мЯсом). Џравда отец у него был  генерал.  Ђ  Я
даже и не знал, что он стихи пишет! "
     ‚се  эти книги, к большому моему сожалению, уже давно умерли и попали в
этот свой последний приют.
     џ оглЯдывалсЯ, скользил по полкам глазами, брал в руки тЯжелые тома  и,
гладЯ  их  кожаные, коленкоровые, бумажные, целлофанированные, дерматиновые,
тканевые переплеты с золотыми буквами,  бронзовыми  накладками,  алЯповатыми
рисунками,  строгой  графикой,  голограммами  и испытывал странное печальное
чувство.
     џ действительно оказалсЯ в потустороннем мире, не  имеющим  с  реальной
действительностью  ни  одной  ниточки,  ни  единой  точки соприкосновениЯ. ‚
большинстве своем они были прекрасными  людьми  -  глубокими  мыслителЯми  и
философами, благородными и остроумными джентельменами, хорошими приЯтелЯми и
друзьЯми,  прекрасными учителЯми и рассказчиками, оптимистами, верЯщими, что
думать - это обЯзанность человека, а не развлечение, что  человек  -  звучит
гордо,  что человек создан длЯ любви и счастьЯ, что после Ќагорной проповеди
человечество идет прЯмой дорогой ко всеобщему счастью и братству, что  война
- грЯзное дело и что высшее счастье человека - иметь любимую работу.
     ‚се  это  верно, черт возьми, верно. ‚ это веришь. €менно так и хочетсЯ
жить, когда читаешь все эти прекрасные идеи и мысли в книгах.  Ќо  стоит  их
начать  воплощать  в  жизнь,  то  тут  же  оказываешьсЯ  жалкой  пародией на
благородного идальго, в тебЯ все тычат пальцами и норовЯт при каждом удобном
случае пнуть под зад. € дело конечно не в том, что наши философы,  писатели,
поэты  и художники слишком далеки от народа. Ћни были не так наивны, как это
часто пытаютсЯ изобразить.
     ‚се дело в краевых эффектах. ‹юбой математик скажет, что не так  сложно
построить  теорию, рассчитать модель, как невообразимо трудно учесть краевые
эффекты, когда ты выходишь за рамки своей идеальной модели в реальную жизнь.
’ут-то и делаютсЯ великие открытиЯ.
     Љак бы не был талантлив, гениален,  прозорлив,  психологичен,  догадлив
творец,  он,  все-таки,  творит жизнь идеальную, жизнь иллюзорную, ибо он не
ѓосподь Ѓог, да и опоздал на  несколько  десЯт