о друга. Въ этомъ
вся наша редакц<u>i</u>я вполн<u>e</u> солидарна.
-- О, да, я знаю хорошо,-- отв<u>e</u>тилъ, тоже съ искреннимъ удовольств<u>i</u>емъ,
Клервилль. Онъ проводилъ гостя до дверей, и они разстались, очень довольные
другъ другомъ.
"Вотъ и не потерялъ времячко",-- удовлетворенно подумалъ Альфредъ
Исаевичъ, поднимаясь по л<u>e</u>стниц<u>e</u> въ трет<u>i</u>й этажъ. Помимо того, что сто
строкъ отъ двухъ интервью составляли двадцать рублей (донъ-Педро, сверхъ
жалованья, получалъ еще построчную плату), самый процессъ составлен<u>i</u>я
интервью очень нравился Альфреду Исаевичу. Въ минуты особенно горячей
влюбленности въ себя, онъ называлъ себя "журналистомъ {144} Божьей
милостью". И д<u>e</u>йствительно любовь къ газетному д<u>e</u>лу была въ немъ сильна и
неподд<u>e</u>льна. Особенно онъ любилъ все, что им<u>e</u>ло отношен<u>i</u>е къ высшей
политик<u>e</u>, въ частности къ иностранной. Донъ-Педро въ д<u>e</u>йств<u>i</u>яхъ великихъ
державъ неизм<u>e</u>нно усматривалъ скрытый, макк<u>i</u>авелическ<u>i</u>й смыслъ, который
почему-то чрезвычайно его радовалъ: онъ и говорилъ о тайныхъ замыслахъ
разныхъ европейскихъ правителей всегда съ радостной, почти торжествующей
улыбкой. Альфреду Исаевичу нравилось, что европейск<u>i</u>е правители были так<u>i</u>е
хитрецы и что онъ т<u>e</u>мъ не мен<u>e</u>е проникалъ въ ихъ тайные замыслы,-- въ
отлич<u>i</u>е отъ другихъ людей, которые простодушно имъ в<u>e</u>рили. Анкета все больше
увлекала донъ-Педро. "Можно даже считать, четвертная въ карман<u>e</u>: это дудки,
будто Федюша на Кременецкаго больше пятидесяти строкъ не дастъ... Когда
прочтетъ, что я напишу, дастъ сколько вл<u>e</u>зетъ"...
Альфредъ Исаевичъ направился нал<u>e</u>во по мен<u>e</u>е ярко осв<u>e</u>щенному корридору
третьяго этажа и вдругъ, свернувъ за уголъ, увид<u>e</u>лъ Брауна, который, въ шуб<u>e</u>
и шапк<u>e</u>, опустивъ голову, быстро шелъ къ л<u>e</u>стниц<u>e</u>. "Чудная шубка",--
подумалъ донъ-Педро.-- "Котикъ не котикъ, а выхухоль, теперь за восемьсотъ
рублей не сошьешь".
-- Здравствуйте, господинъ профессоръ,-- сказалъ онъ вкрадчиво.
Браунъ вздрогнулъ и поднялъ голову.
-- Здравствуйте...
-- А я шелъ къ вамъ... На одну минутку, только на одну минутку...
Можно?
-- Простите меня, я очень сп<u>e</u>шу,-- сказалъ Браунъ, останавливаясь съ
видимымъ нетерп<u>e</u>н<u>i</u>емъ.-- Ч<u>e</u>мъ могу служить? {145}
Альфредъ Исаевичъ изложилъ свою просьбу короче, ч<u>e</u>мъ въ разговор<u>e</u> съ
Кременецкимъ и Клервиллемъ.
-- Н<u>e</u>тъ, меня, пожалуйста, увольте,-- сухо прервалъ его Браунъ, узнавъ,
въ чемъ д<u>e</u>ло, и не дослушавъ объяснен<u>i</u>я.-- Я не политикъ и никакихъ интервью
не даю.
-- Вы нашъ изв<u>e</u>стный ученый и въ качеств<u>e</u> такового...-- началъ было
снова донъ-Педро.
-- Прошу извинить. Д<u>e</u>ло это меня не касается и не интересуетъ... Мое
почтен<u>i</u>е.
Онъ приподнялъ шапку и быстро пошелъ дальше.
"Однако порядочный нахалъ этотъ господинъ",-- сказалъ себ<u>e</u> оскорбленно
Альфредъ Исаевичъ и включилъ мысленно Брауна въ черный списокъ людей,
которымъ при случай не м<u>e</u>шало сд<u>e</u>лать непр<u>i</u>ятность. "Слава Богу, ученыхъ и
безъ него, какъ собакъ нер<u>e</u>занныхъ. Ему же честь предлагали"... Отсутств<u>i</u>е
Брауна въ анкет<u>e</u> д<u>e</u>йствительно не могло быть потерей въ газетномъ смысл<u>e</u>.
"Странный господинъ!.. В<u>e</u>рно, не отъ м<u>i</u>ра сего"... Челов<u>e</u>къ, отказавш<u>i</u>йся
отъ интервью, которое ему предлагали совершенно безплатно, не могъ быть отъ
м<u>i</u>ра сего по представлен<u>i</u>ю Альфреда Исаевича: онъ зналъ столько людей,
готовыхъ заплатить за интервью немалыя деньги. "Ну, и Богъ съ нимъ! Возьмемъ
другого"... Донъ-Педро направился дальше по корридору, чтобы не идти всл<u>e</u>дъ
за Брауномъ и чтобы тотъ не подумалъ, будто онъ нарочно для него пр<u>i</u><u>e</u>зжалъ
въ "Паласъ". Навстр<u>e</u>чу Альфреду Исаевичу шелъ невзрачный челов<u>e</u>къ въ пальто
съ каракулевымъ воротникомъ. Онъ быстро окинулъ взглядомъ донъ-Педро.
Альфредъ Исаевичъ, встр<u>e</u>тившись съ нимъ глазами, почувствовалъ неловкость и
даже легк<u>i</u>й испугъ. Ему почему-то показалось, {146} что это "шпикъ",--
донъ-Педро видалъ на своемъ в<u>e</u>ку немало сыщиковъ и им<u>e</u>лъ наметанный взглядъ,
ч<u>e</u>мъ иногда хвасталъ, разговаривая съ людьми революц<u>i</u>оннаго образа мыслей.
"Кажется, въ "Палас<u>e</u>" шпикамъ нечего д<u>e</u>лать",-- подумалъ онъ озадаченно.--
"Хотя собственно въ наше милое время"... Альфредъ Исаевичъ посмотр<u>e</u>лъ
подозрительно всл<u>e</u>дъ невзрачному челов<u>e</u>ку и съ неудовольств<u>i</u>емъ ускорилъ
шаги.
XXIV.
"Алкалоидъ рода белладонны",-- хмурясь и морща лобъ, повторилъ вслухъ
Яценко. Эти слова изъ лежавшей передъ нимъ бумаги ничего ему не объясняли.
"Все принимаемъ на в<u>e</u>ру... Гроссъ рекомендуетъ сл<u>e</u>дователямъ запасаться
спец<u>i</u>альными познан<u>i</u>ями для того, чтобы входить во вс<u>e</u> подробности
судебно-медицинскаго и химическаго изсл<u>e</u>дован<u>i</u>я. Да, конечно, противъ этого
требован<u>i</u>я нельзя возражать, но въ пятьдесятъ л<u>e</u>тъ трудно начать изучен<u>i</u>е
хим<u>i</u>и",-- подумалъ онъ со вздохомъ.
Въ камер<u>e</u> Николая Петровича было н<u>e</u>сколько спец<u>i</u>альныхъ руководствъ.
Онъ взялъ одно изъ нихъ, заглянулъ въ алфавитный указатель и, разыскавъ
нужную страницу, узналъ, что алкалоидами называются особыя твердыя или
жидк<u>i</u>я органическ<u>i</u>я вещества основного характера и сложнаго состава,
встр<u>e</u>чающ<u>i</u>яся въ н<u>e</u>которыхъ видахъ растен<u>i</u>й. Это было понятно, но
недостаточно опред<u>e</u>ленно,-- Николай Петровичъ думалъ, что въ хим<u>i</u>и вещества
классифицируются точн<u>e</u>е. Онъ попробовалъ читать дальше, но тотчасъ пересталъ
разбираться. Въ книг<u>e</u> говорилось о томъ, что громадное большинство
алкалоидовъ {147} можно производить отъ пиридина, тогда какъ н<u>e</u>которое ихъ
число относится къ жирному ряду. О белладонн<u>e</u> Николай Петровичъ узналъ, что
заключающ<u>i</u>йся въ ней атропинъ представляетъ собой тропиновый эфиръ
альфа-фенилъ-бета-оксипроп<u>i</u>оновой кислоты. Яценко вздохнулъ, закрылъ
руководство по хим<u>i</u>и и опять внимательно прочелъ заключен<u>i</u>е эксперта,
р<u>e</u>шившись всец<u>e</u>ло на него положиться.
Экспертъ пришелъ къ выводу, что смерть Фишера посл<u>e</u>довала отъ
отравлен<u>i</u>я растительнымъ ядомъ, повидимому, алкалоидомъ типа белладонны.
Слово "повидимому" снова зад<u>e</u>ло Николая Петровича. "Въ такихъ случаяхъ
никак<u>i</u>е "повидимому" недопустимы",-- подумалъ онъ съ неудовольств<u>i</u>емъ,
откладывая бумагу въ папку No. 16.
Папка эта уже очень распухла отъ документовъ. Почти вс<u>e</u> свид<u>e</u>тели по
д<u>e</u>лу были допрошены; ихъ, впрочемъ, было не такъ много. Не хватало показан<u>i</u>я
госпожи Фишеръ, которая еще не прибыла въ Петербургъ. Ея допросу Яценко
придавалъ большое значен<u>i</u>е.
Николай Петровичъ проб<u>e</u>жалъ н<u>e</u>сколько другихъ бумагъ и задумался. Онъ
былъ не вполн<u>e</u> доволенъ ходомъ сл<u>e</u>дств<u>i</u>я по д<u>e</u>лу объ уб<u>i</u>йств<u>e</u> Фишера.
Настоящихъ уликъ противъ Загряцкаго было недостаточно. Какъ челов<u>e</u>къ
чрезвычайно порядочный, Яценко нисколько не огорчался въ т<u>e</u>хъ случаяхъ,
когда сл<u>e</u>дственные матер<u>i</u>алы складывались въ пользу подозр<u>e</u>ваемаго, и даже
радовался, если выяснялась его невиновность. Но въ этомъ д<u>e</u>л<u>e</u> у Николая
Петровича посл<u>e</u> перваго же допроса сложилась твердая ув<u>e</u>ренность, что Фишеръ
былъ отравленъ Загряцкимъ. Въ недостаточности уликъ онъ вид<u>e</u>лъ не {148} свою
неудачу, а поб<u>e</u>ду преступнаго начала надъ справедливостью.
Яценко еще разъ перебралъ въ памяти основныя положен<u>i</u>я сл<u>e</u>дств<u>i</u>я.
Самоуб<u>i</u>йства быть не могло. "Съ чего бы въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> Фишеръ сталъ кончать
самоуб<u>i</u>йствомъ?" -- въ десятый разъ мысленно себя спросилъ Николай
Петровичъ. "Ни бол<u>e</u>зни, ни матер<u>i</u>альныхъ затруднен<u>i</u>й у него не было. Кром<u>e</u>
того, что же ему м<u>e</u>шало, если пришла такая необъяснимая мысль, отравиться
дома, въ "Палас<u>e</u>"? Женатый челов<u>e</u>къ, дороживш<u>i</u>й прилич<u>i</u>ями, не по<u>e</u>халъ бы
кончать съ собой въ подозрительную квартиру... Да и самая обстановка,
выражен<u>i</u>е лица Фишера, все говоритъ, что о самоуб<u>i</u>йств<u>e</u> р<u>e</u>чи быть не
можетъ... Н<u>e</u>тъ, зд<u>e</u>сь не самоуб<u>i</u>йство, зд<u>e</u>сь уб<u>i</u>йство, хорошо обдуманное
уб<u>i</u>йство"...
Система доводовъ, устанавливающихъ виновность Загряцкаго, уже сложилась
у Николая Петровича. Въ этой систем<u>e</u> многое еще могло изм<u>e</u>ниться въ
зависимости отъ показан<u>i</u>й госпожи Фишеръ, отъ очной ставки между ней и ея
любовникомъ. Кое-что съ минуты на минуту должны были внести данныя
дактилоскопическаго изсл<u>e</u>дован<u>i</u>я. Но общая аргументац<u>i</u>я сл<u>e</u>дств<u>i</u>я была уже
нам<u>e</u>чена и съ вн<u>e</u>шней стороны выходила довольно стройной. Однако Николай
Петровичъ все ясн<u>e</u>е чувствовалъ въ ней слабыя м<u>e</u>ста. Онъ понималъ, что
каждую улику въ отд<u>e</u>льности опытный защитникъ сум<u>e</u>етъ, если не разбить, то
во всякомъ случа<u>e</u> сильно поколебать. "Впрочемъ, математической ясности
никогда не бываетъ при запирательств<u>e</u> преступника",-- подумалъ Яценко.--
"Если не считать, конечно, уличен<u>i</u>я посредствомъ дактилоскоп<u>i</u>и"...
Въ дактилоскоп<u>i</u>ю Николай Петровичъ в<u>e</u>рилъ, нельзя было не в<u>e</u>рить,-- но
в<u>e</u>рилъ не такъ {149} твердо, какъ, наприм<u>e</u>ръ, въ химическое изсл<u>e</u>дован<u>i</u>е.
Нов<u>e</u>йшая судебно-полицейская наука основывалась на дактилоскоп<u>i</u>и,-- Яценко
прекрасно это зналъ. Однако въ глубин<u>e</u> души онъ чуть-чуть сомн<u>e</u>вался въ
томъ, что изъ милл<u>i</u>она людей каждый им<u>e</u>етъ свой отпечатокъ пальца и что н<u>e</u>тъ
двухъ такихъ отпечатковъ, которые были бы совершенно сходны одинъ съ
другимъ. "Въ Чикаго недавно приговорили къ смерти преступника исключительно
на основан<u>i</u>и дактилоскопической улики. Правда, этотъ приговоръ вызвалъ у
многихъ возмущен<u>i</u>е... Что, если въ Чикаго была допущена ошибка?.. Въ Европ<u>e</u>
н<u>e</u>тъ твердо установленной практики... У насъ тоже н<u>e</u>тъ"... Яценко
справедливо считалъ русск<u>i</u>й судъ лучшимъ въ м<u>i</u>р<u>e</u>.
Николай Петровичъ вынулъ изъ папки No. 16 дактилограмму отпечатковъ,
оставшихся на бутылк<u>e</u> и на стакан<u>e</u> въ комнат<u>e</u>, гд<u>e</u> было совершено уб<u>i</u>йство.
Онъ еще разъ у лампы вгляд<u>e</u>лся въ отпечатокъ, проявленный свинцовыми
б<u>e</u>лилами. На лист<u>e</u> бумаги довольно большой кружокъ былъ покрытъ сложнымъ
овальнымъ узоромъ. Экспертъ отм<u>e</u>тилъ номерами особенности узора: шесть
в†и†л†о†к†ъ и четыре о†с†т†р†о†в†к†а. Въ пояснительной записк<u>e</u> приводились
как<u>i</u>я-то дроби со ссылкой на систему Вуцетича. Снимокъ съ руки Загряцкаго
еще не былъ готовъ и выводовъ потому быть не могло. Николай Петровичъ долго
вглядывался въ фотограф<u>i</u>ю. "Да, какъ будто все это уб<u>e</u>дительно... Однако --
они въ Чикаго какъ хотятъ, а я на основан<u>i</u>и этихъ вилокъ и островковъ все
таки не подведу челов<u>e</u>ка подъ каторгу",-- сказалъ онъ себ<u>e</u>.-- "Жаль, что со
вс<u>e</u>хъ насъ не снимаютъ отпечатковъ. Надо бы, чтобы это было обязательно и
чтобы вс<u>e</u> снимки регистрировались. Тогда при любомъ {150} преступлен<u>i</u>и --
взглянулъ въ каталогъ и сразу знаешь преступника... Но отчего же этого не
вводятъ, если это такъ просто?" -- опять съ сомн<u>e</u>н<u>i</u>емъ подумалъ Николай
Петровичъ.-- "Впрочемъ, зд<u>e</u>сь и безъ дактилоскоп<u>i</u>и д<u>e</u>ло ясно: да, конечно,
Загряцк<u>i</u>й убилъ... Убилъ, чтобы къ его любовниц<u>e</u> перешли богатства
банкира"...
Николай Петровичъ еще лишь приблизительно разобрался въ томъ, какое
именно насл<u>e</u>дство оставилъ Фишеръ. Состоян<u>i</u>е, по наведеннымъ справкамъ, было
огромное, но запутанное: выразить его точной цыфрой сл<u>e</u>дователь пока не
могъ. Надо было выяснить стоимость разныхъ акц<u>i</u>й, непонятныя назван<u>i</u>я
которыхъ постоянно попадались въ газетахъ. Назван<u>i</u>я эти зналъ и Николай
Петровичъ, хоть и не сл<u>e</u>дилъ за биржевой хроникой,-- все равно какъ онъ
зналъ имена выдающихся артистовъ, несмотря на то, что мало пос<u>e</u>щалъ театры.
Стукъ въ дверь прервалъ мысли Николая Петровича.
-- Къ Вашему Превосходительству,-- сказалъ сторожъ, подавая визитную
карточку.
-- Попросите войти. Что, еще ничего мн<u>e</u> не приносили изъ сыскного
отд<u>e</u>лен<u>i</u>я?
-- Никакъ н<u>e</u>тъ, Ваше Превосходительство.
Въ комнату вошелъ докторъ Браунъ. Они любезно поздоровались, какъ
старые знакомые.
-- Очень радъ васъ вид<u>e</u>ть,-- сказалъ Яценко, кр<u>e</u>пко пожимая руку Брауну
и пододвигая ему стулъ.-- Вы ко мн<u>e</u> по д<u>e</u>лу?
-- Да, если позволите,-- отв<u>e</u>тилъ, садясь, Браунъ.
-- Къ вашимъ услугамъ.
-- Я зашелъ къ вамъ, собственно, для очистки сов<u>e</u>сти. Видите-ли, у меня
осталось такое впечатл<u>e</u>н<u>i</u>е, что слова, сказанныя мною вамъ о {151}
Загряцкомъ при нашемъ первомъ знакомств<u>e</u>, могутъ быть неправильно вами
истолкованы. Над<u>e</u>юсь, вы не поняли ихъ въ томъ смысл<u>e</u>, что я считаю
Загряцкаго челов<u>e</u>комъ способнымъ на уб<u>i</u>йство?..
Яценко смотр<u>e</u>лъ на него съ недоум<u>e</u>н<u>i</u>емъ.
-- Это было бы, разум<u>e</u>ется, нев<u>e</u>рно,-- продолжалъ Браунъ.-- Ничто въ
моемъ знакомств<u>e</u>, правда, не близкомъ и не продолжительномъ, съ этимъ
господиномъ не даетъ мн<u>e</u> основан<u>i</u>й считать его способнымъ на преступлен<u>i</u>е
бол<u>e</u>е другихъ людей. Ничто,-- повторилъ онъ.-- Вотъ это я и хот<u>e</u>лъ довести
до вашего св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>я, на случай, если я тогда выразился не вполн<u>e</u> ясно.
-- Вы ошибаетесь,-- сказалъ Николай Петровичъ.-- Я именно такъ и понялъ
тогда ваши слова.
-- Очень радъ. Въ такомъ случа<u>e</u> мое сегодняшнее пос<u>e</u>щен<u>i</u>е является
излишнимъ. Но, видите ли, я въ газетахъ прочелъ, что Загряцк<u>i</u>й арестованъ и
что улики противъ него тяжелыя (онъ помолчалъ съ полминуты, какъ бы
вопросительно глядя на сл<u>e</u>дователя). И я не хот<u>e</u>лъ бы прибавлять что бы то
ни было къ этимъ уликамъ, хотя бы одно только впечатл<u>e</u>н<u>i</u>е.
-- Разум<u>e</u>ется, я понимаю ваши мотивы,-- отв<u>e</u>тилъ Яценко.-- Долженъ,
однако, вамъ сказать, что мы не сажаемъ людей въ тюрьму на основан<u>i</u>и
впечатл<u>e</u>н<u>i</u>й. У сл<u>e</u>дств<u>i</u>я д<u>e</u>йствительно есть очень серьезныя основан<u>i</u>я
думать, что Загряцк<u>i</u>й отравилъ Фишера... Отравилъ растительнымъ ядомъ,
природа котораго уже выяснена экспертизой.
-- Вотъ какъ... Уже выяснена? -- повторилъ Браунъ.-- Такъ быстро?
-- Да... Не им<u>e</u>ю права входить въ подробности сл<u>e</u>дственнаго матер<u>i</u>ала.
Однако газеты уже сообщили, что экспертиза констатируетъ отравлен<u>i</u>е
алкалоидомъ типа белладонны. Не знаю, какъ {152} журналисты все это узнаютъ
чуть ли не раньше меня,-- добавилъ онъ, улыбаясь,-- но это правда. Таково
д<u>e</u>йствительно заключен<u>i</u>е экспертизы: отравлен<u>i</u>е растительнымъ ядомъ рода
белладонны.
-- У васъ очень хорош<u>i</u>й экспертъ,-- сказалъ съ насм<u>e</u>шкой Браунъ.--
В<u>e</u>роятно, врачъ, правда? Врачи, какъ журналисты, тоже все прекрасно знаютъ.
-- Виноватъ?.. Я не совс<u>e</u>мъ васъ понимаю?
-- Я н<u>e</u>сколько знакомъ съ токсиколог<u>i</u>ей и самъ въ этой области немало
поработалъ. Долженъ сказать, это область довольно темная, и я потому
удивленъ, что вашъ экспертъ такъ быстро и точно все выяснилъ и установилъ.
Сложные анализы у насъ длятся часто долг<u>i</u>я нед<u>e</u>ли. Есть къ тому же немало
алкалоидовъ, совершенно сходныхъ по д<u>e</u>йств<u>i</u>ю. Повторяю, наши познан<u>i</u>я въ
этой области еще очень не точны... Но это не мое д<u>e</u>ло, не буду вамъ
м<u>e</u>шать,-- сказалъ Браунъ, приподнимаясь.-- Прошу меня извинить, что отнялъ у
васъ время.
-- Сд<u>e</u>лайте одолжен<u>i</u>е,-- любезно произнесъ Николай Петровичъ.-- То, что
вы говорите, весьма интересно... Мн<u>e</u> казалось бы, однако.. Войдите!
-- Вамъ, Николай Петровичъ, пакетъ,-- сказалъ письмоводитель, слегка
кланяясь Брауну и подавая сл<u>e</u>дователю большой конвертъ.-- Изъ сыскного
отд<u>e</u>лен<u>i</u>я только что доставили,-- добавилъ онъ и слегка покрасн<u>e</u>лъ,
подумавъ, что въ присутств<u>i</u>и посторонняго челов<u>e</u>ка лучше было бы не
произносить нехорошо звучащихъ словъ "изъ сыскного отд<u>e</u>лен<u>i</u>я": онъ
чувствовалъ, что это немного непр<u>i</u>ятно Николаю Петровичу. {153}
-- Благодарю васъ,-- сказалъ посп<u>e</u>шно Яценко.-- Вы меня извините,--
обратился онъ къ Брауну, распечатывая конвертъ ножомъ. Изъ пакета выпала
фотограф<u>i</u>я. Сл<u>e</u>дователь б<u>e</u>гло взглянулъ на Брауна. Тотъ сид<u>e</u>лъ неподвижно.
-- Вы меня извините,-- повторилъ Николай Петровичъ и быстро проб<u>e</u>жалъ
приложенную къ фотограф<u>i</u>и бумагу... "Вполн<u>e</u> тождественнымъ признано быть не
можетъ"...-- бросилась ему въ глаза фраза, отпечатанная на машинк<u>e</u> въ
разрядку.
-- Очень неважная погода,-- сказалъ смущенно Брауну письмоводитель.
-- Очень неважная...
-- Одно слово, Петроградъ.
Яценко, хмурясь, читалъ бумагу. Экспертъ докладывалъ, что основная
форма узора, петлевая съ косымъ направлен<u>i</u>емъ петель вл<u>e</u>во и съ одной
дельтой справа, сходна въ обоихъ снимкахъ. Но вилокъ во второмъ снимк<u>e</u> было
семь, островковъ пять, при чемъ дв<u>e</u> вилки и одинъ островокъ на снимкахъ не
вполн<u>e</u> совпадали по положен<u>i</u>ю. Выводъ эксперта заключался въ томъ, что, при
несомн<u>e</u>нномъ и большомъ сходств<u>e</u> отпечатковъ, они не могутъ быть признаны
совершенно тождественными; н<u>e</u>которое расхожден<u>i</u>е можетъ, однако, объясняться
и недостаточной четкостью сохранившагося на бутылк<u>e</u> отпечатка. Николай
Петровичъ пожалъ плечами.
-- Распишитесь, пожалуйста за меня въ пр<u>i</u>ем<u>e</u> пакета,-- сказалъ онъ
письмоводителю.
Браунъ поднялся.
-- Еще разъ прошу извинить, что васъ побезпокоилъ.
-- Нисколько не побезпокоили, но удерживать не см<u>e</u>ю... Вы еще долго
пробудете въ Петербург<u>e</u>?
-- В<u>e</u>роятно, долго. Я заваленъ работой. {154}
-- Да, у васъ и видъ утомленный. Должно быть, и нашъ климатъ нелегко
переносить посл<u>e</u> Европы... Отвратительная осень, давно такой не было.
Они, уже стоя, немного поговорили о политик<u>e</u>, о Распутин<u>e</u>, о близкомъ и
очень занимавшемъ вс<u>e</u>хъ открыт<u>i</u>и сесс<u>i</u>и Государственной Думы.
-- Я получилъ билетъ въ ложу журналистовъ, В<u>e</u>роятно, пойду,-- сказалъ
Браунъ.
-- Какъ жаль, что я не могу пойти. Да, у насъ очень тяжелыя времена.
Удивительна сл<u>e</u>пота нашей власти и этихъ безотв<u>e</u>тственныхъ круговъ. Казалось
бы, ребенку ясно, что мы катимся въ бездну.
-- Катимся въ бездну,-- глухо повторилъ Браунъ.
XXV.
Искры рвались за пролетомъ вокзала, прор<u>e</u>зывая клубы дыма, черные у
отверст<u>i</u>й трубъ, понемногу св<u>e</u>тл<u>e</u>вш<u>i</u>е повыше. Изъ-подъ вагоновъ по<u>e</u>зда съ
непрерывнымъ свистомъ выходилъ б<u>e</u>лый паръ и р<u>e</u>д<u>e</u>лъ, обволакивая вагоны.
Пахло жел<u>e</u>знодорожной гарью. По лоснящемуся черной слякотью перрону
проб<u>e</u>гали нервные пассажиры. Господинъ, съ большой коробкой въ рук<u>e</u>,
догонялъ артельщика, быстро катившаго двухколесную тел<u>e</u>жку. Дв<u>e</u> дамы
растерянно обнялись передъ раскрытой дверью вагона второго класса. Слышались
отчаянные свистки. По сос<u>e</u>днему пути локомотивъ медленно надвигался заднимъ
ходомъ на сверкавш<u>i</u>й огнями вокзалъ. Челов<u>e</u>къ съ лопатой въ рукахъ работалъ
на полотн<u>e</u>, повернувшись къ по<u>e</u>зду спиною. Мальчикъ изъ {155} окна съ
радостнымъ ужасомъ смотр<u>e</u>лъ на полотно. По крайнему перрону угрюмо, не въ
ногу, шли солдаты.
Федосьевъ, опираясь на палку, оглядываясь по сторонамъ, вышелъ съ
портфелемъ въ рук<u>e</u>, и направился впередъ къ вагону перваго класса. Шедш<u>i</u>й
навстр<u>e</u>чу челов<u>e</u>къ въ пальто съ каракулевымъ воротникомъ поровнялся съ
Федосьевымъ и, не глядя на него, бросилъ вполголоса:
-- Въ первомъ вагон<u>e</u> за машиной.
Федосьевъ дошелъ до конца по<u>e</u>зда и поднялся на площадку вагона, уютно
св<u>e</u>тившагося тусклыми желтоватыми огоньками. Въ корридор<u>e</u> онъ столкнулся съ
Брауномъ.
-- Александръ Михайловичъ? Пр<u>i</u>ятный сюрпризъ,-- сказалъ удивленнымъ
тономъ Федосьевъ, здороваясь.-- Тоже въ Царское?
-- Н<u>e</u>тъ, я въ Павловскъ.
-- Значить, до Царскаго вм<u>e</u>ст<u>e</u>... Вы въ этомъ купе? Разр<u>e</u>шите и мн<u>e</u>
с<u>e</u>сть зд<u>e</u>сь, благо никого н<u>e</u>тъ...
-- Сд<u>e</u>лайте одолжен<u>i</u>е... Я думалъ, вамъ полагается отд<u>e</u>льное купе или
даже отд<u>e</u>льный вагонъ?..
-- Ну, вотъ еще... Я никому на вокзал<u>e</u> и не говорилъ, что <u>e</u>ду... Вамъ
все равно -- спиной къ локомотиву? -- спросилъ Федосьевъ, кладя портфель на
диванъ и садясь.-- Такъ вы въ Павловскъ?
-- Да, я туда <u>e</u>зжу по понед<u>e</u>льникамъ и четвергамъ. Одно изъ нашихъ
учрежден<u>i</u>й по изготовлен<u>i</u>ю противогазовъ пом<u>e</u>щается въ Павловск<u>e</u>.
-- Вотъ в<u>e</u>дь какая пр<u>i</u>ятная встр<u>e</u>ча,-- повторилъ Федосьевъ.-- А я
звонилъ въ "Паласъ", да васъ дома не было... Мн<u>e</u> особенно интересно
побес<u>e</u>довать съ челов<u>e</u>комъ, прибывшимъ {156} недавно изъ Европы. Вы курите?
-- спросилъ онъ, вынимая портсигаръ.-- Я безъ папиросы не могу прожить
часа... Такъ какъ же вы къ намъ изволили про<u>e</u>хать? Черезъ Англ<u>i</u>ю и
Скандинавск<u>i</u>я страны?
-- Да, на Ньюкестль-Бергенъ.
-- Значить, всяк<u>i</u>я видали государства, и воюющ<u>i</u>я, и нейтральныя...
В<u>e</u>рно, и въ Стокгольм<u>e</u> задержались?
-- Н<u>e</u>сколько дней.
-- Стокгольмъ да еще Лозанна теперь интересн<u>e</u>йш<u>i</u>е города: гн<u>e</u>зда вс<u>e</u>хъ
агентуръ и контръ-агентуръ м<u>i</u>ра.
-- Я недавно побывалъ и въ Лозанн<u>e</u>.
-- Такъ-съ?.. Да, вы могли многое вид<u>e</u>ть... Ну что, какъ тамъ, у нашихъ
доблестныхъ союзниковъ?.. Зам<u>e</u>тьте,-- вставилъ онъ съ улыбкой, -- у насъ
теперь ироническое обозначен<u>i</u>е "наши доблестные союзники" стало почти
обязательнымъ. Казалось бы, почему? В<u>e</u>дь они и въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> доблестные?..
-- Да, у насъ, кажется, не даютъ себ<u>e</u> отчета въ ихъ жертвахъ, особенно
въ жертвахъ Франц<u>i</u>и.
-- Именно... А можетъ, тутъ природная русская насм<u>e</u>шливость надъ всякой
оффиц<u>i</u>альной словесностью. В<u>e</u>дь вовсе не французы, а мы самый насм<u>e</u>шливый въ
м<u>i</u>р<u>e</u> народъ... "Надъ ч<u>e</u>мъ см<u>e</u>емся?.." Хоть и, правда, со стороны не совс<u>e</u>мъ
это понятно. Подумайте, в<u>e</u>дь у нихъ на западномъ фронт<u>e</u> вся французская
арм<u>i</u>я, вся англ<u>i</u>йская, вся бельг<u>i</u>йская, да еще разныя вспомогательныя
войска, канадск<u>i</u>я, австрал<u>i</u>йск<u>i</u>я, индусск<u>i</u>я, алжирск<u>i</u>я,-- и все это противъ
половины германской арм<u>i</u>и. А мы одни, и противъ насъ другая половина
н<u>e</u>мцевъ, да три четверти австр<u>i</u>йской арм<u>i</u>и, да еще турки... Можетъ быть,
если на дивиз<u>i</u>и считать, это и не совс<u>e</u>мъ такъ... Хоть {157} в<u>e</u>рно почти
такъ и на дивиз<u>i</u>и... Но публика судитъ безъ цыфръ. Отсюда и пошло:
"доблестные союзники", "домъ паромщика", и все такое.
-- Зато у союзниковъ д<u>e</u>ла лучше, ч<u>e</u>мъ у насъ. У нихъ фронтъ кр<u>e</u>пк<u>i</u>й.
-- Да, да, конечно... Хоть и не так<u>i</u>я ужъ у нихъ блестящ<u>i</u>я д<u>e</u>ла. Да и
снарядовъ, и аэроплановъ у союзниковъ не то, что у насъ, какъ котъ
наплакалъ. У нихъ могучая промышленность, флотъ, американская база, а у насъ
ничего...
Послышались звонки, свистокъ кондуктора. По<u>e</u>здъ покачнулся, вокзалъ
медленно поплылъ назадъ.
-- И живемъ однако,-- сказалъ, устало глядя въ окно, Браунъ.
-- Дивны д<u>e</u>ла Твои, Господи, живемъ! Вотъ только долго ли проживемъ?..
-- Вы думаете, недолго?
-- Увы, не я одинъ думаю: вс<u>e</u> мы смутно чувствуемъ, что д<u>e</u>ло плохо...
И, зам<u>e</u>тьте, большинство очень радо: грац<u>i</u>озно этакъ, на цыпочкахъ въ
пропасть и спрыгнуть.
-- Мн<u>e</u> все-таки н<u>e</u>сколько странно это слышать отъ представителя власти.
-- Я, Александръ Михайловичъ, не такъ ужъ типиченъ для представителя
власти. Разум<u>e</u>ю нашу нын<u>e</u>шнюю, съ позволен<u>i</u>я сказать, власть,-- сказалъ
Федосьевъ, ускоряя р<u>e</u>чь въ темпъ ускоряющемуся ходу по<u>e</u>зда.
-- Вотъ какъ: "съ позволено сказать"?
-- Да, вотъ какъ... Такого правительства даже у насъ никогда не бывало.
Истиннымъ чудомъ еще и держимся. Кто это, Тютчевъ, кажется, сказалъ, что
функц<u>i</u>я русскаго Бога отнюдь не синекура?.. Впрочемъ, что-жъ говорить о
нашемъ правительств<u>e</u>,-- сказалъ онъ, нахмурившись.-- О немъ н<u>e</u>тъ двухъ
мн<u>e</u>н<u>i</u>й. А я отъ нашей л<u>e</u>вой {158} общественности т<u>e</u>мъ главнымъ образомъ и
отличаюсь, что и въ нее нисколько не в<u>e</u>рю... У насъ, Александръ Михайловичъ,
военные по настроен<u>i</u>ю чужды милитаризму, юристы явно не въ ладахъ съ
закономъ, буржуаз<u>i</u>я не в<u>e</u>ритъ въ свое право собственности, судьи не уб<u>e</u>ждены
въ моральной справедливости наказан<u>i</u>я... Эхъ, да что говорить! -- махнулъ
рукой Федосьевъ.-- Расползается русское государство, вс<u>e</u> мы это
чувствуемъ...
-- Я, признаться, не зам<u>e</u>чалъ, чтобы в†с†<u>e</u> это чувствовали въ
Петербург<u>e</u>. Напротивъ...
-- Я говорю о людяхъ умныхъ и осв<u>e</u>домленныхъ... Умъ, конечно, отъ Бога,
а вотъ осв<u>e</u>домленности у людей моей професс<u>i</u>и, конечно, больше, ч<u>e</u>мъ у кого
бы то ни было. Намъ все видн<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ другимъ, и многое мы такое знаемъ,
Александръ Михайловичъ,-- или хоть подозр<u>e</u>ваемъ,-- вставилъ онъ,-- о чемъ
друг<u>i</u>е люди не им<u>e</u>ютъ понят<u>i</u>я. Т<u>e</u> же, которые понят<u>i</u>е им<u>e</u>ютъ, т<u>e</u> не
догадываются, что мы это знаемъ...
Оба вздрогнули и быстро оглянулись на окно: по сос<u>e</u>днему пути со
страшной силой пронесся встр<u>e</u>чный по<u>e</u>здъ... Прошло н<u>e</u>сколько мгновен<u>i</u>й, ревъ
и свистъ оборвались. Сверкнули огни, телеграфная проволока быстро поднялась
и, подхваченная столбомъ, полет<u>e</u>ла внизъ. Впереди простоналъ свистокъ.
-- Да, многое мы видимъ и знаемъ,-- повторилъ Федосьевъ.
-- Жаль однако, что ваше в<u>e</u>домство не даетъ бол<u>e</u>е наглядныхъ
доказательствъ своей проницательности,-- сказалъ Браунъ.
Федосьевъ посмотр<u>e</u>лъ на него и усм<u>e</u>хнулся.
-- Дадимъ, дадимъ.
-- Истор<u>i</u>и оставите?
-- Истор<u>i</u>и мы уже оставили.
-- Это что же, если не секретъ? {159}
-- Теперь, пожалуй, больше не секретъ. Я разум<u>e</u>ю записку, года три тому
назадъ поданную н†а†ш†и†м†ъ челов<u>e</u>комъ "въ сферы", какъ пишутъ л<u>e</u>выя газеты.
Вы, в<u>e</u>рно, о ней слышали: записка Петра Николаевича Дурново. Не слыхали? Объ
этой записк<u>e</u> начинаютъ говорить -- и не мудрено. Въ ней, Александръ
Михайловичъ, все предсказано, р<u>e</u>шительно все, что случилось въ посл<u>e</u>дн<u>i</u>е
годы. Предсказана война, предсказана съ мельчайшею точностью конфигурац<u>i</u>я
державъ: съ одной стороны, говоритъ, будутъ Герман<u>i</u>я, Австр<u>i</u>я, Турц<u>i</u>я,
Болгар<u>i</u>я, съ другой Англ<u>i</u>я, Росс<u>i</u>я, Франц<u>i</u>я, Итал<u>i</u>я, Серб<u>i</u>я, Япон<u>i</u>я,-- онъ
еще, правда, указываетъ Соединенные Штаты, пока въ войну не вм<u>e</u>шавш<u>i</u>еся.
Предсказанъ ходъ войны, его отражен<u>i</u>е у насъ, тоже совершенно точно. А
кончится все, по его словамъ, революц<u>i</u>ей и въ Росс<u>i</u>и, и въ Герман<u>i</u>и, причемъ
русская революц<u>i</u>я, говоритъ Петръ Николаевичъ, неизб<u>e</u>жно приметъ характеръ
соц<u>i</u>алистическ<u>i</u>й: Государственная Дума, ум<u>e</u>ренная оппозиц<u>i</u>я, либеральныя
парт<u>i</u>я будутъ сметены и начнется небывалая анарх<u>i</u>я, результатъ которой
предугадать невозможно... Вотъ какъ, Александръ Михайловичъ, предсказываетъ
челов<u>e</u>къ! Насчетъ войны сбылось... Вдругъ сбудется также о революц<u>i</u>и, и
будемъ мы вздыхать по плохому государству, оставшись вовсе безъ государства.
Плохое, какъ никакъ, просуществовало стол<u>e</u>тья...
-- Это всегда говорятъ въ такихъ случаяхъ. Доводъ, извините меня, не
изъ самыхъ сильныхъ.
-- Будто? По моему, въ политик<u>e</u> только одно и нужно для престижа:
продержаться возможно дольше... На этомъ пролет<u>e</u>, Александръ Михайловичъ,
между Петербургомъ и Царскимъ, два в<u>e</u>ка д<u>e</u>лается истор<u>i</u>я... Не скажу,
конечно, чтобъ {160} она д<u>e</u>лалась очень хорошо. Но в<u>e</u>дь еще какъ ее будутъ
д<u>e</u>лать революц<u>i</u>онеры? Я, слава Богу, личный составъ революц<u>i</u>и знаю: есть
снобы, есть мазохисты, преобладаютъ несмысленыши.
-- А то, в<u>e</u>роятно, есть и уб<u>e</u>жденные люди?
-- Да, есть, конечно, и так<u>i</u>е. Родились, можно сказать, старыми
революц<u>i</u>онерами... Немало и чистыхъ карьеристовъ: революц<u>i</u>я -- недурная
карьера, разум<u>e</u>ется, революц<u>i</u>я осторожная. Въ среднемъ, немного опасн<u>e</u>е
ремесло, ч<u>e</u>мъ, наприм<u>e</u>ръ, военная служба, зато насколько же и выгодн<u>e</u>е: в<u>e</u>дь
повышен<u>i</u>е идетъ куда быстр<u>e</u>е. Вы, наприм<u>e</u>ръ, съ молодымъ княземъ Горенскимъ
не знакомы? Его вс<u>e</u> знаютъ...
-- Да, я съ нимъ встр<u>e</u>чался.
-- Значить, незач<u>e</u>мъ вамъ доказывать, что это далеко не орелъ. А какую
карьеру сд<u>e</u>лалъ! Его общественное положен<u>i</u>е: л<u>e</u>вый князь. В<u>e</u>дь не будь онъ
л<u>e</u>вымъ, быть бы ему секретаремъ мисс<u>i</u>и гд<u>e</u>-нибудь въ Копенгаген<u>e</u> или
корнетомъ въ гвардейскомъ полку. А теперь всеросс<u>i</u>йская величина!
-- Тогда мн<u>e</u> не совс<u>e</u>мъ ясно, отчего вы опасаетесь революц<u>i</u>и. Что-жъ
такой мелкоты бояться?
-- Да в<u>e</u>дь съ об<u>e</u>ихъ сторонъ мелкота! -- быстро, съ силой въ голос<u>e</u>
сказалъ Федосьевъ. -- Мн<u>e</u> бы, пока не поздно, дали всю власть для посл<u>e</u>дней
схватки, я не очень боялся бы, ужъ вы мн<u>e</u> пов<u>e</u>рьте!..
Онъ раздраженно сунулъ папиросу въ углублен<u>i</u>е подъ стекломъ окна и
тотчасъ закурилъ другую. Браунъ съ любопытствомъ на него смотр<u>e</u>лъ. Син<u>i</u>й
огонекъ спички пожелт<u>e</u>лъ и расширился, осв<u>e</u>тивъ бл<u>e</u>дное лицо Федосьева.
-- Я, Александръ Михайловичъ, своей среды не идеализирую, слишкомъ
хорошо ее для этого {161} знаю. Но многое намъ какъ будто и вправду видн<u>e</u>е.
Вы, в<u>e</u>рно, больше моего читали,-- много ли вы знаете въ истор<u>i</u>и такихъ
предсказан<u>i</u>й? Согласитесь, это странно, Александръ Михайловичъ. Умные люди,
ученые люди думали о томъ, куда идетъ м<u>i</u>ръ: думали и философы, и политики, и
писатели, и поэты, правда? И вс<u>e</u> "провидцы" попадали пальцемъ въ небо. Одинъ
Марксъ чего стоитъ съ его предсказаньями, вы ихъ в<u>e</u>рно помните?.. А вотъ не
ученый челов<u>e</u>къ, не мыслитель и не поэтъ, скажемъ кратко, русск<u>i</u>й
полицейск<u>i</u>й д<u>e</u>ятель все предсказалъ какъ по писаному. Согласитесь, это
странно: въ м<u>i</u>р<u>e</u> сл<u>e</u>пыхъ, кривыхъ, близорукихъ, дальнозоркихъ, одинъ
оказался зряч<u>i</u>й: простой русск<u>i</u>й охранитель!
-- Да не ми<u>ф</u>ъ ли эта записка?
-- Н<u>e</u>тъ, Александръ Михайловичъ, не ми<u>ф</u>ъ: когда-нибудь прочтете... Я
вдобавокъ и самъ не разъ то же слышалъ отъ Петра Николаевича... Зналъ я его
недурно, если кто-либо его вообще зналъ... Немного онъ мн<u>e</u> напоминаетъ того
таинственнаго, насм<u>e</u>шливаго провинц<u>i</u>ала, отъ имени котораго Достоевск<u>i</u>й
любилъ вести разсказъ въ своихъ романахъ... Но умница былъ необыкновенный.
Какъ и вашъ покорный слуга, онъ им<u>e</u>лъ репутац<u>i</u>ю крайняго реакц<u>i</u>онера, и
заслуживалъ ее, быть можетъ, больше, ч<u>e</u>мъ вашъ покорный слуга. Однако въ
частныхъ разговорахъ онъ не скрывалъ, что видитъ единственное спасен<u>i</u>е для
Росс<u>i</u>и въ англ<u>i</u>йскихъ государственныхъ порядкахъ. Хорошо?
-- Недурно, въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u>. Только тогда опять-таки я не совс<u>e</u>мъ
понимаю: какой же онъ зряч<u>i</u>й въ м<u>i</u>р<u>e</u> сл<u>e</u>пыхъ? В<u>e</u>дь сл<u>e</u>пые именно это и
говорятъ,-- правда, не въ частныхъ бес<u>e</u>дахъ, а публично,-- за что зряч<u>i</u>е
иногда сажаютъ ихъ въ тюрьму... Со вс<u>e</u>мъ т<u>e</u>мъ, не спорю, {162} вещь
удивительная. Вождь реакц<u>i</u>онеровъ -- въ душ<u>e</u> сторонникъ англ<u>i</u>йскаго
конституц<u>i</u>оннаго строя!.. Правду говорятъ, что Росс<u>i</u>я страна неограниченныхъ
возможностей.
-- Да, правду говорятъ... Я, Александръ Михайловичъ, иногда себя
спрашиваю: возможенъ ли въ Росс<u>i</u>и соц<u>i</u>алистическ<u>i</u>й или анархическ<u>i</u>й строй? И
по сов<u>e</u>сти долженъ отв<u>e</u>тить: возможенъ, очень возможенъ. А то думаю другое:
возможно ли въ Росс<u>i</u>и возстановлен<u>i</u>е кр<u>e</u>постного права! И тоже вынужденъ
честно отв<u>e</u>тить: отчего бы и н<u>e</u>тъ, вполн<u>e</u> возможно... Не все ли равно, как<u>i</u>е
домики строить изъ песка? У насъ в<u>e</u>дь все парадоксы... Мы и гибнемъ, если
хотите, изъ-за парадокса... То, что сейчасъ политически необходимо,
психологически совершенно невозможно, -- миръ съ Герман<u>i</u>ей,-- сказалъ
Федосьевъ посп<u>e</u>шно, точно не желая дать собес<u>e</u>днику возможность вставить
слово.-- А лагерь нашей интеллигенц<u>i</u>и весь живетъ въ обман<u>e</u>, хуже, въ
самообман<u>e</u>, Александръ Михайловичъ. У насъ очень немног<u>i</u>е твердо и точно
знаютъ, чего именно они хотятъ... Можетъ быть, Константинополя и проливовъ,
а можетъ, соц<u>i</u>алистической республики? Или соц<u>i</u>алистической республики, но
съ Константинополемъ и съ проливами? Каюсь, я не очень высоко ставлю нашу
интеллигенц<u>i</u>ю. Могу о ней говорить правду: я самъ русск<u>i</u>й интеллигентъ.
Учился въ русской гимназ<u>i</u>и, въ русскомъ университет<u>e</u>, читалъ въ свое время
т<u>e</u> же книги, которыя вс<u>e</u> читали... Паскаля не читалъ, а Николая-она
читалъ... Вы см<u>e</u>етесь? Не в<u>e</u>рите, что читалъ? Даю вамъ слово -- выписки
д<u>e</u>лалъ.
-- Вполн<u>e</u> в<u>e</u>рю. Но в<u>e</u>дь русская интеллигенц<u>i</u>я никогда не возбраняла
читать и Паскаля. Если кто возбранялъ что бы то ни было читать, то никакъ не
она. {163}
-- Это, конечно, правильно, но очередь на книги устанавливала не
власть, а именно интеллигенц<u>i</u>я. Паскаль, или, наприм<u>e</u>ръ, Шопенгауэръ въ мое
университетское время значились въ третьей очереди, если вообще гд<u>e</u>-либо
значились. А вотъ Николай-онъ (его теперь и по фамил<u>i</u>и никто не помнитъ) или
позже какой-нибудь Плехановъ, т<u>e</u>хъ читать было такъ же обязательно, какъ,
скажемъ, въ изв<u>e</u>стномъ возраст<u>e</u> познать любовь... Мы расшибали лбы, молясь
на Николая-она!
-- Не сами же все-таки расшибали?.. Можетъ-быть, намъ кто-нибудь
расшибалъ?
-- Да, можетъ быть,-- разс<u>e</u>янно повторилъ Федосьевъ, теребя м<u>e</u>ховую
шапку, лежавшую у него на кол<u>e</u>няхъ.-- Можетъ быть... Все было бы еще сносно,
если-бъ Николай-онъ то хоть былъ настоящ<u>i</u>й. Боюсь, однако, когда-нибудь
выяснится, что и Николай-онъ былъ подд<u>e</u>лкой. Боюсь, выяснится, что все, ч<u>e</u>мъ
жила столько десятил<u>e</u>т<u>i</u>й русская интеллигенц<u>i</u>я, все было обманомъ или
самообманомъ, что не такъ она любила свободу, какъ говорила, какъ, быть
можетъ, и думала, что не такъ она любила и народъ, и что ми<u>ф</u>олог<u>i</u>я
отв<u>e</u>тственнаго министерства занимала въ ея душ<u>e</u> немногимъ больше м<u>e</u>ста,
ч<u>e</u>мъ, наприм<u>e</u>ръ, премьера въ Художественномъ Театр<u>e</u>. Люди сто л<u>e</u>тъ проливали
свою и чужую кровь, не любя и не уважая по настоящему то, во имя чего это
якобы д<u>e</u>лалось. Пов<u>e</u>рьте, Александръ Михайловичъ, будетъ день, когда этотъ
символическ<u>i</u>й Николай-онъ окажется подд<u>e</u>лкой, самой зам<u>e</u>чательной подд<u>e</u>лкой
нашего времени. Будемъ мы тогда, снявши голову, плакать по волосамъ... В<u>e</u>рно
и тогда преимущественно по волосамъ будемъ плакать...
-- Не понимаю,-- сказалъ Браунъ, пожимая плечами.-- Люди хотятъ
свободы, имъ ея не {164} даютъ, да еще возмущаются, что они любятъ свободу
недостаточно... Извините меня, при чемъ тутъ символическ<u>i</u>й Николай-онъ?
Допустимъ, въ одномъ лагер<u>e</u> знали только Николая-она. Да в<u>e</u>дь и въ лагер<u>e</u>
противоположномъ не все читали Шопенгауэра,-- больше Каткова и "Московск<u>i</u>я
В<u>e</u>домости"...
-- Съ этимъ я нисколько и не спорю... У насъ, говорятъ, страна д<u>e</u>лится:
"мы" и "они". Что-жъ, если о†н†и знаютъ ц<u>e</u>ну н†а†м†ъ, то и мы еще лучше
знаемъ ц<u>e</u>ну имъ.
-- Да вы вообще узко ставите вопросъ, ужъ если на то пошло,-- сказалъ
Браунъ.-- Почему русск<u>i</u>й интеллигентъ? Сказали бы въ общей форм<u>e</u>: "челов<u>e</u>къ
есть животное лживое"... Толку, правда, немного отъ такихъ изречен<u>i</u>й. Да и
произносить ихъ надо непрем<u>e</u>нно по гречески или по латыни, иначе теряется
эффектъ... Я, кстати, очень хот<u>e</u>лъ бы знать, что такое русск<u>i</u>й интеллигентъ?
Точно главные ваши вожди къ интеллигенц<u>i</u>и не принадлежатъ? Обычно русскую
интеллигенц<u>i</u>ю д<u>e</u>лятъ довольно произвольно, и каждый лагерь -- вашъ въ
особенности -- беретъ то, что ему нравится. Казалось бы, всю русскую
цивилизац<u>i</u>ю создала русская интеллигенц<u>i</u>я.
Федосьевъ опять засм<u>e</u>ялся.
-- Петръ, наприм<u>e</u>ръ? -- спросилъ онъ.-- Правда, типичный интеллигентъ?
А онъ в<u>e</u>дь принималъ участ<u>i</u>е въ создан<u>i</u>и русской цивилизац<u>i</u>и... Любилъ ли
онъ ее или н<u>e</u>тъ, любилъ ли вообще Росс<u>i</u>ю, твердо ли в<u>e</u>рилъ въ нее и въ свое
д<u>e</u>ло, -- нашъ голландск<u>i</u>й императоръ,-- это другой вопросъ. Говорилъ, по
должности, разныя хорош<u>i</u>я слова, но... Я шучу, конечно, какое можетъ быть
сомн<u>e</u>н<u>i</u>е въ самоотверженномъ патр<u>i</u>отизм<u>e</u> Петра? Вамъ не приходилось читать
его посл<u>e</u>дн<u>i</u>е указы? Они удивительны... Въ нихъ такая {165} душевная тоска и
нев<u>e</u>р<u>i</u>е, чуть только не безнадежность... Подумайте, и этак<u>i</u>й великанъ у насъ
усталъ! Должно быть, у Петра подъ конецъ жизни немного убавилось в<u>e</u>ры... Во
все убавилось, даже въ науку, которую онъ такъ трогательно любилъ. В<u>e</u>дь
этотъ ген<u>i</u>альный деспотъ былъ, собственно, первымъ челов<u>e</u>комъ восемнадцатаго
стол<u>e</u>т<u>i</u>я,-- пожалуй, больше, ч<u>e</u>мъ Вольтеръ... А вотъ на европейца все-таки
не очень походилъ. Я думаю, его любимые голландцы на этого Саардамскаго
плотника смотр<u>e</u>ли съ большой опаской... Переод<u>e</u>ваться въ чужое платье мы
любили испоконъ в<u>e</u>ковъ. У насъ большинство великихъ людей, отъ Грознаго до
Толстого, обожало духовные маскарад