ы. Москвичей въ Гарольдовомъ плащ<u>e</u> въ
нашей истор<u>i</u>и не перечесть. Вотъ только мода на плащи м<u>e</u>няется...
-- Никакъ я не предполагалъ,-- сказалъ Браунъ,-- что у людей власти
можетъ быть такъ развито чувство ирон<u>i</u>и, какъ у васъ.
-- Чувство ирон<u>i</u>и? -- переспросилъ Федосьевъ. -- Не скажу, что это
см<u>e</u>хъ сквозь слезы, ужъ очень было бы плоско. Что д<u>e</u>лать? И для см<u>e</u>ха, и для
слезъ у насъ теперь достаточно основан<u>i</u>й. Но для слезъ основан<u>i</u>й много
больше.
Они помолчали.
-- Только въ Росс<u>i</u>и и можно понять, что такое рокъ,-- сказалъ Браунъ.--
Вы говорите, мы гибнемъ. Возможно... Во всякомъ случа<u>e</u> спорить не буду. Но
отчего гибнемъ, не знаю. По сов<u>e</u>сти, я никакого рац<u>i</u>ональнаго объяснен<u>i</u>я не
вижу. Такъ, въ свое время, читая Гиббона, я не могъ понять, почему именно
погибъ велик<u>i</u>й Римъ... Должно быть, и передъ его гибелью люди испытывали
такое же странное, чарующее чувство. Есть р<u>e</u>дкое обаян<u>i</u>е у великихъ
обреченныхъ цивилизац<u>i</u>й. А наша -- одна изъ величайшихъ, одна изъ самыхъ
{166} необыкновенныхъ... На меня, посл<u>e</u> долгаго отсутств<u>i</u>я, Росс<u>i</u>я
д<u>e</u>йствуетъ очень сильно. Особенно Петербургъ... Я хорошо знаю самые разные
его круги. Многое можно сказать,-- очень многое,-- а все же такой
удивительной, обаятельной жизни я нигд<u>e</u> не вид<u>e</u>лъ. В<u>e</u>роятно, никогда больше
и не увижу. Да и въ истор<u>i</u>и, думаю, такую жизнь знали немног<u>i</u>я покол<u>e</u>н<u>i</u>я...
Я порою представляю себ<u>e</u> Помпею въ ту минуту, когда вдали, надъ краемъ
кратера, показалась первая струя лавы.
-- Съ той разницей однако, что извержен<u>i</u>е вулкана вн<u>e</u> челов<u>e</u>ческой воли
и власти. У насъ еще, пожалуй, все можно было бы спасти...
-- Ч<u>e</u>мъ спасти? Князь Горенск<u>i</u>й, можетъ быть, и глупъ, но
противопоставить ему у васъ, повидимому, нечего... Для власти всяк<u>i</u>й
энтуз<u>i</u>азмъ пригоденъ, кром<u>e</u> энтуз<u>i</u>азма нигилистическаго. За Горенскаго, по
крайней м<u>e</u>р<u>e</u>, истор<u>i</u>я... В<u>e</u>дь вы не думаете, что все можно было бы спасти
"ми<u>ф</u>олог<u>i</u>ей отв<u>e</u>тственнаго министерства"?
-- Какъ вамъ сказать? Я не отрицаю, что это одинъ изъ выходовъ. Однако,
есть еще и другой... Трудно спорить, конечно, съ истор<u>i</u>й, съ м<u>i</u>ромъ. Но мой
опытъ -- по сов<u>e</u>сти, немалый -- говоритъ мн<u>e</u>, что устрашен<u>i</u>емъ и твердостью
можно добиться отъ людей всего, что угодно.
-- Зач<u>e</u>мъ же д<u>e</u>ло стало? Отчего не добились?
Федосьевъ развелъ руками.
-- Какая же у насъ твердость, Александръ Михайловичъ. Да у насъ и
власти н<u>e</u>тъ, у насъ не правительство, а пустое м<u>e</u>сто!
-- Плохо д<u>e</u>ло, вы правы... Фридрихъ-Вильгельмъ жаловался на Лейбница:
"пустой челов<u>e</u>къ, не ум<u>e</u>етъ стоять на часахъ!" Никто не требуетъ отъ нашихъ
министровъ, чтобъ они были {167} непрем<u>e</u>нно Лейбницами. Но хоть бы на часахъ
ум<u>e</u>ли стоять!.. Впрочемъ, можетъ быть, васъ призовутъ въ посл<u>e</u>днюю минуту?
-- Поздно будетъ,-- сказалъ Федосьевъ. -- Да и не призовутъ, Александръ
Михайловичъ, -- добавилъ онъ, помолчавъ,-- вы напрасно шутите. Мое положен<u>i</u>е
и то очень поколеблено,-- у журналистовъ спросите. Не сегодня-завтра
уволятъ...
Дверь открылась. Кондукторъ спросилъ билеты и съ поклономъ посп<u>e</u>шно
вышелъ.
-- Ну, а какъ же на запад<u>e</u>, Александръ Михайловичъ? -- спросилъ
Федосьевъ, взглянувъ на часы.-- Иногда меня беретъ сомн<u>e</u>н<u>i</u>е: много ли
прочн<u>e</u>е и западъ? Вдругъ и въ Европ<u>e</u> р<u>e</u>шительно все возможно? Вы какъ
думаете? Я Европу плохо знаю. В<u>e</u>дь и тамъ революц<u>i</u>онныя парт<u>i</u>и хорошо
работаютъ?.. Вы ко всему этому не близко стояли?
-- Къ чему?
-- Къ работ<u>e</u> революц<u>i</u>онныхъ парт<u>i</u>й. Наблюдали?
Браунъ смотр<u>e</u>лъ на него съ удивлен<u>i</u>емъ и съ насм<u>e</u>шкой.
-- Конечно, какъ тутъ отв<u>e</u>тить? -- пр<u>i</u>ятно улыбнувшись, сказалъ, посл<u>e</u>
недолгаго молчан<u>i</u>я, Федосьевъ.-- Если и стояли близко, то не для того, чтобъ
объ этомъ разсказывать?
-- Особенно государственнымъ людямъ,-- съ такой же улыбкой произнесъ
Браунъ.
-- О, я в<u>e</u>дь говорю только о наблюден<u>i</u>и, притомъ объ иностранныхъ
революц<u>i</u>онныхъ парт<u>i</u>яхъ: ихъ д<u>e</u>ятельность меня мало касается... Не
настаиваю, конечно... Не скрою отъ васъ впрочемъ, что н<u>e</u>которые изъ вашихъ
научныхъ сотрудниковъ меня интересовали и, такъ сказать, по д<u>e</u>ламъ службы...
Да вотъ хотя бы дочь этого {168} несчастнаго Фишера, о которомъ теперь такъ
много пишутъ, она в<u>e</u>дь у васъ работала,-- быстро сказалъ Федосьевъ,
взглянувъ на Брауна, и тотчасъ продолжалъ.-- Приходилось мн<u>e</u> слышать и о
вашемъ политическомъ образ<u>e</u> мыслей,-- вы изъ него не д<u>e</u>лаете тайны... И,
признаюсь, я н<u>e</u>сколько удивлялся.
-- Можно узнать, почему? Тайны я не д<u>e</u>лаю никакой. Кое-что и писалъ...
Не знаю, вид<u>e</u>ли ли вы мою книгу "Ключъ"? Она была передъ войной напечатана,
впрочемъ, лишь въ отрывкахъ.
-- Я отрывокъ читалъ... Правда, это работа скор<u>e</u>е философскаго
характера? Над<u>e</u>юсь, вы пишете дальше? Было бы крайне обидно, если-бъ такое
зам<u>e</u>чательное произведете осталось незаконченнымъ... Не благодарите, я
говорю совершенно искренно... Удивленъ же я былъ потому, что, хотя по
должности я, кажется, не могу быть причисленъ къ передовымъ людямъ, но съ
мыслями вашихъ статей согласенъ -- не говорю, ц<u>e</u>ликомъ, но, по меньшей м<u>e</u>р<u>e</u>,
на три четверти.
-- Я очень радъ,-- сказалъ, кланяясь съ улыбкой, Браунъ.-- Поистин<u>e</u> это
подтверждаетъ ваши слова о томъ, что въ Росс<u>i</u>и юристы не в<u>e</u>рятъ въ законъ,
капиталисты -- въ право собственности, и т. д. Впрочемъ, я всегда думалъ,
что государственные люди позволяютъ себ<u>e</u> роскошь им<u>e</u>ть два сужден<u>i</u>я: въ
политической работ<u>e</u> и въ частной жизни. И ни одинъ искренн<u>i</u>й политическ<u>i</u>й
д<u>e</u>ятель противъ этого возражать не будетъ..
-- Вы думаете? Однако, возвращаюсь къ вамъ. Съ взглядами, изложенными
въ вашихъ статьяхъ, конечно, трудно править государствомъ, но участвовать въ
революц<u>i</u>и, по моему, еще трудн<u>e</u>е.
Впереди прозвучалъ свистокъ локомотива. На лиц<u>e</u> Федосьева скользнула
досада. По<u>e</u>здъ замедлилъ ходъ. Сквозь запот<u>e</u>вш<u>i</u>я стекла стали {169} чаще
мелькать огни, показались вереницы пустыхъ вагоновъ.
-- Вотъ и Царское,-- сказалъ съ сожал<u>e</u>н<u>i</u>емъ Федосьевъ, протирая
перчаткой запот<u>e</u>вшее стекло.-- Такъ и не удалось побес<u>e</u>довать съ вами... До
другого раза,-- добавилъ онъ полувопросительно и, переждавъ немного,
спросилъ: -- Не сд<u>e</u>лаете ли вы мн<u>e</u> удовольств<u>i</u>е какъ-либо пооб<u>e</u>дать со мной
или позавтракать?
-- Къ вашимъ услугамъ. Спасибо.
-- Вотъ и отлично... Вамъ все равно, у меня или въ ресторан<u>e</u>? Если,
конечно, об<u>e</u>дъ у меня не слишкомъ повредитъ вашей репутац<u>i</u>и,-- сказалъ,
улыбаясь, Федосьевъ.
-- Мн<u>e</u> все равно.
-- Очень хорошо... Я васъ предув<u>e</u>домлю заблаговременно...
Онъ всталъ, простился съ Брауномъ и, опираясь на палку, вышелъ на
площадку вагона. По<u>e</u>здъ съ протяжнымъ свисткомъ остановился. Федосьевъ
нетерп<u>e</u>ливо надавилъ ручку тяжело поддававшейся двери. В<u>e</u>теръ рванулъ сбоку,
сл<u>e</u>пя глаза Федосьеву. Онъ, ежась, надвинулъ плотн<u>e</u>е м<u>e</u>ховую шапку и
осторожно сошелъ по мерзлымъ ступенямъ на слабо осв<u>e</u>щенный перронъ. Шелъ
сн<u>e</u>гъ крупными тающими хлопьями. Носильщикъ б<u>e</u>жалъ вдоль по<u>e</u>зда, вглядываясь
въ выходившихъ пассажировъ. Въ окнахъ вокзала св<u>e</u>тились р<u>e</u>дк<u>i</u>е огни. Гд<u>e</u>-то
впереди рвались красныя искры. За ними все утопало въ темнот<u>e</u>.
XXVI.
-- Такъ ты за<u>e</u>дешь къ Нещеретову? -- значительнымъ тономъ спросила въ
передней мужа Тамара Матв<u>e</u>евна.-- Пожалуйста, не забудь: въ {170} любой
день, кром<u>e</u> среды на будущей нед<u>e</u>л<u>e</u>. Не забудь также сказать о нашемъ
спектакл<u>e</u>... Можетъ быть, ему будетъ интересно...
-- Да, да, я не забуду,-- съ легкимъ нетерп<u>e</u>н<u>i</u>емъ отв<u>e</u>тилъ Кременецк<u>i</u>й,
над<u>e</u>вая шубу. Тамара Матв<u>e</u>евна оправила на немъ воротникъ и поц<u>e</u>ловала мужа
въ подбородокъ.
-- Застегнись, ради Бога, ужасная погода. Теперь у вс<u>e</u>хъ въ город<u>e</u>
гриппъ...
-- Пустяки... До свиданья, золото...
Раздался звонокъ. Горничная открыла дверь и впустила людей, которые,
тяжело ступая, внесли въ переднюю какую-то огромную деревянную штуку.
-- Это еще что? -- съ неудовольств<u>i</u>емъ спросилъ Семенъ Исидоровичъ,
глядя на некланявшихся, угрюмыхъ носильщиковъ, топтавшихъ и пачкавшихъ
мокрыми сапогами аккуратную дорожку на бобрик<u>e</u> передней.
-- Ахъ, это рама,-- заторопившись, сказала Тамара Матв<u>e</u>евна.-- Это для
нашего спектакля. Пройдите, пожалуйста, туда... Маша, проводите же ихъ...
Семенъ Исидоровичъ слегка пожалъ плечами и направился къ двери, съ
демонстративной досадой обходя носильщиковъ, какъ если-бы они совершенно
загораживали выходъ. Спектакль устраивался съ разр<u>e</u>шен<u>i</u>я и даже съ
благословен<u>i</u>я главы дома; однако Кременецк<u>i</u>й всегда въ подобныхъ случаяхъ
принималъ такой тонъ, точно вс<u>e</u> приготовлен<u>i</u>я очень ему м<u>e</u>шали и были
вдобавокъ совершенно ненужны: спектакль могъ отлично устроиться самъ собою.
Семенъ Исидоровичъ сл<u>e</u>довалъ этому тону больше по привычк<u>e</u>, но Тамара
Матв<u>e</u>евна невольно ему поддавалась и чувствовала себя виноватой. {171}
Своей быстрый походкой энергичнаго д<u>e</u>лового челов<u>e</u>ка Кременецк<u>i</u>й
спустился по л<u>e</u>стниц<u>e</u>. На улиц<u>e</u> онъ съ обычнымъ удовольств<u>i</u>емъ окинулъ
хозяйскимъ взглядомъ лошадей, кивнулъ жен<u>e</u>, смотр<u>e</u>вшей на него изъ
осв<u>e</u>щеннаго окна, с<u>e</u>лъ въ сани и сказалъ кучеру:
-- Съ Богомъ!..
Визитъ къ Нещеретову, котораго онъ долженъ былъ пригласить на об<u>e</u>дъ,
былъ не совс<u>e</u>мъ пр<u>i</u>ятенъ Семену Исидоровичу. Донъ-Педро не ошибался:
Кременецк<u>i</u>й д<u>e</u>йствительно подумывалъ о томъ, что хорошо было бы Мус<u>e</u> выйти
замужъ за Нещеретова. Семенъ Исидоровичъ, однако, не подозр<u>e</u>валъ, что эти
его тайные планы могутъ быть кому бы то ни было изв<u>e</u>стны. И вправду трудно
было понять, откуда пошелъ о нихъ слухъ: ничего для осуществлен<u>i</u>я своей
мысли Кременецк<u>i</u>й еще не сд<u>e</u>лалъ, да и самая мысль была довольно смутной.
Семенъ Исидоровичъ въ глубин<u>e</u> души н<u>e</u>сколько ея стыдился, хотя Нещеретовъ во
вс<u>e</u>хъ отношен<u>i</u>яхъ былъ блестящей парт<u>i</u>ей. Разв<u>e</u> только по годамъ онъ не
совс<u>e</u>мъ подходилъ для Муси. Ему было л<u>e</u>тъ тридцать восемь, а то и вс<u>e</u>
сорокъ. Но разница въ возраст<u>e</u> въ пятнадцать, даже въ двадцать л<u>e</u>тъ между
мужемъ и женой была довольно обычнымъ явлен<u>i</u>емъ, и къ рано женящимся
мужчинамъ въ Петербург<u>e</u> относились шутливо, особенно въ томъ обществ<u>e</u>, въ
которомъ жилъ Кременецк<u>i</u>й. Сама Муся постоянно говорила, что для нея мужчины
моложе тридцати л<u>e</u>тъ "вообще не существуютъ": она и называла ихъ
пренебрежительно мальчишками. Семенъ Исидоровичъ отлично зналъ, что женитьба
Нещеретова на Мус<u>e</u> вызвала бы въ ихъ кругу взрывъ зависти. Это было пр<u>i</u>ятно.
Съ особеннымъ удовольств<u>i</u>емъ Кременецк<u>i</u>й представлялъ себ<u>e</u> лицо Меннера,
когда онъ получитъ французскую {172} карточку съ изв<u>e</u>щен<u>i</u>емъ о помолвк<u>e</u>
Муси. И все-таки Семену Исидоровичу было немного сов<u>e</u>стно.
"Челов<u>e</u>къ съ положен<u>i</u>емъ Нещеретова не можетъ не им<u>e</u>ть враговъ и
завистниковъ, все равно какъ я. Это бол<u>e</u>е ч<u>e</u>мъ естественно при его
сказочномъ богатств<u>e</u>",-- думалъ Кременецк<u>i</u>й.-- "Но ничего плохого никто о
немъ сказать не можетъ"...
Нещеретовъ вышелъ въ больш<u>i</u>е люди лишь въ посл<u>e</u>днее время, особенно со
второго года войны, на которой онъ наживалъ огромныя деньги. Говорили, что
онъ з†а†р†а†б†а†т†ы†в†а†л†ъ не мен<u>e</u>е милл<u>i</u>она рублей въ м<u>e</u>сяцъ,-- счетъ его
доходамъ велся уже не по годамъ, а по м<u>e</u>сяцамъ. Д<u>e</u>ла у него были самыя
разнообразныя. Онъ изготовлялъ снаряды, пр<u>i</u>обр<u>e</u>талъ и перепродавалъ
нефтяныя, суконныя, металлургическ<u>i</u>я предпр<u>i</u>ят<u>i</u>я, скупалъ дома ц<u>e</u>лыми
кварталами, им<u>e</u>лъ въ какомъ-то банк<u>e</u> "контрольный пакетъ" (слова
"контрольный пакетъ" произносились не очень осв<u>e</u>домленными людьми съ
н<u>e</u>которымъ испугомъ,-- совс<u>e</u>мъ же неосв<u>e</u>домленные не сразу могли догадаться,
что это такое). Каждый день приносилъ новыя изв<u>e</u>ст<u>i</u>я о Нещеретов<u>e</u>. Посл<u>e</u>днее
изъ нихъ заключалось въ томъ, что онъ хочетъ играть политическую роль. Это,
впрочемъ, особеннаго удивлен<u>i</u>я въ обществ<u>e</u> не вызывало: какъ разъ въ то
время чуть ли не вс<u>e</u> петербургск<u>i</u>е банкиры и промышленники почему-то стали
подумывать о политической роли,-- открывали политическ<u>i</u>е салоны, покупали
газеты, финансировали разныя парт<u>i</u>и или давали взаймы деньги вл<u>i</u>ятельнымъ
людямъ.
-- Для Нещеретова выбросить милл<u>i</u>онъ-другой на газету все равно, что,
наприм<u>e</u>ръ, мн<u>e</u>, рабу Божьему, дать на общественное д<u>e</u>ло десять или двадцать
тысячъ рублей,-- скромно, но съ сознан<u>i</u>емъ собственнаго своего немалаго
положен<u>i</u>я, говорилъ наканун<u>e</u> въ обществ<u>e</u> по поводу {173} этого слуха Семенъ
Исидоровичъ.-- Я знаю изъ достов<u>e</u>рнаго источника, что онъ давно перевалилъ
за пятьдесятъ милл<u>i</u>оновъ. Скоро его и за сто не купишь. Время деньгу
даетъ...
Слышавш<u>i</u>й его слова старый финансовый тузъ немедленно изобразилъ на
лиц<u>e</u> насм<u>e</u>шливую улыбку: давн<u>i</u>е петербургск<u>i</u>е богачи вообще съ подчеркнутой
ирон<u>i</u>ей относились къ Нещеретову, къ его д<u>e</u>ламъ и богатству.
-- Помяните мое слово,-- сказалъ дов<u>e</u>рительнымъ тономъ финансистъ,--
этотъ блефферъ кончитъ крахомъ и страшн<u>e</u>йшимъ скандаломъ. У него пассивъ
превышаетъ активъ и, если какъ сл<u>e</u>дуетъ разобраться, то ни гроша за душою.
Семенъ Исидоровичъ однако ясно чувствовалъ, что его собес<u>e</u>дникъ самъ не
вполн<u>e</u> ув<u>e</u>ренъ въ своей иронической улыбк<u>e</u> и что за ней скрывается тревожная
мысль: "Чортъ его знаетъ, можетъ, блефферъ, а можетъ, и не блефферъ: вдругъ
и въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> пятьдесятъ милл<u>i</u>оновъ?.. Теперь все возможно"... (Фразу
"теперь все возможно" по самымъ разнымъ поводамъ произносили въ посл<u>e</u>днее
время вс<u>e</u>). Люди, не принадлежавш<u>i</u>е къ финансовому м<u>i</u>ру, но т<u>e</u>сно съ нимъ
соприкасавш<u>i</u>еся, какъ Кременецк<u>i</u>й, плохо в<u>e</u>рили, что можно, не им<u>e</u>я ни
гроша, скупать десятками дома и заводы.
О Нещеретов<u>e</u> по столиц<u>e</u> ходило много анекдотовъ. Въ прежн<u>i</u>я времена ихъ
охотно повторялъ и самъ Семенъ Исидоровичъ. Теперь это было ему непр<u>i</u>ятно и,
слушая так<u>i</u>е разсказы, онъ снисходительно см<u>e</u>ялся, а зат<u>e</u>мъ ув<u>e</u>ренно
заключалъ: "Разум<u>e</u>ется, это вздоръ! Нещеретовъ культурн<u>e</u>йш<u>i</u>й челов<u>e</u>къ,
европеецъ въ полномъ смысл<u>e</u> слова. Однако, se non e` vero"...
Нещеретовъ и въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> былъ европейцемъ. Происхожден<u>i</u>я онъ былъ
довольно темнаго, {174} но говорилъ прилично на трехъ языкахъ, прекрасно
од<u>e</u>вался, брилъ усы и бороду, занимался боксомъ, фехтован<u>i</u>емъ и другими
видами спорта, мало принятыми въ Росс<u>i</u>и. "Н<u>e</u>тъ, плохого ничего н<u>e</u>тъ. Это во
всякомъ случа<u>e</u> челов<u>e</u>къ съ большими достоинствами"...-- неув<u>e</u>ренно думалъ
Кременецк<u>i</u>й.-- "Да, конечно, онъ страшно богатъ, но, слава Богу, я не продаю
Мусю... Мы выше злобствован<u>i</u>й разныхъ клеветниковъ и завистниковъ, на нихъ
нечего обращать вниман<u>i</u>е. Муся и сама не б<u>e</u>дна. Хотя, конечно, что такое ея
приданое по сравнен<u>i</u>ю съ этимъ сказочнымъ богатствомъ"...
Кременецк<u>i</u>й разсчитывалъ дать дочери въ приданое сто тысячъ рублей, а,
если она выйдетъ еще не скоро, то и дв<u>e</u>сти,-- разум<u>e</u>ется не такъ, просто,
наличными на руки мужу, а закр<u>e</u>пивъ и обезпечивъ за Мусей деньги. Это была
немалая сумма, и доходъ съ нея могъ быть прекраснымъ подспорьемъ для молодой
четы. Семенъ Исидоровичъ съ гордостью вспоминалъ, что самъ онъ женился,
ничего не им<u>e</u>я, на д<u>e</u>вушк<u>e</u> безъ состоян<u>i</u>я,-- вначал<u>e</u> имъ приходилось
довольно туго. "Да, прекрасное подспорье, но жить на это нельзя, по крайней
м<u>e</u>р<u>e</u> такъ, какъ Муся привыкла жить у меня",-- подумалъ онъ, хотя,
собственно, Муся не могла привыкнуть у него къ роскошной жизни: Семенъ
Исидоровичъ еще не очень давно былъ небогатымъ челов<u>e</u>комъ; его образъ жизни
лишь въ посл<u>e</u>дн<u>i</u>е годы сталъ быстро м<u>e</u>няться въ сторону все большей роскоши.
Никоновъ острилъ даже, что къ сорокапятил<u>e</u>т<u>i</u>ю Тамары Матв<u>e</u>евны мужъ купилъ
ей фамильное серебро,-- эта шутка стоила бы должности Григор<u>i</u>ю Ивановичу,
если-бъ стала изв<u>e</u>стна его патрону. "Для Нещеретова и сто, и дв<u>e</u>сти тысячъ
ровно ничего не составляютъ. Ему, разум<u>e</u>ется, ничего не надо {175} было бы
дать, просто см<u>e</u>шно было бы",-- сказалъ себ<u>e</u> Кременецк<u>i</u>й. Но это соображен<u>i</u>е
не им<u>e</u>ло для него значен<u>i</u>я: Семенъ Исидоровичъ не былъ скупъ. "Да, безспорно
Нещеретовъ зам<u>e</u>чательный челов<u>e</u>къ... Онъ будетъ когда-нибудь министромъ и,
быть можетъ, скоро... Ч<u>e</u>мъ теперь чортъ не шутитъ!"
Нещеретовъ держался значительно бол<u>e</u>е правыхъ взглядовъ, ч<u>e</u>мъ Семенъ
Исидоровичъ. Однако это обстоятельство было скор<u>e</u>е пр<u>i</u>ятно Кременецкому. Онъ
даже хот<u>e</u>лъ бы, чтобы его зять д<u>e</u>лалъ "бюрократическую карьеру". У
н<u>e</u>которыхъ людей, близкихъ по кругу и по взглядамъ Семену Исидоровичу, были
родственники съ немалымъ служебнымъ и даже придворнымъ положен<u>i</u>емъ, но
родство съ ними только увеличивало престижъ этихъ людей.
"Разум<u>e</u>ется, не въ деньгахъ счастье и Муся нуждаться у меня не
будетъ... Главное, чтобъ они понравились другъ другу... Но разв<u>e</u> такой
ребенокъ, какъ Муся, можетъ знать ц<u>e</u>ну людямъ, можетъ разбираться въ
чувствахъ?.. И разв<u>e</u> она понимаетъ, какъ скрашиваетъ жизнь богатство",--
думалъ Кременецк<u>i</u>й съ легкой, чуть-горькой, чуть-растроганной, улыбкой
челов<u>e</u>ка, который не отказался отъ идеаловъ молодости, но, умудренный
жизнью, научился д<u>e</u>лать къ нимъ поправки. Хотя Семенъ Исидоровичъ часто съ
умилен<u>i</u>емъ говорилъ о золотыхъ дняхъ юности и о радужной весн<u>e</u> жизни, онъ
былъ теперь гораздо самоув<u>e</u>ренн<u>e</u>е и потому счастлив<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ въ молодые годы.
Искренно любя дочь, Кременецк<u>i</u>й не могъ не желать ей выйти замужъ за богача.
"Конечно, все это въ сущности еще вилами по вод<u>e</u> писано... Муся для него
приличная парт<u>i</u>я и только. Можетъ, онъ княжну ищетъ",-- съ непр<u>i</u>язненнымъ
чувствомъ подумалъ Семенъ Исидоровичъ.-- {176} "Отъ об<u>e</u>да онъ, конечно, не
откажется... А вдругъ откажется?" -- мелькнула у него тревожная мысль. Очень
это досадно, что онъ какъ разъ у<u>e</u>халъ въ Москву, когда у насъ былъ раутъ...
Н<u>e</u>тъ, отъ об<u>e</u>да онъ не можетъ отказаться"...
Эти соображен<u>i</u>я и то, что въ связи съ ними требовалось д<u>e</u>лать, были
непр<u>i</u>ятны Кременецкому: такъ все это не походило на его обычныя мысли и
занят<u>i</u>я. Посов<u>e</u>товаться было не съ к<u>e</u>мъ. Тамара Матв<u>e</u>евна знала о планахъ
мужа, думала о нихъ точно такими же мыслями, какъ онъ, и умилялась, что
столь зам<u>e</u>чательный челов<u>e</u>къ входитъ въ д<u>e</u>ла, вполн<u>e</u> доступныя ея
собственному разуму. Она первая и навела мужа на эти мысли, сказавъ ему
вскользь посл<u>e</u> какого-го вечера, что Муся, кажется, очень нравится
Нещеретову. По настоящему они, однако, объ этихъ планахъ никогда не
говорили.
Дня за два до того Кременецкимъ во время об<u>e</u>да принесли отъ Нещеретова
билеты на концертъ, устраиваемый въ пользу благотворительнаго общества, во
глав<u>e</u> котораго онъ стоялъ. Тамара Матв<u>e</u>евна такъ посп<u>e</u>шно и съ такимъ
значительнымъ видомъ предложила послать дв<u>e</u>сти рублей, что Семенъ
Исидоровичъ почувствовалъ н<u>e</u>которую неловкость. Обычно въ подобныхъ случаяхъ
они давали отъ десяти до пятидесяти рублей, въ зависимости отъ того, кто
присылалъ билеты. Кременецк<u>i</u>й, однако, немедленно согласился съ женой,
быстро перевелъ разговоръ на другой предметъ и посл<u>e</u> завтрака, не глядя на
Тамару Матв<u>e</u>евну, далъ ей для отсылки дв<u>e</u> сторублевыхъ ассигнац<u>i</u>и.
Муся лишь чуть зам<u>e</u>тно улыбнулась при этомъ разговор<u>e</u>. Ей родители о
замужеств<u>e</u> вообще никогда не говорили. У нихъ давно было р<u>e</u>шено, {177} что,
если заговорить съ Мусей о томъ, какъ выдать ее замужъ, то произойдетъ н<u>e</u>что
страшное, -- настолько далека д<u>e</u>вочка отъ такихъ мыслей. Въ д<u>e</u>йствительности
Муся немедленно догадывалась о семейныхъ планахъ, но не показывала вида, что
догадывается: такъ было удобн<u>e</u>е и спокойн<u>e</u>е. Она очень трезво съ разныхъ
сторонъ обдумывала всякую нам<u>e</u>чавшуюся у родителей комбинац<u>i</u>ю. Нещеретовъ не
нравился ей, и не былъ ей противенъ. Однако эти планы сразу показались Мус<u>e</u>
несерьезными, и она почти не остановилась на нихъ въ воображен<u>i</u>и. Ей даже
захот<u>e</u>лось было сказать отцу, чтобы онъ не тратилъ даромъ времени. Но такое
зам<u>e</u>чан<u>i</u>е очевидно открыло бы возможность разныхъ ненужныхъ и непр<u>i</u>ятныхъ
разговоровъ и сразу вывело бы ее изъ удобной роли д<u>e</u>вочки, стоящей
безконечно далеко отъ подобныхъ д<u>e</u>лъ. Муся ничего не сказала.
XXVII.
Сани съ<u>e</u>хали на мостъ, стукъ копытъ лошадей сталъ звучные и отчетлив<u>e</u>е.
Подуло холодомъ. Семенъ Исидоровичъ, ежась и прижимая руки къ груди, плотн<u>e</u>е
запахнулъ шубу и окинулъ взглядомъ сверкавш<u>i</u>е огнями дворцы, испытывая, какъ
всегда, привычное петербуржцамъ чувство гордости столицей и Невою.
Кременецк<u>i</u>й жилъ въ большой квартир<u>e</u>, въ одной изъ хорошихъ частей города,
но мечтой его было поселиться на набережной въ собственномъ дом<u>e</u>. Л<u>e</u>тъ
черезъ пять эта мечта могла осуществиться: д<u>e</u>ла Семена Исидоровича шли все
лучше. Мысли Кременецкаго перешли на новый предметъ, на д<u>e</u>ло о смерти
Фишера, которое очень его занимало. До {178} вручен<u>i</u>я Загряцкому
обвинительнаго акта было далеко, вопросъ о защитник<u>e</u> еще и не ставился.
Семенъ Исидоровичъ достаточно часто выступалъ въ сенсац<u>i</u>онныхъ процессахъ.
Но почему-то это д<u>e</u>ло чрезвычайно его увлекало. Улики противъ Загряцкаго,
изв<u>e</u>стныя Кременецкому изъ газетныхъ сообщен<u>i</u>й, казались ему не слишкомъ
тяжелыми. При чтен<u>i</u>я газетъ у Семена Исидоровича невольно складывался планъ
защиты. Въ посл<u>e</u>дн<u>i</u>е дни онъ не разъ подолгу возвращался мысленно къ этому
д<u>e</u>лу, точно Загряцк<u>i</u>й уже пригласилъ его въ защитники. Въ жизни
Кременецкаго, какъ у многихъ д<u>e</u>ловыхъ и занятыхъ людей, праздныя мечтан<u>i</u>я
занимали немало м<u>e</u>ста.
Большая публика, постоянно встр<u>e</u>чая имя Кременецкаго въ газетахъ,
относила Семена Исидоровича къ верхамъ столичной адвокатуры. Въ адвокатскихъ
кругахъ, однако, знали, что онъ къ настоящимъ верхамъ не принадлежитъ и,
конечно, никогда принадлежать не будетъ. Наибол<u>e</u>е заслуженные, выдающ<u>i</u>еся
адвокаты считали его краснор<u>e</u>ч<u>i</u>е н<u>e</u>сколько провинц<u>i</u>альнымъ по тону и
относились къ нему иронически. Но одно свойство его таланта,-- мастерство и
блескъ характеристикъ,-- признавали вс<u>e</u> второстепенные адвокаты. Семенъ
Исидоровичъ очень любилъ свою признанную особенность и порою, въ застольныхъ
р<u>e</u>чахъ или въ разговорахъ, скромно вскользь упоминалъ о своихъ "судебныхъ
характеристикахъ, къ которымъ такъ незаслуженно-благосклонно относятся
товарищи, равно какъ и н<u>e</u>которые наши видн<u>e</u>йш<u>i</u>е судьи, мн<u>e</u>н<u>i</u>е которыхъ мн<u>e</u>
особенно дорого". Или говорилъ о томъ, что онъ "обычно,-- по крайней м<u>e</u>р<u>e</u> въ
лучшихъ своихъ д<u>e</u>лахъ -- исходилъ не столько изъ фактовъ, сколько изъ
образовъ". Этихъ образовъ онъ собственно почти не выдумывалъ, онъ какъ-то
безсознательно ихъ {179} заимствовалъ изъ неизв<u>e</u>стно к<u>e</u>мъ составленной
сокровищницы, къ которой им<u>e</u>лъ доступъ.
Такъ и при первомъ знакомств<u>e</u> съ д<u>e</u>ломъ Загряцкаго образы у Семена
Исидоровича нам<u>e</u>тились сами собой и мгновенно облеклись въ надлежащую
словесную форму. Загряцк<u>i</u>й былъ "выходецъ отжившаго класса, челов<u>e</u>къ
ушибленный жизнью, однако не лишенный благородныхъ зачатковъ, слабый,
безвольный, безхарактерный тунеядецъ -- да, если угодно, туне-ядецъ, господа
присяжные, въ самомъ буквальномъ смысл<u>e</u> этого стараго, прекраснаго нашего
слова, челов<u>e</u>къ втун<u>e</u> вкушающ<u>i</u>й хл<u>e</u>бъ, втун<u>e</u> коротающ<u>i</u>й никому ненужные дни,
челов<u>e</u>къ втун<u>e</u> живущ<u>i</u>й, не знающ<u>i</u>й ц<u>e</u>ли жизни, чуждый ея высшимъ запросамъ,
-- но не уб<u>i</u>йца, н<u>e</u>тъ, не уб<u>i</u>йца, кто угодно, что угодно, но не уб<u>i</u>йца, н<u>e</u>тъ
-- и тысячу разъ н<u>e</u>тъ, господа судьи, господа присяжные зас<u>e</u>датели!"...
Противоположностью Загряцкому былъ Фишеръ, "энергичный, самоув<u>e</u>ренный,
боевой д<u>e</u>лецъ, стрэгльфорлайферъ западной складки, европеизированный или
точн<u>e</u>е американизированный Колупаевъ, старый русск<u>i</u>й Колупаевъ въ новомъ
вид<u>e</u>, выбритый, надушенный, отесанный, но зато и лишивш<u>i</u>йся того немногаго,
что было ц<u>e</u>нно, что было привлекательно въ Колупаевыхъ и Разуваевыхъ,-- ихъ
здоровья, ихъ силы, происходящей отъ близости къ толщ<u>e</u> народной,-- да,
надвигающ<u>i</u>йся на насъ, грозный, интернац<u>i</u>ональный, и чуть было не сказалъ --
космическ<u>i</u>й, Колупаевъ, скрывающ<u>i</u>й подъ безукоризненнымъ фракомъ, подъ
б<u>e</u>лосн<u>e</u>жной манишкой гд<u>e</u>-то въ глубин<u>e</u> заложенный очагъ душевнаго
гн<u>i</u>ен<u>i</u>я"... Все это предполагалось ярко развить и разработать. Загряцк<u>i</u>й
былъ "чичероне Фишера въ вихр<u>e</u> столичнаго разгула, въ пьяномъ угар<u>e</u> кутежей,
своего рода Виргил<u>i</u>й при этомъ малопривлекательномъ {180} Данте",-- съ
горькой усм<u>e</u>шкой говорилъ на суд<u>e</u> Кременецк<u>i</u>й,-- "да простить мн<u>e</u>
неподобающее сравнен<u>i</u>е т<u>e</u>нь великаго поэта"...
Зд<u>e</u>сь Семенъ Исидоровичъ предполагалъ нарисовать мрачную картину
столичнаго притона, квартиры, въ которой былъ найденъ убитымъ Фишеръ,
изобразить въ соотв<u>e</u>тственныхъ тонахъ и въ допустимыхъ пред<u>e</u>лахъ то, что
тамъ происходило и что, "словно въ насм<u>e</u>шку надъ священной колыбелью
челов<u>e</u>ческой культуры, надъ сокровищницей св<u>e</u>тлаго духа Эллады, называлось
афинскими вечерами". Зат<u>e</u>мъ онъ переходилъ отъ образовъ къ разбору уликъ. Въ
этой части его р<u>e</u>чи тонъ долженъ былъ совершенно перем<u>e</u>ниться; онъ
становился строго д<u>e</u>ловымъ и лишь порою негодующе-ироническимъ въ т<u>e</u>хъ
м<u>e</u>стахъ, гд<u>e</u> надлежало коснуться результатовъ сл<u>e</u>дств<u>i</u>я. Разбирая одну за
другой вс<u>e</u> улики противъ Загряцкаго, Кременецк<u>i</u>й отказывался заниматься
вопросомъ, кто убилъ. Онъ только бросалъ самые общ<u>i</u>е намеки. Убить Фишера
могла въ порыв<u>e</u> отчаян<u>i</u>я одна изъ женщинъ, которыхъ онъ лишалъ образа и
подоб<u>i</u>я челов<u>e</u>ческаго, могъ убить его на почв<u>e</u> мести, ревности, денежныхъ
разсчетовъ или шантажа сутенеръ, приведенный женщинами. "Что сд<u>e</u>лало
сл<u>e</u>дств<u>i</u>е въ этомъ направлен<u>i</u>я, господа судьи? Ничего, ничего -- и трижды
ничего..."
Наконецъ въ заключен<u>i</u>е Кременецк<u>i</u>й хот<u>e</u>лъ бы осторожно, но достаточно
ясно коснуться общественно-политической стороны д<u>e</u>ла объ уб<u>i</u>йств<u>e</u> Фишера.
"Эта бульварная драма могла разыграться лишь въ нездоровой общественной
атмосфер<u>e</u>, которою, увы! все больше живетъ, все тяжел<u>e</u>е дышетъ градъ Петра и
даже вся наша многострадальная родина, господа присяжные зас<u>e</u>датели" (Семенъ
Исидоровичъ им<u>e</u>лъ въ виду {181} Распутинщину). Зд<u>e</u>сь явно нуженъ былъ особый
ритмъ, мощный подъемъ р<u>e</u>чи. Семенъ Исидоровичъ часто называлъ себя
посл<u>e</u>дователемъ Плевако, что чрезвычайно раздражало людей, которые Плевако
знали и слышали. Въ разговорахъ о своемъ "учител<u>e</u>" Кременецк<u>i</u>й всегда
закатывалъ глаза и называлъ его по имени-отчеству "Федоръ Никифоровичъ",--
все равно какъ люди говорятъ просто "Левъ Николаевичъ". Ритмъ конца своей
р<u>e</u>чи Кременецк<u>i</u>й нам<u>e</u>чалъ въ дух<u>e</u> знаменит<u>e</u>йшихъ р<u>e</u>чей Плевако. Особенно
нравилось ему: "Выше, выше стройте ст<u>e</u>ны, дабы не видно было совершающихся
за ст<u>e</u>нами д<u>e</u>лъ!" -- именно что-либо такое сл<u>e</u>довало бы пустить и зд<u>e</u>сь. Но
Семену Исидоровичу и въ мечтахъ еще было неясно, как<u>i</u>я тутъ могли бы быть
ст<u>e</u>ны и кому собственно надлежало ихъ строить. Кром<u>e</u> того обличительное
заключен<u>i</u>е р<u>e</u>чи завис<u>e</u>ло и отъ того, кто будетъ предс<u>e</u>дательствовать. "Если
Горностаевъ, то не очень разговоришься",-- подумалъ огорченно Кременецк<u>i</u>й.
Замечтавш<u>i</u>йся Семенъ Исидоровичъ вдругъ съ досадой вспомнилъ, что д<u>e</u>ла
этого онъ еще не получилъ и, весьма возможно, не получитъ,-- легко могла
пропасть даромъ вся потраченная работа мысли и художественнаго инстинкта.
Недовольно морща лобъ, Кременецк<u>i</u>й взглянулъ на часы. Дни Семена Исидоровича
были строго распред<u>e</u>лены въ записной книжк<u>e</u> по часамъ, если не по минутамъ,
и эта перегруженность д<u>e</u>лами, приводившая въ отчаянье Тамару Матв<u>e</u>евну,
составляла одну изъ главныхъ радостей его жизни: л<u>e</u>томъ на курортахъ посл<u>e</u>
нед<u>e</u>ли-другой отдыха онъ неизм<u>e</u>нно начиналъ скучать.
Въ этотъ день Кременецк<u>i</u>й не выступалъ ни въ суд<u>e</u>, ни въ сенат<u>e</u>. Онъ
все утро дома принималъ кл<u>i</u>ентовъ, зат<u>e</u>мъ посл<u>e</u> завтрака долго работалъ
{182} со своимъ помощникомъ Фоминымъ, котораго онъ ц<u>e</u>нилъ больше, ч<u>e</u>мъ
Никонова. Семенъ Исидоровичъ былъ ув<u>e</u>ренъ, что помощники боготворятъ его, и
тонъ Фомина въ д<u>e</u>ловыхъ разговорахъ поддерживалъ въ Кременецкомъ эту
ув<u>e</u>ренность. Впрочемъ, Фоминъ д<u>e</u>йствительно отдавалъ должное ораторскому
таланту и познан<u>i</u>ямъ Кременецкаго, а еще больше его ум<u>e</u>н<u>i</u>ю держать себя съ
богатыми кл<u>i</u>ентами: Семенъ Исидоровичъ, часто выступая безплатно по д<u>e</u>ламъ
б<u>e</u>дныхъ людей, съ богатыхъ бралъ все, что можно было взять; но всегда
выходило такъ, точно онъ оказывалъ имъ одолжен<u>i</u>е, принимая на себя ихъ д<u>e</u>ла
или становясь ихъ юрисконсультомъ.
Закончивъ работу съ Фоминымъ и по случайности располагая двумя часами
свободнаго времени до вечерняго пр<u>i</u>ема, Семенъ Исидоровичъ и р<u>e</u>шилъ сд<u>e</u>лать
нужный визитъ. Нещеретовъ жилъ въ отдаленной отъ центра части города, что
очень огорчало многочисленныхъ маклеровъ, комисс<u>i</u>онеровъ и другихъ людей,
им<u>e</u>вшихъ съ нимъ д<u>e</u>ла: онъ и свою контору пом<u>e</u>стилъ въ особняк<u>e</u>, въ которомъ
жилъ. Это было не по европейски и не по американски, но и въ этомъ какъ бы
чувствовалось могущество, сознан<u>i</u>е того, что къ нему вс<u>e</u> пр<u>i</u>йдутъ куда
угодно: не ему нужны люди, а онъ имъ нуженъ. То же ощущен<u>i</u>е большой силы
Семенъ Исидоровичъ испыталъ при вид<u>e</u> двухъэтажнаго дома, передъ которымъ
стояло н<u>e</u>сколько автомобилей и экипажей. "Совс<u>e</u>мъ министерство, только
будочниковъ не хватаетъ",-- подумалъ Семенъ Исидоровичъ. Въ дом<u>e</u> былъ ярко
осв<u>e</u>щенъ весь первый этажъ, въ которомъ пом<u>e</u>щалась контора. "В<u>e</u>рно, онъ еще
за работой",-- сказалъ себ<u>e</u> Кременецк<u>i</u>й, входя въ огромную стеклянную дверь.
"Такъ и у Ротшильдовъ на банк<u>e</u> н<u>e</u>тъ никакой выв<u>e</u>ски"... {183}
Внутри тоже было какъ бы министерство: въ залахъ сложнаго устройства,
за полированными, краснаго дерева, столами, работали десятки людей; друг<u>i</u>е
люди въ шубахъ и калошахъ, дожидаясь, сид<u>e</u>ли на скамьяхъ вокругъ мраморныхъ
колоннъ; трещали телефоны, стучали пишущ<u>i</u>я машинки, мальчики проб<u>e</u>гали изъ
одного отд<u>e</u>лен<u>i</u>я въ другое. Сл<u>e</u>ва изъ-за р<u>e</u>шетки, на которой была надпись:
"Касса No. 2", мимо Семена Исидоровича быстро куда-то проскользнула по
длинной проволок<u>e</u> корзинка съ бумагами. Кассиръ сбоку сердито выкрикнулъ
номеръ, такъ что Семенъ Исидоровичъ вздрогнулъ. Какая-то дама сорвалась со
скамейки у колонны, взглянувъ на металлическую пластинку въ рук<u>e</u>, и посп<u>e</u>шно
направилась къ кассъ. "А тотъ говоритъ: ни гроша за душою!" -- подумалъ
благодушно Кременецк<u>i</u>й. Онъ спросилъ у служителя въ ливре<u>e</u>, какъ пройти въ
кабинетъ Аркад<u>i</u>я Николаевича, и узналъ, что Нещеретовъ принимаетъ у себя
наверху.
-- Только ежели вамъ не назначено, то принять не могутъ,-- сказалъ
швейцаръ, въ тон<u>e</u> котораго также чувствовалось могущество фирмы. С<u>e</u>дые бобры
Кременецкаго, видимо, не произвели на него впечатл<u>e</u>н<u>i</u>я.
Въ это время одинъ изъ главныхъ служащихъ, немного знакомый съ Семеномъ
Исидоровичемъ, увид<u>e</u>въ его, посп<u>e</u>шно вышелъ изъ стеклянной камеры, любезно
съ нимъ поздоровался и, узнавъ, что онъ по личному д<u>e</u>лу къ Нещеретову,
посов<u>e</u>товалъ послать наверхъ визитную карточку.
-- Васъ, в†<u>e</u>†р†о†я†т†н†о, Аркад<u>i</u>й Николаевичъ приметъ,-- сказалъ онъ.
Мальчикъ взялъ карточку, которую не безъ тревоги вручилъ ему Кременецк<u>i</u>й, и
поб<u>e</u>жалъ съ ней изъ залы. Знакомый Кременецкаго, какъ оказалось, состоялъ
{184} в†и†ц†е†-†д†и†р†е†к†т†о†р†о†м†ъ въ одномъ изъ предпр<u>i</u>ят<u>i</u>й,
пом<u>e</u>щавшихся въ этомъ здан<u>i</u>и.
-- Да, у васъ настоящее министерство,-- сказалъ, улыбаясь, Семенъ
Исидоровичъ.
-- Въ нын<u>e</u>шней атмосфер<u>e</u> лучше работать зд<u>e</u>сь, ч<u>e</u>мъ въ министерств<u>e</u>,--
сказалъ вице-директоръ, пользуясь случаемъ для того, чтобы поговорить о
политическомъ положен<u>i</u>и съ изв<u>e</u>стнымъ адвокатомъ. Слегка понизивъ голосъ,
онъ разсказалъ, что на дняхъ собственными глазами вид<u>e</u>лъ записку Распутина,
адресованную черезъ просителя одному изъ министровъ: "Милай сд<u>e</u>лай
Григор<u>i</u>й".
-- Вотъ какъ нынче д<u>e</u>ла д<u>e</u>лаютъ! Хорошо, правда?
-- Да, недурственно,-- отв<u>e</u>тилъ, пожимая плечами, Кременецк<u>i</u>й.
Онъ вспомнилъ ходивш<u>i</u>е по городу слухи, будто самъ Нещеретовъ не то
завязалъ, не то хочетъ завязать связи съ Распутинымъ.
-- Положительно надо удивляться сл<u>e</u>пот<u>e</u> этихъ людей,-- сказалъ онъ.--
В<u>e</u>дь дошутятся... Шутилъ Мартынъ и свалился подъ тынъ...
-- Именно,-- подхватилъ вице-директоръ.-- Лично я вижу выходъ только въ
отв<u>e</u>тственномъ министерств<u>e</u>.
-- Во всякомъ случа<u>e</u> безъ устранен<u>i</u>я всей этой камарильи, безъ
привлечен<u>i</u>я живыхъ силъ страны...-- началъ Семенъ Исидоровичъ, но къ нимъ
какъ разъ подб<u>e</u>жалъ мальчикъ, относивш<u>i</u>й карточку.
-- Пожалуйте,-- сказалъ онъ.
Семенъ Исидоровичъ вздохнулъ съ облегчен<u>i</u>емъ: ему было бы неловко и
передъ вице-директоромъ, и передъ самимъ собой, если-бъ Нещеретовъ его не
принялъ. {185}
-- Да, какъ бы не свалились подъ тынъ, ушибиться можно,-- сказалъ онъ
и, пожавъ руку своему собес<u>e</u>днику, пошелъ всл<u>e</u>дъ за мальчикомъ. Они
поднялись во второй этажъ по ярко осв<u>e</u>щенной л<u>e</u>стниц<u>e</u>, по сторонамъ которой
стояли огромныя фигуры закованныхъ въ латы рыцарей.
XXVIII.
Лакей саженнаго роста по звонку встр<u>e</u>тилъ съ поклономъ Кременецкаго
наверху л<u>e</u>стницы, проводилъ его въ гостиную, зажегъ огромную хрустальную
люстру и попросилъ гостя немного подождать. Эта большая комната была
обставлена старинной мебелью. Семенъ Исидоровичъ кивнулъ головой. Онъ твердо
отстаивалъ свое право на style moderne, но зналъ, что старинная мебель все
же считается выше, и догадывался, въ как<u>i</u>я деньги влет<u>e</u>ли Нещеретову эти
ободранныя кресла и диваны. Въ дом<u>e</u> небогатаго челов<u>e</u>ка рваный шелкъ,
засаленные обюссоны показались бы Кременецкому просто рваными и засаленными;
но у такого богача, какъ Нещеретовъ, не могло быть не-настоящей мебели, какъ
не могло быть у него дешевыхъ, т. е. дурныхъ, картинъ на ст<u>e</u>нахъ. Семенъ
Исидоровичъ старательно залюбовался одной "бержерой", которую безъ большой
ув<u>e</u>ренности отнесъ къ стилю Louis XVI. Эту "бержеру" онъ предполагалъ
особенно выд<u>e</u>лить и похвалить, если-бъ съ хозяиномъ зашелъ разговоръ о
мебели. Кременецк<u>i</u>й прошелся раза два по комнат<u>e</u>, осмотр<u>e</u>лъ вс<u>e</u> картины,
подъ которыми можно было кое-какъ разобрать подпись, и зат<u>e</u>мъ с<u>e</u>лъ въ мен<u>e</u>е
ободранное кресло.
Настроен<u>i</u>е у Семена Исидоровича ухудшилось. Его заставляли ждать, отъ
чего онъ н<u>e</u>сколько {186} отвыкъ. Визитъ внезапно показался ему глупымъ,
ненужнымъ, даже н<u>e</u>сколько унизительнымъ и для него самого, и для Муси,--
Кременецк<u>i</u>й н<u>e</u>жно любилъ дочь. "Ну, догадаться онъ, правда, не можетъ",--
морщась, подумалъ Семенъ Исидоровичъ.-- "Да и не о чемъ ему догадываться,
какой вздоръ! Понравятся они съ Мусей другъ другу, -- хорошо, а не
понравятся,-- слава Богу, и безъ Нещеретова проживемъ... Въ конц<u>e</u> концовъ
это все-таки разбогат<u>e</u>вш<u>i</u>й спекулянтъ и только. Торгуетъ Росс<u>i</u>ей оптомъ и въ
розницу"...-- сказалъ себ<u>e</u> Кременецк<u>i</u>й, думая съ раздражен<u>i</u>емъ, что ждетъ не
мен<u>e</u>е пяти минутъ (на самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> онъ ждалъ минутъ десять). Дверь, наконецъ,
открылась и на порог<u>e</u> появился хозяинъ, странно од<u>e</u>тый не то въ б<u>e</u>лый
костюмъ, не то въ б<u>e</u>лье необычнаго вида.
-- Очень радъ, прошу меня извинить,-- сказалъ онъ, чрезвычайно кр<u>e</u>пко
пожимая руку гостю.-- Я въ эти часы всегда занимаюсь гимнастикой...
Пожалуйте сюда.
Они вошли въ ярко осв<u>e</u>щенную комнату. Семену Исидоровичу бросились въ
глаза гири, шары, как<u>i</u>я-то странныя сооружен<u>i</u>я, и у одного изъ нихъ
донъ-Педро, съ пр<u>i</u>ятной улыбкой протягивавш<u>i</u>й Кременецкому об<u>e</u> руки. "Этотъ
что зд<u>e</u>сь д<u>e</u>лаетъ?" -- съ усилившимся чувствомъ раздражен<u>i</u>я подумалъ Семенъ
Исидоровичъ. Видъ донъ-Педро былъ ему непр<u>i</u>ятенъ,-- оттого ли, что его
заставили ждать ради такого незначительнаго челов<u>e</u>ка, или потому, что
Альфредъ Исаевичъ былъ этому свид<u>e</u>телемъ. Кременецк<u>i</u>й сухо поздоровался