. Они остались вдвоемъ и, въ ожидан<u>i</u>и женщинъ, р<u>e</u>шили
выпить вина. Загряцк<u>i</u>й незам<u>e</u>тно всыпалъ ядъ. Смерть посл<u>e</u>довала почти
мгновенно... Зат<u>e</u>мъ Загряцк<u>i</u>й вышелъ изъ дому и удалился. Въ одиннадцатомъ
часу Петрова уже спала, и выйти незам<u>e</u>тно было очень легко.
-- Это, однако, опять слабое м<u>e</u>сто. Загряцк<u>i</u>й вошелъ въ домъ -- никто
его не вид<u>e</u>лъ. Вышелъ изъ дома -- тоже никто не вид<u>e</u>лъ. Точно безт<u>e</u>лесное
существо. Конечно, все это вполн<u>e</u> возможно, но наглядности н<u>e</u>тъ,-- вы меня
понимаете? На Загряцкаго прямо ничто не указываетъ. В<u>e</u>дь могли же бывать на
квартир<u>e</u> и друг<u>i</u>е люди.
-- Однако, швейцариха вид<u>e</u>ла только его, и самъ онъ не могъ назвать
никого изъ другихъ людей, якобы на той квартир<u>e</u> бывавшихъ. Это очень
неправдоподобно: веселящ<u>i</u>еся люди такого сорта обычно знаютъ другъ друга. По
своей иниц<u>i</u>атив<u>e</u> никто изъ бывавшихъ тамъ ко мн<u>e</u> не зашелъ. {254}
-- Радости отъ огласки такихъ похожден<u>i</u>й мало... А правда, Николай
Петровичъ, пошлите за чаемъ, я, пожалуй, выпью стаканчикъ.
-- Конечно, выпейте.
Яценко всталъ и, кликнувъ сторожа, отдалъ распоряжен<u>i</u>е.
-- Скор<u>e</u>е всего,-- сказалъ онъ, вернувшись и садясь снова за столъ,--
скор<u>e</u>е всего, никто другой на этой квартир<u>e</u> не бывалъ. Загряцк<u>i</u>й былъ и
главнымъ собутыльникомъ Фишера, и поставщикомъ живого товара... Милые нравы!
-- съ отвращен<u>i</u>емъ произнесъ Николай Петровичъ.
-- Это какъ во Франц<u>i</u>и въ восемнадцатомъ в<u>e</u>к<u>e</u>,-- fournisseur de menus
plaisirs... Что-жъ, эти господа Фишеры и есть теперь настоящ<u>i</u>е короли...
Такъ, значитъ, Загряцк<u>i</u>й прибылъ туда въ десятомъ часу, проскользнулъ
незам<u>e</u>тно въ домъ и вошелъ въ квартиру, открывъ дверь ключемъ. Такъ?
-- Да. Вамъ изв<u>e</u>стны показан<u>i</u>я статскаго сов<u>e</u>тника Васильева и его
лакея Барсукова. Они, какъ вы помните, живутъ въ квартир<u>e</u> No. 3,
расположенной по другую сторону площадки. Оба свид<u>e</u>тельствуютъ, что звонка
въ тотъ вечеръ въ квартир<u>e</u> No. 4 они не слышали. Были дома, не спали и
звонка не слышали. Между т<u>e</u>мъ, произведенный мною опытъ подтвердилъ, что
звонокъ въ квартир<u>e</u> No. 4 р<u>e</u>зк<u>i</u>й и сильный: его нельзя не услышать изъ
небольшой квартиры Васильева... А вотъ открыть дверь при помощи ключа и
зат<u>e</u>мъ запереть ее можно почти безъ шума. Очевидно, уб<u>i</u>йца им<u>e</u>лъ ключъ отъ
квартиры.
-- Виноватъ, почему же непрем<u>e</u>нно ключъ? Быть можетъ, у нихъ былъ
установленъ стукъ, что-ли, по которому кто первый пришелъ, тотъ и открывалъ
дверь. {255}
-- Все можетъ быть,-- сказалъ Яценко,-- но я не вижу, для чего Фишеру
могъ понадобиться какой-то условный стукъ? Онъ отъ Васильева не прятался.
Двери открываютъ либо по звонку, либо ключемъ... Кром<u>e</u> того, стукъ,
в<u>e</u>роятно, тоже услышалъ бы если не Васильевъ, то его слуга, комната котораго
расположена почти у самой площадки... Н<u>e</u>тъ, я думаю, можно безошибочно
сказать, что уб<u>i</u>йца открылъ дверь ключемъ. Возникаетъ такимъ образомъ
вопросъ, у кого былъ ключъ отъ квартиры No. 4. Прежде было всего два ключа.
Одинъ, запасной, хранился у домовлад<u>e</u>льца и въ счетъ не идетъ. Другой ключъ
былъ у Петровой. Его она и давала вс<u>e</u>мъ, кто эту славную квартиру снималъ,--
снимали ее и посуточно, и на нед<u>e</u>лю. Фишеру этотъ порядокъ не понравился,--
в<u>e</u>роятно, онъ не хот<u>e</u>лъ находиться, такъ сказать, подъ контролемъ
швейцарихи. По его предложен<u>i</u>ю, Загряцк<u>i</u>й заказалъ у слесаря Кузьмина еще
два ключа. Изъ нихъ Фишеръ одинъ взялъ себ<u>e</u>, а другой отдалъ Загряцкому,--
вотъ какая у нихъ была т<u>e</u>сная дружба. Этотъ ключъ, какъ вы помните, былъ
найденъ при обыск<u>e</u> у Загряцкаго,-- улика серьезная.
-- Если хотите, даже слишкомъ серьезная: непонятно, почему Загряцк<u>i</u>й не
уничтожилъ посл<u>e</u> уб<u>i</u>йства эту улику? Надо было выкинуть куда-либо этотъ
ключъ.
-- Я опять отв<u>e</u>чаю: Загряцк<u>i</u>й могъ просто объ этомъ не подумать, могъ и
не усп<u>e</u>ть это сд<u>e</u>лать. Онъ, нав<u>e</u>рное, никакъ не предполагалъ, что сл<u>e</u>дств<u>i</u>е
такъ быстро до него доберется. Кром<u>e</u> того Загряцк<u>i</u>й долженъ былъ понимать,
что полиц<u>i</u>я разыщетъ слесаря, разспроситъ швейцариху и узнаетъ, у кого были
ключи отъ квартиры. Тогда, напротивъ, именно отсутств<u>i</u>е у него ключа явилось
бы очень серьезной противъ него уликой. {256}
Владим<u>i</u>ръ Ивановичъ засм<u>e</u>ялся.
-- Темная вещь сл<u>e</u>дств<u>i</u>е,-- сказалъ онъ, мягко кладя руку на рукавъ
Николая Петровича. -- Нашли вы у Загряцкаго ключъ -- улика. Не нашли бы
ключа -- опять таки улика.
-- Ну, вы н<u>e</u>сколько упрощаете мою мысль, сказалъ съ легкимъ
раздражен<u>i</u>емъ Яценко.
-- Я шучу, конечно...
Сторожъ внесъ на поднос<u>e</u> два дымящихся стакана, сахаръ, лимонъ.
-- Вотъ и чай, съ удовольств<u>i</u>емъ выпью,-- сказалъ Артамоновъ.-- И у
васъ все-таки холодно, мн<u>e</u> только посл<u>e</u> корридора показалось, что тепло.
-- Эта улика,-- началъ снова сл<u>e</u>дователь, когда дверь закрылась за
сторожемъ,-- была бы чрезвычайно важной, если бы не одно обстоятельство:
самъ Загряцк<u>i</u>й утверждаетъ, что заказалъ не два, а три ключа. Вы, кажется,
были при первомъ допрос<u>e</u> слесаря? Онъ сначала твердо сказалъ: заказаны ему
были два ключа. Ясно сказалъ: два... Зат<u>e</u>мъ я его допрашивалъ вторично, уже
въ присутств<u>i</u>и Загряцкаго... Старикъ видитъ, что отъ его показан<u>i</u>я можетъ
завис<u>e</u>ть судьба обвиняемаго. Вы русскаго челов<u>e</u>ка знаете,-- онъ начинаетъ
колебаться: какъ будто два ключа, а, можетъ, и вправду три. Записей у него
никакихъ не ведется. На суд<u>e</u>, в<u>e</u>роятно, слесарь сошлется на запамятован<u>i</u>е, и
такимъ образомъ одна изъ самыхъ важныхъ уликъ пропадетъ. Ясное д<u>e</u>ло, защита
все построитъ на этомъ лишнемъ ключ<u>e</u>: убилъ, молъ, тотъ, у кого посл<u>e</u>дн<u>i</u>й
ключъ.
-- И не говорите,-- сказалъ со вздохомъ Владим<u>i</u>ръ Ивановичъ, гр<u>e</u>я руки
около стакана.-- При бойкомъ защитник<u>e</u> н<u>e</u>тъ ничего хуже этихъ
гипотетическихъ уб<u>i</u>йцъ. Кто-то могъ убить, значитъ, кто-то убилъ, и неугодно
ли обвинен<u>i</u>ю {257} доказать обратное? Они мастера выдумывать арабск<u>i</u>я
сказки... Да, кое-что неладно въ этомъ д<u>e</u>л<u>e</u>, вотъ, и дактилоскопическ<u>i</u>е
оттиски оказались не тождественными,-- добавилъ онъ, раздавливая ложечкой
лимонъ въ св<u>e</u>тл<u>e</u>вшемъ стакан<u>e</u>.
Яценко махнулъ рукой.
-- Охъ, ужъ эта мн<u>e</u> дактилоскоп<u>i</u>я! -- сердито отв<u>e</u>тилъ онъ.-- Сходство
въ отпечаткахъ, видите ли, весьма большое, но полнаго тождества н<u>e</u>тъ. Лишь
съ толку сбиваютъ сл<u>e</u>дств<u>i</u>е. Право, прежде безъ дактилоскоп<u>i</u>и было лучше. Во
всякомъ случа<u>e</u>, на снимокъ съ пальцевъ самого Фишера этотъ оттискъ оказался
совершенно непохожимъ.
-- Я, однако, читалъ, будто на снимки съ мертваго т<u>e</u>ла точно полагаться
нельзя.
-- Да и на снимки съ живого челов<u>e</u>ка, кажется, тоже нельзя. Что ни
говорите, самое важное все-таки допросъ. Долженъ вамъ сказать, на меня этотъ
Загряцк<u>i</u>й сразу произвелъ самое отталкивающее впечатл<u>e</u>н<u>i</u>е.
-- На меня также.
-- Есть люди, у которыхъ преступность точно читается на лиц<u>e</u>...
-- Хотя, знаете, и попасться можно здорово! -- сказалъ Артамоновъ и съ
удовольств<u>i</u>емъ отпилъ чаю изъ стакана.
-- Его объяснен<u>i</u>я были весьма неудовлетворительны по ц<u>e</u>лому ряду
пунктовъ. Такъ, въ вопрос<u>e</u> о записк<u>e</u> онъ сбился и сразу взялъ свое показан<u>i</u>е
назадъ, происхожден<u>i</u>е векселя объяснилъ тоже не очень правдоподобно, о
своихъ средствахъ къ жизни далъ нев<u>e</u>рныя св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>я,-- очень важное
обстоятельство. И, наконецъ, самая главная улика: ложное alibi. Зам<u>e</u>тьте,
вс<u>e</u> его показан<u>i</u>я относительно картины "Вампиры" -- содержан<u>i</u>е, имена
актеровъ -- оказались точными. {258} Значить, онъ д<u>e</u>йствительно былъ въ
кинематограф<u>e</u> "Солей". Тамъ эта пьеса шла три дня и должна была итти до
конца нед<u>e</u>ли. Вотъ что можетъ свид<u>e</u>тельствовать о заран<u>e</u>е обдуманномъ
нам<u>e</u>рен<u>i</u>и: Загряцк<u>i</u>й готовилъ себ<u>e</u> alibi. И въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u>, если-бъ не
роковая для него случайность, порча ленты, было бы очень трудно доказать,
что онъ въ кинематограф<u>e</u> не былъ... Онъ солгалъ, солгалъ искусно и
обдуманно, но сталъ жертвой р<u>e</u>дкой случайности. Вы его не вид<u>e</u>ли, Владим<u>i</u>ръ
Ивановичъ, въ ту минуту, когда я ему сообщилъ, что въ вечеръ уб<u>i</u>йства
"Вампиры" были зам<u>e</u>нены другой пьесой. Это было для него страшнымъ,
потрясающимъ ударомъ...
-- Сослался на нездоровье, обычная въ такихъ случаяхъ ссылка,-- сказалъ
Артамоновъ.
-- Разум<u>e</u>ется. И на дальн<u>e</u>йшихъ допросахъ онъ по этому вопросу ничего
путнаго сказать не могъ: не помнить, молъ, гд<u>e</u> былъ, только и всего. Весь
день помнить до мелочей, а гд<u>e</u> былъ вечеромъ, не помнитъ. Н<u>e</u>тъ, улика
р<u>e</u>шающая, неотразимая! -- сказалъ Николай Петровичъ.
-- Неотразимая,-- повторилъ Артамоновъ и, точно успокоенный, допилъ
чай.-- Вы совершенно правы. Ну, а какъ вы формулируете мотивы преступлен<u>i</u>я?
-- спросилъ онъ, подумавъ.-- В<u>e</u>дь векселю вы большого значен<u>i</u>я не придаете?
-- Н<u>e</u>тъ, большого не придаю. Срокъ векселя могъ им<u>e</u>ть н<u>e</u>которое
значен<u>i</u>е для выбора момента уб<u>i</u>йства, но не больше, Загряцк<u>i</u>й могъ думать,
что неуплата денегъ по векселю испортитъ его отношен<u>i</u>я съ Фишеромъ и,
сл<u>e</u>довательно, затруднитъ выполнен<u>i</u>е д<u>e</u>ла. Однако, мотивомъ преступлен<u>i</u>я
вексель, конечно, быть не могъ. Мотивъ преступлен<u>i</u>я ясенъ: насл<u>e</u>дницей
богатства Фишера, всего или значительной части, была его жена. {259}
-- Вы, значитъ, считаете ея связь съ Загряцкимъ совершенно несомн<u>e</u>нной?
Но это и есть, по моему, наибол<u>e</u>е уязвимое м<u>e</u>сто обвинен<u>i</u>я. Связь эта не
доказана, да и какъ ее доказать? Оба отрицаютъ категорически. Правда, зд<u>e</u>сь
ихъ интересы сходятся.
-- Совершенно сходятся,-- подтвердилъ Яценко.-- Ей желательно
выкарабкаться изъ всей этой грязи и обезпечить за собой роль благородной
жертвы. А онъ понимаетъ, что, пока ихъ связь не доказана, обвинен<u>i</u>е виситъ
въ воздух<u>e</u>. Конечно, доказать фактъ связи нелегко. Впрочемъ, показан<u>i</u>я
служащихъ гостиницы въ Ялт<u>e</u> вы знаете: занимали они тамъ комнаты рядомъ, со
сквозной дверью, вм<u>e</u>ст<u>e</u> выходили, вм<u>e</u>ст<u>e</u> об<u>e</u>дали. Платила, кстати, по
счетамъ она, это точно установлено...
-- Ея писемъ, однако, у него не найдено.
-- Конечно, онъ не сталъ бы ихъ у себя держать.
-- Зам<u>e</u>тьте, я, какъ и вы, не сомн<u>e</u>ваюсь въ ихъ близкихъ отношен<u>i</u>яхъ,--
сказалъ Владим<u>i</u>ръ Ивановичъ,-- достаточно было ихъ вид<u>e</u>ть вм<u>e</u>ст<u>e</u> на т<u>e</u>хъ
двухъ допросахъ. Но впечатл<u>e</u>н<u>i</u>е -- одно, а доказательство -- другое...
-- Со вс<u>e</u>мъ т<u>e</u>мъ кое-что въ ихъ отношен<u>i</u>яхъ мн<u>e</u>, правду сказать,
неясно. Она, кажется, его любила. Но для Загряцкаго, видите ли, она была
женой его друга и покровителя, больше ничего. Въ Ялту онъ ее сопровождалъ по
просьб<u>e</u> мужа, -- на этомъ оба сходятся,-- чтобы ей, молъ, не скучать и не
быть одной въ такое тяжелое время. Повидимому, что-то въ Ялт<u>e</u> между ними
произошло, какая-то размолвка. Онъ просилъ у нея денегъ, она отказала,
Зат<u>e</u>мъ она показывала, что застала его врасплохъ: онъ рылся въ ея бумагахъ,
въ ящик<u>e</u>. Это будто бы ее такъ возмутило... {260} Зд<u>e</u>сь мн<u>e</u> многое
непонятно: зач<u>e</u>мъ ему было рыться въ ея бумагахъ? Как<u>i</u>е-так<u>i</u>е секреты его
тамъ интересовали? Но она мн<u>e</u> ничего отв<u>e</u>тить не могла,-- кажется, она этого
д<u>e</u>йствительно сама не понимаетъ. У меня было даже такое впечатл<u>e</u>н<u>i</u>е, что
вопросъ этотъ ее мучитъ... Я спросилъ, не было ли въ ящик<u>e</u> денегъ? Н<u>e</u>тъ,
деньги она носила всегда при себ<u>e</u>, и онъ это зналъ. Кажется, ей очень
хочется предположить въ немъ мотивъ ревности,-- добавилъ Николай
Петровичъ,-- только очень это неправдоподобно: онъ во всякомъ случа<u>e</u> былъ къ
ней равнодушенъ. Какъ бы то ни было, между ними тогда, въ <u>i</u>юл<u>e</u>, произошла
ссора, онъ у<u>e</u>халъ въ Петербургъ, и они будто бы больше не встр<u>e</u>чались и даже
не переписывались.
-- Да и въ то мн<u>e</u> плохо в<u>e</u>рится, что она изъ-за этого съ нимъ порвала.
Что другое, а ужъ так<u>i</u>е пустяки женщины легко прощаютъ.
Яценко, улыбаясь, взглянулъ на Артамонова, который, по его
предположен<u>i</u>ямъ, долженъ былъ хорошо знать женщинъ. Владим<u>i</u>ръ Ивановичъ
им<u>e</u>лъ прочную репутац<u>i</u>ю покорителя сердецъ. "И очень правдоподобна эта
репутац<u>i</u>я",-- съ легкимъ вздохомъ подумалъ Николай Петровичъ.
-- Да, да, да,-- не совс<u>e</u>мъ кстати повторилъ онъ разс<u>e</u>янно. Яценко
повелъ головой и вернулся къ предмету разговора. -- Да, вся эта истор<u>i</u>я съ
ихъ разрывомъ довольно неправдоподобна. Что было въ д<u>e</u>йствительности, я,
конечно, не могу сказать. Можетъ быть, съ ея стороны была ревность, а
можетъ, онъ проговорился передъ ней о какихъ-нибудь своихъ планахъ... Она,
разум<u>e</u>ется, съ возмущен<u>i</u>емъ это отрицаетъ. Возможно, что и разрыва
настоящаго не было. Теперь она страшно на него зла, видимо, за то, что онъ
впуталъ ее въ столь непр<u>i</u>ятное, компрометтирующее {261} д<u>e</u>ло: эта милая дама
чрезвычайно любитъ радости жизни, деньги, поклонниковъ, платья, шампанское,
любитъ, кажется, и эффектныя роли. Теперь она твердо вошла въ роль
несчастной жертвы...
-- То то бенефисъ устроить себ<u>e</u> Кременецк<u>i</u>й! -- сказалъ весело
Владим<u>i</u>ръ Ивановичъ.-- Какую поэз<u>i</u>ю разведетъ!
-- В<u>e</u>роятно... Я, кстати, у него сегодня въ гостяхъ, у нихъ
любительск<u>i</u>й спектакль.
-- Вотъ какъ? Охота вамъ къ нему въ гости ходить.
Хоть онъ и проявлялъ съ начала войны н<u>e</u>который либерализмъ, Владим<u>i</u>ръ
Ивановичъ все же немного гордился т<u>e</u>мъ, что не бываетъ у л<u>e</u>выхъ адвокатовъ.
-- Съ большимъ удовольств<u>i</u>емъ у него бываю, -- отв<u>e</u>тилъ Яценко, сразу
насторожившись и какъ бы готовясь къ отпору.
-- А кушъ онъ сорветъ съ госпожи Фишеръ немалый,-- сказалъ благодушно
Владим<u>i</u>ръ Ивановичъ. Но Яценко, не любивш<u>i</u>й разговоровъ о заработкахъ общихъ
знакомыхъ, вернулся къ д<u>e</u>лу.
-- Да, теперь она топитъ Загряцкаго, но если бы все сошло гладко, то,
независимо отъ ихъ ссоры, Загряцк<u>i</u>й отлично сум<u>e</u>лъ бы на ней жениться и
прибрать къ рукамъ богатство Фишера... Во всякомъ случа<u>e</u>, онъ могъ такъ
думать. Вотъ и мотивъ уб<u>i</u>йства.
-- Мотивъ основательный. У покойника было, говорятъ, милл<u>i</u>оновъ
десять... Намъ бы съ вами, Николай Петровичъ, а?
-- Вамъ, кажется, жаловаться нечего.
-- Я не жалуюсь. Хотя австр<u>i</u>йцы захватили мою землишку, къ себ<u>e</u> мою
пшеницу тащатъ, разбойники... {262}
-- Вернется и землишка,-- сказалъ Яценко, слышавш<u>i</u>й, что всего землишки
у Владим<u>i</u>ра Ивановича было тысячъ пять десятинъ.
-- Разум<u>e</u>ется, вернется. Вы знаете, наши д<u>e</u>ла на фронт<u>e</u> въ блестящемъ
состоян<u>i</u>и? Снарядовъ у насъ теперь больше, ч<u>e</u>мъ у н<u>e</u>мцевъ. Этой весной, съ
генеральнымъ наступлен<u>i</u>емъ на вс<u>e</u>хъ фронтахъ, все будетъ кончено.
-- Слышали... Дай-то Богъ! -- сказалъ со вздохомъ Николай Петровичъ.
II.
Въ будуар<u>e</u> Тамары Матв<u>e</u>евны Кременецкой былъ устроенъ буфетъ. За
длиннымъ, накрытымъ дорогой б<u>e</u>лосн<u>e</u>жной скатертью, столомъ лакей во фрак<u>e</u>
разливалъ шампанское, крюшонъ, оранжадъ. Другой лакей и горничныя
Кременецкихъ разносили по параднымъ комнатамъ подносы съ бокалами, конфетами
и печеньемъ. Первая половина спектакля кончилась, былъ объявленъ получасовой
антрактъ и большая часть гостей перешла изъ гостиной, гд<u>e</u> ставили "Анатэму",
въ будуаръ и въ кабинетъ хозяина. Тамара Матв<u>e</u>евна безпрестанно исчезала изъ
парадныхъ комнатъ. Ей предстояла самая трудная часть пр<u>i</u>ема, ужинъ, для
котораго съ отчаянной быстротой шли приготовлен<u>i</u>я на кухн<u>e</u> и въ столовой,--
прислуга суетилась и волновалась еще больше, ч<u>e</u>мъ хозяева. Муси не было
видно, о ней вс<u>e</u> спрашивали. Муся не играла въ "Анатэм<u>e</u>"; она исполняла роль
Коломбины въ "Б<u>e</u>ломъ Ужин<u>e</u>" и предпочла до того не выходить въ парадныя
комнаты. Гостямъ говорили, что она гримируется въ дамской
а†р†т†и†с†т†и†ч†е†с†к†о†й. {263}
Первая часть спектакля сошла хорошо. На долю Березина, который по
новому въ сукнахъ поставилъ "Анатэму" и исполнялъ въ ней заглавную роль,
выпалъ шумный усп<u>e</u>хъ. Серг<u>e</u>ю Серг<u>e</u>евичу была устроена овац<u>i</u>я. Гости были
очень довольны вечеромъ и дружно хвалили спектакль даже въ отсутств<u>i</u>и
хозяевъ. Натянутость, обычная въ начал<u>e</u> большихъ пр<u>i</u>емовъ, давно исчезла. Въ
буфетной то и д<u>e</u>ло хлопали пробки бутылокъ, -- Семенъ Исидоровичъ приказалъ
не жал<u>e</u>ть шампанскаго.
-- Милая, на р<u>e</u>дкость удачный вашъ вечеръ, -- говорила Наталья
Михайловна Яценко, поймавъ у буфета хозяйку.-- Мн<u>e</u> ужасно весело!
-- Н<u>e</u>тъ, правда? Какъ я рада,-- отв<u>e</u>тила Тамара Матв<u>e</u>евна, б<u>e</u>гло и
безпокойно осматривая буфетъ: всего ли достаточно? Но столъ ломился отъ
тортовъ, фруктовъ, пирожныхъ.-- Отчего же, милая, вы ничего не берете?
Выпейте шампанскаго. Или, можетъ быть, оранжада? А вы, Аркад<u>i</u>й Николаевичъ,
вамъ можно что-нибудь предложить?
-- Благодарю, шестой бокалъ пью,-- сказалъ, весело см<u>e</u>ясь,
Нещеретовъ.-- Отличн<u>e</u>йш<u>i</u>й былъ спектакль...
-- Ахъ, я такъ рада... Правда, Березинъ былъ удивителенъ? По моему, онъ
теперь нашъ первый артистъ.
-- Первый не первый, но одинъ изъ первыхъ, -- сказалъ Фоминъ, отрываясь
на минуту отъ разговора съ дамой, которой онъ объяснялъ, что апельсины и
яблоки надо покупать непрем<u>e</u>нно у Романова, а шоколадъ у Балле.-- Н<u>e</u>тъ, ужъ
вы мн<u>e</u> пов<u>e</u>рьте,-- продолжалъ онъ, обращаясь къ дам<u>e</u>,-- земляничный пирогъ
только у Иванова, шахматный у Гурмэ, а шоколадъ не иначе, какъ у Балле.
{264}
-- Наталья Михайловна, какъ мило игралъ вашъ сынъ... Вы знаете, я въ
первую минуту его и не узнала: кто это, думаю, высок<u>i</u>й? Господи, да это
Витя!
-- Вашъ сынъ какую рольку игралъ? -- спросилъ Нещеретовъ госпожу
Яценко, равнодушно соображая, кто эта дама. Не дожидаясь отв<u>e</u>та, онъ
отвернулся и взялъ новый бокалъ шампанскаго.
-- "Н<u>e</u>кто, ограждающ<u>i</u>й входы",-- посп<u>e</u>шно пояснила Тамара Матв<u>e</u>евна.--
Ему всего семнадцать л<u>e</u>тъ. Правда, онъ очень мило игралъ, Аркад<u>i</u>й
Николаевичъ?
-- Ничего, ничего... А гд<u>e</u> же Марья Семеновна?
-- Она готовится къ спектаклю... Представьте, она такъ волнуется...
Нещеретовъ выпилъ залпомъ бокалъ, весело засм<u>e</u>ялся и отошелъ отъ
буфета.
-- Еще бы не волноваться! -- сказала Наталья Михайловна.-- Я бы,
кажется, умерла со страху, если бы меня заставили играть... Семенъ
Сидоровичъ,-- позвала она проходившаго по будуару хозяина дома,-- Семенъ
Сидоровичъ!..
-- Золотая! -- сказалъ Кременецк<u>i</u>й, разс<u>e</u>янно, но съ чувствомъ ц<u>e</u>луя
руку Наталь<u>e</u> Михайловн<u>e</u>.
-- Вы со мной сегодня въ трет<u>i</u>й разъ здороваетесь...
-- Я не здороваюсь, я ручку ц<u>e</u>лую, разв<u>e</u> нельзя и въ тридцатый разъ?
-- Правда, Витя хорошо игралъ? -- спросила мужа Тамара Матв<u>e</u>евна и, съ
улыбкой передавъ ему гостью, поплыла дальше.
-- Божественно! -- отв<u>e</u>тилъ такъ же разс<u>e</u>янно Семенъ Исидоровичъ. Онъ
тотчасъ поправился: -- Очень славно игралъ вашъ Витя, очень... {265}
-- Да вы мной не занимайтесь, Семенъ Сидоровичъ,-- добродушно сказала
Наталья Михайловна,-- идите по своимъ д<u>e</u>ламъ... Вы въ кабинетъ шли? Можно и
мн<u>e</u> туда? Тамъ умные мужчины разговариваютъ, я ужасно люблю умные разговоры,
даромъ что сама глупа.
-- Дорогая, вы умница и вы зд<u>e</u>сь дома.
-- Такъ пойдемъ туда, я одна боюсь.
-- Я гарантирую вамъ полную безопасность, -- сказалъ Семенъ Исидоровичъ
и, взявъ подъ руку госпожу Яценко, направился съ ней въ кабинетъ.-- Правда,
недурно прошелъ "Анатэма"?.. Какъ надо говорить: прошелъ "Анатэма" или
прошла "Анатэма"?
-- Хоть прошло говорите,-- пропади она пропадомъ! Извините меня, это я
о пьес<u>e</u>... Вы меня убейте, Семенъ Сидоровичъ, я ни одного слова не поняла!
Читала и тоже не поняла ни слова. Сознайтесь,-- я свой челов<u>e</u>къ,-- в<u>e</u>дь
никто не понимаетъ? Я другимъ не скажу, ей Богу!
-- Ну, что вы, что вы, дорогая! Это одно изъ высшихъ достижен<u>i</u>й нашего
искусства,-- сказалъ испуганно Кременецк<u>i</u>й.-- Съ идеями Леонида Андреева
можно и не соглашаться, но въ смысл<u>e</u> искан<u>i</u>й и, такъ сказать,
дерзновенности, это... Вотъ и Николай Петровичъ... Теперь больше не боитесь?
-- А тотъ высок<u>i</u>й съ нимъ кто, я не помню? Не страшный?
-- Разв<u>e</u> вы его не знаете? Это мил<u>e</u>йш<u>i</u>й другъ нашъ, князь Горенск<u>i</u>й,
членъ Государственной Думы,-- отв<u>e</u>тилъ съ удовольств<u>i</u>емъ Кременецк<u>i</u>й.-- Онъ
тоже долженъ былъ у насъ играть, да потомъ сдрейфилъ. Очень милый челов<u>e</u>къ.
Этого вы знаете, это профессоръ Браунъ, знаменитый ученый. А тотъ, что къ
нимъ подходитъ, {266} Нещеретовъ, слышали? -- посп<u>e</u>шно сказалъ Семенъ
Исидоровичъ.
-- Ихъ я знаю.
-- А этотъ молодой челов<u>e</u>къ -- господинъ Яценко,-- шутливо продолжалъ
Кременецк<u>i</u>й, взявъ за плечо неловко вошедшаго въ кабинетъ Витю.-- Не б<u>e</u>гите
отъ насъ, другъ мой. Б<u>e</u>гаетъ нечестивый, ни единому же гонящу... Прекрасно
играли, молодой челов<u>e</u>къ.
-- Благодарю васъ... Вы это такъ говорите,-- сказалъ Витя, не безъ
труда возвращаясь посл<u>e</u> игры къ обыкновенной р<u>e</u>чи.
-- Ничего не такъ...
-- Не в<u>e</u>рь, не в<u>e</u>рь, Витенька: такъ. И не огорчайся: твою роль самому
Сальвини дай, онъ лучше тебя не сыграетъ... Что это у тебя такъ глаза
блестятъ? Ахъ, да ты это ихъ карандашомъ подвелъ... Я въ углу сяду, Семенъ
Сидоровичъ, оттуда буду умныхъ людей слушать, вонъ тамъ и Анна Ивановна
сидитъ одна-одинешенька... Теперь вы мн<u>e</u> больше не нужны, ступайте съ
Богомъ.
-- А, Витя, пожалуй сюда,-- позвалъ сына Николай Петровичъ.-- Ну,
поздравляю, все было хорошо. Что, поволновался, ограждая входы?
-- Нисколько!
-- Ваша роль не очень благодарная,-- сказалъ князь Горенск<u>i</u>й,-- но вы
вышли изъ нея съ честью.
-- Я въ начал<u>e</u>, кажется, зарапортовался,-- отв<u>e</u>тилъ Витя, улыбаясь
н<u>e</u>сколько принужденно.
-- В<u>e</u>дь вы, князь, кажется, тоже должны были играть? -- спросилъ
Кременецк<u>i</u>й.
-- Н<u>e</u>тъ, меня, слава Богу, съ самаго начала признали негоднымъ.
-- Напрасно, напрасно,-- зам<u>e</u>тилъ подошедш<u>i</u>й Фоминъ.-- Я ув<u>e</u>ренъ,
князь, что вы были бы {267} прекраснымъ актеромъ. Я недавно васъ слышалъ въ
Дум<u>e</u>, у васъ очень хорошая дикц<u>i</u>я.
-- Понимаю, это значитъ, что содержан<u>i</u>е моей р<u>e</u>чи произвело на васъ
удручающее впечатл<u>e</u>н<u>i</u>е, -- сказалъ, см<u>e</u>ясь, Горенск<u>i</u>й.-- Но когда же вы меня
слышали?
-- По моему, въ начал<u>e</u> декабря, незадолго до уб<u>i</u>йства Распутина...
Кстати,-- добавилъ онъ,-- вы знаете, въ город<u>e</u> настроен<u>i</u>е становится все
бол<u>e</u>е тревожнымъ. Ожидаютъ рабочихъ безпорядковъ, забастовки... Говорятъ,
мука у насъ на исход<u>e</u>. Мои знакомые уже д<u>e</u>лаютъ запасы. Я тоже подумываю.
-- Да вотъ потому и продовольств<u>i</u>я н<u>e</u>тъ, что люди д<u>e</u>лаютъ запасы,--
сказалъ Яценко.
-- Ну, не поэтому. Обычная тупость нашей власти,-- сердито отв<u>e</u>тилъ
князь.-- Она же теперь и м<u>e</u>няется безпрестанно. Чему я радъ въ этой чехард<u>e</u>,
Федосьева, кажется, турнутъ.
-- Это положительно злой ген<u>i</u>й Росс<u>i</u>и,-- сказалъ Кременецк<u>i</u>й.
Нещеретовъ пренебрежительно засм<u>e</u>ялся.
-- Какой онъ злой ген<u>i</u>й! Умный чиновникъ, только и всего.
-- Н<u>e</u>тъ, не говорите, Федосьевъ челов<u>e</u>къ значительный.
-- Не знаю, въ чемъ его значительность: д<u>e</u>лалъ то-же, что и
незначительные. Вс<u>e</u>мъ имъ главнаго недостаетъ: д<u>e</u>ла не ум<u>e</u>ютъ д<u>e</u>лать, да.
Бумаги писать и по тюрьмамъ людей сажать -- штука нехитрая.
-- Разум<u>e</u>ется! -- сказалъ Семенъ Исидоровичъ и снова отошелъ къ Наталь<u>e</u>
Михайловн<u>e</u>. Онъ старался быть особенно любезнымъ съ семьей Яценко, искренно
любя и уважая сл<u>e</u>дователя: въ посл<u>e</u>днее время ихъ семьи еще больше
сблизились. За Кременецкимъ нер<u>e</u>шительно посл<u>e</u>довалъ Витя. {268} Ему не
очень хот<u>e</u>лось пристраиваться къ матери, но тамъ въ углу было спокойн<u>e</u>е: съ
Натальей Михайловной сид<u>e</u>ла пожилая, тихая, явно безопасная дама. Витя
занялъ м<u>e</u>сто сбоку и немного позади дамы: такимъ образомъ и разговаривать
было ненужно, и никто вм<u>e</u>ст<u>e</u> съ т<u>e</u>мъ не могъ подумать, что его оставили
одного.
-- Такъ больше не боитесь, Наталья Михайловна? -- спросилъ
Кременецк<u>i</u>й.-- Ну, слава Богу... Анна Ивановна, не скушаете ли чего?
Пирожное или бутербродъ? В<u>e</u>дь до ужина, пожалуй, далеко? -- зам<u>e</u>тилъ онъ
вопросительно, точно находился не у себя, а въ чужомъ дом<u>e</u>.
Семенъ Исидоровичъ поболталъ съ дамами минуты дв<u>e</u>, подсадилъ къ нимъ
еще кого-то и вышелъ снова въ будуаръ. Витя принесъ Анн<u>e</u> Ивановн<u>e</u> кусокъ
торта и, исполнивъ св<u>e</u>тск<u>i</u>я обязанности, занялъ прежнее м<u>e</u>сто, очень
довольный т<u>e</u>мъ, что его оставили въ поко<u>e</u>. Обил<u>i</u>е впечатл<u>e</u>н<u>i</u>й отъ игры
неожиданно сказалось въ немъ усталостью. Лицо еще гор<u>e</u>ло отъ грима, только
что снятаго вазелиномъ. Ему было скучно: Муся все не показывалась. Что-то въ
воспоминан<u>i</u>и безпокоило Витю. "Да, та фраза",-- подумалъ онъ. Спектакль въ
самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> сошелъ благополучно. Но на своей первой фраз<u>e</u> Витя запнулся.
Фраза, правда, была трудная: "Давидъ достигъ безсмерт<u>i</u>я и живетъ безсмертно
въ безсмерт<u>i</u>и огня. Давидъ достигъ безсмерт<u>i</u>я и живетъ безсмертно въ
безсмерт<u>i</u>и св<u>e</u>та, который есть жизнь". На репетиц<u>i</u>яхъ Березинъ требовалъ,
чтобы въ этой фраз<u>e</u> Витя достигъ п†о†с†л†<u>e</u>†д†н†я†г†о †п†р†е†д†<u>e</u>†л†а
†м†е†т†а†л†л†и†ч†н†о†с†т†и. На репетиц<u>i</u>яхъ фраза шла гладко, но на спектакл<u>e</u>
Витя запнулся и посл<u>e</u>дняго пред<u>e</u>ла металличности не достигъ. "Эхъ,
промямлилъ!" -- подумалъ онъ, вздрогнувъ при этомъ воспоминан<u>i</u>и.-- "Если-бъ
{269} еще это была не первая фраза, тогда не такъ было бы зам<u>e</u>тно... Муся
едва ли слышала... Горенск<u>i</u>й, однако, похвалилъ"... Витя попробовалъ
прислушаться къ разговору взрослыхъ. Ему показалось, что и раньше, на
первомъ вечер<u>e</u> у Кременецкаго, былъ такой же или почти такой же разговоръ.
-- Да, это очень характерно, что вс<u>e</u> выдающ<u>i</u>еся люди отходятъ отъ
власти въ нын<u>e</u>шнее грозное время.
-- Я ничего грознаго не вижу, господа. Вы говорите, революц<u>i</u>я на носу?
Да мы ее ждемъ сто л<u>e</u>тъ, и все что-то ея не видно.
-- Богъ дастъ, скоро увидите.
-- И радъ бы над<u>e</u>яться, но боюсь, что наши надежды будутъ обмануты. Я,
напротивъ, слышалъ, что брожен<u>i</u>е среди рабочихъ идетъ на убыль.
-- Вы, Алекс<u>e</u>й Андреевичъ, не выступаете на юбиле<u>e</u> патрона? --
оглянувшись, спросилъ вполголоса Горенскаго Фоминъ.
-- Не знаю, едва ли. Я терп<u>e</u>ть не могу юбилейныхъ р<u>e</u>чей.
-- Да, но вамъ нельзя не выступить: будетъ лютая обида.
-- Тогда я выступлю, если лютая обида. Это въ какой день? Вотъ вамъ, по
моему, вамъ надо произнести большую р<u>e</u>чь, дать, такъ сказать, общую
характеристику...
-- Благодарю васъ: я уже см<u>e</u>ялся.
-- И юбилей, и спектакль... "Слишкомъ много цв<u>e</u>товъ!" Что это они такъ
развеселились?
-- Да в<u>e</u>дь спектакль долженъ былъ состояться еще въ декабр<u>e</u>?
-- Отложили изъ-за бол<u>e</u>зни Тамары Матв<u>e</u>евны... Теперь она, б<u>e</u>дная,
совс<u>e</u>мъ измоталась съ хлопотами по устройству юбилея. Сегодня еще {270} мн<u>e</u>
говоритъ: "вс<u>e</u> такъ сочувственно отнеслись"... Elle est impayable.
Князь показалъ Фомину глазами на подходившаго сзади Кременецкаго.
-- Мы о вашемъ юбиле<u>e</u> толковали, не слушайте,-- н<u>e</u>сколько игривымъ
тономъ сказалъ Горенск<u>i</u>й.
-- Охъ, и не говорите, смерть моя! -- отв<u>e</u>тилъ шутливо, замахавъ
руками, Семенъ Исидоровичъ.-- Вотъ тоже выдумали д<u>e</u>ло: чествовать meine
Wenigkeit, какъ говорятъ коварные тевтоны.
-- Не было у бабы заботъ, такъ купила порося,-- сказалъ Нещеретовъ.
-- Н<u>e</u>тъ, что же,-- взглянувъ на него и на Кременецкаго, посп<u>e</u>шно
зам<u>e</u>тилъ князь.-- Вы, Семенъ Сидоровичъ, отказомъ обид<u>e</u>ли бы вс<u>e</u>хъ вашихъ
почитателей, отъ нихъ же первый есмь азъ.
-- Князь уже готовитъ экспромтъ...
III.
Въ комнату, съ видомъ скромнаго тр<u>i</u>умфатора, вошелъ Березинъ. Вс<u>e</u>
осыпали его поздравлен<u>i</u>ями.
-- Господа, моей заслуги н<u>e</u>тъ никакой,-- склонивъ голову на бокъ, с<u>i</u>яя
ласковой улыбкой и подведенными глазами, говорилъ бархатнымъ баритономъ
актеръ.-- Сердечно васъ благодарю. Быть можетъ, основная идея моей
постановки, мое толкован<u>i</u>е "Анатэмы" въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> св<u>e</u>жи, ну, свободны отъ
этой, знаете, академической условности, но, право, заслуга усп<u>e</u>ха
принадлежитъ не мн<u>e</u>, а трупп<u>e</u>... Вотъ ему и другимъ,-- шутливо пояснилъ онъ,
показывая на вспыхнувшаго Витю. Князь Горенск<u>i</u>й, взявъ за пуговицу {271}
Березина, тотчасъ вступилъ съ нимъ въ оживленную бес<u>e</u>ду.
"Значить, въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> сошло недурно",-- съ облегчен<u>i</u>емъ подумалъ
Витя,-- "и Серг<u>e</u>й Серг<u>e</u>ичъ не жал<u>e</u>етъ, что поручилъ мн<u>e</u> эту роль". На
первомъ зас<u>e</u>дан<u>i</u>и участниковъ спектакля высказывалось мн<u>e</u>н<u>i</u>е, что "Н<u>e</u>кто
ограждающ<u>i</u>й входы" долженъ быть огромнаго роста. Березинъ съ этимъ
соглашался, но выбирать не приходилось: охотниковъ взять эту роль было
немного, и ее поручили Вит<u>e</u>.-- "Ну, мы васъ какъ-нибудь приспособимъ",--
ут<u>e</u>шилъ его Серг<u>e</u>й Серг<u>e</u>евичъ.
Витю д<u>e</u>йствительно съ вн<u>e</u>шней стороны приспособили. По роли ему
полагались "длинный мечъ" и "широк<u>i</u>я одежды, въ неподвижности складокъ и
изломовъ своихъ подобныя камню". Мечъ Березинъ доставилъ изъ своего театра;
а съ широкими одеждами вышло трудновато. Актерамъ полагалось изготовить
костюмы на свой счетъ,-- в<u>e</u>рн<u>e</u>е, о расходахъ никто ничего не говорилъ.
Главные участники спектакля шили платье у театральныхъ костюмеровъ. Витя
уб<u>e</u>дительно представилъ матери необходимость сд<u>e</u>лать то же самое. Но Наталья
Михайловна твердо заявила, что такихъ одеждъ все равно никакой костюмеръ не
сошьетъ, и предложила сшить костюмъ дома и использовать для него свой старый
шелковый пеньюаръ. Отъ этой мысли Витя сначала пришелъ въ ужасъ. Однако
зат<u>e</u>мъ оказалось, что предложен<u>i</u>е Натальи Михайловны было не такъ ужъ
нел<u>e</u>по. Вообще Витя съ неудовольств<u>i</u>емъ зам<u>e</u>чалъ, что, въ его спорахъ съ
матерью, ея указан<u>i</u>я, первоначально очень его раздражавш<u>i</u>я, оказывались
часто не лишенными справедливости. Такъ и на этотъ разъ приглашенная
Натальей Михайловной домашняя {272} портниха Степанида сшила изъ пеньюара
костюмъ, который на репетиц<u>i</u>и признанъ былъ вполн<u>e</u> удачнымъ. Заказывая
одежды Ограждавшаго входы, Витя съ мучительной неловкостью объяснилъ
Степанид<u>e</u> и†д†е†ю †к†о†с†т†ю†м†а. Но портниху удивить было трудно: видъ у
нея былъ такой, точно она всю жизнь шила -- и притомъ изъ старыхъ пеньюаровъ
-- широк<u>i</u>я одежды, въ неподвижности складокъ и изломовъ своихъ подобныя
камню. Степанида, женщина интеллигентная, не удовлетворившись объяснен<u>i</u>емъ
Вити, потребовала у него книгу Андреева и, одобрительно кивая головой,
прочла вслухъ то, что относилось къ вн<u>e</u>шнему облику Ограждавшаго входы:
"Облаченный въ широк<u>i</u>я одежды, въ неподвижности складокъ и изломовъ своихъ
подобныя камню",-- медленно, съ видомъ полнаго одобрен<u>i</u>я, читала
Степанида,-- "Онъ скрываетъ лицо свое подъ темнымъ покрываломъ, и самъ
являетъ собой величайшую тайну. Единый мыслимый, единъ Онъ предстоитъ земл<u>e</u>:
стоящ<u>i</u>й на грани двухъ м<u>i</u>ровъ, онъ двойствененъ своимъ составомъ: по виду
челов<u>e</u>къ, по сущности Онъ Духъ. Посредникъ двухъ м<u>i</u>ровъ, Онъ, словно щитъ
огромный, собирающ<u>i</u>й вс<u>e</u> стр<u>e</u>лы,-- вс<u>e</u> взоры, вс<u>e</u> мольбы, вс<u>e</u> чаян<u>i</u>я, укоры
и хулы. Носитель двухъ началъ, Онъ облекаетъ р<u>e</u>чь свою въ безмолв<u>i</u>е,
подобное безмолв<u>i</u>ю самихъ жел<u>e</u>зныхъ вратъ, и въ челов<u>e</u>ческое слово"... Витя
и теперь красн<u>e</u>лъ, вспоминая чтен<u>i</u>е Степаниды. Онъ говорилъ вс<u>e</u>мъ, что
чрезвычайно любитъ "Анатэму".
"Да н<u>e</u>тъ же, можетъ и вправду все отлично сошло?" -- подумалъ Витя, съ
благодарностью глядя на Березина, который, все такъ же склонивъ голову на
бокъ и снисходительно улыбаясь, говорилъ съ княземъ Горенскимъ.-- "Сейчасъ и
{273} Мусю увижу!.." Его усталость вдругъ см<u>e</u>нилась радостнымъ оживлен<u>i</u>емъ.
Передъ угловымъ диваномъ остановился съ подносомъ лакей. Витя всталъ и
залпомъ выпилъ бокалъ крюшона.
-- Витенька! Однако! -- съ укоромъ сказала Наталья Михайловна,
пригрозивъ ему пальцемъ. Не раздражившись и не обративъ вниман<u>i</u>я на
зам<u>e</u>чан<u>i</u>е матери, Витя отошелъ къ групп<u>e</u>, собравшейся вокругъ Серг<u>e</u>я
Серг<u>e</u>евича. Тамъ все еще говорили о пьес<u>e</u>.
-- Н<u>e</u>тъ, Леонидъ Андреевъ очень талантливый челов<u>e</u>къ и недаромъ онъ у
насъ властитель думъ,-- говорилъ ласково Березинъ, обращаясь преимущественно
къ Яценко и къ Брауну, который слушалъ не очень внимательно. Видъ у Брауна,
впрочемъ, былъ много лучше и оживленн<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ прежде.
-- Его таланта я нисколько не отрицаю,-- отв<u>e</u>тилъ Николай Петровичъ,--
да и челов<u>e</u>къ онъ, кажется, очень хорош<u>i</u>й.
-- Не отрицаю и я,-- сказалъ Браунъ.-- Объ Андреев<u>e</u> поэтому и должно
говорить, что онъ талантливъ и очень характеренъ для большой эпохи. Для
историка онъ могъ бы быть кладомъ, какъ первый, во всякомъ случа<u>e</u> наибол<u>e</u>е
изв<u>e</u>стный, писатель выдающагося, даже зам<u>e</u>чательнаго покол<u>e</u>н<u>i</u>я, которое
волей судьбы прожило свой в<u>e</u>къ на ходуляхъ... На ходуляхъ оно и умирало,
притомъ порой геройски. У насъ театръ, пожалуй, естественн<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ жизнь.
-- Серг<u>e</u>й Серг<u>e</u>евичъ, такъ ли в<u>e</u>рно, что Андреевъ теперь властитель
думъ? -- вм<u>e</u>шался Фоминъ.-- По моему, онъ былъ имъ л<u>e</u>тъ пять тому назадъ.
-- Молодежь и сейчасъ очень имъ увлекается, -- сказалъ Яценко, думая о
Вит<u>e</u>.-- А, насколько я могу судить, наша молодежь, хоть и ломается {274}
немного, все же лучше и чище западной. Тамъ только о карьер<u>e</u> и думаютъ, да
еще о спорт<u>e</u>. Возьмите Америку...
-- Возьму, возьму, намъ Америк<u>e</u> надо въ ножки кланяться,-- сказалъ съ
усм<u>e</u>шкой Нещеретовъ.
Яценко взглянулъ на него холодно.
-- Не во всемъ, я думаю,
-- А я такъ думаю, что во всемъ.
-- Въ Америк<u>e</u>,-- сказалъ Браунъ,-- людямъ, какъ вс<u>e</u>мъ изв<u>e</u>стно, съ
д<u>e</u>тства внушаютъ основной культъ: культъ богатства. Казалось бы, культъ
понятный и общедоступный; но челов<u>e</u>чество такъ косно, что ему нужно внушать
даже велич<u>i</u>е доллара, и внушается оно тамъ съ необыкновенной силой, съ
зам<u>e</u>чательнымъ искусствомъ, вс<u>e</u>ми способами,-- вотъ теперь нашли новый,
самый д<u>e</u>йствительный: кинематографъ, съ его картинами изъ жизни богачей...
Въ лучшемъ случа<u>e</u> получается Рокфеллеръ, въ худшемъ -- разбойникъ большой
дороги. Но именно благодаря прочности основного культа, американцы могутъ
себ<u>e</u> позволить и роскошь, наприм<u>e</u>ръ, культъ Вашингтона, Линкольна,
Эдиссона,-- врод<u>e</u> какъ въ блестящую пору кр<u>e</u>постного права наши пом<u>e</u>щики
могли себ<u>e</u> позволить вольтерьянство. Наблюдатели американской жизни говорятъ
въ посл<u>e</u>днее время о духовномъ голод<u>e</u> въ Соединенныхъ Штатахъ,-- я спокоенъ:
отъ этого голода Соединенные Штаты не пропадутъ.
"Ишь, какъ онъ разговорился, молчальникъ",-- подумалъ Семенъ
Исидоровичъ.
-- Въ томъ, что вы говорите, дорогой докторъ, безспорно много
в<u>e</u>рнаго,-- сказалъ Кременецк<u>i</u>й (какъ вс<u>e</u>, произносящ<u>i</u>е эту фразу, онъ не
чувствовалъ ея неучтиво-самоув<u>e</u>реннаго характера). {275} -- Однако разр<u>e</u>шите
мн<u>e</u> сказать вамъ, что в<u>e</u>дь и Росс<u>i</u>я не пропадетъ, правда?..
-- Предпр<u>i</u>ят<u>i</u>е громадное, но не такъ, чтобы слишкомъ солидное,--
вставилъ, см<u>e</u>ясь, Нещеретовъ.
-- Ну, ничего, Богъ дастъ, не пропадемъ... Не пропадемъ, Аркад<u>i</u>й
Николаевичъ,-- съ тонкой улыбкой продолжалъ Семенъ Исидоровичъ.-- И все же я
думаю, что этотъ духовный голодъ, о которомъ вы говорили, дорогой докторъ,
эти мятущ<u>i</u>яся искан<u>i</u>я, эта святая неудовлетворенность, составляютъ лучшее
украшен<u>i</u>е русскаго духа... Мы очень отстали отъ запада въ смысл<u>e</u> культуры
матер<u>i</u>альной. Но по духовности, если можно такъ выразиться, западъ отсталъ
отъ насъ на версту...
-- Изюминки тамъ н<u>e</u>тъ, это в<u>e</u>рно,-- подтвердилъ князь Горенск<u>i</u>й.--
Положительно, эта изюминка самое ген<u>i</u>альное, что написалъ въ своей жизни
Толстой.
-- Духовный голодъ у насъ, конечно, великъ,-- сказалъ, не дослушавъ,
Браунъ.-- Но у средней нашей интеллигенц<u>i</u>и этотъ голодъ н<u>e</u>сколько отзывается
захолустьемъ. Въ посл<u>e</u>дн<u>i</u>е пятьдесятъ л<u>e</u>тъ у насъ почти все молодое
покол<u>e</u>н<u>i</u>е воспитывалось въ иде<u>e</u> борьбы съ правительствомъ... Я не возражаю
по существу,-- добавилъ онъ,-- но во имя чего ведется борьба? Во имя
конституц<u>i</u>оннаго или республиканскаго строя, т. е. ради того, что на запад<u>e</u>
давно осуществлено. Тургеневск<u>i</u>й Инсаровъ герой, но онъ провинц<u>i</u>алъ
безнадежный.
-- Да онъ болгаринъ,-- сказалъ, см<u>e</u>ясь, Яценко.
-- Въ маленькихъ странахъ это чувствуется еще сильн<u>e</u>е. Я скандинавскую
литературу съ ея {276} захолустнымъ богоборчествомъ просто не могу читать.
-- Отчего же? У Ибсена отлично про Нору разсказано, какъ она мужа
бросила,-- зам<u>e</u>тилъ весело Нещеретовъ, видимо одинаково относивш<u>