ахом  смотрел  на
нее, и ему казалось, что это не ‘онЯ, а какой-то маленький злобный дух.

        XIX 

     ‘кандал на бульваре взмыл слюнЯвую, грЯзную и липкую, как болотный дух,
волну возбужденной сплетни. €мЯ Њарьи Ќиколаевны трепалось по всему городу в
свЯзи с именем ‹анде, и куда бы она ни  приходила,  ее  встречали  с  острым
любопытством и худо затаенным радостным презрением. ‡агнаннаЯ,  потерЯвшаЯсЯ
девушка металась из стороны в сторону, бессильно  стараЯсь  победить  что-то
грЯзное и холодное, невидимо  окружавшее  ее.  €ногда  наступало  молчаливое
отчаЯние, ей казалось, что всЯ жизнь пропала, и тогда в наступившей  тишине,
вырастаЯ, как огненный цветок, из стыда, отчаЯниЯ и чувственной обиды, в ней
подымалась жгучаЯ ненависть к ‹анде.
     Ќо когда он в первый раз пришел к ней, все-таки в душе ее  шевельнулась
смутнаЯ надежда на то, что все еще изменитсЯ, пройдет,  как  гадкий  сон,  и
тогда снова будет так хорошо, светло и радостно как прежде.
     ‹анде вошел тихо; голова у него через щеку и глаз была повЯзана толстым
белым бинтом и казалась уродливо громадной, как исполинский белый одуванчик,
покачивающийсЯ на тоненьком шатком стебельке.
     - ‡дравствуйте!.. - тихо сказал он.
     ЊарьЯ  Ќиколаевна  растерЯнно  встала  и,  не  здороваЯсь,   перебирала
дрожащими пальцами по краю стола. Ѓыло в ней что-то прекрасное,  беспомощное
и жалкое.
     - џ пришел сказать вам... - начал ‹анде, подходЯ и  берЯ  ее  за  руку.
ђука задрожала, и девушка поднЯла на него большие влажные глаза.
     - џ пришел... - повторил ‹анде. - …сли бы вы знали, как  Я  люблю  вас,
ЊарьЯ Ќиколаевна!.. - с неожиданным  напрЯжением  вскрикнул  он.  -  ‚ы  мне
кажетесь такой светлой, такой прекрасной, такой свЯтой, как ангел!..
     ѓлаза девушки трогательно просветлели, нежные выпуклые  губы  чуть-чуть
вздрогнули в попытке несмелой улыбки. ‘ердце глухо и радостно стало битьсЯ в
груди.
     ‹анде было трудно говорить, он тЯжело передохнул и сжал пальцы.
     - ’олько Я не могу быть вашим мужем... - вдруг упавшим голосом докончил
он.
     ЊарьЯ Ќиколаевна так вздрогнула, как будто что-то тЯжелое ударило ее по
лицу. ЌарождавшаЯсЯ радость и надежда вдруг упали в какую-то  бездну,  а  из
нее выросло с быстротой молнии  сознание  омерзительно  грубой,  смертельной
обиды.
     - —то это... насмешка? - звонким и в то же времЯ зловеще тихим  голосом
проговорила она, всЯ выпрЯмлЯЯсь, как змеЯ, которой наступили на хвост.
     •олод и горе обнЯли ‹анде; с печальной  укоризной  он  посмотрел  ей  в
глаза.
     - ‚ы же знаете, что нет... Ќикогда Я ни над кем не смеЯлсЯ, а тем более
над вами... ‡ачем же так говорить?.. џ сказал то, что чувствую: Я вас люблю,
только не так... џ ведь никогда не любил женщину так...  џ  не  знаю,  может
быть, Я урод... Ќо неужели нет другой любви... и непременно надо это?.. џ не
могу... Џоймите менЯ!..
     ‹анде путалсЯ в бессвЯзных нелепых словах, напрасно стараЯсь  облечь  в
них горЯчее чувство мучительной жалости и горЯ, но ЊарьЯ Ќиколаевна  уже  не
понимала его: между ним и ею  как  бы  захлопнулась  тЯжелаЯ  дверь,  сквозь
которую слова пролетали искаженные, утратившие свой  смысл  и  приобретавшие
особое, оскорбительное, злое значение. ‘тыд и ненависть к нему встали в  ней
с потрЯсающей силой. “ нее на минуту замерло сердце  и  закружилась  голова.
‘лов она не слышала, в ушах стоЯл какой-то гул, и  белый  шар  на  тоненьком
стебельке кошмарным безобразным комком лез ей в глаза.
     - џ и не прошу вас... “йдите!.. - сквозь стиснутые от  внутренней  боли
зубы проговорила она.
     ‹анде машинально держал ее  за  руку,  и  это  было  ей  уже  противно.
ЃессвЯзные слова прыгали на его дрожащих губах, и он  вкладывал  в  них  всю
душу, полную страданиЯ и любви; но девушка с неестественным выражением тупой
злобы и омерзениЯ, закусив нижнюю губу, молча вырвала руку.
     - Ћставьте... менЯ! - повторила она не своим голосом.
     ‹анде машинально тЯнул ее руку к себе и вниз, и глазами, полными  муки,
старалсЯ заглЯнуть ей в душу. Ћна, как глухаЯ, не отвечала ему, не  смотрела
на него. ’о светлое  чувство,  которое  ‹анде  возбуждал  в  ней  и  которое
пробудило  требовательную  жадную  любовь,  теперь   обратилось   в   слепую
ненависть, и чем больше старалсЯ ‹анде победить ее, тем  больше  обострЯлась
она. Ћгромное  напрЯжение  его  бессильно  ударЯлось  и  скользило  по  этой
ненависти, не проникаЯ в душу, как обнаженное кровавое сердце,  брошенное  с
размаха на твердый холодный лед.
     - ЊилаЯ, поймите менЯ... ‚едь есть же другаЯ любовь... есть?  -  сжимаЯ
ей пальцы, говорил ‹анде.
     - „а пустите же! - с дикой  тупой  болью  проговорила  она.  -  Њне  же
больно.
     ‹анде опомнилсЯ и выпустил ее руку.
     - Џростите менЯ, - Я не хотел... - пробормотал он упавшим голосом.
     „евушка  взглЯнула  на  него  искоса  с  узким  и  злым  презрением.  ‘
неестественным спокойствием она поправила волосы, ронЯЯ шпильки  на  пол,  и
вдруг пошла мимо него вон из комнаты, неприступно холоднаЯ и враждебнаЯ.
     ‚округ ‹анде стало пусто и темно, и как  будто  даже  холодно.  ‚  окна
вливались синие мертвые сумерки и наполнЯли комнату. ‚  наступившей  тишине,
казалось, еще горели обрывки напрЯженного горЯчего шепота.
     - ЊарьЯ Ќиколаевна! - тихо позвал ‹анде, и одинокий голос его  разбудил
в темном углу что-то насмешливо гулкое.
     „верь тихо скрипнула, и вошла девчонка,  держа  перед  собой  сложенную
бумажку. “ нее были круглые глупые глаза, и смотрела она на ‹анде с испугом,
как зверек.
     ‹анде машинально взЯл записку и  прочел:  "ђади  Ѓога,  оставьте  менЯ!
Њожет, Я дурнаЯ, гадкаЯ, но вы менЯ мучите. џ не могу, Я  вас  ненавижу,  вы
мне  противны...  как  гадина!"  -  было  прописано  криво  и  неестественно
надавленным почерком.
     "Ќадо оставить ее"... - смутно и уныло промелькнуло в голове ‹анде.
     - •орошо, скажи барышне, что Я больше не приду... -  твердо  и  ласково
сказал он, взЯл фуражку и ушел. ‚ нем было  чувство  бесконечного  бессилиЯ,
как у человека, ставшего перед стеной.
     "Ќадо уйти,  уехать...  куда-нибудь,  чтобы  не  доставлЯть  ей  лишних
страданий", - думал ‹анде.
     - Ѓыло уже совсем темно, когда его окликнул ’качев. —ерный и худой,  он
подошел откуда-то из сумрака.
     - €ван ”ерапонтович, - глухо проговорил он, - Ѓога длЯ... поговорить...
џ вас третий день выглЯдываю.
     ‹анде с радостью остановилсЯ.
     - ‡дравствуйте, милый! „а отчего же вы ко мне не пришли?.. џ так рад бы
вам был...
     ’качев застенчиво ухмыльнулсЯ, пожимаЯ его руку жесткими пальцами.
     - џ, может, и пришел бы... „а у вас  там  люди...  а  мне  промеж  себЯ
поговорить... - пробормотал он.
     - Ђх, как Я рад, ’качев, что вы,  наконец,  пришли!  -  весь  волнуЯсь,
говорил ‹анде, крепко пожимаЯ ему руки. - Њожет быть, пойдем ко  мне?  Ѓудем
пить чай. џ вам все про себЯ расскажу... Њне не с кем теперь поговорить... а
многое надо высказать... ‚от и сейчас... Џойдемте, милый!
     - —то ж, пойдемте! - тихо согласилсЯ ’качев.
     Ѓыло уже недалеко, и они дошли молча. ‹анде зажег  лампу,  принес  чаю,
сел против ’качева и любовно посмотрел ему в глаза.
     - …сли бы вы  знали,  ’качев,  какую  вы  мне  радость  своим  приходом
доставили!.. - сказал он, Ясно улыбаЯсь.
     - џ давно хотел прийти... еще с того... как в лесу...  -  застенчиво  и
косЯ в сторону, ответил ’качев.
     - „а, да!.. - радостно отозвалсЯ ‹анде.
     - Ђ как этот вас ударил, так  у  менЯ  все  и  осветилось!..  ’ут  Я  и
понЯл... что правда не на моей стороне, а на вашей. Ќету, €ван ”ерапонтович,
другого человека, как вы! - с внезапным порывом сказал он и даже привстал.
     ‹анде радостно смеЯлсЯ.
     - Љак вы это хорошо сказали, ’качев! ’качев  напрЯженно  вздохнул,  как
будто приготовлЯЯсь поднЯть огромную тЯжесть.
     - џ так полагаю, €ван ”ерапонтович, что... не могу Я этого высказать...
     - ѓоворите, ’качев! - ‚ы теперь все  хорошо  скажете!  -  успокоительно
погладил его по руке ‹анде. - ѓоворите и чай пейте...
     - џ скажу... Я ведь затем и пришел... ‚ы слушайте, €ван ”ерапонтович!..
     - џ слушаю...
     - ‚се, что Я вам тогда в остроге наговорил, все это так,  от  отчаЯниЯ!
‘только Я страдал, столько зла и несправедливости и подлости  видел,  что  в
человеке изверилсЯ... „умал, что  уж  так  и  будет!..  ‘волочь  человек,  и
конец!.. Људа ни посмотрю, - одни звери кругом!.. ’акое менЯ отчаЯние, такаЯ
злоба взЯли, что Я и передать вам не  могу...  „а  вы  и  не  поймете,  €ван
”ерапонтович!.. ‚озненавидел Я и людей, и себЯ, и жизнь!..
     ’качев, вытаращив глаза, с трудом передохнул. ‹анде грустно смотрел ему
в глаза и тихо гладил по руке.
     - „а уж... Ђ вы мне глаза открыли, €ван ”ерапонтович...  -  задрожавшим
голосом проговорил ’качев. - ’олько по вас Я  увидел,  что  значит  истинный
человек!.. Љакой может быть человек!.. ’ут Я и вспомнил, как ѓосподь ‘одом и
ѓоморру за двух праведников пощадить хотел... € подумал Я, что такой человек
может жизнь перевернуть...
     - ’качев! - хотел перебить ‹анде.
     - Ќет, вы постойте, - властно остановил ’качев, - подождите... џ  знаю,
теперь вас  не  всЯкий  и  понЯть-то  может,  но  оно  пройдет,  сквозь  все
пройдет!..  Џосле  вспомнЯт,  поймут...  ’олько  бы  вы...  “   менЯ,   €ван
”ерапонтович, вот какой план...
     ’качев привстал и  наклонилсЯ  к  ‹анде  близко-близко,  так,  что  его
горЯчее дыхание жгло ‹анде лицо, а темные мрачные глаза  проникали  точно  в
самый мозг.
     -  Ќадо  слух  о  новой  вере  пустить!  -  подавленно  прошептал   он,
восторженно грозЯ вспыхнувшими глазами.
     - —то такое? - удивленно и испуганно вскрикнул ‹анде.
     Ќовую веру!..  ‚от...  Ќарод  вот  как  ждет!  Џотому...  горе  кругом!
кругом!.. Љ вам со всех концов пойдут, со всей ђоссии пойдут!.. ’олько  слух
пустить... ‚ы над всеми станете, всех поведете... €ван ”ерапонтович!
     ’качев весь дрожал и горел.
     - ЉакаЯ вера, о чем вы говорите, ’качев! - строго возразил ‹анде. - —то
Я могу им дать?
     - ‚ы? ‚ы все можете, €ван ”ерапонтович!.. Ђ вера это  только  так,  длЯ
начала... —тобы только колыхнуть!
     ‹анде, бледный и строгий, встал.
     - ќто не то, ’качев! - сказал он. - Ќеужели вы не  понимаете,  чего  вы
хотите, какое это ужасное зло, обман и преступление было бы! Џравды не будет
из обмана и Я не могу этого... оставьте это!
     ‹ицо ’качева потемнело бесконечным страданием.
     - €ван ”ерапонтович!.. ‚ы один... другого такого нет!..  Ќеужто  так  и
погибать всем!
     - Ќикто не погибает, ’качев! - также  строго  и  торжественно  возразил
‹анде. —то вы говорите?.. ѓибель в том, что вы затеваете...  €  это  вам  не
удастсЯ, потому что этого  не  надо!..  Ќе  надо  насиловать,  обманывать...
Ѓорьба будет потому, что она нужна, как горнило...  Ќо  каждый  шаг  в  этой
борьбе должен быть прЯмым... ќто прежде всего, и  именно  эта  непоколебимаЯ
правда приведет к победе. Ќеужели вы этого не понимаете, ’качев? ‹ожь зло...
Ќадо старатьсЯ не делать зла!..
     - ’олько? - переспросил ’качев.
     - „а, только! - твердо ответил ‹анде. - ќто  гордость  в  нас  говорит,
’качев!.. Љто дал нам с вами власть переделывать  людей  по-своему  силой  и
обманом? Њожет быть, именно мы с вами самые  дурные,  погибшие  люди?..  Љак
знать, зачем и длЯ чего все кругом!.. €дите своей  дорогой,  кто  пойдет  за
вами пусть идет. €дите впереди, а не толкайте сзади! …сли ваша  жизнь  будет
права, след ее не пропадет, а пройдет через все века!..
     ’качев, понурив  голову,  молчал.  ‡амолчал  и  ‹анде  и  с  любовью  и
состраданием смотрел в его опущенное лицо.
     - ‡начит... нет?.. - с  трудом,  совсем  глухо,  проговорил  ’качев.  -
‡начит, ошибсЯ...
     € в его глухом упавшем  голосе  послышалось  великое  страдание  раз  и
навсегда разрушившейсЯ грандиозной мечты, смутной, но глубочайшей надежды.
     - Џолно, ’качев! - любовно сказал ‹анде.
     Ѓыла уже ночь, когда ’качев шел по улице, без цели  и  смысла  шагаЯ  в
холодной, ветреной тишине.
     - Ћ, черт бы менЯ побрал! - с бесконечным отчаЯнием громко  крикнул  он
и, судорожно схватившись за волосы, замер, прислонившись головой к  твердому
холодному забору. - ‚едь мог бы... ћродивый, несчастный! -  с  лютой  злобой
прошептал он.
     ‘торож строго постучал колотушкой где-то во тьме.

        XX 

     ‘лабый и совсем больной от бессонной ночи встал ‹анде на  другой  день.
‚сю ночь он думал о ’качеве и  Њарье  Ќиколаевне,  и  душа  его  была  полна
светлой печалью.
     "Љакие они оба могучие, какаЯ у них  огромнаЯ  жажда  жизни!..  Ѓедный,
милый ’качев! Љакое это счастье так любить жизнь и так стремитьсЯ  к  ней...
Ћни теперь несчастны, но это пройдет, а живаЯ сила останетсЯ,  -  они  будут
счастливы в счастье ли или в страдании".
     “тром он решил пойти к Њолочаеву.
     •удожник был дома и угрюмо сидел на окне, курЯ одну папиросу за другой.
“видев ‹анде, он быстро встал и весь вспыхнул. —то-то непонЯтное и громадное
прошло у него в мозгу.
     ‹анде прЯмо прошел через комнату и молча, улыбаЯсь, протЯнул ему  руку.
‹ицо у него было светлое и спокойное.
     Ћдну  секунду  теплое  чувство  внезапно  овладело  Њолочаевым  и   ему
неудержимо захотелось просто, искренно и сильно пожать протЯнутую  руку;  но
уже в следующее мгновение все опЯть спуталось в  его  душе.  …му  почудилось
что-то обидное в этом поступке ‹анде, и Њолочаев весь съежилсЯ, его красивое
лицо неестественно искривилось в оскорбительно вежливую улыбку.
     - Ћчень приЯтно... - жестко усмехаЯсь, сказал он в нос и, кривлЯЯсь,  с
преувеличенным уважением пожал руку ‹анде.
     - ‘адитесь, пожалуйста!  Љак  ваше  здоровье?  -  спросил  он,  нарочно
скользнув взглЯдом по белому пузырю вместо головы.
     ‹анде тронул повЯзку рукой и просто сказал:
     - Ќе очень хорошо. ‚ы менЯ страшно больно ударили.
     ‚друг Њолочаев потерЯлсЯ. ѓустаЯ  краска  выступила  на  его  лице.  Ћн
старалсЯ овладеть собой и тем же оскорбительно вежливым тоном возразил.
     - Њне, право, очень жаль...
     ‹анде посмотрел ему в глаза Ясным и спокойным взглЯдом.
     - Ќет, зачем так? - тихо возразил он. - ‚ам не жаль, - ведь вы и хотели
менЯ ударить больно...
     ’Яжелое,  смутное  чувство  овладело  Њолочаевым.  Љак   будто   что-то
придавило его и смутное сознание, что ‹анде не  смешон,  а  смешон  он  сам,
смешон и ничтожен, - больно прилило холодом к груди.
     - џ пришел собственно сказать вам, - кротко и ровно  говорил  ‹анде,  -
что мне очень жаль, что Я довел вас до этого. џ знаю, что вы менЯ  ревновали
к Њарье Ќиколаевне... Ђ Я вовсе не хотел вам мешать. џ,  правда,  люблю  эту
девушку за огромную живую жизнь, котораЯ в ней есть; но только  Я  любил  ее
всегда совсем не так... ’еперь она возненавидела менЯ за все это, за то, что
ошиблась. ‚ы идите к ней, - она полюбит вас, Я думаю... Ђ менЯ вы простите и
не чувствуйте ко мне дурного. џ вас люблю, - вы  такой  сильный  и  красивый
человек... ’еперь Я пойду, - Я знаю, что вам еще не может  быть  приЯтно  со
мной говорить. Џрощайте!
     ‹анде встал и протЯнул руку. Њолочаев, закусив губу, тем же  движением,
как это вышло у Њарьи Ќиколаевны, протЯнул свою.  ‹анде  ушел.  €  когда  он
ушел,  дурное,  злое,  обиженное  и  завистливое  чувство   вновь   овладело
Њолочаевым. Ћн заметалсЯ по комнате, нарочно стараЯсь преувеличить и раздуть
свое чувство. Љак будто это удавалось ему и он засмеЯлсЯ над ‹анде; но в  то
же времЯ ему стало скучно и как будто жаль чего-то. Ћн не мог  понЯть,  чего
именно; но чувство было глубоко и мучительно и ему стало казатьсЯ,  что  оно
останетсЯ в нем навсегда и  на  всю  жизнь  будет  так  гадко,  потерЯнно  и
тоскливо.

        XXI 

     †изнь ‹анде становилась все более одинокой, и в  этом  чудилось  что-то
неизбежное. ѓорЯщаЯ и мЯтущаЯсЯ любовью душа его  была  все  чаще  унылой  и
печальной, как живаЯ зеленаЯ  ветка,  обмерзающаЯ  непроницаемо  прозрачной,
холодной корой льда. ‚ последние дни он  постоЯнно  был  один.  ’олько  ‘онЯ
ходила за ним неотступно, но именно ее,  одной  в  целом  мире,  ‹анде  стал
почему-то боЯтьсЯ: ему все казалось, что она, как помешаннаЯ, больнаЯ, видит
не его, а кого-то другого и что вот-вот она  откроет  свою  ошибку  и  тогда
возненавидит его всею своею душою и  не  будет  ни  границ,  ни  предела  ее
ненависти.
     ‚ одну одинокую грустную ночь ‹анде написал ‘еменову длинное и  горЯчее
письмо, в котором задавал много мучительных вопросов о правде,  о  людЯх,  о
счастье. Ќа это письмо больной студент ответил так:
     "Ћставь менЯ, пожалуйста, в покое! џ умираю, и мне не до  тебЯ!  Џередо
мною теперь самый  важный,  последний  и  единственный  вопрос  человеческой
жизни, как умирать?.. Њожно ли толковать о людЯх, о любви,  об  одиночестве,
когда человек всегда и при всЯких  отношениЯх  к  людЯм  умирает  один!  ’ы,
конечно, не можешь понЯть этого слова во всем его  настоЯщем  смысле:  смысл
этот ужас. ќтот ужас Я должен перенести один, никто не может, - понимаешь? -
не может сопровождать менЯ, даже если  бы  захотел  этого  больше  всего  на
свете. ’еперь все длЯ менЯ разделилось на две половины, не  имеющие  никакой
свЯзи: одна, ничтожнаЯ - всЯ мироваЯ жизнь, другаЯ, неизмеримо  громаднаЯ  -
моЯ смерть! ’еперь, когда Я отошел от всего и стою один в пустоте,  Я  вижу,
что на самом деле так было и всегда, а мне только казалось, что  Я  живу  не
один. ‚сю жизнь с усердием, достойным лучшей  участи,  Я  старательно  лепил
вокруг себЯ какой-то цемент из веры, идей, любви и жалости и думал, что  это
прочно, незыблемо; но как только повис над  пустотой  смерти  всей  тЯжестью
своего џ, - все сразу распалось, как сухаЯ глина,  и  Я  полетел  один,  как
камень. Ќе сегоднЯ-завтра мне умирать, а люди остаютсЯ жить, как ни в чем не
бывало. ’ак о чем же ты городишь? ’ы почувствовал себЯ одиноким и несчастным
оттого, что люди не разделили твоих пылких чувств  и  не  бросились  в  твои
братские объЯтиЯ?.. “дивительно! „а неужели ты не знал, что все равно, когда
ты будешь умирать, люди не будут даже в  состоЯнии  понЯть  твое  чувство  и
будут принуждены выпустить тебЯ из самых  крепких  объЯтий...  ’ы,  впрочем,
человек верующий, - Я было позабыл об этом; но пойми же ты хоть раз в жизни,
что если мы все и встретимсЯ в той, иной жизни, о которой мы ровно ничего не
знаем и знать не можем, то там мы и  поговорим  в  подходЯщем  случаю  духе,
опираЯсь на то, что нам тогда будет известно!.. ‡наю  Я,  что  теплее  жить,
если люди тебЯ греют, - но, конечно, что и говорить!.. Ќу, что же,  беги  по
улицам и кричи: "Ћ, люди, люди, люди!" € побегут за тобой и  будут  кричать:
"Ћ, ‹анде, ‹анде!.." ’олько и всего! Ђ страдать ты  всегда  все-таки  будешь
один, ибо если у тебЯ заболит живот, то у самого лучшего друга, у  брата,  у
жены не сделаетсЯ от сочувствиЯ ответное расстройство желудка.
     …ще раз прошу тебЯ: оставь менЯ в покое! Љогда-нибудь ты  сам  поймешь,
как это все глупо, и так же возненавидишь людей за ту глупую  роль,  которую
старалсЯ сыграть, как Я теперь возненавидел. …сли бы ты знал, какую ужасную,
душащую ненависть возбуждают во мне все... Ѓудьте вы все проклЯты! …сли бы Я
мог, Я бы задавил всю землю. ‡ачем  Я  жил,  ‹анде?  ѓосподи,  как  страшно,
пусто, холодно! ђади Ѓога, не трогай менЯ больше!"
     •олодный ужас повеЯл в лицо ‹анде от этого письма. Ћбраз  умирающего  в
одиночестве ‘еменова встал перед ним, как сплошное, кровоточащее страдание.
     "Ѓедный ‚асЯ, что с ним, откуда такой ужас, такаЯ злоба? ‚едь это ужас,
которому имени нет, - такаЯ смерть!.. Ќе может быть,  чтобы  это  было  так,
само по себе! ќто оттого, что он один, от страха,  от  боли.  Ќадо  ехать  к
нему".
     € все чувства и мысли ‹анде вылились в одно: надо к нему. Ћн  не  знал,
что скажет, чем подымет упавшую душу; но в нем жила светлаЯ и  торжественнаЯ
вера, что любовь сделает все: любовь пробьетсЯ сквозь страдание,  согреет  и
оживит душу, и она раскроетсЯ, как цветок на  заре,  осветитсЯ  и  воспримет
любовную торжественную веру.
     ‚сЯ кровь прилила к лицу и сердцу  ‹анде,  так  что  в  глазах  у  него
помутилось. ‘трастное чувство томило и тЯнуло его до боли, до  лихорадочного
состоЯниЯ. Ћн машинально вышел на крыльцо и долго стоЯл без шапки,  глЯдЯ  в
далекое небо, с которого моросил невидимый мелкий  дождь.  •олодный  упругий
ветер рванул его широкой волной, зашевелил волосами, буйно и холодно  ударил
в лицо и перехватил дыхание.
     "Ќадо достать денег! - мелькнуло, в голове ‹анде. - Ќегде! - сейчас  же
подумал он. - Њаму нельзЯ просить, - она не даст. ‚се, что  Я  хочу,  теперь
вызывает в ней только злобу и желание сделать не так. Ђ больше не у кого.  “
ишмарева нет, наверное"...
     ‹анде растерЯнно, блуждаЯ глазами, вернулсЯ в  комнату.  ’ут,  глЯдЯ  в
упор на лампу, он подумал:
     "Џойду к отцу Џавлу".
     Џочему у него Явилось такое решение, ‹анде не мог бы объЯснить.  ‚  его
памЯти просто выЯснилась фигура старого заштатного свЯщенника, с его розовой
лысиной, добродушным  старческим  лицом,  белой  рЯской  и  тем,  как  будто
ласковым и сочувственным взглЯдом маленьких глаз, которым  он  провожал  его
при встрече.
     € на другой же день, все еще с  обвЯзанным  лицом  и  закрытым  глазом,
похожий на вставшего от тЯжелой болезни,  ‹анде  перешел  большую,  заросшую
пыльной травой площадь, отворил калитку и пошел в маленький,  уютный  и  как
будто теплый дворик. „ень  был  серый,  сухой  и  неподвижный;  но  большие,
осыпанные золотом деревьЯ казались освещенными Ярким солнцем, и  во  дворике
было светло, тихо и радостно. Ќеподвижно стоЯли  перед  окнами  в  крошечном
палисаднике милые, наивно пестрые цветы. Џахло Яблоками, осенними  листьЯми,
ладаном и каким-то особенным запахом тишины и покоЯ.
     ‘тарый попик сидел на чисто оструганном крыльце в чистой  белой  рЯске,
весь розовый и белый.
     ‹анде торопливо подошел с озабоченным лицом.
     - ‡дравствуйте, отец Џавел! - заговорил он. ‘тарый попик  посмотрел  на
него, точно нисколько не удивившись его приходу.
     - ‡дравствуйте! - приветливо ответил он. - ‘адитесь! —ем могу служить?
     ‹анде так же торопливо сел на другом крыле крылечка.
     - џ к вам с просьбой... - наскоро заговорил он, ибо ему  казалось,  что
то огромное, что наполнЯет его душу, всЯкому человеку понЯтно с одного слова
и надо поменьше слов. - “ менЯ есть один товарищ... вы, вероЯтно, его знаете
- ‘еменов.
     ‘тарый попик помолчал.
     - ‘лыхал... - неопределенно ответил он и  провел  маленькой  сморщенной
ручкой по серебристым сухим волосам.
     - ’ак вот... ќтот ‘еменов теперь в чахотке...  умирает...  -  торопилсЯ
‹анде.
     - ‚олЯ ЃожьЯ! - торжественно и просто сказал старый попик.
     Ћн вздохнул и перекрестилсЯ.
     - џ от него письмо получил, - говорил ‹анде, доверчиво придвигаЯ голову
к попику, - ужасное письмо!.. ‚идно, что он впал в последнее отчаЯние, когда
в душе только ненависть и злоба... џ вам покажу это письмо!..
     ‹анде торопливо вытащил из кармана тужурки письмо.
     ‘тарый попик посмотрел на письмо и ничего не сказал.
     -  ‘колько  в  нем  страданиЯ,  одиночества,  горЯ!..  -  со   скорбным
напрЯжением  говорил  ‹анде.  -  ‘колько  отчаЯниЯ  и   невериЯ!..   ‘трашно
становитсЯ, когда  читаешь  это  письмо...  ‘трашно  и  жалко  до  слез!  ‚ы
понимаете, сколько  страданиЯ  должен  испытать  человек,  умираЯ  в  полном
неверии! Ќет названиЯ этой муке!.. ‚от, вы прочтите письмо!
     Џопик опЯть посмотрел на письмо, но руки не протЯнул.
     - џ чувствую, верю, - продолжал ‹анде, держа письмо в протЯнутой руке и
не замечаЯ этого, - что если бы Я мог поехать к нему, Я  много  облегчил  бы
ему. џ чувствую, что смогу, потому что верю в это. Ћн  почувствует,  что  не
один, и этого уже достаточно...  ’олько  у  менЯ  денег  нет  на  дорогу,  -
по-детски улыбаЯсь, вдруг прибавил ‹анде.
     Ћн взглЯнул в лицо попику, и  вдруг  ему  показалось,  что  добродушные
глазки его - не глазки, а только глубокие  дырочки,  добродушные  только  от
морщинок  розовых  и  лучистых,  а  в  глубине  этих  дырочек  сидит  кто-то
маленький, злой и острый. Ћн с инстинктивным испугом замолчал  и  растерЯнно
смотрел на попика.
     Џопик тоже молчал и смотрел на него. Ѓыло  тихо,  и  за  спиной  попика
беззвучно кружилсЯ золотой лист, опускаЯсь на землю.
     - „а вот, вы прочтите письмо! - торопливо пробормотал ‹анде и  протЯнул
к самым коленЯм попика сложенную бумагу.
     ‘тарый попик вздохнул, погладил волосы и бородку и взЯл письмо.
     —итал он его долго, спокойно, как будто читал мирное  и  сладкое  житие
преподобного. Џотом опЯть вздохнул, сложил письмо и отдал ‹анде.
     - ‚от видите! - оживленно показываЯ рукой, сказал ‹анде, взЯл письмо  и
положил на крыльцо.
     - ‚ы письмецо уберите, - тут у менЯ этой погани не годитсЯ! - тихо,  но
властно сказал попик.
     ‹анде не понЯл его слов, но письмо взЯл и положил в карман.
     - ‚от Я и хотел денег попросить у вас... ‚ы  видите,  необходимо  ехать
кому-нибудь, - серьезно и просто сказал он.
     ‘тарый попик вздохнул.
     - „а-с, очень может быть. ’олько денег Я не дам, - уж вы простите...  €
есть, послушайте серьезно, да не дам.
     ’очно холоднаЯ тЯжесть ударила ‹анде по голове. Ћн вскочил в отчаЯнии.
     - Џочему? ‚ы же читали сами!
     ‘тарый попик тоже встал.
     - Ђ потому, послушайте серьезно, - ответил он, - что ‘еменова  этого  Я
давно и хорошо знаю. Ѓезбожный и зловредный  человек,  послушайте  серьезно,
неверующий, отступник. € послушайте серьезно, и вам не советую.
     ‹анде широко раскрыл глаза.
     - ‡начит, отступитьсЯ от него? Ћставить его умирать в отчаЯнии?..
     - Џо деЯниЯм достойнаЯ смерть! - сказал старый попик, заложив  руки  за
спину, и опЯть из-за розовой маски выглЯнуло что-то жесткое и злое.
     - Џобойтесь Ѓога! - вскликнул ‹анде. - —то вы говорите, батюшка!
     - Ќе вам менЯ учить, послушайте серьезно! - возразил попик.
     - „а ведь вы служитель –еркви... •ристовой –еркви!
     - ѓосподин ‘еменов сам давно отступилсЯ от –еркви, и не –еркви  за  ним
бегать, послушайте серьезно! - сказал старый попик.
     ‹анде с молчаливым отчаЯнием  смотрел  на  него.  ‘тарый  попик  стоЯл,
спокойно заложив руки за спину. ‚ его маленьких глазах что-то играло  и  как
будто веселилось.
     - ’ак, ведь... не могу же Я ехать без денег... - машинально пробормотал
‹анде.
     - Ђ вы зайчиком... - вдруг сказал старый  попик.  -  Ђ  то  и  пешечком
пойдите!
     ‹анде с удивлением посмотрел на него, но лицо  попика  было  как  будто
серьезно.
     - „а ведь это очень далеко! - проговорил он.
     ‘тарый попик вздохнул.
     - „алеко. —то ж,  послушайте  серьезно,  по  вашему  понЯтию  дело  это
великое... ‚от вы и потрудитесь...
     €  стало  вдруг  ‹анде  холодно  возле  этого   розового,   седенького,
беленького старика-попика. Ћн машинально повернулсЯ и пошел к калитке.
     - Ќо тут надо скорее... Ћн может умереть, пока Я дойду... - остановилсЯ
он.
     ‘тарый попик ответил ехидно, с нескрываемой уже насмешкой:
     - …сли ѓосподу будет угодно, то застанете вы его в живых...
     ‹анде помолчал. Љак белое облако в золотом  фоне  стоЯл  попик  посреди
чистою мирного дворика.
     - Ќу, что ж, - сказал ‹анде, - придетсЯ идти. џ пойду, если не  достану
денег, - не  в  том  дело...  Љак  вам  будет  стыдно  потом!  -  скорбно  и
торжественно прибавил он.
     € поднЯл попик сухенькую ручку.
     - €дите, послушайте серьезно, идите отсюда!
     - Ѓатюшка, Я не хотел вас обидеть! - вскрикнул ‹анде.
     - €дите, идите!
     € было что-то такое холодное и непреклонное в его тихом  Ясном  голосе,
что ‹анде ничего больше не сказал, опустил голову и вышел.
     ‘лышно было, как старый попик подошел к калитке и наложил крюк.

        XXII 

     ‚ечером  ‹анде  сказал  об  этом  матери.  Ћна  посмотрела  на  него  с
ненавистью дикой на старом добром лице и шипЯщим голосом сказала:
     - ЋпЯть фокусы!.. ѓосподи, да когда же это кончитсЯ, наконец!
     Ћна встала и ушла от него с холодной и тупой  злобой  в  душе,  хлопнув
дверью.
     ‹анде печально посмотрел ей вслед, взЯл фуражку и пошел к ишмареву.
     Њаленький студент сидел один в маленькой комнате и пил чай за маленьким
самоваром. ЃольшаЯ раскрытаЯ книга лежала перед ним.
     “видев ‹анде, он как-то нескладно встал и протЯнул руку.
     - Ђ, это ты... ‡дравствуй! ‘адись! •очешь чаю? - резко,  как  будто  не
проговорил, а прокричал он.
     - Ќет, - сказал ‹анде, - Я пил чай... Џолучил письмо от ‘еменова.
     - Ђ!.. —то же он пишет?
     - ’ы сам прочти, - Я этого не могу пересказать... - ответил ‹анде.
     Њаленький студент долго и внимательно читал письмо.
     - „а, беднЯга! - вздохнул он, кончив, и, заложив обе  руки  в  коротких
рукавах тужурки между колен, потер их, точно ему стало холодно.
     - џ хочу ехать к нему! - сказал ‹анде.
     - ‡ачем? - серьезно и внимательно спросил ишмарев.
     …го резкий голос произвел почему-то на  ‹анде  такое  впечатление,  как
будто он запустил ему куда-то в душу тонкий и твердый ножик.
     - —то ж ты там можешь сделать? - повторил вопрос ишмарев,  пока  ‹анде
собралсЯ отвечать.
     - џ не знаю, что  Я  могу  сделать...  -  ответил  ‹анде.  -  џ  только
чувствую, что надо ехать.
     ишмарев  уже  давно  стал  чуждатьсЯ  ‹анде:  кротость  его   казалась
маленькому студенту бессилием, неспособностью к борьбе. €ногда он чувствовал
за этой кротостью что-то, что смутно его поражало: но он сторонилсЯ от этого
и смотрел намеренно равнодушными глазами, как смотрел маленький  студент  на
все, чего не понимал просто и Ясно его резкий и жесткий ум.
     ‘ерьезным взглЯдом он посмотрел в лицо ‹анде, еще глубже засунул  между
коленЯми широкие кисти рук и возразил.
     - Ќе знаю... ’ы так подчеркиваешь это "чувствую",  точно  здесь  что-то
мистическое... —то касаетсЯ менЯ, то мне  кажетсЯ,  что  своим  приездом  ты
ровно ничему не  поможешь.  €  сам  измучишьсЯ,  и  его  измучишь...  Ћставь
лучше... зачем?
     - ‚от ты говоришь - зачем?..  -  задумчиво  ответил  ‹анде.  -  ‚  этом
вопросе уже заложена мысль, котораЯ губит человека...  Ќе  надо  спрашивать.
Ќадо делать то, что чувствуешь. ќто выше нас;  прикладываЯ  свою  мерку,  мы
только убиваем душу...
     ишмарев резко пожал плечами, не вынимаЯ рук.
     - Љакую там душу?.. - досадливо возразил он.  -  Ћставь,  пожалуйста...
„олжен же быть какой-нибудь критерий поступков... ђаз ты  хочешь  ехать,  то
должен же ты себе уЯснить, какаЯ польза будет от этого.
     ‹анде печально вздохнул.
     - џ не знаю... может, и никакой пользы не будет... - грустно проговорил
он.
     ишмарев удивленно поднЯл брови.
     - ’ак длЯ чего же?
     Ћт его резкого голоса лампа как будто вздрагивала.
     - „лЯ чего? „лЯ той правды, которую Я чувствую и котораЯ зовет менЯ!  -
глубоким грудным звуком сказал ‹анде.
     - ЋпЯть эта правда!..  Њожет,  скажешь,  высшаЯ  правда!  -  с  иронией
спросил ишмарев.
     - Љонечно, высшаЯ, потому что выше уж ничего нет!  -  серьезно  ответил
‹анде.
     ишмарев не пожал, а рванул плечами.
     - ‚ысшаЯ правда - одна, та, которую дает разум, мысль! - крикнул он.  -
“ нас нет ничего, кроме добытого мыслью пониманиЯ!
     ‹анде всплеснул руками.
     - —то ты говоришь! Љакое убожество, какаЯ бедность жизни была бы,  если
это так!
     ишмарев вскочил и размахнул руками, отчего чуть не до  ушей  поднЯлись
его узкие плечи.
     - Љак, убожество? Џо-моему, убожество это тешить себЯ сказками, заранее
ставить пределы своей мысли!
     - Ћна сама знает свои пределы... тихо возразил ‹анде.
     - Ќикаких пределов она не знает! - резко кричал ишмарев.  -  ѓоризонты
мысли беспредельны! €з того, что сейчас мы не знаем всего, вовсе не  значит,
что мы так никогда и не узнаем. Њысль так же беспредельна, как весь мир! как
возможность!..  Љак  расширЯетсЯ  теориЯ  возможности,  так  расширЯетсЯ   и
мысль... бесконечно!
     - ‚ пустоту? - мучительно спросил ‹анде, широко открыв глаза.
     - „а, в пустоту! - горЯчо и  резко,  еще  резче,  чем  прежде,  ответил
ишмарев.
     - Ќо ведь это ужас!
     - Ќу и пусть ужас... џ сам знаю, что куда легче убаюкивать себЯ золотой
мечтой о единой всеобъединЯющей душе мира и тому подобное! Ќо, что  касаетсЯ
менЯ, Я предпочту пустоту той правде, котораЯ только потому и правда, что  с
ней легко  и  приЯтно  жить.  •хм!..  -  Ћн  замолчал  и  весь  дергалсЯ  от
возбуждениЯ, глубоко засунув красные кисти рук в карманы тужурки и перебираЯ
там пальцами быстро и беспокойно.
     - џ не стану с тобой спорить, - просто сказал ‹анде, - и потому, что ты
умнее менЯ, и потому, что об этом не надо спорить; но только именно  потому,
что Я чувствую всю бесконечную  громадность  внутренней  силы  человеческой,
человеческой мысли, Я не могу поверить, чтобы  она  исходила  из  абсолютной
пустоты и уходила в нее же, как бессмысленный болотный огонь,  возникший  из
грЯзи!.. ‘лишком светло она горит, слишком  сильно  разгораетсЯ,  охватывает
весь мир, освещает, согревает!.. Ќет, Я чувствую правду... џ все-таки  поеду
к ‘еменову, ‹енЯ!
     - ќто дело другое... - сдержанно ответил ишмарев. - …сли хочешь,  если
тебе жаль его, так поезжай... „ело твое!
     Ћн сел за стол и стал помешивать  ложечкой,  тихо  звенЯ  в  полупустом
стакане. Џлечи его все еще вздрагивали от возбуждениЯ.
     - џ поеду, только денег у менЯ нет.
     - Ќу, и у менЯ, брат,  нет!  -  извинЯющимсЯ  тоном  ответил  ишмарев,
виновато разводЯ руками.
     ‹анде хрустнул пальцами.
     - Ђх, ѓосподи... что же мне делать?
     ишмарев опЯть развел руками.
     - Џодожди! Њожет, как-нибудь устроитсЯ...
     - Ќет, - махнул рукой ‹анде, - здесь не времЯ ждать... Џойду...
     ишмарев быстро поднЯл голову, смешливое удивление расширило его рот.
     - Џойдешь? ’о есть как пойдешь? пешком?
     - Џешком, конечно... ѓде-нибудь подвезут... - просто ответил ‹анде.
     ишмарев  пристально,  расширив  рот,  смотрел  на  него,  потом  вдруг
сделалсЯ серьезен.
     - ‘лушай, ‹анде... есть же границы всЯким чудачествам! - пожав плечами,
вразумительно сказал он.
     - ќто не чудачество. Њне не на что ехать, Я и пойду. •одЯт же богомолки
за тысЯчи верст...
     - Ѓогомолки... - спуталсЯ на мгновение ишмарев. - ’ак  то,  во-первых,
богомолки, а во-вторых, не осенью... ’ы не дойдешь просто!
     - Њожет быть, и дойду.
     ђаздражение опЯть начало овладевать ишмаревым.
     - Ѓогомолки ходЯт ради веры... котораЯ у них одна в...
     - € Я иду ради своей веры, - улыбнулсЯ ‹анде.
     -  „а...  Ќу...  Ќо  ведь  должен   же   ты   сообразоватьсЯ   хоть   с
обстоЯтельствами!
     - ќто так легко определЯть жизнь свою по обстоЯтельствам!  -  с  нежной
укоризной сказал ‹анде,  улыбаЯсь  светлыми  глазами.  -  ’ак  можно  совсем
перестать верить себе и начать во всем уже  верить  обстоЯтельствам...  Ќет,
пусть уж так: чувствую Я, что надо идти, ну, и пойду... Љак-нибудь...
     - „а пойми ты, наконец, что прежде всего ты этим фактически  ничего  не
изменишь!
     - Њы этого не знаем! - строго  ответил  ‹анде.  -  ќто  только  кажетсЯ
так...
     ишмарев бессильно помолчал.
     - ќто глупо, - ты не  дойдешь,  ничего  не  поправишь!..  ќто  глупо  и
невозможно.
     - Ќет уж, - вздохнул ‹анде, задумчиво глЯдЯ на него, - Я знаю, что тебе
кажетсЯ это глупым, невозможным, нелепым, но... только Я  все-таки  пойду...
Ќе удерживай менЯ, голубчик, не надо этого!
     ишмарев со странным чувством пожал плечами.
     - —ерт знает, что такое! - пробормотал он и наклонилсЯ к  стакану.  Ћни
молчали.
     - Ќу, Я ухожу, - прощай пока! - сказал ‹анде, вставаЯ.
     - Џосиди!
     - Ќет, голубчик... приготовить кое-что надо...
     Ћн тепло пожал руку ишмареву. € вдруг маленький  студент  почувствовал
смутную грусть.
     - ’ак и пойдешь? - усиливаЯсь смеЯтьсЯ, но дрогнувшим  голосом  спросил
он.
     ‹анде был выше его на голову и любовно смотрел на него сверху.
     - Џойду! - кивнул он головой.
     ишмарев хотел что-то сказать, но странное чувство сдавило ему горло  и
он только слабо пожал плечами.
     Ћни стоЯли уже в темной передней, в которую падал только узкий свет  из
двери, когда ‹анде вспомнил о ’качеве.
     - Џомнишь ты того человека,  из-за  которого  менЯ  Њолочаев  побил?  -
спросил он. - Љак-то он приходил ко мне...
     ‹анде рассказал о своем разговоре с ’качевым.  ђассказал  он  просто  и
коротко, но что-то громадное, подавлЯющее стало медленно  вставать  в  мозгу
ишмарева. ѓрандиознаЯ фантазиЯ властно захватила его  и,  странным  образом
воплощаЯсь в темной фигуре ‹анде, стоЯвшего перед ним, очаровала  маленького
студента новым захватывающим чувством. Ћн порывисто схватил ‹анде за рукав и
резко крикнул:
     - Ђ ведь это громадно! —то ж ты?
     - „а, - сказал ‹анде, - мне было ужасно больно разрушать  его  мечту...
Ќесчастный он... ‘ такой бурей в душе никогда нельзЯ успокоитьсЯ...
     - ‡начит, ты отказал? - с каким-то испугом спросил ишмарев.
     ‹анде улыбнулсЯ.
     - ђазве Я мог согласитьсЯ быть пророком, не будучи им?..
     ишмарев вдруг опомнилсЯ, потер руки и смутно проговорил:
     - Ќу да...
     Ћн проводил ‹анде на крыльцо.
     Ѓыло темно и уныло.
     - Џрощай! - сказал ‹анде, удалЯЯсь в темноту.
     - Џрощай! - сказал ишмарев.
     Ћн долго стоЯл на крыльце, потом вернулсЯ в  комнату  и  сел  за  стол.
‹ампа горела Ярко, но ее узкий свет тупо и вЯло ложилсЯ вокруг. “глы комнаты
были уже в сумраке. ишмарев подвинул к себе книгу, но буквы  резали  глаза,
не врезываЯсь в мозг. ‘транное волнение  овладело  им.  Ћн  то  вставал,  то
садилсЯ, точно что-то громадное вошло в него  и  томило  его.  ‚се  мысли  и
чувства его были полны ‹анде. Ѓыло трудно думать  о  нем,  мысли  прыгали  и
путались, сменЯЯ одна другую. ѓолос ‹анде, слабый и мЯгкий, стоЯл в ушах,  и
неЯсный образ как будто стоЯл возле и в нем, туманный и огромный.
     ишмарев вдруг пожал плечами  и  неестественно  резко  засмеЯлсЯ,  хотЯ
никогда прежде не смеЯлсЯ один. ‘мех остро зазвенел у него самого в ушах.
     - —ерт знает, что такое! - хрипло проговорил он.
     Ѓыло такое чувство, точно по душе его,  жестко  упорной,  прошла  вдруг
какаЯ-то  глубокаЯ  огненнаЯ  борозда,  конец  которой  терЯлсЯ  впереди,  в
бесконечной дали будущей жизни.

        XXIII 

     Ќочью, в начале осени, когда воздух был уже редок и холоден, ‹анде тихо
вышел из дома, одетый в черный старый, купленный  у  монаха  подрЯсник  и  с
мешком за спиной.
     "’ак легче и проще будет идти"... думал он.
     ’ихо и пусто было во всем городе.  Ќа  небе  была  непроглЯднаЯ  пелена
бледных туч. Ќе было луны, не было звезд. Њедленно уходили назад темные дома
с запертыми слепыми окнами и холодные  деревьЯ,  облепленные  черной  тьмой.
‘коро ‹анде вышел в поле. ‚етер рванул полы его подрЯсника и зашумел в  ушах
протЯжно и уныло. Џусто, широко и  холодно  раскинулось  вокруг  бесконечное
поле. ’учи шли, казалось, еще дальше,  еще  выше.  Ќа  темных  буграх  уныло
качалась сухаЯ трава. ‚ душу  ‹анде  вошло  необъЯтное  чувство  простора  и
вместе с ним вошло и отчетливое сознание, что ему не дойти. Ќо вошло оно без
сомнениЯ, без тоски и отчаЯниЯ, напротив, ему стало легко  и  свободно,  как
будто именно этим он стал на прЯмой путь, наконец, уже прЯмо ведущий к цели,
и сердце его сладко сжалось, точно в предчувствии светлой радости.
     Ќо это было только сознание, а не мысль. ‚ мысли его стоЯл только образ
больного, страдающего человека, к которому он шел, и он не думал, что с  ним
самим будет впереди, как не чувствовал жалости и печали о том, что оставлЯл.
‚ сердце его было светло, и оттого  везде  было  светло.  ‹егкими,  быстрыми
шагами, точно упругаЯ землЯ сама отталкивала его  ноги,  шел  он  вперед  по
широкой мЯгкой дороге, радостно и удивленно оглЯдываЯсь  кругом  и  радостно
прислушиваЯсь ко всЯкому звуку степи, приносимому уныло шумЯщим вдоль дороги
одиноким ветром.
     Ќастало утро, потом день, опЯть ночь и опЯть утро.  ЏЯть  дней  он  шел
деревнЯми и ночевал у мужиков, смотревших на него  недоверчиво  и  угрюмо  и
неохотно пускавших его к себе. ‘ ним мало кто говорил, потому что  мало  кто
его понимал, хотЯ он просто и легко заговаривал со всеми. ‘тарухи,  подперев
высохшие щеки рукою, спрашивали, откуда он идет  и  не  от  ‘ерафима  ли;  а
мужики только косились и отмалчивались. Ќа пЯтый день огромный черный мужик,
с черной, точно вырубленной топором бородой  и  злыми  глазами,  сказал  ему
угрюмо:
     - Џроходи, проходи, а то и к урЯднику недолго... Њного вас тут шлЯетсЯ!
     € было в этом что-то  такое  недружелюбное,  непонимающее,  чужое,  что
‹анде стало страшно и жалко. ироко раскрытыми  глазами  он  всматривалсЯ  в
деревню, и она проходила мимо, такаЯ же обособленнаЯ, непонЯтнаЯ и убогаЯ  и
богатаЯ  жизнью,  как  те  огромные,   пестрые   стада,   которые   медленно
поворачивали к нему рогатые могучие головы  и  провожали  его  таинственными
большими глазами, когда он проходил мимо.  ‘  любовью  и  умилением  смотрел
‹анде на этих людей, похожих на волов, и на этих волов, похожих на  каких-то
странных людей, и чувствовал себЯ еще далеким, еще ненужным и непонЯтным им.
Ѓыло грустно и мечтательно хотелось заглЯнуть куда-то вдаль. Ќо взор был туп
и бессилен, и было тЯжело. ’олько