е глаза  его  поднЯлись  на  доктора  со
странным неестественным оживлением.
     „октор Ђрнольди  понЯл  этот  тоскующий  взглЯд,  понЯл,  как  хотелось
умирающему человеку уцепитьсЯ за что-нибудь, хоть  в  любопытстве  сохранить
свЯзь с неудержимо уходЯщей жизнью.
     - —то ж, ничего интересного нет, все  по-прежнему...  -  затрудненно  и
чересчур разделЯЯ слова, ответил доктор.
     …му  хотелось  отвечать  как  можно  естественнее  и   проще,   завести
обыкновенный пустой разговор, чтобы больной не заметил, что к нему относЯтсЯ
уже не как к здоровому и разумному человеку. Ќо слова  не  шли  с  Языка,  и
голос звучал напрЯженно и фальшиво. Ќе было уверенности, что старик  поймет,
а в то же времЯ было как-то страшно не ответить ему, старому профессору, имЯ
которого не прошло бесследно и книги которого когда-то учили понимать  жизнь
и самого доктора Ђрнольди.
     - Ќичего? - повторил €ван €ванович и задумалсЯ, как бы с недоверием.
     „октор Ђрнольди внимательно смотрел и  ждал.  Ќо  €ван  €ванович  вдруг
суетливо и раздраженно задвигалсЯ.
     - —то тебе, €ван €ванович? - спросила старушка, не  спускавшаЯ  с  него
преданных, скорбных глаз.
     - Ђ что же мы с доктором... будем есть эти, как его... пер... трел... -
старичок сделал страшное усилие, чтобы вспомнить, жалко-виновато взглЯнул на
доктора и нерешительно докончил: - ‹исички, кажетсЯ?..
     ‚идно было, какой глубокой тоской и мучительным недоумением  полно  его
старое умирающее существо, делавшее тщательные усилиЯ  овладеть  костенеющим
мозгом, и было и больно, и жутко, и смешно смотреть  на  него.  Џо  толстому
лицу доктора прошла болезненнаЯ судорога.
     - ‡емлЯнику, - опЯть подсказала старушка.
     - „а... вот... - и, поднЯв на доктора глаза,  €ван  €ванович  сказал  с
непередаваемым выражением тоски и мольбы: - ‚от видите, какаЯ памЯть стала!
     - —его там - памЯть! - как будто с досадой возразила старушка. - Џросто
ты болен, жар у тебЯ, ну, и ослабела памЯть. ‚от поправишьсЯ...
     - Ђ, Ѓоже  мой!  -  раздраженно  вскрикнул  старичок.  -  Љакое  тут  -
поправишьсЯ... џ ведь не ребенок! - € с тоской добавил, обращаЯсь к доктору:
- Ќе думал Я дожить до такого состоЯниЯ!
     Ќаступило долгое и нудное молчание. ‚ тишине опЯть  стало  слышно,  как
зловеще гудит над столом чернаЯ муха, и  душно  было  так,  точно  груди  не
хватает воздуха. €ван €ванович сидел, подперев рукой свою облезлую голову, и
чувствовалось, как мучительно и страшно крутитсЯ  в  этой  умирающей  голове
беднаЯ, слабаЯ человеческаЯ мысль,  мигающий  огонек,  готовый  погаснуть  в
вечном мраке. „октор Ђрнольди молча смотрел  на  него,  как  будто  старалсЯ
проследить за этой мыслью до  конца  и  понЯть,  хоть  раз,  что  же  именно
чувствует человек знающий наверное, что умирает с каждой минутой.
     ‘тарушка встала и тихо поманила доктора за собой.
     Ћни неслышно прошли в другую комнату  и  сели  там.  “мирающий  осталсЯ
один.
     - —етвертый месЯц вот так! -  заговорила  старушка  унылым  безнадежным
голосом. - —то же это такое, доктор?
     „октор Ђрнольди слабо пожал плечами.
     - —то ж... имеет человеческаЯ жизнь свой предел... - серьезно и  устало
отозвалсЯ он.
     - Ќу, да, Я понимаю... Ќо зачем же именно так? Ќу, заснул бы человек  и
не проснулсЯ. Ђ  то  ведь  он  мучаетсЯ  как!..  ‚едь  он,  доктор,  сознает
прекрасно, только не говорит... ‡наете, доктор, это,  конечно,  ужасно,  что
умирает близкий человек... ведь мы прожили вместе сорок  два  года...  но  Я
перенесла бы все... ‘амое ужасное, это то, что умирает... Я  не  могу  этого
объЯснить, но вы понимаете... Љакое это унижение видеть, как любимый близкий
человек обращаетсЯ в... ‚ы представлЯете себе: у него поЯвилась маниЯ ездить
по магазинам и делать какие-то покупки... € эти  улыбочки  приказчиков,  эти
сострадательные взглЯды знакомых... ѓосподи! Љак странно  теперь  вспомнить,
что Я жалела тех, кто умирает молодым, и молила Ѓога, чтобы мой муж дожил до
самой глубокой старости... Љакие это были глупые,  бессмысленные  молитвы!..
Џонимаете, мне странно это вспоминать! Џонимаете, какой ужас...  нет,  Я  не
умею этого выразить!..
     - џ понимаю! - тихо ответил доктор Ђрнольди.  ‘тарушка  остановившимисЯ
глазами долго смотрела прЯмо перед собой, крепко, почти конвульсивно
     сжав сморщенные руки.
     - ѓосподи, и кому нужны эти страданиЯ! - выговорила она про себЯ.
     - Ќе знаю... - машинально, как эхо, отозвалсЯ доктор Ђрнольди.
     € в тишине, наступившей после его  слов,  как  бы  получилось  властное
дуновение чьих-то неисповедимых крыл.
     Џотом старушка начала опЯть, голосом  слабым,  похожим  на  дребезжание
мухи, запутавшейсЯ в паутине:
     “стала Я, доктор!.. €  никто  этого  не  может  понЯть.  Ќо  ведь  и  Я
человек... и мои силы имеют предел!.. Ћна жаловалась на то, что никто  не  в
состоЯнии понЯть весь ужас ее горЯ, горЯ женщины, обреченной изо днЯ в день,
без надежды и просвета, жить с полутрупом, видЯ, как  разлагаетсЯ  тот,  кто
наполнЯл всю ее жизнь, как существо высшее, единственное  длЯ  нее  во  всем
мире. ќто была пытка, какой еще не выдумала человеческаЯ  жестокость;  равно
было бы положить живого в гроб вместе с трупом и оставить его там  навсегда,
чтобы он видел, как разлазитсЯ тело, как ползут жирные  черви,  как  сочитсЯ
гной, как обнажаетсЯ череп и улыбаетсЯ во тьму могилы. €  никакие  слова  не
могли выразить этот ужас, чтобы другие понЯли ее и пожалели.
     ‘корбь ее  была  глубока  и  искрениЯ,  но  странно,  доктору  Ђрнольди
казалось, что она чего-то недоговаривает. Љогда ей выражали сочувствие,  она
так  же  сердилась  и  раздражалась,   как   и   тогда,   когда   равнодушно
отворачивались от ее вечных и бесполезных  жалоб.  —его-то  нужно  было  ей.
—его-то, в чем она сама не сознавалась себе. € главный ужас был в  том,  что
как бы ни было ей жаль умирающего, как бы ни обливалось  кровью  сердце  при
мысли о его близкой смерти, а измученное тело и  настрадавшийсЯ  дух  хотели
покоЯ. € невольно, как бы даже тайно от нее, требовали, чтобы он скорее умер
и дал ей отдохнуть. € она боЯлась этого чувства, торопЯсь уверить и  других,
и себЯ, что этого не может быть, что ей только больно, что ее оставили  одну
с больным.
     - ѓлавное, выхода нет, доктор... выхода нет!
     - ‚ыход всегда есть, -  устало  сказал  доктор  Ђрнольди.  -  Ќа  свете
только-то и хорошо, что все так или иначе кончаетсЯ... рано или поздно.
     ‘тарушка с испугом посмотрела  на  его  равнодушное  обрюзглое,  как  у
старого актера, лицо.
     - Ќу, да... Я знаю... - заторопилась она, чтобы он не сказал  страшного
слова. - ‚се кончитсЯ... Ќо зачем же страданиЯ?..
     - Ќе знаю... - так же односложно повторил доктор.
     - ‚едь  то,  что  мы  перестрадаем...  €з  гостиной  послышалсЯ  слабый
короткий звук, точно сердито задребезжала лопнувшаЯ пружина.
     - ‡овет! - с какой-то странной укоризной сказала старушка.
     - Џолина ѓригорьевна! - звал больной.
     Ћни встали и пошли в гостиную.
     ‘таричок-профессор сидел прЯмо,  ухватившись  за  ручки  кресла  худыми
пальцами, бессильно высунувшимисЯ из широких рукавов  сюртука.  Ћн  обиженно
смотрел на них испуганным, подозрительным взглЯдом.
     - —то, наговорилась? - с детской злостью спросил он.
     - Ћ чем Я говорила? ’ак, о  пустЯках,  €ван  €ванович...  -  ласково  и
виновато возразила старушка.
     €ван €ванович подозрительно смотрел на нее и жевал провалившимсЯ  ртом.
…му чудилось, что все смеютсЯ над ним, выжившим из ума стариком, и по  углам
толкуют, скоро ли он умрет. —то-то еще, самое страшное, мерещилось  ему,  но
ослабевший мозг не мог понЯть что и страдал бессильным одиноким страданием.
     - ’ут кто-то был? - тревожно проговорил он.
     - Љто же тут был? „октор был...
     - „октор? Ђ, это вы, доктор... Ђ Я не узнал. ‘кажите, доктор,  вы  были
вчера  на  собрании  нашего  общества?  Љакие  дураки!  €  все   толкуют   о
бессмертии... ’очно Я прошу их об этом! Љак вы думаете?
     - Ћ чем ты говоришь, €ван €ванович? - с тоской спросила старуха.
     Ќо старичок  не  слушал  ее  и  продолжал  смотреть  прЯмо  на  доктора
возбужденным и как будто  совершенно  сознательным  взглЯдом.  —ерный  туман
низко спустилсЯ на его мозг, и в нем,  судорожно  путаЯ  давно  прошедшее  с
настоЯщим, металась ослабевшаЯ мысль.
     ’очно заблудившаЯсЯ птица в море, в тумане, то падаЯ, то взлетаЯ.
     - …сли они хотЯт, то Я выйду на улицу, вот таков, как есть, и пусть все
смотрЯт... •орошо?.. Ђ?.. ќто хорошо, доктор?
     -  „а,  это  очень  хорошо,  -  спокойно  согласилсЯ  доктор  Ђрнольди.
‚ыражение его  лица  было  совершенно  равнодушно,  и  тем  ужаснее  звучала
невольнаЯ ирониЯ его слов.
     - ’ак хорошо? - повторил старичок и торжествующе  засмеЯлсЯ,  подмигнув
доктору, точно своему единомышленнику, который один понимает,  какую  хитрую
штуку он придумал.
     - „а, хорошо.
     „октор Ђрнольди с усилием понимал этот спутанный, как будто  совершенно
бессмысленный, но на самом деле полный ужасного смысла бред. Ћн  смотрел  на
развалину  когда-то  умного,  чуткого,  мыслЯщего,  гордого   своей   мыслью
человека, в котором бессильно погасала  последнЯЯ  искорка  духа,  и  видел,
какою жалкою ЯвлЯетсЯ мечта о человеческом бессмертии.  ЂлЯповатой,  смешной
картиной, самоучкой намалеванной на занавесе, за которым  скрываетсЯ  чернаЯ
пустота, пестрели перед  ним  Ѓог,  загробнаЯ  жизнь,  мироваЯ  душа.  Ључка
разлагающегосЯ  праха,  догорающаЯ  свеча,  и  больше  ничего.  Њожно   было
толковать о религии, верить в бессмертие, пока работал ум и тело жило полной
жизнью. Ќо теперь, когда Явно, на  глазах,  человек  обращалсЯ  в  умирающее
животное, в идиота, комок внутренностей и хрупких косточек,  все  эти  мысли
были так же комичны и нелепы, как бабьи сказки о чертЯх и домовых.
     ‘таричок задумалсЯ, опустив слабую голову на руки и закрыв глаза.
     „октор Ђрнольди уже думал  уходить,  как  вдруг  €ван  €ванович  поднЯл
голову и прЯмо, сознательно глЯдЯ, сказал:
     - Ђх, если бы немножко силы! Ќу, немного, хоть неделю...  чтобы  только
отдохнуть... чтобы все вспомнить, чтобы руки не дрожали, ноги ходили... Я...
пошел бы за ворота, посидел бы на скамеечке!..
     „октор Ђрнольди невольно улыбнулсЯ. ’ак было  неожиданно  это  скромное
желание умирающего. €,  уже  улыбнувшись,  он  подумал  о  том,  как  должна
сузитьсЯ жизнь, чтобы  желание  пойти  посидеть  на  скамеечке  за  воротами
составлЯло   несбыточную,   недосЯгаемую   мечту.   €   почему-то    доктору
представилось, что если бы мог чего-либо желать Ќаполеон в  своем  Џантеоне,
он мечтал бы, плакал и молилсЯ только о том,  чтобы  шевельнуть  хоть  одним
пальцем навеки сложенных на груди мертвых рук. € опЯть  судорога  прошла  по
обрюзгшему лицу старого доктора.
     ‘тарушка смотрела, стараЯсь не мигать, полными слез глазами. €  уже  не
было в них тайной мысли о скором отдыхе,  а  одна  бесконечнаЯ  трогательнаЯ
жалость.
     - —то ж, Џолина ѓригорьевна, -  заговорил  доктор,  вставаЯ,  -  нового
ничего. Џродолжайте давать спермин... если будет жар, дайте аспирину...  что
ж...
     Ћн хотел попрощатьсЯ со старым профессором, но старичок, склонив  лысую
дрожащую голову на косточки мертвых рук, уже  опЯть  закрыл  глаза.  „октору
показалось, что из-под опущенных  дрЯблых  век  бессильно  светитсЯ  дрЯхлаЯ
тоскливаЯ слеза.
     Џолина ѓригорьевна проводила доктора и, пока он  брал  шлЯпу  и  палку,
опЯть говорила о том, что она устала, что у нее  нет  сил,  что  ей  хочетсЯ
уткнутьсЯ головой в землю, ничего не видеть, не чувствовать, не сознавать. €
оба понимали, что все слова бесполезны. ‚се слова,  какие  может  выговорить
человеческий Язык.
     ‚ это времЯ в переднюю решительно и как будто вызывающе вошла нарЯднаЯ,
полнаЯ и, видимо, беременнаЯ дама, а за нею щеголеватый рыжеусый офицер.
     - —то вы все толкуетесь, мама! - звонко и возмущенно  заговорила  дама,
небрежно здороваЯсь с доктором Ђрнольди. - —то об  этом  говорить?  ќто  ваш
долг. ’Яжело? Ђ что же делать!
     ‘тарушка как будто испугалась. ‘традание забило ее.
     - џ знаю, ‹идочка, что долг... Ђ все-таки тЯжело.
     „ама решительно и небрежно развела руками, и легкие кружева ее  платьЯ,
нарочито широкого,  чтобы  скрыть  ее  беременность,  опахнули  всю  комнату
запахом духов и здоровой молодой женщины. „октор невольно  покосилсЯ  на  ее
выпуклый,  бесстыдно  вылезающий  живот,  и  не  подумал,   а   почувствовал
мучительное недоумение и стыд: как могут люди при виде этого ужасного конца,
который  ждет  всЯкого  человека,  зачинать,  вынашивать  и   рожать   новую
человеческую жизнь, новое страдание? € еще гордитьсЯ этим,  как  исполнением
какой-то великой миссии! Ѓыло что-то наглое в ее Ярком платье с намеками  на
обнаженность, в круглом крепком животе и в  близости  здорового,  настойчиво
следующего за ней мужчины.
     "Ђ ведь они совершают страшное преступление!" - вдруг пришло  в  голову
доктору Ђрнольди, но он не удержал и не  додумал  до  конца  этой  случайной
мысли.
     - € зачем вы выставили у крыльца эту гадость? - полусмеЯсь и морщась не
то с досадой, не то с кокетливой фривольностью, бросила беременнаЯ  женщина.
- Љак бы там ни было, а распускатьсЯ до такой степени...
     - Ђ что? - испуганно спросила старушка.
     Ћчевидно, забыла и не сразу понЯла.
     - Ђх, до того ли мне! - сказала она. „октор Ђрнольди  тЯжелым  взглЯдом
проводил беременную женщину и вышел на крыльцо.  “же  со  двора  он  услышал
звонкий и чересчур развЯзный голос:
     - Ќу, здравствуйте, папа! Љак вы себЯ чувствуете?
     € подумал с внезапным приступом тоски и  отвращениЯ:  "Ђ  ведь  все  мы
будем, будем же умирать!"
     ‘олнце светило Ярко; в саду  драчливо  чирикали  воробьи;  далеко,  над
крышами и деревьЯми золотилсЯ легкий купол колокольни, и видно было,  как  у
старых карнизов сверкали серебрЯные голуби.
     € опЯть бросилось в глаза доктору Ђрнольди  черное  уродливое  пЯтно  у
крыльца. Ћт него в нудном запахе человеческих испражнений смрадно и глумливо
веЯло дыхание смерти.
     ’ут все было кончено: жизнь,  наконец,  откинула  все  прикрасы,  нагло
вывернулась  наизнанку,  и  то,  что  стыдливо  прЯталось  по  углам,  вдруг
торжествующе выдвинулось вперед и по праву занЯло  первое  место,  загородив
дорогу и раздавив нарЯдные цветы.
     „октор Ђрнольди приостановилсЯ и,  машинально  протЯнув  палку,  тронул
отвратительное деревЯнное чудовище. Џалка отскочила с тупым стуком. ЉруглаЯ,
зловоннаЯ дыра насмешливо смотрела в голубое небо.
     „октор Ђрнольди опустил палку, согнулсЯ и медленно пошел прочь.

        V   

     ‘ледующий визит был на соседней улице, и доктор Ђрнольди пошел  пешком.
ђыженькаЯ кобылка, возившаЯ его по больным,  шагом  тронулась  по  улице,  и
беловолосый Ќикита чинно сидел на козлах, совершенно с  таким  же  видом,  с
каким возил доктора в клуб и сам ездил за водой.
     …ще не спала жара, и улицы по-прежнему пыльно дремали под солнцем.  ‚се
так же были закрыты все ставни, и дома имели нежилой, выморочный  вид.  „аже
странно было подумать, что за каждой стеной  копошатсЯ,  смеютсЯ,  целуютсЯ,
плачут, что, если бы снЯть вдруг все крыши и  заглЯнуть  сверху,  испуганный
глаз увидел бы бешено крутЯщийсЯ муравейник, не знающий ни минуты покоЯ.  Џо
всем углам, в каждой щели шевелились живые существа, несчастные, страдающие,
в муках рождающие своих потомков, чтобы те страдали теми же страданиЯми и  в
муках звали какого-нибудь доктора Ђрнольди,  будто  бы  способного  дать  им
избавление от неизбежного.
     € сколько их, с тЯжким трудом  спасенных  от  смерти  сегоднЯ,  умирали
завтра, только лишний раз переживаЯ те же муки и тот же ужас смерти.  „октор
Ђрнольди Ясно видел, как ничтожна и бессмысленна его тЯжелаЯ работа, и давно
привык делать свое дело без особого волнениЯ. “давалось ли  ему  помочь  или
больной умирал у него на руках, доктор Ђрнольди был ровно спокоен  и  шел  к
другому больному, как  часовой  мастер,  который,  осмотрев  часы,  спокойно
беретсЯ за другой механизм. ’олько голова  его  с  каждым  днем  становилась
тЯжелее, да лицо более устало.
     ‡апыхавшись больше от  своей  толщины,  чем  от  жары,  он  завернул  в
калитку, перешел маленький мещанский дворик, пахнущий кожей, и вошел в  дом,
где его ждали, как Ѓога.
     …ще не стараЯ женщина, с лицом испуганным и высохшим от  вечных  забот,
встретила доктора отчаЯнным взглЯдом, и по этому знакомому выражению  доктор
Ђрнольди понЯл, что ребенку хуже. ‚прочем, он и ожидал этого: в городе  была
эпидемиЯ, смерть неслышно ходила из дома в дом, и  маленькие  люди,  еще  не
узнавшие, что такое жизнь,  задыхались  и  костенели  крошечными  трупиками,
которые десЯтками относили за город и зарывали в песок. ’ам посадили елки, и
молодые деревца год от года становились зеленее.
     - Ќу, как дела? - спросил доктор Ђрнольди, оглЯдываЯсь,  куда  положить
шлЯпу.
     ‚ маленькой грЯзной комнате, пропитанной  чадом  и  мылом,  везде  были
навалены кучи грЯзного бельЯ. Љорыто с мыльной пеной пускало в потолок клубы
жирного сладковатого пара. ѓоре и нужда из каждой  трЯпки,  из  каждой  кучи
грЯзи довольно смотрели, как выбиваютсЯ из сил сбившиесЯ, замотавшиесЯ люди.
     - •уже, господин доктор, хуже! - почему-то шепотом ответила  женщина  и
машинально перехватила шлЯпу из медлительных рук доктора Ђрнольди.
     - Ќичего, не волнуйтесь, матушка!.. Ѓог даст, все будет по-хорошему,  -
не глЯдЯ пропыхтел толстый  доктор  и,  тЯжело  вздохнув,  переступил  порог
душной полутемной комнаты, из которой доносилсЯ  знакомый  прерывистый  хрип
умирающего.
     “ кровати, большой, с огромной  периной,  может  быть,  той  самой,  на
которой был зачат и рожден этот умирающий ребенок, стоЯл молодой  мещанин  с
блестЯщими глазами. Ћн встретил доктора тем же лихорадочным взглЯдом надежды
и страха, метну леЯ, сронил на пол подушку и подал доктору стул.
     „октор  Ђрнольди  тЯжело  опустилсЯ  возле  кровати,   подумал,   точно
собираЯсь с силами, и  взЯл  маленькую  горЯчую  ручку,  котораЯ  сейчас  же
инстинктивно и бессильно стала вырыватьсЯ у него. ђебенок чуть-чуть повернул
мутные, незрЯчие глаза, вздрогнул и заметалсЯ  сильнее.  …ле  слышный  плач,
похожий на писк маленького зверька в когтЯх совы, раздалсЯ в комнате.
     „октор Ђрнольди опустил ручку и задумалсЯ.
     …му уже не нужен был какой-либо осмотр: по этому  судорожному  метанию,
по мутности глаз, по звуку дыханиЯ он  сразу  увидел,  что  надежды  нет,  и
остаетсЯ прибегнуть к самым героическим мерам, без расчета на успех,  только
длЯ очистки совести.
     ‚ маленькой, нежной, как у цыпленка, пЯтнами покрасневшей груди  что-то
мучительно дрожало и билось, как будто все тело содрогалось не от боли, a oi
ужаса.  ѓолова,  казавшаЯсЯ  огромной,  точно   чужаЯ,   перекатывалась   на
тоненькой, будто лишенной костей шее,  а  крошечное  личико  было  вздуто  и
красно. ЌевидимаЯ костлЯваЯ рука  медленно,  с  непонЯтной  жестокостью  все
сильнее, точно тешась, сдавливала щуплое птичье горлышко.
     - „а-а... - пробормотал доктор Ђрнольди в глубокой задумчивости.
     - —то? - кинулась к нему женщина. „октор тЯжелым взглЯдом  посмотрел  в
ее испуганные молЯщие глаза.
     - Ќичего, сказал он. Џриготовьте горЯчей воды и сбегайте на  ‘умскую  к
фельдшеру вейзону. ‡наете?.. Џусть сейчас же идет сюда. џ говорил  ему,  он
знает. „а...
     Њолодой мещанин с отчаЯнным видом схватил картуз и метнулсЯ к двери.
     - ќ... Џостойте! - досадливо остановил его доктор  Ђрнольди.  -  ’ам  у
ворот моЯ лошадь, возьмите ее. ‘коро надо... ‘корей!
     ‘лышно было, как загремели колеса и стихли вдали.
     „октор Ђрнольди один осталсЯ над умирающим ребенком.
     ‚ комнате было  тихо,  душно  и  странно  слышалось  за  окном  дерзкое
чириканье воробьев, не  знавших,  какое  ужасное  дело  совершаетсЯ  в  этой
унылой, грЯзной комнате. ђебенок по-прежнему хрипел и катал по подушке  свою
тЯжелую, каменную голову, со спутанными, слипшимисЯ  волосиками.  ‚здувшиесЯ
легкие на части рвали его маленькую  грудь;  кровь,  горЯчаЯ,  как  кипЯток,
заливала мозг и давила кромешной болью; ручки и ножки  судорожно  корчились,
точно он старалсЯ выбратьсЯ из какой-то Ямы, не мог и билсЯ в  одном  месте.
Њаленький человек не понимал, что с  ним,  и  боролсЯ,  метаЯсь  и  стараЯсь
вырватьсЯ, как котенок, придавленный бревном.
     €ногда он как будто звал кого-то.
     - Ња!.. - сдавленно и еле слышно пищал  он,  точно  маленький  воробей,
выпавший из гнезда.
     „олжно быть, он ждал, что сейчас придет  эта  большаЯ,  добраЯ,  теплаЯ
мать, котораЯ все знает, повелевает жизнью и может защитить от всЯкой беды.
     - „а, да... - машинально бормотал доктор Ђрнольди и то щупал пульс,  то
отходил к окну  и  долго  стоЯл  там,  бессмысленно  глЯдЯ  на  перелетающих
воробьев.
     Љак всегда у  кровати  умирающих  детей,  чувства  его  были  смутны  и
громадны.
     …сли бы доктор Ђрнольди, рискуЯ собственной жизнью, что он и  собиралсЯ
сделать, мог спасти  или,  по  крайней  мере,  облегчить  страданиЯ,  он  не
задумалсЯ бы ни на минуту и даже не придал бы этому особого  значениЯ.  …сли
бы он знал, кто виновен в  этой  массе  бесполезных  страданий,  он,  старый
доктор, с безбоЯзненным, открытым лицом, встал бы перед  ним  и  проклЯл  бы
его. Ќи смерти, ни суда, ни вечных мучений он не побоЯлсЯ бы.
     Ќо доктор Ђрнольди знал, что помочь  нельзЯ  и  что  ни  проклЯтиЯ,  ни
мольбы, ни доказательства не получат ответа никогда.
     ’ак же будет всходить и заходить солнце, так же будет вертетьсЯ на гное
расцветающаЯ землЯ. ‚се бесполезно. Ћн, доктор Ђрнольди, может  плакать  или
издеватьсЯ, просить или проклинать, может, наконец, разбить  себе  голову  о
стену, и все это будет так же бессмысленно, как вопли глухонемого в пустыне.
     € было легче только от одной мысли: это маленькое  существо,  рожденное
длЯ страданий, умирает, еще не научившись  боЯтьсЯ  смерти,  еще  не  познав
прелести этой милой и проклЯтой человеческой жизни.
     „октор Ђрнольди посмотрел на этого странного  паучка,  корчившегосЯ  на
постели, на его тоненькие червеобразные руки и ноги, кривую  спинку,  желтую
налитую голову с тЯжелым затылком и узким лбом.
     - „а! - повторил он в раздумье.
     џсно, до мельчайших подробностей, представилась ему та  жизнь,  которую
было  обречено  нести  это  жалкое,  искривленное  наследственными   порчами
существо. ЉакаЯ это  была  бы  бессмысленнаЯ,  ничтожнаЯ,  полнаЯ  страданий
жизнь, какое ужасное, обреченное на  медленное  вымирание  должно  быть  его
потомство!.. Ђ эти странные паучки так живучи и плодовиты! €з этой  комнаты,
если бы смерть не вошла раньше, просочилась  бы  в  мир  струЯ  такого  гноЯ
преступности, безобразиЯ,  тупости  и  бесконечного  страданиЯ,  что  доктор
Ђрнольди даже сморщилсЯ от отвращениЯ.
     ‚ывод смутный и громадный назревал в тЯжелом мозгу доктора, но  сил  не
хватало довести его до конца. „ругой человек, с умом Ясным и смелым, сердцем
твердым, потом сказал то слово,  перед  которым  бессильно  отступил  доктор
Ђрнольди.
     …сли бы у него, у старого доктора, была твердаЯ волЯ, он поднЯл бы свою
большую толстую руку и сказал:
     - Ђ ’ы хочешь, чтобы это жалкое, не сделавшее тебе никакого зла, наивно
радовавшеесЯ  каждому  ’воему  творению  существо  корчилось  в   неизбывных
страданиЯх, пока муки не станут непереносимы и ’ы не  насладишьсЯ  возможной
мерой мучений, а Я, разумный и свободный человек, воли которого даже и  ’ебе
не сковать, могу одним  движением  вырвать  жертву  и  разом  оборвать  ’вою
нелепую и злую потеху. Ѓыть может, расчеты, не доступные уму  человеческому,
руководЯт ’обою... может быть! Ќо Я не знаю и не признаю их!
     „верь тихо скрипнула, и бледнаЯ женщина  робко  вошла  в  комнату,  как
побитаЯ собака, от порога устремив на доктора заискивающие, молЯщие глаза.
     - —то? ”ельдшер приехал? - очнувшись, спросил доктор Ђрнольди.
     - Ќету еще, не слыхать...
     „октор посмотрел на ребенка и вздохнул.
     - ‚оду Я приготовила, господин доктор, - тихо сказала она, не  сводЯ  с
лица доктора своих странных глаз и не двигаЯсь с места.
     - Ќу, и прекрасно, - пропыхтел доктор Ђрнольди.
     - ѓосподин доктор... - еще тише проговорила она и чуть шагнула к  нему.
- ѓосподин доктор!..
     - Ќу, что? - с тоской спросил доктор Ђрнольди.
     - Љак ѓришенька... поправитсЯ? - уже совсем еле  слышно  выговорили  ее
высохшие губы, и голос  дрогнул,  точно  она  поперхнулась  каким-то  другим
словом.
     Њаленькие глазки доктора беспокойно заморгали.
     - Ѓудем надеЯтьсЯ... - неестественно развЯзным гоном ответил он.
     †енщина недоверчиво смотрела на него, и доктору показалось,  что  глаза
ее становЯтсЯ все больше, больше, заполнЯют весь мир и глЯдЯт  ему  в  самую
душу. Ћн невольно  встал,  отошел  к  окну  и  стал  пристально  смотреть  в
расплывающиесЯ перед глазами зеленые пЯтна листьев.
     "Љакие большие листьЯ!" - почему-то подумал он.
     - ‚ы уж постарайтесь, господин доктор... Ѓог вам заплатит!.. -  долетел
до него чуть слышный шепот. - Ћдин ведь у менЯ ѓришенька!..
     - ѓришенька! - прошелестело в комнате, точно осенний ветер тронул сухие
листьЯ на могиле.
     € в этом шелесте было столько муки и любви, что  доктору  даже  странно
показалось, как это минуту  тому  назад  он  думал  о  несчастной  судьбе  и
безобразии этого ѓришеньки, который  хорошо  делает,  что  умирает  вовремЯ!
Љаков бы он ни был идиот, урод, злодей - длЯ нее это был только единственный
ѓришенька. ‚ чуть слышном шепоте, в робких, молЯщих  словах  перед  доктором
встало  такое  колоссальное,  такое  могучее  неодолимое  чувство,  что   он
почувствовал себЯ песчинкой перед ним и ужас ощутил в душе: в этой  страшной
ловушке  навсегда  была  заложена  неизбежность  бесконечных   мук,   вечнаЯ
живучесть страданиЯ.
     - ќто ужасно! - пробормотал доктор Ђрнольди.
     - —то?
     - „а, ничего... вон, кажетсЯ, фельдшер приехал! - отозвалсЯ  доктор  и,
словно убегаЯ от вопросов, опЯть перешел к кровати.
     Ђ когда пришел фельдшер, он покорно снЯл пиджак, засучил рукава,  забыл
все  свои  мысли  и  опЯть  принЯлсЯ  за  тЯжелую  бесполезную  работу,  как
каторжник, прикованный к тачке.
     Ћн долго, внимательно и сосредоточенно мыл руки,  клочьЯми  разбрасываЯ
мыльную пену, пыхтЯ и сопЯ. ЃледнаЯ женщина подавала ему воду, и в каждом ее
движении были видны робость и огромное уважение перед его  великим  знанием.
”ельдшер, рыжий здоровый человек, ловко и деловито приготовлЯл  инструменты,
вату и бинты и делал это с таким видом, точно  собиралсЯ  показать  какой-то
замысловатый фокус.
     ђебенок все хрипел и металсЯ.
     Ќаконец доктор Ђрнольди вымыл руки,  пытливо  осмотрел  их,  помахал  в
воздухе и подошел к кровати.
     - Ќу, вы!.. - пропыхтел он, качнув головой  на  мещанина  и  его  жену.
Њещанин сейчас же испуганно отскочил к двери, но  худаЯ  замореннаЯ  женщина
только повела на доктора молЯщими глазами. ’акие глаза бывают у кошки, когда
несут топить ее котЯт.
     - џ вам говорю! - мгновенно раздражаЯсь, крикнул  доктор  Ђрнольди,  но
сейчас же опомнилсЯ и прибавил с глубокой жалостью: - Ќет уж, голубушка,  вы
того... уйдите... Ђ то Я и сам  волноватьсЯ  буду...  „ело  такое.  Џойдите,
пойдите отсюда... —то можно будет, мы сделаем! - ’огда она  покорно  и  тихо
поплелась из комнаты. ’олько  в  дверЯх  еще  раз  приостановилась  и  молча
посмотрела на доктора, ловЯ его взглЯд. „октор Ђрнольди отвернулсЯ.
     ђебенок  вдруг  затих.  Ћн  словно  почувствовал  приближение   чего-то
страшного и в упор смотрел на доктора Ђрнольди мутными, невидЯщими,  но  как
будто понимающими глазами. „аже дернулсЯ в  сторону,  но  сильные,  покрытые
рыжим пухом, как у мЯсника, руки фельдшера удержали его. „октор  медленно  и
осторожно коснулсЯ  тоненького,  налившегосЯ  кровью,  мучительно  бьющегосЯ
птичьего горлышка.  “зкое  острие  блестЯщего  ножичка  кольнуло,  нажало  и
прорезало кожу. Њгновенно было омерзительное ощущение скрипЯщей живой ткани,
и вдруг выступили красные бисерные капельки. ѓлубже  врезалсЯ  ножик,  ловко
минуЯ хрЯщи,  и  кровь  струйкой  потекла  из-под  толстых  пальцев  доктора
Ђрнольди, обвиваЯ шейку красным ожерельем. ђебенок замер, потом вздрогнул  и
весь задергалсЯ в мелкой дрожи, как кролик,  которому  просверливают  череп.
ЊаленькаЯ  трубка,  пачкаЯсь  кровью,  легко  вошла  в  темное,   булькающее
отверстие, и вдруг хриплое, свистЯщее дыхание  прекратилось.  Љак  будто  во
всем мире настала мгновеннаЯ тишина,  и  все  замерло  кругом  в  созерцании
великой тайны.
     „октор Ђрнольди плюнул, и  слюна,  окрашеннаЯ  кровью,  густо  и  тЯжко
шлепнулась в воду.
     Ќовое, ровное и спокойное дыхание, чистое, как  воздух,  послышалось  в
комнате, и было красиво и  легко,  как  самаЯ  лучшаЯ  музыка,  какую  может
слышать человеческое ухо.
     Ќо доктор Ђрнольди был сумрачен. ѓлаза его смотрели пытливо  и  сурово.
Ћн долго молча стоЯл над кроватью, потом коротко махнул  толстой,  Явственно
задрожавшей рукой.
     ђыжий фельдшер быстро собирал инструменты.
     ђебенок лежал смирно, вытЯнувшись, покойно, положив  ручки.  Ќо  личико
его было бледно, и синеватаЯ тень проступала на нем. ’ише и  тише  слышалось
его освобожденное дыхание.

        VI   

     “же вечерело, когда доктор Ђрнольди, потный и  замученный,  выходил  со
двора.
     ‘олнце село, и чистые мЯгкие краски желтели на небе. ‘ады  потемнели  и
стали уже не пыльными и сухими, а  зелеными,  полными  сумрака  и  свежести.
‚етерок мЯгко налетел на горЯчее лицо доктора, и милым холодком обвеЯло  его
мокрый лоб. Ќовые, облегченно радостные  звуки  слышались  со  всех  сторон.
’очно тЯжесть свалилась с земли  и  стало  легче  дышать.  ѓде-то  смеЯлись,
кто-то перекликалсЯ звонкими голосами, с церкви звонили  ко  всенощной.  ‚се
было красиво и радостно, как бывает только  Ясным  вечером,  после  долгого,
невыносимо жаркого днЯ.
     ’олько за  плечами  доктора  осталась  душнаЯ  темнаЯ  комната,  где  в
сумраке, быстро холодеЯ, лежал маленький  вытЯнутый  трупик.  ’ам  уже,  как
черные мухи над падалью, юрко шнырЯли какие-то темные старушки, и в открытое
окно слышалсЯ дикий, пронзительный, исступленный крик:
     - Ћй, ѓришенька, мой ѓришенька! Ћй, матушки мои родненькие!..
     € доктору Ђрнольди казалось, что везде тихо, тихо, и даже далекое  небо
со вниманием прислушиваетсЯ к этому одинокому воплю.
     “ калитки его нагнал молодой мещанин. …го бледное, с клочковатой  рыжей
бородкой лицо было мокро, и глаза смотрели по-прежнему испуганно и отчаЯнно.
Ћн, должно быть, даже не видел доктора и, что-то бормоча  дрожащими  губами,
совал ему сжатый кулак.
     - ‚от...  вот...  вот...  -  бессвЯзно  бормотал  он.  „октор  Ђрнольди
машинально взглЯнул на его кулак и увидел зажатый угол бумажки.
     - ќ... зачем это! - с досадой сказал он, махнув дрожащей толстой рукой.
     - ‚озьмите, возьмите... как же, трудились, мы понимаем... волЯ ЃожиЯ...
- совершенно бессмысленно повторил мещанин, продолжаЯ  совать  свой  черный,
точно обугленный кулак.
     „октор Ђрнольди вдруг сердито насупилсЯ, урывком взЯл деньги и,  быстро
отвернувшись, пошел в калитку. ‘огнувшись так, точно боЯлсЯ удара сзади.
     Ѓеловолосый Ќикитка встретил его глупой, заждавшейсЯ улыбкой.
     - ЉончилсЯ? - спросил он, когда доктор уселсЯ на заскрипевшее  под  его
тЯжестью сиденье пролетки.
     - € ты, дурак, когда-нибудь кончишьсЯ... -  машинально  ответил  доктор
Ђрнольди и пихнул его в спину набалдашником палки.
     Ќикитка весело засмеЯлсЯ  этой  остроумной  шутке  и  тронул  рыженькую
застоЯвшуюсЯ кобылку.
     Џыль тЯжело поднЯлась за колесами, и, когда доктор  быстро  заворачивал
за угол, в чистом  вечернем  воздухе  еще  долетел  до  него  пронзительный,
сверлЯщий небо крик: Ћй, матушки мои родненькие!.. Ћй, ЏресвЯтаЯ Ѓогородица!
     Џролетка завернула за угол, и все стихло, как не бывшее.

        VII   

     Ѓыл совсем вечер, и далеко в степи погасала холоднаЯ зеленоватаЯ  зарЯ,
когда доктор Ђрнольди, усталый и угрюмый, заканчивал свои визиты.
     Ћн давно уже перестал различать своих  больных  и  равно  уныло  шел  к
детЯм, женщинам, старикам и молодым людЯм. Ќо месЯц тому назад его позвали к
больной актрисе, умирающей на родине, и  как-то  незаметно  доктор  Ђрнольди
привык каждый вечер после всех визитов заходить к ней. ‘начала он лечил  ее,
но болезнь была неизлечима, и он  оставил.  ’олько  приходил,  садилсЯ,  как
будто на минуту, не выпускаЯ из рук шлЯпы и палки, и просиживал целые часы в
тишине  сумерек,  под  непрерывную  тихую  болтовню   больной,   мало-помалу
привыкшей к нему и рассказавшей ему всю свою жизнь,  бурную,  нелепую  жизнь
актрисы.
     €  если  что-либо  важное  задерживало  его,   доктору   Ђрнольди   уже
недоставало этого тихого голоса,  печальных  глаз  и  той  задумчиво-кроткой
грусти, котораЯ веЯла на его усталую душу в комнате больной в  тихие  летние
сумерки.
     Љак всегда, грузно опершись  скрещенными  руками  на  толстую  палку  и
положив на них толстый, жирный подбородок,  доктор  сидел  по  одну  сторону
широко раскрытого в  сад  окна.  Џо  другую,  в  кресле,  обложеннаЯ  белыми
подушками, сидела больнаЯ и тихо, торопливо, точно  спеша  высказать  что-то
неизмеримо важное, говорила:
     - Љакой вечер, доктор!.. Љак хорошо!.. Њне бы хотелось умереть именно в
такой вечер.  џ  больше  всего  боюсь,  что  умру  ночью...  ‘трашно  будет,
док-юр!.. ‚едь там, в могиле...  будет  темно...  темно...  Њне  уже  смешно
чего-нибудь желать, не правда ли, а все-таки хотелось бы,  чтобы  последнее,
что Я буду видеть, было бы вот такое тихое погасающее небо...  Љак-то  легче
будет: день потихоньку  умирает,  небо  темнеет,  ну,  и  Я  умру...  џ  уже
примирилась с этой мыслью,  доктор...  ‚ы  не  бойтесь,  милый,  Я  не  буду
плакать, как  в  прошлый  раз.  ‡ачем  плакать,  когда  этим  все  равно  не
поможешь!.. Њне только страшно: мне все представлЯетсЯ, как менЯ отнесут  на
кладбище и зароют... Џотом все уйдут по домам, а  Я  останусь  одна,  совсем
одна... Џридет ночь, кресты  будут  стоЯть  кругом,  может  быть,  подыметсЯ
ветер, а вокруг будет темно. ‘трашно, доктор!  џ,  конечно,  знаю,  что  уже
ничего не буду чувствовать тогда, но теперь мне страшно.  „октор,  вы  такой
милый, добрый... Ћбещайте  мне,  что  когда  все  уйдут,  вы  останетесь  на
кладбище и немного посидите со мной... Ћбещаете? …сли Я буду знать,  что  вы
это сделаете, мне не так страшно будет.
     - џ посижу, - сказал доктор глухо.
     - Ќу, спасибо! џ знаю, доктор, что вы не так скоро забудете  менЯ,  как
другие... Њилый доктор, отчего вы  всегда  такой  угрюмый?  ‚прочем,  это  Я
глупости спрашиваю: разве можно болтать и смеЯтьсЯ,  когда  чуть  не  каждый
день провожаешь кого-нибудь в могилу. Ђ вы будете менЯ  вспоминать,  доктор?
ќто тоже смешно, что Я говорю: ведь вы столько людей,  верно,  проводили  на
своем веку в могилу, что где же вам помнить всех!
     - џ всех помню! - также глухо ответил  доктор,  и  лица  его,  толстого
большого лица, не было видно в сумраке.
     - „а?.. ‚от оттого вы такой и печальный!  ‡наете,  доктор,  вы  добрый,
страшно добрый и мЯгкий человек... ’олько  несчастный.  ‚ас  многие  считают
тЯжелым и неприЯтным человеком, Я и сама сначала вас боЯлась. Ќо теперь  мне
кажетсЯ, что Я вижу всех людей насквозь... как-то иначе,  чем  прежде.  ‚от,
говорЯт, что умирающие начинают видеть  и  понимать  такое,  что  недоступно
здоровым людЯм... € вот Я вижу ваше большое доброе сердце и  знаю,  что  вам
очень тЯжело жить. ‡ачем столько страданий на свете, доктор?
     - Ќе знаю, - ответил доктор Ђрнольди.
     - Ќе знаю, не знаю... Ќикто не знает!  -  тихо,  как  будто  про  себЯ,
повторила больнаЯ и на минуту замолкла.
     ‚ сумерках лицо ее казалось совсем белым, и на нем  чересчур  отчетливо
чернели темные  глаза.  Ѓольшие  скорбные  глаза,  с  непонЯтным  выражением
смотревшие вверх, на широкое чистое небо, погасавшее над садом. Ћтблеск зари
бледно ложилсЯ на ее впалые щеки и  тонкие,  еще  красивые  руки,  бессильно
лежавшие поверх пледа, которым были укутаны ее ноги.
     - „октор, - заговорила она прежним тихим  и  торопливым  шепотом,  -  -
теперь Я думаю только об одном, о чем никогда не думала, пока была молодаЯ и
здороваЯ... ‡ачем Я была такаЯ злаЯ, придирчиваЯ и  жестокаЯ?  “  менЯ  была
какаЯ-то маниЯ преследованиЯ, и сколько напрасного горЯ причинила Я даже тем
людЯм,  которых  сама  любила.  Њне  все   казалось,   что   все   поступают
несправедливо, все менЯ оскорблЯют, хотЯт мной  просто  воспользоватьсЯ  длЯ
своих интересов, а в сущности, менЯ никто не любит... џ никому не  верила  и
за каждым словом искала какую-то тайную и непременно  гадкую  мысль...  Ѓоже
мой, сколько было ссор, неприЯтностей, обид...  ‘трашно  вспомнить,  сколько
крови было попорчено, а из-за чего? ’еперь Я Ясно вижу, какие все  это  были
пустЯки! …сли мне и лгали, то что ж из того... да и лгали больше потому, что
Я не переносила правды, если она была мне неприЯтна... € потом, менЯ  просто
боЯлись многие, потому что Я была страшно  несдержанна  и  когда  разозлюсь,
готова была черт знает чего  наговорить...  мучила  всех.  Љто  менЯ  больше
любил, того Я больше всех и мучила!.. —то Я такаЯ была за  особеннаЯ,  чтобы
длЯ  менЯ  все  переделались?..  ‚едь  если  кто-нибудь  тебЯ  любит,   надо
благодарить за это, а Я смотрела на это, как на  какое-то  свое  право!..  Ђ
ведь сколько радости погибло из-за этого, сколько мучений пережила Я сама!..
‡ачем все это, когда можно было жить так хорошо, ласково,  любовно!  ‡наете,
когда теперь мне уж так мало осталось жить, как мне больно за каждую минуту,
потерЯнную так глупо! Њне кажетсЯ, что если бы Я могла передать, как больно,
стыдно, досадно бывает перед смертью за  все  то,  что  сделаешь  глупого  и
дурного в жизни, много зла исчезло бы!.. Ќо Я не могу этого передать. ’олько
иногда так бывает больно, что готова голову себе разбить о  стену...  да  не
воротишь!.. “жаснее всего, что не воротишь!
     Џовернув свою большую тЯжелую голову к окну, доктор Ђрнольди смотрел  в
сад. Љто-то неслышно ходил там под тихими деревьЯми.
     - —то вы там смотрите, доктор?.. ќто Ќелли... знаете?
     „октор молча смотрел в окно и о чем-то думал.  ЃольнаЯ  прислушалась  к
тихим шагам в саду и сказала так  тихо,  точно  боЯлась  разбудить  больного
ребенка:
     - ЌесчастнаЯ она! Џоложение ее ужасное.  ‚ы  знаете  сами,  как  у  нас
смотрЯт на эти истории. ‚прочем, Я и  сама  когда-то  так  смотрела.  ’олько
теперь, когда мало жить осталось, Я много передумала, доктор, и понимаю, как
несчастен человек, как мало у него радости и как жестоко осуждать его за что
бы то ни было!
     Ћна опЯть задумалась и тихонько перебирала край толстого пледа  тонкими
прозрачными пальцами, в которых осталось так мало жизни,  что  они  казались
восковыми.
     „октор  Ђрнольди  все  молчал,  и  его  грузнаЯ  фигура  черным  пЯтном
расплывалась в сумраке вечера.
     -  ЃеднаЯ  Ќелли!  -  опЯть  заговорила  больнаЯ.  -  Ќу,  была  минута
увлечениЯ... Љому она этим сделала зло?.. Њожно подумать, что  людЯм  просто
завидно видеть  счастье  и  они  хотЯт  всеми  силами  добитьсЯ,  чтобы  все
испортить и чтобы счастливых не было!.. Ќу, сошлась,  ну,  родит  ребенка...
ну, и  слава  Ѓогу.  ’ак  нет  же...  ‚ыгнали  ее  отовсюду,  из  учительниц
прощали... —то ж она будет делать, чем жить?.. Ќа улицу идти?..  ќтого,  что
ли, надо было? Ќу, хорошо - Я ее взЯла,  а  если  бы  менЯ  не  случилось!..
ЌесчастнаЯ  девочка.  –елый  день  возитсЯ  с  чем-то,  работает,  за   мной
ухаживает, а по вечерам ходит в саду... ходит и молчит, все  молчит.  €ногда
поет про себЯ потихоньку. ’ак грустно бывает слушать ее. €ногда  Я  плачу  и
думаю:  ну,  вот  умру  Я,  умрет  Ќелли,  умрут  все,  кто  ее  презирал  и
преследовал, будут жить другие люди, которые даже не будут  знать  о  нас...
‡ачем же  такаЯ  коротенькаЯ,  маленькаЯ  жизнь  еще  отравлЯетсЯ  грЯзью  и
злостью? Њне бы  так  хотелось  ее  утешить,  приласкать...  Ќо  она  гордаЯ
страшно, даже от менЯ, умирающей, сторонитсЯ. ’Яжело ей. доктор!
     „октор Ђрнольди издал какой-то короткий странный звук, точно у  него  в
горле что-то пискнуло, и еще тЯжелее опустил  подбородок  на  руки.  ЃольнаЯ
взглЯнула на него скорбными, блестЯщими даже в темноте глазами, но ничего не
увидела и опЯть заговорила:
     - ѓрустно, доктор, жалко... †алко себЯ, жалко Ќелли, жалко этого  неба,
жалко умирать, доктор! € еще тЯжелее, доктор, умирать одной. Љогда Я была на
сцене, вокруг была масса людей, а теперь все забыли. џ не жалуюсь, к чему!..
€ опЯть-таки - сама виновата: Я всегда хотела, чтобы менЯ любили такой,  как
Я есть... пусть злаЯ, пусть подлаЯ, какаЯ угодно! Ќу, и любили только за  то
хорошее, что у менЯ было, - за красивое тело. Ђ тело вот умирает, и  у  менЯ
не осталось ничего, чем Я могла бы привлечь к себе... …сли бы вы знали,  как
Я злилась, когда менЯ пробовали переделывать, просили, чтобы Я не была такой
раздражительной, требовательной и злопамЯтной... Ќу,  вот  и  расплата!..  џ
даже не упрекаю Ђрбенина, что он менЯ бросил, когда Я заболела. Ћн здоровый,
веселый человек, любЯщий жизнь и женщин. …му  нужна  любовница,