 мохнатым табаком.
     Љомнатка у —ижа была маленькаЯ, с одним окном и голыми белыми  стенами.
Ќа столе, покрытом старой газетой, на стульЯх и  даже  на  кровати  валЯлись
книги, журналы и разноцветные брошюрки. ќто придавало всей комнате такой  же
растрепанный вид, какой был у самого —ижа, с  его  острым  подвижным  лицом,
злыми нервными движениЯми и сердито встрепанным хохолком на лбу.
     ‘боку, у стола сидел длинный корнет Љраузе и,  приподнЯв  косые  брови,
внимательно следил за проворными пальцами —ижа.
     - Њне просто противно эго слышать, -  говорил  —иж  резким  озлобленным
голосом, этого хныканьЯ Я не могу понЯть!.. €  не  хочу  даже!..  ‚ы  можете
выкладывать передо мной  какие  угодно  теории  о  никчемности  жизни,  а  Я
все-таки скажу, что это только ваша собственнаЯ дрЯблость и больше ничего...
—ерт возьми!.. Џодумаешь, жизнь - любовница,  которой  можно  очароватьсЯ...
—ерта с три!.. Џрежде всего она вам ничего и не обещала,  эта  жизнь!..  Ћна
предоставила вам устраиватьсЯ, как угодно... ‚ы  можете  из  нее  сделать  и
мастерскую, и храм, и будуар скучающей барышни... “дивительно, ей-Ѓогу!
     - „умаете ли вы, что она так  безлична?  -  шевельнув  мефистофельскими
бровЯми, спросил Љраузе.
     ‚злохмаченный  Њишка,  лежавший  на  кровати  поверх  каких-то  брошюр,
приподнЯлсЯ, взЯл только что упавшую из  машинки  папиросу,  оборвал  табак,
закурил и опЯть лег, положив руки под голову.
     —иж притворилсЯ, что не видит этой безалаберности: ведь гораздо удобнее
взЯть готовую, обрезанную папиросу, чем обрывать табак пальцами.
     - Ћна не безлична... у природы есть свое.  резко  очерченное  лицо,  но
человек в борьбе с нею свободен выбирать приемы этой борьбы, а  именно  этот
выбор и создает то, что мы называем жизнью. ‡начит, если тебЯ тЯготит  и  не
удовлетворЯет твоЯ  личнаЯ  жизнь,  ищи  других  способов  боротьсЯ...  если
посчастливитсЯ найти, наступит, конечно, удовлетворение,  поЯвитсЯ  смысл  и
все что угодно... ’олько надо боротьсЯ и искать, а не хныкать!
     ’ак что же делать все-таки? - спросил Њишка равнодушно.
     - Љак что?.. Ќичего! -  со  злобной  иронией  крикнул  —иж,  машинально
уравниваЯ рассыпанную Њишкой ровную  горку  папирос.  ђазумный  человек  сам
знает,  что  ему  делать...  а  если  и  не  знает,  так  нечего  у   других
спрашивать... Љакого черта!.. Њир не богадельнЯ!.. —ерт его знает...  кругом
борьба, страна защищает свободу, искусство ищет новых путей, наука  работает
не покладаЯ рук... вот-вот человечество подыметсЯ на воздух,  и  весь  строй
жизни изменитсЯ... а вы лежите, задравши ноги, и  невинно  спрашиваете,  что
делать... „а в шахматы играть, черт!
     Њишка робко мигнул и притворилсЯ,  что  внимательно  следит  за  дымком
своей папиросы.
     Њожет быть, вы и  правы...  ‚о  всЯком  случае,  это  очень  любопытнаЯ
теориЯ, что счастье  фактически  заключаетсЯ  в  выборе  способов  борьбы  с
природой, заговорил Љраузе с достоинством. - Ќо имеем ли  мы  право  вменЯть
человеку в обЯзанность непременно искать этих способов...
     Ћн высоко поднЯл брови и вопросительно посмотрел на —ижа.
     —иж с негодованием швырнул новую папиросу.
     - „опустим, продолжал Љраузе, не дождавшись ответа, что Я совершенно не
желаю искать никакой борьбы... даже не желаю искать счастьЯ,  а  предпочитаю
совершенно отказатьсЯ... ЯвлЯюсь ли Я тогда  преступником,  виноватым  перед
кем бы то ни было?..
     - Ќе преступником, а просто  чурбаном!  -  крикнул  —иж.  -  ’ак  может
говорить только человек, которому важно  только  свое  собственное  брюхо  и
которому нет  никакого  дела  до  того,  будет  ли  человечество  сильным  и
счастливым или...
     - „опустим, что мне это  совершенно  безразлично,  -  спокойно  заметил
корнет Љраузе.
     —иж немного смешалсЯ. Ћн сам  до  такой  степени  верил  в  обЯзанность
человека во что-то верить, к чему-то стремитьсЯ, что говорил эти  слова  уже
просто как ругательство. ‘казать "человек,  который  ни  во  что  не  верит,
человек, который думает только о своем брюхе" было длЯ него равносильно если
не подлецу, то идиоту, и ему казалось, что от этого обвинениЯ каждый  прежде
всего постараетсЯ как-нибудь отчуратьсЯ.
     - џ, во-первых, этому не верю... а  во-вторых,  тогда...  вы  просто...
больной человек.
     - ќто все равно, - с достоинством  возразил  корнет  Љраузе.  -  Њожете
называть и так. Њертвый человек!
     - Ќет, Я живой человек... -  с  тем  же  доп  оинством  опЯть  возразил
Љраузе.
     - „а... дышу, значит, существую! - насмешливо засмеЯлсЯ —иж, выбрасываЯ
на стол новую папиросу. - Ќо существую еще не  значит  живу...  …сли  вы  не
клевещете на себЯ, то,  значит,  в  вас  иссЯкла  та  живаЯ  струЯ,  котораЯ
преемственно тЯнулась из поколениЯ в поколение и была источником жизни... ‚ы
сами можете дышать, говорить, ходить, думать, но вы уже  не  носите  в  себе
жизни, а носите смерть... ’а струйка, котораЯ сочилась через миллионы людей,
высохла в  вас  и  вами  кончилась...  Ђ  так  как  конец  есть  уже  начало
разложениЯ, то это значит - быть  разлагающимсЯ  трупом  среди  живых...  ‚ы
извините, Љраузе, но таких людей человечество в своих интересах должно  было
бы уничтожать!
     - ќто его право, - пожал плечами длинный корне!.
     Ќу, это ты уже слишком! - заметил Њишка примирительно.
     Ќичего не слишком,  -  огрызнулсЯ  —иж,  положительно  со  страстью,  -
человечество положило массу труда,  принесло  неисчислимое  число  жертв,  с
неимоверным трудом заложило фундамент огромного, колоссального зданиЯ...  на
кровавых волнах донесло нас до этой точки и передало нам  всю  свою  великую
работу... в надежде, что мы благодарно примем  это  драгоценное  наследие  и
понесем дальше, а тут... извольте видеть... какие-то разочарованные субъекты
на свой риск и страх начинают ныть: ничего  не  нужно,  все  ерунда,  и  вы,
великие умы, принесшие себЯ в жертву, были просто-напросто идиоты!.. €диоты!
- засмеЯлсЯ —иж этому абсурду, но смех его был невесел.
     Ћн  не  мог  бы  сказать,  почему  тоскливаЯ  нотка  прозвучала  в  его
озлобленном, ироническом и уверенном смехе, но это была мысль,  скользнувшаЯ
где-то в самой глубине его сознаниЯ, почти не сознаннаЯ им: а вдруг и правда
- идиоты!
     - џ этого не говорю, - заметил Љраузе, - со своей точки зрениЯ они были
правы, но Я со своей...
     - …сли уж так... - продолжал —иж, не слушаЯ, - так  не  трогай  других,
сохни сам по себе... „елай так: не веришь ни во что,  человечество  тебе  не
нужно, в душе пустота, жизнь не интересна, так сделай одолжение, пусти  себе
пулю в лоб и убирайсЯ ко всем чертЯм!..  Џо  крайней  мере,  честно...  хоть
воздуха гадить не будешь!
     - Ђ кто вам сказал, что не такова и  моЯ  мысль?  -  коротко  отозвалсЯ
Љраузе, шевельнув бровЯми.
     —иж невольно взглЯнул на него. Ќо длинное лицо с косыми  бровЯми  было,
как всегда, полно спокойного  достоинства.  Ќевольный  холодок  пробежал  по
спине маленького студента, но  всем  существом  своим  он  не  поверил,  что
сказано это не длЯ красного словца, не ради аргумента в споре.
     Њишка повернул голову и тоже посмотрел на корнета,
     - —то ж,  вы  собираетесь  покончить  жизнь  самоубийством?  -  деланно
усмехаЯсь, спросил —иж.
     "—его доброго... с этой немецкой морды всего станетсЯ!"  -  подумал  он
мельком.
     Њожет быть, - еще короче ответил корнет Љраузе, и лицо его стало  таким
холодным и замкнутым, точно он застегнул его.
     —иж опЯть смешалсЯ. Ќо,  не  желаЯ  уступить  и  чтобы  до  конца  быть
логичным, сказал:
     - Ќу, что ж... тогда вы будете, со своей точки зрениЯ, правы...
     ‘казал и испугалсЯ своих слов.
     "Ђ вдруг?" - опЯть мелькнуло у него в голове, и опЯть он не поверил.
     - ‚ы так думаете? - серьезно спросил Љраузе.
     —иж рассердилсЯ, потому что это было  похоже  на  вымогание  последнего
слова. Љак будто Љраузе припирал его к стене.
     - Ќу, да... думаю! - с усилием, но со злостью ответил он.
     Љорнет Љраузе помолчал,  упорно  и  пытливо  глЯдЯ  ему  в  глаза.  —иж
невольно отвернулсЯ и стал доставать гильзу из коробки, хотЯ одна  уже  была
надета на машинку.
     - „а... - со странным выражением  сказал  Љраузе,  встал  и  взЯл  свою
маленькую кавалерийскую фуражку.
     - „о свиданиЯ.
     - Џостойте, куда вы?
     - Њне надо побыть одному, - холодно возразил корнет Љраузе  и  пошел  к
дверЯм.
     - Џослушайте, - насильно смеЯсь, крикнул —иж, - вы, пожалуй...
     Ћн хотел сказать: "и вправду застрелитесь!.."  Ќо  это  показалось  так
неожиданно, странно и глупо, что слово застрЯло в горле.
     - Џостойте, Љраузе, ведь это... Ќо Љраузе, не отвечаЯ, запер дверь.
     -  Ћ,  чтоб  его  черт!..  -  -  бешено  крикнул   маленький   студент,
растерЯвшись. - ‘умасшедший какой-то!
     ‚злохмаченный от долгого лежаниЯ, Њишка  приподнЯлсЯ  и  сел,  упершись
руками в кровать.
     - Ќапрасно ты ему это говорил, - заметил он.
     - —то говорил?
     - „а он постоЯнно толкуетсЯ о самоубийстве, а ты  как-то  такое,  точно
подтолкнуть хотел.
     —иж окончательно рассердилсЯ.
     - Џошел к черту!.. „а Я... Ќу, и черт с ним!.. ’уда  и  дорога.  ’олько
кто много толкуетсЯ  о  самоубийстве,  тот  никогда  не  застрелитсЯ...  это
факт!.. Џойдем лучше гулЯть.
     - —то ж, пойдем, - флегматично согласилсЯ Њишка.
     ‚идно было, что ему совершенно все равно: спать  ли,  гулЯть  идти  или
просто ничего не делать.

        XIX    

     ЊЯгкой  синей  печалью  вечера  окуталась  землЯ  и  стала  красивой  и
загадочной, как задумавшаЯсЯ девушка. Ќад нею Ярко блестели  крупные  чистые
звезды, и небо казалось особенно глубоким и широким.
     —иж и Њишка медленно, без цели, шли пустынным бульваром.
     —ижу было скучно; Њишка безмолвно шагал рЯдом, и нельзЯ было понЯть,  о
чем он думает; городок затих, и дома с темными  окнами  слепо  ползли  мимо,
небо было далеко, холодно и чуждо, блестЯщие звезды тихо шевелились в сердце
маленького студента. Џеред ним, в сумраке, все еще стоЯло длинное белое лицо
корнета Љраузе, и, казалось, слышалсЯ его медленный напыщенный голос.
     "—ерт его знает, - в странном томлении раздраженно думал —иж, -  поживи
еще годик, другой в этой проклЯтой дыре, и сам  на  гвоздик  пристроишьсЯ  в
лучшем виде".
     Ќо  привычке  —иж  хотел  выругать  городок,  хотел  возбудить  в  себе
представление о той большой шумной жизни, о  которой  мечтал,  но  почему-то
показалось это скучным, даже как будто глупым и совершенно неуместным. ’ихий
синий вечер таинственно навевал непонЯтную грусть, будил  какие-то  смутные,
печальные мысли. € неотступно, с непонЯтным  раздражающим  призывом,  стоЯло
перед глазами длинное белое лицо с холодно приподнЯтыми косыми бровЯми.
     - Ћ чем ты думаешь, Њишка? - с тоской спросил —иж.
     - Ђ? - как будто издалека отозвалсЯ Њишка.
     - Ћ чем ты молчишь? - повторил маленький студент.
     - „а так... как-то такое... о шахматах... - машинально ответил Њишка.
     - ’ьфу! - сердито плюнул —иж и встопорщилсЯ, как обиженный воробей. - ‘
этими дурацкими шахматами ты, Њишка, когда-нибудь с ума сойдешь!
     - Њожет быть, равнодушно согласилсЯ Њишка. Ћни опЯть пошли молча.  —иж,
глЯдЯ на звезды, думал о том, что жизнь полна необъЯснимых загадок, огромнаЯ
и величаво торжественнаЯ  картина  мирозданиЯ  вставала  перед  ним  в  этих
таинственных небесных знаках вечности, высоко и светло начертанных в  темной
бездне. Њишка думал о шахматах: неуловимо тонкаЯ,  ажурнаЯ  сеть  комбинаций
плелась перед его глазами, он тоже смотрел на звезды и машинально соображал,
что будет, если той крупной синей звездой  дать  шах  крайней  звездочке  из
созвездиЯ Ѓольшой Њедведицы; коромысло этого  величавого  созвездиЯ  странно
напоминало ему ход шахматного конЯ.
     Ћни шли рЯдом, иногда даже толкаЯсь в темноте. Ќо каждый думал о своем,
и если бы поставить их вдруг на такое расстоЯние друг от друга, на каком шли
их мысли, —иж и Њишка, идущие вместе, оказались бы так же далеки друг другу,
как эти далекие одинокие звезды.
     -  „обрый  вечер,  Љирилл  „митриевич,  -  окликнул  кто-то  маленького
студента.
     —иж поднЯл голову, узнал Њихайлова с какой-то женщиной в белом платье и
кисло отозвалсЯ:
     - „обрый вечер.
     Џотом узнал девушку - сестру своих учеников, - зло проводил ее  глазами
и брезгливо подумал: "€ эта туда же..."
     Ћн хотел вернутьсЯ к своим мыслЯм, и ему казалось, что  только  что  он
думал о чем-то очень важном и интересном. Ќо никак не мог вспомнить о чем  и
вместо того задумалсЯ о промелькнувшей мимо девушке. —иж представил себе  ее
наивно удивленные серые глаза, полные крепкие плечи, всю  фигуру,  свежую  и
сильную.
     "‡дороваЯ девка!" брезгливо и цинично подумал он.
     €  почему-то  маленькому  студенту  вдруг  стало   досадно,   что   она
познакомилась с этим Њихайловым.
     - Ђ, черт с ней! - раздраженно сказал он себе. Њне какое дело!
     € опЯть вернулсЯ к  своим  мыслЯм,  но  они  были  уже  не  те.  ‚место
величавых картин человеческой жизни, вместо гневно протестующих  соображений
о ее нелепостЯх —иж стал думать о своей собственной жизни, и  в  первый  раз
она представилась ему как-то особенно серо и тускло.
     Ѓыл он гимназистом, бегал по урокам,  был  студентом,  опЯть  бегал  по
таким же урокам, сидел за лекциЯми, слушал профессоров, спорил с  товарищами
и партийными  врагами  о  деталЯх  программ  и  тактики,  таскал  на  заводы
нелегальную литературу, агитировал среди каких-то, давно потерЯнных из виду,
в сущности, совсем не интересных людей. Ѓыло много труда, волнений и хлопот,
а в общем все безнадежно сливалось в одну серую длинную дорогу,  но  которой
он добрел до тридцати лет и так и не узнал, зачем, собственно, брел. Џравда,
одно времЯ, когда на улицах стрелЯли, толпы народа ходили с красными флагами
и все выбилось из колеи, казалось, что цель достигнута, и  начинаетсЯ  новаЯ
жизнь, ради которой и делал он все, что делал. Ќо это  был  один  момент,  а
потом все пошло по-старому, и даже хуже. ‹юди и в моменты подъема  оказались
такими же скотами, как и всегда, и,  может  быть,  больше,  чем  всегда:  до
революции их хоть  свЯзывала  и  приподымала  общаЯ  ненависть,  а  в  самый
решительный момент они  все  перессорились  из-за  каких-то  очень  туманных
разногласий в программах. ’очно программа это - жизнь. Џотом —иж долго сидел
в тюрьме и уже не грезил о  торжестве  пролетариата,  а  просто  томилсЯ  от
скуки, считал дни и протестовал  против  лишениЯ  прогулок.  ‚сЯ  его  жизнь
свелась к четырем стенам камеры и крошечным  интересам  жалкого,  урезанного
существованиЯ. Џотом его выслали на родину, а  жизнь  пошла  своим  чередом,
совершенно забыв об отставшем где-то на дороге маленьком бедном студенте.
     € теперь, когда все прошло и оставалось опЯть жить надеждой  на  лучшие
времена, прошлое вспоминалось так бледно,  ничтожно  и  глупо,  что  у  —ижа
защемило сердце: а что,  если  он,  маленький  жалкий  микробик,  совершенно
напрасно так суетилсЯ и прыгал, а в конце концов был просто смешон.
     € отчетливо,  точно  подчеркиваЯ  безнадежный  приговор,  отмечалось  в
мозгу, что всю жизнь он прожил, переходЯ от одной надежды к другой:  сначала
надеЯлсЯ кончить гимназию и поступить в университет, потом  ждал  революции,
потом лелеЯл мечту о выходе на свободу, теперь ждет не дождетсЯ конца  своей
поднадзорности, а там будет опЯть  ждать  чего-то  и  умрет  все  с  той  же
надеждой, что вот завтра, наконец, начнетсЯ настоЯщаЯ жизнь.
     Ѓледно, почти не захваченнаЯ сознанием, мелькнула мысль, что,  пожалуй,
и лучше, минуЯ все эти бесполезные этапы, перейти  прЯмо  к  конечной  цели.
Ѓелое длинное лицо  корнета  Љраузе  опЯть  выплыло  из  сумрака  и  поплыло
впереди, точно манЯ куда-то за собой.

        XX    

     Њихайлов и ‹иза ’регулова тихо шли по темной улице.
     ‘лабые отсветы звезд ложились  на  лицо  девушки  и  придавали  ему  ту
задумчивую прелесть, котораЯ тысЯчи веков манит обещанием какого-то  нового,
необыкновенного счастьЯ. ‘колько  теплых  летних  ночей,  сколько  волнующих
весенних вечеров были обвеЯны легкой загадкой женской молодости, как сказка,
исчезающей при свете трезвого днЯ.
     Њихайлов смотрел на это белое, с темными бровЯми  и  большими  наивными
глазами лицо, наклонЯлсЯ к нему в сумраке вечера, и ему  казалось,  что  еще
никогда не было так легко и радостно жить, и хотелось только  одного,  чтобы
эта молоденькаЯ, красиваЯ, свежаЯ девушка обнимала и  ласкала  его.  Ћн  так
привык к этим ласкам, так легко и быстро достигал их, что уже теперь  дрожал
от нетерпеливой жажды первого поцелуЯ, и ему даже было странно, что надо еще
о чем-то говорить.
     - Ћтчего же вы так хотели познакомитьсЯ со мною? - тихо  спрашивал  он,
наклонЯЯсь к лицу девушки и  вкладываЯ  в  свой  горЯчий,  вздрагивающий  от
волнениЯ шепот всю ту таинственную силу  желаниЯ,  которую  понимали  только
женщины.
     ‹иза только что призналась ему, что давно мечтала познакомитьсЯ с  ним,
но  с  инстинктивным  лукавством  молоденькой  девушки  ответила  просто   и
равнодушно, как будто бы:
     - Њне много говорили о вас.
     - Љто?
     - „а многие... ‚ы сами, может быть, не подозреваете,  как  интересуютсЯ
вами здесь. „а оно и понЯтно.
     - Џочему  понЯтно?  -  притворЯЯсь  непонимающим,  чтобы  заставить  ее
сказать больше, спросил Њихайлов.
     - Ќу, еще бы! как бы даже  возмутилась  ‹иза.  ‚ы  -  художник,  о  вас
пишут... и притом... Ћна неожиданно замолчала.
     - —то - притом?
     - ‘мотрите... звезда упала!
     - Ќу, и пусть ее! - шутливо махнул рукой Њихайлов, улыбаЯсь ее  наивной
хитрости. - —то притом?
     ‹иза притворилась, что не слышит.
     - Ђ какаЯ теплаЯ ночь сегоднЯ!
     Ћна испугалась того, что чуть было не сорвалось с  Языка,  хотЯ  именно
это интересовало се и об  атом  ей  хотелось  говорить.  ‘трастно  хотелось,
волновало, пугало и манило, как запретнаЯ завеса. ‡десь была какаЯ-то тайна,
котораЯ тЯнула ее наивную молодую душу и сильное девичье тело.  …й  хотелось
спросить о его свЯзЯх с женщинами, о Ќелли, о  той  гимназистке,  котораЯ  в
прошлом году пыталась застрелитьсЯ и которую родные увезли куда-то далеко на
юг, о красивой актрисе из Џетербурга, котораЯ прожила в городке две недели и
исчезла, оставив в памЯти обывателей, точно аромат темного, лукавого  греха,
тайну жгучих смелых глаз, роскошных, вызывающих костюмов и  какой-то  никому
не ведомой трагедии.
     ‹иза взглЯдывала на Њихайлова, на его темные глаза, сильные руки, резко
очерченные губы, и они сливались в ее  представлении  с  туманными  образами
каких-то таинственных, любивших и страдавших женщин. ќтими губами он целовал
их, этими  руками  обнимал  и  обнажал,  и,  глЯдЯ  на  него,  ‹иза  как  бы
чувствовала свое женское тело,  непонЯтный  страх  и  еще  что-то,  какое-то
неуловимое желание, от которого краснели ее щеки и билось сердце.
     Њихайлов чувствовал, о чем она хочет  и  не  может  говорить  и,  чтобы
удержать девушку у этого темного греховного пути, настаивал:
     - Ќу, не хитрите, - говорил он повелительно и нежно, близко  заглЯдываЯ
в наивные смущенные глаза, которые она прЯтала от него. - ‚едь  Я  же  знаю,
что вы нарочно хотите переменить разговор... ‘кажите, что  говорЯт  обо  мне
такого, что вы не хотите сказать?
     Ћн помолчал и нарочно рассчитанно прибавил:
     - Ђ то Я подумаю, что говорЯт что-то уж очень гадкое!
     ‹иза растерЯлась.
     - Ќет, что вы!.. Ќичего особенного... так...
     - Ђ все-таки?
     - Ќу, говорЯт, что вы... что у вас было много историй с женщинами и что
вы... дурно смотрите на женщин... решившись, точно бросаЯсь в глубокую воду,
сказала ‹иза.
     Њихайлов пристально и  жадно  смотрел  на  нее,  и  его  тонкие  ноздри
раздувались, а глаза блестели. Ђ вы как думаете... это правда? спросил он.
     ‹иза взглЯнула на него прозрачными чистыми глазами.
     -  џ  не  знаю...  Њне  кажетсЯ,  что  правда!  -   выпрЯмившись,   как
оскорбленнаЯ, ответила она.
     - —то правда?
     - —то вы смотрите на женщину только как на женщину.
     Њолодость и чистота дали ей силу, и она смотрела прЯмо ему в глаза.
     - —то значит, как на женщину? лукаво спросил Њихайлов, точно толкаЯ  ее
на путь темных, греховных представлений.
     - Ќу, вы понимаете... -  неловко,  вспыхиваЯ  и  чувствуЯ,  точно  сама
обнажаетсЯ перед ним сказала девушка.
     Ћн смотрел на нее и странно улыбалсЯ. € под  этой  улыбкой  ‹иза  остро
почувствовала, что она и сама женщина, что у  нее  круглые  плечи,  красиваЯ
грудь, стройные и сильные ноги, нагое молодое упругое тело, которое он видит
сквозь непрочную преграду легкого светлого платьЯ.
     - Ђ что же другое надо видеть в женщине? - дерзко спросил Њихайлов.
     - Љак что! ђазве женщина не человек?.. ђазве в ней только и  есть,  что
это?.. - волнуЯсь и смущаЯсь, возразила девушка.
     - Џри чем тут человек? - так же дерзко  ответил  Њихайлов.  -  €  разве
любовь к женщине, как к женщине, исключает уважение к  ней?..  Ќадо  слишком
презирать женщину, чтобы видеть в этом оскорбление!
     - Ќеи,  не  то...  смутилась  ‹иза.  Ќо  вы  уж  чересчур  односторонне
смотрите...
     Ћна чувствовала, что  он  завлекает  ее  в  темный  спор  и  преследует
какую-то свою цель, но не могла,  не  умела  остановитьсЯ  и  уклонитьсЯ  от
волнующего и пугающего ее разговора.
     - ќто, во-первых, зависит от самих женщин, - возразил Њихайлов, - и те,
на которых Я так смотрел, другого и не заслуживали... †енщина всегда  сможет
добитьсЯ того отношениЯ, какого захочет... Ђ что касаетсЯ менЯ, то Я  ищу  в
женщине то, что мне нужно именно от женщины. …сли мне захочетсЯ человека,  Я
пойду тогда к кому бы то ни было, даже наверное  к  мужчине,  потому  что  в
конце концов, по крайней мере, теперь они  все  еще  умнее,  и  развитее,  и
опытнее женщины. ‡ачем Я буду  говорить  с  женщиной  об  искусстве,  науке,
политике и тому подобных вещах?.. „лЯ этого Я найду  художников,  писателей,
ученых, которые больше скажут мне... Ђ  в  женщине  Я  ищу  ласки,  красоты,
наслаждениЯ... Я люблю ее за женственность, красоту, за тело...
     Ћн говорил со странной влекущей силой, и слово "женщина" звучало в  его
голосе как горЯчий грешный крик.
     …го жаркое дыхание скользило  по  щеке  девушки,  и  ей  казалось,  что
возбужденный шепот кружит ей голову,  окружает  ее  каким-то  прЯным  душным
туманом.
     - ќто очень дурно! - сказала она с последним протестом наивной девичьей
чистоты и взглЯнула на него строгими целомудренными глазами.
     - —то дурно? - вызывающе возразил Њихайлов. - ЉаждаЯ женщина,  и  вы  в
том числе, родилась длЯ того чтобы любить... ќто  закон  природы,  чистое  и
красивое наслаждение, из которого глупость и пошлость хотЯт сделать какую-то
грЯзь. Џотом, вы можете  делать,  все,  что  хотите...  заниматьсЯ  науками,
искусствами, чем угодно,  но  вы  будете  любить,  потому  что  вы  молодаЯ,
здороваЯ и красиваЯ женщина... Љого-нибудь вы будете любить, будете ласкать,
кому-нибудь сдадитесь, и, конечно, Я имею право желать и  добиватьсЯ,  чтобы
это был Я!
     Ћн незаметно стал говорить уже прЯмо в ней, и ‹иза не скоро понЯла его.
‡аметив,  она  густо  покраснела  и  склонила  голову,  увенчанную  светлыми
пушистыми волосами, растерЯннаЯ и оглушеннаЯ.  €  не  даваЯ  ей  опомнитьсЯ,
рассердитьсЯ и  с  силой  гнева  поставить  между  ними  неприступную  черту
холодности, Њихайлов докончил:
     - € в эту минуту  мне  хотелось  вовсе  не  философствовать  с  вами  о
женщинах, а просто обнЯть и поцеловать вас!
     ‹иза испуганно отшатнулась. Љраска густо залила не только щеки  ее,  но
даже крепкую стройную шею, обнаженную легким платьем. Њихайлов почувствовал,
что слишком поторопилсЯ и она может уйти от него.
     - ‚ы рассердились? - мгновенно менЯЯ голос, тепло и ласково спросил он,
наклонЯЯсь и стараЯсь заглЯнуть в глаза, неподвижно и оскорбленно смотревшие
мимо него.
     - ‚ы сердитесь?.. Ќу, простите... Я вовсе не хотел обидеть вас... милаЯ
девушка!
     ‹изе  вдруг  стало  немного  смешно:  у  него  был   такой   виноватый,
просительный и даже жалобный голос.
     - Ќет, смЯгчаЯсь, сказала она, только зачем вы все это говорите?
     - Љак зачем?.. ‡атем, что это правда! - с силой ответил Њихайлов.
     ‹иза растерЯнно пожала плечами.
     - ‚едь мечтать об этом Я имею право? €мею?.. ‚едь мечтать можно  о  чем
угодно...
     Ћна почувствовала, что он ловит ее, но не сумела увернутьсЯ.
     - Ќу, да... право, конечно, имеете... - машинально ответила она.
     - Ђ если имею право мечтать, то почему  мне  и  не  говорить  правды?..
‡ачем же Я буду лгать  и  притворЯтьсЯ?..  ќто  смешно!..  Њне  хочетсЯ  вас
поцеловать, и Я говорю это...
     - Ќу, и говорите! - с беспомощным усилием свести все  на  шутливый  тон
пробормотала ‹иза.
     - Ђ придетсЯ мне  это  сделать?  ЏридетсЯ?  -  вдруг  спросил  Њихайлов
шепотом над самым ухом девушки.
     Ћна почти почувствовала ласку его горЯчих губ,  и  ей  показалось,  что
какой-то жаркий туман надвинулсЯ и голова кружитсЯ. € сильнее испуга и гнева
поднЯлось темное запретное любопытство. Ќа мгновение  даже  показалось,  что
это так  просто,  интересно,  и  захотелось,  чтобы  он  сделал  это.  ’очно
захотелось заглЯнуть в глубокую пропасть.
     -  џ  не  знаю...  -  бессознательно  сорвалось  с  ее  губ,  и,  вдруг
почувствовав, что сейчас  он  поцелует  ее,  девушка  всЯ  забилась,  не  то
порываЯсь бежать, не то отталкиваЯ его.
     Њихайлов почти грубо  сильной  рукой  обнЯл  ее  молодое  гибкое  тело,
скользнул горЯчими губами по бархатистой щеке, нашел ее  губы  и  закрыл  их
бешеным поцелуем. Ћна еще боролась, упираЯсь обеими руками ему в  грудь,  но
он охватил другой рукой ее мЯгкий пушистый затылок  и  с  мучительной  силой
прижал ее губы к своим, так что почувствовал ее холодноватые  влажные  зубы.
‹иза задохнулась, чуть не потерЯла сознание, отчаЯнно рванулась и вырвалась,
отскочив к забору.
     - ќто дерзость... Љак вы  смеете!  -  вскрикнула  она,  ухватившись  за
забор, чтобы не упасть от стремительного движениЯ.
     лЯпа ее сбилась назад, волосы растрепались, все лицо горело, все  тело
дрожало, и сердце билось так, точно хотело разорватьсЯ. Ћна тЯжело дышала  и
готова была заплакать.
     € опЯть Њихайлов не дал ей времени опомнитьсЯ и стать снова холодной  и
чужой.
     - Џростите менЯ! -  проговорил  он  ласково,  покорно  и  тихо.  џ  вас
оскорбил... Џростите!.. џ не виноват, что вы такаЯ... Ќу, хорошо, Я уйду...
     Ћн еще что-то говорил, наивное, почти смешное,  казалсЯ  таким  убитым,
покорным, что ‹иза не могла рассердитьсЯ.
     - џ не сержусь... ќто смешно. џ сама  виновата...  Ќо  только  не  надо
этого... больше... - с трудом проговорила  она,  и  слезы  выступили  на  ее
светлых наивных глазах.
     - Џростите, - еще печальнее и нежнее сказал Њихайлов и снизу смотрел ей
в  глаза,  точно  уже  спрашиваЯ  опЯть  о  чем-то.  ќта  настойчиваЯ   сила
обезоружила ее, сбила  с  толку  и  сделала  все  гневные  слова  совершенно
бесполезными.
     - Ќу, хорошо... растерЯнно сказала она, - Я не буду сердитьсЯ... только
довольно... Џрощайте.
     € тут только заметила, что они уже давно стоЯт у самой калитки ее дома.
     - Ќо мы еще увидимсЯ?.. ‚едь вы же  простили  менЯ.  „окажите  же  свое
прощение! “видимсЯ, да? - с мольбой и властно сказал  он,  заглЯдываЯ  ей  в
глаза.  „а,  да...  не  знаю...  хорошо...  почти  страдальчески  вскрикнула
девушка, чувствуЯ, что у нее кружитсЯ голова,  и  вдруг,  подхватив  платье,
кивнула головой и убежала во двор, стукнув калиткой.
     Њихайлов осталсЯ один,  несколько  мину!  простоЯл  на  месте,  странно
острыми глазами глЯдЯ ей вслед, потом улыбнулсЯ и пошел назад.
     Ћн уже знал, что они увидЯтсЯ и что она будет любить его.

        XXI    

     „октор Ђрнольди  добросовестно  выполнил  возложенную  на  него  задачу
развлекать †енечку. Ћн попросил Ђрбузова устроить пикник в березой  роще  за
городом,  и  в  назначенный  день  перед  вечером  сам  заехал  за  …вгенией
‘амойловной.
     Ћн застал †енечку уже  совсем  готовой.  Ћна,  как  и  всегда,  была  в
красном, но  теперь  платье  было  легкое  и  прозрачное,  отчего  еще  Ярче
выступала  выпуклаЯ  красота  се  гибкого  богатого   тела.   „аже   угрюмый
равнодушный доктор невольно посмотрел на  округлые  чистые  линии  ее  плеч,
белевших в широком вырезе платьЯ.
     - Ќу, что ж, едем? - спросил он.
     - џ готова! - радостно объЯвила молодаЯ женщина, надеваЯ шлЯпу.
     …й все-таки было  тЯжело  в  этом  печальном  доме,  с  двумЯ  бледными
женщинами, из которых одна мучительно умирала, а  другаЯ  ходила  суроваЯ  и
строгаЯ, без улыбки и привета. Џолное жизни тело  просилось  на  свободу,  к
шуму и движению, под горЯчие, возбуждающие взглЯды мужчин.
     Ћна, как ребенок, радовалась поездке,  знаЯ,  что  пикник  устраиваетсЯ
именно длЯ нее, что гам будет много интересных молодых людей, и  в  гордости
своей смелой Яркой красоты не сомневалась, что все будут занЯты только ею.
     Џока она надевала шлЯпу перед зеркалом, ЊариЯ Џавловна, тихо  и  кротко
улыбаЯсь, смотрела на нее.
     ЃольнаЯ уже привыкла, что длЯ нее эти радости умерли, и  не  завидовала
†енечке. ’олько немного было грустно и не хотелось показать этой грусти.
     "Љ чему, - думала она печально, кому до этого дело!"
     - Ќу, доктор, - сказала она, поручаю вам свою †енечку.  Џовеселите  се.
‘мотрите, какаЯ она хорошенькаЯ!.. € мне будет веселей, если Я  буду  знать,
что ей весело... Ћна, бедненькаЯ, настрадалась тут со мной.
     - Ќе говори глупостей, Њаша...  вот  не  люблю!  -  отозвалась  …вгениЯ
‘амойловна.
     …й как будто было неловко, что она так молода, красива и здорова, когда
та умирает.  —увство  какой-то  непонЯтной  виноватости  мучило  ее,  и  она
старалась скрыть свою возбужденную улыбку, невольно трогавшую розовые губы и
блестевшую в черных глазах. „аже притворЯлась, что ей вовсе не  так  хочетсЯ
ехать, а едет она только потому, что неловко обмануть  хлопотавшего  доктора
Ђрнольди.
     - Ќу, ты  ж  не  будешь  скучать.  ‘мотри!  сказала  она,  целуЯ  Њарию
Џавловну. Ђ то Я лучше не поеду...
     - Ќет, не буду, не буду!.. Џоезжай, роднаЯ...  ’ы  этим  доставишь  мне
удовольствие! - ответила больнаЯ, насильно улыбаЯсь.
     …вгениЯ ‘амойловна незаметно вздохнула, и  на  одну  секунду  ей  стало
прЯмо тЯжело думать  о  поездке.  Ќо  когда  двери  за  ними  затворились  и
печальнаЯ  комната  больной  осталась  позади,  †енечка  не  могла  сдержать
радостного возбуждениЯ, охватившего ее, точно свежаЯ  вода  на  купанье,  до
самых кончиков пальцев на ногах. Ћна забыла, что доктор  Ђрнольди  -  старый
унылый человек, схватила его под руку и заставила сбежать со ступенек.
     - ‘корей, доктор, скорей!.. …дем, едем!.. Ђх, как хорошо!..  џ  сегоднЯ
буду пить, петь, бегать,  танцевать...  Ћй-ра,  ой-ра!..  €  чего  вы  такой
скучный?.. Љак вам не  стыдно?..  Ќу  же,  доктор,  развеселитесь,  хоть  на
сегоднЯ!
     ’олстый грузный доктор только тЯжело пыхтел, торопЯсь за нею, а она всю
дорогу, обвеваемаЯ  полевым  ветром,  блестела  черными  глазами  и  черными
бровЯми, смеЯлась и поддразнивала своего молчаливого спутника.
     ‘олнце уже было низко над  горизонтом  и  плавилось  в  красном  пожаре
заката. Ќа белых березках у опушки лежали огненные пЯтна и  Ярко  золотилась
зелень, а в глубине рощи уже  синели  тоненькие  стволы  и  зеленели  сочные
темные чащи. ’ам, где березы редели и алели на солнце, крутой обрыв  валилсЯ
в реку, и на песчаной отмели тихо всплескивала широкаЯ  спокойнаЯ  река.  ‡а
нею зеленели кудрЯвые камыши и, словно растрепанные гнезда,  пестрели  крыши
деревни. ’ихо и гладко лежала река, не колеблЯ Ярких отражений, и только  по
отмели чуть поблескивала серебристаЯ каемочка незаметной волны.
     Ључера Ђрбузова  раскидывали  походные  столы  и  покрывали  их  белыми
скатертЯми, в стороне кипели самовары,  курилсЯ  маленький  костер,  отгонЯЯ
комаров, и валЯлись  развороченные  прЯмо  на  траве  Ящики  с  закусками  и
бутылками. ‡а кустами стоЯли распрЯженные лошади и мирно махали  хвостами  и
головами. ‹учи солнца тоненькими прозрачными золотистыми стрелками  тЯнулись
вверху между веток и, как паутинки, плелись в глубине рощи.
     —иж, Њишка и „авиденко ушли купатьсЯ под обрыв, Ђрбузов, ’ренев, корнет
Љраузе и Ќаумов пили пиво на траве, а Њихайлов  один  сидел  над  обрывом  и
смотрел на  противоположный  берег,  на  белые  пЯтна  деревенских  хат,  на
спокойную гладь реки, розовевшей от  солнца,  и  на  голые  тела  студентов,
молодо блестевшие в кругах воды.
     Ћн бросил шлЯпу на траву, всей грудью дышал  речной  прохладой,  и  ему
казалось, что все тело его наполнЯетсЯ бодростью  и  легкостью  рощи,  точно
молодым вином.
     ‡адумчиво и счастливо улыбаЯсь, он  наблюдал  Яркие  краски  заката,  а
перед глазами его стоЯло хорошенькое смущенное личико влюбленной  девушки  с
наивными серыми глазами и легкими светлыми  волосами.  ‚споминались  ее  еще
неумелые поцелуи, дрожь молодого тела, попытки уклонитьсЯ от его ласк.
     ‘ того вечера они встречались почти каждый день, и уже  девушка  знала,
что любит его, позволЯла обнимать и целовать  себЯ,  только  изредка  как-то
смешно, по-детски, целуЯ сама. Љаждый раз после свиданиЯ Њихайлов уходил  от
нее возбужденный и неудовлетворенный ее робкими  чистыми  ласками.  •отелось
близости, хотелось полного обладаниЯ, и, не задаваЯсь  вопросом,  что  будет
дальше, он думал только об одном, чтобы привести ее к себе. ’ам,  среди  его
обстановки, наедине, он был уверен,  она  не  устоит  перед  его  ласками  и
просьбами. Џри мысли об этом все тело его  сладко  томилось  в  нетерпеливой
сладострастной истоме.
     „евушка долго отказывалась идти к нему и, наивно глЯдЯ чистыми светлыми
глазами, спрашивала:
     - Ќу, зачем?
     € когда он искренне уверЯл, что ему только хочетсЯ увидеть  ее  одну  и
показать свою мастерскую, ‹иза пытливо смотрела  ему  прЯмо  в  глаза,  и  в
какой-то непонЯтной ей самой грусти на ресницах ее выступали слезы.
     Ќаконец удалось уговорить ее, и завтра ‹иза обещала прийти.
     Џри мысли о том, что она придет, что никого не будет вблизи,  Њихайлову
уже представлЯлось ее молодое, еще ни длЯ кого не обнажавшеесЯ тело, круглые
руки, стройные ноги, затуманенные стыдом и первым сладострастием  глаза.  Ћн
судорожно сжимал пальцы, и во всем теле  его,  от  корней  волос  до  сладко
ноющих колен, было тЯгучее страстное чувство.
     Ћн сидел над  рекой  и  думал  о  ней,  представлЯЯ  ее  то  голую,  то
полураздетую, то на кровати, то на коленЯх  у  себЯ,  и  всем  телом  ощущал
мЯгкое тепло вечернего солнца и речную влажную прохладу.
     Џослышались громкие голоса,  движение,  стук  колес,  и  вдруг  высокий
звонкий женский смех прорезал  вечернюю  тишину  рощи  и  улетел  далеко  на
простор задумавшейсЯ реки.
     Њихайлов оглЯнулсЯ с любопытством.
     ‘реди пестрой группы мужчин на зеленой лужайке  резким  красным  пЯтном
вырезывалась стройнаЯ женскаЯ фигура. “сатый ’ренев, нагнувшись, целовал  ее
протЯнутую руку, другаЯ была в лапах огромною студента „авиденко, и, как  бы
распЯтаЯ между ними, гибкаЯ,  в  красном,  остро  охватившем  тонкую  талию,
платье, она стоЯла на зеленой траве и смеЯлась,  блестЯ  черными  глазами  и
черными бровЯми на оживленном розовом лице.
     - ЋказываетсЯ, Я одна! - весело говорила она,  нисколько  не  смущаЯсь,
что вокруг столько мужчин и ни одной женщины.
     Ћгромный доктор Ђрнольди в парусиновом пиджаке, промокшем под  мышками,
уныло  стоЯл  сзади  нее.  Ћн  представил  …вгении  ‘амойловне   подошедшего
Њихайлова.
     ЊолодаЯ женщина окинула  его  быстрым  любопытным  взглЯдом  блестЯщих,
точно влажных, черных глаз и  сейчас  же  отвернулась,  засмеЯлась,  куда-то
побежала, едва не упала, запутавшись  в  своем  длинном  красном  платье,  и
объЯвила, что она будет купатьсЯ.
     - Ђ вы не утонете? ’ут ведь глубоко! - осведомилсЯ длинный Љраузе.
     - Ќу, вот еще!.. џ плаваю, как рыба... ’олько что ж, здесь  и  купальни
нет?..
     - Њожете надеЯтьсЯ на нашу скромность, - сказал ’ренев, и его сумрачные
глаза заблестели.
     Ћх, не надейтесь, …вгениЯ ‘амойловна!.. - подхватил „авиденко. ‚едь  вы
туг в нашей власти!
     - Ћй-ра, ой-ра! лукаво закачала черноволосой головой †енечка, погрозила
ему пальцем и, смело отвечаЯ на шутки  и  вольности,  посыпавшиесЯ  со  всех
сторон, подхватила платье и побежала к обрыву.
     …е быстрое поЯвление, красное платье, белые плечи, блеск глаз ошеломили
всех, и когда она исчезла за  обрывом,  мужчины  долго  молчали  друг  перед
другом, насильно и слишком уж старательно отворачиваЯсь от реки.
     Џотом мало-помалу успокоились и сели у стола. Ќаумов  начал  прерванный
разговор:
     - ‚ы говорите, - резко и как будто озлобленно сказал он —ижу, мгновенно
нахохлившемусЯ, точно перед боем, что самоубийство  -  малодушие  и  Явление
ненормальное. џ не согласен с этим. Џравда, мне кажетсЯ, что так  же  нельзЯ
восторгатьсЯ самоубийством, как и осуждать его. Ќо, во всЯком случае,  много
надо силы воли, чтобы покончить с жизнью, и из всех смертей, какие  есть  на
свете, самаЯ естественнаЯ - самоубийство.
     ‚ его резком голосе фанатика, неприЯтно дергавшем по нервам, что бы  он
ни говорил, было нечто такое, что заставлЯло всех прислушиватьсЯ.  Ђ  дикие,
почти ненормальные глаза его блестели сумрачно и непреклонно.
     - ќто парадокс! - брезгливо заметил —иж, подвигаЯ себе стакан чаю.
     - Ќичуть, - резко оборвал Ќаумов, - всЯкаЯ  смерть  противоестественна,
хотЯ бы она была сто раз законом природы!.. ‚сЯкаЯ смерть есть  насилие  над
человеком,  и  только  самоубийство  свободно.  ЌельзЯ  сказать,   что   это
естественно, если Я хочу жить и умираю, но нельзЯ сказать,  что  Я  поступаю
нормально, сели Я умираю добровольно, когда мне незачем и не длЯ чего  жить,
когда мне просто не хочетсЯ жить!
     - Љак вы не хотите понЯть? - брезгливо,  точно  толкуЯ  избитую  истину
непонЯтливому собеседнику, возразил —иж: - Ќенормальность не в  нелогичности
исхода... Љонечно, если вам не хочетсЯ жить, то вполне естественно покончить
с надоевшей историей... Ќо ненормально  то,  что  живому  человеку  ЯвлЯетсЯ
желанной смерть... ќто противоестественно, и Я думаю, что  не  больному,  не
сумасшедшему и не малодушному, выбитому из колеи человеку никогда не  придет
в голову пустить себе в лоб пулю или черт его знает зачем лезть в петлю!..
     ‚се слушали маленького студента и молча и  с  любопытством  ждали,  что
возразит Ќаумов. ’олько корнет Љраузе, высокомерно  приподнЯв  косые  брови,
смотрел холодно и важно, да задумавшийсЯ о шахматах  Њишка  вперил  глаза  в
рощу, ероша свои светлые спутанные волосы.
     - Ђ мне кажетсЯ  ненормальным,  что  человечество,  убедившись  горьким
опытом, что жизнь по существу несчастна, - сказал Ќаумов, дергаЯ губами, как
от боли, - до сих пор не догадалось понЯть,  что  смерть-  лучшее,  что  оно
может предпринЯть, чтобы раз навсегда прекратить эту  бесполезную  и  вечную
пытку.  Џочему  вы  думаете,  что  человеку   естественно   хотеть   жить?..
…стественно боЯтьсЯ смерти, потому что она загадочна и мучительна, но хотеть
жить!.. џ этого не понимаю. ‚ы видели когда-нибудь счастливую жизнь? Ќет?
     - Џочему же! - недоверчиво заметил „авиденко, пожимаЯ  своими  могучими
плечами.
     - Ђ вы видели? - криво усмехаЯсь, обратилсЯ  к  нему  Ќаумов.  -  џ  не
видал. џ не видал счастливой любви, не видал  счастливого  брака,  не  видал
человека, удовлетворенного своей судьбой,  не  видал  человека,  никогда  не
болевшего, не страдавшего,  не  плакавшего...  ‚ы  видели?  Џокажите  мне...
покажите, и Я пошлю к черту всю свою идею...
     - Ђ у вас есть идеЯ? ќто любопытно, - насмешливо сказал —иж.
     …го возмущали слова Ќаумова и, забываЯ почему-то, что он сам несчастен,
что нет днЯ, когда бы он не страдал и не мечтал,  маленький  студент  думал,
что его долг осмеЯть и оспорить этого  странного  нелепого  человека  с  его
опасными дикими теориЯми.
     - “ менЯ есть идеЯ! - с почти неуловимой иронией поклонилсЯ ему Ќаумов.
- …сли вам угодно, Я скажу, в чем она заключаетсЯ.
     - ќто было бы любопытно! - насмешливо хмыкнул —иж.
     - €деЯ моЯ есть уничтожение человеческого рода, - совершенно серьезно и
уверенно, как  будто  не  замечаЯ  усмешки  маленького  студента,  продолжал
Ќаумов.
     - Ћвва! - вскрикнул —иж и даже вскочил от негодованиЯ. - —ерт знает что
такое!
     „линный Љраузе, еще выше поднЯв брови, быстро обернулсЯ к Ќаумову.
     - ‚ы говорите серьезно?.. ‚о имЯ  же  чего?  Ќаумов  пытливо  и  как-то
странно, точно видЯ в белом длинном лице  корнета  что-то,  чего  не  видели
другие, посмотрел на Љраузе.
     - џ говорю то, что думаю, в истину чего верю. ‚о  имЯ  чего?..  ‚о  имЯ
прекращениЯ  бесполезных  страданий.  —еловечество   прожило   тысЯчи   лет.
’ысЯчелетиЯ его питала и поддерживала глупаЯ надежда на счастье, которого не
может и не должно быть по самому смыслу человеческой жизни.  ‘частье  -  это
полное отупение. —еловек, который не страдает, не нуждаетсЯ и не боитсЯ,  не
станет боротьсЯ, не станет в муках стремитьсЯ вперед и  вперед...  Ћн  будет
бродить и лежать, как боров. ‘традание  двигает  все,  и  это  стараЯ,  всем
известнаЯ истина. „ай