на  еще  лежали  правильным  кругом,  черными,
седыми от золы концами внутрь. Љраузе остановилсЯ,  внимательно  и  серьезно
осмотрел это место, потом машинально сгреб носком сапога оставшеесЯ топливо,
устроил крошечный костерик и поджег.
     ‚есело  вспыхнула  сухаЯ  бумага,   затрещали   соломинки,   закурились
отсыревшие палочки. Ћдну минуту казалось, что  костер  потухнет,  но  снизу,
вокруг толстой палки, упорно стал витьсЯ и хитрить жадный  жестокий  огонек.
’о падаЯ, то поднимаЯсь, выбрасываЯ желтые змейки  и  серый  дымок,  пугливо
прижимаЯсь к земле при приближении ветра, костер загорелсЯ.
     Љраузе, широко  расставив  длинные  ноги,  стоЯл  возле  и  внимательно
смотрел.
     ‚ьетсЯ и хитрит жадный, жестокий огонек... корчатсЯ пожираемые сучьЯ...
Ќужно или не нужно их жечь огню?.. Ќужно, потому что в  этом  -  его  жизнь.
Ћткуда он пришел?.. ‘учьЯм больно... они сгорЯт, и огонек умрет.  Џочему  же
он так торопитсЯ?..  Ќе  может:  закон  породил  его  таким...  Ћн  живой  и
жестокий, ему все равно, - дай пищу - и разовьетсЯ в страшное, всепожирающее
пламЯ, которое может сжечь весь земной шар... Њожет  сжечь,  но  никогда  не
восторжествует, потому что  в  последнюю  минуту,  когда  догорит  последнЯЯ
щепка, умрет и огонь... ЏобеждаЯ, погибает!.. „огорит,  и  останетсЯ  пустое
место... Ћдно не существует без другого и не может оторватьсЯ!.. € жизнь,  и
смерть не могут быть отдельно... ‘мерть  побеждает,  но,  победив,  исчезает
сама, ибо ужас смерти есть только до тех пор, пока есть жизнь!
     - Ќу, конечно!
     Љраузе холодно усмехнулсЯ и отошел.
     ’олько и всего: если бы не  было  этого  ужаса,  не  было  бы  и  самой
смерти... …сли бы не драгоценность, не  было  бы  и  нужды  разбить!..  “жас
будет, его не может не быть, но его надо преодолеть, надо перехитрить...
     Љак?.. Ќе во мраке, где ужас царствует, где он неодолим, - надо собрать
вокруг себЯ жизнь, живые лица, шум... ‹юди ничего не дали ему  в  жизни,  но
зато они помогут ему умереть!..
     - ’ак! - сказал сам себе Љраузе.
     —мокаЯ копытами по сырой земле, на большой  рыжей  кобыле  подъезжал  к
нему ’ренев. ‘трельба кончилась, и видно  было,  как  построенный  эскадрон,
медленно вытЯгиваЯсь, сворачивает на дорогу к городу.
     - Љраузе, домой! - еще издали кричал ’ренев и странными глазами смотрел
на корнета и его нелепый костерик. - —то вы тут делаете?
     ‚ последнее времЯ он все присматривалсЯ к корнету: эти дни  Љраузе  был
какой-то  странный.  Ђ  сегоднЯ  утром  денщик  его  прибежал  к  ’реневу  и
рассказал, путаЯсь и чего-то боЯсь, о том, что случилось ночью.  Њысль,  что
Љраузе сходит с ума, болезненно шевельнулась в голове ’ренева.
     - —то вы тут делаете? - повторил он,  останавливаЯсь  возле  корнета  и
осторожно махаЯ солдату, чтобы он подъезжал с лошадью Љраузе.
     - Ќичего, - ответил Љраузе, - вот костер...
     - ‡ачем?
     - ’ак... - недоуменно пожал плечами корнет. ’ренев покачал головой.
     - ‡наете, что Я вам скажу... вид-то  у  вас  неважный!..  ‚зЯли  бы  вы
отпуск, да поехали отдохнуть... •отите, Я скажу „авидычу, - приглЯдываЯсь  к
длинному серому лицу и непонЯтно прозрачным глазам, сказал он.
     Љраузе внимательно выслушал, кивнул головой с очень важным и  серьезным
видом. Џотом неожиданно приложил руку к козырьку,  отошел  к  своей  лошади,
поднЯлсЯ на седло и рысью поехал догонЯть эскадрон.
     ’ренев в недоумении затрЯссЯ за ним.
     "Ќадо доложить „авидычу!" - подумал он о полковом командире.
     Ђ Љраузе ехал  все  скорее  и  скорее,  переходЯ  в  галоп,  холодно  и
торжествующе улыбаЯсь сам себе. Ћн все понЯл и нашел то, что ему было нужно.

        •  

     ‘лезаЯ с лошади у крыльца своего дома, ’ренев  беспокойно  посмотрел  в
окна. ‚озвращаЯсь домой, он никогда  не  знал,  как  встретит  его  жена,  и
мучительно боЯлсЯ увидеть ее холодное, злое лицо с  прозрачными,  затаившими
нудную женскую месть глазами. ’олько убедившись, что она спокойна и ласкова,
он становилсЯ весел и развЯзен сам. Џри  этом  он  сознавал,  что  похож  на
собаку, котораЯ, робко поджав хвост, подходит к хозЯину и,  убедившись,  что
ее не бьют, вдруг приходит в неистовый восторг, начинает скакать,  припадать
к земле и визжать от радости. ќто было унизительно, и,  может  быть,  в  эти
минуты он больше ненавидел жену, чем во времЯ самых ужасных ссор.
     Ќо потребность ее ласки так глубоко вошла в душу и тело его, что он уже
не мог жить без нее. ќта ласка была нужна ему как воздух; только в ее  тепле
душа его становилась живой и деЯтельной, а потому он готов был на все,  лишь
бы она всегда была ласкова, лишь бы каждую минуту и  секунду  не  переставаЯ
ощущалась ее близость.
     Ђ она, замечаЯ его ищущий взглЯд, думала, будто он боитсЯ ее, что это -
не любовь, а  только  страх,  оскорблЯлась,  точно  он  считал  ее  каким-то
тираном, и презирала его за это. Ћтсюда вытекало напрЯженное, неестественное
отношение друг к другу и ссоры без конца. €  чем  глубже  была  любовь,  чем
неразрывнее их тела и души, тем тЯжелее свЯзь. Ћни задыхались в ней оба.
     - ѓде барынЯ? - спросил ’ренев у денщика, принЯвшего от  него  шапку  и
пальто.
     - ’ак что по хозЯйству занимаютсЯ, -  -  успокоительно  ответил  хитрый
хохол, отлично понимавший все, что происходило в доме, и жалевший барина.
     ’реневу было мучительно стыдно, что солдат как бы успокаивает  его,  но
все-таки он вздохнул  легче  и,  позваниваЯ  шпорами,  беззаботно  прошел  в
комнаты.
     Љак раз накануне вечером они поссорились совершенно неожиданно во времЯ
какого-то пустого разговора только потому, что им  слишком  было  мучительно
расходитьсЯ даже в пустЯках. Ѓыла ужаснаЯ, безобразнаЯ сцена - одна  из  тех
сцен, когда ’реневу хотелось битьсЯ головой о стену,  пустить  себе  пулю  в
лоб, убить жену...
     Џотом, поздно ночью, произошло обычное примирение. ‚се ссоры  кончались
тем, что они мирились, измучив и истерзав друг друга до полного изнеможениЯ.
€ унизительно было то, что примирение должно было произойти во что бы то  ни
стало: как бы они ни оскорбили друг друга, как бы  ни  унизили,  как  бы  ни
возненавидели, но должны были примиритьсЯ, ибо иначе нельзЯ было лечь в одну
кровать, а это казалось уже разрывом, при мысли о котором у  обоих  леденело
сердце.
     € ’ренев просил прощениЯ, в чем-то уверЯл, унижалсЯ, плакал и готов был
на все, лишь бы кончилась эта мука, лишь бы, хотЯ бы и оплеванным  и  гадким
самому себе, но успокоитьсЯ. Ћн больше любил, чем жена, а потому  и  страдал
больше, с большим ужасом думал о разрыве и первый шел  на  уступки.  Ћна  же
чувствовала свою власть, и это давало ей силы до конца издеватьсЯ  над  ним,
вымещать все самым упорным и жестоким образом.
     ’ренев несколько раз подходил к жене, но она отталкивала его, прЯтала в
подушку мокрое от слез лицо и упрЯмо, с такой злобой, точно перед нею был ее
лютейший враг, повторЯла:
     - Ћставь менЯ!.. “йди вон!.. —его тебе нужно от менЯ, идиот!..
     ’ренев, в рубашке и рейтузах, ходил взад и вперед  по  комнате,  сжимал
кулаки и чувствовал, что сходит с ума. ‹ицо у него  опухло,  усы  повисли  и
растрепались. Ћн был жалок и безобразен.
     Џо  временам  такаЯ  страшнаЯ  злоба   охватывала   его,   что   ’ренев
стремительно  подходил  к  лежащей  жене,  бешено  смотрел  на   ее   мЯгкую
полуобнаженную спину и испытывал неодолимое желание ударить изо всей силы. ‚
голове у него уже поднималсЯ туман, кулаки сжимались, он чувствовал, что еще
минута - и он полетит в какую-то бездну, откуда уже не будет возврата...  Ћн
схватывалсЯ за голову и отходил прочь почти со стоном.
     - ќто невозможно!.. —то  же  это  такое!..  ‹учше  уж  смерть!..  ‹учше
разойтись!..
     - Џожалуйста, Я только этого и хочу!.. …сли бы ты не был такой трЯпкой,
ты бы давно ушел, а не мучил менЯ! - презрительно ответила жена.
     Ћна постоЯнно  говорила  это,  и  всегда  эта  фраза  приводила  его  в
мучительное бешенство. Ћн прекрасно чувствовал, что это  говоритсЯ  нарочно,
именно длЯ того, чтобы помучить его, но они  так  сжились,  что  даже  самые
слова эти были ему невыносимы до безумиЯ. €  при  этом  нелепаЯ  сумасшедшаЯ
ревность охватывала его: сначала было просто ударом в сердце, что она, такаЯ
любимаЯ и близкаЯ, может так просто и спокойно говорить о разрыве, когда  он
без ужаса и подумать о нем не может, а потом вдруг представлЯлось,  что  они
уже чужие люди, что она забудет о нем, полюбит другого, будет  ласкать,  как
ласкала его... Ћмерзительные картины цинично представлЯлись  ему,  он  видел
все движениЯ ее тела в объЯтиЯх кого-то другого и  готов  был  действительно
убить ее.
     Њоментами страннаЯ усталость охватывала его.  ’реневу  становилось  все
равно: казалось, что ссора никогда не кончитсЯ, что он сойдет с ума от  этой
невыносимой  пытки.  €  в  полном  изнеможении  он  начинал  с   мучительным
наслаждением думать о том, что она ведь может  же  умереть...  …е  не  будет
тогда совсем, не будет ревности, а  он  будет  свободен,  как  ветер!..  Ћн,
конечно, сохранит о ней самую благоговейную памЯть и никогда уже не  полюбит
так, но как легко будет дышать!..
     Ќо когда это будет?.. Ћна  моложе  его...  может  быть,  он  сам  умрет
раньше... Ђ тогда что?..
     Љак страшно и тЯжко станет ей одной!.. Љак она будет вспоминать о  нем,
как будет страдать сознанием, что отравила ему жизнь!.. € это показалось ему
так ужасно, что ’ренев подумал, будто ей лучше умереть самой,  чем  пережить
его смерть!..
     Ќу, хорошо... Џусть она умрет... € вдруг  он  Ясно  увидел  ее  мертвое
холодное тело, то самое красивое, милое, теплое тело, которое он так знал  и
любил!..
     € уже нельзЯ  будет  прижать  ее  к  себе,  ощутить  знакомую  теплоту,
услышать ее ласкающий голос...  ’акой  страх  охватил  ’ренева,  что  волосы
зашевелились у него на голове.
     Ђ ведь рано или поздно так и будет!.. €ли он, или она, кто-нибудь умрет
раньше другого... € как ужасно будет сознание, что  столько  дней  и  ночей,
которые они были  вместе,  они  потерЯли  так  глупо  и  безобразно  в  этих
бессмысленных ссорах и взаимных мучительствах!.. € уж не вернешь  никогда!..
Ќадо торопитьсЯ, не упускать ни одного мгновениЯ, потому что жизнь коротка и
даетсЯ один раз!.. Ђ они ссорЯтсЯ, мучат друг друга... ‚едь жизнь  уходит!..
—то они делают?..
     "€ неужели она никогда не подумает об этом? Ќеужели ей самой не жаль?..
‚едь должна же она понимать!" - думал ’ренев, судорожно пожимаЯ  плечами,  с
отчаЯнием в душе.
     …му захотелось сейчас  же,  немедленно  подойти,  сказать  какое-нибудь
настоЯщее, все объЯснЯющее слово и помиритьсЯ. Ќеужели это так  трудно?  —то
за безумие!.. ‚едь он же любил ее, мучающую  его,  злую,  гадкую,  милую  до
боли!.. Љак она не понимает, что делает?..
     Ќо ’ренев боЯлсЯ, что, если подойдет,  она  встретит  его  каким-нибудь
оскорбительным словом, опЯть будет отталкивать и вырыватьсЯ. Ћн  чувствовал,
что тогда окончательно у него помутитсЯ  в  голове...  и  все-таки  подошел,
опустилсЯ на колени и осторожно прижалсЯ губами к  ее  холодноватой  гладкой
спине.
     € сразу, еще не верЯ себе, почувствовал, что  ссора  кончена,  что  она
сама устала и мучительно хочет примирениЯ. Љак они знали друг друга!  ’олько
по тому, что вздрогнуло голое плечо, только по тому, что  она  не  ответила,
’ренев понЯл, что она уже простила его.
     †ена любит его, готова сделать все что угодно, она только еще упрЯмитсЯ
своим милым женским упрЯмством... € это же упрЯмство,  которое  минуту  тому
назад казалось бессмысленным и приводило в неистовое бешенство, вдруг  стало
забавным, милым, умилительным до слез. ‘  горЯщими  глазами,  с  глубочайшей
нежностью,  от  которой  было  положительно  больно  сердцу,  ’ренев  покрыл
поцелуЯми голые плечи жены и проговорил:
     - Ќу, будет... прости менЯ... старого дурака! Џочему это пришло  ему  в
голову, он и сам не знал. ’ак иногда, во времЯ самой ужасной сцены приходило
ему  в  голову  какое-нибудь  нелепое  шутовское  слово,  и  оно  неожиданно
оказывалось настоЯщим, тогда как все неотразимые доводы  и  увещаниЯ  только
разжигали злобу.
     € теперь две голые мЯгкие руки вдруг нежно и порывисто охватили его  за
шею. Ћн почувствовал, как от любви и умилениЯ слезы подступают к  глазам,  с
бешеной страстью прижалсЯ к ее горЯчим от слез, немного  распухшим  губам  и
повторил, радуЯсь удачной шутке:
     - Џрости старого дурака!
     -  ѓлупый!..  …ще  что!  -  шепнула  она,  и  в  слезах  раскаЯниЯ,   в
исступленных ласках, близкие друг другу,  как  два  обнаженные  сердца,  они
помирились.
     Ђ ночью, когда оба усталые и счастливые лежали рЯдом, глЯдЯ в  темноту,
она шептала ему о том, как страдает от сознаниЯ, что отравила ему жизнь, как
невыносимо мучит ее совесть по ночам, как она любит его.
     - џ сумасшедшаЯ, прости менЯ, - говорила она.  €  опЯть,  как  сто  раз
прежде, повторЯла, что это в последний раз,  что  теперь  все  кончено,  она
переменитсЯ, все будет прощать ему, все позволЯть.
     - ‘колько раз ты обещала! - с тоской вырвалось у ’ренева.
     Ћна начала обнимать его судорожно и почти  отчаЯнно,  видимо,  не  верЯ
себе. € обоим страстно хотелось поверить.
     - Ђ как бы мы были счастливы! - проговорил ’ренев, со жгучей  нежностью
и безнадежной грустью принимаЯ ее ласки.
     - Ќо  отчего  мы  ссоримсЯ?..  Ћтчего?..  ’ы  же  сильнее  менЯ,  ты  -
мужчина... ты должен удерживать! - с отчаЯнием сказала она.
     ’ренев так  же  отчаЯнно  пожал  плечами.  Ћн  сам  не  знал,  как  это
случалось. „аже не мог заметить момента, когда пустой разговор  переходил  в
ссору. Ћтчего при посторонних они  могли  спорить,  не  соглашатьсЯ  друг  с
другом, а наедине без раздражениЯ не могли слышать один  другого?..  Ќадоели
друг другу?.. Ќеужели только и всего?.. Ќо ведь они же жить  не  могут  друг
без друга!..
     € в мучительном недоумении, бессильно терЯЯсь в  этой  страшной  драме,
которую не могли понЯть сами, они с отчаЯнием в душе  и  с  бессильной  дать
счастье любовью прижимались друг к другу, молча глЯдЯ  в  темноту  открытыми
спрашивающими глазами.
     “тром,  когда  ’ренев  встал  и  тихонько,  чтобы  не  разбудить  жену,
одевалсЯ, она еще спала, свернувшись комочком на согретой постели,  разметав
по подушке спутанные светлые волосы и положив руки под щеку.
     ’ренев смотрел на нее, и какой милой, бесконечно дорогой  казалась  ему
эта женщина, измучившаЯ его!.. € голые руки ее, и пушинки волос,  приставшие
к наволочке, и поджатые, как у ребенка, ноги...  маленькие  ножки,  босые!..
‚се казалось милым и бесконечно прелестным. …му хотелось разбудить ее, взЯть
на руки, мЯгкую, сонную, теплую от сна, и целовать  без  конца  и  счета  ее
руки, ноги, грудь, все!.. ’ренев не посмел сделать этого и  тихонько  вышел,
улыбаЯсь, с глазами, мокрыми от нежности и любви.
     € во все времЯ учениЯ он думал только о  ней.  ђадостно  и  легко  было
знать, что дома ждет его ласка и спокойствие, а не вечные ссоры,  но  иногда
мелькал страх: а вдруг опЯть что-нибудь!.. Ќо он старалсЯ не думать об этом,
точно боЯлсЯ прикоснутьсЯ к затЯнувшейсЯ ране.
     Ќо она встретила его радостной улыбкой и  пошла  навстречу,  протЯгиваЯ
обнаженные до локтей розовые ласковые руки.
     ‡а обедом ’ренев рассказывал жене о Љраузе, о маленьком столкновении  с
заведующим хозЯйством, о том, что в шестом эскадроне жеребец убил солдата...
…му часто приходило в голову, что они ссорЯтсЯ потому, что она скучает, и он
старалсЯ рассказывать с нарочито оживленным видом.  Ћни  и  вообще  дорожили
каждой мелочью, потому что  так  мало  было  о  чем  говорить  после  долгой
совместной жизни, исчерпавшей души до дна. Ћна слушала, также  стараЯсь  изо
всех сил показать, что все это ей интересно, и по временам, точно  благодарЯ
за старание развлечь ее, протЯгивала свою обнаженную руку через  стол  и  со
светлым любовным взглЯдом ласкала его по руке.  ’огда  ’ренев  наклонЯлсЯ  и
нежно целовал ее ароматную гладкую руку, и ему даже немного стыдно было, что
он так рад ее ласке.
     Џотом она начала говорить о городских новостЯх.
     …й все казалось, что он тЯготитсЯ ею, что она ему надоела, и его  тЯнет
к другим  женщинам;  поэтому  бессознательно  заводила  разговоры  именно  о
женщинах. Ћна ненавидела их всех, как возможных соперниц, и говорила  о  них
дурно,  с  ревнивым  злорадством  повторЯЯ  городские  сплетни.  ќто  всегда
раздражало ’ренева, он  начинал  возражать,  сначала  робко,  боЯсь  вызвать
ссору, потом, когда она, сдерживаЯсь изо всех сил, притворЯлась, что ей  все
равно, начинал смелеть, увлекатьсЯ и  осуждать  ее  за  несправедливость.  €
вдруг глаза ее темнели, она поджимала губы, крепилась еще минуту, мучительно
желаЯ одного - не поссоритьсЯ, и ссора начиналась. € когда ’ренев,  наконец,
замечал ее ненавидЯщий взглЯд, ссора уже катилась, как лавина,  нарастаЯ  от
каждого слова, и ничем нельзЯ было ее удержать.
     Ќо теперь он слушал, насильно улыбаЯсь и даже поддакиваЯ ей.
     Ћна говорила о ‹изе  ’регуловой,  об  уехавшей  с  Њихайловым  †енечке,
говорила с ненавистью и злорадством.
     - Ќу, Я понимаю, та -  актриса...  женщина  легкого  поведениЯ,  а  эта
девчонка менЯ возмущает!.. Ќе  понимаю,  как  можно  ее  жалеть!..  „рЯннаЯ,
развратнаЯ девчонка! ‚едь ей всего семнадцать-восемнадцать лет!..
     ’ренев сочувственно кивал головою, хотЯ ‹изу ему  было  очень  жаль,  а
†енечка ему нравилась и совсем не казалась женщиной легкого поведениЯ.
     - ѓоворЯт, она беременна,  -  даже  сказал  он,  чтобы  доставить  жене
удовольствие, и покраснел.
     Џосле обеда они пошли гулЯть в сад, где  уже  желтели  листьЯ  и  стало
как-то пусто и слишком светло. €х девочка бегала по сырым дорожкам,  мелькаЯ
в стоЯчих лужицах, а они продолжали болтать о всЯких пустЯках. Ѓыло  хорошо,
спокойно и радостно.
     Ќо вечером уже не было о  чем  говорить,  темы  исчерпались,  все,  что
начинал один, уже знал или  угадывал  другой,  и  обоим  стало  скучно,  как
всегда. •отелось, чтобы пришел кто-нибудь, но ’ренев старалсЯ скрыть  это  и
усиленно притворЯлсЯ спокойным  и  веселым.  Љак  бы  чувствуЯ,  жена  стала
посылать его в клуб, но ’ренев с притворно-равнодушным видом ответил:
     - —то Я там буду делать? Ќадоело... ‚се одно и то же!.. Ќе хочетсЯ!
     € ему хотелось даже самого себЯ уверить, что не  хочетсЯ,  но  знакомаЯ
Ярко освещеннаЯ обстановка клуба, шум, лица партнеров, все такое  свободное,
необычайно, казалось, интересное, так и поЯвилось перед ним. †ена посмотрела
подозрительно, но тоже постаралась верить, что ему весело с нею и никуда  не
хочетсЯ идти. Ћна вспомнила, что он любит ходить  в  клуб,  не  идет  теперь
из-за нее, значит, она лишает его удовольствиЯ. Џоэтому она стала целовать и
уговаривать его.
     ќто тЯнулось  долго:  она  уговаривала,  хотЯ  терпеть  не  могла  этих
хождений, кутежей и проигрышей, он уверЯл, что не хочет, и чувствовал  почти
болезненное желание идти. ’ак они сидели и лгали  друг  другу,  уже  начинаЯ
страдать и раздражатьсЯ, когда приехал Ђрбузов.
     ’ренев вскочил и с радостью, которую сейчас  же  отметила  жена,  пошел
навстречу.
     Ђрбузов, в синей поддевке  и  лакированных  сапогах,  широко  и  упрЯмо
шагаЯ,  вошел  в  комнату.  Ћн  был  заметно  пьЯн,  но  держалсЯ  твердо  и
размашисто. ’олько мрачные глаза его были воспалены, да кричал  он  чересчур
громко и весело.
     - ‡дорово!.. Ђ Я за вами!.. ‚ клуб,  а?..  ‚се  наши  будут...  ‘ережка
Њихайлов приехал... Ђ, ладно?..
     ’ренев боЯзливо оглЯнулсЯ на жену. Ђрбузов заметил этот взглЯд и  нагло
усмехнулсЯ, но промолчал. ’ренев видел эту усмешку и вспыхнул  от  стыда.  €
опЯть шевельнулась в нем досада: благодарЯ ее тЯжелому характеру он не смеет
быть самим собою и служит предметом насмешек  всЯкой  сволочи!..  Ћн,  лихой
офицер, которому когда-то море было по колена!..
     - Ќе хочетсЯ что-то... - неловко протЯнул  он.  €  даже  потЯнулсЯ  длЯ
пущей убедительности.
     - —его - не хочетсЯ?.. Џоедем, ну!..
     - „а нет, ей-Ѓогу...
     - „а ну... будет... едем! - с  упрЯмством  пьЯного  приставал  Ђрбузов,
хватаЯ  его  под  руку.  -  Ѓудь  друг!..  ѓулЯть  хочетсЯ...  ‚сю  компанию
расстроите!.. …дем!..
     €, может быть, сознательно, может быть, случайно, прибавил:
     - †ена отпустит, мы попросим... она добраЯ!
     - џ его не держу! - притворно, но весело улыбаЯсь, заметила она.
     ’ренев покраснел.
     - Џри чем тут... Џросто не хочетсЯ. ‚от чудак!.. ЏонЯть не может!..
     Ђрбузов нагло, с Явной  насмешкой  смотрел  ему  прЯмо  в  глаза  злым,
воспаленным взглЯдом.
     ‚решь, жены боишьсЯ! - сказал он и захохотал.
     - Ћтчего ты не хочешь? -  вдруг  с  притворной  небрежностью  вмешалась
жена. - Џоехал бы! ’ренев быстро взглЯнул на нее.
     - Љонечно, поезжай, - ободрЯюще глЯдЯ на него, сказала она.
     ’ренев  старалсЯ  угадать  выражение  ее  глаз,  но  в  их   уклончивой
прозрачности ничего нельзЯ было разобрать.
     - „а  оно,  конечно,  поехать  можно...  да  только...  -  нерешительно
протЯнул он.
     - Ќу, и едем! - закричал Ђрбузов. - †иво!.. Ћдевайтесь!.. џ подожду!..
     ’ренев  так  же  нерешительно  пошел  одеватьсЯ,  пожимаЯ   плечами   и
неуверенно улыбаЯсь.
     Ђрбузов осталсЯ в столовой, и ’ренев, одеваЯсь, слышал его удалой голос
и сдержанные тихие ответы жены. Џо этой сдержанности он уже видел,  что  она
недовольна, и сердце у него сжалось.  Ќо  желание  уйти  из  дому  было  так
сильно, что он продолжал одеватьсЯ, сам презираЯ себЯ за слабость.
     Џропустив Ђрбузова вперед, он задержалсЯ,  чтобы  проститьсЯ  с  женой.
–елуЯ, робко  заглЯдывал  ей  в  глаза:  не  сердитсЯ  ли?..  Ћна  притворно
улыбалась, но глаза были невеселы и лживы. € это мгновенно раздражило его.
     "ѓосподи, неужели это такое  преступление,  что  мне  хочетсЯ  пойти  в
клуб?"
     - Њожет, лучше Я не поеду? - неуверенно спросил он.
     - Ћтчего же? - неискренно возразила она. - ‚едь тебе хочетсЯ?
     - Ђ ты тут не будешь скучать одна? ‚ ней  тоже  вспыхнуло  раздражение:
конечно, ей
     будет скучно, конечно, он должен был бы остатьсЯ и не
     спрашиваЯ... ‡ачем эта неискренность?
     - Ќет, Я почитаю и лЯгу спать... €ди, иди!..
     - Ђ может, остатьсЯ? - безобразно тЯнул он.
     - „а иди же, иди! - почти крикнула  она,  но  сейчас  же  улыбнулась  и
прибавила: - €ди, веселись!..
     Ќаконец, ’ренев решилсЯ. Ќо уже  все  удовольствие  было  испорчено.  ‚
дверЯх он еще раз, как привыкшее к неволе животное, нерешительно  оглЯнулсЯ.
Ћна мгновенно изменила потемневшее лицо и,  притворно  улыбаЯсь,  театрально
помахала ему рукой. ’ренев вышел с таким усилием, точно отрывалсЯ от  земли.
‚ эту минуту ему уже и в самом деле  не  хотелось  ехать.  Ѓыло  жаль  жену,
оставшуюсЯ совершенно одинокой, и страшно грЯдущей ссоры. Ќо  Ђрбузов  ждал,
отказыватьсЯ уже было неловко, и ’ренев уехал.

        XI  

     ‡а огромным окном мастерской в мокром тумане расплывалсЯ  серый  мутный
сад. ЋсеннЯЯ грусть наплывала в тусклом свете сумерек, и  бледнаЯ,  больнаЯ,
тихо бродила по комнатам.
     Њихайлов только утром приехал со станции, весь день  спал  и  проснулсЯ
под вечер с тЯжелой головой и беспричинной тоской в душе.
     ‚сего только сутки тому назад он был в большом городе, а уже и туманные
улицы, и вереницы  извозчиков  с  поднЯтыми  верхами  пролеток,  и  холодный
электрический свет, и знакомые лица казались ему где-то далеко позади.
     € в то же времЯ собственнаЯ мастерскаЯ показалась ему чужой и холодной.
Ћн покинул ее, когда Ярко светило солнце и листьЯ в  саду  только  тронулись
первым золотом Ясной осени, а теперь был мокрый сад,  по  дорожкам  валЯлись
вЯлые листьЯ, забитые дождем в холодную грЯзь, в мастерской стоЯл  застывший
полумрак, на всем лежала тонкаЯ паутина пыли.  Ѓыло  неуютно,  как  в  чужом
нежилом доме. ‘кучно глЯдели со стен этюды и картины, а чучело филина, точно
не узнаваЯ хозЯина, с  непонЯтной  злобой  пЯлило  на  него  круглые  желтые
стеклЯнные глаза.
     Њихайлов  ходил  из  угла  в  угол,  не  знаЯ,  что  делать,   и   вЯло
прислушивалсЯ к унылому течению своих  мыслей.  ‚се  валилось  из  рук,  все
казалось ненужным, и было ощущение какой-то непоправимой ошибки.
     "€ зачем Я сюда приехал?" - спрашивал он себЯ с глухим раздражением.
     ќто в первый раз он приехал в город осенью; раньше бывал только золотым
летом да зелено-радостной весной.
     Ћн и сам не знал, почему ему пришло в голову приехать. Џогнала какаЯ-то
тоска, какаЯ-то беспричиннаЯ злоба на всех и на самого себЯ.  Ћн  как  будто
кому назло сделал это:
     "‘кучно, так вот пусть будет еще скучнее!.. ѓлупо,  нелепо,  так  пусть
будет еще глупее, еще нелепее!.."
     „нЯ за два до своего отъезда он провожал †енечку, котораЯ прожила месЯц
в Њоскве и уезжала куда-то в ‘ибирь.
     ‘цена прощаниЯ Ярко осталась у него в памЯти.
     †енечка стоЯла на полутемной площадке вагона и  смотрела  на  Њихайлова
черными, даже в сумраке блестЯщими глазами. € в этих  смелых,  живых  глазах
была мЯгкаЯ, глубоко затаеннаЯ грусть.
     - €так, едете? - машинально, не знаЯ, что говорить, сказал Њихайлов.
     Ћн смотрел на ее стройную фигуру, на  красивое  Яркое  лицо  с  черными
глазами и черными бровЯми, и ему даже самому было странно, что он ничего  не
чувствует, кроме усталости. …му даже как будто хотелось,  чтобы  она  скорее
уехала. Ђ ведь она была близка ему, так или иначе вошла в его жизнь, столько
заставила перечувствовать.
     Џравда,  она  никогда  не  говорила,  что  любит  его.  Љогда  Њихайлов
спрашивал об этом, †енечка только смеЯлась загадочно.
     - Ћй-ра!.. Ќе все ли вам равно, ‘ергей Ќиколаевич?
     € он знал, что все равно, но все-таки почему-то было неприЯтно, что она
не скажет "люблю!". ‚ ее смехе, в ускользающих от прЯмого ответа глазах было
что-то говорЯщее: что-то было там, в глубине ее гордого сердца,  но  никогда
не выскажетсЯ ему. Ћн только чувствует, что она томитсЯ и страдает.
     - ’ак едете? - повторил Њихайлов.
     - „а, еду... пора! -  ответила  …вгениЯ  ‘амойловна.  -  Ќу,  что  ж...
прощайте! Ќе поминайте лихом, больше не увидимсЯ!..
     - Џочему?
     Ћн спросил только  потому,  что  слишком  было  неприЯтно  подчеркивать
разлуку навсегда, и то, что они уже чужие  друг  другу.  …вгениЯ  ‘амойловна
пристально, как бы надеЯсь найти что-то, посмотрела  ему  в  глаза.  ђозовые
губы ее вздрогнули, но она засмеЯлась.
     - ќх, ‘ергей Ќиколаевич!.. Ђ зачем нам встречатьсЯ?.. „альше будет  уже
скучно. ‚едь так?.. „а?.. Њихайлов неловко пожал плечами.
     - Ђ так будем помнить друг  друга,  как  приЯтный  сон,  -  зазвеневшим
голосом продолжала молодаЯ женщина. - „а  и  зачем  вам?..  Ѓудет  другаЯ...
другие, вернее!..
     Џеред Њихайловым промелькнула туманнаЯ вереница этих "других",  еще  не
известных женщин, которые придут откуда-то и принесут ему  свои  ласки...  €
почему-то стало скучно и противно: неужели их будет еще много и, как десЯтки
прежних, так же исчезнут они в тумане жизни, словно ненужный сон?.. ‡ачем?..
’олько чтобы забыть и их лица, как забыты прежние, как будет  забыта  и  вот
эта?.. ’олько?..
     € вдруг ему захотелось,  чтобы  †енечка  не  уезжала.  ‚се-таки  она  -
милаЯ!.. Њожет быть, она и неумна, и пуста, но она  уже  близка,  уже  между
ними что-то протЯнулось... ‡ачем же рвать и искать новое?.. Љто знает, зачем
она сошлась с ним, но она доставила ему много хороших  минут,  была  славным
товарищем наслаждений, ничего не требуЯ и ничем не свЯзываЯ. —увство  нежной
телесной благодарности согрело душу. Њихайлов  взЯл  руку  †енечки  и  тихо,
благодарно поцеловал ее повыше перчатки в  холодноватое  гладкое  тело.  Ћна
посмотрела на него сверху, и что-то страдальческое  промелькнуло  в  веселых
черных глазах, которых Њихайлов не мог видеть в эту минуту.
     - ‚се-таки... - проговорил Њихайлов и не кончил, чего-то испугавшись.
     †енечка смотрела, как будто ожидаЯ. Џотом вздохнула и засмеЯлась.
     - Ќу, пусть! - непонЯтно сказала она.
     Њимо площадки каждую минуту проходили люди и мешали говорить. ’о и дело
их  просили  посторонитьсЯ  пассажиры  и  угорелые  носильщики,  лезущие   с
неуклюжими чемоданами и портпледами. †енечку толкали и прижимали к стене, но
она не уходила. Џриходилось молча смотреть друг  на  друга,  и  оттого  было
неловко и как-то глупо.
     ђезко пробил второй звонок. ‘тало еще тЯжелее. —увствовалось,  что  все
больше растЯгиваетсЯ и разрываетсЯ по ниткам  какаЯ-то  свЯзь,  и  с  каждым
мгновением они становЯтсЯ дальше и дальше друг от друга.
     ‘ейчас они расстанутсЯ, чтобы  никогда  не  встречатьсЯ.  Ћна  унесетсЯ
куда-то в далекий провинциальный город,  где  ей  будут  хлопать,  подносить
цветы и бриллианты, где она сойдетсЯ с кем-то другим,  и  этот  неизвестный,
непредставлЯющийсЯ человек будет ей близок,  как  теперь  Њихайлов,  так  же
будет целовать, раздевать и ласкать ее. Ђ он поедет назад  один,  на  мокром
извозчике, по мокрым московским улицам, наполненным чужой, куда-то  спешащей
толпой. € Њихайлову все нелепее казалось это. Ћн опЯть взЯл и поцеловал руку
†енечки. ‚ эту минуту, как бы там ни было, ближе ее у него никого нет!
     - Ђ мне все-таки жаль, что вы уезжаете, - принужденно сказал он, сам не
знаЯ хорошенько - правда это или ложь. ‘транно двоЯтсЯ чувства человека!
     Ѓудто бы? - спросила …вгениЯ ‘амойловна,  и  опЯть  промелькнуло  в  ее
черных глазах что-то теплое и скрытое.
     - Љонечно... все-таки Я вас любил! - сказал Њихайлов  и  сам  улыбнулсЯ
нелепости этого "все-таки".
     †енечка покачала головой.
     Њихайлов вспомнил все, что было, и почувствовал, что были  же  в  самом
деле моменты, когда она заполнЯла длЯ  него  весь  мир  и  вызывала  нежное,
горЯчее чувство. € не страсть только!.. „аже  и  теперь:  ведь  если  бы  ей
угрожала  какаЯ-нибудь  смертельнаЯ  опасность,  разве  он  поколебалсЯ   бы
броситьсЯ на смерть?
     - Ќет, все-таки любил! - повторил он настойчиво, как будто сам цеплЯЯсь
за это слово.
     - Ќет, - возразила †енечка,  и  черные  глаза  ее  стали  серьезными  и
мудрыми, - были моменты, когда вам так казалось, но это вы не  менЯ  любили:
вы женщину вообще любили!..
     —то-то поразило Њихайлова в этих словах.  Ћн  посмотрел  на  †енечку  с
удивлением и каким-то странным уважением. Ћна вдруг показалась  ему  другой,
неизмеримо выше и тоньше той пустой и  легкомысленной  актрисы,  которую  он
знал. Ќеужели он просмотрел  ее  настоЯщее  лицо?..  Љакие  тайны  скрыты  в
глубине того, казавшегосЯ ему таким маленьким, странного существа?
     - ‚от как... - медленно произнес он. -  Ћтчего  вы  раньше  никогда  не
говорили так?
     ‘транно, она мгновенно понЯла, что  он  думает,  и  ответила  с  кривой
усмешкой:
     - ‚ам не это было нужно, ‘ергей Ќиколаевич!.. ‚ы... Ќу,  да  все  равно
уж!..
     Ћна помолчала. Џотом  виновато  улыбнулась  и  сказала  голосом  новым,
полным глубины и нежности:
     - Ђ несчастные мы, женщины,  все-таки!..  ‚се  это  не  так  легко  нам
даетсЯ... как...  ‚прочем,  не  то!  -  перебила  она  себЯ  поспешно.  -  Ђ
скажите... мы расстаемсЯ, может быть,  и,  правда,  навсегда...  теперь  все
можно сказать... ‘кажите: счастливы ли вы? Ќу, хоть  иногда?..  Ќу,  вот  со
мной, с другой... такой же? - прибавила она со страдальческой насмешкой  над
собою.
     Њихайлов поднЯл на нее глаза.
     -  Ќет,  никогда!  -  с  глубочайшей,  из  глубины  сердца  вырвавшейсЯ
искренностью ответил он. € в ту же минуту почувствовал  зловещий  холодок  в
сердце.
     …вгениЯ ‘амойловна долго молча смотрела, и по ее Яркому красивому  лицу
пробегали какие-то тени.
     - „а... џ знаю... - с проникновенным выражением сказала  она.  -  ‚ы  -
несчастный человек, ‘ергей Ќиколаевич!.. „лЯ вас уже все...
     ђезко и настойчиво пробил третий звонок, и  толпа  хлынула  к  вагонам.
Њихайлов едва успел поцеловать ее руку,  как  †енечку  отделили  от  него  и
прижали к стене площадки. Ћна смеЯлась, изгибаЯсь всем гибким  телом,  чтобы
не уступить места. Њихайлов, не расслышавший конца ее последней фразы, через
головы толпы смотрел на нее. Љакой-то толстый  офицер  лез  на  ступеньки  и
кричал толстой даме в огромной лиловой шлЯпе:
     - Џередай папе, что к ђождеству Я непременно приеду, хоть на два днЯ...
     Љто-то целовалсЯ, кто-то кричал:
     - Џишите! ЉланЯйтесь вашим!.. Ќе забывайте!.. ‘частливой дороги!..
     ’олпа незаметно все дальше и  дальше  оттеснЯла  Њихайлова  от  вагона.
Њежду ним и †енечкой уже встало что-то холодное,  чужое  и  даже  как  будто
враждебное. “же издали смотрели на  него  черные,  в  последний  раз  нежные
глаза. ѓубы по-прежнему улыбались, но глаза были печальны и говорили что-то,
чего не было и уже не будет высказано словами. ЌельзЯ было переговариватьсЯ,
и Њихайлов, неловко улыбаЯсь, кивал головой.  …му  одновременно  хотелось  и
чтобы она не уезжала как можно  дольше,  и  чтобы  скорее  прекратилось  это
невыносимое, нелепое кивание.
     Џоезд осторожно, почти незаметно двинулсЯ, дернул, пополз и вдруг пошел
все скорее и скорее. ‡ашумели вокруг, замахали платками и шлЯпами.
     Њедленно  уплывало  вдаль  Яркое  лицо  с  черными  бровЯми  и  черными
блестЯщими глазами. ђЯдом торчала круглаЯ рожа  толстого  офицера,  все  еще
кричавшего своей тучной даме:
     - ’ак передай папе... Ќе забудь!..
     †енечка  поднималась  на  цыпочки,  чтобы  через  его   голову   видеть
Њихайлова. Ћна все улыбалась, но Њихайлов уже  не  мог  разглЯдеть,  что  ее
блестЯщие глаза полны слез, а губы мучительно дрожат.
     …ще раз за столбами перрона мелькнуло ее лицо, махнул белый платок,  но
уже нельзЯ было разобрать - се ли. „алеко, сливаЯсь в вертикальные черточки,
еще были видны окна и площадки вагонов... Њелькнул задний фонарь  поезда,  и
столбы вокзала навсегда скрыли все. Ѓелый  дым  медленно  таЯл  под  арками.
Ћтдаленный грохот становилсЯ все глуше и, наконец, затих совсем.
     "“ехала!"
     —то-то оборвалось и опустело в душе. Њихайлов постоЯл и пошел к выходу.
ђЯдом, впереди и позади шли и переговаривались люди, но он  чувствовал  себЯ
совершенно одиноким и никому не нужным. ќто чувство усилилось и стало  почти
болезненным, когда он вышел на большую мокрую  площадь,  залитую  искрЯщимсЯ
блеском электричества  и  покрытую  черными  верхами  извозчичьих  пролеток.
‘транно и чуждо раздавались звонки трамваев и крики кучеров.
     Њихайлов взЯл извозчика и поехал к себе в гостиницу.

        XII   

     –елый вечер он ходил из угла в угол по своему номеру,  бесцельно  глЯдЯ
себе под ноги и прислушиваЯсь к тайной работе, совершавшейсЯ в глубине души.
     ЋгромнаЯ гостиница молчала. ѓде-то за ее глухими стенами тЯжко рокотала
неумолчнаЯ мостоваЯ... ‚ес  ехали  и  ехали  куда-то  неизвестные,  ненужные
Њихайлову люди.
     …му  представилось  бледное  безбрежное  море  человеческих   лиц,   на
горизонте сливающихсЯ в туманное колеблющеесЯ марево. ‘колько  их!..  €  все
живут, пишут картины и книги, обладают женщинами, наполнЯют дома,  по-своему
любЯт и страдают... € каждому кажетсЯ, что его любовь,  его  страданиЯ,  его
жизнь - самые важные и значительные!..
     Њихайлов пожал плечами, как бы в недоумении.
     Ћн был в каком-то странном беспокойном состоЯнии: ему все казалось, что
надо как можно скорее что-то сделать, до болезненности отчетливо  чувствовал
он бесполезный ход времени и ощущал, как с  каждой  секундой  уходит  что-то
непостижимо драгоценное, чего уже не вернуть  никогда.  Ќо  в  то  же  времЯ
полнаЯ апатиЯ охватывала и  душу,  и  тело:  не  хотелось  ни  работать,  ни
говорить, ни идти куда-нибудь, ни видеть людей. ‚се казалось противно  и  не
нужно. Њихайлов не мог понЯть, что такое с ним, чего ему  надо,  откуда  эта
ноющаЯ тоска?
     Ћн попыталсЯ заставить себЯ работать, но вместо того достал акварельный
набросок женской головки с черными блестЯщими глазами и черными  бровЯми  на
Ярком смелом лице и долго пристально смотрел на него,  все  прислушиваЯсь  к
чему-то, тихо и беспокойно ноющему в душе.
     "„а в чем дело? - почти с раздражением спрашивал он себЯ. -  Њне  жаль,
что †енечка уехала?"
     Њихайлов вздернул плечами и швырнул рисунок в стол.
     - Њало ли их!.. ќтого добра  везде  сколько  угодно!..  -  с  нарочитым
цинизмом, точно кому-то назло, сказал он громко.
     ‡вук собственного голоса в пустом номере, среди ночной тишины огромного
зданиЯ, показалсЯ ему чрезвычайно странным и неприЯтным. „аже  жутко  стало.
Ћн встал из-за стола, лег на диван, заложил руки под голову и закрыл глаза.
     € сейчас же перед ним поЯвилось лицо †енечки. Ћно посмотрело на него  о
чем-то  спрашивающими,  что-то  затаившими  глазами,  качнулось  и,  поплыв,
растаЯло в мутной мгле. Ђ вместо него поЯвилась другаЯ женщина - большаЯ,  с
лениво пышным телом, с серыми, очень открытыми, много знающими глазами.
     Њихайлов с чувственным предвкушением представил ее себе всю, от  пышной
модной прически и тЯжелых плеч до узких ступней изЯщных небольших ног.
     ќто была жена одного адвоката,  с  которой  он  познакомилсЯ  здесь,  в
Њоскве. Ќа каком-то благотворительном вечере она представила  ему  и  своего
мужа:  добродушный,  немного  смешной  человек  в  черном  фраке  с  красной
гвоздикой в петлице и с превосходной черной бородой пил у киоска  коньЯк  из
тонкой стрекозиной рюмочки и дружелюбно щурил близорукие глаза  под  золотым
пенсне. Ђ она стоЯла возле, крупнаЯ, великолепнаЯ, в белом платье,  покрытом
шелковой сетью, под которой платье казалось наготой, и спокойно смотрела  на
них  прозрачными  откровенными   глазами.   „олжно   быть,   ей   доставлЯло
удовольствие видеть, как дружелюбно беседуют ее муж  и  будущий  любовник...
Њихайлов уже знал тогда, что она отдастсЯ ему.
     ‚ этом самом номере, на той же кровати, на которой  вчера  по  подушкам
беспокойно разметывались черные  волосы  †енечки,  она  раскинетсЯ  нагло  и
бесстыдно, даже не спрашиваЯ, сколько  женщин  перебывало  до  нее  на  этой
постели.
     € опЯть то  же,  в  тех  же  подробностЯх,  с  такими  же  поцелуЯми  и
словами... ’олько и всего, что вместо черных будут распущены светлые волосы,
да вместо крепкого смугловатого тела раскинетсЯ, как пышное блюдо,  большое,
белое, лениво-сладострастное... ’олько и всего!
     Ќа этот стул вчера было брошено красное  платье  †енечки,  на  него  же
швырнет она свои юбки и  шелковый  корсет.  ’ак  же  она  будет  возитьсЯ  с
кнопками и тесемками, так же сверкнут  торжествующей  наготой  освобожденные
пышные плечи...
     Њихайлов поморщилсЯ болезненно и брезгливо.
     "Ќу, а дальше?" - спросил он себЯ.
     Ђ дальше - ничего!.. ‹егкаЯ неловкость, холод удовлетворенного желаниЯ,
и такое же нетерпеливое ожидание, когда она, наконец, оденетсЯ и уйдет.  ќто
самое лучшее, что она может сделать: уйти, как можно скорее и навсегда.
     Њихайлов лежал с закрытыми глазами и вспоминал.
     Ѓледной чередой вставали перед ним полузабытые женские лица...  ‘колько
их!.. Ѓелокурые, черноволосые, страстные и холодные,  худые  и  полные,  все
знающие женщины и робкие девушки со  слезами  стыда  на  испуганных  глазах.
Њногих он, кажетсЯ, не помнил даже по именам.
     ќто вдруг поразило и как бы испугало его.
     Ћн  стал  тщательно  припоминать  и   спуталсЯ:   Ярко   и   полно   не
представлЯлась ни одна - он помнил только отдельные  моменты,  плечи  одной,
груди другой, изгиб тела третьей... €з прошлого вставали  нагие  фигуры  без
лиц, без слов, без имен и расплывались в тумане, как призраки над болотом.
     € это навеЯло тоску почти невыносимую. Ѓыло  такое  чувство,  точно  он
вдруг остановилсЯ в конце пути, оглЯнулсЯ и увидал, что  не  знает,  куда  и
зачем пришел.
     "Ќо ведь  это  же  и  есть  жизнь:  смена  впечатлений  и  переживаний,
непрерывнаЯ цепь наслаждений! - с невольным отчаЯнием подумал Њихайлов,  как
бы спорЯ с кем-то в глубине своей души. Ќо  почему  же  тогда  такаЯ  тоска,
такое болезненное отвращение?.. Ќеужели это была ошибка? Ћшибка всей жизни!"
     ‹едЯной холод ужаса прошел по его душе.
     "Џолно, не всЯ же жизнь!.. Ќе этим же одним Я жил... Ђ искусство?"
     "€скусство!" - повторил Њихайлов, но душа не отозвалась, и было  в  ней
пусто и мертво.
     "ђазве  Я  не  люблю  искусства?..  Ќет,  люблю,   но...   надоест   же
когда-нибудь людЯм вечно  малевать  картинки,  вечно  писать  книжки,  вечно
лепить статуэтки..." - вдруг неожиданно услышал он пророчески зловещий голос
Ќаумова и почувствовал, что слова сумасшедшего инженера  эхом  отозвались  у
него в душе.
     Њихайлов ужаснулсЯ открывшейсЯ перед ним пустоте.
     € мысленно перенессЯ в залы выставки, где был еще сегоднЯ утром  и  где
висело его чистое, холодное "‹ебединое озеро".
     ’ам было неуютно и пусто, хотЯ толпились сотни людей. Ћни  приходили  и
уходили, восхищались или смеЯлись, но чувствовалось Ясно, что,  в  сущности,
им все равно.  “  каждого  была  своЯ  жизнь,  тысЯчи  дел,  может  быть,  и
совершенно ничтожных в сравнении с вечным искусством, но длЯ них  -  гораздо
ближе и важнее.
     Џестрые головы крутились внизу, как водоворот, а сверху смотрели на них
Яркие полотна. Љартины сливались  в  одно  пестрое  целое,  и  странно  было
думать, что не один человек по заказу расписал стены на этот день, а десЯтки
людей искренно  мучились  над  каждым  маз