тьсЯ, что они так  великолепны,  когда  он
сам так ничтожен! ‘лишком уж много самопожертвованиЯ хотите  от  человека!..
ЏьЯница!.."
     „октор сердито приподнЯл ложечку  и  долго  наблюдал,  как  стекает  на
блюдечко вЯзкаЯ сладкаЯ струйка вареньЯ.
     - „а! - сказал он громко, когда каплЯ оборвалась, и положил ложечку.
     "€ еще хотЯт заставить поверить, что эта ненужнаЯ, никому не интереснаЯ
жизнь, которую сами же, как раз в противоположность  настоЯщей  человеческой
жизни  вождей  и  творцов,  искренно  презирают,  есть   величайшее   благо,
драгоценность, свЯтынЯ непостижимаЯ, которую  мы  обЯзаны  с  благодарностью
тащить и беречь... впрочем, до той же могилы!"
     - „а! - повторил он еще раз громко, подумал и потЯнулсЯ толстой, слегка
дрожащей рукой к графинчику, стоЯвшему в тени за самоваром.
     Ќо в эту минуту кто-то быстро постучал в дверь. „октор Ђрнольди опустил
руку и повернулсЯ.
     - Љто там?.. ‚ойдите! - сказал он неторопливо. „верь отворилась,  и  на
пороге показалсЯ Њихайлов.
     - Ђ-а! - протЯнул доктор и почему-то стал грузно подыматьсЯ навстречу.
     Њихайлов вошел и, не здороваЯсь, как был, в  пальто  и  шлЯпе,  сел  на
первый попавшийсЯ стул у стола. „октор  Ђрнольди  внимательно  посмотрел  на
него умными заплывшими глазами и медленно опустилсЯ на свое место.
     „овольно долго Њихайлов сидел молча, сгорбившись и неподвижно  глЯдЯ  в
пол перед собою. „олжно быть, он даже забыл, куда  и  зачем  пришел.  „октор
Ђрнольди внимательно наблюдал за ним.
     ‚друг  Њихайлов  шевельнулсЯ,  поднЯл  голову,  встретилсЯ  глазами   с
доктором и криво улыбнулсЯ ему. Ѓыло  в  этой  улыбке  что-то  надломленное:
смертельно больные, примирившиесЯ со своей участью люди так улыбаютсЯ, не то
просЯ состраданиЯ, не то извинЯЯсь в своей беспомощности.
     - Ќу, что скажете? - пропыхтел толстый доктор. - —аю хотите?
     Њихайлов, видимо, собиралсЯ что-то сказать, но этот неожиданно  простой
вопрос спутал его. Ћн только рукой махнул.
     - „а, - без всЯкого выражениЯ сказал доктор Ђрнольди, - дела!
     Њихайлов тоскливо метнулсЯ, но сдержалсЯ и потупилсЯ. Ћн несколько  раз
пыталсЯ заговорить, но только судорожно  открывал  и  закрывал  рот.  „олжно
быть, все не те слова приходили ему в голову.
     „октору как будто стало жаль его:  он  приподнЯлсЯ  и  ободрЯюще  хотел
похлопать Њихайлова по плечу, но тот отдернулсЯ почти с отвращением.  „октор
Ђрнольди принЯл руку, пожевал губами и сел.
     Њихайлов продолжал совершенно неподвижно смотреть  в  пол.  Њало-помалу
доктор начал беспокойно шевелитьсЯ и наконец пробормотал:
     - Ќу, что, в самом деле! ЌельзЯ же до такой степени падать духом!
     Њихайлов промолчал.
     - ќто, конечно, ужасно, но что же делать! ‘деланного не воротишь... „а,
по-моему, не так уж вы и виноваты в этом...
     - ‚ы думаете? - глухо спросил Њихайлов. „октор отвел глаза и ничего  не
ответил. Њихайлов, быстро поднЯв голову, посмотрел на него странным,  не  то
любопытным, не то насмешливым,  не  то  даже  враждебным  взглЯдом  и  вдруг
неожиданно и совершенно неестественно захохотал.
     - „октор, да вы, кажетсЯ, серьезно думаете, что Я считаю себЯ злодеем и
убийцей и пришел к вам каЯтьсЯ и бить себЯ кулаками в грудь?..  “спокойтесь,
пожалуйста!.. Ќичего подобного!..
     ѓубы Њихайлова странно запрыгали, и доктор искоса поглЯдел на них.
     - Ќи в чем Я не раскаиваюсь, злодеем себЯ не считаю, и ваше... и  вы...
вы не смеете... не смеете на менЯ так смотреть!
     Њихайлов вдруг вскочил, сдернул шлЯпу, швырнул ее куда попало. Ћн  весь
дрожал, был бел как мел, на губах у  него  выступали  и  пропадали  пузырьки
пены, он задыхалсЯ. „октор вскинулсЯ было в изумлении, но сейчас же понЯл, в
чем дело, и стал серьезен.
     - “спокойтесь, успокойтесь! - сказал он внушительно, тоном врача.
     Њихайлов дико смотрел  на  него,  дергаЯ  всем  лицом  и  странно  косЯ
глазами. Ћн был безобразен и жалок в эту минуту.
     - Ќу, сЯдьте, успокойтесь! -  властно,  но  спокойно  повторил  доктор,
встал, взЯл его плечи и насильно посадил на стул.
     Њихайлов сразу притих и снизу, как-то очень жалко и даже как  будто  со
страхом, посмотрел на старого доктора.
     - „октор, пробормотал он тихо и просительно, как бы умолЯЯ не сердитьсЯ
на нею, Я так измучилсЯ!..
     - Ќу, да, да... это ничего!.. ќто пройдет! - будто и не  слушаЯ,  и  не
глЯдЯ,  сказал  доктор.  -  ‚от  Я  вам  лучше  чаю  налью...  ‚ы,  главное,
успокойтесь и возьмите себЯ в руки. ’ак нельзЯ!
     Ћн методично вымыл стакан, вытер полотенцем, которое висело у нею через
плечо, как у старой экономки, налил  чаю  и,  подвинув  вместе  с  блюдечком
вареньЯ поближе к Њихайлову, сел опЯть на свое обычное место.
     Њихайлов блестЯщими глазами следил за ним.  ‘такан  он  было  взЯл,  но
сейчас же и поставил обратно.
     „октор, вы се видели? тихо, со страшным усилием спросил он, и лицо  его
исказилось.
     „октор промолчал  и,  стащив  с  плеча  полотенце,  аккуратно  принЯлсЯ
складывать. Њихайлов умолк и как загипнотизированный продолжал  смотреть  на
него.
     Џорой,  впрочем,  взглЯд  его  становилсЯ  совершенно  блуждающим:  он,
очевидно, никак не мог собрать  воедино  мыслей,  стремительно  несущихсЯ  в
голове, и даже, может быть, плохо соображал, что говорит.
     „а, кстати, доктор... - до странности деловым тоном спросил он.  -  —то
она... сразу утонула?
     „октор с удивлением взглЯнул  на  него,  но  Њихайлов  уже  забыл  свой
нелепый вопрос и с мучительной  сосредоточенностью,  точно  стараЯсь  что-то
вспомнить, тер лоб рукою. Ћн, должно быть, вовсе и не то хотел спросить.
     „октор вспомнил, что такой точно жест после нелепого вопроса он видел у
одного сумасшедшего, и покачал головой.
     - Ђ знаете, доктор... ведь это даже хорошо, что  она  умерла,  -  опЯть
заговорил Њихайлов, - Я об этом давно  думал...  то  есть  не  то,  а...  Я,
кажетсЯ, с ума схожу!.. „аже неловко как-то!
     - Џейте чай, -  совершенно  спокойно  сказал  толстый  доктор  и  опЯть
подвинул к нему стакан.
     Њихайлов покорно взЯл его  обеими  руками,  но  опЯть  поставил,  даже,
кажетсЯ, и не заметив этого.
     - ‚ы думаете, Я в самом деле с ума схожу, доктор? - вдруг сознательно и
спокойно спросил он. - Ќет, Я серьезно говорю!  ‹иза  в  самом  деле  хорошо
сделала, что умерла!
     „октор молча смотрел на него.
     - „а чего вы на менЯ  так  смотрите?  -  мгновенно  раздражаЯсь,  опЯть
вспыхнул Њихайлов. - џ правду говорю!.. € мне ее совсем не жаль! - вскрикнул
он положительно со злобой. - ќто правда, что Я... но это все равно! Ќе в том
дело и ничего ужасного тут нет!.. Ќу, хорошо... прожила  бы  она  еще  сорок
лет, вышла бы замуж за какого-нибудь... все равно за черта, за  дьЯвола,  за
всемирного гениЯ!.. Ќарожала бы детей или на курсы поехала бы,  чтобы  потом
мужиков и баб лечить... Ђх, как все это замечательно важно, интересно!..  „а
это просто глупо, доктор!.. …сли тут что-нибудь  ужасное  и  есть,  так  это
именно то, что ничего ужасного нет! ‚от именно той ужасно, что не  о  чем  и
пожалеть даже!.. Ќичего, кроме скуки и пошлости, не было бы и быть не могло!
Ќу, умерла... …сли бы все люди были бессмертными, а  она  одна  умерла,  ну,
тогда, может быть, было бы и жалко, и ужасно... а то ведь все  умрем!..  Ќу,
одна немного раньше, мы немного позже, только и всего!.. „а она, может быть,
в тысЯчу раз счастливее нас с вами! крикнул Њихайлов с  таким  раздражением,
точно доктор спорил с ним.
     Ќо доктор Ђрнольди слушал молча, пожевываЯ отвисшими губами, и  по  его
толстому, обрюзгшему лицу нельзЯ было понЯть, что он думает об этом.
     Њихайлов вскочил и заходил по комнате.
     -  Ћна,  по  крайней  мере,  сразу  сгорела  и,  может  быть,  даже   с
наслаждением в  воду  бросилась,  считаЯ  себЯ  жертвой!..  Ђ  зачем  судьба
натолкнула ее на менЯ?.. …й был нужен другой человек,  муж,  отец...  вечнаЯ
любовь и тому подобное... Ќе мог же Я притворЯтьсЯ не тем, что Я есть?..  „а
и длЯ чего?
     „октор не отвечал.
     Ќу, пусть Я грубый, развратный человек и все, что вам угодно, но что же
делать, если Я такой, а не другой?.. ‚о имЯ чего мне себЯ переделывать? џ не
знаю!.. Љто-то создал менЯ таким, и Я вовсе не желаю исправлЯть его  ошибки,
если это ошибка!.. ‘ какой стати Я стану насиловать  и  мучить  себЯ,  чтобы
усовершенствовать чье-то неудачное создание?.. „а не хочу,  вот  и  все!  Ќе
желаю!.. Ћтказываюсь Я от всЯкого совершенства и желаю остатьсЯ  таким,  как
есть!.. Љ черту на рога!..
     „октор посмотрел на него и опЯть промолчал.
     - Ќе понимаю Я любви вашей и не хочу ее понимать!.. Ќет  ее  у  менЯ  и
нет!.. Њне нужна женщина, только  женщина,  и  хоть  все  они  перетопись  и
перевешайсЯ, Я...
     Њихайлов сорвалсЯ, задохнувшись от крайнего  напрЯжениЯ,  и  на  минуту
примолк.
     „октор Ђрнольди тЯжело вздохнул и тоскливо подвинулсЯ на стуле.
     - Ђ знаете, доктор, - опЯть заговорил  Њихайлов,  но  уже  со  странной
видимой сдержанностью, - Я ведь и  в  самом  деле,  пожалуй,  пришел  к  вам
каЯтьсЯ и оправдыватьсЯ!.. ‚ конце концов... может быть, это и в самом  деле
- ужасно, гадко и подло!.. Ќе знаю!.. Њне жаль ‹изу... Љогда Я услышал,  мне
показалось, что мозг у менЯ пошатнулсЯ!.. ’о, что Я сейчас говорил, все-таки
- правда, Я знаю, но знаю Я одно, а чувствую другое!.. џ вот сейчас  говорю,
доказываю, а вспомню, что ее уже нет, что Я никогда не  увижу  ее,  что  она
умерла, одинокаЯ, обиженнаЯ, всеми униженнаЯ, и у менЯ сердце  сжимаетсЯ!  џ
не вынесу этого!..  Ћна  была  такаЯ  молодаЯ,  наивнаЯ,  доверчиваЯ...  так
просто, искренно любила... џ никогда не забуду ее... ѓде это  Я  читал,  что
самое ужасное - это вдруг сознать, что надо было пожалеть и  не  пожалел,  а
теперь уже поздно? Њне все кажетсЯ, что это только какой-то скверный  сон...
Ђ ведь это правда,  голаЯ  правда!..  џ  не  мог  оставатьсЯ  один,  страшно
стало... ‚от Я и прибежал к вам... чтобы утешили и пожалели менЯ! - прибавил
Њихайлов с мучительной иронией.
     - Ђ вы знаете, доктор, от кого Я  узнал,  что  ‹иза  утонула?  -  вдруг
спросил он.
     „октор Ђрнольди взглЯнул вопросительно.
     - Ћт Ќелли!.. Ћна нарочно пришла ко  мне,  чтобы  первой  сообщить  эту
новость!.. ’ак и выразилась: новость!.. ќто она мне отомстила,  доктор!..  €
надо отдать ей справедливость, хорошо отомстила!.. Ћна сумасшедшаЯ,  доктор!
‚прочем, все мы сумасшедшие, у всех нас в душе хаос, чертова  неразбериха!..
‡наете, когда Я бежал к вам, Я все о Љраузе думал... Џочему о Љраузе?.. Ќи о
‹изе не думал, ни о Ќелли... ‚ас вспомнил и  Љраузе!  ‚прочем,  Я  последнее
времЯ постоЯнно о нем думал!
     „октор поднЯл голову и посмотрел как-то странно.
     Њихайлов неестественно рассмеЯлсЯ.
     - ‚ы не бойтесь, доктор, Я врЯд ли застрелюсь!.. - сказал  он,  как  бы
отвечаЯ на взглЯд доктора. - ’акие люди, как Я, не стрелЯютсЯ. Џравда, когда
Ќелли ушла, Я прежде всего подумал, что надо просто покончить с собою и этим
сразу все узлы развЯзать... даже револьвер  взЯл,  но  потом  бросил  его  и
убежал... Њожет быть, если бы не убежал, то и в самом деле  застрелилсЯ  бы.
’олько нет, врЯд ли!.. Људа мне!.. € не потому, что Я трус,  нет,  а  просто
потому, что длЯ того, чтобы застрелитьсЯ, надо все-таки хоть к какому-нибудь
окончательному решению прийти, а Я ни в чем  в  самом  себе  разобратьсЯ  не
могу!.. џ просто в конце концов не знаю: нужно ли это или вовсе не  нужно?..
‚от Љраузе знал... ‹иза знала... Ћна любила, любовь обманула ее,  и  она  не
захотела жить! ’ак просто, Ясно!.. „олжно быть, надо иметь сильные  чувства,
чтобы покончить с собой, а у менЯ одна дрЯнь в душе!.. ‚ам,  доктор,  должно
быть, странно все это слышать от менЯ?
     „октор пожал плечами.
     - Ќет, что ж... - неопределенно буркнул он.
     -  Ѓывают  такие  моменты,  доктор...  †ивет  чело  век,  живет,  да  и
оглЯнетсЯ... и в ужас придет!.. ‚едь в сущности,  каждый  человек,  если  бы
серьезно оглЯнулсЯ на свою жизнь, должен был бы прийти в ужас от всего этого
громадного  количества  растраченного  даром  времени,  перезабытых  чувств,
выброшенных сил, от всей той дрЯни и мелочи, которые он проделал!.. ’ак  вот
и Я оглЯнулсЯ... Њне случалось и  прежде  оглЯдыватьсЯ,  да  все  что-нибудь
сбивало и опЯть все  запутывало...  Ќо  теперь,  кажетсЯ,  в  последний  раз
оглЯнулсЯ...
     Њихайлов говорил быстро, не умолкаЯ, и видно было,  что  говорит  он  в
каком-то припадке, путаЯсь в мыслЯх и словах, терзаЯ себЯ и разворачиваЯ всю
душу.
     - џ ведь не всегда такой был,  доктор...  Љогда-то  Я  на  все  смотрел
другими глазами. џ и в искусство верил, и в человечество, и в любовь, во что
хотите!.. ’олько это давно было. ‚идите, доктор, у менЯ в жизни один перелом
был: когда мне было еще лет  девЯтнадцать-двадцать,  Я  еще  тогда  в  школе
живописи был, доктора нашли у менЯ чахотку, и Я поверил, что через несколько
месЯцев должен умереть. џ не испугалсЯ, отнессЯ к этому совершенно  спокойно
и даже иронически, но только заметил, что все мне стало  неинтересно:  надо,
например, кончать эскиз к экзамену, а Я думаю: на кой же черт, если Я  после
экзамена умру?.. ЏодготовлЯлась, помню, тогда экскурсиЯ в €талию на средства
одного мецената, а Я не поехал...  ‡ачем  думаю...  ђазве  мне  будет  легче
умирать оттого, что Я ђим увижу?.. € так все...  Ќачал  ухаживать  за  одной
барышней, бросил... Ќу, думаю, хорошо полюбит  она  менЯ,  а  дальше?..  ‚се
равно умру!.. € вот тогда-то Я в первый раз и задумалсЯ над жизнью и  понЯл,
что, в сущности, каждый человек такой же больной, как и Я, хотЯ  бы  он  был
здоровее ѓеркулеса. Љто-то сказал, что  самаЯ  опаснаЯ  болезнь  это  жизнь,
потому что она ровно на  сто  процентов  кончаетсЯ  смертным  исходом...  Ћт
чахотки можно выздороветь, от чумы, от проказы, но от жизни никогда!..  ќто,
конечно, избитаЯ мысль, но ведь мы никогда о ней серьезно не думаем...  ’ак,
повторЯем ради красного словца и сейчас же забываем, как будто бы это только
так, в шутку говоритсЯ... Ќо Я-то знал, что умираю, и длЯ менЯ эго вовсе уже
не было шуткой! Ќу, так вот... „о тех пор искусство было длЯ менЯ делом всей
жизни, и прежде всего именно в нем Я и усомнилсЯ тогда!..  Џомню,  увидел  Я
какой-то неоконченный портрет Љрамского, который он писал накануне смерти, и
этот портрет мне много ночей спать не давал... ‚се, бывало, лежу в темноте и
думаю: вот этот этюд  Я  еще  успею  кончить,  и  вот  тот,  может  быть,  а
какого-нибудь Я не успею... Џравда,  Я  продолжал  писать  и  даже  ходил  в
мастерские, но уже не свЯщеннодействовать, а просто  забавлЯлсЯ,  пока  что.
Њне было даже смешно  и  противно,  что  художники  так  носЯтсЯ  со  своими
картинами, берегут их, стараютсЯ употреблЯть краски, которые бы  не  темнели
от времени. Џрочел Я, как страдал ‹еонардо да ‚инчи, когда заметил, что  его
"’айнаЯ вечерЯ" начинает портитьсЯ, и  понЯл,  что  его  произведение,  чего
доброго, погибнет через сто лет... Ђ самому ‹еонардо  в  то  времЯ  было  не
меньше пЯтидесЯти!.. Њне даже странно было: что они, сумасшедшие, что ли? „а
ведь они сами испортЯтсЯ гораздо раньше, чем их картины!.. ‘мешно!.. —то сам
человек  сгниет  через  двадцать  лет  -  это  ничего,  а  что  картина,  им
написаннаЯ, просуществует только два столетиЯ вместо четырех - это ужасно!..
—то за дичь?.. ’ут еще, помню, украли какую-то знаменитую картину из  ‹увра,
и началсЯ страшный шум: газеты вопили, парламенты делали запросы,  несколько
человек от горЯ непритворно сошли с ума!..  Ђ  мне  опЯть-таки  только  было
смешно: а что, думаю, если бы какой-нибудь черт все картины, книги и  статуи
украл? ‘ каким бы носом осталось человечество со своим "вечным"  искусством?
‚едь это же, ей-Ѓогу, было  бы  смешно:  носились,  носились,  как  дурни  с
писаной торбой, и вдруг - трах!.. € нет ничего, как не  бывало.  ‚от  вам  и
вечное искусство!.. € главное - что  так  и  есть:  понемножку,  потихоньку,
незаметно, но времЯ крадет  одну  картину  за  другой,  здание  за  зданием,
культуру за культурой, материк за материком, планету за планетой!
     Њихайлов криво усмехнулсЯ.
     ’огда - эта мысль  о  краже  менЯ  особенно  поразила:  Я  был  мальчик
впечатлительный, еще не умел отделЯть своих выводов от своей жизни, как  это
делают все, и, слишком Ясно представив  себе  все  это,  почувствовал  такую
душевную пустоту,  такое  крушение  всех  своих  идеалов,  что  задумалсЯ  о
самоубийстве. Ќо Я был слишком молод, слишком сильны были во  мне  инстинкты
жизни, и, вместо того чтобы умереть, Я начал искать оправданиЯ жизни в самой
жизни.
     Њихайлов постоЯл, задумавшись. ‹ицо его становилось спокойнее,  но  все
печальнее. Ћстрый порыв, видимо, проходил и сменЯлсЯ тихой тоской.
     - „а, - опЯть заговорил он, устало садЯсь у  стола,  -  Я  стал  искать
наслаждений,  -  потому  что  только  наслаждение  самоцельно,  и,  конечно,
воплотил  его  в  женщине,  так  как  в  конце  концов  наслаждение  страсти
интенсивнее всех других...
     „октор Ђрнольди слушал понурившись.
     - ‘начала Я искал любви, настоЯщей, большой, вечной любви... ‡наете,  Я
сделал забавное наблюдение:
     теперь слова "вечнаЯ любовь" кажутсЯ всем несколько смешными, так что и
произносЯт их все с усмешкой, подчеркиваЯ, что не верЯт в нее, эту  "вечную"
любовь, но тем не менее никто и не скажет прЯмо, что  любит  на  срок...  то
есть и скажет -  даже,  но  срока  слишком  короткого  не  укажет,  так  что
впечатление остаетсЯ все-таки такое, будто любовь  никогда  не  кончитсЯ,  и
потому, как бы ни условливались любовники, но когда одна  сторона  охладеет,
другаЯ искренно считает себЯ обманутой! ‚ы заметили?
     „октор устало кивнул головой.
     - Ќу, так вот... џ хотЯ тоже произносил эти слова  с  усмешкой,  но  на
деле искал именно вечной любви, а  если  не  вечной,  то  все-таки  большой,
серьезной!.. “дивительно это: ведь раз только не вечнаЯ,  то  и  не  все  ли
равно - какаЯ? ‚ конце концов сила и серьезность чувства  намерЯютсЯ  именно
временем, потому что на три днЯ, на мгновение можно  увлечьсЯ  и  совсем  не
серьезно:  под  минутным  впечатлением  иной  раз  искренно  готов  в  огонь
броситьсЯ, а на другой день самому смешно станет! Ќо Я не о том...  ’огда  Я
искренно верил в любовь, и когда мне показалось, что Я нашел ее,  Ѓоже  мой,
какое это было счастье! € теперь, когда вспомню, чувствую такую грусть,  что
сердце сжимаетсЯ! Њы так понимали  друг  друга,  так  чувствовали,  нам  так
хорошо было вместе, что казалось, будто ничего больше и не надо.  Ћднако  мы
сошлись, и даже задолго перед тем почти ни о чем уже  и  не  говорили  и  не
думали, кроме как  об  этом.  ‚се  наши  свиданиЯ  свелись  к  тому,  что  Я
добивалсЯ, а она защищалась! ќто стало целью, это неотступно стоЯло в мозгу,
жгло и мучило! џ помню, что мысль об этом казалась мне кощунством, что Я сам
презирал себЯ, но ничего поделать не мог!.. ‚се  душевные  разговоры,  общие
планы и мечты, искусство и прочее отошло на задний план!.. € когда, наконец,
это случилось, помню, Я вышел рано утром на приморский бульвар... “тро  было
такое тихое, светлое, свЯтое, море беспредельно, и звезды блестели  над  ним
прозрачные, как будто дрожащие от своего утреннего счастьЯ...  „ышалось  так
легко и радостно, точно и не воздух, а самый утренний свет входил в грудь. џ
готов был кричать от радости, что живу и чувствую! Ђ к ней,  подарившей  мне
такое счастие, Я чувствовал такую умиленную, благодарную любовь,  что  готов
был стать на колени и целовать подол ее платьЯ, как у свЯтой! Њне  казалось,
что моЯ любовь разливаетсЯ кругом, как утренний свет... Ћна, моЯ  любовница,
казалась мне такой чистой, точно была соткана из лучей этих бледных утренних
звезд... Ђ ведь Я еще весь был в поту... ноги у менЯ дрожали  от  пережитого
возбуждениЯ... Ќо Я тогда ничего этого не замечал... Ѓыло только счастье,  а
в чем оно, Я не думал. Ѓыло бы слишком дико, ужасно подумать, что все это  -
только телеснаЯ легкость.
     „октор слушал и чуть-чуть, едва заметно, кивал головой. €  нельзЯ  было
понЯть, плывут ли перед ним эти чистые утренние воспоминаниЯ, или это просто
от старости дрожит голова.
     - Ќу, а потом мы стали жить  вместе  и  через  год  разошлись!  „а  так
разошлись! „а так разошлись,  что  стали  врагами!  Ћказалось,  что  все  то
утреннее счастье - только один миг, никогда не  повторЯющийсЯ.  Ћчень  скоро
стали привычны ласки, как домашнее удобство, как  некоторое  развлечение  от
скуки!.. ЌельзЯ же было каждый раз выбегать на двор и приглашать всю природу
торжествовать  событие,  которое  повторЯетсЯ  каждый  день!  ‘трасть  стала
скучной, комнатной, в ней не было уже восторга, а потому  всегда  в  глубине
души жила смутнаЯ, но остраЯ тоска... Њы, конечно, и любили, и  жалели  друг
друга, и вместе переживали и горе, и радости, но уже мы были друг длЯ  друга
два добрых друга, а не любовники; и оттого на каждую хорошенькую  женщину  Я
стал смотреть с грустью, точно сам зачем-то отказалсЯ от  вечного  праздника
страсти... ‚ероЯтно, то же чувствовала и она, потому что стала раздражатьсЯ,
ревновать и скучать... Ќам было скучно и неловко  друг  с  другом,  мы  были
рады, когда с нами был третий кто-нибудь, стали ссоритьсЯ  и  замучили  друг
друга вконец! Ќаконец мы  разошлись...  ќто  был  ужасно  тЯжелый  разрыв...
Џомню, первое времЯ, просыпаЯсь ночью, Я с леденЯщим ужасом чувствовал,  что
ее уже нет, что она где-то далеко, с другими, что никогда, никогда Я уже  не
буду принимать участиЯ в ее жизни! џ даже как-то не мог понЯть  этого:  если
такое громадное чувство исчезает из жизни, то что же  не  исчезнет,  что  же
тогда важно, что же настоЯщее?.. Ћднако через полгода Я уже видел, что и без
нее живу по-прежнему, так же спокойно сплю, ем, ухаживаю за женщинами... как
будто ее никогда и не было!.. Ђ потом Я совершенно  забыл!..  ’огда  Я  стал
переходить от  женщины  к  женщине,  ища  только  быстрой  смены  и  остроты
переживаний. ќто было Яркое времЯ. Ќесколько лет Я прожил так и  думал,  что
нашел то, что нужно. Ќо это был обман!.. џ вдруг заметил, что начинаетсЯ  та
же смутнаЯ, но невыносимаЯ тоска, то же ощущение пустоты и ненужности!.. Њне
стало просто скучно! џ  увидел,  что  подхожу  к  женщине  уже  без  всЯкого
восторга, без радости овладеваю, без  волнениЯ  оставлЯю...  ‘начала  каждаЯ
новаЯ встреча увлекала менЯ на месЯцы, потом на недели, потом на три днЯ  и,
наконец, - только до  момента  обладаниЯ!..  “  менЯ  даже  уже  не  хватало
терпениЯ и желаниЯ добиватьсЯ, менЯ раздражали сопротивление и проволочка...
џ не могу передать той злобы, котораЯ иногда охватывает  менЯ,  когда  самой
чистой, нежной девушке хочетсЯ как можно  грубее  и  циничнее  крикнуть:  да
ну... что там... все равно этим кончитсЯ!.. Њне все известно  до  мельчайших
подробностей, Я знаю наперед, как начнетсЯ и чем кончитсЯ с любой из женщин:
от десЯтков их Я слышал одни и те же слова, видел одни и те  же  ласки...  €
кроме скуки, тоски и отвращениЯ, у менЯ не осталось  ничего!..  џ  опустошил
свою душу, разменЯл чувство на мелочи...
     Њихайлов опЯть встал и заходил по комнате.
     - ‘кажите, доктор, какаЯ нечеловеческаЯ глупость или подлость  выдумала
сказку о любви?.. ‚се превосходно описывают любовь только до  того  момента,
когда влюбленные наконец соединЯютсЯ... Ќу, а дальше?.. „альше -  ”илимон  и
Ѓавкида, Ђфанасий €ванович и ЏульхериЯ €вановна, пеленки Ќаташи  ђостовой  с
желтым пЯтном вместо зеленого!.. Ђ с другой стороны - наслаждениЯ  свободной
страсти, которые, чем они разнообразнее, тем больше  сливаютсЯ  с  грЯзью  и
холодом публичного дома.
     Њихайлов близко подошел к доктору и, блестЯщими  глазами  глЯдЯ  ему  в
лицо, сказал:
     - Ќет, доктор, если  не  можешь  поверить,  если  не  можешь  жить  длЯ
чего-нибудь, во имЯ чего-нибудь, то жить нельзЯ совсем!.. ‘трасть  это  гоже
сказка, и наслаждениЯми нельзЯ заполнить душу свою!.. ЋстаетсЯ или  поверить
в какую-нибудь сумасшедшую идею, вроде Ќаумова, или, как Љраузе,  отказатьсЯ
от всего!.. Џомните, как он говорил о спичке?.. ‘транный он был!.. џ даже не
могу понЯть, умен он был или глуп?
     Њихайлов вдруг перебил себЯ с внезапным взрывом тоски:
     - ‘кажите, длЯ чего жить, доктор?
     - Ќе знаю...
     Ќо вы-то сами длЯ чего живете? - почти с ненавистью спросил Њихайлов.
     - џ? - с удивлением переспросил доктор. џ просто устал... Љак?
     - “стал. -  повторил  доктор  Ђрнольди,  и  в  пухлом  голосе  старого,
обрюзгшего человека послышалась в самом деле такаЯ  глубочайшаЯ,  до  самого
сердца проникшаЯ усталость, что Њихайлов вдруг сразу понЯл его.
     „а, это так... человек может устать до такой  степени,  что  будет  все
шагать и шагать вперед, даже не думаЯ об отдыхе, пока не свалитсЯ, чтобы  не
вставать более!..
     Њихайлов блестЯщими глазами смотрел на доктора, как бы стараЯсь  что-то
прочесть на его обрюзглом, ничего не выражающем лице.
     - ‚от... - сказал он и оборвалсЯ. ’ут вдруг неожиданно загудел самовар,
булькнул, просипел что-то и умолк.
     - ‘лушайте, доктор, - опЯть начал  Њихайлов,  как  бы  прислушиваЯсь  к
чему-то в глубине своей души, - вы устали, Я понимаю, но ведь Я не устал!  “
менЯ все рветсЯ и  дрожит  в  душе,  Я  бы,  кажетсЯ,  весь  мир  схватил  и
перевернул, а в то же времЯ Я не могу жить! ќто не фраза, доктор, Я, правда,
чувствую, что у менЯ нет почвы под ногами, что впереди нет ничего!.. Њне все
равно уже, что было вчера, что будет завтра! џ не могу жить, но и умереть не
могу! џ каждый день говорю себе, что довольно,  что,  умираЯ,  Я  ничего  не
потерЯю, о чем бы стоило жалеть... Ќо в то же времЯ, когда  Я  подумаю,  что
сегоднЯ в последний раз вижу вас,  вот  этот  стул,  солнце,  что  ли,  менЯ
охватывает такаЯ тоска, что Я в ужасе  закрываю  глаза  на  все  и  стараюсь
забыть даже, что смерть вообще существует!.. Њне никого не жаль, доктор, мне
совершенно все равно, что умерла ‹иза, что застрелилсЯ Љраузе, что на  войне
гибнут тысЯчи людей, что вчера кого-то повесили, но если у менЯ на глазах  у
кого-нибудь болЯт зубы, Я корчусь от боли вместе с  ним!..  ѓосподи,  как  Я
завидую  какому-нибудь  тупому  социал-демократу,  который  верит   в   свою
программу и твердо убежден, что он должен  жить  длЯ  того,  чтобы  в  сорок
втором столетии у всех в супе была  курица!..  џ  завидую  Ќаумову,  который
поверил в свою ненависть!.. “ менЯ же в душе ничего нет. Џонимаете - ничего!
џ даже и понЯть не могу, как могут люди верить во что бы то ни  стало!  €  Я
думаю, доктор...
     - —то? - как бы сквозь сон спросил доктор Ђрнольди.
     - џ думаю, что и никто не верит!.. Ќи во что не верит, ни в Ѓога, ни  в
черта, ни в человечество, ни в идеалы красоты и правды!  €  никто  не  любит
жизни, не любит ни природы, ни людей!.. ‚се  это  только  порождение  страха
перед концом, отчаЯннаЯ, безумнаЯ трусость: ведь иначе никакими красотами  и
истинами не соблазнить бы человека и на три  днЯ  жизни,  потому  что  жизнь
попросту неинтересна!.. € вот одни выдумывают какую-то другую жизнь,  другие
стараютсЯ жить за всех, третьи поют гимны жизни как факту, но все это только
от страха перед черной дырой, в сравнении с которой как  простое  стекло  на
черном бархате кажетсЯ  алмазом,  так  и  наше,  в  сущности,  нисколько  не
любопытное, весьма  даже  глупое  солнце  кажетсЯ  ослепительным  источником
света, красоты и прочее!.. Ђ Я... Я такой же трус,  как  и  все!..  —то  мне
наконец обманывать самого себЯ?
     Љто-то тЯжело взбежал на ступени крыльца и с размаху  ударил  в  дверь.
Њихайлов вздохнул и оборвалсЯ, доктор Ђрнольди поднЯл голову.
     - Љто там? -  крикнул  Њихайлов.  „верь  ударилась  в  стену,  и,  весь
забрызганный грЯзью, белоусый и бледный солдат вбежал в комнату.
     - „октор, пожалуйте скорейша... несчастье... их благородие зарезались!
     - Љто? - вскрикнул Њихайлов и вдруг узнал денщика  ’ренева.  -  ’ренев?
‡арезалсЯ? Љак?
     - Ѓритвой! - как помешанный ответил солдат. Њихайлов  дико  смотрел  на
него. „октор Ђрнольди торопливо натЯгивал пальто.

        XXV   

     ќтот день ’ренев начал так же, как сотни  дней  с  тех  пор,  как  стал
офицером и женилсЯ. ‚стал он  очень  рано,  один  напилсЯ  чаю  в  пустой  и
холодной столовой, оделсЯ и сейчас же уехал в канцелЯрию, где  между  прочим
ему сообщили о самоубийстве ђыскова, а оттуда в эскадрон.
     ‘тоЯ посреди двора, раздвинув ноги и курЯ  папиросу,  он  смотрел,  как
солдаты выводили лоснЯщихсЯ, пахнущих теплом и конюшней лошадей,  кричал  на
вахмистра, торговалсЯ с подрЯдчиком  и  только  иногда  чувствовал  какое-то
смутное беспокойство.
     ‘мерть ђыскова его не удивила: в сущности говорЯ, он до  того  презирал
всех этих чиновников, учителишек и других, не имеющих чести  носить  военный
мундир, что ему даже казалось очень естественным, что ђысков повесилсЯ: если
бы его самого обрекли на такое существование, он сделал бы то же самое,  как
ему  казалось.  ’ренев  привык  к  сытой,  высокомерной  и   веселой   жизни
офицерского круга, и ему всегда казалось странным, как это могут  жить  люди
вроде ђыскова,  обреченные  всю  жизнь  корпеть  над  какими-то  бумагами  в
каком-то казначействе.
     „ругое дело- самоубийство Љраузе!.. Ћно поразило  ’ренева  как  громом,
хотЯ он был простой кавалерийский офицер, чуждый "всем этим  философиЯм",  и
никаких выводов из этого не сделал.  Љогда  прошел  первый  ужас,  вызванный
страшным  концом  корнета,  ’ренев  только  пожалел  хорошего   товарища   и
решительно согласилсЯ с тем, что Љраузе был просто ненормальный человек.  Ћн
даже с некоторым самодовольством рассказывал, что первый заметил  странности
покойного корнета и будто бы тогда же увидел, что дело плохо.
     Ќо та несомненнаЯ, хотЯ и совершенно непонЯтнаЯ ему свЯзь, которую, как
и все, ’ренев почувствовал между самоубийствами  Љраузе  и  ђыскова,  что-то
неприЯтно жуткое шевельнуло в  нем.  ’ренев  вспомнил,  что  говорЯт,  будто
самоубийство  заразительно,  и  вдруг  ощутил   непонЯтный   страх.   ‘мутно
припомнились ему те минуты, когда во времЯ ссор с женой он сам хотел пустить
себе пулю в лоб, и представление о том, что такие моменты могут повторитьсЯ,
мелькнуло у него в душе с противным ощущением какой-то внутренней  слабости.
Ћн как бы почувствовал, что непрочно стоит на земле, и это было так скверно,
что  ’ренев  прервал  осмотр  лошадей,  распорЯдилсЯ,  чтобы  вахмистр   сам
договорилсЯ с подрЯдчиком, и поехал домой.
     Џо дороге его остановил тот самый сумрачный  штаб-ротмистр,  который  в
ночь смерти Љраузе говорил в клубе, что сам очень часто подумывает о том же.
€ почему-то эта встреча была ему  неприЯтна,  хотЯ  он  первый  заговорил  о
ђыскове.
     - Ќу да, - хмуро сказал штаб-ротмистр, многие  и  не  подозревают,  как
шатко стоЯт они в жизни и какого незначительного толчка иной раз достаточно,
чтобы все полетело вверх тормашками... ѓоворЯт, что не может быть, чтобы это
Ќаумов повлиЯл на Љраузе. Ђ Я уверен, что  да!..  ’ут,  знаете,  одно  слово
кстати сказать или чтобы револьвер в подходЯщую минуту на  глаза  попалсЯ...
самый развеселый человек застрелитсЯ и не заметит!
     ’ренев поехал дальше, и его самого поразило, как  болезненно  засела  в
мозгу эта фраза о случайно попавшемсЯ на глаза револьвере.  Ћна  всю  дорогу
вертелась в голове, и оттого еще Яснее стало ощущение какой-то  непрочности,
внутренней слабости и непонЯтной боЯзни самого себЯ.
     ‡а обедом он рассказал жене про ђыскова, но она, оказалось,  уже  знала
об этом и отнеслась к смерти казначейского чиновника совершенно  равнодушно.
ђазговор как-то не завЯзалсЯ, и ’ренев лег спать после обеда все  с  тем  же
неопределенно неприЯтным чувством в душе.
     ЏроснулсЯ он поздно, совершенно успокоившимсЯ  и  здоровым,  с  томным,
сладким ощущением своего выспавшегосЯ, отдохнувшего здорового тела.
     …ще лежа в постели, он услышал в столовой голоса и звон чайной  посуды.
’оненькаЯ полоска света падала из неплотно притворенной  двери  и  придавала
темной теплой спальне какой-то особенный уют.
     ’реневу не хотелось вставать. Ћн потЯгивалсЯ,  зевал,  каждым  мускулом
тела чувствуЯ мЯгкую, наводЯщую истому  постель.  ‚зрыв  хохота  в  столовой
встрЯхнул его. Ћн решительно  и  весело  вскочил,  оделсЯ,  умылсЯ  холодной
водой, причесалсЯ щеткой и, свежий,  немного  красный  от  умываниЯ  и  сна,
распространЯЯ запах одеколона от всего своего крепко сбитого тела,  вышел  в
столовую.
     †ена сидела за самоваром  и,  высоко  поднЯв  полную  обнаженную  руку,
наливала ему крепкий чай в большой,  его  собственный  стакан  в  серебрЯном
подстаканнике. Џо плеску воды в спальне она догадалась, что он  уже  встает.
‡а другим концом стола сидела хорошенькаЯ нарЯднаЯ дамочка,  жена  командира
пЯтого эскадрона, и что-то звонко и громко рассказывала.
     ‡а этой дамочкой, пользовавшейсЯ  довольно  легкой  репутацией,  ’ренев
немного  ухаживал.  Џоэтому  при  виде  ее  он  еще  больше  подбодрилсЯ   и
почувствовал себЯ ловким, блестЯщим офицером.  Ќа  лету  поцеловав  у  локтЯ
полную обнаженную руку жены, которую вместе с чайником она нарочно задержала
в воздухе, ’ренев дотронулсЯ усами до ручки гостьи и  сел  на  свое  обычное
место.  Ћн  был  решительно  в  превосходном  настроении  духа  и  с  особым
удовольствием подвинул к себе крепкий, страшно горЯчий, как он любил, чай.
     - Ђ ты знаешь, что случилось? - оживленно сказала жена.
     - —то?
     - ’ы ‹изу ’регулову знаешь?
     - Ќу, знаю... - в недоумении сказал ’ренев, глотнув чаю,  и  перед  ним
пронеслось хорошенькое личико  с  пушистыми  светлыми  волосами  и  наивными
серыми глазами.
     - Ћна утопилась! - захлебнувшись от  страшного  желаниЯ  ошеломить  его
новостью, торопливо закончила жена.
     ’ренев недоуменно обвел глазами  обеих  дам.  “  них  были  оживленные,
возбужденные лица, и обе они изо всех сил  смотрели  ему  в  рот,  чтобы  не
пропустить, какое  впечатление  произведет  на  него  это  известие.  ’ренев
невольно поставил стакан.
     - Ќо не может быть... Љогда? - машинально спросил он.
     - ‘егоднЯ, пока ты спал!
     -   Ђ   в   слободке   застрелилсЯ   какой-то   мещанин!   -   тем   же
радостно-оживленным тоном поторопилась прибавить гостьЯ.
     ’ренев растерЯнно пожал плечами.
     - —ерт знает что такое!..  ќто  уже  и  в  самом  деле...  Ќу,  а  тот,
художник, знает? - вспомнил он Њихайлова.
     - џ думаю!.. ‚есь город об этом говорит... Ђ ты знаешь, она оказалась в
интересном положении!
     ЋпЯть промелькнуло перед ’реневым то же  светловолосое  и  светлоглазое
личико.
     - ‚от беднаЯ девушка! - сказал он.
     - —его там - беднаЯ? - презрительно возразила жена, пожимаЯ плечами.  -
‘ама знала, на что шла!
     - Ќу, все-таки!
     - € чего они все  вешаютсЯ  на  шею  этому  Њихайлову,  не  понимаю!  -
заметила гостьЯ. - Њне он  совсем  не  нравитсЯ...  ’ерпеть  не  могу  таких
самоуверенных "красавцев"!..
     ’ренев вспомнил, что рассказывают, будто на полковом пикнике, года  два
тому назад, слегка пьЯнаЯ, она отдалась Њихайлову там же, в лесу, и  немного
сконфузилсЯ.
     - „а... Ќо все-таки жаль девушку!.. Ќи за что пропала!.. Ќу, Я понимаю.
ђысков... которому есть нечего было! Љраузе... из-за идеи!.. Ќо она?.. ’акаЯ
молоденькаЯ, хорошенькаЯ!
     ЌеприЯтнаЯ тень скользнула по лицу жены.
     - Ќу, да, - сказала она иронически, - мужчинам всегда жалко хорошеньких
женщин!
     ’ренев понЯл, что она ревнует к тому, что другаЯ, хотЯ  бы  и  мертваЯ,
может казатьсЯ ему хорошенькой, и поморщилсЯ.
     - Џри чем тут - мужчины?.. Џросто по-человечески жаль!
     - Ќу  да,  конечно  же!  -  не  скрываЯ  вызывающей  иронии,  притворно
согласилась жена.
     ѓостьЯ лукаво посмотрела на ’ренева. …й очень хотелось "закрутить с ним
роман", и она всегда подпускала ему шпильки,  что  он  боитсЯ  жены.  ’ренев
разгорЯчилсЯ.
     - Ќет, в самом деле жаль! - недовольно сказал он.
     Ќу да... Я ведь то же самое говорю! опЯть, еще насмешливее, согласилась
жена.
     ’ренев даже покраснел немного и постаралсЯ переменить разговор.
     - ќто что-то ужасное! ЏрЯмо - эпидемиЯ какаЯ-то!.. ‚ газетах пишут, что
теперь везде самоубийства... Џо-моему, надо бы принЯть какие-нибудь меры!..
     - Ђ вы знаете, - оживлЯЯсь, перебила гостьЯ, -  говорЯт,  будто  Ќаумов
основал клуб самоубийц и еще восемнадцать  человек  должны  застрелитьсЯ,  и
только тогда все это кончитсЯ!.. —то, он интересный, этот Ќаумов?
     - Љак человек или как  мужчина?  -  мгновенно  впадаЯ  в  игривый  тон,
спросил ’ренев.
     „амочка звонко  захохотала,  закинув  хорошенькую  порочную  головку  и
показав ’реневу пухлую, точно ниточкой перевЯзанную, шейку.
     - Ќу, и как мужчина!
     - Ќ-не очень!.. Ќо он чрезвычайно умный человек! -  делаЯ  значительное
лицо, сказал ’ренев.
     - џ  непременно  с  ним  роман  заведу!  -  хохотала  дамочка.  -  Љлуб
самоубийц! ќто интересно!.. Ћн, верно, страшный?
     - ’о есть страстный вы хотите спросить? - двусмысленным тоном  подшутил
’ренев.
     „амочка лукаво погрозила ему пальцем и притворно надула губки.
     - Ќу, ну, ну!..
     ’ренев вдруг  спохватилсЯ,  что  слишком  разошелсЯ  при  жене,  сделал
серьезное лицо и сказал:
     - Ќо, кроме шуток... несомненно, что Ќаумов тут сильно  замешан.  Љлуба
самоубийц, конечно, никакого нет, это глупости, а что влиЯние его на  Љраузе
не...
     - Ђ говорЯт, что и вы в этом клубе участвуете! - засмеЯлась гостьЯ.
     - ѓлупости!..
     - Ћн больше в попойках участвует! - заметила жена,  которую  раздражали
кокетство гостьи и заигрываниЯ мужа.
     ’ренева покоробило, но он постаралсЯ засмеЯтьсЯ.
     - Ћтчего в хорошей компании и не выпить!
     - Ћчень хорошаЯ компаниЯ! - иронически заметила жена.
     - Ќет, отчего  же!..  ‹юди  любопытные...  Ђрбузов  -  широкаЯ  натура.
Њихайлов все-таки человек талантливый!.. —иж - студент... Ќаумов...  Ќет,  с
ними интересно!
     - „а, - махнула рукой жена, - у вас с кем бы ни  пить,  все  интересные
будут... в особенности после десЯтой рюмки!.. Ђ Ќаумов твой просто мерзавец,
по-моему, и больше ничего!
     - Џочему мерзавец?
     - Џотому, что если проповедовать такие  вещи,  так  надо  прежде  всего
самому застрелитьсЯ, а не других толкать!
     ’ренев смешалсЯ: ему самому казалось так, но все-таки он заспорил.
     - ‘траннаЯ ты, ЉатЯ! …сли человеку пришла в голову какаЯ-нибудь  мысль,
так он должен...
     - џ думаю! Ђ иначе нечего и говорить!.. ќто подло!..  Ќебось  Љраузе-то
застрелилсЯ, а он себе живет как ни в чем не бывало! Ћчень жаль, что Я с ним
не знакома, а то бы ему прЯмо в глаза сказала... Џодло!
     -  ‘транное  дело!  ‚едь  он  же  не  говорит  прЯмо,  что  все  должны
стрелЯтьсЯ? ќто уж дело каждого!.. Ћн говорит о жизни вообще,  а  что  жизнь
бессмыслица, так это и Я с ним совершенно согласен!
     - „авно ли? - насмешливо спросила жена, раздражаЯсь все больше  и  сама
не знаЯ почему.
     - ‚сегда был согласен!.. „а и нельзЯ не согласитьсЯ, если  как  следует
вдумаешьсЯ... ‘тоит только оглЯнутьсЯ на свою собственную жизнь: ну,  что  в
самом деле?.. ‚ечно одно и то же... ученьЯ, производства, солдаты... изо днЯ
в день!...
     - Ќе все же  у  вас  солдаты!  -  засмеЯлась  гостьЯ,  с  удовольствием
прислушиваЯсь к раздражению, все сильнее звучавшему в споре  супругов.  -  “
вас жена, ребенок...
     - Ќу, что ж-жена и ребенок! - в увлечении спора возразил  ’ренев,  хотЯ
не мог себе представить жизни без них. € в  эту  минуту  ему  в  самом  деле
показалось, что это вовсе не интересно и не важно.  -  ЌельзЯ  же  наполнить
жизнь только детьми и женами!..
     - Ћ, конечно! - с ненавистью вставила жена.
     ’ренев спохватилсЯ.
     - џ не в буквальном смысле говорю... а вообще... †ивут только длЯ того,
чтобы умереть, а если так, то зачем же и жить?
     - Ќу, и не живи! уже совсем несдержанно ответила жена.
     Љаждое слово жгло ее: всю жизнь она отдала ему, никогда не  жаловалась,
а он!
     - Ќу-у, ЉатЯ, - растерЯвшись, протЯнул ’ренев, - так нельзЯ спорить!
     - Ќу, и не спорь, пожалуйста!
     - ’ы как будто обиделась? - принужденно улыбнулсЯ ’ренев.
     - Ќа тебЯ? - сквозь зубы спросила жена, и глаза ее взглЯнули на него  с
мучительной ненавистью.
     ѓостьЯ увидела, что начинаетсЯ настоЯщаЯ ссора, и стала прощатьсЯ.
     - ‚ы такие страшные вещи говорите, - сказала она на прощанье ’реневу, -
что Я вас тоже буду теперь боЯтьсЯ.
     - € роман со мной тоже заведете?  -  мучительно  обеспокоенный  ссорой,
неизбежность которой уже чувствовал, спросил ’ренев, изо всех  сил  стараЯсь
казатьсЯ спокойным и игривым, как прежде.
     „амочка невольно взглЯнула на его жену. Ћна сейчас  же  спохватилась  и
рассмеЯлась, погрозив ему пальцем, но  ’ренев  уже  увидел,  как  сжалось  и
побледнело лицо жены, понЯвшей взглЯд гостьи.
     Џока  гостьЯ  одевалась  в  передней,  дамы  перекидывались   какими-то
шуточками, говорили о какой-то юбке и выкройках, но ’ренев даже и не  слышал
уже ничего. ‘ухой, мстительный взглЯд жены, которым она, точно  и  не  видЯ,
провела по его  лицу,  сказал  ему,  что  ссора  уже  началась  и  ничем  не
остановить ее...
     "ЋпЯть! - с тоской подумал он. - Ќо что же Я  сказал  такого?  ѓосподи,
когда же это кончитсЯ?"
     Ћн попробовал, будто ничего не случилось, пошутить над страстью жены  к
нарЯдам,  но  она  притворилас