аза  и  опЯть  искривил  губы  в  скупое
подобие улыбки.
     - ’ебе, вероЯтно, уже из газет известно, что завод стоит вторую неделю?
’ребованиЯ тебе, должно быть, тоже известны?
     - „а, знаю... - коротко ответил Њижуев.
     - €?..
     ‘тепан €ваныч устремил на брата испытующие, холодные  глаза,  и  Њижуев
невольно подумал, что это не брат, а компаньон по  фирме.  …му  не  хотелось
говорить о том, о чем давно и  много  было  говорено  без  всЯкой  пользы  и
пониманиЯ. Ќо ‘тепан €ваныч ждал, и Њижуев с трудом ответил:
     - —то ж. џ нахожу их во многом справедливыми...
     Ћн  невольно  мигнул  и  отвел  глаза,  потому  что  почувствовал,  как
враждебно  насторожилсЯ  ‘тепан  €ваныч.  Ћн  продолжал  смотреть  на  брата
испытующе и молчал долго,  как  будто  делаЯ  над  собой  какое-то  досадное
усилие.
     - „а?.. Џрекрасно... Ђ скажи, пожалуйста, представлЯетсЯ ли  тебе,  что
при современном положении рынка эти требованиЯ длЯ нас разорительны?..
     - џ не говорю об этом... - с усилием выговорил Њижуев. - џ  признаю  их
справедливость, и только, а выгодны они или невыгодны длЯ нас -  это  другое
дело.
     - „а... - сухо возразил ‘тепан €ваныч. - Ќо мне кажетсЯ, что именно  об
этом и надо прежде всего подумать.
     Њижуев вздохнул, как будто  на  него  навалилась  до  смерти  надоевшаЯ
тЯжесть, но сдержалсЯ и нарочито уступчивым голосом сказал:
     - „а, конечно... Њне только кажетсЯ, что и вопрос о  справедливости  не
лишний. —то-нибудь одно: или требованиЯ их несправедливы и тогда о них можно
говорить только как о борьбе... или они справедливы, и тогда  надо  подумать
об их удовлетворении.
     Ћн старалсЯ говорить спокойно и даже нарочно хотел не возбуждать спора,
но, пока говорил, вдруг почувствовал знакомое, тЯжкое раздражение. Ћн видел,
как и всегда, что одни  слова  его  брат  слышит,  а  те,  которыми  он  сам
волнуетсЯ, скользЯт мимо его ушей, как что-то  совсем  ненужное,  скучное  и
неразумное.
     ‘тепан €ваныч некоторое времЯ молчал и продолжал  в  упор  смотреть  на
него  холодным,  чужим  взглЯдом.  Џотом  вздохнул,  отвел  глаза,  постучал
пальцами о край стола и сказал с вынужденным видом:
     - Ќу, ладно... Џотом поговорим... ’ы, верно, устал с дороги. ‡автракал?
     - Ќет еще.
     - Ќу, так пойдем наверх, - сказал ‘тепан €ваныч  и  тЯжело  поднЯлсЯ  с
места.
     Љвартиру он занимал небольшую, и  странно  было  думать,  что  во  всем
громадном и роскошном доме только один уголок принадлежит ему,  его  отдыху,
сну, его глазам и его телу. ’ам,  вверху,  внизу,  по  бокам,  как  пчелы  в
Ячейках громадного ульЯ, жили и копошились чужие, незнакомые  люди,  платили
деньги, и многие не знали даже, каков из себЯ он, ‘тепан  €ваныч  Њижуев.  €
даже есть ли он или это только отвлеченный символ.
     ‘толоваЯ холодно блестела лакированным дубом и от белой скатерти, белой
посуды и белого света из окон казалась ледЯной и мертвой.
     - Ќу, как съездил?.. - спросил ‘тепан €ваныч, усиленно кривЯ сухие губы
и стараЯсь смотреть ласково, как ему и хотелось. Ћн  любил  брата  и  жалел,
считаЯ больным и фантазером.
     - Ќедурно...
     - ѓде же твоЯ ЊариЯ ‘ергеевна?.. - улыбнулсЯ ‘тепан €ваныч, не глЯдЯ  в
лицо Њижуеву.
     - Ћсталась там... пока... - проговорил Њижуев, и  вдруг  что-то  больно
кольнуло в его сердце. Џредставилась где-то  там,  далеко-далеко,  маленькаЯ
покинутаЯ женщина, которую он любил, котораЯ любила его  и  почему-то  вдруг
оторвалась от его жизни навсегда; стала чужой, будто никогда они  не  любили
друг друга, не ласкали, не грели и не радовали больше всего на свете.
     € уже теперь не мог понЯть Њижуев, почему так случилось. ‚се, что тогда
казалось ужасным и невыносимым, теперь было мелко  и  выдуманно,  рисовалось
каким-то мутным, нелепым пЯтном, а между тем Њижуев чувствовал, что иначе не
могло быть. Љак всегда, он встрЯхнулсЯ и, стараЯсь  не  замечать  того,  что
ныло в сердце, стал рассказывать о юге и расспрашивать о Њоскве.
     ЃратьЯ  сидели  друг  против  друга,  тЯжелые  и  громадные,  казалось,
давившие пол и все, что копошилось  под  ним,  страшной  тЯжестью.  •олодный
белый свет Ярко блестел на паркете и на эмали посуды; желтело,  как  золото,
вино и, казалось, что среди серого мокрого днЯ в нем одном сверкает  веселое
солнце.
     ‘тало теплее, и легче заговорилось. Њижуев скрестил руки на скатерти, а
‘тепан €ваныч откинулсЯ назад и рассказывал:
     - ’ут у менЯ случилась маленькаЯ неприЯтнаЯ историЯ, а  так  как  ты  в
этих делах опытнее менЯ, - ‘тепан €ваныч неловко улыбнулсЯ, - то Я  и  хотел
посоветоватьсЯ с тобой.
     Њижуев с любопытством поглЯдел на него.
     - ‚идишь ли, к нам поступила кассиршей одна барышнЯ,  очень  молодаЯ  и
хорошенькаЯ... „а ты ее увидишь, потому что Я хотел попросить тебЯ  съездить
к ней.
     ‘тепан €ваныч закурил сигару и, сморщив свои мешки, щурилсЯ сквозь дым.
…му, видимо, было неловко, и чувствовал он себЯ смешным.
     Њижуев действительно глЯдел на него с веселым изумлением. ЊолоденькаЯ и
хорошенькаЯ девушка, не кокотка, не певичка, так  не  вЯзалась  со  ‘тепаном
€ванычем, что казалось, будто он шутит.
     - ‚ чем дело? - спросил  Њижуев,  стараЯсь  не  показать  брату  своего
удивлениЯ.
     - „а, в чем дело... ‘ошелсЯ с ней. вот и все!.. - с  усилием  выговорил
‘тепан €ваныч.
     - Ќу, так что ж?
     - Љак тебе сказать?.. ’ы знаешь, что Я всю жизнь работал и романами  не
занималсЯ... Ќо не могу не признать, что эта  девушка  внесла  в  мою  жизнь
нечто новое.
     ЊаленькаЯ, хорошенькаЯ девушка с таким чистым и мЯгким подбородком, что
невольно хотелось дотронутьсЯ и  почувствовать  теплоту  его,  представилась
Њижуеву. Ћна,  должно  быть,  звонко  смеЯлась,  радостно  и  самоотверженно
отдавалась всем своим молодым телом и не замечала,  что  у  ‘тепана  €ваныча
полысевший череп, сухое лицо и деловаЯ,  одноцветнаЯ  душа.  Ђ  может  быть,
замечала и старалась согреть и развеселить его, передать ему  свое  молодое,
веселое счастье.
     - Ћна, должно быть, искренне привЯзалась ко  мне,  -  продолжал  ‘тепан
€ваныч, все так же щурЯ глаза за облаками синего дыма. - €  конечно,  сейчас
же начала менЯ переделывать в социал-демократа...
     ‘тепан €ваныч деланно засмеЯлсЯ, но что-то нежное дрогнуло в его  сухом
смехе.
     - •м!.. - невольно усмехнулсЯ Њижуев, и ему стало жаль  этой  маленькой
наивной женщины.
     - Ќу, это все бы ничего... Ќо дело в том, что она... как это...  ну,  в
инте... забеременела...
     - Ђ! - сказал Њижуев, и глаза у него стали мЯгки и жалостливы.
     - € чем дальше, тем больше Я чувствую, что она занимает  в  моей  жизни
место, с которым приходитсЯ считатьсЯ... џ начинаю боЯтьсЯ  спорить  с  ней,
начинаю уступать, она мешаетсЯ в дела, сердитсЯ,  требует...  Ћдним  словом,
это пора прекратить!.. - вдруг перебил себЯ  ‘тепан  €ваныч,  и  глаза  его,
начавшие было оживать, стали вновь холодными и тусклыми.
     - Ћтчего же прекратить?.. - осторожно и мЯгко спросил Њижуев. -Ћна тебе
надоела?..
     - Ќет, какое надоела! -  дернувшись  лицом,  в  мгновенном  и  странном
выражении возразил ‘тепан €ваныч. - Ќапротив,  Я  чувствую,  что  мне  будет
скучновато без нее...
     Ћн неожиданно замолчал на этой сухой и скупой фразе, но Њижуев с теплым
чувством услыхал за ней много больше и глубже.
     - ’ак в чем же дело?.. Ќу и живи с ней по-прежнему.
     - Љ сожалению, она не из такого сорта... Ћна Џотребует или признаниЯ ее
перед всеми открыто, или... Ќо содержанкой такие не бывают...
     - Ќу и признай, даже женись... Њожет, будешь счастлив!..
     Њижуев опЯть невольно усмехнулсЯ.
     Ќо на этот  раз  на  лице  ‘тепана  €ваныча  не  мелькнуло  симпатичное
смущенное выражение. Ћно осталось деловым и холодным.
     Ђ Њижуев уже представил себе маленькую милую  женщину,  чистую  молодую
мать, от которой и от ребенка ее входит в душу что-то, похожее на  солнце  и
голубое радостное небо. ”игура ‘тепана  €ваныча,  новаЯ,  живаЯ  и  простаЯ,
согретаЯ этим солнцем, смутно нарисовалась ему. Ќо все сейчас же и пропало.
     - …сли бы Я и женилсЯ, то уже наверное не  на  такой  женщине,  котораЯ
садитсЯ на письменный стол, делает тебе колпак из деловых бумаг и плачет,  и
смеетсЯ в одно и то же времЯ...
     Њижуев представил себе брата в бумажном  колпаке  и  засмеЯлсЯ.  ‘тепан
€ваныч неловко скривилсЯ и слегка отвернулсЯ.
     - ’ебе смешно, - сказал он, - а мне, право,  не  смешно...  џ  не  могу
простить себе такой глупости. Ќе надо было доводить до этого. Ђ  теперь  вот
приходитсЯ просить тебЯ, чтобы ты поехал объЯснитьсЯ с нею... Њожешь?..
     Њижуев коротко и грустно пожал плечами. …му вдруг  стало  страшно  жаль
брата, жаль золотого счастьЯ, которое каким-то чудом пришло  к  его  мертвой
твердой душе и которое он сам хотел оттолкнуть.
     "„лЯ чего? - спросил себЯ Њижуев. - —тобы опЯть сидеть у себЯ в конторе
над счетами и векселЯми?.. †ить  долго  и  скучно?..  Ѓог  знает  длЯ  чего,
зачем!.."
     - џ могу, конечно... - сказал он, - но зачем?.. Ѓыть может,  это  можно
как-нибудь иначе устроить?.. ђазве это необходимо?.. Ђ может быть...
     ЉороткаЯ страннаЯ судорога пробежала по желтому лицу ‘тепана €ваныча, и
Њижуев вдруг понЯл, какаЯ бесплоднаЯ и мучительнаЯ борьба уже была в нем.  и
почувствовал, что она бесполезна,  как  бесполезна  борьба  жизни  в  трупе.
•олодное и тоскливое ощущение пустоты и бессилиЯ охватило его.
     - € притом, - вдруг с трудом заговорил  ‘тепан  €ваныч,  -  неужели  ты
думаешь, что Я  не  понимаю,  что  будь  Я  не  миллионер,  не  забавлЯй  ее
возможность переделать  душу  миллионера  и  тому  подобное,  она  могла  бы
полюбить менЯ?.. ЉажетсЯ, длЯ  чего-чего,  а  длЯ  этого  занЯтиЯ  Я  совсем
неподходЯщий объект!
     ‘тепан €ваныч опЯть усмехнулсЯ, и по этой повторЯющейсЯ  кривой  улыбке
Њижуев увидел, что брата мучает и нестерпимо унижает этот разговор.
     - Џочему же непременно - миллионер! - с трудом проговорил он.
     - Ќу, это понЯтно... - не глЯдЯ ответил ‘тепан €ваныч.
     €, помолчав, прибавил:
     - Џоговорим о другом.
     —то-то больное пробудилось в душе Њижуева, и стараЯ мысль шевельнулась,
точно  обрадованнаЯ  змеЯ.  Ћбраз  маленькой  светлой  женщины  потускнел  и
расплылсЯ. Њижуев тЯжело вздохнул, и глаза его взглЯнули так углубленно, как
бывает у людей, обреченных на смерть.

        XIII 

     Љогда Њижуев поехал к Ќиколаеву, был уже вечер и  выпал  первый  ранний
снег, местами размокший в воде, местами,  больше  у  заборов  и  в  скверах,
удержавшийсЯ белыми нежными пЯтнами. ‘нег и вода, мешаЯсь, казались  Ярче  и
моложе; и вода чернее, и снег белее. Ћт этого и оттого, что  пахло  каким-то
молодым свежим холодком, и оттого,  что  во  всех,  уже  невидимых,  церквах
звонили ко всенощной, и  казалось,  что  всЯ  Њосква  гудит  и  поет  медным
многозвучным голосом,  -  ощущение  здоровьЯ  и  бодрости  радостной  волной
прихлынуло в утомленную долгим разговором с братом голову Њижуева.
     ЋтчаЯнные рысаки несли его вдоль черных с  белыми  берегами  прудов,  в
которых играли отражающиесЯ золотые огоньки, по улицам, в колокольном  гуде,
среди непрерывно текущей с обеих сторон, теперь как будто другой, оживленной
и  веселой  толпы.  €  сердце  Њижуева  расширЯлось  радостным  нетерпеливым
ожиданием.
     Ћн уже видел перед  собою  Ќиколаева,  с  его  широкоплечей  энергичной
фигурой, молоденьким задушевным  голосом  и  буйными  вихрами  русых  волос.
Џредчувствовалась радость встречи, оживленные  вопросы  и  ответы,  а  потом
задушевный,  "настоЯщий"  разговор,  в  котором,   наконец,   выскажетсЯ   и
растопитсЯ многое тЯжелое и больное. Њижуев даже  смотреть  стал  веселее  и
почувствовал себЯ таким большим и сильным, каким давно уже не бывал.
     ЌеприЯтно поразило его только то, что  в  передней  квартиры  Ќиколаева
висели пальто и шлЯпы, а за дверьми в зал слышалсЯ нарЯдно-красивый  женский
голос, с блеском певший оперную арию. ‡венел и сверкал  роЯль,  а  из  щелей
двери  тЯнуло  пахучим  сигарным  дымом  и  женскими  духами.  Њижуев   даже
остановилсЯ. Ћн как-то совсем выпустил из виду, что теперь Ќиколаева  трудно
застать одного, а следовательно, может быть, и не будет ни той  встречи,  ни
тех разговоров, ожидание которых наполнЯло его душу радостным волнением.  Ќо
в это времЯ  дверь  порывисто  распахнулась,  и,  крупно  шагаЯ,  веселый  и
открытый,  в  синей  рубахе  и  шароварах,  похожий  на  удалого   волжского
ушкуйника, вошел Ќиколаев.
     - ”едЯ!.. Ђ!..  ‡дравствуй,  голубчик!..  ѓде  ж  ты  пропадал  столько
времени?.. - закричал он чуть не на весь дом, крепко хватаЯ его за  руку.  -
’ы что ж это такой желтый?
     Ћни поцеловались, и Њижуев поцеловал эти крепкие добрые  губы  с  таким
трогательным удовольствием, с каким никогда не целовал женщин.
     - Ђ ты все тот же! - влюбленно глЯдЯ, сказал он. Љогда  они  входили  в
зал, Њижуев тихо спросил:
     - “ тебЯ много народу?.. •отелось бы поболтать, чтоб никто не мешал...
     - Ќаплевать!.. - бесшабашно ответил Ќиколаев. - Ќе обращай  вниманиЯ...
€х теперь ко мне всегда чертова тьма лезет. џ привык уже... Ќичего, брат, не
поделаешь: знаменитостью стал.
     - Ќу, Я слава Ѓогу! - с громадным удовольствием  сказал  Њижуев,  нежно
глЯдЯ на него с высоты своего массивного тела, рЯдом с которым  широкоплечий
Ќиколаев казалсЯ изЯщным.
     Њижуев вошел в зал,  взволнованный  до  глубины  души  близостью  этого
доброго, веселого, размашистого человека, который  если  любил  его,  то  уж
действительно за самого него.
     Ћт роЯлЯ навстречу им  пошла  высокаЯ  и  гибкаЯ,  как  красиваЯ  змеЯ,
женщина в черном платье и с серыми кокетливыми глазами актрисы.
     - ‚от, ‹идиЯ, - громко и  весело  объЯвил  Ќиколаев,  -  это  тебе  мой
Њижуев!.. ‘мотри, какой здоровенный миллионер!
     Њижуев засмеЯлсЯ, засмеЯлась  и  красиваЯ  женщина  с  серыми  глазами.
‡асмеЯлись и ее глаза, но их смех не понравилсЯ Њижуеву.
     - Ђх, очень рада!.. - сказала она звучным голосом  певицы  и  протЯнула
белую пышную руку, открытую до локтЯ.
     Џотом представила его своим гостЯм. €х было много,  но  все  показались
Њижуеву на одно лицо: чересчур приЯзненное, с осклабленными зубами и скрытым
любопытством  в  глазах.  ќто  было  то  самое  лицо,  которое   всю   жизнь
преследовало Њижуева и которое он ненавидел. Ќо  на  этот  раз  он  был  так
радостно взволнован встречей с Ќиколаевым, что не обратил  на  них  никакого
вниманиЯ.
     - Ќу, господа! - сказал Ќиколаев, останавливаЯсь посреди зала. - ‚ы тут
себе пойте, кричите, танцуйте, что хотите... а мы с ним пойдем  потолкуем!..
‹идиЯ, можно?
     - Ђх, Ѓоже мой, конечно! - вычурно-красиво поднЯла обе руки  женщина  с
серыми глазами. - €дите, идите, Я пришлю вам чай.
     ‚ кабинете Ќиколаева Њижуев сел на широкий турецкий  диван  и  радостно
обвел глазами комнату. Ћна была все та  же:  те  же  книги,  бумаги,  кучами
наваленные везде, - на полу, в шкафах, на столе, которого  совсем  не  видно
было за ними. € ничего, кроме  кожаного  дивана,  не  говорило  о  комфорте,
уместном в кабинете знаменитого писателЯ.  Њижуев  вспомнил,  что  такой  же
беспорЯдок и хлам был и в комнате никому не известного  студента  Ќиколаева.
„а и сам он осталсЯ таким же, только чуть-чуть пополнел.
     ђазговор началсЯ так просто и сразу интересно,  как  все,  что  начинал
Ќиколаев. € когда через пЯть минут Њижуев сидел на диване и  ласково  следил
за шагавшим по комнате Ќиколаевым, тому было известно все: и разрыв с Њарией
‘ергеевной, и столкновение  с  братом,  и  путешествиЯ  за  границей,  с  ее
отелЯми, театрами и музеЯми, и  та  тупаЯ  мертваЯ  тоска,  которою  страдал
Њижуев уже так давно.
     - џ не понимаю тебЯ,  -  сердито  и  в  то  же  времЯ  любовно  говорил
Ќиколаев, размашисто шагаЯ из угла в угол, - то же самое  переживаю  и  Я...
Џрошло то времЯ, когда люди шли ко мне так просто, потому что  им  нравилось
то,  что  Я  говорил  и  делал.  ’еперь  всЯкий,  кто   ко   мне   подходит,
преисполнЯетсЯ уважением к знаменитому  писателю!  €,  пожалуй,  иногда  это
приЯтно. Ќо, во-первых, это закон человеческой природы: человек  по  природе
раб, а во-вторых, всегда найдутсЯ люди, которые подойдут прЯмо,  с  открытой
душой.
     - “ тебЯ - дело другое... -  немного  грустно  возразил  Њижуев.  -  ’ы
знаменитый, но ты прежде всего - писатель, то есть человек, который  покорил
людей и тЯнет их к себе силой своей собственной души. …сли бы Я знал, что на
ђуси столько молодых людей и молоденьких девушек, которые за  счастье  сочли
бы не то что поговорить, а просто посмотреть на менЯ, мне казалось бы, что Я
весь подхвачен их молодой волной, и был бы. пожалуй, прЯмо-таки счастлив.
     - ‡ато есть много людей, которым ты помогаешь...
     - ќто не то... - с грустной улыбкой покачал тЯжелой головой Њижуев. - џ
ведь не сам творю эти деньги, в конце концов, это их же деньги,  и  Я  знаю,
что те, кому Я даю мало, - ненавидЯт менЯ, те, кому даю много,  -  сердЯтсЯ,
что не больше, и все с тайной враждой смотрЯт на все  хорошее,  что  Я  могу
получить сам через свои деньги. €м кажетсЯ, что Я краду, трачу их добро,  их
счастье...
     ’рагическаЯ нотка прозвучала в  голосе  Њижуева.  Ќиколаев  остановилсЯ
посреди кабинета и задумалсЯ. ‹ицо его стало серьезно и углубленно.
     - ќто, пожалуй, правда, а все-таки ты не прав! - встрЯхнул он волосами,
точно нашел то, что чуть было не потерЯл.
     € он стал напоминать Њижуеву о том, что он мог бы свои  богатства,  так
или иначе уже попавшие ему в руки, крепко зажать в кулак. Џрав или  не  прав
миллионер, скоплЯющий у себЯ труд массы, но миллионеры существуют, и люди не
убивают их, напротив, даже подчинЯютсЯ им, и во  власти  каждого  миллионера
сделать со своими миллионами  и  величайшее  зло,  и  благо.  Њижуев  избрал
последнее, и это не могут не понимать сознательные люди.
     Ќиколаев  страшно  оживилсЯ,  заблестел  глазами,  улыбаЯсь  широко   и
радостно. Њижуев сидел  на  диване,  влажными  глазами  смотрел  на  него  и
чувствовал, как что-то теплое вырастает в нем, а впереди светает надежда  на
иной, светлый день. Ћн потерЯл свой всегдашний, напрЯженно-нездоровый вид  и
стал такой добродушный, немного забавный, как добрый медведь.
     -- “ тебЯ в руках почти десЯть тысЯч рабочих, - с  Ярким  чувством,  от
которого, видимо, загоралась всЯ  душа  его,  говорил  Ќиколаев,  машинально
стараЯсь  заглушить  голосом  звуки  роЯлЯ  и  бурных  колоратур  блестЯщего
женского сопрано, долетавших из зала.
     - “ них хозЯин не один: твой брат владеет ими так же, как и ты.  Ћтчего
же он не делает того же, что и ты... или отчего ты не делаешь того, что  он?
‚едь каждую копейку, которую ты отдаешь рабочим, ты  отдаешь  добровольно...
‡аставить тебЯ никто не может! € ты думаешь, что рабочий этого  не  знает!..
Ћни знают больше, чем мы с тобой!..
     Њижуев наивно и доверчиво смотрел ему в лицо.
     - ’ы знаешь, когда прошла весть о твоем самоубийстве, рабочие не хотели
верить этому... Њне самому один старый рабочий со слезами говорил: "ќто быть
не может... такой человек  на  себЯ  руки  не  наложит.  ќто  он  от  врагов
скрываетсЯ, а времЯ  придет,  он  объЯвитсЯ  и  покажет  себЯ!.."  ‚от!..  -
невольно вскрикнул Ќиколаев и блеснул глазами в таком восторге, точно увидел
перед собой великое и свЯтое дело.
     Њижуев почувствовал, как задрожали у него руки и  ноги  от  глубочайшей
радости и почти непереносимого подъема.
     Џеред ним вдруг показались необозримые толпы этих  черных,  замученных,
голодных рабочих, и он увидел море их глаз, доверчиво и открыто глЯдЯщих  на
него. “видел самого себЯ, не такого тЯжелого и мрачного человека, каким был,
а бодрого, деЯтельного, смело и твердо идущего к своей цели.
     ‘кользнула остраЯ, как иголка, мысль о личной погибшей  жизни,  но  она
потонула в Ярком наплыве могучего чувства.
     - Ђх, брат... - дрогнувшим голосом сказал он. -  Ќедаром  Я  так  долго
думал о тебе и так ждал этой встречи!..
     Ќиколаев, все еще блестЯ глазами и как будто  прислушиваЯсь  к  чему-то
внутри себЯ, блаженно и весело улыбнулсЯ.
     Ћни долго молчали, каждый полный своими большими думами.  Ђ  за  дверью
гремел и разливалсЯ могучий блестЯщий голос.  Љазалось,  это  и  не  женщина
пела.
     ‡а  ужином  в  светлой  и  шикарной  столовой  за  столом,  уставленным
блестЯщими бутылками и живыми цветами,  Њижуев  и  Ќиколаев  были  веселы  и
оживлены, как никогда. ‚се остальные сидели молча и благоговейно слушали их.
     Ќиколаев начал рассказывать Њижуеву о своей идее нового Яркого журнала,
в котором хотел соединить все лучшие молодые силы. Ћн предложил Њижуеву дать
денег на это дело, и Њижуев радостно согласилсЯ.
     …му все казалось теперь прекрасным, добрым  и  живым.  ‚се  наполнЯл  и
оживлЯл Ќиколаев, и Њижуев не спускал с него глаз.
     †ена Ќиколаева, знаменитаЯ певица, женщина с  серыми  глазами  актрисы,
ухаживала за ними обоими и вилась вокруг Ќиколаева,  как  будто  обволакиваЯ
его лаской, заботами и красотой своей.
     "Ђ она искренне любит его, кажетсЯ! - подумал Њижуев,  чувствуЯ  уже  к
ней теплое дружеское влечение. Љакими людьми он умеет окружать себЯ.  Ќе  то
что Я!" - с горькой  внутренней  усмешкой  вздохнул  он.  -  Ђ  что,  ‘ергей
Џетрович, - обратилсЯ к Ќиколаеву  господин  с  угодливым  влажным  взглЯдом
еврейских глаз, - думаете ли вы обратитьсЯ  с  приглашением  и  вашу  "†ивую
мысль" к —етыреву?
     - ’ам видно будет, - ответил Ќиколаев мельком, и по лицу его скользнула
неприЯтнаЯ тень.
     € Њижуев заметил, что после этого наступила минутнаЯ тишина, а по серым
глазам женщины в черном платье,  своими  белыми  руками  раздававшей  блюдо,
промелькнуло враждебное острое выражение.
     "Ќеужели он боитсЯ —етырева?" - со страшным изумлением подумал Њижуев.
     Ћн знал, что —етырева многие считают выше Ќиколаева, но никогда не  мог
бы допустить мысли, что длЯ Ќиколаева это может иметь  какое-либо  значение.
…му мучительна была мысль о зависти  и  недоброжелательстве  к  сопернику  у
Ќиколаева, и Њижуев постаралсЯ себЯ самого упрекнуть за нее. Ќо в эту минуту
он встретилсЯ взглЯдом с серыми глазами, тревожно  и  хищно  смотревшими  на
Ќиколаева, и машинально подумал:
     "Ђ ведь она любит Ќиколаева только потому, что он знаменит".
     ќта неожиданнаЯ мысль больно резнула его по сердцу. Ќо серые глаза  уже
были прозрачны,  ласковы  и  непроницаемы,  а  Ќиколаев  по-прежнему  шутил,
смеЯлсЯ и говорил горЯчо и бурно.
     Ќо прежнее настроение не вернулось уже к Њижуеву и, когда рысаки  опЯть
понесли его по опустевшим улицам спЯщей громадной  Њосквы,  Њижуев  угрюмыми
глазами следил за темными, колеблющимисЯ в фонарном свете и ветре  фигурками
уличных женщин, одиноко чернеющих на  тротуарах,  а  в  душе  его  тЯжело  и
громадно ворочалась больнаЯ зловещаЯ мысль.

        XIV 

     Ќа белом снегу и приземистые закопченные зданиЯ завода, и черные трубы,
и заборы, и самаЯ толпа, буйно шевелЯщаЯсЯ на заводском дворе и на ближайших
улицах, казались черно-грЯзными, точно вывалЯнными в мокрой саже и грЯзи.
     ‡авод был в руках забастовочного комитета.  Ћн  так  же,  как  и  двор,
казалось, был весь живой и шевелЯщийсЯ от  сплошной  массы  голов,  красных,
возбужденных лиц  и  машущих  рук.  ‚ызванные  дирекцией  войска  и  полициЯ
выстроились правильными серыми и черными линиЯми в  обоих  концах  улицы,  и
видно было издали, как лошади беспокойно махали головами да прохаживались по
снегу серые офицеры.
     ‘вободным оставалсЯ только проход с Њосквы-реки, и  оттуда  непрерывной
разрозненной толпой все подходили и подходили рабочие.
     Њижуев, вызванный по телефону, приехал на  пролетке  в  одну  лошадь  и
прЯмо влетел во двор. Ћн был бледен, и губы у него  дрожали.  ђазбудили  его
совершенно неожиданно, и он еще не успел сообразить:  что  делать?  Ћдно  он
чувствовал: энергичное желание все уладить и веру в то, что ему удастсЯ.  Ћн
понимал, что если возможно подействовать на рабочих, то только один он может
это сделать. € чувство тревожного нервного возбуждениЯ смешивалось в  нем  с
уверенностью,  что  рабочие  его  послушают  и  ему  удастсЯ   предотвратить
готовЯщийсЯ ужас разгрома.
     …ще издали  он  услышал  нарастающий  многоголосый  ропот,  прерываемый
отдельными резкими вскриками, а когда рысак с  размаху  завернул  в  ворота,
страшный шум оглушил его. Ћн торопливо оглЯнул черную массу голов и  красные
стены зданиЯ, из каждого окна  которого  выглЯдывали  и  махали  руками,  и,
поднЯвшись на пролетке, заскрипевшей  под  его  тЯжестью,  тЯжело  спустилсЯ
вниз.
     Џри его поЯвлении шум вдруг упал, и только  в  дальних  рЯдах  слышалсЯ
глухой ропот и отдельные выкрики. €з окон дирекции тоже увидели его, и между
двумЯ городовыми, стоЯвшими на  крыльце,  показалсЯ  бледный  и  растерЯнный
директор анц.
     ‚незапный порыв охватил Њижуева, он быстро взошел на  крыльцо  и,  снЯв
шапку, махнул  ею.  Ќаступила  тишина,  множество  красных  и  внимательных,
молодых, старых лиц молча смотрели на него. ‘лышно было только, как в задних
рЯдах и на улице что-то роптало, падаЯ и поднимаЯсь, как прибой.
     - ѓоспода!.. - закричал Њижуев громко и бодро, чувствуЯ, что его  будут
слушать. - џ только что приехал и дело знаю только в общих чертах!..  ‘ейчас
Я отправлюсь длЯ переговоров с остальными хозЯевами и дирекцией и прошу  вас
до окончаниЯ этих переговоров не приступать ни к каким действиЯм...  ‚ы  мне
верите?.. „а? ‘огласны?
     …ще раньше, чем разразилсЯ громовый  крик  согласиЯ  толпы,  далеко,  в
третьем этаже фабрики кто-то махнул белым, и Њижуев, не  успев  рассмотреть,
кто это, каким-то инстинктом понЯл, что это приветствуют его, и сердце стало
у него теплым и радостным, полным бурного желаниЯ сделать все... „лЯ них...
     Ћн быстро вошел в дом, уносЯ в ушах тысЯчеголосый взрыв и  воспоминание
о сотнЯх изменившихсЯ, приветливых и оживленных лиц.
     Ђ первое лицо, бросившеесЯ ему в глаза, когда он вошел в контору,  было
лысоватое обрюзглое лицо ‘тепана €ваныча. сидевшего за столом. Ќа этом  лице
было странное выражение не то вражды, не то досады, не то насмешки. Ћн почти
не взглЯнул на брата. € это выражение приковало к себе Њижуева. Ћн почти  не
заметил других и прЯмо подошел к брату. ‘тепан €ваныч поднЯл холодные глаза.
     - Ќу, что ж ты теперь скажешь?.. - тонким голосом спросил он.
     - Љак что?.. - холодно и крепко возразил Њижуев.  -  џ  вижу,  что  все
можно уладить, и если  вы  предоставите  мне  свободу,  то  к  вечеру  завод
пойдет!..
     Ћн Ясно и смело смотрел  в  глаза  брату,  но  глазки  ‘тепана  €ваныча
оставались холодны и даже как будто злобны.
     - Љонечно!.. - неискренне сказал он. - …сли к вечеру мы будем разорены,
то завод пойдет... на три днЯ...
     Њижуев оглЯнулсЯ. ‚се пЯть человек, бывшие в комнате, смотрели на  него
молча, и на всех  лицах  было  то  же  враждебное  и  на  что-то  решившеесЯ
выражение. Ћн почувствовал себЯ одиноким среди них,  и  это  вызвало  в  нем
самом упрЯмое раздражение.
     "’еперь мы - враги!.. - подумал он, мельком взглЯнув на  брата.  -  Ќу,
ладно... Џосмотрим, чьЯ возьмет!"
     - Џочему же разорены?.. - вздернул он  головой.  -  Ќе  думаешь  ли  ты
уверить  менЯ,  что  прибавка  двадцати  процентов  унесет  наш   миллионный
дивиденд?.. Џолно, брат!..
     Њижуев горько махнул рукой.
     Ѓыло тЯжело сознавать врага в брате, которого он всегда любил и жалел.
     - ’ут дело не в двадцати процентах!.. - сухо и не глЯдЯ отвечал  ‘тепан
€ваныч. - „вадцать процентов не разорЯт завода, хотЯ и тЯжко лЯгут  на  него
при теперешнем положении дел. Ќо где гарантиЯ, что за двадцатью не последуют
сорок, пЯтьдесЯт?..  Ќеужели  ты  думаешь,  что  им  нужно  именно  двадцать
процентов прибавки?.. ќто смешно! - ‘тепан €ваныч злобно  искривил  лицо.  -
ќти двадцать копеек на рубль длЯ них только лишнЯЯ бутылка водки!.. „ело  не
в двадцати копейках, а в непримиримой требовательности людей,  верЯщих,  что
мы - паразиты, а весь завод, все деньги, сто процентов, а  не  двадцать,  не
сорок, все принадлежит им, и они должны вырвать свое, выбросив нас, к  черту
на улицу!
     ѓолос ‘тепана  €ваныча  поднЯлсЯ,  тонкий  и  злобный,  и  свистнул  на
последней ноте, как собачий  визг.  Њижуев  смотрел  на  него  растерЯнно  и
возмущенно.
     - Љакое ты имеешь право говорить  так?..  -  тихо  сказал  он.  -  ‹юди
умирают с голоду, бьютсЯ в тЯжелой работе, какой ты не вынес бы и два днЯ, а
ты говоришь об их пьЯнстве, о бутылках водки. Ќе  мы  ли  пропьем  больше?..
Џолно, брат!.. Ђ Я утверждаю, что, если теперь, в настоЯщую минуту, дать  им
то, что необходимо длЯ них, они пойдут на работу, даже не мечтаЯ о  большем.
Џотому что они лучше нас понимают, что не мы  создатели  этого  неравенства,
безобразного и несправедливого, и не на нас обращают свою вражду.
     ‘тепан €ваныч с недобрым раздражением  качнул  головой,  точно  услышал
глупые и вредные слова, но промолчал. €  это  молчание,  это  упрЯмое  сухое
сопротивление  тому,  что  казалось  Њижуеву  таким  простым  и  правильным,
озлобило его.
     - Ќу, что ж... Ќу, не дай, вытолкай их депутатов... Ћни  разнесут  твой
завод по камешку!.. € пусть... Я буду рад, что что проклЯтие будет стерто  с
лица земли! ‘тепан €ваныч  криво  усмехнулсЯ,  и  усмешка  была  так  зла  и
презрительна, что Њижуев побледнел.
     - ‚се это фразы... - скупо процедил ‘тепан €ваныч. -  ђазносить  им  не
дадут войска, а "проклЯтием" этим ты,  слава  Ѓогу,  пользовалсЯ  не  меньше
менЯ!.. ќх!..
     - ‚ойска?.. - глухо спросил Њижуев, чувствуЯ страшную ненависть к брату
и Ясно ощущаЯ, что и тот ненавидит его. - Њы будем  стрелЯть  в  голодных  и
правых людей?.. „а ты понимаешь ли, о чем говоришь?..
     - џ все понимаю. Ќе Я создал заводы, не Я создал рабочих. џ очень  рад,
что когда-нибудь не будет ни того, ни другого, но пока что завод принадлежит
нам, а не им, и если они тронут хоть один камешек, Я разнесу их, как бешеных
собак!.. ‚от!
     € ‘тепан €ваныч встал, громадный и тЯжелый, как камень. Ќа его  широком
черепе тускло блеснул синий свет зимнего днЯ.
     - Ђ Я не позволю!.. -  хрипло  крикнул  Њижуев.  -  €  если  ты  будешь
стрелЯть, Я стану с ними. Џосмотрим, хватит ли у тебЯ силы тогда...
     ‘тепан €ваныч отвернулсЯ.
     - ќто твое дело... - глухо проговорил он и отошел к окну.
     Њижуев долго стоЯл на том же месте и чувствовал. как мучительно  дрожат
его руки и ноги и бьетсЯ сердце.
     - ”едор €ваныч!.. - необыкновенно мЯгко и  вкрадчиво  заговорил  у  его
локтЯ анц, и Њижуев увидел перед собою его острую лисиную мордочку.  -  Њне
кажетсЯ, что вы слишком волнуетесь и преувеличиваете положение дела. ‚едь, в
конце концов, мы все понимаем, что без уступок  невозможно.  ‘тепан  €ваныч,
конечно, согласитсЯ с этим... „а-с. Ќо дело не в уступках. Ќасколько  Я  мог
судить по предыдущим совещаниЯм нашим, вы стоите  за  полное  удовлетворение
всех требований. ќто же невозможно, ”едор €ванович!
     Ћн    ласково    тронул    его    локоть    и    заглЯнул    в    глаза
неискренне-доброжелательным взором. Њижуев отвернулсЯ.
     - €звольте взглЯнуть, - скромно и настойчиво продолжал анц, как  будто
не заметив движениЯ Њижуева и рукой слегка приглашаЯ его к столу.  -  ‚от  Я
вас сейчас познакомлю с цифрами, и вы сами увидите, что можно и чего  нельзЯ
сделать...
     …го ласковый липкий голос был так настойчив, что Њижуев невольно сел  к
столу и стал угрюмо и внимательно слушать.
     - ‚от начнем с существующей расценки... - начал вкрадчивым голосом анц
и необыкновенно ловко стал излагать Њижуеву сложную сухую систему. Ќачал  он
с того, что показал,  что  положение  рабочих  их  завода  во  многом  лучше
положениЯ рабочих этого района вообще. ‹овко и кстати он упоминал о  крупных
затратах на  школы,  больницы  и  театр,  на  правильную,  образцовую  даже,
постановку  потребительного  магазина.  Џотом  раскрыл   картину   рынка   и
колоссальную сумму убытков, уже перенесенных заводом в прошлую забастовку.
     - Ђ между тем рабочие  не  желают  помнить,  что  эта  забастовка  была
вызвана не нами, а политикой правительства... - как бы вскользь заметил  он,
жестикулируЯ только кончиками своих холодных костлЯвых пальцев.
     ‡атем он раскрыл целую груду аккуратных книг, по которым  стало  видно,
что введение новых машин сократило  труд,  увеличило  производство  и  таким
образом увеличило заработок почти в полтора раза. …сли бы полгода тому назад
поднЯлсЯ вопрос о повышении платы и завод пошел бы на уступки,  то  и  тогда
они получали бы на тридцать процентов менее, чем теперь.  -  ’аким  образом,
они спешат с новой надбавкой, не вызываемой действительным положением  дела,
и лишают завод возможности приступить к новым расширениЯм, которые повели бы
к улучшению их же собственного быта.
     € перед  глазами  Њижуева  туманно  и  громадно  стала  разворачиватьсЯ
картина  заколдованного  круга.  Ќарисовались  бесконечные  крыши   заводов,
миллионы труб, охвативших весь  земной  шар,  миллиарды  рабочих,  голодными
толпами копошащихсЯ отсюда и до краЯ земли. € стало понЯтно, что  если  даже
они и разорЯтсЯ, если  они  отдадут  рабочим  все,  то  и  тогда  ничего  не
изменитсЯ. ‹опнет одно звено этого ужасного змеЯ, лопнет их завод,  настанет
тЯжкаЯ безработица, голодные толпы повалЯт на другие заводы  и  там  понизЯт
плату своим предложением труда во что бы то ни стало.
     Ђ директор анц все говорил и говорил, ловко и  быстро  спутываЯ  новые
звеньЯ страшной логики. Љончики его мертвых пальцев,  как  щупальца  паучка,
шевелились перед Њижуевым, и тот с ужасом чувствовал, что  ничего  не  может
сделать, ничего возразить и, следовательно, должен согласитьсЯ с тем, против
чего восстает всЯ душа его.
     ‘мутно он видел, что причина этого лежит в  том  противоречии,  которое
лежит в нем самом: одно возможное, свЯтое решение заключалось в  том,  чтобы
правда   оставалась   правдой,   и   если   длЯ   удовлетворениЯ   ее   надо
разоритьсЯ-разоритсЯ!.. —то будет потом - дело другое!.. „ругие найдут,  что
сделать дальше, а его дело - провести свою правду до конца.
     Ќо туманом затЯгивало эту простую и  Ясную  мысль:  много  лет  он  уже
привык видеть в точности этих цифр неизбежный закон, какую-то другую правду.
€ теперь мозг его, Ясный и твердый, перед железной логикой пугалсЯ, слабел и
сбивалсЯ. Њижуев сам не замечал уже, что спорит не о  справедливости,  не  о
правде, а о том,  верно  ли,  что  можно  спустить  двадцать  процентов  или
возможно только десЯть.
     ‡а окнами, потрЯсаЯ их мутные стекла, что-то рокотало  и  роптало,  как
отдаленный водопад, и по временам рассыпалось резкими острыми вскриками.
     Ђ анц все говорил и говорил и все  сыпал  цифрами,  точно  высыпал  из
бесконечного мешка каких-то злых неодолимых уродцев, которые путали по рукам
и ногам, залезали в голову и возбуждали там тЯжкое чувство полного  бессилиЯ
перед силой вещей.
     - Џойми же, - вмешалсЯ ‘тепан €ваныч уже более спокойным голосом, - тут
не может быть середины. Ќа десЯть  процентов  они  не  пойдут.  ђечь  шла  о
тридцати, десЯть сброшены, депутаты уступили, а десЯть!..
     Њижуев поднЯл на него смутные, усталые глаза.
     - Ќадо уступить или все, - опираЯсь на стол, говорил ‘тепан  €ваныч,  -
или ничего... Ќичего, чтобы после  неизбежного  разгрома  иметь  возможность
успокоить их же самих самостоЯтельной надбавкой...
     - Ђ пока... - бледнеЯ, спросил Њижуев.
     - Ђ пока...
     ‘тепан €ваныч быстро отвел глаза и, скрестив пальцы, похрустел ими.
     - Ќет!.. - крикнул Њижуев, вставаЯ во весь свой громадный  рост.  џ  не
могу... не могу допустить, чтобы убивали людей за то, что  они  голодны,  за
то, что наши интересы, - не их интересы...
     - ’огда выйди к ним и предложи им свои условиЯ, - развел руками  ‘тепан
€ваныч.
     Њижуев постоЯл молча, глЯдЯ в пол. …му страстно захотелось,  чтобы  тут
поЯвилсЯ  Ќиколаев.  Љазалось,  что   вдвоем   они   сумели   бы   разорвать
заколдованный круг.
     - џ пойду...  лучше  уж  это,  чем...  -  выговорил  он,  и  голос  его
болезненно сорвалсЯ.
     - —то ж, как хочешь... - развел руками ‘тепан €ваныч. - Њожет,  тебе  и
удастсЯ, но... Я должен предупредить тебЯ, что ты сильно рискуешь...
     - —ем?
     - ’ы примешь на себЯ всю их злобу... ‚едь! эти твои рабочие, за которых
ты так стоишь, в одну минуту забудут твои хлопоты за  них,  и  стоит  только
тебе оказатьсЯ против них, они возненавидЯт тебЯ больше, чем кого бы  то  ни
было, именно за то, что уже сделал им и что они верили в тебЯ!
     Њижуев молча смотрел на него.
     - ‘лушай, ”едЯ!.. - ласково начал ‘тепан €ваныч. - Ќеужели ты  думаешь,
что мне самому не  тЯжело?..  Ќо  ты  рискуешь  самым  серьезным  образом...
Ћставь... Я тебЯ прошу!..
     Њижуев долго стоЯл на месте, потом круто повернулсЯ  и  пошел  вон.  Ћн
почувствовал, что если  он  не  выйдет,  то...  и  представились  ему  треск
выстрелов, крики и кровь. Ћн трЯхнул тЯжелой головой  и  с  глухим,  мертвым
чувством в груди, как бы принимаЯ на  одного  себЯ  какой-то  тЯжкий  крест,
вышел на крыльцо.
     ум  и  белый  свет  охватили  его.  ’ысЯчи  лиц  повернулись  к   нему
выжидательно и многие почти весело. Ћн начал говорить.
     € то, что произошло потом, было похоже на  внезапно  налетевший  смерч.
Љак будто он не слышал своих первых слов, но сразу  увидел,  как  страшно  и
быстро  изменились  лица  вокруг.  Њгновенно  исчезло  выражение  довериЯ  и
весельЯ, и лица стали другими. Њижуев почувствовал это и стал вдруг одиноким
в этой громадной толпе. ‘тал одиноким и чужим ей. Ћн попыталсЯ выкарабкатьсЯ
из пустоты, в которую пошел, но слова уже были бессильны. ‘вЯзь,  казавшаЯсЯ
такой искренней и прочной, разорвалась в одно мгновение,  как  будто  ее  не
было никогда. € перед Њижуевым стоЯли одни враги.
     Џотом он помнил, как стал возражать  знакомый  ему  токарь,  маленький,
черный мужчина с пронзительными глазами.
     - „овольно обманов!.. - кричал  он.  -  ‚ы  обнаружили  свое  настоЯщее
лицо... Њежду вами и миллионами людей, которые вам верили  и  ждали  от  вас
справедливости, стоЯт ваши миллионы рублей!.. Њы требуем своего!.. ‘трелЯйте
в нас, стрелЯйте!.. „елайте свое дело!.. Џалачи!
     Њижуев, бледный как смерть, попробовал говорить, но уже  не  знал,  что
сказать, и вдруг почувствовал страх,  как  будто  во  сне  упал  в  страшную
пропасть.
     Љто-то схватил его за руку, он инстинктивно оттолкнул и хотел  повысить
голос, но это движение принЯли за угрозу. Љто-то еще крепче схватил  его  за
рукав, потом за грудь, комок снега резко ударилсЯ в глаз, и в страшном реве,
растерЯнный и бледный как смерть, Њижуев скрылсЯ в  толпе.  €нстинктивно  он
вырвал правую руку и со всей своей страшной силой ударил кого-то по  голове.
Ќа мгновение  перед  ним  образовалось  пустое  пространство,  и  он  увидел
въезжающих во двор красноголовых солдат и  нагайки  в  воздухе.  ‚  страшном
ужасе он бросилсЯ к ним навстречу, но сзади бросились на него, навалились, и
он упал вниз,  увлекаЯ  за  собой  черненького  токарЯ  с  разбитой  красной
головой.

        XV 

     ‚осток, омытый и сиЯющий, радостно выходил из морЯ,  все  Ярче  и  выше
охватываЯ голубое небо, проснувшеесЯ и загоревшеесЯ огнем торопливых  тучек.
—увствовалось, что еще немного, и из-за краЯ  земли  ослепительно  улыбнетсЯ
великое веселое солнце.
     Ќо воднаЯ даль еще спала. •олодные зеленые волны сонно облизывали борта
парохода, и дремотный холодок утренней тени  лежал  на  море  и  еще  синих,
пустынных склонах тЯжелых гор. ’олько высоко-высоко над морем  остроконечные
вершинки, со своей счастливой высоты уже увидевшие солнце, Ярко,  как  Языки
красного, розоватого и золотого пламени, горели в голубом небе.
     Њижуев тЯжело вылез на палубу и оглЯнулсЯ кругом усталыми, горЯщими  от
бессонной ночи глазами.
     Ќа пароходе еще спали. „ва-три матроса швабрами  мыли  и  терли  мокрую
блестЯщую палубу, да из трюма доносилсЯ неопределенный  пробуждающийсЯ  шум.
Џароход глухо и мерно стучал, незаметно и  однообразно  журчала  вода.  Ѓыло
холодно, и широкие  плечи  Њижуева  сжимались  в  мелкой  судорожной  дрожи.
ЌевыспавшеесЯ лицо было измЯто, и волосы всклокочены.
     ’Яжелым шагом он прошел на корму и долго стоЯл там, неподвижно глЯдЯ не
то в зеленую вспененную воду, не то на  дальние  вершины  гор,  где,  должно
быть, уже был Яркий солнечный день.
     Џотом поднЯлсЯ на верхнюю палубу и сел за один из  мраморных  столиков,
крепко привинченных к месту, неудобных и  холодных,  как  лед.  ‘крестив  на
мраморе массивные руки, Њижуев сонно и скупо  окинул  завалившимисЯ  глазами
пустую палубу.
     ‘олнце быстро поднималось где-то там, за краем земли,  и  горы  уже  до
половины горели утренним блеском. ‚идно было, как быстро  уступаЯ  склон  за
склоном, цеплЯЯсь в ущельЯх и ускользаЯ по ним,  все  ниже  и  ниже  убегала
синЯЯ холоднаЯ тень.
     Ќа пароходе зашевелилась жизнь. Џробежал куда-то кельнер в белой куртке
с безобразно большими серебрЯными  пуговицами;  прошел  с  вахты  продрогший
серый помощник капитана; две молоденькие барышни,  с  еще  не  проснувшимисЯ
глазками, вышли из первого класса и оглЯнулись вокруг с таким видом,  словно
страшно удивились, что уже так  светло  и  красиво,  когда  они  только  что
встали.