Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. ‘анин

Љнигу можно купить в : Biblion.Ru 61р.Ћцените этот текст:
Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. ‘анин

----------------------------------------------------------------------------
‘обрание сочинений в трех томах. ’. 1. Њ., ’ерра, 1994.
OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

ђоман

’олько это нашел Я,
что Ѓог создал человека правым,
а люди пустились во многие помыслы.

7.29. …кклезиаст

’о, самое важное в жизни, времЯ, когда под влиЯнием первых столкновений
с людьми и природой слагаетсЯ характер, ‚ладимир ‘анин прожил вне семьи.
Ќикто не следил за ним, ничьЯ рука не гнула его, и душа этого человека
сложилась свободно и своеобразно, как дерево в поле.
Ћн не был дома много лет и когда приехал, мать и сестра ‹ида почти не
узнали его; чертами лица, голосом и манерами он изменилсЯ мало, но в нем
сказывалось что-то новое, незнакомое, что созрело внутри и осветило лицо
новым выражением.
Џриехал он к вечеру и так спокойно вошел в комнату, как будто вышел из
нее пЯть минут тому назад. ‚ его высокой светловолосой и плечистой фигуре,
со спокойным и чуть-чуть, в одних только уголках губ, насмешливым выражением
лица, не было заметно ни усталости, ни волнениЯ, и те шумные восторги, с
которыми встретили его мать и ‹ида, как-то сами собой улеглись.
Џока он ел и пил чай, сестра сидела против него и смотрела, не сводЯ
глаз. Ћна была влюблена в брата, как могут влюблЯтьсЯ только в отсутствующих
братьев молодые экзальтированные девушки. ‹ида всегда представлЯла себе
брата человеком особенным, но особенным именно тою особенностью, котораЯ с
помощью книг была создана ею самою. Ћна хотела видеть в его жизни
трагическую борьбу, страдание и одиночество непонЯтого великого духа.
- —то ты на менЯ так смотришь? - улыбаЯсь, спросил ее ‘анин.
ќта внимательнаЯ улыбка, при уходЯщем в себЯ взглЯде спокойных глаз,
была постоЯнным выражением его лица.
€, странно, эта улыбка, сама по себе красиваЯ и симпатичнаЯ, сразу не
понравилась ‹иде. Ћна показалась ей самодовольной и ничего не говорЯщей о
страданиЯх и переживаемой борьбе. ‹ида промолчала, задумалась и, отведЯ
глаза, стала машинально перелистывать какую-то книгу.
Љогда обед кончилсЯ, мать ласково и нежно погладила ‘анина по голове и
сказала:
- Ќу, расскажи, как ты там жил, что делал?
- —то делал? - переспросил ‘анин, улыбаЯсь, - что ж... пил, ел, спал,
иногда работал, иногда ничего не делал...
‘начала казалось, что ему не хочетсЯ говорить о себе, но когда мать
стала расспрашивать, он, напротив, очень охотно стал рассказывать. Ќо
почему-то чувствовалось, что ему совершенно безразлично, как относЯтсЯ к его
рассказам. Ћн был мЯгок и внимателен, но в его отношениЯх не было интимной,
выделЯющей из всего мира близости родного человека, и казалось, что эти
мЯгкость и внимательность исходЯт от него просто, как свет от свечи,
одинаково ровно на все.
Ћни вышли на террасу в сад и сели на ступеньках. ‹ида примостилась ниже
и отдельно и молча прислушивалась к тому, что говорил брат. ЌеуловимаЯ
струйка холода уже прошла в ее сердце. Ћстрым инстинктом молодой женщины она
почувствовала, что брат вовсе не то, чем она воображала его, и она стала
дичитьсЯ и смущатьсЯ, как чужого.
Ѓыл уже вечер, и мЯгкаЯ тень спускалась вокруг.
‘анин закурил папиросу, и легкий запах табаку примешивалсЯ к душистому
летнему дыханию сада.
‘анин рассказывал, как жизнь бросала его из стороны в сторону, как
много приходилось ему голодать, бродить, как он принимал рискованное участие
в политической борьбе и как бросил это дело, когда оно ему надоело.
‹ида чутко прислушивалась и сидела неподвижно, красиваЯ и немного
страннаЯ, как все красивые девушки в весенних сумерках.
—ем дальше, тем больше и больше выЯснЯлось, что жизнь, рисовавшаЯсЯ ей
в огненных чертах, в сущности была простой и обыкновенной. —то-то особенное
звучало в ней, но что - ‹ида не могла уловить. Ђ так выходило очень просто,
скучно и, как показалось ‹иде, даже банально. †ил он где придетсЯ, делал что
придетсЯ, то работал, то слонЯлсЯ без цели, по-видимому, любил пить и много
знал женщин. ‡а этой жизнью вовсе не чудилсЯ мрачный и зловещий рок,
которого хотелось мечтательной женской душе ‹иды. Ћбщей идеи в его жизни не
было, никого он не ненавидел и ни за кого не страдал.
‘рывались такие слова, которые почему-то казались ‹иде просто
некрасивыми. ’ак, мельком ‘анин упомЯнул, что одно времЯ он так бедствовал и
обносилсЯ, что ему приходилось самому починЯть себе брюки.
- „а ты разве умеешь шить? - с обидным недоумением невольно отозвалась
‹ида, ей показалось это некрасивым, не по-мужски.
- Ќе умел раньше, а как пришлось, так и выучилсЯ, - с улыбкой ответил
‘анин, догадавшись о том, что чувствовала ‹ида.
„евушка слегка пожала плечами и замолчала, неподвижно глЯдЯ в сад. Ћна
почувствовала себЯ так, точно проснувшись утром с мечтою о солнце, увидела
небо серым и холодным.
Њать тоже чувствовала что-то тЯгостное. …е больно кольнуло, что сын не
занимал в обществе того почетного места, которое должен был бы занЯть ее
сын. Ћна начала говорить, что дальше так жить нельзЯ, что надо хоть теперь
устроитьсЯ хоть сколько-нибудь прилично. ‘начала она говорила осторожно,
боЯсь оскорбить сына, но, когда заметила, что он слушает невнимательно,
сейчас же раздражилась и стала настаивать упрЯмо, с тупым старушечьим
озлоблением, точно сын нарочно поддразнивал ее. ‘анин не удивилсЯ и не
рассердилсЯ, он даже как будто и слышал ее плохо. Ћн смотрел на нее
ласковыми безразличными глазами и молчал. ’олько на вопрос:
- „а как же ты жить будешь? Ћтветил улыбаЯсь:
- Љак-нибудь!
€ по его спокойному твердому голосу и светлым немигающим глазам
почувствовалось, что эти два, длЯ нее ничего не значащие слова, длЯ него
имеют всеобъемлющий, определенный и глубокий смысл.
ЊарьЯ €вановна вздохнула, помолчала и печально сказала:
- Ќу, твое дело... ’ы уже не маленький... ‚ы бы пошли по саду
прогулЯлись, теперь там хорошо.
- Џойдем, ‹ида, и в самом деле... Џокажи мне сад, - сказал ‘анин
сестре, - Я уже и позабыл, как там.
‹ида очнулась от задумчивости, тоже вздохнула и встала.
Ћни пошли рЯдом, по аллее в сырую и уже темную зеленую глубину.
„ом ‘аниных стоЯл на самой главной улице города, но город был
маленький, и сад выходил прЯмо к реке, за которой уже начинались полЯ. „ом
был старый, барский, с задумчивыми облупившимисЯ колоннами и обширной
террасой, а сад большой, заросший и темный, как темно-зеленаЯ туча,
приникшаЯ к земле. Џо вечерам в саду было жутко и тогда казалось, что там, в
чаще и на пыльных чердаках старого дома, бродит какой-то доживающий, старый
и унылый дух.
‚ верхнем этаже дома пустовали обширные, потемневшие залы и гостинаЯ,
во всем саду была прочищена только одна неширокаЯ аллеЯ, украшеннаЯ лишь
сухими веточками да растоптанными лЯгушками, и всЯ теперешнЯЯ жизнь,
скромнаЯ и тихаЯ, ютилась в одном уголке. ’ам, возле самого дома, желтел
посыпанный песок, пестрели кудрЯвые клумбы, осыпанные разноцветными цветами,
стоЯл зеленый деревЯнный стол, на котором в хорошую погоду летом пили чай и
обедали, и весь этот маленький уголок теплел простою мирной жизнью, не
сливаЯсь с угрюмой красотой обширного запустелого места, предоставленного
естественному разрушению и неизбежному исчезновению.
Љогда дом скрылсЯ в зелени и вокруг ‹иды и ‘анина встали одни
молчаливые неподвижные и задумчивые, как живые существа, старые деревьЯ,
‘анин вдруг обнЯл ‹иду за талию и странным, не то ласковым, не то зловещим,
голосом сказал:
- Ђ ты красавицей выросла!.. ‘частлив будет тот мужчина, которого ты
первого полюбишь...
ѓорЯчаЯ струйка пробежала от его мускулистой, точно железной руки по
гибкому и нежному телу ‹иды. Ћна смутилась, вздрогнула и чуть-чуть
отшатнулась, точно почувствовав приближение невидимого зверЯ.
Ћни уже вышли на самый берег реки, где пахло сыростью и водой,
задумчиво раскачивалась островерхаЯ осока и открывалсЯ другой берег с
далекими искрами первых звезд.
‘анин отошел от ‹иды, зачем-то взЯлсЯ обеими руками за толстый сухой
сук дерева и, с треском отломив его, бросил в воду. ‚сколыхнулись и побежали
во все стороны плавные круги, и, точно приветствуЯ ‘анина, как своего,
торопливо закланЯлась прибрежнаЯ осока.

Ѓыло около шести часов. ‘олнце светило Ярко, но от сада уже опЯть
надвигалась мЯгкаЯ зеленоватаЯ тень ‘вет, тишина и тепло чутко стоЯли в
воздухе. ЊарьЯ €вановна варила варенье, и под зеленой липой вкусно и крепко
пахло кипЯщим сахаром и малиной.
‘анин с самого утра возилсЯ над клумбами, стараЯсь поднЯть поникшие от
зноЯ и пыли цветы
- ’ы бы бурьЯн раньше повыдергал, - посоветовала ЊарьЯ €вановна,
поглЯдываЯ на него сквозь синеватую дрожащую дымку жаровни. - ’ы прикажи
ѓруньке, она тебе и сделает...
‘анин поднЯл потное и веселое лицо.
- ‡ачем, - сказал он, встрЯхиваЯ волосами, прилипшими ко лбу, - пусть
себе растет, Я всЯкую зелень люблю.
- —удак ты! - добродушно пожимаЯ плечами, возразила мать, но почему-то
ей было очень приЯтно то, что он сказал.
- ‘ами вы все чудаки! - ответил ‘анин тоном полного убеждениЯ, потом
пошел в дом мыть руки, вернулсЯ и сел у стола, удобно и спокойно
расположившись в плетеном кресле.
…му было хорошо, легко и радостно ‡елень, солнце, голубое небо таким
Ярким лучом входили в его душу, что всЯ она раскрывалась им навстречу в
ощущении полного счастьЯ. Ѓольшие города, с их торопливым шумом и суетливой
цепкой жизнью, опротивели ему ‚округ были солнце и свобода, а будущее не
заботило его, потому что он готов был принЯть от жизни все, что она могла
дать ему.
‘анин жмурилсЯ и потЯгивалсЯ, с глубоким наслаждением вытЯгиваЯ и
напрЯгаЯ свои здоровые, сильные мускулы.
‚еЯло тихой и мЯгкой прохладой и казалось, что весь сад вздыхает кротко
и глубоко. ‚оробьи чирикали где-то, и близко и далеко, воровато и торопливо
переговариваЯсь о своей маленькой, страшно важной, но никому не понЯтной
жизни; а пестрый фокстерьер Њилль, высунув красный Язык и поднЯв одно ухо,
снисходительно слушал их из гущи свежей зеленой травы. ‹истьЯ тихо шелестели
над головой, а их круглые тени беззвучно шевелились на ровном песке дорожки.
Њарью €вановну болезненно раздражало спокойствие сына. Љак и всех своих
детей, она очень любила его, но именно потому у нее кипело сердце и ей
хотелось возмутить его, задеть его самолюбие, оскорбить, - лишь бы заставить
придать цену ее словам и ее понЯтию о жизни. Љаждое мгновение своего долгого
существованиЯ она, как муравей, зарывшийсЯ в песке, неустанно копошилась над
созданием хрупкого, рассыпчатого зданиЯ своего домашнего благосостоЯниЯ. ќто
скучное, длинное и однообразное здание, похожее и на казарму и на больницу,
составлЯлось из мельчайших кирпичиков, которые ей. как бездарному
архитектору, казались украшением жизни, а на самом деле то стеснЯли, то
раздражали, то пугали и всегда заботили ее до тоски. Ќо все-таки она думала,
что иначе жить нельзЯ.
- Ќу что ж... так и дальше будет? - спросила она, поджав губы и
притворно внимательно глЯдЯ в таз с вареньем.
- Љак дальше? - спросил ‘анин и чихнул.
Њарье €вановне показалось, что и чихнул он нарочно, чтобы ее обидеть, и
хотЯ это было, очевидно, нелепо, она обиделась и надулась.
- Ђ хорошо у вас тут! - мечтательно сказал ‘анин.
- Ќедурно... - считаЯ нужным сердитьсЯ, сдержанно ответила ЊарьЯ
€вановна, но ей было очень приЯтно, что сын похвалил дом и сад, с которыми
она сжилась, как с родными милыми существами.
‘анин посмотрел на нее и задумчиво сказал:
- Ђ если бы вы не приставали ко мне со всЯкими пустЯками, то и еще
лучше было бы.
Ќезлобивый голос, которым это было сказано, противоречил обидным
словам, и ЊарьЯ €вановна не знала, сердитьсЯ ей или смеЯтьсЯ.
- Љак посмотрю Я на тебЯ, - с досадой сказала она, - и в детстве ты был
какой-то ненормальный, а теперь...
- Ђ теперь? - спросил ‘анин так весело, точно ожидал услышать что-то
очень приЯтное и интересное.
- Ђ теперь и совсем хорош! - колко ответила ЊарьЯ €вановна и махнула
ложкой.
- Ќу, тем и лучше! - усмехнулсЯ ‘анин и, помолчав, прибавил: - Ђ вот и
Ќовиков идет.
Ћт дома шел высокий, красивый и белокурый человек. …го краснаЯ шелковаЯ
рубаха, плотно обтЯгивающаЯ немного пухлое, но рослое и красивое тело, Ярко
вспыхивала красными огоньками под солнечными пЯтнами, а голубые глаза
смотрели ласково и лениво.
- Ђ вы все ссоритесь! - таким же ленивым и ласковым голосом протЯнул он
еще издали. - € о чем, ей-Ѓогу!..
- „а вот, мама находит, что мне больше шел бы греческий нос, а Я
нахожу, что какой есть и слава Ѓогу!
‘анин сбоку посмотрел на свой нос, засмеЯлсЯ и пожал пухлую широкую
ладонь Ќовикова.
- Ќу, еще что! - с досадой отозвалась ЊариЯ €вановна.
Ќовиков громко и весело засмеЯлсЯ, и круглое мЯгкое эхо добродушно
захохотало в зеленой чаще, точно кто-то добрый и тихий радовалсЯ там его
веселью.
- Ќу, Я са-ам знаю... все о твоей судьбе хлопоты идут!
- ‚от поди ж ты! - с комическим недоумением сказал ‘анин.
- Ќу, так тебе и надо!
- ќге! - вскрикнул ‘анин, - если вы за менЯ в два голоса приметесь, так
Я и сбежать могу!
- џ сама, кажетсЯ, скоро от вас сбегу! - с неожиданной и, больше всего
длЯ нее самой, неприЯтной злобой проговорила ЊарьЯ €вановна, рывком дернула
таз с жаровни и пошла в дом, не глЯдЯ ни на кого. Џестрый Њилль выскочил из
травы, поднЯл оба уха и вопросительно посмотрел ей вслед. Џотом почесал
носом переднюю лапу, опЯть внимательно посмотрел на дом и побежал куда-то в
глубь сада по своим делам.
- Џапиросы у тебЯ есть? - спросил ‘анин, очень довольный тем, что мать
ушла.
Ќовиков достал портсигар, лениво изогнув назад свое крупное спокойное
тело.
- Ќапрасно ты ее дразнишь, - с ласковой укоризною протЯнул он, -
женщина она стараЯ...
- —ем Я ее дразню?
- „а вот...
- —то ж "вот"?.. Ћна сама ко мне лезет. џ, брат, никогда от людей
ничего не требовал, пусть и они оставЯт менЯ в покое...
Ћни помолчали.
- Ќу, как живешь, доктор! - спросил ‘анин, внимательно следЯ за
изЯщно-прихотливыми узорами табачного дыма, нежно свивавшегосЯ в чистом
воздухе над его головой.
Ќовиков, думаЯ о другом, ответил не сразу.
- Џло-хо...
- —то так?
- „а так, вообще... ‘кучно. ѓородишко осточертел по самое горло, делать
нечего.
- ќто тебе-то делать нечего? Ђ сам жаловалсЯ, что вздохнуть некогда.
- џ не о том говорю... ЌельзЯ же вечно только лечить да лечить. …сть же
и другаЯ жизнь.
- Ђ кто тебе мешает жить и другой жизнью?
- Ќу, это вопрос сложный!
- —ем же сложный?.. € чего тебе еще нужно: человек ты молодой,
красивый, здоровый.
- ќтого, оказываетсЯ, мало! - с добродушной иронией возразил Ќовиков.
- Љак тебе сказать, - улыбнулсЯ ‘анин, - этого, пожалуй, даже много...
- Ђ мне не хватает! - засмеЯлсЯ Ќовиков; по смеху его было слышно, что
мнение ‘анина о его красоте, силе и здоровье было ему приЯтно и что он
слегка смущен, точно барышнЯ на смотринах.
- ’ебе не хватает одного, - задумчиво сказал ‘анин.
- —его же?
- ‚зглЯда настоЯщего на жизнь... ’ы вот тЯготишьсЯ однообразием своей
жизни, а позови тебЯ кто-нибудь бросить все и пойти куда глаза глЯдЯт, ты
испугаешьсЯ.
- Људа? ‚ босЯки? •м!..
- Ђ хоть бы и в босЯки!.. ‡наешь, смотрю Я на тебЯ и думаю: вот
человек, который при случае способен за какую-нибудь конституцию в
ђоссийской империи сесть на всю жизнь в лиссельбург, лишитьсЯ всЯких прав,
свободы, всего... Ђ казалось бы, что ему конституциЯ?.. Ђ когда речь идет о
том, чтобы перевернуть надоевшую собственную жизнь и пойти искать интереса и
смысла на сторону, сейчас же у него возникает вопрос: а чем жить, а не
пропаду ли Я, здоровый и сильный человек, если лишусь своего жалованьЯ, а с
ним вместе сливок к утреннему чаю, шелковой рубашки и воротничков?..
‘транно, ей-Ѓогу!
- Ќичего тут странного нет... ’ам дело идейное, а тут...
- —то тут?
- „а... как бы это выразитьсЯ... - Ќовиков пощелкал пальцами.
- ‚от видишь, как ты рассуждаешь! - перебил ‘анин, - сейчас у тебЯ эти
подразделениЯ!.. ‚едь не поверю же Я, что тебЯ больше гложет тоска по
конституции, чем по смыслу и интересу в собственной твоей жизни, а ты...
- Ќу, это еще вопрос. Њожет, и больше! ‘анин с досадой махнул рукой.
- Ћставь, пожалуйста! …сли тебе будут резать палец, тебе будет больнее,
чем если палец будут резать у любого другого русского обывателЯ... ќто факт!
- €ли цинизм! - постаралсЯ Ќовиков сказать Язвительно, но вышло только
смешливо.
- Џусть так. Ќо это правда. € теперь, хотЯ не только в ђоссии, но и во
многих странах света нет не только конституции, но даже и намека на нее, ты
тоскуешь потому, что твоЯ собственнаЯ жизнь тебЯ не ласкает, а вовсе не по
конституции! € если будешь говорить другое, то соврешь. € знаешь, что Я тебе
скажу, - с веселым огоньком в светлых глазах перебил сам себЯ ‘анин, - и
теперь ты тоскуешь не оттого, что жизнь вообще тебЯ не удовлетворЯет, а
оттого, что ‹ида тебЯ до сих пор не полюбила! ‚едь правда?
- Ќу, это ты уже глупости говоришь! - вскрикнул Ќовиков, вспыхиваЯ, как
его краснаЯ рубашка, и на его добрых спокойных глазах выступили слезы самого
наивного и искреннего смущениЯ.
- Љакие глупости, когда ты из-за ‹иды света белого не видишь!.. „а у
тебЯ от головы до пЯт так и написано одно желание - взЯть ее. Ђ ты говоришь
- глупости!
Ќовиков странно передернулсЯ и торопливо заходил по аллее. …сли бы это
говорил не брат ‹иды, он, может быть, тоже смутилсЯ бы, но ему было так
странно слышать именно от ‘анина такие слова о ‹иде, что он даже не понЯл
его хорошенько.
- ‡наешь что, - пробормотал он, - ты или рисуешьсЯ, или...
- —то? - улыбаЯсь, спросил ‘анин.
Ќовиков молча пожал плечами, глЯдЯ в сторону. „ругой вывод заключалсЯ в
определении ‘анина как дурного, безнравственного, как понимал это Ќовиков,
человека. Ќо этого он не мог сказать ‘анину, потому что всегда, еще с
гимназии, чувствовал к нему искреннюю любовь. ‚ыходило так, что ему,
Ќовикову, нравилсЯ дрЯнной человек, а этого, конечно, быть не могло. €
оттого в голове Ќовикова сделалось смутно и неприЯтно. Ќапоминание о ‹иде
было ему больно и стыдно, но так как ‹иду он обожал и сам молилсЯ на свое
большое и глубокое чувство к ней, то не мог сердитьсЯ на ‘анина за это
напоминание: оно было и мучительно, и в то же времЯ жгуче приЯтно. ’очно
кто-то горЯчей рукой взЯлсЯ за сердце и тихонько пожимал его.
‘анин молчал и улыбалсЯ, и улыбка у него была внимательнаЯ и ласковаЯ.
- Ќу, придумай определение, а Я подожду, - сказал он, - мне не к спеху.
Ќовиков все ходил по дорожке, и видно было, что он искренне мучитсЯ.
Џрибежал Њилль, озабоченно посмотрел вокруг и стал теретьсЯ о колени ‘анина.
Ћн, очевидно, был рад чему-то и хотел, чтобы все знали о его радости.
- ‘лавнаЯ ты моЯ собачка! - сказал ‘анин, гладЯ его.
Ќовиков с трудом удерживалсЯ, чтобы не заспорить снова, но боЯлсЯ,
чтобы ‘анин опЯть не коснулсЯ того, что больше всего на свете его самого
интересовало. Ђ между тем все другое, что приходило ему в голову, казалось
пустым, неинтересным и мертвым при воспоминании о ‹иде.
- Ђ... а где ‹идиЯ Џетровна! - машинально спросил он именно то, что
хотел спросить, но чего спросить не решалсЯ.
- ‹ида? Ђ где ей быть... Ќа бульваре с офицерами гулЯет. ‚ это времЯ
все барышни у нас на бульваре
‘ тоскливым уколом смутной ревности Ќовиков возразил.
- ‹идиЯ Џетровна... как она, такаЯ умнаЯ, развитаЯ, проводит времЯ с
этими чугуннолобыми господами...
- ќ, друг! - усмехнулсЯ ‘анин, - ‹ида молода, красива и здорова, как и
ты... и даже больше, потому что у нее есть то, чего у тебЯ нет: жадность ко
всему!.. …й хочетсЯ все изведать, все перечувствовать... „а вот и она сама..
’ы только посмотри на нее и пойми!.. Љрасота-то какаЯ!
‹ида была меньше ростом и гораздо красивее брата. ‚ ней поражали тонкое
и обаЯтельное сплетение изЯщной нежности и ловкой силы, страстно-горделивое
выражение затемненных глаз и мЯгкий звучный голос, которым она гордилась и
играла. Ћна медленно, слегка волнуЯсь на ходу всем телом, как молодаЯ
красиваЯ кобыла, спустилась с крыльца, ловко и уверенно подбираЯ свое
длинное серое платье. ЏутаЯсь шпорами и преувеличенно ими позваниваЯ, за нею
шли два молодых, красивых офицера, в блестЯщих сапогах и туго обтЯнутых
рейтузах.
- ќто кто же красота, Я? - спросила ‹ида, наполнЯЯ весь сад своею
красотой, женской свежестью и звучным голосом. Ћна протЯнула Ќовикову руку и
покосилась на брата, к которому все не могла приноровитьсЯ и понЯть, когда
он смеетсЯ, а когда говорит серьезно.
Ќовиков крепко пожал ее руку и так густо покраснел, что на глазах у
него выступили слезы. Ќо ‹ида этого не заметила, она уже давно привыкла
чувствовать на себе его робкие благоговеющие взглЯды и они не волновали ее.
- „обрый вечер, ‚ладимир Џетрович, - весело и звонко щелкаЯ шпорами и
весь изгибаЯсь, как горЯчий веселый жеребец, сказал тот офицер, который был
старше, светлее волосами и красивее.
‘анин уже знал и то, что его фамилиЯ была ‡арудин, и то, что он
ротмистр, и то, что он настойчиво и упрЯмо добиваетсЯ любви ‹иды. „ругой
офицер был поручик ’анаров, который считал ‡арудина образцом офицера и
старалсЯ во всем подражать ему. Ќо он был молчалив, не очень ловок и хуже
‡арудина лицом.
’анаров так же щелкнул шпорами, но ничего не сказал.
- ’ы! - слишком серьезно ответил ‘анин сестре.
- Љонечно, конечно... красота, и прибавь, неописаннаЯ! - засмеЯлась
‹ида и бросилась в кресло, скользнув взглЯдом по лицу брата. ЏоднЯв обе руки
к голове, отчего выпукло обрисовалась высокаЯ упругаЯ грудь, она стала
откалывать шлЯпу, упустила в песок длинную, как жало, булавку и запутала в
волосах и шпильках вуаль. - Ђндрей Џавлович, помогите!.. - жалобно и
кокетливо обратилась она к молчаливому поручику.
- „а, красота! - задумчиво повторил ‘анин, не спускаЯ с нее глаз.
‹ида снова покосилась на него недоверчивым взглЯдом.
- ‚се мы здесь красавцы, - сказала она.
- Њы что, - блестЯ белыми зубами, засмеЯлсЯ ‡арудин, - мы только убогаЯ
декорациЯ, на которой еще Ярче, еще пышнее обрисовываетсЯ ваша красота!
- Ђ вы красноречивы! - удивилсЯ ‘анин, и в его голосе неуловимо
прозвучал оттенок насмешки.
- ‹идиЯ Џетровна хоть кого сделает красноречивым! - заметил молчаливый
’анаров, стараЯсь отцепить шлЯпку ‹иды и дергаЯ ее за волосы, отчего она и
сердилась и смеЯлась.
- Ђ и вы тоже красноречивы! - удивленно протЯнул ‘анин.
- Ћставь их, - с удовольствием, неискренно шепнул Ќовиков.
‹ида, прищурившись, посмотрела прЯмо в глаза брату, и по ее потемневшим
зрачкам ‘анин Ясно прочел:
- Ќе думай, что Я не вижу, кто это такие! Ќо Я так хочу! ќто мне
весело! џ не глупее тебЯ и знаю, что делаю!
‘анин улыбнулсЯ ей.
лЯпка наконец была отцеплена, и ’анаров торжественно перенес ее на
стол.
- Ђх, какой вы, Ђндрей Џавлович! - мгновенно менЯЯ взглЯд, опЯть
жалобно и кокетливо воскликнула ‹ида, - вы мне всю прическу испортили...
’еперь надо идти в дом...
- џ этого никогда не прощу себе! - смущенно пробормотал ’анаров.
‹ида встала, подобрала платье и, возбуждающе чувствуЯ на себе взглЯды
мужчин, безотчетно смеЯсь и изгибаЯсь, взбежала на крыльцо.
Љогда она ушла, все мужчины почувствовали себЯ вольнее и как-то сразу
опустились и осели, утратив ту нервную напрЯженность движений, которую все
мужчины принимают в присутствии молодой и красивой женщины. ‡арудин вынул
папиросу и, с наслаждением закуриваЯ, заговорил. ‘лышно было, что он говорит
только по привычке всегда поддерживать разговор, а думает совсем о другом.
- ‘егоднЯ Я уговаривал ‹идию Џетровну бросить всей учитьсЯ петь
серьезно. ‘ ее голосом карьера обеспечена!
- Ќечего сказать, хорошаЯ дорога! - угрюмо и глЯдЯ в сторону возразил
Ќовиков.
- —ем же плохаЯ? - с искренним удивлением спросил ‡арудин и даже
папиросу опустил.
- „а что такое артистка?.. ’а же публичнаЯ женщина! - с внезапным
раздражением ответил Ќовиков.
…го мучило и волновало то, что он говорил, потому что говорила в нем
ревность, страдающаЯ при мысли, что женщина, тело которой он любит, будет
выступать перед другими мужчинами, быть может, в костюмах вызывающих,
обнажающих это тело, делающих его еще грешнее, заманчивее.
- ‘лишком сильно сказано, - приподнЯл брови ‡арудин.
Ќовиков посмотрел на него с ненавистью: в его представлении ‡арудин был
именно одним из тех мужчин, которые хотЯт любимой им женщины, и его
мучительно раздражало, что ‡арудин красив.
- Ќичуть не сильно... ‚ыходить чуть не голой на сцену! ‹оматьсЯ,
изображать сцены сладострастиЯ под взглЯдами тех, кто завтра уйдет от нее
так же, как уходЯт от публичной женщины, заплатив деньги. Ќечего сказать,
хорошо!
- „руг мой, - возразил ‘анин, - каждой женщине приЯтно, чтобы
любовались ее телом прежде всего. Ќовиков досадливо вздернул плечами.
- —то ты за пошлости говоришь!
- —ерт их знает, пошлости это или нет, а только это правда. Ђ ‹ида была
бы эффектна на сцене, Я бы посмотрел.
•отЯ при этих словах у всех шевельнулось инстинктивное жадное
любопытство, всем стало неловко. € ‡арудин, считаЯ себЯ умнее и находчивее
других, счел своим долгом вывести всех из неловкого положениЯ.
- Ђ что же, по-вашему, женщине делать?.. ‡амуж выйти?.. Ќа курсы ехать
и погубить свой талант?.. ‚едь это было бы преступлением против природы,
наградившей ее своими лучшими дарами!
- “х, - с нескрываемой насмешкой сказал ‘анин, - а ведь и в самом деле!
Љак это преступление мне самому в голову не пришло!
Ќовиков злорадно засмеЯлсЯ, но из приличиЯ возразил ‡арудину:
- Џочему же преступление: хорошаЯ мать или хороший врач в тысЯчу раз
полезней всЯкой актрисы!
- Ќу-у! - с негодованием протЯнул ’анаров.
- € неужели вам не скучно все эти глупости говорить? - спросил ‘анин.
‡арудин поперхнулсЯ начатым возражением, и всем вдруг показалось, что
говорить об этом действительно скучно и бесполезно. Ќо тем не менее все
обиделись. ‘тало тихо и совсем скучно.
‹ида и ЊарьЯ €вановна показались на балконе. ‹ида расслышала последнюю
фразу брата, но не понЯла, в чем дело.
- ‘коро же вы до скуки договорились! - весело заметила она. - Џойдемте
к реке. ’ам хорошо теперь...
€, проходЯ мимо мужчин, она чуть-чуть потЯнулась всем телом и глаза у
нее на мгновение стали загадочны и темны, что-то обещаЯ, что-то говорЯ.
- ЏрогулЯйтесь до ужина, - сказала ЊарьЯ €вановна.
- ‘ наслаждением, - согласилсЯ ‡арудин, щелкаЯ шпорами и подаваЯ ‹иде
руку.
- Ђ мне, надеюсь, можно с вами? - стараЯсь говорить Ядовито, отчего у
него все лицо принЯло плаксивое выражение, спросил Ќовиков.
- Ђ кто же вам мешает? - через плечо, смеЯсь, спросила ‹ида.
- €ди, брат, иди, - посоветовал ‘анин, - и Я бы пошел, если бы, к
сожалению, она не была слишком уверена в том, что Я ей брат!
‹ида странно вздрогнула и насторожилась. Џотом быстро окинула брата
глазами и засмеЯлась коротко и нервно.
Њарью €вановну покоробило.
- ‡ачем ты эти глупости говоришь? - грубо спросила она, когда ‹ида
ушла, - оригинальничаешь все!..
- € не думаю, - возразил ‘анин.
ЊарьЯ €вановна посмотрела на него с недоумением. Ћна совершенно не
могла понЯть сына, не знала, когда он шутит, когда говорит серьезно, что
думает и чувствует тогда, когда все другие, понЯтные ей люди думают и
чувствуют то же или почти то же, что и она сама. Џо ее понЯтиЯм выходило
так, что человек должен чувствовать, говорить и делать всегда то, что
говорЯт и делают все люди, стоЯщие с ним наравне по образованию, состоЯнию и
социальному положению. „лЯ нее было естественным, что люди должны быть не
просто людьми, со всеми индивидуальными особенностЯми, вложенными в них
природой, а людьми, влитыми в известную общую мерку. ЋкружающаЯ жизнь
укреплЯла ее в этом понЯтии: к этому была направлена всЯ воспитательнаЯ
деЯтельность людей и в этом смысле больше всего отделЯлись интеллигентные от
неинтеллигентных: вторые могли сохранЯть свою индивидуальность и за это
презирались другими, а первые только распадались на группы, соответственно
получаемому образованию. “беждениЯ их всегда отвечали не их личным
качествам, а их положению: всЯкий студент был революционер, всЯкий чиновник
буржуазен, всЯкий артист свободомыслЯщ, всЯкий офицер с преувеличенным
понЯтием о внешнем благородстве, и когда вдруг студент оказывалсЯ
консерватором или офицер анархистом, то это уже казалось странным, а иногда
и неприЯтным. ‘анин по своему происхождению и образованию должен был быть
совсем не тем, чем был, и как ‹ида, Ќовиков и все, кто с ним сталкивалсЯ,
так и ЊарьЯ €вановна смотрела на него с неприЯтным ощущением обманутого
ожиданиЯ. ‘ чуткостью матери ЊарьЯ €вановна замечала то впечатление, которое
производил сын на всех окружающих, и оно было ей больно.
‘анин видел это. …му очень хотелось успокоить мать, но он не знал, как
это сделать. ‘начала ему даже пришло в голову притворитьсЯ и высказать
матери самые успокоительные мысли, но он ничего не мог придумать, засмеЯлсЯ,
встал и ушел в дом. ’ам он лег на кровать и стал думать о том, что люди
хотЯт весь мир обратить в монастырскую казарму, с одним уставом длЯ всех,
уставом, Ясно основанном на уничтожении всЯкой личности и подчинении ее
могучей власти какого-то таинственного старчества. Ћн начал было размышлЯть
над судьбою и ролью христианства, но это показалось ему так скучно, что он
незаметно заснул и проспал до глубокого вечера.
ЊарьЯ €вановна, проводив его глазами, тЯжело вздохнула и задумалась
тоже. „умала она о том, что ‡арудин Явно ухаживает за ‹идой, и ей хотелось,
чтобы это было серьезно.
- ‹идочке уже двадцать лет, - тихо шли ее мысли, - ‡арудин, кажетсЯ,
хороший человек. ѓоворЯт, он в этом году получит эскадрон... ’олько долгов
за ним не оберешьсЯ! € к чему Я этот сон отвратительный видела... ‚едь сама
знаю, что чепуха, а из головы нейдет!
ќтот сон, который приснилсЯ Њарье €вановне в тот самый день, когда
‡арудин был у них в доме первый раз, почему-то действительно мучил ее Ђ
снилось ей, что ‹ида, в белом платье, шла по полю, покрытому травами и
цветами.
ЊарьЯ €вановна села в кресло, по-старушечьи подперла голову рукой и
долго смотрела в постепенно темнеющее небо. Њаленькие, но тЯгучие и докучные
мысли ползли у нее в голове, и ей было грустно и страшно чего-то.

III

Љогда уже совсем стемнело, вернулись гулЯвшие. €з глубины сада, мЯгко
затонувшего в темноте, послышались их оживленные Яркие голоса.
‚еселаЯ раскрасневшаЯсЯ ‹ида подбежала к Њарье €вановне. Ћт нее пахло
раздражающе свежим и молодым запахом реки и красавицы женщины, возбужденной
до крайнего напрЯжениЯ обществом молодых, ей нравЯщихсЯ, ею возбужденных
мужчин.
- “жинать, мама, ужинать! - затормошила она ласково улыбавшуюсЯ мать. -
Ђ пока ‚иктор ‘ергеевич нам споет.
ЊарьЯ €вановна пошла распорЯдитьсЯ ужином и, уходЯ, думала уже о том,
что судьба такой интересной, красивой, здоровой и понЯтной ей девушки, как
‹ида, не может не быть счастливой.
‡арудин и ’анаров ушли в зал, к роЯлю, а ‹ида села в стоЯвшее на
балконе кресло-качалку и потЯнулась гибко и страстно.
Ќовиков молча ходил по скрипЯщим доскам балкона, искоса взглЯдываЯ на
лицо, высокую грудь и вытЯнутые из-под платьЯ стройные ноги в черных чулках
и желтых туфельках, но она не замечала ни его взглЯдов, ни его самого, всЯ
охваченнаЯ могучим и обаЯтельным ощущением первой страсти. Ћна совсем
закрыла глаза и загадочно улыбалась сама себе.
‚ душе Ќовикова была обычнаЯ борьба: он любил ‹иду, но в ее чувстве не
мог разобратьсЯ. €ногда ему казалось, что она любит его, иногда - нет. €
тогда, когда он думал, что "да", ему казалось вполне возможным, легким и
прекрасным, что ее молодое, стройное и чистое тело сладострастно и полно
будет принадлежать ему. Ђ когда думал, что "нет", та же мысль казалась ему
бесстыдной и гнусной, и тогда он ловил себЯ на чувственности и называл себЯ
низменным, дрЯнным человеком, недостойным ‹иды.
Ќовиков шагал по доскам и загадывал:
- …сли ступлю правой ногой на последнюю доску, то "да", и надо
объЯснитьсЯ, а если левой, то...
…му не хотелось думать, что будет тогда.
Ќа последнюю доску он ступил левой ногой, облилсЯ холодным потом и
сейчас же сказал себе:
- ”у, какие глупости! ’очно стараЯ баба... Ќу... ђаз, два, три... со
словом "три" прЯмо подойду и скажу. Љак Я скажу? ‚се равно. Ќу раз... два...
три... Ќет, до трех раз... ђаз, два, три... раз, два...
ѓолова у него горела, во рту пересохло, и сердце колотилось так, что
ноги дрожали.
- „а будет вам топтатьсЯ! - с досадой сказала ‹ида, открываЯ глаза. -
‘лушать мешаете!
’олько теперь Ќовиков заметил, что ‡арудин поет. Њолодой офицер пел
старинный романс:

џ вас любил, любовь моЯ, быть может,
‚ моей груди угасла не совсем

Џел он недурно, но так, как поют люди мало развитые: заменЯЯ выражение
криком и замиранием голоса. € пение ‡арудина показалось чрезвычайно
неприЯтным Ќовикову.
- ќто что же, собственного сочинениЯ? - спросил он с непривычным
чувством злобы и раздражениЯ.
- Ќет... Ќе мешайте! ‘идите смирно! - капризно приказала ‹ида. - …сли
музыку не любите, так на луну смотрите.
‘овершенно круглаЯ и еще краснаЯ луна, действительно, медленно и
таинственно выглЯнула из-за черных верхушек сада. …е легкий неуловимый свет
заскользил по ступенькам, по платью ‹иды и по ее улыбающемусЯ собственным
мыслЯм лицу. ’ени в саду сгустились и стали черными и глубокими, как в лесу.
Ќовиков вздохнул.
- ‹учше уж на вас, - неловко сказал он и подумал: - Љакие Я пошлости
способен говорить!
‹ида засмеЯлась.
- ”у, какой дубовый комплимент!
- џ не умею комплиментов говорить, - угрюмо возразил Ќовиков.
- „а замолчите... слушайте же! - досадливо дернула плечами ‹ида.

Ќо пусть она вас больше не тревожит,
џ не хочу печалить вас ничем!

‡вуки роЯлЯ звонкими кристальными всплесками отдавались в зеленом сыром
саду. ‹унный свет все Яснел, а тени становились все глубже и черней. ‚низу,
по траве, тихо прошел ‘анин, сел под липой, хотел закурить папиросу, но
раздумал и сидел неподвижно, точно зачарованный тишиной вечера, которую не
нарушали, а как-то дополнЯли звуки роЯлЯ и молодого страстно поющего голоса.
- ‹идиЯ Џетровна! - вдруг выпалил Ќовиков, как будто сразу стало
очевидно, что нельзЯ потерЯть этого момента.
- —то? - машинально спросила ‹ида, глЯдЯ в сад, на луну и на черные
веточки, чеканЯщиесЯ на ее круглом Ярком диске.
- џ уже давно жду... хочу поговорить... - срывающимсЯ голосом продолжал
Ќовиков. ‘анин повел головой и прислушалсЯ.
- Ћ чем? - рассеЯнно переспросила ‹ида.
‡арудин кончил один, помолчал и запел другой романс. Ћн думал, что у
него редкостно красивый голос, и любил петь.
Ќовиков почувствовал, что краснеет и бледнеет пЯтнами и что ему
нехорошо до головокружениЯ.
- џ, видите ли... ‹идиЯ Џетровна, хотите быть моей... женой... -
заплетаЯсь Языком и чувствуЯ, что совсем это не так говоритсЯ и не то
чувствуетсЯ в такие минуты, и еще прежде, чем он говорил, как-то само собой
стало Ясно, что "нет" и что сейчас произойдет что-то постыдное, глупое,
непереносимо смешное.
‹ида машинально переспросила:
- —ьей? - и вдруг вспыхнула, встала, хотела что-то сказать, но не
сказала и в замешательстве отвернулась. ‹уна смотрела прЯмо на нее.
- џ вас люблю... продолжал мЯмлить Ќовиков, чувствуЯ, что луна
перестала светить, что в саду душно и все валитсЯ куда-то в безнадежную
ужасную пропасть. - џ... говорить не умею, но это глупости и... Я очень вас
люблю...
"Џри чем тут очень... точно Я о сливочном мороженом говорю..." - вдруг
подумал он и замолчал.
‹ида нервно дергала листик, попавший ей в руки. Ћна растерЯлась, потому
что это было совершенно неожиданно, не нужно и создавало печальную,
непоправимую неловкость между нею и Ќовиковым, к которому она издавна
привыкла, почти как к родному, и которого немного любила.
- џ не знаю, право... џ и не думала вовсе... Ќовиков почувствовал, как
с тупой болью упало куда-то вниз его сердце, побледнел, встал и взЯл
фуражку.
- „о свиданьЯ! - сказал он, сам не слыша своего голоса. ѓубы у него
странно кривились в нелепую и неуместную дрожащую улыбку.
- Људа же вы? „о свиданьЯ! - растерЯнно отвечала ‹ида, протЯгиваЯ руку
и стараЯсь беспечно улыбатьсЯ.
Ќовиков быстро пожал ей руку и, не надеваЯ фуражки, крупными шагами
пошел прЯмо по росистой траве в сад. ‡айдЯ в первую тень, он вдруг
остановилсЯ и с силой схватил себЯ за волосы.
- Ѓоже мой, Ѓоже... за что Я такой несчастный!.. ‡астрелитьсЯ... ‚се
это пустЯки, а застрелитьсЯ... - вихрем и бессвЯзно пронеслось у него в
голове, и он почувствовал себЯ самым несчастным, опозоренным и смешным
человеком в мире.
‘анин хотел было его окликнуть, но раздумал и улыбнулсЯ. …му было
смешно, что Ќовиков дергает себЯ за волосы и чуть ли даже не плачет оттого,
что женщина, лицо которой, плечи, груди и ноги нравились ему, не хочет
отдатьсЯ.
€ еще ‘анину было приЯтно, что красиваЯ сестра не любит Ќовикова.
‹ида несколько минут неподвижно простоЯла на том же месте, и ‘анин с
острым любопытством следил за ее смутно озаренным луною белым силуэтом.
€з уже освещенных лампой желтых дверей дома вышел на балкон ‡арудин, и
‘анину Ясно было слышно осторожное позвЯкивание его шпор. ‚ зале ’анаров
тихо и грустно играл старый вальс, с расплывающимисЯ кругообразными томными
звуками.
‡арудин тихо подошел к ‹иде и мЯгким ловким движением обнЯл ее за
талию, и ‘анину было видно, как два силуэта легко слились в один, странно
колеблющийсЯ в лунном тумане.
- Ћ чем вы так задумались? - тихо шепнул ‡арудин, трогаЯ губами ее
маленькое свежее ухо и блестЯ глазами.
“ ‹иды сладко и жутко поплыла голова. Љак и всегда, когда она
обнималась с ‡арудиным, ее охватило странное чувство: она знала, что ‡арудин
бесконечно ниже ее по уму и развитию, что она никогда не может быть
подчинена ему, но в то же времЯ было приЯтно и жутко позволЯть эти
прикосновениЯ сильному, большому, красивому мужчине, как будто заглЯдываЯ в
бездонную, таинственную пропасть с дерзкой мыслью: а вдруг возьму и
брошусь... захочу и брошусь!
- “видЯт... - чуть слышно прошептала она, не прижимаЯсь и не отдалЯЯсь
и еще больше дразнЯ и возбуждаЯ его этой отдающейсЯ пассивностью.
- Ћдно слово, - еще прижимаЯсь к ней и весь заливаЯсь горЯчей
возбужденной кровью, продолжал ‡арудин, - придете?
‹ида дрожала. ќтот вопрос он предлагал ей уже не в первый раз, и всегда
в ней что-то начинало томитьсЯ и дрожать, делаЯ ее слабой и безвольной.
- ‡ачем? - глухо спросила она, глЯдЯ на луну широко открытыми и
налитыми какой-то влагой глазами.
‡арудин не мог и не хотел ответить ей правды, хотЯ, как все легко
сходЯщиесЯ с женщинами мужчины, в глубине души был уверен, что ‹ида и сама
хочет, знает и только боитсЯ.
- ‡ачем... „а посмотреть на вас свободно, перекинутьсЯ словом. ‚едь это
пытка... вы менЯ мучите... ‹идиЯ., придете? - страстно придавливаЯ к своим
дрожащим ногам ее выпуклое, упругое и теплое бедро, повторил он.
€ от соприкосновениЯ их ног, жгучего, как раскаленное железо, еще гуще
поднЯлсЯ вокруг теплый, душный, как сон. туман. ‚се гибкое, нежное и
стройное тело ‹иды замирало, изгибалось и тЯнулось к нему. …й было
мучительно хорошо и страшно. ‚округ все странно и непонЯтно изменилось: луна
была не луна и смотрела близко-близко, через переплет террасы, точно висела
над самой Ярко освещенной лужайкой; сад, не тот, который она знала, а
какой-то другой, темный и таинственный, придвинулсЯ и стал вокруг. ѓолова
медленно и тЯгуче кружилась. €згибаЯсь со странной ленью, она освободилась у
него из рук и сразу пересохшими, воспаленными губами с трудом прошептала:
- •орошо...
€ пошатываЯсь, через силу ушла в дом, чувствуЯ, как что-то страшное,
неизбежное и привлекательное тЯнет ее куда-то в бездну.
- ќто глупости... это не то... Я только шучу... Џросто мне любопытно,
забавно... - старалась она уверить себЯ, стоЯ в своей комнате перед темным
зеркалом и видЯ только свой черный силуэт на отражающейсЯ в нем освещенной
двери в столовую. Ћна медленно поднЯла обе руки к голове, заломила их и
страстно потЯнулась, следЯ за движениЯми своей гибкой тонкой талии и широких
выпуклых бедер.
‡арудин, оставшись один, вздрогнул на красивых, плотно обтЯнутых ногах,
потЯнулсЯ, страстно зажмурившись, и, скалЯ зубы под светлыми усами, повел
плечами. Ћн был привычно счастлив и чувствовал, что впереди ему предстоит
еще больше счастьЯ и наслаждениЯ. ‹ида в момент, когда она отдастсЯ ему,
рисовалась так жгуче и необыкновенно сладострастно хороша, что ему было
физически больно от страсти.
‘начала, когда он начал за ней ухаживать, и даже тогда, когда она уже
позволила ему обнЯть и поцеловать себЯ, ‡арудин все-таки боЯлсЯ ее. ‚ ее
потемневших глазах было что-то незнакомое и непонЯтное ему, как будто,
позволЯЯ ласкать себЯ, она втайне презирала его. Ћна казалась ему такой
умной, такой непохожей на всех тех девушек и женщин, ласкаЯ которых он
горделиво сознавал свое превосходство, такой гордой, что, обнимаЯ ее, он
замирал, точно ожидаЯ получить пощечину, и как-то боЯлсЯ думать о полном
обладании ею. €ногда казалось, будто она играет им и его положение просто
глупо и смешно. Ќо после сегоднЯшнего обещаниЯ, данного знакомым ‡арудину по
другим женщинам странным срывающимсЯ и безвольным голосом, он вдруг
неожиданно почувствовал свою силу и внезапную близость цели и понЯл, что уже
не может быть иначе, чем так, как хочет он. € к сладкому томительному
чувству сладострастного ожиданиЯ тонко и бессознательно стал примешиватьсЯ
оттенок злорадности, что эта гордаЯ, умнаЯ, чистаЯ и начитаннаЯ девушка
будет лежать под ним, как и всЯкаЯ другаЯ, и он так же будет делать с нею
что захочет, как и со всеми другими. € остраЯ жестокаЯ мысль стала смутно
представлЯть ему вычурно унижающие сладострастные сцены, в которых голое
тело, распущенные волосы и умные глаза ‹иды сплетались в какую-то дикую
вакханалию сладострастной жестокости. Ћн вдруг Ясно увидел ее на полу,
услышал свист хлыста, увидел розовую полосу на голом нежном покорном теле и,
вздрогнув, пошатнулсЯ от удара крови в голову. ‡олотые круги сверкнули у
него в глазах.
Ѓыло даже физически невыносимо думать об этом. ‡арудин дрожащими
пальцами закурил папиросу, еще раз дрогнул на сильных ногах и пошел в
комнаты.
‘анин, который не слышал, но увидел и понЯл все, с чувством, похожим на
ревность, пошел за ним.
"€ везет же вот таким животным! - подумал он. - —ерт знает что такое!
‹ида и он!"
“жинали в комнатах. ЊарьЯ €вановна была не в духе. ’анаров, по
обыкновению, молчал и мечтал о том, как было бы хорошо, если бы он был
такой, как ‡арудин, и его любила такаЯ девушка, как ‹ида. € ему казалось,
что он любил бы ее не так, как ‡арудин, не способный оценить такое счастье.
‹ида была бледна, молчалива и не смотрела ни на кого. ‡арудин был весел и
насторожен, как зверь на охоте, а ‘анин, как всегда, зевал, ел, пил много
водки и нестерпимо, по-видимому, хотел спать. Ќо это не мешало ему после
ужина заЯвить, что спать он не хочет и, в виде прогулки, пойдет проводить
‡арудина.
Ѓыла уже совсем ночь, и луна плыла высоко. ‘анин и ‡арудин почти молча
дошли до квартиры офицера. ‘анин всю дорогу посматривал на офицера и думал,
не треснуть ли его по физиономии.
- Ќ-да, - заговорил он уже возле самого дома, - много есть на свете
всЯкого сорта мерзавцев!
- ’о есть? - вопросительно и удивленно произнес ‡арудин, высоко
поднимаЯ брови.
- „а так, вообще... Ђ мерзавцы - самые занимательные люди...
- —то вы! - усмехнулсЯ ‡арудин.
- Љонечно. Ќа свете нет ничего скучнее честного человека... —то такое
честный человек? Џрограмма честности и добродетели давно всем известна и в
ней не может быть ничего нового... Ћт этого старьЯ в человеке исчезает
всЯкое разнообразие, жизнь сводитсЯ в одну рамку добродетели, скучную и
узкую. Ќе крадь, не лги, не предай, не прелюбы сотвори... € главное, что все
это в человеке сидит прочно: всЯкий человек и лжет, и предает, и "прелюбы"
эти самые творит по мере сил...
- Ќе всЯкий же! - снисходительно заметил ‡арудин.
- Ќет, всЯкий. ‘тоит только вдуматьсЯ в жизнь каждого человека, чтобы
найти в ней, более или менее глубоко, грех... Џредательство, например. ‚ ту
минуту, как мы отдаем кесарево кесарю, ложимсЯ спокойно спать, садимсЯ
обедать, мы совершаем предательство...
- —то вы говорите! - невольно воскликнул ‡арудин почти с возмущением.
- Љонечно. Њы платим подати и отбываем повинности, значит, мы предаем
тысЯчи людей той самой войне и несправедливости, которыми возмущаемсЯ. Њы
ложимсЯ спать, а не бежим спасать тех, кто в ту минуту погибает за нас, за
наши идеи... мы съедаем лишний кусок, предаваЯ голоду тех людей, о благе
которых мы, если мы добродетельные люди, должны были пе-щись всю жизнь. €
так далее. ќто понЯтно!.. „ругое дело мерзавец, настоЯщий откровенный
мерзавец! Џрежде всего это человек совершенно искренний и естественный...
- …стественный?!
- ‚сенепременно. Ћн делает то, что длЯ человека совершенно естественно.
Ћн видит вещь, котораЯ ему не принадлежит, но котораЯ хороша, он ее берет:
видит прекрасную женщину, котораЯ ему не отдаетсЯ, он ее возьмет силой или
обманом. € это вполне естественно, потому что потребность и понимание
наслаждений и есть одна из немногих черт, которыми естественный человек
отличаетсЯ от животного. †ивотные, чем больше они - животные, не понимают
наслаждений и не способны их добиватьсЯ. Ћни только отправлЯют потребности.
Њы все согласны с тем, что человек не создан длЯ страданий и не страданиЯ же
идеал человеческих стремлений...
- ђазумеетсЯ, - согласилсЯ ‡арудин.
- ‡начит, в наслаждениЯх и есть цель жизни. ђай - синоним наслаждениЯ
абсолютного, и все так или иначе мечтают о рае на земле. € рай
первоначально, говорЯт, и был на земле. ќта сказка о рае вовсе не вздор, а
символ и мечта.
- „а, - заговорил, помолчав, ‘анин, - человеку от природы не
свойственно воздержание, и самые искренние люди, - это люди, не скрывающие
своих вожделений... то есть те, которых в общежитии называют мерзавцами...
‚от, например, вы...
‡арудин вздрогнул и отшатнулсЯ.
- ‚ы, конечно, - продолжал ‘анин, притворЯЯсь, что не замечает ничего,
- самый лучший человек на ‘‚‘’‘- Џо крайней мере, в своих глазах. Ќу
признайтесь, встречали ли вы когда-нибудь п‘‹02‘ка лучше вас?
- Њного... - нерешительно ответил ‡арудин, который уже совершенно не
понимал ‘анина и которому было решительно неизвестно, уместно ли теперь
обидетьсЯ или нет.
- Ќазовите, - предложил ‘анин. ‡арудин недоумевающе пожал плечами.
- Ќу вот, - весело подхватил ‘анин, - вы самый лучший человек, и Я,
конечно, самый лучший, а разве нам с вами не хочетсЯ красть, лгать и
"прелюбы" сотворить... прежде всего "прелюбы"?
‡арудин пожал плечами опЯть.
- Ћри-ги-нально, - пробормотал он.
- ‚ы думаете? - с неуловимым оттенком обидного спросил ‘анин. - Ђ Я и
не думал... „а, мерзавцы - самые искренние люди, притом и самые интересные,
ибо пределов и границ человеческой мерзости даже и представить себе нельзЯ.
џ мерзавцу с особенным удовольствием пожму руку.
‘анин с необыкновенно открытым видом пожал руку ‡арудину, глЯдЯ ему
прЯмо в глаза, потом вдруг насупилсЯ и, уже совсем другим тоном пробормотав:
- Џрощайте, покойной ночи! - ушел.
‡арудин несколько минут неподвижно простоЯл на месте, глЯдЯ вслед
уходившему ‘анину. Ћн не знал, как принЯть слова ‘анина, и на душе у него
было смутно и неприЯтно. Ќо сейчас же он вспомнил ‹иду, усмехаЯсь, подумал,
что ‘анин - брат ‹иды, что он, в сущности, прав, и почувствовал к нему
братскую приЯзнь и дружбу.
"‡анимательный парень, черт возьми!" - подумал он самодовольно, точно
‘анин тоже до некоторой степени уже принадлежал ему. Џотом он отворил
калитку и через освещенный луною двор пошел к своему флигелю.
‘анин вернулсЯ домой, разделсЯ, лег, укрылсЯ, хотел читать "’ак говорит
‡аратустра", которого нашел у ‹иды, но с первых страниц ему стало досадно и
скучно. Ќапыщенные образы не трогали его души. Ћн плюнул и, бросив книгу,
моментально заснул.

Љ жившему в том же городе отставному полковнику и помещику Ќиколаю
…горовичу ‘варожичу приехал его сын, студент-технолог.
Ћн был выслан из Њосквы под надзор полиции как подозреваемый в участии
в революционной организации. Ћ том, что он арестован, просидел в тюрьме
полгода и выслан из столицы, ћрий ‘варожич еще раньше известил своих родных
письмами, и его приезд не был длЯ них неожиданностью. •отЯ Ќиколай …горович
был других убеждений, видел в поступках сына мальчишеское безумие и был
страшно опечален его историей, но он его любил и принЯл ласково, стараЯсь
избегать разговоров на щекотливую тему.
ћрий ехал два днЯ в вагоне третьего класса, где нельзЯ было спать от
духоты, дурного запаха и рева младенцев. Ћн очень устал и, едва
поздоровавшись с отцом и сестрой ‹юдмилой, которую все в городе называли
просто ‹Ялей, как она сама окрестила себЯ в детстве, лег спать в комнате
‹Яли на ее кровати.
ЏроснулсЯ он уже к вечеру, когда солнце садилось и его косые лучи
красными пЯтнами чертили на стене силуэт окна. ‚ соседней комнате стучали
ложками и стаканами, слышалсЯ веселый смех ‹Яли и незнакомый ћрию, приЯтный,
барский мужской голос.
‘начала ћрию показалось, что он все еще едет в вагоне, который
позвЯкивает буферами и оконными стеклами, и слышит в соседнем отделении
голоса незнакомых ему пассажиров. Ќо сейчас же он опомнилсЯ, быстро
приподнЯлсЯ и сел на кровати.
- „а, - протЯнул он, сморщившись и ероша свои черные густые и упрЯмые
волосы. - ‚от Я и приехал!
€ он стал думать, что ему не стоило сюда приезжать. …му предоставлЯлось
право выбора местожительства. Џочему он поехал именно домой, ћрий не отдавал
себе отчета. Ћн думал и хотел думать, что сказал первое, что пришло в
голову, но это было не так: ћрий всю жизнь жил не собственным трудом, а
помощью отца и ему было страшно очутитьсЯ одному без поддержки, в незнакомом
месте, среди чужих людей. Ћн стыдилсЯ этого чувства и не признавалсЯ в нем
даже самому себе. Ќо теперь он подумал, что сделал нехорошо. ђодные не могли
понЯть и одобрить его истории, это было Ясно; к этому должен был примешатьсЯ
и материальный интерес, - лишние годы сидениЯ на шее у отца, - и все вместе
делало то, что хороших, искренних и согласных отношений у них быть не могло.
€ кроме того, в этом маленьком городке, в котором он не был уже два года,
должно было быть очень скучно. ‚сех жителей маленьких уездных городов ћрий
огулом считал мещанами, не способными не только понимать, но даже
интересоватьсЯ теми вопросами философии и политики, которые ћрий считал
единственным смыслом и интересом жизни.
ћрий встал, подошел к окну, отворил его и высунулсЯ в палисадник,
разбитый под стенами дома. ‚есь он был покрыт красными, голубыми, желтыми,
лиловыми и белыми цветами, пересыпанными, как в калейдоскопе. ‡а
палисадником темнел густой сад, сбегавший, как и все сады в этом заросшем и
речном городке, к реке, котораЯ бледным стеклом поблескивала внизу между
деревьЯми. ‚ечер был тихий и прозрачный.
ћрию стало грустно. Ћн слишком много жил в больших каменных городах, и
хотЯ всегда думал, что любит природу, она оставалась длЯ него пустынной и не
смЯгчала его чувств, не успокаивала, не радовала его, а возбуждала в нем
непонЯтную, мечтательную, болезненную грусть.
- Ђ.. ’ы уже встал, пора! - сказала ‹ЯлЯ, входЯ в комнату.
ћрий отошел от окна.
’Яжелое чувство от сознаниЯ своего обособленного и неопределенного
положениЯ и тихаЯ грусть, возбужденнаЯ умиранием днЯ, сделали то, что ћрию
было неприЯтно видеть свою сестру веселой и слышать ее звонкий, беззаботный
голос.
- ’ебе весело? неожиданно длЯ самого себЯ спросил он.
- ‚от тебе и на! - воскликнула ‹ЯлЯ, делаЯ большие глаза, но сейчас же
рассмеЯлась еще веселее, точно вопрос брата напомнил ей что-то очень
забавное и радостное. - —то это тебе вздумалось справлЯтьсЯ о моем
веселье... џ никогда не скучаю... Ќекогда.
€, принимаЯ серьезный вид и, видимо, гордЯсь тем, что говорит, она
прибавила:
- ’акое интересное теперь времЯ, что прЯмо грех скучать!.. џ теперь
занимаюсь с рабочими, а потом много времени отнимает библиотека... Ѓез тебЯ
мы здесь народную библиотеку устроили. € хорошо пошла!
‚ другое времЯ это было бы интересно ћрию и возбудило бы его внимание,
но теперь что-то мешало ему.
‹ЯлЯ делала серьезное лицо и забавно, как ребенок, ждала одобрениЯ, а
потому ћрий сделал над собою усилие и сказал:
- ‚от как!
- ѓде же мне еще скучать! - довольно протЯнула ‹ЯлЯ.
- Ђ вот мне все скучно, - опЯть невольно возразил ћрий.
- ‹юбезно, нечего сказать! - шутЯ возмутилась ‹ЯлЯ. - ‚сего несколько
часов дома... да и те проспал, а уже скучает!
- Ќичего не поделаешь, это от Ѓога! - с легким оттенком самодовольства
возразил ћрий. …му казалось, что скучать лучше и умнее, чем веселитьсЯ.
- Ћт Ѓога, от Ѓога! - притворно дуЯсь, пропела ‹ЯлЯ и замахнулась на
него рукой. - “-у!..
ћрий не замечал, что ему уже весело. ‡вонкий голос и жизнерадостность
‹Яли быстро и легко разогнали тЯжелое чувство, которое он считал серьезным и
глубоким. € ‹ЯлЯ бессознательно не верила в его тоску, а потому нисколько не
обиделась его заЯвлениЯм.
ћрий, улыбаЯсь, смотрел ей в лицо и говорил:
- Њне никогда не бывает весело! ‹ЯлЯ смеЯлась, точно он сообщал ей
что-то очень забавное и веселое.
- Ќу, ладно, рыцарь печального образа! Ќикогда, так и никогда. Џойдем
лучше, Я представлю тебе одного молодого человека... приЯтной наружности...
€дем!
‹ЯлЯ, смеЯсь, тЯнула брата за руку.
- Џостой, что же это за приЯтный молодой человек?
- Њой жених! - звонко и весело выкрикнула ‹ЯлЯ прЯмо в лицо ћрию и в
восторге от смущениЯ и радости закружилась по комнате, раздуваЯ платье.
ћрий и раньше из писем отца и самой ‹Яли знал, что молодой доктор,
недавно приехавший в их город, ухаживает за ‹Ялей, но не знал еще, что это
дело решено.
- ‚от как! - протЯнул он удивленно, и ему было странно, что эта
маленькаЯ, такаЯ чистенькаЯ и свеженькаЯ ‹ЯлЯ, которую он все еще считал
полудевочкой, уже имеет жениха и скоро выйдет замуж, сделаетсЯ женщиной,
женой. Ћн почувствовал к сестре нежность и неопределенную тихую жалость.
ћрий обнЯл ‹Ялю за талию и пошел с ней вместе в столовую, где уже
горела лампа, блестел большой, Ярко начищенный самовар, и сидели Ќиколай
…горович и незнакомый плотный, но молодой человек нерусского типа, со
смуглым лицом и быстрыми любопытными глазами.
Ћн развЯзно, любезно и спокойно поднЯлсЯ навстречу ћрию.
- Ќу, познакомимсЯ...
- Ђнатолий Џавлович ђЯзанцев, - комически-торжественно провозгласила
‹ЯлЯ, забавно вывертываЯ руку ладонью вверх.
- Џрошу любить и жаловать, - так же шутЯ прибавил ђЯзанцев.
Ћни с искренним желанием приЯзни пожали руки и одну секунду думали
почему-то поцеловатьсЯ, но не поцеловались и только дружелюбно и внимательно
поглЯдели в глаза друг другу.
"‚от какой у нее брат!" - с удивлением подумал ђЯзанцев, ожидавший, что
у бойкой, белокурой и цветущей маленькой ‹Яли брат должен быть такой же
светлый и жизнерадостный. Ђ ћрий был высок, худ и черен, хотЯ так же красив,
как и ‹ЯлЯ, и даже похож на нее тонкими правильными чертами лица.
ћрий же, глЯдЯ на ђЯзанцева, подумал, что вот тот самый человек,
который в маленькой, чистенькой и свеженькой, как весеннее утро, девочке
‹Яле полюбил женщину. Џолюбил, конечно, совершенно так же, как и сам ћрий
любил женщин. € почему-то это было неприЯтно и неловко было смотреть на
ђЯзанцева и ‹Ялю, точно те могли догадатьсЯ об его мыслЯх.
Ћни чувствовали, что многое и важное должны сказать друг другу. ћрию
хотелось спросить:
- ‚ы любите ‹Ялю?.. —исто ли, серьезно ли?.. ‚едь жалко, гадко будет,
если вы ее обманываете... Ћна такаЯ чистаЯ, невиннаЯ!
Ђ ђЯзанцев бы ответил:
- „а, Я очень люблю вашу сестру, да ее и нельзЯ не любить: посмотрите,
какаЯ она чистенькаЯ, свеженькаЯ, хорошенькаЯ, как мило она менЯ любит и
какой у нее милый вырез возле шеи...
Ќо вместо этого ћрий не сказал ничего, а ђЯзанцев спросил:
- ‚ы высланы надолго?
- Ќа пЯть лет, - ответил ћрий.
Ќиколай …горович, ходивший по комнате, на мгновение задержалсЯ, но
справилсЯ и продолжал ходить чересчур правильными размеренными шагами
старого военного. Ћн еще не знал подробностей высылки сына и это неожиданное
известие кинулось ему в голову.
"—ерт знает что такое!" - мысленно вспыхнул он.
‹ЯлЯ понЯла это движение отца и испугалась. Ћна боЯлась всЯких ссор,
споров и неприЯтностей и попыталась перевести разговор.
"ЉакаЯ Я глупаЯ, - мысленно укорЯла она себЯ, - как не догадатьсЯ
предупредить ’олю".
Ќо ђЯзанцев не знал сути дела и, ответив на вопрос ‹Яли, хочет ли он
чаю, опЯть стал расспрашивать ћриЯ.
- —то же вы теперь намерены делать?
Ќиколай …горович хмурилсЯ и молчал. € вдруг ћрий почувствовал его
молчание, и прежде чем успел сообразить последствиЯ, в нем закипело
раздражение и упрЯмство. Ћн нарочно ответил:
- Ќичего пока...
- Љак так ничего? - останавливаЯсь, спросил Ќиколай …горович. ѓолоса он
не повысил, но в звуках его Ясно послышалсЯ затаенный укор.
- Љак ты можешь говорить "ничего", как у тебЯ хватает совести говорить
это, точно Я обЯзан держать тебЯ на своей шее!.. Љак ты смеешь забывать, что
Я стар, что тебе давно пора самому хлеб зарабатывать? џ ничего не говорю,
живи, но как ты сам этого не понимаешь! - сказал этот тон.
€ тем острее чувствуЯ его, потому что сознавал за отцом право так
думать, ћрий тем не менее оскорбилсЯ всем существом своим.
- „а так, ничего... что же мне делать? - вызывающе ответил он.
Ќиколай …горович хотел сказать что-то резкое, но промолчал и только,
пожав плечами, опЯть стал ходить из угла в угол тЯжелыми размеренными на три
темпа шагами. „жентльменское воспитание не позволило ему раздражитьсЯ в
первый же день приезда сына.
ћрий следил за ним блестЯщими глазами и уже не мог сдерживатьсЯ, весь
ощетинившись и насторожившись, чтобы вцепитьсЯ в малейший повод. Ћн
прекрасно сознавал, что сам вызывает ссору, но уже не мог владеть своим
упрЯмством и раздражением.
‹ЯлЯ чуть не плакала и растерЯнно переводила умолЯющие глаза с брата на
отца. ђЯзанцев наконец понЯл, и ему стало жаль ‹Ялю. Ћн поспешно и не очень
ловко перевел разговор на другую тему.
‚ечер прошел скучно и натЯнуто. ћрий не мог считать себЯ виноватым,
потому что не мог согласитьсЯ, что политическаЯ борьба не его дело, как
думал Ќиколай …горович. …му казалось, что отец не понимает самой простой
вещи, потому что стар и неразвит, и он бессознательно чувствовал его
виновным в своей старости и неразвитости и злилсЯ. ђазговоры, которые
поднимал ђЯзанцев, его не занимали, и, слушаЯ вполуха, он все так же
напрЯженно и злобно следил за отцом своими черными блестЯщими глазами.
Љ самому ужину пришли Ќовиков, €ванов и ‘еменов.
‘еменов был больной чахоткою университетский студент, уже несколько
месЯцев живший в этом городе на уроке. Ћн был очень некрасив, худ и слаб, и
на его преждевременно состарившемсЯ лице неуловимо, но жутко лежала тонкаЯ
тень близкой смерти. €ванов был народный учитель, длинноволосый,
широкоплечий и нескладный человек.
Ћни вместе гулЯли на бульваре и, узнав о приезде ћриЯ, зашли
поздороватьсЯ.
‘ их приходом все оживилось. Ќачались остроты, шутки и смех. ‡а ужином
все пили и €ванов больше всех.
‡а те несколько дней, которые прошли со времени ею неудачного
объЯснениЯ с ‹идой ‘аниной, Ќовиков немного успокоилсЯ. …му стало казатьсЯ,
что отказ был случайным, что он сам виноват в нем, не подготовив ‹иду. Ќо
все-таки ему было мучительно стыдно и неловко ходить к ‘аниным. Џоэтому он
старалсЯ видетьсЯ с ‹идой не у них, а будто случайно встречаЯсь с нею то у
знакомых, то на улице. € оттого, что ‹ида, жалевшаЯ его и чувствовавшаЯ себЯ
как будто виноватой, была с ним преувеличенно ласкова и внимательна, Ќовиков
опЯть стал надеЯтьсЯ.
- ‚от что, господа, - сказал он, когда они уже уходили, - давайте-ка
устроим пикник в монастыре... Ђ?
‡агородный монастырь был обычным местом прогулок, потому что стоЯл на
горе, в красивом привольном и речном месте, недалеко от города и дорога туда
была хороша.
‹ЯлЯ, больше всего на свете любившаЯ всЯкий шум, прогулки, купанье,
катанье на лодке и беготню по лесу, с увлечением ухватилась за эту мысль.
- Ќепременно, непременно... Ђ когда?
- „а хоть и завтра! - ответил Ќовиков.
- Ђ кого же мы пригласим еще? - спросил ђЯзанцев, которому тоже
понравилась мысль о прогулке. ‚ лесу можно было целоватьсЯ, обниматьсЯ и
быть в раздражающей близости к телу ‹Яли, которое остро дразнило его своей
свежестью и чистотой.
- „а кого... ‚от нас... шестеро. Џозовем афрова.
- ќто кто же такой? - спросил ћрий.
- ћный студиозус один тут есть такой.
- Ќу... а ‹юдмила Ќиколаевна пригласит Љарсавину и Ћльгу €вановну.
- Љого? - опЯть переспросил ћрий. ‹ЯлЯ засмеЯлась.
“видишь! - сказала она и загадочно-выразительно поцеловала кончики
пальцев.
- ‚от как, - улыбнулсЯ ћрий, - посмотрим, посмотрим...
Ќовиков помЯлсЯ и неестественно равнодушно прибавил:
- ‘аниных можно позвать.
- ‹иду непременно! - воскликнула ‹ЯлЯ не столько потому, что ей
нравилась ‘анина, сколько потому, что знала о любви Ќовикова и хотела
сделать ему приЯтное. Ћна была очень счастлива своей любовью, и ей хотелось,
чтобы и все вокруг были так же счастливы и довольны.
- ’олько тогда придетсЯ и офицеров звать, - Язвительно вставил €ванов.
- —то ж, позовем... чем больше народу, тем лучше.
‚се вышли на крыльцо.
‹уна светила Ярко и ровно. Ѓыло тепло и тихо.
- Ќу ночь, - сказала ‹ЯлЯ, незаметно прижимаЯсь к ђЯзанцеву.
…й не хотелось, чтобы он уходил. ђЯзанцев крепко прижал ее круглую
теплую ручку локтем.
- „а, ночь чуднаЯ! - сказал он, придаваЯ этим простым словам особенный,
только им двоим понЯтный, смысл.
- „а будет ей благо, - басом отозвалсЯ €ванов, - а Я спать желаю
Џокойной ночи, синьоры!
€ он зашагал по улице, размахиваЯ руками, как мельница крыльЯми.
Џотом ушли Ќовиков и ‘еменов. ђЯзанцев долго прощалсЯ с ‹Ялей под
предлогом совещаниЯ о пикнике.
- Ќу, бай, бай, - шутЯ сказала ‹ЯлЯ, когда он ушел, потЯнулась и
вздохнула, с сожалением покидаЯ лунный свет, теплый ночной воздух и то, к
чему они звали ее молодое цветущее тело.
ћрий подумал, что отец еще не спит и что если они останутсЯ вдвоем, то
неприЯтное и ни к чему не ведущее объЯснение будет неизбежным.
- Ќет, - сказал он, глЯдЯ в сторону, на голубоватый туман, тЯнущийсЯ
пеленой за черным забором над рекой, - Я еще не хочу спать... Џойду
пройдусь.
- Љак хочешь, - отозвалась ‹ЯлЯ тихим и странно нежным голосом. Ћна еще
раз потЯнулась, зажмурилась, как кошечка, улыбнулась куда-то навстречу
лунному свету и ушла. ћрий осталсЯ один. ‘ минуту он неподвижно стоЯл и
смотрел на черные тени домов и деревьев, казавшиесЯ глубокими и холодными,
потом встрепенулсЯ и пошел в ту сторону, куда медленно ушел ‘еменов.
Ѓольной студент не успел уйти далеко. Ћн шел тихо, согнувшись и глухо
покашливаЯ, и его чернаЯ тень бежала за ним по светлой земле. ћрий его
догнал и сразу заметил происшедшую в нем перемену: во все времЯ ужина
‘еменов шутил и смеЯлсЯ едва ли не больше всех, а теперь он шел грустно,
понуро и в его глухом покашливании слышалось что-то грозное, печальное и
безнадежное, как та болезнь, которою он был болен.
- Ђ, это вы! - рассеЯнно и, как показалось ћрию, недоброжелательно
сказал он.
- —то-то спать не хочетсЯ. ‚от, провожу вас, - поЯснил ћрий.
- Џроводите, - равнодушно согласилсЯ ‘еменов. Ћни долго шли молча.
‘еменов все покашливал и горбилсЯ.
- ‚ам не холодно? - спросил ћрий, так только, потому что его начинало
тЯготить это унылое покашливание.
- Њне всегда холодно, - как будто с досадой возразил ‘еменов.
ћрию стало неловко, точно он нечаЯнно коснулсЯ больного места.
- ‚ы давно из университета? - опЯть спросил он. ‘еменов ответил не
сразу.
- „авно, - сказал он.
ћрий начал рассказывать о студенческих настроениЯх, о том, что среди
студентов считалось самым важным и современным. ‘начала он говорил просто,
но потом увлексЯ, оживилсЯ и стал говорить с выражением и горЯчностью.
‘еменов слушал и молчал.
Џотом ћрий незаметно перешел к упадку революционного настроениЯ среди
масс. € видно было, что он искренно страдает о том, что говорит.
- ‚ы читали последнюю речь ЃебелЯ? - спросил он.
- —итал, - ответил ‘еменов.
- Ќу и что?
‘еменов вдруг с раздражением махнул своей палкой с большим крючком. …го
тень так же махнула своей черной рукой, и это движение ее напомнило ћрию
зловещий взмах крыла какой-то черной хищной птицы
- —то Я вам скажу, - торопливо и сбивчиво заговорил ‘еменов, - Я скажу,
что Я вот умираю...
€ опЯть он махнул палкой, и опЯть чернаЯ тень хищно повторила его
движение. Ќа этот раз и ‘еменов заметил ее.
- ‚от, - сказал он горько, - у менЯ за спиной смерть стоит и каждое мое
движение стережет... —то мне Ѓебель!.. Ѓолтун болтает, другой будет болтать
другое, а мне все равно, не сегоднЯ завтра умирать.
ћрий смущенно молчал, и ему было грустно, тЯжело и обидно на кого-то за
то, что он слышал.
- ‚от вы думаете, что все это очень важно... то, что случилось в
университете и что сказал Ѓебель... Ђ Я думаю, что когда вам, как мне,
придетсЯ умирать и знать наверное, что умираешь, так вам и в голову не
придет думать, что слова ЃебелЯ, Ќицше, ’олстого или кого еще там . имеют
какой-либо смысл!
‘еменов замолчал.
ЊесЯц по-прежнему светил Ярко и ровно, и чернаЯ тень неотступно шла за
ними.
- Ћрганизм разрушаетсЯ, - вдруг произнес ‘еменов совсем другим, слабым
и жалким голосом.
- …сли бы вы знали, как не хочетсЯ умирать... Ћсобенно в такую Ясную
теплую ночь!.. - с жалобной тоской заговорил он, поворачиваЯ к ћрию свое
некрасивое, обтЯнутое кожей лицо, с ненормально блестЯщими глазами. - ‚се
живет, а Я умираю... ‚от вам кажетсЯ - и должна казатьсЯ - избитой эта
фраза... Ђ Я умираю. Ќе в романе, не на страницах, написанных "с
художественной правдой", а на самом деле умираю, и она не кажетсЯ мне
избитой. Љогда-нибудь и вам не будет казатьсЯ... “мираю, умираю и все тут!
‘еменов закашлЯлсЯ.
- џ вот иногда начну думать о том, что скоро Я буду в полной темноте, в
холодной земле, с провалившимсЯ носом и отгнившими руками, а на земле все
будет совершенно так же, как и сейчас, когда Я иду живой. ‚ы вот еще будете
живы... Ѓудете ходить, смотреть на эту луну, дышать, пройдете мимо моей
могилы и остановитесь над нею по своей надобности, а Я буду лежать и
отвратительно гнить. —то мне Ѓебель, ’олстой и миллионы других кривлЯющихсЯ
ослов! - вдруг со злобой резко выкрикнул ‘еменов.
ћрий молчал, растерЯнный и расстроенный.
- Ќу, прощайте, - сказал ‘еменов тихо, - мне сюда.
ћрий пожал ему руку и с глубокой жалостью посмотрел на его впалую
грудь, согнутые плечи и на его палку с толстым крючком, которую ‘еменов
зацепил за пуговицу своего студенческого пальто. ћрию хотелось что-то
сказать, чем-нибудь утешить и обнадежить его, но он чувствовал, что ничем
нельзЯ этого сделать, вздохнул и ответил:
- „о свиданьЯ.
‘еменов приподнЯл фуражку и отворил калитку. ‡а забором еще слышались
его шаги и глухое покашливание. Џотом все смолкло.
ћрий пошел назад. € все, что еще полчаса тому назад казалось ему
легким, светлым, тихим и спокойным - лунный свет, звездное небо, тополЯ,
освещенные луной, и таинственные тени - теперь показалось мертвым, зловещим
и страшным, как холод огромной мировой могилы.
Љогда он пришел домой, тихо пробралсЯ в свою комнату и отворил окно в
сад, ему в первый раз пришло в голову, что все то, чем он так глубоко,
доверчиво и самоотверженно занималсЯ, - не то, что было нужно. …му
представилось, что когда-нибудь, умираЯ, как ‘еменов, он будет мучительно,
невыносимо жалеть не о том, что люди не сделались благодарЯ ему счастливыми,
не о том, что идеалы, перед которыми он благоговел всю жизнь, останутсЯ не
проведенными в мир, а о том, что он умирает, перестает видеть, слышать и
чувствовать, не успев в полной мере насладитьсЯ всем, что может дать жизнь.
Ќо ему стало стыдно этой мысли, он сделал над собой усилие и придумал
объЯснение.
- †изнь и есть в борьбе!
- „а, но за кого... не за себЯ ли, не за свою ли долю под солнцем? - -
грустно заметила тайнаЯ мысль. Ќо ћрий притворилсЯ, что не слышит, и стал
думать о другом. Ќо это было трудно и неинтересно, мысль ежеминутно
возвращалась на те же круги, и ему было скучно, тЯжело и тошно до злых и
мучительных слез.

Џолучив записку от ‹Яли ‘варожич, ‹ида ‘анина передала ее брату. Ћна
думала, что он откажетсЯ, и ей хотелось, чтобы он отказалсЯ. Ћна
чувствовала, что ночью, при лунном свете, на реке ее будет так же властно и
сладко тЯнуть к ‡арудину, что это будет жуткое и интересное наслаждение, и
вместе с тем ей было стыдно перед братом, что это будет именно с ‡арудиным,
которого брат, очевидно, презирал от души.
Ќо ‘анин сразу и охотно согласилсЯ.
Ѓыл совершенно безоблачный, теплый и нежаркий день. Ќа небо было больно
смотреть, и оно все трепетало от чистоты воздуха и сверканиЯ бело-золотых
солнечных лучей.
- Љстати, там барышни будут, вот и познакомишьсЯ... - машинально
сказала ‹ида.
- Ђ это хорошо! - сказал ‘анин. - € притом погода самаЯ благодатнаЯ.
…дем.
‚ назначенное времЯ подъехали ‡арудин и ’анаров на широкой эскадронной
линейке, запрЯженной парою рослых лошадей из полкового обоза.
- ‹идиЯ Џетровна, мы ждем! - весело закричал ‡арудин, весь чистый,
белый и надушенный.
‹ида, одетаЯ в легкое светлое платье, с розовым бархатным воротником и
таким же широким поЯсом, сбежала с крыльца и подала ‡арудину обе руки.
‡арудин на мгновение выразительно задержал ее перед собой, оглЯдываЯ ее
фигуру быстрым и откровенным взглЯдом.
- …дем, едем, - понимаЯ его взглЯд и стыдЯсь и возбуждаЯсь им,
закричала ‹ида.
€ через несколько времени линейка быстро катилась по мало проторенной
степной дороге, пригибаЯ к земле жесткие стебли полевой травы, котораЯ,
выпрЯмлЯЯсь, хлестала по ногам. ‘вежий степной ветер легко шевелил волосы и
бежал по обе стороны дороги в мЯгких волнах травы.
Ќа выезде из города они догнали другую линейку, в которой сидели ‹ЯлЯ и
ћрий ‘варожичи, ђЯзанцев, Ќовиков, €ванов и ‘еменов. €м было тесно и
неудобно и оттого весело и настроены все были дружелюбно. Ћдному ћрию
‘варожичу, после вчерашнего разговора с ‘еменовым, было немного неловко с
ним. …му казалось странным и даже немного неприЯтным, что ‘еменов острит и
смеетсЯ так же беззаботно, как и все. ћрий не мог понЯть, как может ‘еменов
смеЯтьсЯ после всего того, что было им говорено вчера.
"ђисовалсЯ он тогда, что ли? - думал ћрий, искоса поглЯдываЯ на
больного студента. - €ли он вовсе не так уж болен?"
Ќо он сам смутилсЯ своей мысли и постаралсЯ забыть ее.
€з обеих линеек посыпались перекрестные остроты и приветствиЯ, Ќовиков,
дурачась, соскочил со своей линейки, побежал по траве возле ‹иды. Њежду ними
как-то установилось молчаливое соглашение преувеличенно выказывать дружбу. €
оба были чересчур шутливы и дружески дерзки.
‚се больше выЯснЯЯсь и вырастаЯ, показалась гора, на которой блестели
главы и белели стены монастырЯ. ‚сЯ гора была покрыта рощей и казалась
курчавой от зеленых верхушек дубов. ’е же дубы росли на островах, и внизу
под горою и между ними текла широкаЯ и спокойнаЯ река.
‹ошади, свернув с накатанной дороги, покатили по мЯгкой и сочной
луговой траве, низко пригибаЯ ее колесами и мЯгко чавкаЯ копытами по сырой
земле. ‡апахло водою и дубовым лесом.
‚ условленном месте, на особенно всем нравЯщейсЯ лужайке, на траве и на
разостланных ковриках, уже ожидали раньше приехавшие студент и две барышни в
малороссийских костюмах, которые со смехом готовили чай и закуску.
‹ошади, фыркаЯ и помахиваЯ хвостиками от мух, остановились, и все
приехавшие, оживленные дорогой, воздухом и запахом воды и леса, разом
высыпали из обеих линеек.
‹ЯлЯ стала звонко целоватьсЯ с двумЯ готовившими чай барышнЯми. ‹ида
поздоровалась сдержанно и представила им своего брата и ћриЯ ‘варожича.
Ѓарышни смотрели на них с молодым тайным любопытством.
- „а вы и между собой, кажетсЯ, незнакомы, - вдруг спохватилась ‹ида. -
ќто - мой брат, ‚ладимир Џетрович, а это-ћрий Ќиколаевич ‘варожич.
‘анин, улыбаЯсь, мЯгко и сильно пожал руку ћрию, который не обратил на
него никакого вниманиЯ. ‘анину был интересен всЯкий человек, и он любил
встречатьсЯ с новыми людьми, а ћрий был убежден, что интересных людей мало,
и потому всегда был равнодушен к новым знакомствам.
€ванов уже немного знал ‘анина, и то, что он о нем слышал, ему
понравилось. Ћн с любопытством посмотрел на ‘анина и первый подошел и
заговорил с ним. ‘еменов равнодушно подал ему руку.
- Ќу, теперь можно и веселитьсЯ! - закричала ‹ЯлЯ, - со скучными
обЯзанностЯми покончено!
‘начала всем было неловко, потому что многие видели друг друга в первый
раз. Љогда же стали закусывать и мужчины выпили по нескольку рюмок водки, а
женщины вина, неловкость исчезла, и стало весело. Њного пили, смеЯлись,
острили - и иногда очень удачно - бегали взапуски и лазили по горе. ‹ес был
так зелен и красив, везде было так тихо, светло и Ярко, что ни у кого не
осталось на душе ничего темного, заботного и злого.
- ‚от, - сказал запыхавшийсЯ ђЯзанцев, - если бы люди побольше так
прыгали и бегали, девЯти десЯтых болезней не было бы!
- € пороков тоже, - сказала ‹ЯлЯ.
- Ќу, пороков в человеке всегда будет предостаточно, - заметил €ванов,
и хотЯ то, что он сказал, никому не показалось особенно метким и остроумным,
смеЯлись все искренно.
Џока пили чай, солнце стало садитьсЯ и река стала золотой, а между
деревьЯми потЯнулись длинные, косые стрелы красноватого света.
- Ќу, господа, на лодки! - крикнула ‹ида и перваЯ, высоко подобрав
платье, пустилась бегом к берегу. - Љто скорее!
€ кто бегом, кто более солидно, все потЯнулись за ней и с хохотом и
шалостЯми стали рассаживатьсЯ в большой пестро раскрашенной лодке.
- Ћтчаливай! - молодым бесшабашным голосом крикнула ‹ида.
€ лодка легко скользнула от берега, оставлЯЯ за собой широкие полосы,
плавно расходЯщиесЯ к обоим берегам.
- ћрий Ќиколаевич, что же вы молчите? - спросила ‹ида ‘варожича.
- ѓоворить нечего, - улыбнулсЯ ћрий.
- Ќеужели? - протЯнула ‹ида, закидываЯ голову и чувствуЯ, что все
мужчины ею любуютсЯ.
- ћрий Ќиколаевич не любит болтать по пустЯкам, - начал ‘еменов, - и
ему...
- Ђ, ему надо серьезную тему? - перебила ‹ида.
- ‘мотрите, вот серьезнаЯ тема! - закричал ‡арудин, показываЯ на берег.
’ам, под обрывом, между узловатыми корнЯми старого покосившегосЯ дуба,
чернела узкаЯ и угрюмаЯ дыра, заросшаЯ бурьЯном.
- ќто что же? - спросил афров, который был родом из других мест.
- Џещера здесь, - ответил €ванов.
- ЉакаЯ пещера?
- Ђ черт ее знает... ѓоворЯт, что здесь когда-то была фабрика фальшивых
монетчиков. €х всех, как водитсЯ, переловили... “жасно скверно, что это "так
водитсЯ", - вставил €ванов.
- Ђ то ты бы сейчас фабрику фальшивых двугривенных открыл? - спросил
Ќовиков.
- ‡ачем?.. –елко-овых, друг, целковых!
- ѓм... - произнес ‡арудин и слегка пожал плечами. …му не нравилсЯ
€ванов, и шуток его он не понимал.
- „а... Ќу, переловили, а пещеру забросили. Ћна завалилась, и теперь
туда никто не ходит. Љогда Я был еще младенцем, Я лазил туда. ’ам довольно
интересно.
- …ще бы не интересно! - закричала ‹ида. - ‚иктор ‘ергеевич, пойдите
туда... ‚ы храбрый!
“ нее был странный тон, точно теперь, при людЯх и при свете, она хотела
издеватьсЯ и мстить ‡арудину за то странное и жуткое обаЯние, которое
производил он на нее вечером наедине.
- ‡ачем? - недоумеваЯ, спросил ‡арудин.
- џ пойду, - вызвалсЯ ћрий и покраснел, испугавшись, что подумают,
будто он рисуетсЯ.
- „ело - хорошее! - одобрил €ванов.
- Њожет, и ты пойдешь? - спросил Ќовиков.
- Ќет, Я лучше тут посижу. ‚се засмеЯлись.
‹одка пристала к берегу, и чернаЯ дыра сквозила теперь над самой
головой.
- ћрий, не делай, пожалуйста, глупостей, - приставала к брату ‹ЯлЯ. -
…й-Ѓогу, глупости!
- Љонечно, глупости, - шутЯ соглашалсЯ ћрий. ‘еменов, передайте мне
свечу. - Ђ где Я ее возьму?
- „а сзади вас, в корзине!
‘еменов флегматично достал из корзины свечу.
- ‚ы в самом деле пойдете? - спросила одна из барышень, высокаЯ,
красиваЯ, с полной грудью, девушка, которую ‹ЯлЯ называла ‡иной и фамилиЯ
которой была Љарсавина.
- Љонечно, отчего же нет? - притворЯЯсь равнодушным, возразил ћрий и
сам припомнил, как таким же равнодушным старалсЯ он быть во времЯ опасных
партийных похождений. ќто воспоминание почему-то было ему неприЯтно.
“ входа в пещеру было сыро и темно. ‘анин заглЯнул туда и сказал:
"Ѓрр!"
…му было смешно, что ћрий полезет в неприЯтное, опасное место потому
только, что на него смотрЯт другие люди.
ћрий зажег свечу, стараЯсь не смотреть на других. …го уже мучила тайнаЯ
мысль: не смешон ли он? Љазалось, что как будто смешон, но в то же времЯ
как-то странно выходило, что не только не смешон, а удивителен, красив и
возбуждает в женщинах то таинственное любопытство, которое так приЯтно и
жутко. Ћн подождал, пока разгоритсЯ свеча, и, смеЯсь, чтобы обеспечить себЯ
от насмешки, шагнул вперед и сразу утонул в темноте. „аже свеча как будто
потухла. € всем стало действительно жутко за него и любопытно.
- ‘мотрите, ћрий Ќиколаевич, - закричал ђЯзанцев, - там, бывает, волки
прЯчутсЯ!
- “ менЯ револьвер! - глухо отозвалсЯ ћрий, и голос его из-под земли
прозвучал как-то странно, точно мертвый.
Ћн осторожно пробиралсЯ вперед. ‘тены были низкие, неровные и сырые,
как в большом погребе. „но то поднималось, то опускалось, и раза два ћрий
чуть было не сорвалсЯ в какие-то Ямы. Ћн подумал, что лучше воротитьсЯ или
сесть, посидеть, а потом сказать, что ходил далеко.
‚друг сзади послышались шаги, скользЯщие по мокрой глине, и прерывистое
дыхание. Љто-то шел за ним. ћрий поднЯл свечу выше головы.
- ‡инаида Џавловна! - удивленно вскрикнул он.
- Ћна самаЯ! весело отозвалась Љарсавина, подбираЯ платье, чтобы
перескочить через Яму.
ћрию было приЯтно, что это она, веселаЯ, полнаЯ, красиваЯ девушка. Ћн
смотрел на нее блестЯщими глазами и улыбалсЯ.
- Ќу идемте же дальше! - несколько смущенно предложила девушка.
ћрий послушно и легко пошел вперед, уже совсем не думаЯ об опасности и
старательно освещаЯ дорогу только Љарсавиной.
‘тены пещеры, из коричневой сырой глины, то придвигались, точно с
молчаливой угрозой, то отступали и давали дорогу. Њестами вывалились целые
груды камней и земли, а на месте их чернели глубокие впадины. ѓромада земли,
нависшаЯ над ними, казалась мертвой, и что-то страшное было в том, что она
не валитсЯ, а висит неподвижно, поддерживаемаЯ своим невидимым могучим
законом. Џотом все выходы сошлись в одну большую и мрачную пещеру с тЯжелым
воздухом.
ћрий обошел ее вокруг, ища выхода, и за ним ходили качающиесЯ тени и
пЯтна света, глохшего во тьме. Ќо выходов было несколько и все завалены
землей. ‚ одном углу печально догнивали остатки деревЯнного помоста,
напоминаЯ вырытые из земли и брошенные доски старого сгнившего гроба.
- Њало любопытного! - сказал ћрий, невольно и сам не замечаЯ того,
понижаЯ голос. ѓромада земли давила.
- Ђ все-таки! - прошептала Љарсавина, блестЯщими от огнЯ глазами
оглЯдываЯсь вокруг. …й было жутко, и она бессознательно держалась ближе к
ћрию, точно отыскиваЯ у него защиты.
€ ћрий это заметил, и это было ему приЯтно, вызываЯ какую-то умиленную
нежность к красоте и слабости девушки.
- ’очно заживо погребенные, - продолжала Љарсавина, - кажетсЯ,
крикни... никто не услышит!
- Ќаверное, - усмехнулсЯ ћрий.
€ у него вдруг закружилась голова. Ћн искоса посмотрел на высокую
грудь, едва прикрытую тонкой малороссийской рубашкой, и круглые покатые
плечи.
Њысль, что, в сущности, она у него в руках и никто не услышит, была так
сильна и неожиданна, что на мгновение у него потемнело в глазах. Ќо сейчас
же он овладел собою, потому что был искренне и непоколебимо убежден, что
изнасиловать женщину - отвратительно, а длЯ него, ћриЯ ‘варожича, и
совершенно немыслимо. € вместо того чтобы сделать то, чего ему в эту минуту
захотелось больше жизни, от чего силой и страстью загорелось все его тело,
ћрий сказал:
- „авайте попробуем.
‘траннаЯ дрожь в его голосе испугала его, ему показалось, что Љарсавина
догадаетсЯ.
- Љак? - спросила девушка.
- џ выстрелю, - поЯснил ћрий, вынимаЯ револьвер.
- Ђ не обвалитсЯ?
- Ќе знаю, - почему-то ответил ћрий, хотЯ был убежден, что не
обвалитсЯ, - а вы боитесь?
- Ќет... Ќу... стрелЯйте... - немного отодвигаЯсь, сказала Љарсавина.
ћрий вытЯнул руку с револьвером и выстрелил. ‘веркнула огненнаЯ
полоска, дым, едкий и тЯжелый, мгновенно затЯнул все кругом, и глухой гул
тЯжко и сердито пошел по горе. Ќо землЯ висела так же неподвижно, как и
раньше.
- ’олько и всего, - сказал ћрий. €дем.
Ћни пошли назад, и когда Љарсавина повернулась к ћрию спиной и он
увидел ее крутые сильные бедра, опЯть то же желание пришло к нему и стало
трудно с ним боротьсЯ.
- Џослушайте, ‡инаида Џавловна, - сказал ћрий, сам пугаЯсь своего
голоса и вопроса, но притворЯЯсь беззаботным, -вот интересный
психологический вопрос: как вы не боЯлись со мною идти сюда?.. ‚ы же сами
говорите, что если крикнуть, то никто не услышит... Ђ ведь вы менЯ совсем не
знаете...
Љарсавина густо покраснела в темноте, но молчала.
ћрий дышал тЯжело. …му было жгуче приЯтно, точно он скользил над
какой-то бездной, и в то же времЯ жгуче стыдно.
- џ думала, конечно, что вы порЯдочный человек... - слабо и неровно
пробормотала девушка.
- Ќапрасно вы так думали! - возразил ћрий, все тешась тем же жгучим
ощущением. € вдруг ему показалось, что это очень оригинально, что он говорит
с ней так, и что в этом есть что-то красивое.
- џ бы тогда... утопилась... - еще тише и еще больше краснеЯ,
проговорила Љарсавина.
€ от этих слов в душе ћриЯ поЯвилось мЯгкое жалостливое чувство.
‚озбуждение сразу упало, и ћрию стало легко.
"ЉакаЯ славнаЯ девушка!" - подумал он тепло и искренне, и сознание
чистоты этой теплоты и искренности было так приЯтно ему, что слезы выступили
на его глазах.
Љарсавина счастливо улыбнулась ему, гордаЯ своим Ћтветом и его
безмолвным передавшимсЯ ей одобрением.
€ пока они шли к выходу, девушка с странным волнением думала о том:
почему ей было так не обидно, не стыдно, а волнующе приЯтно, что он
спрашивал ее об этом.

ЋставшиесЯ наверху, постоЯв у пещеры и поострив над ‘варожичем и
Љарсавиной, расселись на берегу. Њужчины закурили папиросы, бросаЯ в воду
спички и наблюдаЯ, как расходЯтсЯ по ней широкие ровные круги. ‹ида, тихо
напеваЯ, ходила по траве и, взЯвшись за поЯс, выделывала какие-то па своими
желтыми маленькими ботинками, а ‹ЯлЯ рвала цветы и бросала ими в ђЯзанцева,
целуЯ его глазами.
- Ђ не выпить ли нам пока что? - спросил €ванов ‘анина.
- ЏроникновеннаЯ идеЯ, - согласилсЯ ‘анин.
Ћни спустились в лодку, откупорили пиво и стали пить.
- ЏьЯницы бессовестные! - сказала ‹ЯлЯ и бросила в них пучком травы.
- •а-арашо! - с наслаждением произнес €ванов.
‘анин засмеЯлсЯ.
- ЊенЯ всегда удивлЯло, что люди так ополчаютсЯ на вино, - сказал он
шутЯ, - по-моему, только пьЯный человек и живет как следует.
- €ли как животное, - отозвалсЯ Ќовиков с берега.
- •оть бы и так, - возразил ‘анин, - а все-таки пьЯный делает только
то, что ему хочетсЯ... хочетсЯ ему петь - поет, хочетсЯ танцевать - танцует,
и не стыдитсЯ своей радости и весельЯ...
- €ногда и деретсЯ, - заметил ђЯзанцев.
- Ѓывает. ‹юди не умеют пить... они слишком озлоблены...
- Ђ ты в пьЯном виде не дерешьсЯ? - спросил Ќовиков.
- Ќет, - сказал ‘анин, - Я, скорее, трезвый подерусь, а в пьЯном виде Я
самый добрый человек, потому что забываю много мерзости.
- Ќе все же таковы, - опЯть заметил ђЯзанцев.
- †аль, конечно, что не все... ’олько мне до других, право, нет ни
малейшего дела.
- Ќу, так нельзЯ говорить! - сказал Ќовиков.
- Џочему нельзЯ? Ђ если это - правда?
- •орошаЯ правда! - отозвалась ‹ЯлЯ, качнув головой.
- ‘амаЯ хорошаЯ, какую Я знаю, - возразил за ‘анина €ванов. ‹ида громко
запела и с досадой оборвала.
- Ћднако они не торопЯтсЯ! - сказала она.
- Ђ зачем им торопитьсЯ, - возразил €ванов, - торопитьсЯ никогда не
следует.
- Ђ ‡ина-то... героинЯ без страха... и упрека, конечно! - саркастически
заметила ‹ида.
’анаров громко прыснул своим собственным мыслЯм и сконфузилсЯ.
‹ида посмотрела на него, подбоченившись и упруго покачиваЯсь всем
телом.
- —то ж, может быть, им там и очень весело! - загадочно прибавила она,
пожимаЯ плечом.
- ’с! - перебил ђЯзанцев.
ѓлухой гул вырвалсЯ из черной дыры.
- ‚ыстрел! - крикнул афров.
- —то это значит? - плаксиво спрашивала ‹ЯлЯ, цеплЯЯсь за рукав
ђЯзанцева.
- “спокойтесь, если это и волк, так они в это времЯ смирные... да на
двоих и не нападут... - успокаивал ее ђЯзанцев, с досадой на ћриЯ и его
мальчишескую выдумку.
- ќ, ей-Ѓогу! - тоже с досадой крЯкнул афров.
- „а идут, идут... не волнуйтесь! - презрительно скривив губы, сказала
‹ида.
ЏослышалсЯ приближающийсЯ шорох, и скоро из темноты вынырнули Љарсавина
и ћрий.
ћрий потушил свечу и улыбнулсЯ всем ласково и нерешительно, потому что
не знал еще, как они отнеслись к его выходке. Ћн весь был осыпан желтой
глиной, а у Љарсавиной сильно было замарано плечо, которым она задела за
стену.
- Ќу, что? - равнодушно спросил ‘еменов.
- „овольно оригинально и красиво, нерешительно, точно оправдываЯсь,
ответил ћрий. - ’олько проходы далеко не идут, засыпано. ’ам пол какой-то
догнивает.
- Ђ вы выстрел слышали? - оживленно блестЯ глазами, спрашивала
Љарсавина.
- ѓоспода, мы уже все пиво выпили и души наши возвеселились в
достаточной мере! - закричал снизу €ванов. - …дем!
Љогда лодка опЯть выбралась на широкое место реки, луна уже взошла.
Ѓыло удивительно тихо и прозрачно, и в небе и в воде, вверху и внизу
одинаково сверкали золотые огоньки звезд и казалось, что лодка плывет между
двумЯ бездонными воздушными глубинами. ‹ес на берегу и в воде был черный и
таинственный. ‡апел соловей. Љогда все молчали, казалось, что это поет не
птица, а какое-то счастливое, разумное, задумчивое существо.
- Љак хорошо! - сказала ‹ЯлЯ, поднимаЯ глаза вверх и кладЯ голову на
круглое теплое плечо Љарсавиной.
€ потом опЯть долго молчали и слушали. ‘вист соловьЯ звонко наполнЯл
лес, отдавалсЯ трелью над задумчивой рекой и нессЯ над лугами, где в лунном
тумане чутко застыли травы и цветы, вдаль и вверх к холодному звездному
небу.
- Ћ чем он поет? - опЯть спросила ‹ЯлЯ, как будто нечаЯнно ронЯЯ руку
ладонью вверх на колено ђЯзанцева, чувствуЯ, как это твердое и сильное
колено вздрогнуло, и пугаЯсь и радуЯсь этому движению.
- Ћ любви, конечно! - полушутливо-полусерьез но ответил ђЯзанцев и
тихонько накрыл рукой маленькую теплую и нежную ладонь, доверчиво лежавшую у
него на коленЯх.
- ‚ такую ночь не хочетсЯ думать ни о добре, ни о зле, - сказала ‹ида,
отвечаЯ собственным мыслЯм.
Ћна думала о том, дурно или хорошо она делает, наслаждаЯсь жуткой и
влекущей игрой. € глЯдЯ на лицо ‡арудина, еще более мужественное и красивое
при лунном свете, темным блеском отливающим в его глазах, она чувствовала ту
же знакомую сладкую истому и жуткое безволие во всем существе своем.
- Ђ совсем о другом! - ответил ей €ванов.
‘анин улыбалсЯ и не сводил глаз с высокой груди и красивой белеющей от
луны шеи сидЯщей против него Љарсавиной.
Ќа лодку набежала темнаЯ легкаЯ тень горы, и, когда лодка, оставлЯЯ за
собой голубые серебристые полосы, опЯть выскользнула на освещенное место,
показалось, что стало еще светлее, шире и свободнее.
Љарсавина сбросила свою широкую соломенную шлЯпу и, еще больше выставив
высокую грудь, запела. “ нее был высокий, красивый, хотЯ и небольшой голос.
ЏеснЯ была русскаЯ, красиваЯ и грустнаЯ, как все русские песни.
- Ћчень чувствительно! - пробормотал €ванов.
- •орошо! - сказал ‘анин.
Љогда Љарсавина кончила, все захлопали, и хлопки странно и резко
отозвались в темном лесу и над рекой.
- ‘пой еще, ‡иночка! - приставала ‹ЯлЯ, - или, лучше, прочти свои
стихи...
- Ђ вы и поэтесса? - спросил €ванов. - ‘ко-олько может Ѓог одному
человеку поэзии отпустить!
- Ђ разве это плохо? - смущенно шутЯ, спросила Љарсавина.
- Ќет, это очень хорошо, - отозвалсЯ ‘анин.
- …жели, скажем, девица юнаЯ и прелестнаЯ, то кому же оно! - поддержал
€ванов.
- Џрочти, ‡иночка! - упрашивала ‹ЯлЯ, всЯ нежнаЯ и горЯщаЯ от любви.
Љарсавина, смущенно улыбаЯсь, слегка отвернулась к воде и, не ломаЯсь,
прочла тем же звучным и высоким голосом:

Њилый, милый, тебе не скажу Я,
Ќе скажу, как тебЯ Я люблю.
‡акрываю влюбленные очи -
Ѓерегут они тайну мою.
ќтой тайны никто не узнает.
‡нают только тоскливые дни,
’олько тихие синие ночи,
’олько звезд золотые огни,
’олько тонкие светлые сети
‚ сказки ночи влюбленных ветвей.
‡нают все... Ќо не скажут, не скажут
Ћ любви затаенной моей...

€ все опЯть пришли в восторг и хлопали Љарсавиной с ожесточением не
потому, что стихи ее были хороши, а потому, что всем было хорошо и хотелось
любви, счастьЯ и сладкой грусти.
- Ќочь, день и очи ‡инаиды Џавловны, будьте столь великодушны:
сообщите, не Я ли сей счастливец! - вдруг возопил €ванов так громко и
неожиданно и таким диким басом, что все вздрогнули.
- ќто и Я тебе могу сказать, отозвалсЯ ‘еменов, - не ты!
- “вы мне! - провыл €ванов.
‚се смеЯлись.
- Џлохи мои стихи? - спросила Љарсавина ћриЯ.
ћрий подумал, что они очень не оригинальны и похожи на сотни подобных
стихов, но Љарсавина была так красива и так мило смотрела на него своими
темными, застенчивыми глазами, что он сделал серьезное лицо и ответил:
- Њне показались звучными и красивыми. Љарсавина улыбнулась ему и сама
удивилась, что похвала его оказалась так приЯтна ей.
- ’ы еще не знаешь мою ‡иночку, - сказала ‹ЯлЯ с искренним восторгом, -
она всЯ звучнаЯ и красиваЯ.
- €шь ты! - удивилсЯ €ванов.
- Џраво, - точно оправдываЯсь, настаивала ‹ЯлЯ, - голос у нее звучный и
красивый, сама она - красавица, стихи у нее звучные и красивые... и даже
фамилиЯ - красиваЯ и звучнаЯ!
- “х ты, боже мой! ик, блеск и аромат, будем так говорить! -
восхитилсЯ €ванов. - Ђ впрочем, Я с этим совершенно согласен.
Љарсавина смущенно краснела и смеЯлась, радуЯсь похвалам.
Џора домой! - резко сказала ‹ида, которой были неприЯтны похвалы
Љарсавиной. Ћна считала себЯ и красивее, и интереснее, и умнее ее.
- Ђ ты не споешь? - спросил ‘анин.
- Ќет, - сердито ответила ‹ида, - Я не в голосе.
- € в самом деле - пора, - согласилсЯ ђЯзанцев, вспоминаЯ, что завтра
надо рано вставать, ехать в больницу и на вскрытие.
Ђ всем остальным было жаль уезжать.
Љогда ехали домой, все были молчаливы и чувствовали удовлетворенную
томную усталость.
ЋпЯть, но теперь уже невидимаЯ, щелкала по ногам степнаЯ трава, смутно
белела позади поднЯтаЯ колесами пыль и быстро ложилась на белую дорогу.
ЏолЯ, голубоватые от лунной дымки, казались ровными, пустынными и
бесконечными.

VII

„нЯ через три, поздно вечером, ‹ида вернулась домой усталаЯ и
несчастнаЯ. “ нее была тоска, куда-то тЯнуло, и она не знала и знала - куда.
‚ойдЯ в свою комнату, она остановилась и, сжав руки, долго, бледнеЯ,
смотрела в пол.
‹ида вдруг с ужасом понЯла, как далеко зашла, отдавшись ‡арудину. Ћна
впервые почувствовала, что с того непоправимого и непонЯтного момента, в
этом, очевидно, бесконечно ниже ее, глупом и пустом офицере поЯвилась
какаЯ-то унизительнаЯ власть над нею. Ћна теперь не могла не прийти, если он
потребует этого, уже не играла, по своему капризу, то отдаваЯсь ею поцелуЯм,
то отстранЯЯ и смеЯсь, а безвольно и покорно, как раба, отдавалась самым
грубым его ласкам.
Љак это случилось, она не могла понЯть: так же, как всегда, она владела
им, и ласки его были подчинены ей, так же было приЯтно, жутко и забавно, и
вдруг был один момент, когда огонь во всем теле ударил в голову каким-то
беловатым туманом, в котором потонуло все, кроме жгучего, толкающего в
бездну любопытного желаниЯ. ‡емлЯ поплыла под ногами, тело стало бессильно и
покорно, перед нею остались только темные, горЯщие, и страшные, и
бесстыдные, и влекущие глаза, ее голые ноги бесстыдно и мучительно страстно
вздрагивали от властного прикосновениЯ обнажающих грубых рук, хотелось еще и
еще этого любопытства, этого бесстыдства, боли и наслаждениЯ.
‹ида всЯ задрожала от этого воспоминаниЯ, повела плечами и закрыла лицо
руками.
Ћна, пошатываЯсь, прошла через комнату, открыла окно, долго глЯдела на
луну, стоЯвшую прЯмо над садом, и слушала, сама того не замечаЯ, певшего
где-то далеко, в соседних садах одинокого соловьЯ. ’оска ее давила. ‚ душе
была страннаЯ и мучительнаЯ смесь смутного желаниЯ и тоскующей гордости, при
мысли, что она испортила себе жизнь длЯ пустого и глупого человека, что ее
падение глупо, гадко и случайно. —то-то грозное начало вставать впереди. Ћна
старалась разогнать набегающие тревожные предчувствиЯ будущего упрЯмой и
злой бравадой.
"Ќу сошлась и сошлась! - сжимаЯ брови и с каким-то болезненным
наслаждением произносЯ это грубое слово, думала она. - ‚се это пустЯки!..
‡ахотела и отдалась!.. Ђ все-таки была счастлива, было так... - ‹ида
вздрогнула и, вытЯнув вперед сжатые руки, потЯнулась. - € было бы глупо,
если бы не отдалась!.. Ќе надо думать об этом... все равно не вернешь!"
Ћна с усилием отошла от окна и стала раздеватьсЯ, развЯзываЯ шнурки
юбок и спускаЯ их тут же на пол.
"—то ж... †изнь дана только один раз, - думала она, вздрагиваЯ от
свежего воздуха, мЯгко касавшегосЯ ее голых плеч и рук. - —то Я выиграла бы,
если бы дожидалась законного брака?.. „а и зачем он мне?.. Ќе все ли равно,
неужели Я настолько глупа, чтобы придавать этому значение... ѓлупости!.."
‚друг ей показалось, что и в самом деле все это пустЯки, что с завтрашнего
днЯ всему этому конец, что она взЯла в этой игре то, что в ней было
интересного, а теперь вольна, как птица, и впереди еще много жизни, интереса
и счастьЯ.
- ‡ахочу - полюблю, захочу - разлюблю... - тихо пропела ‹ида и,
прислушиваЯсь к звуку своего голоса, с удовольствием подумала, что у нее
голос лучше, чем у Љарсавиной.
- „а все глупости... ‡ахочу, так и черту отдамсЯ! - с грубым и
внезапным длЯ нее самой порывом ответила вдруг она своим смутным мыслЯм, и,
закинув голые руки за голову, сильно и порывисто выпрЯмилась, так что грудь
вздрогнула.
- ’ы еще не спишь, ‹ида? - спросил голос ‘анина за окном.
‹ида испуганно вздрогнула, но сейчас же улыбнулась, накинула на плечи
большой платок и подошла к окну.
- Љак ты менЯ испугал... - сказала она. ‘анин подошел и положил локоть
на подоконник. ѓлаза у него блестели, и он улыбалсЯ.
- ‚от это уже напрасно! - весело и тихо сказал он. ‹ида вопросительно
повела головой.
- Ѓез платка ты была гораздо лучше... - поЯснил он так же тихо и
выразительно.
‹ида недоумевающе повернулась к нему и инстинктивно завернулась плотнее
в платок.
‘анин засмеЯлсЯ. ‹ида смущенно облокотилась грудью на подоконник и
выставила голову за окно. ‘анин дышал ей в щеку.
- ’ы - красавица! - сказал он.
‹ида быстро взглЯнула на него и испугалась того, что почудилось ей в
выражении его лица. Ћна порывисто отвернулась в сад и всем телом
почувствовала, что ‘анин смотрит на нее как-то особенно. € это показалось ей
так ужасно и гадко, что у нее похолодело в груди и вздрогнуло сердце. ’очно
так же на нее смотрели все мужчины, и это нравилось ей. но с его стороны
почему-то было невероЯтно, невозможно. Ћна сделала над собой усилие и
улыбнулась.
- џ знаю...
‘анин молчал и смотрел на нее. Љогда она облокотилась на окно, рубашка
и платок опустились и сбоку была видна верхнЯЯ часть освещенной луной белой
и неуловимо нежной груди.
- ‹юди постоЯнно ограждают себЯ от счастьЯ китайской стеной, - сказал
‘анин, и его дрожащий и тихий голос был странен и еще больше, почти до
ужаса, испугал ‹иду.
- Љак? - беззвучно спросила она, не отрываЯ глаз от темного сада и
боЯсь встретитьсЯ с ним взглЯдом. …й казалось, что тогда произойдет то, чего
даже возможности нельзЯ допустить.
€ в то же времЯ она уже не сомневалась и знала, и ей было страшно,
гадко и интересно. ѓолова у нее горела, и она ничего не видела перед собой,
с ужасом, омерзением и любопытством ощущаЯ на щеке горЯчее и напрЯженное
дыхание, от которого у нее шевелились волосы на виске и мурашки пробегали по
голой спине под платком.
- „а так... - ответил ‘анин, и голос его сорвалсЯ.
‹ида почувствовала, точно молниЯ пробежала по всему ее телу, она быстро
выпрЯмилась и, сама не замечаЯ, что делает, нагнулась к столу и разом
потушила лампу.
- Џора спать! - сказала она и потЯнула к себе окно.
Љогда лампа потухла, на дворе стало светлее и отчетливо показалась
фигура ‘анина и его лицо, освещенное синим светом луны. Ћн стоЯл в глубокой
росистой траве и смеЯлсЯ.
‹ида отошла от окна и машинально опустилась на кровать. ‚се в ней
дрожало и билось и мысли путались. Ћна слышала шаги ‘анина, уходившего по
шуршащей траве, и прижимала рукой колотившеесЯ сердце.
"—то Я, с ума сошла, что ли? - с омерзением подумала она, какаЯ
гадость! ‘лучайнаЯ фраза, а Я уже... —то это, эротоманиЯ? Ќеужели Я гадкаЯ,
испорченнаЯ!.. Љак низко надо пасть, чтобы подумать..."
€ вдруг ‹ида, уткнувшись головой в подушку, тихо и горько заплакала.
"—его же Я плачу?" - спрашивала она себЯ, не понимаЯ причины своих слез
и только чувствуЯ себЯ несчастной, жалкой и униженной. Ћна плакала о том,
что отдалась ‡арудину, и о том, что уже она не прежнЯЯ, гордаЯ и чистаЯ, и о
том, что ей показалось страшного и обидного в глазах брата. Ћна подумала,
что раньше он не мог бы смотреть на нее так, а это потому, что она пала.
Ќо одно чувство было сильнее, горче и понЯтнее ей: стало больно и
обидно, что она - женщина и что всегда, пока она будет молода, сильна,
здорова и красива, лучшие силы се пойдет на то, чтобы отдаватьсЯ мужчинам,
доставлЯть им наслаждение и тем больше презиратьсЯ ими, чем больше
наслаждениЯ она доставит им и себе.
"‡а что? Љто дал им это право... ‚едь Я такой же свободный человек... -
спрашивала ‹ида, напрЯженными глазами глЯдЯ в тусклую тьму комнаты. -
Ќеужели Я никогда не увижу другой, лучшей жизни!"
‚се ее молодое сильное тело властно говорило о том, что она имеет право
брать от жизни все, что интересно, приЯтно, нужно ей, и что она имеет право
делать все, что хочет, со своим, ей одной принадлежащим, прекрасным,
сильным, живым телом.
Ќо мысль билась в каких-то спутанных сетЯх, рвалась в тисках и падала
бессильно и тоскливо.

VIII

ћрий ‘варожич давно занималсЯ живописью, любил ее и отдавал ей все
свободное времЯ. Љогда-то он мечтал сделатьсЯ художником, но сначала
отсутствие денег, а потом партийнаЯ деЯтельность загородили ему путь, и
теперь он занималсЯ искусством только порывами и без определенной цели.
€ от того, что у него не было определенной цели и не было школы,
живопись не доставлЯла ему приЯтного удовлетворениЯ, а возбуждала в нем
тоску и разочарование. Љаждый раз, когда работа не давалась ему, ћрий
раздражалсЯ и страдал, а когда удавалась, он впадал в тихую и мечтательную
задумчивость, исходившую из смутного сознаниЯ, что все это бесполезно и не
даст ему успеха и счастьЯ.
ћрию очень понравилась Љарсавина. Ћн любил таких высоких, красиво
крупных и полных женщин, с красивыми голосами и нежными, немного
сентиментальными глазами. ‚се то, что он думал о ее симпатичности, чистоте и
душевной глубине, передавалось ему через ее красоту и нежность, и почему-то
ћрий не признавалсЯ себе в этом и старалсЯ уверить самого себЯ, что девушка
нравитсЯ ему не плечами, грудью, глазами и голосом, а именно своею
девственностью и чистотой. € думать так ему казалось легче, благороднее и
красивее, хотЯ чистота и девственность было именно тем, что волновало его,
зажигаЯ кровь и возбуждаЯ желание. ‘ первого же вечера в нем выросла
смутнаЯ, знакомаЯ ему, но еще не сознаваемаЯ на этот раз, жестокаЯ жажда
лишить ее чистоты и невинности, как вырастала эта неумолимаЯ жажда и при
виде всех красивых женщин.
Џотому что его мысли теперь занимала красиваЯ и здороваЯ девушка,
полнаЯ радостной солнечной жизни, ћрию пришло в голову написать жизнь. Ћн,
как всегда легко воспламенЯЯсь, пришел в восторг от своей идеи и ему
показалось, что на этот раз он непременно справитсЯ с задачей до конца.
Џодготовив большое полотно, ћрий с лихорадочной поспешностью, точно
боЯсь опоздать, принЯлсЯ за картину. Љогда он клал первые мазки и на полотне
были только красивые сочные пЯтна, все внутри у него дрожало восторгом и
силой, и его будущаЯ картина во всех подробностЯх легко и интересно вставала
перед ним. Ќо чем дальше подвигалась работа, тем больше и больше возникало
технических трудностей, которые ћрий не мог преодолеть. ’о, что в
воображении представлЯлось ему Ярким, сильным и прекрасным, на полотне
выходило плоским и бессильным. € уже подробности не прельщали его, а сбивали
и раздражали. ћрий перестал останавливатьсЯ на них и стал писать широко и
небрежно, но тогда вместо Яркой и могучей жизни начала выЯснЯтьсЯ пестро и
небрежно налЯпаннаЯ грубаЯ женщина. ‚ ней уже не было ничего, что казалось
ћрию оригинальным и прекрасным, а все было вЯло и шаблонно. € тогда ћрий
увидел, что картина его неоригинальна, что он просто подражает картонам Њуха
и что сама идеЯ картины банальна.
€ ћрию, как всегда, стало тЯжело и грустно.
…сли бы он почему-то не думал, что плакать стыдно, он бы заплакал, лег
бы в подушку лицом и стал бы хныкать и жаловатьсЯ, кому-то и на что-то, но
не на свое бессилие. Ќо вместо того он угрюмо сидел перед картиной и думал,
что жизнь вообще скучна, мутна и бессильна, что в ней нет ничего, что еще
могло бы интересовать его, ћриЯ. ’ут он с ужасом представил себе, что еще
много лет придетсЯ, быть может, прожить тут, в городке.
"’огда - смерть!" - с холодком на лбу подумал ћрий.
€ ему захотелось нарисовать смерть. Ћн взЯл нож и с какой-то тЯжелой
длЯ него самого злобой стал счищать свою "†изнь". …го раздражало, что то,
над чем он с таким восторгом трудилсЯ, исчезает с трудом. Љраска отставала
неохотно, нож мазал, соскакивал и два раза врезалсЯ в полотно. Џотом
оказалось, что уголь не рисует по маслЯной поверхности и это причинило ћрию
острое страдание. Ћн взЯл кисть и стал рисовать прЯмо коричневой краской, а
потом опЯть стал писать, медленно, небрежно, с тЯжелым, грустным чувством.
Љартина, которую он теперь задумал, не терЯла, а выигрывала от его
небрежности и от тусклого, тЯжелого тона красок. Ќо первоначальнаЯ идеЯ
смерти почему-то сама собою исчезла, и ћрий рисовал уже "‘тарость". Ћн писал
ее в виде изможденной, костлЯвой старухи, бредущей по избитой дороге, в
тихие и печальные сумерки. Ќа горизонте погасла последнЯЯ зарЯ, и в ее
зеленоватом зареве чернели кресты и неопределенные темные силуэты. Ќа спину
старухи страшной тЯжестью налегал тЯжелый, черный гроб и давил ее костлЯвые
плечи. € взор у старухи был мутный, безотрадный, и одна нога ее уже стоЯла
на краю черной Ямы. ‚сЯ картина была сумеречна, грустна и зловеща.
ћриЯ звали обедать, но он не пошел и все писал. Џотом пришел Ќовиков и
стал что-то рассказывать, но ћрий не слушал и не отвечал.
Ќовиков вздохнул и уселсЯ на диван. Ћн был рад молчать и думать и к
‘варожичу пришел только потому, что не любил сидеть дома один. Ћн был
грустно и мучительно расстроен. Ћтказ ‹иды все еще давил его, и нельзЯ было
разобрать, стыдно ли ему или грустно. Ћн был очень правдив и ленив и не
понимал тех сплетен о ‹иде и ‡арудине, которые уже мутно всплывали в
городке. ‹иду он ни к кому не ревновал, а только страдал от разрушенной
мечты, котораЯ одно времЯ казалась ему так близка и Ярка, что он уже был
счастлив.
Ќовиков стал думать, что все в жизни длЯ него испорчено, но ему
все-таки не приходило в голову, что если это так, то и жить не стоит и надо
умереть. Ќаоборот, он думал о том, что теперь, когда его собственнаЯ жизнь
стала одним мучением, его долг, перестав заботитьсЯ о личном счастье,
посвЯтить свою жизнь другим людЯм. Ћн не мог отдать себе отчета, из чего это
вытекает, но уже смутно решил бросить все и ехать в Џетербург, возобновить
сношениЯ с партией и броситьсЯ очертЯ голову на смерть. € мысль эта
показалась ему высокой и прекрасной, а сознание того, что прекраснаЯ,
высокаЯ мысль - его мысль, смЯгчило грусть и обрадовало его. ‘обственный
образ вырастал в его глазах, окруженный милым, светлым, грустным ореолом, и
невольный печальный укор ‹иде чуть не заставил его заплакать.
Џотом ему стало скучно. ‘варожич все писал и не обращал на него
никакого вниманиЯ. Ќовиков встал и подошел.
Љартина была не окончена, но именно потому и производила впечатление
какого-то сильного намека. Џока это было то, чего ћрий не смог бы окончить.
Ќовикову картина показалась чудной. Ћн даже слегка разинул рот и
посмотрел на ћриЯ с наивным детским восторгом.
- Ќу, что? - спросил ћрий, отодвигаЯсь.
…му самому казалось, что хотЯ картина, конечно, не лишена недостатков и
недостатки эти даже, пожалуй, очевидны и велики, но все-таки она интереснее
всех картин, какие он когда-либо видел. Џочему это так, ћрий не отдавал себе
отчета, но если бы Ќовиков сказал, что картина плоха, он искренно обиделсЯ и
огорчилсЯ бы. Ќо Ќовиков тихо и восторженно сказал:
- Ћч-чень хорошо!
€ ћрий почувствовал себЯ гением, презирающим свое создание. Ћн красиво
вздохнул, швырнул кисти, измазав угол кушетки, и отошел, не глЯдЯ на
картину.
- ќх, брат! - сказал он.
Ћн чуть было не призналсЯ себе и Ќовикову в том смутном сознании,
которое вызывало у него радость удачи, то есть в том, что он все равно
ничего не сумеет сделать из этого удачного наброска. Ќо вместо того он
подумал и сказал вслух:
- Ќи к чему это все!
Ќовиков подумал, что ћрий рисуетсЯ, но сейчас же его собственнаЯ
разочарованнаЯ грусть кольнула его в сердце и он подумал: "€ правда".
Ќо, помолчав, возразил:
- Љак, ни к чему?
ћрий не мог точно ответить на этот вопрос и промолчал. Ќовиков еще
немного посмотрел на картину и лег на диван.
- Ђ Я, брат, прочел твою статью в "Љрае", - заговорил он опЯть, -
здорово!..
- Ќу ее к черту! - с досадой, не понЯтной ему самому, и припоминаЯ
слова ‘еменова, отозвалсЯ ћрий, - что Я ею сделаю?.. ’ак же будут казнить,
грабить, насильничать... ’ут не статьЯми надо действовать! џ жалею, что
написал... „а и что? Ќу, прочтут ее два-три идиота, что из того... Љакое
мне, в конце концов, дело?.. —его битьсЯ головой в стену, спрашиваетсЯ!
Џеред глазами ћриЯ прошли первые годы его увлечениЯ партийной работой:
конспиративные собраниЯ, пропаганда, риск и неудачи, собственный восторг и
полное равнодушие именно тех, которых он хотел спасать. Ћн прошелсЯ по
комнате и махнул рукой.
- ‘ этой точки зрениЯ и ничего делать не стоит, - протЯнул Ќовиков и,
вспомнив ‘анина, прибавил: - ќгоисты вы все, только и всего!
- „а и не стоит, - под влиЯнием тех же воспоминаний и сумерок, которые
начали уже бледнить все в комнате, горЯчо и искренне заговорил ћрий, - если
говорить о человечестве, то что значат все наши усилиЯ, конституции и
революции, когда мы даже не можем представить себе приблизительных
перспектив, ожидающих человечество... Ѓыть может, в той самой свободе, о
которой мы мечтаем, заложены начала разрушениЯ, и человек, достигши своего
идеала, пойдет назад и опЯть встанет на четвереньки... „лЯ того чтобы начать
все сначала?.. Ђ если думать даже только о себе, то... то чего Я могу
добитьсЯ? ‚ самом лучшем случае Я могу своими талантами и делами стЯжать
себе славу, упитьсЯ почтеньем людей, еще ниже и ничтожнее менЯ, то есть
именно тех, которых Я не могу уважать и до почтениЯ которых, в сущности, мне
и дела не должно быть... Ђ потом жить, жить до могилы... не дальше! €
лавровый венок под конец так прирастет к лысому черепу, что даже надоест...
- ’олько о себе! - притворно-насмешливо пробормотал Ќовиков. - ’ак!
Ќо ћрий не расслышал и продолжал, с грустью и болезненным удовольствием
прислушиваЯсь к своим собственным словам, которые казались ему мрачными и
красивыми и возбуждали в нем самолюбивое подъемное чувство.
- Ђ в худшем случае буду непризнанным гением, смешным мечтателем,
объектом длЯ юмористических рассказов... нелепым, никому не нужным...
- Ђга! - с торжеством перебил Ќовиков и даже, привстал, - "никому не
нужным" - значит, ты сам сознаешь!
- ‘транный ты человек, - в свою очередь перебил его ћрий, -неужели ты
думаешь, что Я не знаю, длЯ чего можно жить и во что можно верить!.. џ, быть
может, и на крест пошел бы с радостью, если бы Я верил, что моЯ смерть
спасет мир!.. Ќо этой веры у менЯ нет: что бы Я ни сделал, в конечном итоге
Я ничего не изменю в ходе истории, и всЯ польза, которую Я могу принести,
будет так мала, так ничтожна, что, если бы ее и вовсе не было, мир ни на
йоту не потерпел бы убыли. Ђ между тем длЯ этой меньше чем йоты Я должен
жить и страдать и мучительно ждать смерти!
ћрий не заметил, что он говорит уже о чем-то другом, отвечаЯ не на
слова Ќовикова, а на свои странные и тЯжелые чувства. Ћн вдруг остановилсЯ
опЯть, внезапно вспомнив ‘еменова, и почувствовал, что по спине пробежало
гадливое и холодное ощущение ужаса. - ‡наешь, менЯ мучает эта неизбежность,
- тихо и доверчиво сказал он, машинально глЯдЯ в потемневшее окно. - џ знаю,
что это естественно, что ничего против этого Я сделать не могу, но это
ужасно и безобразно!
Ќовиков почувствовал, что это так, и ему стало грустно и страшно, но
все-таки он возразил:
- ‘мерть - полезное физиологическое Явление...
"‚от дурак!" - с бешенством подумал ћрий и с раздражением возразил:
- Ђх, Ѓоже мой!.. „а какое нам дело, принесет ли наша смерть
кому-нибудь пользу или нет!
- Ђ твоЯ крестнаЯ смерть!
- ’о другое дело, - нерешительно и мгновенно остываЯ, возразил ћрий.
- ’ы сам себе противоречишь, - с чувством превосходства заметил
Ќовиков, великодушно не глЯдЯ на ћриЯ.
ћрий поймал этот тон и весь загорелсЯ. Ћн стал ворошить свои черные,
упрЯмые волосы и злитьсЯ.
- Ќикогда Я себе не противоречу... ќто вполне понЯтно, если Я умираю
сам, по своему собственному желанию...
- ‚се одно, - продолжал, не сдаваЯсь, тем же тоном Ќовиков, - вам всем
просто хочетсЯ фейерверка, аплодисментов... ќгоизм это все!..
- Ќу и пусть... это не менЯет дела...
ђазговор спуталсЯ. ћрий почувствовал, что действительно вышло что-то не
так, и не мог поймать нити, котораЯ еще несколько минут назад казалась ему
натЯнутой, как струна. Ћн походил по комнате, сердито дыша, и, успокаиваЯ
себЯ, подумал, как всегда в таких случаЯх:
"Ѓывает иногда, что Я как-то не в ударе... иной раз говоришь Ясно,
точно все перед глазами стоит, а иной раз точно вот кто-то свЯзал во рту
Язык... все выходит нескладно... грубо... ќто бывает!"
Ћни помолчали. ћрий походил по комнате, постоЯл у окна и взЯлсЯ за
фуражку.
- Џойдем пройдемсЯ, - сказал он.
- Џойдем, - согласилсЯ Ќовиков, с тайной надеждой, и страхом, и
радостью думаЯ о том, что они могут случайно встретить ‹иду ‘анину.

Ћни прошли по бульвару раз и другой, не встретив знакомых, и слушали
музыку, по обыкновению игравшую в саду. €грала она нестройно и фальшиво, но
издали казалась нежной и грустной. Ќавстречу им все попадались мужчины и
женщины, заигрывавшие друг с другом. €х смех и громкие возбужденные голоса
не шли к тихой грустной музыке и тихому грустному вечеру и раздражали ћриЯ.
‚ самом конце бульвара к ним подошел ‘анин и весело поздоровалсЯ. ћрию он не
нравилсЯ и поэтому разговор не вЯзалсЯ. ‘анин смеЯлсЯ над всем, что
попадалось им на глаза, потом встретил €ванова и ушел с ним.
- Људа вы? - спросил Ќовиков.
- “гостить друга хочу! - отвечал €ванов, достал из кармана и
торжественно показал бутылку водки.
‘анин весело засмеЯлсЯ.
ћрию и эта водка, и этот смех показались неестественными и пошлыми, и
он брезгливо отвернулсЯ. ‘анин это заметил, но не сказал ничего.
- Ѓлагодарю, мол, тебЯ, ѓосподи, что Я не таков, как этот мытарь! -
двусмысленно усмехаЯсь, пробасил €ванов.
ћрий покраснел.
"’оже... острит еще!" - подумал он презрительно, пожал плечами и
отошел.
- Ќовиков, бессознательный фарисей, пойдем с нами! - пристал €ванов.
- Љакого черта?
- ‚одку пить!
Ќовиков тоскливо оглЯнул бульвар, но ‹иды не было видно нигде.
- ‹ида дома сидит и в своих грехах каетсЯ, - улыбаЯсь, заметил ‘анин.
- ѓлупости, - обидчиво пробормотал Ќовиков, у менЯ больной...
- Љоторый умрет и без твоей помощи, - отозвалсЯ €ванов. - ‚прочем, и
водку мы можем выпить без твоего содействиЯ.
"ЌапитьсЯ, что ли!" - с горечью подумал Ќовиков и сказал:
- Ќу, ладно... пойдем!
Ћни ушли, и ћрию еще долго слышен был грубый бас €ванова и
беззаботно-ласковый смех ‘анина.
Ћн опЯть пошел вдоль бульвара. …го окликнули женские голоса. ‡ина
Љарсавина и учительница „убова сидели на одной из бульварных скамеек. Ѓыло
уже совсем темно, и в тени едва виднелись их фигуры в темных платьЯх, без
шлЯп и с книгами в руках. ћрий быстро и охотно подошел.
- Ћткуда? - спросил он, здороваЯсь.
- ‚ библиотеке были, - ответила Љарсавина.
„убова молча подвинулась, очищаЯ возле себЯ место, и хотЯ ћрию хотелось
сесть возле Љарсавиной, но было неловко, и он сел рЯдом с некрасивой
учительницей.
- Ћтчего у вас такое мрачно-раздирательное лицо? - спросила „убова, по
привычке Язвительно кривЯ свои тонкие, сухие губы.
- ‘ чего вы взЯли, мрачное? ‘амое веселое. Ђ впрочем, и вправду, скучно
что-то...
- „елать вам, видно, нечего, - насмешливо возразила „убова.
- Ђ вам есть что делать?
- „а, плакать некогда.
- џ и не плачу.
- Ќу, хнычете... - шутила „убова.
- ’ак уж жизнь моЯ сложилась теперь, что Я и смеЯтьсЯ разучилсЯ.
‚ голосе его прорвались такие горькие нотки, что все невольно
примолкли. ћрий помолчал и улыбнулсЯ.
- Ћдин мой приЯтель говорил мне, что жизнь моЯ назидательна, - сказал
он, хотЯ никто этого не говорил.
- ‚ каком смысле? - спросила Љарсавина осторожно.
- ‚ смысле того, как не следует жить человеку.
- Ђ ну, расскажите. Ђвось и мы извлечем какую-нибудь пользу из этого
примера... - предложила „убова.
ћрий свою жизнь считал исключительно неудачной, а себЯ - исключительно
несчастным человеком. ‚ этом было какое-то грустное удовлетворение и было
приЯтно жаловатьсЯ на свою жизнь и людей. ‘ мужчинами он никогда не говорил
об этом, инстинктивно чувствуЯ, что они ему не поверЯт, но с женщинами,
особенно молодыми и красивыми, охотно и подолгу говорил о себе. Ћн был
красив и хорошо говорил, и женщины всегда проникались к нему жалостью и
влюбленностью.
€ на этот раз, начав с шутки, ћрий легко вошел в привычный тон и долго
говорил о своей жизни. Џо его словам выходило так, что он, человек огромной
силы, заеден средой и обстоЯтельствами, что его не понЯли в партии и что в
том, что из него вышел не вождь народа, а обыкновенный высланный по
ничтожной причине студент, виновата роковаЯ случайность и людскаЯ глупость,
а не он сам. ћрию, как всем людЯм с большим самолюбием, не приходило в
голову, что это не доказывает его исключительной силы и что всЯкий
гениальный человек окружен такими же случайностЯми и людьми. …му казалось,
что только его одного преследует тЯжелый и неодолимый рок.
€ так как он рассказывал очень красиво, живо и Ярко, то выходило похоже
на правду, и девушки верили ему, жалели и грустили вместе с ним. Њузыка
играла все так же нестройно, но жалобно, вечер был темный, задумчивый, и им
всем было мечтательно-грустно. Љогда ћрий замолчал, „убова, отвечаЯ на свои
собственные думы о том, что ее жизнь скучна, однообразна и что скоро она уже
состаритсЯ, не испытав счастьЯ и любви, тихо спросила:
- ‘кажите, ћрий Ќиколаевич, вам никогда не приходила в голову мысль о
самоубийстве?
- Џочему вы менЯ спрашиваете об этом?
- ’ак.
Ћни помолчали.
- ‚ы, значит, были в комитете? - с любопытством спросила Љарсавина.
- „а, - коротко и как будто неохотно ответил ћрий, но ему было приЯтно
признаватьсЯ в этом, потому что он думал, будто это придает ему какой-то
мрачный интерес в глазах красивой и молодой девушки.
Џотом ћрий проводил их домой. „орогой много говорили и смеЯлись, и уже
не было грустно.
- Љакой он славный, - сказала Љарсавина, когда ћрий ушел.
- ‘мотри не влюбись! - погрозила пальцем „убова.
- Ќу, вот еще! - с тайным инстинктивным испугом вскрикнула Љарсавина.
ћрий пришел домой в возбужденном и хорошем настроении духа. ‚зглЯнул на
начатую картину, ничего не почувствовал и с удовольствием лег спать. Ђ ночью
ему снились сладострастные и солнечные картины, молодые и красивые женщины.

Ќа другой вечер ћрий пошел опЯть на то место, где он встретилсЯ с
Љарсавиной и „убовой. –елый день ему было приЯтно вспоминать проведенный с
ними вечер и хотелось опЯть встретитьсЯ, поговорить о том же и опЯть увидеть
то же выражение участиЯ и ласки в веселых и нежных глазах.
‚ечер был совершенно Ясный, тихий, жаркий. ‚ воздухе, над улицами
стоЯла мелкаЯ сухаЯ пыль, и на бульваре никого не было, кроме случайных
редких прохожих.
ћрий сердито трЯхнул головой на досадное чувство, поднЯвшеесЯ у него в
груди, точно его кто-то обидел, и медленно пошел по бульвару, глЯдЯ под
ноги.
"‘кука какаЯ, - подумал он. - —то делать?"
Ќавстречу ему быстрыми шагами, помахиваЯ свободной рукой, шел студент
афров и еще издали учтиво улыбалсЯ ему.
- —то вы тут слонЯетесь? - дружелюбно спросил он, останавливаЯсь и
подаваЯ ‘варожичу крупную широкую ладонь.
- „а скучно что-то и делать нечего. Ђ вы куда? - лениво и
пренебрежительно спросил ћрий. Ћн всегда говорил так с афровым, которого,
как бывший член комитета, считал наивным студентиком, играющим в революцию.
афров счастливо и самодовольно улыбнулсЯ.
- “ нас сегоднЯ чтение, - сказал он, показываЯ пачку тоненьких
разноцветных брошюрок.
ћрий машинально взЯл у него одну брошюрку и, развернув, прочел длинное
сухое заглавие популЯрной социальной статьи, давно им самим прочитанной и
забытой.
- ѓде вы читаете? - спросил ћрий с той же пренебрежительной улыбкой,
возвращаЯ брошюрку.
- ‚ городском училище, - ответил афров, называЯ то училище, в котором
служили Љарсавина и „убова.
ћрий вспомнил, что ‹ЯлЯ уже говорила ему об этих чтениЯх, но тогда он
не обратил на них вниманиЯ.
- Њожно мне пойти с вами? - спросил он афрова.
- Џожалуйста, - радостно улыбаЯсь, поспешно согласилсЯ афров.
Ћн считал ћриЯ настоЯщим деЯтелем и, преувеличиваЯ его партийную роль,
чувствовал к нему почтение, граничащее с влюбленностью.
- џ очень интересуюсь этим делом, - счел нужным прибавить ћрий, с
радостью думаЯ о том, что вечер будет занЯт, и о том, что можно увидеть
Љарсавину.
- Џожалуйста, пожалуйста, - опЯть сказал афров.
- Ќу, так пойдемте.
€ они быстро пошли по бульвару, свернули на мост, по обеим сторонам
которого влажно пахло свежестью и водой, и вошли в двухэтажное здание
училища, где уже собирались люди.
‚ большом, еще темном зале, уставленном ровными рЯдами стульев и
скамеек, смутно белел экран длЯ волшебного фонарЯ и слышалсЯ
сдержанно-веселый смех. Ћколо окна, в которое видны были потемневшее небо и
верхушки темно-зеленых деревьев, стоЯли ‹ЯлЯ и „убова. Ћни встретили ћриЯ
радостными восклицаниЯми.
- ‚от хорошо, что пришел! - сказала ‹ЯлЯ.
„убова крепко пожала ему руку.
- —то же вы не начинаете? - спросил ћрий, украдкой оглЯдываЯ темный зал
и не видЯ Љарсавиной. - Ђ ‡инаида Џавловна не участвует? - неровно и
разочарованно прибавил он.
Ќо в эту минуту на кафедре, возле самого экрана, чиркнула спичка и
осветила Љарсавину, зажигавшую свечи. …е красивое и свежее лицо было Ярко
снизу освещено и весело улыбалось.
- …ще бы Я не участвовала, - звонко откликнулась она, сверху протЯгиваЯ
ћрию руку.
ћрий обрадованно, но молча подал ей руку, и она, слегка опираЯсь на
него, мЯгко соскочила с кафедры, пахнув в лицо ћрию запахом здоровьЯ и
свежести.
- Џора начинать, - сказал афров, поЯвлЯЯсь из другой комнаты.
‘торож, тЯжело ступаЯ большими сапогами, прошел по залу, одну за другой
зажигаЯ большие, светлые лампы, и зал осветилсЯ Ярким и веселым светом.
афров отворил дверь в коридор и громко сказал:
- Џожалуйста, господа!
Џослышалось сначала робкое, а потом торопливое топотанье ног, и в двери
стали входить люди. ћрий смотрел на них с любопытством; привычный зоркий
интерес пропагандиста пробудилсЯ в нем. ќто были и старые, и молодые, и
дети. ‚ первом рЯду никто не сидел и уже потом его занЯли какие-то
неизвестные ћрию дамы, толстый смотритель училища и уже знакомые ћрию
учителЯ и учительницы мужской и женской прогимназии. Ђ весь остальной зал
затопили люди в чуйках, пиджаках, солдаты, мужики, бабы и много детей в
пестрых рубашках и платьЯх.
ћрий сел рЯдом с Љарсавиной за стол и стал слушать, как афров
спокойно, но дурно читал о всеобщем избирательном праве. ѓолос у него был
глухой и не гибкий, и все, что он читал, приобретало характер статистической
таблицы, но слушали его со вниманием, и только сидевшие в первом рЯду
интеллигентные люди скоро начали шептатьсЯ и шевелитьсЯ. ћрию стало досадно
на них и жаль, что афров дурно читает. € когда студент устал, ћрий тихо
сказал Љарсавиной:
- „авайте Я дочитаю.
Љарсавина ласково, как-то сквозь ресницы, взглЯнула на него.
- ‚от и хорошо... —итайте.
- Ђ не неловко? - улыбаЯсь ей, как заговорщик, спросил ћрий.
- ѓде же неловко! ‚се будут рады.
€, воспользовавшись перерывом, она сказала афрову. афров устал и сам
тЯготилсЯ тем, что читает плохо, он не только согласилсЯ, но даже
обрадовалсЯ.
- Џожалуйста, пожалуйста, - по своей привычке повторил он и уступил
место.
ћрий умел и любил читать. Ќе глЯдЯ ни на кого, он прошел на кафедру и
начал сильным, звучным голосом. ђаза два он оглЯнулсЯ на Љарсавину и оба
раза встретил ее блестЯщий и выразительный взглЯд. ‘мущенно и радостно
улыбаЯсь ей, он поворачивалсЯ к книге и начинал читать еще громче и
выразительнее и ему казалось, что он длЯ нее делает какое-то непостижимо
хорошее и интересное дело.
Љогда он кончил, из первого рЯда ему зааплодировали. ћрий серьезно
поклонилсЯ и, сходЯ с кафедры, широко улыбнулсЯ Љарсавиной, точно хотел
сказать ей: "ќто длЯ тебЯ!"
Џублика, топоча ногами, переговариваЯсь и двигаЯ стульЯми, стала
расходитьсЯ, а ћрий познакомилсЯ с двумЯ дамами, которые сказали ему
несколько приЯтных слов по поводу его чтениЯ.
Џотом начали тушить огни, и в комнате стало еще темнее, чем прежде.
- ‘пасибо вам, - тепло сказал афров, пожимаЯ руку ћрию. - …сли бы у
нас всегда так читали!
—тение было его делом, и потому он считал себЯ обЯзанным ћрию как бы за
личное одолжение, хотЯ и говорил, что благодарит его за народ. афров
выговаривал это слово твердо и уверенно.
- Њало у нас делают длЯ народа, - говорил он с таким видом, точно
посвЯщал ћриЯ в большую тайну, - а если и делают что, так кое-как... спустЯ
рукава. ‘транно мне это, право: длЯ увеселениЯ скучающих бар нанимают
дюжинами первоклассных актеров, певиц, чтецов, а длЯ народа сЯдет читать вот
такой чтец, как Я... - афров с добродушной иронией махнул рукой, - и все
довольны... —его же им, мол, еще!
- ќто правда, - сказала „убова, - противно читать: целые столбцы в
газетах посвЯщены тому, как чудно играют артисты, а тут...
- Ђ ведь какое хорошее дело! - задушевно сказал афров и любовно стал
собирать свои книжечки.
"‘вЯтаЯ наивность!" - подумал ћрий, но присутствие Љарсавиной и
собственный успех сделали его добрым и мЯгким и его даже немного умилила эта
простота.
- Људа же вы теперь? - спросила „убова, когда они вышли на улицу.
Ќа дворе было гораздо светлее, чем в комнатах, хотЯ на небе уже
затеплились звезды.
- Њы с афровым пойдем к ђатовым, - сказала „убова, - а вы проводите
‡ину.
- ‘ удовольствием, - искренне сказал ћрий.
€ они разошлись.
‚сю дорогу до квартиры Љарсавиной, котораЯ вместе с „убовой снимала
маленький флшель в большом, но негустом саду, ћрий и Љарсавина проговорили о
впечатлении, вынесенном из чтениЯ, и ћрию все больше и больше казалось, что
он сделал что-то очень большое и хорошее.
“ калитки Љарсавина сказала:
- ‡айдите к нам.
Њогу, - весело согласилсЯ ћрий. Љарсавина отворила калитку, и они вошли
в маленький, заросший травой двор, за которым темнел сад.
- €дите в сад, - сказала Љарсавина, смеЯсь, - Я бы пригласила вас в
комнаты, да боюсь: Я дома с утра не была и не знаю, прибрано ли у нас
достаточно длЯ приема!
Ћна ушла во флигель, а ћрий медленно прошел в пахучий и зеленый сад.
„алеко он не пошел, а остановилсЯ на дорожке и с жадным любопытством смотрел
на открытые темные окна флигелЯ, и ему казалось, что там происходит что-то
особенное, красивое и таинственное.
Ќа крыльце показалась Љарсавина, и ћрий едва узнал ее. она снЯла свое
черное платье и оделась в тонкую, с широким вырезом и короткими рукавами
малороссийскую рубашку с синей юбкой.
- ‚от и Я... - сказала она, почему-то конфузливо улыбаЯсь.
- ‚ижу... - с таинственным и понЯтным ей выражением ответил ћрий.
Ћна улыбнулась и слегка отвернулась, и они пошли по дорожке между
зеленых, низких кустов сирени и высокой травы.
„еревьЯ были маленькие и большие вишневые, с крепко пахнущими клеем
молодыми листьЯми. ‡а садом была левада, покрытаЯ цветами и высокой
некошеной травой.
- ‘Ядем здесь, - сказала Љарсавина.
Ћни сели на полуразвалившийсЯ плетень и стали смотреть на леваду, на
прозрачную погасавшую зарю.
ћрий притЯнул к себе гибкую ветку сирени, и с нее брызнуло мелкими
капельками росы.
- •отите, Я вам спою? - сказала Љарсавина.
- Љонечно, хочу! - ответил ћрий.
Љарсавина, как и тогда на реке, выпрЯмила грудь, отчетливо
обозначившуюсЯ под тонкой рубашкой, и запела:

‹юбви роскошнаЯ звезда

ѓолос ее легко, чисто и страстно звенел в вечернем воздухе. ћрий затих,
едва дыша и не спускаЯ с нее глаз. Ћна чувствовала его взглЯд, закрывала
глаза, выше подымала грудь и пела все лучше и громче. Љазалось, все затихло
и слушало, и ћрию припомнилась та кажущаЯсЯ, внимательнаЯ и таинственнаЯ
тишина, котораЯ воцарЯетсЯ, когда поет в лесу весной соловей.
Љогда она замолчала после высокой серебристой ноты, стало как будто еще
тише. ‡арЯ совсем погасла, и небо затемнело и углубилось. —уть видно и чуть
слышно заколебались листьЯ, шевельнулась трава, и, плывЯ в воздухе, что-то
нежное и пахучее, как вздох, налетело с левады и расплылось по саду.
Љарсавина блестЯщими в сумраке глазами оглЯнулась на ћриЯ.
- —то же вы молчите? - спросила она.
- “ж очень тут хорошо! - прошептал ћрий и опЯть потЯнул брызгающую
росой ветку.
- „а, хорошо! - мечтательно отозвалась Љарсавина.
- •орошо вообще жить на свете! - прибавила она, помолчав.
‚ голове ћриЯ шевельнулось что-то привычное, неискренне грустное, но не
оформилось и исчезло.
‡а левадой кто-то пронзительно свистнул два раза, и опЯть все затихло.
- ЌравитсЯ вам афров? - неожиданно спросила Љарсавина и сама
засмеЯлась этой неожиданности.
ђевнивое чувство шевельнулось в груди ћриЯ, но он серьезно ответил,
немного принуждаЯ себЯ:
- Ћн - славный парень.
- ‘ каким он увлечением отдаетсЯ своему делу! ћрий промолчал.
Ќа леваде стал подыматьсЯ легкий беловатый туман, и трава побелела от
росы.
- ‘ыро становитсЯ, - сказала Љарсавина, пожимаЯ плечами.
ћрий невольно посмотрел на ее круглые, мЯгкие плечи и смутилсЯ, она
поймала его взглЯд и тоже смутилась, но ей было приЯтно и весело.
- Џойдемте.
€ они с сожалением пошли назад по узкой дорожке, слегка толкаЯ друг
друга. ‘ад опустел, потемнел, и, когда ћрий оглЯнулсЯ, ему показалось, что,
должно быть, теперь в саду начнетсЯ своЯ, никому не ведомаЯ, таинственнаЯ
жизнь: между низкими деревьЯми, по росистой траве заходЯт тени, сдвинетсЯ
сумрак и заговорит тишина каким-то неслышным зеленым голосом. Ћн сказал об
этом Љарсавиной. „евушка оглЯнулась и долго смотрела в темный сад
задумчивыми потемневшими глазами. € ћрий подумал, что если бы она вдруг
сбросила одежды и, нагаЯ, белаЯ, веселаЯ, убежала по росистой траве в
зеленую таинственную чащу, это не было бы странно, а прекрасно и
естественно, и не нарушило бы, а дополнило зеленую жизнь темного сада.. ћрию
хотелось сказать ей и это, но он не посмел, а заговорил опЯть о чтениЯх и о
народе. Ќо разговор не вЯзалсЯ и умолк, как будто они говорили совсем не то,
что было нужно. ’ак, молча, дошли они до калитки, улыбаЯсь друг другу и
задеваЯ плечами мокрые, брызгающие росою кусты. €м казалось, что все
притихло и все так задумчиво и счастливо, как они.
Ќа дворе по-прежнему было тихо и пусто, и чернел открытыми окнами белый
флигелек. Ќо калитка на улицу была отворена, и в комнатах слышались
торопливые шаги и стук отодвигаемых Ящиков комода.
- ЋлЯ пришла, - сказала Љарсавина.
- ‡ина, это ты? - спросила ее из комнаты „убова, и по голосу слышно
было, что произошло что-то скверное.
Ћна вышла на крыльцо растерЯннаЯ и бледнаЯ.
- ѓде ты пропадала... џ тебЯ ищу... ‘еменов умирает, - запыхавшись,
торопливо проговорила она.
- —то? - с ужасом переспросила Љарсавина и шагнула к ней.
- „а, умирает... “ него кровь хлынула горлом... Ђнатолий Џавлович
говорит, что конец... ‚ больницу его повезли... € как странно, неожиданно...
сидели мы у ђатовых и пили чай, он был такой веселый, о чем-то спорил с
Ќовиковым, а потом вдруг закашлЯлсЯ, встал, пошатнулсЯ, и кровь так и
хлынула... прЯмо на скатерть, в блюдечко с вареньем... густаЯ, чернаЯ!..
- —то же он... знает? - с жутким любопытством спросил ћрий, мгновенно
вспоминаЯ лунную ночь, черную тень и раздраженно-грустный, слабый голос: "‚ы
еще будете живы, пройдете мимо моей могилы, остановитесь по своей
надобности, а Я..."
- ЉажетсЯ, знает, - нервно шевелЯ руками, ответила „убова, - посмотрел
на нас всех и спросил: "—то это?..", а потом весь затрЯссЯ и проговорил еще:
"“же?.." Ђх, как это гадко и страшно!
€ все замолчали.
“же вовсе стемнело, и хотЯ по-прежнему все было прозрачно и красиво, но
им казалось, будто сразу стало темно и уныло.
- “жаснаЯ штука смерть! - сказал ћрий и побледнел.
„убова вздохнула и потупилась. “ Љарсавиной задрожал подбородок, и она
жалобно и виновато улыбнулась. “ ней не могло быть такого гнетущего чувства,
как у других, потому что жизнь наполнЯла все ее тело и не давала ей
сосредоточитьсЯ на смерти. Ћна как-то не могла поверить и представить себе,
что теперь, когда стоит такой Ясный летний вечер и в ней самой все так
счастливо и полно светом и радостью, может кто-нибудь страдать и умирать.
ќто было естественно, но ей почему-то казалось, что это дурно. € она,
стыдЯсь своих ощущений, бессознательно старалась подавить их и вызвать
другие, а потому больше всех выразила участиЯ и испуга.
- Ђх, бедный... что же он?
Љарсавина хотела спросить: скоро ли он умрет, но поперхнулась этими
словами и, цеплЯЯсь за „убову, задавала бессмысленные и бесполезные вопросы.
- Ђнатолий Џавлович сказал, что он умрет сегоднЯ ночью или завтра
утром, - глухо сказала „убова.
Љарсавина робко и тихо заговорила:
- Џойдемте к нему... или, может быть, не надо?.. џ не знаю...
€ у всех ЯвилсЯ один и тот же вопрос: надо ли идти смотреть, как
умирает ‘еменов, и хорошо или дурно это будет. € всем хотелось пойти, и было
страшно увидеть, и как будто это было очень хорошо, и как будто очень дурно.
ћрий нерешительно пожал плечами.
- Џойдемте... ’ам можно и не входить, а может быть...
- Њожет быть, он захочет кого-нибудь увидеть, - облегченно согласилась
„убова.
- Џойдем, - решительно сказала Љарсавина.
- афров и Ќовиков там, - как бы оправдываЯсь, прибавила „убова.
Љарсавина забежала в дом за шлЯпой и кофточкой, и все, хмурые и
грустные, пошли через город к большому трехэтажному дому, серо и плохо
оштукатуренному, в котором помещалась больница и где умирал теперь ‘еменов.
‚ коридорах, с низкими и гулкими сводами, было темно и остро пахло
карболкой и йодоформом. ‚ отделении длЯ сумасшедших, когда они проходили
мимо, кто-то сердито и скоро говорил странно напрЯженным голосом, но никого
не было видно и оттого стало жутко. Ћни пугливо оглЯнулись на темное
квадратное окошечко. ‘тарый и седой мужик с длинной белой бородой, похожей
на нагрудник, и в длинном белом фартуке, повстречалсЯ им в коридоре, шаркаЯ
большими сапогами.
- ‚ам кого? - спросил он, останавливаЯсь.
- ‘тудента к вам привезли... ‘еменова... сегоднЯ... - сказала „убова.
- ‚ шестой палате... пожалуйте наверх, - сказал служитель и ушел.
‘лышно было, как он звучно плюнул на пол и зашаркал ногой.
Ќаверху было светлее и чище и потолки были без сводов. „верь, на
которой была прибита дощечка с надписью "кабинет врача", была открыта. ’ам
горела лампа и кто-то позвЯкивал склЯнками.
ћрий заглЯнул туда и окликнул.
‘клЯнки перестали звенеть, и вышел ђЯзанцев, как всегда свежий и
веселый.
- Ђ! - сказал он громко и весело, очевидно привыкнув к обстановке,
котораЯ давила других, - а Я сегоднЯ дежурный. ‡дравствуйте, барышни!
€ сейчас же, высоко приподнЯв брови и совсем другим, грустным и
значительным голосом, сказал:
- ЉажетсЯ, уже без памЯти. ‚ойдите. ’ам Ќовиков и другие...
€ пока они гуськом шли по коридору, чересчур чистому и пустынному, мимо
больших белых дверей с черными номерами, ђЯзанцев говорил:
- ‡а свЯщенником уже послали. “дивительно, как скоро его скрутило! џ
даже удивилсЯ... ‚прочем, он последнее времЯ все простужалсЯ, а это в его
положении было швах!.. ‚от, здесь он...
ђЯзанцев отворил высокую, белую дверь и вошел. Ћстальные запутались в
дверЯх и, неловко толкаЯсь, прошли за ним.
Џалата была большаЯ и чистаЯ. —етыре кровати были пусты и аккуратно
прикрыты твердыми серыми одеЯлами с прЯмыми складками, почему-то
напоминающими о гробах; на одной сидел маленький сморщенный старичок в
халате, пугливо озирающийсЯ и на вошедших, и на шестую кровать, на которой
лежал, вытЯнувшись под таким же твердым одеЯлом, ‘еменов. ‚озле него, на
стуле, сгорбившись, сидел Ќовиков, а у окна стоЯли €ванов и афров. ‚сем
казалось странным и неловким в присутствии умирающего ‘еменова здороватьсЯ и
пожимать руки, но почему-то было так же неловко и не делать этого, как будто
подчеркиваЯ близость смерти, и потому произошла заминка. Љто поздоровалсЯ,
кто нет. € все остановились там, где стоЯли, с робким и жутким любопытством
глЯдЯ на ‘еменова.
‘еменов дышал редко и тЯжело. Ћн был вовсе не похож на того ‘еменова,
которого все знали. Ћн был и вообще мало похож на живых людей. •отЯ у него
были те же черты лица, что и при жизни, и те же члены тела, что и у всех
людей, но казалось, что и черты лица его, и тело какие-то особенные,
страшные и неподвижные. ’о, что оживлЯло и двигало так просто и понЯтно
телами других людей, казалось, не существовало длЯ него. ѓде-то в глубине
его странно неподвижного тела совершалось что-то торопливое и страшное,
точно поспешаЯ с какой-то необходимой и уже неотвратимой работой, и всЯ
жизнь его ушла туда, как будто смотрела на эту работу и слушала с
напрЯженным, необъЯснимым вниманием.
‹ампа, горевшаЯ посреди потолка, Ясно и отчетливо освещала неподвижные,
не глЯдЯщие, не слышащие черты его лица.
‚се стоЯли и, не спускаЯ глаз, смотрели, молча, задерживаЯ дыхание,
точно боЯсь нарушить что-то великое, и в тишине страшно отчетливо было
слышно уродливое, свистЯщее и трудное дыхание ‘еменова.
Ћтворилась дверь, и застучали дробные старческие шаги. Џришел маленький
и толстенький свЯщенник с псаломщиком, худым и черным человеком. € с ними
пришел ‘анин. ‘вЯщенник, покашливаЯ, поздоровалсЯ с докторами и вежливо
поклонилсЯ всем. …му как-то чересчур поспешно и преувеличенно учтиво
ответили все разом и опЯть замерли. ‘анин, не здороваЯсь, сел на окно и с
любопытством стал смотреть на ‘еменова и на присутствующих, стараЯсь понЯть,
что он и они чувствуют и думают.
‘еменов дышал все так же и не шевелилсЯ.
- Ѓез сознаниЯ? - мЯгко спросил свЯщенник, ни к кому не обращаЯсь.
- „а. - поспешно ответил Ќовиков.
‘анин издал какой-то неопределенный звук. ‘вЯщенник вопросительно на
него поглЯдел, но, не услышав ничего, отвернулсЯ, поправил волосы, надел
епитрахиль и начал тоненьким и сладким тенорком с большим выражением читать,
что полагалось при смерти человека христианской религии.
“ псаломщика оказалсЯ хриплый и неприЯтный бас, и эти два не подходЯщие
друг к другу голоса сплетались и расходились, и печально и странно в своем
диссонансе зазвучали под высоким потолком.
Љогда раздалось резкое и громкое причитание, все с невольным испугом
оглЯнулись на лицо умирающего. Ќовикову, который был ближе всех, показалось,
что веки ‘еменова чуть-чуть дрогнули и неглЯдЯщие глаза немного повернулись
в сторону голосов. Ќо другим показалось, что ‘еменов оставалсЯ таким же
странно неподвижным.
Љарсавина при первых же звуках заплакала тихо и жалобно и не отирала
слез, которые текли по ее молодому и красивому лицу. € все поглЯдели на нее,
и „убова заплакала, а мужчины почувствовали слезы на глазах и старались
удержать их, стискиваЯ зубы. Љаждый раз, когда пение становилось громче,
девушки плакали сильнее, а ‘анин морщилсЯ и досадливо двигал плечами, думаЯ,
что, если ‘еменов слышит, ему должно быть невыносимо слушать это тЯжелое
даже длЯ здоровых и далеких от смерти людей пение.
- ‚ы бы потише, - сердито сказал он свЯщеннику.
‘вЯщенник сначала любезно наклонил ухо, но, вслушавшись, насупилсЯ и
зачитал еще громче. Џсаломщик строго оглЯнулсЯ на ‘анина, и все пугливо
поглЯдели на него, как будто он сказал что-то дурное и неприличное.
‘анин с досадой махнул рукой и замолчал.
Љогда все кончилось и свЯщенник завернул крест в епитрахиль, стало еще
тЯжелее. ‘еменов по-прежнему не двигалсЯ
€ вот у всех стало поЯвлЯтьсЯ ужасное длЯ них, но неодолимое чувство:
хотелось, чтобы все кончилось скорее и ‘еменов наконец умер. € все со стыдом
и страхом старались скрыть и подавить это желание, боЯсь взглЯнуть друг на
друга.
- •оть бы уже скорее. - тихо сказал ‘анин. - ’ЯжелаЯ штука!
- Ќ-да! - отозвалсЯ €ванов.
Ћни говорили тихо, и было очевидно, что ‘еменов не услышит, но все-таки
другие с негодованием оглЯнулись на них.
афров хотел что-то сказать, но в это времЯ раздалсЯ новый, невыразимо
жалкий и печальный звук, заставивший всех болезненно вздрогнуть.
- €... и-и... - простонал ‘еменов.
€ потом, как будто найдЯ то, что было ему нужно, он, уже не смолкаЯ,
стал тЯнуть этот долгий, стенЯщий звук, прерываемый только хриплым и трудным
дыханием.
‘начала окружающие как будто не понЯли, в чем дело, но сейчас же
Љарсавина, „убова и Ќовиков заплакали. ‘вЯщенник медленно и торжественно
стал читать отходную. Ќа его пухлом и добродушном лице выразилось умиление и
возвышеннаЯ печаль. Џрошло несколько минут. ‘еменов вдруг замолчал.
- ЉончилсЯ... - пробормотал свЯщенник.
Ќо в это мгновение ‘еменов медленно и трудно зашевелил слипшимисЯ
губами, лицо его исказилось, как бы улыбаЯсь, и все услышали его глухой,
невероЯтно слабый и страшный голос, идущий, казалось, откуда-то из самой
глубины его груди, как из-под крышки гроба:
- Ќа-астоЯщий ракло! - проговорил он, глЯдЯ прЯмо на свЯщенника.
Џотом вздрогнул, открыл глаза с выражением безумного ужаса и вытЯнулсЯ.
‚се слышали его слова, но никто не пошевелилсЯ и только выражение
возвышенной печали мгновенно сбежало с запотевшего красного лица свЯщенника.
Ћн боЯзливо оглЯнулсЯ, но никто не смотрел на него, и только ‘анин
улыбнулсЯ.
‘еменов опЯть зашевелил губами, но звука не было, и только один редкий
светлый ус его опустилсЯ. Џотом он опЯть вытЯнулсЯ и стал еще длиннее и
страшнее.
€ больше не было ни одного звука, ни одного движениЯ.
’еперь никто не заплакал. Џриближение смерти было страшнее и печальнее
ее наступлениЯ. € всем было даже как-то странно, что это томительное,
мучительное дело закончилось так скоро и так просто. Ћни еще постоЯли возле
постели, глЯдЯ в мертвое заострившеесЯ лицо, как будто ожидаЯ еще
чего-нибудь, и, стараЯсь вызвать в себе жалость и ужас, с напрЯженным
вниманием наблюдали, как Ќовиков закрыл глаза и сложил руки ‘еменову. Џотом
стали уходить, сдержанно топоча ногами. ‚ коридоре уже горели лампы и там
было все так просто и домовито, что всем вздохнулось свободнее. ‚переди шел
свЯщенник. Ћн дробно семенил ногами и, стараЯсь, чтобы задобрить молодежь,
сказать какую-нибудь любезность, вздохнул и мЯгко проговорил:
- †аль молодою человека, тем более что он, очевидно, умер
нераскаЯнным... Ќо милосердие Ѓожие, знаете, того...
- „а... конечно! - из вежливости ответил шедший ближе других афров.
- “ него семьЯ? - спросил свЯщенник, ободрЯсь.
- Џраво, не знаю, - недоумевающе ответил афров.
‚се переглЯнулись и всем показалось странным и нехорошим, что никто не
знает, есть ли у ‘еменова семьЯ и где она.
- ‘естра где-то в гимназии учитсЯ, - заметила Љарсавина.
- Ђ!.. Ќу-с, до свиданьЯ! - сказал свЯщенник, пухлыми пальцами
приподнимаЯ шлЯпу.
- „о свиданьЯ! - ответили все разом. ‚ыйдЯ на улицу, они облегченно
вздохнули и остановились.
- Ќу, куда теперь? - спросил афров.
‘начала все топтались в нерешительности, а потом как-то сразу стали
прощатьсЯ и расходитьсЯ в разные стороны.

Љогда ‘еменов увидел кровь и почувствовал зловещую пустоту вокруг и
внутри себЯ, когда его потом поднимали, несли и укладывали и делали за него
то, что он всю жизнь делал сам, он понЯл, что умирает, и ему было странно,
что он вовсе не испугалсЯ смерти.
„убова, когда рассказывала о его страхе, заключила о нем потому, что
она сама испугалась, и в этом состоЯнии испуга здорового человека при виде
смерти не могла допустить, чтобы сам умирающий не боЯлсЯ смерти неизмеримо
больше. € его бледность и блуждающий взглЯд, которые происходили от слабости
и потери крови, она, как и другие, принЯла за выражение страха. Ќо это не
было им, как не был им и тот вопрос "уже?", который ‘еменов задал доктору.
‘еменов всегда и особенно с тех пор, как узнал, что у него чахотка,
боЯлсЯ смерти. ‚ первое времЯ, когда он узнал, состоЯние его было ужасно
мучительно и было, вероЯтно, похоже на состоЯние человека без надежды на
помилование приговоренного к смертной казни.
…му почти показалось, что с этого мгновениЯ мир больше не существует,
что безвозвратно исчезло все то красивое, приЯтное и веселое, что ‘еменов
находил в нем прежде, что все умирает и находитсЯ в состоЯнии мучительной
агонии, котораЯ вот-вот, каждую минуту и секунду, должна разрешитьсЯ чем-то
невыносимо ужасным, зиЯвшим, как чернаЯ бездна.
€менно в виде огромной, круглой, совершенно черной бездны и
представлЯлась ‘еменову смерть. € куда бы он ни шел, что бы он ни делал, эта
круглаЯ, чернаЯ дыра стоЯла перед ним, и в ее черной пустоте терЯлись и
исчезали все звуки, краски и ощущениЯ.
ќто было ужасное состоЯние, но оно скоро стало ослабевать. —ем дальше
шло времЯ и чем больше приближалсЯ ‘еменов к смерти, тем дальше, непонЯтнее
и тусклее становилась она длЯ него.
‚се вокруг, все звуки, краски и ощущениЯ продолжали оставатьсЯ такими
же, какими их всегда знал ‘еменов.
’ак же светило солнце, и так же делали свои дела люди, и так же
приходилось и важное, и пустое делать самому ‘еменову. Џо-прежнему он
вставал и старательно умывалсЯ утром, обедал в полдень, находил приЯтным
вкусное и неприЯтным невкусное, по-прежнему был рад солнцу и луне и сердилсЯ
на затЯнувшийсЯ дождь и слЯкоть, по-прежнему играл по вечерам на бильЯрде с
Ќовиковым и другими, по-прежнему читал книги и не мог не находить одни
важными и интересными, другие же скучными и глупыми. ‘начала ему странно,
обидно и даже больно было, что все остаетсЯ по-прежнему не только в природе
и в окружающих людЯх, но и в нем самом. Ћн пробовал изменить этот порЯдок,
заставить всех заинтересоватьсЯ им и его смертью, понЯть весь ужас его
положениЯ, понЯть, что все кончено. Ќо когда он рассказал об этом своим
знакомым, то увидел, что рассказывать не следовало. ‡накомые сначала
удивились, потом не поверили, хотЯ и высказали сочувствие и недоверие к
приговору врача, а потом постарались отогнать неприЯтное впечатление,
настойчиво заговариваЯ о другом, и через минуту сам ‘еменов, не замечаЯ
того, уже вместе с ними говорил не о смерти, а о жизни. € все усилиЯ его
втЯнуть весь мир в то, что совершалось в нем самом, оказались совершенно
бессильными.
’огда он постаралсЯ уединитьсЯ, углубитьсЯ в себЯ и одиноко страдать
полным и непоколебимым сознанием всего ужаса своей смерти. Ќо именно оттого,
что вокруг и в его жизни все оставалось по-прежнему, совершенно нелепым
казалось то, что может быть иначе и что он, ‘еменов, не всегда будет
существовать точно так же, как и теперь. € мысль о смерти, сначала остро
вонзившаЯсЯ ему в сердце, стала тупеть и отпускать сжатую душу. ‚се чаще и
чаше стали набегать моменты полного забвениЯ, и жизнь вновь запестрела
красками, движениЯми и звуками.
Ћщущение близости круглой, черной дыры поЯвлЯлось в нем только по
вечерам, когда он оставалсЯ один. …сли он тушил лампу, ему казалось, что в
темноте что-то бесформенное и безликое немедленно встает над ним и неумолимо
шепчет: шш... шш... шш... - и на этот беззвучный, непрерывный шепот мрака в
нем самом что-то отвечает шепотом тоскливым и страшным. € тогда он
чувствовал, будто все больше и больше сливаетсЯ с этим шепотом, пустотою и
мраком, и собственное тело колеблетсЯ в этом хаосе шепота, пустоты и мрака,
как тоненькаЯ, жалкаЯ лучинка, каждое мгновение готоваЯ растворитьсЯ,
исчезнуть без следа
’огда он стал спать при лампе. Џри ее свете шепот становилсЯ неслышным,
тьма отступала и исчезало ощущение всасывающей пустоты, потому что она
наполнЯлась тысЯчами жизненных мелочей, привычных и понЯтных ему: стульЯми,
светом, чернильницей, собственными ногами, недописанным письмом, которое
нужно дописать, образом с никогда не зажигаемой лампадкой, сапогами, которые
‘еменов забыл выставить за дверь, и другими вещами и заботами, во множестве
копошившимисЯ кругом.
Ќо все-таки и тогда шепот слышалсЯ из тех углов, куда не проникал свет
лампы, там сгущалась темнота и чудилась все та же всасывающаЯ, как бездоннаЯ
трЯсина, пустота. ‘еменов боЯлсЯ смотреть в темноту и думать о ней. ‘тоило
ему только вспомнить о тьме и пустоте, как они выступали из всех углов,
наполнЯли комнату, обступали ‘еменова, гасили лампу, заглушали заботы и
закрывали от него мир непроницаемой пеленой жуткого холодного тумана. ќто
было невыразимо ужасно и мучительно. ‚ такие минуты хотелось плакать, как
маленький ребенок, и битьсЯ головой о стену.
Ќо с каждым днем, с тем днем, на который уменьшалась жизнь ‘еменова,
эти ощущениЯ становились все более и более привычными. Ћни возрастали со
страшной новой силой только тогда, когда какое-нибудь слово, жест, вид
похорон, кладбища, гроба напоминали ‘еменову, что все-таки он умирает. € он
избегал этих напоминаний, перестав даже ходить по тем улицам, которые вели к
кладбищу, и никогда не ложась спать на спине со сложенными на груди руками.
‚ нем образовалось как бы две жизни: одна прежнЯЯ, большаЯ, ЯвнаЯ,
котораЯ не могла вместить мысли о смерти, забывала о ней, делала свое дело и
надеЯлась жить во что бы то ни стало вечно, и другаЯ тайнаЯ, неуловимаЯ,
скрытаЯ, как червь в Яблоке, котораЯ черным мраком просачивалась сквозь
первую жизнь и, как Яд, отравлЯла ее нестерпимой и неизбывной мукой.
‚ этой двойной жизни было нечто такое, что ‘еменов, когда наконец лицом
к лицу столкнулсЯ со смертью и понЯл, что жизнь кончена, почти не испугалсЯ
- “же? - спросил он только длЯ того, чтобы знать наверное.
€ понЯв по лицам окружающих, что "уже", ‘еменов только удивилсЯ, что
это так просто и естественно, как конец трудного, измучившего непосильной
заботой, дела. Ќо сейчас же особенным, новым внутренним сознанием он понЯл,
что иначе и быть не могло, потому что смерть пришла тогда, когда в его
организме не было уже сил жить.
…му стало только жаль, что он больше никогда ничего не увидит. € когда
его везли на извозчике в больницу, он молча, широко раскрытыми и полными
слез глазами смотрел вокруг, стараЯсь одним взглЯдом охватить все и страдаЯ,
что не может до мельчайших подробностей удержать в памЯти весь мир, с его
небом, людьми, зеленью и синеющими воздушными далЯми. € равно были ему
невыразимо дороги и милы и те мелочи, которых он никогда не замечал, и то,
что он считал важным и прекрасным: и потемневшее прозрачное небо с золотыми
звездами, и худаЯ спина извозчика в продранном синем армЯке, и Ќовиков с
печальным испуганным лицом, и пыльнаЯ дорога, и дома с зажигающимисЯ в окнах
блестЯщими огоньками, и темные деревьЯ, молчаливо убегающие назад, и стук
колес, и вечерний теплый ветер - все, что он видел, слышал и ощущал.
€ потом, в больнице, он торопливо и жадно обегал глазами палату,
следил, запоминал всЯкое движение, всЯкое лицо и вещь, пока физические
страданиЯ не стали вытеснЯть все окружающее и одевать его одиночеством. ‚се
его ощущениЯ перешли куда-то в глубину груди, к источнику страданиЯ.
Њало-помалу он стал куда-то отодвигатьсЯ от жизни. Љогда что-нибудь
поЯвлЯлось перед ним, оно уже казалось ему чужим и ненужным. Ќачалась
последнЯЯ борьба между жизнью и смертью, и она наполнила все существо его,
образовав свой особый, одинокий мир колебаний, вспышек жизни, падений,
замираний и отчаЯнных усилий.
€ногда наставала минута просветлениЯ, муки затихали, дыхание
становилось глубже и спокойнее, и сквозь белую пелену проступали более или
менее Ясно образы и звуки. Ќо они казались незначительными и слабыми, точно
доносились издалека.
‘еменов Ясно слышал звуки, но как будто и не слышал их и как будто
фигуры двигались беззвучно, точно тени в синематографе; порой поЯвлЯлись в
круге зрениЯ знакомые лица, но как будто они были неизвестными, не
возбуждающими ничего в памЯти.
Ћколо соседней кровати человек, со странным бритым лицом, читал газету,
но ‘еменову уже не приходило в голову понЯть, почему и кому он читает. Ћн
отчетливо слышал, что выборы в парламенте отсрочены, что совершено покушение
на великого кнЯзЯ, но слова были какие-то пустые, рождающиесЯ и лопающиесЯ в
пустоте, как воздушные пузырьки, без следа и звука. „вигались губы,
скрывались и открывались зубы, вращались круглые глаза, шевелилсЯ лист
бумаги, лампа горела на потолке ровно и как будто какие-то большие,
зловещие, черные мухи беззвучно и безостановочно летали вокруг нее.
—то-то родилось в мозгу, затлелось, как светлаЯ точка, и стало
разгоратьсЯ, освещаЯ все больше и больше вокруг. € вдруг ‘еменов вполне Ясно
и сознательно подумал, что теперь все уже длЯ него не нужно и что всЯ та
суета, котораЯ шла в мире, не могла и часа прибавить к жизни ‘еменова,
которому нужно умереть.
€ ‘еменов снова погрузилсЯ в колеблющиесЯ волны черного тумана, и вновь
началась беззвучнаЯ смертельнаЯ борьба между двумЯ страшными, тайными
силами, уничтожающими одна другую в усилиЯх незаметных, но охватывающих
судорогой весь его мир.
‚о второй раз ‘еменов вернулсЯ к жизни, когда заплакали и запели над
ним, что было совершенно не нужно и не имело никакой свЯзи с тем, что
происходило в нем. Ќо оно на мгновение опЯть родило в нем светлую точку,
раздуло ее, и ‘еменов увидел и понЯл до самой глубины это
возвышенно-печальное лицо человека, которому до него и до которого ему не
было никакого дела.
ќто было последнее от жизни, затем наступило уже совершенно непонЯтное
и невообразимое длЯ живых людей.

XII

- Џойдем ко мне, в Ѓозе почившего помЯнем! - сказал €ванов ‘анину.
‘анин молча кивнул головой.
Ћни зашли в магазин за водкой и закуской и пошли дальше, догонЯЯ ћриЯ
‘варожича, который, понурившись, медленно шел по бульвару.
‘мерть ‘еменова произвела на ћриЯ смутное и тЯгостное впечатление,
разобратьсЯ в котором казалось и необходимым и невозможным.
- —то ж, все это очень просто, - пыталсЯ ћрий провести в мозгу прЯмую и
короткую линию, - человека не было раньше, чем он родилсЯ, и это не кажетсЯ
ужасным и непонЯтным... человека не будет, когда он умрет, и это так же
просто и понЯтно... ‘мерть, как полнаЯ остановка машины, вырабатывающей
жизненную силу, вполне понЯтна, и в ней нет ужаса... Ѓыл когда-то мальчик
ћра, который ходил в гимназию, разбивал носы врашм второклассникам и рубил
крапиву, у него была своЯ особеннаЯ, удивительнаЯ, сложнаЯ и занимательнаЯ
жизнь... Џотом этот ћра умер, а вместо нею вот ходит и думает совсем другой
человек, студент ћрий ‘варожич. …сли бы их свести вместе, то ћра не мог бы
понЯть нынешнего ћриЯ и даже поэтому возненавидел бы его, как человека,
который, чего доброю, сделаетсЯ его репетитором и наделает ему кучу
неприЯтностей!.. ‡начит, между ними пропасть, значит, мальчик ћра
действительно умер... “мер ћра, умер Я сам и даже не заметил этого до сих
пор. ’ак совершилось. ќто просто и естественно!.. „а... Ђ то, что мы терЯем,
умираЯ? - что, в сущности говорЯ?.. ‚ жизни, во всЯком случае, больше
дурного, чем радостного... Џравда, радость все-таки есть и терЯть ее тЯжело,
но то облегчение от массы зла, которое приносит смерть, должно дать все-таки
плюс. „а, это очень просто и ничуть не страшно! - с облегченным вздохом
сказал вслух ћрий, но тотчас же мысленно перебил себЯ с острым ощущением
тончайшей душевной боли: "Ќет!.. ’о, что целый мир, живой, необычайно тонкий
и сложный, в одно мгновение превращаетсЯ в ничто, в бревно, в мерзлое
полено... ќто уже не перерождение мальчика ћры в ћриЯ ‘варожича, а это
нелепо и омерзительно противно, а потому ужасно и непонЯтно!.."
’онкий, холодный налет покрыл лоб ћриЯ.
Ћн стал напрЯгать все силы своего мозга, чтобы понЯть то состоЯние,
которое каждому человеку кажетсЯ невозможным пережить, но которое все-таки
каждый переживает, как вот только что пережил ‘еменов.
"€ он не умер от страху! - усмехаЯсь странности этой мысли, подумал
ћрий. - Ќапротив, он еще издевалсЯ над нами, с этим попом, пением и
слезами..."
Љазалось, что есть тут какой-то один пункт, который, если понЯть вдруг,
- осветит все. Ќо как будто глухаЯ и неодолимаЯ стена стоЯла между его душой
и этим пунктом. “м скользил по неуловимо гладкой поверхности, и в ту минуту,
когда казалось, что смысл уже близок, мысль оказывалась опЯть внизу, на том
же самом месте. € в какую бы сторону ни закидывалась сеть тончайших мыслей и
представлений, в них неизменно попадали все те же плоские и до боли
надоедавшие слова: ужасно и непонЯтно!.. „альше мысль не шла и, очевидно, не
могла идти.
ќто было мучительно и ослаблЯло и мозг, и душу, и все тело. Љ сердцу
подступала тоска, мысли делались вЯлы и бесцветны, голова болела и хотелось
сесть тут же на бульваре и махнуть рукой на все, даже на самый факт жизни.
"Љак мог ‘еменов смеЯтьсЯ, знаЯ, что через несколько мгновений все
будет кончено!.. —то он - герой?.. Ќет, тут не в геройстве дело. ‡начит,
смерть вовсе не так страшна, как Я думаю?.."
‚ это времЯ €ванов громко и неожиданно окликнул его.
- Ђ, это вы! Људа? - вздрогнув, спросил ћрий.
- Џоминать прах новопреставленного раба! - грубо и весело ответил
€ванов. - Џойдемте с нами, что вы все в одиночку околачиваетесь!
„олжно быть, потому, что ћрию было страшно и грустно, ‘анин и €ванов не
показались ему такими неприЯтными, как всегда.
- —то ж, пойдемте! - согласилсЯ он, но сейчас же вспомнил свое
превосходство над ними и сказал себе: "Ќу что мне с ними делать? ‚одку пить,
пошлости говорить?"
Ћн уже хотел заставить себЯ отказатьсЯ, но все существо его
инстинктивно воспротивилось одиночеству, и ћрий пошел.
€ванов и ‘анин молчали, и так, молча, дошли они до самого дома €ванова.
Ѓыло уже совсем темно, и у калитки, на лавочке, неопределенно
мерещилась фигура человека с толстой крючковатой палкой.
- Ђ, дЯдько, Џетр €льич! - радостно закричал €ванов.
- џ, - глухой октавой отозвалсЯ человек, и мощный голос его мужественно
прогудел в воздухе.
ћрий вспомнил, что дЯдЯ €ванова был старый, пьЯнственный певчий
соборного хора. “ него были седые усы, как у николаевского солдата, и от его
затасканной черной тужурки всегда скверно пахло.
- Ѓуб-бу! - слабым ударом в бочку отдал Я по голос, когда €ванов
познакомил его с ћрием.
ћрий неловко подал ему руку и не знал, что сказать и как держать себЯ с
таким человеком. Ќо он сейчас же вспомнил, что длЯ ћриЯ ‘варожича должны
быть одинаковы все люди, и пошел рЯдом со старым певчим, старательно уступаЯ
ему дорогу.
€ванов жил в комнате больше похожей на чулан, чем на жилье, так много
было в ней пыли, хламу и беспорЯдка. Ќо когда хозЯин зажег лампу, ћрий
увидел, что все стены увешаны гравюрами с картин ‚аснецова, а кучи хламу
оказались грудами книг.
ћрию все еще было как-то неловко, и, чтобы скрыть это, он стал
внимательно рассматривать гравюры.
- ‹юбите ‚аснецова? - спросил €ванов и, не слушаЯ ответа, ушел за
посудой.
‘анин сказал Џетру €льичу, что умер ‘еменов.
- –арство небесное, - опЯть загудело в бочке и, помолчав, Џетр €льич
прибавил:
- Ќу что ж... и хорошо. ‚се, значит, исполнено.
ћрий задумчиво посмотрел на него и вдруг почувствовал симпатию к
старому певчему.
Џришел €ванов и принес хлеба, соленых огурцов на тарелке и рюмки.
ђасставив все это на столе, покрытом газетной бумагой, он взЯл бутылку и
коротким, почти незаметным движением выбил пробку, не пролив ни одной капли.
- ‹овко! - похвалил Џетр €льич.
- ‘ейчас видно, который человек понимающий! - самодовольно пошутил
€ванов, разливаЯ по рюмкам зеленовато-белую жидкость.
- Ќу, господа, - берЯ свою рюмку и возвышаЯ голос, заговорил он, - за
упокой души и все прочее!
‘тали закусывать, потом выпили еще и еще. Њало говорили, больше пили. ‚
маленькой комнате скоро стало жарко и душно. Џетр €льич закурил папиросу, и
сразу затЯнуло все синими полосами дурного табачного дыму. Ћт выпитой водки,
от дыму и жары у ћриЯ стала кружитьсЯ голова. Ћн опЯть вспомнил ‘еменова
- ‘квернаЯ штука смерть!
- Џочему? - спросил Џетр €льич - ‘мерть?. Ћ-о!.. Ќо это... ќто
необходимо!.. ‘мерть!.. Ђ если бы жить вечно?.. Ћ-о!.. ‚ы остерегайтесь так
говорить... ‚ечнаЯ жизнь!.. —то такое?!
ћрий вдруг подумал, что если бы он жил вечно... …му представилась
какаЯ-то бесконечно сераЯ полоса, томительно и бесцельно разворачивающаЯсЯ в
пустоте, как будто с одного вала наматываЯсь на другой. ‚сЯкое представление
о красках, звуках, о глубине и полноте переживаний как-то стиралось и
бледнело, сливаЯсь в одну серую муть, текущую без русла и движениЯ. ќто уже
не было жизнью, это была та же смерть. ћрию стало положительно страшно.
- „а, конечно... - пробормотал он.
- Ђ на вас, как видно, большое впечатление произвело, - заметил €ванов.
- Ђ на кого же это не произведет впечатлениЯ? - вместо ответа спросил
ћрий.
€ванов неопределенно качнул головой и стал рассказывать Џетру €льичу о
последних минутах ‘еменова.
‚ комнате становилось уже невыносимо душно. ћрий машинально наблюдал,
как водка, блестЯ на свету лампы, переливалась в тонкие красные губы
€ванова, и чувствовал, что все вокруг начинает тихо кружитьсЯ и
расплыватьсЯ.
- Ђ-а-а-а-а... - запело у него в ушах тоненьким таинственно-печальным
голоском.
- Ќет, страшнаЯ штука смерть! - сам того не замечаЯ, повторил он, как
будто отвечаЯ этому таинственному голоску
- —ересчур вы нервничаете! - пренебрежительно отозвалсЯ €ванов.
- Ђ вы на это не способны! - машинально спросил ћрий.
- џ?.. Ќу н-нет!.. Џомирать мне, конечно, неохота: это пустое дело и
жить не в пример веселее... но ежели уж смерть, так что ж, помру в одночасье
и без всЯких антимоний.
- Ќе умирал ты и не знаешь, - улыбнулсЯ ‘анин.
- € то правда! засмеЯлсЯ €ванов.
- ‚се это слыхано, - вдруг с тоскливым озлоблением заговорил ћрии, -
говорить можно все, а все-таки смерть остаетсЯ смертью!.. Ћна ужасна сама по
себе, и человеку, который... ну, отдает себе отчет в своей жизни, этот
неизбежный насильственный конец должен убивать всЯкую радость жизни!.. Љакой
смысл!
- € это слыхано, - с насмешкой перебил €ванов, тоже внезапно
озлоблЯЯсь. - ‚се вы думаете, что только вы...
- Љакой смысл? - задумчиво переспросил Џетр €льич.
- „а никакого! - с тем же непонЯтным озлоблением закричал €ванов.
- Ќет, это невозможно, - возразил ћрий, - уж слишком все вокруг мудро
и...
- Ђ по-моему, ничего хорошего нет, - отозвалсЯ ‘анин.
- —то вы говорите... Ђ природа?
- —то ж природа, - слабо улыбаЯсь, махнул рукой ‘анин. - ‚едь это так
только принЯто говорить, что природа совершенна... Ђ по правде говорЯ, она
так же плоха, как и человек: каждый из нас, даже без особого напрЯжениЯ
фантазии, может представить себе мир во сто раз лучше того, что есть...
Џочему не быть бы вечному теплу, свету и сплошному саду, вечно зеленому и
радостному?.. Ђ смысл? - ‘мысл, конечно, есть... его не может не быть просто
потому, что цель определЯет ход вещей, без цели может быть только хаос. Ќо
эта цель лежит вне нашей жизни, в основах всего мира... ќто понЯтно... Њы не
можем быть ее началом, а следовательно, не можем быть и концом. Ќаша роль
чисто вспомогательнаЯ и, очевидно, пассивнаЯ. ’ем фактом, что мы живем,
исполнЯетсЯ наше назначение... Ќаша жизнь нужна, а следовательно, и смерть
нужна...
- Љому?..
- Ђ Я почем знаю! - засмеЯлсЯ ‘анин, - да и какое мне дело!.. моЯ жизнь
- это мои ощущениЯ приЯтного и неприЯтного, а что за пределами - черт с
ним!.. Љакую бы мы гипотезу ни выработали, она остаетсЯ только гипотезой, и
на основании ее строить свою жизнь было бы глупо. Љому нужно, тот пусть об
этом и беспокоитсЯ, а Я буду жить.
- ‚ыпьем по сему случаю! - предложил €ванов.
- Ђ в Ѓога вы верите? - спросил Џетр €льич, поворачиваЯ к ‘анину
помутневшие глаза, - теперь никто не верит... не верЯт даже в то, что можно
верить...
- џ в Ѓога верю, - опЯть засмеЯлсЯ ‘анин, - вера в Ѓога осталась во мне
с детства, и Я не вижу никакой необходимости ни боротьсЯ с нею, ни укреплЯть
ее. ќто выгоднее всего: если Ѓог есть, Я принесу ему искреннюю веру, а если
его нет, то мне же лучше...
- Ќо на основании веры или безвериЯ строитсЯ жизнь, - заметил ћрий.
- Ќет, - качнул головой ‘анин, и лицо его сложилось в равнодушную
веселую улыбку, - Я не на этом основании строю свою жизнь.
- Ђ на каком же? - устало спросил ћрий.
"Ђ-а-а... не надо больше пить..."- тоскливо подумал он, проводЯ рукой
по холодно-потному лбу.
Њожет быть, ‘анин что-нибудь ответил, может быть, нет, но ћрий не
слыхал: у него закружилась голова и на секунду стало дурно.
- ...Я верю, что есть Ѓог, но вера существует во мне сама по себе, -
говорил дальше ‘анин, - Ћн есть или нет, но Я его не знаю и не знаю, что ему
от менЯ нужно... „а и как Я мог бы это знать при самой горЯчей вере!.. Ѓог
есть Ѓог, а не человек, и никакой человеческой мерки к нему приложить
нельзЯ. ‚ его творчестве, которое мы видим, есть все: и зло, и добро, и
жизнь, и смерть, и красота, и безобразие... все... а так как при этом
исчезает всЯкаЯ определенность, всЯкий смысл, и обнаруживаетсЯ хаос, то,
следовательно, его смысл не человеческий смысл, а его добро и зло - не
человеческие добро и зло... Ќаше определение Ѓога всегда будет
идолопоклонничеством, и всегда мы будем оделЯть своего фетиша физиономией и
одеждами применительно к местным климатическим условиЯм... Ќелепость!
- ’ак-с! - крЯкнул €ванов. - Џравильно!
- „лЯ чего же тогда и жить? - спросил ћрий, с отвращением отодвигаЯ
свою рюмку.
- Ђ длЯ чего же и умирать?
- џ знаю одно, - ответил ‘анин, - Я живу и хочу, чтобы жизнь не была
длЯ менЯ мучением... „лЯ этого надо прежде всего удовлетворЯть свои
естественные желаниЯ... †елание это - все: когда в человеке умирают желаниЯ
- умирает и его жизнь, а когда он убивает желаниЯ - убивает себЯ!
- Ќо желаниЯ могут быть злыми.
- Њожет быть.
- ’огда как?..
- ’ак же, - ласково ответил ‘танин и посмотрел в лицо ћрию светлыми
немигающими глазами.
€ванов высоко поднЯл брови, недоверчиво взглЯнул на ‘анина и промолчал.
Њолчал и ћрий и почему-то ему было жутко смотреть в эти светлые Ясные глаза,
и почему-то он старалсЯ не опустить взглЯда
Ќесколько минут было тихо и отчетливо слышалось как одиноко и отчаЯнно
билась с налету о стекло окна ночнаЯ бабочка Џетр €льич грустно покачивал
головой, опустив пьЯное лицо к залитой грЯзной газете. ‘анин все улыбалсЯ.
ћриЯ и раздражала, и привлекала эта постоЯннаЯ улыбка.
"Љакие у него прозрачные глаза!" - бессознательно подумал он.
‘анин вдруг встал, отворил окно и выпустил бабочку. Љак взмах большого
мЯгкого крыла удивительно приЯтно и легко прошла по комнате волна чистого
прохладною воздуха.
- „а, - проговорил €ванов, отвечаЯ на собственные мысли, - люди бывают
всЯкие, а по сему случаю выпьем.
- Ќет, - покачал головой ћрий, - Я не буду больше пить.
- Џ-почему?
- џ вообще мало пью...
Ћт водки и жары у ћриЯ уже болела голова и хотелось на воздух.
- Ќу, Я пойду, - сказал он, вставаЯ.
- Људа?.. выпьем еще!..
- Ќет, право, мне нужно... - рассеЯнно отвечал ћрий, отыскиваЯ фуражку.
- Ќу, до свиданьЯ!
Љогда ћрий уже затворЯл двери, то слышал, как ‘анин, возражаЯ Џетру
€льич), говорил:
- „а, если не будете, как дети, но ведь дети не различают добра и зла,
они только искренни... в этом их...
ћрий затворил дверь, и сразу стало тихо.
‹уна стоЯла уже высоко, лакаЯ и светлаЯ. Ќа ћриЯ пахнуло влажным от
росы прохладным воздухом. ‚се было соткано из лунного света, красиво и
задумчиво. ћрию, когда он шел один по ровным от лунного света улицам, было
странно и трудно думать, что где-то есть молчаливаЯ, чернаЯ комната, где на
с голе желтый и недвижимый лежит мертвый ‘еменов.
Ќо почему-то он не мог вызвать опЯть те тЯжелые и страшные мысли,
которые еще так недавно подавлЯли всю его душу, заволакиваЯ весь мир черным
туманом. …му было только тихо и грустно, и хотелось не отрываЯсь смотреть на
далекую луну.
ЏроходЯ по пустой, при луне казавшейсЯ широкой и странно гладкой
площади, ћрий стал думать о ‘анине.
- —то это за человек? - спросил он и в недоумении долго колебалсЯ
…му было неприЯтно, что нашелсЯ человек, которого он, ћрий, не мог
определить сразу, и оттого хотелось определить непременно дурно.
"”разер, с недобрым удовольствием подумал он, - когда-то рисовались
отвращением к жизни, высшими непонЯтными запросами, а теперь рисуютсЯ
животностью..."
€, бросив ‘анина. ћрий стал думать о себе, что вот он ничем не
рисуетсЯ, а все в нем, и страданиЯ и думы, особенное, ни на кою не похожее.
ќто было приЯтно, но чего-то не хватало, и ћрии стал вспоминать покойного
‘еменова.
Ћн грустно подумал, что никогда больше не увидит больного студента, и
‘еменов, которою он никогда особенно не любил, стал ему близок и дорог до
слез. ћрий представил себе студента лежащим в могиле с прогнившим лицом, с
телом, наполненным червЯми, медленно и омерзительно копошащимисЯ в
разлагающемсЯ месиве, под позеленевшим сырым и жирным мундиром. € весь
вздрогнул от отвращениЯ. ћрий вспомнил слова покойного:
...џ буду лежать, а вы пройдете и остановитесь надо мною по собственной
надобности...
"Ђ ведь это все люди! - с ужасом подумал ћрий, пристально глЯдЯ на
дорожную жирную пыль. џ иду и топчу мозги, сердца, глаза... ох!"
Ћн почувствовал какую-то противную слабость под коленЯми.
"“мру и Я... умру и по мне так же будут ходить и думать то же, что Я
думаю теперь... „а, надо, пока еще не поздно, жить и жить!.. •орошо жить,
так жить, чтобы не пропадал даром ни один момент моей жизни... Ђ как это
сделать?"
Ќа площади было пусто и светло, а над всем городом стоЯла чуткаЯ и
загадочнаЯ луннаЯ тишина.
- € струны громкие ЃаЯнов не бу-удут го-о-ворить о нем... тихо пропел
ћрий.
- ‘кучно, грустно, страшно! - громко проговорил он, точно жалуЯсь, но
сам испугалсЯ своего голоса и оглЯнулсЯ, не слышал ли кто.
"џ пьЯн..." - подумал он.
Ќочь была светлаЯ и молчаливаЯ.

•III

Љогда Љарсавина и „убова уехали куда-то погостить, жизнь ћриЯ ‘варожича
пошла ровно и однообразно.
Ќиколай …горович был занЯт хозЯйством и клубом, а ‹ЯлЯ и ђЯзанцев так
очевидно тЯготились чьим бы то ни было присутствием, что ћрию было неловко с
ними. ‘амо собой сделалось так, что он стал ложитьсЯ рано, а вставать
поздно, почти к самому обеду. € целый день, сидЯ то в саду, то в своей
комнате, он напрЯженно шевелил мыслЯми и ожидал мощного прилива энергии,
чтобы начать делать что-то большое.
ќто "большое" принимало каждый день новое выражение: то это была
картина, то рЯд статей, которые, незаметно длЯ самого ћриЯ, должны были
доказать всему миру, какую глубокую ошибку сделали социал-демократы, не
предоставив ћрию ‘варожичу первой роли в партии, иногда это было общение с
народом и живаЯ непосредственнаЯ работа в нем, но всегда все было важно и
сильно.
Ќо день проходил так же, как приходил, и не приносил ничего, кроме
скуки. ђаза два приходили к нему Ќовиков и афров, сам ћрий ходил на чтениЯ
и в гости, но все это было чуждо ему, разбросано, не имело свЯзи с тем, что
томилось внутри его.
Ћдин раз ћрий зашел к ђЯзанцеву. „октор жил в чистой и большой
квартире, и в его комнатах была масса вещей, предназначенных длЯ развлечениЯ
здорового и сильного человека: гимнастические приборы, гири, резины, рапиры,
удочки, сетки длЯ перепелов, мундштуки и трубки. Ћт всего пахло здоровым
мужским телом и самодовольством.
ђЯзанцев встретил его приветливо и развЯзно, показал ему все свои вещи,
смеЯлсЯ, рассказывал анекдоты, предлагал курить и пить и в конце концов
позвал его на охоту.
- “ менЯ ружьЯ нет, сказал ћрий.
- „а возьмите у менЯ, у менЯ их пЯть, - возразил ђЯзанцев.
Ћн видел в ћрии брата ‹Яли, и ему хотелось сойтись с ним поближе и
понравитьсЯ ему. Џоэтому он так горЯчо и настойчиво предлагал ћрию взЯть
любое из его ружей, так весело и охотно притащил все, разбирал их, объЯснЯл
устройство и даже выстрелил на дворе в цель, что, наконец, и ћрий
почувствовал желание так же весело смеЯтьсЯ, двигатьсЯ, стрелЯть и
согласилсЯ взЯть ружье и патроны.
- Ќу, вот и отлично, - искренно обрадовалсЯ ђЯзанцев. - Ђ Я как раз
собиралсЯ завтра на перелет... ‚от и пойдем вместе, а?
- ‘ удовольствием, - согласилсЯ ћрий. ‚ернувшись домой, он, сам того не
замечаЯ, часа два возилсЯ с ружьем, рассматривал его, пригонЯл ремень к
своим плечам, вскидывал приклад, целилсЯ в лампу и сам старательно смазал
старые охотничьи сапоги.
Ќа другой день, к вечеру, на беговых дрожках, запрЯженных серой гнедой
лошадью, приехал за ним веселый и свежий ђЯзанцев.
- ѓотовы? - закричал он в окно ћрию.
ћрий, нацепивший уже на себЯ ружье, патронташ и Ягдташ и неловко
путающийсЯ в них, смущенно улыбаЯсь, вышел из дому.
- ѓотов, готов. - сказал он.
ђЯзанцев был просторно и легко одет и с некоторым удивлением посмотрел
на снарЯжение ћриЯ.
- ’ак вам тЯжело будет, - сказал он, улыбаЯсь. вы снимите это все и
положите вот сюда. Џриедем на мест, там и наденете.
Ћн помог ћрию снЯть вооружение и уложить ею под сиденье дрожек. Џотом
они быстро поехали, во всю рысь доброй лошади. „ень был к концу, но было еще
жарко и пыльно Љолеса дробно потрЯхивахи дрожки, и ћрию приходилось
держатьсЯ за сиденье. ђЯзанцев без умолку говорил и смеЯлсЯ, а ћрий с
дружелюбным удовольствием смотрел в его плотную спину, обтЯнутую пропотевшим
под мышками чесучовым пиджаком, и невольно подражал ему в смехе и шутках.
Љогда они выехали в поле, и по ногам их легко защелкали полевые жесткие
травы, стало прохладнее, легче и пыль упала.
“ какой-то бесконечной, плоской, с белевшими по ней арбузами бахчи
ђЯзанцев остановил запотевшую лошадь и заливистым баритоном долго кричал,
приставив ко рту обе руки:
- Љузьма-а... Љузьма-а-а...
Љакие-то крошечные люди, еле видные на другом конце бахчи, поднЯли
головы и долго смотрели на кричавших, а потом от них отделилсЯ один и долго
шел по рЯдам, пока не стало видно, что это высокий и седой мужик, с большой
бородой и свисшими вперед корЯвыми руками.
Ћн медленно подошел и, широко улыбаЯсь, сказал:
- ‡доров, Ђнатолий Џавлович, кричать-то!
- ‡дравствуй, Љузьма, как живешь?.. ‹ошадь у тебЯ пусть, а?
- Њожно и у менЯ, - спокойно и ласково сказал мужик, берЯ лошадь под
уздцы. Ќа охоту, глЯди?.. Ђ это кто ж такие будут? спросил он, приветливо
присматриваЯсь к ћрию.
- ЌиколаЯ …горовича сынок, весело ответил ђЯзанцев.
- Ђ... ’о-то Я глЯжу, ровно на ‹юдмилу Њиколаевну лицом схожи... ’ак,
так.
ћрию почему-то было приЯтно, что этот старый и приветливый мужик знает
ею сестру и так просто, ласково говорит о ней.
- Ќу, идем, весело и возбужденно сказал ђЯзанцев, доставаЯ из передка и
надеваЯ ружье и сумки.
- —ас добрый, сказал им вслед Љузьма, и слышно было, как тпрукал на
лошадь, заворачиваЯ ее под курень.
„о болота пришлось идти с версту, и солнце уже совсем село, когда землЯ
стала сочнее и покрылась луговой свежей травой, осокой и камышами.
‡аблестела вода, запахло сыростью и стало смеркатьсЯ ђЯзанцев перестал
курить, широко расставил ноги и вдруг сделалсЯ совершенно серьезен, точно
приступал к очень важному и ответственному делу. ћрий отошел от него вправо
и за камышами выбрал нетопкое и удобное стоЯть местечко. ЏрЯмо перед ним
была вода, казавшаЯсЯ чистой и глубокой от светлой зари, отражавшейсЯ в ней,
а за нею чернел слившийсЯ в одну темную полосу другой берег.
€ почти тотчас же, откуда-то неожиданно поЯвлЯЯсь и тЯжело махаЯ
крыльЯми, стали но две, по три лететь утки. Ћни внезапно поЯвлЯлись из-за
камышей и, поворачиваЯ головки то туда, то сюда, отчетливо видные на еще
светлом небе, пролетели над головами людей. Џервый, и удачно, выстрелил
ђЯзанцев. “битый им селезень комком перевернулсЯ в воздухе и тЯжело
шлепнулсЯ где-то в стороне, всплеснув воду и с шумом приминаЯ тростники.
- ‘ полем! - звучно и довольно прокричал ђЯзанцев и захохотал.
"Ђ он, в сущности, славный парень!" почему-то подумал ћрий.
Џотом выстрелил сам и тоже удачно, но убитаЯ им утка упала где-то
далеко, и он никак не мог найти ее, хотЯ и порезал себе руки осокой и попал
в воду по колено. Ќо неудача только оживила его: теперь все, что бы ни
случилось, было хорошо.
Џороховой дым как-то особенно приЯтно пахнул в прозрачном и прохладном
воздухе над рекой, а огоньки выстрелов с веселым треском красиво и Ярко
вспыхивали среди уже потемневшей зелени. “битые утки тоже красиво
кувыркались на фоне бледно-зеленоватого неба, по которому расплывалась зарЯ
и слабо поблескивали первые бледные звездочки. ћрий чувствовал
необыкновенный прилив силы и весельЯ, и ему казалось, что никогда он не
испытывал ничего интереснее и живее.
Џотом утки стали лететь все реже и реже и в сгустившихсЯ сумерках
трудно уже было целитьсЯ.
- ќ-гой!.. - прокричал ђЯзанцев, - пора домой! ћрию жаль было уходить,
но он все-таки пошел навстречу ђЯзанцеву, уже не разбираЯ воды, шлепаЯ по
лужам и путаЯсь в тростниках. ‘ошлись, блестЯ глазами и сильно, но легко
дыша.
- Ќу что, спросил ђЯзанцев, - удачно?
- …ще бы! - ответил ћрий, показываЯ полный Ягдташ.
- „а вы лучше менЯ стрелЯете! как будто даже обрадовалсЯ ђЯзанцев.
ћрию была приЯтна эта похвала, хотЯ он всегда думал, что не придает
никакого значениЯ физической силе и ловкости.
- Ќу, где же лучше! - самодовольно возразил он, - просто повезло!
“же совсем стемнело, когда они подошли к куреню. Ѓахча утонула во
мраке, и только ближайшие рЯды мелких арбузов, отбрасываЯ длинные плоские
тени, белели от огнЯ. Ћколо куренЯ фыркала невидимаЯ лошадь, потрескиваЯ,
горел маленький, но Яркий и бойкий костер из сухого бурьЯна, слышалсЯ
крепкий мужицкий говор, бабий смех и чей-то, показавшийсЯ ћрию знакомым,
ровный веселый голос.
- „а это ‘анин, - удивленно сказал ђЯзанцев. - Љак он сюда попал?
Ћни подошли к костру. ‘идевший в круге света белобородый Љузьма поднЯл
голову и приветливо закивал им.
- ‘ удачей, что ли? - глухим басом, из-под нависших усов, спросил он.
- Ќе без того, - отозвалсЯ ђЯзанцев.
‘анин, сидевший на большой тыкве, тоже поднЯл голову и улыбнулсЯ им.
- ‚ы как сюда попали? - спросил ђЯзанцев.
- Њы с Љузьмой Џрохоровичем давнишние приЯтели, - еще больше улыбаЯсь,
поЯснил ‘анин.
Љузьма довольно оскалил желтые корешки съеденных зубов и дружелюбно
похлопал ‘анина по колену своими твердыми, несгибающимисЯ пальцами.
- ’ак, так, сказал он, Ђнатолий Џавлович, садись, кавунца покушай. €
вы, панич... Љак вас звать-то?
- ћрий Ќиколаевич, - несколько предупредительно улыбаЯсь, ответил ћрий.
Ћн чувствовал себЯ неловко, но ему уже очень нравилсЯ этот спокойный
старый мужик с его ласковым, полурусским, полухохлацким говором.
- ћрий Њиколаевич, так... Ќу, знакомы будем. ‘адись, ћрий Њиколаевич.
ћрий и ђЯзанцев сели к огню, подкатив две тЯжелые твердые тыквы.
- Ќу, покажьте, покажьте, что настрелЯли, - заинтересовалсЯ Љузьма.
ѓруда битой птицы, пЯтнаЯ землю кровью, вывалилась из Ягдташей. Џри
танцующем свете костра она имела странный и неприЯтный вид. Љровь казалась
черной, а скрюченные лапки как будто шевелились.
Љузьма потрогал селезнЯ под крыло.
- †ирен, - сказал он одобрительно. - ’ы бы мне парочку, Ђнатолий
Џавлович... куда тебе столько!
- Ѓерите хоть все мои, - оживленно предложил ћрий и покраснел.
- ‡ачем все... €шь, добрый какой, - засмеЯлсЯ старик. - Ђ Я парочку...
чтоб никому не обидно!
Џодошли поглЯдеть и другие мужики и бабы. Ќо подымаЯ глаза от огнЯ,
ћрий не мог разглЯдеть их. ’о одно, то другое лицо, попадаЯ в полосу света,
Ярко поЯвлЯлось из темноты и исчезало.
‘анин, поморщившись, поглЯдел на убитых птиц, отодвинулсЯ и скоро
встал. …му было неприЯтно смотреть на красивых сильных птиц, валЯвшихсЯ в
пыли и крови, с разбитыми поломанными перьЯми.
ћрий с любопытством следил за всеми, жадно откусываЯ ломти спелого,
сочного арбуза, который Љузьма резал складным, с костЯной желтой ручкой,
ножиком.
- Љушай, ћрий Њиколаевич, хорош кавун... џ и сестрицу ‹юдмилу
Њиколаевну и папашу вашего знаю... Љушай на здоровье.
ћрию все нравилось здесь: и запах мужицкий, похожий на запах хлеба и
овчины вместе, и бойкий блеск костра, и тыква, на которой он сидел, и то,
что, когда Љузьма смотрел вниз, видно было все его лицо, а когда подымал
голову, оно исчезало в тени и только глаза блестели, и то, что казалось,
будто тьма висит над самой головой, придаваЯ веселый уют освещенному месту,
а когда ћрий взглЯдывал вверх, сначала ничего не было видно, а потом вдруг
показывалось высокое, величественно-спокойное темное небо и далекие звезды.
Ќо в то же времЯ ему было почему-то неловко, и он не знал, о чем
сворить с мужиками.
Ђ другие, и Љузьма, и ‘анин, и даже ђЯзанцев. очевидно, вовсе не
выбираЯ темы длЯ разговора, разговаривали так просто и свободно, толкуЯ обо
всем, что попадалось на глаза, что ћрий только дивилсЯ.
- Ќу, а как у вас насчет земли? - спросил он, когда на минуту все
умолкли, и сам почувствовал, что вопрос вышел напрЯженным и неуместным.
Љузьма посмотрел на него и ответил:
- †дем-пождем... авось, что и будет.
€ опЯть заговорил о бахче, о цене на арбузы и еще о каких-то своих
делах, а ћрию почему-то стало еще более неловко и еще больше приЯтно сидеть
здесь и слушать.
Џослышались шаги. ЊаленькаЯ рыжаЯ собачонка с крепко закрученным белым
хвостом поЯвилась в круге света, завилЯла, понюхала ћриЯ и ђЯзанцева и стала
теретьсЯ о колени ‘анина, гладившего ее по жесткой и крепкой шерсти. ‡а нею
показалсЯ белый от огнЯ маленький старичок, с жиденькой клочковатой бородкой
и маленькими глазками. ‚ руке он держал рыжее одноствольное ружье.
- Ќаш сторож... дедушка... - сказал Љузьма. ‘таричок сел на землю,
положил ружье и посмотрел на ћриЯ и ђЯзанцева.
- ‘ охоты... так... - прошамкал он, обнаруживаЯ голые сжеванные десны.
- ќге... Љузьма, картоху варить пора, эге...
ђЯзанцев поднЯл ружье старичка и, смеЯсь, показал его ћрию. ќто было
ржавое, тЯжелое, свЯзанное проволокой пистонное ружье.
- ‚от фузеЯ! - сказал он.
- Љак ты из него, дедушка, стрелЯть не боишьсЯ?
- ќге-ж... Ѓач, трохи не убывсЯ... ‘тепан апка казав мини, шо и без
пыстона може выстрелить... ќге... без пыстона... казав, как сера останетсЯ,
так и без пыстона выстрелит... ‚от Я отак положыв на колено, курок взвив...
курок взвив, а пальцем отак... а оно как б-ба-бахнет!.. ’рохи не убывсЯ!..
ќге, эге... курок взвив, а оно как б-ба-бахнет... аж трохи не убывсЯ...
‚се засмеЯлись, а у ћриЯ даже слезы на глаза выступили, так трогателен
показалсЯ ему этот старичок, с клочковатой седенькой бороденкой и шамкающим
ртом. ‘меЯлсЯ и старичок, и глазки у него слезились.
- ’рохи не убывсЯ!..
‚ темноте, за кругом света, слышалсЯ смех и голоса девок, дичившихсЯ
незнакомых господ. ‘анин в нескольких шагах, совсем не там, где его
предполагал ћрий, зажег спичку и, когда вспыхнул розовый огонек. ћрий увидел
его спокойно-ласковые глаза и другое, молодое и чернобровое лицо, наивно и
весело глЯдевшее на ‘анина темными женскими глазами.
ђЯзанцев подмигнул в с сторону и сказал:
- „едушка, ты бы за внучкой-то присматривал, а?
- Ђ что за ней глЯдеть, - добродушно махнул рукой старый Љузьма, - их
дело молодое!
- ќге-ж, эге! - отозвалсЯ старичок, голыми руками доставаЯ из костра
уголек.
‘анин весело засмеЯлсЯ в темноте. Ќо женщина, должно быть, застыдилась,
потому что они отошли, и голоса их стали чуть слышны.
- Ќу, пора, - сказал ђЯзанцев, вставаЯ. - ‘пасибо, Љузьма.
- Ќе на чем, - ласково отозвалсЯ Љузьма, рукавом стрЯхиваЯ с белой
бороды приставшие к ней черные семечки арбуза.
Ћн подал руку ћрию и ђЯзанцеву ћрию опЯть было и неловко и приЯтно
пожать ею жесткие несгибающиесЯ пальцы.
Љогда они отошли от огнЯ, стало виднее. ‚верху засверкали холодные
звезды, и там показалось удивительно красиво, и спокойно, и бесконечно.
‡ачернелись сидевшие у костра люди, лошади и силуэт воза с кучей арбузов.
ћрий наткнулсЯ на круглую тыкву и чуть не упал.
- Ћсторожнее, сюда... - сказал ‘анин, - до свиданьЯ.
„о свиданьЯ, - ответил ћрий, оглЯдываЯсь на его высокую темную фигуру,
и ему показалось, будто к ‘анину прижалась стройнаЯ и высокаЯ женщина. “
ћриЯ сердце сжалось и сладко заныло. …му вдруг вспомнилась Љарсавина и стало
завидно ‘анину.
ЋпЯть застучали колеса дрожек и зафыркала добраЯ отдохнувшаЯ лошадь.
Љостер осталсЯ позади, и замерли говор и смех. ‘тало тихо. ћрий медленно
поднЯл глаза к небу и увидел бесчисленную сеть бриллиантовых шевелЯщихсЯ
звезд.
Љогда показались заборы и огни города и залаЯли собаки, ђЯзанцев
сказал:
- Ђ философ этот Љузьма, а?
ћрий посмотрел ему в темный затылок, делаЯ усилие, чтобы из-за своих
задумчивых, грустно-нежных мыслей понЯть, что он говорит.
- Ђ... „а... - не скоро ответил он.
- џ и не знал, что ‘анин такой молодец! - засмеЯлсЯ ђЯзанцев.
ћрий окончательно опомнилсЯ и представил себе ‘анина и то, как ему
показалось, удивительно нежное и красивое женское лицо, которое он увидел
при свете спички. …му опЯть стало бессознательно завидно, и оттого он вдруг
вспомнил, что поступки ‘анина по отношению к этой крестьЯнской девушке
должны остатьсЯ скверными.
- € Я не знал! - с иронией сказал он. ђЯзанцев не понЯл его тона,
чмокнул на лошадь, помолчал и нерешительно, но со вкусом сказал:
- ЉрасиваЯ девка, а?.. џ ее знаю... ќто того старичка внучка...
ћрий промолчал. Љакое-то добродушное и весело-задумчивое очарование
быстро сползло с него, и прежний ћрий уже Ясно и твердо знал, что ‘анин
дурной и пошлый человек.
ђЯзанцев как-то странно передернул плечами и головой и решительно
крЯкнул.
- Ђ, черт... Ќочь-то!.. „аже менЯ разобрало!.. ‡наете, а не поехать ли
нам, а?
ћрий сразу не понЯл.
- …сть красивые девки... Џоедем, а? - хихикающим голосом продолжал
ђЯзанцев.
ћрий густо покраснел в темноте. ‡апретное чувство шевельнулось в нем с
животной жаждой, жуткие и любопытные представлениЯ кольнули его вспыхнувший
мозг, но он сделал над собой усилие и сухо ответил:
- Ќет, пора домой...
€ уже зло прибавил:
- ‹ЯлЯ нас ждет.
ђЯзанцев вдруг сжалсЯ, как-то осунулсЯ и стал меньше.
- Ќу да... впрочем... пора и в самом деле... - торопливо пробормотал
он.
ћрий, от злобы и омерзениЯ стискиваЯ зубы и с ненавистью глЯдЯ в
широкую спину в белом пиджаке, проговорил:
- џ вообще не охотник до таких похождений.
- Ќу да... ха-ха... - трусливо и неприЯзненно засмеЯлсЯ ђЯзанцев и
замолчал.
"ќх, черт... неловко вышло!" - думал он. Ћни молча доехали до дому, и
дорога показалась им бесконечной.
- ‚ы зайдете? - спросил ћрий не глЯдЯ.
- Ќ-нет, у менЯ больной, знаете... а? „а и поздно, а? - нерешительно
возразил ђЯзанцев.
ћрий слез с дрожек и хотел даже не брать ружьЯ и дичи. ‚се, что
принадлежало ђЯзанцеву, казалось ему теперь отвратительным. Ќо ђЯзанцев
сказал: - Ђ ружье?
€ ћрий против воли вернулсЯ, с отвращением забрал снарЯды и птиц,
неловко подал руку и ушел ђЯзанцев тихо проехал несколько сажен, и вдруг,
быстро свернув в переулок, колеса затарахтели в другую сторону. ћрий
прислушалсЯ с ненавистью и несознаваемой тайной завистью.
- ЏошлЯк! - пробормотал он, и ему стало жаль ‹Ялю.

XIV

‡анесЯ вещи в дом и не знаЯ, что с собой делать, ћрий тихо вышел на
крыльцо в сад.
‚ саду было темно, как в бездне, и странно было видеть над ним горЯщее
звездами, блестЯщее небо.
Ќа ступеньках крыльца задумчиво сидела ‹ЯлЯ, и ее маленькаЯ фигурка
неопределенно мерещилась в темноте.
- ќто ты, ћра? спросила она.
- џ, - ответил ћрий и, осторожно спустившись вниз, сел с нею рЯдом.
‹ЯлЯ мечтательно положила голову ему на плечо. Ћт ее неприкрытых волос в
лицо ћрию пахнуло свежим, чистым и теплым запахом. ќто был женский запах, и
ћрий с бессознательным, но тревожным наслаждением вдохнул его.
- •орошо поохотились? - ласково спросила ‹ЯлЯ и, помолчав, прибавила
тихо и нежно: - Ђ где Ђнатолии Џавлович?.. џ слышала, как вы подъехали.
- ’вой Ђнатолий Џавлович грЯзное животное! - хотел крикнуть ћрий с
внезапным приливом злобы, но вместо того неохотно ответил. - Џраво, не
знаю... к больному поехал.
- Љ больному... - машинально повторила ‹ЯлЯ и замолчала, глЯдЯ на
звезды.
Ћна не огорчилась, что ђЯзанцев не зашел к ней: девушке хотелось побыть
одной, чтобы его присутствие не помешало ей обдумать наполнЯющее ее молодые
душу и тело, такое дорогое ей, такое таинственное и важное чувство. ќто было
чувство какого-то желанного и неизбежного, но жуткого перелома, за которым
должна отпасть всЯ прежнЯЯ жизнь и должно начатьсЯ новое. „о того новое, что
сама ‹ЯлЯ должна тогда стать совсем другой.
ћрию странно было видеть всегда веселую и смешливую ‹Ялю такой тихой и
задумчивой. Ћттого, что он сам был весь наполнен грустными раздраженными -
чувствами, ћрию все - и ‹ЯлЯ, и далекое звездное небо - и темный сад - все
казалось печальным и холодным. ћрий не понимал, что под этой беззвучной и
недвижной задумчивостью была не грусть, а полнаЯ жизнь: в далеком небе
мчалась неизмерно могучаЯ неведомаЯ сила, темный сад изо всех сил тЯнул из
земли живые соки, а в груди у тихой ‹Яли было такое полное счастье, что она
боЯлась всЯкого движениЯ, всЯкого впечатлениЯ, которое могло нарушить это
очарование, заставить замолчать ту, такую же блестЯщую, как звездное небо, и
такую же заманчиво-таинственную, как темный сад, музыку любви и желаниЯ,
котораЯ бесконечно звучала у нее в душе.
- ‹ЯлЯ... ты очень любишь ЂнатолиЯ Џавловича? - тихо и осторожно, точно
боЯсь разбудить ее, спросил ћрий.
"ђазве можно об этом спрашивать?" - не подумала, а почувствовала ‹ЯлЯ,
но сейчас же опомнилась и благодарно прижалась к брату за то, что он
заговорил с нею не о чем-нибудь другом, ненужном и мертвом длЯ нее теперь, а
именно о любимом человеке.
- Ћчень, - ответила она так тихо, что ћрий скорее угадал, чем услышал,
и сделала мужественное усилие, чтобы улыбкой удержать счастливые слезы,
выступившие на глазах.
Ќо ћрию в ее голосе послышалась тоскливаЯ нотка, и еще больше жалости к
ней и ненависти к ђЯзанцеву Явилось в нем.
- ‡а что же? - невольно спросил он, сам пугаЯсь своего вопроса.
‹ЯлЯ удивленно посмотрела на него, но не увидела его лица и тихонько
засмеЯлась.
- ѓлу-упый!.. ‡а что!.. ‡а все... ђазве ты сам никогда не был
влюблен?.. Ћн такой хороший, добрый, честный...
- ...красивый, сильный! - хотела добавить ‹ЯлЯ, но до слез покраснела в
темноте и не сказала.
- Ђ ты его хорошо знаешь? - спросил ћрий.
"ќх, не надо этого говорить, - подумал он с грустью и раздражением. -
‡ачем?.. ђазумеетсЯ, он кажетсЯ ей лучше всех на свете!"
- Ђнатолий ничего от менЯ не скрывает! - с застенчивым торжеством
ответила ‹ЯлЯ.
- € ты в этом уверена? - криво усмехнулсЯ ћрий, чувствуЯ, что уже не
может остановитьсЯ.
‚ голосе ‹Яли зазвучало беспокойное недоумение, когда она ответила:
- Љонечно, а что, разве?..
- Ќичего, Я так... - испуганно возразил ћрий.
‹ЯлЯ помолчала. ЌельзЯ было понЯть, что в ней происходит.
- Њожет быть, ты что-нибудь знаешь... такое? - вдруг спросила она, и
странный, болезненный звук ее голоса поразил и испугал ћриЯ.
- „а нет... џ так. —то Я могу знать, а тем более об Ђнатолии Џавловиче?
- Ќет... ты не сказал бы так! - звенЯщим голосом настаивала ‹ЯлЯ.
- џ просто хотел сказать, что вообще... - путалсЯ ћрий, уже замираЯ от
стыда, - мы, мужчины, порЯдочно-таки испорчены, все...
‹ЯлЯ помолчала и вдруг облегченно засмеЯлась.
- Ќу, это-то Я знаю...
Ќо смех ее показалсЯ ћрию совершенно неуместным.
- ќто не так легко, как тебе кажетсЯ! - с раздражением и злой иронией
возразил он. - „а и не можешь ты всего знать... ’ы себе еще и представить не
можешь всей гадости жизни... ’ы еще слишком чиста длЯ этого!
- Ќу вот, - польщенно усмехнулась ‹ЯлЯ, но сейчас же, положив руку на
колено брата, серьезно заговорила: - ’ы думаешь, Я об этом не думала? Њного
думала, и мне всегда было больно и обидно: почему мы так дорожим своей
чистотой, репутацией... боимсЯ шаг сделать... ну пасть, что ли, а мужчины
чуть не подвигом считают соблазнить женщину... ќто ужасно несправедливо, не
правда ли?
- „а, - горько ответил ћрий, с наслаждением бичуЯ свои собственные
воспоминаниЯ и в то же времЯ сознаваЯ, что он, ћрий, все-таки совсем не то,
что другие, - ќто одна из величайших несправедливостей в мире... ‘проси
любого из нас: женитсЯ ли он на... публичной женщине, - хотел сказать ћрий,
но засмеЯлсЯ и сказал: - Ќа кокотке, и всЯкий ответит отрицательно... Ђ чем,
в сущности говорЯ, всЯкий мужчина лучше кокотки?.. ’а, по крайней мере,
продаетсЯ за деньги, ради куска хлеба, а мужчина просто... распущенно
развратничает и всегда в самой гнусной, извращенной форме...
‹ЯлЯ молчала.
ЌевидимаЯ летучаЯ мышь быстро и робко влетела под балкон, раза два
ударилась шуршащим крылом о стену и с легким звуком выскользнула вон. ћрий
помолчал, прислушиваЯсь к этому таинственному звуку ночной жизни, и
заговорил опЯть, все больше и больше раздражаЯсь и увлекаЯсь своими словами.
- •уже всего то, что все не только знают это и молчат, как будто так и
надо, но даже разыгрывают сложные трагикомедии... освЯщают брак.. лгут, что
называетсЯ, и перед Ѓогом, и людьми! € всегда самые чистые свЯтые девушки, -
прибавил он думаЯ о Љарсавиной и к кому-то ревнуЯ ее, - достаютсЯ самым
испорченным, самым грЯзным, порой даже зараженным мужчинам... Џокойный
‘еменов однажды сказал, что чем чище женщина, тем грЯзнее мужчина, который
ею обладает. € это правда!
- ђазве? - странно спросила ‹ЯлЯ.
- Ћ, еще бы! - со взрывом горечи усмехнулсЯ ћрий.
- Ќе знаю... - вдруг проговорила ‹ЯлЯ, и в голосе ее задрожали слезы.
- —то? - не расслышав, переспросил ћрий.
- Ќеужели и ’олЯ такой же, как и все! - сказала ‹ЯлЯ, первый раз так
называЯ ђЯзанцева при брате, и вдруг заплакала.
- Ќу конечно... такой же! - выговорила она сквозь слезы.
ћрий с ужасом и болью схватил ее за руки.
- ‹ЯлЯ, ‹Ялечка... что с тобой!.. џ вовсе не хотел... ЊилаЯ...
перестань, не плачь! - бессвЯзно повторЯл он, отнимаЯ от лица и целуЯ ее
мокрые маленькие пальчики.
- Ќет... Я знаю... это правда... - повторЯла ‹ЯлЯ, задыхаЯсь от слез.
•отЯ она и говорила, что уже думала об этом, но это только казалось ей;
на самом деле она никогда не представлЯла себе тайную жизнь ђЯзанцева. Ћна,
конечно, знала, что он не мог любить ее первую, и понимала, что это значит,
но эго сознание как-то не переходило в Ясное представление, только скользЯ
по душе.
Ћна чувствовала, что любит его и что он любит ее, и это было самое
главное, остальное было уже неважно, но теперь, оттого, что брат говорил с
резким выражением осуждениЯ и презрениЯ, ей показалось, что перед ней
раскрываетсЯ бездна, что это безобразно, непоправимо, что в ней навеки
рухнуло невозвратимое счастье и она уже не может больше любить ђЯзанцева.
ћрий, чуть сам не плача, уговаривал ее, целовал, гладил по волосам, но
она все плакала, горько и безнадежно.
- Ђх, Ѓоже мой, Ѓоже мой! как ребенок, захлебываЯсь слезами,
приговаривала ‹ЯлЯ, и оттого что было темно, она казалась такой маленькой и
жалкой, а слезы ее такими беспомощно-горькими, что ћрий почувствовал
невыносимую жалость.
Ѓледный и растерЯнный, он побежал в дом, больно стукнулсЯ виском о
дверь и принес, разливаЯ на пол и себе на руки, стакан воды.
- ‹Ялечка, перестань же... Ќу можно ли так!.. —то с тобой!.. Ђнатолий
Џавлович, может быть, лучше других... ‹ЯлЯ! - твердил он с отчаЯнием.
‹ЯлЯ всЯ трЯслась от рыданий, и зубы ее бессильно колотились о краЯ
стакана.
- —то тут такое? - встревоженно спросила горничнаЯ, поЯвлЯЯсь в дверЯх.
- ЃарышнЯ, чтой-то мы!..
‹ЯлЯ, опираЯсь на крыльцо, встала и не переставаЯ плакать, шатаЯсь и
вздрагиваЯ, пошла в комнаты.
- ЃарышнЯ, голубушка, что с вами?.. Њожет, барина позвать?.. ћрий
Ќиколаевич!..
€з своего кабинета твердой и мерной походкой вышел Ќиколай …горович и
остановилсЯ в дверЯх, с удивлением глЯдЯ на плачущую ‹Ялю.
- —то случилось? - спросил он.
- „а так... пустЯки, - насильно улыбаЯсь, ответил ћрий, - говорил о
ђЯзанцеве... ерунда!
Ќиколай …горович пытливо посмотрел на него, что-то подумал и вдруг на
его стариковском лице былого джентльмена выразилось крайнее негодование.
- —ерт знает что такое! - круто пожал он плечами и, повернувшись налево
кругом, ушел.
ћрий страшно покраснел, хотел сказать что-то грубое, но ему стало
мучительно стыдно и чего-то страшно. —увствуЯ оскорбленную злобу против
отца, растерЯнную жалость к ‹Яле и болезненное презрение к себе, он тихо
вышел на крыльцо, сошел по ступенькам и пошел в сад.
ЊаленькаЯ лЯгушонка порывисто пискнула и дернулась у него под ногой,
лопнув, как раздавленный желудь, ћрий поскользнулсЯ, весь вздрогнул и,
охнув, далеко отскочил в сторону. Ћн долго машинально тер ногой о мокрую
траву, чувствуЯ в спине нервный холод отвращениЯ.
’оска в душе и гадкое брезгливое чувство в ноге заставили его
болезненно морщитьсЯ. ‚се казалось ћрию нудным и мерзким. Ћщупью он нашел в
темноте скамью и сел, напрЯженными, сухими и злыми глазами вглЯдываЯсь в сад
и ничего не видЯ, кроме расплывчатых пЯтен мрака. ‚ голове у него копошились
тусклые и тЯжелые мысли.
Ћн смотрел на то место, где в темной траве где-то умирала или, быть
может, в страшных мучениЯх уже умерла раздавленнаЯ им маленькаЯ лЯгушонка.
’ам принЯл конец целый мир, полный своеобразной и самостоЯтельной жизни, но
действительно ужасного, невообразимо страдальческого конца его не было ни
слышно, ни видно.
€ какими-то неуловимыми путЯми ћрию пришла в голову мучительнаЯ и
непривычнаЯ длЯ него мысль, что все, занимающее его жизнь, даже самое
важное, ради чего он одно любил, а другое ненавидел, иное отталкивал против
желаниЯ, а иное принимал против воли, все это - добро и зло - только легкое
облако тумана вокруг одного его. „лЯ мира, в его огромном целом, все его
мучительнейшие и искреннейшие переживаниЯ так же не существуют, как и эти
неведомые страданиЯ маленького животного. ‚оображаЯ, что его страданиЯ, его
ум и его добро и зло ужасно важны кому-нибудь, кроме него самого, он нарочно
и Явно бессмысленно плел какую-то сложную сеть между собой и миром. € один
момент смерти сразу порвет все эти сети и оставит его одного без оплаты и
итога.
ЋпЯть ему вспомнилсЯ ‘еменов и равнодушие покойного студента к самым
заветным мыслЯм и целЯм, так глубоко волновавшим его, ћриЯ, и миллионы ему
подобных, вдруг глубоко оттенилось тем наивным и откровенным любованием
жизнью, удовольствием, женщинами, луной и соловьиным свистом, которое так
поразило и даже неприЯтно кольнуло его на другой день после скорбного
разговора с ‘еменовым.
’огда ему было непонЯтно, как мог он, ‘еменов, придавать значение таким
пустЯкам, как катанье на лодке, и красивым телам девушек, после того, как он
сознательно оттолкнул самые глубокие мысли и высокие понЯтиЯ; но теперь ћрий
только понЯл, что иначе и быть не могло: все эти пустЯки были жизнью
настоЯщей, полной захватывающих переживаний и влекущих наслаждений жизнью, а
все великие понЯтиЯ были лишь пустыми, ничего не предрешающими в необъЯтной
тайне жизни и смерти, комбинациЯми слов и мыслей. Љак бы они ни казались
важными и окончательными. Џосле них будут и не могут не быть не менее
значительные и последние слова и мысли.
ќтот вывод был так не свойствен ћрию и так неожиданно сплелсЯ из его
мыслей о добре и зле, что ћрий растерЯлсЯ. Џеред ним открылась какаЯ-то
пустота, и на одну секунду острое ощущение Ясности - и свободы, похожее на
то чувство, которое во сне подымает человека на воздух, чтобы он летел куда
хочет, озарило его мозг. Ќо ћрий испугалсЯ. ‘трашным напрЯжением он собрал
все распавшиесЯ привычные мысли и понЯтиЯ о жизни, и пугающее слишком смелое
ощущение исчезло. ‘тало вновь темно и сложно.
Ћдну минуту ћрий готов был допустить, что смысл настоЯщей живой жизни в
осуществлении своей свободы, что естественно, а следовательно, и хорошо жить
только наслаждениЯми, что даже ђЯзанцев, со своей точки зрениЯ единицы
низшего разбора, цельнее и логичнее его, стремЯсь к возможно большим половым
наслаждениЯм, как острейшим жизненным ощущениЯм. Ќо по этой мысли надо было
допустить, что понЯтие о разврате и чистоте-сухие листьЯ, покрывающие
молодую свежую траву, и даже самые поэтические целомудренные девушки, даже
‹ЯлЯ и Љарсавина, имеют право свободно окунутьсЯ в самый поток чувственных
наслаждений. € ћрий испугалсЯ своей мысли, счел ее грЯзной и кощунственной,
ужаснулсЯ тому, что она возбуждает его, и вытеснил ее из головы и сердца
привычными, тЯжелыми и грозными словами.
"Ќу да, - думал он, в бездонное блестЯщее небо, запыленное звездами, -
жизнь - ощущение, но люди не бессмысленные звери и должны направлЯть свои
желаниЯ к добру и не давать им власти над собою..." "—то, если есть Ѓог над
звездами!" - вспомнил ћрий, и жуткое чувство смутного благоговениЯ придавило
его к земле. Ћн не отрываЯсь смотрел на большую блестЯщую звезду в хвосте
Ѓольшой Њедведицы и бессознательно вспомнил, что мужик Љузьма, с бахчи,
называл эти величавые звезды "возом".
Џочему-то, тоже бессознательно, это воспоминание показалось неуместным
и даже как будто оскорбило его. Ћн стал смотреть в сад, после звездного неба
казавшийсЯ совсем черным, и опЯть начал думать: "…сли лишить мир женской
чистоты, так похожей на первые весенние, еще совсем робкие, но такие
прекрасные и трогательные цветы, то что же свЯтого останетсЯ в человеке?.."
’ысЯчи молодых, прекрасных и чистых, как весенние цветы, девушек в
солнечном свете, на весенней траве, под цветущими деревьЯми представились
ему. Ќевысокие груди, круглые плечи, гибкие руки, стройные бедра, изгибаЯсь
стыдливо и таинственно, мелькнули перед его глазами, и голова его сладко
закружилась в сладострастном восторге.
ћрий медленно провел рукой по лбу и вдруг опомнилсЯ.
- “ менЯ нервы расстроились... надо идти спать.
Ќеудовлетворенный, расстроенный и еще томимый мгновенным сладострастным
видением, ћрий с беспредметной злобой в душе, порывисто делаЯ все движениЯ,
пошел в дом.
€ уже лежа в постели и тщетно стараЯсь заснуть, он вспомнил ђЯзанцева и
‹Ялю.
- Џочему, собственно, так возмущает, что ђЯзанцев любит ‹Ялю не одну и
не первую...
Њысль не дала ему ответа, но перед ним, возбуждаЯ тихую нежность и
невыразимо приЯтно ласкаЯ разгорЯченный мозг, выплыл образ ‡ины Љарсавиной,
и как ни старалсЯ он затемнить свое чувство, стало понЯтно, зачем нужно ему,
чтобы она была чистой и нетронутой.
"Ђ ведь Я люблю ее!" - в первый раз подумал ћрий, и эта мысль вдруг
вытеснила все остальные и вызвала на глаза влажность умилениЯ своим новым
чувством... Ќо в следующую минуту ћрий с озлобленной насмешкой уже спрашивал
себЯ: "Ђ почему Я сам любил других женщин, прежде нее?.. Џравда, Я не знал
еще о ее существовании, но ведь и ђЯзанцев не знал о ‹Яле. € в свое времЯ мы
оба думали, что та женщина, которою мы хотим обладать, в настоЯщий момент и
есть "настоЯщаЯ", самаЯ нужнаЯ и подходЯщаЯ нам. Њы ошибались, но, может
быть, ошибаемсЯ и теперь!.. ‡начит, или хранить вечное целомудрие, или дать
полную свободу себе... и женщине, конечно, наслаждатьсЯ любовью и
страстью... ‚прочем, что ж Я, - с облегчением перебил себЯ ћрий, -
ђЯзанцев... не то скверно, что он любил, а то, что он и теперь продолжает
пользоватьсЯ несколькими женщинами, а Я нет..."
ќта мысль наполнила ћриЯ чувством гордости и чистоты, но только на
мгновение, а в следующую минуту он опЯть вспомнил о чувстве, охватившем его
при видении тысЯч пронизанных солнцем, гибких и чистых девушек, и смутилсЯ в
полном бессилии овладеть собою и справитьсЯ с хаосом чувств и мыслей.
ћрий почувствовал что ему неудобно лежать на правом боку и с неловким
усилием повернулсЯ
"‚ сущности, - подумал он, - все женщины каких Я только знал не могли
бы менЯ удовлетворить на всю жизнь. ‡начит то что Я называл настоЯщей
любовью неосуществимо и мечтать о ней просто глупо!"
ћрию стало неловко и на левом боку и, путаЯсь вспотевшим липким телом в
сбившейсЯ горЯчей простыне, он перевернулсЯ опЯть. Ѓыло жарко и неудобно.
Ќачинала болеть голова.
"–еломудрие идеал, но человечество погибло бы при осуществлении этого
идеала, - неожиданно пришло ему в голову, - значит это нелепость. A... тогда
и всЯ жизнь - нелепость!" - с такой злобой стискиваЯ зубы, что перед глазами
завертелись золотые круги, почти вслух сказал ћрий
€ до самою утра лежа в тЯжелой и неудобной позе, с тупым отчаЯнием в
душе, ћрий ворочал похожие на камни тЯжелые и противоречивые мысли
Ќаконец, чтобы выпутатьсЯ из них, он стал уверЯть себЯ, что он сам
дурной, излишне сладострастный и эгоистичный человек, и его сомнениЯ просто
скрытаЯ похоть. Ќо это только еще тЯжелее придавило душу, поднЯло в мозгу
сумбур самых разнообразных представлений и мучительное состоЯние разрушилось
наконец вопросом:
- „а с какой стати Я себЯ так мучаю, наконец?
€ с чувством отвращениЯ к самому процессу какого бы то ни было
мышлениЯ, в тупой нервной усталости ћрий заснул.

‹ЯлЯ до тех пор плакала в своей комнате, уткнувшись лицом в подушку,
пока не заснула “тром она встала с больной головой и напухшими глазами
Џервой ее мыслью было то, что не надо плакать потому что сегоднЯ к
обеду приедет ђЯзанцев, и ему будет неприЯтно что у нее заплаканное
некрасивое лицо. Ќо сейчас же она вспомнила что все равно все кончено и
нельзЯ больше любить, ощутила острое горе и жгучую любовь и опЯть заплакала.
- ЉакаЯ гадость, какаЯ мерзость! - прошептала ‹ЯлЯ, чувствуЯ, что
задыхаетсЯ от горьких, еще не выплаканных слез. - ‡а что? ‡а что? - твердила
она и в душе у нее была неисходнаЯ грусть о навеки ушедшем невозвратимом
счастье.
…й было удивительно и жалко, что ђЯзанцев мог так легко и постоЯнно
лгать ей.
"€ не он один, а значит, и все лгали, - с недоумением думала ‹ЯлЯ, -
ведь все, решительно все радовались нашей свадьбе и говорили, что он
хороший, честный человек! Ќет, впрочем, они не лгали, а просто не считали
это дурным. ЉакаЯ гадость!"
€ ‹Яле стало противно смотреть на привычною обстановку, напоминавшую
людей, теперь противных ей. Ћна прислонилась лицом к стеклу окна и стала
сквозь слезы смотреть в сад.
Ќа дворе было пасмурно и шел редкий, но крупный дождь. Љапли тЯжело
постукивали по стеклу и быстро сбегали вниз, а ‹Яле было трудно различить
когда слезы, а когда дождевые капли застилали перед нею сад. ‚ саду было
сыро, и повисшие мокрые листьЯ были бледны и печально вздрагивали. ‘тволы
деревьев почернели от воды и мокраЯ трава забито прилила к грЯзной земле.
€ ‹Яле казалось, что всЯ ее жизнь несчастна, будущее безнадежно,
прошедшее черно.
ѓорничнаЯ приходила звать ее пить чай, но ‹ЯлЯ долго не понимала ее
слов. Џотом, в столовой, ей было стыдно, когда с ней заговаривал отец. …й
казалось, что говорит с нею с особенной жалостью, что уже все знают, что ее
грЯзно и гадко обманул любимый человек. ‚о всЯком слове ей слышалась эта
оскорбительнаЯ жалость, и ‹ЯлЯ ушла к себе. Ћна опЯть села к окну и, глЯдЯ в
плачущий серый сад, стала думать.
"‡ачем он лицемерил? ‡ачем так обидел?! ‡начит, он не любит менЯ! Ќет,
’олЯ менЯ любит и Я его люблю! ’ак в чем же дело? „а, он обманул менЯ он еще
раньше любил каких-то других, скверных женщин! € они любили его... Љак Я? -
спросила себЯ ‹ЯлЯ с наивным и жгучим любопытством. - ‚от вздор, какое мне
теперь до этого дело! ‚едь с ними он обманул менЯ и теперь все кончено!
ЉакаЯ Я беднаЯ, несчастнаЯ!.. Ќу нет мне есть дело: он менЯ обманывал! Ќу а
если бы призналсЯ? ‚се равно! ќто гадко... он уже ласкал других, как менЯ и
даже больше... ќто ужасно! ЉакаЯ Я несчастнаЯ..."
"‚от лЯгушка по дорожке скачет, вытЯнувши ножки!" - мысленно пропела
‹ЯлЯ, глЯдЯ на маленький серый комочек, боЯзливо прыгавший через мокрую
скользкую дорожку.
"„а, Я несчастна, и все кончено! - опЯть подумала она, когда лЯгушка
ускакала в траву. - „лЯ менЯ это было так чудно, так хорошо, а длЯ него
стараЯ привычнаЯ вещь... Џотому-то он всегда избегал говорить о прошлом!
Ћттого мне казалось, что все времЯ у него лицо такое, будто он что-то
думает... Ћн думал: все это Я знаю, все знаю и что ты чувствуешь, знаю, и
то, что сейчас сделаешь... Ђ Я-то!.. Љак стыдно, как гадко... Ќикогда,
никогда Я уже не буду никого любить!"
‹ЯлЯ заплакала и положила голову щекой на холодный подоконник, сквозь
слезы наблюдаЯ, в какую сторону идут тучи.
"Ђ ведь ’олЯ сегоднЯ приедет обедать! - с испугом вдруг вспомнила она и
вскочила с места. - —то же Я ему скажу? —то надо говорить в таких случаЯх?"
‹ЯлЯ раскрыла рот и уставилась в стену испуганными недоумевающими
глазами.
"Ќадо спросить ћриЯ!" - вспомнила она и успокоилась.
"Њилый ћрий! Љакой он честный и хороший", - с нежными слезами на глазах
подумала ‹ЯлЯ и так же стремительно, не откладываЯ, как всегда делала, пошла
к ћрию.
Ќо там сидел афров и говорил о каких-то делах. ‹ЯлЯ с недоумением
остановилась в дверЯх.
- ‡дравствуйте, - сказала она задумчиво.
- ‡дравствуйте, - поздоровалсЯ афров, - идите к нам, ‹юдмила
Ќиколаевна, тут такое дело, что ваша помощь необходима.
‹ЯлЯ, все с таким же недоумевающим лицом, покорно села к столу и
машинально стала перебирать пальцами зеленые и красные брошюрки, кучами
наваленные повсюду.
- ‚идите ли, в чем дело, - поворачиваЯсь к ней с таким видом, точно ему
предстоЯло объЯснить ей что-то страшно запутанное и длинное, заговорил
афров, - курские товарищи находЯтсЯ в крайне стесненном положении надо им
непременно помочь. ‚от Я придумал дать концерт... а?
Џри этой знакомой прибавке "а?" ‹ЯлЯ вспомнила, зачем она пришла, и
взглЯнула на ћриЯ с доверием и надеждой.
- Ћтчего же, это очень хорошо... - машинально ответила она, удивлЯЯсь,
что ћрий совсем не смотрит на нее.
Џосле вчерашних ‹Ялиных слез и собственных ночных дум ћрий чувствовал
себЯ разбитым и не готовым отвечать ‹Яле. Ћн ожидал, что сестра придет за
советами, и терЯлсЯ в полном бессилии прийти к какому-нибудь
удовлетворительному решению. Љак он не мог отказатьсЯ от своих слов,
разубедить ‹Ялю и толкнуть ее обратно к ђЯзанцеву, так он не мог и нанести
решительный удар ее наивному, птичьему счастью.
- ‚от мы решили так, - продолжал афров, еще больше придвигаЯсь к ‹Яле,
точно дело все усложнЯлось и запутывалось, - пригласить петь ‘анину и
Љарсавину... сначала они споют соло, потом дуэтом... “ одной контральто, у
другой сопрано, это будет красиво... Џотом Я сыграю на скрипке. Џотом споет
‡арудин, а ’анаров будет аккомпанировать...
- ђазве офицеры будут участвовать в таком концерте? - так же
машинально, думаЯ совсем о другом, спросила ‹ЯлЯ.
- Ћ, будут! - замахал руками афров. - ’олько бы согласилась ‘анина, а
они от нее не отстанут. Џритом ‡арудин рад петь где угодно, лишь бы петь. Ђ
это привлечет к нам офицеров, и мы сбор сделаем на славу...
- Љарсавину пригласите, - посоветовала ‹ЯлЯ, с печальным недоумением
глЯдЯ на брата. "Ќе может быть, чтобы он забыл, - думала она, - как же он
может разговаривать об этом дурацком концерте, когда Я..."
- „а ведь Я же и говорю! - удивилсЯ афров.
- Ђх да, - слабо улыбнулась ‹ЯлЯ. - Ќу... а ‹ида ‘анина... да, впрочем,
вы говорили...
- Ќу да, ну да, - кивал головой афров. - Ќо кого бы еще, а?
Ќе знаю, растерЯнно сказала ‹ЯлЯ, - у менЯ голова болит что-то.
ћрий быстро оглЯнулсЯ на нее и со страданием отвернулсЯ к книгам. ‘
бледным личиком и большими потемневшими глазами она показалась ему
удивительно слабенькой и печальной.
"Ђх, зачем, зачем Я сказал ей это, - подумал он, - и длЯ менЯ-то самого
это так неЯсно, и длЯ всех это проклЯтый вопрос, а длЯ ее маленькой души...
‡ачем Я сказал!"
Ћн чуть не дернул себЯ за волосы.
- ЃарышнЯ, - позвала из дверей горничнаЯ, - Ђнатолий Џавлович
приехали...
ћрий опЯть испуганно оглЯнулсЯ на ‹Ялю и, встретив ее остановившийсЯ
страдальческий взглЯд, растерЯнно сказал афрову:
- ‚ы читали —арльза Ѓрэдло?..
- —итал. Њы вместе с „убовой и Љарсавиной читали. ‹юбопытнаЯ вещь.
- „а... Ђ разве они приехали?
- „а.
- Љогда? - с тайным волнением спросил ћрий.
- …ще позавчера.
- ђазве? - переспросил ћрий, прислушиваЯсь к тому, что делает ‹ЯлЯ. …му
было мучительно стыдно и страшно, точно он обманул ‹Ялю.
‹ЯлЯ постоЯла, потрогала что-то на столе и нерешительно пошла к двери.
"—то Я наделал!" - с искренним чувством, прислушиваЯсь к ее необычным
неровным шагам, подумал ћрий.
‹ЯлЯ прошла в зал, чувствуЯ, что внутри ее все застыло в
напрЯженно-скорбном недоумении. Ѓыло похоже, точно она заблудилась в
туманном лесу. Џо дороге она взглЯнула в зеркало и увидела там потемневшее
больное лицо.
"Ќу и пусть... пусть видит!" подумала она.
Џосреди столовой стоЯл ђЯзанцев и говорил Ќиколаю …горовичу своим
веселым барски самоуверенным голосом:
- џвление это, конечно, странное, но оно совершенно безвредно.
Џри звуках его голоса что-то вздрогнуло и оборвалось в груди ‹Яли.
“видев ее, ђЯзанцев круто оборвал речь, подошел к ней и так подал ей обе
руки, точно хотел обнЯть, но чтобы это движение было заметно и понЯтно
только ей одной.
‹ЯлЯ снизу взглЯнула ему в лицо, и губы у нее вздрогнули. Ћна молча и с
усилием высвободила свою руку и, пройдЯ в зал, отворила стеклЯнную дверь на
балкон. ђЯзанцев со спокойным удивлением посмотрел ей вслед.
- ЊоЯ ‹юдмила Ќиколаевна изволЯт сердитьсЯ, - с шутливой нежностью
сказал он Ќиколаю …горовичу.
Ќиколай …горович захохотал.
- Ќу что ж, идите миритьсЯ!
- Ќичего не поделаешь! - комически вздохнул ђЯзанцев и вышел за ‹Ялей
на балкон.
„ождь все шел, и его тонкий водЯной звук непрестанно стоЯл в воздухе.
Ќо тучи, светлеЯ и редеЯ, уже расплывались вверху.
Џрижавшись щекой к мокрому холодному дереву столба, ‹ЯлЯ выставила
голову на дождь, и ее волосы сразу намокли.
- ЊоЯ принцесса гневаетсЯ... ‹Ялечка! - сказал ђЯзанцев и потЯнул ее к
себе, прижимаЯсь губами к мокрым пахучим волосам.
€ от этого прикосновениЯ, такою знакомою и счастливого, все растаЯло в
груди ‹Яли и, прежде чем она успела сообразить что-нибудь, руки ее, почти
против воли, обвились вокруг крепкой шеи ђЯзанцева и между долгими
дурманЯщими поцелуЯми ‹ЯлЯ сказала:
- џ на тебЯ страшно сердита... ты гадкий!
€ ей самой было странно, что ничего нет ни страшного, ни тЯжелого, ни
непоправимого, в конце концов, какое ей дело! ‹ишь бы любить и быть любимой
этим большим, красивым, с такой широкой грудью человеком.
Ќо за обедом ей было стыдно смотреть на ћриЯ, с недоумением
поглЯдывавшею на сестру, и, улучив мгновение, ‹ЯлЯ умолЯюще прошептала ему:
- џ гадкаЯ...
ћрий криво улыбнулсЯ. ‚ глубине души он был рад, что все кончилось так
благополучно, но старалсЯ развить в себе презрение к этой мещанской
терпимости и мещанскому счастью. Ћн ушел к себе в комнату и почти до вечера
просидел один, а когда к сумеркам посветлело и проЯснилось небо, взЯл ружье
и пошел на охоту, на то же место, где был вчера с ђЯзанцевым. Ћ том, что
произошло, ћрий старалсЯ не думать.
Џосле дождЯ все болото ожило. Џослышалась масса новых разнообразных
звуков, и то там, то тут трава шевелилась, как живаЯ, от скрытой в ней
таинственной жизни. ‹Ягушки дружно изо всех сил заливались на все голоса,
какаЯ-то птица выводила несложные скрипучие ноты, похожие на тррр... тррр...
утки бойко крЯкали где-то близко, в мокрой осоке, но на выстрел не летели.
ћрию и не хотелось стрелЯть. Ћн вскинул ружье на плечо и пошел домой,
прислушиваЯсь и приглЯдываЯсь к хрустальным звукам и глубоким, то темным, то
Ярким краскам вечера.
"•орошо, думал он, все хорошо, только человек безобразен".
€здали он увидел огонек на бахче и освещенные фигуры Љузьмы и того же
‘анина, сидевших возле самого огнЯ.
"—то он, тут живет, что ли?" - с удивлением и любопытством подумал
ћрий.
Љузьма что-то говорил и смеЯлсЯ, размахиваЯ рукой. ‘меЯлсЯ и ‘анин.
Ћгонек, еще розовый, а не красный, как ночью, горел, как свечка, вверху
мирно и мЯгко вызвездило небо. Џахло свежей землей и обрызнутой влагой
травой.
ћрий почему-то боЯлсЯ, чтобы его не заметили, и ему было грустно, что
он не может пойти к ним, что между ними и им стоит что-то непонЯтное, как
будто даже несуществующее, пустое, но совершенно неодолимое, как
пространство, лишенное воздуха.
Ћн почувствовал себЯ совершенно одиноким. Њир, с его вечерними
красками, огоньками, звездами, людьми и звуками, воздушный и светлый, стал
отдельно от ћриЯ, маленького и темного внутри, как темнаЯ комната, в которой
что-то томитсЯ и плачет. € чувство одинокой тоски так охватило его, что,
когда он проходил вдоль бахчи, сотни арбузов, белевших в сумерках,
напоминали ему человеческие черепа, разбросанные по полю.

XVI

‹ето развернулось, переполнЯЯсь теплом и светом, и казалось, что между
сверкающим голубым небом.
€ истомленной от зноЯ зземлей дрожит и струитсЯ золотаЯ дымка. ‚
горЯчем мареве, разомлев от жары и опустив неподвижные листьЯ, сонно стоЯли
деревьЯ и короткие жидкие тени беспомощно лежали в пыльной нагретой траве.
Ќо в комнатах было прохладно. Ћтсветы сада мЯгко зеленели на потолках,
и, странно живые, когда все застыло в знойном покое, легко колыхались на
окнах гардины.
ђаспахнув белый китель. ‡арудин медленно расхаживал из угла в угол, и с
особой, тщательно им выработанной, ленивой небрежностью, показываЯ крупные
белые зубы, дымил папиросой. Ђ ’анаров, весь взмокший от поту, в одной
рубахе и рейтузах, лежал на диване и украдкой озабоченно следил за ним
маленькими черными глазками. …му до зарезу нужны были пЯтьдесЯт рублей, но
он уже два раза просил их у ‡арудина и, не решаЯсь просить в третий раз,
тоскливо ждал, когда ‡арудин сам вспомнит.
‡арудин помнил, но в течение последнего месЯца он проиграл семьсот
рублей и ему было жаль денег.
"‡а ним уже и так двести пЯтьдесЯт, - думал он, не глЯдЯ на ’анарова и
понемногу раздражаЯсь от жары и обиды, - странно, честное слово!.. Њы,
конечно, в хороших отношениЯх, но как ему не стыдно все-таки... •оть бы
извинилсЯ, что много должен и тому подобное!.. Ќе дам!" - с жестокой
радостью прибавил он мысленно.
‚ошел денщик, маленький и веснушчатый, вывалЯнный в пуху. Ћн криво и
вЯло остановилсЯ во фронт и, не глЯдЯ на ‡арудина, сказал:
- ‚ашбродь, дозвольте доложить, что как их благородие требовали пива,
так пиво все вышедши.
‡арудин со вспыхнувшим раздражением невольно взглЯнул на ’анарова.
"Ќу вот! - подумал он, - черт его знает, это становитсЯ наконец
невыносимо!.. ‡нает, что у менЯ свободного гроша нет, а выдувает еще
пиво!.."
- ‚одка опЯть же кончаетсЯ, - прибавил солдат.
- „а ну, пошел к черту... ’ам у тебЯ два рублЯ остались и купи, что
нужно, - с возрастающей досадой отмахнулсЯ ‡арудин.
- Ќикак нет. Ќичего не осталось.
- Љак так, что ты врешь! - останавливаЯсь, возразил ‡арудин.
- ’ак что их благородие приказали прачке отдать, так Я рубль семь
гривен отдал, а тридцать копеек на стол в кабинете положил, вашбродь...
- Ђх да... - притворно небрежно, краснеЯ и волнуЯсь, отозвалсЯ ’анаров,
- Я вчера сказал... неловко, знаешь... –елую неделю баба ходит...
Љрасные пЯтна поЯвились на твердо выбритых щеках ‡арудина и под их
тонкой кожей недобро задвигались скулы. Ћн молча прошелсЯ по комнате и вдруг
остановилсЯ против ’анарова.
- Џослушай, - странно задрожавшим, острооскорбительным голосом
проговорил он, - Я попросил бы тебЯ не распорЯжатьсЯ моими деньгами...
’анаров весь вспыхнул и пришел в движение.
- ѓм, странно... такие пустЯки... - оскорбленно пробормотал он, пожимаЯ
плечами.
- „ело не в пустЯках, - с жестоким удовольствием, точно мстЯ ему за
что-то, возразил ‡арудин, - а в принципе... ‘ какой стати, скажи,
пожалуйста!
- џ... - начал было ’анаров.
- Ќет, уж Я тебЯ попрошу! - настойчиво, тем же угнетающим тоном перебил
‡арудин. - Ќаконец, ты мог бы мне сказать... Ђ это крайне неудобно!
’анаров беспомощно пошевелил губами и потупилсЯ, перебираЯ задрожавшими
пальцами перламутровый мундштучок. ‡арудин еще немного подождал ответа,
потом круто повернулсЯ и, звенЯ ключом, полез в стол.
- Ќа, купи, что нужно... - сердито, но уже спокойнее сказал он солдату,
подаваЯ сто рублей.
- ‘лушаю, - ответил солдат и, повернувшись налево кругом, вышел.
‡арудин медленно, с чувством щелкнул ключами шкатулки и задвинул Ящик.
’анаров мельком взглЯнул на эту шкатулку, где лежали нужные ему пЯтьдесЯт
рублей, проводил их робкими грустными глазами и, вздохнув, скромно стал
закуривать папиросу. …му было страшно обидно, и в то же времЯ он боЯлсЯ
выразить эту обиду, чтобы ‡арудин не рассердилсЯ еще больше.
"Ќу что ему два рублЯ... - думал он, - ведь знает, как мне нужны
деньги..."
‡арудин ходил по комнате, и сердце еще дрожало у него от раздражениЯ,
но понемногу он стал успокаиватьсЯ, а когда денщик принес пиво, ‡арудин сам
с наслаждением выпил стакан ледЯной пенистой влаги и, обсасываЯ кончики
усов, заговорил, как будто ничего не случилось:
- Ђ вчера у менЯ опЯть ‹идка была... интереснаЯ, брат, девка!..
Ћгонь!..
’анаров обиженно молчал.
‡арудин, не замечаЯ, медленно прошелсЯ по комнате, и глаза у него
оживленно смеЯлись каким-то воспоминаниЯм. ‡доровое, сильное тело млело от
жары, и горЯчие, возбуждающие мысли подмывали его. ‚друг он громко, точно
коротко заржав, засмеЯлсЯ и остановилсЯ.
- ’ы знаешь... вчера Я хотел... - выговорил он специальное, грубое и
страшно унизительное длЯ женщины слово, - так она сначала на дыбы встала...
знаешь, у нее такой гордый огонек в глазах иногда поЯвлЯетсЯ...
’анаров, чувствуЯ, как быстро и жадно напрЯгаетсЯ его тело, невольно
распустил лицо в липкую возбужденную улыбку.
- Ђ потом так... что менЯ самого чуть судороги не схватили! -
вздрагиваЯ от невыносимо острого воспоминаниЯ, докончил ‡арудин.
- ‚езет тебе, черт возьми! - завистливо вскрикнул ’анаров.
- ‡арудин, дома? - закричал с улицы громогласный голос €ванова. - Њожно
к вам?
‡арудин вздрогнул от неожиданности и, как всегда, испугалсЯ, не слышал
ли кто-нибудь его рассказа о ‹иде ‘аниной. Ќо €ванов кричал через забор из
переулка и его даже не было видно.
- „ома, дома! - крикнул ‡арудин в окно.
‚ передней послышались голоса и смех, точно туда ввалилась целаЯ толпа
народу. Џришли €ванов, Ќовиков, ротмистр Њалиновский, еще два офицера и
‘анин.
- “р-ра! - оглушительно закричал Њалиновский, косо переступаЯ порог и
блеснув багрово-красным лицом, с вздрагивающими налитыми щеками и пушистыми
усами, похожими на два снопа ржи. ‡дорово, ребЯта!..
"ќх, черт... опЯть четвертной выскочит!" - с досадой, от которой у него
мигнули глаза, подумал ‡арудин. Ќо он больше всего на свете боЯлсЯ, как бы
кто-нибудь не подумал, что он не самый щедрый, компанейский и богатый
человек, и потому, широко улыбаЯсь, крикнул:
- Ћткуда вы такой компанией? ‡дорово!.. ќй, —ерепанов!.. ’ащи водки и
еще там!.. ‘бегай в клуб, скажи, чтобы прислали Ящик пива... Џива хотите,
господа?.. †арко!
Љогда поЯвились водка и пиво, шум усилилсЯ. •охотали и гоготали,
охваченные буйным весельем, пили и кричали все. ’олько Ќовиков был мрачен, и
на его всегда мЯгком и ленивом лице вспыхивало что-то недоброе.
‚чера он узнал то, что до сих пор оставалось длЯ него неизвестным, хотЯ
уже весь город говорил об этом, и чувство невыносимой обиды и острого
ревнивого унижениЯ в первую минуту ошеломило его.
"Ќе может быть! ‚здор, сплетни!" - подумал он сначала, и его мозг
отказывалсЯ представить себе гордую, недоступно прекрасную ‹иду, в которую
он был так чисто, с таким благоговением влюблен, в безобразно грЯзной
близости к ‡арудину, которого он всегда считал бесконечно ниже и глупее
себЯ. Ќо потом дикаЯ животнаЯ ревность поднЯлась со дна души и заслонила
все. Ѓыла минута горького отчаЯниЯ, а потом страшной, почти стихийной
ненависти и к ‹иде, и, главным образом, к ‡арудину. ќто чувство было так
непривычно длЯ его мЯгкой, вЯлой души, что оно оказалось непереносимым и
требовало исхода. ‚сю ночь он пробыл на болезненной границе мучительной
жалости к себе и темной мысли о самоубийстве, а к утру как-то застыл и
странное, зловещее желание увидеть ‡арудина одно осталось в нем.
’еперь, под выкрики шумных и пьЯных голосов, он сидел в стороне,
машинально и много пил пиво и каждым атомом своего напрЯженного существа
следил за всЯким движением ‡арудина, точно зверь, встретившийсЯ в лесу с
другим зверем, уже присевший длЯ прыжка, но притворЯющийсЯ, что ничего не
видит.
‚се, и улыбка с показыванием белых зубов, и красота, и смех, и голос
‡арудина, било острыми толчками во что-то болезненное, что составлЯло,
казалось, все существо Ќовикова.
- ‡арудин, - сказал длинный и худой офицер, с непомерно длинными,
болтающимисЯ перед корпусом руками, - Я тебе книгу принес...
€ сквозь шум и гвалт Ќовиков сейчас же услышал имЯ ‡арудина и его
голос, точно все молчали, а он один говорил.
- Љакую?
- ’олстого "Ћ женщинах", - с гордостью, но, как рапорт, отчетливо
ответил длинный офицер, и по его бесцветному длинному лицу было видно, что
он рад, что читает ’олстого и говорит о нем.
- Ђ вы ’олстого почитываете? -спросил €ванов, подметив это гордое и
наивное выражение.
- ”он „ейц - толстовец! - поЯснил пьЯный Њалиновский и захохотал.
‡арудин взЯл тонкую красную брошюрку, перевернул несколько страниц и
спросил:
- €нтересно?
- Ђ вот увидишь! - захлебываЯсь от восторга, ответил фон „ейц, - это, Я
тебе доложу, голова!.. ЉажетсЯ, что сам все знаешь...
- Ђ зачем... ‚иктору ‘ергеевичу читать ’олстого, когда его собственные
взглЯды на женщин вполне определенны... - негромко проговорил Ќовиков, не
подымаЯ глаз от стакана.
- €з чего вы это заключаете? - осторожно спросил ‡арудин, инстинктивно
почувствовав нападение, но еще не догадываЯсь о нем.
Ќовиков помолчал. ‚се в нем рвалось закричать, ударить в лицо, в
красивое, самодовольное лицо ‡арудина, сбить его с ног и топтать в диком
порыве жестокой, выпущенной на волю злобы. Ќо слова не шли у него с Языка,
и, сам чувствуЯ, что говорит не то что надо, и еще больше страдаЯ и безумеЯ
от этого сознаниЯ, Ќовиков криво усмехнулсЯ и сказал:
- „остаточно на вас посмотреть, чтобы заключить!
‘транный зловещий звук его голоса прорезал общий шум и сразу все
стихло, как перед убийством. €ванов догадалсЯ в чем дело.
- Њне кажетсЯ... - слегка изменЯЯсь в лице, но сразу овладеваЯ собой,
точно сев на знакомого конЯ, холодно начал ‡арудин.
- Ќу, господа, господа... —то там еще? - закричал €ванов.
- Ћставь их, пускай подерутсЯ! - улыбаЯсь, возразил ‘анин.
- Њне не кажетсЯ, а это так и есть... - все не подымаЯ головы от
стакана и все тем же тоном, продолжал Ќовиков.
Ќо живаЯ стена криков, маханиЯ руками, неестественно широко смеющихсЯ
лиц и уговоров встала между ними. ‡арудина оттеснили фон „ейц и Њалиновский,
Ќовикова - €ванов и другой офицер. ’анаров начал наливать стаканы и что-то
кричать, ни к кому не обращаЯсь. ЏоднЯлась фальшиваЯ, притворно веселаЯ
суета, и вдруг Ќовиков почувствовал, что у него уже нет силы продолжать. Ћн
нелепо кривил губы в улыбку, оглЯдывалсЯ на занимающих его разговорами
€ванова и офицера и растерЯнно думал:
"—то же это Я... надо бить!.. ЏрЯмо подойти и ударить!.. €наче Я
останусь в глупом положении, все уже догадались, что Я искал ссоры...
Ќо вместо того он с притворным интересом уже слушал, что говорили
€ванов и фон „ейц.
- ‚о взглЯде на женщину Я, знаете, с ’олстым не совсем согласен... -
самодовольно говорил офицер.
- †енщина - самка, и это прежде всего! - отвечал €ванов. - ‘реди мужчин
хоть одного на тысЯчу еще можно найти такого, который заслужил название
человека, а женщины... ни одной между ними!.. ѓолые, розовые, жирные,
безволосые обезьЯны, вот и все!
- Ћригинально сказано! - с удовольствием заметил фон „ейц.
"€ правда!" - горько подумал Ќовиков.
- ќ, милый мой! - возразил €ванов, махнув рукой перед самым носом фон
„ейца. - ‘кажите людЯм так: а Я говорю вам, что всЯкаЯ, котораЯ посмотрит на
мужчину с вожделением, уже прелюбодействует с ним в сердце своем... и весьма
многие подумают, что слышат очень оригинальную вещь!..
”он „ейц хрипло засмеЯлсЯ, точно залаЯл легавый пес, и с завистью
посмотрел на €ванова. Ќасмешки он не понЯл, и ему было только завидно, что
не он сказал так красиво.
Ќовиков неожиданно протЯнул ему руку.
- —то? - удивленно спросил фон „ейц, с любопытством и ожиданием глЯдЯ в
протЯнутую ладонь.
Ќовиков не отвечал.
- Људа? - спросил и ‘анин.
Ќовиков опЯть промолчал. Ћн чувствовал, что еще минута и рыданиЯ,
стеснЯвшиесЯ в груди, хлынут через край.
- ‡наю Я, что с тобой, плюнь! - сказал ‘анин.
Ќовиков взглЯнул на него жалкими глазами, губы у него задрожали и,
махнув рукой, он ушел не попрощавшись. ‚ нем ныло чувство тЯгостного
бессилиЯ, как у человека, не поднЯвшего тЯжести, и, чтобы успокоить себЯ,
Ќовиков подумал: "Ќу что ж... —то доказал бы Я, побив морду этому мерзавцу?
‚ышла бы только мерзкаЯ драка... „а и не стоило рук марать!"
Ќо чувство неудовлетворенной ревности и противного бессилиЯ не
проходило, и в глубокой тоске Ќовиков пришел домой, лег лицом в подушку и
так пролежал почти весь день, мучаЯсь тем, что ничего другого сделать не
может...
- •отите в макао? - спрашивал Њалиновский.
- ‚али! - согласилсЯ €ванов.
„енщик расставил ломберный столик, и зеленое сукно весело засмеЯлись в
глаза. ‘осредоточенное оживление охватило всех, и Њалиновский, твердо стукаЯ
короткими волосатыми пальцами, стал метать. Џестрые карты ловко, правильными
кругами разлетались по зеленому с голику, серебрЯные рубли со звенЯщим
стуком раскатывались с табло на табло и, как жадные пауки, заходили во все
стороны пальцы, подбирающие деньги. ‘лышались только короткие слова и
однообразные восклицаниЯ как бы заученной досады и удовольствиЯ. ‡арудину не
повезло. Ћн упрЯмо ставил на круг по пЯтнадцати рублей и каждый раз били
комплект. Ќа его красивом лице выступили зловещие пЯтна беспредметного
раздражениЯ. ‚ течение последнего месЯца он проиграл уже семьсот рублей и
теперь не хотел даже проверЯть своего проигрыша. Ќастроение его сообщилось и
другим. ”он „ейц и Њалиновский обменЯлись резкостЯми.
- џ ставил на крыльЯ, - раздраженно, но сдержанно говорил фон „ейц,
искренно удивлЯЯсь, что пьЯный и грубый Њалиновский смеет спорить с ним,
умным и порЯдочным фон „ейцем.
- —то вы мне толкуете! - грубо крикнул Њалиновский. - Љой черт!.. Љогда
Я бью, говорЯт на крыльЯ, а когда даю...
- ’о есть, позвольте! - дурно выговариваЯ по-русски, как всегда, когда
волновалсЯ, закипЯтилсЯ фон „ейц.
- Ќичего не позволю... ‚озьмите обратно... „а нет, возьмите!..
- Ђ Я вам говорю! - тоненьким голосом закричал фон „ейц.
- ѓоспода! ќто черт знает что такое! вдруг вспыхнул ‡арудин, швырЯЯ
карты.
Ќо он сейчас же испугалсЯ и своего резкого крика, и пьЯных растерзанных
людей, и карт, и бутылок всей обстановки грубого армейского кутежа, потому
что в дверЯх увидел новое лицо.
‚ысокий, тонкий господин, в просторном белом костюме и очень высоких
тугих воротничках с удивлением остановилсЯ на пороге, глазами отыскиваЯ
‡арудина.
- Ђх, Џавел ‹ьвович!.. Љакими судьбами! - весь красный, воскликнул
‡арудин, поспешно вставаЯ навстречу.
ѓосподин нерешительно вступил в комнату и прежде всего все невольно
заметили его совершенно белые ботинки, шагнувшие в болото пивных луж, пробок
и растоптанных окурков. € весь он был такой белый, чистенький и надушенный,
что среди облаков табачного дыма и пьЯных красных людей походил бы на лилию
в болоте, если бы не был так беспомощно тонок, издерганно ловок и если бы у
него не было маленького, с дурными зубками и тонкими усиками лица.
- Ћткуда вы?.. „авно из Џитера? - с излишней суетливостью и пугливо
соображаЯ, ничего ли, что он сказал "Џитер", говорил ‡арудин, крепко пожимаЯ
его руку.
- ‚чера только приехал, - ответил наконец белый господин, и голос у
него был самоуверенный, но жидкий, как придушенный петуший крик.
- Њои сослуживцы, - представил ‡арудин, - фон „ейц, Њалиновский,
’анаров, ‘анин, €ванов... ѓоспода, Џавел ‹ьвович ‚олошин. ‚олошин слегка
кланЯлсЯ.
- Ѓудем знать, - к ужасу ‡арудина, ответил пьЯный €ванов.
- ‘юда, Џавел ‹ьвович... •отите вина или, может быть, пива?
‚олошин осторожно уселсЯ в кресло и томно забелел на его клеенчатой
грубой обивке.
- џ на одну секунду... не беспокойтесь! - с брезгливым холодком ответил
он, оглЯдываЯ компанию.
- Ќет, как же можно... џ велю подать белого... ‚ы, кажетсЯ, любите...
‡арудин выскочил в переднюю.
"Ќадо же было этой сволочи именно сегоднЯ притесатьсЯ! - с досадой
подумал он, приказываЯ денщику сходить за винцом. - ќтот ‚олошин всем
знакомым в Џитере такого наговорит, что в порЯдочный дом не пустЯт потом!
Њежду тем ‚олошин, не скрываЯсь, точно он чувствовал себЯ слишком
неизмеримо выше всех, продолжал рассматривать компанию. ‚зглЯд его
стеклЯнно-серых глазок был откровенно любопытен, как будто ему показывали
каких-то странных зверьков. ђост, ЯвнаЯ сила костистых плеч и костюм ‘анина
привлекли его внимание.
"€нтересный тип... сила, должно быть!" - с искренним расположением,
которое все маленькие и слабые люди испытывают к большим и сильным, подумал
он и хотел заговорить.
Ќо ‘анин, опершись грудью на подоконник, смотрел в сад.
‚олошин поперхнулсЯ начатым словом и жидкий оборванный звук
собственного голоса оскорбил его.
"•улиганы какие-то!" - подумал он.
‚ это времЯ вернулсЯ ‡арудин.
Ћн уселсЯ рЯдом с ‚олошиным и стал расспрашивать его о Џетербурге и
заводе ‚олошина, чтобы дать понЯть окружающим, какой богатый и значительный
человек этот гость. € на его красивом лице большого сильного животного
отразилось выражение маленького странного самодовольства.
- ‚се по-прежнему, как видите, - небрежно говорил ‚олошин. - Ђ вы
как?..
- —то ж Я!.. ЏрозЯбаю! - сказал ‡арудин и грустно вздохнул.
‚олошин молчал и презрительно смотрел на потолок, по которому неслышно
ходили зеленые отсветы сада.
- “ нас тут одно развлечение всегда! - продолжал ‡арудин, широким
жестом ловко захватываЯ в одно и бутылки, и карты, и своих гостей.
- „а-а... - неопределенно протЯнул ‚олошин, и в его тоне ‡арудину
послышалось: "‘ам-то ты что!"
- Ќу, однако, мне пора... џ остановилсЯ здесь в гостинице на бульваре.
Њы, конечно, еще увидимсЯ? - заговорил ‚олошин, менЯЯ тон и вставаЯ.
Љак раз в эту минуту вошел денщик, вЯло установилсЯ во фронт и сказал:
- ‚ашбродь, барышнЯ пришли...
- —то? - вздрогнув, переспросил ‡арудин.
- ’ак точно.
- Ђх да... Я знаю... - быстро и неловко бегаЯ глазами, заговорил
‡арудин, чувствуЯ, как мгновенное предчувствие чего-то дурного кольнуло его
в сердце.
"Ќеужели ‹идка?" с изумлением подумал он.
ѓлаза ‚олошина вспыхнули жадным и любопытным огоньком, и его тщедушное
тело все задвигалось под белым просторным костюмом.
- „а... Ќу, до свиданьЯ! - осклаблЯЯ рот, выразительно заговорил он. -
Ђ вы все тот же!..
‡арудин криво и самодовольно, и озабоченно улыбнулсЯ.
Џровожаемый ‡арудиным, ‚олошин быстро вышел вон, мелкаЯ белыми
ботинками и острым оком выглЯдываЯ вокруг.
‡арудин вернулсЯ.
- Ќу, господа... Љак же карты?.. ’анаров, закладывай за менЯ, а Я
сейчас... - торопливо и все мелькаЯ глазами, заговорил он.
- ‚ре!.. - отозвалсЯ уже совершенно пьЯный, быкообразный Њалиновский. -
- Њы еще поглЯдим, какаЯ там барышнЯ!
Ќо ’анаров взЯл его за плечи и силой посадил за стол. Ћстальные
поспешно рассаживались, почему-то стараЯсь не смотреть на ‡арудина. ‘анин
тоже сел, серьезно посмеиваЯсь.
Ћн догадалсЯ, что к ‡арудину пришла ‹ида, и смутное чувство ревнивой
жалости к красивой и теперь уже, очевидно, несчастной сестре возникло в нем.

XVII

Ќа кровати ‡арудина как-то боком сидела ‹ида ‘анина и растерЯнно
дергала и мЯла платок.
„аже ‡арудина поразила происшедшаЯ в ней перемена: от гордой, изЯщной и
сильной девушки не осталось и следа, перед ним сидела сутулаЯ, растерЯннаЯ и
болезненно слабаЯ женщина. ‹ицо ее осунулось, побледнело, и темные глаза
тревожно бегали по сторонам.
Љогда вошел ‡арудин, темные глаза быстро поднЯлись на него и
опустились, и инстинктивно ‡арудин почувствовал, что она боитсЯ его.
‘овершенно неожиданно злоба и раздражение до судорог поднЯлись в нем. Ћн
крепко запер дверь и совсем не так, как прежде, грубо и прЯмо подошел к ней.
- ’ы удивительнаЯ особа, - едва владеЯ собой и почему-то чувствуЯ
жгучее желание ее ударить, заговорил он, - у менЯ полные комнаты народу...
брат твой тут... ’очно нельзЯ было выбрать другого времени... ќто черт...
’емные глаза поднЯлись со странным вспыхнувшим выражением, и, как
всегда, ‡арудин испугалсЯ своей резкости, угодливо показал белые зубы и,
взЯв ‹иду за руку, сел рЯдом.
- Ќу да, впрочем, все равно, Я ведь за тебЯ боюсь... Я рад, Я
соскучилсЯ за тобой...
‡арудин поднЯл и выше перчатки поцеловал ее слегка влажную и горЯчую
руку с тонким и изЯщным заопахом.
- ќто правда? - с непонЯтным ему выражением произнесла ‹ида и опЯть
поднЯла на него глаза, говорившие: правда ли, что ты любишь менЯ? ’ы видишь,
какаЯ Я теперь беднаЯ, несчастнаЯ... совсем не такаЯ, как прежде... Я боюсь
тебЯ и угадываю весь ужас своего унижениЯ, но больше мне не на кого
оперетьсЯ...
- Ђ ты сомневаешьсЯ? - неуверенно возразил ‡арудин, и легкаЯ струйка
холода, тЯжелаЯ длЯ него самого, потЯнула от этих слов. Ћн опЯть поднЯл ее
руку и поцеловал.
‘траннаЯ и сложнаЯ путаница чувств и мыслей была в нем. …ще два днЯ
тому назад, на этой самой белой подушке были разметаны темные волосы ‹иды,
извивалось в припадке страсти ее гибкое, горЯчее и упругое тело, горели губы
и обладали все его существо темным огнем невыносимого наслаждениЯ. ‚ то
мгновение весь мир, тысЯчи женщин, все наслаждениЯ и всЯ жизнь соединЯлись
длЯ него в том, чтобы сладострастнее, нежнее и грубее, бесстыднее и жесточе
истЯзать именно это горЯщее и требовательное, и покорное тело, и вдруг
теперь он почувствовал, что она ему противна, что ему хочетсЯ уйти,
оттолкнуть ее, не видеть и не слышать. †елание это было так велико и
непримиримо, что даже сидеть здесь стало пыткой. Ќо в то же времЯ темный,
извивающийсЯ и туда и сюда страх перед нею лишал его воли и придавливал к
месту. ‚сем существом своим он сознавал, что ничем не свЯзан, что обладал ею
по ее согласию, ничего не обещаЯ, дав ей то же, что получил, но вместе с тем
ему казалось, что он бессильно и глубоко влип в какую-то вЯзкую цепкую
массу, против которой не может боротьсЯ. Ћн ждал, что ‹ида чего-то потребует
от него и он должен будет или согласитьсЯ, или сделает нечто гадкое, трудное
и грЯзное. ‡арудин почувствовал себЯ совершенно бессильным, точно из рук и
ног его вынули все кости, а во рту вместо Языка привесили мокрую трЯпку. ќто
было обидно и возмущало. •отелось крикнуть и сказать раз и навсегда, что она
не имеет права ничего от него требовать, но вместо того у ‡арудина трусливо
замерло сердце, и он сказал глупость, Явную длЯ него самого, неожиданную и
вовсе не идущую к моменту:
- Ћ женщины, женщины, как сказал експир...
‹ида с испугом взглЯнула на него. € вдруг ее голову озарил Яркий
беспощадный свет. ‚ один момент она понЯла, что пропала: то огромное, чистое
и великое, что она могла дать, было отдано ею человеку, которого не
существовало. ЏрекраснаЯ жизнь, невозвратимаЯ чистота и смелаЯ гордость были
брошены под ноги гаденькому и трусливому зверьку, не принЯвшему их с
благодарностью за радость и наслаждение, а просто опакостившему их в актах
темной тупой похоти. Ѓыл один миг, когда взрыв отчаЯниЯ едва не бросил ее на
пол с бессильным рыданием и ломанием рук, но с болезненной быстротой
отчаЯние сменилось приливом мстительной острой злобы.
- Ќеужели вы не понимаете, как вы глупы! - резко и тихо, сквозь
сдавленные зубы, выговорила она, всЯ вытЯгиваЯсь к его лицу.
ќти грубые слова и горЯщий злобный взглЯд так были неожиданны в изЯщной
и женственной ‹иде, что ‡арудин даже отодвинулсЯ. Ќо он не понЯл всего
значениЯ этого взглЯда и попыталсЯ свести все на шутку.
- —то за выражениЯ? - удивленно и оскорбленно сказал он, делаЯ большие
глаза и высоко поднимаЯ плечи.
- Њне не до выражений! - горько возразила ‹ида и беспомощно заломила
руки.
- Ќу, зачем столько трагизма! - поморщившись, возразил ‡арудин и с
внезапно пробудившимсЯ возбуждением бессознательно следил за выгибом ее
круглых точеных рук и покатых плеч.
ќтот жест отчаЯниЯ и беспомощности опЯть поднЯл в нем уверенность
собственного превосходства.
Ѓыло похоже, как будто они стоЯли на весах, и когда опускалсЯ один,
сейчас же поднималсЯ другой. € ‡арудин с острым удовольствием почувствовал,
что эта девушка, которую он бессознательно считал выше себЯ и которую
инстинктивно боЯлсЯ даже в минуты сладострастных ласк, играет теперь, по его
понЯтию, жалкую и позорную роль. ќто чувство было ему приЯтно и смЯгчило
его. ‡арудин нежно взЯл ее за опущенные безвольные руки и чуть-чуть потЯнул
к себе, уже возбуждаЯсь и начинаЯ горЯчее дышать.
- Ќу, полно... ничего ужасного не случилось!
- ‚ы думаете? - в иронии приобретаЯ силу и глЯдЯ на него странно
пристальным взглЯдом, спросила ‹ида.
- Ќу, конечно! - ответил ‡арудин и попыталсЯ ее обнЯть особым,
возбуждающе бесстыдным объЯтием, силу которого он знал.
Ќо от нее повеЯло холодом и руки его ослабели.
- Ќу, будет... чего разгневалась, моЯ кошечка! - с нежной укоризной
проговорил он.
- Ћтстаньте от менЯ... ’ут Я... Ћтстаньте же! ‡лым усилием ‹ида
вывернулась из его рук.
‡арудин физически обиделсЯ за то, что порыв страсти его пропал даром.
"—ерт знает! - подумал он, - свЯжись с ними!.."
- „а что с тобой? - раздраженно спросил он. € красные пЯтна выступили у
него на скулах.
€ как будто этот вопрос что-то уЯснил ‹иде, она вдруг закрыла лицо
руками и совершенно неожиданно длЯ ‡арудина залилась слезами. Ћна плакала
совсем так, как плачут деревенские бабы: закрываЯсь руками, наклонившись
всем телом вперед и протЯжно всхлипываЯ. „линные космы волос повисли вдоль
мокро! о лица, и стала она совсем некрасивой. ‡арудин растерЯлсЯ. “лыбаЯсь и
боЯсь обидеть ее этой улыбкой, он попыталсЯ отнЯть ее руки от лица, но ‹ида
упорно и упрЯмо удерживала их и все плакала.
- Ђх ты, ѓосподи! вырвалось у ‡арудина. ЋпЯть ему захотелось
прикрикнуть на нее, дернуть за руку, сказать что-нибудь грубое.
- „а чего ты, собственно, ревешь?.. Ќу, сошлась со мной... ну? ‚от
горе! „а почему именно сейчас, что такое? „а перестань же! визгливо крикнул
он и дернул за руку.
ѓолова ‹иды с мокрым лицом и распустившимисЯ волосами дернулась от
толчка, и она внезапно замолчала, опустив руки, сжавшись и с детским страхом
глЯдЯ на него снизу вверх. ‘умасшедшаЯ мысль о том, что теперь всЯкий может
ее бить, вдруг мелькнула у нее в голове. Ќо ‡арудин снова ослабел и
заговорил вкрадчиво и неуверенно:
- Ќу, ‹идочка... будет! ’ы сама виновата... Љ чему эти сцены... Ќу, ты
много потерЯла, но зато и счастьЯ было много... Ќикогда нам не забыть эти...
‹ида опЯть заплакала.
- „а перестань же-е! - прокричал ‡арудин.
Ћн прошелсЯ по комнате, подергиваЯ усы над вздрагивающими губами.
Ѓыло тихо, и за окном качались, должно быть, тронутые птицей тонкие
зеленые ветки. ‡арудин с трудом овладел собой, подошел к ‹иде и осторожно
обнЯл ее. Ќо она сейчас же вырвалась и, угловато выворачиваЯ локоть,
нечаЯнно так ударила его в подбородок, что зубы отчетливо лЯскнули.
- Ђ, черт! - воскликнул ‡арудин, обозлившись и от боли, и еще больше от
того, что лЯсканье было очень неожиданно и смешно.
•отЯ ‹ида не заметила этого лЯсканьЯ, но инстинктивно почувствовала
‡арудина смешным и с женской жестокостью воспользовалась этим:
- —то за выражениЯ! - передразнила она.
- „а ведь это хоть кого выведет из себЯ! - с трусливым негодованием
возразил ‡арудин. - •оть бы, наконец, узнать в чем дело!
- Ђ вы не знаете? - с той же иронией протЯнула ‹ида.
Ќаступило молчание. ‹ида упорно смотрела на него, и лицо ее горело. €
вдруг ‡арудин стал бледнеть быстро и ровно, точно серый налет извне покрывал
его лицо.
- Ќу, что же вы?.. —то же вы молчите? ѓоворите что-нибудь, утешайте! -
заговорила ‹ида, и голос ее перешел в истерический крик, испугавший ее
самое.
- џ... - проговорил ‡арудин, и нижнЯЯ губа его задрожала.
- „а, никто другой! Љ сожалению, вы! - почти прокричала ‹ида, задыхаЯсь
от злых и отчаЯнных слез.
€ с него и с нее как бы сползал какой-то покров изЯщности, красоты и
мЯгкости, и дикий растерзанный зверь все Ярче выступал под ним.
ђЯд комбинаций с быстротой молнии замелькал в голове ‡арудина, точно
стаЯ юрких мышей набежала туда. € перваЯ была та, чтобы немедленно
развЯзатьсЯ с ‹идой, дать ей денег, чтобы она устроила выкидыш, и покончить
историю. Ќо хотЯ он считал это лучшим длЯ себЯ и необходимым, ‡арудин не
сказал этого ‹иде.
- џ, право, не ожидал... - пробормотал он.
- Ќе ожидал, - дико выкрикнула ‹ида, - а как смели не ожидать этого?
- ‹ида... Я ведь ничего не... - проговорил ‡арудин, боЯсь того, что
хотел сказать, и чувствуЯ, что скажет.
€ без слов ‹ида понЯла его. “жас отчаЯниЯ исказил ее красивое лицо. Ћна
беспомощно опустила руки и села на кровать.
- ’ак что ж мне делать, - со странной задумчивостью проговорила она как
бы сама себе. - “топитьсЯ, что ли?
- Ќ-ну... зачем же так...
- Ђ знаете, ‚иктор ‘ергеевич, - вдруг проникновенно и пристально глЯдЯ
ему в глаза, медленно произнесла ‹ида, - ведь вы даже и очень не прочь,
чтобы Я утопилась!
€ в ее глазах и подергиваниЯх красивого рта было что-то такое печальное
и страшное, что ‡арудин невольно отвел глаза.
‹ида встала. ‚друг ей стало страшно и противно, что она могла думать о
нем, как о спасителе, о том, чтобы жить с ним всегда. …й захотелось
почему-то потрЯсти рукой, высказать ему свое презрение, отомстить за
унижение, но она почувствовала, что если заговорит, то заплачет и еще больше
унизит себЯ. ЏоследнЯЯ гордость, остаток красивой и сильной прежней ‹иды,
удержала ее, и вместо того она сдавленно, но Ясно и выразительно, неожиданно
и длЯ себЯ и длЯ ‡арудина проговорила: ‘ко-тина!
€ бросилась к двери, зацепившись и разорвав кружево рукава о ручку
замка.
‚сЯ кровь прилила в голову ‡арудина. …сли бы она крикнула "подлец,
негодЯй", он бы снес это совершенно спокойно, но слово "скотина" было так
некрасиво и так противоречило тому представлению, которое создал о себе
‡арудин, что он потерЯлсЯ. Џокраснели даже белки его красивых выпуклых глаз.
Ћн растерЯнно улыбнулсЯ, пожал плечами, застегнул и распахнул опЯть китель и
почувствовал себЯ искренно несчастным.
Ќо одновременно где-то внутри его тела начало расти чувство свободы и
радости, что так или иначе - все кончилось. ’русливаЯ мысль подсказала ему,
что такаЯ женщина, как ‹ида, больше никогда не придет.
Ќа секунду ему стало досадно, что потерЯна такаЯ красиваЯ и вкуснаЯ
любовница, но он махнул рукой.
- Ђ черт с ней... мало ли их!
Ћн поправил китель, еще дрожащими губами закурил папиросу и, удачно
вызвав на лице беззаботное выражение, вышел к гостЯм.

XVIII

€з игроков никто, кроме пьЯного Њалиновского, не занЯлсЯ игрой.
‚сем было остро любопытно, какаЯ женщина и зачем пришла к ‡арудину.
’ем, которые догадывались, что это ‹ида ‘анина, бессознательно было завидно,
и воображение их мешало играть, рисуЯ ее невиданную ими наготу и ее
сближение с ‡арудиным.
‘анин недолго посидел за картами, встал и сказал: Ќе хочу больше. „о
свиданьЯ.
- Џостой, друг, куда ты? - спросил €ванов.
- Џойду посмотрю, что там делаетсЯ, - ответил ‘анин, ткнув пальцем в
запертую дверь. ‚се засмеЯлись его словам, как шутке.
- Ѓудет паЯсничать! ‘адись выпьем! сказал €ванов.
- ‘ам ты - паЯц! - равнодушно возразил ‘анин и ушел.
‚ыйдЯ в узенький переулок, где росла сочнаЯ и густаЯ крапива, ‘анин
сообразил, куда должны выходить окна квартиры ‡арудина, осторожно
придавливаЯ крапиву ногами, добралсЯ до забора и легко поднЯлсЯ на него.
Ќаверху он едва не забыл, зачем влезал, так приЯтно было ему с высокого
забора смотреть вниз на зеленую траву и густой сад, и всеми напрЯженными от
усилиЯ мускулами ощущать свежий и мЯгкий ветерок, мЯгчивший жар и свободно
продувавший насквозь его тонкую рубаху.
Џотом он спрыгнул вниз, попал в крапиву, с грустью почесал ужаленное
место и пошел по саду. Љ окну он подошел в то времЯ, когда ‹ида сказала:
- Ђ вы не знаете?
€ сейчас же по странному выражению ее голоса понЯл, в чем дело.
Џрислонившись плечом к стене, он смотрел в сад и с интересом слушал
изменившиесЯ, расстроенные, возбужденные голоса. € ему было жаль красивую
униженную ‹иду, с прелестным обликом которой так не вЯзалось грубое,
животное и тЯжелое слово беременна. Ќо больше чем разговор, его занимал
странный и нелепый контраст между дикими и злыми голосами людей в комнате и
светлой тишиной в зеленом саду, данном природой этим самым людЯм.
ЃелаЯ бабочка, падаЯ и взлетаЯ, легко порхала над травой, купаЯсь в
солнечном воздухе, и ‘анин так же внимательно следил за ее полетом, как и за
тем, что слышал.
Љогда ‹ида крикнула: "‘котина!" - ‘анин весело засмеЯлсЯ, оттолкнулсЯ
всем телом от стены и, уже не думаЯ о том, что его могут увидеть из окон,
медленно пошел по саду.
џщерица, торопливо перебежавшаЯ ему дорогу, привлекла его внимание, и
‘анин долго следил за ее гибким травЯным тельцем, ловко скользившим в
зеленых бурьЯнах.

XIX

‹ида, пошла не домой, а в противоположную сторону.
“лицы были пусты, и жаркое марево струилось в воздухе. Љороткие тени
лежали под самыми заборами и стенами, уничтоженные торжествующим зноем.
’олько по привычке закрывшись зонтиком и не замечаЯ, жарко или холодно,
светло или темно, ‹ида быстро шла вдоль заросших пыльной травой заборов, и,.
опустив голову, сухими блестЯщими глазами смотрела под ноги. €зредка
навстречу ей попадались равнодушные, пыхтЯщие, разваренные жаром люди, но их
было мало, и летнЯЯ послеобеденнаЯ тишина стоЯла над городом.
ЉакаЯ-то белаЯ собачонка, торопливо и осторожно принюхиваЯсь к ее юбке,
увЯзалась за ‹идой, озабоченно пробежала вперед, оглЯнулась и помахала хвое
гиком, утверждаЯ, что они идут вместе. Ќа повороте стоЯл мальчик, маленький,
уморительно толстый, в рубашонке, хвостиком высовывающейсЯ сзади из
панталон, и, напружив измазанные бузиной щеки, отчаЯнно пищал в стручок.
‹ида помахала рукой собачке, улыбнулась мальчугану, но все это
скользило по поверхности сознаниЯ, а душа ее была замкнута. ’емнаЯ сила,
отрезавшаЯ ее от всего мира, быстро несла ее, одинокую и мертвую, мимо
зелени, солнца и радости жизни все дальше и дальше, к черной дыре, близость
которой уже ощущала она в холодной и вЯлой тоске, залегшей у сердца.
Њимо проехал знакомый офицер и, увидав ‹иду, заставил прыгать и
поджиматьсЯ свою рыжую, чуть вспотевшую лошадь, на гладкой шерсти которой
солнце клало кованые золотые блики.
- ‹идиЯ Џетровна, - крикнул он веселым звонким голосом, - куда вы в
такую жару?
‹ида бессознательно скользнула глазами по его маленькой фуражке,
ухарски заломленной над потным, наполовину красным, наполовину белым лбом, и
промолчала, только по привычке кокетливо улыбнувшись. € в этот момент с
недоумением спросила себЯ: "Људа же теперь?"
“ нее не было ни злобы, ни думы о ‡арудине. Љогда, сама не знаЯ зачем,
она пошла к нему, ей казалось, что нельзЯ жить и невозможно разрешить своего
горЯ без него, но теперь он просто исчез из ее жизни. ‚се это было и умерло,
а то, что осталось, касаетсЯ только ее и ею одной должно быть разрешено.
Ѓыстро и лихорадочно отчетливо заработала ее мысль. ‘амое ужасное было
то, что гордаЯ и прекраснаЯ ‹ида исчезнет, а вместо нее останетсЯ маленькое,
загнанное напаскудившее животное, над которым все будут издеватьсЯ и которое
будет совершенно беспомощно перед сплетнЯми и плевками. Ќадо было сохранить
свою гордость и красоту, уйти от грЯзи туда, куда бы уже не могла
дохлестнуть ее липкаЯ волна.
€ как только ‹ида уЯснила это себе, сейчас же почувствовала, что вокруг
пустота, что свет солнца, жизнь и люди уже не длЯ нее, что она одинока среди
них, что некуда идти и надо умереть, утопитьсЯ.
ќто представилось ей так законченно Ясно, как будто каменный круг
сомкнулсЯ между нею и всем, что было и что могло быть. Ќа мгновение исчезло
даже то противное и ужасное, своей ненужностью и неотвратимостью, ощущение
внутри себЯ чего-то еще непонЯтного, но уже разбившего ее жизнь, которое она
не переставала чувствовать с того момента, как догадалась о своей
беременности.
‚округ образовалась легкаЯ бесцветнаЯ пустота, в которой воцарилась
безразличность смерти.
"Љак это, в сущности, просто!.. € не надо больше ничего!" - подумала
‹ида, оглЯдываЯсь кругом и ничего не видЯ.
‹ида разом прибавила шагу, и ей все казалось нестерпимо медленно, хотЯ
она уже не шла, а почти бежала, путаЯсь в широкой модной юбке.
"‚от этот дом, а там еще один, с зелеными ставнЯми, а потом пустырь..."
ђеки, моста и того, что должно там произойти, ‹ида себе не
представлЯла. Ѓыло какое-то туманное пустое пЯтно, в котором все кончитсЯ.
Ќо такое состоЯние продолжалось только до тех пор, пока ‹ида не взошла
на мост. Ђ когда она остановилась у перил и внизу за ними увидела мутную
зеленоватую воду, сразу исчезло ощущение легкости, и все существо ее
переполнилось тЯжелым страхом и цепким желанием жить.
€ сейчас же она снова услыхала звуки голосов, чириканье воробьев,
увидела солнечный свет, белую ромашку в кудрЯвой зелени берега, беленькую
собачонку, окончательно решившую, что ‹ида - ее законнаЯ госпожа. ќта
собачонка уселась против ‹иды, поджав переднюю лапку, и умильно вертела по
земле белым хвостиком, оставлЯЯ на песке забавные иероглифы.
‹ида пристально посмотрела на нее и чуть не схватила ее в страстные
отчаЯнные объЯтиЯ. Љрупные слезы выступили у нее на глазах. € чувство
жалости к своей погибающей милой и красивой жизни было так велико, что у
‹иды закружилась голова, и она судорожно облокотилась на горЯчие от солнца
перила. Џри этом движении она уронила в воду перчатку и с непонЯтным немым
ужасом следила за ней глазами.
Џерчатка, быстро кружась, полетела в воду и неслышно упала на ее ровную
сонную поверхность. Љ берегам пошли быстрые расширЯющиесЯ круги, и ‹иде было
видно, как потемнела, намокаЯ, светло-желтаЯ перчатка и медленно погрузилась
в темную зеленоватую глубину. ‘транно, точно в тоскливой агонии, она
повернулась раз и другой и стала погружатьсЯ медленными кругообразными
движениЯми. ‹ида, напрЯгаЯ зрение, старалась не потерЯть ее из виду, но
желтое пЯтно все меньше и меньше виднелось в зеленоватой темноте воды,
мелькнуло еще раз и другой и тихо, беззвучно исчезло. Џо-прежнему перед
глазами ‹иды была одна ровнаЯ, соннаЯ и темнаЯ глубина.
- Љак же это вы, барышнЯ! - сказал возле женский голос.
‹ида с испугом отшатнулась и взглЯнула в лицо толстой курносой бабы,
смотревшей на нее с любопытством и сожалением.
€ хотЯ это сожаление относилось только к утонувшей перчатке, ‹иде
показалось, что толстаЯ добродушнаЯ баба знает и жалеет ее, и на мгновение
пришла в голову мысль, что если бы рассказать все, то стало бы легче и
проще. Ќо как бы раздвоившись в эту минуту, ‹ида сознавала, что это
невозможно. Ћна покраснела, заторопилась и пробормотала:
- Ќичего... - поспешно и неровно, как полупьЯнаЯ, пошла с моста.
"‡десь нельзЯ... вытащат..." - мелькнуло в холодно опустевшей голове
‹иды.
Ћна прошла вниз и повернула налево по берегу, по узкой дорожке,
протоптанной в крапиве, ромашке, лопухах и горько пахнущей полыни, между
рекой и заросшим плетнем какого-то сада.
‡десь было тихо и мирно, как в деревенской церкви. ‚ербы, опустив
тонкие ветки, задумчиво смотрели в воду; солнце пЯтнами и полосами пестрило
зеленый крутой берег; широкие лопухи тихо стоЯли в высокой крапиве, а цепкие
репЯхи легко цеплЯлись за широкие кружева ‹идиной юбки. ЉакаЯ-то кудрЯваЯ
высокаЯ, как деревцо, трава осыпала ее мелкой, белой пыльцой. ’еперь ‹ида
уже заставлЯла себЯ идти туда, куда шла, вопреки могучей внутренней силе,
боровшейсЯ в ней.
"Ќадо, надо, надо, надо...." - повторЯла ‹ида в глубине души, и ноги
ее, точно на каждом шагу разрываЯ какие-то тЯгучие путы, с трудом несли ее
все дальше и дальше от моста, к тому месту, которое вдруг почему-то
нарисовалось ‹иде как конец пути.
€ когда она пришла туда и под тонкими спутанными прутьЯми лознЯка
увидела черную холодную воду, быстро огибавшую нависший берег, ‹ида понЯла,
как ей хочетсЯ жить, как страшно умирать и как все-таки она умрет, потому
что ей нельзЯ жить. Ћна не глЯдЯ бросила оставшуюсЯ перчатку и зонтик на
траву и свернула с дорожки прЯмо по густым бурьЯнам.
‚ одну эту минуту ‹ида вспомнила и перечувствовала необъЯтно много: на
самом дне ее души, давно забытаЯ и забитаЯ новыми мыслЯми, детскаЯ игра с
наивной мольбой и страхом повторЯла: "ѓосподи, спаси... ѓосподи, помоги..."
- откуда-то вынырнул мотив арии, который она недавно разучивала с роЯлем, и
весь целиком промелькнул у нее в голове; вспомнила ‡арудина, но не
остановилась на нем; лицо матери, в это мгновение бесконечно ей дорогое и
милое, мелькнуло перед нею и именно это лицо толкнуло ее к воде. Ќикогда
прежде, ни после того ‹ида не понимала с такой Ясностью и глубиной, что мать
и другие люди, любившие ‹иду, в сущности, любили не ее, такую, как она была,
с ее пороками и желаниЯми, а то, что им хотелось видеть в ней. € теперь,
когда она обнажилась и сошла с дороги, котораЯ, по их мнению, была
единственной длЯ нее, именно эти люди, и больше всех мать, тем больше, чем
сильнее любили прежде, должны были ее истЯзать.
Џотом все случилось, как в бреду: и страх, и желание жить, и сознание
неизбежности, и недоверие, и уверенность в том, что все кончено, и надежда
на что-то, и отчаЯние, и мучительное длЯ нее признание места, где она
умирала, и человек, похожий на ее брата, быстро перелазивший к ней через
плетень.
- Ќичего глупее придумать не могла! - крикнул ‘анин, запыхавшись.
Џо неуловимому человеческим мозгом сцеплению мыслей и побуждений ‹ида
пришла именно к тому месту, где кончалсЯ сад ‡арудина и где на
полуразвалившемсЯ плетне, в неудобной позе, скрытаЯ от лунного света черною
тенью деревьев, она когда-то отдалась ‡арудину. ‘анин еще издали увидел и
узнал ее и догадалсЯ, что она хочет сделать. Џервым движением его было уйти
и не мешать ей поступить как знает, но ее порывистые движениЯ, очевидно,
непроизвольные и мучительные, заставили его сердце сжатьсЯ жалостью, и ‘анин
бегом, прыгаЯ через кусты и лавочки сада, кинулсЯ к ‹иде.
Ќа ‹иду голос брата подействовал со страшной силой: донельзЯ
напрЯгшиесЯ в борьбе с собой нервы сразу ослабели, голова закружилась, и все
плавным кругом сдвинулось с места. ‹ида уже не могла сообразить, где она, в
воде или на берегу. ‘анин успел перехватить ее у самого краЯ, и собственнаЯ
ловкость и сила очень понравились ему.
- ‚от так! - сказал он.
Џотом отвел ‹иду к плетню, посадил на перелаз и с недоумением
оглЯнулсЯ.
"—то ж мне теперь с нею делать?" - подумал он.
Ќо ‹ида сейчас же пришла в себЯ и, бледнаЯ, растерЯннаЯ и слабаЯ, точно
надломленнаЯ, горько и неудержимо заплакала.
- Ѓоже мой, Ѓоже! - всхлипываЯ, как ребенок, проговорила она.
- ѓлупаЯ ты! - нежно и жалостливо возразил ‘анин.
‹ида не слыхала его, но когда ‘анин сделал движение, она судорожно и
крепко ухватилась за его руку и зарыдала еще громче.
"—то Я делаю! - с ужасом подумала она, - нельзЯ плакать, надо обратить
все в шутку... он догадаетсЯ!" Ќу, чего ты страдаешь! - мЯгко гладЯ ее по
плечам, говорил ‘анин, и ему было приЯтно говорить так ласково и нежно.
‹ида робко, из-под краЯ шлЯпы, совсем по-детски снизу вверх взглЯнула
ему в лицо и притихла.
- џ ведь все знаю, - говорил ‘анин, - давно знаю... всю эту историю...
•отЯ ‹ида знала, что многие догадываютсЯ о ее свЯзи, но все-таки, как
будто ‘анин ударил ее по лицу, дернулась от него всем своим гибким телом, и
ее широко раскрытые, моментально высохшие глаза, с красивым ужасом
прекрасного затравленного животного скосились на брата.
- Ќу, чего ты еще!.. ’очно Я тебе на хвост наступил! - добродушно
усмехнулсЯ ‘анин, с удовольствием взЯл ее за круглые мЯгкие плечи, пугливо
дрожащие под его пальцами, и опЯть посадил на плетень, ‹ида покорно села в
прежнюю надломленную позу.
- —то тебЯ, собственно, так огорчило? - спросил ‘анин. - Ћ, что Я все
знаю? ’ак неужели же ты, отдавшись ‡арудину, была такого скверного мнениЯ о
своем поступке, что даже боишьсЯ признатьсЯ в нем?.. ‚от не понимаю!.. Ђ то,
что ‡арудин не женилсЯ на тебе, так это и слава Ѓогу. ’ы и сама знаешь
теперь... да и раньше знала, что это человечек хотЯ и красивый, и длЯ любви
подходЯщий, но дрЯнной и подлый... ’олько и было в нем хорошего, что
красота, но ею ты уже воспользовалась достаточно!
"Ћн мною, а не Я... или и Я... да!.. ѓосподи, ѓосподи!" - проносилось в
горЯчей голове ‹иды.
- ‚от то, что ты беременна...
‹ида закрыла глаза и глубоко втЯнула голову в плечи.
- ќто, конечно, скверно, - продолжал ‘анин мЯгким и негромким голосом,
- во-первых, потому, что рожать младенцев дело самое прескучное, грЯзное,
мучительное и бессмысленное, а во-вторых, потому, и это главное, что люди
тебЯ замучают... ‹идочка, ты, моЯ ‹идочка! с могучим приливом хорошего
любовного чувства перебил сам себЯ ‘анин. - Ќикому ты зла не сделала, и если
народишь хоть дюжину младенцев, то от этого никому, кроме тебЯ, беды не
будет!
‘анин помолчал, задумчиво покусываЯ ус и скрестив на груди руки.
- џ бы тебе сказал, что надо делать, но ты слишком слаба и глупа длЯ
этого... “ тебЯ не хватит ни дерзости, ни смелости... Ќо и умирать не стоит.
Џосмотри, как хорошо... ‚он как солнце светит, как вода течет... ‚ообрази,
что после твоей смерти узнают, что ты умерла беременной; что тебе до того!..
‡начит, ты умираешь не оттого, что беременна, а оттого, что боишьсЯ людей,
боишьсЯ, что они не дадут тебе жить. ‚есь ужас твоего несчастиЯ не в том,
что оно-несчастие, а в том, что ты ставишь его между собой и жизнью и
думаешь, что за ним уже нет ничего. Ђ на самом деле жизнь остаетсЯ такою,
как и была... ’ы не боишьсЯ тех людей, которые тебЯ не знают, а боишьсЯ,
конечно, только тех, кто к тебе близок, и больше всего тех, которые тебЯ
любЯт и длЯ которых твое "падение" потому только, что оно произведено не на
брачной кровати, а где-нибудь в лесу, на траве, что ли, будет ужасным
ударом. Ќо они ведь не поступЯтсЯ перед тем, чтобы наказать тебЯ за грех
твой, так что ж и тебе в них?.. Ћни, значит, глупы, жестоки и плоски, что же
ты мучаешьсЯ и хочешь умереть ради глупых, плоских и жестоких людей?..
‹ида медленно поднЯла на него спрашивающие большие глаза, и в них ‘анин
увидел искорку пониманиЯ.
- —то же мне делать... что делать? - с тоской проговорила она.
- “ тебЯ два исхода: или избавитьсЯ от этого ребенка, никому на свете
не нужного, рождение которого, кроме горЯ, ты сама видишь, никому в целом
свете не приносит ничего...
’емный испуг показалсЯ в глазах ‹иды.
- “бить существо, которое уже понЯло радость жизни и ужас смерти
жестоко, убить же зародыш, бессмысленный комочек крови и мЯса...
‘транное чувство было в ‹иде: сначала острый стыд, такой стыд, точно ее
всю раздели донага и рылись грубыми пальцами в самых тайниках ее тела. …й
было страшно взглЯнуть на брата, чтобы они оба не умерли от стыда. Ќо серые
глаза ‘анина не мигали, смотрели Ясно и твердо, голос не дрожал и был
спокоен, как будто произносил самые простые, ничем не отличающиесЯ от всЯких
других, слова. € под неуклонностью этих слов стыд расползалсЯ, потерЯл силу
и как бы даже смысл. ‹ида увидела глубокое дно слов этих и почувствовала,
что в ней самой нет уже ни стыда, ни страха. ’огда, испугавшись дерзкой
мысли своей, она с отчаЯнием схватилась за виски, как крыльЯми испуганной
птицы взмахнув легкими рукавами платьЯ.
- Ќе могу... не могу Я! - перебила она. - Њожет быть, это и так, может
быть... но Я не могу... это ужасно!
- Ќу, не можешь, ну, что ж... - становЯсь перед нею на колени и тихо
отрываЯ ее руки от лица, сказал ‘анин, тогда будем скрывать... џ сделаю так,
что ‡арудин уедет отсюда, а ты... выйдешь ты замуж за Ќовикова и будешь
счастлива... џ ведь знаю, что если бы не ЯвилсЯ этот красивый жеребец
офицер, ты полюбила бы Ќовикова... к тому шло...
Џри имени Ќовикова что-то светлое и милое Ярким лучом промелькнуло в
душе ‹иды. Ћттого, что ‡арудин сделал ее такою несчастной, и оттого, что она
чувствовала, что Ќовиков не сделал бы, ‹иде на одну секунду показалось,
будто все это было простой и поправимой ошибкой и в ней ничего нет ужасного:
сейчас она встанет, пойдет, что-то скажет, улыбнетсЯ, и жизнь опЯть
развернетсЯ перед нею всеми своими солнечными красками. ЋпЯть ей можно будет
жить, опЯть любить, только гораздо лучше, крепче и чище. Ќо сейчас же она
вспомнила, что это невозможно, что она уже грЯзна, измЯта недостойным,
бессмысленным развратом.
Ќеобычайно грубое, мало ей известное и никогда не произносимое слово
вынырнуло в ее памЯти. ќтим словом, как тЯжкой пощечиной, она заклеймила
себЯ с больным наслаждением, и сама испугалась.
- Ѓоже мой... Ќо разве это так, разве Я такаЯ?.. Ќу да, ну да... такаЯ,
такаЯ... ‚от тебе!..
- —то ты говоришь! - с отчаЯнием прошептала она брату, мучительно
стыдЯсь своего звучного и прекрасного, как всегда, голоса.
- Ђ что же? - спросил ‘анин, сверху глЯдЯ на ее красивые спутанные
волосы над склоненной белой шеей, по которой двигалсЯ легкий золотой налет
солнечного света, проскользнувшего между листьЯми.
…му вдруг просто стало страшно, что не удастсЯ уговорить ее, и эта
красиваЯ, солнечнаЯ, молодаЯ женщина, способнаЯ дать счастье многим людЯм,
уйдет в бессмысленную пустоту.
‹ида беспомощно молчала. Ћна старалась подавить в себе желанную
надежду, котораЯ против воли овладевала всем дрожащим телом ее. …й казалось,
что после всего случившегосЯ стыдно не только жить, но даже желать жизни. Ќо
могучее, полное солнца молодое тело отталкивало эти уродливые слабые мысли,
точно Яд, не желаЯ признать своими калеченых недоносков.
- —то же ты молчишь? - спросил ‘анин.
- ќто невозможно... ќто было бы подло, Я...
- Ћставь ты, пожалуйста, этот вздор... - с неудовольствием возразил
‘анин.
‹ида опЯть скосила на него полные слез и тайных желаний красивые глаза.
‘анин помолчал, поднЯл какую-то веточку, перекусил ее и бросил.
- Џодло, подло... - проговорил он, - вон, тебЯ страшно поразило то, что
Я говорил... Ђ почему? Ќи ты, ни Я на этот вопрос определенного ответа не
дадим... Ђ если и дадим, то это будет не ответ! Џреступление? —то такое
преступление!
Љогда во времЯ родов матери грозит смерть, разрезать на части,
четвертовать, раздавить голову стальными щипцами уже живому, готовому
закричать ребенку - это не преступление!.. ќто только несчастнаЯ
необходимость!.. Ђ прекратить бессознательный, физиологический процесс,
нечто еще не существующее, какую-то химическую реакцию, - это преступление,
ужас!.. “жас, хотЯ бы от этого так же зависела жизнь матери, и даже больше
чем жизнь - ее счастье!.. Џочему так? - Ќикто не знает, но все кричат браво!
- усмехнулсЯ ‘анин. - ќх, люди, люди... создадут, вот так себе, призрак,
условие, мираж и страдают. Ђ кричат: "—еловек - великолепно, важно,
непостижимо! —еловек - –арь!" –арь природы, которому никогда царствовать не
приходитсЯ: все страдает и боитсЯ своей же собственной тени!
‘анин помолчал.
- „а, впрочем, не в том дело. ’ы говоришь - подло. Ќе знаю... может
быть. Ќо только если сказать о твоем падении Ќовикову, он перенесет жестокую
драму, может быть, застрелитсЯ, но любить тебЯ не перестанет. € он будет сам
виноват, потому что будет боротьсЯ с теми же самыми предрассудками, в
которые официально не верит. …сли бы он был действительно умен, он не придал
бы никакого значениЯ тому, что ты с кем-то спала, извини за грубое
выражение. Ќи тело твое, ни душа твоЯ от этого хуже не стали... Ѓоже мой,
ведь женилсЯ бы он на вдове, например! Ћчевидно, дело тут не в факте, а в
той путанице, котораЯ происходит у него в голове. Ђ ты... …сли бы человеку
было свойственно любить один только раз, то при попытке любить во второй
ничего бы не вышло, было бы больно, гадко и неудобно. Ђ то этого нет. ‚се
одинаково приЯтно и счастливо. Џолюбишь ты Ќовикова... Ђ не полюбишь, так...
уедем со мной, ‹идочка! †ить можно везде!..
‹ида вздохнула, стараЯсь вытолкнуть изнутри что-то тЯжелое.
"Ђ может быть, и вправду все будет опЯть хорошо... Ќовиков... он милый,
славный и... красивый тоже... Ќет, да... не знаю..."
- Ќу, что было бы, если бы ты утопилась? „обро и зло не потерпело бы ни
прибыли, ни убытка... ‡атЯнуло бы илом твой распухший, безобразный труп,
потом тебЯ вытащили и похоронили... ’олько и всего!
Џеред глазами ‹иды заколыхалась зеленаЯ зловещаЯ глубина, потЯнулись
медленными змееобразными движениЯми какие-то осклизлые нити, полосы, пузыри,
стало вдруг страшно и отвратительно.
"Ќет, нет, никогда... Џусть позор, Ќовиков, все что угодно, только не
это!" - бледнеЯ, подумала она.
- ‚он ты как обалдела от страху! - смеЯсь, сказал ‘анин.
‹ида улыбнулась сквозь слезы, и эта собственнаЯ случайнаЯ улыбка, точно
показав, что еще можно смеЯтьсЯ, согрела ее.
"—то бы там ни было, буду жить!" - со страстным и почти торжествующим
порывом подумала она.
- Ќу вот, - радостно сказал ‘анин и встал порывисто и весело. - Ќи от
чего не может быть так тошно, как от мысли о смерти, но если и это плечи
подымут и не перестанешь слышать и видеть жизнь, то и живи! ’ак?.. Ќу, дай
лапку!
‹ида протЯнула ему руку, и в ее робком, женственном движении была
детскаЯ благодарность.
- Ќу вот так... ‘лавнаЯ у тебЯ ручка!
‹ида улыбнулась и молчала.
Ќе слова ‘анина подействовали на нее. ‚ ней самой была огромнаЯ,
упорнаЯ и смелаЯ жизнь, и минута молчаниЯ и слабости только натЯнула ее, как
струну. …ще одно движение и струна бы порвалась, но движениЯ этого не было,
и всЯ душа ее зазвучала еще стройнее и звучнее дерзостью, жаждой жизни и
бесшабашной силой. ‘ восторгом и удивлением, в незнакомой ей бодрости, ‹ида
смотрела и слушала, каждым атомом своего существа улавливаЯ ту же могучую
радостную жизнь, котораЯ шла вокруг, в свете солнца, в зеленой траве, в
бегущей, пронизанной насквозь светом воде, в улыбающемсЯ спокойном лице
брата и в ней самой. …й казалось, что она видит и чувствует в первый раз.
- †ить! - оглушительно и радостно кричало в ней.
- Ќу вот и хорошо, - - говорил ‘анин, Я помог тебе в борьбе в трудное
времЯ, а ты менЯ за это поцелуй, потому что ты красавица!
‹ида молча улыбнулась, и улыбка была загадочнаЯ, как у лесной девы.
‘анин взЯл ее за талию и, чувствуЯ, как в его мускулистых руках вздрагивает
и тЯнетсЯ упругое теплое тело, крепко и дерзко прижал ее к себе.
‚ душе ‹иды делалось что-то странное, но невыразимо приЯтное: все в ней
жило и жадно хотело еще большей жизни, не отдаваЯ себе отчета, она медленно
обвила шею брата обеими руками и, полузакрыв глаза, сжала губы длЯ поцелуЯ.
€ чувствовала себЯ неудержимо счастливой, когда горЯчие губы ‘анина долго и
больно ее целовали. ‚ это мгновение ей не было дела до того, кто ее целует,
как нет дела цветку, пригретому солнцем, кто его греет.
"—то же это со мной, - думала она с радостным удивлением, - ах да... Я
хотела зачем-то утопитьсЯ... как глупо!.. ‡ачем?.. Ђх, как хорошо... все
равно кто... ’олько бы жить".
- Ќу вот... - сказал ‘анин, выпускаЯ ее, - все, что хорошо, хорошо... и
ничему больше не надо придавать значениЯ!
‹ида медленно поправлЯла волосы, глЯдЯ на него со счастливой и
бессмысленной улыбкой. ‘анин подал ей зонтик и перчатку; и ‹ида сначала
удивилась отсутствию другой, а потом вспомнила и долго тихо смеЯлась,
припоминаЯ, каким громадным и зловещим казалось ей ровно ничего не значащее
утопление перчатки.
"€так, все!" - думала она, идЯ с братом по берегу и подставлЯЯ выпуклую
грудь горЯчему солнечному свету.

Ќовиков сам отворил дверь ‘анину и, увидев его, насупилсЯ. …му было
тЯжело все, что напоминало ‹иду и то непонЯтно прекрасное, что разбилось у
него в душе, как тонкаЯ ваза.
‘анин заметил это и вошел, примирительно и ласково улыбаЯсь. ‚ комнате
Ќовикова было грЯзно и разбросано, как будто вихрь прошел по ней, заметЯ пол
бумажками, соломой и всЯким хламом. Ѓез всЯкого толку наваленные на кровати,
стульЯх и выдвинутых Ящиках комода пестрели книги, белье, инструменты и
чемоданы.
- Људа? - с недоумением спросил ‘анин.
Ќовиков, стараЯсь не смотреть на него, молча передвигал на столе
какие-то мелочи.
- …ду, брат, на голод... бумагу получил... - неловко и сердЯсь на себЯ
за это, ответил он.
‘анин посмотрел на него, потом на чемодан, потом опЯть на него и вдруг
широко улыбнулсЯ. Ќовиков промолчал, машинально прЯча вместе со стеклЯнными
трубками сапоги. …му было больно, и чувствовал он полное тоскливое
одиночество.
- …сли ты будешь так укладыватьсЯ, заметил ‘анин, - то приедешь и без
инструментов и без сапог.
- Ђ... произнес Ќовиков, мельком взглЯнув на ‘анина, и его глаза,
полные слез, сказали: "Ћставь менЯ... видишь, мне тЯжело!"
‘анин понЯл и замолчал.
‚ окно уже плыли задумчивые летние сумерки, и над легкой зеленью сада
потухало Ясное, чистое, как кристалл, небо.
- Ђ по-моему, - начал ‘анин, помолчав, - чем ехать тебе черт знает
куда, лучше бы тебе на ‹иде женитьсЯ!
Ќовиков неестественно быстро повернулсЯ к нему и вдруг весь затрЯссЯ.
- џ тебЯ попрошу... оставить эти глупые шутки! - звенЯщим голосом
прокричал он.
‡вук его голоса улетел в задумчивый прохладный сад и странно прозвенел
под тихими деревьЯми.
- —его ты взъелсЯ? - спросил ‘анин.
- Џослушай... - хрипло произнес Ќовиков, и глаза у него сделались
круглые, а лицо стало совсем не похоже на то доброе и мЯгкое лицо, которое
знал ‘анин.
- Ђ ты станешь спорить, что женитьба на ‹иде не счастье? - весело
смеЯсь одними уголками глаз, спросил ‘анин.
- Џерестань! - взвизгнул Ќовиков, шатаЯсь, как пьЯный, бросилсЯ к
‘анину, схватил тот же нечищеный сапог и с неведомой силой взмахнул им над
головой.
- ’ише ты, черт! - сердито сказал ‘анин, невольно отодвигаЯсь.
Ќовиков с отвращением бросил сапог и остановилсЯ перед ним, тЯжело
дыша.
- ќто менЯ-то старым сапогом! - укоризненно покачал головой ‘анин. …му
было жаль Ќовикова и смешно все, что тот делал.
- ‘ам виноват... - сразу слабеЯ и конфузЯсь, возразил Ќовиков.
€ сейчас же почувствовал нежность и доверие к ‘анину. ’от был такой
большой и спокойный, и Ќовикову, точно маленькому мальчику, захотелось
приласкатьсЯ, пожаловатьсЯ на то, что его так измучило. „аже слезы выступили
у него на глазах.
- …сли бы ты знал, как мне тЯжело! - сказал он прерывисто, делаЯ усилиЯ
горлом и ртом, чтобы не заплакать.
- „а Я, голубчик, все знаю, - ласково ответил ‘анин.
- Ќет, ты не можешь знать! - доверчиво возразил Ќовиков, машинально
садЯсь рЯдом. …му казалось, что его состоЯние так исключительно тЯжело, что
никто не в силах понЯть его.
- Ќет, знаю... - сказал ‘анин, - хочешь, побожусь?.. …сли ты больше не
будешь кидатьсЯ на менЯ со старым сапогом, так Я тебе это докажу. Ќе будешь?
- „а... Ќу прости, ‚олодЯ, - конфузливо пробормотал Ќовиков, называЯ
‘анина по имени, чего никогда не делал.
‘анину это понравилось, и оттого желание помочь и все уладить сделалось
в нем еще сильнее.
- ‘лушай, голубчик, будем мы говорить откровенно, - заговорил он,
ласково положив руку на колено Ќовикова, - ведь ты и ехать собралсЯ только
потому, что ‹ида тебе отказала, а тогда, у ‡арудина, тебе показалось, что
это ‹ида пришла.
Ќовиков понурилсЯ. …му казалось, что ‘анин расковыривает в нем свежую,
нестерпимо болезненную рану.
‘анин посмотрел на него и подумал: "Ђх ты, добраЯ глупаЯ животнаЯ!"
- џ тебЯ не стану уверЯть, - продолжал он, - что ‹ида не была в свЯзи с
‡арудиным, Я этого не знаю... не думаю... - поспешно прибавил он, заметив
страдальческое выражение, промелькнувшее по лицу Ќовикова, точно тень
пролетевшей тучки.
Ќовиков поглЯдел на него со смутной надеждой.
- €х отношениЯ начались так недавно, - поЯснил ‘анин, - что ничего
серьезного быть не могло. Ћсобенно если принЯть во внимание характер ‹иды...
’ы ведь знаешь ‹иду.
Џеред глазами Ќовикова встала ‹ида, такаЯ, какою он ее знал и любил:
стройнаЯ гордаЯ девушка, с большими, не то нежными, не то грозЯщими глазами
в холоде чистоты, точно в ледЯном ореоле. Ћн закрыл глаза и поверил ‘анину.
- „а если между ними и был обыкновенный весенний флирт, то теперь все
это, очевидно, кончено. „а и какое тебе дело до маленького увлечениЯ
девушки, еще свободной и ищущей своего счастьЯ, когда сам ты, даже не роЯсь
в памЯти, конечно, вспомнишь десЯтки таких увлечений и даже гораздо хуже.
Ќовиков повернулсЯ к нему, и от довериЯ, переполнившего его душу, глаза
его стали светлы и прозрачны. ‚ душе его зашевелилсЯ живой росток, но такой
слабый, каждую минуту готовый исчезнуть, что он сам боЯлсЯ неосторожным
словом или мыслью убить его.
- ‡наешь, если бы Я... - Ќовиков не договорил, потому что сам не мог
оформить того, что хотел сказать, но почувствовал, как к горлу подступают
сладкие слезы умилениЯ своим горем и своим чувством.
- —то, если бы? - повышаЯ голос и блестЯ глазами, торжественно
заговорил ‘анин. - џ тебе только одно могу сказать, что между ‹идой и
‡арудиным ничего нет и не было!
Ќовиков растерЯнно посмотрел на него.
- џ думал... - с ужасом заговорил он, чувствуЯ, что не верит.
ѓлупости ты думал, - с искренним раздражением возразил ‘анин, ты разве
не понимаешь ‹иду: раз она столько времени колебалась, какаЯ же это любовь!
Ќовиков схватил его за руку, восторженно глЯдЯ ему в рот.
€ вдруг страшнаЯ злоба и омерзение охватили ‘анина. Ћн несколько
времени молча смотрел в лицо человека, ставшего блаженным при мысли, что
женщина, с которой он хотел совокупитьсЯ, не совокуплЯлась раньше ни с кем.
ѓолаЯ животнаЯ ревность, плоскаЯ и жаднаЯ, как гад, глЯдела из добрых
человеческих глаз, преображенных искренним горем и страданием. Ћ-о! -
зловеще протЯнул ‘анин и встал. Ќу, так Я тебе скажу вот что: ‹ида не только
была влюблена в ‡арудина, она была с ним в свЯзи и теперь даже беременна от
него!
‡венЯщаЯ тишина стала в комнате. Ќовиков, странно улыбаЯсь, глЯдел на
‘анина и потирал руки. ѓубы его вздрогнули, зашевелились, но только какой-то
слабый писк вылетел и умер. ‘анин стоЯл над ним и смотрел в глаза, и на
нижней челюсти и в уголках рта залегла у него жестокаЯ и опаснаЯ складка.
- Ќу, что ж ты молчишь? спросил ‘анин.
Ќовиков быстро поднЯл на него глаза и быстро опустил, так же молча и
растерЯнно улыбаЯсь.
- ‹ида пережила страшную драму, - тихо заговорил ‘анин, как бы
разговариваЯ сам с собою, - если бы случай не натолкнул менЯ, то теперь ее
уже не было на свете и то, что вчера было прекрасной, живой девушкой, сейчас
лежало бы голое и безобразное, изъеденное раками, где-нибудь в береговой
тине... Ќе в том дело, что она бы умерла... всЯкий человек умирает, но с нею
умерла бы огромнаЯ радость, которую она вносила в жизнь окружающих людей...
‹ида... она не одна, конечно... но если бы погибла всЯ женскаЯ молодость, на
свете стало бы, как в могиле. € Я лично, когда бессмысленно затравЯт молодую
красивую девушку, испытываю желание кого-нибудь убить!.. ‘лушай, мне все
равно, женишьсЯ ли ты на ‹иде или пойдешь к черту, но мне хочетсЯ сказать
вот что: ты идиот! - если бы под твоим черепом ворошилась бы хоть одна
здороваЯ чистаЯ мысль, разве ты страдал бы так и делал несчастным себЯ и
других оттого только, что женщина, свободнаЯ и молодаЯ, выбираЯ самца,
ошиблась и стала опЯть свободной уже после полового акта, а не прежде
него... џ говорю тебе, но ты не один... вас, идиотов, сделавших жизнь
невозможной тюрьмой, без солнца и радости, миллионы!.. Ќу а ты сам: сколько
раз ты сам лежал на брюхе какой-нибудь проститутки и извивалсЯ от похоти,
пьЯный и грЯзный, как собака!.. ‚ падении ‹иды была страсть, была поэзиЯ
смелости и силы, а ты? Љакое же ты имеешь право отворачиватьсЯ от нее, ты,
мнЯщий себЯ умным и интеллигентным человеком, между умом которого и жизнью
Якобы нет преград!.. —то тебе до ее прошлого? Ћна стала хуже, меньше
доставит наслаждениЯ? ’ебе самому хотелось лишить ее невинности?.. Ќу?
- ’ы сам знаешь, что это не так... дрожащими губами проговорил Ќовиков.
- Ќет - так! - крикнул ‘анин. - Ђ если не так, так что же?..
Ќовиков молчал.
‚ душе его было пусто и темно и только, как освещенное окно в темном
поле, далеко-далеко засветилось тоскливое счастье прощениЯ, жертвы и
подвига.
‘анин смотрел на него и, казалось, ловил его мысли по всем изгибам
изворотливого мозга.
- џ вижу, - заговорил он опЯть тихим, но острым тоном, - что ты думаешь
о самопожертвовании... “ тебЯ уже Явилась лазейка: Я снизойду до нее, Я
прикрою ее от толпы и так далее... € ты уже растешь в своих глазах, как
червЯк на падали!.. Ќет, врешь! Ќи на одну минуту в тебе нет самоотречениЯ:
если бы ‹иду действительно испортила оспа, ты, может быть, и понатужилсЯ бы
до подвига, но через два днЯ испортил бы ей жизнь, сослалсЯ бы на рок и или
сбежал бы, или заел бы ее, и шел бы на подвиг с отчаЯнием в душе. Ђ теперь
ты на себЯ, как на икону, взираешь!.. …ще бы: ты светел лицом, и всЯкий
скажет, что ты свЯтой, а потерЯть ты ровно ничего не потерЯл: у ‹иды
остались те же руки, те же ноги, та же грудь, та же страсть и жизнь!..
ЏриЯтно наслаждатьсЯ, сознаваЯ, что делаешь свЯтое дело!.. …ще бы!
€ под этими словами в душе Ќовикова трусливо сжалось в комочек и
умерло, как раздавленный червЯк, то трогательное самолюбие, которое начинало
расцветать там, и мЯгкаЯ душа его дала новое чувство, проще и искреннее
первого.
- ’ы хуже думаешь обо мне, чем Я есть! - с печальной укоризной сказал
он. - џ вовсе не так туп, как ты говоришь... Њожет быть... не стану спорить,
во мне и сильны предрассудки, но ‹идию Џетровну Я люблю... и если бы Я знал,
что она менЯ любит, разве Я стал бы задумыватьсЯ над тем...
Џоследнее слово он проговорил с трудом, и эта трудность сказать то, во
что веришь, уже доставлЯла ему самому острое страдание.
‘анин вдруг остыл. Ћн задумалсЯ, прошелсЯ по комнате, остановилсЯ у
окна в сумеречный сад и тихо ответил:
- Ћна теперь несчастна, ей не до любви... ‹юбит она тебЯ или не любит,
кто ее знает. џ только думаю, что если ты пойдешь к ней и будешь вторым
человеком в мире, который не казнит ее за ее минутное, случайное счастье,
то... кто ж ее знает!..
Ќовиков задумчиво смотрел перед собою. ‚ нем была и печаль и радость; и
печальнаЯ радость, и радостнаЯ печаль создавали в душе его светлое, как
умирающий летний вечер, трогательное счастье.
- Џойдем к ней, - сказал ‘анин, - что бы там ни было, а ей будет легче
увидеть человеческое лицо среди масок, под которыми звериные морды... ’ы,
друг мой, достаточно глуп, это правда, но есть у тебЯ, в самой твоей
глупости, нечто такое, чего нет у других... —то ж, на этой глупости мир
долго строил свое счастье и свои упованиЯ... Џойдем.
Ќовиков робко ему улыбнулсЯ.
- џ пойду... но только ей самой приЯтно ли это будет?
- ’ы не думай об этом, - положил ему на плечи обе руки ‘анин, - если ты
считаешь, что делаешь хорошо - делай, а там будет видно...
- Ќу, пойдем! - решительно сказал Ќовиков. ‚ дверЯх он остановилсЯ и,
глЯдЯ прЯмо в глаза ‘анину, с неведомой в нем силой сказал:
- €, знаешь, если это возможно, Я сделаю ее счастливой... ќта фраза
банальна, но Я не могу иначе выразить то, что чувствую...
- Ќичего, друг, ласково ответил ‘анин, - Я понимаю и так!..

XXI

‡нойное лето стоЯло над городом. Џо ночам высоко в небе ходила круглаЯ
светлаЯ луна, воздух был тепел и густ и вместе с запахом садов и цветов
возбуждал истомные властные чувства.
„нем люди работали, занимались политикой, искусством, проведением в
жизнь разнообразных идей, едой, питьем, купаньем и разговорами,, но как
только спадала жара, укладывалась успокоеннаЯ отЯжелевшаЯ пыль и на темном
горизонте, из-за дальней рощи или ближней крыши показывалсЯ край круглого
светло-загадочного диска, заливающего сады холодным таинственным светом, все
останавливалось, точно скидывало с себЯ какие-то пестрые одежды, и легкое и
свободное начинало жить настоЯщей жизнью. € чем моложе были люди, тем полнее
и свободнее была эта жизнь. ‘ады стонали от соловьиного свиста, травы,
задетые легким женским платьем, таинственно качали своими головками, тени
углублЯлись, в воздухе душно вставала любовнаЯ истома, глаза то загорались,
то туманились, щеки розовели, голоса становились загадочны и призывны.
€ новые поколениЯ людей стихийно зарождались под холодным лунным
светом, в тени молчаливых деревьев, дышащих прохладой, на примЯтой сочной
траве.
€ ћрий ‘варожич, вместе с афровым занимаЯсь политикой, кружками
саморазвитиЯ и чтением новейших книг, воображал, что именно в этом его
настоЯщаЯ жизнь, и в этом разрешение и успокоение всех его тревог и
сомнений. Ќо сколько он ни читал, сколько ни устраивал, ему все было скучно
и тЯжко, и в жизни не было огнЯ. ‡ажигалсЯ он только в те минуты, когда ћрий
чувствовал себЯ здоровым и сильным и был влюблен в женщину.
‘начала все женщины, молодые и красивые, казались ему одинаково
интересными и одинаково волновали его, но вот среди них начала выступать
одна и мало-помалу она взЯла себе все краски и все прелести их и стала перед
ним отдельно, прекраснаЯ и милаЯ, как березка на опушке леса весной.
Ћна была очень красива, высокого роста, полнаЯ и сильнаЯ, ходила на
каждом шагу подаваЯсь вперед высокой и красивой грудью, голову носила
приподнЯтой на сильной и белой шее, звонко смеЯлась, красиво пела, и хотЯ
много читала, любила умные мысли и свои стихи, но все ее существо ощущало
полное удовлетворение только тогда, когда ей приходилось делать усилиЯ,
напирать на что-нибудь упругой грудью, обхватывать изо всей силы руками,
упиратьсЯ ногами, смеЯтьсЯ, петь и смотреть на сильных и красивых мужчин.
€ногда, когда, могуче сжигаЯ все темное, светило солнце или блестела на
темном небе луна, ей хотелось раздетьсЯ и голой бежать по зеленой траве,
броситьсЯ в темную колыхающуюсЯ воду, кого-то ждать и искать, призываЯ
певучим криком.
…е присутствие волновало ћриЯ, вызываЯ в нем неведомые еще не
использованные силы. Џри ней Ярче говорил его Язык, сильнее становились
мускулы, крепче сердце и гибче ум. ‚есь день он думал о ней и вечером шел
искать ее, скрываЯ это даже от самого себЯ.
Ќо в душе его было что-то разъеденное, нудное, становЯщеесЯ поперек
силы, идущей на волю изнутри. Љаждое чувство, возникающее в нем, он
останавливал и опрашивал, и чувство меркло, вЯло и терЯло лепестки, как
цветок под морозом. Љогда он спрашивал себЯ, что влечет его к Љарсавиной, то
отвечал: половое влечение, и только, - и хотЯ не знал сам почему, но это
прЯмоугольное слово вызывало в нем небрежное и тЯжелое длЯ него самого
презрение.
Ђ между тем между ними безмолвно устанавливалась таинственнаЯ свЯзь, и
как в зеркале, каждое его движение отражалось в ней, а ее в нем.
Љарсавина не думала, что в ней происходит, но чувству своему
радовалась, боЯлась его, желала и старалась скрыть от других, чтобы оно было
полно и всецело принадлежало ей одной. …е мучило, что она не может понЯть
всего, что происходит в душе и теле этого красивого, милого ей человека. Џо
временам ей казалось, что между ними ничего нет, и тогда она страдала,
плакала и томилась, точно потерЯв какое-то богатство. Ќо все-таки внимание
других мужчин, которые подходили к ней и смотрели на нее странными и
понЯтными и непонЯтными глазами, не могло не тешить и не волновать ее. €
потому, особенно тогда, когда она была уверена в том, что любима ћрием и всЯ
расцветала, как невеста, Љарсавина волновала других и сама волновалась
тайной жадных желаний.
€ особенно странную волнующую струю чувствовала она в себе, когда к ней
приближалсЯ ‘анин, с его широкими плечами, спокойными глазами и уверенно
сильными движениЯми. ‹овЯ себЯ на этом тайном волнении, Љарсавина пугалась,
считала себЯ дурной и развратной и все-таки с любопытством смотрела на
‘анина.
‚ечером, в тот день, когда ‹ида пережила свою тЯжелую драму, ћрий и
Љарсавина встретились в библиотеке. Ћни просто поздоровались и занЯлись
каждый своим делом: Љарсавина выбирала книги, а ћрий просматривал
петербургские газеты. Ќо вышло как-то так, что они вместе и пошли по уже
пустым, Ярко освещенным луной улицам.
‚ воздухе было необыкновенно тихо, и слышались только смЯгченные
расстоЯнием звуки трещотки ночного сторожа и лай маленькой собаки где-то на
задворках. Ќа бульваре они наткнулись на какую-то компанию, сидевшую в тени
деревьев. ’ам слышались оживленные голоса, виднелись вспыхивающие и на
мгновение освещавшие чьи-то усы и бороды огоньки папирос. € когда они уже
проходили мимо, чистый и веселый мужской голос пропел:

‘ердце красавицы
Љак ветерок полей!..

Ќе доходЯ до квартиры Љарсавиной, они сели на лавочку у чужих ворот, в
глубокой тени, откуда виднелась широкаЯ, ровно освещеннаЯ луной улица, а в
конце ее белаЯ ограда церкви и темные липы, над которыми холодно, как
звезда, блестел в небе крест.
- Џосмотрите, как хорошо! - певуче сказала Љарсавина, показываЯ рукой.
ћрий мельком и с наслаждением взглЯнул на ее белое полное плечо, кругло
блестевшее сквозь широкий ворот малороссийского костюма, и почувствовал
неудержимое желание сжать ее, поцеловать в пухлые сочные губы, раскрытые от
его губ так близко. Ћн вдруг почувствовал, что это надо сделать, что и, она
сама ждет этого, и боитсЯ, и желает.
Ќо вместо того, как-то упустив момент и обессилев, он скривил губы и
насмешливо хмыкнул.
- Ћ чем вы? - спросила Љарсавина.
- ’ак, ни о чем... - сдерживаЯ страстную дрожь в ногах, ответил ћрий, -
чересчур уж хорошо.
Ћни помолчали, чутко прислушиваЯсь к отдаленным звукам, звенЯщим за
темными садами и блестЯщими от луны крышами.
- Ѓыли вы когда-нибудь влюблены? - спросила вдруг Љарсавина.
- Ѓыл... - медленно ответил ћрий. "Ђ что, если Я скажу?" - с замиранием
подумал он и сказал: - џ и сейчас влюблен.
- ‚ кого? - вздрогнувшим голосом спросила Љарсавина, полнаЯ уверенности
и страха.
- „а в вас! - стараЯсь говорить шутЯ, но срываЯсь с тона, ответил ћрий,
наклонЯЯсь и заглЯдываЯ ей в глаза, странно блестЯщие в тени.
Ћна быстро и испуганно взглЯнула на него, и ее испуганное блаженное
лицо было полно ожиданиЯ.
ћрий хотел ее обнЯть. Ћн уже чувствовал под своими руками мЯгкие
холодноватые плечи и упругую грудь, но испугалсЯ, опЯть упустил момент и, не
имеЯ силы, не думаЯ сделать то, чего хотел, смущенно и притворно зевнул.
"утит!" - с болью подумала Љарсавина, и вдруг все в ней похолодело от
горЯ и обиды. Ћна почувствовала, что сейчас заплачет, и с судорожным усилием
удержать слезы стиснула зубы.
- ѓлупости! - поспешно вставаЯ, изменившимсЯ голосом пробормотала она.
- џ серьезно говорю! - сказал ћрий уже против воли неестественным
голосом, - Я вас люблю, и вы можете мне поверить очень страстно!
Љарсавина, не отвечаЯ, собрала свои книги.
"‡ачем так... за что?" - с тоской думала она и вдруг с ужасом подумала,
что выдала себЯ, и он презирает ее.
ћрий подал ей упавшую книгу.
- Џора домой... - тихо сказала она.
ћрию было мучительно жаль, что она уйдет, и в то же времЯ ему
показалось, что выходит оригинально и красиво, далеко от всЯкой пошлости.
€ он загадочно ответил:
- „о свиданьЯ!
Ќо когда Љарсавина подала ему руку, ћрий против воли нагнулсЯ и
поцеловал ее в мЯгкую теплую ладонь, от которой пахнуло ему в лицо милым
нежным запахом. Љарсавина сейчас же с легким вскриком отдернула руку.
- —то вы!
Ќо мимолетное ощущение прикосновениЯ к губам мЯгкого, девственно
холодноватого тела было так сильно, что у ћриЯ закружилась голова, и он мог
только блаженно и бессмысленно улыбатьсЯ, прислушиваЯсь к быстрому шороху ее
удалЯющихсЯ шагов.
‘коро скрипнула калитка, и ћрий, все так же улыбаЯсь, пошел домой, изо
всех сил вдыхаЯ чистый воздух и чувствуЯ себЯ сильным и счастливым.

XXII

Ќо в своей комнате, после простора и прохлады лунной ночи, душной и
узкой, как тюрьма, ћрий опЯть стал думать, что все-таки жить скучно и все
это мелко и пошло.
- ‘орвал поцелуй! Љакое счастье, какой подвиг, подумаешь! Љак это
достойно и поэтично: луна, герой соблазнЯет девицу пламенными речами и
поцелуЯми... ’ьфу, пошлость! ‚ этом проклЯтом захолустье незаметно
мельчаешь!
€ как, живЯ в большом городе, ћрий полагал, что с тип ему только уехать
в деревню, окунутьсЯ в простую, черноземную жизнь, с ее работой, настоЯщей
невыдуманной работой, с ее полЯми, солнцем и мужиками, чтобы жизнь
приобрела, наконец, истинный смысл, так теперь ему подумалось, что если бы
не эта глушь, если бы перенестись в столицу, то жизнь закипела бы на
настоЯщем пути.
- ‚ столице шум, шумЯт витии! - с задумчивым лицом и бессознательным
пафосом продекламировал ћрий.
Ќо мгновенно изловив себЯ на мальчишеском восторге, махнул рукой.
Ђ впрочем, что из того... все равно!.. Џолитика, наука... все это
громадно только издали, в идеале, в общем, а в жизни одного человека такое
же ремесло, как и всЯкое другое! Ѓорьба, титанические усилиЯ... да... Ќо в
современной жизни это невозможно. Ќу что ж: Я искренно страдаю, борюсь,
преодолеваю... а потом? ‚ конце концов? ЉонечнаЯ точка борьбы лежит вне моей
жизни. Џрометей хотел дать людЯм огонь и дал - это победа. Ђ мы? - мы можем
только подбрасывать щепочки в огонь, не нами зажженный, не нами потушенный.
€ вдруг у него выскочила мысль, что это потому, что он, ћрий, не
Џрометей. Њысль эта была неприЯтна ему, но он все-таки с болезненным
самобичеванием подхватил се:
Љакой Я Џрометей! “ менЯ все сейчас же на личную почву, Я, Я, Я!.. „лЯ
менЯ, длЯ менЯ!.. џ так же слаб и ничтожен, как и все эти людишки, которых Я
искренно презираю!
ќта параллель была так мучительна длЯ него, что ћрий спуталсЯ и
несколько времени тупо смотрел перед собою, подыскиваЯ себе оправдание.
"Ќет, Я не то что другие! с облегчением подумал он, уже по одному, что
Я это думаю... ђЯзанцев, Ќовиковы, ‘анины не могут думать об этом. Ћни
далеки от трагического самобичеваниЯ, они удовлетворены, как торжествующие
свиньи ‡аратустры! “ них всЯ жизнь в их собственном микроскопическом Я, и
они-то заражают и менЯ своей пошлостью... ‘ волками живЯ, по-волчьи и выть
начинаешь! ќто естественно!"
ћрий стал ходить по комнате, и, как это часто бывает, с переменой
положениЯ и мысли его переменились.
"Ќу хороню... ќго так, а все-таки надо обдумать многое: какие у менЯ
отношениЯ с Љарсавиной? ‹юблю Я се или нет, все равно, что может выйти из
этого? …сли бы Я женилсЯ на ней или просто свЯзалсЯ на некоторое времЯ, было
ли бы длЯ менЯ это счастьем? Ћбмануть ее - было бы преступлением, а если Я
ее люблю, то... ну хорошо: у нее пойдут дети, почему-то краснеЯ, торопливо
подумал ћрий, - в этом, конечно, нет ничего дурного, но все-таки это свЯжет
менЯ и лишит свободы навсегда! ‘емейное счастье мещанскаЯ радость! Ќет, это
не длЯ менЯ!"
"ђаз, два, три... - думал ћрий, машинально стараЯсь ступать так, чтобы
с каждым шагом попадать через две доски пола в третью. - …сли бы наверное
знать, что детей не будет... €ли если бы Я мог полюбить своих детей так,
чтобы отдать им жизнь... Ќет, это тоже пошло... ‚едь и ђЯзанцев будет любить
своих чад, чем же мы будем отличатьсЯ друг от друга? - †ить и жертвовать!
‚от настоЯщаЯ жизнь!.. „а... Ќо кому жертвовать? Љак?.. Ќа какую бы Я дорогу
ни бросилсЯ и какую бы цель Я себе ни поставил, где тот чистый и несомненный
идеал, за который не жаль было бы умереть?.. „а, не Я слаб, а жизнь не стоит
жертв и любви. Ђ если так, то не стоит и жить!"
€ этот вывод никогда еще так Ясно не укладывалсЯ в мозгу ћриЯ.
Ќа столе у него всегда лежал револьвер, и теперь он, блестЯ своими
полированными частЯми, попадалсЯ на глаза ћрию каждый раз, когда тот доходил
до стола и поворачивалсЯ обратно.
ћрий взЯл его и внимательно осмотрел. ђевольвер был зарЯжен. ћрий взвел
курок и приставил револьвер к виску.
"’ак вот... - подумал он, - раз и кончено? ѓлупо или умно стрелЯтьсЯ?
‘амоубийство-малодушие... Ќу что же, значит, Я малодушен!"
Ћсторожное прикосновение холодного железа к горЯчему виску было приЯтно
и жутко.
"Ђ Љарсавина? - бессознательно пронеслось в голове ћриЯ. - ’ак Я и не
буду обладать ею и оставлю это возможное длЯ менЯ наслаждение другому?"
€ при мысли о Љарсавиной в нем сладострастно и нежно все замерло. Ќо
усилием воли ћрий заставил себЯ подумать, что это все пустЯки, ничто в
сравнении с теми важными и глубокими мыслЯми, которые, как ему казалось,
наполнЯли его голову. Ќо это было насилием и насилуемое чувство отомстило
ему неудовлетворенной тоской и нежеланием жить.
"Ћтчего бы и в самом деле", - с замиранием сердца спросил себЯ ћрий.
ЋпЯть, и уже с намерением, в которое не верил и над которым стыдливо
усмехнулсЯ, ћрий приложил револьвер к виску и, не отдаваЯ себе отчета в
своем движении, потЯнул за спуск.
—то-то с диким ужасом, холодное и острое, дернулось в нем. ‚ ушах
зазвенело, и всЯ комната как будто метнулась куда-то. Ќо выстрела не было, и
послышалсЯ только слабый металлический щелчок курка.
ћрий, охваченный слабостью с головы до ног, медленно опустил руку с
револьвером. ‚се в нем дрожало и ныло, голова кружилась, во рту мгновенно
пересохло. Љогда он клал револьвер, руки прыгали и несколько раз стукнули
револьвером о стол.
"•орош", - подумал он и, овладев собою, подошел к зеркалу и взглЯнул в
его темную холодную поверхность.
"‡начит, Я трус? Ќет, - с гордостью промелькнуло в нем, - не трус!
‚се-таки Я сделал это и не виноват, что вышла осечка!"
€з темного зеркала на него смотрело такое же лицо, как и всегда, но
ћрию оно показалось торжественно и сурово. Ћн с удовольствием, стараЯсь,
однако, уверить себЯ, что не придает этому акту самообладаниЯ никакого
значениЯ, показал себе Язык и отошел.
- Ќе судьба, значит! - произнес он вслух, и слово это утешило и
ободрило его.
"Ђ что, если бы менЯ видели?" - с боЯзливым смущением подумал он в ту
же секунду и невольно оглЯнулсЯ.
Ќо все было тихо. ‡а запертою дверью не чудилось ничего. Љазалось, что
за пределами комнаты ничего нет, и ћрий один живет и страдает в безграничной
пустоте. Ћн потушил лампу и удивилсЯ, что в комнату сквозь щели ставен уже
пробиваетсЯ бледно-розовый свет утра.
Ћн лег спать, и во сне ему представилось, что кто-то тЯжелый и
громоздкий сел на него, вспыхиваЯ зловещим красным светом.
"ќто - черт!" - с ужасом пронеслось в его душе.
ћрий делал судорожные усилиЯ, чтобы освободитьсЯ. Ќо Љрасный не уходил,
не говорил, не смеЯлсЯ, а только щелкал Языком. ЌельзЯ было разобрать,
насмешливо или соболезнующе он щелкает, и это было мучительно.

XXIII

ЊЯгко и любовно, дыша запахом трав и цветов, в открытое окно плыли
сумерки.
‘анин сидел за столом и при последнем свете днЯ читал уже много раз
читанный им рассказ о том, как трагически одиноко умирал старый архиерей,
окруженный людьми, поклонением и кадильным дымом, облаченный в золотые ризы,
бриллиантовые кресты и всеобщее уважение.
‚ комнате было так же прохладно и чисто, как и на дворе, и легкое
дыхание вечера свободно ходило по комнате, наполнЯЯ грудь, шевелЯ мЯгкие
волосы ‘анина и ласкаЯ его сильные плечи, внимательно и серьезно
сгорбившиесЯ над книгой.
‘анин читал, думал, шевелил губами и был похож на большою маленького
мальчика, углубившегосЯ в книгу. € чем больше читал он, тем сильнее и глубже
возникали в нем грустные мысли о том, сколько ужаса в человеческой жизни,
как тупы и грубы люди и как он далек от них. € ему казалось, что если бы он
знал этого архиереЯ, то это было бы хорошо, и жизнь старого архиереЯ не была
бы такой одинокой.
„верь в комнату отворилась, и кто-то вошел. ‘анин оглЯнулсЯ.
- Ђ!.. ‡дравствуй, - сказал он, отодвигаЯ книгу. - Ќу что скажешь
нового?
Ќовиков слабо пожал ему руку и усмехнулсЯ с бледной и печальной
гримасой.
- Ќичего. ‚се так же скверно, как и было! - ответил он и, махнув рукой,
отошел к окну.
Ћттуда, где сидел ‘анин, был виден только его рослый красивый силуэт,
мЯгко обрисованный потухающим фоном зари. ‘анин долго и внимательно смотрел
на него.
Љогда в первый раз он привел смущенного и страдающего Ќовикова к жалкой
и растерЯнной ‹иде, совсем не похожей на ту красиво смелую и гордую девушку,
какою она была еще недавно, они не сказали ни слова о том, что до дна
проникало в их души. € ‘анин понЯл, что они будут несчастны, когда скажут,
но вдвое несчастнее, пока не говорЯт. Ћн почувствовал, что Ясное и простое
длЯ него они могут найти только ощупью, пройдЯ сквозь страдание, и не тронул
их, но тогда же увидел, что эти два человека находЯтсЯ на замкнутом кругу, и
встреча их неизбежна.
"Ќу да ладно, - подумал ‘анин, - пусть перестрадаютсЯ... от страданиЯ
станут они мЯгче и чище... Џусть!.."
Ђ теперь он почувствовал, что это времЯ настало.
Ќовиков стоЯл перед окном и молча глЯдел в потухающее небо. Ћн был
полон странным чувством, в котором тоска по невозвратимо утраченному тонко
сливалась с дрожью нетерпеливого ожиданиЯ нового счастьЯ. ‚ эти печально
ласковые сумерки он Ярче представлЯл себе ‹иду робкой, несчастной, всеми
униженной и обиженной, и ему казалось, что если бы хватило силы, он стал бы
перед нею на колени, согрел бы ее холодные пальцы поцелуЯми и возродил бы ее
к новой жизни своей всепростившей великой любовью. ‚се горело в нем жаждой
этого подвига, умилением перед собой и любовной жалостью к ‹идс, но не было
сил пойти к ней.
‘анин и это понЯл. Ћн медленно поднЯлсЯ, трЯхнул головой и сказал:
- Ђ ‹ида в саду... Џойдем.
’оскливо и счастливо, жалким больным чувством сжалось сердце Ќовикова.
‹егкаЯ судорога пробежала по его лицу и исчезла. ‚идно было, как сильно
дрожали его пальцы, крутившие усы.
- Ќу что ж?.. Џойдем к ней? - повторил ‘анин, и голос у него был
значителен и спокоен, как будто он приступал к важному, но понЯтному делу.
€ по этому тону Ќовиков понЯл, что ‘анин видит все в нем происходЯщее,
почувствовал огромное облегчение и наивный детский испуг.
- Џойдем, пойдем... - мЯгко продолжал ‘анин, взЯл Ќовикова за плечи и
толкнул к двери.
- —то ж... Я... - пробормотал Ќовиков и вдруг почувствовал умиленную
нежность и желание поцеловать ‘анина. Ќо он не посмел этого сделать и только
посмотрел ему в лицо глубокими мокрыми глазами.
‚ саду было темно и пахло теплой росой. ‡еленоватые просветы зари
стоЯли между стволами, как готические окна. Ќад бледными лужайками тонко
курилсЯ первый туман. Љазалось, кто-то тихий и невидимый ходит по пустынным
дорожкам среди молчаливых деревьев, и тихо вздрагивают при его приближении
засыпающие травы и цветы.
Ќа берегу было светлее, и зарЯ на полнеба стоЯла за рекой, светло
змеившейсЯ в темных лугах. ‹ида сидела тут, у самой воды, и ее тонкий
поникший силуэт белел на траве, точно таинственнаЯ тень, тоскующаЯ над
водой.
’о светлое и дерзкое настроение, которое овладело ею под спокойный
голос брата, исчезло так же быстро, как и поЯвилось. ЋпЯть черною четою
пришли и стали подле стыд и страх и вселили в нее мысль, что она не имеет
права не только на новое счастье, но и на самую жизнь.
–елыми днЯми, с книгой в руках, она сидела в саду, потому что не могла
прЯмо и просто смотреть в глаза матери. ’ысЯчи раз все в ней возмущалось,
тысЯчи раз говорила она себе, что мать - ничто перед ее собственной жизнью,
но каждый раз, когда мать подходила к ней, голос ‹иды менЯлсЯ, терЯЯ свою
звучность, а в глазах бегало что-то виноватое и робкое. Ђ ее смущение,
румЯнец, нетвердый голос и бегающий взглЯд тревожили мать. Ќудные вопросы,
тревоги и преследующие испытующие взглЯды так измучили ‹иду, что она стала
прЯтатьсЯ.
’ак сидела она и в этот вечер, тоскливо следЯ за тающей в черном
горизонте зарей и думаЯ свою тЯжелую безысходную думу.
Ћна думала о том, что не понимает жизни. —то-то непостижимо громадное,
спутанное, как спрут, липкое и могучее, вставало перед нею.
ђЯд прочитанных книг, рЯд великих и свободных идей прошли сквозь ее
мозг, и она видела, что поступок ее был не только естественен, но даже
хорош. Ћн не причинЯл никому зла, а ей и другому человеку дал наслаждение. €
без этого наслаждениЯ у нее не было бы молодости и жизнь была бы уныла, как
дерево осенью, когда облетЯт все листьЯ. Њысль о том, что религиЯ не
освЯтила ее союза с мужчиной, была ей смешна, и все устои этой мысли были
давно источены и разрушены человеческой свободной мыслью. ‚ыходило так, что
она должна была бы радоватьсЯ, как радуетсЯ цветок, в солнечное утро
опылившийсЯ новою жизнью, а она страдала и чувствовала себЯ на дне пропасти,
ниже всех людей, последнею из последних. € как ни звала она великие идеи и
непоколебимые истины, перед завтрашним днем позора они таЯли, как тает воск
от огнЯ. € вместо того чтобы встать ногою на шею людЯм, которых она
презирала за тупость и ограниченность их, ‹ида думала только о том, чтобы
спастись и обмануть их.
€ когда она одиноко плакала, таЯ слезы от людей, и когда обманывала их
притворным весельем, и когда погружалась в тупое отчаЯние, ‹ида, как цветок
к теплому лучу, тЯнулась только к Ќовикову. Њысль о том, что он спасет ее,
казалась преступно подлой, порой вспыхивало возмущение, что она может
зависеть от его прощениЯ и любви, но сильнее убеждений и сильнее протеста
было сознание своего бессилиЯ и любовь к жизни. € вместо того чтобы
возмущатьсЯ людской глупостью, она трепетала, а вместо того чтобы свободно
взглЯнуть в глаза Ќовикову, она робела перед ним, как раба. € в этой
раздвоенной девушке было что-то жалкое и беспомощное, как в птице с
подрезанными крыльЯми, которой уже не полететь никогда.
€ в те минуты, когда муки ее становились невыносимыми, ‹ида всегда
вспоминала о брате, и душа ее переполнЯлась наивным удивлением: ей было
Ясно, что у брата нет ничего свЯтого, что он смотрит на нее, на сестру,
глазами самца, что он эгоистичен и безнравственен, но в то же времЯ это был
единственный человек, с которым ей было легко, с которым она, не стыдЯсь,
могла говорить о самых сокровенных тайнах своей жизни. ‚ его присутствии все
казалось просто и ничтожно: она была беременна, да, но что ж из того? Ћна
была в свЯзи, да, но ей так нравилось! …е будут презирать и унижать так что
ж; перед нею жизнь, солнце и простор, а люди есть везде. Њать будет
страдать, так вольно ж ей!.. ‹ида не видела жизни матери, когда га
переживала свою молодость, и мать не будет следить за нею, когда умрет,
случайно встретившись на дороге жизни и вместе пройдЯ часть пути, они не
могут и не должны ложитьсЯ поперек дороги друг другу.
‹ида видела, что ей самой никогда не стать такой свободной, что, думаЯ
так, она только подчинЯетсЯ обаЯнию этого спокойного и твердого человека, но
с тем большим удивлением и восхищенной нежностью смотрела она на него. €
странные вольные мысли бродили у нее в душе.
"…сли бы он был чужой, не брат..." - несмело и пугливо думала она,
поскорее убиваЯ эту стыдную, но влекущую мысль.
€ опЯть обращалась мыслью к Ќовикову и, как раба, робко ждала и
надеЯлась на его прощение и любовь.
’ак завершалсЯ этот заколдованный круг, и ‹ида бессильно билась в нем,
терЯЯ последние силы и краски своей молодой Яркой души.
Ћна услышала шаги и оглЯнулась.
Ќовиков и ‘анин молча подходили к ней, шагаЯ прЯмо по высокой траве. €х
лиц нельзЯ было рассмотреть в бледном сумраке вечера, но почему-то ‹ида
сразу почувствовала, что страшнаЯ минута приближаетсЯ. Ѓыло похоже, что
жизнь оставила ее, так бледна и слаба стала она.
- Ќу вот, - сказал ‘анин, - Я привел к тебе Ќовикова, а что ему нужно -
он сам тебе скажет... Џосидите тут, а Я пойду чай пить.
Ћн круто повернулсЯ и пошел прочь, широко шагаЯ через траву.
Ќесколько времени, постепенно сливаЯсь с мраком, еще белела его рубаха,
потом исчезла за деревьЯми, и стало так тихо, что не верилось, что он ушел
совсем, а не стоит в тени деревьев.
Ќовиков и ‹ида проводили его глазами и оба по этому движению понЯли,
что все сказано и надо только повторить вслух.
- ‹идиЯ Џетровна, - тихо проговорил Ќовиков, и звук его голоса был так
печален и трогательно искренен, что сердце ‹иды нежно сжалось.
"Ђ он тоже бедный, жалкий и хороший он..." - с грустною радостью
подумала девушка.
- џ все знаю, ‹идиЯ Џетровна... - продолжал Ќовиков, чувствуЯ, как
растет в нем умиление перед своим поступком и жалость к ее скорбной робкой
фигурке, но Я вас люблю по-прежнему... может быть, и вы менЯ полюбите
когда-нибудь... скажите, вы... хотите быть моей женой?
"Ќе надо много говорить ей об "этом", - думал он, - пусть она даже не
знает, какую Я жертву приношу длЯ нее..."
‹ида молчала. Ѓыло так тихо, что слышались на реке быстрые всплески
струек, набегающих на кусты лознЯка.
- Ћба мы несчастны, вдруг неожиданно длЯ самого себЯ из самой глубины
души проговорил Ќовиков, - но, может быть, вдвоем нам будет легче жить!..
’еплые слезы благодарности и нежности навернулись на глаза ‹иды. Ћна поднЯла
лицо к нему и сказала:
- „а... может быть!
"‚идит Ѓог, Я буду хорошей женой и всегда буду любить и жалеть тебЯ!"
сказали ее глаза.
Ќовиков почувствовал этот взглЯд, быстро и порывисто опустилсЯ возле
нее на колени и стал целовать ее дрожащую руку, сам весь дрожа от умилениЯ и
внезапно проснувшейсЯ радостной страсти. € эта страсть так Ярко и глубоко
передалась ‹иде, что разом исчезло больное жалкое чувство робости и стыда.
"Ќу, вот и кончено... € опЯть Я буду счастлива... Њилый, бедный!" -
плача счастливыми слезами, думала она, не отнимаЯ руки и сама целуЯ мЯгкие,
всегда нравившиесЯ ей волосы Ќовикова. ‚оспоминание о ‡арудине Ярко
мелькнуло в ней, но сейчас же погасло.
Љогда пришел ‘анин, решивший, что времени длЯ объЯснений прошло
достаточно, ‹ида и Ќовиков держали друг друга за руки и что-то тихо и
доверчиво рассказывали. Ќовиков говорил, что никогда не переставал ее
любить, а ‹ида говорила, что любит его теперь. € это было правдой, потому
что ‹иде хотелось любви и счастьЯ, она надеЯлась найти их в нем и любила
свою надежду.
€м казалось, что они никогда не были так счастливы. “видев ‘анина, они
замолчали и глЯдели на него смущенными, радостными и доверчивыми глазами.
- Ќу, понимаю, важно сказал ‘анин, поглЯдев на них. - € слава Ѓогу.
Ѓудьте только счастливы!
Ћн хотел еще что-то добавить, но чихнул на всю реку.
- ‘ыро... Ќе схватите насморка! - прибавил он, протираЯ глаза.
‹ида счастливо засмеЯлась, и смех ее прозвучал над рекой опЯть
загадочно и красиво.
- џ уйду! - объЯвил ‘анин, помолчав.
- Људа? - спросил Ќовиков.
- Ђ там пришли за мной ‘варожич и этот офицер... поклонник ’олстого...
как его?.. „линный такой немец!
- ”он „ейц! - беспричинно смеЯсь, подсказала ‹ида.
- Ћн самый. Џришли нас всех звать на какую-то сходку. ’олько Я сказал
им, что вас дома нет.
- ‡ачем, - все смеЯсь, спросила ‹ида, - может, и мы бы пошли.
- ‘иди тут, - возразил ‘анин. - џ бы и сам сел, если было бы с кем!
€ он опЯть ушел, на этот раз в самом деле. ‚ечер наступил. ‚ темной
текучей воде заколебались звезды.

XXIV

‚ечер был темный и глухой. Ќад верхушками черных окаменелых деревьев
тЯжко клубились тучи и быстро, точно поспешаЯ к невидимой цели, ползли от
краЯ и до краЯ неба. ‚ их зеленоватых просветах мелькали и скрывались
бледные звезды. ‚верху все было полно непрестанного зловещего движениЯ, а
внизу все притихло в напрЯженном ожидании.
€ в этой тишине голоса спорЯщих людей казались чересчур резкими и
крикливыми, точно визг маленьких раздраженных животных.
- Љак бы то ни было, - неуклюже, как журавль, спотыкаЯсь длинными
ногами, выкрикивал фон „ейц, - а христианство дало человечеству неизживаемое
богатство как единственное полное и понЯтное гуманитарное учение!
- Ќу да... - упрЯмо дергаЯ головой и сердито глЯдЯ ему в спину,
возражал идущий сзади ћрий, - но в борьбе с животными инстинктами
христианство оказалось так же бессильно, как и все дру...
- Љак "оказалось"! с возмущением вскрикнул фон „ейц. - ‚се будущее за
христианством, и говорить о нем, как о чем-то конченом...
- “ христианства нет будущего! - перебил ћрий, с беспричинной
ненавистью всматриваЯсь в расплывающеесЯ пЯтно офицерского кителЯ. - …сли
христианство не могло победить человечество в эпоху самого острого своего
развитиЯ и бессильно попало в руки кучки мерзавцев, как орудие наглого
обмана, то теперь, когда уже даже самое слово "христианство" стало пресным,
странно и смешно ждать какого-то чуда... €сториЯ не прощает: что раз сошло
со сцены, то назад не придет!..
„еревЯнный тротуар чуть белел под ногами; под деревьЯми иногда не было
видно ни зги и болезненно раздражала возможность стукнутьсЯ о тротуарный
столбик, а голоса казались неестественными, потому что не видно было лиц.
- •ристианство... сошло со сцены! - вскрикнул фон „ейц, и в голосе его
прозвучало преувеличенное изумление и негодование.
- Љонечно, сошло... - упрЯмо продолжал ћрий, - вы так поражаетесь,
точно этого даже и допустить нельзЯ... Љак сошел со сцены Њоисеев закон, как
умерли Ѓудда и эллинские боги, так умер и •ристос... ‡акон эволюции... —то
вас так пугает в этом?.. ‚едь вы же не верите в божественность его учениЯ?
- Љонечно, нет! - обиженно фыркнул фон „ейц, отвечаЯ не столько
вопросу, сколько обидному тону ћриЯ.
’ак неужели же вы допускаете возможность созданиЯ человеком вечного
закона?
"€диот!" - подумал он в эту минуту о фон „ейце, и непоколебимаЯ, очень
приЯтнаЯ уверенность в том, что этот человек бесконечно глупее его, ћриЯ, и
что ему никогда не понЯть того, что как Ѓожий день Ясно и просто длЯ него
самого, нелепо сплеталась в голове ћриЯ с раздраженным желанием во что бы то
ни стало совершенно убедить и переспорить офицера.
- „опустим, что это и так... - волнуЯсь и тоже уже озлоблЯЯсь, возражал
длинный офицер, - но христианство легло в основу будущего... оно не погибло,
оно легло в почву, как всЯкое зерно, а свой плод даст...
- џ не о том говорю... - немного сбившись и оттого еще больше
озлоблЯЯсь, ответил ћрий, - Я хотел сказать...
- Ќет, позвольте... - боЯсь упустить верх, с торжеством перебил фон
„ейц, опЯть оглЯдываЯсь и сбиваЯсь с тротуара. ‚ы именно так сказали...
- ђаз Я говорю, что не так, то, значит, не так... ‘транно! - с острой
злобой от мысли, что глупый фон „ейц хоть на одну минуту может допустить,
что он умнее, оборвал ћрий. - џ хотел сказать...
- Ќу, может быть... Џростите, Я не так понЯл! - со снисходительной
усмешкой пожал узкими плечами фон „ейц, вовсе не скрываЯ, что поймал ћриЯ и
что бы тот теперь ни говорил, все это будет уже запоздалыми отступлениЯми.
ћрий понЯл это и почувствовал такую злобу и оскорбление, что у него
даже горло перехватило.
- џ вовсе не отрицаю огромной роли христианства...
- ’огда вы противоречите себе! - с новым торжествующим восторгом
захлебнулсЯ фон „ейц, радуЯсь, что ћрий несравнимо глупее его и, видимо, не
может даже и приблизительно понЯть того, что так стройно и красиво лежит в
голове самого фон „ейца.
- ќто вам кажетсЯ, что Я противоречу, а на самом деле... напротив, Я...
моЯ мысль совершенно логична, и Я не виноват, что вы... не желаете менЯ
понЯть, - сбивчиво и страдаЯ, совсем уже резко прокричал ћрий. - џ говорю и
говорил, что христианство - пережеванный материал и что в нем, как таковом,
уже нельзЯ и незачем ждать спасениЯ...
- Ќу да... но отрицаете ли вы благотворность влиЯниЯ христианства... то
есть того, что оно прЯмо ложитсЯ в фундамент... - торопливо ловЯ
ускользающую на этом повороте разговора мысль, тоже повысил голос фон „ейц.
- Ќе отрицаю...
- Ђ Я отрицаю! - смешливо отозвалсЯ сзади ‘анин, все времЯ шедший
молча. ѓолос его был весел и спокоен и странно врезалсЯ в бурлЯщий, режущий
юн спора.
ћрий замолчал. …го обидел этот спокойный голос и ЯвнаЯ добродушнаЯ
насмешка, в нем звучавшаЯ, но он не нашелсЯ, чем ответить. …му почему-то
всегда было неловко и как-то неудобно спорить с ‘аниным, точно все те слова,
которыми он привык пользоватьсЯ, были совсем не теми, которые нужны длЯ
‘анина. € всегда у ћриЯ было такое чувство, точно он бралсЯ повалить стену,
стоЯ на скользком льду.
Ќо фон „ейц, споткнувшись и резко зазвенев шпорами, закричал высоким и
злым голосом:
- Џочему же это, позвольте вас спросить?
- „а так, - с неуловимым выражением ответил ‘анин.
- Љак так!.. …сли говорить такие вещи, так их надо доказать!..
- Ђ зачем мне доказывать?..
- ’о есть как зачем!..
- Ќичего мне не надо доказывать. ќто мое убеждение, а вас убеждать у
менЯ нет малейшего желаниЯ, да и не к чему.
- …сли так рассуждать, - сдержанно проговорил ћрий, - то, пожалуй, надо
похерить всю литературу?
- Ќет, зачем же! отозвалсЯ ‘анин, - литература - дело большое и
интересное. ‹итература!.. ‹итература истиннаЯ, как Я ее понимаю, не
полемизирует со случайно подвернувшимсЯ лоботрЯсом, которому делать нечего и
хочетсЯ убедить всех, что он очень умен... Ћна перестраивает всю жизнь,
проходит в самую кровь человечества, из поколениЯ в поколение. …сли бы
уничтожить литературу, жизнь потерЯла бы много красок, полинЯла бы...
”он „ейц остановилсЯ, пропустил ћриЯ вперед и, поравнЯвшись с ‘аниным,
спросил:
- Ќет, пожалуйста... мне чрезвычайно интересна та мысль, которую вы
затронули...
- Њысль у менЯ очень простаЯ, - засмеЯлсЯ ‘анин, - и если вам так
хочетсЯ, Я могу ее изложить. Џо-моему, христианство сыграло в жизни
печальную роль... ‚ то времЯ, когда человечеству становилось уже совершенно
невмоготу и уже немногого не хватало, чтобы все униженные и обездоленные
взЯлись за ум и одним ударом опрокинули невозможно тЯжелый и несправедливый
порЯдок вещей, просто уничтожив все, что жило чужою кровью, как раз в это
времЯ Явилось тихое, смиренномудрое, многообещающее христианство. Ћно
осудило борьбу, обещало внутреннее блаженство, навеЯло сладкий сон, дало
религию непротивлениЯ злу насилием, и, выражаЯсь коротко, выпустило весь
пар!.. ’е огромные характеры, которые вековой обидой воспитались длЯ борьбы,
пошли, идиоты идиотами, на арену, и с мужеством, достойным бесконечно
лучшего применениЯ, чуть не собственными руками содрали с себЯ кожу!.. €х
врагам, конечно, ничего лучшего и не надо было!.. Ђ теперь нужны опЯть
столетиЯ, нужно бесконечное унижение и угнетение, чтобы вновь раскачать
возмущение... Ќа человеческую личность, слишком неукротимую, чтобы стать
рабом, надело христианство покаЯнную хламиду и скрыло под ней все краски
свободного человеческого духа... Ћно обмануло сильных, которые могли бы
сейчас, сегоднЯ же взЯть в руки свое счастье, и центр тЯжести их жизни
перенесло в будущее, в мечту о несуществующем, о том, чего из них не увидит
никто... € всЯ красота жизни исчезла: погибла смелость, погибла свободнаЯ
страсть, погибла красота, осталсЯ только долг и бессмысленнаЯ мечта о
грЯдущем золотом веке... золотом длЯ других, конечно!.. „а, христианство
сыграло скверную роль, и имЯ •риста еще долго будет проклЯтием на
человечестве!..
”он „ейц внезапно остановилсЯ, и в темноте было видно, как поднЯлись и
опустились его длинные руки.
- Ќу, знаете! - странным голосом испуга и недоумениЯ проговорил он.
€ в душе ћриЯ возникло сложное чувство, как будто в словах ‘анина не
было ничего особенного и как ‘анин, так и сам ћрий могли говорить все, что
хотели и думали; но тень огромного страха перед Ќеведомым, страха, о
существовании которого в своей душе ћрий забыл и не хотел думать, легла на
остановившуюсЯ мысль. ќту тайную боЯзнь ћрий почувствовал и оскорбилсЯ ею.
- Ђ вы представлЯете ли себе ту кровавую мессу, котораЯ разразилась бы
над человечеством, если бы христианство не предупредило ее? - спросил он с
чувством странной нервной злобы к ‘анину.
- ќ! - махнул рукой ‘анин. - Џод покровом христианства прежде всего
облились кровью арены мученичества, а потом людей убивали, сажали в тюрьмы,
в желтые дома... день за днем крови льетсЯ столько, что никакой мировой
переворот не в состоЯнии сделать больше!.. € хуже всего то, что всЯкое
улучшение своей жизни люди добывают по-прежнему кровью, революцией,
анархией, а в основу своей жизни ставЯт все-таки гуманность и любовь к
ближнему... ЏолучаетсЯ глупаЯ трагедиЯ, фальшь и ложь... ни рыба ни мЯсо!..
џ предпочел бы мировую катастрофу сейчас, чем тусклую и бессмысленно гиблую
жизнь еще на две тысЯчи лет вперед!
ћрий помолчал. ‘транно было то, что мысль его остановилась не на смысле
слова, а на самой личности ‘анина. —резвычайно обидна и даже вовсе не
переносна показалась ему очевиднаЯ уверенность ‘анина.
- ‘кажите, пожалуйста, - вдруг проговорил он, сам не ожидаЯ того и
поддаваЯсь острому желанию уЯзвить ‘анина, почему вы всегда говорите таким
тоном, точно поучаете малых ребЯт...
”он „ейц удивилсЯ, сконфузилсЯ и что-то пробормотал, примирительно
позвенев шпорами.
- ‚от тебе и на! - досадливо произнес ‘анин. - —его ж вы обозлились?
ћрий чувствовал, что говорит некстати, что надо остановитьсЯ, но
глубоко засевшее раздражение и обнажившеесЯ до самых нервов самолюбие
подхватили его.
- ќто, право, неприЯтный тон! - упрЯмым и угрожающим тоном ответил он.
- ќто мой обычный тон, - со странным выражением досады и желаниЯ
уколоть, сказал ‘анин.
- Ћн не всегда уместен, - продолжал ћрий, невольно повышаЯ голос и
делаЯ его крикливым. - џ не знаю, откуда у нас этот апломб...
- ‚ероЯтно, от сознаниЯ, что Я умнее вас, - уже спокойнее ответил
‘анин.
‚есь вздрогнув от головы до ног, как натЯнувшаЯсЯ струна, ћрий
мгновенно остановилсЯ.
- Џослушайте! - зазвенел его голос, и хотЯ не видно было лица,
почувствовалось, что он побледнел.
- Ќе сердитесь, - ласково остановил ‘анин. - џ не хочу обижать вас, Я
только выразил свое искреннее мнение... ’акого же мнениЯ вы обо мне, фон
„ейц о нас обоих и так далее... ќто естественно...
ѓолос ‘анина был так искренен и ласков, что как-то странно было
продолжать кричать, и ћрий на минуту замолчал. ”он „ейц, очевидно страдаЯ за
него, молча звенел шпорами и затрудненно дышал.
- Ќо Я не говорю вам этого... - пробормотал ћрий.
- € напрасно... џ вот слушал ваш спор, и в каждом слове у вас и Явно, и
обидно звучало то же самое... „ело только в форме. џ говорю то, что думаю, а
вы говорите не то, что думаете... € это совсем не интересно. …сли бы мы были
искреннее, было бы гораздо занимательнее!
”он „ейц вдруг визгливо засмеЯлсЯ.
- ќто оригинально! - захлебываЯсь от восторга, проговорил он.
ћрий молчал. ‡лоба его улеглась, и стало даже как будто весело, но было
неприЯтно, что он все-таки уступил и не хотел показать этого.
- ’олько это было бы чересчур просто! - переставаЯ смеЯтьсЯ, важно
заЯвил фон „ейц.
- Ђ вам непременно хочетсЯ, чтобы было запутанно и сложно? - спросил
‘анин.
”он „ейц пожал плечами и задумалсЯ.

XXV

Ѓульвар миновали, и в пустых, оголенных улицах окраины стало светлее.
‘ухие доски тротуара Явственно забелели на черной земле, а вверху открылось
до странности широкое, клубЯщеесЯ тучами и сверкающее редкими звездами
бледное небо.
- ‘юда, - сказал фон „ейц и, отворив низенькую калитку, провалилсЯ
куда-то вниз.
‘ейчас же где-то залаЯла стараЯ охрипшаЯ собака и кто-то закричал с
крыльца:
- ‘ултан, тубо!
ЋткрылсЯ огромный запустелый двор. ‚ конце его чернела слепаЯ громада
паровой мельницы с тонкой черной трубой, печально и одиноко устремившейсЯ к
далеким тучам, а вокруг шли черные амбары и нигде не было деревьев, кроме
палисадника под окнами флигелЯ. ’ам было открыто окно, и полоса Яркого света
среди тусклой тьмы пронизывала прозрачно-зеленые листьЯ.
- “нылое место! - сказал ‘анин.
- Ђ мельница давно не работает? - спросил ћрий.
- Ћ да... давно стала, - ответил фон „ейц и, мимоходом заглЯнув в
освещенное окно, сказал необычайно довольным голосом: - Ћго!.. Ќароду
набралось порЯдочно...
ћрий и ‘анин тоже заглЯнули через палисадник. ‚ светлом веселом
четырехугольнике двигались черные головы и плавал синий табачный дым. Љто-то
высунулсЯ из окна в темноту, и темный, широкоплечий, с курчавой головой,
окруженной сиЯнием волос, заслонил все.
- Љто там? - громко спросил он.
- ‘вои, - ответил ћрий.
Ћни поднЯлись на крыльцо и наткнулись на человека, сейчас же начавшего
дружелюбно и поспешно пожимать им руки.
- Ђ Я уже думал, что вы не придете! - радостно заговорил он с сильным
еврейским акцентом.
‘оловейчик, ‘анин... - сказал фон „ейц, знакомЯ их и дружелюбно пожимаЯ
холодную и чересчур трепетную ладонь невидимого ‘оловейчика.
‘оловейчик смущенно и робко хихикал.
- Ћчень рад... џ так много о вас слышал, и, знаете, это очень... -
бестолково говорил, пЯтЯсь задом и не переставаЯ пожимать руку ‘анина.
‘пиной он толкнул ћриЯ и наступил на ногу фон „ейцу.
- Џростите менЯ, џков Ђдольфович! - вскрикнул он, покидаЯ ‘анина и
цеплЯЯсь за фон „ейца.
€ оттого они все запутались в темных сенЯх так, что долго никто не мог
найти ни дверей, ни друг друга.
‚ передней, на гвоздЯх, вбитых нарочно длЯ этого вечера аккуратным
‘оловейчиком, висели шлЯпы и фуражки, а все окно было уставлено плотной
массой темно-зеленых пивных бутылок. € переднЯЯ уже была полна табачного
дыму.
Ќа свету ‘оловейчик оказалсЯ молоденьким евреем, черноглазым, курчавым,
с красивым худым лицом и порчеными зубками, ежеминутно осклаблЯющимисЯ в
угодливо-робкой улыбке.
‚ошедших встретили хором оживленных и Ярких голосов.
ћрий прежде всего увидел Љарсавину, сидевшую на подоконнике, и все
сразу принЯло длЯ него особый радостный вид, точно не сходка в душной
накуренной комнате, а весеннЯЯ пирушка на полЯне в лесу.
Љарсавина улыбалась ему радостно и смущенно.
- Ќу, господа... теперь, кажетсЯ, все в сборе? - стараЯсь говорить
громко и весело, но болезненно и неверно напрЯгаЯ слабый голос, закричал
‘оловейчик, странно жестикулируЯ руками. - €звините, ћрий Ќиколаевич, Я вас,
кажетсЯ, все толкаю... - весь изогнувшись и осклаблЯЯ зубы, перебил он сам
себЯ.
- Ќичего, - добродушно придержал его за руку ћрий.
- Ќе все, да черт с ними! - отозвалсЯ полный и красивый студент, и по
его пухлому, но сильному купеческому голосу сразу стало слышно уверенного и
привычного человека.
‘оловейчик прыгнул к столу и вдруг зазвонил в маленький колокольчик,
радостно и хитро улыбаЯсь своей выдумке, которую он готовил еще с утра.
- ќ, оставьте! - рассердилсЯ пухлый студент. - ‚ечно вы со всЯкими
глупостЯми!.. ‘овершенно излишнЯЯ торжественность!
- џ ничего, Я так... - смущенно захихикал ‘оловейчик и сунул
колокольчик в карман.
- џ думаю, стол можно поставить на середину комнаты, - сказал полный
студент.
- ‘ейчас, Я... - опЯть заторопилсЯ ‘оловейчик и с бессильным
напрЯжением ухватилсЯ за край стола.
- ‹ампу... лампу не уроните! - крикнула „убова.
- Ђх, да не суйтесь же вы куда не просЯт! - с досадой стукнул кулаком
по колену полный студент.
- „авайте Я вам помогу, - предложил ‘анин.
- Џожалуйста, - так торопливо выговорил ‘оловейчик, что у него вышло
"поджалушта!".
‘анин выдвинул стол на середину комнаты, и пока он это делал, все
почему-то внимательно смотрели на его спину и плечи, легко ходившие под
тонкой рубахой.
- Ќу-с, ѓожиенко, вам как инициатору следует сказать вступительную
речь, - сказала бледнаЯ бесцветнаЯ „убова, и по ее умным некрасивым глазам
трудно было понЯть, серьезно она говорит или подсмеиваетсЯ над полным
студентом.
- ѓоспода, - возвышаЯ голос, заговорил ѓожиенко сдобным, но приЯтным
баритоном, - уже все, конечно, знают, длЯ чего собрались, и потому можно
обойтись без вступлений...
- џ-то, собственно, не знаю, зачем собралсЯ, но пусть так, улыбаЯсь,
отозвалсЯ ‘анин. - ѓоворили, тут пиво будет.
ѓожиенко небрежно взглЯнул на него через лампу и продолжал:
- –ель нашего кружка путем взаимного чтениЯ, обсуждениЯ прочитанного и
самостоЯтельного реферированиЯ...
- Љак это "взаимного" чтениЯ? - спросила „убова и опЯть нельзЯ было
понЯть, серьезно или насмехаЯсь она спрашивает.
Џолный ѓожиенко чуть-чуть покраснел.
- џ хотел сказать "совместного" чтениЯ... ’ак вот, цель нашего кружка,
таким образом, попутно способствуЯ развитию своих членов, выЯснить
индивидуальные взглЯды и способствовать возникновению в нашем городе
партийного кружка с эсдековской программой...
- Ђга-а! - протЯнул €ванов и комически почесал затылок.
- Ќо это впоследствии... сначала мы не будем ставить себе таких
широких...
- €ли узких, - подсказала своим странным тоном „убова.
- ...задач, - притворЯЯсь, что не слышит, продолжал полный ѓожиенко, -
а начнем с выработки программы чтений, чему Я и предлагаю посвЯтить
сегоднЯшнее собрание.
- ‘оловейчик, а ваши рабочие придут? - спросила „убова.
- Ђ как же! подскочил к ней ‘оловейчик, сорвавшись с места, точно его
укусили. - ‡а ними же пошли!
- ‘оловейчик, не визжите! - перебил ѓожиенко.
- „а они уже идут, - отозвалсЯ афров, серьезно и внимательно, даже со
свЯщеннодействующим выражением слушавший, что говорит ѓожиенко.
‡а окном послышалсЯ скрип калитки и опЯть хриплый лай собаки.
- €дут, - выкрикнул ‘оловейчик с необъЯснимым восторгом и порывисто
выскочил из комнаты.
- ‘ул-тан... ту-бо-о! - пронзительно закричал он на крыльце.
Џослышались тЯжелые шаги, голоса и кашель. ‚ошел низенький, очень
похожий на ѓожиенко, но чернЯвый и некрасивый студент-технолог, а за ним
смущенно и неловко прошли два человека с черными руками в пиджаках поверх
грЯзных красных рубах. Ћдин был очень высокий и очень худой, с безусым
бескровным лицом, на котором многолетнее родовое недоедание, вечнаЯ забота и
вечнаЯ злоба, затаеннаЯ в глубине сдавленной души, положили мрачную и
бледную печать. „ругой выглЯдел силачом, был широкоплеч, кудрЯв и красив и
смотрел так, точно мужицкий парень, впервые попавший в городскую, чужую и
еще смешную ему обстановку. ‡а ними боком проскользнул ‘оловейчик.
- ѓоспода, вот... - начал он торжественно.
- „а ну вас, - по обыкновению, оборвал его ѓожиенко. - ‡дравствуйте,
товарищи.
- Џисцов и ЉудрЯвый, - представил их студент-технолог.
€ всем показалось странным, что Џисцовым оказалсЯ бородатый и красивый
силач, а ЉудрЯвым - худой и бледный рабочий.
Ћни, тЯжело и осторожно ступаЯ, обошли всю комнату и, не сгибаЯ
пальцев, встрЯхивали руки, которые большинство протЯгивало им как-то
особенно предупредительно. Џисцов смущенно улыбалсЯ, а ЉудрЯвый делал
длинной и тонкой шеей такие движениЯ, точно его душил ворот рубахи. Џотом
они уселись рЯдом у окна, возле Љарсавиной, сидевшей на подоконнике.
- Ђ отчего Ќиколаев не пришел? - недовольно спросил ѓожиенко.
- Ќиколаев не может-с, - предупредительно ответил Џисцов.
- ЏьЯн Ќиколаев вдрызг, - сумрачно и отрывисто, быстро двигаЯ шеей,
перебил ЉудрЯвый.
- Ђ... - неловко кивнул головой ѓожиенко.
…го неловкость почему-то показалась противной ћрию ‘варожичу, и сразу
он почувствовал в полном студенте своего личного врага.
- Ѓлагую часть избрал, - заметил €ванов. ‘обака залаЯла на дворе.
- …ще кто-то, - сказала „убова.
- “ж не полициЯ ли? - притворно-небрежно заметил ѓожиенко.
- Ђ вам ужасно хочетсЯ, чтобы это была полициЯ, - сейчас же отозвалась
„убова.
‘анин посмотрел в ее умные глаза на лице некрасивом, но все-таки мило
окаймленном светлой косой, спущенной через плечо, и подумал: "Ђ славнаЯ
девушка!"
‘оловейчик хотел метнутьсЯ, но вовремЯ испугалсЯ и притворилсЯ, будто
он хотел взЯть папиросу со стола.
ѓожиенко заметил его движение и, не отвечаЯ „убовой, сказал:
- ќкой вы надоедливый, ‘оловейчик!
‘оловейчик густо покраснел и заморгал глазами, на мгновение ставшими
грустными и задумчивыми, точно в его робкой и затуманенной голове наконец
мелькнула мысль о том, что его желание всем услужить и помочь вовсе не
заслуживает таких резких обрываний.
- „а оставьте вы его в покое! - с досадой сказала „убова.
‚ комнату быстро и шумно вошел Ќовиков.
- Ќу, вот и Я! - сказал он, радостно улыбаЯсь.
- ‚ижу, - ответил ему ‘анин. Ќовиков конфузливо улыбнулсЯ и, пожимаЯ
руку, торопливо и точно оправдываЯсь, шепнул ему:
- “ ‹идии Џетровны гости.
- Ђ!..
- Ќу, что ж, мы так и будем разговоры разговаривать? - сумрачно спросил
технолог.
- Ќачнем, что ли...
- Ђ разве еще не начинали? - обрадованно спросил Ќовиков, пожимаЯ руки
рабочим, которые торопливо вставали ему навстречу.
€м было неловко, что доктор, который в больнице на приеме обращалсЯ с
ними свысока, подает им руку как товарищ.
- „а, с вами начнешь! - сквозь зубы неприЯтно проговорил ѓожиенко.
- €так, господа, нам всем, конечно, хотелось бы расширить свое
миросозерцание, и так как мы находим, что лучший способ длЯ самообразованиЯ
и саморазвитиЯ есть систематическое чтение сообща и обмен мнений о
прочитанном, то мы и решили основать небольшой кружок...
- ’ак-с, - вздохнул Џисцов, весело оглЯдываЯ всех блестЯщими черными
глазами.
- ‚опрос теперь в том, что именно читать?.. Њожет быть, кто-нибудь
предложит приблизительную программу?
афров поправил очки и медленно встал, держа в руках какую-то тетрадку.
- џ думаю, - начал он сухим и скучным голосом, - что наши чтениЯ
необходимо разделить на две части. Ќесомненно, что всЯкое развитие слагаетсЯ
из двух элементов: изучениЯ жизни в ее эволюционном происхождении и изучениЯ
жизни как таковой...
- афров, говорите поскладнее, - отозвалась „убова.
- Џервое достигаетсЯ путем чтениЯ книг научно-исторического характера,
а второе путем чтениЯ художественной литературы, котораЯ вводит нас внутрь
жизни...
- …сли мы будем говорить таким образом, то все загнем, - не унималась
„убова, и ласковаЯ насмешка веселым огоньком загорелась у нее в глазах.
- џ стараюсь говорить так, чтобы всем было понЯтно... - возразил афров
кротко.
- Ќу Ѓог с вами... говорите как умеете... - махнула рукой „убова.
Љарсавина тоже ласково стала смеЯтьсЯ над афровым и от смеха
закидывала назад голову так, что показывала полную белую шею. ‘мех у нее был
звучный и контральтовый.
- џ составил программу, но читать ее, может быть, скучно, - взглЯдываЯ
на „убову, заторопилсЯ афров, - а потому предложу только длЯ начала
"Џроисхождение семьи" и параллельно „арвина, а из беллетристики ’олстого...
- Љонечно, ’олстого! - самодовольно согласилсЯ длинный фон „ейц,
закуриваЯ папиросу.
афров почему-то подождал, пока папироска задымилась, и методично
продолжал:
- —ехова, €бсена, Љнута ѓамсуна...
- „а ведь мы уже все это читали! - удивилась Љарсавина.
ћрий с влюбленным восхищением прислушалсЯ к ее полному голосу и сказал:
- Љонечно!.. афров забывает, что он не на воскресных чтениЯх, и
притом, что за странное смешение имен: ’олстой и Љнут ѓамсун...
афров спокойно и многословно привел несколько доводов в защиту своей
программы, но никто не понЯл, что он хочет сказать.
- Ќет, - возразил ћрий громко и решительно, чувствуЯ на себе особенный
взглЯд Љарсавиной и радуЯсь ему, - Я не согласен с вами...
€ он начал излагать свой взглЯд и чем дальше излагал, тем более и более
напрЯгалсЯ, чтобы заслужить одобрение Љарсавиной, чувствовал, что это ему
удаетсЯ, и безжалостно бил афрова даже в тех пунктах, в которых был не
прочь с ним согласитьсЯ.
…му начал возражать пухлый ѓожиенко. Ћн считал себЯ образованнее, умнее
и красноречивее всех и, устраиваЯ этот кружок, больше всего желал сыграть в
нем первую роль. “спех ћриЯ неприЯтно задел его и понудил выступить. ЊнениЯ
ћриЯ не были раньше ему известны и потому он не мог спорить с ним во всем
объеме, а только подхватывал слабые места и раздраженно упирал на них.
‡авЯзалсЯ длинный и, очевидно, нескончаемый спор. ‡аговорили технолог,
€ванов, Ќовиков, и скоро в табачном дыму мелькали уже раздраженные лица и
слова перепутывались в запутанный и бесформенный хаос, в котором почти
ничего нельзЯ было разобрать.
„убова задумалась и молча смотрела на огонь лампы, а Љарсавина, тоже
почти не слушаЯ, отворила свое окно в палисадник и, скрестив полные руки на
груди, оперевшись затылком на косЯк, мечтательно засмотрелась во тьму ночи.
‘начала она ничего не видела, а потом из черной тьмы выступили темные
деревьЯ, освещеннаЯ ограда палисадника, а за нею смутное колеблющеесЯ пЯтно
света, через дорожку протЯнувшеесЯ по траве. ЊЯгкий упругий ветер охватывал
прохладой ее плечо и руку и чуть-чуть шевелил отдельные волоски на виске.
Љарсавина поднЯла голову и в медленно светлеющем мраке слабо различила
непрестанное, странно напрЯженное движение темных туч. Ћна задумалась о ћрии
и своей любви, и мысли, счастливо-грустные и грустно-счастливые, волнуЯ и
ласкаЯ, наполнили ее молодую женскую голову. ’ак было хорошо сидеть здесь,
всем телом отдаваЯсь холодному мраку и всем сердцем прислушиваЯсь к
волнующему мужскому голосу, особенно, точно он был громче всех, звучавшему
среди общего шума.
Ђ в комнате стоЯл уже сплошной крик и все Яснее и Яснее вырисовывалось,
что каждый считал себЯ умнее всех и хотел развивать других. Ѓыло в этом
что-то тЯжелое и неприЯтное, озлоблЯвшее самых мирных.
- „а, если уж так говорить, - упрЯмо блестЯ глазами и боЯсь уступить
при Љарсавиной, котораЯ слушала только один его голос без слов, напрЯгалсЯ
ћрий, то надо вернутьсЯ к первоисточнику идей...
- —то ж тогда читать, по-вашему? - неприЯзненно и насмешливо проговорил
ѓожиенко.
- —то... ЉонфуциЯ, …вангелие, …кклезиаст...
- Џсалтирь и житие! - с насмешкой вставил технолог.
ѓожиенко злорадно засмеЯлсЯ, не вспоминаЯ, что никогда не читал ни
одной из этих книг.
- Ќу, что ж это! - разочарованно протЯнул афров.
- Љак в церкви! - хихикнул Џисцов.
ћрий бешено покраснел.
- џ не шучу!.. …сли вы хотите быть логичными...
- Ђ что же вы говорите о •ристе! - торжествующе перебил его фон „ейц.
- —то Я говорил?.. ђаз учитьсЯ жизни, вырабатывать себе определенное
миросозерцание, которое целиком заключаетсЯ в отношении человека к другому
человеку и самому себе, то не лучше ли всего остановитьсЯ на титанической
работе тех людей, которые представлЯли из себЯ лучшие образцы человеческого
рода, в собственной жизни прежде всего пытались приложить наивозможнейшие и
самые сложные и самые простые отношениЯ к человечеству...
- џ с вами не согласен! - перебил ѓожиенко.
- Ђ Я согласен! - горЯчо перебил студента Ќовиков.
€ опЯть началсЯ бестолковый и пестрый крик, в котором уже нельзЯ было
найти ни конца, ни начала мнений.
‘оловейчик сразу, как только заговорили, притихший, сидел в углу и
слушал. ‘начала на лице его было полное и проникновенное, немного детское
внимание, но потом остраЯ черточка недоумениЯ и страданиЯ стала
вырисовыватьсЯ в уголках рта и глаз.
‘анин молча пил пиво и курил. Ќа его лице было выражение скуки и
досады. Ђ когда в пестром крике послышались уже резкие нотки ссоры, он
встал, потушил папиросу и сказал:
- ‡наете что... это выходит скучнаЯ историЯ!
- € прескучнаЯ! - отозвалась „убова.
‘уета сует и томление духа! - сказал €ванов таким голосом, точно он все
времЯ об этом думал и только ждал случаЯ высказать.
- ќто почему же? - зло спросил черноватый технолог.
‘анин не обратил на него вниманиЯ и, поворачиваЯсь к ћрию, сказал:
- Ќеужели вы думаете серьезно, что по каким бы то ни было книгам можно
выработать себе какое-то миросозерцание?
- Љонечно, - удивленно посмотрел на него ћрий.
- Ќапрасно, - возразил ‘анин, если бы это было так, то можно было бы
все человечество преобразовать по своему типу, даваЯ ему читать книги только
одного направлениЯ... Њиросозерцание дает сама жизнь, во всем ее объеме, в
котором литература и самаЯ мысль человеческаЯ только ничтожнаЯ частица.
Њиросозерцание не теориЯ жизни, а только настроение отдельной человеческой
личности, и притом до тех пор изменЯющеесЯ, пока у человека еще жива душа...
Ђ следовательно, и вообще не может быть того определенного миросозерцаниЯ, о
котором вы так хлопочете...
- Љак не может! - сердито воскликнул ћрий. ЋпЯть на лице ‘анина
выразилась скука.
- Љонечно, нет... …сли бы возможно было миросозерцание как законченнаЯ
теориЯ, то мысль человеческаЯ вовсе остановилась бы... Ќо этого нет: каждый
миг жизни дает свое новое слово... и это слово надо услышать и понЯть, не
ставЯ себе заранее меры и предела. Ђ впрочем, что об этом говорить, -
перебил он сам себЯ, - думайте, как хотите... џ только спрошу вас еще:
почему вы, прочитав сотни книг, от …кклезиаста до Њаркса, не составили себе
определенного миросозерцаниЯ.
- Џочему же не составил? - с острой обидчивостью возразил ћрий, мрачно
блестЯ угрожающими темными глазами, - у менЯ оно есть... Ћно, может быть,
ошибочно, но оно есть!
- ’ак что же еще вы собираетесь вырабатывать?
Џисцов хихикнул.
- ’ы... - с презрением буркнул ему ЉудрЯвый, дергаЯ шеей.
"Љакой он умный!" - с наивным восхищением подумала Љарсавина о ‘анине.
Ћна смотрела на него и ‘варожича, и во всем теле ее было стыдливое и
радостное, непонЯтное ей чувство: точно они спорили не сами по себе, а
только длЯ нее, чтобы овладеть ею.
- € выходит так, сказал ‘анин, что вам не нужно то, длЯ чего вы
собрались. џ понимаю и вижу это Ясно, что все здесь просто хотЯт заставить
других принЯть их взглЯды и больше всего боЯтсЯ, чтобы их не разубедили.
Ћткровенно говорЯ, это скучно.
- Џозвольте! - сильно напрЯгаЯ пухлый голос, возразил ѓожиенко.
- Ќет, - сказал ‘анин с неудовольствием, - у вас вот миросозерцание
самое прекрасное и книг вы прочли массу, это сразу видно, а вы озлоблЯетесь
за то, что не все так думают, как вы, и, кроме того, обижаете ‘оловейчика,
который вам ровно ничего дурного не сделал...
ѓожиенко удивленно замолчал и смотрел на ‘анина так, точно тот сказал
что-то совершенно необыкновенное.
- ћрий Ќиколаевич, - весело сказал ‘анин, - вы на менЯ не сердитесь,
что Я несколько крутовато вам возражал. џ вижу, что у вас в душе
действительный разлад...
- Љакой разлад? - спросил ћрий, краснеЯ и не знаЯ, обидетьсЯ ему или
нет. € как дорогой сюда, так и в эту минуту ласковый и спокойный голос
‘анина незаметно тронул его.
- ‘ами вы знаете, - ответил ‘анин, улыбаЯсь. - Ђ на эту детскую затею
надо плюнуть, а то уж очень тЯжко выходит.
- Џослушайте, - весь красный, заговорил ѓожиенко, - вы себе позволЯете
чересчур много!
- Ќе больше, чем вы...
- Љак?..
- Џодумайте, - весело сказал ‘анин, - в том, что вы делаете и говорите,
гораздо больше грубого и неприЯтного, чем в том, что говорю Я...
- џ вас не понимаю! - озлобленно крикнул ѓожиенко.
- Ќу, не Я в этом виноват!
- —то!
‘анин, не отвечаЯ, взЯл шапку и сказал:
- џ ухожу... ќто становитсЯ совсем скучно!
- Ѓлагое дело! „а и пива больше нет! - согласилсЯ €ванов и пошел в
переднюю.
- „а, уж видно, у нас ничего не выйдет, - сказала „убова.
- Џроводите менЯ, ћрий Ќиколаевич, - позвала Љарсавина, до свиданьЯ, -
сказала она ‘анину.
Ќа мгновение их глаза встретились, и эта встреча почему-то и испугала,
и была приЯтна Љарсавиной.
- “вы! - говорила „убова, уходЯ. - Љружок завЯл, не успев расцвесть!
- Ђ почему так? - грустно и растерЯнно спросил вдруг ‘оловейчик,
столбом поЯвлЯЯсь у всех на дороге.
’олько теперь о нем вспомнили, и многих поразило странное потерЯнное
выражение его лица.
- Џослушайте, ‘оловейчик, - задумчиво сказал ‘анин, - Я к вам приду
как-нибудь поговорить.
- Џоджалушта, - поспешно и обрадованно опЯть изогнулсЯ ‘оловейчик.
Ќа дворе, после светлой комнаты, было так темно, что не видно было
стоЯщих рЯдом и слышались только их громкие голоса.
ђабочие пошли отдельно от других и, когда отошли далеко в темноту,
Џисцов засмеЯлсЯ и сказал:
- ’ак-то вот... всегда у них так: соберутсЯ дело делать, а каждый к
себе тЯнет!.. ’олько энтот здоровый мне понравилсЯ!
- Њного ты понимаешь, когда образованные люди промеж себЯ разговор
имеют... - дергаЯ шеей, точно его душило, возразил ЉудрЯвый, и голос его был
туп и озлоблен.
Џисцов самоуверенно и насмешливо свистнул.

XXVI

‘оловейчик долго и тихо стоЯл на крыльце, смотрел в темное беззвездное
небо и потирал худые пальцы.
‡а черными амбарами, гудЯ по железу крыш, ветер гнул вершины деревьев,
толпившихсЯ, как призраки, а вверху, охваченные непоколебимо могучим
движением, быстро ползли тучи. €х темные громады молча вставали на
горизонте, громоздЯсь, поднимались на недосЯгаемую высоту и тЯжелыми массами
валились в бездну нового горизонта. Љазалось, за краем черной земли
нетерпеливо ждут их необозримые полки и один за другим, с развернутыми
темными знаменами, грозно идут на неведомый бой. € по временам с беспокойным
ветром доносилсЯ гул и грохот отдаленной битвы.
‘оловейчик с детским страхом смотрел вверх и никогда так Ясно, как в
эту ночь, не чувствовал, какой он маленький, щупленький, как бы вовсе не
существующий, среди бесконечно громадного, клубЯщегосЯ хаоса.
- Ћ Ѓог, Ѓог! - вздохнул ‘оловейчик.
Џеред лицом неба и ночи он был не тем, чем был на глазах людей. Људа-то
исчезла тревожнаЯ угодливость искривленных движений, гнилые зубки, похожие
на заискивающий оскал маленькой собачонки, скрылись под тонкими губами
еврейского юноши, и его черные глаза смотрели печально и серьезно.
Ћн медленно прошел в комнаты, потушил лишнюю лампу, с неловким усилием
поставил на место стол и аккуратно расставил стульЯ. Џо комнате волнами
ходил жидкий табачный дым, на полу было много сору, растоптанных окурков
папирос и обгорелых спичек. ‘оловейчик немедленно принес метлу и подмел пол,
как всегда со странною задумчивой любовью стараЯсь сделать красивее и
изЯщнее место, где жил. Џотом достал из чулана старое ведро с помоЯми,
накрошил туда хлеба и, перегибаЯсь всем телом, семенЯ ногами и размахиваЯ
рукой, пошел через темный двор.
—тобы было светлее, он поставил на окно лампу, но во дворе все-таки
было пусто и жутко, и ‘оловейчик был рад, когда добежал до конуры ‘ултана.
Ќевидимый в темноте, мохнатый, распространЯющий тепло ‘ултан, крЯхтЯ,
вылез ему навстречу и печально и дико загремел железною цепью.
- Ђ... ‘ултан, кси! - подбадриваЯ себЯ собственным громким голосом,
вскричал ‘оловейчик. ‘ултан впотьмах тыкалсЯ ему в руку холодной мокрой
мордой. Ќу, на... сказал ‘оловейчик, подставлЯЯ ведро.
‘ултан громко зачавкал и захлюпал в ведерке, а ‘оловейчик стоЯл над ним
и грустно улыбалсЯ в темноту.
"€ что же Я могу? - думал он, разве Я могу заставить людей думать не
так, как они хотЯт?.. џ сам думал, что мне скажут, как надо жить и как
думать!.. Ѓог не дал мне голоса пророка!.. ’ак что же Я могу исделать?"
‘ултан дружелюбно заворчал.
- …шь себе, ешь... на! - сказал ‘оловейчик, - Я бы тебЯ спустил с цепи
немножечко погулЯть, но у менЯ нет ключа, а Я слабый!
- Љакие все прекрасные, умные люди... и они много знают и имеют учение
•риста, а... €ли, может быть, Я сам виноват: надо было сказать одно слово, а
Я не умел сказать такого слова!
„алеко, за городом, кто-то протЯжно и тоскливо засвистал. ‘ултан поднЯл
голову и прислушалсЯ. ‘лышно было, как крупные капли звонко падали с его
морды в ведерко.
- Ђ ешь, ешь себе... то поезд кричит! - сказал ‘оловейчик, угадываЯ его
движение.
‘ултан тЯжело вздохнул.
€ будут ли когда-нибудь люди жить так... или они совсем не могут, -
громко заговорил ‘оловейчик, грустно пожимаЯ плечами.
€ ему представилось во мраке бесконечное, как вечность, море людей,
выходЯщих из тьмы и уходЯщих во тьму. ђЯд веков без начала и конца и цепь
страданий без просвета, без смысла и окончаниЯ. ’ам, вверху, где Ѓог, там
вечное молчание.
‘ултан забренчал пустым ведерком, перекинул его и со слабым звоном цепи
замахал хвостом.
- Ђ, съел?.. Ќу...
‘оловейчик погладил жесткую клочковатую спину ‘ултана, на минуту
почувствовал под рукой живое, ласково изгибающеесЯ тело, и пошел к дому.
ѓде-то позади ‘ултан гремел цепью; на дворе было как будто светлее, но
оттого только еще чернее и страшнее казалось огромное черное здание
мельницы, с ее вытЯнувшейсЯ к небу трубой и узкими, похожими на гробы,
амбарами. „линнаЯ полоса света тЯнулась из окна через палисадник, и в ней
виднелись неподвижные таинственные головки прекрасных и слабых цветов,
пугливо замерших под буйным черным небом, зловеще развертывающим свои
нескончаемые темные знамена.
Џронзенный тоскою, страхом, одиночеством и чувством невознаградимой
потери, ‘оловейчик пришел в комнату, сел у стола и стал плакать.

XXVII

ђаспущенное человеческое тело, как острие обнаженного нерва, до боли
обточенное почти насильственными наслаждениЯми, мучительно отзывалось на
самое слово "женщина". Ќеизменно голаЯ, неизменно возможнаЯ, она стоЯла
перед ‚олошиным во все мгновениЯ его жизни, и каждое женское платье,
обтЯнутое на гибком, кругло полном теле самки, возбуждало его до болезненной
дрожи в коленЯх.
Љогда он ехал из Џетербурга, где оставил множество роскошных и холеных
женщин, еженощно мучивших его тело исступленными нагими ласками, и впереди
вставало перед ним сложное и большое дело, от которого зависела жизнь
множества людей, работавших на него, ‚олошину прежде всею и Ярче всего была
откровеннаЯ мечта о молоденьких, свежих самочках провинциальной глуши. Ћни
рисовались ему робкими, пугливыми, крепкими, как лесные грибки, и еще издали
он слышал их раздражающий запах молодости и чистоты.
€ несмотрЯ на то, что общество ‡арудина казалось ему шокирующим,
‚олошин как только освободилсЯ от голодных, грЯзных и тайно гневных людей,
сейчас же освежил духами и белоснежной чистотой светлою костюма свое
худосочное дрЯблое тело, взЯл извозчика и, содрогаЯсь от нетерпениЯ, поехал
к ‡арудину.
Ћфицер сидел перед окном в сад, пил холодный чай и старалсЯ с
наслаждением дышать мЯгкой вечерней прохладой, наплывающей из темного сада.
- ‘лавный вечерок! - повторЯл он машинально, но мысль была далеко, и
ему было неловко, страшно и стыдно.
Ћн боЯлсЯ ‹иды. ‘о днЯ их объЯснений он ее не видал, и теперь она
рисовалась совсем не такою, какою отдавалась ему.
"Љак бы то ни было, а дело ведь не кончено еще!.. ’ак или иначе надо же
разделатьсЯ с младенцем... €ли плюнуть?" - робко спрашивал себЯ ‡арудин.
—то она теперь делает?
Џеред ним вставало красивое, но грозное и мстительное лицо девушки с
крепко сжатыми тонкими губами и загадочными темными глазами.
- Ђ вдруг она выкинет какую-нибудь штуку... ’акаЯ так не оставит!..
Ќадо бы как-нибудь...
Џризрак неведомого, но ужасного скандала туманно вставал перед
‡арудиным, и сердце его трусливо сжималось.
"„а что, собственно, она может мне сделать? - спрашивал он иногда, и
тогда в его мозгу что-то проЯснЯлось, становилось просто и ничуть не тЯжело.
“топитьсЯ?.. Ќу и черт с ней... Я ее силой не тЯнул ведь!.. ‘кажет, что была
моей любовницей?.. ’ак что ж!.. ќто только свидетельствует о том, что Я
красивый мужчина... †енитьсЯ Я на ней не обещал!.. ‘транно, ей-Ѓогу! -
пожимал плечами ‡арудин и в ту же минуту чувствовал, как темный жуткий гнет
опЯть давит его душу. - ‘плетни пойдут, никуда показатьсЯ нельзЯ будет!" -
думал он и слегка дрожащей рукой машинально подносил ко рту стакан с
холодным, приторно-сладким чаем.
Ћн был такой же чистый, благоухающий и красивый, как всегда, но ему
казалось, что на нем, на всем - на лице, на белоснежном кителе, на руках и
даже на сердце - лежит какое-то грЯзное, все больше и больше расплывающеесЯ
пЯтно.
"ќ, все пройдет со временем... не в первый раз!" - успокаивал он себЯ,
но что-то внутри не хотело этому поверить.
‚олошин вошел, развЯзно шаркаЯ подошвами и снисходительно скалЯ мелкие
зубы, и сразу всЯ комната наполнилась запахом духов, табаку и мускуса,
сменившего запах прохлады и зеленого сада.
- Ђх, Џавел ‹ьвович! - несколько испуганно вскочил ‡арудин.
‚олошин поздоровалсЯ, сел у окна и закурил сигару. Ћн был такой
самоуверенный, по мнению ‡арудина, изЯщный и чистый, что офицер ощутил
легкую зависть и изо всех сил постаралсЯ принЯть такой же беззаботный и
самоуверенный вид. Ќо глаза его все времЯ беспокойно бегали: с тех пор как
‹ида крикнула ему прЯмо в лицо "скотина!", ‡арудину все казалось, что каждый
человек знает про это и в душе смеетсЯ над ним.
‚олошин, улыбаЯсь и уверенно, но неудачно острЯ, начал болтать о
пустЯках, но ему было трудно выдержать взЯтый тон, и нетерпеливое желание
слова "женщина" быстро стало пробиватьсЯ сквозь все его остроты и рассказы о
Џетербурге и забастовавшей фабрике.
‚оспользовавшись моментом закуриваниЯ новой сигары, он помолчал и
выразительно поглЯдел в глаза ‡арудину.
€ из его глаз что-то гибкое и бесстыдное проникло в глаза офицеру, и
они понЯли друг друга. ‚олошин поправил пенсне и улыбнулсЯ, оскалив зубы. €
сейчас же эта улыбка отразилась на красивом, онаглевшем от нее лице
‡арудина.
- Ђ вы, Я думаю, тут времени не терЯете? - спросил ‚олошин, лукаво и
определенно прищуриваЯ глаз.
‡арудин ответил с хвастливо пренебрежительным движением плеч:
- Ћ! ќто уж как водитсЯ! —то же тут и делать еще?
Ћни засмеЯлись и помолчали. ‚олошин жадно ждал подробностей, и мелкаЯ
жилка судорожно билась под его левой коленкой, а перед ‡арудиным мгновенно
промелькнули подробности не того, чего хотел ‚олошин, а того, что так мучило
его все эти дни.
Ћн слегка отвернулсЯ в сад и застучал пальцами по подоконнику.
Ќо ‚олошин молча ждал, и ‡арудин почувствовал необходимость опЯть
попасть в нужный ему тон.
- џ знаю, - притворно-самоуверенно начал он, - что вам, столичным
жителЯм, кажетсЯ, что здешние женщины что-то особенное. ѓорько ошибаетесь!
Џравда, у них есть свежесть, но нет шику... нет, как бы это сказать... нет
искусства любить!..
Њгновенно ‚олошин оживилсЯ, у него заблестели глаза и изменилсЯ голос.
- „а, конечно... Ќо все это надоедает в конце концов... “ наших
петербургжанок нет тела... ‚ы понимаете?.. ќто комок нервов, а не женское
тело, а здесь...
- ќто-то так, - незаметно оживлЯЯсь, согласилсЯ ‡арудин и самодовольно
стал крутить усы.
- ‘нимите корсет с самой шикарной столичной дамы и вы увидите... „а вот
вам... ‚ы знаете новый анекдот? - внезапно перебил себЯ ‚олошин.
- Љакой. - ... Ќе знаю... - с вспыхнувшим интересом нагнулсЯ к нему
‡арудин.
- Ђ вот... ќто очень характерно... Ћдна парижскаЯ кокотка...
€ ‚олошин подробно и искусно рассказал утонченно бесстыдную историю, в
которой обнаженнаЯ похоть и худаЯ грудь женщины сплетались в такой угарный и
кошмарный образ, что ‡арудин стал нервно смеЯтьсЯ и весь дергатьсЯ, точно
его кололи.
- „а, самое главное в женщине - это грудь! †енщина с плохим торсом длЯ
менЯ не существует! - закончил ‚олошин, закатываЯ глаза, подернувшиесЯ
беловатым налетом.
‡арудин вспомнил грудь ‹иды, такую нежную, бело-розовую, с упругими
закруглениЯми, похожую на грозди неведомого прекрасного плода. ‚спомнил он,
как нравилось ей, когда он целовал ее грудь, и ему вдруг стало неловко
говорить об этом с ‚олошиным и больно-грустно от сознаниЯ, что все это
прошло и никогда не повторитсЯ.
Ќо чувство это показалось ‡арудину недостойным мужчины и офицера и,
делаЯ над собой усилие, он возразил, неестественно преувеличиваЯ:
- “ всЯкого свой Ѓог!.. „лЯ менЯ в женщине самое важное - спина,
изгиб...
- „а! - нервно протЯнул ‚олошин. - ‡наете, у некоторых женщин, особенно
очень молодых...
„енщик, тЯжело ступаЯ тЯжелыми мужицкими сапогами, вошел зажечь лампу,
и пока он возилсЯ у стола, звенЯ стеклом и чиркаЯ спичками, ‡арудин и
‚олошин молчали, и при разгорающемсЯ свете лампы видны были только их
блестЯщие глаза и нервно вспыхивающие огоньки папирос.
Ђ когда денщик ушел, они опЯть заговорили, и слово "женщина", нагое и
грЯзное, в извращенных и почти бессмысленных формах повисло в воздухе.
•вастовство самца овладело ‡арудиным и, мучаЯсь нестерпимым желанием
превзойти ‚олошина и похвастатьсЯ тем, какаЯ роскошнаЯ женщина ему
принадлежала, ‡арудин, с каждым словом все больше и больше обнажаЯ тайники
своей похоти, стал рассказывать о ‹иде.
€ она встала перед ‚олошиным совершенно голаЯ, бесстыдно раскрытаЯ в
глубочайших тайнах своего чела и страстей, опошленнаЯ, как скотина,
выведеннаЯ на базар. Њысли их ползали по ней, лизали ее, мЯли, издевались
над ее телом и чувством, и какой-то вонючий Яд сочилсЯ на эту прекрасную,
дарЯщую наслаждением и любовью девушку. Ћни не любили женщину, не
благодарили се за данные наслаждениЯ, а старались унизить и оскорбить ее,
причинить самую гнусную и непередаваемую боль.
‚ комнате было душно и дымно. €х потные тела распространЯли тревожный,
тЯжелый, нездоровый запах, глаза мутно блестели и голоса звучали прерывисто
и подавленно, как хрипение осатаневших зверей. ‡а окном тихо и Ясно
наступала луннаЯ ночь, но весь мир, со всеми его красками, звуками и
богатствами, куда-то ушел, провалилсЯ, и голаЯ женщина одна осталась перед
ними. € скоро их воображение стало так властно и требовательно, что им уже
было совершенно необходимо увидеть эту ‹иду, которую они теперь называли не
‹идией и не ‹идой, а ‹идкой.
‡арудин велел запрЯчь лошадь, и они поехали на край города...

XXVIII

Џисьмо, на другой день присланное ‡арудиным ‹иде ‘аниной, в котором он
просил позволениЯ увидетьсЯ, неЯсно и неловко намекаЯ, что многое еще можно
изменить, попало в руки Њарьи €вановны, потому что горничнаЯ забыла его на
столе в кухне.
€ от страниц этого письма на чистый образ дочери, полный нежной
свЯтости, грЯзно и страшно надвинулась зловещаЯ тень. € первое чувство Њарьи
€вановны было - скорбное недоумение. Ђ потом ей припомнилась собственнаЯ
молодость, любовь и измены, тЯжелые драмы, которые были пережиты в пору
разочарованиЯ замужеством. „линнаЯ цепь страданий, сплетенных жизнью,
основанной на строгих законах и правилах, дотЯнулась до старости. ќто была
сераЯ полоса, с тусклыми пЯтнами скуки и горЯ, с оборванными краЯми
обузданных желаний и мечтаний, что-то, чего никак нельзЯ было припомнить
иначе, как ровным рЯдом дней за днЯми.
Ќо сознание, что дочь где-то прорвала прочную каменную стену этой серой
пыльной жизни и, быть может, уже попала в Яркий бурный водоворот, где
радость и счастье хаотически переплетены со страданием и смертью, объЯло
ужасом старую женщину.
Ђ ужас разрешилсЯ гневом и тоскою. …сли бы старуха могла, она схватила
бы ‹иду за шею, придавила бы ее к земле, силой втЯнула назад в серый
каменный коридор своей жизни, где на солнечный мир прорезаны только
безопасные крошечные оконца с железными решетками, и заставила бы опЯть
начать ту же, безвозвратно прожитую ею самой, жизнь.
"ѓадкаЯ, дрЯннаЯ, мерзкаЯ девчонка!" - с отчаЯнием уронив руки на
колени, думала ЊарьЯ €вановна.
Ќо сухаЯ, маленькаЯ и удобнаЯ мысль о том, что все это зашло не дальше
известного, безопасного предела, вдруг пришла ей в голову. ‹ицо у нее стало
тупым и как будто хитрым. Ћна принЯлась читать и перечитывать записку, но
ничего не могла вывести из ее вычурно-холодного слога. ’огда стараЯ женщина,
чувствуЯ свое бессилие, горько заплакала, поправила наколку и спросила
горничную:
- „унька, ‚ладимир Џетрович у себЯ?
- —его? - звонко откликнулась „унька.
- „ура, говорю, барин дома?
- ‘ичас прошли в кабинет. Џисьмо пишут! - радостно доложила „унька,
точно это письмо было длЯ нее величайшим наслаждением.
ЊарьЯ €вановна твердо и прЯмо посмотрела ей в глаза, и в добрых
выцветших зрачках поЯвилось злобное и тупое выражение.
- Ђ ты, дрЯнь, если будешь у менЯ записки носить, так Я тебЯ так
проучу, что ты и своих не узнаешь...
‘анин сидел и писал. ЊарьЯ €вановна не привыкла видеть его пишущим и,
несмотрЯ на свое горе, заинтересовалась.
- —то это ты пишешь?
- Џисьмо пишу, - подымаЯ веселую спокойную голову, ответил ‘анин.
- Љому?
- ’ак... редактору одному знакомому... хочу опЯть к нему в редакцию.
- „а ты разве пишешь?
- џ все делаю, - улыбнулсЯ ‘анин.
- Ђ зачем тебе туда?
- Ќадоело мне уже у вас, мама, - с искренней усмешкой ответил ‘анин.
‹егкаЯ обида кольнула Њарью €вановну.
- ‘пасибо! - с обидчивой иронией сказала она.
‘анин внимательно посмотрел на нее, хотел сказать, что она не такаЯ же
дура, чтобы не понимать, что человеку скучно сидеть на одном месте да еще
без всЯкого дела, но промолчал. …му показалось нудно объЯснЯть ей такое
простое дело.
ЊарьЯ €вановна вынула платок и долго молча мЯла его тонкими старческими
пальцами одрЯхлевшей породистой женщины. …сли бы не было записки ‡арудина и
душа ее не была повержена в хаос сомнений и страхов, она горько и долго
пенЯла бы сыну за его резкость, но теперь ограничилась только
трагически-жалким сопоставлением:
- „а... Ћдин, как волк, из дому тЯнет, а другаЯ?
€ она махнула рукой.
‘анин с любопытством поднЯл голову. Ћчевидно, стараЯ житейскаЯ драма
начинала развертыватьсЯ дальше.
- Ђ вы почем знаете? - спросил он, бросаЯ перо.
€ вдруг Њарье €вановне стало стыдно, что она прочла письмо дочери. Ќа
старых щеках выступил кирпичный румЯнец, и она нетвердо, но сердито
ответила:
- џ, глава Ѓогу, не слепаЯ!.. ‚ижу...
‘анин подумал.
- Ќичего вы не видите, - сказал он, - а в доказательство могу вас
поздравить с законным браком вашей дочери... Ћна сама хотела вам сказать, да
уж все равно...
…му стало жаль, что в красивую молодую жизнь ‹иды врываетсЯ еще одно
мучение старческаЯ тупаЯ любовь, способнаЯ замучить человека самой тончайшей
и лютейшей пыткой.
- —то? - всЯ выпрЯмлЯЯсь, переспросила ЊарьЯ €вановна.
- ‹ида замуж выходит.
- ‡а кого? - радостно и недоверчиво вскрикнула старуха.
- ‡а Ќовикова... конечно...
- Ђ... а как же...
- „а ну его к черту! - с внезапным раздражением вскрикнул ‘анин. - Ќе
все ли вам равно... —то вы чужую душу сторожить собираетесь?
- Ќет, Я только не понимаю, ‚олодЯ... - смущенно и нерешительно
оправдывалась старуха, сердце которой запело непонЯтно почему радостную длЯ
нее песню: "‹ида замуж выходит, ‹ида замуж выходит!.."
‘анин сурово пожал плечами.
- —его ж тут не понимать... ‹юбила одного, полюбила другого, завтра
полюбит третьего... Ќу и Ѓог с ней.
- —то ты говоришь! - с негодованием вскрикнула ЊарьЯ €вановна.
‘анин встал спиной к столу и скрестил руки.
- Ђ вы разве всю жизнь одного любили? - спросил он сердито.
ЊарьЯ €вановна поднЯлась, и на ее неумном старом лице выступила
каменно-холоднаЯ гордость.
- ’ак с матерью не говорЯт! - резко выговорила она.
- Љто?
- —то кто?
- Љто не говорит? - глЯдЯ исподлобьЯ, спросил ‘анин.
Ћн смотрел на мать и в первый раз сознательно заметил, какое у нее
тупое и ничтожное выражение глаз и как нелепо торчит на голове всхохленнаЯ,
как куриный гребень, наколка.
- Ќикто не говорит! - тупо, каким-то неживым голосом сказала она.
- Ќу, а Я говорю. ’олько и всего... - вдруг успокаиваЯсь и впадаЯ в
свое обычное настроение, возразил ‘анин, отвернулсЯ и сел.
‚ы свое от жизни взЯли, а потому никакого права не имеете душить ‹иду,
- довольно равнодушно проговорил он, не оборачиваЯсь и принимаЯсь писать.
ЊарьЯ €вановна молчала и смотрела на ‘анина во все глаза, а куриный
гребень еще нелепее хохлилсЯ у нее на голове. Њгновенно затираЯ все
воспоминаниЯ и о минувшей жизни, с ее молодыми сладострастными ночами, она
закрыла себе глаза одной фразой: "Љак он смеет так говорить с матерью!" - и
не знала, что ей делать дальше. Ќо прежде, чем она решила, успокоившийсЯ
‘анин повернулсЯ, взЯл ее за руку и ласково сказал:
- Ћставьте вы все это... Ђ ‡арудина гоните вон, а то он действительно
каких-нибудь пакостей наделает...
ЊЯгкаЯ волна прошла по сердцу Њарьи €вановны.
- Ќу, Ѓог с тобой, - произнесла она. - џ рада... Њне ‘аша Ќовиков
всегда нравилсЯ... Ђ ‡арудина, конечно, принимать нельзЯ, хотЯ бы из
уважениЯ к ‘аше.
- •отЯ бы из уважениЯ к ‘аше, - смеЯсь одними глазами, согласилсЯ
‘анин.
- Ђ где ‹ида? - уже со спокойной радостью спросила ЊарьЯ €вановна.
- ‚ своей комнате.
- Ђ ‘аша? - с нежностью выговариваЯ имЯ Ќовикова, прибавила мать.
- Ќе знаю, право... пошел... - начал ‘анин, но в это времЯ в дверЯх
поЯвилась „унька и сказала:
- ’ам ‚иктор ‘ергеевич пришли... с чужим барином.
- Ђ... ѓони ты их в шею, - посоветовал ‘анин.
„унька застенчиво хихикнула.
- —то вы, барин, разве можно!
- Љонечно, можно... Ќа кой черт они нам сдались!
„унька закрылась рукавом и ушла.
ЊарьЯ €вановна выпрЯмилась и стала как бы моложе, но глаза ее приобрели
еще более тупое и животное выражение. ‚ душе ее моментально, с удивительной
легкостью и чистотой, точно она ловко передернула карту, произошла полнаЯ
перемена: насколько теплело ее сердце к ‡арудину раньше, когда она думала,
что офицер женитсЯ на ‹иде, настолько оно стало неприЯзненно холодным
теперь, когда выЯснилось, что мужем ‹иды будет другой мужчина, а этот мог
быть только ее любовником.
Љогда мать повернулась к выходу, ‘анин посмотрел на ее каменный, с
серым недоброжелательным глазом, профиль и подумал: "‚от животное!"
Џотом сложил бумагу и пошел за ней. …му было очень любопытно
посмотреть, как сложитсЯ и разовьетсЯ новое запутанное и трудное положение,
в которое поставили себЯ люди.
‡арудин и ‚олошин встали навстречу с утрированной любезностью, лишенной
той свободы, которой пользовалсЯ ‡арудин в доме ‘аниных прежде. ‚олошину
было несколько неловко, потому что он пришел с известной мыслью о ‹иде и эту
мысль приходилось скрывать. Ќо неловкость эта только еще больше волновала
его.
Ђ на лице ‡арудина, сквозь напускные развЯзность и нахальство, Ясно
выступала робкаЯ тоска. Ћн сам чувствовал, что не надо было приходить: ему
было стыдно и страшно; он не мог представить себе, как встретитсЯ с ‹идой, и
в то же времЯ ни за что на свете не выдал бы этих чувств ‚олошину и не
отказалсЯ бы от привычного самоуверенного, ничем не дорожащего мужчины,
который может сделать с женщиной что угодно. ‚ременами он прЯмо ненавидел
‚олошина, но шел за ним, как прикованный, не имеЯ сил показать свою
настоЯщую душу.
- „орогаЯ ЊарьЯ €вановна, - неестественно показываЯ белые зубы, сказал
‡арудин. - Џозвольте вам представить моего хорошего приЯтелЯ, Џавла ‹ьвовича
‚олошина...
Џри этом он угодливо, с неуловимо подмигивающей черточкой в самых
уголках глаз и губ, улыбнулсЯ ‚олошину.
‚олошин поклонилсЯ, ответив ‡арудину тою же улыбкой, но более заметно и
почти нагло.
- Ћчень приЯтно, - холодно сказала ЊарьЯ €вановна.
‘крытаЯ неприЯзнь холодком скользнула из ее глаз на ‡арудина, и
осторожно-чуткий офицер сейчас же это заметил. Њгновенно исчезла последнЯЯ
его самоуверенность и поступок их, окончательно потерЯв игривую забавность,
стал казатьсЯ ему невозможным и нелепым.
"ќх, не надо было приходить!" - подумал он и тут впервые Ясно вспомнил
то, о чем забывал, возбужденный обществом длЯ него недосЯгаемо великолепного
‚олошина: ведь сейчас войдет ‹ида!.. ‚едь это та самаЯ ‹ида, котораЯ была с
ним в свЯзи, беременна от него, мать его собственного будущего ребенка,
который так или иначе, а ведь родитсЯ же когда-нибудь! € что же он ей скажет
и как посмотрит на нее?.. ‘ердце ‡арудина робко сжалось и тЯжелым комом
надавило куда-то вниз.
"Ђ вдруг она уже знает!" - с ужасом подумал он, уже не смеЯ взглЯнуть
на Њарью €вановну, и весь стал ерзать, шевелитьсЯ, закуриваЯ папиросу,
двигаЯ плечами и ногами и бегаЯ глазами по сторонам.
"ќх, не надо было идти!"
- Ќадолго к нам? - величаво-холодно спрашивала ЊарьЯ €вановна ‚олошина.
- Ћ нет, - развЯзно и насмешливо глЯдЯ на провинциальную даму, отвечал
‚олошин и, вывернув ладонь, ловко вставил в угол сигару, дым которой шел
прЯмо в лицо старухи.
- ‘кучно вам у нас покажетсЯ... после Џитера...
- Ќет, отчего же... Њне тут очень нравитсЯ, такой, знаете,
патриархальный городок...
- ‚от вы за город съездите, у нас места есть великолепные... € купанье,
и катанье...
- Ћ, непременно-с! - насмешливо подчеркиваЯ "с", но уже скучливо
воскликнул ‚олошин.
ђазговор не вЯзалсЯ и был тЯжел и нелеп, как улыбающаЯсЯ картоннаЯ
маска, из-под которой смотрЯт враждебные и скучные глаза. ‚олошин стал
поглЯдывать на ‡арудина, и смысл его взглЯдов был понЯтен не только офицеру,
но и ‘анину, внимательно наблюдавшем) за ними из угла.
Њысль, что ‚олошин перестанет думать о нем, как о ловком,
остроумно-нахальном человеке, способном на все, оказалась сильнее тайной
боЯзни ‡арудина.
- Ђ где же ‹идиЯ Џетровна? - с самоотверженным усилием спросил он,
опЯть без нужды весь приходЯ в движение.
ЊарьЯ €вановна посмотрела на него с удивленной неприЯзнью.
"Ђ тебе какое дело, раз не ты на ней женишьсЯ!" - сказали ее глаза.
- Ќе знаю... “ себЯ, должно быть, - холодно ответила она.
‚олошин опЯть выразительно посмотрел на ‡арудина.
"ЌельзЯ ли как-нибудь вытребовать ‹идку эту поскорее, а то старушенциЯ
мало занимательна!" - мысленно сказал он.
‡арудин раскрыл рот и беспомощно шевельнул усами.
- џ так много лестного слышал о вашей дочери, - осклаблЯЯ гнилые зубки,
любезно нагибаЯсь всем корпусом вперед и потираЯ руки, заговорил ‚олошин
сам, - что надеюсь иметь честь быть ей представленным.
ЊарьЯ €вановна скользнула взглЯдом по неуловимо изменившемусЯ лицу
‡арудина и инстинктивно понЯла, что именно мог слышать этот гнилообразный,
наглый человечек о ее кристально чистой и нежно-свЯтой ‹иде. Њысль эта была
так остра, что мгновенно приблизила к ней страшное предчувствие падениЯ ‹иды
и обнЯла беспомощным ужасом. Ћна растерЯлась, и глаза ее стали в это времЯ
человечнее и мЯгче.
"…сли их не прогнать отсюда, - подумал в эту минуту ‘анин, - то они
причинЯт еще много горЯ и ‹иде, и Ќовикову..."
- џ слышал, что вы уезжаете? - вдруг спросил он, задумчиво глЯдЯ в пол.
‡арудин удивилсЯ, как не пришла ему самому в голову такаЯ простаЯ и
удобнаЯ мысль.
"Ђ!.. ‚зЯть отпуск месЯца на два..." - мелькнуло у него в мозгу, и
‡арудин поспешно ответил:
- „а, собираюсь... Ќадо бы отдохнуть, проветритьсЯ... знаете...
‡аплесневеешь на одном месте!
‘анин вдруг засмеЯлсЯ. ‚есь этот разговор, в котором ни одно слово не
выражало того, что чувствовали и думали люди, всЯ его никого не обманывающаЯ
ложность и то, что все, Явно видЯ, что никто не верит, продолжали обманывать
друг друга, рассмешили его. € решительное, веселое чувство свободной волной
прихлынуло к его душе.
- ‘катертью дорога, - сказал он первое, что пришло ему в голову.
€ как будто со всех слетел строгий, крахмальный костюм, все три
человека мгновенно изменились. ЊарьЯ €вановна побледнела и стала меньше, в
глазах ‚олошина мелькнуло трусливо-животное чувство, превратившее его в
насторожившегосЯ зверька, а ‡арудин тихо и неуверенно поднЯлсЯ со своего
места. †ивое движение прошло по комнате.
- —то? - подавленным голосом спросил ‡арудин, и голос его был тот
самый, который не мог быть ему несвойствен в эту минуту.
‚олошин испуганно и мелко засмеЯлсЯ, острыми пугливыми глазками
отыскиваЯ свою шлЯпу. ‘анин, не отвечаЯ ‡арудину, с веселым и злым лицом,
нашел шлЯпу ‚олошина и подал ему. ‚олошин раскрыл рот, и из него вышел
тоненький придавленный звук, похожий на жалобный писк.
- Љак это понЯть? - с отчаЯнием крикнул ‡арудин, совершенно терЯЯ
почву. "‘кандал!" пронеслось в его помертвелом мозгу.
- ’ак и понимайте, - сказал ‘анин, - вы тут совершенно не нужны и вы
доставите всем большое удовольствие, если уберетесь отсюда.
‡арудин шагнул вперед. ‹ицо его стало страшно, и белые зубы оскалились
зловеще и зверино.
- Ђ-а... вот как... - проговорил он, судорожно задыхаЯсь.
- Џошел вон, - с презрением, коротко и твердо ответил ‘анин.
€ в голосе его послышалась такаЯ стальнаЯ и страшнаЯ угроза, что
‡арудин отступил и замолчал, нелепо и дико вращаЯ зрачками.
- ќто черт знает что такое... - негромко пробормотал ‚олошин и поспешно
направилсЯ к дверЯм, прЯча голову в плечи.
Ќо в дверЯх показалась ‹ида.
Ќикогда, ни прежде, ни после, она не чувствовала себЯ такой униженной,
точно голаЯ рабынЯ, из-за которой на рынке разодрались самцы. ‚ первую
минуту, когда она узнала о приходе ‡арудина с ‚олошиным и отчетливо понЯла
смысл этого прихода, чувство физического унижениЯ было так велико, что она
нервно зарыдала и убежала в сад, к реке, с вновь возникшей мыслью о
самоубийстве.
„а что же это?.. Ќеужели этому еще не конец!.. Ќеужели Я совершила
такое ужасное преступление, что оно никогда не проститсЯ и всегда, всЯкий
будет иметь право... - чуть не закричала она, заломив над головой руки.
Ќо в саду было так Ясно и светло, так мирно жили там Яркие цветы, пчелы
и птицы, так голубело небо, так блестела у осоки вода и так обрадовалсЯ
фокстерьер Њилль тому, что она побежала, что ‹ида опомнилась. Ћна вдруг
инстинктивно вспомнила, что и всегда так же охотно и жадно бегали за ней
мужчины, вспомнила свое оживление, которое напрЯгало все ее тело под
взглЯдами этих мужчин, и потом совсем сознательно в ней пробудилось чувство
гордости и правоты.
"Ќу что ж, - подумала она, - какое мне дело... он так он... ну, любила,
теперь разошлись... € никто, никогда не смеет менЯ презирать!"
Ћна круто повернулась к дому и пошла.
‚ дверЯх ‹ида поЯвилась не такою, какою привыкли видеть ее чужие люди.
Ќе как всегда, вместо обычной модной и вычурной прически у нее на спине
мЯгко спускалась толстаЯ и пышнаЯ коса, вместо изЯщного изощренного туалета
на груди и плечах легко и просто была легкаЯ кофточка, наивно показывавшаЯ
освобожденное прекрасное тело, и всЯ она, в этом милом, простом, домашнем
виде была как-то неожиданно прекрасна и обаЯтельна.
‘транно улыбаЯсь, улыбкой, делавшей ее похожей на брата, ‹ида как будто
спокойно перешагнула порог и сказала звучным и красивым голосом, с особенно
милыми девичьими нотками:
- ‚от и Я... Људа же вы?.. ‚иктор ‘ергеевич, бросьте фуражку!..
‘анин замолчал и с любопытным восторгом, широко открыв глаза, глЯдел на
сестру,
"ќто еще что!" - подумал он.
ЉакаЯ-то внутреннЯЯ сила, и грознаЯ, и милаЯ, и непреоборимаЯ, и
женственно-нежнаЯ, вошла в комнату. ’очно укротительница вошла в клетку
разодравшихсЯ диких зверей. Њужчины вдруг стали мЯгки и покорны. ‚идите ли,
‹идиЯ Џетровна, - с замешательством проговорил ‡арудин.
€ как только он заговорил, мило-жалкое, беспомощное выражение
скользнуло по лицу ‹иды. Ћна быстро взглЯнула на него и вдруг ей стало
невыносимо больно. Ѓолезненно чувствительный оттенок физической нежности
проснулсЯ в ней и мучительно захотелось на что-то надеЯтьсЯ. Ќо это желание
мгновенно же сменилось острой животной необходимостью доказать ему, как
много он сам потерЯл и как она все-таки прекрасна, несмотрЯ на горе и
унижение, которое он причинил ей.
- Ќичего Я не хочу видеть! - и в самом деле, почти закрываЯ красивые
глаза властно и несколько театрально произнесла ‹ида.
‘ ‚олошиным сделалось что-то странное: эта прелестнаЯ теплота, шедшаЯ
от едва прикрытого, нежного женского тела, открывшегосЯ в неожиданной милой
домашней красоте, разварила все его существо. Ћстрый Язычок мгновенно
облизал его пересохшие губы, глазки сузились и все тело, под просторным
светлым костюмом, отекло в бессильном физическом восторге.
- Џредставьте же... - сказала ‹ида, через плечо поворачиваЯ к нему
большие девичьи глаза, мЯгко и своевольно оттененные ресницами.
- ‚олошин... Џавел ‹ьвович... - пробормотал ‡арудин.
"€ такаЯ красавица была моей любовницей!" - и с искренним восторгом, и
с хвастливым чувством перед ‚олошиным, и с легким уколом сознаниЯ
невозвратимой потери мелькнуло в нем.
‹ида медленно повернулась к матери.
- Њама, вас там спрашивают... сказала она.
- Њне не до... - начала ЊарьЯ €вановна.
- џ говорю... - перебила ‹ида, и в голосе ее неожиданно зазвучали
слезы.
ЊарьЯ €вановна торопливо встала. ‘анин смотрел на ‹иду, и ноздри его
раздувались широко и сильно.
- ѓоспода, пойдемте в сад... ’ут жарко! - сказала ‹ида и, как прежде,
не глЯдЯ, идут ли за ней, пошла на балкон.
Њужчины, как загипнотизированные, двинулись за ней и было похоже, точно
она опутала их своей косой и насильно ведет, куда хочет. ‚олошин шел
впереди, восхищенный и обостренный, позабыв все на свете, кроме нее.
‹ида села под липой в качалку и вытЯнула маленькие ноги в желтых
туфельках на просвечивающихсЯ черных чулках. ‚ ней как будто было два
существа: одно томилось от стыда, обиды и тоски, другое упрЯмо принимало
сознательно возбуждающие позы, одну красивее и гибче другой. € первое с
омерзением смотрело и на себЯ, и на мужчин, и на всю жизнь.
- Ќу, Џавел ‹ьвович... какое впечатление производит на вас наша глушь?
- щурЯ глаза, спрашивала ‹ида.
‚олошин быстро скрестил и потер пальцы.
- ’акое, какое, вероЯтно, испытывает человек в глухом лесу,
наткнувшийсЯ на роскошный цветок! - ответил он.
€ между ними началсЯ легкий, пустой и насквозь лживый разговор, в
котором все то, что произносилось вслух, было ложью, а все то, о чем
умалчивали, было правдой. ‘анин молчал и слушал именно тот молчаливый и
настоЯщий разговор, который без слов скользил по лицам, по рукам и ногам, по
звукам голоса и его дрожи. ‹ида страдала. ‚олошин мучительно и
неудовлетворенно наслаждалсЯ ее красотой и запахом. Ђ ‡арудин уже ненавидел
и ее, и ‘анина, и ‚олошина, и весь мир, хотел уйти и не уходил, хотел
сделать что-то грубое и курил папиросу за папиросой. € почему-то нестерпимаЯ
потребность, чтобы ‹ида открыто предстала всем как его любовница,
беспросветно-зло надавила его мозг.
- €так, вам нравитсЯ у нас, вы не жалеете, что покинули Џетербург? -
спрашивала ‹ида.
Ѓыть может, эта пытка была мучительнее всего ей и ей самой странно
было, что она не встает, не уходит.
- Mais au contraire! {Ќет, напротив (фр.).} - возражал ‚олошин,
кокетливо разводЯ руками и наводЯ глаз на грудь ‹иды.
- Ѓез фраз! - с кокетливо-повелительным жестом сказала ‹ида, и опЯть в
ней боролись два существа: одно вызывало краску на лице, другое еще выпуклее
и неуловимо бесстыднее выставило грудь навстречу обнажающему взглЯду.
"’ы думаешь, что Я очень несчастна... что Я убита! ’ак на же, смотри!
‚ы таковы, так и Я буду такой! - с внутренними слезами мысленно говорила она
‡арудину.
- Ћ, ‹идиЯ Џетровна! - с ненавистью отозвалсЯ ‡арудин, - какие уж тут
фразы!
- ‚ы, кажетсЯ, что-то сказали? - холодно спросила ‹ида и, быстро менЯЯ
тон, опЯть обернулась к ‚олошину.
- ђасскажите мне о петербургской жизни... “ нас ведь не жизнь, а
прозЯбание!
‡арудин почувствовал, что ‚олошин слегка усмехнулсЯ в его сторону и
подумал, что ‚олошин уже не верит в то, что ‹ида была его любовницей.
"Ђга, ага... так... хорошо!" - с невероЯтной злобой сказал он себе.
- Ќаша жизнь? Ћ, эта знаменитаЯ "петербургскаЯ жизнь"!...
‚олошин легко и быстро болтал и производил впечатление маленькой
глупенькой обезьЯнки, что-то лопочущей на своем пустом малопонЯтном Языке.
"Љто знает!" - думал он с затаенной надеждой, глЯдЯ на лицо, грудь и
широкие бедра ‹иды.
- Њогу вам дать честное слово, ‹идиЯ Џетровна, что наша жизнь очень
бледна и скучна... „о сегоднЯшнего днЯ, впрочем, Я думал, что и всЯкаЯ жизнь
скучна, независимо от того, где живет человек в столице или в деревне...
- Ѓудто? - полузакрыла глаза ‹ида.
- —то дает жизнь, так это - прекраснаЯ женщина! Ђ женщина больших
городов, ах, если бы вы их видели!.. Ђ знаете, Я убежден, что если что
когда-либо спасет мир, то это красота! - неожиданно, но считаЯ это очень
уместным, понЯтным и остроумным прибавил ‚олошин.
Ќа его лице установилось бессмысленно разгорЯченное выражение, и он
болтал срывающимсЯ голосом, беспрестанно возвращаЯсь к одному и тому же, к
женщине, о которой он говорил так, точно тайком непрестанно раздевал и
насиловал ее. € ‡арудин, подмечаЯ это выражение, вдруг почувствовал смутную
ревность.
Ћн краснел и бледнел и не мог стоЯть на месте, неровно и странно
переходЯ с места на место посредине аллеи.
- Ќаши женщины так похожи одна на другую, они так исковеркались и
ошаблонились!.. Ќайти что-нибудь способное вызвать действительное
преклонение перед красотой... не то, знаете, специфическое чувство, а
действительно чистое, искреннее поклонение, какое испытываешь перед статуей,
в больших городах невозможно!.. „лЯ этого надо пуститьсЯ именно в глушь, где
жизнь еще - нетронутаЯ почва, способнаЯ давать пышные цветы!
‘анин невольно почесал затылок и переложил ногу на ногу.
- Ђ к чему им здесь и расцветать, когда их рвать некому! - возразила
‹ида.
"Ђга! - с интересом подумал ‘анин, - вот куда она ведет!.."
…му была ужасно интересна эта грубоватаЯ тонкаЯ игра чувств и желаний,
Ясно и в то же времЯ неуловимо развертывающаЯсЯ перед ним.
- ’о есть!
- Ќу да, Я говорю серьезно! Љто срывает наши печальные цветы? —то это
за люди, которых мы делаем своими героЯми! - вырвалось у ‹иды совершенно
искренно и трогательно-грустно.
- ‚ы к нам безжалостны! - невольно отозвалсЯ на скрытые нотки ее голоса
‡арудин.
- ‹идиЯ Џетровна права! - с одушевлением поддержал ‚олошин, но сейчас
же спохватилсЯ и трусливо оглЯнулсЯ на ‡арудина.
‹идиЯ захохотала, и ее горЯщие местью, и стыдом, и тоской глаза грозно
и печально впились в лицо ‡арудину. Ђ ‚олошин опЯть болтал, и слова его
сыпались, прыгали и дробились, как стаЯ каких-то чепушистых уродцев, Ѓог
весть откуда набежавших сюда.
“же он говорил о том, что женщина с прекрасным телом может, не
возбуждаЯ грЯзных желаний, поЯвлЯтьсЯ на улицу голой, и видно было, как
хотелось ему, чтобы этою женщиной была ‹ида и чтобы голой поЯвилась она
именно длЯ него.
Ђ ‹ида смеЯлась, перебивала его, и в ее высоком смехе слышалсЯ стыд и
слезы обиды и тоски.
Ѓыло жарко, и солнце высоко и прЯмо смотрело в сад, и листьЯ тихо-тихо
покачивались, точно волнуЯсь знойными, но скованными ленью желаниЯми. Ђ под
ними хорошенькаЯ, молоденькаЯ беременнаЯ женщина с тайными слезами и муками
старалась отомстить за поруганную страсть и чувствовала, что это не удаетсЯ,
и страдала бессильным стыдом; один слабосильный, трусливый самец мучилсЯ в
потугах высказываемого и скрываемого сладострастного желаниЯ, а другой
страдал от ревнивой и унижающей злобы.
‘анин сидел в стороне, в мЯгкой и зеленой тени липы, и спокойно смотрел
на них.
- Ћднако нам пора, - наконец не выдержал ‡арудин. ‘ам не знаЯ почему,
он чувствовал во всем, в смехе, в глазах, в дрожи пальцев ‹иды, скрытые
удары по лицу, и злоба к ней, ревность к ‚олошину и физическаЯ тоска
безвозвратной потери истомили его.
- “же? - спросила ‹ида.
‚олошин, сладко жмурЯсь, улыбалсЯ и тонким Языком облизывал губы.
- —то делать... ‚иктору ‘ергеевичу, очевидно, нездоровитсЯ, -
насмешливо, воображаЯ себЯ победителем, сказал он.
Ћни стали прощатьсЯ. Љогда ‡арудин наклонилсЯ к руке ‹иды, он вдруг
шепнул:
- Џрощай!
Ћн сам не знал, зачем это сделал, но никогда так не любил и не
ненавидел ‹иду, как в эту минуту. € в душе ‹иды ответно что-то замерло и
задрожало, в желании расстатьсЯ с грустной и нежной благодарностью за
пережитые вместе наслаждениЯ, без всЯких местей, злоб и ненавистей. Ќо она
подавила это чувство и ответила безжалостно громко:
- Џрощайте!.. ‘частливого пути. Џавел ‹ьвович, не забывать!
‘лышно было, как ‚олошин, нарочно громче, чем нужно, сказал:
- ‚от женщина, она опьЯнЯет, как шампанское!..
Ћни ушли, а когда шаги их стихли, ‹ида села в качалку, но совсем не
так, как прежде, а сгорбившись и всЯ дрожа. ’ихие, какие-то особенно
трогательные, девические слезы полились у нее по лицу. € почему-то ‘анину
припомнилсЯ трогательно-задумчивый образ русской девушки, с ее пышной косой,
безотрадной жизнью и кисейным рукавом, которым она тайком где-нибудь но
весне, над обрывом разлива, утирала свои слезы. € то, что этот старинный
наивный образ был совсем не свойствен обычной ‹иде, с ее модными высокими
прическами и изЯщными кружевными платьЯми, особенно было трогательно и
жалко.
- Ќу, что ты! - сказал ‘анин, подходЯ и берЯ ее за руку.
- Ћставь... какаЯ ужаснаЯ штука жизнь... - выговорила ‹ида и
наклонилась к самым коленЯм, закрыв лицо руками. ЊЯгкаЯ коса тихо свернулась
через плечо и упала вниз.
- ’ьфу! - сердито сказал ‘анин, - стал бы Я из-за таких пустЯков!..
- Ќеужели нет... других, лучших людей! - опЯть проговорила ‹ида.
- Љонечно, нет, улыбнулсЯ ‘анин, - человек гадок по природе... Ќе жди
от него ничего хорошего и тогда то дурное, что он будет делать, не будет
причинЯть тебе горЯ...
‹ида поднЯла голову и посмотрела на него заплаканными красивыми
глазами.
- Ђ ты не ждешь? - спокойнее и задумчивее спросила она.
- Љонечно, нет, - отвечал ‘анин, - Я живу один...

XXIX

Ќа другой день простоволосаЯ и босаЯ „унька, с застывшим выражением
испуга в глупых глазах, прибежала к ‘анину, чистившему дорожку в саду и,
очевидно повторЯЯ чужие слова, сказала:
- ‚ладимир Џетрович, вас желают видеть господа ахвицеры...
‘анин не удивилсЯ, потому что ждал того или иного вызова от ‡арудина.
- € очень желают? - шутЯ спросил он „уньку.
Ќо „унька, видимо, знала что-то страшное и, против обыкновениЯ, не
закрылась рукавом, а взглЯнула ему прЯмо в глаза с выражением испуганного
участиЯ.
‘анин поставил лопату к дереву, снЯл и перетЯнул поЯс и, по своей
манере, слегка раскачиваЯсь на ходу, пошел в дом.
"ќкие дураки... ведь вот идиоты!" - с досадой думал он о ‡арудине и его
секундантах, но это было не ругательством, а выражением его искреннего
мнениЯ.
Љогда он проходил через дом, из дверей своей комнаты вышла ‹ида и стала
на пороге. “ нее было напрЯженное бледное лицо и страдальческие глаза. Ћна
пошевелила губами, но ничего не сказала. ‚ эту минуту она чувствовала себЯ
самой несчастной и самой преступной женщиной в мире.
‚ гостиной, в кресле, беспомощно сидела ЊарьЯ €вановна. € у нее было
испуганное несчастное лицо, и куриный гребень наколки растерЯнно свисал
набок. Ћна тоже поглЯдела на ‘анина умолЯющими, испуганными глазами, так же
пошевелила губами и так же промолчала.
‘анин улыбнулсЯ ей, хотел остановитьсЯ, но раздумал и пошел дальше.
’анаров и фон „ейц сидели в зале, на стульЯх возле первого от двери
окна, и сидели не так, как садились всегда, а поджав ноги и выпрЯмившись,
точно им было страшно неловко в их белых кителЯх и узких синих рейтузах. Џри
входе ‘анина они медленно и нерешительно поднЯлись, очевидно не знаЯ, как
вести себЯ дальше.
- ‡дравствуйте, господа, - сказал ‘анин громко, подходЯ и протЯгиваЯ
руку.
”он „ейц на секунду замЯлсЯ, но ’анаров быстро и преувеличенно
поклонилсЯ, пожимаЯ руку, так, что перед ‘аниным мелькнул его подстриженный
затылок.
- Ќу, что скажете хорошего? - спросил ‘анин, замечаЯ эту особую
предупредительную готовность ’анарова и дивЯсь тому, как ловко и уверенно
проделывал этот офицер глупость фальшивой церемонии.
”он „ейц выпрЯмилсЯ и придал холодный вид своей лошадиной физиономий,
но сконфузилсЯ. € странно было, что заговорил прЯмо и уверенно всегда
молчаливый и застенчивый ’анаров.
- Ќаш друг, ‚иктор ‘ергеевич ‡арудин, сделал нам честь, поручив за него
объЯснитьсЯ с вами, - сказал он отчетливо и холодно, как будто внутри его
пошла в ход заведеннаЯ машина.
- Ђга! - произнес ‘анин, широко открываЯ рот с комической важностью.
- „а-с, - слегка опускаЯ брови, упрЯмо и твердо продолжал ’анаров, - он
находит, что ваше поведение относительно него было не совсем...
- Ќу да... понимаю... - быстро терЯЯ терпение, перебил ‘анин, - Я его
прогнал почти что в шею... чего уж тут "не совсем"!
’анаров сделал усилие, чтобы что-то понЯть, но не смог и продолжал:
- „а-с... Ћн требует, чтобы вы взЯли свои слова назад.
- „а, да... - почему-то счел нужным прибавить длинный фон „ейц и, как
журавль, переступил с ноги на ногу.
- Љак же Я их возьму? ‘лово не воробей, вылетит, не поймаешь! - смеЯсь
одними глазами, возразил ‘анин.
’анаров недоуменно помолчал, глЯдЯ прЯмо в глаза ‘анину.
"Ћднако, какие у него злые глаза!" - подумал ‘анин.
- Ќам не до шуток... - сердито, точно сразу понЯв что-то и густо
багровеЯ, вдруг быстро проговорил ’анаров, - угодно вам взЯть ваши слова
обратно или нет?
‘анин помолчал.
"”орменный идиот!" - подумал он даже с грустью, взЯл стул и сел.
- џ, пожалуй, и взЯл бы свои слова обратно, чтобы доставить ‡арудину
удовольствие и успокоить его, - серьезно заговорил он, - тем более что мне
это ровно ничего не стоит... Ќо, во-первых, ‡арудин глуп и поймет это не
так, как надо, и вместо того, чтобы успокоитьсЯ, будет злорадствовать, а
во-вторых, ‡арудин мне решительно не нравитсЯ, а при таких обстоЯтельствах и
слов назад брать не стоит...
- ’ак-с... - сквозь зубы злорадно протЯнул ’анаров.
”он „ейц испуганно поглЯдел на него, и с его длинной физиономии сползли
последние краски. Ћна стала желта и деревЯнна.
- ‚ таком случае, - повышаЯ голос и придаваЯ ему угрожающий оттенок,
начал ’анаров.
‘анин с внезапной ненавистью оглЯдел его узкий лоб и узкие рейтузы и
перебил:
- Ќу и так далее... знаю... ’олько дратьсЯ с ‡арудиным Я не буду.
”он „ейц быстро повернулсЯ. ’анаров выпрЯмилсЯ и, принимаЯ
презрительный вид, спросил, отчеканиваЯ слоги:
- Џо-че-му?..
‘анин засмеЯлсЯ, и ненависть его прошла так же быстро, как и Явилась.
- „а потому... ‚о-первых, Я не хочу убивать ‡арудина, а во-вторых, и
еще больше, не хочу сам умирать.
- Ќо... - кривЯ губы, начал ’анаров.
- „а не хочу и баста! - сказал ‘анин, вставаЯ. - ‘тану Я еще вам
объЯснЯть почему!.. Ћчень мне надо!.. Ќе хочу... ну?
ѓлубочайшее презрение к человеку, который не хочет дратьсЯ на дуэли,
смешалось в ’анарове с непоколебимым убеждением, что никто, кроме офицера, и
не способен быть настолько храбрым и благородным, чтобы дратьсЯ. Ђ потому он
нисколько не удивилсЯ, а, напротив, даже как будто обрадовалсЯ.
- ќто ваше дело, - сказал он, уже не скрываЯ и даже преувеличиваЯ
презрительное выражение, - но Я должен вас предупредить...
- € это знаю, - засмеЯлсЯ ‘анин, - но этого Я уже прЯмо не советую
‡арудину...
- —то-с? - усмехаЯсь, переспросил ’анаров, берЯ с подоконника фуражку.
- Ќе советую менЯ трогать, а то Я его так побью, что...
- Џослушайте! - вдруг вспыхнул фон „ейц, - Я не могу позволить... вы
издеваетесь!.. € неужели вы не понимаете, что отказыватьсЯ от вызова, это...
это...
Ћн был красен, как кирпич, и тусклые глаза глупо и дико пучились из
орбит, а на губах показалсЯ маленький слюнный водоворотик.
‘анин с любопытством посмотрел ему в рот и сказал:
- Ђ еще человек считает себЯ поклонником ’олстого!
”он „ейц вскинул головой и затрЯссЯ.
- џ вас попрошу! - с визгом прокричал он, мучительно стыдЯсь, что
кричит на хорошего знакомого, с которым недавно говорил о многих важных и
интересных вопросах. - џ вас попрошу оставить... ќто не относитсЯ к делу!
- Ќу нет, - возразил ‘анин, - даже очень относитсЯ!
- Ђ Я вас попрошу, - с истерическим воплем закричал фон „ейц, брызгаЯ
слюной, - это совсем... и одним словом...
- „а ну вас! - с неудовольствием отодвигаЯсь от брызгавшей слюны,
сказал ‘анин, - думайте, что хотите, а ‡арудину скажите, что он дурак...
- ‚ы не имеете права! - отчаЯнным плачущим голосом взвыл фон „ейц.
- •орошо-с, хорошо-с... - с удовольствием проговорил ’анаров. - €дем.
- Ќет, - тем же плачущим голосом и бестолково размахиваЯ длинными
руками, кричал фон „ейц, как он смеет... это прЯмо... это...
‘анин посмотрел на него, махнул рукой и пошел прочь.
- Њы так и передадим нашему другу... - сказал ему вслед ’анаров.
- Ќу, так и передайте, - не оборачиваЯсь, ответил ‘анин и ушел.
"‚едь вот, дурак, а как попал на своего дурацкого конька, какой стал
сдержанный и толковый!" - подумал ‘анин, слыша, как ’анаров уговаривает
кричащего фон „ейца.
- Ќет, это нельзЯ так оставить! - кричал длинный офицер, с грустью
сознаваЯ, что благодарЯ этой истории потерЯл интересного знакомого, и не
знаЯ, как это поправить, а оттого еще больше озлоблЯЯсь и, очевидно, портЯ
дело вконец.
- ‚олодЯ... тихо позвала из дверей ‹ида.
- —то? - остановилсЯ ‘анин.
- €ди сюда... мне нужно...
‘анин вошел в маленькую комнату ‹иды, где было полутемно и зелено от
закрывающх окно деревьев, пахло духами, пудрой и женщиной.
- Љак у тебЯ тут хорошо! - сказал ‘анин, страстно и облегченно вздыхаЯ.
‹ида стоЯла лицом к окну и на ее плечах и щеке мЯгко и красиво лежали
зеленые отсветы сада.
- Ќу, что тебе нужно? - ласково спросил ‘анин.
‹ида молчала и дышала часто и тЯжело.
- —то с тобой?
- ’ы не будешь... на дуэли? - сдавленным голосом спросила ‹ида, не
оборачиваЯсь.
- Ќет, - коротко ответил ‘анин.
‹ида молчала.
- Ќу, и что же?
Џодбородок ‹иды задрожал. Ћна разом повернулась и задыхающимсЯ голосом
быстро и несвЯзно проговорила:
- ќтого Я не могу, не могу понЯть...
- Ђ... - морщась, возразил ‘анин, - очень жаль, что не понимаешь!..
‡лаЯ и тупаЯ человеческаЯ глупость, охватывающаЯ со всех сторон,
исходЯщаЯ равно и от злых, и от добрых, и от прекрасных, и от безобразных
людей, утомила его. Ћн повернулсЯ и ушел.
‹ида посмотрела ему вслед, а потом ухватилась обеими руками за голову и
повалилась на кровать. „линнаЯ темнаЯ коса, словно мЯгкий пушистый хвост,
красиво разметалась по белому чистому одеЯлу. ‚ эту минуту ‹ида была так
красива, так сильна и гибка, что, несмотрЯ на отчаЯние и слезы, выглЯдела
удивительно живой и молодой; в окно смотрел пронизанный солнцем зеленый сад;
комнатка была радостна и светла. Ќо ‹ида не видела ничего.

XXX

Ѓыл тот особенный вечер, какой только изредка бывает на земле и кажетсЯ
спустившимсЯ откуда-то с прозрачного и величественно-прекрасного голубеющего
неба. Ќевысокое солнце второй половины лета уже зашло, но было еще совсем
светло, и воздух был удивительно чист и легок. Ѓыло сухо, но в садах
неведомо откуда поЯвилась обильнаЯ роса; пыль с трудом поднималась, но
стоЯла в воздухе долго и лениво; было душно и прохладно уже. ‚се звуки
разносились легко и быстро, как на крыльЯх.
‘анин, без шапки, в своей широкой голубой, но уже позеленевшей на
плечах рубахе, прошел по пыльной улице и длинному, заросшему крапивой,
переулку к дому, где жил €ванов.
€ванов, серьезный и широкоплечий, с длинными, прЯмыми, как солома,
волосами, сидел перед окном в сад, где все больше увлажнЯлась росой и опЯть
зеленела запылившаЯсЯ за день зелень, и методично набивал папиросы табаком,
от которого на сажень вокруг хотелось чихать.
- ‡дравствуй, - сказал ‘анин, облокачиваЯсь на подоконник.
- ‡дорово.
- Ђ менЯ на дуэль вызвали, - сказал ‘анин.
- „оброе дело! - ответил €ванов невозмутимо. - Љто и за что?
- ‡арудин... џ его из дому выгнал, ну он и обиделсЯ.
- ’ак, - сказал €ванов. - Ѓудешь, значит, дратьсЯ? Џодерись, Я
секундантом буду... пусть другу нос отстрелЯт.
- ‡ачем... Ќос - благороднаЯ часть тела... Ќе буду Я дратьсЯ! - смеЯсь,
возразил ‘анин.
- € то хорошо, - кивнул головой €ванов, - зачем дратьсЯ, дратьсЯ не
следует!
- Ђ вот моЯ сестрица ‹ида иначе рассуждает, - улыбнулсЯ ‘анин.
- Џотому - дура! - убежденно возразил €ванов. - ‘колько в каждом
человеке этой глупости сидит!
Ћн набил последнюю папиросу и сейчас же закурил ее, остальные собрал,
уложил в кожаный портсигар и, сдунув табак с подоконника, вылез в окно.
- —то будем творить? - спросил он.
- Џойдем к ‘оловейчику, - предложил ‘анин.
- Ђ ну его, - поморщилсЯ €ванов.
- —то так?
- Ќе люблю Я его!.. ‘лизнЯк!..
- Њногим ли хуже всех других, - махнул рукой ‘анин. - Ќичего... пойдем.
- Ќу, пойдем, мне что! - согласилсЯ €ванов так же быстро, как он всегда
соглашалсЯ со всем, что говорил ‘анин.
€ они пошли по улицам, оба здоровые и высокие, с широкими плечами и
веселыми голосами.
Ќо ‘оловейчика не оказалось дома. ”лигель был заперт, во дворе пусто и
мертво, и только ‘ултан громыхал у амбара цепью и одиноко лаЯл на чужих
людей, неведомо зачем ходивших по двору.
- ќкаЯ мерзость тут, - сказал €ванов. - Џойдем на бульвар.
Ћни ушли, затворив калитку, а ‘ултан, тЯвкнув еще раза два, сел перед
будкой и печально стал смотреть на свой пустой двор, на мертвую мельницу и
белые узкие и кривые дорожки, змеившиесЯ по низкой пыльной траве.
‚ городском саду, по обыкновению, играла музыка. Ќа бульваре было уже
совсем прохладно и легко. ѓулЯющих было много и их темнаЯ толпа, как бурьЯн
цветами, пересыпаннаЯ женскими платьЯми и шлЯпами, волнами двигалась взад и
вперед, то вливаЯсь в темный сад, то отливаЯ от его каменных ворот.
‘анин и €ванов, под руку, прошли в сад и в первой же аллее наткнулись
на ‘оловейчика, задумчиво расхаживавшего под деревьЯми, заложив руки за
спину и не подымаЯ глаз.
- Ђ мы были у вас, - сказал ‘анин.
‘оловейчик робко улыбнулсЯ и виновато проговорил:
- Ђх, вы менЯ извините, Я не знал, что вы придете... а то Я бы
подождал... Ђ Я, знаете, прогулЯтьсЯ немножечко вышел...
ѓлаза у него были блестЯщие и грустные.
- Џойдемте с нами, - продолжал ‘анин, ласково берЯ его под руку.
‘оловейчик с радостью согнул свою руку, притворЯЯсь веселым, сейчас же
ненатурально сдвинул шлЯпу на затылок и пошел с таким видом, точно нес не
руку ‘анина, а какую-то драгоценную вещь. € рот у него стал до ушей.
Ћколо солдат, с багровыми от натуги лицами, дувших в медные
оглушительно звонкие трубы, среди которых вертелсЯ и, видимо, рисуЯсь,
размахивал палочкой тоненький, похожий на воробьЯ, военный капельмейстер,
тесной грудой стоЯла публика попроще - писарЯ, гимназисты, молодцы в сапогах
и девушки в Ярких плач очках, а по аллеЯм, точно в нескончаемой кадрили,
навстречу друг другу перепутывались пестрые группы барышень, студентов и
офицеров.
Ќавстречу попались „убова с афровым и ‘варожичем. Ћни улыбнулись и
раскланЯлись. ‘анин, ‘оловейчик и €ванов обошли кругом весь сад и опЯть
встретились с ними. ’еперь среди них шла еще и Љарсавина, высокаЯ и
стройнаЯ, в светлом платье. Ћна еще издали улыбнулась ‘анину, которого давно
не видела, и в глазах ее мелькнуло выражение кокетливого дружелюбиЯ.
- —то вы одни ходите, - сказала сухенькаЯ, сутуловатаЯ „убова, -
присоединЯйтесь к нам.
- ‘вернемте, господа, в боковую аллею, а то тут толкотнЯ... - предложил
афров.
€ большаЯ, веселаЯ группа молодежи завернула в полусумрак густой
молчаливой аллеи, оглашаЯ ее веселыми звонкими голосами и заливистым
беспричинным смехом.
Ћни прошли до самого конца сада и собирались повернуть назад, когда
из-за поворота показались ‡арудин, ’анаров и ‚олошин.
‘анин сейчас же увидел, что офицер не ожидал встречи и растерЯлсЯ.
Љрасивое его лицо густо потемнело, и всЯ фигура выпрЯмилась. ’анаров мрачно
усмехнулсЯ.
- Ђ эта пигалица еще здесь? - удивилсЯ €ванов, указываЯ глазами на
‚олошина.
‚олошин, не видЯ их и оборачиваЯсь, смотрел на Љарсавину, прошедшую
вперед.
- ’ут! - засмеЯлсЯ ‘анин.
ќтот смех ‡арудин принЯл на свой счет, и это произвело на него
впечатление удара. Ћн вспыхнул, задохнулсЯ и, чувствуЯ себЯ похваченным
какою-то тЯжелою силой, отделилсЯ от своей группы и, быстро шагаЯ своими
лакированными сапогами, пошел к ‘анину.
- —то вам? - спросил ‘анин, вдруг становЯсь серьезным и внимательно
глЯдЯ на тонкий хлыстик, который ‡арудин неестественно держал в руке.
"Ђх, дурак!" - подумал он с раздражением и жалостью.
- џ имею сказать вам два слова... - хрипло проговорил ‡арудин. - ‚ам
передали мой вызов?
- „а, - слегка пожал плечом ‘анин, все так же внимательно следЯ за
каждым движением руки офицера.
- € вы решительно отказываетесь, как то... следовало бы порЯдочному
человеку, принЯть этот вызов? - невнЯтно, но громче проговорил ‡арудин, уже
сам не узнаваЯ своего голоса, пугаЯсь и его, и холодной ручки хлыста,
которую вдруг особенно остро почувствовал в запотевших пальцах, но уже не
имеЯ сил свернуть с внезапно открывшейсЯ перед ним жуткой дороги. …му
показалось, что в саду сразу не стало воздуху.
‚се остановились и слушали в жутком предчувствии, не знаЯ, что делать.
- ‚от еще... - начал €ванов, двигаЯсь, чтобы стать между ‘аниным и
‡арудиным.
- Љонечно, отказываюсь, - странно спокойным голосом и переводЯ острый,
все видЯщий взглЯд прЯмо в глаза ‡арудину, сказал ‘анин.
Ћфицер тЯжко вздохнул, как будто подымаЯ огромную тЯжесть.
- …ще раз... Ћтказываетесь? - еще громче спросил он металлически
зазвеневшим голосом.
"Ђй, ай... € он же его ударит... Ђх, как нехорошо... ай, ай!" -
бледнеЯ, не подумал, а почувствовал ‘оловейчик.
- € что вы, раз... - забормотал он, изгибаЯсь всем телом и загораживаЯ
‘анина.
‡арудин врЯд ли видел его, когда грубо и легко столкнул с дороги. Џеред
ним были только одни спокойные, серьезные глаза ‘анина.
- џ уже сказал вам, - прежним тоном ответил ‘анин.
‚се завертелось вокруг ‡арудина и, слыша сзади поспешные шаги и женский
вскрик, с чувством, похожим на отчаЯние падающего в пропасть, он с
судорожным усилием, как-то чересчур высоко и неловко взмахнул тонким
хлыстом.
Ќо в то же мгновение ‘анин, быстро и коротко, но со страшной силой
разгибаЯ мускулы, ударил его кулаком в лицо.
- ’ак! - невольно вырвалось у €ванова.
ѓолова ‡арудина бессильно мотнулась набок и что-то горЯчее и мутное,
мгновенно пронизавшее острыми иглами глаза и мозг, залило ему рот и нос.
- Ђб... - сорвалсЯ у него болезненный испуганный звук, и ‡арудин, ронЯЯ
хлыст и фуражку, упал на руки, ничего не видЯ, не слыша и не сознаваЯ, кроме
сознаниЯ непоправимого конца и тупой, жгучей боли в глазу.
‚ тихой и полутемной аллее поднЯлась страннаЯ и дикаЯ суматоха.
- Ђй, ай! - пронзительно закричала Љарсавина, схватываЯсь за виски и с
ужасом закрываЯ глаза. ћрий, с тем же чувством ужаса и омерзениЯ, глЯдЯ на
стоЯвшего на четвереньках ‡арудина, вместе с афровым бросилсЯ к ‘анину.
‚олошин, терЯЯ пенсне и путаЯсь в кустах, торопливо побежал прочь от аллеи,
прЯмо по мокрой траве, и его белые панталоны сразу стали черными до колен.
’анаров, стиснув зубы и Яростно опустив зрачки, бросилсЯ на ‘анина, но
€ванов сзади схватил его за плечи и отбросил назад. Ќичего, ничего...
пусть... - с отвращением, тихо и злобно-весело сказал ‘анин, широко
расставив ноги и тЯжело дыша. Ќа лбу у него выступили крупные капли тЯжелого
пота.
‡арудин поднЯлсЯ, шатаЯсь и ронЯЯ какие-то жалкие бессвЯзные звуки
опухшими, дрожащими и мокрыми губами. € в этих звуках неожиданно, неуместно
и как-то смешно-противно послышались какие-то угрозы ‘анину. ‚сЯ леваЯ
сторона лица ‡арудина быстро опухала, глаз закрылсЯ, из носа и рта шла
кровь, губы трЯслись и весь он дрожал, как в лихорадке, вовсе не похожий на
того красивого и изЯщного человека, которым был за минуту назад. ‘трашный
удар как будто сразу отнЯл у него все человеческое и превратил его во что-то
жалкое, безобразное и трусливое. Ќи стремлениЯ бежать, ни попытки защищатьсЯ
в нем не было. ‘туча зубами, сплевываЯ кровь и дрожащими руками
бессознательно счищаЯ прилипший к коленЯм песок, он опЯть зашаталсЯ и упал.
- Љакой ужас, какой ужас! - твердила Љарсавина, стараЯсь как можно
скорее уйти от этого места.
- €дем, - сказал ‘анин €ванову, глЯдЯ вверх, потому что ему было
противно и жалко смотреть на ‡арудина.
- €демте, ‘оловейчик.
Ќо ‘оловейчик не двигалсЯ с места. ироко раскрытыми помертвелыми
глазами он смотрел на ‡арудина, на кровь и на песок, странно грЯзный на
белоснежном кителе, трЯссЯ и нелепо шевелил губами.
€ванов сердито потЯнул его за руку, но ‘оловейчик с неестественным
усилием вырвалсЯ, ухватилсЯ обеими руками за дерево, точно его собирались
куда-то тащить, и вдруг заплакал и закричал:
- ‡ачем вы... зачем!
- ЉакаЯ гадость! - хрипло выговорил прЯмо в лицо ‘анину ћрий ‘варожич.
‘анин уже овладел собою и, не глЯдЯ на ‡арудина, брезгливо улыбнулсЯ и
сказал:
- „а, гадость... Ђ было бы лучше, если бы он менЯ ударил?
Ћн махнул рукой и быстро пошел по широкой аллее. €ванов презрительно
посмотрел на ћриЯ и, закуриваЯ папиросу, медленно поплелсЯ за ‘аниным. „аже
по его широкой спине и прЯмым волосам видно было, с каким пренебрежением ко
всему происшедшему он относитсЯ.
- € сколько может быть зол и глуп человек! - проговорил он.
‘анин молча оглЯнулсЯ на него и пошел быстрее.
- Љак звери! - с тоскою проговорил ћрий, уходЯ из сада и оглЯдываЯсь на
его темную массу. ‘ад был таким же, каким видел он его много раз,
задумчиво-темным и красивым, но теперь, тем, что в нем произошло, он как бы
отделилсЯ от всего мира и стал жутким и неприЯтным.
афров тЯжело и растерЯнно вздохнул, поверх очков пугливо оглЯдываЯсь
вокруг, точно ждал, что теперь уже отовсюду можно ждать нападениЯ и насилиЯ.

XXXI

Њгновенно и страшно изменилось лицо жизни ‡арудина. Ќасколько легка,
понЯтна и беззаботно приЯтна была она прежде, настолько безобразно ужасной и
неодолимой предстала теперь. ’очно она сбросила светлую улыбающуюсЯ маску и
из-под нее выглЯнула хищнаЯ и страшнаЯ морда зверЯ.
Љогда ’анаров на извозчике вез его домой, ‡арудин даже перед самим
собою старалсЯ преувеличить боль и слабость, чтобы только не открывать глаз.
…му казалось, что это еще как-то отдалЯет позор, который со всех сторон,
тысЯчами глаз смотрит на него и ждет увидеть его взглЯд, чтобы побежать за
ним, хохоча, кривлЯЯсь и тыча пальцами прЯмо в лицо.
‚о всем, и в худой спине синего извозчика, и в каждом прохожем, и в
окнах, за которыми мерещились злорадно любопытные лица, и в самой руке
’анарова, поддерживающей его за талию, избитому ‡арудину чудилось
молчаливое, но откровенное презрение. € это ощущение было так неожиданно и
неистово мучительно, что по временам ‡арудину и в самом деле становилось
дурно. ’огда ему казалось, что он сходит с ума, и хотелось или умереть, или
проснутьсЯ.
Њозг отказывалсЯ верить в то, что произошло, и все казалось, что это не
так, что есть какаЯ-то ошибка, что он сам чего-то не понимает, а это
"что-то" делает все совсем другим, вовсе не таким ужасным и непоправимым. Ќо
факт Ясный и непреложный стоЯл перед ним, и душу его все чернее и чернее
покрывала тьма отчаЯниЯ.
‡арудин чувствовал, что его поддерживают, что ему больно и неловко, что
руки у него в пыли и крови, и ему даже странно было, что еще можно ощущать
что-нибудь, что тело его не уничтожилось и продолжает дрЯнно и бессильно
жить своим чередом, когда без следа, невозвратимо исчезло все то, что
составлЯло красивого, щеголевато-самоуверенного и веселого ‡арудина. €ногда,
когда дрожки кренились на поворотах, ‡арудин чуть-чуть приоткрывал глаза и
сквозь мутные слезы узнавал знакомые улицы, дома, церковь, людей. ‚се было
такое же, как всегда, но теперь казалось бесконечно далеко, чуждо и
враждебно ему. Џрохожие останавливались и с недоумением смотрели им вслед, и
‡арудин опЯть быстро закрывал глаза, почти терЯЯ сознание от стыда и
отчаЯниЯ.
„орога тЯнулась бесконечно, и ему казалось, что пытке этой не будет
конца.
"•оть бы скорей, хоть бы скорей!.." - тоскливо мелькало у него в
голове, но тут же представлЯлись лица денщика, квартирной хозЯйки, соседей и
казалось, что лучше уж уехать так, бесконечно ехать и никогда не открывать
глаза.
Ђ ’анаров, мучительно стыдЯсь ‡арудина и не глЯдЯ по сторонам, изо всех
сил, какими-то непонЯтными способами старалсЯ показать каждому встречному,
что он тут ни при чем, что побили не его. Ћн был красен, холодно потен и
растерЯн. ‘начала он что-то говорил, возмущалсЯ, неестественно утешал, но
потом замолчал и только сквозь зубы подгонЯл извозчика. Џо этому и по тому,
как неверна была его, не то поддерживающаЯ, не то отстранЯющаЯ рука, ‡арудин
угадывал его чувства, и то, что этот ничтожный, всегда бывший бесконечно
ниже его ’анаров вдруг получил право стыдитьсЯ его, дало последний и
решительный толчок сознанию, что все кончено.
‡арудин не мог сам перейти двор и его почти перенесли ’анаров и
выбежавший навстречу перепуганный денщик, у которого трЯслись руки. Ѓыли ли
еще люди на дворе - ‡арудин не видел. …го уложили на диван и сначала не
знали, что делать, нелепо торча перед ним и этим причинЯЯ ему невероЯтные
страданиЯ. Џотом денщик спохватилсЯ, засуетилсЯ, принес теплой воды,
полотенце и бережно обмыл ‡арудину лицо и руки. ‡арудин боЯлсЯ встретитьсЯ с
ним глазами, но лицо солдата было вовсе не злорадно, не презрительно, не
насмешливо, а только испуганно и жалостливо, как у старой доброй бабы.
- ѓде это их так, ваше благородие?.. Ђх ты ж, Ѓоже мой! Љак же так! -
потихоньку причитывал он.
- Ќу... не твое дело! - багровеЯ, прикрикнул сквозь зубы ’анаров и
почему-то сейчас же робко оглЯнулсЯ.
Ћн отошел к окну и машинально взЯлсЯ за папиросу, но, подумав, можно
или нет курить при ‡арудине, незаметно сунул портсигар обратно в карман.
- Њоже доктора позвать? - по привычке вытЯгиваЯсь во фронт, но
нисколько не пугаЯсь окрика, приставал к нему денщик.
’анаров в недоумении растопырил пальцы.
- Ђ... не знаю, право... - совсем другим голосом ответил он и опЯть
оглЯнулсЯ.
Ќо ‡арудин услыхал и испугалсЯ, представив, что еще и доктор будет
смотреть на его лицо.
- Ќикого... не надо!.. - неестественно слабым голосом, все стараЯсь
уверить себЯ, что умирает, проговорил он.
’еперь, когда обмыли кровь и грЯзь с его лица, оно уже не было страшно,
а только уродливо и жалко. ’анаров, с животным любопытством, мельком
взглЯнул на него и сейчас же отвел глаза. ќто почти незаметное движение, как
и все, что теперь окружало ‡арудина, болезненно остро было им замечено, и
отчаЯние чуть не задушило его. ‡арудин вдруг крепко зажмурил закрытый глаз и
тонким надорванным голосом закричал:
- Ћставь... оставьте менЯ-а!
’анаров исподлобьЯ, испуганно покосилсЯ и вдруг обозлилсЯ нутрЯной
презрительной злобой.
"…ще кричит!.. ’уда же!.." - злорадно подумал он.
‡арудин затих и лежал неподвижно, с закрытыми глазами. ’анаров тихо
постучал пальцами по подоконнику, подергал себЯ за усы, оглЯнулсЯ, опЯть
посмотрел в окно и почувствовал нудное, холодное желание уйти.
"Ќеловко, черт!.. Џодождать, пока заснет, что ли?.. а тогда можно..." -
с враждебной тоской подумал он.
’ак прошло с четверть часа, но ‡арудин времЯ от времени все шевелилсЯ.
’анарову становилось невыносимо нудно. Ќаконец ‡арудин совсем затих.
"ЉажетсЯ, заснул! - неискренно подумал ’анаров, незаметно оглЯдываЯсь
на него. - ‡аснул..."
Ћн тихо тронулсЯ, чуть-чуть звЯкнув шпорами. ‡арудин быстро открыл
глаза. Ќа секунду ’анаров задержалсЯ, но уже ‡арудин понЯл его намерение и
’анаров понЯл, что ‡арудин все понимает. € тут произошло между ними нечто
странное и жуткое: ‡арудин быстро закрыл глаза и притворилсЯ спЯщим, а
’анаров, сам себЯ убеждаЯ, что верит этому и в то же времЯ, очевидно,
сознаваЯ, что оба знают в чем дело, как-то неловко согнулсЯ и на цыпочках
вышел из комнаты, с чувством уличенного предательства, с сомнением и стыдом.
„верь тихо затворилась, и что-то, что, казалось, было между ними так
прочно, дружелюбно и постоЯнно, вдруг исчезло навсегда: и ‡арудин, и ’анаров
почувствовали, что между ними встала навеки разъединившаЯ пустота и что
среди живых людей один из них уже не существует длЯ другого.
Ќо в соседней комнате ’анаров вздохнул свободнее и почувствовал себЯ
опЯть легко и свободно. Ќи состраданиЯ, ни жалости к тому, что навсегда
кончено все между ним и ‡арудиным, с которым столько лет он прожил, у
’анарова не было.
- ‘лушай, ты, - торопливо оглЯдываЯсь по сторонам и спеша, точно
выполнЯЯ последнюю формальность, сказал он денщику, - Я теперь пойду, а ты,
если что такое, так ты того... слышишь.
- ’ак точно, слушаю! - испуганно ответил солдат.
- Ќу, так вот... ’ам... компрессы эти менЯй почаще...
Ћн торопливо сошел с крыльца и опЯть облегченно вздохнул, выйдЯ за
калитку на пустую и широкую улицу. Ѓыли уже полные сумерки, и ’анаров был
рад, что его горЯщего лица не видно прохожим.
"Ђ ведь, пожалуй, и Я скажусь замешанным в эту скверную историю, - с
внезапным холодом у сердца подумал он, поворачиваЯ на бульвар. - Ђ впрочем,
при чем же тут Я?" - успокаивал он себЯ, стараЯсь не помнить, что и он
бросалсЯ на ‘анина и его самого так оттолкнул €ванов, что он чуть не упал.
"Ђх, черт, какаЯ скверность, вышла! - сморщив все лицо, подумал
’анаров, идЯ дальше. - Ђ все этот дурак! - со злобой вспомнил он ‡арудина, -
-очень надо было свЯзыватьсЯ со всЯкой сволочью!.. ќх, паршиво!.."
€ чем больше думал он о том, что вышло скверно и унизительно, тем
больше его невысокаЯ, с приподнЯтыми плечами и грудью, в узких рейтузах,
щеголеватых сапогах и белеющем в сумерках кителе, фигурка инстинктивно
выпрЯмлЯлась, грозно подымаЯ плечи и голову.
‚ каждом встречном ему чудилась насмешка, и достаточно было малейшего
намека на это, чтобы нечто, напрЯженное до высшей степени, прорвалось и он,
выхватив шашку, бросилсЯ бы рубить насмерть кого попало. Ќо встречных было
мало, и те проходили быстро, плоскими силуэтами проскальзываЯ вдоль заборов
темного бульвара.
„ома, уже успокаиваЯсь, ’анаров опЯть вспомнил, как его отбросил
€ванов.
"Џочему Я не дал ему по морде?.. Ќадо было прЯмо дать в морду!.. †аль,
шашка не отпущена!.. Ђ то бы!.. Ђ ведь у менЯ в кармане был револьвер! ‚от
он: Я мог его застрелить, как собаку. Ђ?.. џ забыл про револьвер...
Љонечно, забыл, а то бы застрелил на месте, как собаку!.. Ђ... хорошо,
все-таки, что забыл: убил бы... суд!.. Ђ может быть, и у них был у
кого-нибудь револьвер... и черт знает из-за чего еще пострадал бы!.. Ђ
теперь никто не знает, что у менЯ был револьвер и... понемногу все
обойдетсЯ..."
’анаров осторожно, оглЯдываЯсь по сторонам, вынул из кармана револьвер
и положил в Ящик стола.
- ‘егоднЯ же надо ЯвитьсЯ к полковнику и объЯснить, что Я тут ни при
чем... - решил он, звонко щелкаЯ ключом.
Ќо сильнее этого решениЯ Явилось вдруг нервное, непреодолимое и даже
как будто хвастливое желание пойти в клуб, рассказать всем, как очевидец.
‚ Ярко освещенном, - посреди темного города, военном клубе толпились
возбужденные и громко возмущавшиесЯ офицеры. Ћни уже знали об истории в саду
и втайне злорадствовали над всегда подавлЯвшим их своим блеском и шиком
‡арудиным. Ћни встретили ’анарова с животным любопытством, и ’анаров,
чувствуЯ себЯ почему-то героем вечера, подробно описывал всю сцену. ‚ голосе
его и темных узких глазах робко шевелилось сдерживаемое и несознаваемое
мстительное чувство: весь гнет бывшего приЯтелЯ, историЯ из-за денег,
небрежное отношение, превосходство его как будто вымещалось ’анаровым в этом
бесконечном повторении и смаковании подробностей, как именно побили
‡арудина.
Ђ ‡арудин совершенно одиноко, чужой всему миру, лежал у себЯ в комнате
на диване.
„енщик, уже от кого-то узнавший в чем дело, все с тем же
испуганно-жалостливым бабьим лицом, поставил самовар, сбегал за вином и
прогнал из комнаты ласкового веселого сеттера, очень обрадованного тем, что
‡арудин дома. Џотом он на цыпочках опЯть вошел к барину.
- ‚аше высокородие... ‚ы бы винца испили, - чуть слышно предложил он.
- Ђ? —то? открываЯ и сейчас же закрываЯ глаза, спросил ‡арудин, и - как
ему показалось - унизительно, а на самом деле только жалко, сморщившись,
сквозь зубы, с трудом шевелЯ распухшими губами, проговорил:
- ‡еркало... дай...
„енщик вздохнул, покорно принес зеркало и посветил свечой.
"—его уж тут смотреть!" - неодобрительно подумал он.
‡арудин посмотрел в зеркало и невольно застонал. €з темной поверхности,
багрово освещенное сбоку, глЯнуло на него одноглазое, налитое,
синевато-красное и черное лицо, с нелепо взъерошенным светлым усом.
- Ђ... возьми!.. - пробормотал ‡арудин и вдруг истерически всхлипнул.
- ‚оды... дай!..
- ‚аше высокородие, чего так убиваетесь! Ћно заживет... - жалостливо
заговорил денщик, подаваЯ воду в липком стакане, пахнущем холодным сладким
чаем.
‡арудин не пил, а только возил губами по краю стакана, разливаЯ воду на
грудь.
- “йди! - выговорил он.
…му показалось, что денщик, один во всем свете, жалеет его, но теплое
чувство к солдату сейчас же подавилось невыносимым длЯ него сознанием, что
даже денщик может теперь жалеть его.
‘олдат, моргаЯ глазами, с видимым желанием заплакать, вышел на крыльцо,
сел на ступеньку и, вздыхаЯ, стал гладить мЯгкую волнистую спину подбежавшей
собаки. ‘еттер положил ему на колени слюнЯвую изЯщную морду и смотрел снизу
вверх темными, непонЯтными, но как будто что-то говорЯщими глазами. Ќад
садом сверкали блестЯщие безмолвные звезды. ‘олдату отчего-то стало грустно
и страшно, точно в предчувствии страшной неотвратимой беды.
"ќх, жисть, жисть!" - горько подумал он и свернул мысль на свою
деревню.
‡арудин судорожно повернулсЯ к спинке дивана и замер, не чувствуЯ
сползшего ему на лицо, согревшегосЯ мокрого полотенца.
"‚от и кончено! - с внутренним рыданием повторЯл он. - —то кончено?..
‚се, всЯ жизнь... все... пропала жизнь... Џочему? Џотому что Я опозорен,
потому что... побили, как собаку!.. Љулаком по лицу!.. € нельзЯ оставатьсЯ в
полку!.."
Ќеобыкновенно отчетливо ‡арудин увидел себЯ стоЯщим на четвереньках
посреди аллеи, бессмысленно ронЯющим бессильные угрозы, жалкого, маленького.
‚се вновь и вновь переживал он этот страшный момент и все Ярче и
убийственнее вставал он перед ним. ‚се мелочи припоминались, точно
освещенные электрическим светом, и почему-то эти нелепые угрозы и белое
платье Љарсавиной, промелькнувшее перед ним, именно когда он угрожал, было
мучительнее всего.
"Љто менЯ поднЯл? - стараЯсь не думать и нарочно путаЯ свои мысли,
думал ‡арудин. - ’анаров?.. €ли тот жиденок, что шел с ними?.. ’анаров?..
Ђ-а!.. Ќе в том дело... Ђ в чем? ‚ том, что всЯ жизнь испорчена и нельзЯ
оставатьсЯ в полку. Ђ дуэль?.. Ќе будет, он дратьсЯ все равно... нельзЯ
будет оставатьсЯ в полку!.."
‡арудин вспомнил, как судом офицеров, в котором участвовал и он,
выгнали из полка двух пожилых семейных офицеров, отказавшихсЯ дратьсЯ на
дуэли.
"’ак и мне предложат... ‚ежливо, не подаваЯ руки, те самые люди,
которые... € уже никто не будет гордитьсЯ тем, что Я возьму его на бульваре
под руку, никто не будет мне завидовать и копировать мои манеры... Ќо это не
то!.. Џозор, позор, вот что главное!.. Џочему позор? “дарили? Ќо ведь били
же менЯ в корпусе!.. ’огда толстый варц ударил менЯ и выбил зуб и... ничего
и не было!.. Џотом помирились и до конца корпуса были лучшими друзьЯми!.. €
никто менЯ не презирал! Џочему же теперь не так? Ќе все ли равно; так же шла
кровь, так же Я упал... Џочему?"
Ќа этот полный безвыходной тоской вопрос не было ответа в уме ‡арудина.
Ћн только чувствовал, что какаЯ-то мутнаЯ бездоннаЯ грЯзь накрыла его с
головой, и он неудержимо идет ко дну, ничего не видЯ и ничего не понимаЯ
вокруг.
"…сли бы он согласилсЯ на дуэль и попал мне в лицо пулей... Ѓыло бы еще
больнее и безобразнее, чем теперь, ведь никто не презирал бы менЯ за эго, а
все бы жалели. ‡начит, между пулей и... кулаком... ЉакаЯ разница? Џочему?"
Њысль работала скачками. € в глубине ее, обостренное непоправимым
несчастьем и пережитою мукою, начинало вырастать что-то новое, как будто
когда-то бывшее, но забытое им в течение своей офицерской, легкой, пустой и
шумливой жизни.
"‚от фон „ейц спорил со мною о том, что если ударЯт в левую щеку, надо
подставить правую, а он же сам тогда пришел и кричал, махал руками,
возмущалсЯ, что "тот" отказалсЯ от дуэли!.. ‚едь это, собственно, они
виноваты, что Я хотел ударить хлыстом "того"... Ђ всЯ моЯ вина в том, что Я
не успел ударить!.. Ќо это бессмысленно, несправедливо!.. Ђ все-таки
позор... и нельзЯ оставатьсЯ в полку!.."
‡арудин беспомощно схватилсЯ за голову, раскачиваЯ ее по подушке и
машинально следЯ за пустой томительной болью в глазу. Ћн вдруг почувствовал
страшный, мучительный длЯ него самого прилив злобы.
"‘хватить револьвер, кинутьсЯ и убить... пулЯ за пулей. € пихать ногами
в лицо, когда свалитсЯ... прЯмо в лицо, в зубы, в глаза!.."
‘ мокрым тЯжелым звуком тЯжело шлепнулсЯ на пол компресс. ‡арудин
испуганно открыл глаза и увидел тускло освещенную комнату, таз с водой и
мокрым полотенцем и черное жуткое окно, как черный глаз загадочно смотрЯщий
на него.
"Ќет, все равно... это не поможет! - затихаЯ в бессильном отчаЯнии,
подумал он. - ‚се равно, все видели, как менЯ били по лицу и как Я стоЯл на
четвереньках... Ѓитый, битый. Џолучил по морде... € нельзЯ, нельзЯ
вернуть!.. Ќикогда уже не буду Я счастливым, свободным..."
ЋпЯть нечто острое и небывало Ясное зашевелилось у него в мозгу.
"Ђ разве Я когда-нибудь был свободным? ‚едь Я потому и погибаю теперь,
что жизнь моЯ была всегда не свободной, не своей... ђазве бы Я, сам, пошел
на дуэль, стал бы разве бить хлыстом?.. € менЯ бы не побили, и было бы все
хорошо, счастливо... Љто и когда выдумал, что обиду надо смывать кровью?
‚едь это не Я! ‚от и смыл... с менЯ смыли кровью... —то? - Ќе знаю, но надо
выходить из полка!.."
ЃессильнаЯ и неумелаЯ мысль пробовала поднЯтьсЯ и падала, как птица с
подрезанными крыльЯми. € куда бы ни металсЯ его ум, все возвращалсЯ по кругу
на то, что надо выходить из полка, что он навсегда опозорен.
Љогда-то ‡арудин видел, как муха, попавшаЯ в густой плевок, мучительно
карабкалась по полу, а за ней, склеиваЯ лапки и крыльЯ, ослеплЯЯ и удушаЯ,
все тЯнулась отвратительнаЯ, беспощаднаЯ слизь. € очевидно было, что длЯ нее
все кончено, хотЯ она еще ползла, вытЯгивалась на лапках, выбивалась из сил.
’огда ‡арудин, брезгливо содрогнувшись, отвернулсЯ, и теперь как будто не
помнил, но какое-то тайное сознание, что-то похожее на бред, напомнило ему
эту несчастную муху. € потом, должно быть, был бред: вдруг не то вспомнил,
не то Ясно увидел ‡арудин двух мужиков. Ћни ругались и дрались, и один
ударил другого в ухо, а тот, седой, старый, упал, а потом встал и, утираЯ
рукавом рубахи кровь, льющуюсЯ из носа, сказал убежденно: "‚от и дурак!"
"„а это Я видел когда-то! - окончательно вспомнил ‡арудин и опЯть
сознательно увидел полутемную глухую комнату и свечу на столе. - Џотом еще
они вместе пили у казенки..."
Ћн опЯть, должно быть, забылсЯ, потому что свеча и комната куда-то
пропали, но как будто не переставал думать и потом, вместе с вынырнувшей из
мрака свечой, разобрал и свою мысль:
"...ЌельзЯ жить с таким позором... так. ‡начит, надо умирать! Ќо мне не
хочетсЯ умирать, и кому это надо? Ќе мне!.. ђепутациЯ? Љакое мне дело до
репутации! —то значит репутациЯ, когда надо умирать? Ќо ведь надо выйти из
полка... Ђ как жить потом?"
—то-то тусклое, непонЯтное и чужое представилось ему в будущем, и
‡арудин бессильно отступил от него. ’ак, каждый раз, когда страстнаЯ жажда
жизни и счастьЯ начинала что-то выЯснЯть ему, туман, которым был покрыт
мозг, спускалсЯ ниже, и снова ‡арудин оказывалсЯ перед безвыходной пустотой.
Ќочь проходила, и тЯжелаЯ тишина стоЯла за окном, точно во всем мире
‡арудин жил и страдал один.
Ќа столе, оплываЯ, горела свеча, и пламЯ ее, желтое и ровное,
мертвенно-спокойно струилось кверху. ‡арудин блестЯщим от лихорадки и
отчаЯниЯ глазом смотрел на огонь и не видел его, весь охваченный черным
туманом бесконечно спутанных, бессильных мыслей. ‘реди хаоса обрывков
воспоминаний, представлений, чувств и дум одно было острее всего и звенЯщей
нитью тоски проходило до самого сердца. ќто было больное и жалобное сознание
своего полного одиночества. ’ам, где-то, жили, радовались, смеЯлись, может
быть, даже говорили о нем миллионы людей, а он был один. ’щетно вызывал
‡арудин одно знакомое лицо за другим. Ћни вставали бледной, чуждой и
равнодушной чередой, и в их холодных чертах чудились только злорадство и
любопытство. ’огда ‡арудин с робкой тоской вспомнил ‹иду.
Ћна представилась ему такою, какою он видел ее в последний раз: с
большими невеселыми глазами, с мЯгким слабым телом под домашней кофточкой, с
распущенной косой. € в ее лице ‡арудин не почувствовал ни злорадства, ни
презрениЯ. Ћно смотрело на него с печальным укором, и что-то, что было
возможно, мерещилось в ее невеселых глазах. Ћн припомнил ту сцену, когда
отказалсЯ от нее в минуту ее величайшего горЯ. Ћстрое, как нож, сознание
невозвратимой потери до глубочайших струн пронизало душу ‡арудина.
"Ђ ведь она, должно быть, страдала тогда еще больше, чем Я теперь... Ђ
Я оттолкнул... и даже хотел, чтобы она утопилась, умерла!.."
Љак к последнему пристанищу, все существо его потЯнулось к ней в
тоскливой жажде ее ласк и участиЯ. Ќа мгновение ему подумалось, что
страдание, которое он переживает теперь, может искупить все прошлое; но
‡арудин знал, что она никогда не придет, что все кончено, и полнаЯ пустота,
как пропасть, открылась вокруг него.
‡арудин поднЯл руку, крепко положил ее на голову и замер, закрыв глаза,
стиснув зубы, стараЯсь ничего больше не видеть, не слышать, не чувствовать.
Ќо он скоро опустил руку, поднЯлсЯ и сел. ѓолова мучительно кружилась, во
рту горело, ноги и руки дрожали. ‡арудин встал и, качаЯсь от головы, ставшей
вдруг огромной и тЯжелой, перешел к столу.
"‚се пропало, все пропало. € жизнь, и ‹ида, и все..."
џркаЯ молниЯ небывало Ясной мысли озарила его на одно мгновение: он
вдруг понЯл, что в той жизни, котораЯ исчезла, не было вовсе ничего
красивого, хорошего и легкого, а все было спутанно, загажено и глупо.
Љакого-то особенного, на все приЯтное имеющего право, прекрасного ‡арудина
тоже не было, а было только бессильное, робкое и распущенное тело, которое
раньше наслаждалось, а теперь испытало боль и унижение. Љогда слетел мираж
удачи, открылсЯ голый и бедный образ.
"ЌельзЯ больше жить, - отчетливо подумал ‡арудин, - чтобы жить снова,
надо бросить все прежнее, начать жить как-то иначе, сделатьсЯ совсем другим
человеком, а Я не могу..."
‡арудин тЯжко уронил голову на стол и, зловеще освещенный
заколебавшимсЯ и приникшим к краЯм подсвечника пламенем свечи, застыл.

XXXII

‚ этот же вечер ‘анин один зашел к ‘оловейчику.
‘овсем одиноко сидел еврейчик на крыльце своего флигелЯ и смотрел на
унылый пустынный двор, по которому скучно, неведомо длЯ кого змеились белые
дорожки и вЯла пыльнаЯ трава. ‡апертые амбары, с огромными ржавыми замками,
тусклые окна мельницы и все это обширное пустое мест, на котором, казалось,
уже много лег прекратилась жизнь, навевали томительную, ноющую грусть.
‘анина сразу поразило лицо ‘оловейчика: оно не улыбалось, не скалило,
как всегда, угодливо зубки, но было скорбно и напрЯженно. €з темных
еврейских глаз жутко и возбужденно смотрела какаЯ-то затаеннаЯ мысль.
- Ђ, здравствуйте, - равнодушно сказал он и, слабо пожав руку ‘анина,
снова повернулсЯ лицом к пустынному двору и погасающему небу, на котором все
чернее вырисовывались мертвые крыши амбаров. ‘анин сел на другом периле
крыльца, закурил папиросу и долго молча смотрел на ‘оловейчика, угадываЯ в
нем нечто особенное.
- —то вы тут делаете? - спросил он.
‘оловейчик медленно перевел на него печальные глаза.
- Ђ Я тут... Њельница стала, а Я в конторе служил... џ тут и жил. ‚се
разъехались, а Я себе осталсЯ.
- ‚ам, должно быть, жутко одному?
‘оловейчик помолчал.
- ‚се равно! - слабо махнул он рукой.
„олго было тихо, и в тишине слышалось одинокое позвЯкивание цепи в
конуре под амбарами.
- †утко не тут... неожиданно громко, страстно и чересчур приходЯ в
движение, вдруг заговорил ‘оловейчик. - Ќе тут! Ђ вот тут и тут!.. Ћн
показал себе на лоб и грудь.
- —то так? - спокойно спросил ‘анин.
- Џослушайте, еще громче и страстнее продолжал ‘оловейчик, - вот вы
сегоднЯ ударили человека и разбили ему лицо... и вы даже, может того быть,
разбили ему жизнь... ‚ы, пожалуйста, не сердитесь на мине, что Я так
спрашиваю, потому что Я очень много думал... џ вот тут сидел и думал, и мине
стало очень нехорошо... ‚ы, пожалуйста, мине отвечайте!
Ќа мгновение обычнаЯ угодливаЯ улыбочка искривила его лицо.
- ‘прашивайте, о чем хотите, - улыбнулсЯ ‘анин. - ‚ы боитесь менЯ
обидеть, что ли? ќтим менЯ обидеть нельзЯ. —то Я сделал, то и сделал... если
бы Я думал, что сделал скверно, Я бы и сам сказал...
- џ хотел вас спросить, - возбужденно заговорил ‘оловейчик, - вы сибе
представлЯете, что, может, вы совсем убили того человека?
- џ в этом почти и не сомневаюсь, - ответил ‘анин, - такому человеку,
как ‡арудин, трудно иначе выпутатьсЯ, как покончить или со мной, или с
собой... Ќо со мной он... психологический момент упущен: он был слишком
разбит, чтобы идти менЯ убивать сейчас же, а потом уже духу не хватит...
„ело его кончено!
- € вы себе спокойно говорите это?
- —то значит "спокойно"? - возразил ‘анин, - Я не могу спокойно
смотреть, как курицу режут, а тут все-таки человек... Ѓить тЯжело... Џравда,
все-таки чуточку приЯтна собственнаЯ сила, а все-таки скверно... ‘кверно,
что так грубо вышло, но совесть моЯ спокойна. џ - это только случайность.
‡арудин погибает потому, что всЯ жизнь его была направлена по такому пути,
на котором не то удивительно, что один человек погиб, то удивительно, как
они все не погибли! ‹юди учатсЯ убивать людей, холить свое тело и совершенно
не понимают, что и к чему они делают... ќто сумасшедшие, идиоты! Ђ если
выпустить на улицу сумасшедших, они все перережутсЯ... —ем Я виноват, что
защищалсЯ от такого сумасшедшего?
- - Ќо вы его убили! - упрЯмо повторил ‘оловейчик.
- Ђ это уж пусть апеллирует к ѓосподу Ѓогу, который свел нас на такой
дороге, на которой нельзЯ было разойтись.
- Ќо вы могли его удержать, схватить за руки!..
‘анин поднЯл голову.
- ‚ таких случаЯх не рассуждают, да и что бы из того вышло? ‡акон его
жизни требовал мести во что бы то ни стало... Ќе век же мне его за руки
держать!.. „лЯ него это еще одно лишнее оскорбление, и только!..
‘оловейчик странно развел руками и замолчал.
’ьма незаметно надвигалась отовсюду. Џолоса зари, резко обрезаннаЯ
краЯми черных крыш, становилась все дальше и холоднее. Џод амбарами
столпились жуткие черные тени и по временам казалось, что там толпЯтсЯ
загадочные и страшные некто, пришедшие на всю ночь занЯть своей таинственной
жизнью этот пустой и заброшенный двор. „олжно быть, их бесшумные шаги
беспокоили ‘ултана, потому что он вдруг вылез из будки и сел, тревожно
загремев цепью.
- Њожет быть, вы правы, - тоскливо заговорил ‘оловейчик, но разве это
так всегда необходимо... Ђ, может быть, лучше было бы вам самому перенести
удар...
- Љак лучше? - сказал ‘анин, - удар перенести всегда скверно! ‡ачем
же... с какой стати?..
- Ќет, вы послушайте мине! - торопливо перебил ‘оловейчик и даже
умолЯюще протЯнул руку, - может быть, это было бы лучше!..
- „лЯ ‡арудина - конечно.
- Ќет, и длЯ вас... и длЯ вас... вы себе подумайте!
- Ђх, ‘оловейчик, - с легкой досадой сказал ‘анин, - это все старые
сказки о нравственной победе! € притом это сказка очень грубаЯ...
ЌравственнаЯ победа не в том, чтобы непременно подставить щеку, а в том,
чтобы быть правым перед своею совестью. Ђ как эта правота достигаетсЯ - все
равно, это дело случаЯ и обстоЯтельств... Ќет ужаснее рабства, - а рабство
это самое ужасное в мире, - если человек до мозга костей возмущаетсЯ
насилием над ним, но подчинЯетсЯ во имЯ чего-либо сильнее его.
‘оловейчик вдруг взЯлсЯ за голову, но в темноте уже не видно было
выражениЯ его лица.
- “ мине слабый ум, - ноющим голосом проговорил он, - Я себе не могу
понЯть теперь ничего и не совсем знаю, как надо жить!..
- Ђ зачем вам знать? †ивите, как птица летает: хочетсЯ взмахнуть правым
крылом - машет, надо обогнуть дерево - огибает...
- Ќо ведь то птица, а Я человек! - с наивной серьезностью сказал
‘оловейчик.
‘анин расхохоталсЯ, и его веселый мужественный смех наполнил мгновенной
жизнью все уголки темного пустырЯ.
‘оловейчик послушал его, а потом покачал головой.
- Ќет, - скорбно проговорил он, - и вы мине не научите, как жить! Ќикто
не научит мине, как жить!..
- ќто правда, жить никто не научит. €скусство жить это тоже талант. Ђ
кто этого таланта не имеет, тот или сам гибнет, или убивает свою жизнь,
превращаЯ ее в жалкое прозЯбание без света и радости.
- ‚от вы теперь спокойны и так говорите, будто вы себе все знаете...
Ђ... вы не сердитесь, пожалуйста, на мине... вы всегда такой были? - с
жгучим любопытством спросил ‘оловейчик.
- Ќу нет, - качнул головой ‘анин, - правда, у менЯ и всегда было много
спокойствиЯ, но были времена, когда Я переживал самые разнообразные
сомнениЯ... Ѓыло времЯ, когда Я сам серьезно мечтал об идеале христианского
житиЯ...
‘анин задумчиво помолчал, а ‘оловейчик, вытЯнув шею, как бы ожидаЯ
чего-то длЯ себЯ непостижимо важного, смотрел на него.
- џ тогда был на первом курсе, и был у менЯ товарищ студент-математик
€ван ‹анде. ќто был удивительный человек, непобедимой силы и христианин не
по убеждению, а по природе. ‚ своей жизни он отразил все критические моменты
христианства: когда его били, он не защищалсЯ, прощал врагам, шел ко всЯкому
человеку, как к брату, "могий вместить" - вместил отрицание женщины как
самки... вы помните ‘еменова?
‘оловейчик кивнул головой с наивной радостью. ќто было длЯ него
непостижимо важно: в знакомой обстановке, среди знакомых людей вдруг
нарисовалсЯ ему образ, о котором туманно было его представление, но который
влек его, как бабочку во тьме ночи Яркое пламЯ свечи. Ћн весь загорелсЯ
вниманием и ожиданием.
- Ќу, так вот... ‘еменову тогда было страшно плохо, а жил он в Љрыму на
уроке. ’ам в одиночестве и предчувствии смерти он впал в мрачное отчаЯние.
‹анде об этом узнал и, конечно, решил, что он должен идти спасать погибающую
душу... € буквально пошел - денег у него не было, занЯть ему, как
"блаженному", никто не давал, и он пошел пешком за тысЯчу верст! ѓде-то в
дороге и пропал, положив, таким образом, и душу за други своЯ...
- Ђ вы... скажите мине, пожалуйста! - весь приходЯ в движение, вскричал
‘оловейчик, экстатически блестЯ глазами, - а вы признаете этого человека?
- Ћ нем много было споров в свое времЯ, - задумчиво отвечал ‘анин, -
одни вовсе не считали его христианином и на этом основании отвергали; другие
считали его просто блаженным с известным налетом самодурства; другие
отрицали в нем силу на том основании, что он не боролсЯ, не стал пророком,
не победил, а, напротив, вызвал только общее отчуждение... Ќу, а Я смотрю на
него иначе. ’огда Я находилсЯ под его влиЯнием до глупости! „ошло до того,
что однажды мне один студент дал в морду... сначала у менЯ в голове все
завертелось, но ‹анде был тут и как раз Я на него взглЯнул... Ќе знаю, что
произошло во мне, но только Я молча встал и вышел... Ќу, во-первых, Я этим
потом страшно и, надо думать, довольно глупо гордилсЯ, а во-вторых, студента
этого возненавидел всеми силами души. Ќе за то, что он менЯ ударил, это бы
еще ничего, а за то, что мой поступок как нельзЯ больше послужил ему в
удовольствие. ‘овершенно случайно Я заметил, в какой фальши болтаюсь,
раздумалсЯ, недели две ходил как помешанный, а потом перестал гордитьсЯ
своею ложной нравственной победой, а студента тот о при его первой
самодовольной насмешке избил до потери сознаниЯ. Њежду мной и ‹анде
произошел внутренний разрыв. џ стал Яснее смотреть на его жизнь и увидел,
что она страшно несчастна и бедна!
- Ћ, что же вы говорите! - вскричал ‘оловейчик, вы разве можете себе
представить все богатство его переживании!
ќти переживаниЯ были однообразны: счастье его жизни состоЯло в том,
чтобы безропотно воспринЯть всЯкое несчастье, а богатство в том, чтобы все
больше и глубже отказыватьсЯ от всЯкого богатства жизни! ќто был
добровольный нищий и фантаст, живущий во имЯ того, что ему самому не было
вовсе известно...
‚ы не знаете, как вы менЯ терзаете! вскрикнул ‘оловейчик, неожиданно
заломив руки.
Ћднако, вы какой-то истеричный, ‘оловейчик! удивленно заметил ‘анин. џ
ничего особенного не говорю! €ли этот вопрос очень наболел в вас...
- Ћчень! џ теперь все думаю и думаю, и голова у мине болит... Ќеужели
все это была ошибка!.. џ себе, как в темной комнате... и никто мине не может
сказать, что делать!.. „лЯ чего же живет человек? ‘кажите вы мине!
- „лЯ чего? ќто никому не известно!..
- Ђ разве нельзЯ жить длЯ будущего? —тобы хотЯ потом был у людей
золотой век...
- ‡олотого века никогда не может быть. …сли бы жизнь и люди могли
улучшитьсЯ мгновенно, это было бы золотое счастье, но этого быть не может!
“лучшение приходит по незаметным ступенЯм, и человек видит только предыдущую
и последующую ступени... Њы с вами не жили жизнью римских рабов или диких
каменного века, а потому и не сознаем счастьЯ своей культуры; так и в этом
золотом веке человек не будет сознавать никакой разницы со своим отцом, как
отец с дедом, а дед с прадедом... —еловек стоит на вечном пути и мостить
путь к счастью все равно, что к бесконечному числу присчитывать новые
единицы...
- ‡начит, все пустота? ‡начит, "ничего" нету? џ думаю. Ќичего.
- Ќу, а ваш ‹анде! ‚едь вот же вы...
- џ любил и люблю ‹анде, - серьезно сказал ‘анин, - но не потому, что
он был таков, а потому, что он был искренен и на своем пути не
останавливалсЯ ни перед какими преградами, ни смешными, ни страшными... „лЯ
менЯ ‹анде был ценен сам по себе, и с его смертью исчезла и ценность его.
- Ђ вы не думаете, что такие люди облагораживают жизнь? Ђ у таких людей
ЯвлЯютсЯ последователи... Ђ?
- ‡ачем ее облагораживать? ќто - раз. Ђ второе то, что следовать этому
нельзЯ... ‹анде надо родитьсЯ. •ристос был прекрасен, христиане - ничтожны.
‘анин устал говорить и замолчал. Њолчал и ‘оловейчик, молчало и все
кругом и только, казалось, мерцающие вверху звезды ведут какой-то
нескончаемый безмолвный разговор. ‚друг ‘оловейчик что-то зашептал, и шепот
его был странен и жуток.
- —то такое? - вздрогнув, спросил ‘анин.
- ‚ы скажите мне, - забормотал ‘оловейчик, - вы мне скажите, что вы
думаете... если человек не знает, куда ему идти, и все думает, все думает и
все страдает, и все ему страшно и непонЯтно... может, тому человеку лучше
умереть?
- —то ж, - нахмурившись в темноте, сказал ‘анин, Ясно и остро понимаЯ
то, что невидимо тЯнулось к нему из темной души еврейчика, - пожалуй, лучше
умереть. Ќет смысла страдать, а жить вечно все равно никто не будет. †ить
надо только тому, кто в самой жизни видит уже приЯтное. Ђ страдающим - лучше
умереть.
- ‚от и Я так себе думал! - с силой вскрикнул ‘оловейчик и вдруг цепко
схватил ‘анина за руку.
Ѓыло совсем темно, и в сумраке лицо ‘оловейчика казалось белым, как у
трупа, а глаза смотрели пустыми черными впадинами.
- ‚ы мертвый человек, - с невольной тревогой в душе сказал ‘анин,
вставаЯ, - и, пожалуй, мертвецу самое лучшее и вправду - могила...
Џрощайте...
‘оловейчик как будто не слыхал и сидел неподвижно, как чернаЯ тень с
мертвым белым лицом. ‘анин помолчал, подождал и тихо пошел. “ калитки он
остановилсЯ и прислушалсЯ. ‚се было тихо, и ‘оловейчик чуть-чуть чернел на
крыльце, сливаЯсь с мраком. ЌеприЯтно томительное предчувствие заползло в
сердце ‘анина.
"‚се равно! - подумал он, - что так жить, что умереть... „а и не
сегоднЯ завтра".
Ћн быстро повернулсЯ и, с визгом отворив калитку, вышел на улицу.
Ќа дворе по-прежнему было тихо.
Љогда ‘анин дошел до бульвара, вдали послышались тревожные странные
звуки. Љто-то, гулко топоча ногами, быстро бежал во мраке ночи, не то
причитаЯ, не то плача на бегу. ‘анин остановилсЯ. —ернаЯ фигура родилась во
мраке и все ближе, ближе бежала на не-то. € почему-то ‘анину опЯть стало
жутко.
- —то такое? - громко спросил он.
Ѓегущий человек на минуту остановилсЯ, и ‘анин близко увидел испуганное
глуповатое солдатское лицо.
- —то случилось? - тревожно крикнул он.
Ќо солдат что-то пробормотал и побежал дальше, гулко топоча ногами и не
то причитываЯ, не то плача. Ќочь и тишина поглотили его, как призрак.
"„а ведь это денщик ‡арудина! - вспомнил ‘анин, и вдруг твердаЯ краснаЯ
мысль отчетливо и как-то кругло вылилась в мозгу: "‡арудин застрелилсЯ!.."
‹егкий холод тронул виски ‘анина. ‘ минуту он молча глЯдел в тусклое
лицо ночи, и казалось, между тем загадочным и страшным, что было в ней, и
им, высоким, сильным человеком, с твердым взглЯдом, произошла короткаЯ и
страшнаЯ, молчаливаЯ борьба.
ѓород спал, белели тротуары, чернели деревьЯ, тупо глЯдели темные окна,
хранЯ глухую тишину.
‚друг ‘анин встрЯхнул головой, усмехнулсЯ и посмотрел перед собой
Ясными глазами.
- Ќе Я в этом виноват, - громко сказал он... - Ћдним больше, одним
меньше!
€ пошел вперед, высокою тенью чернеЯ во мраке.

•••III

’ак скоро, как все узнаетсЯ в маленьком городке, все узнали, что два
человека в один и тот же вечер лишили себЯ жизни.
ћрию ‘варожичу об этом сообщил €ванов, придЯ к нему днем, когда ћрий
только что вернулсЯ с урока и сел рисовать портрет ‹Яли. Ћна позировала в
легкой светлой кофточке, с голой шейкой и просвечивающими розовыми руками.
‘олнце светило в комнату, золотыми искорками зажигало вокруг головки ‹Яли
пушистые волосы, и она была такой молоденькой, чистенькой и веселой, точно
золотаЯ птичка.
- ‡дравствуйте, - сказал €ванов, входЯ и бросаЯ шлЯпу на стул.
- Ђ... Ќу, что нового скажете? - спросил ћрий, приветливо улыбаЯсь.
Ћн был настроен довольно и радостно, и оттого, что, наконец, нашел урок
и чувствовал себЯ уже не на шее у отца, а на собственных ногах, и от солнца,
и от близости счастливой, хорошенькой ‹Яли.
- Њного, - сказал €ванов с неопределенным выражением в серых глазах, -
один удавилсЯ, другой застрелилсЯ, а третьего черти взЯли, чтоб не
волочилсЯ!
- ’о есть? - удивилсЯ ћрий.
- - ’ретьего Я уж от себЯ, длЯ вЯщего эффекта, прибавил, а два точно...
‘егоднЯ ночью застрелилсЯ ‡арудин, а сейчас, говорЯт, ‘оловейчик
повесилсЯ... вот!
- „а не может быть! - вскрикнула ‹ЯлЯ, вскакиваЯ, всЯ белаЯ, розоваЯ и
золотаЯ, с испуганными, но сиЯющими от любопытства глазами.
ћрий с удивлением и испугом поспешно положил палитру и подошел к
€ванову.
- ‚ы не шутите?
- Љакие уж тут шутки! - махнул рукой €ванов. Љак и всегда, он старалсЯ
придать себе философски-равнодушный вид, но заметно было, что ему и жутко, и
неприЯтно.
- Ћтчего же он застрелилсЯ? Ћттого, что его ‘анин ударил? Ђ ‘анин
знает? - наивно цеплЯЯсь за €ванова, захлебываЯсь, спрашивала ‹ЯлЯ.
- Ћчевидно, так... ‘анин знает еще с вечера, - отвечал €ванов.
- —то же он? - невольно спросил ћрий.
€ванов пожал плечами. …му уже не раз приходилось спорить с ћрием о
‘анине, и он уже заранее раздражалсЯ.
- Ќичего... Ђ ему-то что же? - с грубой досадой возразил он.
- ‚се-таки он причиной! - заметила ‹ЯлЯ, делаЯ значительное лицо.
- Ќу так что же из того!.. ‚ольно ж тому дураку было лезть. ‘анин тут
не виноват. ‚се это очень прискорбно, но всецело должно быть отнесено к
глупости самого ‡арудина.
- Ќу, положим, причины тут глубже, - возразил ћрий угрюмо, - ‡арудин
жил в известной среде...
- € то, что он жил в такой дурацкой среде, и то, что подчинилсЯ ей,
свидетельствует только о том, что он и сам дурак! - пожал плечами €ванов.
ћрий помолчал, машинально потираЯ пальцы. …му было как-то неприЯтно
говорить так об умершем, хотЯ он и не знал почему.
- Ќу хорошо... ‡арудин - это понЯтно, а ‘оловейчик... вот никогда не
думала! - высоко поднимаЯ брови, нерешительно заговорила ‹ЯлЯ. - Џочему же
он?
- Ђ Ѓог его знает, - сказал €ванов, - он всегда был какой-то блаженный.
‚ это времЯ разом приехал ђЯзанцев и пришла Љарсавина. Ћни встретились
у ворот, и еще на крыльце был слышен высокий, недоумевающе-вопросительный
голос Љарсавиной и веселый, игриво-шутливый голос ђЯзанцева, каким он всегда
говорил с красивыми молодыми женщинами.
- Ђнатолий Џавлович "оттуда", - с выражением тревожного интереса
сказали Љарсавина, перваЯ входЯ в комнату.
ђЯзанцев вошел, смеЯсь, как всегда, и еще на ходу закуриваЯ папиросу.
- Ќу и дела! - сказал он, наполнЯЯ всю комнату голосом, здоровьем и
самоуверенным весельем. - ќтак у нас в городе скоро и молодежи не останетсЯ!
Љарсавина молча села, и ее красивое лицо было расстроенно и недоуменно.
- Ќу, повествуйте, - сказал €ванов.
- „а что, - подымаЯ брови, как ‹ЯлЯ, и все смеЯсь, но уже не так
весело, заговорил ђЯзанцев. - ’олько что вышел вчера из клуба, вдруг бежит
солдат... €х высокородие, говорит, застрелились... џ на извозчика и туда...
Џриезжаю, а там уж чуть не весь полк... лежит на кровати, китель
нараспашку...
- Ђ куда он стрелЯл? - любопытно повиснула у него на руке ‹ЯлЯ.
- ‚ висок... пулЯ пробила череп, вот тут... и ударилась в потолок...
- €з браунинга? - почему-то спросил ћрий. - €з браунинга... ‘квернаЯ
картина. Њозгом и кровью даже стена забрызгана, а у него еще и лицо все
изуродовано... да!.. Ђ это ужас, как он его хватил!.. € опЯть, засмеЯвшись,
ђЯзанцев пожал плечами.
- Љрепкий мужчина!
- Ќичего, парень здоровый! - почему-то самодовольно кивнул головой
€ванов.
- Ѓезобразие! - брезгливо сморщилсЯ ћрий.
Љарсавина робко посмотрела на него.
- Ќо ведь он, по-моему, не виноват, - заметила она, не ждать же ему
было...
- „а... - неопределенно поморщилсЯ ђЯзанцев, - но и так бить!.. ‚едь
предлагали же ему дуэль...
- “дивительно! - возмущенно пожал плечами €ванов.
- Ќет, что ж... дуэль - глупость, - раздумчиво отозвалсЯ ћрий.
- Љонечно, - быстро поддержала Љарсавина. ћрию показалось, что она рада
возможности оправдать ‘анина, и ему стало неприЯтно.
- Ќо все-таки и так... не знаЯ что, унижающее ‘анина, придумать,
возразил он.
- ‡верство, как хотите! - подсказал ђЯзанцев.
ћрий подумал, что сам-то ђЯзанцев недалеко ушел от сытого животного, но
промолчал и был даже рад, что ђЯзанцев стал спорить с Љарсавиной, резко
осуждаЯ ‘анина.
Љарсавина, поймав на лице ћриЯ неприЯтное выражение, замолчала, хотЯ ей
в глубине души нравилась сила и решительность ‘анина и казалось совсем
неправильным то, что говорил ђЯзанцев о культурности. € так же, как ћрий,
она подумала, что не ђЯзанцеву говорить об этом.
Ќо €ванов рассердилсЯ и стал спорить.
- Џодумаешь! ‚ысокаЯ степень культурности: отстрелить человеку нос или
засадить в брюхо железную палку!
- Ђ лучше кулаком по лицу бить?
- „а уж, по-моему, лучше! Љулак что! Ћт кулака какой вред! ‚ыскочит
шишка, а опослЯ и ничего... Ћт кулака человеку никоторого несчастьЯ!..
- Ќе в том же дело!
- Ђ в чем? - презрительно скривил плоские губы €ванов. - Џо-моему,
дратьсЯ вообще не следует... зачем безобразие чинить! Ќо уж ежели дратьсЯ,
так по крайности без особого человековредительства!.. џсное дело!..
- Ћн ему чуть глаз не выбил! - с иронией вставил ђЯзанцев. - •орошо
"без членовредительства"!
- ѓлаз, конечно... …жели глаз выбить, то от этого человеку вред, но
все-таки глаз супротив кишки не выстоит никак! ’ут хоть без
смертоубийства!..
- Ћднако ‡арудин-то погиб!
- Ќу, так это уж его волЯ!
ћрий нерешительно крутил бородку.
- џ, в сущности, прЯмо скажу, - заговорил он, и ему стало приЯтно, что
он скажет совершенно искренно, - длЯ менЯ лично это вопрос нерешенный... и Я
не знаю, как сам поступил бы на месте ‘анина. „ратьсЯ на дуэли, конечно,
глупо, но и дратьсЯ кулаками не очень-то красиво!
- Ќо что же делать тому, кого вынудЯт на это? - спросила Љарсавина.
ћрий печально пожал плечами.
- Ќет, кого жаль, так это ‘оловейчика, - помолчав, заметил ђЯзанцев, но
самодовольно-веселое лицо его не соответствовало словам.
€ вдруг вспомнили, что даже не спросили о ‘оловейчике, и почему-то всем
стало неловко.
- ‡наете, где он повесилсЯ? Џод амбаром, у собачьей будки... ‘пустил
собаку с цепи и повесилсЯ...
Ћдновременно и у Љарсавиной, и у ћриЯ в ушах послышалсЯ тонкий голос:
"‘ултан, ту-бо!.."
- € оставил, понимаете, записку, - продолжал ђазЯнцев, не удерживаЯ
веселого блеска в глазах. - џ ее даже списал... человеческий документ ведь,
а?
Ћн достал из бокового кармана записную книжку.
- "‡ачем Я буду жить, когда сам не знаю, как надо жить. ’акие люди, как
Я, не могут принести людЯм счастьЯ", - прочел ђЯзанцев и совершенно
неожиданно неловко замолчал.
‚ комнате стало тихо, точно мимо прошла чьЯ-то бледнаЯ и печальнаЯ
тень. ѓлаза Љарсавиной налились крупными слезами, ‹ЯлЯ плаксиво покраснела,
а ћрий, болезненно усмехнувшись, отошел к окну.
- ’олько и всего, - машинально прибавил ђЯзанцев.
- —его же еще "больше"? - вздрогнувшими губами возразила Љарсавина.
€ванов встал и, доставаЯ со стола спички, пробормотал:
- ѓлупость большаЯ, это точно!
- Љак вам не стыдно! - возмущенно вспыхнула Љарсавина.
ћрий брезгливо посмотрел на его длинные прЯмые волосы и отвернулсЯ.
- „а... ‚от вам и ‘оловейчик, - опЯть с веселым блеском в глазах развел
руками ђЯзанцев. - џ думал, так - дрЯнь одна, с позволениЯ сказать, жиденок,
и больше ничего! Ђ он на! ЏрЯмо не от мира сего оказалсЯ... Ќет выше любви,
как кто душу свою положит за други свои!
- Ќу, он положил не за други!.. возразил €ванов.
"€ чего ломаетсЯ... тоже! Ђ сам - животное!" - подумал он, с ненавистью
и презрением покосившись на сытое гладкое лицо ђЯзанцева и почему-то на его
жилетку, обтЯнувшуюсЯ складочками на плотном животе.
- ќто все равно... Џорыв чувствуетсЯ...
- „алеко не все равно! - упрЯмо возразил €ванов, и глаза у него стали
злыми. - ‘лЯкоть, и больше ничего!..
ЉакаЯ-то страннаЯ ненависть его к ‘оловейчику неприЯтно подействовала
на всех. Љарсавина встала и, прощаЯсь, интимно, как бы влюбленно доверЯЯсь,
шепнула ћрию:
- џ уйду... он мне просто противен!..
- „а, - качнул головой ћрий, - жестокость удивительнаЯ!..
‡а Љарсавиной ушли ‹ЯлЯ и ђЯзанцев. €ванов задумалсЯ, молча выкурил
папиросу, злыми глазами поглЯдел в угол и тоже ушел.
€дЯ по улице и по привычке размахиваЯ руками, он думал раздраженно и
злобно.
"ќто дурачье воображает, конечно, что Я не понимаю того, что они
понимают! “дивительно!.. ‡наю Я, что они чувствуют, лучше их самих! ‡наю,
что нет больше любви, когда человек жертвует жизнью за ближнего, но
повеситьсЯ оттого, что не пригодилсЯ людЯм, это уж... ерунда!"
€ €ванов, припоминаЯ бесконечный рЯд прочитанных им книг и …вангелие
прежде всего, стал искать в них тот смысл, который объЯснЯл бы ему поступок
‘оловейчика так, как ему хотелось. € книги, как будто послушно
разворачиваЯсь на тех страницах, которые были ему нужны, мертвым Языком
говорили то, что ему было надо. Њысль его работала напрЯженно и так сплелась
с книжными мыслЯми, что он уже сам не замечал, где думает он сам, а где
вспоминает читанное.
ЏридЯ домой, он лег на кровать, вытЯнул длинные ноги и все думал, пока
не заснул. Ђ проснулсЯ только поздно вечером.

XXXIV

Љогда под звуки трубной музыки хоронили ‡арудина, ћрий из окна видел
всю эту мрачную и красивую процессию, с траурной лошадью, траурным маршем и
офицерской фуражкой, сиротливо положенной на крышку гроба. Ѓыло много
цветов, задумчиво-грустных женщин и красиво-печальной музыки. Ђ ночью в этот
день ћрию стало особенно грустно.
‚ечером он долго гулЯл с Љарсавиной, видел все те же прекрасные
влюбленные глаза и прекрасное тело, тЯнувшеесЯ к нему, но даже и с ней ему
было тЯжело.
- Љак странно и страшно думать, - говорил он, глЯдЯ перед собой
напрЯженными темными глазами, - что вот ‡арудина уже нет... Ѓыл офицер,
такой красивый, веселый и беззаботный, и казалось, что он будет всегда...
что ужас жизни, с ее муками, сомнениЯми и смертью, длЯ него не может
существовать... что в этом нет никакого смысла. € вот один день и человек
смЯт, уничтожен в прах, пережил какую-то ему одному известную страшную
драму, и нет его, и никогда не будет!.. € фуражка эта на крышке гроба...
ћрий замолчал и мрачно посмотрел в землю. Љарсавина плавно шла рЯдом,
внимательно слушала и тихо перебирала полными красивыми руками кружево
белого зонтика. Ћна не думала о ‡арудине, и всем богатым телом своим
радовалась близости ћриЯ, но бессознательно подчинЯЯсь и угождаЯ ему, делала
грустное лицо и волновалась.
- „а, так было грустно смотреть!.. € музыка эта такаЯ!
- џ не обвинЯю ‘анина! - вдруг упрЯмо прорвалсЯ ћрий, - он и не мог
иначе поступить, но тут ужасно то, что пути двух людей скрестились так, что
или один, или другой должны были уступить... ужасно то, что случайный
победитель не видит ужаса своей победы... стер человека с лица земли и
прав...
- „а, прав... вот и... - не дослышав, оживилась Љарсавина так, что даже
ее высокаЯ грудь заколыхалась.
- Ќет... а Я говорю, что это ужасно! - перебил ћрий с ненавистью
ревности, искоса поглЯдев на ее грудь и оживленное лицо.
- Џочему же? - робко спросила Љарсавина, страшно смутившись. € как-то
сразу глаза ее потухли, а щеки порозовели.
- Џотому что длЯ другого это было бы тЯгчайшим страданием...
сомнениЯми, колебаниЯми... Ѓорьба душевнаЯ должна быть, а он как ни в чем не
бывало!.. Ћчень жаль, говорит, но Я не виноват!.. ђазве дело в одной вине, в
прЯмом праве!..
- Ђ в чем же? - нерешительно и тихо спросила Љарсавина, низко опустив
голову и, видимо, боЯсь его рассердить.
- Ќе знаю в чем, но зверем человек не имеет права быть! - жестко и со
страданием в голосе резко выкрикнул ћрий.
Ћни долго шли молча. Љарсавина страдала оттого, что отдалилась от ћриЯ
и на мгновение утерЯла милую, теплую, до глубины души, особенную свЯзь с
ним, а ћрий чувствовал, что у него вышло спутанно, неЯсно, и страдал от
тЯжелого тумана на сердце и от самолюбиЯ.
Ћн скоро ушел домой, оставЯ девушку в мучительном состоЯнии
неудовлетворенности, страха и беззащитной обиды.
ћрий видел ее растерЯнность, но почему-то это доставлЯло ему
болезненное наслаждение, точно он вымещал на любимой женщине чью-то тЯжкую
обиду.
Ђ дома стало невыносимо скверно.
‡а ужином ‹ЯлЯ рассказала, что ђЯзанцев говорил, будто мальчишки на
мельнице, поглЯдываЯ, как вынимали из петли ‘оловейчика, кричали через
забор:
- †ид удавилсЯ!.. †ид удавилсЯ!..
Ќиколай …горович кругло хохотал и заставлЯл ‹Яльку повторЯть.
- ’ак - "жид удавилсЯ"!..
ћрий ушел к себе, сел поправлЯть тетрадку своего ученика и подумал с
невыразимой ненавистью:
"‘колько зверства еще в людЯх!.. Њожно ли страдать и жертвовать собой
за это тупое, глупое зверье!.."
Ќо тут он вспомнил, что это нехорошо, и устыдилсЯ своей злобы.
"Ћни не виноваты... они "не ведают, что творЯт"!.."
"Ќо ведают или не ведают, а ведь звери же, сейчас-то - звери же!" -
подумал он, но постаралсЯ не заметить этого и стал вспоминать ‘оловейчика.
"Љак одинок все-таки человек: вот жил этот несчастный ‘оловейчик и
носил в себе страдающее за весь мир, готовое на всЯкую жертву, великое
сердце... € никто... даже Я... - с неприЯтным уколом мелькнуло у него в
голове, - не замечали его, не ценили, а напротив, почти презирали его! Ђ
почему? Џотому только, что он не умел или не мог высказатьсЯ, потому что был
суетлив и немного надоедлив. Ђ в этой суетливости и в надоедливости и
сказывалось его горЯчее желание ко всему приблизитьсЯ, всем помочь и
угодить... Ћн был свЯтой, а мы считали его дураком!.."
—увство вины так болезненно томило душу ћриЯ, что он бросил работу и
долго ходил по комнате, весь во власти смутных, неразрешимых и больных дум.
Џотом он сел за стол, взЯл Ѓиблию и, раскрыв ее наугад, прочел то место,
которое читал чаще других и на котором смЯл и растрепал листы.
"‘лучайно мы рождены и после будем, как не бывшие; дыхание в ноздрЯх
наших - пар, а слово - искра в движениЯх нашего сердца.
Љогда она угаснет, тело обратитсЯ в прах и дух рассеетсЯ, как жидкий
воздух.
€ имЯ наше забудетсЯ со временем, и никто не вспомнит о делах наших; и
жизнь наша пройдет, как след облака, и рассеетсЯ, как туман, разогнанный
лучами солнца и отЯгченный теплотою его.
€бо жизнь наша - прохождение тени, и нет нам возврата от смерти, ибо
положена печать и никто не возвращаетсЯ".
ћрий не стал дальше читать, потому что там говорилось о том, что нет
смысла думать о смерти, а надо наслаждатьсЯ жизнью, как юностью, а этого он
не мог понЯть, и это не отвечало его больным мыслЯм.
"Љак это верно, ужасно и неизбежно!" - думал он о прочитанном, стараЯсь
представить себе, как дух его рассеетсЯ после смерти. € не мог.
"ќто ужасно! ‚от Я сижу здесь, живой, жаждущий жизни и счастьЯ, и читаю
свой неотвержимый смертный приговор... —итаю и не могу даже протестовать!"
Њысль эту и в этих самых словах ћрий много раз продумывал и читал в
книгах. € утомительнаЯ своею, сознаваемой им, однообразной слабостью, она
еще больше расстроила и измучила его.
ћрий взЯл себЯ за волосы и с отчаЯнием в душе закачалсЯ из стороны в
сторону, точно зверь в клетке. ‘ закрытыми глазами и бесконечной усталостью
в сердце он обратилсЯ к кому-то. ЋбратилсЯ со злобой, но без силы, с
ненавистью, но тупой, с мольбой, но не признаваемой им самим.
"—то сделал тебе человек, что ты так издеваешьсЯ над ним? Џочему ты,
если есть, скрылсЯ от него? ‡ачем ты сделал так, что если бы Я и поверил бы
в тебЯ, то не поверил бы в свою веру? …сли бы ты ответил, Я не поверил бы,
что это ты, а не Я сам!.. …сли Я прав в своем желании жить, то зачем ты
отнимаешь у менЯ право, которое сам дал!.. …сли тебе нужны страданиЯ, -
пусть!.. ‚едь мы принесли бы их из любви к тебе! Ќо мы даже не знаем, что
нужнее - дерево или мы...
„лЯ дерева даже есть надежда!.. Ћно и срубленное может пустить корни,
ростки и ожить! Ђ человек умрет и исчезнет!.. ‹Ягу и не встану, и никогда
никто не узнает, что со мной случилось... Њожет быть, Я опЯть буду жить, но
ведь Я этого не знаю... …сли б Я знал, что хоть через милльЯрды, через
милльЯрды милльЯрдов лет Я буду опЯть жить, Я бы во все века этого времени
терпеливо и безропотно ждал бы в вечной тьме..."
Ћн опЯть стал читать.
"—то пользы человеку от всех трудов его, которыми трудитсЯ он под
солнцем.
ђод приходит и род уходит, а землЯ пребывает вовеки.
‚сходит солнце и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно
восходит.
€дет ветер к югу и переходит к северу, кружитсЯ, кружитсЯ на ходу своем
и возвращаетсЯ ветер на круги свои.
—то было, то и будет; и что делалось, то и будет делатьсЯ, - и нет
ничего нового под солнцем.
Ќет памЯти о прежнем; и о том, что будет, не останетсЯ памЯти у тех,
которые будут после.
џ, …кклесиаст, был царем над €зраилем..."
- џ, …кклесиаст, был царем!.. - громко и даже грозно повторил ћрий с
непонЯтной ему самому тоской. Ќо испугалсЯ своего голоса и оглЯнулсЯ. Ќе
слышал ли кто? Џотом взЯл лист бумаги и полумашинально, как бы поддаваЯсь
несознаваемой потребности, стал писать, думаЯ о том, что все чаще и чаще
приходило ему в голову:
"џ начинаю эту записку, котораЯ должна окончитьсЯ с моей смертью..."
- ”у, какаЯ пошлость! - с отвращением сказал он и так оттолкнул бумагу,
что она слетела со стола и, легко кружась, упала на пол.
- Ђ вот ‘оловейчик, маленький жалкий ‘оловейчик, не сказал себе, что
это пошлость, когда убедилсЯ, что не может понЯть жизни...
ћрий не заметил, что он ставит себе в пример того человека, которого
сам называет маленьким и жалким.
- Ќу что ж... € Я чувствую, что рано или поздно кончу тем же... Џотому
что нет другого исхода... Џочему нет? Џотому ли...
ћрий остановилсЯ, он прекрасно, как ему казалось, знал, что, и только
что думал об этом, но теперь вовсе не находил слов, чтобы ответить себе. ‚
душе его точно что-то сразу ослабло. Њысль упала и потерЯлась.
- —ушь, все чушь! - со злобой громко сказал ћрий.
‹ампа почти всЯ уже выгорела и догорала тусклым неприЯтным светом,
слабо выделЯЯ из темноты небольшой круг возле головы ћриЯ.
- Џочему Я не умер тогда еще, когда был ребенком и болел воспалением
легких? Ѓыло бы мне теперь хорошо, спокойно...
€ в ту же секунду ћрий представил себЯ умершим тогда и испугалсЯ так,
что все в нем замерло.
- ‡начит, Я не увидел бы и того, что видел?.. Ќет, это тоже ужасно...
ћрий трЯхнул головой и встал.
- ’ак можно с ума сойти...
Ћн подошел к окну и толкнул его, но ставнЯ, прихваченнаЯ болтом, не
подалась. ћрий взЯл карандаш и с усилием протолкнул болт.
—то-то сильно загремело снаружи, ставнЯ легко и мЯгко отворилась, и в
окно ворвалсЯ чистый и прохладный воздух. ћрий тупо посмотрел на небо, на
котором была уже зарЯ.
“тро было чистое и прозрачное. “же бледное голубое небо сильно розовело
с одного краЯ. ‘емь звезд Ѓольшой Њедведицы побледнели и спустились вниз;
большаЯ, нежно-голубаЯ и будто хрустальнаЯ утреннЯЯ звезда тихо сиЯла Ярким
влажным блеском над алевшей зарей. ђезкий холодноватый ветерок потЯнул с
востока, и белый утренний пар легкими волнистыми струйками поплыл от него
над темно-зеленой росистой травой сада, цеплЯЯсь за высокие лопухи и белую
кашку, над прозрачной, слегка зарЯбившейсЯ водой реки, над зелеными листами
кувшинчика и белых лилий, которых было много у берегов. Џрозрачное голубое
небо все покрылось грЯдами воздушных, загорающихсЯ розовым огнем тучек;
одинокие и совсем бледные звезды незаметно и бесследно тонули и исчезали в
бездонной синеве. Ћт реки все тЯнул влажный беловатый туман, медленно,
полосами плыл над глубокой и холодной водой, переливалсЯ между деревьЯми, в
сырую и зеленую глубину сада, где еще царил легкий и прозрачный сумрак. ‚о
влажном воздухе, казалось, стоЯл какой-то странный серебристый звук.
‚се было так красиво и тихо, точно влюбленнаЯ землЯ, все обнажившись,
готовилась к великому и полному наслаждениЯ таинству - приходу солнца,
которого еще не было, но свет которого, легкий и розовый, уже трепетал над
нею.
ћрий лег спать, но свет беспокоил его, голова болела, и перед глазами
что-то болезненно мелко-мелко мигало.

XXXV

ђано утром, когда солнце светило низко и Ярко, €ванов и ‘анин вышли из
города.
Џод солнцем роса блестела и искрилась огоньками, а в тени трава
казалась седою от нее. Џо краЯм дороги, под тощенькими старыми вербами уже
плелись в монастырь богомольцы, и их красные и белые платки, лапти, юбки и
рубахи пестро мелькали в просветах солнца сквозь щели плетнЯ. ‚ монастыре
звонили, и омытый утренней свежестью звон удивительно чисто гудел над
окрестною степью, должно быть, долетаЯ до тех, еще тихих лесов, что синели,
как марево, на самом краю горизонта. Џо дороге резко и отрывисто
перезванивал колокольчик обратной тройки и слышны были грубые деловитые
голоса богомольцев.
- ђано вышедши! - заметил €ванов. ‘анин бодро и весело смотрел вокруг.
- Џодождем, - сказал он.
Ћни сели под плетнем, прЯмо на песок, и с наслаждением закурили.
едшие за возами в город мужики оглЯдывались на них, бабы и девки,
трЯсшиесЯ в пустых телегах, чего-то смеЯлись и показывали на них друг другу
насмешливо-веселыми глазами. €ванов не обращал на них никакого вниманиЯ, а
‘анин пересмеивалсЯ с ними, и всЯ дорога ожила звонким женским смехом.
Ќачинало парить.
Ќаконец на крыльцо винной монополии, небольшого белого дома с Яркой
зеленой крышей, вышел сиделец, высокий человек в жилетке. ‡еваЯ и гремЯ
замками, он отпер дверь. Ѓаба в красном платке юркнула за ним.
- Џуть указан! - провозгласил €ванов, - идем, что ль!
Ћни пошли и купили водки, а у той же бабы в красном платке - свежих
зеленых огурцов.
- ќ, да ты, друг, богатый человек, - заметил €ванов, когда ‘анин достал
кошелек.
- Ђванс! - засмеЯлсЯ ‘анин, - к великому стыду своей маменьки, нанЯлсЯ
письмоводителем к страховому агенту... и капитал, и материнскую обиду
приобрел сразу...
- Ќу, теперь не в пример способнее! - сказал €ванов, когда они опЯть
вышли на дорогу.
- „а-а... Ђ что, если еще и сапоги снЯть?
- ‚али!
Ћни оба разулись и пошли босиком. Ќоги глубоко уходили в теплый мЯгкий
песок и приЯтно разминались после узких тЯжелых сапог. ’еплый песок
пересыпалсЯ между пальцами и не тер, а нежил ногу.
- •орошо, - сказал ‘анин с наслаждением.
‘олнце парило все сильнее и сильнее. Ћни вышли из города и пошли вдоль
дороги. „аль курилась и таЯла, голубаЯ и прозрачнаЯ. Ќа столбах, пересекших
дорогу, гудел телеграф, и на тонкой проволоке чинно сидели ласточки. Њимо,
по насыпи, промчалсЯ, убавлЯЯ ход, пассажирский поезд, с синими, желтыми и
зелеными вагонами. ‚ окнах и на площадках виднелись заспанные помЯтые лица.
Ћни смотрели и исчезали. Ќа самой задней площадке стоЯли две девушки, в
светлых шлЯпках и с молодыми, свежими от утреннего воздуха, задорными
лицами. Ћни упорно и с удивлением проводили глазами веселых босых мужчин.
‘анин смеЯлсЯ им и приплЯсывал по песку, высоко блестЯ голыми пЯтками. Џотом
потЯнулсЯ луг, где трава густаЯ и влажнаЯ, и по ней тоже было приЯтно и
весело идти босыми ногами.
- Ѓлагодать! - сказал €ванов.
- “мирать не надо, - согласилсЯ ‘анин.
€ванов искоса поглЯдел на него: ему почему-то показалось, что при этом
‘анин должен вспомнить ‡арудина, хотЯ уже прошло много времени со днЯ его
похорон. Ќо ‘анин, очевидно, никого не вспомнил, и это было странно, но
нравилось €ванову.
‡а лугом опЯть пошла дорога, с теми же возами, мужиками и смеющимисЯ
бабами. Џотом показались деревьЯ, осока и стала видна блестЯщаЯ под солнцем
вода и монастырскаЯ гора, на которой золотой звездой блестел крест.
Ќа берегу стоЯли разноцветные лодки и сидели, в жилетках и цветных
рубахах, мужики, у которых ‘анин и €ванов взЯли лодку после долгого,
веселого и шутливого торга.
€ванов сел на весла. ‘анин взЯл руль, и лодка быстро и легко поплыла
вдоль берега, мелькаЯ в тени и свету и оставлЯЯ за собой узенькие и плавные
полоски серебристой волны. €ванов греб быстро и хорошо, частыми ровными
ударами, от которых лодка вздрагивала и приподнималась, как живаЯ. €ногда
весла с шорохом задевали за ветки, и они долго и задумчиво колыхались над
темной прибрежной глубиной. ‘анин, с удовольствием сильно налегаЯ на рулевое
весло, так что вода с радостным шумом забурлила и запенилась, круто
поворотил лодку в узкий проход между нависшими кустами, где было глубоко,
сыро, прохладно и темно. ‚ода была тут чистаЯ-пречистаЯ, и видны были в ней
на сажень желтые камушки и красноперые быстрые рыбки, стайками снующие туда
и сюда.
- ‘амое подходЯщее место, - сказал €ванов, и голос его весело отдалсЯ
под темными ветками.
‹одка с тихим скрипом пристала к густой траве берега, с которого
вспорхнула какаЯ-то беззвучнаЯ птичка, и €ванов выскочил на берег.
- Ќа земле весь род людской!.. - запел он могучим басом, от которого
всколыхнулсЯ и загудел воздух.
‘анин, смеЯсь, выскочил за ним и быстро, по колено утопаЯ в сочной
живой траве, взбежал на высокий берег.
- ‹учше не найти! - закричал он.
- € искать не надо: под солнцем везде хорошо... - ответил €ванов снизу
и стал вытаскивать из лодки водку, огурцы, хлеб и узелок с закуской.
‚се он перенес на мЯгкий бугорок под стволом большого дерева и разложил
на траве.
- ‹укулл обедает у ‹укулла, - сказал он.
- € он счастлив, - закончил ‘анин.
- Ќе совсем, - возразил €ванов с шутливым огорчением, - рюмку забыли.
- ’ьфу, - весело сказал ‘анин. - Ќу ничего, мы сделаем...
€ ровно ни о чем не думаЯ, а только наслаждаЯсь светом, теплом, зеленью
и своими быстрыми ловкими движениЯми, он полез на дерево и, выбрав еще
зеленую незакоренелую ветку, стал вырезать ее ножом. ЊЯгкое сочное дерево
легко поддавалось усилиЯм, и маленькие белые пахучие стружки и кусочки
сыпались на зеленую траву. €ванов, поднЯв голову, смотрел на него и от
такого положениЯ ему было так легко и славно дышать, что он все времЯ
радостно улыбалсЯ.
‚етка хрустнула и мЯгко свалилась на траву. ‘анин спрыгнул с дерева и
стал долбить из ветки стаканчик, стараЯсь не попортить коры. ‘таканчик
выходил ровный и красивый.
- џ, брат, думаю выкупатьсЯ опослЯ, - сказал €ванов, внимательно глЯдЯ
на его работу.
- „ело хорошее, - весело согласилсЯ ‘анин, ковырнул ножом и подбросил
готовый стаканчик на воздух.
Ћни сели на траву и стали с аппетитом пить водку и есть зеленые,
пахучие и сочные огурцы.
Ѓыл уже полдень. ‘олнце стоЯло высоко и было жарко везде, даже в тени.
- Ќе могу! - сказал €ванов. - „уша просит!
Ћн не умел плавать и, быстро раздевшись, влез в воду на самом мелком и
прозрачном месте, где Ясно было видно светло-желтое ровное песчаное дно.
- “х, ладно, - -говорил он, подпрыгиваЯ и далеко разбрызгиваЯ блестЯщие
брызги.
‘анин, не торопЯсь и глЯдЯ на него, разделсЯ и бегом вбежал в воду,
подпрыгнул, ухнул и поплыл через реку.
- “тонешь, - кричал €ванов...
- Ќе утону, - весело фыркаЯ и смеЯсь, отозвалсЯ ‘анин...
€х веселые голоса далеко и радостно разносились по светлой реке и
зеленому лугу.
Џотом они вылезли и валЯлись голые в мЯгкой свежей траве.
- ‘лавно!.. - говорил €ванов, поворачиваЯ к солнцу свою широкую спину с
блестЯщими на ней мелкими капельками воды. - Џостроим здесь две кущи...
- Ђ ну их к черту! - весело закричал ‘анин, - и без кущи славно,
кущи-то всЯкие давно надоели!
- “х, а! ’рык-брык! - закричал €ванов, выделываЯ какие-то дикие и
веселые па.
‘анин, хохоча во все горло, стал против него и принЯлсЯ выделывать то
же самое.
ѓолые тела их блестели на солнце, и мускулы быстро и сильно двигались
под натЯнутой кожей.
- “х! - запыхалсЯ €ванов.
‘анин еще потанцевал один, потом перекувыркнулсЯ через голову.
- €ди, а то всю водку выпью, - крикнул ему €ванов.
Ћдевшись, они доели огурцы и допили водку.
- ’еперь бы пивка холодного... ха-арошо! - мечтательно сказал €ванов.
- Џоедем.
- ‚алЯй.
Ћни наперегонки сбежали с берега к лодке и быстро поплыли.
Џарит, - сказал ‘анин, счастливо жмурЯсь на солнце и разваливаЯсь на
дне лодки.
- Ѓудет дождь, - отозвалсЯ €ванов, - правь же... черт!..
- „огребешь и сам, - возразил ‘анин.
€ванов брызнул на него веслом, и светлые прозрачные брызги, насквозь
пронизанные солнцем, каскадом разлетелись вокруг.
- € за то спасибо, - сказал ‘анин.
Љогда они проезжали мимо одного из зеленых островов, послышались
веселые взвизги, плеск и звонкий радостный женский смех. „ень был
праздничный, и из города много народа понаехало гулЯть и купатьсЯ.
- „евицы купаютсЯ, - сказал €ванов.
- Џойдем посмотрим, - сказал ‘анин.
- “видЯт.
- Ќет, мы тут пристанем и пойдем по осоке.
- Ђ ну их, - слегка покраснев, сказал €ванов.
- Џойдем.
- „а соромно, - шутливо пожал плечами €ванов.
- —его?
- „а... оно ж девицы. Ќехорошо...
- „урень ты, - сказал ‘анин смеЯсь, - ведь ты б с удовольствием
посмотрел.
- „а ежели девица и того... то кому же оно... Ќу, так и пойдем...
- „а оставь...
- ’ьфу! - сказал ‘анин, - нет ни одного мужчины, который бы не хотел
видеть красивую голую женщину... и даже такого нет, который хоть раз бы в
жизни, хоть мельком бы не посмотрел, а...
- Ћно так, - согласилсЯ €ванов, - а все-таки... ты б уж, если так
рассуждаешь, и шел бы прЯмо, а то прЯчешьсЯ!
- ’ак прелести, друг, больше, - весело сказал ‘анин.
- Ћно, конечно, весьма это приЯтственно... Ђ ты сдерживайсЯ...
- ђади целомудриЯ?
- Ђ хотЯ бы...
- „а не хотЯ бы, а больше ведь не длЯ чего! Ќу, пусть.
- Ќу... „а ведь в тебе и во мне этого целомудриЯ нет...
- …сли око тебЯ соблазнЯет, вырви его, - сказал €ванов.
- Ќе городи глупостей, как ‘варожич, - засмеЯлсЯ ‘анин, - Ѓог дал тебе
око, зачем же его рвать.
€ванов, улыбаЯсь, пожал плечами.
- ’ак-то, брат, - направлЯЯ к берегу лодку, сказал ‘анин, - вот если бы
в тебе при виде голой женщины и желаниЯ никакого не поЯвлЯлось, ну тогда был
бы ты целомудренный человек... € Я бы первый твоему целомудрию удивлЯлсЯ
бы... хотЯ бы и не подражал и, весьма возможно, свез бы тебЯ в больницу.. Ђ
если все это внутри у тебЯ есть и наружу рветсЯ, а ты его только
сдерживаешь, как собаку на дворе, так цена твоему целомудрию - грош!
- Ћно точно, только ежели не сдерживатьсЯ... то иной человек может бед
натворить!..
- Љаких бед? …сли сладострастие и ведет иногда к беде, так не оно, само
по себе, в этом виновато...
- Ћно, положим... ты не изъЯснЯй!
- Ќу, так идем?..
- „а Я разве что...
- „урень ты, вот что... €ди тише! - улыбаЯсь, сказал ‘анин.
Ћни почти ползком проползли по душистой траве, тихо раздвигаЯ звенЯщую
осоку.
- ѓлЯди, брат! - восторженно сказал €ванов. Љупались какие-то барышни,
судЯ по цветным кофточкам, юбкам и шлЯпкам, Ярко пестревшим на траве. Ћдни
были в воде, брызгались, плескались и смеЯлись, и вода мЯгко обливала их
круглые нежные плечи, руки и груди. Ћдна, высокаЯ, стройнаЯ, всЯ пронизаннаЯ
солнцем, от которого казалась прозрачной, розоваЯ и нежнаЯ, во весь рост
стоЯла на берегу и смеЯлась, и от смеха весело дрожали ее розовый живот и
высокие девичьи крепкие груди.
- Ћ, брат! - сказал ‘анин с серьезным восторгом.
€ванов с испугом полез назад.
- —его ты?
- ’ише... это Љарсавина!
- ђазве? Ђ Я даже не узнал... ЉакаЯ же она прелестнаЯ! - громко сказал
‘анин.
- Ќ-да, - - широко и жадно улыбаЯсь, сказал €ванов.
‚ это времЯ их услышали и, должно быть, увидели. ђаздалсЯ крик и смех,
и Љарсавина, испуганнаЯ, стройнаЯ и гибкаЯ, бросилась им навстречу и быстро
погрузилась в прозрачную воду, над которой осталось только ее розовое, с
блестЯщими глазами лицо.
‘анин и €ванов, торопЯсь и путаЯсь в осоке, счастливые и возбужденные,
побежали назад.
- Ђ-ах... хорошо жить на свете! - сказал ‘анин, широко потЯгиваЯсь, и
громко запел:

€з-за острова на стрежень,
Ќа простор речной волны...

€з-за зеленых деревьев еще долго слышалсЯ торопливый, смущенный и
радостный смех женщин, которым было стыдно и интересно.
- Ѓудет гроза, - сказал €ванов, посмотрев вверх, когда они вернулись к
лодке.
„еревьЯ уже потемнели, и тень быстро поплыла по зеленому лугу.
- ’ю-тю, брат... - беги!
- Људа? Ќе убежишь, - весело прокричал ‘анин.
’уча тихо и без ветра подходила ближе и ближе и уже сделалась
свинцовой. ‚се притихло и стало пахучее и темнее.
- ‚ымочит на славу, - сказал €ванов. - „ай закурить с горЯ.
‘лабый огонек загорелсЯ, и было что-то странное в его слабом желтом
свете под свинцовой мглой, надвигавшейсЯ сверху. Џорыв ветра неожиданно
рванул, закрутилсЯ и зашумел, сорвав огонек. ЉрупнаЯ каплЯ разбилась о
лодку, другаЯ шлепнулась на лоб ‘анину, и вдруг защелкало по листьЯм и
зашумело по воде. ‚се сразу потемнело, и дождь хлынул как из ведра, покрыв
все звуки своим чудным водЯным звуком.
- € это хорошо, - сказал ‘анин, поводЯ плечами, на которых сразу
облипла мокраЯ рубаха.
- Ќедурно, - ответил €ванов, но сидел как мокрый сыч.
’уча не редела, но дождь так же быстро ослабел и уже неровно кропил
мокрую зелень, людей и воду, по которой прыгали стальные гвоздики. ‚ воздухе
было мрачно, и где-то за лесом блестела молниЯ.
- Ќу что ж... домой, что ли? - сказал €ванов.
- ‚се равно, можно и домой.
Ћни выехали на широкую темную воду, над которой низко и тЯжело
клубилась тЯжелаЯ туча. ЊолниЯ сверкала все чаще, и отсюда были видны их
грозные огни, пронизывавшие черное небо. „ождь совсем перестал, и в воздухе
стало сухо и тревожно пахнуть грозой. Љакие-то черные и встрепанные птицы
торопливо пролетели низко над самой водой. „еревьЯ стоЯли темные и
неподвижные, четко вырисовываЯсь на свинцовом небе.
- “х-ух, - сказал €ванов.
Љогда они шли по песку, плотно убитому дождем, все затемнело и
притихло.
- Ќу сейчас и хватит же!
’уча клубилась все ниже и ниже, опускаЯсь на землю зловещим беловатым
брюхом.
€ вдруг опЯть с новой силой рванул ветер, закружил пыль и листьЯ, и все
небо разодралось пополам со страшным треском, блеском и грохотом.
- Ћго-го-го! - закричал ‘анин, стараЯсь перекричать потрЯсающий гул,
наполнивший все вокруг. Ќо голос его не был слышен даже самому.
Љогда вышли в поле, уже стало совершенно темно. ’олько когда сверкала
молниЯ, из тьмы вырывались их шагающие по гладкому песку резкие темные
фигуры. ‚се гремело и грохотало.
- Ћ... а... о...! - закричал ‘анин.
- —то? изо всех сил крикнул €ванов.
ЊолниЯ засверкала, и он увидел счастливое, с блестЯщими глазами лицо.
€ванов не расслышал. Ћн немного боЯлсЯ грозы.
Љогда опЯть сверкнула молниЯ, всем существом ощущаЯ жизнь и силу, ‘анин
раскинул руки и во все горло долго и протЯжно, и счастливо закричал
навстречу грому, с гулом и грохотом перекатывающемусЯ по небу из конца в
конец могучего простора.

XXXVI

‘олнце светило Ярко, как весной, но уже было что-то осеннее в
неуловимой кроткой тишине, прозрачно стоЯвшей между деревьЯми, то тут, то
там тронутыми желтыми умирающими красками. € в этой тишине одинокие птичьи
голоса звучали разрозненно, и гулко разносилось торопливое жужжание больших
насекомых, зловеще носЯщихсЯ над своим погибающим царством, где трав и
цветов уже не было, а бурьЯны выросли высоко и дико.
ћрий медленно бродил по дорожкам сада и большими глазами,
остановившимисЯ в глубокой думе, так смотрел вокруг - на небо, на желтые и
зеленые листьЯ, на тихие дорожки и стеклЯнную воду точно видел все это в
последний раз и старалсЯ запомнить, вобрать в себЯ так, чтобы уже никогда не
забыть.
Џечаль мЯгко крыла сердце, и причины ее были смутны. ‚се чудилось,
будто с каждым мигом все дальше уходит нечто драгоценное, что могло быть, но
не было и не будет никогда. € больно чувствовалось, что по собственной вине.
Ќе то это была молодость и ее молодое счастье, которого он не взЯл, а
оно не повторитсЯ; не то огромнаЯ заветнаЯ деЯтельность, прошедшаЯ почему-то
мимо него, хотЯ одно времЯ он и стоЯл у самого центра ее. Љак это случилось,
ћрий не мог понЯть. Ћн был убежден, что в глубине его натуры таЯтсЯ силы,
пригодные длЯ сломки целых скал мировых, и ум, охватывающий горизонты шире,
чем у кого-либо на свете. Ћткуда ЯвлЯлась такаЯ уверенность, ћрий не мог
сказать и постыдилсЯ бы громко заЯвить о ней кому бы то ни было, хотЯ бы и
самому близкому человеку. Ќо уверенность была, и тогда даже, когда он Ясно
чувствовал, что скоро устает, что многого не смеет и может только
раздумывать над жизнью, стоЯ в стороне.
"Ќу что ж..." - думал ћрий, печально глЯдЯ на воду, в которой зеркально
стоЯли опрокинутые берега, убранные желтым и красным кружевом.
"Ѓыть может, это и есть самое лучшее, самое умное!"
‡аманчиво красивым показалсЯ ему образ человека, полного ума и
чуткости, раздумчиво стоЯщею в стороне от жизни, с иронически-грустной
улыбкой следЯ бессмысленную суету обреченных на смерть. Ќо было в этом
что-то пустое; в глубине души хотелось, чтобы кто-нибудь видел и понимал,
как красив ћрий в этой позе стоЯщего над жизнью, и скоро ћрий поймал себЯ на
самоутешении и с горьким чувством устыдилсЯ.
’огда, чтобы избавитьсЯ от тЯжелого сознаниЯ, ћрий в тысЯчу первый раз
стал говорить себе, что какова бы то ни была жизнь и кто бы ни был виноват в
ее ошибках, в конце концов весь ее громоздкий и как будто грандиозный поток
скромно и глупо уходит в черную дыру смерти, а там уже нет оценки, как и
почему жил человек.
"Ќе все ли равно, умру ли Я народным трибуном, величайшим ученым,
глубочайшим писателем или просто праздношатающимсЯ, тоскующим русским
интеллигентом! ‚се ерунда!" тЯжело подумал ћрий и повернул к дому.
…му стало уж чересчур тоскливо в прозрачной тишине золотого днЯ, где
отчетливее слышались даже собственные мысли и слишком чувствовалось
медленное, но верное отшествие прошлого.
"‚он, ‹ЯлЯ бежит, - подумал ћрий, увидев что-то розовое и веселое, шалЯ
мелькавшее за зелеными и желтыми кустами. - ‘частливаЯ ‹Ялька!.. †ивет, как
бабочка, сегоднЯшним днем, ничего ей не надо... Ђх, если бы Я мог так жить!"
Ќо эта мысль была только на поверхности: его ум, его тоска, его мучениЯ
и раздумиЯ, от которых он так болезненно страдал, казались ћрию необычайной
редкостью и драгоценностью, поменЯтьсЯ которою на мотыльковую жизнь ‹Яли
было бы невозможно.
- ћра, ћра! - звонко-певучим голосом крикнула ‹ЯлЯ, хотЯ было уже в
трех шагах, и, всЯ расцветаЯ улыбкой шаловливого заговорщика, молча подала
ему узкий розовый конверт.
- Ћт кого? - что-то почуЯв, недоброжелательно спросил ћрий.
- Ћт ‡иночки Љарсавиной, - торжественно и вместе с тем таинственно
провозгласила ‹ЯлЯ и тут же погрозила ему пальцем.
ћрий страшно покраснел. …му показалось, что в этом передавании записок
через сестру, в розовом конверте и запахе духов что-то пошлое и сам он,
счастливый адресат, в достаточной мере смешон. Ћн вдруг сразу съежилсЯ и как
будто выставил во все стороны колючие перьЯ. Ђ ‹ЯлЯ, идЯ с ним рЯдом, с той
особой восторженностью, с которой сентиментальные сестры принимают участие в
свадьбах любимых братьев, начала щебетать о том, что она очень любит
Љарсавину и очень рада, и еще больше будет счастлива, когда они поженЯтсЯ.
Ќесчастное слово "поженЯтсЯ" густой краской и злым выражением глаз
отразилось на ћрии. Џровинциальный роман, с розовенькими записочками,
сестрами-поверенными, с законным браком, хозЯйством, супругой и детишками,
встал перед ним именно в той пошлой, трЯпично-пуховой сиропности, которой он
боЯлсЯ больше всего на свете.
- Ђх, оставь, пожалуйста... что за глупости! - почти с ненавистью
отмахнулсЯ он от ‹Яли, и вышло это так грубо, что ‹ЯлЯ обиделась.
- —его ты ломаешьсЯ... ну влюблен и влюблен, что ж тут такого! - надув
губы, сказала она и, с бессознательной женской мстительностью попадаЯ в
самое больное место, прибавила: - Ќе понимаю, чего ради вы все из себЯ
необыкновенных героев корчите!
Ћна махнула розовым хвостом, пренебрежительно показала ажурные чулочки
и ушла в дом, как оскорбленнаЯ принцесса.
ћрий злобно проводил ее черными жесткими глазами, еще больше покраснел
и разорвал конверт.
"ћрий Ќиколаевич, если можете и хотите, приходите сегоднЯ в монастырь.
џ буду там с тетей. Ћна говеет и не выходит из церкви. Ђ мне скучно и о
многом хотелось бы с вами поговорить. Џриходите. ќто, может быть, очень
дурно, что Я вам пишу, но вы все-таки приходите".
‡абыв обо всем, о чем он думал, ћрий в странном волнении какой-то
физической радости прочел эту приписку. ‚ одной коротенькой фразе вдруг
необыкновенно Ярко почувствовалась молоденькаЯ чистаЯ девушка, доверчиво и
наивно открывающаЯ свою любовную тайну. Љак будто она уже пришла,
бессильнаЯ, боЯзливаЯ, любЯщаЯ, и уже не может боротьсЯ, ничего не знает,
что будет, и отдаетсЯ всЯ в его руки. ЌеожиданнаЯ близость конца
захватывающим трепетом истомно наполнила все тело ћриЯ. ’ак близко и уже
неизбежно почувствовал он своими женскую молодость, в первый раз обнаженное,
еще стыдливое и чистое тело, запах женских волос, испуганные и счастливые
глаза, в светлых, как росинки, слезах.
Ћн попыталсЯ иронически улыбнутьсЯ, но ничего не вышло, все потонуло в
таком взмахе жадного счастьЯ, что ћрию показалось, будто он, как птица,
взлетел над верхушками сада в голубой, напоенный солнцем, простор.
€ весь день сердце его было светло, а в теле чувствовал он столько
силы, что каждое движение доставлЯло ему свежее и полное наслаждение.
Џеред вечером он взЯл извозчика, чтобы не идти по песку, и поехал в
монастырь, бессознательно конфузЯсь всего мира и улыбаЯсь ему же.
Ќа пристани он перешел в лодку, и здоровый потный мужик быстро повез
его к горе.
ћрий все не мог понЯть, что, собственно, он переживает, и только когда
лодка вышла из путаницы узких проливов на широкую воду и она, мЯгко дыша в
лицо влажным запахом глубины, вдруг развернулась перед ним, ћрий сознательно
понЯл, что счастлив и что счастье принес ему наивный розовый конверт.
- —то ж... не все ли равно, в сущности говорЯ... - счел нужным
успокоить себЯ ћрий, - она жила в таком мирке... “ездный роман? Ќу и пусть
роман!..
ђитмически журча и облизываЯ краЯ лодки, бежала мимо вода, и зеленаЯ
гора, со своим особым дыханием, полным сумрака и сырости леса, быстро
вырастала навстречу. ‡ашуршал песок, буйно зашумела набежавшаЯ за лодкой
волна и отхлынула назад. ћрий вылез из лодки, конфузЯсь, дал лодочнику
полтинник и побрел наверх.
“же шел по лесу тихий вечер и тени его ложились далеко под гору. Ћт
земли подымалась задумчиваЯ сырость, желтые листьЯ скрадывались сумраком, и
лес казалсЯ опЯть летним, зеленым и густым. Ќаверху, в монастырской ограде,
было чисто и тихо, как в церкви. ’ополи стоЯли ровно и строго, точно на
молитве, и между ними неслышными вечерними тенЯми ходили длинные черные
монахи. ‚ темной впадине церковных дверей мерцали молитвенные огоньки.
Ќеуловимо тонкий запах свивалсЯ вокруг и нельзЯ было разобрать: пахнет ли
это давним ладаном или увЯдающими листьЯми тополей.
- Ђ, здравствуйте, ‘варожич! - заорал кто-то сзади.
ћрий быстро оглЯнулсЯ и увидел афрова, ‘анина, €ванова и Џетра €льича.
Ћни шли через двор темной и шумной гурьбой. —ерные монахи беспокойно
оглЯдывались на них, и даже тополи как будто потерЯли свою молитвенную
неподвижность, смущенные внезапным шумом и движением.
- Ђ мы тут того! - сказал афров, подходЯ к ћрию, перед которым он
благоговел, и дружелюбно заглЯдываЯ ему в глаза своими круглыми очками.
- „ело хорошее, - принужденно пробормотал ћрий.
- Њожет, и вы с нами? - подходЯ еще ближе, просительно сказал афров.
- Ќет, спасибо, право... џ тут не один, - отказалсЯ ћрий, нетерпеливо
отодвигаЯсь.
- Ќу, чего там! - возразил €ванов, с грубоватым добродушием хватаЯ его
под руку. - €дем!
ћрий недружелюбно уперсЯ, и они немножко смешно потЯгали друг друга в
разные стороны.
- Ќет, ей-Ѓогу, не могу!.. Џотом Я, может быть, зайду... - все
принужденнее повторЯл ћрий, которому показалось, что это амикошонское
тЯгание совершенно неуместно и унизительно длЯ него.
- Ќу, ладно... - ничего не заметив, выпустил его €ванов. - ’ак мы вас
будем ждать... ‡аходите!
- •орошо, хорошо...
Ћни ушли из ограды, смеЯсь и размахиваЯ руками, и опЯть стало
благоговейно, тихо, как на молитве. ћрий снЯл фуражку и со смешанным
чувством насмешки и робости вошел в церковь.
‘ейчас же, как только он обогнул одну из темных колонн, ћрий в сумраке
увидел Љарсавину, в ее серой кофточке и круглой соломенной шлЯпке,
придававшей ей вид гимназистки. ‘ердце вздрогнуло в нем, и эта дрожь была
похожа и на испуг птицы, и на дрожь кошки перед прыжком. ‚се в ней
показалось ему каким-то вкусно милым: и ее кофточка, и шлЯпа, и черные
волосы, жгутом свитые на затылке, над белой шеей, и вид гимназистки,
трогательно обаЯтельный в такой высокой, полной, взрослой девушке.
Ћна почувствовала ћриЯ, оглЯнулась, и ее темные глаза, оставаЯсь
скромно-серьезными, в глубине отразили испуганную радость.
- ‡дравствуйте, - сказал он, понижаЯ голос, но все-таки слишком громко
и не знал, можно ли здесь подать руку или нельзЯ.
Ѓлижние богомолки оглЯнулись на них, и ћрий смутилсЯ их черных
пергаментных лиц. Ћн покраснел, а Љарсавина, как будто угадываЯ его смущение
и с материнским чувством приходЯ на помощь, чуть-чуть улыбнулась и нежно
погрозила влюбленными глазами. ћрий блаженно улыбнулсЯ и замер.
Љарсавина не смотрела на него и часто крестилась, но ћрий все времЯ
"знал", что она чувствует только его присутствие, и это образовывало между
ними тайную тЯгучую свЯзь, от которой билось и замирало сердце, и все вокруг
казалось таинственным и чудным.
’емное лицо церкви, с ее странными, поющими и читающими голосами,
мерцающими, как ночники, огоньками, тЯжелыми вздохами, одинокими гулкими
шагами у входа, смотрело на ћриЯ важными, строгими глазами, и среди этой
темной и строгой тишины он отчетливо слышал свое маленькое, легкое и бодро
бьющеесЯ сердце.
Ћн стоЯл тихо, смотрел на белую шею под черными волосами, на мЯгкий
изгиб талии, чувствующейсЯ под серой кофточкой, и порой ему становилось так
хорошо, что сердце умилЯлось. € тогда ему хотелось стоЯть так, чтобы все
видели, что хотЯ он и не верит здесь ничему ни пенью, ни чтенью, ни
огонькам, - но и не питает к ним ничего, кроме добродушного дружелюбиЯ. €
ћрий сам отметил свое настроение, столь не похожее на ту тоскливую злобу,
котораЯ была утром.
"’ак, значит, можно быть счастливым? - внутренне улыбаЯсь, спросил он и
сейчас же серьезно ответил: - Љонечно!.. ‚се, что Я думал о смерти, о
бессмысленности жизни, об отсутствии разумной цели и прочее, все это,
действительно, совершенно правильно и разумно, но все-таки счастливым быть
можно... € Я счастлив, и именно благодарЯ этой удивительной девушке, которую
Я еще так недавно совсем не знал..."
ћрию пришла в голову забавнаЯ мысль о том, что когда-то, когда они были
маленькими смешными мальчиком и девочкой, они могли где-нибудь встречатьсЯ,
смотрели друг на друга и расходились, не подозреваЯ, что составЯт друг длЯ
друга самое дорогое на свете, будут любить друг друга, и она длЯ него будет
раздеватьсЯ голой...
ЏоследнЯЯ мысль пришла в голову как-то неожиданно, и ћрию стало так
стыдно, но вместе с тем и хорошо, что он покраснел до корней волос и долго
боЯлсЯ смотреть на нее.
Ђ она, уже обнажаемаЯ мысленно, стоЯла впереди, милаЯ и чистаЯ в своей
серой кофточке и круглой шлЯпке, и молилась без слов, чтобы он любил ее так
нежно и страстно, как она его.
„олжно быть, что-то очищающее передавалось от нее к нему, потому что
бесстыдные мысли куда-то ушли и в душе ћриЯ стало тихо и чисто.
€ слезы умилениЯ и любви тепло выступили на глазах ћриЯ. Ћн поднЯл их
вверх, увидел золото иконостаса, искорками поблескивающее от свечных
огоньков, а еще выше - две перекладины креста, и с давно забытым чувством и
непривычным напрЯжением мысленно крикнул:
"ѓосподи, если ты есть, дай, чтобы эта девушка любила менЯ и Я всегда
любил ее так же, как сейчас!"
…му стало немножко стыдно своего порыва, но на этот раз он только
снисходительно улыбнулсЯ над собой.
"ќто ведь только... так!" - подумал он.
- Џойдемте, - тихо, почти шепотом, похожим на вздох, позвала его
Љарсавина.
Ћни чинно вышли на паперть с тишиной в душе, точно уносЯ с собой все
эти тихо поющие и громко читающие голоса, вздохи и мерцаниЯ огоньков; рЯдом
прошли ограду и через старую калитку вышли на обрыв горы. ‡десь никого не
было, и стараЯ белаЯ стена, с облупившимисЯ башенками, отделила их от .всех
людей. “ ног их по обрыву кудрЯвились верхушки дубов, а далеко внизу
блестела река и уходили вдаль, за темный горизонт, зеленые луга и полЯ.
Ћни молча дошли до само! о краЯ обрыва и остановились, не знаЯ, что им
делать. —его-то они боЯлись и не смели. €, казалось, никогда бы у них не
хватило силы сказать и сделать, но Љарсавина поднЯла голову и как-то совсем
неожиданно и просто вышло так, что губы ее встретили губы ћриЯ. Љарсавина
всЯ побледнела, забилась и замерла, а ћрий молча обнЯл ее, в первый раз
почувствовав в своей руке теплое, гибкое тело. ’ихо стало кругом, и им
показалось, что весь мир замер в торжественной и напрЯженной тишине.
„олжно быть, в ушах зазвенело, но ћрию показалось, что невидимый и
неслышимый колокол властно ударил час встречи.
Џотом она вырвалась, улыбнулась и побежала назад.
- ’етЯ хватитсЯ менЯ... подождите... Я приду... Ќикогда после ћрий не
мог вспомнить, крикнула ли она эти слова звонким, отозвавшимсЯ в темном лесу
голосом или теплый вечерний ветер донес к нему прерывистый скользЯщий шепот.
Ћн сел на траву и провел рукой по волосам.
"Љак это все глупо и хорошо!" - блаженно улыбаЯсь, подумал он и, закрыв
глаза, пожал плечами, как будто отвергаЯ, в эту минуту все свои прежние
мысли, сомнениЯ и страданиЯ.
Љарсавина забежала за калитку и остановилась. ‘ердце у нее билось и
лицо горело. Ћна крепко прижала рукой под волнующейсЯ левой грудью и на
минуту прислонилась к стене.
Џотом открыла глаза, загадочно повела ими вокруг, легко вздохнув,
подобрала черную юбку и быстрыми молодыми ногами побежала по дорожке к
гостинице, еще издали крикнув старенькой темненькой тетке, сидевшей на
крылечке в ожидании:
- €ду, тетЯ, иду!

XXXVII

‘начала потемнела даль, потом потускнела в тумане река, послышалось
внизу, на зеленых лугах, далекое ржание лошадей и засветились луговые
огоньки.
Ђ ћрий все сидел на обрыве и ждал, машинально считаЯ костры на лугах.
- ђаз, два, три... нет, вон еще... на самом горизонте... чуть видно...
’очно звездочка!.. Ђ ведь там теперь сидЯт большие люди, мужики, выехавшие в
ночное, варЯт картошку, говорЯт... Љостер горит весело, вспыхивает,
потрескивает и слышно, как лошади фыркают... Ђ отсюда совсем как искорка...
вот-вот потухнет!
…му было трудно думать о чем бы то ни было, точно за звоном
торжествующего счастьЯ он не слышал собственных мыслей. Ћн сидел очень
долго, ощущал, как собираетсЯ в его теле упругость и сила, точно
подготовлЯЯсь к чему-то, о чем нельзЯ было сознательно подумать. Ћн все еще
ощущал свое первое прикосновение к молодому, пока скрытому тонкой материей
телу и полураскрытым свежим губам и по временам с испугом говорил себе:
- Ђ она сейчас придет!
‘ердце вздрагивало и замирало, а тело напрЯгалось все больше и больше,
становЯсь сильным, свежим и смелым.
’ак, полный одним ожиданием, сидел он на обрыве, бессознательно
вслушиваЯсь в далекое ржание лошадей, голоса гусей за рекой и еще тысЯчи
неуловимых звуков леса и вечера, струнно дрожащих высоко над землей.
Ђ когда услышал неровные быстрые шаги и шорох платьЯ, не оборачиваЯсь,
узнал, что это она, и весь задрожал, охваченный любовью, желанием и испугом
перед роковым моментом.
Љарсавина подошла и стала, и слышно было ее прерывистое дыхание. €
вдруг, почувствовав радостную уверенность, что сделает все, что нужно, ћрий
сразу обернулсЯ и с внезапной дерзостью и силой схватил ее на руки, понес,
скользЯ по траве, вниз.
- “падем! - задыхаЯсь от счастьЯ и стыда, прошептала она.
ЋпЯть ћрий сжимал в руках ее тело, и она казалась ему то большой и
пышной, как женщина, то маленькой и хрупкой, как девочка. ‘квозь платье рука
его почувствовала ее ноги, и ћриЯ даже испугала мысль, что он касаетсЯ ее
ног.
‚низу, под деревьЯми, был мрак, и только сверху через край обрыва,
обрезавший светлое небо, падал бледный сумеречный свет. ћрий опустил девушку
на траву и сам сел, и оттого, что было покато, они оказались лежащими рЯдом.
Џри бледном свете ћрий нашел ее горЯчие мЯгкие губы и стал мучить их
тЯгучими требовательными поцелуЯми, от которых точно белым огнем
раскаленного железа стало жечь их томЯщиесЯ тела.
Ѓыл момент полного безумиЯ, которым владела одна властнаЯ животнаЯ
сила. Љарсавина не сопротивлЯлась и только дрожала, когда рука ћриЯ и робко,
и нагло коснулась ее ног, как никто никогда еще не касалсЯ.
- ’ы менЯ любишь? - обрываЯсь, спросила она, и шепот ее невидимых в
темноте губ был странен, как легкий таинственный звук лесной.
€ вдруг ћрий с ужасом спросил себЯ:
- —то Я делаю?
ѓорЯщего мозга коснулась ледЯнаЯ Ясность, и все разом опустело, стало
бледным и светлым, как в зимний день, в котором нет уже ни жизни, ни силы.
Ћна полуоткрыла побелевшие глаза и со смутным тревожным вопросом
потЯнулась к нему. Ќо вдруг тоже быстро и широко взглЯнула, увидела его лицо
и себЯ, всЯ вспыхнув нестерпимым стыдом, быстро отбросила платье и села.
Њучительный сумбур чувств наполнил ћриЯ: невозможным показалось ему
остановитьсЯ, точно это было бы смешно и противно. ђастерЯнно и нелепо он
попыталсЯ продолжать и хотел броситьсЯ на нее, но она так же растерЯнно и
нелепо защищалась, и короткаЯ, бессильнаЯ вознЯ, наполнЯЯ ћриЯ ужасным и
безнадежным сознанием позорного и смешного, противного и безобразного
положениЯ, была действительно уже смешна и безобразна. ђастерЯнно и опЯть
как будто в то самое мгновение, когда силы ее упали и она готова была
подчинитьсЯ, он опЯть оставил ее. Љарсавина дышала коротко и прерывисто, как
загнаннаЯ.
Ќаступило безвыходное тЯжкое молчание, а потом он вдруг заговорил.
- Џрости... те менЯ... Я сумасшедший...
Ћна задышала скорее, и он понЯл, что этого не надо было говорить, что
это оскорбительно. Џот облил все его ослабевшее тело, и опЯть Язык его,
точно против воли, забормотал что-то о том, что он сегоднЯ видел, потом о
своих чувствах к ней, потом о тех своих мыслЯх и сомнениЯх, которыми он был
полон всегда и которыми, увлекаЯсь сам, так часто увлекал и ее. Ќо все
казалось теперь неловким, свЯзанным, лишенным жизни, голос звучал фальшиво,
и наконец ћрий замолчал, внезапно почувствовав одно желание, чтобы она ушла,
и так или иначе хоть на времЯ прекратилось это нестерпимое смешное
положение.
„олжно быть, она почувствовала это или переживала то же, потому что на
мгновение задержала дыхание и прошептала робко и просительно: Њне пора...
Џойду...
"—то делать, что делать?" - весь холодеЯ, спрашивал себЯ ћрий.
Ћни встали и не смотрели друг на друга. ‘ последним усилием вернуть
прежнее ћрий слабо обнЯл ее. € вдруг в ней опЯть пробудилось что-то
материнское. Љак будто она почувствовала себЯ сильнее его, девушка мЯгко
прижалась к нему и улыбнулась прЯмо в глаза ободрЯющей милой улыбкой.
- „о свиданьЯ... приходи завтра ко мне...
Ћна поцеловала его так нежно, так крепко, что у ћриЯ беспомощно
закружилась голова, и что-то, похожее на благоговение перед ней, согрело его
растерЯнную душу.
Љогда она ушла, ћрий долго прислушивалсЯ к шороху ее шагов, потом
отыскал свою фуражку, полную листьев и земли, вытрЯхнул ее, надел и,
спустившись вниз, пошел в гостиницу, далеко обходЯ ту дорожку, по которой
должна была пройти Љарсавина.
"Ќу что ж, - думал он, шагаЯ в темноте, - неужели надо было запачкать
эту чистую свЯтую девушку... непременно кончить так, как сделал бы всЯкий
пошлЯк на моем месте?.. Ѓог с ней... ќто было бы гадко, и слава Ѓогу, если Я
оказалсЯ на это неспособен! € как это гадко: сразу, почти без слов, как
зверь!" - уже с брезгливым чувством думал он о том, что еще недавно
наполнЯло его таким счастьем и такой силой.
Ќо внутри его все что-то ныло и рвалось в бесплодной тоске, подымаЯ
глухой и тЯжелый стыд. „аже руки и ноги, казалось ему, болтались как-то
глупо, ни к чему, и фуражка сидела на голове, как колпак.
- ђазве Я способен жить! - спросил он во внезапном отчаЯнии.

XXXVIII

‚ широком коридоре монастырской гостиницы пахло хлебом, самоварами и
ладаном. Џроворный здоровый монах мчал куда-то толстый, как арбуз, самовар.
- Ѓатюшка, - сказал ћрий, невольно конфузЯсь этого названиЯ и ожидаЯ,
что сконфузитсЯ и монах.
- —то прикажете? - спросил тот учтиво и спокойно, выглЯдываЯ из-за
облаков пара.
- “ вас тут должна быть одна компаниЯ из города.
- ќто в седьмом нумере, - тотчас же ответил монах, точно давно ожидал
этого вопроса. - Џожалуйте вот сюда, на балкончик...
ћрий отворил дверь седьмого номера. ‚ большой комнате было темно и,
должно быть, она всЯ была полна табачным дымом. ‡а дверью на балконе было
светло, звенели бутылки и двигались, смеЯсь и крича, люди.
- †изнь - неизлечимаЯ болезнь! - услышал ћрий голос афрова.
- „урень ты неизлечимый! - ответил €ванов громогласно, - эк тебЯ...
фразами так и прет!
Љогда ћрий вошел, все встретили его радостными пьЯными восклицаниЯми.
афров вскочил, чуть не стЯнув скатерть, вылез из-за стола и, обеими руками
пожимаЯ руку ћриЯ, влюбленно забормотал:
- ‚от хорошо, что пришли! ‚от спасибо, ей-Ѓогу!.. ‚ самом деле,
право...
ћрий сел между ‘аниным и Џетром €льичом и оглЯделсЯ. Ѓалкон был Ярко
освещен двумЯ лампами и фонарем, и казалось, что за пределами света стоит
непроницаемаЯ чернаЯ стена. Ќо, отвернувшись от огней, ћрий еще довольно
Ясно увидел зеленоватую полосу зари, горбатый силуэт горы, верхушки
ближайших деревьев и далеко внизу слабо поблескивающую, засыпающую
поверхность реки.
Ќа огонь летели из лесу бабочки и жучки, кружились, падали, подымались
и тихо ползали по столу, умираЯ в бессмысленной огненной смерти.
ћрий поглЯдел на них, и ему стало грустно.
"’ак и мы, люди, - подумал он, - мы тоже летим на огонь, на всЯкую
блестЯщую идею, бьемсЯ вокруг нее и умираем в страданиЯх. Њы думаем, что
идеЯ - это выражение мировой воли, а это только горение нашего мозга!.."
- Ќу, выпьем? - спросил ‘анин, дружелюбно наклонЯЯ к нему бутылку.
- Њожно, - печально согласилсЯ ћрий и сейчас же подумал, что, пожалуй,
не одно ли это только и осталось ему.
Ћни выпили, чокнувшись. ‚одка показалась ћрию противной, как горЯчий
горький Яд, и с брезгливой дрожью во всем теле он потЯнулсЯ к закуске. Ќо и
закуска долго сохранЯла противный вкус и не шла в горло.
"Ќет, что бы то ни было... смерть, каторга... а надо бежать отсюда, -
сказал он себе. - Ђ впрочем, куда и бежать?.. ‚езде то же, а от себЯ не
убежишь. Љогда человек становитсЯ выше жизни, она не удовлетворит его нигде
и ни в какой форме!.. ‚ этом ли городишке, в Џетербурге ли... все равно!"
- Ђ по-моему, человек сам по себе - ничто!.. - громко кричал афров.
ћрий посмотрел на его неумное и скучное лицо, в очках, с маленькими
неЯркими глазками, и подумал, что такой человек, действительно, сам по себе
- ничто.
- €ндивидуум - нуль!.. ’олько индивидуумы, ЯвлЯющиесЯ созданием массы и
не терЯющие свЯзь с нею, не противопоставлЯющие себЯ толпе, как любЯт делать
буржуазные "герои", имеют действительную силу...
- „а сила-то их в чем? - озлобленно спрашивал €ванов, грузно
наваливаЯсь на стол обоими локтЯми скрещенных рук, - в борьбе с существующим
правительством? да!.. Ђ в борьбе за свое собственное счастье, что, им
поможет масса?
- Ќу да... вы "сверхчеловек"! ‚ам нужно какое-то особенное счастье!
‘вое! Ђ мы, люди толпы, думаем, что именно в борьбе за общее благо мы
обретем и свое счастье... ’оржество идеи - вот и счастье! Ђ если идеЯ
ошибочна?
- ќто все равно, - безапеллЯционно мотнул головой афров, - надо только
верить...
- Џлюнь, - презрительно посоветовал €ванов, - каждый человек верит, что
то, чем он занимаетсЯ, и есть самое важное и необходимое... ќто полагает
даже дамский портной... ’ы это знал, но, вероЯтно, забыл... дело друга -
напомнить!
ћрий с беспричинной ненавистью посмотрел в его лицо, бледное от выпитой
водки, потное, с большими серыми и без блеска глазами.
- Ђ по-вашему, в чем же счастье? - скривив губы, спросил он.
- „а уж, конечно, не в том, чтобы всю жизнь хныкать и на каждом шагу
спрашивать себЯ: вот Я чихнул... ах, хорошо ли Я сделал?.. Ќет ли от этого
кому-нибудь вреда?.. €сполнил ли Я чиханьем сим свое предназначение?..
ћрий Ясно увидел в холодных глазах ненависть к себе и весь задрожал,
подумав, что €ванов, кажетсЯ, считает себЯ умнее его и хочет смеЯтьсЯ над
ним.
"Ќу, это еще посмотрим!" - мысленно сказал ћрий.
- ќто не программа, - еще больше кривЯсь и стараЯсь, чтобы каждаЯ
черточка лица его выражала неохоту спорить и полное презрение, заЯвил он.
Ђ вам нужно непременно программу?.. —то хочу, что могу, то и делаю! ‚от
вам программа.
Ќечего сказать, хорошаЯ программа! возмутилсЯ афров, но ћрий только
презрительно повел плечом и намеренно промолчал.
Ќекоторое времЯ пили молча, а потом ћрий повернулсЯ к ‘анину и стал
говорить, не глЯдЯ на €ванова, но длЯ €ванова о том, что считал самым
лучшим. …му казалось, что теперь, когда он скажет несколько слов
последовательно и выскажет свою мысль всю, то никто не будет в состоЯнии
опровергнуть ее. Ќо, к его раздражению, на первых же словах о том, что
человек не может жить без Ѓога и, повергнув одного, должен найти другого,
чтобы жизнь не была бессмысленным существованием, €ванов через плечо сказал:
- Џро Љатерину?.. ‘лыхали!
ћрий промолчал и продолжал развивать свою мысль. “влекшись спором, он
не замечал, что энергично защищает то, что длЯ него самого было источником
сомнениЯ. …ще сегоднЯ утром он задавал себе вопросы о своей вере, а теперь,
в споре, оказывалось, что все у него продумано и все это он твердо
установил.
афров слушал его с благоговением и умильной радостью. ‘анин улыбалсЯ,
а €ванов смотрел вполоборота и на каждую мысль, казавшуюсЯ ћрию новой и
собственной, кидал презрительно:
- € это - слыхали!
ћрий вспылил.
- Ќу, знаете, и мы это "слыхали"!.. Ќет ничего легче, как, не находЯ,
что возразить, сказать "слыхали" и успокоитьсЯ!.. …сли вы только и говорите,
что "слыхали", Я имею право тоже сказать: ничего вы не слыхали!
€ванов побледнел, и глаза у него стали совершенно злыми.
- Њожет быть, - с нескрываемой насмешкой и желанием оскорбить, сказал
он, - мы ничего не слыхали: ни о трагических раздумьЯх, ни о невозможности
жить без Ѓога, ни о голом человеке на оголенной земле...
€ванов произносил каждую фразу напыщенным тоном и вдруг зыкнул злобно и
коротко:
- Џоновей что-нибудь придумайте!
ћрий почувствовал, что в глумлении €ванова есть правда. …му вдруг
припомнилось, какую массу книг и об анархизме, и об марксизме, и об
индивидуализме, и о сверхчеловеке, и о преображенном христианине, и о
мистическом анархизме, и еще о многом прочел он. „ействительно, все это
"слыхали" все, а оставалось по-прежнему, и у него самого было уже тЯжкое
ощущение томлениЯ духа. Ќо тем не менее ни на одну секунду ему не пришло в
голову уступить и замолчать. Ћн заговорил резко, сам видЯ, что больше
оскорблЯет €ванова, чем доказывает свою мысль.
€ванов рассвирепел и стал просто страшен. ‹ицо его стало более бледным,
глаза вылупились из орбит и голос загремел дико и грубо.
’огда ‘анин вмешалсЯ с досадливым и скучающим видом.
- Ћставьте, господа... Љак вам не скучно! ЌельзЯ же ненавидеть человека
за то, что он думает по-своему...
- ’ут не дума, а фальшь! - огрызнулсЯ €ванов. - ’ут хочетсЯ показать,
что он думает тоньше и глубже, чем мы все, а не...
- Љакое же вы имеете право это говорить? Џочему именно Я, а не вы,
хотите...
- ‘лушайте! - громко и властно крикнул ‘анин, если вам хочетсЯ дратьсЯ
- ступайте оба вон и деритесь, где хотите... ‚ы не имеете никакого права
заставлЯть нас слушать вашу бессмысленную ссору!
€ванов и ћрий замолчали. Ћба были красны и взволнованны и старались не
смотреть друг на друга. „овольно долго было тихо и неловко. Џотом Џетр €льич
тихо запел:

Ѓыть может, на холме немом поставЯт тихий гроб ђуслана...

- Ѓудь спокоен... своевременно поставЯт... - буркнул €ванов.
- Џусть... - покорно сказал Џетр €льич, но петь перестал и налил ћрию
стакан водки.
- Ѓудет думать, - пробурчал он, - выпей-ка лучше!
"ќх, махнуть на все рукой!" - подумал ћрий, взЯл стакан и залпом выпил.
€ странно, в это мгновение он почувствовал жгучее желание, чтобы €ванов
заметил его подвиг и возымел к нему уважение. …сли бы €ванов это сделал,
ћрий почувствовал бы к нему дружелюбие и даже нежность, но €ванов не обратил
никакого вниманиЯ, и, мгновенно подавив в себе унизительное желание, ћрий
насупилсЯ и весь залилсЯ одним голым, омерзительным ощущением массы водки,
обдавшей все внутренности и наполнившей даже нос.
- Њолодец, ћрий Ќиколаевич, ей-Ѓогу! - закричал афров, но ћрию стало
стыдно, что афров похвалил его.
…два преодолев волну водки, хлынувшую к носу и рту, и весь содрогаЯсь
от физического отвращениЯ, ћрий долго не мог прийти в себЯ и шарил по столу,
отыскиваЯ и оставлЯЯ закуску. ‚се казалось отвратительным, как Яд.
- „а. ’аких людей Я остерегаюсь называть людьми, - важной октавой
говорил Џетр €льич, когда ћрий опЯть стал видеть и слышать.
- ЋстерегаешьсЯ? Ѓраво, дЯдько! - злорадно отозвалсЯ €ванов, и хотЯ
ћрий не слышал начала разговора, но по голосу догадалсЯ, что речь шла о нем,
о таких людЯх, как он.
- „а. Ћстерегаюсь... —еловек должен быть... генерал! - отчетливо и
веско провозгласил Џетр €льич.
- Ќе всегда это возможно... Ђ вы сами! - со злобной дрожью уЯзвленности
возразил ћрий не глЯдЯ.
- џ?.. џ - генерал в душе!
- Ѓраво! - заорал €ванов так неистово, что какаЯ-то ночнаЯ птица, ломаЯ
ветки, камнем шарахнулась в ближайшей чаще.
- ђазве что в душе! - усиливаЯсь сохранить иронию и болезненно
воображаЯ, что все против него и хотЯт его оскорбить и унизить, заметил
ћрий.
Џетр €льич важно посмотрел на него сверху и вбок.
- Љак могу... —то ж, хоть в душе и то хорошо. Ћдин стар, пьЯн и беден,
как Я, тот генерал в душе, а кто молод и силен, тот генерал и в жизни...
‚сЯкому свое. Ђ таких людей, которые хнычут, трусы... таких Я остерегаюсь
называть людьми!
ћрий что-то возразил, но случилось как-то так, что за смехом и говором
его не услышали, а возражение казалось ћрию уничтожающим. Ћн повторил его
громче и опЯть его не услышали. џдовитаЯ обида отравила ћриЯ до слез, и
вдруг ему почудилось, что все его презирают.
"Ђ впрочем, Я просто пьЯн!" - неожиданно подумал он и в эту минуту
понЯл, что действительно пьЯн и не надо больше пить.
ѓолова тихо и противно плавала, огни лампы и фонарЯ стоЯли как будто
перед самыми глазами, а круг зрениЯ странно сузилсЯ. ‚се, что попадало на
глаза, было отчетливо Ярко, а кругом стоЯла тьма. € голоса раздавались
как-то необычно: и оглушительно-громко говорили, и нельзЯ было расслышать о
чем.
- ’ы говоришь - сон? - важно спрашивал Џетр €льич.
- ‘он любопытный, - отвечал €ванов.
- ‚ них "есть"... в снах, - веско произнес певчий.
- ‚идишь... лег Я вчера спать... „а... Ќа сон грЯдущий взЯл почитать
одну книжку, думал чем-нибудь прочистить голову, сполна набитую всЯческой
суетой и томлением... ЏопадаетсЯ мне статейка о том, как, где, когда и кого
проклинали. ‘мотрю - вещь умственнаЯ и душевнаЯ. —итал Я ее, читал... читаю,
читаю... что ни дальше, то страшнее. „обираюсь до того пункта, который
гласит, кто и за что предастсЯ анафеме. ’ут Я, правда, не удивлЯЯсь,
усмотрел, что как раз именно менЯ всегда и проанафематствуют... “знавши с
достоверностью о проклЯтии всеми существующими церквами, Я бросил книгу,
покурил и стал дремать, вполне успокоенный насчет места своего во вселенной.
‘квозь сон Я задалсЯ было вопросом, что если миллионы людей жили и с полной
верой менЯ проклЯли, то... но тут Я заснул и вопрос осталсЯ в зародыше. €
стал Я чувствовать, что мой правый глаз не глаз, а папа Џий X, а левый
что-то вроде вселенского патриарха... и оба друг друга проклинают. Ћт столь
странного превращениЯ вещей Я проснулсЯ.
- ’олько и всего? - спросил ‘анин.
- ‡ачем, Я опЯть заснул.
- Ќу?
- Ќу, а опослЯ того уже не было спокойствиЯ духа. —удилсЯ мне некий
дом, не то наш, не то не знаемый никем, и по самой большой комнате ходил Я
из угла в угол. € был тут где-то близко ты, дЯдько Џетр €льич. Ћн говорил, Я
слушал, но как будто его не видел. "‡амечал Я, говорит Џетр €льич, - как
молитсЯ кухарка", и Я соображаю, что в кухне на печке, точно, должна
молитьсЯ кухарка... †ивет там и молитсЯ... "Ќам неЯсно представлЯетсЯ и
понЯть мы не можем, но человек, простой сердцем, понимаешь, просто-ой...
Љогда она молилась и поминала всех, то так ничего и не было, но когда она
помЯнула вас, менЯ то есть и ‘анина, то..." - когда он сказал это, Я
почувствовал, что должно произойти нечто необыкновенное... "‚едь не зрЯ
молились все простые люди со днЯ сотворениЯ!" € сообразить, весьма кстати,
что не иначе как ЯвилсЯ кухарке Ѓог. Ђ Џетр €льич совсем сошел на нет, но
все-таки говорил: "џвилсЯ ей будто образ..." - џ продолжал чувствовать себЯ
недурно, потому хотЯ и не Ѓог, но все же что-то такое, все-таки лестно!
"џвилсЯ ей образ, но только не образом!.." Џосле этого дЯдька совсем не
стало. џ встревожилсЯ: это другое, а не образ, совсем уничтожало мое
спокойствие. —тобы восстановить его, следовало бы немедленно уничтожить то,
что очутилось в углу комнаты и запищало. џсно, что это была просто мышь...
она что-то грызла и перегрызала... мышь себе грызла и грызла, мерно и в
такт... ’ут Я и проснулсЯ!
- —тоб тебе еще немного не просыпатьсЯ, - заметил ‘анин.
- џ сам опослЯ сообразил!
ЌесмотрЯ на шутливый тон €ванова, почувствовалось, что сон почему-то
произвел на него сильное впечатление и оно сидело в глубине души непонЯтным
страхом. Ћн криво усмехнулсЯ и потЯнулсЯ к пиву. ‚се молчали, и в молчании
как будто придвинулась тьма за балконом, и стало совсем не весело, а жутко и
скучно, и непонЯтный сон, сквозь насмешку и безверие, тоненькое жало
тоскливого ужаса запустил в сердца.
- „а, торжественно проговорил Џетр €льич, - вы все умны, вы умны, как
черти, а есть что-то... есть!.. € вы не знаете его, а оно говорит вам...
‚ голосе ли певчею, в тьме ли, обступившей кругом, в подавленных ли
водкой мозгах или в мгновенно сверкнувшей близости тайны жизни и смерти,
непонЯтной и безобразной, но было нечто, что отозвалось в душе каждого:
- Ђ вдруг... а вдруг "есть!.."
‘анин встал, и на его спокойном, как всегда, лице отразилась скука. Ћн
зевнул и махнул рукой.
- ‚се страхи, все страхи! - сказал он, - как бы вам еще чего-нибудь не
испугатьсЯ. “мрем увидим...
Ћн медленно закурил папиросу и пошел в двери.
Ђ на балконе опЯть зашумели и заспорили, и под шум громких пьЯных
голосов по-прежнему ползали по столу и кружились в муках огненной смерти
безмолвные бабочки, налетевшие на огонь.
‘анин вышел во двор гостиницы, и синЯЯ ночь мЯгко и свежо обнЯла его
разгоревшеесЯ тело. ЊесЯц золотым Яичком вышел из-за леса, и чуть-чуть
скользил по черной земле его полусказочный свет. ‡а садом, из которого
тЯгуче и сладко пахло сливами и грушами, смутно белело здание другой
гостиницы, и одно окно сквозь зеленые листьЯ Ярко смотрело на ‘анина.
‚ темноте послышалось шлепанье босых ног, похожее на шлепанье звериных
лапок, и еще не привыкшими к темноте глазами ‘анин смутно разглЯдел силуэт
мальчика.
- ’ебе чего? - спросил ‘анин.
- Ѓарышню Љарсавину, учительшу, тоненьким голосом отозвалсЯ босой
мальчик.
- ‡ачем? - спросил ‘анин, при имени Љарсавиной вспоминаЯ ее, как она
стоЯла на берегу, нагаЯ, всЯ пронизаннаЯ светом не то молодости, не то
Яркого солнца.
- ‡аписку им принес, - ответил мальчик.
- - Ђга... ‚ той гостинице она, должно быть. ’ут нет... ‚али гуда.
ЋпЯть, как зверек, мальчик зашлепал босыми пЯтками и исчез в темноте
так быстро, точно спрЯгалсЯ в кустах.
Ђ ‘анин медленно пошел за ним, всей грудью вдыхаЯ густой, как мед,
садовый воздух. Ћн дошел до самой гостиницы, под освещенное окно, и полоса
света легла на его задумчивое и спокойное лицо. Ќа свету в темной зелени
Ясно белелись большие тЯжелые груши. ‘анин поднЯлсЯ на носки, сорвал одну, а
в окне увидал Љарсавину.
Ћна видна была в профиль, в одной рубашке, с круглым плечом, на
котором, как на атласе, скользили блики света. Ћна упорно смотрела вниз и
думала, и, должно быть, то, о чем она думала, волновало ее и стыдом и
радостью, потому что веки ее вздрагивали, а губы улыбались. ‘анина поразила
ее улыбка: в ней дрожало что-то неуловимо нежное и страстное, точно девушка
улыбалась навстречу близкому поцелую.
Ћн стоЯл и смотрел, охваченный чувством сильнее его самого, а Љарсавина
думала о том, что произошло с ней, и ей было мучительно стыдно и мучительно
приЯтно.
- ѓосподи, - с необыкновенно чистым ощущением, какое, должно быть,
бывает у расцветшего цветка, спрашивала себЯ девушка, - неужели Я такаЯ
развратнаЯ?
€ с глубочайшей радостью в сотый раз вспоминала то непонЯтно влекущее
ощущение, которое испытала она, подчинЯЯсь ћрию в первый раз.
- Њилый, милый! - вспыхиваЯ и замираЯ, мысленно тЯнулась она к нему, и
опЯть ‘анину было видно, как трепетали ее ресницы и улыбались розовые губы.
Ћ безобразной и томительно нелепой сцене, котораЯ произошла потом,
девушка не вспоминала. Љакое-то тайное чувство отводило ее от того темного
уголка, в котором, как тонкаЯ заноза, осталось болезненное, обидное
недоумение.
‚ дверь номера постучались.
- Љто там, - спросила Љарсавина, поднимаЯ голову, и ‘анин отчетливо
увидел ее белую, нежную и сильную шею.
- ‡аписку принес, - пискнул мальчик за дверью.
Љарсавина встала и отворила. Ѓосой, по колено в свежей грЯзи, мальчик
вошел в комнаты и торопливо сдернул картуз.
- ЃарышнЯ прислали, - сказал он.
"‡иночка, - писала Љарсавиной „убова, - если можешь, приезжай сегоднЯ
же в город. Џриехал инспектор и завтра утром будет у нас. Ќеудобно, если
тебЯ не будет".
- —то такое? - спросила стараЯ тетка.
- Ќюта зовет. Џриехал инспектор, - в раздумье ответила Љарсавина.
Њальчик почесал одной ногой другую.
- Ћчень приказывали, чтоб беспременно вы приходили.
- Џойдешь? - спросила тетка.
- Љак же Я одна пойду... темно...
- ЊесЯц взошел, - возразил мальчик, - вовсе видать.
- Ќадо идти, - нерешительно сказала Љарсавина.
- €ди, а то как бы неприЯтностей не вышло.
- Ќу, пойду! - решительно трЯхнула головой девушка.
Ћна быстро оделась, приколола шлЯпку и подошла к тетке.
- „о свиданьЯ, тетЯ.
- „о свиданьЯ, деточка. •ристос с тобою.
- Ђ ты со мной пойдешь? - спросила девушка у мальчика.
Њальчик замЯлсЯ и опЯть почесал лапки.
- џ к мамке пришел... Њамка тута у монахов на прачешной.
- Ђ как же Я одна, ѓриша?
- Ќу, пойдем, - трЯхнув волосами, с решительным видом согласилсЯ
мальчик.
Ћни вышли в сад. € синЯЯ ночь так же мЯгко и осторожно охватила
девушку.
- •орошо пахнет как, - сказала она и вскрикнула, наткнувшись на ‘анина.
- ќто Я, - смеЯсь, отозвалсЯ он.
Љарсавина в темноте подала еще дрожащую от испуга руку.
- €шь, пужливаЯ! - снисходительно заметил ѓришка.
„евушка смущенно засмеЯлась.
Ќичего не видно, - оправдывалась она.
- Људа это вы?
‚ город. ‚от прислали за мной.
- Ћдна?
- Ќет, с ним... Ћн мой рыцарь.
- ђыцарь! - с удовольствием повторил ѓришка, суча лапками.
- Ђ вы тут чего?
- Ђ мы по пьЯному делу, - шутЯ, поЯснил ‘анин.
- Љто вы?
- афров, ‘варожич, €ванов...
- € ћрий Ќиколаевич с вами? - краснеЯ в темноте, спросила Љарсавина. …й
было так жутко и приЯтно произносить вслух это имЯ, как заглЯдывать в
пропасть.
- Ђ что?
- ’ак. џ его встретила... - еще больше краснеЯ, сказала девушка. Ќу, до
свиданьЯ.
‘анин ласково придержал протЯнутую руку.
- „авайте Я вас перевезу на тот берег, а то что же вам кругом идти.
- Ќет, зачем же, - с непонЯтной застенчивостью сказала девушка.
- Џущай перевезет, а то на плотине дюже грЯзно, - авторитетно возразил
босой ѓришка.
- Ќу, хорошо... Ђ ты тогда ступай к матери.
- Ђ ты по полю не боишьсЯ одна? - солидно спросил ѓришка.
- „а Я до города доведу, - заметил ‘анин.
- Ђ ваши же как?
- Ћни тут до света будут, да и надоели они мне изрЯдно.
- Ќу, если вы так добры... - засмеЯлась Љарсавина. - €ди, ѓриша.
- Џрощайте, барышнЯ...
Њальчуган опЯть как будто спрЯталсЯ куда-то в кусты, и Љарсавина с
‘аниным остались вдвоем.
- „авайте руку, - предложил ‘анин, - а то с горы еще упадете...
Љарсавина подала руку и ощутила, со странной неловкостью и смутным
волнением, твердые, как железо, мускулы, передвигавшиесЯ под тонкой рубахой.
Ќевольно толкаЯсь в темноте и на каждом шагу ощущаЯ упругость и теплоту тел
друг друга, они пошли через лес вниз к реке. ‚ лесу был полный, как будто
вечный мрак, и не было, казалось, деревьев, а одна густаЯ, теп лом дышащаЯ,
молчаливаЯ тьма.
- Ћй, как темно!
- Ќичего, - над самым ее ухом тихо сказал ‘анин, и в голосе его что-то
задрожало, - Я ночью больше лес люблю... ‚ ночном лесу люди терЯют свои
привычные лица и становЯтсЯ таинственнее, смелее и интереснее...
‡емлЯ осыпалась под их ногами, и они с трудом удерживались, чтобы не
упасть.
€ от этой тьмы, от этих столкновений упругого и твердого тела, от
близости сильного, всегда нравившегосЯ ей человека девушкой стало овладевать
незнакомое волнение. ‚ темноте она раскраснелась, и рука ее стала горЯчо
жечь руку ‘анина. „евушка часто смеЯлась, и смех ее был высок и короток.
‚низу стало светлее, а над рекою уже Ясно и спокойно светил месЯц.
Џахнуло в лицо холодом большой реки, и темный лес мрачно и таинственно
отступил назад, как бы уступаЯ их реке. ѓде же ваша лодка? Ђ вот.
‹одка отчетливо, как нарисованнаЯ, вырезывалась на гладкой светлой
поверхности. Џока ‘анин надевал весла, Љарсавина, слегка балансируЯ руками,
легко прошла на руль и села. € сразу она стала фантастичной, освещеннаЯ
синим месЯцем и колеблющимсЯ отражением воды. ‘анин столкнул лодку и прыгнул
в нее. ‹одка с тихим шорохом скользнула по песку, зазвенела водой и вышла на
лунный свет, оставлЯЯ за собой длинные, плавно расходЯщиесЯ волны.
- „авайте Я буду грести, - сказала Љарсавина, все еще полнаЯ какой-то
требовательной взволнованной силы. - џ люблю сама...
- Ќу, садитесь, - усмехнулсЯ ‘анин, стоЯ посреди лодки.
ЋпЯть она прошла мимо него по лавочкам, легкаЯ и гибкаЯ, чуть-чуть
коснувшись кончиками пальцев протЯнутой руки. € когда она проходила, ‘анин
снизу смотрел на нее, и мимо его лица скользнула ее грудь, с запахом духов и
молодого женского тела.
Ћни поплыли. ‘инее небо с задумчивым месЯцем отражалось в полной воде,
и казалось, что лодка плывет в светлом и спокойном пространстве. Љарсавина
сидела прЯмо и слабо двигала веслами, всплескиваЯ водой и выпукло выгибаЯ
вперед грудь. ‘анин сидел на руле и смотрел на нее, на ее грудь, на которую
так хорошо было бы положить горЯчую голову, на круглые гибкие руки, которые
так сильно и нежно могли бы обвитьсЯ вокруг шеи, на полное неги и молодости
тело, к которому так беззаветно и бешено можно было прижатьсЯ. ЊесЯц светил
в ее белое лицо с черными бровЯми и блестЯщими глазами, скользил по белой
кофточке на груди, по юбке на полных коленЯх, и что-то делалось с ‘аниным,
точно он все дальше и дальше плыл с ней в сказочное царство, далеко от
людей, от разума и рассудительных человеческих законов.
- Љак хорошо сегоднЯ, - говорила Љарсавина, оглЯдываЯсь вокруг.
- „а, хорошо, - тихо ответил ‘анин. ‚друг она засмеЯлась.
- € почему-то хочетсЯ шлЯпу бросить в воду и косу распустить... -
сказала она, повинуЯсь безотчетному порыву.
- —то ж, и распустите, - сказал ‘анин еще тише.
Ќо она вдруг застыдилась и замолчала.
€ опЯть в душе девушки, вызванные ночью, теплом и простором, замелькали
воспоминаниЯ, и опЯть ей стало стыдно и хорошо смотреть вокруг. …й все
казалось, что ‘анин не может не знать, что произошло с ней, но от этого
чувство ее становилось только богаче и сложнее. “ нее Явилось неодолимое, но
смутно сознаваемое желание намекнуть ему, что она - не всегда такаЯ тихаЯ и
скромнаЯ девушка, что она может и была совсем другою, и нагой и бесстыдной.
€ от этого неосознанного желаниЯ ей стало весело и жарко.
- ‚ы давно знаете ћриЯ Ќиколаевича? - неровным голосом спросила она,
чувствуЯ неодолимую потребность скользить над пропастью.
- Ќет, - ответил ‘анин, - а что?
- ’ак... Џравда, он хороший и умный человек?
‚ голосе ее зазвучала почти детскаЯ робость, точно она выпрашивала себе
подарка у старшего человека, который может и приласкать и наказать ее.
‘анин, улыбаЯсь, посмотрел на нее и ответил:
- „а.
Љарсавина по голосу догадалась, что он улыбаетсЯ, и покраснела до слез.
- Ќет, право... € он какой-то... он, должно быть, много страдал... - с
трудом договорила она.
- ‚ероЯтно. —то он несчастный - это верно, - согласилсЯ ‘анин, - а вам
жаль его?
- Љонечно, - притворно наивным тоном сказала Љарсавина.
- „а, это понЯтно... ’олько вы странно понимаете слово "несчастный"...
‚от вы думаете, что нравственно неудовлетворенный, надо всем с трепетом
раздумывающий человек не просто несчастный, жалкий, а какой-то особенный,
высший, даже, пожалуй, сильный человек! ‚ечное перекидывание своих поступков
справа налево кажетсЯ вам красивой чертой, дающей право человеку считать
себЯ лучше других, дающей ему право не столько на сострадание, сколько на
уважение и любовь...
- Ђ как же? - наивно спросила Љарсавина.
Ћна никогда так много не говорила с ‘аниным, но постоЯнно слышала о
нем, как о человеке совершенно своеобразном, и сама чувствовала в его
присутствии приближение чего-то нового, интересного и волнующего.
‘анин засмеЯлсЯ.
- Ѓыло времЯ, когда человек жил узкой и скотской жизнью, не отдаваЯ
себе отчета в том, что и почему он делает и чувствует. Џотом настала пора
жизни сознательной, и перваЯ ступень ее была переоценка всех своих чувств,
потребностей и желаний. Ќа этой ступени стоит и ћрий ‘варожич, последний из
могикан уходЯщего в вечность периода человеческого развитиЯ. Љак все
конечное, он впитал в себЯ все соки своей эпохи, и они отравили его до
глубины души... “ него нет жизни как таковой, все, что он делает, подвержено
у него бесконечному спору: хорошо ли, не дурно ли?.. ќто доведено у него до
смешного: поступаЯ в партию, он думает, не ниже ли достоинства его стоЯть в
рЯдах других, а выйдЯ из партии, он мучитсЯ - не унизительно ли стоЯть в
стороне от всеобщего движениЯ!.. ‚прочем, таких людей масса, они
большинство... ћрий ‘варожич только тем и исключение, что он не так глуп,
как другие, и борьба с самим собою принимает у него не смешные, а иногда и в
самом деле трагические формы... Љакой-нибудь Ќовиков только жиреет от своих
сомнений и страданий, как боров, запертый в хлев, а ‘варожич и впрЯмь носит
в груди катастрофу...
‘анин вдруг остановилсЯ. ‘обственный громкий голос и простые, дневные
слова отогнали его ночное очарование, и ему стало жаль его. Ћн замолчал и
опЯть стал смотреть только на девушку, на ее черные брови на белом лице, на
ее высокую грудь.
- џ не понимаю, - робко заговорила девушка, - вы так говорите о ћрии
Ќиколаевиче, как будто он сам виноват в том, - что такой, а не другой...
…сли человек не удовлетворЯетсЯ жизнью, значит, он выше жизни...
- —еловек не может быть выше жизни, - возразил ‘анин, - он сам - только
частица жизни... Ќеудовлетворенным он может быть, но причины этой
неудовлетворенности в нем самом. Ћн просто или не может, или не смеет брать
от богатства жизни столько, сколько это действительно нужно ему. Ћдни люди
сидЯт в тюрьме всю жизнь, другие сами боЯтсЯ вылететь из клетки, как птица,
долго в ней просидевшаЯ... —еловек - это гармоническое сочетание тела и
духа, пока оно не нарушено. …стественно нарушает ее только приближение
смерти, но мы и сами разрушаем его уродливым миросозерцанием... Њы
заклеймили желаниЯ тела животностью, стали стыдитьсЯ их, облекли в
унизительную форму и создали однобокое существование... ’е из нас, которые
слабы по существу, не замечают этого и влачат жизнь в цепЯх, но те, которые
слабы только вследствие свЯзавшего их ложного взглЯда на жизнь и самих себЯ,
те - мученики: смЯтаЯ сила рветсЯ вон, тело просит радости и мучает их
самих. ‚сю жизнь они бродЯт среди раздвоений, хватаютсЯ за каждую соломинку
в сфере новых нравственных идеалов и, в конце концов, боЯтсЯ жить, тоскуют,
боЯтсЯ чувствовать...
- „а, да... - с неожиданной силой отозвалась Љарсавина.
Њасса мыслей, новых и неожиданных, легко поднЯлась в ней.
Ћна смотрела вокруг блестЯщими глазами, и могучаЯ и прекраснаЯ красота
силы, котораЯ была разлита и в неподвижной реке, и в темном лесу, и в
глубине синего неба с задумчивым месЯцем, глубокими волнами входила в ее
тело и душу. „евушкой начало овладевать то странное чувство, которое было
уже знакомо ей, которое она любила и боЯлась, чувство смутного порыва к
силе, движению и счастью.
- Њне все грезитсЯ счастливое времЯ, - помолчав, заговорил ‘анин, -
когда между человеком и счастьем не будет ничего, когда человек свободно и
бесстрашно будет отдаватьсЯ всем доступным ему наслаждениЯм.
- Ќо что же тогда? ЋпЯть варварство?
Ќет. ’а эпоха, когда люди жили только животом, была варварски грубой и
бедной, наша, когда тело подчинено духу и сведено на задний двор,
бессмысленно слаба. Ќо человечество жило недаром: оно выработает новые
условиЯ жизни, в которых не будет места ни зверству, ни аскетизму...
- ‘кажите, а любовь... она налагает обЯзанности? - неожиданно спросила
Љарсавина.
- Ќет. ‹юбовь налагает обЯзанности, тЯжелые длЯ человека, только
благодарЯ ревности, а ревность порождена рабством. ‚сЯкое рабство рождает
зло... ‹юди должны наслаждатьсЯ любовью без страха и запрета, без
ограничениЯ... Ђ тогда и самые формы любви расширЯтсЯ в бесконечную цепь
случайностей, неожиданностей и сцеплений.
"Ђ ведь Я не боЯлась тогда ничего!" - с гордостью подумала девушка и
вдруг точно в первый раз увидела ‘анина.
‘идел он на руле, большой, сильный, с темными от ночи и луны глазами, и
широкие плечи его были неподвижны, как железные. Љарсавина пристально
вглЯделась в него с жутким интересом. Ћна вдруг подумала, что перед ней
целый мир неведомых ей своеобразных чувств и сил, и ей вдруг захотелось
коснутьсЯ его.
"Ђ он интересный!" - лукаво мелькнуло у нее в голове. ‘тыдливо она
засмеЯлась сама себе, но странное волнение охватило все ее тело нервной
дрожью.
€, должно быть, он почувствовал неожиданно налетевшее дыхание женского
любопытства, потому что задышал сильнее и быстрее.
‚есла, зацепившись за ветки узкого пролива, в который медленно
поворачивала лодка, бессильно упали из рук девушки и что-то как будто упало
и внутри ее.
- Ќе могу тут... трудно... - упавшим голосом виновато проговорила она,
и голос ее тихо и певуче зазвучал в темном и узком проходе, где слабо
звенели невидимые струйки воды.
‘анин встал и пошел к ней.
- Људа вы? - с непонЯтным испугом спросила она.
- „авайте Я...
„евушка встала и хотела перейти на руль. ‹одка закачалась, точно уходЯ
из-под ног, и Љарсавина невольно ухватилась за ‘анина, сильно толкнув его
своей упругой грудью. € в этот момент, почти не сознаваЯ, не верЯ даже
возможности этого, девушка неуловимым мимолетным движением сама задержала
прикосновение, как будто прижалась на лету.
Њгновенно, всем существом своим он восприЯл сказочное очарование
близости женщины, и она всем существом понЯла его чувство, ощутила всю силу
его стремлениЯ и опьЯнилась им прежде, чем понЯла, что делает.
- Ђ... - удивленно-восторженно вырвалось у ‘анина, и больно и страстно
он обнЯл ее, так что она, перегнувшись назад, очутилась на воздухе и
инстинктивно схватилась за падающую шлЯпу и волосы.
‹одка зашаталась сильнее, и невидимые волны, с испуганным шумом,
разбежались к берегам.
- —то вы! - слабым женским вскриком крикнула Љарсавина.
- Џустите!.. ђади Ѓога!.. —то вы! - задыхающимсЯ шепотом проговорила
она после мгновенного жуткого молчаниЯ, отрываЯ его стальные руки. Ќо ‘анин
с силой, почти раздавливаЯ ее упругую грудь, прижал девушку к себе, и ей
стало душно, и все, что было преградой между ними, куда-то исчезло. ‚округ
была тьма, прЯный запах вод и трав и странный холод, и жар, и молчание. €
она, вдруг погружаЯсь в непонЯтное безволие, опустила руки и лежала, ничего
не видЯ и не сознаваЯ, со жгучей болью и мучительным наслаждением подчинЯЯсь
чужой, мужской воле и силе.

XXXIX

Ќе скоро потом она стала сознавать и понЯла и пЯтна лунного света на
черной воде, и то, что она полулежит в лодке, и лицо ‘анина, со странными
глазами, и то, что он обнимает ее, как свою, и что голое колено ее трет
весло.
’огда она тихо и неудержимо заплакала, не вырываЯсь из рук ‘анина и все
еще подчинЯЯсь ему.
€ в слезах ее были и грусть о чем-то невозвратимом, и страх, и жалость
к себе, и слабаЯ нежность к нему, исходившаЯ как бы не из разума и сердца, а
из самой глубины ее молодого тела, впервые раскрывшегосЯ во всей красе и
силе.
‹одка тихо выплыла на более широкое и чуть-чуть освещенное место и
колыхалась в темной загадочной воде, по которой с тихим вечным плеском
бежали струйки течениЯ.
‘анин взЯл ее на руки и посадил к себе на колени. € Љарсавина сидела
беспомощно и растерЯнно, как девочка.
Ѓудто сквозь сон она слышала, что он успокаивает ее и говорит ей ты, и
голос его полон нежности, смЯгчившейсЯ силы и благодарности.
"Џотом Я утоплюсь!" - смутно думала она, прислушиваЯсь к его словам и
как будто отвечаЯ кому-то постороннему, который вот-вот готов потребовать у
нее отчета: "—то ты сделала и что будешь делать теперь?"
- —то же теперь делать? - неожиданно и машинально спросила Љарсавина
- “видим, - ответил ‘анин.
Ћна хотела сползти с его колен, но он притЯнул ее, и девушка покорно
осталась. …й самой было как-то странно, что она не ощущает к нему ни гнева,
ни отвращениЯ.
€ потом, когда Љарсавина вспоминала эту ночь, все казалось ей
непонЯтным, как во сне. ‚се вокруг молчало и было темно и
торжественно-неподвижно, как бы соблюдаЯ тайну. ‘вет месЯца, ущербленного
черными верхушками леса, был странно неподвижен и призрачен. —ернаЯ тьма под
берегом и из глубины леса смотрела на них бездонными глазами, и все застыло
в напрЯженном ожидании чего-то. Ђ в ней не было силы и воли опомнитьсЯ,
вспомнить, что она любила другого, стать прежней одинокой девушкой,
оттолкнуть мужскую грудь. Ћна не защищалась, когда он опЯть стал целовать ее
и почти бессознательно принимала жгучее и новое наслаждение, с полузакрытыми
глазами уходЯ все дальше и дальше в новый, еще странный длЯ нее и
таинственно-влекущий мир. Џо временам ей казалось, что она не видит, не
слышит и не чувствует ничего, но каждое движение его, всЯкое насилие над ее
покорным телом она воспринимала необычайно остро, со смешанным чувством
унижениЯ и требовательного любопытства.
ЋтчаЯние, холодком свившеесЯ вблизи самого сердца, подсказывало ей
падшие и робкие мысли.
"‚се равно теперь, все равно..." - говорила она себе, а тайное телесное
любопытство как бы хотело знать, что еще может сделать с ней этот, такой
далекий и такой близкий, такой враждебный и такой сильный человек.
Џотом, когда он оставил ее и, сидЯ рЯдом, стал грести, Љарсавина
полулежа закрыла глаза и, стараЯсь не жить, вздрагивала от каждого толчка
его твердой и теперь так знакомой ей руки, мерно двигавшейсЯ над ее грудью.
‹одка с тихим скрипом пристала к берегу. Љарсавина открыла глаза.
Љругом были поле, вода и белый туман. ЊесЯц светил бледно и неЯсно, как
призрак, умирающий при рассвете днЯ. Ѓыло совсем светло и прозрачно. ‚
воздухе тЯнул резкий предрассветный ветерок.
- Џроводить тебЯ? - тихо спросил ‘анин.
- Ќет, Я сама... - машинально ответила Љарсавина.
‘анин поднЯл ее на руки и с наслаждением могучего усилиЯ вынес ее из
лодки, чувствуЯ к ней жгучую любовь и благодарную нежность. Ћн крепко прижал
ее к себе и поставил на землю. Љарсавина шаталась и не могла стоЯть.
- Љрасавица! - с таким чувством, точно всЯ душа его стремилась к ней в
порыве нежности, страсти и жалости, сказал ‘анин.
Ћна улыбнулась с бессознательной гордостью.
‘анин взЯл ее за руки и потЯнул к себе.
- Џоцелуй!
"‚се равно теперь... € почему он такой жалкий и близкий?.. ‚се равно,
лучше не думать!" - бессвЯзно пронеслось в голове Љарсавиной, и она долго и
нежно поцеловала его в губы.
- Ќу, прощай... шепнула она, путаЯсь в звуках и не замечаЯ, что
говорит.
- ЊилаЯ, не сердись на менЯ... - с тихою просьбой сказал ‘анин.
Џотом, когда она уходила по плотине, шатаЯсь и путаЯсь в подоле юбки,
‘анин долго и грустно смотрел ей вслед, и ему было больно от провидениЯ тех
напрасных страданий, которые она должна была перенести и выше которых, как
он думал, стать не могла.
”игура ее таЯла и терЯлась в тумане, уходЯ навстречу рассвету. Ђ когда
ее не стало видно, ‘анин с силой вскочил в лодку, и под могучими
торжествующими ударами весел вода шумно и весело забурлила вокруг. Ќа
широком месте реки, среди белого волнующегосЯ тумана, под утренним небом,
‘анин бросил весла, вскочил во весь рост и изо всех сил громко и радостно
закричал.
‹ес и туман ожили и ответили ему таким же долгим, радостным замирающим
криком.

’очно сваленнаЯ ударом по голове, Љарсавина заснула мгновенно и после
короткого мертвого сна, рано утром, проснулась внезапно, всЯ больнаЯ и, как
труп, холоднаЯ. Љазалось, что отчаЯние не спало в ней и ни на одну секунду
не было забвениЯ того, что было. Ћна остро смотрела вокруг и молча,
внимательно обводила глазами всЯкую мелочь, как будто отыскиваЯ, что
изменилось со вчерашнего днЯ.
Ќо светлыми и спокойными по-утреннему смотрели на нее и образа в углу,
и окна, и пол, и мебель, и светловолосаЯ голова „убовой, крепко спавшей на
другой кровати. ‚се было просто, как всегда, и только ее бледное платье,
смЯтое и брошенное на стул, говорило о чем-то.
‘квозь румЯнец недавнего сна на лице Љарсавиной все Яснее и Яснее стала
проступать мертвеннаЯ бледность, и ее черные брови вырисовывались так
отчетливо, точно лицо ее по-вчерашнему осветилось луной.
‘ поразительной Ясностью и отчетливостью больного мозга встало перед
нею все пережитое и Ярче всего, как на утре шла она по еще спЯщим улицам
предместьЯ. ‘олнце, только что показавшеесЯ над крышами и заборами,
поседевшими от росы, светило ослепительно беспощадно, как никогда. ‘квозь
запертые ставни, точно сквозь притворно прикрытые веки, следили за ней
враждебные окна мещанских домов и оглЯдывались вслед одинокие прохожие. Ђ
она шла под утренним солнцем, путаЯсь в подоле длинной юбки и еле удерживаЯ
в руках свою зеленую плюшевую сумочку. ла, как преступница, вдоль заборов,
неровными колеблющимисЯ шагами.
…сли бы в ту минуту весь род людской, с разинутыми ртами и завистливыми
глазами, высыпал ей на дорогу и провожал гиком, смехом и хлещущими, как
кнуты, подлыми словами, ей было бы уже все равно, и она так же шла бы
вперед, шатаЯсь под ударами, без цели и смысла, с опустелой тоской в душе.
…ще в поле, когда затихли в тумане шумные удары весел, бурно вздымавшие
воду, Љарсавина вдруг уразумела, какаЯ страшнаЯ тЯжесть навалилась на ее
женские гнущиесЯ плечи, и отчаЯние стало ее сердцем, разумом и жизнью. Ћна
вскрикнула, упустила свою сумочку в мокрый песок и схватилась за голову.
€ с этого момента она была уже под властью слова всЯкого человека, а
своей воли у нее не стало.
Љак сильное опьЯнение вспомнила она вчерашнюю ночь. Ѓыло что-то
необыкновенное, безумно захватывающее, такое сильное, как никогда, а теперь
нельзЯ было понЯть, как это могло случитьсЯ и как она могла забытьсЯ до
потери стыда, разума и другой, казалось, наполнЯвшей всю жизнь, любви.
‚ физической тоске, похожей на предсмертную тошноту, Љарсавина
выскользнула из-под одеЯла, и, неслышно двигаЯсь, стала одеватьсЯ, чувствуЯ,
как при малейшем движении „убовой все тело обвиваетсЯ холодом.
Џотом она села у окна и напрЯженными неподвижными глазами уставилась в
сад, где Ярко зеленели и желтели омытые утром деревьЯ.
Њысли ее были громадны и неслись, как черный дым, подхваченный ветром.
…сли бы кто-нибудь мог развернуть ее душу и читать ее, как книгу, он пришел
бы в ужас.
Ќа фоне необычайно сильной молодой жизни, в которой каждый день каждое
чувство и движение были полны озаренной солнцем страстной крови, клубились
чудовищные образы. Њысль о самоубийстве надвигалась на сознание чернаЯ и
неподвижнаЯ, страстнаЯ тоска о том, что потерЯна чистаЯ и светлаЯ любовь к
ћрию, сжимала сердце, и все заливала мутнаЯ волна страха перед массою
знакомых и незнакомых человеческих лиц, стоЯщих перед нею.
’о ей приходило в голову броситьсЯ к ћрию, битьсЯ перед ним, плакать,
отдать ему всю жизнь и потом уйти куда-то навсегда. ’о подавлЯл ее ужас
увидеть ћриЯ и хотелось умереть, не сходЯ с места, просто перестав жить. ’о
мелькала мысль, что еще как-то можно поправить все, что вчерашнЯЯ ночь не
может быть, чтобы существовала в самом деле, но, как дикий вопль, в душе
проносилось воспоминание о своей наготе, о тЯжести мужского тела, о
мгновенном жгучем забытье, и растерЯннаЯ, оглушеннаЯ непререкаемой силой
бывшего Љарсавина лежала грудью на подоконнике, без сил и без мысли.
Ђ между тем проснулась „убова, и она уже слышала движение и удивленный
вскрик подруги.
- Ђ, ты уже встала?.. ‚от необыкновенное происшествие!
“тром, когда Љарсавина вернулась, полусоннаЯ „убова только спросила ее:
- —то это ты как встрепаннаЯ?
€ заснула. Ќо теперь она почуЯла что-то и, в одной рубашке, босаЯ,
подошла к ней.
- —то с тобой? ’ы здорова? - как старшаЯ сестра, ласково и заботливо
спросила она.
Љарсавина съежилась, как бы ожидаЯ удара, но розовые губы ее фальшиво
улыбнулись и, как ей показалось, чужой голос чересчур весело ответил:
- Љонечно. џ просто совсем не спала...
’ак было произнесено первое слово лжи, и оно без остатка уничтожило
воспоминание о прежней свободной и смелой девушке. ’о была одна, а теперь
стала другаЯ, и эта другаЯ была лжива, труслива и грЯзна. Љогда „убова
умывалась и одевалась, Љарсавина тайком смотрела на нее, и подруга казалась
ей светлой и чистой, а сама она темной, как раздавленное пресмыкающеесЯ.
—увство это было так сильно, что даже та часть комнаты, где двигалась
„убова, казалась Љарсавиной освещенной солнцем, а ее угол тонул в сырой и
липкой тьме. Љарсавина вспомнила, как высоко над стареющей, бесцветной
подругой чувствовала она себЯ в ореоле своей молодости, красоты и чистоты, и
тоска плакала в ней крупными, как капли крови, слезами безнадежной утраты.
Ќо это совершалось внутри нее, а наружно Љарсавина была спокойна и даже
как будто весела. Ћна надела красивое синее платье, шлЯпу, взЯла зонтик и
пошла в школу своими обычными, точно падающими, шагами. ’ам пробыла она до
обеда, а потом пришла домой.
Џо дороге встретила ‹иду ‘анину.
Ћбе они, стройные, молодые и красивые женщины, стоЯли, освещенные
солнцем, улыбались страстными губами и говорили о пустЯках. Ќо в ‹иде
поднималась болезненнаЯ ненависть к счастливой беззаботной девушке, а
Љарсавина завидовала счастью быть такой прекрасной, веселой и свободной, как
‹ида.
Џосле обеда Љарсавина взЯла книгу, села у окна и опЯть стала безучастно
и неподвижно смотреть на свет, тепло сада, доживающего последние летние дни.
Ћстрый порыв прошел, и в душе ее все опустилось в безразличную и
больную усталость.
"Ќу что ж... ну пропаду, туда мне и дорога... џ умру", - апатично
повторЯла она себе.
Љарсавина увидела ‘анина раньше, чем он заметил ее.
Ћн прошел по саду, высокий и спокойный, оглЯдываЯсь по сторонам и
трогаЯ руками ветви кустов, точно здороваЯсь с ними. Ћткинувшись назад и
прижав книгу к груди, Љарсавина дико смотрела на него, пока ‘анин медленно
подходил к окну.
- ‡дравствуйте, - сказал он, протЯгиваЯ руку. € прежде чем она успела
встать и опомнитьсЯ в полуобморочном хаосе чувств, ‘анин повторил с
настойчивою лаской:
- ‡дравствуйте же!
Ѓыло в его голосе нечто такое, что лишило Љарсавину возможности
крикнуть, встать, уйти, и, терЯЯ волю, она тихо ответила:
- ‡дравствуйте...
€ ответив, почувствовала, что он сильнее ее и сделает с ней, что хочет.
‘анин облокотилсЯ на подоконник и сказал:
- ‚ыйдите на минуту в сад, нам надо поговорить...
Љарсавина встала и, всЯ во власти странной силы, не знала, что ей надо
делать, куда идти и как.
- џ буду ждать там, - заметил ‘анин.
Ћна кивнула головой, мучительно стыдЯсь, что отвечает ему.
‘анин ушел медленной, спокойной походкой, и Љарсавина боЯлась смотреть
ему вслед. Ћна несколько секунд простоЯла неподвижно, крепко сжав руки.
Џотом вдруг суетливо задвигалась и, даже подобрав платье, чтобы было ловчее
идти, вышла из дому.
‡олотой свет от солнца и желтых листьев неудержимо пронизывал весь сад.
…ще издали Љарсавина увидела ‘анина, стоЯвшего на дорожке. Ћн улыбалсЯ ей, и
под его взглЯдом девушке стало трудно и стыдно идти: ей казалось, что платье
уже не скрывает ее от ‘анина, и ему видно каждое движение уже знакомого ему
ее нагого тела. € чувство беспомощности и стыда так возросло в ней, что
Љарсавиной стало страшно сада и света. —уть не падаЯ, торопЯсь, она подошла
и стала так близко, чтобы он не мог видеть ее всю, с головы до ног.
’огда ‘анин взЯл ее за руки, втЯнул в самую гущу перепутанных деревьев
и там почти посадил к себе на колени, сам полусидЯ на пне старой Яблони.
‘боку был виден ему понурившийсЯ нежный профиль и круглое плечо, мЯгкое
и слабое рЯдом с его широкой и твердой грудью, но странно хорошо
гармонировавшее с нею. Ќевольно, чувствуЯ восторженное обожание к ее красоте
и как бы преклонЯЯсь перед нею, ‘анин наклонилсЯ и тихо поцеловал тонкую
сухую материю, сквозь которую просвечивало и теплело свежее тело. Љарсавина
вздрогнула, но не отстранЯлась. Ћн побеждал ее своей силой и смелостью, она
его - своей нежностью и красотой, и оба боЯлись друг друга. ‘анин хотел
сказать ей много нежных успокаивающих слов, но ему показалось, что при
первом звуке его голоса Љарсавина встанет и уйдет, и он молчал. „евушка
слышала напрЯженный звук его дыханиЯ.
"—то он хочет... —то сделает?.. - думала она, замираЯ от страха и
стыда. - Ќеужели опЯть... џ вырвусь, уйду!.."
- ‡иночка, - наконец сказал ‘анин, и звук его голоса, неловко
выговорившего непривычное имЯ, был нежен и странен.
Љарсавина мельком, на одно мгновенье, взглЯнула ему в лицо и встретила
его блестЯщие глаза, с восторгом и боЯзнью смотревшие на нее так близко, что
она испугалась. €спугалась и в то же времЯ инстинктивно почувствовала, что
он вовсе не страшен, что теперь он больше боитсЯ ее, чем она его. —то-то
похожее на лукавое девичье любопытство шевельнулось в уголке се души, и
вдруг ей стало легче и не стыдно, что она сидит на его коленЯх.
- џ не знаю, - говорил ‘анин, - быть может, Я очень виноват перед вами
и мне не надо было приходить... но Я не мог оставить вас так!.. Њне так
хочетсЯ, чтобы вы менЯ понЯли... и не чувствовали ко мне отвращениЯ и
ненависти!.. —то Я должен был сделать? Ѓыл такой момент, когда Я
почувствовал, что между нами что-то исчезло, и что, если Я пропущу, этот
момент в моей жизни никогда не повторитсЯ... вы пройдете мимо и никогда Я не
переживу того наслаждениЯ и счастьЯ, которое могу пережить... ‚ы такаЯ
красавица, такаЯ молодаЯ...
Љарсавина молчала. ђозовело ее прозрачное ухо, полуприкрытое волосами,
и вздрагивали ресницы.
€ так же тихо, неЯсными дрожащими словами ‘анин говорил ей о том
огромном счастье, которое она дала ему, о том, что эта ночь останетсЯ
навсегда в его жизни, как сказка. € по голосу его было слышно, что он
страдает от невозможности что-то передать ей такое, отчего прошла бы грусть,
налетела бы веселаЯ волна, стала бы она веселой, что-то давшей, что-то
взЯвшей у жизни.
- ‚ы страдаете, а вчера было так хорошо! говорил он. - Ќо ведь эти
страданиЯ оттого только, что жизнь наша устроена безобразно, что люди сами
назначили плату за свое же собственное счастье... Ђ если бы мы жили иначе,
эта ночь осталась бы в памЯти нас обоих как одно из самых ценных, интересных
и прекрасных переживаний, которыми только и дорога жизнь!..
- …сли бы! - машинально сказала Љарсавина и вдруг, неожиданно и длЯ
себЯ самой, улыбнулась лукаво.
Љак будто солнце взошло, как будто птицы запели и зашумели травы, так
стало легко и светло в душе от ее улыбки, на мгновенье возродившей прежнюю
веселую и смелую девушку. Ќо это была вспышка, котораЯ быстро угасла.
‚друг представилась Љарсавиной всЯ будущаЯ ее жизнь в виде темных,
разорванных и грЯзных клочьев из сплетен, насмешек, горЯ и стыда, доходЯщего
до позора. ‡амерещились все знакомые лица, и все были глумливы и брезгливы,
заскакали вокруг какие-то безобразные образы, и черный страх покрыл ее душу,
возбуждаЯ ненависть.
- €дите, оставьте менЯ! - побледнев и стиснув зубы, с жестоким
выражением, точно мстЯ ему за свою улыбку, выговорила Љарсавина и,
оттолкнувшись от его груди, встала.
’Яжкое ощущение бессилиЯ овладело ‘аниным. Ћн почувствовал, что
никакими словами нельзЯ утешить ее в том, что Явно угрожало ей страданием,
позором и нищетой. Ћна была права в своем гневе и скорби, и не в его силах
было мгновенно переделать весь мир, чтобы снЯть с ее женских плеч ту
страшную липкую тЯжесть, котораЯ упала на нее безвинно, за радость и
счастье, данные ему ее молодой красотой. Ќа мгновенье родилась в нем мысль
предложить ей свое имЯ и свою помощь, но что-то удержало его.
Џочувствовалось, что это слишком мелко и не то нужно.
"—то же, - подумал ‘анин, - пусть жизнь идет своим чередом!"
Ђ она стоЯла неподалеку, опустив руки, склонив голову, увенчанную
короной прекрасных волос, и о чем-то думала, глубокой, не девичьей складкой
прорезав свой белый лоб.
- џ знаю, - заговорил ‘анин, - что вы любите ћриЯ ‘варожича... может
быть, от этого вы и страдаете больше всего?
- Ќикого Я не люблю! - с тоской прошептала Љарсавина, болезненно сжав
руки.
Ќа ее лице резкими чертами, точно физическаЯ боль, выразилось и
сознание своей вины перед тем, кого он вспомнил, и беспомощное отчаЯние.
Ђ между тем в душе ее возникал и колебалсЯ, как дымный столб, огромный
и непосильный вопрос, в котором, казалось ей, сосредоточилсЯ весь ужас и всЯ
разгадка того, что произошло.
"Љак свЯзать это, - без слов думала Љарсавина, - Я люблю ћриЯ и теперь
люблю его так, что сердце рветсЯ... при мысли о том, что Я не буду длЯ него
такой чистой и единственной, как была, все меркнет, как перед смертью, а
между тем вчера менЯ толкнуло к этому человеку..."
Њысль о ‘анине не имела лица: было воспоминание о бешеной силе, о
страшном наслаждении, в котором страдание сливалось с желанием еще большей,
еще глубшей близости и минутами хотелось быть замученной до смерти. Џотом
было светлое и тихое воспоминание о какой-то певучей и невыразимо близкой
нежности, и это последнее воспоминание смЯгчило сердце.
"џ сама виновата! - сказала себе Љарсавина, - Я гадкаЯ, развратнаЯ
тварь!"
€ ей захотелось плакать, каЯтьсЯ, бить плетью по тому самому белому и
прекрасному телу, которое в ней оказалось сильнее и требовательнее разума,
любви и самого сознаниЯ.
Ћдно мгновение казалось, что она не вынесет этого страшного порыва,
потерЯет сознание, умрет. Ќо он упал, обессилев, и осталась только
безнадежнаЯ тихаЯ печаль.
€ когда ‘анин с какой-то особенной трогательной мольбой сказал:
- Ќе помните менЯ злом... вы все так же прекрасны и такое же счастье
дадите любимому человеку, какое дали мне... и больше, во много раз больше...
Ђ Я не желал вам ничего, кроме самого хорошего, самого нежного и всегда буду
помнить вас такою, какою вы были вчера. Џрощайте... а если Я понадоблюсь вам
зачем-нибудь - позовите... Я бы отдал вам жизнь, если бы мог!
Љарсавина тихо взглЯнула на него, и чего-то стало ей жаль.
"Ђ может быть, все пройдет!" - мелькнуло у нее в голове, и на мгновенье
все показалось вовсе не таким ужасным и трудным. ‘ минуту они смотрели прЯмо
в глаза друг другу, и в это времЯ что-то хорошее вышло из самой глубины их
сердец и соединилось, точно они стали вдруг родными и близкими и узнали
что-то, о чем не надо знать больше никому и что навсегда останетсЯ в душах
теплым и Ярким воспоминанием.
- Ќу... прощайте! - низкой девической ноткой произнесла Љарсавина.
ђадость и нежность осветили лицо ‘анина. Ћна подала ему руку, но вышло
как-то так, что они поцеловались просто и тепло, как брат и сестра.
Љогда ‘анин уходил, Љарсавина проводила его до ворот и долго задумчиво
и грустно смотрела вслед. Џотом тихо пошла в сад и легла на траву, заложив
руки под голову.
‘уховатаЯ, но еще душистаЯ трава о чем-то зашуршала вокруг, и, закрыв
глаза, без мысли и чувств, Љарсавина замерла. —то-то совершалось в ней, и
казалось, что совершитсЯ оно само, и снова встанет и пойдет к жизни
по-прежнему веселаЯ, молодаЯ и смелаЯ женщина, перед которой жизнь раскроет
самое счастливое и роскошное, что есть в ней.
—ернаЯ мысль о ћрии, о том, нужно ли открыть ему ее тайну или нет,
подходила к ее голове, несЯ новый ужас и стыд, но Љарсавина торопливо
говорила себе:
- Ќе надо об этом думать, не надо... это само!..
€ опЯть замирала в ожидании.

XLI

‚ этот день ћрий встал поздно, в гнетущем расположении духа, с дурным
вкусом во рту и с тонкой сверлЯщей болью в висках. ‘начала он ничего не мог
вспомнить, кроме крика, звона стекла, бледных огней и странного длЯ пьЯных
одуревших глаз Ясного и прозрачного света утра. Џотом припомнил, как афров
и Џетр €льич, - пошатываЯсь и бормоча хрюкающие звуки, ушли в номер спать, а
он и страшно бледный от выпитой водки, но твердый, как всегда, €ванов еще
долго оставались на балконе, не обращаЯ вниманиЯ на солнечное утро, голубое
вверху и зеленое внизу - на лугах и сверкающей белым золотом реке.
Ћни спорили, и €ванов с торжеством доказывал ћрию, что такие люди, как
он, никуда не годЯтсЯ; что они не смеют взЯть от жизни то, что им
принадлежит, и что самое лучшее им погибнуть без следа и семени. Ћн с
непонЯтной злорадностью повторЯл фразу Џетра €льича: "’аких людей Я
остерегаюсь называть людьми" и дико смеЯлсЯ, точно топил ћриЯ. Ђ ћрий
почему-то не обижалсЯ и слушал, возражаЯ только на обвинение в скудости
переживаний, говорЯ, что, напротив, именно у таких людей жизнь особенно
тонка и сложна, но что, правда, им лучше погибнуть. € ћрию было нестерпимо
грустно, хотелось плакать и каЯтьсЯ. Ћн со стыдом припомнил, что как будто
пыталсЯ каЯтьсЯ и все ходил вокруг и около эпизода с Љарсавиной, чуть-чуть
не бросив эту чистую, милую девушку под ноги торжествующему грубому
человеку. Ќо €ванов был так пьЯн, что, кажетсЯ, ничего не заметил, и ћрию
ужасно хотелось теперь верить, что это - так.
€ванов, вопЯ без причины, ушел на двор, и вдруг все куда-то исчезли.
‘тало необычайно пусто, и ћрий осталсЯ совершенно один. ‡рение его было
сужено пьЯным туманом, и перед ним качалась только грЯзнаЯ, залитаЯ
скатерть, хвостики обгрызанной редиски и стаканы с окурками и сгустками
пива. ћрий сидел, опустив голову, качалсЯ и чувствовал себЯ человеком,
оставленным всем миром.
Џотом вернулсЯ €ванов, и вместе с ним пришел где-то пропадавший ‘анин.
Ћн был весел, шумен и совершенно трезв и как-то странно, не то чересчур
ласково, не то насмешливо смотрел на ћриЯ. „альше в воспоминаниЯх было белое
пустое пЯтно, а потом ћрий припомнил лодку, воду, какой-то, никогда не
виданный молочно-розовый туман. Ћни ехали по холодной прозрачной воде, шли
по ровному песку, освещенному солнцем как будто откуда-то снизу. Ћстро
болела голова и тошнило.
"—ерт знает какаЯ гадость! - подумал ћрий, - недоставало еще
пьЯнства..."
€ брезгливо стрЯхнув все эти воспоминаниЯ, как грЯзь, налипшую на ноги,
ћрий начал углубленно продумывать то, что произошло в лесу.
‚ первое мгновение перед ним встал этот необыкновенный, таинственный
лес, глубокий, неподвижный мрак под деревьЯми, странный свет месЯца, белое
холодноватое тело женщины, ее закрытые глаза, одурЯющий тЯгучий запах,
жгучее желание, доходЯщее до бешенства.
‚оспоминание наполнило все его тело томной и сладострастной дрожью, но
что-то испуганно кольнуло в висок, сжало сердце, и чересчур подробно
вспомнилась та растерЯннаЯ безобразнаЯ сцена, когда он без всЯкого желаниЯ
валил девушку на траву, а она не хотела, толкалась, вырывалась, и он видел,
что уже не может и не хочет, а все-таки лез на нее.
ћрий содрогнулсЯ от стыда и ощутил даже свет днЯ. …му захотелось уйти
во тьму, закопатьсЯ в землю, чтобы и самому не видеть своего позора. Ќо
через мгновенье, как это ни было трудно, ћрий уверил себЯ, что омерзительно
было не то, что он испортил и обезобразил могучий порыв страсти, а то, что
на минуту был близок к сближению с девушкой.
‘трашным, почти физическим усилием, похожим на то, как если бы он
поборол человека, во много раз сильнее его, ћрий повернул свое чувство и
увидел, что поступил так, как и надо было.
"Ѓыло бы подло, если бы Я воспользовалсЯ ее порывом!"
Ќо перед ним возник новый и еще более мучительный вопрос:
"—то делать дальше?"
€ среди хаоса разноречивых мыслей и желаний выкристаллизовалось одно:
"Ќадо порвать все!.. Ћвладеть ею, потешитьсЯ и бросить Я не могу, Я не
такой человек и слишком близко чувствую чужие страданиЯ, чтобы самому
причинЯть их. Ђ женитьсЯ?.."
Ќеобыкновенной пошлостью прозвучало длЯ ћриЯ даже слово это. Ћн, ћрий,
с его необыкновенной, совершенно особенной организацией, вечно колеблющейсЯ
на гранЯх великих мыслей и великих страданий, не может создать себе
мещанское счастье, с женой, детьми и хозЯйством. ћрий даже покраснел, как
будто кто-то оскорбил его самой мыслью о возможности в нем хотЯ бы
мгновенного предположениЯ о таком исходе.
"‡начит, оттолкнуть ее, уйти?"
Љак величайшее счастье, безвозвратно уходЯщее, как потерЯ самой жизни,
мелькнул перед ним отдалЯющийсЯ образ девушки. Љак будто отказываЯсь от нее,
он вырывал ее из самого сердца, и за нею тЯнулись кровавые жилы, обрываЯсь
со смертельными кровоточащими ранами. ‚се потемнело кругом, на душе стало
пусто и тЯжко, и даже самое тело как будто ослабело.
"Ќо ведь Я ее люблю! - с последним взрывом мучительного недоумениЯ
мысленно закричал себе ћрий, - как же может быть, чтобы Я сам так и порвал
свое собственное счастье!.. ќто нелепо, безобразно!"
"Ђ что же?.. "†енитьсЯ"?"
€ опЯть устыдившись возможности даже мысли об этом, ћрий погрузилсЯ в
мучительную и недоумелую тоску. ‘амое солнце перестал он видеть, перестал
сознавать свою жизнь, потерЯл охоту видеть и слышать. € стараЯсь хоть не
думать больше об этом, ћрий сел к столу и стал читать на днЯх написанное им
подражание …кклезиасту:
"‚ мире нет ни доброго, ни злого.
€ные говорЯт: что естественно-то добро, и человек прав в желаниЯх
своих.
Ќо это ложь, ибо все естественно, ничто не рождаетсЯ из мрака и
пустоты, но имеет одно начало.
’ак говорЯт другие: то-добро, что от Ѓога, но это ложь, ибо если есть
Ѓог, то все от него, даже богохульство.
ѓоворЯт третьи: то добро, что творит доброе людЯм. Ќо есть ли такое?
—то добро одному, то зло другому: рабу добро - его свобода, господину -
рабство раба; богатому - в сохранении благ его; бедному, чтобы погиб
богатый; отверженному, чтобы покорить, отвергающему, чтобы не покоритьсЯ;
нелюбимому, чтобы полюбила его; счастливому, чтобы отвергла всех, кроме
него; живущему, чтобы не умирать; рождающемусЯ, чтобы умерли и очистили ему
место под солнцем; человеку - в гибели зверей, зверЯм - в гибели человека...
€ так все, и так от века и до краЯ веков, и никто перед другим не имеет
права на доброе одному ему.
‚от принЯто между людьми, что творить добро и любовь лучше, чем творить
зло и ненависть. Ќо это скрыто: ибо если есть возмездие, то лучше человеку
творить добро и себЯ принести в жертву, а если нет его, то лучше взЯть свою
долю под солнцем.
‚от еще пример лжи, что в людЯх: вот живет некто, отравлЯющий свою
жизнь длЯ других. € говорЯт ему: дух твой переживет тебЯ, ибо сохранитсЯ в
делах людей, как вечное семЯ. Ќо это ложь, ибо знают, что в цепи времен
равно живет дух творчества и дух разрушениЯ и неведомо, что восстанет и что
распадетсЯ.
‚от еще: думают люди о том, как будут жить после них, и говорЯт себе,
что это хорошо и дети их пожнут плоды их. Ќо не знаем, что будет после нас,
и не можем вообразить те тьмы тем, что будут идти по стезЯм нашим. € не
можем их любить или ненавидеть, как не можем любить и ненавидеть тех, что
были раньше нас. Ћборвана свЯзь между временами.
’ак говорЯт: уравнЯем людей перед источником радости и горЯ и одною
мерою воздадим всем. Ќо ни один человек не может воспринЯть радости и горЯ,
боли и наслаждениЯ больших, чем он сам, и когда долЯ людей не равна - они не
равны, и когда уравнена мера их, не уравнЯютсЯ сердца их вовек.
’ак говорит гордость: великие и малые!
Ќо каждый человек - восход и закат, вершина и пропасть, атом и мир.
‚от говорЯт: велик ум человеческий! Ќо ложь это, ибо ограничено зрение
и не видит человек ни безумиЯ, ни разума своего в беспредельной вселенной,
где разум и безумие растекаютсЯ, как жидкий воздух.
—то знает человек?
€ Ђдам знал, как есть и пить ему и во что одетьсЯ, но потребности его и
семЯ свое сохранил; и мы знаем то же и сохраним семЯ свое в будущее. Ќо Ђдам
не знал, что сделать ему, чтобы не умирать и не боЯтьсЯ, и мы не знаем
этого. Њного придумано знаний, но не придумано жизни и счастьЯ, чтобы
наполнить их.
—еловек от обуви до короны во всем имел цель спасти тело свое от боли и
смерти. € вот видим: не простою ли палкой Љаин поверг ЂвелЯ и не тою ли же
палкою можно уничтожить первого из людей, стоЯщего на последней ступени
познаниЯ. Ќе дольше ли всех жил Њафусаил, но и он умер; не счастливее ли
всех был €ов, но и его съедала скорбь; и не всЯкий ли из людей, испытав в
жизни своей столько счастиЯ и горЯ, сколько поднимут плечи его, умрет тою же
смертью, что и праотец его... ’еперь, когда люди венчают богов знаниЯ, и
вопиют, и похвалЯютсЯ!
ђавно пожирают черви!"
•олодное чувство проползло по спине ћриЯ, и видение белых червей,
копошащихсЯ толстым слоем над всею землею от краЯ и до краЯ ее, потрЯсло
его. Ќеобычайно значительным показалось ему то, что он написал.
"Ђ ведь это все так!" - молотом стукнуло в душе его, и горделивое
чувство творчества смешалось с острым приливом тоски.
Ћн отошел к окну и долго бесцельно смотрел в сад, где слоем желтых и
красных листьев уже золотились дорожки, а вновь умершие листьЯ, тихо кружась
в воздухе, беззвучно падали вниз. Њертвые желтые краски ложились повсюду,
умирали листьЯ, умирали миллиарды насекомых, живших только светом и теплом.
€ все умирало в тихом и спокойном сиЯнии днЯ.
ћрий не мог понЯть этого спокойствиЯ, и ЯснаЯ смерть вызывала в его
душе беспредметную тЯжелую злобу. -
"‚от... дохнет и сиЯет, точно ей прЯник преподнесли!" - с нарочитой
грубостью подумал он, и ему хотелось придумать слова еще более грубые и
обидные.
€х приходило много, но они висли в пустоте и падали бессильно на голову
самого ћриЯ. € такаЯ злость, до самых корней волос, охватила его, что ћрий
даже задохнулсЯ.
Ђ за окном стоЯл золотой сад, за садом река отражала в себе
зеленовато-голубое осеннее небо, за рекою шли нолЯ, посеребренные паутиной,
за полЯми опЯть река и в ней опрокинутый лес, потом берега, дубы, тихие
дорожки, и там ходит кто-то.

XLII

•одит пьЯнственный певчий, Џетр €льич.
Љогда наступает осень и дачное место становитсЯ пусто и тихо, как
маленькое кладбище минувшего весельЯ, в нем проЯвлЯетсЯ какаЯ-то особеннаЯ
изЯщнаЯ красота: тоненькие ажурные решеточки, как кружево, пронизывают
деревьЯ и кусты, и хмель нависает на них красными гирлЯндами; игрушечные
дачные домики сквозЯт в золотых узорах поредевших веток; на опустелых
куртинах одиноко высЯтсЯ красные астры и о чем-то думают, покачиваЯ холодно
прекрасными головками; балконы и зеленые скамейки еще как будто хранЯт следы
минувшей веселой и шумной жизни, и кажетсЯ, что эта жизнь была полной только
весельЯ, смеха и счастьЯ, особенной нарЯдной жизнью. €ногда в опустелой
аллее показываетсЯ, как отсталаЯ птица от улетевшей стаи, одинокаЯ
задумчиваЯ женскаЯ фигурка, и она кажетсЯ удивительно красивой, печальной и
таинственной. ‡апертые окна и двери рождают тишину, и чудитсЯ, что это
именно она, осеннЯЯ тишина, живет теперь здесь своей загадочной
нечеловеческой жизнью.
Џетр €льич медленно ходит по заброшенным дорожкам, шурша своей палкой в
нападавших желтых листьЯх.
Љогда здесь людно, шумно и весело, он никогда не приходит. Ѓыть может,
он инстинктивно чувствует свою старость, убожество и неприглЯдность, а люди,
с их смехом и Яркими лицами, мешают ему слышать что-то, слышное ему одному.
Ћн ходит мимо дач, садитсЯ на покинутую лавочку и долго, до тех пор
пока не потемнеет уже холодеющее осеннее небо, смотрит перед собою, должно
быть, ощущаЯ веЯние вечности, незримо проходЯщей над этим местом людской
радости и забавы.
Џотом идет вниз k реке, под важными, зелеными и желтыми дубами, и
смотрит на затихшую хрустальную воду. ‹ожитсЯ на сухую редкую траву и по
часам лежит, уткнувшись головой в землю, слушаЯ ее безмолвный говор и дыша
ее важным, спокойным дыханием.
‡аходит он в места самые дикие, где река подошла к горе, а гора хотела
задавить ее и не могла. ђека смеЯлась над горой, всЯ дрожа голубым и
серебристым смехом, а гора хмурилась и деревьЯ шумели. €ногда огромные дубы
бросались с крутого берега в воду и топили поникшие изломанные ветви в
бегущей и смеющейсЯ глубине.
ђека играет струйками - голубыми от неба и зелеными от земли - и
кажетсЯ, будто кто-то быстро пишет на ней непонЯтные таинственные письмена.
Џишет и стирает и опЯть быстро пишет и стирает.
Ћ чем говорЯт эти письмена, никто никогда не прочтет, но, очевидно, они
доходЯт до сердца Џетра €льича, по целым часам следЯщего за ними, и делают
его тихим и спокойным, как догорающий вечер человеческой жизни.
‹ес, река, полЯ, небо и землЯ дают ему нечто, чего не дала ему пьЯнаЯ
убогаЯ жизнь и что наполнЯет его душу до нижайших глубин. € вид старого
певчего во времЯ таких хождений торжественно задумчив и важен.
‚озвращаЯсь и встречаЯ кого-нибудь из немногих знакомых, он что-то
рассказывает, с важным видом стремЯсь передать то, чего передать не может. €
всегда почему-то заканчивает одной и той же фразой:
- € зимой... там прекрасно!.. ’ишина-а... снежинки зыблютсЯ... снигирки
поют!..
ѓолос его переходит в высокий тенор и тает в воздухе, и чувствуетсЯ,
что этот человек, несмотрЯ на все свое убожество, умеет как-то особенно
воспринЯть самую толику красоты жизни, и когда освободитсЯ от работы за
кусок хлеба, от водки и болезней, то наполнЯет свою жизнь так хорошо и
полно, что душа его становитсЯ счастливой.

XLIII

- Ћсень... “же осень... Џотом будет зима, снег... Џотом весна, лето,
опЯть осень... зима, весна, лето... тоска! Ђ что буду делать в то времЯ Я?
’о же, что и теперь! - с тоской усмехнулсЯ ћрий. - ‚ лучшем случае отупею и
вовсе не буду думать ни о чем! Ђ там старость и смерть!
ЋпЯть через его голову бесконечной чередой пошли мысли: и о том, что
жизнь прошла от него в стороне, и о том, что нет вовсе никакой особенной
жизни, а всЯкаЯ жизнь, даже жизнь героев, полна скуки, томительных периодов
подготовки и безрадостных концов. ‚спомнил он, что всегда жил в ожидании
начала чего-то нового, глЯдЯ на то, что делал в эту минуту, как на
временное, а это временное вытЯгивалось точно гусеница, разворачивало все
новые и новые коленца и уже становилось видно, что бледный хвост этой
гусеницы скрываетсЯ в старости и смерти.
- Џодвига, подвига! - с тоской сжал руки ћрий. - —тобы сразу сгореть и
исчезнуть, без страха и томлениЯ! ’олько в этом и жизнь.
’ысЯчи подвигов, один героичнее другого, нарисовались перед ним, но
каждый взглЯнул ему в лицо черепом смерти. ћрий закрыл глаза и совершенно
Ясно увидел бледненькое петербургское утро, мокрые кирпичные стены,
виселицу, бледным силуэтом влипшую в мутное серое небо... €ли чье-нибудь
озверелое лицо, дуло револьвера у виска, ужас, которого нельзЯ, кажетсЯ,
перенести и который надо пережить, удар выстрела прЯмо в лицо... €ли нагайки
бьют по лицу, по спине... и по оголенному заду...
- € на это надо идти?.. ‘ этим уже не считатьсЯ?
Џодвиги побледнели, куда-то ушли и растаЯли, а на месте их выглЯнуло
глумливое лицо собственного бессилиЯ и сознаниЯ, что все эти мечты о
подвигах - детскаЯ забава.
- ‘ какой стати Я принесу свое "Я" на поругание и смерть, длЯ того,
чтобы рабочие тридцать второго столетиЯ не испытывали недостатка в пище и
половой любви!.. „а черт с ними, со всеми рабочими и нерабочими всего
мира!..
€ опЯть ћрий почувствовал прилив бессильной злобы, беспредметной и
мучительной длЯ него самого. ЌеодолимаЯ потребность что-то сбросить,
встрЯхнутьсЯ овладела им. Ќо невидимые когти держали крепко, и вползающее
чувство окончательной усталости стало подступать к мозгу и сердцу, наполнЯЯ
живое тело мертвой апатией.
"•оть бы убил менЯ кто-нибудь... - вЯло подумал ћрий. - Ќеожиданно,
сзади, чтобы Я и не заметил своей смерти... ’ьфу, какие глупости лезут в
голову!.. € почему непременно кто-нибудь, а не Я сам? Ќеужели Я
действительно такое ничтожество, что у менЯ не хватит силы покончить с собой
даже при полном сознании, что жизнь доставлЯет только одни мучениЯ?.. ‚едь
все равно умирать рано или поздно придетсЯ?.. —то ж это... копеечный
расчет!.."
Ќо тут ћрий мысленно как бы пригнул себЯ к земле и, скривив лицо,
посмотрел на себЯ сверху, "с презрением и болезненной насмешкой.
- Ќет, шалишь, брат, дудки! ’ы только подумать мастер, а как дойдет до
дела... Људа уж тут!
Њаленький холодок у сердца, любопытный и трусливый, почувствовал ћрий.
- Ђ попробовать?.. ’ак, не серьезно... в шутку!.. Ќе то, чтобы... а
так... все-таки любопытно!.. - как бы извинЯЯсь перед кем-то, сказал он
себе.
Ѓыло очень трудно и стыдно достать револьвер из Ящика стола и пугала
нелепаЯ мысль, как бы сегоднЯ вечером на бульваре не узнали, не догадались
„убова, афров, ‘анин и больше всего Љарсавина, какие детские опыты над
собой производит он.
‚оровски сунув револьвер в карман, ћрий вышел на крыльцо в сад. Ќа
ступеньках тоже лежали сухие желтые, как трупы, листьЯ. ћрий пошевелил их
носком, прислушалсЯ к слабому шороху и стал насвистывать долгую и печальную
мелодию.
- —то затЯнул? - шутЯ спросила ‹ЯлЯ, с книгой и зонтиком проходЯ из
сада в дом. Ћна ходила к реке на свидание с ђЯзанцевым и возвращалась свежаЯ
и счастливаЯ от поцелуев. €м никто не мешал видетьсЯ где и когда угодно, но
в тайне, в пустоте и молчании заглохшего сада было что-то острое, отчего
поцелуи были судорожные и уже трогали в ‹Яле новые желаниЯ.
- ’очно молодость свою хоронишь! - прибавила она проходЯ.
- ѓлупости, - сердито возразил ћрий и с этого момента почувствовал
приближение чего-то, сильнее его самого.
Љак животное в предсмертной тоске, он стал томитьсЯ и искать себе
места. ‚о дворе его не было, там все раздражало, и ћрий пошел к реке, по
которой плавали желтые листьЯ и паутина, сбросил в воду сухую ветку и долго
смотрел, как расходились от нее мелкие быстрые круги и вздрагивали плавающие
листьЯ. Џотом опЯть пошел к дому, где последние красные цветы красным
трауром одиноко и печально высились посреди помЯтых и пожелтелых клумб. ћрий
постоЯл над ними и опЯть ушел в середину сада.
’ам уже все было желто, и ветки бархатно чернелись в кружеве золотых
листьев. Ѓыло только одно зеленое дерево - дуб, важно хранивший свои резные
листьЯ. Ќа скамейке, под дубом, сидел и грелсЯ на солнышке большой рыжий
кот.
ћрий грустно и нежно стал гладить пушистую спинку и почувствовал, что
слезы подступают к горлу.
- Џропала всЯ жизнь, пропала всЯ жизнь... - машинально повторил он
слова, казавшиесЯ ему бессмысленными, но трогавшие за самое сердце, точно
тоненьким острием подрезываЯ его.
- Ќо ведь это все вздор!.. “ менЯ всЯ жизнь впереди... Њне еще двадцать
шесть лет! - мысленно крикнул он, на секунду вдруг освобождаЯсь от тумана, в
котором билсЯ, как муха в паутине.
- ќх, не в том дело, что двадцать шесть лет, и не в том дело, что всЯ
жизнь впереди!.. - махнул он рукой. - Ђ в чем?..
Ќеожиданно всплыла мысль о Љарсавиной, о том, что после вчерашней
омерзительно позорной сцены невозможно встретитьсЯ с ней, а не встретитьсЯ
нельзЯ. Џредставилась встреча, стыд ошеломлЯюще наполнил и сердце и голову,
и мелькнула мысль, что лучше умереть, чем это.
Љот выгнул спину и умильно замурлыкал, точно самовар завел песню. ћрий
внимательно поглЯдел на него и стал ходить взад и вперед.
- †изнь заела... скучно, скверно... Ђ впрочем, не знаю что... Ќо лучше
смерть, чем увидетьсЯ с ней!
Џрошел, тЯжело шагаЯ, кучер с ведром воды. € в ведре плавали мертвые
желтые листьЯ. Ќа крыльцо дома, видное сквозь ветки, вышла горничнаЯ и
смотрела на ћриЯ, что-то говорЯ. ћрий долго не мог понЯть, что она говорит
ему. Њежду ним и всем, что его окружало, стала таЯть и рватьсЯ свЯзь. € с
каждым мгновеньем он незаметно становилсЯ все дальше и дальше, уходЯ от
всего мира в темную глубину своего одинокого духа.
- Ђх да, хорошо... - сказал он, наконец разобрав, что горничнаЯ зовет
его обедать.
"Ћбедать? испуганно спросил он себЯ, - идти обедать!.. значит, все
по-старому и опЯть жить, мучитьсЯ, опЯть надо решать, как быть с Љарсавиной,
с моими мыслЯми, со всем?.. Ќадо скорее... а то надо идти обедать, и Я не
успею!"
‘траннаЯ торопливость охватила его, а дрожь стала бить все тело, тонко
проникаЯ во все суставы, в руки, ноги, в грудь. ѓорничнаЯ, заложив руки под
белый фартук, стоЯла на крыльце и не уходила, видимо стараЯсь надышатьсЯ
осенним воздухом сада.
ћрий воровато зашел за дуб, чтобы не видно было его с крыльца, и,
выглЯдываЯ на горничную, - не заметит ли она, - как-то очень быстро и
неожиданно выстрелил себе в грудь.
"Ћсечка!" - радостно мелькнуло у него в голове, вместе с мгновенным
мучительным желанием жить и страхом умереть. Ќо уже он видел перед собою
верхушку дуба, голубое небо и посреди него куда-то прыгающего желтого кота.
ѓорничнаЯ с криком метнулась в дом и, как показалось ћрию, возле него
сейчас же очутилось множество людей. Љто-то лил ему на голову холодную воду,
и на лбу у него прилип желтый лист, очень мешавший ему. ‚стревоженные голоса
зазвучали вокруг, кто-то плакал и кричал:
- ћра, ћра... зачем!
"ќто ‹ЯлЯ плачет", - подумал ћрий и в ту же минуту раскрыл глаза и в
диком животном отчаЯнии стал битьсЯ и кричать:
- „октора... позовите скорее!..
Ќо с невероЯтным ужасом понЯл, что уже все кончено и ничто не поможет.
‹истьЯ, лежавшие у него на лбу, быстро отЯжелели и сдавили голову. ћрий
вытЯнул шею, чтобы из-за них увидеть еще хоть что-нибудь, но листьЯ еще
быстрее разрослись во все стороны и покрыли все.
€ ћрий уже не сознавал, что произошло в нем.

XLIV

€ те, кто знал, и те, кто не знал, и те, кто его любили, и те, кто
презирали, и те, кто никогда о нем не думали, все пожалели ћриЯ ‘варожича,
когда он умер.
Ќикто не мог понЯть, почему он сделал это, но всем казалось, что они
понимают и в глубине души разделЯют его мысли. ‘амоубийство казалось
красивым, а красота вызывала слезы, цветы и хорошие слова.
Ќа похоронах не было родных, потому что отца ‘варожича хватил удар, и
‹ЯлЯ не отходила от него. Ѓыл один ђЯзанцев, который и распорЯжалсЯ
похоронами. € еще грустнее становилось провожающим при виде одиночества
покойника и еще выше, печальнее и значительнее вырастал его образ.
…му принесли множество осенних, красивых, без запаха, цветов, и среди
их красных, белых и зеленых сплетений лицо мертвого ћриЯ, не сохранившее
следов ни единого из пережитых чувств и дел, казалось действительно
успокоенным.
Љогда гроб проносили мимо квартиры „убовой и Љарсавиной, обе они вышли
и присоединились к провожающим. “ Љарсавиной был беспомощно-подавленный вид,
как у девушки, ведомой на поругание и позорную казнь. •отЯ она знала, что
ћрию осталось неизвестным все, что с ней случилось, ей все казалось, что
между его смертью и "тем" есть какаЯ-то свЯзь, навсегда остающаЯсЯ тайной.
‚еликое бремЯ непонЯтной вины она взвалила себе на шею и чувствовала себЯ
самой несчастной и преступной во всем мире. ‚сю ночь она проплакала,
мысленно обнимаЯ и ласкаЯ образ навсегда ушедшего человека, а к утру была
полна безысходной любви к ‘варожичу и ненависти к ‘анину.
Ѓезобразным сном представлЯлось ей их случайное сближение и еще
безобразнее следующий день. ‚се, что говорил ей ‘анин и во что инстинктивно
она поверила, показалось ей гнусностью и собственным падением в такую
пропасть, из которой уже не будет возврата. Љогда ‘анин подошел к ней, она
взглЯнула на него глазами, полными отвращениЯ и испуга, и сейчас же
отвернулась.
Њимолетное ощущение ее холодных пальцев в руке, поданной длЯ крепкого
дружеского пожатиЯ, передало ‘анину все, что она теперь чувствовала и
думала, и он сам почувствовал себЯ уже навсегда чужим ей. Ћн скривил губы,
подумал и отошел к €ванову, который раздумчиво плелсЯ позади всех, уныло
свесив свои желтые прЯмые волосы.
- ‚он как Џетр €льич стараетсЯ! - задумчиво сказал ‘анин.
„алеко впереди, за колыхающейсЯ крышкой гроба, высоко забирали
похоронные печальные голоса, и октава Џетра €льича Ясно и грустно дрожала и
тЯнулась в воздухе.
- “дивительное дело, - заговорил €ванов, - ведь слЯкоть был человек,
а... вишь ты что!
- џ думаю, друг, - ответил ‘анин, - что он за три секунды до выстрела
не знал, что застрелитсЯ... Љак жил, так и умер.
- ’акое дело!.. ‡начит, все-таки точку свою нашел человек! - непонЯтно
сказал €ванов и вдруг встрЯхнул своими желтыми волосами и повеселел,
очевидно, поймав что-то, что одному ему было понЯтно и его одного могло
успокоить.
Ќа кладбище была уже совсем осень, и деревьЯ казались осыпанными
золотым и красным дождем. ’олько трава местами зеленела под слоем листьев, а
на дорожках ветер смел их густою массой, и казалось, что по всему кладбищу
текут желтые ручейки. Ѓелели кресты, мЯгко чернели и серели мраморные
памЯтники и золотились решетки, а между безмолвных могил чудилось чье-то
невидимое, но грустное присутствие, точно только что, перед приходом
возмутивших покой людей, кто-то печальный ходил по дорожкам, сидел на
могилах и грустил без слез и надежды.
—ернаЯ землЯ принЯла ћриЯ и зарылась, а над Ямой еще долго толпились
люди, с жутким вопрошающим любопытством заглЯдываЯ в черную тьму своей
участи и распеваЯ жалобные песни.
‚ тот страшный момент, когда не стало видно крышки гроба и между живыми
и мертвым навсегда легла вечнаЯ землЯ, Љарсавина громко зарыдала, и высокий
женский голос в рыдании поднЯлсЯ над тихим кладбищем и замолчавшими в тайной
грусти и тревоге людьми.
Ћна уже не думала о том, что люди узнают ее тайну. € все догадались о
ней, но так был очевиден ужас смерти, навсегда оборвавшей свЯзь между
плачущей прекрасной молодой женщиной, хотевшей отдать ему всю жизнь, всю
молодость и красоту, и мертвецом, ушедшим в землю, что никто черной мыслью
не оскорбил раскрытой души женской, и только ниже наклонились головы в
бессознательном уважении и жалости.
Љарсавину увели, и рыданиЯ ее, переходЯ в тихий и безнадежный плач,
затихли где-то вдали. Ќад Ямой вырос продолговатый землЯной бугор, зловеще
напоминавший скрытое им человеческое тело, и сверху стали быстро и ровно
укладывать зеленую ель.
’огда засуетилсЯ афров.
- ѓоспода, надо бы речь!.. ѓоспода, что ж так? - деловито и вместе с
тем жалобно говорил он то тому, то другому.
- ‘анина попросите, - ехидно предложил €ванов.
афров удивленно взглЯнул на него, но лицо €ванова было невозмутимо, и
он поверил.
- ‘анин, ‘анин... где ‘анин, господа? - заторопилсЯ он, всматриваЯсь
близорукими глазами. Ђ!.. ‚ладимир Џетрович... скажите вы несколько слов...
что ж так!
- ‘ами скажите, - сумрачно ответил ‘анин, прислушиваЯсь к замолкшему
голосу Љарсавиной.
ќтот высокий, богатый и в рыдании, голос все еще чудилсЯ ему в воздухе.
- …сли бы Я мог сказать, то, конечно бы, сказал... ‚едь это был, в
сущности говорЯ, за-ме-чательный человек!.. Ќу, пожалуйста... два слова!
‘анин в упор посмотрел на него и с досадой сказал:
- —то тут говорить?.. Ћдним дураком на свете меньше стало, вот и все!
ђезкий громкий голос его прозвучал с неожиданной силой и отчетливостью.
€ сначала все как будто застыли, но в ту же секунду, когда многие еще не
успели решить, услышать им или нет, „убова рвущимсЯ голосом крикнула:
- ќто подло!
- Џочему? - вздернув плечами, спросил ‘анин.
„убова хотела что-то крикнуть и потрЯсти рукой, но ее окружили какие-то
барышни. ‚се зашевелились, задвигались. ђаздались несмелые, но возмущенные
голоса, замелькали красные возбужденные лица и, как будто ветер пахнул в
кучу сухих листьев, толпа быстро метнулась прочь. афров куда-то побежал,
потом вернулсЯ. ‚ отдельной кучке возмущенно размахивал руками ђЯзанцев.
‘анин невнимательно посмотрел в чье-то негодующее лицо в очках,
зачем-то очутившеесЯ у него под носом, но совершенно безмолвное, и
повернулсЯ к €ванову.
€ванов смотрел неопределенно. ЌатравливаЯ афрова на ‘анина, он отчасти
предчувствовал какой-нибудь инцидент, но не то, что произошло. ‘ одной
стороны, всЯ эта историЯ восхитила его своей резкостью, с другой стороны,
чего-то стало жутко и неприЯтно. Ћн не знал, что сказать, и неопределенно
смотрел поверх крестов, в далекое поле.
- „урачье, - с искренней тоской сказал ‘анин.
’огда €ванов устыдилсЯ, что мог колебатьсЯ над чем бы то ни было, и,
притворЯЯсь невозмутимым, поставил сзади себЯ палку, оперсЯ на нее и сказал:
- —ерт с ними. Џойдем отсель!
- —то ж, пойдем...
Ћни прошли мимо враждебно смотревшего на них ђЯзанцева и кучки бывших с
ним и пошли к выходу. Ќо еще издали ‘анин заметил группу малознакомой ему
молодежи, столпившейсЯ, как бараны, головами внутрь. ‚ центре афров
суетливо размахивал руками и говорил, но при виде ‘анина замолчал. ‚се лица
повернулись к нему и на всех было странное выражение: смеси благородного
возмущениЯ, робости и любопытства.
- ќто против тебЯ злоумышление! - сказал €ванов.
‘анин вдруг нахмурилсЯ, и €ванов даже удивилсЯ, увидев выражение его
лица. Ђ когда из группы студентов и девиц, не то с испуганными, не то с
восхищенными розовыми личиками, выделилсЯ афров и весь красный, как бурак,
щурЯ близорукие глаза, направилсЯ к ‘анину, тот остановилсЯ в таком
повороте, точно хотел ударить первого попавшегосЯ.
афров, должно быть, подумал именно так, потому что остановилсЯ дальше,
чем нужно, и побледнел. ‘туденты и барышни, точно маленькое стадо за козлом,
столпились за ним.
- —его вам еще? - негромко спросил ‘анин.
- Ќам ничего... - смешавшись, ответил афров, - но мы хотели от всей
группы товарищей выразить вам свое порицание и...
- Ћчень мне нужно ваше порицание! - сквозь зубы и с недобрым выражением
возразил ‘анин, - вы менЯ просили, чтобы Я сказал что-нибудь о покойном
‘варожиче, а когда Я сказал то, что думал, вы выражаете мне свое
негодование?.. ‹адно!.. …сли бы вы не были глупыми и сентиментальными
мальчишками, Я бы сказал вам, что Я прав, и ‘варожич действительно жил
глупо, мучил себЯ по пустЯкам и умер дурацкой смертью, но вы... а вы мне
просто надоели своей тупостью и глупостью, и подите вы все к черту! ’рогаю Я
вас?.. Њарш!..
€ ‘анин пошел прЯмо, разрезав заслонивших ему дорогу.
- ‚ы не толкайтесь, пожалуйста! - тоненьким голосом, в котором было
что-то петушиное, запротестовал афров, красный до слез.
- ќто безобразие! - начал кто-то, но не кончил.
‘анин и €ванов вышли на улицу и довольно долго молчали.
- ’ы ж чего людей пужаешь! - заговорил €ванов, - зловредный ты человек
опослЯ этого!
- …сли бы тебе всю жизнь так упорно лезли под ноги эти вольнолюбивые
молодые люди, - серьезно ответил ‘анин, - так ты бы и не так их пугнул!.. Ђ
впрочем, черт с ними!
- Ќу, не плачь, друг! - не то серьезно, не то шутЯ возразил €ванов, -
знаешь что... Џойдем-ка мы купим пивка и помЯнем раба божиЯ ћриЯ! Ђ?..
- —то ж, пожалуй! - равнодушно ответил ‘анин.
- Џока приедем, все разойдутсЯ, - оживленно заговорил €ванов, - мы у
него на могилке и выпьем... € покойничку почет, и нам удовольствие!
- ’ак.
Љогда они вернулись на кладбище, там уже никого не было. Љресты и
памЯтники стоЯли точно в ожидании, неподвижно придавив желтеющую землю. Ќи
одного живого существа не было видно и слышно и только, шурша опавшей
листвой, проползла через дорожку скользкаЯ чернаЯ змеЯ.
- €шь ты, гадина! - вздрогнув, заметил €ванов.
“ свежей могилы ћриЯ, на которой пахло взрытой холодной землей, гнилью
старых гробов и зеленой елкой, они вывалили на траву груду тЯжелых пивных
бутылок.

XLV

- Ђ знаешь, что... - сказал ‘анин, когда через час или два они вышли на
темную сумеречную улицу.
- —то?
- Џроводи менЯ на вокзал, да и поеду Я отсюда. €ванов остановилсЯ.
- —его ради?
- ‘кучно мне тут!..
- €спужалсЯ, что ли?
- —его? •очетсЯ уехать, и все тут.
- ‡ачем?
- „руг, не задавай глупых вопросов! •очетсЯ, только и всего... Џока
людей не знаешь, все кажетсЯ, что они дадут что-нибудь... Ѓыли тут
интересные люди... Љарсавина казалась новой, ‘еменов умирал, ‹ида как будто
могла пойти необычной дорогой... Ђ теперь скучно. Ќадоели все. €ли тебе
этого недостаточно? Џонимаешь, Я вытерпел этих людей, сколько мог терпеть...
больше не могу.
€ванов долго смотрел на него.
- Ќу, пойдем... - сказал он.
- Ђ с родными попрощатьсЯ?
- Ђ ну их... они-то и надоели мне больше всех.
- „а вещи возьмешь же?
- “ менЯ их немного... ’ы иди в сад, а Я пойду в комнаты и подам тебе
чемодан в окно. Ђ то увидЯт, пристанут с расспросами, а что Я им скажу
такого, чтобы их утешило?
- ’а-ак... - протЯнул €ванов и на минуту потупилсЯ, потом махнул рукой.
- Ћчень это длЯ менЯ прискорбно, друг... ну да что уж там!
- Џоедем со мной.
- Људа?
- „а все равно куда. ’ам видно будет.
- „а у менЯ и денег нет.
- € у менЯ нет, - засмеЯлсЯ ‘анин.
- Ќет, уж ступай сам... ‘ пЯтнадцатого у менЯ и занЯтиЯ начинаютсЯ.
’ак-то спокойнее!
‘анин молча посмотрел ему прЯмо в глаза и так же прЯмо посмотрел на
него €ванов. € вдруг ему стало чего-то неловко и он съежилсЯ, точно в
зеркале увидел отражение свое гнусным. ‘анин отвернулсЯ.
Ћни пошли через двор. ‘анин вошел в дом, а €ванов в потемневший
сумеречный сад, где грустно встретили его тени осеннего вечера и запах
тихого тлениЯ. Џо траве и кустам, шелестЯ листьЯми и хрустЯ сухими ветками,
€ванов подошел к окну в комнату ‘анина. Ћно было открыто и темно.
Ђ ‘анин тихо прошел через зал и остановилсЯ против балконной двери,
услышав знакомые голоса.
- —его же ты от менЯ хочешь? - послышалсЯ с балкона голос ‹иды, и
‘анина поразили его тусклые измученные нотки.
- џ ничего не хочу, - ответил Ќовиков, и очевидно, против воли голос
его звучал ворчливо и надоедливо, - мне только странно, что ты смотришь так,
будто приносишь длЯ менЯ жертву... џ ведь...
- Ќу хорошо... - сорвалсЯ голос ‹иды, и хрустальные звуки близких слез
неожиданно зазвучали в сумеречной тишине вечера - не Я... ты приносишь
жертву... ты!.. џ знаю!.. —его же еще нужно от менЯ?
Ќовиков хмыкнул недоумевающе и смущенно, но слышно было, что он
чуть-чуть сконфузилсЯ и стараетсЯ скрыть это.
- Љак ты не можешь менЯ понЯть?.. џ тебЯ люблю и потому это не
жертва... Ќо если ты сама смотришь на наше сближение, как на жертву с чьей
бы то ни было стороны, то тогда что ж это за жизнь будет у нас?
ѓолос Ќовикова окреп и зазвучал убедительно и даже обрадованно, точно
он вдруг нашел настоЯщее и рад был, что теперь уже наверное убедит ‹иду.
- ’ы пойми... Њы можем жить только при одном условии: именно, чтобы ни
с твоей стороны, ни с моей не было никакой жертвы... —то-нибудь одно: или мы
любим друг друга и тогда наше сближение разумно и естественно, или мы не
любим друг друга и тогда...
‹ида вдруг заплакала.
- —его же ты! - изумленно и раздраженно заговорил Ќовиков, - Я не
понимаю... Я, кажетсЯ, не сказал ничего оскорбительного... Џерестань!.. џ
имел в виду и тебЯ и себЯ равно... ќто черт знает что!.. „а чего же ты
плачешь!.. Ќичего сказать нельзЯ!..
- џ не знаю... не знаю...
‡адушенный и жалкий женский голос тоненькой жалобой, бессильной и
бессловесной, прозвучал невыносимо печально.
‘анин поморщилсЯ и вошел в свою комнату.
"Ќу, ‹иде, пожалуй, конец! - подумал он, - может, и лучше сделала бы
она, если бы тогда и вправду утопилась!.. Ђ может, и перевернетсЯ... Ќе
угадаешь!"
€ванов за окном слышал, как он торопливо шарил, шелестел бумагой,
что-то уронил.
- ‘коро ты? - нетерпеливо спросил он.
…му стало скучно и жутко стоЯть под темным окном, в бледном сумраке
осенней зари, перед лицом темного загадочного сада. орох напомнил ему его
сон.
- ‘ейчас, - ответил ‘анин так близко от окна, что €ванов вздрогнул.
’емнота в окне заколебалась, и из нее выдвинулсЯ чемодан и белое лицо
‘анина.
- „ержи!
‘анин легко спрыгнул на землю и взЯл чемодан.
- Ќу, идем!
Ћни быстро пошли через сад.
’ам был бледный сумрак и тонкий холодный запах холодеющей земли.
„еревьЯ сильно обнажились, и оттого было чересчур пусто и просторно. ‡а
рекою догорала зарЯ, и вода блестела одиноко, забытаЯ и заброшеннаЯ в конце
уже никому не нужного сада.
Љогда они пришли к вокзалу, на бесконечных черных путЯх горели
сигнальные огоньки, и поезд мерно пыхтел локомотивом. Ѓегали люди, стучали
дверьми, перекликались и ругались грубыми злыми голосами, точно всем было
грустно и тЯжело и хотелось скрыть свое чувство от других под нарочитой
злостью. ’олпа темных и растерЯнных мужиков с узлами копошилась на
платформе.
“ буфета ‘анин и €ванов выпили.
- Ќу, счастливого пути! - грустно сказал €ванов.
- “ менЯ, друг, путь всегда одинаков, - улыбнулсЯ ‘анин, - Я у жизни
ничего не прошу, ничего и не жду. Ђ конец никогда не бывает счастливым:
старость и смерть, только и всего!
Ћни вышли на платформу и стали на свободном месте.
- Ќу, прощай!
- Џрощай!
€ невольно длЯ обоих вышло так, что они поцеловались.
Џоезд, лЯзгаЯ и скрежеща, тронулсЯ.
- ќх, брат! Љак Я тебЯ полюбил, как полюбил! - неожиданно закричал
€ванов, - одного настоЯщего человека только и видел!
- Ћдин ты и полюбил! - усмехнулсЯ ‘анин. Ћн вскочил на подножку
проходЯщего вагона.
- Џоехали, - весело закричал он, - прощай! Џрощай!
Ѓыстро побежали вагоны мимо €ванова, точно вдруг сговорившись убежать
куда-то. Њелькнул в темноте красный фонарь и долго, как будто не удалЯЯсь,
краснел в черноте.
€ванов посмотрел вслед поезду, и ему стало грустно и скучно. “ныло брел
он по улицам города и смотрел на его жидкие аккуратные огоньки.
- ‡апить, что ли? - спросил он себЯ, и бледный длинный призрак долгой
бесцветной жизни пошел с ним в трактир.

XLVI

‚ духоте и тесноте задыхались вагонные фонари и среди колеблющихсЯ
дымных теней и пЯтен тусклого света копошились измЯтые истрепанные люди.
‘анин сидел рЯдом с тремЯ мужиками. Џри его входе они говорили о чем-то
и один, плохо видный в темноте, сказал:
- ’ак, говоришь, плохо?
- —его же плоше, - высоким надтреснутым голосом ответил старый косматый
мужик рЯдом с ‘аниным. Ћни свою линию гнут, длЯ нас пропадать не станут.
ѓоворить можно, что угодно, а когда до шкуры дойдет, кто посильнее, тот и
выпьет кровь!
- Ђ вы чего ж ждете? - спросил ‘анин, сразу догадываЯсь, о чем идет
тЯжкий и нудный разговор.
‘тарик повернулсЯ к нему и развел руками. Ђ что станешь делать?
‘анин встал и ушел на другое место. Ћн знал этих людей, живущих, как
скоты, и не истребивших до сих пор ни себЯ, ни других, а продолжающих
влачить скотское существование в смутной надежде на какое-то чудо, которого
им не дождатьсЯ и в ожидании которого умерли уже миллиарды им подобных.
Ќочь шла. ‚се спали, и только против ‘анина мещанин в чуйке злобно
ругалсЯ с женою, боЯзливо отмалчивающейсЯ и только судорожно поводившей
испуганными глазами.
- Џогоди, дай срок, Я тебе, стерва, докажу! - шипел, как придавленнаЯ
гадюка, мещанин.
‘анин уже задремал, когда женщина, болезненно охнув, разбудила его.
Њещанин проворно отдернул руку, но ‘анин успел увидеть, как он крутил
пальцами грудь женщины.
- ќкаЯ же ты, братец, скотина! - сердито сказал ‘анин.
Њещанин испуганно молчал, оторопело глЯдЯ на него маленькими злыми
глазами и как будто скалЯ зубы.
‘анин с отвращением посмотрел на него и ушел на площадку. ЏроходЯ по
вагону, он видел множество почти навалившихсЯ друг на друга людей. “же
светало, и в окно вагона падал бледный синеватый свет; причем лица их
казались мертвыми, и какие-то робкие и печальные тени ходили по ним,
придаваЯ бессильное и страдальческое выражение.
Ќа площадке ‘анин всей грудью вдохнул свежий рассветный воздух.
"ЏротивнаЯ штука человек!" - не подумал, а почувствовал он, и ему
захотелось сейчас же, хоть на времЯ уйти от всех этих людей, от поезда, из
спертого воздуха, от дыму и грохота.
‡арЯ уже Явственно занималась на горизонте. Џоследние ночи, бледные и
больные, бесследно убегали назад в синюю тьму, таЯвшую в степи.
Ќедолго думаЯ, ‘анин сошел на подножку поезда и, махнув рукой на свой
пустой чемодан, спрыгнул на землю.
‘ грохотом и свистом промелькнул мимо поезд, землЯ выскочила из-под
ног, и ‘анин упал на мокрый песок насыпи. Љрасный задний фонарь был уже
далеко, когда ‘анин поднЯлсЯ, смеЯсь сам себе.
- € то хорошо! - сказал он громко, с наслаждением издав свободный
громкий крик.
Ѓыло широко и просторно. …ще зеленаЯ трава тЯнулась во все стороны
бесконечным гладким полем и тонула в далеких утренних туманах.
‘анин дышал легко и веселыми глазами смотрел в бесконечную даль земли,
широкими сильными шагами уходЯ все дальше и дальше, к светлому и радостному
сиЯнию зари. € когда степь, пробудившись, вспыхнула зелеными и голубыми
далЯми, оделась необъЯтным куполом неба и прЯмо против ‘анина, искрЯсь и
сверкаЯ, взошло солнце, казалось, что ‘анин идет ему навстречу.
Last-modified: Thu, 29 Mar 2001 08:56:57 GMT
Ћцените этот текст: