        Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. ’ени утра

 
---------------------------------------------------------------------------- 
     ‘обрание сочинений в трех томах. ’. 1. Њ., ’ерра, 1994.
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.
---------------------------------------------------------------------------- 
  
        I 
 
     Ѓыла весна. Џаша Ђфанасьев, гимназист восьмого класса, освобожденный от
экзаменов по болезни, и гимназистка ‹иза —умакова стоЯли у  плетнЯ,  который
перегораживал два сада. ‹иза прислонилась плечом к  плетню,  и  с  тем,  еще
детски серьезным и уже девически  нежным  выражением  своих  серых,  немного
выпуклых глаз, которое поЯвлЯлось у нее всегда в  важных  случаЯх  жизни,  -
слушала и глЯдела вниз, на  книгу,  которую  держала,  и  на  оборки  своего
светло-серого платьЯ. Ђ Џаша Ђфанасьев, с другой стороны навалившись  грудью
на плетень, потому что ему  было  трудно  стоЯть,  -  высоким,  надтреснутым
голосом говорил:
     - Ђ если вас не пустЯт, так удерем сами!.. Ќе пропадем... как-нибудь! џ
вам там уроки достану, переписку какую-нибудь. Џроживете, ничего!.. Ђ трудно
будет сначала... так что ж, без этого нельзЯ! - беззаботно махнул рукой Џаша
Ђфанасьев. - ‚ этом даже своЯ  прелесть  есть,  право...  Ђ  то  что  ж  тут
торчать?.. ’ам ведь жизнь какаЯ!.. ’ам все движетсЯ, живет...  ‘  работы  на
сходку, - со сходки в театр или библиотеку... вот это Я понимаю,  это  жизнь
настоЯщаЯ; а то, что ж это?.. џ как подумаю, что  двадцать  лет  просидел  в
этой дыре проклЯтой, так...
     Џаша Ђфанасьев отломил от плетнЯ  гнилую  серую  палку  и  с  отчаЯнием
швырнул ее в траву.
     ѓде-то далеко, за зелеными деревьЯми  и  кустами,  разливавшими  вокруг
какое-то бесконечно зеленое море, насквозь  пронизанное  светом  и  тысЯчами
удивительно отчетливых свежих звуков, горничнаЯ  —умаковых  ‚асилиса  звонко
прокричала:
     - Ѓа-рышнЯ!.. идите обедать!.. Ђу!.. ‚  этом  неожиданном  лесном  "ау"
было что-то такое бесшабашно веселое  и  жизнерадостное,  что  ‹иза  и  Џаша
Ђфанасьев разом взглЯнули друг на друга и улыбнулись.
     - €ду-у! - громко, так, что где-то вблизи вздрогнуло маленькое .круглое
эхо, крикнула ‹иза, оттолкнулась плечом от плетнЯ  и,  опЯть  сделав  то  же
наивно-серьезное выражение лица, сказала низким и полным голосом:
     - Њожет быть, и не пустЯт, но Я поеду... - и, помолчав, прибавила: -  џ
уж так решила.
     Џаша Ђфанасьев восторженно щелкнул пальцами.
     - Ќу, вот это Я называю - молодец ‹изочка!..  -  радостно  задрожавшим,
светлым голосом сказал он. € вы жалеть не будете, ‹иза,  милаЯ!..  Ћни,  что
ж... посердЯтсЯ и перестанут; а у вас всЯ жизнь впереди!..  ќх,  заживем  мы
там с вами!.. ђаботать будем так,  что  только  держись!..  ‚ремЯ-то  теперь
горЯчее, рабочее, - люди нужны... Љружок у нас там  будет  свой,  хороший...
Ѓудем искать людей дела! - басом прибавил Џаша Ђфанасьев. - Њы с  вами  ведь
еще и сами не знаем, какое счастье окунутьсЯ в  самую  гущу  жизни...  Љогда
идешь и чувствуешь, что тут рЯдом, плечо в  плечо,  шагают  такие  же  люди,
рабочие, сильные... смелые...
     Џаша Ђфанасьев сжал кулаки и задорно встрЯхнул  головой.  Ќа  лицо  его
падал свет, и темные  глаза  блестели  восторгом  и  силой,  и  оттого  Ярче
обозначались на этом лице бледные черты слабости и болезни. ‹иза внимательно
и доверчиво смотрела на него.
     - Ђ то читаешь, как люди живут, борютсЯ, свое счастье куют... иной  раз
дух захватывает, так, кажетсЯ, и побежал бы впереди всех, а... ты только  из
книжки, сидЯ за чаем с вареньем, и узнаешь, что есть какаЯ-то инаЯ жизнь, не
похожаЯ на твое куриное прозЯбание...
     ‹иза тЯжело вздохнула и дернула себЯ за кончик косы.
     - €так, значит, по рукам? - с шутливой  торжественностью  спросил  Џаша
Ђфанасьев, протЯгиваЯ руку через плетень.
     ‹иза, улыбаЯсь, посмотрела в его юное милое лицо, - такое  мужественное
и также нежное, чуть тронутое пухом, - и  подала  свою  руку,  маленькую,  с
пухлой ладонью и прелесть какими хорошенькими, изЯщными пальчиками,  которые
так и хотелось медленно и осторожно перецеловать все подрЯд. Џаша  Ђфанасьев
крепко встрЯхнул ее, и на  глазах  у  него  выступили  светлые  беспричинные
слезы.
     - Ђх, вы, милаЯ моЯ ‹изочка! - задушевно-напрЯженным голосом сказал  он
и слабо вздохнул больною грудью.
     -  Ѓарыш-нЯ!..  -  настойчиво  прокричала  где-то  уже  совсем   близко
‚асилиса.
     ‹иза кивнула головой Џаше Ђфанасьеву  и  пошла  по  дорожке,  быстро  и
упруго ступаЯ желтыми туфельками на обтЯнутых черных чулках.
     - „а... - вдруг хлопнул себЯ по лбу Џаша Ђфанасьев. - ‹иза!..
     ‹иза сейчас же остановилась и оглЯнулась.
     - џ вам  и  забыл  сказать...  Џопутчица-то  длЯ  вас  уже  есть:  „ора
‚аршавскаЯ... ’оже на курсы едет... Ћна из Џолтавской гимназии...
     - †идовка? - спросила ‹иза издали.
     - †идовка... то есть еврейка! - огорчилсЯ Џаша Ђфанасьев. - Љак вам  не
стыдно, ‹иза, ей-Ѓогу?.. џ думал, вы выше этого!..
     ‹иза внимательно и серьезно посмотрела на него.
     - џ не о том... сказала она спокойно. - ’ак...
     - џ вас с нею сегоднЯ познакомлю на бульваре, хорошо?  -  спросил  Џаша
Ђфанасьев, мигом успокаиваЯсь. - Ћна очень хорошаЯ, развитаЯ девушка...
     Џаша Ђфанасьев задумчиво посмотрел ей вслед, держась за плетень  обеими
вытЯнутыми худыми руками и покачиваЯсь  взад  и  вперед.  Џотом  мечтательно
поглЯдел вверх, где сквозь зеленую решетку листьев  Ярко  голубело  небо.  ‚
голове у него  все  еще  стоЯло  что-то  огромное,  какие-то  рычаги,  люди,
какое-то веселое и страшное движение. Џаша Ђфанасьев  закрыл  глаза,  провел
рукою по мЯгким волосам и пошел домой, прЯмо по бурьЯнам, по молодой зеленой
траве, сплошь пересыпанной мелкими разноцветными глазками простых цветов.
     ‘тол был накрыт на балконе, и Џавел €ванович с Ћльгой Џетровной  сидели
за столом. ‚асилиса подавала белую миску с зеленой ботвиньей,  звенЯ  своими
бесчисленными монистами на раскачивающейсЯ во все стороны крупной и  твердой
груди. ѓимназистик ‘ережа бежал с балкона за сестрой.
     - €ду, иду! - крикнула она ему и вдруг, встрЯхнув косой,  увернулась  и
неожиданно  пустилась  бежать  вокруг  площадки,  быстро   мелькаЯ   желтыми
туфельками. ‘ережа взвизгнул от  восторга  и  понессЯ  за  ней.  Ќа  балконе
удивленно и озабоченно залаЯла белаЯ лаечка и, поднЯв  хвост  калачиком,  со
всех ног пустилась за ними, точно покатилсЯ какой-то пушистый белый шарик.
     Џавел  €ванович  степенно  опустил  газету  на  колени,  снЯл  очки   и
снисходительно улыбнулсЯ. Ћльга Џетровна пролила  мимо  тарелки  ботвинью  и
засмеЯлась.
     - Ќу, расшалилась... а еще невеста!  -  мЯгко  и  с  радостной  любовью
сказала она.
     ‹иза стремглав облетела вокруг  большой  клумбы,  налетела  на  лаечку,
запутавшуюсЯ в подоле ее серой юбки, и упала на  дорожку,  руками  в  чистый
желтый песок. ђазвернувшаЯсЯ  книга,  сверкнув  на  солнце  белыми  листами,
далеко полетела в траву.
     - Ђга! -  оглушительно  закричал  ‘ережа  и  осторожно  схватил  ее  за
длинную, развившуюсЯ косу. - Џоймал!
     - џ сама упала... - серьезно возразила ‹иза, встала,  поднЯла  книгу  и
степенно пошла на крыльцо. ‹аечка выжидательно вертелась у нее  под  ногами,
то и дело становЯсь на задние лапки; а ‘ережа  задирал,  встрЯхиваЯ  круглой
выстриженной головой.
     - „а... упала... џ бы все равно поймал!
     ‹иза села за стол, взЯла ложку и задумалась. ‚се смотрели на нее.  Ѓыло
что-то такое радостное, милое и красивое в  ее  молодости,  в  ее  небольшой
упругой груди за серым, строгим платьем,  в  ее  только  что  закруглившихсЯ
плечах, в свежем запахе ее волос и нежного, сильного, молодого тела,  -  что
вокруг нее всегда и везде устанавливалась чистаЯ атмосфера молодой  радости,
в которой легко дышалось и  интересно,  весело  жилось.  …е  новаЯ,  могучаЯ
жизнь, наполнЯвшаЯ все ее существо, била ключом, освещала  и  согревала  все
вокруг.
     ‹ожки слабо позвЯкивали о  краЯ  тарелок;  лаечка  чихала  под  столом;
солнце золотило волосы ‹изы. Ѓыло просто, тихо и светло.
 
        II 
 
     ‚ечером пришел корнет ‘авинов, предполагаемый жених ‹изы, и зазвенел на
балконе шпорами, сверкаЯ лакированными голенищами сапог  и  туго  натЯнутыми
рейтузами.
     Ѓыло так тихо в воздухе, прозрачном и светлом от лучей  уже  невидимого
солнца,  что  все  звуки  казались  стеклЯнными  и   дрожащими,   а   легкое
покашливание корнета гулко отдавалось в саду между темными,  сочно  зелеными
деревьЯми.
     ‘ережа надел фуражку и пошел на реку ловить рыбу удочкой,  на  которую,
черт знает почему, никогда ничего не ловилось; а ‹иза  закрутила  в  толстый
жгут волосы и сказала:
     - Ќиколай Ќиколаевич, мы пойдем на бульвар.
     Љорнет  радостно  звЯкнул  шпорами  и,  отчетливо  шагаЯ  лакированными
сапогами, принес ей с балкона накидку.
     Ћни пошли под руку, и в тех напрЯженно осторожных движениЯх, с которыми
корнет нес маленькую круглую ручку, доверчиво лежавшую на белом  рукаве  его
кителЯ, было видно, что все его  существо,  плотно  затЯнутое  в  рейтузы  и
китель, также напрЯжено  в  одно  бесконечно  благоговейное  чувство  любви,
восторга и робкого, почти целомудренного желаниЯ.
     Ќа дворе они встретили  мамку  квартирантов  с  маленьким  ребенком  на
руках. ђебенок таращил глупые водЯнистые глазки и тЯнулсЯ к ‹изе.
     ‹иза бросила корнета и взЯла ребенка на руки. Ћна высоко подкинула  его
вверх, потом прижала щечкой к своей щеке и посмотрела на корнета.
     - ѓм!.. - хмыкнул ребенок и счастливо засмеЯлсЯ,  размахиваЯ  короткими
обрубками-ручонками и пускаЯ пузыри.
     ‹иза вдруг сконфузилась, отдала ребенка и чинно пошла вперед. Ќа лице у
корнета было написано такое счастье, что оно стало блаженным.
     Ќа бульваре их встретил Џаша Ђфанасьев, гулЯвший с маленькой, сухонькой
барышней, у которой были большаЯ голова с сухими черными волосами, еврейские
миндалевидные глаза и мелкие, торопливые движениЯ.
     - Ђ, вот и вы, ‹иза! - громко сказал Џаша Ђфанасьев, и не  сразу,  сухо
прибавил корнету, которого, как и всех военных, не любил  и  считал  глупым,
пустым человеком:
     - ‡дравствуйте, господин ‘авинов!
     -  ‡дравствуйте!..  -  дружелюбно  ответил   корнет.   Џаша   Ђфанасьев
немедленно отвернулсЯ от него и сказал ‹изе и маленькой еврейке:
     - Ќу, вот познакомьтесь: это „ора  Њоисеевна  ‚аршавскаЯ,  а  это  ‹иза
—умакова, о которой Я вам говорил...
     ‹иза протЯнула руку, и „ора крепко  и  отрывисто  встрЯхнула  ее  своей
узкой и сухой рукой.
     - Ћчень рада с вами познакомитьсЯ... Џаша мне много о вас рассказывал.
     ‚ конце бульвара был военный клуб, и  в  саду  играла  музыка.  ‡вонкие
металлические звуки труб далеко разносились по  бульвару,  гонЯЯсь  друг  за
другом в каком-то неопределенном мотиве, не то очень грустном, не  то  очень
игривом.
     „евушки пошли рЯдом впереди, а  корнет  и  Џаша  Ђфанасьев  тоже  рЯдом
сзади.
     - ’рам... та-та... трам... та-та...  там!  -  тихо  и  с  удовольствием
повторЯл за мотивом корнет
     - ’ерпеть не могу военной  музыки!  сказал  Џаша  Ђфанасьев,  брезгливо
морщась не потому, что ему действительно были неприЯтны звуки труб, -в таком
прозрачном воздухе все звуки были чисты и приЯтны, - а  потому,  что  корнет
казалсЯ ему пошлым и раздражал его.
     - ђазве? - спросил корнет дружелюбно и высоко поднЯл брови.
     Џредставьте себе! с иронией ответил Џаша Ђфанасьев. - € звуки  какие-то
пошлые, и мотивы ваши капельмейстеры выбирают какие-то... черт  их  знает!..
‘кажите, пожалуйста, ведь есть же хорошаЯ  музыка!..  Ђ  впрочем,  у  них  в
каждом звуке слышитсЯ, что до музыки собственно никому нет никакого дела,  а
просто надо увеселЯть обывателей, - ну, и увеселЯют...
     - —то ж, - уступчиво возразил корнет, -  все-таки  приЯтно,  знаете,  в
такой чудный вечер послушать хорошенький мотивчик.
     Џаша Ђфанасьев посмотрел на него с уничтожающим  презрением  и  закусил
себе губу.
     - ‚от, -  с  удовольствием  прислушиваЯсь,  сказал  корнет,  -  оч-чень
хорошо... ќто из "ѓейши"... - с  еще  большим  удовольствием  поЯснил  он  и
слегка прищелкнул в такт пальцами.
     Џаша Ђфанасьев, окончательно искривив губы, посмотрел на него и хмыкнул
носом. ‹иза повернула голову и серьезно посмотрела на корнета.
     - Ќу-с, - сказал Џаша  Ђфанасьев,  помолчав,  -  итак,  мы  все  осенью
двинемсЯ...
     - „а... - резковатым и отрывистым голосом ответила „ора.
     - Људа? - спросил корнет удивленно.
     - ‚ Џетербург! - ответил ему Џаша Ђфанасьев, и ему почему-то стало жаль
корнета.
     - ’о есть... Ђ ‹изавета Џавловна? - тем  же  удивленным  тоном  спросил
корнет, и в его мужественном голосе что-то вздрогнуло.
     - ‚се, все тронемсЯ!.. - сказал Џаша Ђфанасьев. Љорнет замолчал,  и  на
его красивом и неумном лице ничего нельзЯ было разобрать.
     - ‚ы решили, на какие курсы? - деловито спросила „ора.
     - Ќа медицинские, конечно! - с жаром ответил за ‹изу Џаша Ђфанасьев.
     - Ќа медицинские... - серьезно сказала и ‹иза.
     - џ думаю, тут не может быть выбора! - горЯчо заговорил Џаша Ђфанасьев,
как-то чересчур  молодо  размахиваЯ  руками.  -  —то  такое  при  теперешних
условиЯх педагогические курсы? —епуха!.. “чить тому, чему вам  хотелось  бы,
не позволЯт, а вдалбливать азбуку... слуга покорный!.. ’о ли дело  медик!  ‚
его-то дело вмешатьсЯ трудно... Ђ какое, в  сущности,  счастье  хоть  одного
человека спасти от смерти или страданий!.. ѓлЯдишь, совсем пропала  жизнь  и
вдруг... ведь это только понЯть надо!..
     „обрые большие глаза Џаши от волнениЯ покрылись влагой.
     - „а, и притом это самое нужное теперь народу!  €  медику  легче  всего
пропагандировать! - немного в нос отозвалась „ора.
     Њузыка оборвалась на высокой ноте резкой и звонкой трубы.  ‘тало  тихо.
‡везды незаметно высветились над городом, а на бульваре потемнело  так,  что
не видно стало уже лиц. ‚ конце бульвара, под  большими  липами,  вспыхивали
папиросы и чуть-чуть белели кители офицеров.
     - Ђ впрочем, - проговорил Џаша  Ђфанасьев  таким  углубленным  голосом,
точно отвечал на свои собственные мысли, -  всЯкий  труд  есть  труд  прежде
всего... €сполнЯй честно свое дело, а польза будет... „ело не  в  том,  а  в
том, чтобы самому зажить  настоЯщей  жизнью,  чтобы  были  в  ней  борьба  и
победа... Ђх, когда Я подумаю, что еще два-три месЯца и  Я  буду  далеко  от
всех этих сереньких, сытеньких, спокойненьких людишек,  от  всех  их  мелких
интересиков, - так у менЯ даже в груди что-то замрет!
     Љорнет издал какой-то неопределенный, дрожащий звук.
     - —то? строго спросила ‹иза. Љорнет промолчал.
     - ѓлавное - учитьсЯ, учитьсЯ и учитьсЯ! - резким голосом, точно считаЯ,
и встрЯхиваЯ головой, проговорила „ора. - ‚ этом сила,  в  этом  все!..  Ќам
нужны только образованные люди, - довольно дилетантов... ‘ голыми  руками  в
наше времЯ ничего не сделаешь!
     - Ќу, да, - сказал в темноте голос Џаши Ђфанасьева. - € не  только  длЯ
того, чтобы что-нибудь сделать, а прежде всего длЯ самого  себЯ,  длЯ  своей
личной жизни прежде всего...  Ќадо  знать  все,  чтобы  уметь  понимать  всю
красоту и радость жизни!
     - ђасширить  кругозор...  -  вдруг  неестественно  уверенным  тоном,  в
котором было слышно что-то робкое и жалкое, сказал корнет.
     ‚се внезапно замолчали, так что стало даже неловко.
     ‹иза опЯть посмотрела на корнета, но в темноте не увидела ничего, кроме
белевшего кителЯ.
     Џаша Ђфанасьев засмеЯлсЯ коротко  и  враждебно.  “  него  уже  не  было
жалостливого чувства к корнету, а было приЯтно оборвать его и унизить.
     - „лЯ корнета христолюбивого воинства и то  слава  Ѓогу!  -  шепнул  он
„оре.
     - Ќ-да... -  сказала  „ора,  и  по  голосу  ее  было  слышно,  что  она
сдерживает насмешливую злорадную улыбку.
     €, оттого что пропало чистое дружелюбное настроение и сменилось  мелкой
злорадностью и обособленностью, вдруг всем стало уже не так  весело,  как-то
пусто и неловко.
     - Џора по домам, - сказал Џаша Ђфанасьев  и  почему-то  вздохнул.  „ора
зевнула.
     - „а-а...
     Ћни все проводили „ору до ворот ее дома и пошли назад  втроем.  „орогой
Џаша Ђфанасьев спрашивал  корнета,  читал  ли  он  Ќицше  и  Њаркса.  Љорнет
отвечал, что читал; но в голосе его была слышна неуверенность, и когда  Џаша
Ђфанасьев злорадно спрашивал его, помнит ли он то или  то,  корнет  каким-то
мучительно тупым голосом и, дыша через нос, говорил:
     - Ќе помню, право... ЉажетсЯ,  это  Я  пропустил...  ‡наете,  так  мало
времени свободного...
     ‹иза серьезно слушала их, и ей было странно, что одно  времЯ,  еще  так
недавно, она собиралась замуж за корнета. ’еперь она подумала, что этого  ни
в коем случае не будет, и почему-то ей стало грустно.
     Џаша Ђфанасьев остановилсЯ у своего дома, а корнет  проводил  ‹изу  еще
несколько шагов до калитки ее двора. €м было  слышно,  как  Џаша  Ђфанасьев,
подымаЯсь  на  деревЯнное  крыльцо,  стучал  каблуками,  а  потом   загремел
щеколдой.
     - „о свиданьЯ, Ќиколай Ќиколаевич! - сказала ‹иза, протЯгиваЯ руку.
     Љорнет взЯл ее руку и сейчас же выпустил.
     - ‹изавета Џавловна, - вдруг заговорил он дрожащим и странным у  такого
большого, мужественного человека, слабым голосом, - это, значит, правда, что
вы уезжаете?..
     ‹иза вдруг неприЯтно вспомнила, как Џаша Ђфанасьев, смеЯсь, уверЯл  ее,
что, когда она скажет ‘авинову о своем отъезде, корнет  вытащит  из  кармана
пушку и сейчас же "безвозвратно" застрелитсЯ.
     - …ду... - сухо и даже враждебно, как никогда ни  с  кем  не  говорила,
ответила она.
     Љорнет помолчал.
     ‹еваЯ нога его в гладко натЯнутой синей рейтузе сильно дрожала и что-то
непонЯтное, тЯжелое и безнадежное давило под грудь.
     - ’ак... - срываЯсь, выговорил он. - ‡ачем?..
     - “читьсЯ, конечно... - пожала мЯгкими плечами ‹иза и строго посмотрела
на него.
     - ђазве это... непременно надо? спросил корнет.
     ‹иза не ответила, и ей все страннее казалось, как это она могла  думать
выйти замуж за такою тупою и ограниченного человека.
     - Ќу, пора домой... - сказала она холодно. - „о свиданьЯ!
     - Ђ Я, ‹изавета Џавловна...  что  ж...  пулю  в  лоб!..  -  пробормотал
каким-то бессмысленным и тЯжелым голосом корнет и совсем не  то,  что  хотел
сказать.
     - €з пушки? - серьезно спросила ‹иза.
     - Ќ-нет... - удивилсЯ корнет. - Џочему из пушки?
     - ’ак... „о свиданьЯ! - сказала ‹иза и опЯть протЯнула руку.
     Љорнет хотел еще что-то сказать,  но  мучительно  проглотил  и  осталсЯ
один. ‘ минуту он стоЯл неподвижно, а  потом  повернулсЯ  и  тихо  пошел  по
улице, цеплЯЯсь шпорами.
     ‘торож неодобрительно постучал где-то в темноте под забором.
 
        III 
 
     —ерез четыре месЯца ‹иза —умакова и „ора ‚аршавскаЯ ехали в  Џетербург.
Џаша Ђфанасьев уехал раньше и должен был встретить их на вокзале. …хали  они
в третьем классе.
     Ѓыла уже осень, и погода стоЯла сераЯ,  дождливаЯ,  но  еще  светлаЯ  и
тихаЯ. „ождь шел целый день.  ‚се  было  мокро  -  и  вагоны,  и  рельсы,  и
начальники станций; шпалы почернели; проносившиесЯ мимо вздувшиесЯ речонки и
лужи мелко рЯбили от дождЯ. ‚се было  мокро  и  блестело,  точно  на  каждом
желтом листочке, на каждом столбе, на земле, на людЯх -  была  своЯ  водЯнаЯ
прозрачнаЯ корочка. € все мелко дрожало и струилось под дождем.
     „ора сидела на своем месте в вагоне и читала, а ‹иза стоЯла на закрытой
площадке у окна и смотрела своими выпуклыми, немного вопросительными глазами
назад, где дрожащий за сеткой дождЯ мокрый, серый горизонт сливалсЯ с белым,
однообразным небом. € ей все казалось, что оставленный город, отец  и  мать,
‘ережа, лаечка, старый дом, все такое бесконечно  дорогое,  до  боли  милое,
где-то тут, сейчас же за горизонтом,  и  что  если  приподнЯтьсЯ  повыше  на
цыпочки - увидишь.
     - ’ра-та-та...  тра-та-та...  тра-та-та!..  -  ритмически,  с  железной
жестокостью стучал поезд, уносЯсь все дальше и дальше.
     - ’раррарах!.. - загудел и задрожал  мимо  высокий  железный  мост  над
какой-то большой, желто-грЯзной рекой. ‹иза  заглЯнула  вниз  и  далеко  под
собой  увидела,  показавшиесЯ  ей  игрушечно   маленькими,   лодки,   барки,
тЯнувшиесЯ одна за другой, мокрые дрова на барках,  серых  маленьких  людей,
что-то ворочавших длинными тонкими шестами, и мутную, широкую, желтую  воду,
медленно  уплывавшую  куда-то,  крутЯсь  мелкими   воронками   и   струйками
водоворотов. Ѓыло грЯзно и печально на этой желтой реке, в  размытых  желтых
берегах, по которым чахло и мертвенно-неподвижно зубились  елки  и  березки.
‚се было такое чужое, холодное, незнакомое.
     ‹иза вдруг с ужасом подумала: "—то они там делают?.."
     Ѓыло непонЯтно, чуждо, а потому страшно ей  то,  что  делали  маленькие
незнакомые люди с длинными шестами, куда и откуда текла мутнаЯ река,  кто  и
как жил на размытых желтых берегах, за этими зубчатыми елками и березками.
     Љогда стало смеркатьсЯ, ‹иза вздохнула, пошла в вагон, где  уже  зажгли
фонари и задвигались бестолковые огромные тени, и села возле „оры.
     "Људа мы едем?" - хотела всей грудью,  всем  существом  своим  спросить
‹иза, но вместо того сказала своим низким, немного ленивым голосом:
     - Џаша нас встретит, должно быть. Љонечно... - ответила „ора.
     Ћна уже давно перестала читать, и ей было теперь  тоскливо,  страшно  и
жалко себЯ в огромном, угловато  неуютном  вагоне,  где  копошились,  лущили
семечки, говорили неестественно громкими голосами,  играли  на  гармонике  и
сдержанно ругались какие-то новые, странно грЯзные и озлобленные  на  что-то
люди. ‚ эту минуту та неведомаЯ,  полнаЯ  движениЯ,  шума  и  успеха  жизнь,
котораЯ давно Ярко рисовалась ее жгучему самолюбию, показалась ей несбыточно
невозможною, нелепой и жалкой. Ћна обрадовалась ‹изе и, не спускаЯ блестЯщих
глаз, смотрела из своего темного угла на ее знакомое, давно милое,  понЯтное
лицо.
     - ‹изочка! - сказала „ора тихо.
     Ћна взЯла ее мЯгкую теплую руку своими сухонькими узкими руками.
     ‹иза  внимательно  посмотрела  на  нее  и  вдруг  серьезным  и  широким
движением обнЯла и притЯнула к себе.
     - Ќет, ты посмотри еще, а тогда приходи на это место и  потолкуем!..  -
со злобой, резко выкрикнул кто-то из-за деревЯнной перегородки.
     - ’иу!.. - плачевно пискнула гармоника.
     ‚ысокий, до странности худой мастеровой,  в  назинетовом  пиджаке  и  в
красной рубахе навыпуск, вышел из-за перегородки и, пошатнувшись, сел против
‹изы.
     - Људа изволите ехать? - спросил он, помолчав. ‘лышно было, что от него
сильно пахнет водкой.
     - ‚ Џетербург... - ответила ‹иза.
     —ерез перегородку стал сверху смотреть  другой  человек,  должно  быть,
солдат с крутыми рыжими усами и рЯбым лицом.
     - ’ак... - сказал мастеровой и стал тЯжелым, пьЯным глазом смотреть  на
‹изу, на лицо и на грудь. ‘тало страшно. ‘олдат вдруг засмеЯлсЯ и фыркнул.
     - Ђ чего вы там не видели? - спросил мастеровой,  и  по  заплетающемусЯ
звуку его голоса и покачиванию вперед стало видно, что он страшно пьЯн.
     - ‹иза, - испуганно позвала „ора, - пойдем, постоим на площадке.
     - —то ж, вы со мной разговаривать  не  желаете?  -  ломаЯсь,  враждебно
спросил опЯть мастеровой.
     - Ќет, отчего же... - торопливо ответила ‹иза.
     - џ спрашиваю... люб...  бопытно  мне  знать,  длЯ  чего,  например,  в
Џетербург?..
     - “читьсЯ... - покорно ответила ‹иза. ‘олдат опЯть засмеЯлсЯ.
     - “читьсЯ? - переспросил мастеровой. - Ђ не...?
     ‘олдат фыркнул, как лошадь, и от восторга упал лицом на перегородку.
     „ора испуганно  заплакала.  ‹иза  смотрела  на  мастерового  серьезными
внимательными глазами, и в груди у нее что-то пустое и  холодное  мучительно
сжало сердце.
     - ‚от Я те как дам по уху, - неожиданно сказал с другой стороны  вагона
бородатый старый мужик в лаптЯх, - так будешь знать, как обижать зрЯ, дурак!
     Њастеровой мутными глазами посмотрел на него.
     - Ђ мне наплевать... черт с ними! - Ћн выругалсЯ скверным словом, встал
и ушел.
     - Ќаро-од!.. - укоризненно сказал старый мужик и тоже встал и пошел  за
ним.
     - Ђ вы отколе едете? - спрашивал он кого-то.
     - €з-под Љалуги... - ответил тот же мастеровой.
     - Ђ мы курские... - сказал мужик.
     Љ вечеру воздух в вагоне  стал  еще  тЯжелее.  ‡а  стеклами  в  темноте
невидимо, дрожа, колотилсЯ дождь и бесконечно стучал поезд.
     „ора тихо улеглась на своем месте,  и  чувствовалось,  что  она  боитсЯ
пошевелитьсЯ. ‹иза опЯть ушла на площадку, с  которой  уже  ничего  не  было
видно, а было только холодно и мокро, и там простоЯла часа два, напрЯженно и
тоскливо глЯдЯ в темноту.
     …й припомнилось, как два днЯ тому назад ее провожали из дома, ‘ережа  и
мать плакали, а в доме было так пусто, как будто только что  вынесли  что-то
самое важное, без чего все должно затихнуть, опустеть,  замереть.  Џотом  на
вокзале вдруг неожиданно подошел к ним ‘авинов, в серой, длинной, мокрой  от
дождЯ шинели, и лицо у него было серое, мокрое и измученное.
     - ‹изавета Џавловна... - сказал он дрожащим голосом. - џ с  вами  хотел
поговорить...
     ‹изе стало тЯжело и неприЯтно. ‚се, что можно было  сказать,  уже  было
переговорено сто раз за это лето. …й даже казалось, что все лето продолжалсЯ
этот нудный, скучный разговор о том, чего нельзЯ было переделать. ‘начала ей
до слез было жалко корнета, но потом он стал раздражать ее и не потому,  что
надоел ей, а потому, что все смеЯлись над ним и ей,  было  стыдно,  что  она
чуть-чуть было не вышла за него замуж.
     - Ћн правильную блокаду ведет с  вами!  -  говорил  Џаша  Ђфанасьев.  -
Ѓедный, он сильно страдает, а все  похож  на  индюка,  у  которого  выщипали
хвост!
     ‚се-таки она пошла с ним по платформе, блестевшей от дождЯ.
     - ‚ы скорее... - холодно заметила „ора.
     - ‘ейчас! - ответила ‹иза уверенно.
     - џ не задержу ‹изавету Џавловну... - печально прибавил корнет.
     Ћни прошли молча два раза взад и вперед. Љорнет тЯжело дышал и  смотрел
вниз, на забрызганные грЯзью лакированные сапоги.
     - Ќу, что вы мне хотели сказать? - спросила ‹иза.
     - џ... ‡начит, все между  нами  кончено?  -  проговорил  корнет  унылым
голосом, и слышно было, что спросил он это Ѓог знает зачем, и сам  прекрасно
понимает, что все кончено.
     ‹иза молчала. Џрозвонил первый звонок. Љорнет вздохнул.
     - ‹изавета Џавловна, - вдруг быстро заговорил он, - Я,  может  быть,  и
очень смешной и... человек не... но Я не стану вам мешать... ‚ы знаете,  что
более преданного вам человека вы не найдете... џ, правда, не понимаю, почему
вам нужно ехать, когда вы и здесь... столько счастьЯ всем... Њожет  быть,  Я
недостоин вас... конечно... но Я бы пешком пошел  за  вами,  если  бы  знал,
что... ‚ы менЯ простите, ‹изавета Џавловна, если Я...
     ‚друг губы корнета задрожали  и  лицо  его  стало  жалко  и  похоже  на
детское; он круто оборвалсЯ и замолчал.
     Џотом он деЯтельно помогал переносить  вещи,  кричал  на  носильщика  и
долго махал фуражкой, когда поезд пошел.
     - Ђ он, в сущности, ничего... - сказала  „ора  про  корнета.  -  ’олько
скучный ужасно.
     €  вот,  глЯдЯ  в  темный  четырехугольник  окна,  за  которым   что-то
мерещилось, ‹иза подумала теперь, что было бы, если бы вдруг,  когда  к  ним
приставал и ругал их мастеровой, дверь отворилась и вошел корнет. € вдруг ей
страстно захотелось его  увидеть,  прижавшись,  пройти  по  саду  под  руку,
почувствовать себЯ безопасно, спокойно, чисто и просто.
     ‹иза тихо заплакала, и слезы катились мимо носа по  еще  детски  пухлым
губам и падали на закруглившуюсЯ невысокую грудь.
 
        IV 
 
     ‚есна началась. ‚сЯ землЯ вздохнула, точно свалилась  с  нее  огромнаЯ,
прилипчиваЯ тЯжесть. ќто теплое, влажное,  пахучее  и  радостное  длЯ  всего
живого дыхание земли было Ясно слышно в городе, с полей и лесов,  приносимое
мЯгким упругим ветром. ѓде-то начинал таЯть мЯгкий, белый  и  хрупкий  снег,
потекли чистые струйки холодной, как лед, воды и поЯвилась на проталинах еще
сыраЯ, но уже готоваЯ зазеленеть трава. Ќо в самом городе  мало  было  видно
весну: снег там  и  зимой  был  незаметный,  талый  и  грЯзный,  морозов  не
чувствовалось так остро, - жизнь и зимой и летом была одинаково суетливаЯ  и
пестраЯ.
     ‚ палате военно-медицинского госпиталЯ было светло. ‚ открытую форточку
струей вливалсЯ запах весны, и оттого было еще скучнее и  невыносимее  среди
ровных рЯдов кроватей и умирающих, исхудалых людей.
     Џаша Ђфанасьев сидел у окна в госпитальный сад, где было больше зеленых
заборчиков, чем деревьев,  а  на  каждом  деревце  висел  размокший  кусочек
картона с названием дерева по-русски и по-латыни. Ќа  коленЯх  у  Џаши  была
книга, а руки, которыми он ее придерживал, были так худы и прозрачны, что на
них жалко и больно было смотреть.
     ‹иза —умакова, „ора  ‚аршавскаЯ  и  студент  Ђндреев  сидели  с  ним  и
молчали. Ѓыло странно и неловко говорить о чем бы то ни было, потому  что  в
коридоре ассистент профессора сказал им, что Ђфанасьев умрет на этой неделе,
что его безвозвратно убили вечное напрЯжение, непривычный, непосильный  труд
и чуждый климат.
     - ‘горел человек... жаль! - сказал доктор.
     Ќо зато, хотЯ ему уже и трудно было говорить,  Џаша  Ђфанасьев  говорил
без умолку. ќтого не запрещали, так как теперь было все равно.
     - џ когда прочел это, - слабым и прерывистым голосом, похожим на  скрип
останавливающейсЯ небольшой машинки, говорил Џаша Ђфанасьев и постукивал  по
книге худыми пальцами, - мне показалось, будто в моей комнате окно  открыли:
так и посветлело все вокруг! ‚се это серый, безрадостный тон... ведь он душу
выедает у человека!.. Ђ теперь - молодец!.. Љаким торжествующим аккордом  он
заканчивает!.. ‚едь это как посмотреть: ведь это не простой рассказ  о  том,
что вот, мол, взЯла девушка да и поехала  учитьсЯ...  ќто  символ  глубокого
значениЯ!
     Ћни знали, о каком рассказе он говорит, рассказ всем нравилсЯ, но  всем
было странно и тЯгостно слышать торжествующий, восторженный  голос  накануне
смерти, не по поводу чего другого, а над книгой.  €  теперь,  при  умирающем
человеке, книга казалась неинтересной и даже ненужной.
     - Ђх, побольше бы таких зовущих, смелых голосов!  -  тихим  голосом,  в
котором слышалось огромное напрЯжение, мечтательно говорил Џаша Ђфанасьев. -
Ќадо будить, надо звать... надо рассказать всем, что нет жизни там, где  нет
могучего, напрЯженного труда!.. ѓлавное, надо, чтобы исчез свой  угол,  свои
интересы, свои люди, чтобы были все люди, все кипело,  чтобы  весь  мир  был
открыт человеку!..
     - „а... только как  же  этого  достигнуть?  -  неопределенно  отозвалсЯ
Ђндреев.
     Џаша Ђфанасьев сразу замолчал и  непонимающим  взглЯдом  заслушавшегосЯ
чего-то человека посмотрел на него болезненно блестЯщими глазами. Ќо Ђндреев
молчал.
     - ЊилаЯ ‹изочка, - сказал Џаша Ђфанасьев мЯгко и радостно, - Я так рад,
так рад, что вытащил вас из нашею болота!.. € за вас рад, и за себЯ...  ‚едь
это немалаЯ заслуга -  вытащить  человека,  да  еще  такого  милого,  такого
хорошего, как вы!.. Ђ ведь это Я вас вытащил, правда?.. Ќу, не совсем  Я,  и
книги много помог ли, - он опЯть слабо постучал по книге, - но все-таки...
     Ћн помолчал, напрЯженно о чем-то думаЯ, и  когда  опЯть  заговорил,  то
говорил с трудом и криво, виновато усмехаЯсь:
     - ‚от, ‹изочка, если Я умру...  дело  возможное,  конечно...  вам  Я  и
оставлю свое дело... ‚ы мое создание, в вашей милой, хорошей душе буду  жить
и Я... ’ак-то, ‹изочка... ‚ какую Я грустную материю впал... Ђ помните,  как
вы хотели выйти замуж за того корнета, что хотел застрелитьсЯ из пушки?..
     Џаша Ђфанасьев радостно засмеЯлсЯ.
     - Џомню, Џаша... - грустно ответила ‹иза,  глЯдЯ  ему  в  глаза  своими
добрыми выпуклыми глазами, и принудила себЯ улыбнутьсЯ.
     - „а... Ќу, да Ѓог с ним!.. Њне  его,  знаете,  под  конец  даже  жалко
стало. ‚ сущности, не виноват же он в том, что судьба  и  люди  сделали  его
пошлЯком. Ђ страдал он, кажетсЯ, сильно... „а...
     Џаша Ђфанасьев опЯть задумчиво помолчал, и в  глазах  его  было  что-то
грустное и теплое.
     - „а, главное сделали, - ушли! - вдруг снова оживилсЯ он. - —то бы  там
ни было, а теперь перед вами... милаЯ ‹изочка!..
     Џаша Ђфанасьев захлебнулсЯ, и  что-то  странное,  непонЯтное,  какой-то
исступленный, нечеловеческий восторг осветил его худое, обросшее  спутанными
мЯгкими волосами лицо. „оре показалось, что он  не  с  ‹изой  и  не  о  ‹изе
говорит, и лицо его не в  первый  раз  напомнило  ей  болезненно  Ярко  одну
картину, на которой в пламени и в дыму  вздымали  кверху  искривленные  руки
ополоумевшие самосжигатели. …й стало страшно.
     Љогда они поднЯлись уходить, Џаша,  ослабевший  от  напрЯжениЯ,  сказал
Ђндрееву:
     - ѓолубчик, возьми ты у менЯ там литературу, отнеси ее  к  Ѓогданову...
’ам важное, срочное есть... џ, пожалуй, залежусь...  Ќу,  до  свиданьЯ,  мои
дорогие!
     Ћни пошли к двери, но Џаша вдруг громко позвал:
     - ‹изочка... ‹иза.
     „ора и Ђндреев остановились в коридоре, а ‹иза быстро вернулась и стала
близко от него, наклонЯсь. …й был слышен сухой и потный в одно и то же времЯ
запах его больного тела.
     - ‹изочка... - сказал Џаша Ђфанасьев и замолчал. ѓлаза у  него  странно
блестели глубоким внутренним блеском, как будто он  смотрел  куда-то  внутрь
себЯ. ‹иза ждала, наклонившись, и почему-то боЯлась посмотреть на него.
     - ‹изочка... - повторил Џаша Ђфанасьев еще тише, как будто боЯлсЯ,  что
его услышат, - теперь весна... у нас, должно быть, снег  тает...  ‹изочка...
доктор сказал, что если бы Я все жил на юге, Я, может быть, и...  поправилсЯ
бы...
     €з темного, широко  открытого  близко  от  ‹изы  глаза  выплыло  что-то
крупное, прозрачное и расплылось по ресницам.
     Џашу Ђфанасьева похоронили  в  серый  и  теплый  день.  ‚  могиле  была
желто-мутнаЯ вода, на дорожках стоЯл кисель из талого снега, размокшаЯ глина
во все стороны расползалась из-под ног,  и  гроб,  раскачиваЯ  и  толкаЯ,  с
трудом донесли до могилы.
     - ‚ ногу, господа, в ногу идите! - все времЯ  со  страданием  в  голосе
приговаривал один из несших студентов, с которого углом  гроба  все  сбивало
фуражку и резало плечо.
     ѓлина быстро шлепалась, сначала резко и звучно на крышку гроба, а потом
мЯгко и приЯтно в черно-желтый кисель. •олмик слепили кое-как, и  он  тотчас
же расползсЯ.
     ‘туденты и курсистки, странно чернеЯ в  белом  пустынном  месте,  молча
стоЯли и не расходились.
     - ‹арионов, речь...  скажи!  -  подталкивал  один  другого,  и  по  его
вспотевшему и красному от усилий лицу  было  видно,  что  ему  странно  уйти
отсюда так, просто, как он уходил от  всЯкого  другого  вполне  законченного
дела.
     - Ќет... что ж... - дергал плечом ‹арионов.
     Њолоденький, красивый студент, с восторженным и  неумным  лицом,  вдруг
выступил одним плечом вперед, взмахнул фуражкой над своей  курчавой  головой
и, глЯдЯ поверх крестов и памЯтников, нутрЯным дрожащим голосом произнес:
     - „аром ничто не даетсЯ... судьба жертв искупительных просит!..
     € весь налившись кровью, торжественно и скромно замолчал.  ‘тало  опЯть
тихо и, несмотрЯ на кучку людей, пусто. ‚ороны низко пролетали  куда-то  над
талым, мокрым снегом. Ѓыло невыносимо грустно.
     - —то ж... пойдем... - сказала „ора ‹изе.  ‹иза  покосилась  на  могилу
страшно  заплаканными  серыми  глазами,  в  которых  было  горе  и  какое-то
растерЯнное выражение, и ответила густым красивым шепотом:
     - Џойдем...
     ‚ороны обратно пролетели над крестами, и одна каркнула:
     - Љрр!..
     ‘ейчас же за унылыми воротами кладбища „ора и ‹иза сели в конку и долго
ехали по бесконечной, широкой  и  все-таки  темной  улице,  мимо  совершенно
однообразных, как одна сплошнаЯ стена, домов. „орогой все  мужчины  в  конке
посматривали на красивую, полную ‹изу, и, как всегда, она этого не замечала,
а „ора видела и почему-то сердилась, хотЯ  и  скрывала  от  самой  себЯ  это
раздражение. Љогда они встали с конки и пошли к квартире „оры, она вздохнула
и сказала:
     - Ќу, вот и похоронили... - и  передернув  плечами,  точно  от  холода,
прибавила: - Љак же это все просто... ужасно просто!
     Љрупные слезы сейчас же покатились по лицу ‹изы.
     - Ѓедный, бедный Џаша! - тихо сказала она.
     - —то ж, зайдешь? - спросила „ора под  мрачными,  похожими  на  погреб,
воротами.
     - Ќе знаю, право... зайду...  -  почему-то  виновато  ответила  ‹иза  и
вздохнула.
     Ћни вошли в ворота, прошли наискось похожий на обледенелую помойную Яму
дворик и по лестнице, на которой скверно пахло помоЯми и котами,  полезли  в
четвертый этаж. Њаленькие, короткие лестницы мелькали  и  поворачивались  из
стороны  в  сторону  с  бесконечно  утомительным  однообразием.  “  „оры  по
обыкновению сильно билось сердце и стучало во вспотевших  висках.  ‚  тесной
темной передней, где еще хуже пахло - жареным луком и  мокрыми  трЯпками,  -
они разделись и вошли одна за другою в комнату „оры.
     ќто была маленькаЯ, полутемнаЯ комната с ограниченной и унылой мебелью.
Џо сырости на стенах и по тонкому запаху пустоты и холода чувствовалось, что
сюда никогда не заглЯдывает солнце, и была  она  так  мрачна  и  темна,  что
странно было, что в ней живет такое молодое и нежное существо.
     ‹иза села на узенькую кровать, красиво обтЯнув  полные  круглые  колени
серой юбкой, а „ора машинально остановилась у стола и, ничего не видЯ, стала
смотреть в мутное, бело-серое окно, в которое глЯдели рЯды таких же мутных и
слепых окон.
     ќти три днЯ они были так  возбуждены  и  занЯты,  столько  было  вокруг
грустных и озабоченных разговоров, беготни, хлопот и сборов, столько  вокруг
пели, кадили, столько зажигали среди белого днЯ свечей, столько плакали, что
теперь им было как-то странно и даже неприЯтно, что все снова так тихо,  что
надо спокойно сесть, обедать, спать,  заниматьсЯ  или  делать  другое  какое
простое повседневное дело. “ обеих было нервное, тоскливое чувство.
     - Џослезавтра анатомиЯ...  -  медленно  и  тоскливо,  думаЯ  о  другом,
протЯнула ‹иза. „ора молчала.
     - ‘коро конец экзаменам... - проговорила опЯть ‹иза, и видно было,  что
ей просто хочетсЯ прервать свою собственную невыносимую грусть.
     - џ вчера из дому письмо получила... - продолжала она.
     - „а? - машинально переспросила „ора.
     - „а... Њама пишет, что у них теперь весна в полном разгаре... ’епло, и
дни стоЯт хорошие.
     ‹иза вздохнула и замолчала. …й захотелось сказать, что ее тЯнет  домой,
на зеленую траву, в тепло, к простой  тихой  спокойной  жизни,  что  ей  все
надоело здесь. Ќо какой-то страх перед „орой, перед самою собой не давал  ей
высказать этого.
     "ќто малодушие... - подумала она, - слабость... надо боротьсЯ..."
     „ора все молчала.
     ‚чера  бестужевки  заЯвили  ‚Язникову   протест   против   безобразного
поступка... - продолжала монотонно тЯгучим голосом ‹иза.
     - Ќу? - отозвалась „ора.
     - Ќу, и ничего...
     „ора вдруг быстро подошла к ней, сжала руки и придушенным,  напрЯженным
голосом сказала:
     - Ђх, ‹иза, ‹изочка!.. ‘кучно, скверно... ќто все не то... не то...
     ‹иза сейчас же почувствовала слезы на глазах,  и  ей  бесконечно  стало
жаль „ору. € как будто в этом было именно то, что ей нужно, она  моментально
забыла о себе. —увствовалось какое-то  сильное  материнское  движение  в  ее
жесте, когда она обнЯла „ору  за  худенькую  талию  обеими  полными  мЯгкими
руками и притЯнула к себе.
     - Ќичего, „орочка... милаЯ... - сказала она, целуЯ ее в волосы и щеку.
     - ‘амовар подавать? - хрипло и угрюмо спросила их из-за двери хозЯйка.
     „ора вздрогнула. ‹иза ответила деловитым тоном:
     - Џодавайте!
     ’олстаЯ и грЯзнаЯ мещанка, ненавидевшаЯ курсисток за то, что  они  жили
лучшею жизнью, чем она, а она должна была за пЯтнадцать рублей терпеть их  в
своей  квартире,  хмуро  внесла  грЯзный,  позеленевший  самовар  с   кривой
камфоркой.
     - Ѓулок надо? - с озлобленным презрением спросила она, ни  на  кого  не
глЯдЯ.
     - Ќет! - торопливо ответила „ора.
     € ‹иза, и „ора всегда стеснЯлись и боЯлись ее, хотЯ и не признавались в
этом и самим себе. €м было страшно и больно от этой  бессмысленной  холодной
злобы чужого человека, к которой они не были  приспособлены,  с  которой  не
умели боротьсЯ. ‚ ее присутствии им  было  тЯжело  и  трудно,  и  когда  они
встречались с нею в коридоре, всегда старались незаметно проскользнуть.  ќто
было унизительно и непонЯтно, чуждо их молодым, целомудренно простым  душам,
бессознательно тЯнущимсЯ только к любви, ласке и всеобщей приветливости.
     •озЯйка зорко и с Явным желанием придратьсЯ оглЯдела  комнату,  сердито
схватила таз, в котором было  чуть-чуть  грЯзной  воды,  и  каким-то  рывком
вынесла его вон, что-то ворча и хлопаЯ дверьми.
     ‹иза и  „ора  долго  сидели  молча.  ‚  тихой  душе  ‹изы,  как  волны,
подымались  то  острое  горе  о  Џаше,  то  тупое  чувство  растерЯнности  и
недоумениЯ. ‘овершенно непонЯтно и странно казалось ей, что Џаши уже  нет  и
никогда не будет, а все останетсЯ в ее жизни по-прежнему. Ѓыло  похоже,  как
будто из ее жизни вынесли какой-то свет и она стала темной и пустой.
     „ора тихо задвигалась по комнате,  приготовила  чай  и  опЯть  затихла,
напрЯженно думаЯ о чем-то  своем,  неизвестном  ‹изе.