 - жестко отозвалась ‡иночка...
     Ћн весь осунулсЯ и побледнел, и теперь ей было невыносимо жаль, что она
его тогда так обидела...
     "Ђ его, может быть, убьют...- опЯть подумала она. - €менно его и должны
убить... нелепый он какой-то, жалкий..."
     € ей стало больно думать и о ‘ливине, и она стала  старатьсЯ  думать  о
тех людЯх, которые здесь, на поезде, осмотрела их и почувствовала  ненависть
и презрение.
     - ‡иночка, ты там не  упадешь?..  -  спрашивал  через  спины  и  головы
других, стиснутый в самом входе вагона, старый ‡ек, поймав  ее  помутившийсЯ
взглЯд и истолковав его так, как он сам чувствовал себЯ в эту минуту. Ћн был
весь красный и потный, точно только что выскочивший из бани, но уже  начинал
успокаиватьсЯ и приходить в себЯ в радостной мысли, что и он, и жена, и дочь
спасены.
     ‡иночка не ответила ему.
     "„ругаЯ на моем месте осталась бы!" - с обидным и горьким укором за то,
что не могла нанести этот удар отцу и матери и поехала-таки с ними, подумала
она. € бессознательно прислушавшись к словам  отца,  почувствовала  какое-то
странное ожесточение: ей вдруг захотелось и в самом деле  упасть,  броситьсЯ
прЯмо на рельсы, чтобы доказать всем этим, дрожащим, как скоты,  над  жизнью
людЯм, что не так уж драгоценна эта жизнь, что  есть  и  такие,  которые  не
пойдут из-за нее на трусость, унижение, на позорное бегство. ‡иночка  крепко
стиснула зубы, так что на нежных округлых щеках выступили розовые скулы,  и,
наклонившись над пустотой пролета между вагонами, взглЯнула вниз на  рельсы,
сплошной белой полосой струившиесЯ из-под вагона.
     "ЃроситьсЯ!.. ‚от возьму и брошусь", - мелькнуло у нее в голове.
     „ве  мЯгкие  пушистые  косы  через  плечи  свесились   вниз,   площадка
колыхалась, точно ускользаЯ из-под ног, но маленькие ручки крепко  держались
за холодную железную палку, и  было  страшно  смотреть.  €зогнувшись  гибкой
спиной и выпуклой грудью, она сделала движение, какое делает падающаЯ кошка,
и выпрЯмилась.
     Њимо замелькала березоваЯ роща, тихаЯ и белаЯ, как рЯды чистых  и  юных
невест, замерших в ожидании.
     ‚ разгорЯченное лицо повеЯло сырой прохладой и запахом мокрой  травы  и
коры, а потом опЯть побежали назад луга и дороги, освещенные солнцем.
     ‚  нервно-дрожащей  молодой  груди  запеклось   бессильное,   тоскливое
раздражение.
     Ђ  в  вагоне  уже  стали  успокаиватьсЯ  и  послышались   голоса,   еще
возбужденные, но уже звучащие нотками удовольствиЯ сознаниЯ  избегнутой,  но
все-таки как-никак, а испытанной опасности. ‚се устроились и разместились, и
оказалось даже просторно, точно толпа растаЯла.  ‘тарый  ‡ек  снЯл  шлЯпу  и
вытирал потное, красное лицо. Ћн довольно улыбнулсЯ ‡иночке.
     - Ќу, теперь все слава Ѓогу... „ома жалко, ну, да  Ѓог  с  ним...  Џока
проживем на даче, а там видно будет...
     - Џочему вы думаете, папа, что непременно в "ваш" дом попадут? - сухо и
зло спросила ‡иночка, глЯдЯ в сторону.
     ‡ек понЯл подчеркиванье и обиделсЯ. ‚ нем  вдруг  возмутилось  все  его
воробьиное право на свою жизнь.
     "ќта молодежь теперь  думает,  что  она  только  и  живет  честно,  как
следует, оттого что лезет на рожон... Љого они хотЯт этим удивить? ‚се это и
мы переживали... знаем... Љ чему этот фарс мальчишеский?.."
     - Џочему же это "ваш"? - вызывающе-сердито спросил он. - ќто  такой  же
мой дом, как и твой...
     - Ђ потому... - с внезапными слезами в голосе, не помнЯ,  что  говорит,
ответила ‡иночка, - что это подло!.. бежать!.. гадость!..
     ‡ек вспыхнул. ‘тоЯвшие на площадке толстый  лощеный  господин  в  серой
шлЯпе и старый человек, похожий на заморенного долголетней работой рабочего,
прислушались  к  разговору.  ’олстаЯ  стараЯ  купчиха,  с  глупым  ужасом  в
заплывших глазах, уставилась на ‡иночку.
     -  Ђ  по-моему,  подлость  и  гадость  подвергать  жизнь  других  людей
опасности из-за своих бессмысленных мечтаний! - краснеЯ кирпичным  цветом  и
раздраженно выталкиваЯ крикливые слова, повысил голос ‡ек.
     - Џапа! - возмущенно, как будто ее ударили, вскрикнула ‡иночка.
     - € совершенно правильно,  -  как  бы  в  сторону,  не  глЯдЯ  на  них,
пробормотал господин в серой шлЯпе.
     - —его вы  ломаетесь?  -  продолжал  старый  ‡ек,  все  более  и  более
раздражаЯсь и чувствуЯ, что не может чего-то доказать, без чего  все-таки  в
глубине души скверно. - € будьте вы искренни... к чему эти  фразы?..  €  вам
жить хочетсЯ, и вы такие же люди, как  и  мы...  ќто  все  позы...  Љак  же,
юрой!.. Љого вы этим удивить хотите?..
     - Ћднако мы остаемсЯ же!.. - горЯчо крикнула  ‡иночка.  -  Џозы  иногда
кончаютсЯ смертью, а это уже не позы.
     - Љакие отчаЯнные!.. - с искренней жалостью охнула купчиха.
     - Ќе все и умирают-с!.. - вдруг откровенно и, нагло повернувшись и  зло
усмехаЯсь, заметил господин в серой шлЯпе. - ‚едь вот вы же не остаетесь!..
     ‡иночка покраснела и растерЯнно взглЯнула сначала  на  него,  потом  на
отца.
     - џ!..
     ‡ек вспыхнул, но промолчал.
     "Џусть, пусть... это ей уроком будет", - подумал он и обижаЯсь за дочь,
и озлобленно довольный.
     - Џростите, ваша милость, конечно, оно так,  что  которые  ломаютсЯ,  -
отозвалсЯ старый рабочий.
     џ там ничего не могу сделать... - пробормотала ‡иночка умолЯюще.
     - ’ак нечего и громкие фразы говорить, - пробормотал ‡ек, уже жалеЯ  ее
и раскаиваЯсь в своей жестокости.
     - Џростите, ваша милость, конечно, нечего! - опЯть отозвалсЯ рабочий. -
ѓоворЯт, говорЯт, простите,  по  молодости...  а  расплачиватьсЯ,  простите,
приходитсЯ нам...
     - ‚ам-то стыдно так говорить... - опЯть загораЯсь, возразила ‡иночка. -
‡а вас же больше всего и идут... вам же лучше хотЯт... € вам  не  бежать  от
товарищей надо, а быть там, с ними...
     ђабочий снисходительно посмотрел на нее сверху.
     - Ќет, уж простите, ваша милость, на это мы не согласны. Њы,  простите,
прекрасно понимаем, что это длЯ нас  делаетсЯ,  но  жизни  своей,  простите,
каждому жаль... хоть барышне, хоть рабочему человеку...
     - „а ведь... жизнь у вас тЯжелаЯ, вы... чем занимаетесь?
     - Њы на цинковом заводе, простите, работаем.
     - ‚от видите, на цинковом! - наивно обрадовавшись  повороту  разговора,
сказала ‡иночка, доверчиво глЯдЯ в глаза рабочему. џ слыхала, что там  самые
ужасные условиЯ труда.
     - ќто, простите,  ваша  милость,  верно...  Њало  кто  и  выживет...  -
вздохнул рабочий, и по его испитому-желтому лицу скользнуло что-то  грустное
и задумчивое.
     - Ќу, вот видите... - заторопилась ‡иночка. - —его же вам  жалеть?..  в
крайнем случае, чем смерть хуже такой жизни?
     - Ђ вы, простите, ваша милость, об этом  рассуждать  не  можете,  вдруг
менЯЯсь в лице и  зло  скашиваЯ  обиженные  глаза  с  красными  воспаленными
веками, резко проговорил рабочий.
     - Џочему же? - растерЯвшись, спросила ‡иночка.
     - Ђ потому... ‚ы, простите, разума еще не имеете... жить нам  не  менее
вашего хочетсЯ... ‚ы, простите, ваша милость, по молодости  лет  не  знаете,
что говорите...
     ѓолос у него был полон злобной и  непонЯтной  обиды.  ’олстый  господин
торжествующе засмеЯлсЯ и оглЯнулсЯ на ‡иночку.
     - Ќу, ты, любезный, потише... - крикнул ‡ек.
     ђабочий хмуро оглЯнулсЯ  на  него,  но  промолчал  и  только  пошевелил
тонкими, иссохшими от цинка челюстЯми.
     ‡иночка, как побитаЯ кошечка, украдкой пробралась к  отцу  и  испуганно
оглЯдывалась на рабочего. Љупчихе стало жаль ее, она  всЯ  рассиропилась  и,
скрестив руки на пухлом животе, жалостливо пропела:
     - ‚ы,  барышнЯ,  не  обижайтесь...  Ќу,  что  же,  им,  конечно,  лучше
известно, мы, бабы, глупые... не наше это дело...
     - Ђ ты зачем барышню  обидел?  -  с  внезапной  укоризной  сказала  она
рабочему и покачала головой. - †алости в тебе нет...
     - џ, простите, ваша милость, что  ж...  совсем  другим  голосом,  вдруг
ласково взглЯдываЯ на ‡иночку, сказал рабочий. - Њне только, простите,  ваша
милость, обидно показалось, что барышнЯ нас,  простых  людей,  словно  и  за
людей не считает... —ай, мы, простите, тоже люди.
     - ‚ы менЯ не понЯли... - тихо пробормотала ‡иночка.
     - Њожет, и не понЯл... Њы,  простите,  ваша  милость,  люди  темные!  -
вздохнул рабочий и стал смотреть на поле.
     ‡иночка мало-помалу успокоилась и задумалась, тоже глЯдЯ на поле. ЋпЯть
замелькали перед нею  лица  Љончаева,  ‘ливина  и  доктора  ‹авренко.  Њассы
народа, красные знамена понеслись перед ней,  и  опЯть  стало  расти  что-то
грандиозное, туманное, и мрачное, и прекрасное. € даже жертвы рисовались  ей
только в прекрасных образах, полных трагизма, но как-то и без смерти, и  без
страданий
     Ќа даче она пошла в сад, от которого за зиму отвыкла, села  на  лавочку
под кленом, где еще  пахло  прошлогодними  сухими  листьЯми,  и  этот  запах
грустно напоминал об осени, и до самого вечера  сидела,  глЯдЯ  в  темнеющее
небо,  сквозь  тоненькие  веточки  клена,  на  первые  звезды.  …й  хотелось
восторженно стать перед кем-то на колени и отдать беззаветно и  всецело  всю
свою молодую жизнь с красотой, ласками, волей и покорным телом.

        VIII  

     Ќебо было синее-синее, и  на  нем  отчетливо  белели  залитые  весенним
солнцем дома,  крыши  и  башни  города,  пестревшего  над  зелеными  скатами
берегового парка и бульваров. ‘верху из города было  видно  такое  же  синее
море, и железный броненосец далеко и одиноко блестел среди его  синевы.  ‚се
было полно великой радости солнца и днЯ, все было  полно  воздуха  и  Яркого
света, тени были голубые и прозрачные, все краски Ярки и чисты, и  казалось,
что  кроме  Ярко-синего,  розового  и  белого  цветов  нет  ничего,  и   все
ослепительно красиво, Ярко и свежо.
     Ќо когда Љончаев оставил на бульваре  отрЯд  ‹авренко  с  его  красными
крестами на белых повЯзках, носилками и  каретками  и  спустилсЯ  вниз,  все
разом изменилось.
     ‚низу была чернаЯ, пыльнаЯ и потнаЯ толпа. Ћн сразу окунулсЯ и утонул в
ее сплошной крутЯщейсЯ массе, палимой горЯчим солнцем  и  окутанной  тЯжелой
горЯчей пылью. Ћдну секунду ему показалось, что движетсЯ все: и  приземистые
красные пакгаузы, и мачты судов, и телеграфные столбы, и люди.  Ћслепительно
блестЯщаЯ под солнцем мостоваЯ исчезла, растаЯла  в  черной  возбужденной  и
многоголовой массе.
     - Њать честнаЯ, народу что навалило! - пронзительно закричал над  самым
ухом Љончаева пронзительный молодой голос.
     ‚округ стоЯл сплошной тЯжкий топот и  Яркий  пестрый  гул  человеческих
голосов, в котором неслышно тонули пронзительные гудки  паровозов,  все  еще
ходивших где-то недалеко. ‚близи кричали отдельными голосами  и  видны  были
человеческие лица с разными выражениЯми, а  дальше  все  сливалось,  гудело,
волнообразно подымаЯсь и затихаЯ, жутко и весело. Ћдно  за  другим  десЯтки,
сотни и тысЯчи  красных  запотелых  лиц  мелькали  мимо  Љончаева,  кричали,
смеЯлись, ругались и куда-то  спешили,  точно  боЯсь  опоздать  на  какое-то
великое зрелище.
     - Љончаев! Љончаев! - кричал кто-то, пробираЯсь  к  нему  из  толпы,  и
Љончаев увидел знакомого атлета - ќттингера, рыжего и тЯжелого  человека,  с
веселым и тупым лицом могучего зверЯ.
     - ‚ы что тут делаете, ѓеркулес? - весело спросил Љончаев, сбиваЯ  шапку
на затылок уже запотелого красного лица.  -  Ќу  и  жарко...  -  сказал  он,
возбужденно оглЯдываЯсь по сторонам.
     -  ‚ы  погодите,  еще  жарче  будет,  -   беззаботно   ответил   атлет,
проталкиваЯсь сквозь толпу.
     Љончаев хотел что-то  сказать,  но  сам  не  услыхал  своего  голоса  в
нарастающем гомоне, свисте и крике. Ђтлет шел впереди,  огромными  выпуклыми
плечами буравЯ толпу, а Љончаев, быстро и ловко изгибаЯсь, как молодой окунь
в камышах, пробиралсЯ за ним. € в эту минуту было так легко  и  весело,  что
вспомнилось, как когда-то, еще когда  он  был  мальчиком-гимназистом,  в  их
городке носили икону, и весело торжественный крестный ход беззаботно увлекал
его в своем возбужденном могучем движении.
     Ћни повернули под столбами эспланады, где была короткаЯ  тень  и  пахло
сыростью подвала, где звуки шагов  и  голосов  отдавались  гулким,  сплошным
эхом, и вышли на набережную. ’ут было тише,  и  толпа  двигалась  медленнее,
было уже слышно, что где-то вблизи море, и  влажный  запах  его  свежо  веЯл
сквозь зной, запах толпы и сухую горЯчую пыль.
     ‡десь Љончаев и ќттингер остановились, перевели дух  и  стали  слышать,
что говорили люди вокруг. ’ут были и  молодые,  и  старые,  и  подростки,  и
мужчины, и женщины, но все  это  была  рабочаЯ,  сераЯ,  пыльнаЯ  масса.  Џо
отдельным словам,  вырывающимсЯ  из  общего  шума,  было  слышно,  что  одни
говорЯт, будто ночью перебили все высшее  начальство,  другие  -  что  ночью
пришел манифест и всему конец, третьи  -  что  солдаты  перешли  на  сторону
народа и будет большое сражение, а броненосец будет  стрелЯть  по  графскому
дворцу, четвертые просто спрашивали и передавали какие-то мелкие  слухи,  но
общий тон говорил внЯтно, широким и свободным Языком о том, что в жизни всех
этих людей что-то круто и резко изменилось, как будто спала огромнаЯ  глухаЯ
тЯжесть, и сразу засверкало солнце, задул с  морЯ  свободный  ветер,  и  все
заговорили и задвигались впервые.
     ’ак была огромна толпа и так могуществен ее  живой  гул,  что  Љончаеву
вдруг показалась совершенно невозможной мысль о  том,  что  кучка  людей,  с
ружьЯми и  офицерами,  может  врезатьсЯ  в  эту  плотную  необъЯтную  массу,
просверлить ее, разогнать и избить, не погибнув сама на первых же шагах, как
гибнет тоненькаЯ березоваЯ роща  под  напором  неудержимо  несущейсЯ  с  гор
лавины.
     Ћн хотел сказать об этом ќттингсру, но не сказал,  а  только  улыбнулсЯ
ему, молчаливо говорЯ глазами и улыбкой:
     - Ђ что, каково?.. ‘ила-то какаЯ!..
     Ључка разного народу вдруг вынырнула из-за угла пакгауза и  кинулась  в
толпу, чуть не сбив Љончаева с ног.
     -  Љазаки,  казаки!..  -  испуганно  закричали  десЯтки   пронзительных
голосов.
     Љончаев с неприЯтным толчком в сердце, инстинктивно сунув руку в карман
за револьвером, быстро оглЯнулсЯ и увидел солдат.
     Ћни сидели высоко над толпой  на  одинаковых  лошадЯх,  чутко  прЯдущих
острыми ушами и косЯщихсЯ на толпу большими черными глазами, в которых  было
непонЯтное внимательное выражение. ‘олдаты сидели неподвижно,  в  одинаковых
уверенных позах, все в серых шинелЯх,  плотно  накрест  прохваченных  белыми
ремнЯми. ‡а спинами у них торчали тонкие дула  ружей.  Љончаев  со  странным
любопытством заглЯнул им в лица,  но,  казалось,  в  них  не  было  никакого
выражениЯ и никакой своей жизни, а  вместо  глаз  были  только  узкие  тупые
щелочки, ничего не видЯщие перед собой. Џриплюснутые толстые  носы  смотрели
поверх толпы, и грубые,  рЯбоватые  лица  медленно,  как  у  мертвых  кукол,
поворачивались из стороны в сторону.
     ‘ внезапным омерзением и  острым,  Ярким  гневом  Љончаев  обернулсЯ  к
толпе.
     - ‘тойте, товарищи!.. - крикнул он, заглушаЯ все звуки молодым  звонким
голосом. - Ќе бойтесь, они не смеют нас тронуть...
     €звестно, теперь шабаш!.. - крикнул кто-то с мрачным лицом,  и  Љончаев
улыбнулсЯ атому лицу, как другу.
     Ќо люди или пугливо жались на месте, или  бежали  назад  с  выпученными
бессмысленными глазами. ќттингер, широко расставив руки, задержал  несколько
человек.
     - —его вы бежите?.. черт! - кричал он озлобленно.
     ’огда стали останавливатьсЯ, конфузливо и робко оглЯдываЯсь на казаков.
     "Љакие же все жалкие, бледные лица..."  -  с  глубоким  стыдом  подумал
Љончаев и, крепко сжав зубы,  бледный  и  сосредоточенный,  пошел  прЯмо  на
солдат. ‚ эту секунду он вдруг отделилсЯ от всего мира и стал один.
     "‚от оно!.." - глухо и напрЯженно повторЯло что-то внутри него...
     Ќо казаки вдруг тронули лошадей,  заколыхались  на  седлах  и,  подымаЯ
пыль, звенЯ и поблескиваЯ на солнце, рысью поскакали назад по набережной.
     - ”ью!.. то-то-то!.. - пронессЯ общий торжествующий крик, и  все  вновь
ожило и зашумело.
     - ќкаЯ дрЯнь!.. - вдруг  сказал  ќттингер,  и  его  неумное,  с  низким
морщинистым лбом лицо выразило презрение и гадливость. - Џойдемте  дальше...
Ќу их к черту!..
     Љончаев растерЯнно улыбалсЯ, дышал тЯжело, и видно было, что он чего-то
не понимает.
     Џотом они пошли дальше,  быстро  проталкиваЯсь  в  движущейсЯ  толпе  и
прислушиваЯсь  к  отдельным  крикам,   словам   и   немногоголосому   пению,
вспыхивающему то здесь, то там.
     ЉачаЯсь, прошел совершенно  пьЯный  матрос,  тЯжело  и  упрЯмо  ругаЯсь
матерными словами. ‚ нем что-то поразило Љончаева, казалось, он  уже  где-то
видел его, этого самого матроса, такого же  пьЯного  и  тЯжело  ругающегосЯ,
растерзанного, растрепанного. Њысль о том, что и в эти дни,  как  и  всегда,
люди остаютсЯ такими же, какими были, мелькнула у него в голове, но  сам  он
был так напрЯжен, радостен и готов на все, что она не удержалась и  растаЯла
во вновь нахлынувшем, молодом, радостно жутком чувстве возбуждениЯ.
     “ пакгаузов стоЯли дружинники с  красными  повЯзками  на  руках,  и  их
молодые лица были  так  же  возбуждены  и  радостны,  как  у  Љончаева.  Ћни
чувствовали себЯ теперь господами жизни и оттого старались  и  действительно
были оживленными, добрыми, на все и длЯ всех готовыми.
     Ћколо одного из амбаров несколько десЯтков людей, нырЯЯ  в  темные  его
ворота, вновь поЯвлЯлись на свет с деревЯнными Ящиками на плечах  и  волокли
их к набережной.
     - ќто что, товарищ? - спросил Љончаев у студента с красной повЯзкой.
     - Џо приказанию комитета водку в море выбрасываем,  -  весело  и  точно
сообщаЯ огромную радость, сказал студент. - Ђ  то  знаете,  перепьютсЯ...  -
дружелюбно, как будто советуЯсь с хорошим знакомым, прибавил он.
     - „а, да!.. - отвечал Љончаев тоже радостно и дружелюбно.
     †елтые тЯжелые Ящики  с  зелеными  билетиками  неуклюже  переворачивали
через каменный барьер сначала медленно, как будто нерешительно, потом быстро
и быстро переворачивали в воздухе и стремглав бухали в  зеленую  колышащуюсЯ
массу воды. Ќа мгновение поднималсЯ белый, сверкающий на солнце столб  пены,
покрываЯ Ящик белым узором, и он исчезал в  зеленой  взволнованной  глубине.
ќто было красиво, и оттого еще радостнее становилось на душе.
     Ћдин из Ящиков зацепилсЯ за уступ над водой и  с  треском  расселсЯ  по
швам. Џосыпались и забулькали в пенное кружево хорошенькие белые бутылочки.
     - ќх, эх... -  с  сожалением  крикнул  кто-то  из  толпы,  инстинктивно
порываЯсь к воде.
     Ќо всЯ толпа оглушительно и весело закричала:
     - “ра... ра...
     € почувствовалось, точно все эти люди, оборванные, вечно пьЯные,  вдруг
что-то сбросили с плеч и празднуют какую-то победу.
     - Љак все-таки свобода облагораживает, - счастливо заметил  Љончаев,  с
торжеством оглЯдываЯсь на ќттингера.
     ЋпЯть переворачивались и бухали в воду тЯжелые Ящики, но уже  никто  не
охал и даже небритый, в рваных опорках старик скалил свой беззубый обтЯнутый
рот пьЯницы.
     Љончаев повернул на мол, и сразу стало свободнее и чище. ’олпа тут была
как бы другаЯ. Љончаев оглЯнулсЯ на город. Ћн высоко возвышалсЯ над красными
крышами порта. …ще выше были синее небо и белые облака.
     Ќа конце мола открылось свободное, властно широкое море, все так же, по
своему неведомому закону, неустанно и спокойно несущее на  берег  зеленые  и
голубые волны, вспененные свежим ветром. „алеко в море  рождалась  волна  и,
прозрачнаЯ, голубаЯ, росла и росла, покрываЯсь  чистой  белой  пеной.  Ђ  на
месте ее рождалась уже другаЯ, и так, без конца и  начала,  бежали  они  под
небом, гульливые и бесследные, как мечты о человеческом счастье.
     ’ут, на фоне этой широты и простора, стоЯл высокий  помост  и  на  нем,
неподвижно и величаво, лежал труп человека в  матросской,  окровавленной  на
груди рубахе с босыми, желтыми, как воск, сухими ногами.
     „есЯтки и сотни людей, внезапно принимавших одно  общее,  молчаливое  и
серьезное  выражение,  подходили  к  нему  и  смотрели  в  лицо,  а  мертвец
неподвижно лежал на белом возвышении, и его желтый мертвый профиль сурово  и
загадочно смотрел в синее-синее небо, где плыли белые облака.
     Њногие, очевидно,  не  знали,  в  чем  дело,  но  смотрели  серьезно  и
вдумчиво, бессознательно чувствуЯ, что тут, возле этого  безгласного  трупа,
сосредоточена какаЯ-то величаваЯ трагедиЯ.
     Љончаев долго и пристально смотрел в это мертвое, высохшее  и  скорбное
лицо, и странные, смутные мысли тихо бродили в  его  голове.  Љазалось,  что
мертвец видит и слышит все, что делаетсЯ вокруг него, и что не  может  быть,
чтобы этот гул, эта многотысЯчнаЯ, живаЯ и любопытнаЯ толпа, это синее  небо
и белые облака потерЯли всЯкую свЯзь с ним и он был бы  сам  по  себе,  один
среди ликующего солнечного мира.
     Љак-то больно было даже  думать  это,  и  от  такой  мысли  нарождалось
какое-то смутное и тупое равнодушие. Љазалось, все стихало вокруг,  бледнели
голоса, тускнели солнечные краски, и душа становилась одинокой и  тревожной,
как перед неразрешимой, трагической загадкой.
     - ‚от она - перваЯ жертва! -  сказал  ќттингер  у  самого  его  уха.  -
‘колько их будет к вечеру?
     "ќто ужасно!" - подумал Љончаев. "—то же делать", - твердо  ответил  он
себе.
     ‘инело небо, белели облака, и видное отсюда море голубело и подносило к
самому молу  голубовато-зеленые  прозрачные  волны.  „алеко  там,  на  синем
просторе, точно  предвещающее  грозу  облако  в  синем  небе,  неподвижно  и
загадочно темнел броненосец.
     ’олпа приходила и уходила, и все новые и новые лица мелькали в глазах.
     € вдруг кто-то дико и грубо закричал. Њгновенное зловещее  и  тревожное
движение поднЯлось и улеглось. Љончаев оглЯнулсЯ.
     агах в десЯти виднелсЯ белый китель и красное солдатское лицо.
     - €шь ты,  городовик!  -  удивилсЯ  какой-то  мастеровой  с  забеленным
известкой лицом.
     - Ћткуда принесло?
     - Ќе попрЯтались, черти! - отозвалсЯ человек в синей порванной рубахе с
узким зловещим лбом.
     ѓородовой смотрел сонно и сердито, и  видно  было,  что  он  ничего  не
понимал. …го рыжие усы топорщились, и глаза пучились на толпу.
     - ’ы у менЯ смотри! - кричал он на кого-то, замахиваЯсь ножнами шашки.
     —еловек в синей рубахе выдвинулсЯ из толпы и кошачьими  мелкими  шагами
подошел к нему.
     - ’ы шапку-то сними... не видишь, покойник лежит...  -  тихо  и  внЯтно
проговорил он.
     € Љончаеву было видно, как  странно  и  зловеще  втЯнулась  его  чернаЯ
голова в широкие синие плечи.
     - Ђ ты мне что за указ?.. Џроходи!.. - злобно закричал городовой, шагаЯ
ему навстречу.
     € сейчас же, точно прикованные,  сзади  выдвинулись  за  ним  несколько
человек. ѓородовой почувствовал их и оглЯнулсЯ.
     •олод прошел по всему телу Љончаева.
     "“бьют!.." - красной молнией пронеслось у него в  голове.  €  странное,
невыносимо напрЯженное  и  в  то  же  времЯ  неудержимо  любопытное  чувство
охватило его: казалось совершенно невозможным, непереносимым,  чтобы  здесь,
сейчас, под солнечным светом, в присутствии его, Љончаева,  убили  человека;
казалось совершенно ненужным, несоответствующим и помрачающим до падениЯ все
великое дело днЯ; казалось, что если  это  произойдет,  то  с  ним  случитсЯ
что-то невообразимо ужасное, не выдержит мозг... € в то же  времЯ  хотелось,
чтобы убили и чтобы все видеть, не пропустить ни одного мгновениЯ, ни  одной
мелочи и никогда не забыть.
     € в то мгновение, когда городовой оглЯнулсЯ, точно именно этого и нужно
было, подкрадывавшийсЯ, как кошка, человек в синей разорванной рубахе  вдруг
очертЯ голову кинулсЯ на него и, впившись руками, дернул книзу,  подпрыгнул,
и оба рухнули на землю, поднЯв пыль.
     € как будто откуда-то  хлынула  волна  мутной,  захлестнувшей  злобы  и
бешенства, толпа подалась вперед, поднЯлась, точно передних выжали кверху, и
безумно копошащейсЯ кучей тел,  рук,  голов  и  воспалившихсЯ  бешеных  глаз
обрушилась вниз на городового и человека в синей рубахе.
     - Ђ ты так... Ѓей!.. •ррр!.. Џо башке его!.. Ќашего, нашего  не  тронь!
Ђ-ах ты!.. - послышались короткие и так неестественно и зловеще изменившиесЯ
голоса, что холод ужаса и омерзениЯ наполнил душу Љончаева.
     Ћн вдруг сразу как-то весь ослабел и как будто его
     затошнило странной мозговой тошнотой. Ѓыло одно короткое мгновение  как
бы отупелого беспамЯтства, а потом  он  вдруг  увидел  между  переплетенными
руками и ногами нечеловеческое кровавое лицо с кровавыми дырами вместо  глаз
и голый  живот  между  синими  штанами  и  белыми  клочьЯми  окровавленного,
вздернутого на подбородок кителЯ. ќто  было  одно  мгновение,  но  то  самое
ужасное, что было в этом безглазом, кровавом лице и голом  втЯнутом  животе,
как молниЯ врезалось в глаза Љончаева; это было все еще очевидное  выражение
живого безумного ужаса и отчаЯнной, точно она еще могла чему-нибудь  помочь,
борьбы.
     - ‚ море его!..  кидай,  черт!..  в  воду!..  -  рычало  что-то  вокруг
Љончаева. € вдруг над толпой, над головами и  вытЯнутыми  руками,  метнулись
две ноги, и тЯжелое тело, неуклюже шлепнувшись о каменный парапет,  хрЯснуло
разбитым черепом, перевернулось, ошлепнуло кровью камень и  бухнулось  вниз,
как живое, взмахнув руками. ђаздалсЯ тЯжелый всплеск, белое кружево каскадом
взметнулось над зеленоватыми волнами  и  с  плеском  и  ропотом  разбежалось
кругами, беспокойно плескаЯсь о камни мола.
     Џрошло несколько минут. ‚олны уже успокоились, толпа торопливо и  молча
перемещалась у парапета, с тревожным любопытством заглЯдываЯ вниз. Џрибывали
новые толпы, и вновь рос веселый, жуткий и свободный гул, а Љончаев  все  не
мог опомнитьсЯ, трЯссЯ всем телом и безумно  водил  глазами  вокруг,  тщетно
стараЯсь овладеть собой. ќттингер был бледен и бледно  улыбалсЯ,  растерЯнно
шевелЯ пальцами и оглЯдываЯсь на окружающие лица.
     - ’оварищи! - раздалсЯ от забытого мертвеца на помосте твердый и  новый
голос. Њолодой человек, похожий на актера, с  бритым  и  холодно-решительным
лицом, заложив руки за спину  и  почему-то  снЯв  шлЯпу  и  поднЯв  воротник
пальто, стоЯл на Ящике в головах у мертвеца. Ћн стоЯл спокойно и твердо, как
на трибуне, и голос его звучал уверенно. -  Ќастал  последний  день  борьбы,
если вы хотите отныне жить не как скоты, быть людьми и гражданами,  помните,
что волЯ в ваших руках... Ќикто и  никогда  не  может  владеть  человеческой
жизнью, если сам человек не отдаст ее в рабство... Ќет господ,  есть  только
рабы! “ нас два выбора: или смерть за свободу, за  жизнь,  или  рабство,  то
есть та же смерть... ЉакаЯ же из двух смертей лучше, товарищи?!
     Ћн круто дернул подбородком кверху и сделал круглые вызывающие глаза. €
как будто набежала какаЯ-то волна, ужасающий гул  почуЯвшего  свободу  зверЯ
торжествующе и радостно потрЯс воздух. ‚се двигалось возбужденно  и  быстро,
точно целые толпы стремительно бежали  куда-то,  налетаЯ  друг  на  друга  и
сшибаЯсь в бессмысленном водовороте, и посреди этою гула и движениЯ  тонкий,
молчаливый профиль мертвеца отчетливо  чеканилсЯ  в  синем  небе,  казалось,
навеки сохранЯЯ выражение неуловимой таинственной иронии.
     Љончаев узнал оратора и махнул ему рукой.
     Ќад трупом поЯвилсЯ  другой  человек,  и  опЯть  одиноко,  отчетливо  и
понЯтно зазвучал человеческий голос среди  бессловного  стихийного  рева,  а
человек с актерским холодным лицом спустилсЯ с помоста и подошел к Љончаеву,
которого быстро отыскали его холодные пронзительные глаза.
     - Ќу, мы едем?.. - спросил его Љончаев.
     - „а, тут будут говорить другие... - спокойно и как  будто  равнодушно,
точно передаваЯ обычную работу, сказал  он.  -  ‚  три  часа  назначен  срок
генерал-губернатору, и надо поговорить с „рейером и Ѓутмановым... …дем!..
     Ћн посмотрел на то место, где тысЯчи ног еще не успели затоптать в пыль
грЯзные, кровавые пЯтна, и равнодушно отвернулсЯ.
     - ќто ужасно! - показываЯ глазами,  сказал  Љончаев,  и  его  красивое,
молодое лицо судорожно передернулось.
     ‘ерые металлические глаза холодно смотрели ему в лицо.
     - —то ж тут  ужасного?..  Ѓез  жертв  нельзЯ,  к  тому  же  эта  жертва
совершенно случайнаЯ. Љончаев вдруг почувствовал к нему холодную ненависть.
     - ‚ы так спокойно говорите об этом, что... какую же роль играет у вас у
всех борьба за общее счастье?..
     - ’о есть? - холодно спросил человек в  пальто,  умно  откидываЯ  назад
голову, как будто длЯ того, чтобы лучше разглЯдеть Љончаева,
     - ’о есть?.. - все больше и больше возбуждаЯсь и  чувствуЯ  невыносимую
потребность во что-нибудь вылить то острое, кошмарное страдание,  которое  с
физической дрожью и тошнотой все еще наполнЯло его тело, крикнул Љончаев. ‚ы
готовы даже и без крайней надобности убивать одних во имЯ счастьЯ  других...
’огда почему же не наоборот? бледнеЯ, добавил он тихо  и  невнЯтно,  пугаЯсь
своих слов.
     - „ело пока не в общем счастье... так  же  холодно  ответил  человек  в
пальто.  -  Ђ  в  самой  борьбе,  воспитывающей   человечество.   ‚ажно   не
существование человека вообще, а его индивидуальнаЯ  ценность...  —то  такое
этот городовой? ‡десь не место  спорить!  ‚ам  надо  ехать,  Я  передаю  вам
приказание, товарищ... с напоминающим выражением оборвал  он.  -  Џридите  в
себЯ! Ќас ждут.
     € вдруг Љончаеву стало мучительно стыдно за  свое  малодушие  и  стыдно
того, что ему стыдно своею настоЯщего чувства. € это сложное  ощущение  дало
ему возможность освободитьсЯ от кошмара и опомнитьсЯ.
     - џ знаю! - сердито и немножко по-мальчишески ответил он.
     “ходЯ и проталкиваЯсь сквозь толпу, он еще раз оглЯнулсЯ на  то  место,
где только что убили человека, но  там  уже  ничего  не  было,  кроме  пыли,
попираемой сотнЯми человеческих ног.

        IX  

     Џристань осталась назади, и между нею и белым катером, суетливо режущим
белую пену зеленых волн, колыхалось море и становилось все шире и шире. €  с
каждым мгновением гул толпы становилсЯ все тише и тише и замирал вдали.  …ще
видно было движение, но уже не было  ни  лиц,  ни  людей,  а  одно  пестрое,
солнечное пЯтно набережной, города и зеленых бульваров.
     Љончаев снЯл шапку  и  отер  потный  горЯчий  лоб,  в  висках  которого
мучительно билась как будто сгустившаЯсЯ кровь. Ћн поднЯл глаза к небу  и  с
удивлением, точно никак нельзЯ было ожидать этого, увидел синее,  далекое  и
свободное небо, такое же спокойное и прекрасно-задумчивое, как и  всегда.  ‚
ушах еще стоЯл пестро-Яркий гул, мелькали перед глазами возбужденные лица, и
в то же времЯ вокруг было уже совершенно тихо,  и  только  радостно  журчала
прозрачнаЯ зеленаЯ вода, облизываЯ  белые  борта  катера,  грело  и  светило
солнце и синело небо. ѓород был уже далеко, и теперь видно было, как он  мал
и игрушечен посреди морЯ, неба и зеленеющей земли.
     Ѓроненосец вырастал из волн и,  серый,  загадочно  неподвижный,  как-то
странно подавлЯл душу среди этого блеска, простора,  света  и  непрестанного
беззаботно-могучего волнениЯ волн. Ћн все рос и  рос  и,  наконец,  заслонил
небо подавлЯющим силуэтом, с непонЯтно стройным хаосом  труб,  мачт,  башен,
канатов и цепей.
     Љатер, пыхтЯ и, как маленькое сердитое,  живое  существо,  расплескиваЯ
воду, пристал к могучему, точно железнаЯ стена, борту, и  Љончаев  взобралсЯ
по  трапу  за  человеком  в  пальто,  карабкавшимсЯ  вверх  с  ловкостью   и
решительностью обезьЯны. Ључка матросов в  белых  рубахах,  синие  воротники
которых бойко трепал ветер, смотрела на них сверху, и среди  них  Љончаев  в
первый раз увидал лицом к лицу человека, имЯ которого было на устах у всех и
произносилось с жутким и любопытным восторгом.
     ќто был очень худой  и  некрасивый  морской  офицер,  с  ненормальными,
немножко сумасшедшими глазами, сутуловатый и грустный. Џочему-то при взглЯде
на него всем приходило в голову, что он совсем не  о  том  думает  и  не  то
знает; что другие... ќта страннаЯ мысль пришла в голову Љончаеву, и  с  того
момента его стал мучить бессознательный вопрос: что же именно он знает  и  о
чем думает?
     Ќа палубе, чистой и просторной, умилЯвшей своей простотой и сложностью,
все было, казалось, так же тихо и  обыденно,  как  и  всегда.  €  как-то  не
верилось, что  это  тот  самый  железный  корабль,  на  котором  плыли  люди
возбужденные до крайних длЯ человека пределов, на котором недавно одни люди,
отбиваЯ свою жизнь,  отнимали  ее  у  других,  с  дикими  криками,  стонами,
выстрелами и страшным запахом крови и пороха.
     —еловек в пальто, так точно, как там в толпе, снЯв шлЯпу, заложив  руки
за спину и поднЯв воротник пальто, стоЯл в  кучке  белых  с  синим  рубах  и
громко говорил:
     - ‚есь город в наших руках, и если вы разгромите  дворец,  то  солдатам
ничего не останетсЯ, как или выйти из города, или сдатьсЯ.
     Љончаев с детским  любопытством  всматривалсЯ  в  лица  матросов,  этих
героев, которые, как ему казалось, должны были переживать  нечто  совершенно
особенное, удивительное и прекрасное. Ќо глаз  не  мог  остановитьсЯ  ни  на
одном лице. ќто все были обыкновенные солдатские  лица.  Ћдин,  молоденький,
белоусый, стоЯ сзади всех, напрЯженно  слушал  и  наивно,  по-детски  шмыгал
носом.
     Љончаев бессознательно посмотрел через борт. „алеко  за  синей  широкой
полосой  волнующейсЯ  воды,  по  которой  играли  ветреные  белые   барашки,
виднелись туманный город и зеленые берега. ‚незапно возникшее сознание,  что
те люди, которые всегда  считали  себЯ  недостижимыми,  в  настоЯщую  минуту
действительно в руках  этих  молчаливых  и  простых  матросов,  несмотрЯ  на
огромное расстоЯние, на воду, на батареи, стоЯвшие вокруг дворца,  наполнило
душу Љончаева небывалым подъемом, сопрЯженным с восторженной любовью к  этим
матросам,  броненосцу  и  самым  пушкам,  молча  и  как  будто   сознательно
смотревшим на берег,
     …му вдруг показалось, что он  что-то  понЯл,  чего  никогда  раньше  не
понимал: что между этим шмыгающим носом мальчиком в белой  рубашке,  грозным
броненосцем и судьбою человечества есть что-то общее - грустное,  роковое  и
трогательное. Ќо что именно - в голове Љончаева не оформилось.
     - ’оварищ, идите сюда! - позвал его человек в пальто.
     Љончаев очнулсЯ. Ћни  прошли  по  палубе,  спустились  по  аккуратному,
звеневшему сталью мостику и вошли в каюту.  —еловек  в  пальто  был  страшно
бледен и возбужден, а те два, грустный офицер и высокий молодой  и  красивый
матрос, тот самый, который поднЯл мЯтеж на броненосце, совершенно спокойны и
молчаливы. ‘ наивным любопытством восторженного мальчика Љончаев заглЯнул  в
его красивые глаза и Ясно увидел и в  них  то  же  самое  выражение,  что  у
офицера: что они одни знают и думают.
     ‚се стоЯли. —еловек в пальто нервно дергал шеей и шевелил губами, точно
хотел и не мог высказатьсЯ.
     - џ повторЯю вам!.. - заговорил  он.  -  —то  вы  впадаете  в  страшную
ошибку... …сли в бою не отнЯть у человека жизни, он ее сам отнимет у  вас...
Џоймите, что тут гуманность совершенно неуместна... ‚ойна так война... Ќе мы
вынудили на нее... ‚ам жалко человеческих  жизней...  ‘кажите  пожалуйста!..
—то такое жизнь кучки вредных и жестоких людей в сравнении с тем...
     —то вы хотите?.. - перебил худой офицер, еще больше сутулЯсь  и  блестЯ
ненормальными глазами. - Њы не можем взЯть на себЯ смерть, быть может, сотен
людей... —еловек имеет право  защищать  свою  жизнь  вплоть  до  лишениЯ  ее
другого, но нападать первый прав он не имеет... €наче чем же  мы  отличаемсЯ
от тех, на кого идем?..
     - ќто верно!.. - прибавил высокий матрос громким и Ясным голосом. - Џри
первой попытке войск перейти в наступление мы снесем все, как пыль, но  нас,
когда мы погибнем, никто не упрекнет в бесполезной жестокости...
     - Ќу, так знайте... - жестко и холодно возразил человек в пальто, - что
вы губите все дело, потому что те люди, о которых вы говорите,  не  понимают
ничего, кроме страха, и каждую минуту нашего колебаниЯ, как звери, принимают
только за трусость и пользуютсЯ ею длЯ собственных целей... Љогда они начнут
нападать, это будет значить, что они уже почувствовали свою силу...
     Ћн замолчал, глЯдЯ в сторону. ‹ицо  офицера  Явственно  побледнело.  Ќо
глаза сохранили то же знающее особенное выражение.
     - ‘лушайте, - сказал он. - Ќеужели вы думаете, что у нас хоть  на  один
миг есть уверенность в том, что мы  победим?  ’акой  уверенности  все  равно
нет... Њы просто идем на смерть... € в этом только - всЯ  наша  сила...  —то
такое пушки, что такое разгром города?.. ‚ойска стЯнутсЯ со всех  сторон,  и
мы погибнем без воды и пищи... Њы идем на смерть, и  только  жизнь  покажет,
нужна ли была наша смерть...
     ЌеизъЯснимый восторг охватывал Љончаева молодой и горЯчей волной...
     - € смертию смерть поправ!.. - туманно вспомнилось  ему  при  последних
словах этого грустного, обрекающего себЯ человека.
     - —ем чище, тем самоотверженнее и безубийственнее  будет  наша  смерть,
тем сильнее будет удар, вы это понимаете?..
     - Ќет, Я этого не понимаю, холодно возразил человек в пальто. - …сли бы
Я мог, Я стер бы с лица земли до самой пыли все, что  живет  рабством!..  €,
может быть, с моей стороны это была бы тоже жертва...
     "„а, и это правда", - подумал Љончаев, и чистое чувство умилениЯ, точно
перед ним были не люди, а какие-то непонЯтные высшие существа, наполнило его
душу...
     - Љаждый жертвует по-своему! - мЯгко глЯдЯ в лицо  человеку  в  пальто,
сказал офицер и протЯнул ему руку. - Ќе на нашей жизни кончитсЯ наше дело, а
потому стоит ли говорить о том, так или иначе мы погибнем...
     - „а... - вдруг с новым выражением, странным  на  его  холодном  бритом
актерском лице, проговорил человек в пальто. - Ќо Я должен был передать  вам
мнение комитета...
     - Џередайте комитету, ответил офицер  с  непонЯтно  могучим  выражением
своего тихого,  слабого  голоса,  -  что  теперь,  перед  лицом  смерти,  мы
повинуемсЯ только самим себе.
     - „а!.. прощайте, товарищи!.. грустно и тепло сказал человек в пальто.
     Ћни пожали руки, прЯмо глЯдЯ в глаза друг другу, и так же попрощались с
Љончаевым. Ќа мгновение он почувствовал в своей руке слабые,  тонкие  пальцы
офицера и сильную, твердую ладонь высокого  матроса  и  видел  их  одинокие,
что-то понЯвшие и знающие глаза.
     € ему опЯть, но так же смутно, без слов показалось, что он  понЯл,  что
именно они знают.
     Љатер быстро резал воду назад к городу, опЯть вокруг бежали встрепанные
барашки, перескакиваЯ с волны на волну,  но  теперь  уменьшалсЯ  и  удалЯлсЯ
броненосец, а навстречу рос, пестрел и уже глухо шумел огромный город.

        •  

     ’ем  временем  положение  мало  изменилось.   ‡апутанный   узел   массы
человеческих жизней распутывалсЯ медленно и тЯжело, и еще не видно было  его
конца.
     Џо-прежнему гудела, волнами приливаЯ и отливаЯ, возбужденнаЯ толпа. Ћна
наполнЯла улицы  города  и  лавинами  скатывалась  вниз  в  порт,  производЯ
впечатление вскопанного муравейника, когда откуда-то мириадами лезут  черные
массы встревоженных муравьев, и  нельзЯ  усмотреть,  откуда  они  ползут,  и
неожиданно много кажетсЯ их.
     ‚се это было так непривычно, и так очевидно было, что  жизнь  вывернута
из своего русла, что ожидание грандиозных событий становилось  уверенностью.
€ всех, и каждого в отдельности из муравьев  этого  огромного  человеческого
муравейника радовала и  пугала  эта  неизбежность.  €  всеобщее  напрЯженное
ожидание было направлено к броненосцу, который первый поднЯл восстание.  ‚се
сознавали, что на нем находЯтсЯ люди, которые уже перешли грань,  отделившую
их от всего старого мира, все понимали, что броненосец не может вечно стоЯть
в море, как призрак, и это давало уверенность, что решение, каково бы оно ни
было, придет оттуда.
     ЋтрЯд ‹авренко расположилсЯ на бульваре в беседке, где  обыкновенно  по
вечерам так весело играла музыка, и его белый с большим красным крестом флаг
привлекал внимание и пугал как напоминание о том, что кто-то,  среди  общего
неведениЯ своей судьбы, знает и предрешает страданиЯ и смерть.
     ‹авренко замечал, какое невыгодное длЯ дела впечатление производит  его
отрЯд, но только морщилсЯ и стеснЯлсЯ смотреть на проходивших,  испуганно  и
любопытно оглЯдывавших каретки, повЯзки на руках  санитаров  и  носилки.  Ћн
боЯлсЯ, что если выберет другое место, то войска легко могут отрезать его от
порта, и порт останетсЯ без помощи.
     Ћколо  полуднЯ  к  нему,  уныло   сидевшему   на   приступке   каретки,
запыхавшись, прибежал молоденький, толстенький, как свежий огурчик,  студент
и взволнованным шепотком, оглЯдываЯсь по сторонам, сообщил, что нигде  никак
не могут найти доктора ‡арницкого.
     - Ќа квартире нет, на сборный пункт не  ЯвилсЯ...  ‚есь  отрЯд  сбит  с
толку... понимаете, доктор, скверно...
     - о скверно? - угрюмо спросил ‹авренко.
     - „а, арестовали его, так было бы  известно!..  -  неловко  пробормотал
студент, странно косЯ в сторону.
     - Ђ может быть, и не было бы? - сердито возразил ‹авренко.
     Ћн сразу догадалсЯ, в чем дело, и ему вдруг стало  невыносимо  неловко,
точно от трусости ‡арницкого и на него самого падала какаЯ-то грЯзнаЯ тень.
     "’оже... человек!.." - с презрением подумал он, отошел к краю  площадки
и сумрачно,  ничего  не  видЯ,  стал  глЯдеть  в  порт.  ѓде-то  внутри  его
шевелилось новое, еще не Ясное,