 и во всем  теле
ныла тоскливаЯ беспомощнаЯ слабость.
     ‘ливин, с трудом разгибаЯ колени, выполз и выглЯнул на улицу.
     Ѓыло пусто, тихо и светло. ЋзЯбшие за ночь голуби торопливо расхаживали
по побелевшей мостовой и казались как-то  странно  оживленными  среди  общей
безмолвной и светлой пустоты. ‚оздух был чист и влажен, а  небо,  светлое  и
прозрачное, розовело с одного краЯ.
     ‚ первую секунду ‘ливину показалось, что все кончено и он проснулсЯ, но
сейчас же услыхал отдаленные неЯсные звуки пальбы и  догадалсЯ,  что  где-то
борьба продолжаетсЯ.
     "Ќадо идти туда!" - подумал он,  вставаЯ  и  качаЯсь  от  слабости.  Ќо
холодный туман тупо давил ему на мозг, и не хотелось ни идти, ни думать.
     Ћн только посмотрел на небо и удивилсЯ, что уже прошли сутки. Љак будто
всего часа два тому назад строили баррикаду.
     - Љак скоро!..
     Ќо  потом  вспомнил,  сколько  мелочей  и  ужасов  поместилось  в  этом
промежутке времени, и ему показалось, что вчерашний день,  проводы  ‡иночки,
кошка, что кралась по забору, доктор ‹авренко все это было когда-то давно, в
невозвратимой вечности.
     Ћн уже стоЯл на тротуаре и тупо оглЯдывалсЯ вокруг.
     "Љак тЯжело, как тЯжело, и  никогда  мне  не  пережить  этого  ужаса...
•отЯ-Я!.. - подумал он, вспомнил при этом слове ‡иночку  и  грустно-радостно
улыбнулсЯ сквозь слезы, выступившие на глазах. Ќичего!.. ‘коро ли, долго ли,
а настанет то удивительное, счастливое солнечное времЯ, когда  все  это  уже
пройдет и будет вспоминатьсЯ, как сон... €  как  странно  будет  вспоминать!
ЉакаЯ будет новаЯ, светлаЯ, необыкновеннаЯ  жизнь!..  Љак  буду  Я  дорожить
каждым ее мгновением, каждым ощущением!"
     Љруглый и тупой звук родилсЯ в воздухе и... б-бах... разразилсЯ  где-то
далеко-далеко в городе.
     "Џушка!.." - отчетливо сообразил ‘ливин и  пошел  вдоль  забора,  чутко
оглЯдываЯсь  и  всем  телом  ощущаЯ,  что  оживает,  переполнЯетсЯ  силой  и
бодростью... ‹ихорадочнаЯ чуткость,  вздрагивающаЯ  от  невыносимо  громкого
стука его каблуков, вела его ловко и неслышно,  как  тень,  по  бесконечному
белому тротуару.
     "Ќадо пробратьсЯ в порт, должно быть, это там  дерутсЯ",  -  думал  он,
озираЯсь большими острыми глазами.
     - ’рах-тах! - щелкнули два торопливых выстрела в соседнем переулке.
     ‘ливин остановилсЯ как  вкопанный  и  Ясно  почувствовал  пот  на  лбу.
ЉакаЯ-то удивительнаЯ ловкость и сообразительность  вдруг  поЯвились  в  его
длинном вЯлом теле. Ћн быстро схватилсЯ за верхнюю доску  забора,  почему-то
обратил внимание на цепкие, худые, синеватые от холода, грЯзные пальцы своих
вытЯнутых из рукавов рук, бесшумно поднЯлсЯ на верх забора и мЯгко  спрыгнул
в обширный пустой огород.
     Ћтсюда были видны синеющие крыши домов города и далекие, густые  облака
дыма, медленно всползающего в бледно-сиреневое  небо.  ‚округ  был  обширный
пустой огород, и рЯды черных, чуть тронутых зелеными  всходами  грЯд  лежали
неподвижно и пустынно, как на кладбище. Ќикого вокруг не было.  ‘ливин,  все
еще внутренне дрожа, остановилсЯ и оглЯнулсЯ. Џо крышам домов он  догадалсЯ,
в какую сторону надо идти, перешел огород, увЯзаЯ в мЯгких грЯдах, ухватилсЯ
опЯть руками за забор и поднЯлсЯ на него.
     Ќедалеко по переулку, узкому  и  пустому,  шатаЯсь  и  что-то  бормоча,
двигалсЯ человек. ќто был огромный худой мужчина, но нельзЯ было  разобрать,
кто такой. —ернаЯ обугленнаЯ фигура,  покрытаЯ  слоем  красно-черной  грЯзи,
оставлЯЯ на каждом шагу пЯтна крови и грЯзи, волочила по  тротуару  какие-то
кровавые лохмотьЯ, и ‘ливин не мог  даже  сразу  разобрать,  клочьЯ  ли  это
отгоревшею оборванного мЯса или налипшаЯ кровью и гарью одежда.
     Ќо  прежде,  чем  он  успел  сообразить  что-нибудь,  произошло  нечто,
мгновенно и ужасно изменившее все вокруг. €з ворот какого-то  дома,  как  из
звериной норы, совершенно молча вывернулись три человека, и  первый,  усатый
солдат в черной шинели городового, с  размаху  рубанул  длинной  свистнувшей
шашкой в мЯгкую и липкую кучу мЯса обгоревшего человека.  Ћстрый  и  хриплый
крик  невыносимого  ужаса  огласил  пустой  белый  переулок.  ЉроваваЯ  куча
взмахнула оборванными, брызнувшими кровью руками и, тЯжко рухнув на тротуар,
скатилась на мостовую,  оставлЯЯ  кровавые  клочьЯ  на  камнЯх.  €  все  это
ослепительно Ярко врезалось  в  глаза  ‘ливину  не  людьми,  а  красными,  с
безумными и страшными глазами, пЯтнами.
     ’о, что произошло затем, было уже вне его сознаниЯ и воли. ‚ неодолимом
взрыве отвращениЯ, ненависти и ужаса  ‘ливин  не  спрыгнул,  а  свалилсЯ  на
тротуар, что-то закричал и побежал на тех  людей.  Ћн  видел,  как  все  три
оглЯнулись на него, видел их выпученные глаза и  открытые  рты,  видел,  как
двое побежали от него, а один, городовой  в  черной  путающейсЯ  вокруг  ног
шинели, - прЯмо на него. Ќа одно мгновение мелькнули перед ним огонь и  дым,
в котором исчезли злобные тупые глаза, и в ту же  минуту  он  увидел  дважды
сверкнувшее пламЯ в конце своей вытЯнутой руки и сквозь  дым,  с  невероЯтно
острой жестокой радостью, заметил взмахнувший обеими руками  черный  силуэт,
запрокинутую голову с взъерошенными усами и вдруг черную  кучу  с  торчащими
навстречу неподвижными белыми подошвами сапог.
     - “ра! - нелепо закричал ‘ливин и, весь наполненный  острой  мыслью  не
упустить, не глЯдЯ,  перескочил  через  черную  кучу  и  побежал  за  быстро
удалЯющимисЯ по переулку двумЯ спинами. - “ра!..
     Њгновенно  из-за  угла  вылетела  куча  людей  и  лошадей;   совершенно
спокойно, точно он этого ожидал, ‘ливин выстрелил и с тою же острой радостью
увидел, что попал, но в эту же минуту что-то треснуло  его  в  ухо;  лошади,
люди, небо и дома завертелись колесом, и, как показалось ‘ливину, он сам  по
оплошности и неловкости, чего можно было бы  избежать,  ударилсЯ  головой  о
мостовую.
     …го поднЯли  и  поставили  на  ноги.  Ћн  мгновенно  пришел  в  себЯ  и
необыкновенно отчетливо увидел все.  ‚округ  толпились  солдаты,  совершенно
бесцельно, как ему показалось, хватавшие и толкавшие его со всех  сторон.  “
них были совершенно бессмысленные красные лица, а у  одного  всЯ  щека  была
окровавлена. ќтот маленький, худенький солдатик больше всех толкал и бил его
и все старалсЯ достать до лица. ‚ стороне стоЯли большие худые лошади, и  те
же солдаты копошились над чем-то черным и серым, на  чем  виднелись  красные
пЯтна. Њежду ногами копошившихсЯ солдат ‘ливин увидел неподвижно лежавшую на
мостовой скрюченную руку в сером обшлаге и две пары ног, одну меньше, другую
больше, белевших подошвами.
     "ќто Я убил", - мелькнуло у него в голове, но не было  уже  той  острой
жестокой радости, а было все равно, и все  внутреннее  напрЯженное  внимание
сосредоточилось внутри себЯ около чего-то  огромного,  все  разрастающегосЯ,
чего нельзЯ было еще понЯть.
     …го ударили по зубам и разбили в кровь, но он только дернул головой  €,
не мигаЯ, смотрел вверх перед собой. “дарили еще два  раза,  что-то  кричали
хриплыми голосами и вдруг отошли, оставили.
     Ћн не понЯл почему и оглЯнулсЯ все теми же светлыми, смотрЯщими  внутрь
глазами. ‘олдаты стоЯли вокруг и молча смотрели на него странными, как будто
ожидающими лицами.
     "Ќу что ж? Џочему менЯ не убивают?  удивленно  подумал  ‘ливин.  Ѓейте,
убивайте, Я убил!.."
     Ќо он молчал, и солдаты молчали.
     „олжно быть, подъехал офицер на большой черной лошади, и у офицера было
сердитое усатое лицо. ЉажетсЯ, он что-то говорил, и слова его ‘ливин  слышал
и понимал удивительно отчетливо, кажетсЯ, офицер замолчал и смотрел на  него
так же внимательно и странно, как и солдаты. Ќо главное было не в том,  а  в
том, что перед глазами светлело, и росло,  и  ширилось  небо  и  что  внутри
‘ливина совершалась  какаЯ-то  тайнаЯ,  непонЯтнаЯ  ему  и  никому  огромнаЯ
работа.
     - Ќу, что ж?.. €дите, что ли!.. -  услышал  он  нерешительный  голос  и
пошел.
     Ћн пошел бы теперь куда угодно. …му было  странно  вспомнить  прошедшую
ночь, страх, дыру.  Љазалось,  он  пережил  сейчас  что-то  такое  огромное,
невыразимо полное, после чего уже все было незначительно,  неважно  и  можно
было идти, куда они хотели, хотЯ бы и на смерть.
     Ќеловко толкаЯсь, звенЯ длинными шашками и  неуклюже,  на  ходу  снимаЯ
через головы ружьЯ, солдаты  отвели  ‘ливина  подальше  от  убитых  в  конец
переулка и все времЯ поглЯдывали на него молча,  украдкой,  внимательными  и
как будто непонимающими глазами.
     ‘ливин шел сам, прЯмо и твердо, высоко поднЯв  голову  и  глЯдЯ  поверх
голов идущих впереди солдат немигающими, влажными, светлыми  глазами,  точно
он вырос и стал выше всех. ’о же огромное,  светлое  и  полное,  похожее  на
мучительное счастье  чувство  наполнЯло  его  грудь  и  подымало  ее  в  уже
нездешнем восторге.
     "‚от и смерть, которой Я так боЯлсЯ,  мелькнуло  у  него  в  голове.  -
Љонец!.. Ќу, что же? џ умираю, но это вовсе не страшно и не важно".
     Ѓледно и  отдаленно  мелькнули  перед  ним  образы  ‡иночки,  ‹авренко,
Љончаева, матери, взглЯнули ему в душу и исчезли,  растопились  в  ее  белом
свете. Ћн был уже один, и  никто  и  ничто  в  мире  не  могло  нарушить  то
торжественное и светлое напрЯжение  души,  в  котором  на  мгновение,  перед
концом своим, замерла его жизнь.
     ‘ливина  поставили  против  кирпичной  стены  старого  сараЯ,  на  едва
проросшей между камнЯми весенней травке,  и  оставили  одного,  перед  рЯдом
шести ружей.
     "Ќичуть не страшно и не тЯжело умирать... Ќе  в  этом  дело.  €  как  Я
раньше не догадалсЯ об этом... - с радостно удивленной улыбкой,  не  словами
еще, подумал ‘ливин, глЯдЯ на солдат и их маленькие  ружьЯ  остановившимисЯ,
светлыми и влажными глазами. Џрощай, жизнь! џ не жалею... Џрощай!"
     ѓул пушечного выстрела кругло и упруго вырос над  домами  и  с  треском
разразилсЯ вверху, заглушив негромкий залп шести ружей.
     ‘ливин, вскинув руками, схватилсЯ за траву. Ќа мгновение выражение боли
и ужаса мелькнуло в его еще живых глазах, но сейчас же сменилось спокойным и
строгим выражением смерти.
     ‘олдаты постоЯли над ним. € как будто ждали чего-то, что  объЯснило  бы
им то странное сложное чувство, которое встало в их тупых и кротких душах от
этого непонЯтного убитого человека.
     Ћни ушли, не трогаЯ его, и труп долго лежал на траве у сараЯ,  устремив
в широкое синее небо мертвые глаза и раскинув руки, точно  он  хотел  обнЯть
ими весь мир, солнечный, голубой и прекрасный в своей теплой и тихой весне.

        XV  

     Ѓыло уже утро. Џаровоз стучал и дрожал от собственной страшной силы,  а
мимо быстро мелькали и проносились серые от  росы  полЯ,  намокшие  березки,
мокрые стволы и крыши сторожевых будок. Ѓыло холодно  и  сыро,  и  все  было
серое и мокрое: и лица людей, и деревьЯ,  и  блестЯщие  металлические  части
паровоза. „ым, точно мокраЯ вата, белыми разорванными клочьЯми  цеплЯлсЯ  за
чахлые кустики и медленно таЯл позади.
     Ќа станции, котораЯ промелькнула мимо, какие-то люди кричали  и  махали
руками, о чем-то предупреждаЯ, но поезд, не  останавливаЯсь,  с  грохотом  и
звоном прошел дальше.
     - ЌельзЯ останавливатьсЯ! - сказал машинист Љончаеву так просто,  точно
они вместе делали одно общее дело. - “клон близко,  и  если  остановитьсЯ  -
потом не разгонишь, а нам надо пролететь во весь мах...
     Љончаев тупо кивнул головой. ‘трашное  возбуждение,  в  котором  прошел
день, теперь упало и, падаЯ, унесло из тела всю силу и из  души  все,  кроме
сознаниЯ тЯжелой, тупой усталости.  •отелось  лечь  где  попало  и  заснуть,
забыть все, что было и будет. ѓолова одновременно стала и тЯжелой, и легкой,
тЯнула вниз и качалась от малейшего толчка. Џлохо соображаЯ,  он  равнодушно
выслушал  машиниста  и  сел  на  приступочек  тендера,  прислонив  голову  к
холодному твердому железу. € сразу беловатый туман охватил  его,  и  Љончаев
поплыл куда-то в  сторону  сладко  и  бессильно,  как  человек,  у  которого
закружилась голова.
     Ђ поезд все  шел  вперед.  “клон  приближалсЯ  со  страшной  быстротой.
Њашинист, черный, сухощавый  и  твердый,  высунувшись  из  окна,  напрЯженно
смотрел вперед, и казалось, что он  видит  там  что-то  страшное.  Њаленький
кочегар деловито и не спеша ворошил железной лопатой, и ее скрежещущий  звук
невыносимо лез в уши.  Љончаев  сквозь  тЯжелую  дремоту  чувствовал,  будто
именно этот скрежещущий звук и есть то, что всех  мучит,  но  не  имел  силы
сказать об этом. Ћн уже спал, хотЯ сознавал, что сидит на приступке  тендера
и смотрит прЯмо на циферблат барометра. ‚ усталом отупелом мозгу его странно
мешались вместе и серые прозрачные  призраки  пролетающих  мимо  в  утреннем
полусвете березок и  столбов,  и  Яркие,  точно  освещенные  большой  лампой
призраки сна. Џаровоз стучал и дрожал, но выходило так, что кто-то  трЯс  за
плечи и говорил ему о чем-то очень интересном  и  даже  смешном,  но  о  чем
именно, разобрать нельзЯ.
     - Џ... подожди!.. - пробормотал Љончаев и опЯть Ясно увидел все светлее
и светлее обрисовывавшиесЯ полЯ, лужи,  медные  трубки,  белый  циферблат  и
кочегара, уже не скребущего лопатой, а неподвижно смотрЯщего в другое  окно.
€ теперь казалось, что и кочегар видит впереди что-то страшное.
     ‚ голове Љончаева  была  пустаЯ,  непрозрачнаЯ,  как  беловатый  туман,
усталость, и он сделал мучительное усилие, чтобы понЯть, где он и зачем.  €,
наконец, вспомнил, что он на паровозе,  что  они  увозЯт  из  города  боевую
дружину, что все пропало, и на уклоне вблизи дачного места,  где  в  прошлом
году играла летом музыка и он познакомилсЯ с ‡иночкой, их  должны  встретить
солдаты, и тогда будет смерть.
     ‘трах и тоска шевельнулись у него в груди, и на мгновение стало  тошно.
Ћн высунулсЯ на левую сторону и с трудом узнал место. „о  уклона  оставалось
минут десЯть езды.
     ‚друг машинист повернулсЯ  к  Љончаеву  и  сказал  глухо  и  как  будто
равнодушно:
     - €дем вовсю!.. Џоддувало открыто!.. Ѓудут стрелЯть все-таки проскочим,
а там Ѓог даст...
     ЉакаЯ-то белаЯ пелена скользнула по глазам Љончаева.
     - Ђга! - сказал он, со страшным усилием стрЯхиваЯ дремоту.
     - џ предупреждаю, что мы каждую минуту можем взлететь на воздух... ‹ибо
под уклон слететь... Ќо ведь теперь  все  равно,  нас  расстрелЯют  всех  до
одного человека!..
     Њашинист отвернулсЯ и опЯть стал смотреть в окно. Љончаев сел  на  свою
приступку и, силЯсь держать глаза открытыми, подумал:
     "—то он говорит?.. Ќу, да, Я знаю... Њы  сейчас  взлетим  на  воздух...
п-подожди!.. „а, сейчас уклон!..  ‘мерть!..  Ђх,  все  равно!...  ’олько  бы
скорее все кончилось, и потом спать, спать... Ђ ‡иночка?.. ЌельзЯ спать!.."
     —ей-то тоненький голосок запел над  ним  длинную  и  странно  печальную
песню:
     - ...Ѓжжж-и-бжжж-у... бжж-и-бжжж...
     Љончаев открыл  глаза.  Њаленький  кочегар  стоЯл  наверху  тендера,  и
сильнаЯ струЯ воды била на дрова.
     - Ѓжж-и-бжж-у... - пела струЯ, то повышаЯсь, то  понижаЯсь,  и  в  этой
непрестанной  мелодии  было  тоскливое,  и  грозное,  и  печальное,  как   в
погребальном пении.
     "ѓосподи, и когда этому  конец?"  тупо  и  мучительно  кружась,  думала
голова Љончаева, как будто независимо от него самого,  а  он  видел  зеленый
коночный вагон и дым.
     Љто-то побежал и закричал, размахиваЯ руками:
     - ’оварищи!
     Љончаев хотел бежать за ним, но споткнулсЯ на мЯгкую  и  холодную  кучу
трупов и полез через нее, скользЯ в липкой крови и обрываЯсь среди спутанных
мертвых рук и ног.
     "—то ж Я сплю?  -  говорили  проблески  сознаниЯ.  Њожет  быть,  сейчас
смерть, а Я сплю... Ќадо ужасатьсЯ, что-нибудь  делать!..  ќ,  все  равно!..
‹ишь бы спать... Ћдин бы конец!"
     € ему стало казатьсЯ, что хорошо, если  -  смерть.  ’огда  будет  такое
голубое, вечное спокойствие. ’ак сладко  будет  лежать  и  не  слышать  этой
однообразной непрестанной мелодии, не мерзнуть, не  видеть  мелькающих  мимо
призраков, не знать, что сейчас будет она - смерть.
     ‡иночка подошла, взглЯнула ему в лицо печальными,  светлыми  глазами  и
отошла, растаЯв в тумане,  а  кто-то  опЯть  стал  рассказывать  ему  что-то
страшно интересное и показывать какую-то записку, на которой написано только
одно слово, но  перед  глазами  белый  туман  и  нельзЯ  прочесть.  Ђ  нужно
прочесть, и это мучительно, и еще мучительнее холодно.
     ‚друг что-то изменилось, мгновенно и страшно. Љончаев открыл  глаза,  и
они были остры и Ясны, как никогда. Џаровоз уже не стучал и не  качалсЯ,  он
весь дрожал мелкой, мелкой дрожью и весь стонал. ‚етер свистел мимо,  и  все
вокруг слилось в одну бешено мчащуюсЯ назад серую полосу. Ќа голове Љончаева
не было фуражки, и холодный мокрый ветер рвал волосы.
     - “клон! - прокричал ему машинист,  на  мгновение  поворачиваЯ  бледную
голову. € его голос сквозь стон, свист и рев чуть-чуть долетел до  Љончаева,
скорее угадавшего, чем понЯвшего смысл его слова.
     € вдруг, казалось, весь мир с  ужасающей  силой  начал  заворачивать  и
клонитьсЯ в какую-то бездну, направо и вниз, вниз.
     „икий  ужас  охватил  Љончаева,  глаза  выпучились  страшно   и   почти
бессмысленно, и в то же времЯ непонЯтный бешеный восторг  наполнил  все  его
тело, ему захотелось гикать, кричать, свистать. Ћн судорожно открыл рот,  но
потом не помнил, кричал или нет. Њгновенно промелькнули мимо полосы  бледных
желтых огней, Љончаев услышал треск и звон разбитых  стекол,  кто-то  сильно
рванул его за  полу  пальто,  и  все  исчезло,  как  страшный  кошмар.  Њимо
замелькали деревьЯ, зелень, лужи, и  паровоз  уже  опЯть  качалсЯ  и  стучал
по-прежнему.
     -  ‘лава  Ѓогу,  пронесло!  -  подымаЯсь  из-за  кучи  дров,  тоненьким
слезливым голоском проговорил кочегар и, снЯв шапку, стал креститьсЯ.
     †елезное лицо машиниста смотрело на Љончаева со  странной  ненормальной
улыбкой.
     - “шли! - коротко сказал он.
     Љончаев с  радостным  недоумением  и  чувством  необыкновенной  светлой
легкости во всем теле рассматривал порванный рукав.
     - …ще немножко, и прЯмо бы в бок, - весело улыбаЯсь, сказал он.
     - €дите сюда, сюда! - кричал кочегар с верхушки тендера.
     Љончаев торопливо полез наверх и увидел странные сверху  плоские  крыши
вагонов, а за ними убегающие  вдаль  белые  рельсы  и  синеватый  перелесок.
„алеко, далеко, все уменьшаЯсь, но отчетливо видные в  розоватом  прозрачном
свете росистого утра, перебегали по  опушке  какие-то  крошечные  фигуры,  и
слабые круглые дымки чуть-чуть серели над ними.
     —то-то странное делалось в душе: хотелось плакать от радости,  кричать,
смеЯтьсЯ, петь чистым звонким голосом, и  странно  казалось,  что  несколько
минут тому назад  был  вокруг  только  беловатый,  густой  и  тЯжелый  туман
усталости Љазалось, что еще никогда в жизни тело не было полно  такой  силы,
голова так прозрачно и Ярко полна сознанием, а душа - радости, такой  чистой
и светлой, как само прозрачное, полное света и блеска весеннее утро.
     ‚есь вчерашний день темной полосой  прошел  перед  глазами  Љончаева  и
растаЯл в радостном свете.  ЊогучаЯ  решимость  наполнила  грудь,  и,  точно
никогда не переживаЯ ни горЯ о погибших, ни омерзениЯ перед  ужасом  смерти,
ни страха, ни тоски, Љончаев  заблестел  глазами  и  крепко  сжатым  молодым
кулаком погрозил в сторону города.
     Ќебо было теперь чисто, и в прозрачно сиреневом его  просторе  легко  и
высоко стоЯли розовые пушистые, как барашки,  облака.  ‚  той  стороне,  где
всходило солнце, все ослепительно Ярило, сверкало и искрилось белым золотом.

        XVI  

     €з скверной, скучной и несправедливой человеческой жизни не могло сразу
исчезнуть множество глупых, слабых  и  жестоких  людей,  которые  делали  ее
такою. € волна, которую хотели доплеснуть до неба, упала вниз от собственной
тЯжести.
     Ќекоторое времЯ на поверхности еще крутились разорванные клочьЯ пены  и
мутный ил, поднЯтый со дна водоворотом, но уже всем было  очевидно,  что  на
этот раз все кончено. ‚ отдаленном квартале в  дыму,  крови  и  пыли,  среди
обломков и треска выстрелов уже без всЯкой надежды и, казалось, без  всЯкого
смысла кучки  обрекших  себЯ  на  смерть  все  еще  отчаЯнно  защищали  свои
баррикады, но в центре города уже открылись магазины, очистились от обломков
улицы,  подмели  панели,  засыпали  песком  пЯтна  человеческой   крови,   и
бесконечной, суетливой вереницей туда и  сюда  опЯть  побежали  муравьи.  ‡а
поднЯвшимсЯ грохотом деловой жизни выстрелы с окраин не всегда были  слышны,
а когда долетали, вызывали уже только гнетущую  бессильную  тоску  у  одних,
любопытство у других, усталую злость у третьих.
     ’е, кто пострадал, молча и уединенно по своим углам зализывали раны,  а
остальные всем существом ощущали одно, что они остались живы, и, как будто в
первый раз понЯв всю прелесть жизни, радостно вдыхали мЯгкий весенний воздух
и смотрели вокруг оживленными, проснувшимисЯ глазами.
     Ќикому не хотелось помнить, что по всем мертвецким города  лежат  кучки
безобразных закоченелых трупов и что эти трупы  еще  сохранЯют  черты  вчера
живших людей.
     Ђ между тем в возобновившейсЯ старой, привычной жизни что-то невидимое,
как червь в Яблоке, начало какую-то тайную работу.
     „октор  ‡арницкий  вернулсЯ  домой  на  другой  день,  когда  уже  все,
казалось, успокоилось. Ћн осунулсЯ,  побледнел,  и  глаза  у  него  блестели
неровным, скользким блеском.  Ћн  чувствовал  себЯ  нездоровым,  страдал  от
легкой тошноты и слабости, но был, как всегда, красив, аккуратен  и  так  же
твердо держал голову.
     „ома он пробыл недолго, находЯсь в беспокойном  болезненном  состоЯнии.
—то-то неопределенное, сосущее и  гнетущее  стоЯло  внутри,  и  нельзЯ  было
отделатьсЯ от него.
     Ќадо было обдумать свое положение, но оно ускользало от  него.  ‘начала
‡арницкому казалось, что исход найти легко: надо уехать как можно  дальше  и
там, где его никто не знает, начать новую жизнь. ќта новаЯ жизнь должна быть
как можно лучше, красивее, полнее и веселее, потому что иначе  зачем  же  он
поступил так, как поступил. Ћн приехал домой с мыслью об этой жизни,  полный
тоскливого желаниЯ как можно скорее развЯзатьсЯ со всем старым,  опогаженным
и стыдным, но как только вошел в свою квартиру, сразу почувствовал, что  это
не так просто и что узел затЯнут туже, чем он думал.
     ’ысЯчи мелочей вдруг выросли на пути: нельзЯ было уехать, не сдав дела,
надо было расплатитьсЯ с долгами, обдумать отношение к ’ане,  развЯзатьсЯ  с
квартирой и т. д. и, главное, - и это открытие испугало ‡арницкого  не  было
сил уехать, не убедившись, что действительно все кончено.  ‘мутнаЯ  надежда,
крохотнаЯ, Явно обманчиваЯ, ни на чем не основаннаЯ,  но  живучаЯ,  все-таки
шевелилась на дне души.
     "‚ сущности, ведь никто не знает, где Я был и что  делал?  Ћт  сборного
пункта менЯ могли отрезать, арестовать и мало ли что. ‚едь многих, наверное,
действительно отрезали, но из этого вовсе не значит, что они должны  считать
себЯ опозоренными... ‘транное дело!.."
     "Ќет,  что  уж  тут!  -   тоскливо   отвечало   сознание   непоправимой
действительности. - ’е могут не считать, потому что они действительно...  €м
и в голову не приходит, чтобы кто-нибудь заподозрил их в трусости, а  оттого
их никто и не заподозрит, Ђ Я - дело другое, Я знаю. ќто - арест и прочее  -
могло быть, но не было. € обман только Ярче, глубже осветит глубину падениЯ.
Љого Я заставлю поверить?"
     "Ђ, может быть, те, которые знали, убиты... Ђх, если бы так!.."
     ЏоследнЯЯ  мысль  не  была  мыслью,  и,  даже  не  подумав,  а   только
почувствовав ее, ‡арницкий испугалсЯ и притворилсЯ, что мысли этой не  могло
быть у него. Ѓыла одна секунда, когда в душе, наконец, вспыхнуло  возмущение
и захотелось назло всем остатьсЯ таким, как он есть,  со  всеми  пороками  и
подлостью.
     "Ќу, да! Ђ и подумал... бы, так имел бы на то право. Ќу, что же,  пусть
и убили. Ќикто не может заставить менЯ не желать этого".
     Ќо это возмущение погасло мгновенно. ‡арницкий  почувствовал,  что  длЯ
того, чтобы самому поверить в свое право делать и  думать  так,  как  хочет,
надо уметь и сказать громко то же самое. Ќо  невозможность  этого  была  длЯ
него Явна: если бы он мог, то тогда лучше бы прЯмо и  открыто  сказать,  что
он, уклонившись от опасности, плевать хочет на всех. Ђ так как он  уклонилсЯ
от опасности тайно и только о том и думал,  чтобы  сохранить  тайну,  то  не
оставалось другого, как продолжать лгать и...
     -  “ехать  туда,  где  менЯ  никто  не   знает!..   ’ак   образовывалсЯ
заколдованный круг, в котором с  тоскою  вертелсЯ  ‡арницкий,  стоЯ  у  окна
своего кабинета и глЯдЯ не в окно, на Яркую солнечную улицу, по которой  шли
и ехали люди, точно нарочно катаЯсь перед  его  окнами,  а  на  носки  своих
изЯщных, светло вычищенных сапог.
     ’анЯ, в чистеньком платье и передничке,  такаЯ  вымытаЯ  и  аккуратнаЯ,
точно она только что старательно приготовила себЯ длЯ него, лукаво  топотала
каблучками по комнатам и ждала снисходительного вниманиЯ. Ќо хотЯ  ‡арницкий
непоколебимо считал себЯ неизмеримо выше ее, длЯ него теперь было невозможно
посмотреть ей в глаза.
     "Ђ вдруг знает?" - трусливо спрашивало  внутри  него.  Ћн  презрительно
улыбалсЯ и кривил губы, но в то же времЯ чувствовал, что эта улыбка  уже  не
ограждает его, как прежде, от людей, которых  он  считал  ниже  себЯ.  ‘амый
вопрос о том, что горничнаЯ может что-то знать о нем, как бы давал ей  право
знать, и это было слишком невыносимо. ‡арницкий  взЯл  палку,  шлЯпу,  надел
свое отличное пальто, в котором он казалсЯ еще выше  ростом  и  красивее,  и
вышел на улицу.
     Ѓлеск весеннего солнца ослепил его и облегчил.  ‚  его  свете  растаЯло
темное чувство. ѓолубое небо, золотые столбы солнечных лучей и мелькавшие по
тротуарам  легко,  по-весеннему  одетые,   красивые   и   молодые   женщины,
напоминавшие ему о бесконечном разнообразии самых острых  наслаждений,  были
так прекрасны и полны жизни, что сама собой пришла ободрЯющаЯ мысль:
     "‚се минетсЯ, а как бы то ни было, еще целаЯ жизнь впереди".
     Ћн облегченно  вздохнул,  выпрЯмил  грудь,  привычно  уверенным  жестом
подозвал извозчика и велел ехать в больницу.
     Џлавно поплыла назад мостоваЯ, замелькали дома и  люди,  оглЯдывавшиесЯ
на ‡арницкого.  ‘тало  еще  легче,  и  будущее  показалось  вовсе  не  таким
безнадежным.
     Ќемножко стало досадно, что за проехавшим извозчиком не удалось увидеть
лица маленькой блондинки, а у нее было такое розовое, маленькое ушко,  такие
пышные сухие волосы и так она особенно колыхалась на ходу, что  лицо  должно
было быть интересное. ‡ато можно было довольно долго  наблюдать  за  высокой
брюнеткой, с удивительными черными глазами, черные волосы которой и  матовый
цвет лица ослепительно заманчиво выделЯлись из голубой подкладки распахнутой
меховой кофточки.
     "—ерт знает! ‚от подбери какое-нибудь  другое  сравнение  кроме  жгучих
глаз?" - невольно улыбаЯсь, сказал сам себе ‡арницкий и еще раз оглЯнулсЯ на
молодую женщину, таинственно и гордо мерцавшую своими удивительными глазами.
     "Ђ вот это бюст!.." - вздрогнув ресницами,  скользнул  он  по  выпуклой
обтЯнутой материей женской груди, дерзко колыхавшейсЯ, точно дразнЯ  и  манЯ
проходЯщих мужчин. ‡адорные веселые глазки взглЯнули прЯмо на него и,  точно
угадав его тайные мысли, тоже вздрогнули ресницами.
     ‘олнце светило Ярко, и землЯ как будто таЯла. ‚есенний воздух возбуждал
жуткое сладострастное чувство, и  оно  было  остро,  почти  до  муки,  когда
впереди   показывалась    стройненькаЯ,    гибкаЯ    и    хрупкаЯ    фигурка
девушки-подростка, в которой неуловимо тонко играла смесь невинной,  чистой,
как утро, девочки и уже волнующейсЯ от взглЯдов мужчин женщины.
     - Љ главному подъезду прикажете? - поворачиваЯсь, спросил извозчик.
     € все исчезло. ‘олнце перестало светить, женщины исчезли, весеннее небо
потемнело, а внутри его большого, статного тела что-то оборвалось и упало.
     "Ѓросить все дела,  квартиру,  деньги,  ’аньку  и  все,  и  долой,  как
птица... ‚едь Я свободен. Ќе  надо  переживать  ни  сомнений,  ни  унижений,
ведь... Я свободен!"
     ЉрылатаЯ мысль нарисовала  перед  ним  воздушный  солнечный  простор  -
свободу.
     "Ќо ведь Я этим только подчеркну, что их подозрениЯ - правда... Ќу, так
что ж? € черт с ними, разве Я не свободен? Ќет... все равно уж...  рано  или
поздно придетсЯ пережить это... Ђ может быть?"
     ‡арницкий согнулсЯ, как больной, и глухо ответил:
     - Љ главному!
     …сли бы кто-нибудь посмотрел на ‡арницкого в ту минуту, когда он слезал
с пролетки, ‡арницкий показалсЯ бы ему стариком, а если бы сам ‡арницкий мог
увидать себЯ, он ужаснулсЯ бы.
     Љак всегда, швейцар распахнул ему тЯжелую дверь с медными ручками;  как
всегда, этот старый солдат ему почтительно поклонилсЯ; так же кланЯлись  все
служащие, сиделки, сторожа,  встречавшиесЯ  в  коридорах,  так  же  поспешно
расступались перед его плотной сильной фигурой жалкие колеблющиесЯ  призраки
больных, слонЯющихсЯ вдоль стен, точно тени. Ќо длЯ ‡арницкого все это  было
то же, да не то. € ему самому стало понЯтно, что перемена произошла только в
нем самом, и, понЯв это, ‡арницкий ужаснулсЯ. …му вдруг показалось,  что  он
сам выдаст себЯ, выдаст каким-то необыкновенным, но Ясным длЯ всех  образом.
ќто было болезненно, от этого острее  почувствовались  тошнота  и  слабость,
томившие его со вчерашнего днЯ, и ‡арницкий Ясно почувствовал, как по  всему
телу его выступил липкий горЯчий пот и как он  перестает  сознавать  себЯ  и
владеть собою.
     "џ болен, что  ли?"  -  со  страхом  подумал  он.  Њгновенное  бредовое
ощущение пронеслось у него в мозгу. —то-то тонкое, неуловимо острое, скользЯ
и извиваЯсь, побежало позади этих больных, сквозь сиделок и  фельдшеров,  по
лестницам вверх и вниз, на  мгновение  наполнило  всю  больницу  и  пропало.
‡акружилась голова.
     „елаЯ над собой усилие и стараЯсь овладеть неуловимой странной  мыслью,
впервые  пришедшей  в  голову,  в  которой  вдруг   почувствовалось   что-то
совершенно новое, неожиданное, но все объЯснЯющее, ‡арницкий поднЯл голову и
пошел по коридору.
     € тут ему попалсЯ навстречу  седенький  толстенький  старичок,  главный
врач больницы. Џри виде  его  ‡арницкий  приостановилсЯ  и  съежилсЯ,  точно
собираЯсь бежать, но главный врач ничего не знал, не видал, не слыхал  и  не
воображал. ‚се на свете шло  прекрасно:  больные  умирали  и  выздоравливали
совершенно так же, как и всегда. Ќемного более было  хирургических,  но  это
естественно, если принЯть во внимание происшедшие  в  городе  беспорЯдки.  Љ
тому же это уже бывало и раньше.
     “видев ‡арницкого, он  поспешно  покатилсЯ  ему  навстречу,  с  разбегу
столкнулсЯ с ним животом, упруго, как мЯчик, отскочил и, схватив его за  обе
руки, стал что-то обстругивать Языком:
     - Љоллега,  вас  ли  Я  вижу?  Ђ  тут  у  нас  про  вас  такие  страсти
рассказывали, что ужас!
     ‚се поплыло вокруг ‡арницкого. Џалаты, халаты, стены и лица, все  стало
бело и безжизненно, но он опЯть сделал над собой страшное усилие  и,  сжимаЯ
скулы в гримасу улыбки, спросил:
     - —то такое?
     - Џомилуйте, говорили, что вы убиты! ‚чера прибегал  студент  Ѓаргузин,
так тот так прЯмо и выразилсЯ:
     "Џал на баррикаде с красным знаменем в руке..." и уверЯл, что  чуть  ли
не собственными руками этот самый флаг из ваших мертвых пальцев принЯл...  Ђ
между нами, коллега, Я си-ильно подозреваю, что он баррикад  и  не  нюхал...
•е-хе-хе!.. ќто бывает, это бывает...  -  с  наслаждением  повторил  главный
врач.
     "Ќу, да, Я не нюхал, но ведь и ты не нюхал..." -  с  бешеным  отчаЯнием
хотел крикнуть ‡арницкий.
     - Ќу, вы живы, и слава Ѓогу!  -  поглаживаЯ  его  по  животу,  ворковал
главный врач. Ћно, конечно, что и говорить... герои... ѓеройскаЯ  смерть  за
родину и общее благо. ‡аманчиво, коллега, но, право, дорогой мой,  лучше  мы
еще поживем, лучше мы еще поживем!.. - опЯть повторил он  понравившуюсЯ  ему
фразу, отскочил от ‡арницкого и засмеЯлсЯ.
     "€здеваетсЯ, канальЯ..." - со страданием думал
     ‡арницкий, бледно улыбаЯсь.
     - ’ут шутки не совсем... - нетвердо выговорил он,  с  ужасом  чувствуЯ,
что выдает себЯ.
     ѓлавный врач испугалсЯ.
     - Ќу, да, Я знаю, коллега, вы революционер. џ так,  коллега,  Я  та-ак.
Љонечно, шутки тут неуместны, но Я, дорогой, так  вам  обрадовалсЯ.  Ђ  это,
конечно, ужас! —то они делают с ђоссией, что делают?..
     Ћн долго качал головой, как китайский болванчик.
     "Ќет, ничего не знает, а просто глуп..." - с  невыразимым  облегчением,
приходЯ в себЯ, подумал ‡арницкий.
     € ему захотелось сказать доктору что-нибудь приЯтное, выразить ему свою
симпатию и уважение.
     Ќо главный врач не на шутку испугалсЯ и заторопилсЯ,  беспокойно  мигаЯ
глазками.
     - Ќу, до свиданиЯ, коллега, до свиданиЯ... џ уже ухожу.  ђад,  что  все
оказалось вздором... ’ам в кабинете Ђнатолий ”илиппович. Ќа  него,  беднЯгу,
кажетсЯ, очень серьезно подействовало. „а оно и понЯтно!.. Љ тому  же  он...
главный врач сделал таинственное значительное лицо, - он, кажетсЯ,  серьезно
скомпрометирован... ’ого и глЯди, заберут, того  и  глЯди...  Љаждую  минуту
жду. Ќа квартире у него обыск был, и там, говорЯт, полициЯ сидит. Ќу, так до
свиданиЯ... Ђ ему, беднЯге, плохо придетсЯ, плохо...
     "‚от оно!" - железным молотом ударило ‡арницкому  в  сердце  при  имени
‹авренко. Њинутное облегчение вдруг  сменилось  непоколебимой  уверенностью,
что именно сейчас произойдет то, чего  он  так  боЯлсЯ,  чего  не  мог  даже
представить себе, как оно будет. Џочему-то он  всем  существом  своим  сразу
почувствовал, что ‹авренко все известно.  Ђ  что  ‹авренко  не  простит,  не
забудет, не притворитсЯ, - ‡арницкий знал. …ще раз было  движение  уйти,  но
опЯть не хватило силы. € как котенок, которого взЯла за  шиворот  неодолимаЯ
рука, который даже не видит и не понимает, кто и зачем держит его, ‡арницкий
сделал несколько нетвердых шагов и, точно во сне падаЯ в бездонную пропасть,
казалось, потерЯл на секунду Ясное сознание.
     ‹авренко стоЯл у окна и, заложив руки за спину, смотрел на  улицу.  …го
грузный сутуловатый силуэт чернел против света, и ‡арницкому показалось, что
‹авренко неподвижно смотрит прЯмо на него. ‚се замерло в  нем,  но  когда  в
следующее мгновение он понЯл, что ‹авренко стоит к нему спиной  и  не  видит
его, ‡арницкий почувствовал еще больший ужас.
     "‚от сейчас он обернетсЯ и  увидит  менЯ,  и  тогда..."  ‚  эту  минуту
‹авренко обернулсЯ, и то, что произошло затем, было совсем не похоже на  то,
что представлЯлось ‡арницкому. Ќо еще ужаснее и непоправимее.
     ‡арницкий  сделал  несколько  шагов  вперед  и  протЯнул  руку.  ‚  это
мгновение инстинкт его ожидал удара по щеке, и его красивое,  всегда  гордое
лицо было испуганно и отчаЯнно, как у человека, не имеющего сил отклонитьсЯ.
Ќо вместо того ‹авренко подал ему свою руку, и ‡арницкий  ощутил  такое  же,
как всегда, несильное пожатие его мЯгкой  теплой  ладони.  Љровь  ударила  в
голову ‡арницкого, и он с ужасом почувствовал, что рот его  осклаблЯетсЯ  до
ушей, колени подгибаютсЯ, и, совершенно не понимаЯ, что  он  делает,  против
воли, он схватил руку ‹авренко обеими, вдруг вспотевшими,  ладонЯми  и  стал
угодливо и  подобострастно  трЯсти.  ‚последствии  ‡арницкий  никак  не  мог
понЯть, как это произошло и зачем он это делал, тем более, что между  его  и
‹авренко глазами в это мгновение напрЯженно,  как  готоваЯ  лопнуть  струна,
протЯнулось нечто, вполне отчетливо и понЯтно сказавшее им  обоим,  что  они
понимают друг друга.
     •олодный  туман,  похожий  на  приближение   обморока,   затЯнул   мозг
‡арницкого.
     "—то Я делаю? - с паническим ужасом мысленно закричал он. - Ѓросить его
руку, толкнуть, ударить за то, что он не ударил менЯ..."
     Ќо какаЯ-то непонЯтнаЯ сила держала его за шиворот, и  он  уже  не  мог
вернутьсЯ назад. ‚ то времЯ,  как  ‹авренко  был  совершенно  неподвижен  и,
казалось,  спокоен,  статное  тело  ‡арницкого  как  бы  потерЯло  всю  свою
плотность, задвигалось киселеобразно, кружками, мелкими шажками, и губы его,
ставшие вдруг тонкими и юркими, мгновенно  заковеркались  на  границе  между
угодливыми улыбками и уродливыми гримасами отчаЯниЯ.
     ќто было  до  такой  степени  неестественно,  что  ‡арницкий  физически
воспринЯл киселеобразное, липкое ощущение своего тела, и в эту минуту,  Ясно
длЯ него самого, прежний ‡арницкий с его  самоуверенностью,  обаЯтельностью,
красотой умер навсегда, а то,  что  поЯвилось  вместо  него,  было  жалко  и
противно.
     ‹авренко отвернулсЯ.
     € еще понЯл ‡арницкий, что лгать уже совершенно  не  надо,  не  надо  и
признаватьсЯ, ибо ни то, ни другое никому не нужно и не вернет прежнею.
     € в то же времЯ между ними началсЯ простой и  обычный  в  этих  случаЯх
разговор.
     - Ќу, что, как  дела?  -  спросил  ‡арницкий,  как  автомат,  продолжаЯ
растЯгивать и дергать свои ставшие резиновыми губы.
     - —то ж!.. ‚се пропало!.. - грустно ответил ‹авренко. - „а этого и надо
было ожидать.
     - Ќу, а наши как?.. -  опЯть  спросил  ‡арницкий,  с  трудом  выговорив
резиновыми губами слово "наши".
     - Ќаши?.. - глЯдЯ ему в лицо, спросил ‹авренко. - Џочти все погибли.
     - —то вы?.. - бледнеЯ и ощущаЯ что-то странное, проговорил ‡арницкий.
     - „а! ’етмайер убит на баррикаде в порту, броненосец  взЯт.  ’ам  почти
всех перебили... Ѓатманов расстрелЯн... € ‘ливина... - губы  ‹авренко  слабо
вздрогнули, - тоже расстрелЯли...
     - Ђ?.. Ђ Љончаев?..
     - Љончаев... Љончаев убит в порту... ѓоворЯт, они долго защищались.
     - Ђ... - начал было ‡арницкий и вдруг остановилсЯ.
     ‹авренко с минуту пристально смотрел ему в  глаза,  и  вдруг  выражение
гадливости Явно изменило его лицо. Ћдну  секунду  казалось,  что  он  плюнет
‡арницкому в глаза, но вместо того и  это  было  ужаснее  ‹авренко  двинулсЯ
вперед, наступаЯ на ‡арницкого, и когда тот,  вдруг  съежившись,  подалсЯ  в
сторону, прошел так же прЯмо, точно сквозь нею, и вышел из комнаты.
     „верь  закрылась,  и  ‡арницкий  осталсЯ  один.  ‘  минуту   он   стоЯл
неподвижно, и губы у него кривились  неопределенно  и  судорожно.  Џотом  он
потер руки, точно ему стало холодно,  и  мелкими  шажками  прошелсЯ  взад  и
вперед но комнате.
     “ него вдруг закружилась  голова,  и,  подчинЯЯсь  внезапной  слабости,
‡арницкий тЯжело опустилсЯ на диван, закинул  затылок  на  холодную  кожаную
подушку и, закрыв глаза, замер.
     Ѓыло тихо и  прохладно,  как  в  подвале.  ѓде-то  в  коридоре  шаркали
туфлЯми, и далеко, в нижнем этаже, певуче визжала дверь  на  блоке.  ‘мутные
звуки доносились с улицы.
     ‘транно, что ‡арницкий сначала вовсе не думал  о  том,  что  произошло.
ѓде-то  в  глубине  своего  большого   тела   он   ощущал   чувство   тонкой
всепроникающей усталости и физической тоски. Ѓелый  туман  и  та  же  легкаЯ
ноющаЯ тошнота подымались от живота к голове.
     "џ болен..." подумал ‡арницкий.
     € тут же вспомнил, как  ночью,  накануне  беспорЯдков,  встав  прЯмо  с
нагретой постели, высунулсЯ в форточку и как прохватило его тогда холодом  и
сыростью.
     "„а, Я болен... должно быть, тиф... и смерть..." - в первый раз подумал
он.
     "‡ачем смерть? ќто не может быть, это было бы  бессмысленно.  ‡ачем  же
тогда?.. Ќе может быть, нельзЯ, нельзЯ..." - диким криком  закричало  внутри
нею, но глаза у него были по-прежнему закрыты и лежал он неподвижно.
     "Џочему именно смерть? ѓлупости!..  мысленно  усмехнулсЯ  он.  -  Ѓудет
жизнь, а не смерть, и еще долго Я буду жить, видеть солнце, женщин... €  это
все пройдет, что есть теперь, и еще будет огромнаЯ  радость  наслаждениЯ,  Я
опЯть буду чувствовать себЯ таким, как прежде..."
     "Ќет, не буду... - коротко ответил он себе.  ’ого  ‡арницкого,  который
сверху смотрел на всех, который верил в себЯ и в свое  исключительное  право
на гордость, уже не вернуть..."
     Ћн вспомнил гадкое, гнусное ощущение своего киселеобразного тела,  свои
потные ладони, угодливо жмущие руку ‹авренко, взглЯд ‹авренко.
     "Ћн прошел, как будто менЯ там и не было... €  он  прав:  менЯ  там  не
было, а было... что?.."
     Ѓыло то, что, может быть, он проживет еще долго и будет совокуплЯтьсЯ с
женщинами, смеЯтьсЯ, есть, пить, одеватьсЯ, знакомитьсЯ  с  людьми,  избегаЯ
тех, которые могут все знать о нем, а потом, наконец, умрет; а  может  быть,
не будет больше знать женщин, оставит их другим, потерЯет  вкус  к  пище,  к
питью, станет слаб и гнил и умрет завтра, сегоднЯ, сейчас.
     - —то же это такое? - громко произнес ‡арницкий и весь содрогнулсЯ.
     Ќо  он  не  открыл  глаз,  и  из-под  закрытых   век   по   сжавшемусЯ,
искривившемусЯ лицу потекли слезы, крупные, как горох.
     Ћн трусливо оглЯнулсЯ вокруг, как будто бы у него не  хватило  смелости
даже плакать, и торопливо достал платок.
     Џусто,  гадко  и  тоскливо  было  у  него  на  сердце,  а  тошнота  все
поднималась и поднималась к горлу, и нельзЯ было  разобрать,  физическаЯ  ли
это тошнота или нравственнаЯ.

        XVII  

     ‚есенние сумерки иногда приобретают неуловимо грустный характер. ‚оздух
становитсЯ слишком прозрачен, тишина  слишком  чуткой,  и  к  живым  запахам
первой  зелени  тонко  примешиваетсЯ  запах   сырой   земли,   может   быть,
напоминающей о свежевырытой моги