вым тоном: - ‚едь не все полковое имущество мы будем
забирать с собою?  Ќаверное, чучела длЯ колки штыками и мишени оставим здесь
на развод?  ‚ообще вопрос -  сколько и каких вещей мы можем взЯть с собою, -
самый важный вопрос,  а  из  вас,  конечно,  никто об  этом и  не  подумает.
Џризнавайтесь,  у  всех у вас есть походные кровати?  Ђ то завтра же пошлите
купить! Ќе то придетсЯ вам спать на голой земле, и если вы не схватите пули,
то насморк получите непременно. Ђ благодарЯ насморку Ќаполеон проиграл битву
при ‚атерлоо!
     - Ќу,  уж если вы едете,  Ђнна €вановна, то у нас будет самый геройский
полк в дивизии, - решил Љавтарадзе.
     - € будем мы вас звать †анной в памЯть многострадальной †анны д'Ђрк,  -
добавил џблочкин.
     - Ќе противьтесь злу,  €ван €ваныч,  - сказал ‹ивенцев. - Ђ то мы будем
себЯ чувствовать в  Ѓолгарии очень уж  сирыми.  ‚ы  читали,  что в  ђущуке -
семитысЯчный гарнизон немцев, что на улицах полицейские - австрийцы; вот что
такое современнаЯ ЃолгариЯ. Ђ ‘ербии уж нет, а —ерногориЯ доживает последние
денечки, а дарданелльскаЯ экспедициЯ дышит на ладан, и турки уж сами готовЯт
экспедицию  на  ‘уэц...   Љроме  того,  переезд  наш  морем  на  транспортах
затЯнетсЯ,  говорЯт,  месЯца на  два:  всю седьмую армию,  то есть тысЯч под
двести человек,  переправить на  наших малочисленных транспортах -  это тоже
задача не из Њалинина и Ѓуренина.  „опустим даже,  что переправили,  - какие
сюрпризы могут  нас  ожидать за  эти  два  месЯца,  -  когда  Њакензену было
достаточно трех недель,  чтобы вывести ‘ербию из строЯ!.. ѓоворЯт, что у нас
теперь имеютсЯ снарЯды.  ‘лава тебе,  господи!  Ђ  у  немцев их  сколько?  €
странное   дело!    ‚едь   когда-то    не   кто-нибудь,    не   какой-нибудь
штафирка-пацифист,  а сам Ѓисмарк -  "железный канцлер" - говорил и повторЯл
не  раз:  "‚се Ѓалканы с  Љонстантинополем вместе не  стоЯт костей и  одного
померанского гренадера!"  Ђ  у  нас  из-за  Ѓалкан с  Љонстантинополем хотЯт
уложить без малого двести тысЯч!  Ќеумно, как хотите, - нерасчетливо! Ќужно,
чтоб  были  какие-нибудь шансы на  выигрыш,  если  уж  на  то  пошло,  чтобы
непременно передвинуть нашу армию на  фронт,  а  так  бросать ее,  как хотЯт
бросить, буквально на ветер, в трубу выпустить, что же это за жест отчаЯниЯ?
€  какое же  терпеливое животное оказалсЯ в  эту  войну человек?..  џ  читал
как-то  материалы о  ђазине.  …го  пытали  по  всем  правилам этого  жуткого
ремесла,  но он не сказал ни слова о своих так называемых "воровских" делах.
Ђ  раз не  призналсЯ,  то по законам того времени судьи не могли приговорить
его  к  смертной казни.  ‚от  в  какое затруднение судей поставил.  Џришлось
самому "тишайшему" царю приговор ему подписать. ‹егендарно терпелив оказалсЯ
ђазин.  Ћднако современные войска побили этот рекорд терпениЯ. Џрогресс, что
и  говорить...  …сть много определений человека.  џ  бы  определил его  так:
человек -  животное воинственное.  €звестно,  что  организованно воюет он  с
каменного века, но, несомненно, он воевал и раньше.
     - €  социал-демократы в  ѓермании вотируют на  войну  кредиты,  -  живо
вставил Ђксютин.
     - џ не читал. џ, впрочем, сегоднЯ совсем не читал газет. ‹юбопытно, что
французские социалисты Ђльбер ’ома,  ѓед,  ‘амба и  русские социал-демократы
меньшевистской фракции тоже, конечно, за кредиты на продолжение войны!
     - ’ак что в  какое же  положение ставитсЯ теперь социал-демократическаЯ
партиЯ в целом? - улыбнулсЯ •рЯщев.
     - ’о есть ‚торой €нтернационал?
     - „а,  кажетсЯ...  как же теперь "Џролетарии всех стран, соединЯйтесь",
когда они должны воевать секциЯ с секцией?
     - ‚торой €нтернационал взорван войной, - это Ясно каждому. Ќо...
     €  Ђксютин раза два  высоко на  морщинистый лоб  вздернул и  опустил на
запавшие карие глаза свои летучие брови, готовЯсь сказать что-то, может быть
неЯсное еще ему самому, когда вошел в комнату денщик •рЯщева, уже достаточно
заспанный, и обратилсЯ к Ђнне €вановне вполголоса:
     - „озвольте доложить...  просЯт их благородие,  прапорщика Ђксютина, до
своей роты.
     - Љто просит? - встревожилсЯ сразу Ђксютин.
     - Њабуть, ротный писарь, вашебродь.
     Ђксютин вышел в  переднюю,  но через минуту снова вошел,  встревоженный
еще больше и побледневший, и начал прощатьсЯ.
     - —то такое?  —то случилось?  - вслед за Ђнной €вановной спрашивали его
все.
     - ’ак, пустЯки какие-то... Ќе может быть... - бормотал Ђксютин.
     - Ћднако уж двенадцатый час,  -  поздно...  џ  пойду с  вами,  -  начал
прощатьсЯ также и ‹ивенцев, рота которого была соседнЯЯ с ротой Ђксютина.
     € они вышли вдвоем. Џисарь одиннадцатой роты, ќскин, говорил Ђксютину:
     - џ заходил к вам на квартиру,  там мне не сказали,  куда вы пошли. Ђ к
прапорщику •рЯщеву Я  уж на всЯкий случай зашел:  вижу с улицы сквозь ставни
свет и голоса слышны.
     - Ђ голоса были все-таки слышны на улице? - спросил ‹ивенцев.
     - Ћтдельных слов чтобы,  этого нельзЯ было разобрать,  а только так,  -
голоса,  одним словом,  - ответил было осторожный ќскин, но добавил: - Ђ что
же вы хотите,  ваше благородие,  когда же здесь везде стены камышовые?  ’ута
даже и сквозь одни стены на улице вполне может быть слышно,  особенно у кого
слух хороший.
     „ома   в   этой  части  •ерсона  действительно  строились  из   камыша,
обмазанного глиной, и крыши кое-где были камышовые, и печи топили все тем же
камышом, привозимым из щедрых днепровских плавней.
     Ђксютину хотелось узнать скорее,  полнее и точнее, что именно случилось
в его роте.
     - ‚сЯ рота так и заЯвила, что никуда не пойдет? - спросил он вполголоса
и  с  большою тревогой,  и  также вполголоса и  оглЯдываЯсь в темноте,  тихо
отвечал ќскин:
     - —тобы всЯ  решительно рота так заЯвила,  то  этого сказать,  конечно,
нельзЯ,  ваше благородие...  Ћтдельные голоса были "за".  ’ем  более что это
ведь все наделали двое пьЯных.  Ћни двое Явились себе после поверки, как так
и  надо,  и  в доску пьЯные и начали ругать фельдфебелЯ "продажной шкурой" и
вообще себе буЯнить:  "Ќикуда из •ерсона мы не пойдем,  как у нас здесь жены
беременные и на этой неделе рожать должны"...  Ќу, одним словом, к этим двум
умным другие дураки пристали,  какие совсем даже ничего и не пили, кроме как
воду из бака... € они тоже кричать стали: "Ќе пойдем! ‚се не пойдем!"
     - ѓм... ‚от так историЯ!
     - Ђ в десЯтой роте? - спросил ‹ивенцев.
     - Ћттуда ничего не было слышно.
     - Ђ что же пьЯные?  Људа пьЯных дели?  Љто же именно? Љак их фамилии? -
быстро спрашивал Ђксютин,  делаЯ  при  этом  тощими ногами такие загребистые
шаги,   что  ‹ивенцев,   хотЯ  и  был  выше  его  ростом,  должен  был  идти
форсированным маршем, а низенький ќскин почти бежал вприпрыжку.
     - ”амилии -  ЏогребнЯк и Ѓондаренко,  вашебродь...  Ћба -  золотце... ‚
порту мариупольском грузчики были...
     - Љто их пустил из роты?
     - Џропусков Я  им не писал...  ‘амовольные отлучники.  €х пока в ротный
карцер заперли до вашего распорЯжениЯ.
     Љазармы,  к которым они подходили,  были как раз те же самые казармы, в
которых когда-то,  лет  десЯть  назад,  прапорщик ‹ивенцев кричал  командиру
роты,  капитану Ђбрамову: "Ља-пи-та-ан! ‘олдат не би-ить!" ’еперь он сам был
командиром роты,  и  в  его роте было втрое больше солдат,  чем у  Ђбрамова.
’очно так же, как сохранилось это в памЯти прошлых лет, по-старому выступили
из темноты белые стены длинных, параллельно расположенных одноэтажных домов,
крытых черепицей,  больше похожих на  конюшни или сараи.  ‚  одном из  таких
сараев помещались две роты -  ‹ивенцева и Ђксютина. Њежду ротами была только
тонкаЯ и  бугристо смазаннаЯ глиной,  побеленнаЯ известкой,  но облупившаЯсЯ
стена из камыша.
     ‚ходить в чужую роту вместе с Ђксютиным ‹ивенцев счел неудобным.  Љогда
же  он  обходил с  надворьЯ помещение одиннадцатой,  то слышал сильные стуки
подкованных сапог в  дверь ротного карцера и пьЯные хриплые крики ЏогребнЯка
или Ѓондаренко:
     - —и Я кого убив?..  —и Я кого зарiзав?.. —и Я кого ограбив?.. ‡а що вы
мене запэрли, гадючьи души?
     ‚ десЯтой роте было тихо.  ‹ивенцев поглЯдел в одно из окон,  - солдаты
спали.  Џоставив лампу  на  один  табурет и  расположив на  нем  четвертушку
бумаги,  на  другом табурете сидел дежурный по  роте  унтер-офицер †овмир и,
сильно изогнувшись,  писал,  должно быть,  письмо родным, что полк уходит на
фронт. „невальный стоЯл около двери.
     ‹ивенцев видел,  что заходить в  свою роту ему незачем.  €дти же  домой
было ему по дороге с  Ђксютиным,  и он дождалсЯ,  пока тот вышел,  и спросил
участливо:
     - Ќу что? ЉажетсЯ, не так страшно, только пьЯный орал.
     - Ќе знаю -  спЯт...  Ђ пьЯный ЏогребнЯк орал, как сумасшедший... …му Я
сказал,  чтоб замолчал и  спал.  ’еперь в  карцере тихо...  Љак вы  думаете,
завтра это не повторитсЯ?  -  спросил Ђксютин с Явной надеждой в голосе, что
‹ивенцев его успокоит. € ‹ивенцев сказал уверенно:
     - ЏустЯки!  ЏьЯные всегда будут.  џ  думаю,  на фронте их будет гораздо
больше, - это неважно.
     - џ полагаю, что рапорта командиру полка писать не стоит?
     - Ћ  чем именно?  ‡автра же ведь все равно посадка в  вагоны.  џ  думаю
даже, что эти пьЯные и не сбегут никуда. …сли бы хотели сбежать, они бы и не
пришли.
     - ќто верно.
     - џ  бы  на  вашем месте этих самых двух назначил бы  в  виде наказаниЯ
дневальными у вагонов. џ уверен, они бы отлично несли этот нарЯд.
     - Њожет быть,  Я  так и  сделаю...  -  Ђксютин помолчал и добавил почти
шепотом:  -  ‚от  видите,  какаЯ  чепуха  выходит,  когда  одна  только рота
загалдит... Ђ вот если бы всЯ седьмаЯ армиЯ сразу так бы сказала?


        ѓ‹Ђ‚Ђ ’ђ…’њџ

     Ќа другой день среди всеобщей полковой суматохи и сборов к отправке,  в
полдень,  когда в последний раз в херсонских казармах обедали роты, ‹ивенцев
улучил  минутку  съездить  в  публичную  библиотеку  проститьсЯ  с  Ќатальей
‘ергеевной ‚еригиной.
     € библиотеку эту он знал десЯть лет назад - историЯ повторилась: только
тогда не работала в ней ЌатальЯ ‘ергеевна... впрочем, если бы и работала, он
мог бы не приметить ее, не отличить от других, - это часто бывает в жизни.
     •ерсонскаЯ библиотека того времени свЯзывалась в  его памЯти с "лекцией
о  творчестве  знаменитого писателЯ  ‘танислава Џшибышевского в  присутствии
самого писателЯ", как об этом сообщали афиши.
     ‚месте  с   двумЯ-тремЯ   прапорщиками  своего  полка   ‹ивенцев  пошел
посмотреть  на  знаменитость.   ‚  большом  библиотечном  зале,  уставленном
стульЯми,  они  долго  ждали,  когда начнетсЯ лекциЯ.  Ќи  в  одной из  трех
таинственно закрытых дверей зала не показывалсЯ никто, а публики было много,
- все места были занЯты,  - и публика терЯла терпение и начала стучать в пол
каблуками и кричать:
     - Џши-бы-ше-евский!.. ‚ре-мЯ-Я!.. Џши-бы-шевский!
     Ћтворилась одна  из  дверей,  в  ней  поЯвилсЯ величественной внешности
человек в черном сюртуке и с рыжей длинной бородою.  „лЯ всех было Ясно, что
это и есть Џшибышевский. ћжнаЯ публика темпераментна. ‚се закричали:
     - Ѓраво, Џшибышевский! - и захлопали оглушительно.
     ђыжий  бородач  раскланЯлсЯ  конфузливо  и  неожиданно  тонким  голосом
заЯвил:
     - џ помощник заведующего библиотекой, господа... Ђ Џшибышевский сейчас,
сейчас выйдет! - € скрылсЯ, снова притворив дверь.
     †дали еще минут десЯть,  -  наконец,  опЯть застучали каблуками в пол и
начали кричать:
     - ‚ре-мЯ!.. Џшибыше-евский!.. ‚ремЯ!.. ‚ремеч-ко!..
     Ћтворилась  другаЯ  дверь,  и  еще  более  величественный  чернобородый
человек в рыжем пиджаке протЯнул вперед руку.
     - ‚от Џшибышевский! - крикнул кто-то на весь зал.
     € опЯть закричали еще Яростнее:
     - Ѓраво!.. Ѓраво, Џшибышевский!
     ђаздосадованный новый  этот  бородач мощным басом  сообщил,  что  он  -
заведующий библиотекой,  а Џшибышевский сейчас поЯвитсЯ. € еще ждали немало.
Ќаконец, стали кричать:
     - „еньги обратно!.. ‚ре-мЯ-Я!.. „еньги обратно! - € каблуки застучали с
удвоенной силой.
     € тогда только отворилась совсем неожиданно третьЯ, боковаЯ дверь, и из
нее выскочил небольшой,  юркий,  чернЯвый,  бритый человек,  белогрудый и  в
галстуке бабочкой.  ’еперь уже  все усомнились,  что это -  Џшибышевский,  и
напрЯженно  молчали,   а   юркий  человек  вежливо  раскланЯлсЯ,   стал   за
приготовленный столик,  вынул из бокового кармана несколько листочков, вытер
носик платком и начал звонко:
     - ‘танислава  Џшибышевского  критики  всех   культурных  стран   вполне
справедливо называют гениальным писателем.
     Ћн прочитал так,  звонко и очень отчетливо выговариваЯ каждое слово, не
меньше  двух  мелко  исписанных  листков,   когда  медленно  и  нерешительно
отворилась та  же боковаЯ дверь,  и  какаЯ-то костлЯваЯ мегера,  зло сверкаЯ
выпуклыми серыми глазами,  буквально втащила приземистого,  растрепанного, в
кургузом измЯтом сером пиджачишке,  в ночной рубашке, в совершенно обвисших,
видимо,  без подтЯжек,  клетчатых брюках, полубезжизненного, рыжеватого, лет
за сорок,  с небольшой курчавой, свалЯвшейсЯ бороденкой, Явно пьЯного и Явно
бесплатного слушателЯ лекции о Џшибышевском.
     ‹ектор перестал читать,  суетливо подхватил вошедшего под руку и провел
его к  креслу,  в  которое тот буквально упал и  тут же  сонно закрыл глаза.
‹ектор переглЯнулсЯ с  мегерой,  усевшейсЯ рЯдом с креслом на желтом венском
стуле,  и совсем уже не звонко, а даже как будто не доверЯЯ сам себе, бросил
в публику:
     - ‚от... ‘танислав Џшибышевский, господа!
     Њожет быть,  многие не  расслышали даже,  что  он  сказал,  а  те,  кто
расслышал,  принЯли за насмешку над собою и  не поверили,  -  конечно,  и не
могли  поверить,  что  это  и  есть  знаменитый  писатель  Џшибышевский.  €з
обширного зала  не  раздалось ни  одного  хлопка.  €  во  все  времЯ  лекции
Џшибышевский поминутно засыпал,  открываЯ при  этом рот и  свешиваЯ лысую на
темени голову,  а  мегера взглЯдывала на  него  очень злыми серыми выпуклыми
глазами и  дергала его  за  рукав.  Ќаконец,  она подхватила его под локоть,
сорвала с кресла и стремительно вытащила в ту же боковую дверь.
     ‚  этот  новый  свой  приезд  в  •ерсон  ‹ивенцев в  той  же  публичной
библиотеке  нашел  уже  не  Џшибышевского  в  невменЯемом  виде,  а  Ќаталью
‘ергеевну.
     Ћн   вспомнил  о   Њарке-Ђврелии-Ђнтонине,   философе-стоике,   который
ненавидел войну,  но воевал то с парфЯнами, то с маркоманами и квадами, то с
сарматами большую часть  своего двадцатилетнего правлениЯ ђимской империей и
умер  от  чумы  на  „унае,  в  походе.  џвилось желание узнать поближе,  как
чувствовал себЯ этот ненавистник войны и  в то же времЯ неутомимый воин.  Џо
каталогу нашлась книжка "ђазмышлений о  том,  что важно длЯ себЯ самого",  и
когда ‹ивенцев брал эту старую на  вид,  отпечатанную в  тульской губернской
типографии книжку в сером переплете,  он удивилсЯ,  какаЯ красиваЯ, крупнаЯ,
белаЯ  рука  ему   подавала.   Љогда  же   библиотекарша  сказала  при  этом
бесстрастным тоном как бы современницы Њарка-ЂврелиЯ,  - не императора, нет,
писателЯ:  "„ругих книг этого автора у нас нет",  - он хотел было, улыбаЯсь,
сказать ей,  что других книг "этого автора" вообще не существует,  поднЯл на
нее  глаза  и  был  поражен мгновенно схваченным им  сходством ее  со  своей
умершей,  от позднего дифтерита,  лет восемь назад, сестрою. ‘естре его было
перед смертью восемнадцать лет,  но показалось вдруг ‹ивенцеву,  что проживи
она еще восемь лет, она стала бы такою: высокой, с тЯжелой темной косой, два
раза обвитой вокруг головы,  спокойным,  точеным,  красивым лицом и строгими
глазами,  которые только от длинных ресниц обманчиво кажутсЯ черными,  а  на
самом деле голубые. (“ сестры его были карие, как у него, глаза.)
     Ќа улицах было жарко,  пыльно, людно, - в библиотечном зале прохладно и
просторно,  поэтому ‹ивенцев не взЯл книжку с собою,  а осталсЯ здесь и,  не
вставаЯ с места,  прочитал ее всю.  Ћтметил про себЯ изречение, показавшеесЯ
ему  более удачным,  чем  остальные:  "‘мерть сравнЯла Ђлександра ‚еликого с
погонщиком его  мулов:  оба  они  разложились на  одни  и  те  же  составные
частицы",  и другое,  навеЯнное греческими софистами: "Ќе все ли равно, если
твоЯ жизнь будет продолжатьсЯ триста или даже три тысЯчи лет? ‚едь ты живешь
только в настоЯщем мгновении и, кто бы ты ни был, умираЯ, утрачиваешь только
настоЯщий миг.  ЌельзЯ отнЯть нашего прошлого,  потому что  его уже нет,  ни
нашего будущего,  потому что  мы  его еще не  имеем и  даже не  можем знать,
каково оно будет".
     Ќо, отрываЯсь от старой стоической мудрости, он часто искал глазами ту,
длЯ которой Њарк-Ђврелий оказалсЯ просто "этот автор" и  которую он будто бы
знал давно, с самого младенчества.
     ‚озвращаЯ ей книжку, он сказал, улыбаЯсь:
     - џ буду приходить к вам сюда часто, пока не отправЯт на фронт.
     - Џриходите,  -  бесстрастно отозвалась она,  что-то вписываЯ в толстую
книгу дополнений к каталогу.
     Ћна не сидела при этом,  а стоЯла, опершись левой рукою о стол. ђуки ее
были  голые до  локтей,  и  ему  со  странной длЯ  него самого навЯзчивостью
представилось вдруг,  что  эти  руки  вот  сейчас,  с  такою же  легкостью и
ловкостью и лаской,  как у покойной сестры Љати, вспорхнут и обовьютсЯ около
его шеи, что она его "узнает", так же, как "узнал" ее он.
     - ”илософский отдел у вас, кажетсЯ, беден, - сказал он, чтобы послушать
опЯть ее голос.
     - Ћдин шкап, - ответила она, не поднимаЯ глаз и сделав твердый нажим на
конечное "п".  - …сть еще журнал "‚опросы философии и психологии" - в другом
шкапу.
     - ‚аше имЯ-отчество? - спросил он намеренно без улыбки.
     Ћна вскинула на него глаза недоумевающие,  поэтому внимательные (только
при этом он и разглЯдел,  что они голубые),  и ответила, не опускаЯ их, но с
недовольным как будто изломом губ:
     - ЌатальЯ ‘ергеевна... Ђ что?
     - „о свиданьЯ, ЌатальЯ ‘ергеевна! - тут же очень почтительно поклонилсЯ
он, и на этот раз намеренно не улыбнувшись.
     Џо  привычке,   приобретенной  уже  за  последний  год,  он  повернулсЯ
по-строевому,  точно  выходил из  кабинета высокого начальства,  и,  выходЯ,
остро  чувствовал  на  себе  провожающий его,  недоумевающий и  внимательный
взглЯд.
     ’ак они познакомились.
     Џосле  этого  ‹ивенцев заходил в  библиотеку,  лишь  только  выдавалось
свободное времЯ,  однако далеко не  так  часто,  как  думалось ему  вначале:
боеваЯ подготовка роты обыкновенно отнимала почти каждый день сплошь, с утра
до вечера.
     Ќеожиданно  длЯ  самого  себЯ  ‹ивенцев  начал  пересматривать  и  даже
продолжать свою  диссертацию по  теории функций,  заброшенную им  в  августе
прошлого года,  сразу же  по призыве его из отставки в  дружину,  стоЯвшую в
‘евастополе.  Ћщущение того, что мир кругом раскачивалсЯ, трещал, рассыпалсЯ
по  всем своим скрепам и  рушилсЯ,  осталось,  но в  то же времЯ образовалсЯ
около него небольшой,  правда,  -  только сесть,  - островок успокоенности и
поЯвилось равновесие в  себе  самом.  ’ак  во  времЯ кораблекрушениЯ,  когда
огромнейшее судно,  получив пробоину в  подводной части,  наполнЯетсЯ водою,
накрениваетсЯ,  стрЯхиваЯ  с  себЯ  людей,  как  муравьев,  и  величественно
поворачиваетсЯ килем  кверху,  -  необходим бывает  кусок  дерева,  -  пусть
обломок мачты,  -  чтобы за  него  ухватитьсЯ и  поддерживатьсЯ на  чуждой и
страшной, холодной и бездонной воде, пока подоспеет человеческаЯ помощь.
     „лЯ того чтобы поЯвилсЯ этот спасительный обломок мачты, понадобилось -
‹ивенцев  отчетливо  отмечал  это  -  несколько давностей:  давно  знакомый,
просторный,  прохладный зал публичной библиотеки, мудрость одного из древних
стоиков и женщина около книг -  ЌатальЯ ‘ергеевна, которую как будто он тоже
знал очень давно.
     ’ам, в казарме, крикливо лезло в глаза то новое, что требовалось данным
моментом:  пулеметы кольта,  противогазы,  тЯжелые ножницы длЯ резки колючей
проволоки,  ручные  гранаты,  адъютант полка  -  чемпион мира,  прапорщики -
командиры рот,  солдаты с сильной проседью в бородах, полевые телефонисты...
‡десь притаились как будто те самые "домашние мысли",  которые "не годЯтсЯ в
дорогу", зато дают жизни устойчивость, цельность и осЯзаемый смысл.
     € с Ќатальей ‘ергеевной, даже гулЯЯ с нею иногда по вечерам по скромным
херсонским улицам и в худосочном сквере,  ‹ивенцев говорил,  по крайней мере
старалсЯ говорить,  о том, что отжило, отошло, легло в фундамент жизни, было
бесспорным,  было признанным,  не волновало уж никого до слез, не раздражало
до Ярости.
     Ћказалось,  что ЌатальЯ ‘ергеевна раньше,  чем получить место в здешней
библиотеке,  служила в  одном из южных музеев,  поэтому она с особым знанием
музейного  дела   однажды  рассказывала  ‹ивенцеву  о   фибулах  и   серьгах
древневизантийской работы,  найденных  в  могильниках  степных  курганов,  о
лунницах  и  гривнах,  о  корсунских складных крестах-тельниках и  церковных
рукомойниках из бронзы в виде грифонов,  львов, химер, кентавров... ‹ивенцев
слушал ее внимательно,  не улыбаЯсь: с одной стороны, все это очень шло к ее
высокой,  античных линий фигуре, к ее неторопливым жестам и точеному лицу, с
другой - все эти химеры и кентавры были ведь куда древнее, чем его увлечение
- теориЯ  функций.  €ногда  она  казалась  ему  прекрасной античной статуей,
какою-нибудь ѓалатеей -  нимфой тихого голубого морЯ,  одетой в  современное
платье,  изменившей прическу,  сошедшей с  пьедестала,  замешавшейсЯ в жизнь
пЯтнадцатого года  двадцатого века.  ‚сего  только  каких-нибудь пЯти  сотых
настоЯщей подлинной жизни  не  хватало  ей,  чтобы  трЯхнуть  вдруг  победно
головою  в  тюрбане  пышной  косы,  обжечь  голубым огнем  глаз  и  залитьсЯ
будоражащим смехом.
     Ћна же если невнЯтно и улыбалась иногда, бываЯ с ним вместе, то глЯдела
при этом не на него, а в сторону, или кверху, или на свои туфли. ќто была ее
странность,  леденившаЯ в  ‹ивенцеве то  ощущение домашности,  какое у  него
поЯвилось было в  первую их встречу.  € чем больше он знакомилсЯ с нею,  тем
меньше и  меньше она казалась ему похожей на сестру Љатю,  из которой ключом
била молодаЯ жизнь,  которую нельзЯ было и представить без проказ и звонкого
хохота.
     Ќо странно было ‹ивенцеву наблюдать и  себЯ самого,  когда он говорил с
нею:  он как будто начинал играть,  и  довольно удачно,  какую-то роль не по
годам степенного,  не  по  временам рассудительного,  не  к  лицу и  костюму
чопорного человека,  но еще страннее было то,  что эта роль ему нравилась. €
когда ЌатальЯ ‘ергеевна шла рЯдом с ним,  испытанным женским жестом подобрав
платье правой рукой,  он  не  менее испытанным офицерским жестом придерживал
левой рукой свою шашку и всем телом следил за тем,  чтобы идти с нею в ногу,
что,  впрочем,  было не так и  трудно,  потому что шаги она делала большие и
точные.
     Ћднажды,  -  это было уж в сентЯбре, - провожаЯ Ќаталью ‘ергеевну до ее
квартиры,  он зашел к ней собственно больше по инерции, без ее приглашениЯ и
без  особенного любопытства к  тому,  как  она живет.  Ћна снимала комнату в
семье зажиточного зубного врача;  в  этой комнате на втором этаже,  довольно
большой и светлой, стоЯло пианино.
     - Ђ-а! - обрадованно направилсЯ было он к своему любимому инструменту и
взЯл несколько аккордов, но поморщилсЯ: пианино было совсем расстроено.
     - ‚ы играете?  -  спросила она и об этом так же бесстрастно,  как и обо
всем другом.  Ћт одного тона этого вопроса он тут же снова вошел в свою роль
и ответил степенно:
     - Ќу  что  вы,  что вы!  Ћткуда такаЯ благодать?  Ѓренчу "чижика" одним
пальцем, - и только.
     Ћна же деловито,  как действовала в библиотеке и, должно быть, в музее,
села,  достала из толстой папки нот сюиту ѓрига и до того деревЯнно передала
эту темпераментную вещь,  что ‹ивенцев не  сказал даже "‡амечательно!",  как
приготовилсЯ было сказать из вежливости,  но только вздохнул, повел вправо и
влево шеей и спросил:
     - Ђ  не расстроен ли инструмент?  •отЯ слух у менЯ плохой и Я полнейший
профан в музыке, но кажетсЯ, что есть немного, а?
     - „а,  Я думаю,  что несколько расстроен,  -  серьезно согласилась она,
прикачнула античной головою и опустила крышку.
     Ѓезукоризненной чистоты  была  накрахмаленнаЯ наволочка подушки  на  ее
девственной постели  за  вычурными ширмами с  Японскими серебрЯными ибисами,
стоЯвшими на  берегу безукоризненного синего морЯ под сенью приЯтно цветущих
вишен.
     Ќа  стене над  пианино пришпилены были  кнопками открытки с  портретами
нескольких композиторов и  певцов,  а  на  другой  стене  теми  же  кнопками
прикреплены натюрморт -  абрикосы и персики на блюде, чьЯ-то акварель, такаЯ
же ученическаЯ,  как ее игра.  ’акой же отрывочный и  неналаженный разговор,
как всегда между ними,  был и в этой ее комнате,  хотЯ ‹ивенцев думал, входЯ
сюда,  что  именно тут  она разговоритсЯ,  блеснет голубым взглЯдом,  весело
засмеетсЯ, закинув голову.
     ќтого не было, но было как будто неЯсное желание и совершенное неумение
сделать  именно  так.  Ћна  спросила  вдруг  ‹ивенцева,  по  обыкновению  не
улыбнувшись:
     - ‚ы, может быть, думаете, что у менЯ привЯзнаЯ коса?
     € он не успел еще успокоить ее подозрение,  как она уж отшпилила что-то
в  своем пышном,  как спелый подсолнечник,  тюрбане,  и  коса ее,  толстаЯ и
пушистаЯ,  мЯгко упала ей  на  спину и  повисла упруго ниже поЯса из светлой
лаковой кожи, которым было перехвачено ее платье.
     ‹ивенцев непроизвольно ахнул, но не оттого, что так длинна и пышна была
коса, - это он предполагал и раньше, - а оттого, что обидно маленькой длЯ ее
высокого роста, змеино маленькой оказалась ее головка.
     —тобы скрыть неловкость,  он  дотронулсЯ губами до  ее  косы,  пахнущей
сильными духами, и спросил:
     - —то это за духи такие?
     - Ќе знаете? - снисходительно чуть-чуть улыбнулась она. - ќто л'ориган.
‘амые модные.
     Ќо смотреть на нее,  такую новую с  этой маленькой головкой,  ‹ивенцеву
почему-то жутко было, и он сказал почти просительно:
     - Ђ привести косу опЯть в прежнее положение вы можете так же скоро?
     - …ще бы,  конечно,  -  ничего не  подозреваЯ,  отозвалась она и  перед
зеркалом действительно очень быстро восстановила свой  восточный тюрбан.  ‡а
это он благодарно поцеловал ее красивую руку выше запЯстьЯ.
     Ћна же,  должно быть,  придав этому его жесту совершенно другой смысл и
желаЯ особенно подчеркнуть торжественность минуты, сказала, не глЯдЯ на него
и по-своему без ударениЯ:
     - „ва прапорщика целовали мне руки в  этом году,  и  оба ушли туда,  на
фронт.
     €сториЯ повторЯлась и тут,  но это повторение было неприЯтно ‹ивенцеву.
Ћн спросил ее:
     - —то же они, - пишут вам оттуда?
     - Ќет, ничего не пишут.
     - Њожет быть, убиты или в плену?
     - Њожет быть, то или другое.
     ‘покойствие,  с каким было сказано это, его поразило именно потому, что
он был третьим и  тоже может пойти на фронт,  и вот здесь,  в этой комнате с
ибисами на  ширмах,  она  будет  бесстрастно говорить четвертому прапорщику:
"’ри прапорщика целовали мои руки в этом году и ушли на фронт..."
     ’аким третьим прапорщиком быть  ему  все-таки не  хотелось.  Ћн  сказал
поэтому:
     - ЊенЯ-то, может быть, и не пошлют на фронт.
     - Љак не пошлют? ‘овсем не пошлют? Џочему? - несколько оживилась она.
     - Ќе менЯ лично,  а весь наш полк могут никуда не послать, - поправилсЯ
он. - Џотому что мы ведь принадлежим к армии особого назначениЯ.
     - —то же это за "особое назначение"?
     - ’ак зоветсЯ обыкновенно наша армиЯ,  а  что это значит,  неизвестно и
нам,  - уклончиво ответил ‹ивенцев и тут же начал прощатьсЯ, ссылаЯсь на то,
что надо идти заниматьсЯ с ротой.
     ‚скоре после того она  уехала в  отпуск в  ”еодосию к  своим родным,  а
когда приехала,  ему не случалось уж больше бывать у  нее,  и всего раза два
только они виделись на улице.
     ’еперь же,  когда безотлагательно и  бесповоротно все  круто менЯлось в
его  судьбе,  ему показалось необходимым сказать об  этом Ќаталье ‘ергеевне:
больше некому было.  Ћна сидела за картотеками,  разбросав их по столу,  как
игральные карты длЯ гаданьЯ,  и когда он вошел и увидел ее такою,  то самому
ему стало странно:  больше, чем когда-либо раньше, она показалась ему именно
теперь  похожей на  сестру  Љатю.  €,  подойдЯ,  он  сказал ей  первое,  что
подумалось:
     - Ћт  третьего  прапорщика,  уходЯщего на  фронт,  вы  все-таки  будете
получать письма, ЌатальЯ ‘ергеевна.
     - Љак?  …дете на фронт?  -  очень изумилась она.  -  ‚от видите!.. Ђ вы
говорили...
     - ‚се едем, не Я один.
     - ‚от видите!
     € -  странно было еще раз ‹ивенцеву -  голубые глаза ее, так антично на
все глЯдевшие, вдруг наполнились крупными слезами.
     Љогда он  выходил из  библиотечного зала,  простившись с  нею,  он  шел
несколько  свЯзанно,   по-штатски  и   даже  больше  того:   ему   отчетливо
вспомнилось,  как какаЯ-то крючконосаЯ мегера с  острыми локтЯми вытаскивала
из  этого  же  зала  десЯть  с   лишком  лет  назад  несчастного  ‘танислава
Џшибышевского, весьма приверженного к спиртному.


        ѓ‹Ђ‚Ђ —…’‚…ђ’Ђџ

     Ћстаток этого  днЯ  в  роте,  а  потом на  вокзале уже  начисто оторвал
прапорщика ‹ивенцева  от  "домашних мыслей"  и  с  головой  погрузил  его  в
"дорогу", как и всех около него.
     ђевнуЯ о  помощи божьей уходЯщим на  "брань",  о.€она приготовилсЯ было
отслужить перед полком на  плацу молебен и  окропить всех  свЯтой водою,  но
Љовалевский сказал ему,  что  это  пока преждевременно,  что длЯ этого будут
более подходЯщие случаи,  что,  наконец,  полк ведь только еще  продвигаетсЯ
несколько ближе к  фронту,  но  не идет на фронт,  так что божьЯ помощь пока
излишнЯ.
     Ћн был уверен в  себе,  совершенно неутомим и  поспевал везде и  всюду,
этот голосистый и  пышущий здоровьем командир полка с академическим значком.
Џолк к  вокзалу пошел рота за  ротой,  батальон за  батальоном,  в  стройном
порЯдке и  строгом равнении,  как  на  парад,  хотЯ одетые в  шинели солдаты
тащили  на  себе  все,  что  полагалось  им  тащить  в  походах,  вплоть  до
положенного запаса сухарей.
     Ќа вокзале,  -  внутри его и на перроне,  -  выставлены были деревЯнные
щиты с плакатами:

        Ћ‘’…ђ…ѓЂ‰’…‘њ! ЊЋ‹—€’…!
                        ЏЋ‹њ‡Ђ ђЋ„€Ќ› ќ’ЋѓЋ ’ђ…Ѓ“…’!
                           ЏЋЊЌ€’…, —’Ћ ЏђЋ’€‚Ќ€Љ
                        ЏЋ‚‘ћ„“ ЏЋ„‘‹“€‚Ђ…’ ‚Ђ‘...

     Џлакаты    эти    были    за    подписью   генерал-адъютанта   €ванова,
главнокомандующего ћго-западного фронта.
     Љогда  взводный  первого  взвода  десЯтой  роты   старший  унтер-офицер
‘таросила,  бородатый и степенный степнЯк,  застенчиво улыбаЯсь,  вполголоса
спросил  ‹ивенцева:   "‚аше  благородие,   а  куды  ж  это  погонЯт  нас,  -
неизвестно?" - ‹ивенцев улыбнулсЯ ему в ответ и сказал так же вполголоса:
     - ‘только же  Я  знаю,  сколько и  ты,  -  и  кивнул головой на один из
плакатов.
     Ћ том, куда погонЯт, спрашивали его в роте и до ‘таросилы, и он сначала
говорил,  как Љовалевский, что в Ћдессу, но потом начал добавлЯть: "‚прочем,
может быть,  и подальше Ћдессы". ‡десь же, на вокзале, он совсем был запутан
этим  приказом  "остерегатьсЯ  и  молчать"  и  добросовестно  отвечал  своим
подначальным, что не знает.
     „ень стоЯл тихий,  сухой и нехолодный.  Џолк хотЯ и трехбатальонный, но
собранный  здесь  вместе  и  совершенно  затопивший  вокзал,   представлЯлсЯ
внушительной военной силой.  Џод  однообразными папахами из  серой фабричной
смушки очень  отчетливо в  прозрачном,  как  всегда в  подобные осенние дни,
воздухе очень отъединенно круглилось каждое лицо в роте ‹ивенцева.  ќти лица
- они  были  не  только  знакомы ему,  как  бывали  знакомы лица  учеников в
классах,  когда служил он учителем, - нет: здесь каждый в шеренгах был точно
пришлифован к нему, своему ротному командиру, - так же, как и он к ним всем.
Ћн   несколько  месЯцев  готовил  их   не  решать  какие-нибудь  отвлеченные
алгебраические задачи,  а убивать людей. ќта задача была очень проста и Ясна
по своей сути.  ‚ырастить корову из однодневного теленка -  долгое и трудное
дело,  а зарезать ее -  один момент. Ќо те, кого они готовились убивать, так
же точно, а может быть, и гораздо успешнее готовились убивать их...
     ќту мысль здесь,  на вокзале, ловил на каждом из так знакомых лиц своих
солдат прапорщик ‹ивенцев.
     ’а же мысль была,  конечно,  неотбойна и у его полуротного,  прапорщика
Њалинки,  -  совсем еще зеленого - лет двадцати, - когда он, собрав в улыбку
кругленькое, красненькое безусое личико, спросил его:
     - Ќиколай €ваныч, вы непробиваемый панцирь себе выписали?
     - Љакой панцирь? - очень удивилсЯ ‹ивенцев.
     - „а  о  нем  ведь  часто публикуют в  газетах:  панцирь ‘авина...  сто
двадцать пЯть рублей, если только спереди, на грудь. Ђ если с защитой спины,
- то  сто шестьдесЯт пЯть от  шрапнельных пуль,  а  также от разрывных...  Ђ
револьвернаЯ пулЯ ни за что не пробивает.
     - Џочем вы знаете, что не пробивает?
     - ’ак в объЯвлениЯх пишут.
     - Ђ вы верите?
     - Ћтчего же не верить?  ‚от же у немцев у всех каски,  а у нас... Њожет
быть,  у них у всех и панцири такие есть,  - они, конечно, заботЯтсЯ о своих
войсках, а о наших никакой заботы.
     - „опустим,   панцирь  этот  вполне  чудесен.   “  вас  он  имеетсЯ?  -
полюбопытствовал ‹ивенцев, глЯдЯ на него с отеческой улыбкой.
     - џ  бы непременно выписал,  да не мог все собрать денег.  Ђ теперь уже
поздно,  -  эх,  жалость!  Ђ может быть, его в Ћдессе, в магазине офицерских
вещей, купить можно, как вы думаете?
     - џ  думаю,  что все эти панцири -  чепуха и жульничество...  Ђ каски -
тоже защита слабаЯ, - и больше от сабель, чем от пуль.
     Џодошел и  командир второй полуроты,  заурЯд-прапорщик ‡начков,  бывший
еще в  дружине;  послушал,  о  чем говорит Њалинка,  и солидно,  как старший
годами, махнул рукой:
     - Љто о чем,  а он все о панцире!  ђевольвернаЯ пулЯ,  из браунинга, на
двадцать шагов  вершковую доску  пробивает,  а  чтобы ружейнаЯ на  четыреста
какого-то там панцирЯ не пробила,  то что же это за панцирь такой? —угунный,
что ли?  ’огда в нем пЯть пудов весу,  изволь-ка его таскать! € как будто на
фронте одни только пули, а гранат нет!
     ‡начков был человек хозЯйственный,  это знал за ним ‹ивенцев. ‚ дружине
в  ‘евастополе он  был незаметным,  здесь в  •ерсоне возмужал,  развернулсЯ,
разговорилсЯ.  Ћднако теперь,  перед отправкой,  и  он мог говорить только о
неприЯтельских гранатах и пулЯх.
     Ђ  в  стороне от них грудастый и  тугоусый,  черный и  лоснЯщийсЯ,  как
хорошо  начищенный  сапог,  фельдфебель  десЯтой  роты  ’итаренко,  с  двумЯ
георгиевскими медалЯми еще за Японскую войну, говорил солдатам:
     - Љак  заходит у  нас  всеместнаЯ зима  скрозь по  фронту,  то  никаких
особенных действий быть не должно,  а будем мы сидеть у своих теплых окопах,
- от...  ’акже и противник до нас рипатьсЯ не станет, через то, что раненые,
которые летом или,  скажем,  весной,  осенью -  они свободно пролежать могут
час-другой, пока их санитары свои заберут, то зимой если, - враз они в снегу
померзнут, как цуцики, - от! Ђ весной замиренье может выйти.
     ‹ивенцев послушал,  что он говорит,  и подумал, что говорит он неплохо;
мог  бы  даже  добавить,   что  о   мире  вносилсЯ  запрос  и  в  берлинскую
"ѓосударственную думу".
     Џрапорщика Ђксютина ‹ивенцев спросил:
     - Ќу что ваши вчерашние буЯны? Ќе сбежали?
     Ђксютин высоко взбросил брови, но тут же довольно опустил их:
     - Ћтоспались.  €дут в общем строю.  Ќаказание им отложил до прибытиЯ на
место.
     - ѓде мы  все можем быть наказаны за все грехи наши и  до полной потери
сознаниЯ?
     - ‚от именно.
     †ена подпоручика Љароли,  жившаЯ в  последние месЯцы с  ним  в  •ерсоне
мечтами о скором мире, имела уже вид наказанной и прЯтала в ридикюль второй,
сплошь измоченный щедрыми слезами платок и доставала третий.
     ‡ато,  когда мимо ‹ивенцева прошел мелкими шажками мелковатый невысокий
и толстый рЯдовой без всЯкого снарЯжениЯ и неумело ему откозырЯл, лукаво при
этом улыбаЯсь,  он  не  сразу узнал в  нем Ђнну €вановну •рЯщеву;  узнав же,
догнал ее и спросил вполголоса:
     - Ќеужели в самом деле вы едете с нами?
     - џ  теперь совсем не "вы",  что вы.  џ  теперь "ты" -  вестовой своего
ротного командира,  -  зачастила она.  -  ’олько, смотрите, не проболтайтесь
Љовалевскому!
     - Ђ не напрасно ли вы это? ‚прочем, вам виднее.
     - „ве  колоды карт захватила,  имейте это в  виду,  -  шепнула она ему,
отходЯ.
     € он так и не понЯл, что это такое с ее стороны: завиднаЯ ли это любовь
к  мужу,  страсть ли  к  риску  и  приключениЯм или  просто  крайнЯЯ степень
женского легкомыслиЯ.  Ќо  когда  он  оглЯнулсЯ кругом,  то  увидел,  как  с
непостижимой быстротою просочились женщины всюду между рЯдами солдат. Ћни не
считались ни с какой дисциплиной, они искали своих знакомых и близких, чтобы
проститьсЯ с ними,  может быть навсегда.  ќто было их законное право,  -  их
никто и не думал останавливать.  „аже и Љовалевского и стоЯвшего рЯдом с ним
старого подполковника „обычина,  заведующего хозЯйством полка, тоже окружали
дамы,   между  которыми  ‹ивенцев  узнал  дочь  „обычина,  Ќаталью  ‹ьвовну.
Ћстальные были  из  местного дамского комитета и  привезли два  тюка теплого
бельЯ длЯ раздачи солдатам.
     €   когда  прапорщик  ‹ивенцев  увидел  издали  Ќаталью  ‹ьвовну,   ему
показалось так естественным,  почти необходимым, что вот сейчас же он увидит
и Ќаталью ‘ергеевну ‚еригину.
     ќто  был  как  раз  тот час,  когда кончалась ее  работа в  библиотеке;
наконец,  ради того,  чтобы еще раз проститьсЯ с ним здесь,  на вокзале, она
могла  бы,  казалось ему,  уйти  со  службы  несколько раньше.  €  он  часто
оглЯдывалсЯ кругом,  ища ее  глазами,  раза два отходил от  роты к  подъезду
вокзала и вглЯдывалсЯ в толпу: было много женщин кругом, но ее не было.
     ‚анЯ ‘ыромолотов,  столкнувшись с ним на вокзале,  передал,  что сейчас
приезжает  медлительный по  обыкновению Љомандир  бригады,  генерал  Ѓаснин,
производивший смотр второму полку бригады; потом начнетсЯ посадка их полка в
вагоны.  ‹ивенцев качнул головой,  окончательно стрЯхиваЯ домашние мысли,  и
пошел готовить роту ко встрече командира бригады.
     —резвычайно  грузный,   с   трЯсучими  желтыми  бабьими  подгрудками  и
парализованным,  как у старой моськи,  одним глазом,  Ѓаснин, длЯ которого у
всех  прапорщиков полка не  было  другого имени,  как  "кувшинное рыло",  по
привычке  бывшего  кавалериста  все   внимание  свое  отдал  команде  конных
разведчиков  и   ординарцев,   а   мимо  рот  прошел  только  сопровождаемый
Љовалевским, „обычиным и ‚аней ‘ыромолотовым. „умали, что он скажет солдатам
какое-нибудь  напутственное  слово,   на  что  иногда  в   подобных  случаЯх
отваживалсЯ даже и сам царь, но Ѓаснин не захотел себЯ утруждать.
     Џодали,  наконец,  длиннейший  воинский  состав,  и  началась  погрузка
первого эшелона.  Љогда же поезд двинулсЯ и все в нем и около него почему-то
кричали "ура",  ‹ивенцев увидел в  окне офицерского вагона веселое лицо Ђнны
€вановны рЯдом с унылым лицом €вана €вановича и помахал им прощально рукою.
     ќшелон,  в  который попала десЯтаЯ рота,  погрузилсЯ,  когда начало уже
смеркатьсЯ. ‹ивенцев жадно смотрел на перрон, но везде были незнакомые лица.
Љрикливо бросилсЯ в  глаза  висевший совсем на  отлете все  тот  же  плакат:
"Њолчите! Џольза родины этого требует!.." € ‹ивенцев, мрачно поглЯдев в лицо
бывшего рЯдом Ђксютина, сказал:
     - „омолчались до гнуснейшей и  глупейшей бойни,  а пользы родине от нее
что-то не видим!
     Ђксютин  сочувственно улыбнулсЯ,  переметнув брови;  Њалинка  же,  тоже
глЯдевший  в  окно,  поднЯл  простонародным жестом,  обеими  руками,  шапку,
покивал немудрой головой и пробормотал жалостно:
     - Џрощай, город •ерсон! Њожет, уж никогда не увижу тебЯ больше...
     Ђ  с  густо набитого людьми перрона,  так же как из соседних солдатских
вагонов,  доносилось замирающее "ура",  и трудно было понЯть, зачем оно, что
именно хотели выразить люди,  зажатые в  вагонах,  и люди,  стоЯщие на воле,
этим воинственным криком.
     Џотом замелькали по сторонам вечерние лиловые,  тЯгучие,  втЯгивающие в
жуткую  даль,  в  притаившуюсЯ темень  судеб  еще  бесснежные полЯ,  густые,
безлюдные,  совершенно безмолвные.  ќто  удручающее безмолвие полей особенно
чувствовалось,   когда  солдаты  переставали  орать  спасительные  по  своей
бессмысленности песни.
     …ще не зажигали свечей,  когда подполковник „обычин, который командовал
вторым эшелоном, - потому что Љовалевский уехал с первым, - пригласил к себе
всех офицеров эшелона.
     ‘тарик имел таинственный вид.  Ћн чмыхнул раза три сильно нахлобученным
на  усы  носом,  синими  жесткими  пальцами  покрутил усы,  кашлЯнул,  потом
обратилсЯ к  заурЯд-прапорщику ’атаринову,  бывшему  в  дружине адъютантом и
ставшему в полку казначеем:
     - Ќу-ка, вскройте пакет.
     Љруглоликий  ’атаринов,   подчинЯЯсь   серьезности  минуты,   несколько
дрогнувшими  даже   руками   надорвал  довольно  объемистый  широкий  пакет,
снабженный все тою же  весьма интригующей надписью "совершенно секретно",  с
какою поступали в полк в последнее времЯ все пакеты от высшего начальства, и
осторожно вынул пачку карт предстоЯ