        ѓеоргий €ванов. ђаспад атома

---------------------------------------------------------------
 ѓеоргий €ванов. ђаспад атома. (1938)
 OCR: Ђндрей Ќосков
 Ћригинал этого текста располжен на странице
 http://www.whitehall.ru/noskoff/ і http://www.whitehall.ru/noskoff/
---------------------------------------------------------------


               <I>Ћпустись же. џ мог бы сказать --
                ‚звейсЯ. ќто одно и то же.
                             ”ауст, втораЯ часть.</I>

     џ  дышу. Њожет быть,  этот воздух отравлен? Ќо это единственный воздух,
которым  мне дано  дышать. џ  ощущаю  то смутно, то  с мучительной  остротой
различные вещи. Њожет быть,  напрасно о них  говорить? Ќо нужна или не нужна
жизнь,  умно  или  глупо  шумЯт  деревьЯ, наступает  вечер,  льет  дождь?  џ
испытываю по отношению  к  окружающему  смешанное  чувство  превосходства  и
слабости:  в моем  сознании законы жизни тесно переплетены  с  законами сна.
„олжно быть, благодарЯ этому перспектива мира сильно искажена в моих глазах.
Ќо  это  как  раз единственное, чем  Я  еще дорожу,  единственное,  что  еще
отделЯет менЯ от всепоглощающего мирового уродства.
     џ живу. џ иду  по улице. џ захожу в кафе. ќто сегоднЯшний день, это моЯ
неповторимаЯ жизнь.  џ заказываю  стакан  пива  и  с  удовольствием  пью. ‡а
соседним столиком пожилой господин с розеткой. ќтих благополучных старичков,
по-моему, следует уничтожать.-- ’ы стар. ’ы благоразумен. ’ы отец семейства.
“ тебЯ жизненный  опыт.  Ђ, собака! -- Џолучай. “ господина представительнаЯ
наружность. ќто ценитсЯ.  ЉакаЯ чепуха:  представительнаЯ. …сли бы красиваЯ,
жалкаЯ,  страшнаЯ, какаЯ  угодно.  Ќет,  именно  представительнаЯ. ‚ Ђнглии,
говорЯт,  даже  существует  профессиЯ--  лжесвидетелей  с   представительной
наружностью,  внушающей судьЯм  доверие. €  не только  внушает доверие, сама
неисчерпаемый источник самоуверенности. Ћдно из свойств  мирового уродства--
оно представительно.

        x x x
     ‚ сущности, Я счастливый  человек. ’о есть человек,  расположенный быть
счастливым.  ќто встречаетсЯ  не  так  часто.  џ  хочу самых  простых, самых
обыкновенных  вещей. џ хочу порЯдка. Ќе моЯ вина,  что порЯдок  разрушен.  џ
хочу душевного покоЯ.  Ќо  душа, как взбаламученное помойное  ведро--  хвост
селедки,  дохлаЯ крыса,  обгрызки,  окурки,  то нырЯЯ  в мутную  глубину, то
показываЯсь  на  поверхность,  несутсЯ  вперегонки. џ хочу чистого  воздуха.
‘ладковатый тлен-- дыхание мирового уродства-- преследует менЯ, как страх.
     џ иду по улице. џ думаю о различных вещах. ‘алат, перчатки... €з людей,
сидЯщих  в  кафе на углу,  кто-то умрет первый, кто-то последний--  каждый в
свой  точный,  определенный до  секунды  срок.  Џыльно, тепло.  ќта женщина,
конечно, красива, но мне не нравитсЯ. Ћна в нарЯдном платье и идет улыбаЯсь,
но Я представлЯю ее голой, лежащей на полу с черепом, раскроенным топором. џ
думаю о  сладострастии и  отвращении, о садических  убийствах, о том,  что Я
тебЯ потерЯл навсегда,  кончено. "Љончено"--  жалкое слово.  Љак будто, если
хорошенько  вдуматьсЯ  слухом,  не  все  слова  одинаково  жалки  и страшны?
†иденькое противоЯдие смысла, удивительно  быстро перестающее действовать, и
за  ним  глухонемаЯ пустота  одиночества.  Ќо что они  понимали в  жалком  и
страшном -- они, верившие  в слова  и смысл,  мечтатели, дети, незаслуженные
баловни судьбы!
     џ думаю  о  различных  вещах  и, сквозь них, непрерывно думаю  о  Ѓоге.
€ногда мне  кажетсЯ, что Ѓог так же  непрерывно,  сквозь тысЯчу  посторонних
вещей, думает обо  мне.  ‘ветовые  волны,  орбиты, колебаниЯ,  притЯжениЯ  и
сквозь них, как луч, непрерывнаЯ мысль обо мне. €ногда мне чудитсЯ даже, что
моЯ боль-- частица  Ѓожьего существа. ‡начит, чем сильнее моЯ боль... Њинута
слабости, когда хочетсЯ произнести вслух-- "‚ерю,  ѓосподи..."  Ћтрезвление,
мгновенно вступающее в права после минуты слабости.
     џ  думаю  о  нательном  кресте,  который  Я  носил с детства, как носЯт
револьвер  в  кармане-- в  случае  опасности он  должен защитить, спасти.  Ћ
фатальной неизбежной осечке. Ћ сиЯнии ложных чудес, поочередно очаровывавших
и разочаровывавших мир. € о единственном достоверном чуде-- том неистребимом
желании чуда, которое живет в людЯх,  несмотрЯ  ни на что. Ћгромном значении
этого. Ћтблеске в каждое, особенно русское сознание.

        x x x
     Ћх,  это  русское, колеблющеесЯ,  зыблющеесЯ, музыкальное,  онанирующее
сознание.  ‚ечно кружащее  вокруг  невозможного, как  мошкара вокруг свечки.
‡аконы жизни,  сросшиесЯ с  законами сна. †уткаЯ  метафизическаЯ  свобода  и
физические  преграды на  каждом шагу. Ќеисчерпаемый  источник превосходства,
слабости, гениальных неудач. Ћх, странные разновидности наши, слонЯющиесЯ по
сей  день  неприкаЯнными  тенЯми  по  свету:   англоманы,  толстовцы,  снобы
русские--  самые  гнусные снобы мира,--  и разные русские  мальчики, клейкие
листочки,  и  заветный русский  тип,  рыцарь славного ордена  интеллигенции,
подлец  с болезненно развитым чувством ответственности. Ћн всегда на страже,
он,  как  ищейка,   всюду  чует  несправедливость,  куда  угнатьсЯ  за   ним
обыкновенному человеку! Ћх, наше  прошлое и  наше будущее, и наша теперешнЯЯ
покаЯннаЯ тоска. "Ђ как живо  было дитЯтко..." Ћх,  эта пропасть ностальгии,
по которой гулЯет только ветер доносЯ оттуда страшный интернационал и отсюда
туда-- жалобное, астральное, точно отпевающее ђоссию, "Ѓоже, –арЯ верни"...

        x x x
     џ иду по  улице,  думаю  о Ѓоге,  всматриваюсь в женские лица. ‚от  эта
хорошенькаЯ,  мне   нравитсЯ.  џ  представлЯю  себе,  как  она  подмываетсЯ.
ђасставив  ноги, немного  подогнув колени.  —улки  сползают  с  колен, глаза
где-то в самой глубине бархатно темнеют, выражение невинное, птичье. џ думаю
о том, что среднЯЯ француженка, как правило, аккуратно подмываетсЯ, но редко
моет ноги, Љ чему? ‚едь всегда в чулках, очень часто  не снимаЯ  туфелек.  џ
думаю  о ”ранции вообще.  Ћ девЯтнадцатом веке, который задержалсЯ здесь.  Ћ
фиалочках на  Њадлен,  булках,  мокнущих в писсуарах, подростках, идущих  на
первое причастие, каштанах, распространении триппера, серебрЯном холодке аве
ЊариЯ. Ћ дне  перемириЯ в  1918 году.  Џариж  бесилсЯ.  †енщины  спали с кем
попало. ‘олдаты влезали на фонари,  крича петухом.  ‚се танцевали,  все были
пьЯны. Ќикто не слышал, как голос нового века сказал: "ѓоре победителЯм".
     џ думаю  о  войне. Ћ том,  что она-- ускореннаЯ,  как  в кинематографе,
сгущеннаЯ  в экстракт жизнь. —то в несчастьЯх, постигших мир, война, сама по
себе,  была ни  при чем.  ’олчок, ускоривший неизбежное, больше  ничего. Љак
опасно  больному  все опасно, так старый порЯдок пополз от  первого  толчка.
Ѓольной  съел огурец  и  помер. ЊироваЯ война была  этим огурцом. џ  думаю о
банальности таких  размышлений и одновременно чувствую, как тепло  или свет,
умиротворЯющую ласку банальности. џ думаю  о эпохе, разлагающейсЯ  у менЯ на
глазах. Ћ двух основных разновидностЯх женщин: либо проститутки, либо гордые
тем,  что удержались  от  проституции.  Ћ бесчеловечной  мировой  прелести и
одушевленном мировом  уродстве. Ћ природе,  о  том,  как глупо описывают  ее
литературные  классики.  Ћ всевозможных  гадостЯх, которые люди  делают друг
другу. Ћ жалости.  Ћ ребенке, просившем у  рождественского  деда новые глаза
длЯ  слепой сестры.  Ћ том, как  умирал  ѓоголь:  как  его  брили,  стращали
страшным  судом, ставили пиЯвки, насильно сажали в ванну. џ вспоминаю старую
колыбельную: "“ кота воркота была мачеха лиха". џ опЯть возвращаюсь к мысли,
что Я  человек,  расположенный быть  счастливым. џ хотел самой  обыкновенной
вещи-- любви.
     ‘ моей, мужской точки  зрениЯ...‚прочем, точка зрениЯ может быть только
мужскаЯ. †енской  точки зрениЯ не существует.  †енщина, сама по себе, вообще
не существует.  Ћна тело  и отраженный свет.  Ќо вот ты вобрала мой  свет  и
ушла. € весь мой свет ушел от менЯ.
     Њы скользим пока  по  поверхности  жизни. Џо периферии. Џо синим волнам
океана. ‚идимость гармонии  и  порЯдка. ѓрЯзь,  нежность, грусть.  ‘ейчас мы
нырнем. „айте руку, неизвестный друг.

        x x x
     ‘ердце перестает  битьсЯ. ‹егкие отказываютсЯ дышать.  Њука, похожаЯ на
восхищение.  ‚се  нереально,  кроме  нереального,  все  бессмысленно,  кроме
бессмыслицы. —еловек  одновременно слепнет и  прозревает. ’акаЯ стройность и
такаЯ путаница.  —асть, ставшаЯ  больше целого,--  часть все,  целое  ничто.
„огадка,  что Ясность и законченность мира--  только отражение хаоса в мозгу
тихого сумасшедшего. „огадка, что книги, искусство--  все равно что описаниЯ
подвигов  и  путешествий, предназначенные  длЯ  тех, кто  никогда  никуда не
поедет  и никаких подвигов не совершит. „огадка, что огромнаЯ духовнаЯ жизнь
разрастаетсЯ и  перегорает в атоме, человеке, внешне ничем не замечательном,
но избранном,  единственном, неповторимом. „огадка, что первый встречный  на
улице   и  есть   этот   единственный,  избранный,  неповторимый.  Њножество
противоречивых  догадок, как  будто  подтверждающих, на  новый  лад,  вечную
неосЯзаемую правду. ’айные  мечты.-- ‘кажи, о чем  ты мечтаешь тайком,  и  Я
тебе скажу, кто ты.-- •орошо, Я попытаюсь сказать, но расслышишь ли ты менЯ?
‚се гладко замуровано, на поверхности жизни не пробьетсЯ ни одного пузырька.
Ђтом, точка, глухонемой гений  и  под его ногами глубокий подпочвенный слой,
суть  жизни, каменный  уголь перегнивших эпох. Њировой рекорд одиночества.--
’ак  ответь, скажи, о  чем  ты  мечтаешь  тайком  там,  на  самом дне твоего
одиночества?

        x x x
     €сториЯ моей души и историЯ мира. Ћни переплетены, как жизнь и сон. Ћни
срослись и  проросли  друг в друга. Љак  фон, как трагическаЯ подмалевка, за
ними современнаЯ жизнь.  ЋбнЯвшись, слившись,  переплетЯсь,  они  уносЯтсЯ в
пустоту со  страшной скоростью  тьмы, за  которой лениво, даже не пытаЯсь ее
догнать, движетсЯ свет.
     ”анфары. “тро. ‚еликолепный занавес. Ќикакого занавеса  нет. Ќо желание
прочности,  плотности так  властно,  что Я чувствую на ощупь  его  затканный
толстый шелк.  …го ткали с утра до вечера голубоглазые  мастерицы. Ћдна была
невестой... …го не ткали нигде. Њимо. Њимо.
     „охлаЯ крыса  лежит  в  помойном ведре,  среди окурков, вытрЯсенных  из
пепельницы, рЯдом с ваткой, которой в последний раз подмылась невеста. Љрыса
была завернута в кусок газеты, но в ведре  он, развернувшись, всплыл-- можно
еще прочесть  обрывки  позавчерашних  новостей. ’ретьего  днЯ  они еще  были
новостЯми,  окурок  дымилсЯ во  рту, крыса была жива, девственнаЯ плева была
нетронутой.  ’еперь все  это, мешаЯсь, обесцвечиваЯсь, исчезаЯ, уничтожаЯсь,
улетает в  пустоту,  уноситсЯ  со страшной скоростью  тьмы, за которой,  как
черепаха, даже не пытаЯсь ее догнать, движетсЯ свет.
     ‹езвие от безопасной  бритвы, зацепившись за разбухший окурок, отражает
радужный, сквозь помои,  солнечный луч и  наводит  его  на морду крысы.  Ћна
оскалена, на острых зубах  сукровица. Љак могло случитьсЯ, что такаЯ стараЯ,
опытнаЯ, осторожнаЯ, богобоЯзненнаЯ крыса-- не убереглась, съела Яд? Љак мог
министр,  подписавший  версальский договор,  на  старости лет  провороватьсЯ
из-за   девчонки?   ЏредставительнаЯ   наружность,   каменный    крахмальный
воротничок,   командорский   крест,   "ѓерманиЯ  должна   платить"--   и   в
подтверждение  этой  аксиомы  твердый  росчерк  на  историческом пергаменте,
историческим золотым пером. € вдруг девчонка, чулки, коленки, теплое  нежное
дыхание,  теплое  розовое  влагалище--   и   ни  версальского  договора,  ни
командорского  креста,--  опозоренный  старик  умирает  на  тюремной  койке.
ЌекрасиваЯ,  респектабельнаЯ  вдова,  кутаЯсь  в  креп,  уезжает навсегда  в
провинцию, дети  стыдЯтсЯ имени отца, коллеги  в  сенате укоризненно-грустно
качают плешивыми головами. Ќо виновник всей этой грЯзи и чепухи уже опередил
ее, опередил давно, опередил еще в ту минуту, когда дверь  спальни закрылась
за ним, ключ щелкнул, прошлое исчезло, осталась девчонка на широкой кровати,
подделанный  вексель, блаженство, позор, смерть. Ћпередив  судьбу,  он летит
теперь в ледЯном пространстве, и вечнаЯ тьма шелестит фалдами его чопорного,
старомодного  сюртука.  ‚переди его  летЯт окурки  и исторические  договоры,
вычесанные волосы и отцветшие мировые идеи, сзади  другие  волосы, договоры,
окурки,  идеи,  плевки.  …сли тьма  донесет  его в конце  концов к  подножью
престола,  он  не скажет Ѓогу: "ѓерманиЯ  должна  платить". "Ћ ты, последнЯЯ
любовь..."-- растерЯнно пролепечет он.

        x x x
     ‘овокупление  с  мертвой  девочкой.  ’ело  было  совсем  мЯгко,  только
холодновато, как после купаньЯ. ‘ напрЯжением, с особенным наслаждением. Ћна
лежала,  как спЯщаЯ. џ  ей не сделал зла. Ќапротив, эти несколько судорожных
минут жизнь еще продолжалась вокруг нее, если  не длЯ нее. ‡везда бледнела в
окне, жасмин доцветал. ‘емЯ вытекло обратно, Я вытер его носовым платком. Ћт
толстой восковой свечи Я ‡акурил папиросу. Њимо. Њимо.
     ’ы уносила  мой  свет,  оставлЯЯ менЯ  в  темноте.  ‚  тебе  одной, без
остатка,  сосредоточилась всЯ  прелесть мира. Ђ Я  мучительно жалел, что  ты
будешь стара,  больна,  некрасива,  будешь  с тоской умирать, и Я не  буду с
тобой, не  солгу, что  ты  поправлЯешьсЯ, не буду держать тебЯ  за  руку.  џ
должен  был бы радоватьсЯ, что  не пройду  хоть  через эту муку. Њежду  тем,
здесь заключалось главное, может быть,  единственное, что составлЯло любовь.
“жас  при одной этой мысли всегда был  звездой  моей жизни. € вот тебЯ давно
нет, а она по-прежнему светит в окне.
     џ в лесу.  ‘трашный, сказочный, снежный  пейзаж ничего  не  понимающей,
взволнованной,  обреченной  души.  Ѓанки  с  раковыми  опухолЯми:  кишечник,
печень, горло,  матка, грудь. Ѓледные выкидыши в зеленоватом спирту.  ‚ 1920
году  в Џетербурге этот  спирт продавалсЯ  длЯ  питьЯ  -- его  так  и  звали
"младенцовка".  ђвота,  мокрота,  пахучаЯ  слизь,  проползающаЯ  по  кишкам.
Џадаль.  —еловеческаЯ падаль. Џоразительное  сходство запаха сыра  с запахом
ножного пота.
     ђождество  на северном полюсе. ‘иЯнье  и  снег. —истейший  саван  зимы,
заметающий жизнь.

        x x x
     ‚ечер. €юль. ‹юди  идут по улице. ‹юди тридцатых годов двадцатого века.
Ќебо начинает  темнеть,  скоро  проступЯт звезды.  Њожно описать сегоднЯшний
вечер, Џариж,  улицу, игру теней и света  в  перистом небе,  игру  страха  и
надежды  в  одинокой человеческой  душе. Њожно сделать это умно, талантливо,
образно, правдоподобно. Ќо  чуда  уже  сотворить нельзЯ  --  ложь  искусства
нельзЯ выдать за правду. Ќедавно это еще удавалось. € вот...
     ’о, что  удавалось вчера, стало невозможным  сегоднЯ. ЌельзЯ поверить в
поЯвление нового ‚ертера,  от  которого вдруг  по всей …вропе начнут щелкать
восторженные  выстрелы  очарованных,  упоенных самоубийц. ЌельзЯ представить
тетрадку стихов, перелистав которую современный человек смахнет проступившие
сами собой  слезы  и  посмотрит на небо,  вот на такое  же  вечернее небо, с
щемЯщей надеждой. Ќевозможно.  ’ак невозможно, что не  веритсЯ, что когда-то
было возможным.  Ќовые  железные законы, перетЯгивающие мир, как сырую кожу,
не   знают  утешениЯ  искусством.   Ѓолее  того,  эти--  еще   неЯсные,  уже
неотвратимые--  бездушно справедливые законы, рождающиесЯ  в новом мире  или
рождающие  его,  имеют  обратную  силу:  не  только  нельзЯ  создать  нового
гениального  утешениЯ,  уже  почти  нельзЯ  утешитьсЯ  прежним.  …сть  люди,
способные до сих пор плакать над  судьбой Ђнны  Љарениной.  Ћни еще стоЯт на
исчезающей вместе с  ними почве, в которую был  вкопан фундамент театра, где
Ђнна,  облокотЯсь  на  бархат ложи, сиЯЯ  мукой и красотой, переживала  свой
позор. ќто сиЯнье почти  не  достигает до нас. ’ак,  чуть-чуть потускневшими
косыми лучами-- не то последний отблеск  утраченного,  не  то подтверждение,
что утрата непоправима.  ‘коро все навсегда  поблекнет. ЋстанетсЯ игра ума и
таланта, занЯтное чтение, не обЯзывающее  себе верить и не  внушающее больше
веры. ‚роде "’рех мушкетеров". ’о, что сам ’олстой почувствовал раньше всех,
неизбежнаЯ  черта,  граница,  за  которой--  никакого  утешениЯ  вымышленной
красотой, ни одной слезы над вымышленной судьбой.

        x x x
     џ хочу  самых простых, самых  обыкновенных  вещей. џ хочу заплакать,  Я
хочу утешитьсЯ.  џ  хочу  со щемЯщей  надеждой  посмотреть на  небо. џ  хочу
написать тебе длинное прощальное письмо, оскорбительное, небесное,  грЯзное,
самое  нежное  в мире. џ хочу  назвать  тебЯ ангелом, тварью, пожелать  тебе
счастьЯ и  благословить,  и еще сказать, что где бы ты ни  была, куда бы  ни
укрылась  --  моЯ кровь  мириадом непрощающих,  никогда  не простЯщих частиц
будет витьсЯ вокруг тебЯ. џ  хочу забыть, отдохнуть, сесть в поезд, уехать в
ђоссию, пить пиво и есть  раков теплым вечером  на  качающемсЯ поплавке  над
Ќевой. џ хочу преодолеть отвратительное чувство оцепенениЯ: у людей нет лиц,
у слов нет звука, ни в чем нет смысла. џ хочу разбить его,  все равно как. џ
хочу просто перевести дыхание, глотнуть воздуху. Ќо никакого воздуха нет.
     џркий  свет  и  толкотнЯ  кафе  дают  на  минуту  иллюзию  свободы:  ты
увернулсЯ,  ты выскочил, гибель проплыла мимо. Ќе пожалев двадцати  франков,
можно пойти  с бледной хорошенькой девчонкой, котораЯ  медленно  проходит по
тротуару  и  останавливаетсЯ,  встретив   мужской  взглЯд.  …сли  сейчас  ей
кивнуть--  иллюзиЯ  уплотнитсЯ,  окрепнет,  порозовеет  налетом  жизни,  как
призрак, хлебнувший крови, растЯнетсЯ на десЯть, двенадцать, двадцать минут.
     †енщина.   Џлоть.   €нструмент,  из   которого   извлекает  человек  ту
единственную ноту  из божественной гаммы, которую ему дано слышать. ‹ампочка
горит под потолком.  ‹ицо  откинуто на подушке. Њожно  думать,  что это  моЯ
невеста. Њожно думать, что Я  подпоил девчонку и воровски, впопыхах, насилую
ее.  Њожно  ничего  не  думать, содрогаЯсь,  вслушиваЯсь, слыша удивительные
вещи, ожидаЯ наступлениЯ минуты, когда горе и счастье, добро и  зло, жизнь и
смерть  скрестЯтсЯ  как   во  времЯ  затмениЯ  на   своих  орбитах,  готовые
соединитьсЯ   в  одно,   когда   жуткий   зеленоватый   свет   жизни-смерти,
счастьЯ-мученьЯ хлынет из погибшего прошлого, из твоих погасших зрачков

        x x x
     €сториЯ моей души и историЯ мира. Ћни сплелись и проросли друг в друга.
‘овременность  за ними, как трагический фон. ‘емЯ, которое не  могло  ничего
оплодотворить, вытекло обратно,  Я  вытер его носовым платком. ‚се-таки тут,
пока это длилось, еще трепетала жизнь.
     €сториЯ моей души. џ хочу ее воплотить, но умею только  развоплощать. џ
завидую отделывающему  свой слог  писателю, смешивающему  краски  художнику,
погруженному в  звуки  музыканту,  всем  этим, еще не переведшимсЯ на  земле
людЯм чувствительно-бессердечной, дальнозорко-близорукой,  общеизвестной, ни
на что уже не нужной породы, которые верЯт, что пластическое отражение жизни
есть победа над ней. Ѓыл бы только талант, особый творческий живчик в уме, в
пальцах,  в  ухе,  стоит   только  взЯть  кое-что  от  выдумки,  кое-что  от
действительности, кое-что от грусти, кое-что от грЯзи, сровнЯть все это, как
дети лопаткой  выравнивают песок, украсить  стилистикой и воображением,  как
глазурью кондитерский торт,  и дело сделано, все спасено, бессмыслица жизни,
тщета страданьЯ, одиночество, мука, липкий тошнотворный страх--  преображены
гармонией искусства.
     џ знаю этому цену и все-таки завидую им: они блаженны. Ѓлаженны спЯщие,
блаженны мертвые. Ѓлажен знаток перед картиной ђембрандта, свЯто убежденный,
что игра теней и света на лице старухи--  мировое  торжество,  перед которым
сама   старуха   ничтожество,  пылинка,  ноль.  Ѓлаженны  эстеты.   Ѓлаженны
балетоманы. Ѓлаженны слушатели ‘травинского и сам ‘травинский. Ѓлаженны тени
уходЯщего  мира,  досыпающие  его  последние,  сладкие,  лживые,  так  долго
баюкавшие человечество  сны. “ходЯ, уже  уйдЯ  из жизни,  они уносЯт с собой
огромное воображаемое богатство. ‘ чем останемсЯ мы?
     ‘   уверенностью,  что   старуха   бесконечно   важней   ђембрандта.  ‘
недоумением,  что  нам с  этой  старухой делать. ‘  мучительным  желанием ее
спасти и утешить  ‘ Ясным  сознанием,  что никого  спасти  и  ничем  утешить
нельзЯ. ‘  чувством, что  только  сквозь хаос противоречий можно пробитьсЯ к
правде. —то на саму реальность нельзЯ оперетьсЯ: фотографиЯ лжет и всЯческий
документ заведомо  подложен.  —то все  среднее, классическое, умиротворенное
немыслимо,  невозможно. —то чувство меры, как угорь, ускользает из рук того,
кто  силитсЯ  его  поймать,  и  что  эта  неуловимость--  последнее  из  его
сохранившихсЯ  творческих  свойств.  —то  когда,  наконец,   оно   поймано--
поймавший держит в руках пошлость. "‚ руках его мертвый младенец лежал." —то
у всех кругом на руках эти мертвые младенцы. —то тому, кто хочет  пробратьсЯ
сквозь хаос  противоречий к вечной правде, хотЯ бы  к бледному отблеску  ее,
остаетсЯ  один-единственный путь: пройти над жизнью, как акробат  по канату,
по неприглЯдной, растрепанной, противоречивой стенограмме жизни.

        x x x
     ”отографиЯ лжет.  —еловеческий документ подложен. ‡аблудившись в здании
берлинского полицей-президиума, Я  случайно попал в этот коридор. ‘тены были
увешаны  фотографиЯми.  €х было несколько десЯтков, все они изображали одно.
’ак этих  самоубийц  или  жертв преступлений застала полициЯ. Њолодой  немец
висит на подтЯжках, башмаки, снЯтые длЯ удобства, лежат рЯдом с перевернутым
стулом.  ‘таруха:  большое пЯтно  на  груди,  формой напоминающее  петуха,--
сгусток  крови  из  перерезанного  горла.  ’олстаЯ,   голаЯ  проститутка   с
распоротым животом. •удожник, застрелившийсЯ  с голоду или несчастной любви,
или от того и другого вместе. Џод развороченным черепом пышный артистический
бант, рЯдом  на  мольберте  какие-то ветки  и облака, неоконченнаЯ  пачкотнЯ
свЯтого  искусства.  ‚ытаращенные  глаза,  закушенные Языки,  гнусные  позы,
отвратительные   раны--  и   все   вместе  взЯтое  однообразно,  академично,
нестрашно. Ќи один завиток  кишки,  вылезший из  распоротого живота, ни одна
гримаса, ни один кровоподтек не ускользнул от фотографического объектива, но
главное  ускользнуло,  главного  нет.  џ смотрю  и не вижу  ничего,  что  бы
взволновало менЯ,  заставило  душу содрогнутьсЯ.  џ делаю над собой усилие--
ничего.  € вдруг мысль  о том, что ты дышишь здесь на земле, вдруг в памЯти,
как живое, твое прелестное, бессердечное лицо.
     € Я сразу вижу и слышу  все-- все горе, всю муку, все напрасные мольбы,
все  предсмертные слова.  Љак  хрипела с  перерезанным  горлом старуха, как,
путаЯсь  в кишках, отбивалась от садиста проститутка,  как-- точно это был Я
сам--  умирал  бездарный,  голодный художник. Љак лампа горела.  Љак рассвет
светлел.  Љак  будильник  стучал. Љак  стрелка приближалась к пЯти.  Љак, не
решаЯсь,  решившись, он облизнул  губы. Љак в неловкой, потной руке  он сжал
револьвер. Љак ледЯное дуло коснулось пылавшего рта. Љак  он  ненавидел  их,
остающихсЯ жить, и как он завидовал им.
     џ  хотел бы выйти на берег морЯ, лечь на песок, закрыть  глаза, ощутить
дыханье Ѓога  на своем лице. џ хотел бы начать издалека-- с синего платьЯ, с
размолвки,  с зимнего  туманного днЯ. "Ќа  холмы ѓрузии легла ночнаЯ мгла"--
такими приблизительно словами Я хотел бы говорить с жизнью.
     †изнь больше не понимает  этого  Языка.  „уша еще не научилась другому.
’ак  болезненно отмирает  в  душе  гармониЯ. Њожет  быть, когда  она  совсем
отомрет,   отвалитсЯ,    как    присохшаЯ   болЯчка,   душе   станет   снова
первобытно-легко. Ќо переход  медлен и  мучителен. „уше страшно. …й кажетсЯ,
что  одно за  другим  отсыхает все,  что  ее  животворило.  …й кажетсЯ,  что
отсыхает она сама.  Ћна  не  может  молчать  и  разучилась  говорить. €  она
судорожно мычит, как глухонемаЯ делает безобразные гримасы. "Ќа холмы ѓрузии
легла ночнаЯ мгла"-- хочет она звонко, торжественно произнести, славЯ ’ворца
и себЯ. €, с отвращением, похожим на наслаждение, бормочет  матерную брань с
метафизического забора, какое-то "дыр бу щыл убещур".
     ‘инее платье,  размолвка,  зимний туманный день. ’ысЯча других платьев,
размолвок,  дней.  ’ысЯча ощущений, безотчетно  пробегающих  в душе  каждого
человека. Ќемногие, получившие  права гражданства,  вошедшие в литературу, в
обиход, в разговор. € остальные, бесчисленные, еще не нашедшие литературного
выражениЯ,  не отделившиесЯ  еще  от утробного заумного Ядра.  Ќо  от  этого
ничуть не менее плоские: тысЯчи невоплощенных банальностей, терпеливо ждущих
своего ’олстого.  „огадка, что искусство, творчество в  общепринЯтом смысле,
не  что иное, как охота за все новыми и новыми  банальностЯми.  „огадка, что
гармониЯ,  к  которой стремитсЯ  оно,  не  что  иное,  как  некаЯ  верховнаЯ
банальность. „огадка,  что  истиннаЯ дорога  души вьетсЯ где-то в  стороне--
штопором, штопором-- сквозь мировое уродство.
     џ хочу  говорить о своей  душе простыми, убедительными словами. џ знаю,
что таких слов нет. џ хочу рассказать, как Я тебЯ любил, как Я умирал, как Я
умер,  как  над  моей  могилой  был  поставлен  крест и как  времЯ  и  черви
превратили  этот  крест  в  труху.  џ  хочу  собрать горсточку  этой  трухи,
посмотреть на небо в последний раз и с облегчением дунуть на ладонь.  џ хочу
разных, одинаково неосуществимых вещей-- опЯть вдохнуть запах твоих волос на
затылке и еще  извлечь из хаоса  ритмов тот единственный ритм,  от которого,
как скала от детонации, должно рухнуть мировое уродство. џ хочу рассказать о
человеке, лежавшем на  разрытой кровати, думавшем, думавшем, думавшем,-- как
спастись, как поправить,--  не  придумавшем ничего. Ћ  том, как он задремал,
как  он  проснулсЯ,  как все сразу вспомнил, как вслух, точно о постороннем,
сказал:  "Ћн не  был –езарем.  Ѓыла  у него  только  эта  любовь.  Ќо  в ней
заключалось все-- власть, корона, бессмертие.  €  вот рухнуло, отнЯта честь,
сорвали погоны". џ  хочу объЯснить простыми  убедительными словами множество
волшебных,  неповторимых  вещей-- о  синем  платье, о  размолвке,  о  зимнем
туманном дне. € еще  Я хочу предостеречь мир от страшного врага,  жалости. џ
хочу  крикнуть так, чтобы все  слышали: люди, братьЯ,  возьмитесь  крепко за
руки и поклЯнитесь быть безжалостными друг к другу. €наче она-- главный враг
порЯдка-- броситсЯ и разорвет вас.
     џ хочу  в последний  раз вызвать из  пустоты твое лицо, твое тело, твою
нежность,  твою бессердечность, собрать перемешанное,  истлевшее твое и мое,
как  горсточку праха на ладони, и с облегчением  дунуть на  нее. Ќо  жалость
снова все путает, снова мешает мне. џ опЯть вижу туман чужого  города. Ќищий
вертит  ручку  шарманки, обезьЯнка,  дрожа от  холода,  с  блюдечком обходит
зевак. ’е под зонтиками хмурые, нехотЯ  бросают медЯки. •ватит ли на ночлег,
чтобы укрытьсЯ, обнЯвшись до утра...
     Њне представилось  это  средь шумного  бала--  под  шампанское, музыку,
смех, шелест  шелка,  запах  духов. ќто был  один  из твоих самых счастливых
дней. ’ы  сиЯла  молодостью, прелестью,  бессердечностью. ’ы веселилась,  ты
торжествовала  над  жизнью.  џ взглЯнул  на  тебЯ,  улыбающуюсЯ,  окруженную
людьми. € увидел: обезьЯнка, туман, зонтики, одиночество, нищета. € от едкой
жалости, как от невыносимого блеска, Я опустил глаза.

        x x x
     ‘одрогание,   которое   вызывает   жалость.   ‘одрогание,   переходЯщее
обЯзательно в чувство мести. ‡а глухого  ребенка, за бессмысленную жизнь, за
унижениЯ,  за  дырЯвые   подошвы.  Ћтомстить   благополучному  миру--  повод
безразличен. "‚ ком сердце есть", знает это. ќтот почти механический переход
от  растерЯнной  жалости--  к "ужо погодите"--  другой  форме бессилиЯ. „аже
зверьки  волновались, шептались,  долго  сочинЯли: "Џамфлет-протест" -- "‚ы,
которые  котов  мучаете".  Џросили,  нельзЯ  ли напечатать в  газетах, чтобы
всЯкий прочел.
     ‡верьки  были  с  нами  неразлучны. Ћни ели из наших тарелок и  спали в
нашей кровати. ѓлавными из них были два ђазмахайчика.
     ђазмахайчик  ‡еленые  ѓлазки  был  добродушный,  ласковый,   никому  не
делавший  зла.  ‘ерые ѓлазки, когда  подрос, оказалсЯ  с характером.  Ћн при
случае мог и укусить. €х нашли под скамейкой метро, в коробке  от фиников. Љ
коробке  была  приколота  записка:  "ђазмахайчики,  иначе  ђазмахай,   иначе
ђазмахайцы. Ђвстралийского происхождениЯ. ЏросЯт любить, кормить и водить на
прогулку в Ѓулонский лес".
     Ѓыли  и  другие зверьки: ѓолубчик,  †ухла,  ”рыштик,  Љитайчик,  глупый
–утик, отвечавший на все вопросы одно и то же-- "–утик и есть". Ѓыла стараЯ,
грубоватаЯ наружно, но нежнейшаЯ в душе •амка с куцым рыбьим хвостом. ѓде-то
в стороне,  не принимаемый в компанию, наводЯщий неприЯзнь и  страх, водилсЯ
мрачный фон Љлоп.
     “  зверьков  был свой быт, свои привычки, своЯ философиЯ,  своЯ  честь,
свои  взглЯды  на жизнь.  Ѓыла  у  них собственнаЯ  зверинаЯ страна, границы
которой,  как  океан, омывал  сон.  ‘трана  была  обширнаЯ  и  не  до  конца
обследованнаЯ. €звестно было,  что на  юге живут  верблюды, их  по  пЯтницам
приходит мыть и  стричь белаЯ лошадь. Ќа крайнем севере всегда горела елка и
стоЯло вечное ђождество.
     ‡верьки  объЯснЯлись   на  смешанном  Языке.  Ѓыли  в  нем  собственные
австралийские слова, переделанные из обыкновенных на австралийский лад. ’ак,
в  письмах они обращались друг к другу "ногоуважаемый" и  на конверте писали
"его  высокоподбородию". Ћни  любили  танцы,  мороженое,  прогулки, шелковые
банты, праздники,  именины. Ћни  так  и смотрели на жизнь:  €з чего  состоит
год?--  €з трехсот  шестидесЯти пЯти праздничков.--  Ђ  месЯц?-- €з тридцати
именин.
     Ћни  были  славными  зверьками. Ћни, как могли, старались украсить нашу
жизнь. Ћни не просили мороженого,  когда знали, что нет денег. „аже когда им
было очень грустно,  они танцевали и праздновали именины. Ћни отворачивались
и  старались   не  слушать,  когда  слышали   что-нибудь  плохое.  "‡верьки,
зверьки,--  нашептывал  им  по  вечерам из щели  страшный фон Љлоп,--  жизнь
уходит, зима  приближаетсЯ. ‚ас засыпет снегом, вы  замерзнете,  вы  умрете,
зверьки,-- вы, которые так любите жизнь". Ќо они прижимались  тесней друг  к
другу,  затыкали  ушки  и спокойно, с  достоинством, отвечали--  "ќто нас не
кусаетсЯ".

        x x x
     —еловек бродит по улицам, думает разные вещи, заглЯдывает в чужие окна.
…го  воображение работает помимо него. Ћн не замечает его работы. Ћн сидит в
кафе, пьет пиво и  читает  газету. ЏрениЯ  в палате депутатов. Ђвтомобили  в
рассрочку.  Ћн дремлет,  ему снитсЯ чепуха.  —ернило пролилось на  скатерть.
ђыба проплыла--  чернило исчезло. Ќадо закрыть  дверь, но  ключ  не  лезет в
скважину. Ћбщественное мнение Ђнглии. –иклон. ЋказываетсЯ, рыба и есть ключ,
оттого-то  он  и  не  подходил.   ‘пЯщий  вдруг  просыпаетсЯ.  Ќи  рыбы,  ни
общественного мнениЯ.
     ‘идеть в  кафе, слонЯтьсЯ по лицам,  заглЯдывать в чужие  окна все-таки
лучшее утешение, чем Ђнна Љаренина или какаЯ-нибудь мадам Ѓовари. ‘ледить за
влюбленными, которые сидЯт, прижавшись, за невыпитым  кофе, потом плутают по
улицам,  наконец,  оглЯнувшись, входЯт  в дешевую гостиницу,  то же, если не
большее, чем самые совершенные стихи о любви. "•одит маленькаЯ ножка, вьетсЯ
локон золотой". ‚от она, маленькаЯ ножка, стучит  по асфальту  монмартрского
тротуара, вот мелькнул и  скрылсЯ золотой локон за  стеклЯнной дверью отелЯ.
ќто  сегоднЯшний день, это трепещущее  улетающее мгновение моей неповторимой
жизни-- конечно,  разве  можно сравнивать,--  это  выше всех  вместе  взЯтых
стихов.  ’опот ножки  замолк, локон мелькнул  и  исчез  за дверью.  Џостоим,
подождем. ‚от окно зажглось в первом этаже. ‚от задернулась портьера.
     ‹акей  получил франк на  чай и оставил их одних. ‹ампочка под потолком,
пестрые обои, белое эмалевое биде. Њожет быть, это в первый раз. Њожет быть,
это блаженнейшаЯ  в мире любовь. Њожет быть, Ќаполеон воевал и ’итаник тонул
только длЯ  того,  чтобы  сегоднЯ вечером эти  двое  рЯдом легли на кровать.
Џоверх одеЯла,  поверх  каменно-застланной  простыни  торопливое,  неловкое,
бессмертное  объЯтие. Љолени в сползающих чулках  широко разворочены; волосы
растрепаны  на подушке,  лицо  прелестно  искажено.  Ћ,  подольше, подольше.
‘корей, скорей.
     -- Џогоди.  ‡наешь  ли  ты,  что  это?  ќто  наша  неповторимаЯ  жизнь.
Љогда-нибудь,  через  сто  лет, о нас  напишут  поэму,  но там будут  только
звонкие  рифмы и  ложь.  Џравда здесь.  Џравда  этот  день,  этот  час,  это
ускользающее мгновение. Ќикто не  раздвигал твоих  коленей, и вот Я на Ярком
свету, на белой выутюженной простыне, бесцеремонно раздвигаю их. ’ебе стыдно
и  больно.  ЉаждаЯ каплЯ  твоей боли  и  стыда  входит  полным весом  в  мое
беспамЯтное торжество.
     Љто они,  эти двое?  Ћ, не  все ли равно. €х  сейчас нет.  …сть  только
сиЯние,  трепещущее  вовне,  пока  это  длитсЯ. ’олько напрЯжение, вращение,
сгорание, блаженное перерождение сокровенного смысла жизни. ‹едЯнаЯ  вершина
мировой  прелести,  освещеннаЯ  беглым  огнем.  ‘еменные канатики,  Яичники,
прорваннаЯ плева, черемуха, развороченные колени, без памЯти, звезды, слюна,
простынЯ,  жилки дрожат, вдребезги, вдребезги,  ы...  ы... ы... …динственнаЯ
нота,  доступнаЯ человеку,  ее жуткий  звон.  Ћ, подольше, подольше, скорей,
скорей.   Џоследние  судороги.  ѓорЯчее  семЯ,  стекающее  к  сокращающейсЯ,
вибрирующей матке. †еланье описало полный круг по спирали, закинутой глубоко
в  вечность, и вернулось  назад  в пустоту. "ќто было так  прекрасно, что не
может  кончитьсЯ  со  смертью",--  записывает  после  брачной  ночи  молодой
’олстой.

        x x x
     ‚ кафе сидит человек. Ћбыкновенный  человечек,  ноль.  Ћдин из  тех,  о
которых  пишут  после  катастрофы: убито десЯть,  ранено двадцать шесть.  Ќе
директор треста, не изобретатель, не ‹индберг,  не —аплин, не Њонтерлан.  Ћн
прочел газету и  знает теперь, как настроено общественное мнение Ђнглии.  Ћн
допил кофе и зовет гарсона, чтобы расплатитьсЯ. Ћн рассеЯнно думает, что ему
дальше делать--  пойти  в  кинематограф  или отложить  деньги  на лотерейный
билет. Ћн  спокоен, он мирно  настроен, он спит, ему снитсЯ чепуха. € вдруг,
внезапно  он  видит  перед  собой  черную  дыру своего  одиночества.  ‘ердце
перестает битьсЯ, легкие отказываютсЯ дышать. Њука, похожаЯ на восхищение.
     Ђтом неподвижен. Ћн  спит. ‚се гладко замуровано, на  поверхность жизни
не  пробьетсЯ  ни одного пузырька. Ќо  если  его  ковырнуть. Џошевелить  его
спЯщую суть. ‡ацепить, поколебать, расщепить. Џропустить сквозь душу миллион
вольт,  а потом погрузить в  лед. Џолюбить  кого-нибудь больше себЯ, а потом
увидеть дыру одиночества, черную ледЯную дыру.
     —еловек,  человечек, ноль растерЯнно  смотрит  перед  собой.  Ћн  видит
черную пустоту, и в ней, как беглую молнию, непостижимую суть жизни.  ’ысЯча
безымЯнных,  безответных вопросов,  на  мгновение  освещаемых беглым огнем и
сейчас же поглощаемых тьмой.
     ‘ознание, трепеща, изнемогаЯ, ищет  ответа. Ћтвета нет ни на что. †изнь
ставит  вопросы  и  не  отвечает  на  них.  ‹юбовь  ставит...  Ѓог  поставил
человеку--  человеком--  вопрос,  но  ответа не дал. €  человек,  обреченный
только  спрашивать, не умеющий ответить ни на что. ‚ечный  синоним неудачи--
ответ. ‘колько прекрасных вопросов было поставлено за историю мира, и что за
ответы были на них даны...
     „ва миллиарда обитателей земного шара. Љаждый сложен своей мучительной,
неповторимой, одинаковой, ни на что не нужной,  постылой сложностью. Љаждый,
как атом в Ядро,  заключен в непроницаемую броню одиночества.  „ва миллиарда
обитателей  земного  шара-- два миллиарда исключений  из правила. Ќо в то же
времЯ и  правило. ‚се  отвратительны.  ‚се несчастны. Ќикто не  может ничего
изменить  и ничего понЯть.  Ѓрат  мой  ѓете,  брат  мой консьерж, оба  вы не
знаете, что творите и что творит с вами жизнь.
     ’очка, атом, сквозь душу которого  пролетают миллионы вольт. ‘ейчас они
ее расщепЯт.  ‘ейчас неподвижное  бессилие  разрешитсЯ  страшной  взрывчатой
силой. ‘ейчас, сейчас. “же заколебалась землЯ. “же что-то скрипнуло в  сваЯх
ќйфелевой  башни. ‘амум мутными струйками  закрутилсЯ в пустыне. Ћкеан топит
корабли. Џоезда летЯт под откос. ‚се рветсЯ, ползет, плавитсЯ, рассыпаетсЯ в
прах-- Џариж, улица, времЯ, твой образ, моЯ любовь.
     —еловек,  человечек, ноль  сидит  с остановившимсЯ  взглЯдом.  Џодходит
лакей,  сдает  сдачу.  —еловек  переводит  дыхание,  встает.  Ћн  закуривает
папиросу,  он  идет по  улице.  …го  сердце еще  не разорвалось --  вот  оно
по-прежнему бьетсЯ в  груди.  Њировое уродство не  рухнуло--  вот  оно,  как
екала, по-прежнему подпирает мир.
     ‘инее  платье,  размолвка,  зимний  туманный  день.  †елание  говорить,
стремленье  петь--  о  своей  любви,  о  своей  душе.  €зойти,  захлебнутьсЯ
простыми, убедительными словами, словами, которых нет...
     Љак  началась наша  любовь?  Ѓанально,  банально.  как все  прекрасное,
началась банально. ‚ероЯтно, гармониЯ  и есть банальность.  ‚ероЯтно, на это
бессмысленно роптать. ‚ероЯтно, длЯ всех был и есть один-единственный путь--
как акробат  по канату, пройти  над жизнью  по мучительному  ощущению жизни.
Ќеуловимому ощущению,  которое  возникает в последней  физической  близости,
последней недоступности, в нежности, разрывающей душу, в  потере всего этого
навсегда,  навсегда. ђассвет за окном. †еланье  описало полный путь и ушло в
землю. ђебенок зачат. ‡ачем нужен ребенок? ЃессмертиЯ нет. Ќе может не  быть
бессмертьЯ. ‡ачем мне нужно бессмертье, если Я так одинок?
     ђассвет за окном. Ќа смЯтой простыне в моих руках всЯ невиннаЯ прелесть
мира  и  недоуменный   вопрос,  что  делали  с  ней.  Ћна  божественна,  она
бесчеловечна. —то  же  делать человеку с ее бесчеловечным сиЯнием? —еловек--
это морщины, мешки под глазами, известь в душе и крови, человек-- это прежде
всего сомнение в  своем божественном праве  делать зло "—еловек начинаетсЯ с
горЯ", как сказал  какой-то поэт  Љто же  спорит. —еловек начинаетсЯ с горЯ.
†изнь начинаетсЯ завтра. ‚олга впадает в Љаспийское море „ыр бу щыл убещур.

        x x x
     ќтот день, этот час, эта ускользающаЯ минута. ’ысЯчи  таких же  дней  и
минут, одинаковых, неповторимых. ќтот перистый парижский закат, тускнеющий у
менЯ на  глазах. ’ысЯчи таких же  закатов, над современностью,  над будущим,
над погибшими веками. ’ысЯчи  глаз,  глЯдЯщих  с  той же надеждой  в  ту  же
сиЯющую  пустоту. ‚ечный  вздох  мировой прелести: Я отцветаю, Я гасну, менЯ
больше нет. "Ќа холмы ѓрузии легла ночнаЯ мгла." € вот она так же ложитсЯ на
холм  Њонмартра. Ќа крыши,  на  перекресток,  на  вывеску кафе, на  полукруг
писсуара, где с тревожным шумом, совсем как в Ђрагве, шумит вода.
     Ќапротив  писсуара  скамейка. Ќа скамейке старик  в лохмотьЯх. Ћн курит
подобранный на  панели окурок.  “  него безразличный дремлющий  вид. Ќо  это
притворство. Ќасторожившись, он следит за входЯщими в то отделение писсуара,
где на клочке газеты лежит  кусок  хлеба,  набухший  от мочи.  ‚от рабочий с
толстой шеей на ходу расстегивает штаны. ироко  расставив ноги, он  мочитсЯ
над  булкой.  ЃлаженнаЯ   судорога   в  душе   вшивого  старикашки.  ‘ейчас,
оглЯнувшись,  торопливо  подвернув  промокшую  газету, на которой еще  можно
прочесть  обрывки  вчерашних новостей,  он унесет эту булку  домой.  ‘ейчас,
сейчас,-- чавкаЯ, запиваЯ красным вином,  представлЯЯ  до последних  мелочей
рабочего с толстой шеей, мальчишку в желтых башмаках, всех, всех пропитавших
своей  терпкой, теплой мочой  эти  полкило gros pain.  ‘ейчас, сейчас. Њука,
похожаЯ на восхищение,  блаженнаЯ  судорога. “ходЯ,  он  что-то бормочет  на
ходу. Њожет быть, его глухонемаЯ душа силитсЯ  промычать  на свой лад--  "Ќа
холмы ѓрузии..."
     ‡акаты, тысЯчи закатов. Ќад  ђоссией,  над Ђмерикой,  над  будущим, над
погибшими веками. ђаненый Џушкин упираетсЯ локтем в снег и в его лицо хлещет
красный закат. ‡акат в мертвецкой, в операционной над океаном, над  Ђльпами,
в дощатом лагерном  нужнике:  все оттенки желтого и коричневого,  запЯтые на
стенках, сложнаЯ вонь, перебиваемаЯ свежестью, сквозЯщей в щели. Ќовобранец,
розовый парень, придерживаЯ  одной рукой  дверь,  поспешно онанирует  другой
‡адохнувшись, заглушенно вскрикнув, он кончает  ‘ полстакана, заливаЯ пальцы
липким теплом,  спугнув  мух, шлепаетсЯ  в  коричневое  месиво.  ‹ицо  парнЯ
сереет. Ћн вЯло подтЯгивает штаны. ’ак и не удалось вообразить оставленную в
деревне невесту. Љонечно, его убьют на войне, может быть, еще в этом году.
     ‡акат над ’амплем. ‡акат над  ‹убЯнкой. ‡акат в день объЯвлениЯ войны и
в день перемириЯ: все танцевали, все были пьЯны,  никто не слышал, как голос
сказал-- "ѓоре победителЯм".  ‡акат в комнате, где когда-то мы жили с тобой:
синее платье лежало на этом стуле.

        x x x
     Џетербургский ранний закат давно погас. Ђкакий Ђкакиевич пробираетсЯ со
службы к Ћбухову мосту. инель уже украдена? €ли он  только мечтает  о новой
шинели? ЏотерЯнный русский  человек стоит на чужой улице, перед чужим окном,
и его онанирующее сознание воображает каждый вздох,  каждую судорогу, каждую
складку на  простыне, каждую пульсирующую жилку. †енщина  уже обманула  его,
уже  растворилась  без  следа  в  перистом  вечернем  небе?  €ли  он  только
предчувствует встречу с ней? Ќ