уда?
     - ‚ Ќюренберг.
     - ќто в Ќюренберге будет заседание?
     - „а, и там будет... только  он  спешит  в  другое  место...  в  другое
заседание... к старикам.
     - ѓде же это?
     Ќо ‘ерафина уже  исчезла.  Љалиостро  едва  успел  подхватить  падавшую
‹оренцу и снес ее в спальню. Ћна спала теперь естественным, спокойным сном.
     Ќа следующее утро, прочитываЯ свою  корреспонденцию,  Љалиостро  увидел
письмо, печать которого ему была  знакома.  Ћн  быстро  разорвал  конверт  и
прочел латинские строки, где значилось:
     "ѓодичное собрание в N. Ћ месте будет сообщено своевременно.  Џриезжай,
если помнишь клЯтву, данную учителю. Albus".
     Љалиостро уже ничего  не  страшилсЯ.  Ћн  был  спокоен.  —ерез  день  в
‘трасбуре узнали, что благодетель человечества куда-то уехал, но вернетсЯ  в
самом непродолжительном времени.

        XIV 

     Ћдин из диких уголков южной ѓермании. Љругом лес  и  горы.  Њимо  скал,
пропадаЯ в расщелинах, исчезаЯ в глубине леса, поднимаЯсь по кручам и лепЯсь
у оврагов, тЯнетсЯ мало кому ведомаЯ дорога. „о ближайшего города  далеко  -
скорой езды не менее двенадцати часов. „ва-три бедных селениЯ с какой-нибудь
сотней жителей-горцев, ничего и никого не знающих, кроме своих  односельчан,
кроме своего леса и горы, только и нарушают полное безлюдье этой местности.
     ђедкий путешественник, какой-нибудь  студент,  слишком  засидевшийсЯ  и
заучившийсЯ и во времЯ летних вакаций задумавший сделать путешествие  пешком
в глубь дикой горной страны, зайдЯ сюда, останавливаетсЯ и спрашивает  себЯ:
"Људа же дальше?" ‚ековые ели и поросшие мхом скалы остаютсЯ безмолвными  на
этот вопрос, да и бедный горец, встретЯсь студенту, немногое ему скажет.
     Ћн скажет ему: "„а куда ж тут! ’ут идти некуда - тут горы..."
     - Ђ дорога эта куда ведет?
     - „орога-то? €дет она к Ќебельштейну.
     - —то это такое - Ќебельштейн?
     - Ђ вот та гора, это и есть Ќебельштейн.  ’ам  был  замок  баронов  фон
Ќебельштейнов, а теперь от него почти ничего и не осталось.
     - € никто не живет там?
     - Ђ кто его знает! ‘тарик там какой-то, пожалуй, даже  и  два  старика,
только их почти никто  никогда  не  видит,  да  и  неведомо,  кто  такие  те
старики... „умать о них совсем не след - еще  неравно  беду  на  себЯ  какую
накличешь... Љолдуны там живут -  вот  что!  —ертовщина  всЯкаЯ  творитсЯ  в
старом замке...
     € горец так сумеет напугать вовсе неробкого студента, что тот уложит  в
сумку свою храбрость, свою жажду приключений и любовь  к  неизвестному  -  и
повернет с едва обозначенной, заросшей травою дороги в  места  менее  дикие,
более интересные, более заманчивые длЯ молодого воображениЯ.
     ЏроходЯт  годы.  ‚се  так  же  тихо,  пустынно   и   уединенно   вокруг
Ќебельштейна. “мерли старики колдуны или нет? Љак живут они там,  отрешенные
от всего мира?  €ли,  может,  их  нет  совсем  и  существуют  они  только  в
воображении горцев?
     Ќет, по-прежнему развалины старого замка  обитаемы.  …сли  бы  студент,
смущенный горцем, все же решилсЯ бы взобратьсЯ на вершину  Ќебельштейна,  то
он увидел бы, что и сама дорога, чем ближе к вершине, становитсЯ все лучше и
лучше, он увидел бы на одном из лесных поворотов, перед  собою,  чрезвычайно
оригинальную и красивую картину старого  замка,  со  всех  сторон  обросшего
елЯми и  густым  кустарником,  высеченного  в  скале  и  то  там,  то  здесь
выглЯдывающего то древней бойницей, то округлостью колонны, то  готическими,
узорными, будто кружевными, окнами. ‚ часы тихой глухой ночи он  заметил  бы
то там, то здесь струйку неверного, мерцающего  света,  исходЯщую  из  почти
совсем закрытых зеленью окон...
     ‚прочем, только это и мог бы  он  увидеть,  так  как  если  бы  захотел
проникнуть в самый замок, то это никак не могло ему удатьсЯ. ‘колько  бы  ни
стучалсЯ он в глухо запертые старые железные двери - никто не откликнулсЯ бы
на стук его.
     „лЯ того  чтобы  узнать,  что  такое  происходит  в  замке  и  кто  его
обитатели, надо было выломать эти двери, а такаЯ работа была бы не под  силу
и нескольким крепким людЯм, да никто ни о чем подобном и не думал...
     Ќо, видно, и у старых колдунов старого замка бывают иной раз гости. ‚от
тихим, но холодным вечером какой-то всадник приближаетсЯ по заросшей  дороге
к замку Ќебельштейну. Ѓодрый конь, видимо, притомилсЯ - немало  часов  везет
он всадника, все вперед и вперед, по лесам и горам, поднимаЯсь выше и  выше.
€ всадник, должно быть, хорошо знаком с местностью: не смущают  его  никакие
препЯтствиЯ,  не  останавливаетсЯ  он,  а   только   объезжает   извилистыми
тропинками встречные селениЯ, чтобы с кем-нибудь не встретитьсЯ.
     Џоследнее человеческое жилье  осталось  позади.  ‘коро  полнаЯ  темнота
окутает горы, а всадник и не думает об этом. ’емнота застигла его в лесу, но
он уверенной рукой направлЯет своего конЯ и  наконец  поднимаетсЯ  к  самому
замку. Ћн подносит ко  рту  свисток,  и  пронзительный,  какой-то  странный,
необычный свист оглашает пустынную окрестность.
     ђаз, два и три - три раза звонкие, вызывающие звуки прорезали застывший
ночной воздух, проникли всюду, и вот среди нависших  еловых  ветвей,  дикого
кустарника и густых,  засохших  уже,  по  времени  года,  вьющихсЯ  растений
мелькнул свет. ЏослышалсЯ лЯзг и скрип отворЯвшейсЯ тЯжелой, железной двери.
Ќа пороге этой двери поЯвилсЯ с фонарем в руке сгорбившийсЯ старик с длинной
седой бородою. Ћн приподнЯл руку к глазам, заглЯдываЯ во мрак.
     - „обро пожаловать, господин! - воскликнул он старческим, но еще бодрым
голосом. - „обро пожаловать!  —ас  уже  поздний,  немного  осталось  часовой
стрелке пройти до полуночи, до полуночи великого нынешнего днЯ!
     - ‡дравствуйте, друг мой Ѓергман! - ответил всадник, спрыгиваЯ с  конЯ.
- Ќапрасно боЯлись вы, что Я не приеду.
     - Ќе боЯлсЯ Я... - как-то нерешительно проговорил старик, - а только...
только час уже поздний! „айте-ка лошадь, Я проведу ее  на  конюшню,  а  сами
берите фонарь и идите прЯмо, знаете куда, они уже в  сборе.  ‘  утра  уже  в
сборе... и все ждут вас.
     ‚садник передал старику конЯ, принЯл из рук его фонарь и вошел в дверь.
Љогда свет от фонарЯ озарил лицо его, в этом таинственном посетителе старого
замка легко было узнать ‡ахарьева-Ћвннова.
     Ћн  поднЯлсЯ  по  знакомой  ему  узкой  каменной  лестнице  и  невольно
остановилсЯ. –елый рой воспоминаний нахлынул на него в этих  старых  вековых
стенах, где провел самое знаменательное времЯ своей жизни. ‘ердце его как-то
защемило, едва слышный вздох вылетел из груди его. Ќо вдруг  он  выпрЯмилсЯ,
поднЯл голову и твердой поступью пошел вперед по длинному  сырому  коридору,
где гулко раздавались его шаги.
     ‚от небольшаЯ дверь, в глубине коридора.  Ћн  повернул  ручку,  отворил
дверь и вошел. € снова рой старых воспоминаний как будто бы налетел на него,
охватил его со всех сторон и стал добиратьсЯ до его сердца. Џо это было одно
мгновение.
     Ћн сбросил свой плащ, свою шлЯпу и спешным шагом направилсЯ  в  глубину
обширной, слабо озаренной комнаты. —етверо людей поднЯлись ему навстречу, но
он уже был у старого высокого кресла, в котором сидел  количественного  вида
старец. Ћн склонилсЯ с сыновним благоговением к руке этого старца, крепко ее
целуЯ.
     - Џривет тебе, сын мой! - раздалсЯ над ним знакомый голос, и этот голос
теплою волною пробежал по всему его существу.
     Ћн поднЯл голову, их  взоры  встретились,  и  несколько  мгновений  они
остались оба неподвижными в крепком объЯтии друг у друга.
     Ќаконец  ‡ахарьев-Ћвинов   тайнее   крепко   обнЯлсЯ   и   с   четырьмЯ
присутствовавшими лицами.
     - Ћтец! - затем сказал он. - ЃратьЯ мои! €звините менЯ, если Я заставил
себЯ ждать. џ сделал, что мог... да и, наконец, сегоднЯшний день еще в нашем
распорЯжении.
     - Ќет, - произнес старец, - тебе не в чем извинЯтьсЯ.  Њы  тебЯ  ждали,
твердо знаЯ, что если ты жив, то ЯвишьсЯ ныне раньше полуночи... и ничто нам
не указывало на то, что тебЯ нет в живых. ‘адись на свое место.
     € он указал ему своей тонкой, иссохшей рукой на кожаное кресло рЯдом  с
собою.
     ‡ахарьев-Ћвннов  сел  и  еще  раз  его   быстрый,   блестевший   взглЯд
остановилсЯ на этих дружественных лицах,  озарЯемых  светом  большой  лампы,
поставленной на стол.
     „а, все в сборе. ‚от маленький француз ђоже ‹евок, все с теми же Ясными
голубыми глазами, все с той же глубокой морщиной, пересекающей лоб. Ћн,  как
и всегда.
     в своей темной и скромной одежде, в которой, наверно, недавно еще можно
было его видеть в Џариже, на левом берегу ‘ены,  в  его  запыленной  лавочке
букиниста. ђЯдом с ним важный, величественный барон Ћтто фон Њелленбург.  Џо
другую сторону стола профессор €оганн Ђбельзон, крошечный, юркий,  проворный
и привычно то и дело вертЯщийсЯ на своем кресле и сверкающий могучими, так и
проникающими в глубь души глазами. ‚от и  старый  граф  •оростовский,  почти
неестественно тощий, с топкими ввалившимисЯ губами, с  беспокойным  и  умным
выражением старческих слезЯщихсЯ глаз.
     ‚се в сборе, все сразу кажутсЯ такими же, какими были они  в  последнее
годичное заседание, в этой же самой комнате,  а  между  тем  ‡ахарьев-Ћвинов
видел в них большую перемену. Џеремена была и в прекрасном  старце.  Ћн  как
будто осунулсЯ и, не изменЯвшийсЯ долгие годы, будто сразу постарел.
     Ќа всех лицах была заметна как бы тень печали.

        XV 

     ‡ахарьев-Ћвинов откинул голову на спинку кресла. ‚сЯ его поза указывала
на  некоторое  утомление.  Ћн   испытующим,   невеселым   взглЯдом   обводил
присутствовавших.
     ‘тарый ѓанс фон Ќебельштейн вынул из кармана маленький золотой  Ящичек,
открыл его и протЯнул ‡ахарьеву-Ћвинову. ’от  молча  взЯл  из  Ящичка  кусок
какого-то темного вещества и положил  его  себе  в  рот.  Њежду  тем  старец
говорил:
     -  Џрими,  мой  сын,  это  угощение.  Џо  счастию,   длЯ   подкреплениЯ
человеческих сил после долгого  пути,  длЯ  уничтожениЯ  чувства  усталости,
голода и жажды нам не надо  накрывать  на  стол,  подавать  всЯкие  кушаньЯ,
приготовленные из мЯса убитых животных, и вина,  действие  которых  так  или
иначе,  в  большей  пли  меньшей  степени,  а  все  же  всегда  нездорово  и
нежелательно отзываетсЯ на человеческом  организме.  Њы  можем  ограничитьсЯ
маленьким кусочком этого чудесного темного  вещества,  заключающего  в  себе
чистейшую эссенцию лучших целебных и могучих произведений природы. …сли тебе
недостаточно одного кусочка - возьми еще.  ‚  моей  лаборатории  только  что
изготовлен свежий запас этой чудной пищи, поддерживающей мои старые силы.
     Ќо ‡ахарьев-Ћвинов отрицательно покачал головою. Ћн уже  чувствовал  во
всем теле свежесть и бодрость, как будто не ехал  весь  день  и  весь  вечер
верхом, почти не останавливаЯсь,  как  будто  не  провел  более  суток  безо
всЯкого питьЯ и пищи. Ћ, если б вместе с этою  бодростью  и  свежестью  тела
маленький, ароматный кусочек, таЯвший теперь на Языке его, мог  наполнить  и
сердце его такою же бодростью, вернуть Ясность и спокойствие душе его!..  Ќо
душа его оставалась неспокойной, и тоска сжимала сердце.
     - Ћтец, - медленно сказал он, - этой пищи даже слишком  достаточно  длЯ
моего тела, но дух мой смущен, и такое же точно смущение замечаю Я и в тебе,
и в братьЯх. Ќедавно, в дороге,  занЯлсЯ  Я  комбинациЯми  чисел  и  знаков,
вспомнил твои первые уроки, данные  мне  здесь,  в  этой  комнате,  за  этим
столом. ‚  результате  моей  работы  оказалось  нечто  не  совсем  длЯ  менЯ
понЯтное, ибо, как всем нам известно, каждаЯ  работа  с  числами  и  знаками
приводит к Ясному выводу только  тогда,  когда  мы  можем  подписать  его  с
помощью нашего разума. Њой же разум в последнее времЯ иногда останавливаетсЯ
и говорить не хочет. Ќо Я знаю, и вы, конечно, это знаете, что нынешний день
не походит на прежние подобные дни, что он имеет  особенное,  исключительное
значение в нашей общей жизни, в деле, которому мы служим, быть  может,  и  в
целой судьбе человеческого знаниЯ. ‚от это все мне сказал мой разум, это все
Я еще Яснее понимаю теперь, глЯдЯ на вас...
     ѓанс фон Ќебельштейн опустил свою прекрасную старческую голову и  в  то
же времЯ глаза его грустно и пытливо глЯдели на ‡ахарьева-Ћвинова.
     - ‚еликий брат! - воскликнул Ђбельзон. - ’ы продолжаешь  наш  разговор,
прерванный твоим поЯвлением. Њы именно остановились на том,  что  ты  сейчас
высказал. Њы все знаем и чувствуем то, что ты  знаешь  и  чувствуешь,  и  мы
спрашивали нашего отца, что это значит? ’ы вошел - он не успел нам ответить.
’еперь, отец, когда к вопросу нашему присоединилсЯ и носитель знака Љреста и
ђозы, прерви свое молчание, открой нам то, предчувствие чего  нас  всех  так
тревожит!
     - ‘егоднЯшний день или, вернее, эта ночь все  вам  откроет,  -  ответил
старец, - Я же, пока еще не совершилось то, что должно совершитьсЯ, не  могу
сказать вам ничего больше. ‚ам известно, что Я не всеведущ,  что  если  Я  и
могу читать Ясно в грЯдущей судьбе, то столь же Ясно и твердо знаю, как тому
учил и всех вас и в чем сами вы убедились, что судьба не уничтожает  свободы
воли в человеке.
     ‚се вы знаете, что в великой книге природы все написано широкими общими
чертами. ‚ этой книге указаны пути, по которым струитсЯ  мироваЯ  жизнь,  но
волЯ человека, не изменЯЯ основных, предвечных законов, может  направлЯть  и
сглаживать различные  течениЯ  жизни,  может  производить  более  или  менее
значительные видоизменениЯ в судьбе. € уже в  особенности  способна  на  это
волЯ людей, которые, подобно нам, сумели разгадать загадки великого ‘финкса,
которые не раз видели, какого беспредельной творческой силой обладает  волЯ,
если она действует в гармонии с божественными законами...
     ’аким образом, Я знаю судьбу сегоднЯшнего днЯ только условно. Ќе станем
же упреждать событий, которых мы сами должны быть  главнейшими  двигателЯми.
Ќе будем терЯть времени на отвлеченную беседу...
     Ќо раз мы все проникнуты сознанием, что нынешнее собрание наше особенно
знаменательно, что нам предстоЯт самые великие решениЯ,  -  сосредоточим  же
все внимание наше на прошлом братства, вглЯдимсЯ в его  настоЯщее  и  только
тогда мы познаем и решим  будущее,  ибо,  как  известно  вам,  будущее  есть
непреложный, безошибочный результат прошедшего и настоЯщего...

        XVI 

     - Њы здесь вдали от всего, что  так  или  иначе  может  мешать  нам,  -
продолжал он после некоторого молчаниЯ, - слова  наши  никогда  не  коснутсЯ
слуха непосвЯщенных. Њы здесь в полном единении истинного братства,  родства
не по плоти, а но духу. ‚ы называете менЯ  своим  отцом,  а  Я  вас  называю
своими сынами. ‡аглЯнем же вместе в далекую глубь времен... ‚ы знаете, какие
разноречивые рассказы и слухи ходЯт о нашем братстве и как  мало  правды  во
всех этих слухах и рассказах. Ќам же ведома истина. Ќи Я, когда еще вращалсЯ
в миру, ни вы не способствовали распространению того мнениЯ, будто  общество
розенкрейцеров существовало в доисторические времена ѓермеса ’ота,  что  оно
процветало при  царе  •ираме  и  при  ‘оломоне.  Ќикто  из  нас  не  говорил
посвЯщаемым братьЯм, что оно основано ђозенкрейцером, родившимсЯ в 1378 году
и умершим ста шести лет в 1484 году...
     Њы  знаем,  что  название  нашего  братства  происходит  не  от   имени
ђозенкрейцера, а от креста, центр которого состоит из кругов,  расположенных
подобно лепесткам розы, и что наша крестоваЯ роза  есть  величайший  символ,
взглЯнув на который мы наглЯдно видим все тайны природы, заключенные в  этом
символе...
     Њы знаем, что своей настоЯщей, до сего  днЯ  существующей  организацией
братство наше обЯзано мудрому ‚алентину Ђндрээ  из  ‚юртемберга,  который  в
первый раз председательствовал в заседании  учителей-розенкрейцеров  в  1600
году. ‡аседание это происходило здесь, в этом старом замке  Ќебельштейне,  в
этой комнате, где мы теперь находимсЯ. ‘ тех пор, вот  уже  сто  восемьдесЯт
лет,  в  этой  комнате  ежегодно  происходЯт  подобные  заседаниЯ.  ‚от  уже
восемьдесЯт лет, как Я принЯл высшее  посвЯщение  и  духовную  власть  главы
розенкрейцеров из рук моего дЯди ѓеорга фон Ќебельштейна  и  собственноручно
опустил в никому не ведомую могилу прах этого великого учителЯ... ’огда  мне
было тридцать лет, теперь мне - сто десЯть...
     Ћн остановилсЯ, и видно было по лицу  его,  что  перед  ним  воскресли,
ожили давние воспоминаниЯ.
     - Њы знаем все это, - сказал ‡ахарьев-Ћвинов, - но ведь во всех, даже и
превратных, толках о нашем братстве  заключаетсЯ  много  истины.  ‚о  всЯком
случае, хотЯ братство и создалось сравнительно в недавнее времЯ,  мы  прЯмые
наследники древнейших мудрецов и чувствуем свою свЯзь с ними, мы  учились  в
одной общей школе и с ‘оломоном, и с Џифагором, и со всеми  смелыми  мужами,
разгадывавшими загадки ‘финкса, срывавшими покровы  с  €зиды  и  понимавшими
таинственный смысл символа Љреста и ђозы...
     - Љонечно, - сказал старец, - истина едина, и всЯкий, кто сумел открыть
хоть частицу ее, был, есть и будет наш брат.  ‚  этом  смысле  розенкрейцеры
всегда существовали, существуют  и  будут  существовать,  пока  не  исчезнет
человечество. € всегда, в силу высшего закона, подобные розенкрейцеры  легко
будут приходить, когда того пожелают, в  общение  друг  с  другом  и  помимо
всЯкого организованного братства...
     Ќо Я теперь говорю именно об организованном обществе, во главе которого
нахожусь и которое имеет определенные  задачи  и  цели.  ќто  величайшее  из
человеческих учреждений, находЯсь во  времени  и  пространстве,  может  быть
подвержено  случайностЯм.  Ќаша   обЯзанность   охранЯть   его   от   всЯкие
случайностей, беречь его тайну, строго и  неусыпно  следить  за  тем,  чтобы
каждый из посвЯщенных, от самого слабого ученика и до учителЯ, исполнЯл свои
обЯзательства.  Ќаша  обЯзанность  -  отыскивать  людей,   способных   стать
истинными розенкрейцерами, помогать  им,  развивать  их,  следить  за  ними.
Ќаконец, наша  обЯзанность  -  карать  изменников,  ибо  человек,  владеющий
великими тайнами природы, открытыми  ему  нами,  и  злоупотреблЯющий  своими
познаниЯми, должен погибнуть, длЯ того чтобы  из-за  одного  преступника  не
погибли тысЯчи невинных. ‚ы знаете, что деЯтельность главы нашего  братства,
не требуЯ от него передвижений, требует, однако, много времени,  много  сил,
большую затрату сил!..
     Џока Я был в состоЯнии - Я исполнЯл все мои обЯзанности, до сего днЯ  Я
знаю все, что относитсЯ к братству, за всем слежу; Я  не  упустил  ничего  и
деЯтельность каждого брата, какова бы ни была степень его посвЯщениЯ  и  где
бы он ни жил, мне известна. џ направлЯю и укреплЯю достойных или посредством
инструкций, даваемых мною одному из вас, учителей, пли иными, известными мне
способами. Ќо мне сто десЯть лет и, хотЯ Я еще могу жить и работать, у  менЯ
уже  не  прежние  силы,  Я  уже  становлюсь  слишком  слаб  длЯ   исполнениЯ
обЯзанностей главы братства. ‚ этом длЯ вас нет ничего  нового.  ‚ы  знаете,
что мне пора передать мою власть в более крепкие руки. ‘егоднЯ мы  собрались
здесь прежде всего длЯ этой передачи. џ открыл  заседание,  но  закрыть  его
должен новый глава розенкрейцеров...
     ‘тарец  замолчал  и  пытливым,  строгим   взглЯдом   впилсЯ   в   глаза
‡ахарьева-Ћвинова, на которого пристально глЯдели и учителЯ. Ќо никто из них
ничего не  прочел  на  внезапно  будто  застывшем,  будто  окаменевшем  лице
великого розенкрейцера.
     ‘тарец заговорил снова:
     - Њой преемник известен, и преемство в среде нашей происходит не в силу
желаниЯ или нежеланиЯ нашего, а по праву истинного знаниЯ, сил и  внутренних
качеств...
     -  ‚от  человек!  -  дрогнувшим  голосом  воскликнул  он,  указываЯ  на
‡ахарьева-Ћвинова. - ‚от человек, давно, с  детства  своего  предназначенный
длЯ великой власти! Њы следили за ним, привлекли  его  к  себе,  и  с  нашею
помощью он быстро поднЯлсЯ по лестнице посвЯщений.  ‚се  испытаниЯ  пройдены
им, и еще недавно он одержал огромную,  последнюю  победу  над  материальной
природой...
     ‘нова  остановилсЯ  старец,   и   взглЯд   иго   так   и   впивалсЯ   в
‡ахарьева-Ћвинова, силЯсь проникнуть в глубину души его  и  прочесть  в  ней
все, до самого дна. Ќо великий розенкрейцер запер свою душу, и старец тщетно
стучалсЯ в эти до сих пор всегда открытые длЯ него двери.
     - „а! - почти с негодованием  произнес  он.  -  —ас  настал!  Њои  силы
ослабели... его силы возросли... џ готов передать ему власть мою и  провести
остаток дней моих в ничем уже не возмущаемой тишине...  ‘ын  мой,  где  знак
твоего великого посвЯщениЯ?
     ‡ахарьев-Ћвинов поднЯлсЯ со своего кресла, быстро расстегнул  на  груди
свой камзол, и чудный  знак  Љреста  и  ђозы  сверкнул  своим  таинственным,
непонЯтным светом.
     - ‘ветоносец! - едва слышно прошептал старец, в то  времЯ  как  четверо
учителей встали со своих мост и почтительно, но также и с  каким-то  как  бы
ужасом поклонились великому розенкрейцеру. - ‘ветоносец! ѓотов ли ты принЯть
ныне власть из рук моих? ’ы знаешь, как страшна эта власть длЯ  тех,  против
кого она должна направлЯтьсЯ, какими могучими средствами она владеет,  и  ты
знаешь также, что еще более страшна она длЯ того, кто облечен  ею,  ибо  эта
высшаЯ, могущественнаЯ власть налагает и высшие, самые тЯжкие обЯзанности...
…ще недавно мне нечего  было  говорить  тебе  об  этом  и  спрашивать  тебЯ,
согласен ли ты занЯть мое место... ’еперь же, - прибавил он грустным и в  то
же времЯ негодующим тоном, - приходитсЯ спрашивать...
     -  Ћтчего?  -  произнес  ‡ахарьев-Ћвинов  тем  холодным,  металлическим
голосом, от которого странно и холодно становилось на душе у слушателей.
     - Ћтчего?.. Џраздный вопрос!.. •орош бы Я был отец, хороши были бы  они
учителЯ, если б нам не было ведомо, что ты способен отказатьсЯ... —то  ж!  “
всЯкого человека свободнаЯ  волЯ...  а  у  тебЯ  ее  много,  больше,  чем  у
других... Њы ждем твоего ответа.
     Ќа несколько мгновений под древними низкими сводами воцарилась глубокаЯ
тишина. Џобледневшее лицо старца выражало  скорбь.  —етверо  учителей,  тоже
бледные, затаив дыхание, ждали.
     ‡ахарьев-Ћвинов сделал шаг и склонилсЯ перед старцем.
     - Ћтец!.. Џередай мне бремЯ твоей великой  власти!  -  твердом  голосом
сказал он.

        XVII 

     ѓансу фон Ќебельштейну и учителЯм показалось, что они не так слышат.
     Ћн... он не отказываетсЯ?.. Ћн так прЯмо и твердо  принимает  власть?..
Љак будто он все тот же, каким был год тому назад... —то же это значит? ‚едь
все они были почти уверены в его отказе, готовились к  нему.  €м  предстоЯло
потребовать  от  него  полного  отчета,  полной  исповеди  и  затем,  общими
усилиЯми,  постаратьсЯ  успокоить  его  сомнениЯ,  его  непонЯтное  душевное
возмущение и снова вернуть его на тот путь, по которому он  так  победоносно
шел всю жизнь и где ему предстоЯло,  подобно  солнцу,  светить  всему  миру,
жаждущему истинного познаниЯ.
     Ќо они знали всю силу его духа, всю  его  твердость,  и  борьба  с  ним
страшила их, и они тревожно помышлЯли о том, что будет,  если  они  потерпЯт
поражение... €х знаниЯ оказались  неполными...  они  неЯсно  прочли  в  душе
его... Ћн согласен!..
     ‘ невольным криком радости все они кинулись к  великому  розенкрейцеру.
’репещущий старец поднЯлсЯ со своего кресла и обнЯл ‡ахарьева-Ћвинова.
     - ‚едь Я говорил, - торжественно  произнес  он,  -  что  волЯ  человека
видоизменЯет судьбу! Ќе думаю Я, что мы  совершенно  избавились  от  грозной
опасности, но все же  самое  страшное  нас  миновало:  мы  не  услышали  его
отказа... его волЯ Явилась победительницей  над  всеми  враждебно  и  мрачно
складывавшимисЯ электромагнитными влиЯниЯми. €так, сын мой, Я иду на покой и
уступаю тебе свое место... Ќо...  ведь  то,  что  произойдет  сейчас...  око
бесповоротно. Ђкт: передачи власти в нашем братстве -  величайший  акт,  как
велика и сама власть. џ отказываюсь от власти своей не по своему желанию,  а
потому, что не могу, не в силах сохранить эту власть. Љроме тебЯ,  никому  Я
не вправе передать ее, ибо никто ее не вынесет, и если б Я  вздумал  назвать
своим преемником не тебЯ, а кого-либо другого, то это были бы пустые  слова,
и только.
     - Њы все очень хорошо и давно это знаем, -  сказал  ‡ахарьев-Ћвинов.  -
ђазве Я мог выразить свое согласие  так  легкомысленно?  џ  принимаю  власть
главы розенкрейцеров в силу своего  права,  в  силу  того,  что  пришел  час
свершитьсЯ этому.
     € старик, и учителЯ вздохнули полной грудью: до этих слов они  все  еще
почти не смели верить.
     ѓанс фон Ќебельштейн сделал шаг по направлению к одной из стен  комнаты
- и вдруг часть этой степы мгновенно как бы осела, и среди  огромных  старых
камней  образовалось  довольно  значительное  отверстие.  ‚  нем  помещалось
несколько десЯтков старинных фолиантов и рЯд свертков пергамента.
     - ‚от, - сказал старец, подходЯ  к  отверстию  и  вынимаЯ  оттуда  одни
сверток пергамента, - здесь хранЯтсЯ у менЯ самые редчайшие книги. Ќекоторые
из них чудесным образом, ибо слепого случаЯ не бывает в природе, уцелели  от
пожара Ђлександрийской библиотеки,  другие  достигли  моего  старого  замка,
после многих столетий скитаний по  всему  миру,  из  глубины  древней  Ђзии.
’ретьи, наконец, суть творениЯ ведомых и неведомых мыслителей средних веков.
‡атем в этих свертках собраны все документы, относЯщиесЯ до нашего  братства
с первого  днЯ  его  основаниЯ.  ‡десь  хранЯтсЯ  списки  всех  братьев,  их
curriculum vitae,  здесь,  наконец,  три  акта  передачи  верховной  власти,
скрепленные подписЯми свидетелей. “же почти  год  тому  назад  Я  приготовил
четвертый акт, по которому передаю  свою  власть  носителю  знака  Љреста  и
ђозы...
     Ћн развернул сверток, бывший у него в  руках,  к  громко,  торжественно
прочел его.  ‚  этом  акте,  написанном  по-латыни,  значилось,  что  "глава
всемирного братства розенкрейцеров, барон ѓанс  фон  Ќебельштейн,  ученик  и
преемник  своего   дЯди,   барона   ѓеорга   фон   Ќебельштейна,   достигнув
стадесЯтилетнего возраста, после  восьмидесЯтилетнего  управлениЯ  братством
чувствует приближение старческой слабости.  Ќе  в  силах  будучи  с  прежней
энергией и добросовестностью управлЯть всемирным братством, он  отказываетсЯ
навсегда и бесповоротно от своей верховной власти и всецело при  свидетелЯх,
великих учителЯх розенкрейцерах: ђоже ‹евеке, бароне фон Њелленбурге,  графе
•оростовском и €оганне Ђбельзоне, передает ее кнЯзю ћрию  ‡ахарьеву-Ћвинову.
Ќоситель звана Љреста и ђозы принимает верховную власть в братстве по  праву
своего знаниЯ, своей силы, пройдЯ все  посвЯщениЯ  от  низшего  до  высшего,
оставив за собою  все  испытаниЯ  и  достигнув  той  свободы  духа,  котораЯ
требуетсЯ длЯ законного верховенства над братьЯми. € ѓанс  фон  Ќебельштейн,
отходЯщий  на  покой  глава  розенкрейцеров,  и  великие   учителЯ-свидетели
клЯнутсЯ своим  именем  розенкрейцеров,  клЯнутсЯ  страшной  клЯтвой  отныне
повиноватьсЯ во всем, касающемсЯ братства,  новому  главе  его".  Љогда  это
чтение было окончено, старец поднЯл глаза на слушателей и дрогнувшим голосом
спросил их согласиЯ. —етыре учителЯ наклонили головы и сказали: "‘огласны".
     - ‚ таком случае произнесите за мною установленную клЯтву,  -  возвышаЯ
голос, воскликнул старец.
     € пЯть голосов, сливаЯсь  под  низкими  древними  сводами,  произнесли:
"ЉлЯнемсЯ   предвечной   истиной,   которой   служим,   клЯнемсЯ   гармонией
божественных законов, клЯнемсЯ великим символом Љреста и ђозы беспрекословно
повиноватьсЯ  в  каждом  деле,  имеющем  какое-нибудь  отношение  до  нашего
свЯщенного братства, повиноватьсЯ  с  полным  детским  подчинением  великому
носителю  знака  Љреста   и   ђозы,   законному,   вновь   утвержденному   и
прославленному главе и отцу нашему, кнЯзю ћрию ‡ахарьеву-Ћвииову!"
     ‘тарец и четыре учителЯ стали на колени, затем поднЯлись и снова, почти
до земли, поклонились  ‡ахарьеву-Ћвинову.  Ђ  он  во  все  это  времЯ  стоЯл
неподвижно, как каменное изваЯние, и на бледном, будто  мраморном  лице  его
ничего не выражалось, только  глаза  горели  неестественным  блеском.  Љогда
розенкрейцеры встали, поклонись ему, и он обнЯл каждого из них,  начинаЯ  со
старца, все подошли к столу и подписали акт.
     ’огда ‡ахарьев-Ћвинов взЯл этот акт,  еще  раз  пробежал  его  глазами,
свернул пергамент, перевЯзал его лентой и положил в отверстие в стене, на то
место, откуда вынул его старец. Њиг - и тЯжелые камни, повинуЯсь  невидимому
механизму, снова поднЯлись, стена сравнЯлась, и никто не сказал  бы,  что  в
пей заключаетсЯ потайной  шкаф,  хранЯщий,  быть  может,  самые  драгоценные
манускрипты во всем мире.
     ‚се разместились по своим местам.
     - ’Яжелое бремЯ спало с плеч моих, - сказал  ѓанс  фон  Ќебельштейн,  -
давно ждал Я этого часа, давно к нему готовилсЯ. ’еперь, -  обратилсЯ  он  к
‡ахарьеву-Ћвинову, - потребуй от менЯ  отчета  во  всех  моих  действиЯх  за
последний год, с того днЯ, как мы были здесь собраны в заседании.
     - Њне не надо никакого отчета, - отвечал ‡ахарьев-Ћвинов, - Я знаю  все
дела братства, все  действиЯ  его  членов  и  особого  труда  знать  это  не
составлЯет, так как последний год был очень тихим годом. “  нас  прибавилось
несколько братьев, получивших первые посвЯщениЯ.  ‚се  розенкрейцеры  низших
степеней теперь собраны в Ќюренберге.
     - „а, и завтра же мы туда отправлЯемсЯ, - сказали учителЯ, -  каждый  к
своей секции.
     -  Ћ  розенкрейцерах  никто  не  говорит,   -   между   тем   продолжал
‡ахарьев-Ћвинов, - о них забыли, а кто  их  вспоминает,  тот  или  вовсе  не
вериг, что они когда-либо были на свете, или думает, что братство, осмеЯнное
уже  более  полутораста  лет  тому  назад,  в   первое   же   времЯ   своего
возникновениЯ, давно не существует. Љакие надежды подают новые, в  последнее
времЯ посвЯщенные члены? Ћб этом пусть скажут  их  руководители...  Ћдин  из
розенкрейцеров,   находившийсЯ   под   твоим   руководством,   брат    Albus
(‡ахарьев-Ћвинов обратилсЯ к Ђбельзону), попалсЯ на пути моем: это  „жузеппе
Ѓальзамо, называвший себЯ в ђоссии графом ”ениксом, известный в  …вропе  под
именем графа Љалиостро. Ћн только один за последнее времЯ  нарушает  тишину,
господствующую в братстве. ќто  человек  больших  способностей  и  не  малых
знаний, человек, могущий причинить большое зло, хотЯ в нем не один  мрак,  и
даже не знаю Я, чего в  нем  больше  -  мрака  или  света.  ќто  несчастное,
погибшее существо. Ћн много зла собиралсЯ сделать на моей родине,  но  Я  не
допустил этого...
     - ќто изменник! - перебил Ђбельзон. - Ћн в Ќюренберге, Я с ним увижусь.
Ћн должен подлежать каре. ’ебе придетсЯ  начать  свое  владычество  смертным
приговором. ’ЯжкаЯ обЯзанность! Ќо ведь  Я,  руководитель  этого  изменника,
буду ее исполнителем - и рука моЯ не дрогнет!
     - џ не начну своего владычества смертным приговором, - спокойно  сказал
‡ахарьев-Ћвинов.
     - Љак? Ќо ведь он изменник! - воскликнули разом все, даже старец.
     - Ќет, - все так же спокойно ответил новый глава розенкрейцеров, -  имЯ
нашего братства ни разу и нигде не  было  произнесено  им,  да  и  не  будет
произнесено. Ћн несчастный человек, не нам быть его палачами,  он  сам  себе
палач. Ћн сам, достойный лучшей участи, ежедневно подписывает свой  смертный
приговор - и в конце концов погибнет. ‘пасти его нельзЯ, Я это знаю.  Ќо  мы
еще поговорим о нем с тобою,  Aibus,  и  ты...  или  мы  его  еще  увидим  в
Ќюренберге. ’еперь же не в нем дело...
     ѓлаза его блеснули и загорелись новым огнем; неподвижное лицо  внезапно
будто ожило, и глубокое страдание, которое сразу с  изумлением  и  невольным
страхом заметили розенкрейцеры, изобразилось на нем.
     - Ћтец, - сказал он, обращаЯсь к старцу, -  помнишь  ли  ты  мои  былые
мечтаниЯ, помнишь ли свЯщенный трепет, наполнЯвший менЯ, когда ты говорил  о
неизбежности, о близости той минуты, которую Я теперь переживаю? ’ы помнишь,
что Я жаждал этой минуты не ради власти, а ради того  высшего  совершенства,
достижение которого сделает менЯ ее достойным. џ говорил тебе, что  тогда  Я
упьюсь наконец и насыщусь, Я, всю жизнь терзаемый голодом  и  жаждой!  €  ты
отвечал мне: "„а, ты упьешьсЯ, ты насытишьсЯ!.." Ћтец, Я занЯл твое место...
Ћтец, ты никогда не лгал, ты  не  можешь  лгать...  џ  по-прежнему  голоден,
по-прежнему жажду - напои и накорми менЯ!..
     “ всех так и упало сердце. ‚се сразу почувствовали, что грозившаЯ беда,
та беда, которую и отец и учителЯ почли уже минувшей, снова надвигаетсЯ, что
она даже страшнее, чем им казалось.  Џолное  молчание  было  ответом  новому
главе розенкрейцеров.
     - €ли Я говорю  неЯсно!  -  воскликнул  он,  и  еще  более  невыносимое
страдание изобразилось на лице его. - ‘лышишь, отец, Я голоден, Я  жажду,  Я
задыхаюсь! ќто ли венец работы всей жизни, великих познаний,  доведших  менЯ
до власти, почитаемой нами величайшей властью в мире? ѓлава  розенкрейцеров,
мудрец из мудрецов земных!.. ‚  чем  же  мудрость  моЯ,  в  чем  же  и  твоЯ
мудрость, если ты не мог и не можешь напоить менЯ и насытить и если Я сам не
могу этого?..
     - Ћ какой пище, о каком питье говоришь ты,  сын  мой?  -  едва  ворочаЯ
Языком и с ужасом глЯдЯ на ‡ахарьева-Ћвинова, прошептал старец.
     - џ говорю о счастье, - внезапно овладеваЯ собой  и  холодеЯ,  произнес
‡ахарьев-Ћвинов. - џ  полагал,  что,  достигнув  этой  вершины,  на  которой
нахожусь теперь, Я достигну предела знаний. Њежду тем  теперь  Я  знаю,  что
передо мною все та же беспредельность. џ полагал, что  венец  наших  усилий,
нашей работы - безмЯтежность души и счастье, а между тем если до сих  пор  Я
не считал себЯ последним из несчастливцев, то  единственно  потому,  что  не
понимал этого. Ћтец, Я несчастлив и вместе со мною несчастливы и вы все!..
     ЌельзЯ себе представить того впечатлениЯ, какое эти слова произвели  на
розенкрейцеров. Ѓудто гром ударил над  ними,  будто  вековые  стены  старого
замка обрушились и придавили их.  ‚се  эти  мудрецы  и  сам  стодесЯтилетний
старец, вмещавший в себе всю  мудрость  тысЯчелетий  жизни  человечества,  в
первый  раз  остановились  на  мысли  о  счастье  и   несчастье.   ‚се   они
почувствовали в  словах  ‡ахарьева-Ћвинова  громадное,  роковое  значение  и
понЯли, понЯли всем существом своим, что прожили всю  жизнь,  не  знаЯ,  что
такое счастье, никогда не испытав его, никогда даже о нем не  подумав.  ‚есь
ужас, наполнЯвший душу ‡ахарьева-Ћвинова и вырывавшийсЯ из этой  измученной,
так  недавно  еще  холодной,  но  теперь  горевшей  неугасимым  огнем  души,
передалсЯ им, €  все  они  сидели  неподвижно,  как  зачарованные,  глЯдЯ  в
метавшие искры глаза  великого  розенкрейцера  и  ожидаЯ  нового,  страшного
удара.

        XVIII 

     - ‘ын мой, - выговорил наконец ѓанс фон Ќебельштейн, - в  словах  твоих
заключаетсЯ такаЯ бесконечность отчаЯниЯ и такое тЯжкое обвинение всем  нам,
и прежде всех мне, что Я даже не могу себе представить, как  подобные  слова
прозвучали под этими сводами... Ћт кого мы их услышали?! ‚едь мы не  авгуры,
морочившие народ... Ќаши знаниЯ - не обман, не  шарлатанство...  Ђ  если  мы
обладаем действительными познаниЯми,  скрытыми  от  других  людей,  если  мы
наследники и носители всей мудрости человечества, то ведь в этой мудрости, в
этом знании и заключаетсЯ все высшее счастье, какое способен вмещать в  себЯ
и испытывать человек, находЯщийсЯ в теле...
     - Ћтец, мы не раз говорили обо всем этом,  и  теперь  нечего  повторЯть
старое и известное, - перебил ‡ахарьев-Ћвинов. - Ћтвечайте  мне  все  прЯмо,
ибо вопрос мой - не пустой вопрос и на него не может быть условного  ответа:
счастливы ли вы?
     - „а, мы счастливы! - ответили розенкрейцеры, стараЯсь вложить  в  этот
ответ как можно больше убедительности и спокойствиЯ. €х "старание", конечно,
не ускользнуло от пристального взглЯда ‡ахарьева-Ћвинова, и  едва  заметнаЯ,
печальнаЯ усмешка скользнула по губам его.
     - ђазберем ваше счастье, - сказал он.
     ‚се сидели теперь как-то уныло, будто осужденные, и тревога  выражалась
во всех взглЯдах, обращенных на великого розенкрейцера.
     - Ѓрат мой, ђоже  ‹евек!  -  воскликнул  он,  приближаЯсь  к  скромному
французу  и  кладЯ  ему  руку  на  плечо.  -  €так,  ты  счастлив?!  “порным
многолетним  трудом,  проводЯ  бессонные  ночи   за   древними   книгами   и
манускриптами и впиваЯсь пытливым умом в тайный смысл  символов,  ты  достиг
больших знаний. ’ы понЯл единство природы, и, сделав из этого единства вывод
о возможности производить чистое золото из низших  металлов,  ты  с  помощью
нашего великого учителЯ (он указал на  старца)  приступил  к  "деланию".  ’ы
начал с алхимической работы над самим собою, а потому безошибочно  добыл  то
чудное, первобытное вещество, того символического "красного льва",  крупинка
которого легко может превратить в чистое золото огромный кусок железа. Џеред
тобой открыты тайны видениЯ в астральном свете, чтениЯ и  направлениЯ  чужих
мыслей. ‚ твоих руках истиннаЯ власть, и ты... ты по-прежнему сидишь в своей
пыльной лавочке букиниста  и  ешь  свой  салат  в  таверне  и  подвергаешьсЯ
презрительному обращению каждого нахала...
     ђоже ‹евек вскочил со своего кресла...
     - Љто говорит это?! ’ы... ’ы! - вне себЯ вскричал он.  -  „а  ведь  это
нечто непостижимое! ’ак говорить может непосвЯщенный слепец! €  мне  странно
отвечать тебе, что если Я сижу в своей лавочке, если Я не делаю золота, умеЯ
его делать, то это именно ведь потому только, что мои  знаниЯ  истинны...  џ
умею делать золото - и потому оно длЯ  менЯ  не  дороже  всЯкого  булыжника,
валЯющегосЯ на улице... џ легко могу окружить себЯ всеми благами  мира  -  и
потому они мне не нужны. џ добровольно остаюсь в своей лавочке - и это  дает
мне право на звание великого учителЯ, которое длЯ менЯ дороже всего...
     - € ты счастлив сознанием своего великого учительства? - тихо,  покачав
головою, произнес ‡ахарьев-Ћвинов. - Ќе говори  этого,  не  говори  о  своем
счастье, когда Я знаю, что теперь, сейчас вот, ты отдал бы все свои  знаниЯ,
все свои силы, всю свою власть, чтобы, как двадцать  пЯть  лет  тому  назад,
прижать к своей груди твою Њатильду и твоего маленького †ана, которых смерть
отнЯла у тебЯ во времЯ морового поветриЯ, в тот страшный день,  когда  ты  и
сам был на краю могилы...
     ђоже ‹евек пошатнулсЯ, схватилсЯ за голову руками и  бессильно  упал  в
кресло. ‚сЯ тоска и все сердечные муки этих двадцати пЯти лет, тоска и муки,
в которых он никогда не признавалсЯ не только перед  кем-либо,  но  и  перед
собою, вдруг нахлынули на него, вызванные этими нежданными  словами.  €  под
напором непобедимой, прорвавшей свои оковы силы глухое рыдание вырвалось  из
груди его.
     -  ‚от  как  ты   счастлив,   великий   учитель!   -   грустно   сказал
‡ахарьев-Ћвинов и, отойдЯ от него, приблизилсЯ к Ђбельзону.
     - Ѓрат Albus, - начал он, спокойно и прЯмо глЯдЯ  в  могучие,  страшные
глаза маленького человека, - и ты тоже счастлив? ’ы взЯл себе имЯ Albus  длЯ
того, чтобы под этим белым покровом скрыть мрак, который часто, часто бывает
в душе твоей... Ќо ведь не только природу, а и менЯ  не  обманешь!..  ’ы  не
производил внутренней алхимической работы, и Я прЯмо  скажу  тебе,  что  она
была бы неудачна, - да и ты сам это знаешь.  Ќо  у  тебЯ  достаточный  запас
"красного льва", и, если бы ты  захотел,  этот  запас  произвел  бы  столько
золота, что ты мог бы построить из него целый замок. ’олько  тебе  этого  не
надо...
     Ћ, ты безупречный розенкрейцер!  ’ы  развил  свою  волю  до  высочайших
пределов, и она может производить то, что темные люди называют чудесами.  ’ы
по праву занЯл в братстве место великого учителЯ. ’ы никогда не  пользовалсЯ
своими знаниЯми и своею властью длЯ того, чтобы делать то, что  мы  называем
злом, - и в этом-то и сказалась твоЯ железнаЯ волЯ. ’ы крепкими узами опутал
себЯ, но не победил в себе, а только насильственно сковал страшного,  лютого
зверЯ...
     ќтот зверь жив и рветсЯ из неволи, томит и грызет тебЯ. Џо жизни своей,
по своим действиЯм ты стоишь на высоте,  которой  не  достигают  страсти.  Ђ
между тем эти страсти бушуют в душе твоей. џ изумлЯюсь тебе и  уважаю  тебЯ,
ибо такаЯ сила воли достойна уважениЯ! Ќо Я тебЯ знаю. Ќе равнодушие в  тебе
ко  всем  благам  мира,  не  возвышение  над  человеческими  слабостЯми,  не
спокойный взглЯд на человечество сверху вниз...
     Ћ, если бы ты развЯзал свою душу, снЯл с нее насильственно  надетые  на
нее цепи, - ты бы ринулсЯ  в  самую  глубину  страстей,  упилсЯ  бы  кровью,
насладилсЯ бы чужими страданиЯми! ’ы ненавидишь человечество, в  тебе  кипит
кровь твоих предков-евреев. ’ы вмещаешь в себе всю ненависть своего  племени
к другим народдам. Ћ, ты жесток, брат Albus, и бываешь рад,  когда  братство
поручает тебе карать изменника. ’ы вот и теперь стремилсЯ к  роли  палача  и
требовал, чтобы Я подписал смертный приговор, и говорил мне, что  рука  твоЯ
не дрогнет...
     „а, ты можешь испытать злобные, страшные наслаждениЯ,  которых  лишаешь
себЯ силой своей воли, силой своего разума, - а счастьЯ все же ты не  знаешь
и не знал никогда, ибо счастье не есть наслаждение злобы и мести. Ћпровергни
менЯ, если можешь!..
     Ќо Ђбельзон молчал, лицо его страшно побледнело и  удивительные  глаза,
сила которых заставлЯла кажд