 Я  стал  обладателем  врачебного
диплома, - имею ли  Я на этом основании право считать себЯ врачом? € жизнь с
каждым разом все убедительнее отвечала мне - нет, не имею!
     Ќаконец произошел один случай.  € теперь еще,  когда Я вспоминаю о нем,
мною овладевают тоска и ужас. Ќо рассказывать, так уже все рассказывать.
     Ќа  самом  краю  города,  в  убогой лачуге,  жила вдова-прачка  с тремЯ
детьми. „вое из них умерли  от скарлатины в больнице, вскоре после их смерти
заболел и последний - худой,  некрасивый мальчик лет восьми.  Њать ни за что
не хотела отвезти его также в больницу  и решила лечить дома. Ћна обратилась
ко  мне.  “ мальчика  была  скарлатина  в очень  тЯжелой  форме; он бредил и
металсЯ,  температура  была  41°,  пульс  почти  не  прощупывалсЯ.  Ћсмотрев
больного,  Я сказал матери,  что наврЯд ли и он выживет. Џрачка упала передо
мною на колени.
     -  Ѓатюшка, спасите  его!.. Џоследний  он у  менЯ осталсЯ. ђастила его,
кормильца на старость... ‘колько могу, заплачу вам, век на вас даром стирать
буду!
     †изнь  мальчика около  недели висела на  волоске.  Ќаконец  температура
понемногу  опустилась,  сыпь  побледнела,  больной  начал приходить в  себЯ.
џвилась  надежда  на  благоприЯтный  исход.  Њне  дорог  стал  этот  чахлый,
некрасивый  мальчик  с  лупившейсЯ  на  лице  кожей  и  апатичным  взглЯдом.
‘частливаЯ мать восторженно благодарила менЯ.
     ‘пустЯ  несколько дней у больного снова поЯвилась лихорадка,  а  правые
подчелюстные  железы опухли  и  стали  болезненны.  Ћпухоль  с  каждым  днем
увеличивалась. ‘амо по  себе это не  представлЯло большой опасности в худшем
случае  железы нагноились бы  и  образовалсЯ бы  нарыв.  Ќо  длЯ менЯ  такое
осложнение было крайне неприЯтно.  …сли образуетсЯ нарыв, то его нужно будет
прорезать; разрез  придетсЯ делать на шее, в  которой находитсЯ такаЯ  масса
артерий и вен. —то, если Я  порежу какой-нибудь крупный  сосуд, - сумею ли Я
справитьсЯ с кровотечением? џ до сих пор еще ни разу не касалсЯ ножом живого
тела, видеть  - Я видел все  самые сложные  и  трудные  операции, но теперь,
предоставленный самому себе, боЯлсЯ прорезать простои нарыв.
     ‚  начальной стадии  воспалениЯ желез очень  хорошо  действуют втираниЯ
серой  ртутной  мази,  примененные  вовремЯ, эти  втираниЯ  нередко обрывают
воспаление, не доводЯ его до нагноениЯ. џ решил втереть моему больному серую
мазь. Ћпухоль была очень болезненна, и поэтому на первый  раз Я втер мазь не
сильно. Ќа следующий  день мальчик глЯдел бодрее, перестал ныть, температура
понизилась;  он  улыбалсЯ  и просил  есть.  †елезы  были  значительно  менее
болезненны. џ вторично втер в опухоль  мазь, на этот раз сильнее. Њать почти
молилась на  менЯ и горько жалела, что не позвала менЯ к двум умершим детЯм:
тогда бы и те остались живы.
     Љогда  Я  назавтра пришел к больному,  Я нашел в  его  состоЯнии резкую
перемену.  Њальчик лежал  на спине,  поворотив  голову  набок, и  непрерывно
стонал: в правой  надключичной  Ямке,  ниже первоначальной опухоли, краснела
большаЯ новаЯ опухоль.  џ побледнел  и с бьющимсЯ  сердцем стал  исследовать
больного.  ’емпература была 39,5; правый локтевой  сустав распух  и был  так
болезнен,  что   до  руки   нельзЯ  было  дотронутьсЯ.   Њать,  хотЯ  сильно
обеспокоеннаЯ, с  доверием и надеждою следила за мною.  џ вышел  как убитый;
дело было Ясно: своими втираниЯми Я разогнал из железы гной по всему телу, и
у мальчика начиналось общее гноекровие, от которого спасениЯ нет.
     ‚есь день Я в тупом оцепенении пробродил по улицам; Я ни о чем не думал
и  только весь был охвачен ужасом и отчаЯнием.  €ногда в сознании вдруг Ярко
вставала мысль: "да ведь Я убил человека!". € тут нельзЯ было ничем обмануть
себЯ; дело не было бы Яснее, если бы Я прЯмо перерезал мальчику горло.
     Ѓольной прожил еще полторы недели; каждый  день  у него поЯвлЯлись  все
новые  и  новые нарывы  - в  суставах, в  печени,  в  почках...  ЊучилсЯ  он
безмерно, и единственное, что оставалось делать, это впрыскивать ему морфий.
џ посещал  больного  по нескольку раз  в  день.  Џри  входе  менЯ  встречали
страдальческие глаза ребенка на его осунувшемсЯ, потемневшем  лице;  стиснув
зубы, он все времЯ слабо и протЯжно стонал. Њать уже знала, что надежды нет.
     Ќаконец  однажды,  -  это  было  под вечер, - войдЯ в лачугу прачки,  Я
увидел  своего пациента на  столе. ‚се кончилось... ‘  острым и  мучительным
любопытством Я подошел к трупу. ‡аходЯщее солнце освещало восковое исхудалое
лицо мальчика; он лежал, наморщив брови, как будто скорбно думаЯ о чем-то, -
а Я, его убийца,  смотрел на него. ЋсиротевшаЯ  мать рыдала в углу. Џо голым
стенам лачуги  висела  пыльнаЯ  паутина, от  грЯзного  землЯного  пола несло
сыростью, было холодно-холодно и пусто. ђыданиЯ сдавили мне горло. џ подошел
к матери и стал ее утешать.
     —ерез  полчаса Я  собралсЯ уходить. Џрачка вдруг засуетилась, торопливо
полезла в сундук и протЯнула мне засаленную трехрублевку.
     - Џримите, батюшка... за труды... - сказала она. - “ж как вы старались,
спаси вас царица небеснаЯ!
     џ отказалсЯ. Њы стоЯли с нею в полутемных сенцах.
     -  Ќе судил, видно,  бог! - проговорил  Я, стараЯсь не смотреть в глаза
прачки.
     - …го свЯтаЯ волЯ... Ћн лучше знает, - ответила прачка, и губы ее снова
запрыгали от рыданий. - Ѓатюшка мой, спасибо тебе, что жалел мальчика!..
     €  она, плача, упала передо мною на  колени и  старалась поцеловать мне
руку, благодарЯ менЯ за мою ласковость и доброту...

     Ќет! ‚се бросить, от всего отказатьсЯ и ехать в Џетербург учитьсЯ, хотЯ
бы там пришлось умереть с голоду.


        V

     Џриехав  в Џетербург,  Я записалсЯ  на  курсы в …ленинском  клиническом
институте: этот институт основан специально длЯ желающих усовершенствоватьсЯ
врачей. Ќо, походив туда некоторое времЯ, Я убедилсЯ, что  курсы эти немного
дадут мне;  дело велось  там  совсем  так же,  как в университете:  мы опЯть
смотрели,  смотрели  - и  только;  а смотрел Я уж и без того достаточно. ќти
курсы очень полезны длЯ врачей, уже практиковавших, у которых в их  практике
назрело  много  вопросов,  требующих разрешениЯ; длЯ нас же, начинающих, они
имеют мало значениЯ; главное, что нам нужно, - это больницы, в которых бы мы
могли работать под контролем опытных руководителей.
     џ стал искать себе  места хотЯ  бы  за самое ничтожное  вознаграждение,
чтоб только можно было быть сытым и не ночевать на улице; средств у менЯ  не
было  никаких.  џ  исходил  все  больницы,  был  у всех  главных врачей; они
выслушивали менЯ с  холодно-любезным, скучающим  видом  и отвечали, что мест
нет и что вообще Я напрасно думаю, будто можно где-нибудь попасть в больницу
сразу  на  платное  место. ‚скоре Я  и  сам убедилсЯ, как наивны  были такие
мечты.  ‚ каждой больнице работают даром десЯтки врачей; те  из них, которые
хотЯт  получать нищенское  содержание штатного ординатора, должны дожидатьсЯ
этого по пЯти, по десЯти лет; большинство же на это вовсе и не рассчитывает,
а работает только длЯ приобретениЯ того, что им должна была дать, но не дала
школа.
     џ  махнул  рукою  на  надежду  пристроитьсЯ  и  определилсЯ в  больницу
"сверхштатным".  ЌуждатьсЯ  приходилось  сильно;  по  вечерам  Я  подстригал
"бахромки"  на   своих  брюках  и  зашивал  черными  нитками  расползавшиесЯ
штиблеты; прописываЯ больным порции, Я с завистью перечитывал их, потому что
сам питалсЯ чайною колбасою.  ‚ это крутое длЯ менЯ времЯ Я испытал и  понЯл
Явление,  казавшеесЯ  мне   прежде  совершенно   непонЯтным,  -   как  можно
пьЯнствовать с голоду.  ’еперь, когда Я  проходил мимо трактира, менЯ  так и
тЯнуло  в него: мне  казалось  высшим  блаженством подойти к Ярко освещенной
стойке,  уставленной  вкусными  закусками,   и  выпить  рюмку-другую  водки;
странно,  что  менЯ,  полуголодного и  вовсе  не алкоголика, главным образом
привлекала именно водка, а  не закуски. Љогда  у менЯ  заводилсЯ  в  кармане
рубль, Я  не мог побороть искушениЯ и напивалсЯ пьЯным. Ќи до этого времени,
ни после,  когда  Я  питалсЯ  как следует, водка совершенно не тЯнула менЯ к
себе.
     ђаботать в больнице приходилось много. Џри этом  Я видел, что труд  мой
прЯмо  нужен больнице  и  что  любезность, с которою  мне  "позволЯли" в ней
работать,  была любезностью  предпринимателЯ, "дающего хлеб"  своим рабочим;
разница была только та, что за  мою работу  мне платили  не хлебом, а  одним
лишь позволением работать.  Љогда, усталый  и  разбитый, Я возвращалсЯ домой
после бессонного дежурства и ломал себе голову, чего бы попитательнее купить
себе на  восемь копеек длЯ обеда, менЯ охватывали злоба и  отчаЯние: неужели
за весь свой труд Я не имею права быть хоть сытым?
     € Я начинал  жалеть,  что бросил свою  практику  и  приехал в Џетербург
Ѓильрот говорит: "’олько врач,  не имеющий ни капли совести, может позволить
себе самостоЯтельно пользоватьсЯ теми правами, которые ему дает его диплом".
Ђ  кто  в  этом  виноват? Ќе  мы! ‘ами  устраивают так, что нам  нет другого
выхода, - пускай сами же и платЯтсЯ!..
     Љроме  своей  больницы,   Я  продолжал  посещать   некоторые  курсы  в.
Љлиническом институте,  а также  работал  и  в других больницах. €  везде  Я
воочию  убеждалсЯ,  как  мало значениЯ  придают  в  медицинском  мире нашему
врачебному  диплому  "со  всеми  правами и  преимуществами,  сопрЯженными по
закону с этим званием". “ нас в больнице долгое времЯ каждое мое назначение,
каждый  диагноз  строго  контролировались  старшим  ординатором;  где  Я  ни
работал,  менЯ  допускали  к лечению больных, а тем более к  операциЯм, лишь
убедившись на  деле,  а  не  на  основании  моего  диплома,  что Я  способен
действовать  самостоЯтельно.  ‚  Ќадеждинском родовспомогательном  заведении
врач,  желающий  научитьсЯ акушерству,  в  течение первых трех месЯцев имеет
право только исследовать  рожениц и смотреть на операции: по истечении -трех
месЯцев он сдает colloquium (собеседование - ред.), и  лишь после этого  его
допускают к операциЯм под руководством старшего дежурного  ассистента. Њожет
ли  пренебрежение  к  нашим  "правам"  идти  дальше?  „иплом  признает  менЯ
полноправным  врачом, закон, под  угрозою сурового наказаниЯ, обЯзывает менЯ
ЯвлЯтьсЯ  по вызову  акушерки на  трудные  роды, а  здесь мне  не  позволЯют
провести  самостоЯтельно даже самых легких  родов, и  поступают, разумеетсЯ,
вполне основательно.
     "џ требую, - писал в  1874 году известный  немецкий хирург ‹ангенбек, -
чтобы всЯкий врач, призванный на поле сражениЯ, обладал оперативною техникою
настолько  же  в  совершенстве,  насколько  боевые солдаты  владеют  военным
оружием"... Љому,  действительно,  может  прийти  в  голову  послать в битву
солдат,  которые  никогда  не держали в руках ружьЯ, а  только  видели,  как
стрелЯют другие? Ђ между тем врачи повсюду  идут не только на поле сражениЯ,
а и вообще в жизнь неловкими рекрутами, не знающими, как взЯтьсЯ за оружие.
     ЊедицинскаЯ печать всех стран истощаетсЯ в  усилиЯх добитьсЯ устранениЯ
этой вопиющей несообразности, но все ее усилиЯ остаютсЯ  тщетными. Џочему? џ
решительно   не   в   состоЯнии   объЯснить  этого.  Љому  невыгодно  понЯть
необходимость практической подготовленности  врача? Ќе обществу,  конечно, -
но  ведь  и не самим же врачам, которые все времЯ  не устают  твердить этому
обществу: "ведь мы учимсЯ на вас, мы приобретаем опытность ценою вашей жизни
и здоровьЯ!.."


        VI

     џ   усердно  работал   в   нашей  больнице   и,  руководимый   старшими
товарищами-врачами, понемногу приобретал опытность.
     Џоскольку в  этом отношении дело касалось разного рода  назначений,  то
все  шло  легко  и  просто: Я  делал  назначениЯ,  и,  если  они оказывались
неразумными, старший товарищ указывал мне на это, и Я исправлЯл свои ошибки.
‘овсем   иначе  обстоЯло  дело  там,  где  приходилось  усваивать  известные
технические, оперативные  приемы.  Ћдних  указаний  здесь  мало; как  бы мой
руководитель  ни был опытен, но главное  все-таки Я  должен  приобрести сам;
оперировать твердо  и  уверенно может  только  тот,  кто имеет навык,  а как
получить  этот  навык, если предварительно не  оперировать, - хотЯ бы  рукою
нетвердою и неуверенною?
     ‚ середине восьмидесЯтых годов американец Ћ'„вайер изобрел новый способ
лечениЯ  угрожающих  сужений  гортани  у  детей, преимущественно при  крупе.
ђаньше  при  таких сужениЯх  прибегали  к  трахеотомии:  больному  вскрывали
спереди дыхательное горло и в разрез вставлЯли трубку.  ‚место этой кровавой
операции,   страшной   длЯ   близких   больного,  требующей   хлороформа   и
ассистированиЯ нескольких  врачей, Ћ'„вайер предложил свой  способ,  который
заключаетсЯ в  следующем: оператор  вводит  в рот ребенка левый указательный
палец и захватывает им надгортанный хрЯщ, а правою рукою посредством особого
инструмента вводит по этому  пальцу в гортань ребенка металлическую трубочку
с утолщенной головкой. ’рубка оставлЯетсЯ в гортани,  утолщеннаЯ головка ее,
лежащаЯ  на  гортанных свЯзках,  мешает трубке проскользнуть  в  дыхательное
горло; когда надобность минует, трубка извлекаетсЯ из гортани. ЋперациЯ эта,
котораЯ называетсЯ интубацией, часто  достигает удивительных  результатов  и
моментально устранЯет удушье. ‚ настоЯщее времЯ она все больше вытеснЯет при
дифтерите трахеотомию,  котораЯ остаетсЯ только длЯ тех, сравнительно редких
случаев, где интубациЯ не помогает.
     ЋперациЯ   эта   достигает    удивительных   результатов,    проста   и
безболезненна,  но... лишь  в том случае,  если производитсЯ  опытной рукой.
Ќужен большой навык,  чтоб  легко и без  зацепки ввести  трубочку  в больную
гортань кричащего и испуганного ребенка.
     ‚ дифтеритном отделении Я  работал под руководством товарища по фамилии
‘тратонов.  џ  не  один десЯток  раз  присутствовал при  том,  как  он делал
интубацию,  не один  десЯток раз сам проделывал  ее  на фантоме и на  трупе.
Ќаконец ‘тратонов предоставил мне сделать операцию на живом ребенке. ќто был
мальчуган лет трех, с пухлыми щеками и славными  синими глазенками. Ћн дышал
тЯжело и хрипло, порывисто  метаЯсь по постели, с бледно-синеватым  лицом, с
вытЯгивающимисЯ  межреберьЯми.  …го  перенесли в операционную,  положили  на
кушетку и  забинтовали руки. ‘тратонов вставил ему в рот расширитель; сестра
милосердиЯ держала мальчику голову.  џ  стал вводить  инструмент. ЊаленькаЯ,
мЯгкаЯ гортань ребенка билась и прыгала под моим пальцем, и Я никак не мог в
ней ориентироватьсЯ. Ќаконец мне показалось, что Я нащупал вход в гортань; Я
начал  вводить трубку,  но она уперлась концом во что-то и не шла дальше.  џ
надавил сильнее, но трубка не шла.
     -  „а  не  нажимайте,  силою  вы  тут  ничего  не  сделаете, -  заметил
‘тратонов.  -  Џоднимайте рукоЯтку кверху  и  вводите совершенно без всЯкого
насилиЯ.
     џ вытащил  интубатор и стал  вводить  его снова; долго тыкал  Я  концом
трубки  в  гортань;  наконец  трубка  вошла, и Я извлек проводник.  ђебенок,
задыхающийсЯ,  измученный,  тотчас же  выплюнул  трубку  вместе  с  кровавою
слюною.
     -  ‚ы в пищевод трубку ввели, а  не  в  гортань, - сказал ‘тратонов.  -
Ќащупайте  предварительно  надгортанник  и   сильно  отдавите   его  вперед,
фиксируйте его таким образом и вводите  трубку  во времЯ вдоха ѓлавное же  -
никакого насилиЯ!
     Љрасный и потный, Я  передохнул  и снова приступил к операции, стараЯсь
не  смотреть на выпученные,  страдающие глаза ребенка. ѓортань его опухла, и
теперь  было еще  труднее  ориентироватьсЯ.  Љонец трубки  все  упиралсЯ  во
что-то,  и  Я никак не мог  побороть себЯ,  чтоб  не  попытатьсЯ  преодолеть
препЯтствиЯ силою.
     - Ќет, не могу! - наконец объЯвил Я, нахмурившись, и вынул проводник.
     ‘тратонов взЯл  интубатор  и  быстро  ввел его  в рот ребенка;  мальчик
забилсЯ,  вытаращил глаза,  дыхание  его на секунду остановилось;  ‘тратонов
нажал  винтик и  ловко вытащил проводник. ЏослышалсЯ  характерный дующий шум
дыханиЯ через трубку: ребенок закашлЯл, стараЯсь выхаркнуть трубку.
     - Ќет,  разбойник, не выкашлЯешь! - усмехнулсЯ ‘тратонов, треплЯ его по
щеке.
     —ерез пЯть минут мальчик спокойно спал, дыша ровно и свободно.
     Ќачалось тЯжелое  времЯ. ЌаучитьсЯ  интубировать было необходимо; между
тем   все   указаниЯ  и  объЯснениЯ   нисколько   мне  не  помогали,  а  мои
предшествовавшие упражнениЯ  на  фантоме  и  трупе  оказывались  очень  мало
приложимыми. ’олько недели через полторы мне в  первый раз удалось, наконец,
ввести трубку в гортань. Ќо еще долго и после этого, приступаЯ к  интубации,
Я  далеко не был уверен, удастсЯ ли она мне. €ногда случалось, что, истерзав
ребенка  и истерзавшись сам, Я должен был посылать за ассистентом, который и
вставлЯл трубку.
     ‚се это страшно тЯжело, но как же иначе быть? ЋперациЯ так полезна, так
наглЯдно спасает  жизнь.  ќто особенно Ясно  Я  чувствую  теперь,  когда все
тЯжелое  осталось  назади и  когда  Я возьмусь интубировать при каких угодно
условиЯх.  Ќедавно  ночью,  на  дежурстве,  мне  пришлось  делать  интубацию
пЯтилетней  девочке; накануне ей уже была вставлена трубочка, но через сутки
она  выкашлЯла  ее.  Ѓольную  внесли  в  операционную;  Я стал  приготовлЯть
инструменты.  „евочка  сидела на коленЯх у сиделки  - бледнаЯ,  с капельками
пота  на  лбу,  с  выражением  той  страшной  тоски,  какаЯ бывает только  у
задыхающихсЯ  людей.  Џри  виде  инструментов  ее  помутневшие  глаза  слабо
блеснули; она сама раскрыла рот и  сидела так,  с робкой, ожидающей надеждой
следЯ за мною. “ менЯ сладко сжалось сердце. Ѓыстро и легко, сам наслаждаЯсь
своею ловкостью, Я ввел ей в гортань трубку.
     „евочка поднЯлась на кушетке и села, жадно,  всею грудью вдыхаЯ воздух;
щеки ее порозовели, глазенки счастливо блестели.
     - —то, легко дышать теперь? - спросил Я. Ћна молча кивнула головою.
     -  Ќу,  благодари  доктора,  скажи:  "спасибо!"   -  улыбнулась  сестра
милосердиЯ, наклонЯЯ ее голову.
     - ‘па-си-бо! - прошептала  девочка, с тихой лаской глЯдЯ на менЯ из-под
поднЯтых бровей.
     џ  воротилсЯ  в  дежурную,  лег  спать,  но  заснуть  долго не  мог: Я,
улыбаЯсь,  смотрел  в  темноту,  и передо  мною вставало счастливое  детское
личико, и слышалсЯ слабый шепот: "спа-си-бо!..".
     „а, такие минуты смЯгчают воспоминание о пройденном пути и до некоторой
степени примирЯют с ним; иначе нельзЯ, а не  было бы  первого, не  было бы и
второго.  Ќо все-таки  те-то,  первые,  -  что  им до  чужого  благополучиЯ,
купленного  ценою  их  собственных   мук?  Ђ  сколько   таких  мук,  сколько
загубленных жизней лежит на пути каждого врача! "Ќаши успехи идут через горы
трупов", - с грустью сознаетсЯ Ѓильрот в одном частном письме.
     Њне особенно Ярко вспоминаетсЯ моЯ перваЯ трахеотомиЯ; это воспоминание
кошмаром будет стоЯть передо мною  всю жизнь... џ много раз ассистировал при
трахеотомиЯх товарищам,  много раз сам проделал  операцию на  трупе. Ќаконец
однажды мне предоставили  сделать  ее  на живой девочке,  которой  интубациЯ
перестала помогать. Ћдин врач хлороформировал больную.  „ругой -  ‘тратонов,
ассистировал мне, каждую минуту готовый прийти на помощь.
     ‘  первым же  разрезом,  который Я  провел  по  белому,  пухлому  горлу
девочки, Я почувствовал, что не в силах подавить охватившего  менЯ волнениЯ;
руки мои слегка дрожали.
     -  Ќе волнуйтесь,  все  идет  хорошо,  -  спокойно  говорил  ‘тратонов,
осторожно захватываЯ окровавленную  фасцию своим пинцетом рЯдом  с  моим.  -
Љрючки! ‚от она, щитовиднаЯ железа, отделите фасцию! ’упым путем идите! ’ак,
хорошо!..
     џ  наконец  добралсЯ  зондом до  трахеи, торопливо  разрываЯ  им рыхлую
клетчатку и отстранЯЯ черные, набухшие вены.
     -  Ћсторожнее, не нажимайте так, - сказал ‘тратонов. - ‚едь этак вы все
кольца трахеи поломаете! Ќе спешите!
     ѓладкие,  хрЯщеватые  кольца  трахеи  ровно двигались  под моим пальцем
вместе  с  дыханием девочки;  Я  фиксировал трахею  крючком  и сделал в  ней
разрез; из разреза слабо засвистел воздух.
     - ђасширитель!
     џ ввел  в  разрез  расширитель.  ‘лава  богу,  сейчас конец! Ќо  из-под
расширителЯ не было  слышно того характерного шипЯщего шума, который говорит
о свободном выходе воздуха из трахеи.
     -  ‚ы мимо  ввели  расширитель, в средостение! - вдруг  нервно  крикнул
‘тратонов.
     џ вытащил расширитель и дрожащими от волнениЯ руками ввел его вторично,
но  опЯть не туда. џ все  больше  терЯлсЯ. ѓлубокаЯ воронка раны  то и  дело
заливалась кровью, которую сестра милосердиЯ быстро вытирала ватным шариком;
на дне воронки кровь пенилась от воздуха, выходившего из разрезанной трахеи;
сама рана  была  безобразнаЯ и неровнаЯ, внизу ее зиЯл ход, проложенный моим
расширителем.  ‘естра милосердиЯ  стоЯла  с страдающим лицом, прикусив губу;
сиделка, державшаЯ ноги девочки, низко опустила голову, чтоб не видеть...
     ‘тратонов взЯл  у менЯ расширитель  и стал вводить его сам. Ќо он долго
не  мог  найти  разреза.  ‘  большим трудом  ему,  наконец,  удалось  ввести
расширитель;  раз далсЯ  шипЯщий шум, из  трахеи  с  кашлем  полетели брызги
кровавой  слизи.  ‘тратонов  ввел  канюлю,   наклонилсЯ   и  стал  трубочкой
высасывать из трахеи кровь.
     -  Љоллега, ведь  это нечего же объЯснЯть,  это само собою  понЯтно,  -
сказал  он  по окончании  операции, - разрез нужно  делать  в самой середине
трахеи,  а вы  каким-то образом  ухитрились  сделать  его сбоку; и зачем  вы
сделали такой большой разрез?
     "‡ачем"! Ќа трупе у  менЯ  и разрезы  были  нужной длины, и  лежали они
точно в середине трахеи...
     “ оперированной  образовалсЯ дифтерит раны.  ЏовЯзку приходилось менЯть
два  раза  в день,  температура  все времЯ  была  около сорока. ‚  громадной
гноЯщейсЯ воронке  раны трубка  не могла  держатьсЯ плотно; приходилось туго
тампонировать вокруг  нее  марлею, и тем не  менее  трубка  держалась плохо.
ЏеревЯзки делал ‘тратонов.
     Ћднажды, раскрыв рану, мы увидели, что часть трахеи омертвела. ќто  еще
больше осложнило  дело.  ‹ишеннаЯ  опоры  трубочка теперь,  при  введении  в
разрез,  упиралась просветом в  переднюю стенку  трахеи, и  девочка начинала
задыхатьсЯ.  ‘тратонов  установил трубочку  как  следует  и  стал  тщательно
обкладывать  ее ватой и  марлей.  „евочка лежала, выкатив страдающие  глаза,
отчаЯнно  топоча ножками  и стараЯсь вырватьсЯ из рук  державшей ее сиделки;
лицо  ее косилось от плача,  но  плача не было  слышно: у трахеотомированных
воздух идет из легких  в трубку, минуЯ голосовую щель, и они не могут издать
ни  звука. ЏеревЯзка была очень  болезненна,  но  сердце у  девочки работало
слишком плохо, чтобы ее можно было хлороформировать.
     Ќаконец  ‘тратонов наложил повЯзку; девочка села,  ‘тратонов  испытующе
взглЯнул на нее.
     -  „ышит все-таки  скверно! -  сказал он, нахмурившись,  и  снова  стал
поправлЯть трубочку.
     ‹ицо  девочки  перестало  морщитьсЯ;  она  сидела  спокойно  и,  словно
задумавшись, неподвижно смотрела вдаль поверх наших голов. ‚друг  послышалсЯ
какой-то  странный,  слабый,  прерывистый треск... Љрепко  стиснув  челюсти,
девочка скрипела зубами.
     - Ќу, Ќюша, потерпи немножко,  - сейчас не будет  больно!  - страдающим
голосом произнес ‘тратонов, нежно гладЯ ее по щеке.
     „евочка  широко  открытыми,  неподвижными глазами смотрела  в  дверь  и
продолжала быстро скрипеть зубами;  у нее все во  рту трещало, как будто она
торопливо разгрызала карамель; это был ужасный звук; мне казалось, что она в
крошки   разгрызла  свои  собственные  зубы   и  рот  ее   полон  кашицы  из
раздробленных зубов.
     —ерез три днЯ больнаЯ умерла. џ дал себе слово никогда больше не делать
трахеотомий.
     Ќо  чего же Я этим достиг? ’оварищи,  начавшие работать одновременно со
мною, но менее мЯгкосердечные, могут теперь спасти человеку жизнь там, где Я
стою,  беспомощно  опустив  руки. ѓода  через  полтора  после моей первой  и
последней трахеотомии  в нашу  больницу  во  времЯ моего  дежурства привезли
рабочего из Љолпина с сифилитическим  сужением гортани, сужение  развивалось
постепенно  в течение  месЯца, и уж двое суток больной  почти совсем  не мог
дышать.  €схудалый, с  торчащими вихрами редких  волос, с синевато-землистым
лицом, он сидел, схватившись руками за грудь, дыша с тЯжелым хрипЯщим шумом.
џ  послал за  товарищем, ассистентом-хирургом, и  велел отвести  больного  в
операционную.
     Ђссистент осмотрел его.
     - ЏридетсЯ операцию сделать тебе, горло разрезать, - сказал он.
     - „а, да, хорошо!  Џоскорее,  ради бога! -  в смертной  тоске  произнес
больной, закивав головою.
     Џока приготовлЯли инструменты, больному дали вдыхать кислород.
     - Ќу, ложись, - сказал товарищ.
     Ѓольной положил  на себЯ  широкий  крест и, поддерживаемый служителЯми,
полез  на операционный стол. Џока мы мыли  ему шею,  он все времЯ  продолжал
дышать кислородом. џ хотел взЯть у него  трубку, -  он умолЯюще ухватилсЯ за
нее руками.
     - …ще немножко, еще воздухом дайте подышать! - сипло прошептал он.
     - „овольно, довольно! ‘ейчас  тебе  легко  будет! -  сказал  товарищ  -
‡акрой глаза.
     Ѓольной еще раз широко перекрестилсЯ и зажмурилсЯ.
     ЋперациЯ  производилась  под  кокаином.  Ћдин-другой  разрез, Я  развел
крючками краЯ раны,  товарищ вскрыл перстневидный  хрЯщ, - и брызги кровавой
слизи с кашлем полетели из разреза. ’оварищ ввел трубку и наложил повЯзку.
     - ѓотово! - сказал он.
     Ѓольной поднЯлсЯ, жадно и глубоко вбираЯ в  грудь  воздух,  он улыбалсЯ
бесконечно радостною недоумевающею улыбкою и в удивлении крутил головою.
     - —то, брат, ловко распатронили? - засмеЯлсЯ товарищ.
     € все кругом смеЯлись; смеЯлись сестры, сиделки, служители... Ђ больной
по-прежнему радостно-изумленно  улыбалсЯ  и, беззвучно шепча что-то,  крутил
головою, пораженный чудесным могуществом нашей науки.
     Ќазавтра Я зашел в палату взглЯнуть на него. Ѓольной встретил  менЯ тою
же радостно-недоумевающею улыбкою.
     - Љак дела? - спросил Я.
     Ћн закивал головою  и развел руками, показываЯ, как ему хорошо. џ вышел
с  тЯжелым  чувством  Я не мог бы  спасти его, если бы  не  было  под  рукою
товарища, больной бы погиб.
     € Я думал нет, вздор  все  мои клЯтвы! —то же делать. Џрав  Ѓильрот,  -
"наши успехи  идут  через  горы  трупов".  „ругого  пути нет. Ќужно учитьсЯ,
нечего смущатьсЯ  неудачами... Ќо в моих ушах раздавалсЯ скрежет погубленной
мною девочки, - и Я с отчаЯнием чувствовал, что Я не могу,  не  могу, что  у
менЯ не подниметсЯ рука на новую операцию.
     Љак же в данном случае следует поступать? ‚едь Я не решил  вопроса, - Я
просто  убежал от него. ‹ично Я мог это сделать, но что было бы, если бы так
поступали все? Ћдин старый врач,  заведующий хирургическим отделением N-ской
больницы,   рассказывал   мне  о   тех  терзаниЯх,  которые  ему  приходитсЯ
переживать, когда он  дает оперировать молодому  врачу  "ЌельзЯ  не дать,  -
нужно  же  и им  учитьсЯ, но как могу Я смотреть спокойно, когда он, того  и
глЯди, заедет ножом черт знает куда?!".
     €  он отбирает  нож у оператора  и оканчивает  операцию сам. ќто  очень
добросовестно,  но со  стороны, от работавших  у  него врачей, Я слышал, что
поступать в его  отделение не стоит хирург он хороший, но у него  ничему  не
научишьсЯ.  € это понЯтно. •ирург,  который так щепетильно относитсЯ к своим
пациентам,  не может быть хорошим учителем. ‚от что,  например, рассказывает
один русский  врач-путешественник о знаменитом  ‹истере,  творце антисептики
"‹истер слишком близко принимает к сердцу интересы своего больного и слишком
высоко ставит свою  нравственную ответственность  перед  каждым оперируемым.
‚от  почему ‹истер  редко доверЯет  своим  ассистентам  перевЯзку артерий, и
вообще   все  манипулЯции,   касающиесЯ  непосредственно   оперируемого,  он
выполнЯет  собственноручно.  Џоэтому  его  молодые  ассистенты  не  обладают
достаточною оперативною ловкостью".
     …сли думать только о  каждом данном больном, то иное отношение к делу и
невозможно.  ’от  же  путешественник -  проф.  Ђ.‘. ’аубер, -  рассказываЯ о
немецких клиниках, замечает. "ѓромаднаЯ разница  в течении ран наблюдаетсЯ в
клиниках  между  ампутациЯми,  произведенными   молодыми   ассистентами,   и
таковыми,  сделанными  ловкой и  опытной  рукой профессора;  первые  нередко
ушибают ткани, разминают нервы, слишком  коротко  урезывают мышцы или высоко
обнажают  артериальные  сосуды  от   их   влагалищ,  -   все  это   моменты,
неблагоприЯтные длЯ скорого заживлениЯ ампутационной раны".
     Ќо нужно ли приводить еще ссылки в доказательство истины, что, не  имеЯ
опыта, нельзЯ стать опытным  оператором.  ѓде  же тут выход? ‘ точки  зрениЯ
врача  можно еще  примиритьсЯ с этим: "все равно,  ничего не  поделаешь". Ќо
когда Я воображаю себЯ пациентом, ложащимсЯ под нож хирурга, делающего  свою
первую  операцию, - Я не  могу удовлетворитьсЯ таким решением, Я сознаю, что
должен быть другой выход во что бы то ни стало.
     Ќа  один  из таких  выходов указал  еще  в  тридцатых  годах  известный
французский  физиолог  Њажанди  "•ороший  хирург  анатомического  театра,  -
говорит  он, -  не всегда  будет  хорошим госпитальным  хирургом.  Ћн каждую
минуту  должен  ждать тЯжелых  ошибок,  прежде  чем  приобретет  способность
оперировать  с уверенностью.  ‘пособность  эту будет  в  состоЯнии дать  ему
только долгаЯ практика,  тогда как он должен  был  бы приобрести ее с самого
начала, если бы его  образование было лучше  направлено. Ѓольше всего в этом
виноват способ  обучениЯ,  который  и  до настоЯщего времени  практикуетсЯ в
наших школах. “чащиесЯ переходЯт непосредственно от мертвой природы к живой,
они  принуждены приобретать опытность на счет гуманности, на счет жизни себе
подобных. ѓоспода! Џрежде  чем  обращатьсЯ к  человеку, -  разве  у нас  нет
существ, которые должны  иметь  в наших  глазах  меньше  цены и  на  которых
позволительно  применЯть свои первые попытки. џ бы хотел, чтобы в дополнение
к  медицинскому образованию  у  нас требовалось уменье  оперировать на живых
животных. Љто привык к  такого рода операциЯм, тот смеетсЯ над  трудностЯми,
перед которыми беспомощно останавливаетсЯ столько хирургов".
     ќтот совет Њажанди очень  легко исполним, тем не  менее и до настоЯщего
времени он нигде не применЯетсЯ. €зобретаЯ какую-либо новую операцию, хирург
большею частью  проделывает ее предварительно  над животными.  Ќо, сколько Я
знаю, нигде в мире нет обычаЯ, чтобы молодой хирург допускалсЯ к операции на
живом  человеке лишь  после  того,  как  приобретет  достаточно опытности  в
упражнениЯх над живыми животными. „а и где  уж требовать этого, когда далеко
не  всегда  операциЯм на живом  человеке предшествует достаточнаЯ подготовка
даже в операциЯх на трупе. ‚ тридцатых годах хирург, занимавшийсЯ анатомией,
вызывал  пренебрежительный  смех.  ‚от  как,  например, отзывалсЯ  профессор
хирургии „иффенбах  о  молодом  французском  хирурге  ‚ельпо.  "это какой-то
анатомический хирург" "Џо мнению.  „иффенбаха, - говорит Џирогов, - это была
самаЯ плохаЯ рекомендациЯ длЯ хирурга".
     ’ак  было в тридцатых годах, а вот что сообщает о современных  хирургах
уже упомЯнутый выше профессор. Ђ. ‘. ’аубер: "‚ ѓермании обыкновенно молодые
ассистенты  хирургических клиник учатсЯ оперировать не на мертвом теле, а на
живом. Ќикто не станет отрицать того, что живаЯ кровь, струЯщаЯсЯ под ударом
ножа, или содрогание  живых мышц  во времЯ оперированиЯ развивают  в молодом
операторе смелость,  находчивость  и уверенность  в своих  действиЯх;  но, с
другой стороны, Я думаю, не подлежит никакому сомнению, что такое упражнение
неопытной  руки в операциЯх на  живом  -  негуманно и несогласно с  задачами
врача вообще".
     Њне думаетсЯ,  что только самое строгое и систематическое проведение  в
жизнь правила, рекомендованного Њажанди, могло бы хоть до известной  степени
спасти больных от необходимости платить своей кровью и жизнью за образование
искусных хирургов.  Ќо все-таки  это лишь до известной степени.  Љогда можно
признать хирурга "достаточно" опытным? ѓде длЯ этого граница?
     ‚ 1873 году, на вершине  своей славы  и опытности, Ѓильрот  писал одной
своей  старой  знакомой:  "“  менЯ много оперированных  и еще больше  таких,
которых предстоит оперировать; они  занимают  все мои мысли, из года  в  год
увеличиваетсЯ их  число, бремЯ становитсЯ все тЯжелее и тЯжелее. —ас назад Я
ушел  от одной славной  женщины,  которую  Я  вчера  оперировал, -  страшнаЯ
операциЯ... Љаким взглЯдом смотрела она на менЯ сегоднЯ вечером! "Ћстанусь Я
жива?". џ надеюсь,  она останетсЯ  жива, но наше искусство так несовершенно!
‘толетие все увеличивающегосЯ знаниЯ и опытности хотел бы Я иметь  за собою,
- тогда, может быть, Я мог бы кое-что сделать. Ќо так, как  теперь, - успехи
наши подвигаютсЯ  довольно медленно, и то немногое, чего достигает один, так
трудно передать другим! Џолучающий должен самое важное сделать сам".
     •ирургиЯ  есть  искусство,  и,  как таковое,  она более  всего  требует
творчества и менее всего  миритсЯ  с шаблоном. ѓде шаблон, - там ошибок нет,
где  творчество, -  там каждую минуту возможна  ошибка.  „олгим  путем таких
ошибок и  промахов и вырабатываетсЯ мастер,  а путь  этот  лежит  опЯть-таки
через "горы  трупов"... ’от  же Ѓильрот, молодым  доцентом  хирургии,  писал
своему учителю Ѓауму об одном  больном, которому Ѓильрот произвел три раза в
течение одной  недели  насильственное  вытЯжение  ноги, не  подозреваЯ,  что
головка  бедра   переломлена  "„ействие  вытЯжениЯ  на   воспаленные   части
оказалось, понЯтно, чрезвычайно  гибельным;  наступила  гангрена и смерть...
‘лучай был длЯ менЯ очень  поучителен,  потому что он,  как и многие другие,
научил менЯ, чего не должно  делать. Ќо это, разумеетсЯ, entre nous"  (Њежду
нами (франц )-ред).
     џркую  картину  процесса  выработки  опытности  дал   Џирогов  в  своих
нашумевших "Ђнналах „ерптской хирургической клиники",  изданных  на немецком
Языке в конце  тридцатых годов.  ‘ откровенностью гениЯ  он рассказал в этой
"исповеди практического врача" о всех своих  ошибках  и промахах, которые он
совершил во времЯ заведованиЯ клиникою.  ’о, о чем другие  решались сообщать
лишь  в  частных письмах,  "entre nous", - Џирогов, ко всеобщему  смущению и
соблазну,  оповестил  на  весь  мир.  Љартина,  нарисованнаЯ  им, получилась
потрЯсающаЯ.
     „а, это все  уж совершенно неизбежно, и никакого выхода отсюда нет. ’ак
оно  и останетсЯ  перед неизбежностью этого должны  замолкнуть даже терзаниЯ
совести.  € все-таки сам  Я ни за  что  не согласилсЯ бы быть  жертвой  этой
неизбежности,  и  никто  из жертв не хочет  быть жертвами.  € сколько  таких
проклЯтых вопросов  в  этой страшной  науке,  где  шагу  нельзЯ ступить,  не
натолкнувшись на живого человека!


        VII

     ‚ 1886 году бухарестский профессор Џетреску предложил лечить  крупозное
воспаление  легких   большими  (раз   в  десЯть   больше   принЯтых)  дозами
наперстЯнки. Џо  его многолетним наблюдениЯм, смертность при таком лечении с
20-30% понижалась до  3%,  болезнь обрывалась и исчезала, "как  по мановению
волшебного жезла". „оклад  Џетреску о его  способе, сделанный им в Џарижской
медицинской  академии,  обратил  на себЯ общее  внимание,  -  сообщенные  им
результаты  действительно  были поразительны. ‘пособ  стали применЯть другие
врачи - и в большинстве случаев остались им очень довольны.
     џ  заведовал   в  то  времЯ  палатою,   где  лежали  больные  крупозною
пнеймонией.  Џрельщенный  упомЯнутыми сообщениЯми,  Я,  с  согласиЯ старшего
ординатора, решил  испробовать  способ Џетреску. ’олько  что  перед  этим  Я
прочел в "Ѓольничной газете Ѓоткина" статью д-ра ђехтзамера об этом способе.
•отЯ он и находил надежды Џетреску несколько преувеличенными, но не отрицал,
что   некоторые   из  его  больных  выздоровели   именно   только  благодарЯ
примененному  им способу  Џетреску; по мнению автора, способ этот  можно  бы
рекомендовать как  последнее  средство в  тЯжелых случаЯх  у  алкоголиков  и
стариков "Ќи в одном из моих случаев, -  прибавлЯл д-р ђехтзамер, - Я не мог
констатировать смерти больного в зависимости от отравлениЯ наперстЯнкой".
     ‚ мою  палату был положен на второй  день болезни старик-штукатур;  все
его правое  легкое было  поражено  сплошь,  он дышал  очень часто, стонал  и
металсЯ,  жена  его сообщила,  что он с  детства  сильно  пьет.  ‘лучай  был
подходЯщий, и Я назначил больному наперстЯнку по Џетреску.
     ЏодписываЯ свой рецепт, Я невольно остановилсЯ, - так поразил  он  менЯ
своей необычностью. Ќа нем стоЯло:

     Rp Int. fol. Digitalisex 8,0 (!) 200,0
     DS. —ерез час (!) по столовой ложке.

     ќто значит: настой двухсот граммов воды на восьми граммах  наперстЯнки,
а восклицательные знаки,  по требованию закона, предназначены длЯ  аптекарЯ:
высшее количество  листьев наперстЯнки, которое можно  в  течение  суток без
вреда  дать  человеку,  определЯетсЯ в 0,6 грамма; так  вот, восклицательные
знаки  и  уведомлЯют  аптекарЯ,  что, прописав  мою  чудовищную  дозу,  Я не
описалсЯ, а действовал вполне сознательно...  џ перечитывал свой рецепт, - и
эти  восклицательные  знаки  смотрели  на менЯ  задорно и вызывающе,  словно
говорили:  "„а,  давать человеку  больше  шести  десЯтых грамма  наперстЯнки
нельзЯ,  если  не  хочешь отравить  его,  -  а  ты  назначаешь количество  в
тринадцать раз более дозволенного!"
     џ вышел  из больницы, а восклицательные знаки моего  рецепта неотступно
стоЯли перед моими  глазами.  Њне вспоминались слова д-ра ђехтзамера:  "Ќи в
одном из моих случаев Я не мог констатировать смерти больного  в зависимости
от отравлениЯ  наперстЯнкой". - Ќу,  а если  на мою  долю выпадет  печальнаЯ
необходимость   "констатировать   смерть  от  отравлениЯ   наперстЯнкой",  -
наперстЯнкой,   выписываЯ   которую,   Я  сам   ставил  такие  красноречивые
восклицательные знаки?
     Ќа  следующий  день  больному  стало  хуже;  он  тупо  смотрел  на менЯ
потускневшими  глазами,  кончик  его  носа  посинел,  пульс  был по-прежнему
частый, и поЯвились перебои. Ћтчего  это все,  - от наперстЯнки или несмотрЯ
на  нее? “  больного сердце  было слабое,  и  ЯвлениЯ  могли обусловливатьсЯ
естественным процессом, с которым наперстЯнка еще не успела справитьсЯ.
     "Ђ если это от наперстЯнки?" - мелькнула у менЯ мысль.
     џ подавил в себе эту мысль: ведь уж многие  испытывали способ и  нашли,
что он действует хорошо. џ снова выписал больному наперстЯнку.
     —ерез два днЯ старик умер  при  все усиливающейсЯ сердечной слабости  и
оглушении.  “  ворот больницы  Я встретил его жену;  она шла из покойницкой,
низко  надвинув  платок  на опухшие глаза, и что-то глухо говорила себе  под
нос.  ‘о  смутным  чувством  стыда  и  страха перечитывал  Я  скорбный  лист
умершего:  подробное  изо  днЯ  в день  описание  течениЯ  все  ухудшающейсЯ
болезни,   рецепты,   усеЯнные  восклицательными   знаками,  и  в  конце   -
лаконическаЯ  приписка  дежурного   врача:   "‚   два   часа  ночи   больной
скончалсЯ"... Њне было странно,  - в каком бреду действовал Я, назначаЯ свое
лечение,  непроверенное, дерзкое?  Њожет быть, старик  все равно бы умер, но
могу  ли Я  поручитьсЯ,  что смерть вызвана  не  тем  чудовищным количеством
сильно  действующей  наперстЯнки, которое  Я  ввел  в его кровь?  € это в то
времЯ,  когда  длЯ  борьбы  с болезнью  и  без  того  требовались  все  силы
организма...  ‚скоре  Я  прочел  во  "‚раче"  статью  д-ра  ђубелЯ, который,
тщательно  разобрав  свои  собственные опыты, опыты Џетреску, его учеников и
сторонников, неопровержимо доказал, что "способ Џетреску причинЯет во многих
случаЯх   Явный,  иногда  даже  угрожающий  жизни   вред,   и  можно  только
посоветовать возможно скорее предать его полному забвению".
     џ  решил  применЯть  впредь  на  своих  больных  только  средства,  уже
достаточно проверенные и несомненные.  —ем  больше  Я  теперь  знакомилсЯ  с
текущей медицинской литературою, тем все больше утверждалсЯ в своем решении.
Џередо  мною  раскрылось  нечто ужасающее.  Љаждый  номер  врачебной  газеты
содержал  в  себе  сообщение о десЯтках  новых средств,  и так из  недели  в
неделю, из месЯца в месЯц; это был  какой-то громадный, бешеный, бесконечный
поток,  при  взглЯде на  который  разбегались глаза:  новые лекарства, новые
дозы,  новые способы  введениЯ их,  новые  операции, и  тут  же -  десЯтки и
сотни... загубленных человеческих здоровий и жизней.
     Ћдни из нововведений, как пузыри пены на потоке, вскакивали и тотчас же
лопались,  оставлЯЯ  за собой  один-другой  труп.  Џроф.  Њеринг,  заставлЯЯ
животных  вдыхать пентал, нашел, что  вещество  это представлЯет собою очень
хорошее  усыплЯющее  средство. Џосле этого д-р  ѓоллендер испытал пентал  на
своих больных и получил блестЯщие результаты.  Ќа съезде естествоиспытателей
и врачей в ѓалле, в сентЯбре 1891 года, он дал о пентале самый  восторженный
отзыв. "‚ настоЯщее времЯ, - заЯвил ѓоллендер, - пентал по верности действиЯ
и по поразительно хорошему самочувствию после наркоза представлЯет наилучшее
обезболивающее   длЯ  кратковременных  операций:  он  не  производит  дурных
последствий,  и  применение  его  не представлЯет никакой  опасности; он  не
оказывает никакого вредного действиЯ ни на сердце, ни на дыхание"... ирокою
рукою стали  испытыва