        †ан Џоль ‘артр. ‘тена


     Ќас  втолкнули  в  просторную  белую  комнату.  Џо  глазам
резанул Яркий свет, Я  зажмурилсЯ.  —ерез  мгновение  Я  увидел
стол,  за  ним четырех субъектов в штатском, листающих какие-то
бумаги. Џрочие арестанты теснились в  отдалении.  Њы  пересекли
комнату  и присоединились к ним. Њногих Я знал, остальные были,
по-видимому, иностранцы. Џередо мной стоЯли  два  круглоголовых
похожих  друг  на друга блондина, Я подумал: наверно, французы.
’от, что пониже, то и дело подтЯгивал брюки -- Явно нервничал.
     ‚се это  тЯнулось  уже  около  трех  часов,  Я  совершенно
отупел,  в  голове  звенело.  Ќо  в  комнате  было  тепло,  и Я
чувствовал себЯ вполне  сносно:  целые  сутки  мы  трЯслись  от
холода.  Љонвойные  подводили  арестантов  поодиночке  к столу.
—етыре  типа  в  штатском  спрашивали  у  каждого   фамилию   и
профессию.  „альше  они  в  основном не шли, но иногда задавали
вопрос: "“частвовал в краже боеприпасов?" или: "ѓде был  и  что
делал  десЯтого  утром?" Ћтветов они даже не слушали или делали
вид, что не  слушают,  молчали,  глЯдЯ  в  пространство,  потом
начинали  писать. “ ’ома спросили, действительно ли он служил в
интернациональной бригаде. ЋтпиратьсЯ было бессмысленно --  они
уже изъЯли документы из его куртки. “ •уана не спросили ничего,
но  как  только  он назвал свое имЯ, торопливо принЯлись что-то
записывать.
     -- ‚ы же знаете, -- сказал •уан, -- это мой брат  •озе  --
анархист.  Ќо  его  тут  нет. Ђ Я политикой не занимаюсь и ни в
какой партии не состою.
     Ћни молча продолжали писать. •уан не унималсЯ:
     -- џ ни в  чем  не  виноват.  Ќе  хочу  расплачиватьсЯ  за
других. -- ѓубы его дрожали. Љонвойный приказал ему замолчать и
отвел в сторону. Ќастала моЯ очередь.
     -- ‚аше имЯ Џабло €ббиета?
     џ сказал, что да. ‘убъект заглЯнул в бумаги и спросил:
     -- ѓде скрываетсЯ ђамон ѓрис?
     -- Ќе знаю.
     -- ‚ы прЯтали его у себЯ с шестого по девЯтнадцатое.
     -- ќто не так.
     Ћни  стали  что-то записывать, потом конвойные вывели менЯ
из комнаты. ‚ коридоре между двумЯ  охранниками  стоЯли  ’ом  и
•уан. Ќас повели. ’ом спросил у одного из конвоиров:
     -- Ђ дальше что?
     -- ‚ каком смысле? -- отозвалсЯ тот.
     -- —то это было -- допрос или суд?
     -- ‘уд.
     -- џсно. € что с нами будет?
     Љонвойный сухо ответил:
     -- Џриговор вам сообщат в камере.
     ’о,   что   они  называли  камерой,  на  самом  деле  было
больничным подвалом. ’ам было дьЯвольски холодно и вовсю гулЯли
сквознЯки. Ќочь напролет  зубы  стучали  от  стужи,  днем  было
ничуть не лучше. Џредыдущие пЯть дней Я провел в карцере одного
архиепископства -- что-то вроде одиночки, каменный мешок времен
средневековьЯ.  Ђрестованных  была  такаЯ прорва, что их совали
куда придетсЯ. џ не сожалел об этом чулане: там Я не коченел от
стужи, был один, а это порЯдком выматывает. ‚ подвале у менЯ по
крайней мере была компаниЯ. Џравда,  •уан  почти  не  раскрывал
рта: он страшно трусил, да и был слишком молод, ему нечего было
рассказывать.  ‡ато  ’ом  любил  поговорить  и  к  тому же знал
испанский отменно.
     ‚ подвале были скамьЯ и  четыре  циновки.  Љогда  за  нами
закрылась  дверь,  мы  уселись и несколько минут молчали. ‡атем
’ом сказал:
     -- Ќу все. ’еперь нам крышка.
     -- ЌавернЯка,  --  согласилсЯ  Я.  --  Ќо  малыша-то  они,
надеюсь, не тронут.
     -- •оть брат его и боевик, сам-то он ни при чем.
     џ  взглЯнул  на  •уана:  казалось,  он  нас не слышит. ’ом
продолжал:
     -- ‡наешь, что они вытворЯют в ‘арагосе? “кладывают  людей
на  мостовую  и  утюжат  их  грузовиками.  Ќам  один марокканец
рассказывал, дезертир. „а еще говорЯт, что  таким  образом  они
экономЯт боеприпасы.
     -- Ђ как же с экономией бензина?
     ’ом менЯ раздражал: к чему он все это рассказывает?
     -- Ђ офицеры прогуливаютсЯ вдоль обочины, руки в карманах,
сигаретки   в  зубах.  „умаешь,  они  сразу  приканчивают  этих
бедолаг? —ерта с  два!  ’е  криком  кричат  часами.  Њарокканец
говорил, что сначала он и вскрикнуть-то не мог от боли.
     -- “верен,  что  тут они этого делать не станут, -- сказал
Я, -- чего-чего, а боеприпасов у них хватает.
     ‘вет проникал в подвал через  четыре  отдушины  и  круглое
отверстие в потолке слева, выходЯщее прЯмо в небо. ќто был люк,
через который раньше сбрасывали в подвал уголь. Љак раз под ним
на   полу   громоздилась   куча   мелкого   углЯ.   ‚идимо,  он
предназначалсЯ длЯ и топлениЯ лазарета, потом  началась  война,
больных  эвакуировали,  а  уголь  так  и осталсЯ. ‹юк, наверно,
забыли  захлопнуть,  и  сверху  временами   накрапывал   дождь.
‚незапно ’ом затрЯссЯ:
     -- ЏроклЯтье!  --  пробормотал  он. -- ЊенЯ всего колотит.
ќтого еще не хватало!
     Ћн встал и начал разминатьсЯ. Џри каждом движении  рубашка
приоткрывала  его  белую мохнатую грудь. Џотом он растЯнулсЯ на
спине,  поднЯл  ноги  и  стал  делать  ножницы:  Я  видел,  как
подрагивает  его  толстый  зад.  ‚ообще-то  ’ом  был  крепыш  и
все-таки жирноват. џ невольно  представил,  как  пули  и  штыки
легко, как в масло, входЯт в эту массивную и нежную плоть. Ѓудь
он худощав, Я бы, вероЯтно, об этом не подумал. џ не озЯб и все
же  не  чувствовал ни рук, ни ног. ‚ременами возникало ощущение
какой-то пропажи, и Я озиралсЯ, разыскиваЯ  свою  куртку,  хотЯ
тут же вспоминал, что мне ее не вернули. ќто менЯ огорчило. Ћни
забрали  нашу  одежду  и  выдали  полотнЯные  штаны,  в которых
здешние больные ходили в самый разгар лета. ’ом поднЯлсЯ с пола
и уселсЯ напротив.
     -- Ќу что, согрелсЯ?
     -- Ќет, черт побери. ’олько запыхалсЯ.
     Ћколо  восьми  часов  в  камеру  вошли  комендант  и   два
фалангиста.  “  коменданта  в  руках  был  список. Ћн спросил у
охранника:
     -- ”амилии этих трех?
     ’от ответил:
     -- ‘тейнбок, €ббиета, Њирбаль.
     Љомендант надел очки и поглЯдел в список.
     -- ‘тейнбок... ‘тейнбок... Ђга, вот он. ‚ы  приговорены  к
расстрелу. Џриговор будет приведен в исполнение завтра утром.
     Ћн поглЯдел в список еще раз:
     -- Ћба других тоже.
     -- Ќо это невозможно, -- пролепетал •уан. -- ќто ошибка.
     Љомендант удивленно взглЯнул на него:
     -- ”амилиЯ?
     -- •уан Њирбаль.
     -- ‚се правильно. ђасстрел.
     -- Ќо Я же ничего не сделал, -- настаивал •уан.
     Љомендант пожал плечами и повернулсЯ к нам:
     -- ‚ы баски?
     -- Ќет.
     Љомендант был Явно не в духе.
     -- Ќо  мне  сказали, что тут трое басков. Ѓудто мне больше
делать  нечего,  кроме  как  их  разыскивать.  ‘вЯщенник   вам,
конечно, не нужен?
     Њы промолчали. Љомендант сказал:
     -- ‘ейчас  к  вам придет врач, бельгиец. Ћн побудет с вами
до утра.
     Љозырнув, он вышел.
     -- Ќу,  что  Я  тебе  говорил,  --  сказал  ’ом.   --   Ќе
поскупились.
     -- ќто  уж  точно  -- ответил Я. -- Ќо мальчика-то за что?
Џодонки!
     џ сказал это из чувства справедливости,  хотЯ,  по  правде
говорЯ,  паренек не вызывал у менЯ ни малейшей симпатии. “ него
было слишком тонкое лицо, и страх смерти исковеркал  его  черты
до  неузнаваемости. …ще три днЯ назад это был хрупкий мальчуган
-- такой мог бы и понравитьсЯ,  но  сейчас  он  казалсЯ  старой
развалиной,  и  Я  подумал,  что, если б даже его отпустили, он
таким бы и осталсЯ на всю жизнь. ‚ообще-то мальчишку  следовало
пожалеть,  но  жалость  внушала мне отвращение, да и парень был
мне почти противен.
     •уан  не   проронил   больше   ни   слова,   он   сделалсЯ
землисто-серым:  серыми  стали  руки,  лицо.  Ћн  снова  сел  и
уставилсЯ округлившимисЯ глазами в  пол.  ’ом  был  добрЯк,  он
попыталсЯ взЯть мальчика за руку, но тот Яростно вырвалсЯ, лицо
его исказила гримаса.
     -- Ћставь  его,  --  сказал  Я  ’ому.  -- ’ы же видишь, он
сейчас разреветсЯ.
     ’ом послушалсЯ с неохотой: ему хотелось как-то  приласкать
парнишку -- это отвлекло бы его от мыслей о собственной участи.
ЊенЯ  раздражали  оба. ђаньше Я никогда не думал о смерти -- не
было случаЯ, но теперь мне ничего не оставалось, как задуматьсЯ
о том, что менЯ ожидает.
     -- Џослушай, -- спросил ’ом, -- ты хоть кого-нибудь из них
ухлопал?
     џ промолчал. ’ом принЯлсЯ расписывать, как он подстрелил с
начала августа шестерых. Ћн определенно не отдавал себе  отчета
в  сложившемсЯ  положении, и Я прекрасно видел, что он этого не
хочет. „а и сам Я  покуда  толком  не  осознавал  случившегосЯ,
однако  Я уже думал о том, больно ли умирать, и чувствовал, как
град жгучих пуль  проходит  сквозь  мое  тело.  €  все  же  эти
ощущениЯ  Явно  не  касались сути. Ќо тут Я мог не волноватьсЯ:
длЯ ее уЯснениЯ впереди была целаЯ ночь. € вдруг ’ом  замолчал.
џ  искоса  взглЯнул  на него и увидел, что и он посерел. Ћн был
жалок, и Я подумал: "Ќу вот, начинаетсЯ!"  Ђ  ночь  подступала,
тусклый  свет сочилсЯ сквозь отдушины, через люк, растекалсЯ на
куче угольной пыли, застывал бесформенными пЯтнами на полу. Ќад
люком Я заприметил звезду: ночь была морозной и Ясной.
     „верь отворилась, в подвал вошли два охранника. ‡а ними --
белокурый человек в бельгийской военной форме. Џоздоровавшись с
нами, он произнес:
     -- џ врач. ‚ этих прискорбных обстоЯтельствах Я  побуду  с
вами.
      ѓолос  у  него  был приЯтный, интеллигентный. џ спросил у
него:
     -- Ђ собственно, зачем?
     -- џ весь к вашим услугам. Џостараюсь сделать все от  менЯ
зависЯщее, чтобы облегчить вам последние часы.
     -- Ќо почему вы пришли к нам? ‚ госпитале полно других.
     -- ЊенЯ  послали именно сюда, -- ответил он неопределенно.
€ тут же торопливо добавил: -- •отите  покурить?  “  менЯ  есть
сигареты  и даже сигары. -- Ћн протЯнул нам английские сигареты
и гаванские сигары, мы отказались. џ  пристально  посмотрел  на
него, он Явно смутилсЯ. џ сказал ему:
     -- ‚ы Явились сюда отнюдь не из милосердиЯ. џ вас узнал. ‚
тот день,  когда  менЯ  взЯли, Я видел вас во дворе казармы. ‚ы
были с фалангистами.
     џ собиралсЯ выложить ему все, но, к своему  удивлению,  не
стал    этого   делать:   бельгиец   внезапно   перестал   менЯ
интересовать. ђаньше если уж Я к кому-нибудь  цеплЯлсЯ,  то  не
оставлЯл  его  в  покое  так  просто.  Ђ  тут  желание говорить
бесследно исчезло.  џ  поджал  плечами  и  отвел  глаза.  —ерез
несколько   минут  поднЯл  голову  и  увидел,  что  бельгиец  с
любопытством наблюдает за мной. Ћхранники уселись  на  циновки.
„олговЯзый  Џедро не знал, куда себЯ деть от скуки, другой то и
дело вертел головой, чтобы не уснуть.
     -- Џринести лампу? -- неожиданно спросил Џедро.
     Ѓельгиец кивнул головой, и Я подумал, что интеллигентности
в нем не больше, чем в деревЯнном  чурбане,  но  на  злодеЯ  он
похож все-таки не был. ‚зглЯнув в его холодные голубые глаза, Я
решил,  что он подличает от недостатка воображениЯ. Џедро вышел
и вскоре вернулсЯ с керосиновой лампой и поставил  ее  на  край
скамьи.  Ћна  светила  скудно,  но  все  же это было лучше, чем
ничего. Ќакануне мы сидели в потемках. џ  долго  вглЯдывалсЯ  в
световой  круг  на потолке. ‚глЯдывалсЯ как завороженный. ‚друг
все это исчезло, круг света погас. џ очнулсЯ и  вздрогнул,  как
под невыносимо тЯжелой ношей. Ќет, это был не страх, не мысль о
смерти.  ќтому просто не было названиЯ. ‘кулы мои горели, череп
раскалывалсЯ от боли.
     џ поежилсЯ и  взглЯнул  на  своих  товарищей.  ’ом  сидел,
упрЯтав  лицо  в  ладони,  Я  видел  только  его  белый  тучный
загривок. Њаленькому •уану становилось все хуже:  рот  его  был
полуоткрыт,  ноздри вздрагивали. Ѓельгиец подошел и положил ему
руку на плечо: казалось, он  хотел  мальчугана  подбодрить,  но
глаза  его  оставались  такими  же  ледЯными. …го рука украдкой
скользнула  вниз  и  замерла  у  кисти.  •уан  не  шевельнулсЯ.
Ѓельгиец  сжал  ему  запЯстье  тремЯ  пальцами,  вид у него был
отрешенный, но при этом он слегка отступил,  чтобы  повернутьсЯ
ко  мне спиной. џ подалсЯ вперед и увидел, что он вынул часы и,
не отпускаЯ руки, с минуту глЯдел на них. Џотом он отстранилсЯ,
и рука •уана безвольно упала.  Ѓельгиец  прислонилсЯ  к  стене,
затем, как если бы он вспомнил о чем-то важном, вынул блокнот и
что-то  в  нем  записал. "‘волочь! -- в бешенстве подумал Я. --
Џусть только попробует щупать у менЯ пульс, Я ему тут  же  харю
разворочу".  Ћн  так  и  не  подошел  ко мне, но когда Я поднЯл
голову, то поймал на себе его взглЯд. џ не отвел глаз. Љаким-то
безынтонационным голосом он сказал мне:
     -- ‚ы не находите, что тут прохладно?
     …му и в  самом  деле  было  зЯбко:  физиономиЯ  его  стала
фиолетовой.
     -- Ќет, мне не холодно, -- ответил Я.
     Ќо  он не сводил с менЯ своего жесткого взглЯда. € вдруг Я
понЯл, в чем дело.  џ  провел  рукой  по  лицу:  его  покрывала
испарина.  ‚  этом  промозглом подвале, в самый разгар зимы, на
ледЯных  сквознЯках  Я  буквально  истекал  потом.  џ  потрогал
волосы: они были совершенно мокрые. џ почувствовал, что рубашку
мою хоть выжимай, она плотно прилипла к телу. ‚от уже не меньше
часа   менЯ   заливало  потом,  а  Я  этого  не  замечал.  ‡ато
скотина-бельгиец все прекрасно видел. Ћн  наблюдал,  как  капли
стекают  по  моему  лицу,  и навернЯка думал: вот свидетельство
страха, и страха  почти  патологического.  Ћн  чувствовал  себЯ
нормальным  человеком  и  гордилсЯ, что ему сейчас холодно, как
всЯкому нормальному человеку. Њне захотелось подойти и дать ему
в морду. Ќо при первом же движении мой стыд и Ярость исчезли, и
Я в полном равнодушии опустилсЯ на скамью. џ  ограничилсЯ  тем,
что  снова  вынул  платок  и  стал  вытирать  им  шею. ’еперь Я
Явственно  ощущал,  как  пот  стекает  с  волос,  и  это   было
неприЯтно.  ‚прочем, вскоре Я перестал утиратьсЯ: платок промок
насквозь, а пот все не иссЯкал. Њокрым был даже  зад,  и  штаны
мои прилипали к скамейке. € вдруг заговорил маленький •уан:
     -- ‚ы врач?
     -- ‚рач, -- ответил бельгиец.
     -- ‘кажите... а это больно и... долго?
     -- Ђх,  это...  когда...  Ќет, довольно быстро, -- ответил
бельгиец отеческим тоном.  “  него  был  вид  доктора,  который
успокаивает своего платного пациента.
     -- Ќо  Я слышал... мне говорили... что иногда... с первого
залпа не выходит.
     Ѓельгиец покачал головой:
     -- ’ак бывает,  если  первый  залп  не  поражает  жизненно
важных органов.
     -- € тогда перезарЯжают ружьЯ и целЯтсЯ снова?
     Ћн помедлил и добавил охрипшим голосом:
     --- € на это нужно времЯ?
     …го  терзал  страх  перед  физическим  страданием:  в  его
возрасте это естественно. џ же о  подобных  вещах  не  думал  и
обливалсЯ  потом  вовсе  не  из  страха  перед болью. џ встал и
направилсЯ к угольной куче. ’ом вздрогнул и взглЯнул на менЯ  с
ненавистью:  мои  башмаки  скрипели, это раздражало. џ подумал:
неужели мое лицо стало таким же серым?
     Ќебо было великолепно, свет не проникал в мой угол, стоило
мне взглЯнуть вверх, как Я увидел созвездие Ѓольшой  Њедведицы.
Ќо  теперь все было по-другому: раньше, когда Я сидел в карцере
архиепископства, Я мог видеть клочок неба  в  любую  минуту,  и
каждый раз оно пробуждало во мне различные воспоминаниЯ. “тром,
когда   небеса   были  пронзительно-голубыми  и  невесомыми,  Я
представлЯл атлантические плЯжи. ‚ полдень, когда солнце было в
зените, мне вспоминалсЯ севильский бар, где Я когда-то  попивал
мансанилью,  закусываЯ  анчоусами  и  оливками.  Џосле полуднЯ,
когда  Я  оказывалсЯ  в  тени,  припоминалась  глубокаЯ   тень,
покрывающаЯ половину арены, в то времЯ как другаЯ половина была
залита солнцем; и мне грустно было видеть таким способом землю,
отраженную  в  крохотном клочке неба. Ќо теперь Я глЯдел в небо
так, как хотел: оно не вызывало в памЯти решительно ничего. Њне
это больше нравилось. џ вернулсЯ на место и сел рЯдом с  ’омом.
Џомолчали.
     —ерез  некоторое времЯ он вполголоса заговорил. Њолчать он
просто не мог: только произносЯ слова вслух, он осознавал себЯ.
Џо-видимому, он обращалсЯ ко мне,  хотЯ  и  смотрел  куда-то  в
сторону.  Ћн,  несомненно,  боЯлсЯ  увидеть менЯ таким, каким Я
стал -- потным и пепельно-серым: теперь мы были похожи друг  на
друга, и каждый из нас стал длЯ другого зеркалом. Ћн смотрел на
бельгийца, на живого.
     -- ’ы в состоЯнии это понЯть? -- спросил он. -- џ нет.
     џ тоже заговорил вполголоса. € тоже поглЯдел на бельгийца.
     -- Ћ чем ты?
     -- Ћ  том,  что  вскоре  с  нами  произойдет такое, что не
поддаетсЯ пониманию. -- џ почувствовал,  что  от  ’ома  странно
пахнет.  ЉажетсЯ,  Я  стал ощущать запахи острее, чем обычно. џ
съЯзвил:
     -- Ќичего, скоро поймешь.
     Ќо он продолжал в том же духе:
     -- Ќет, это непостижимо.  џ  хочу  сохранить  мужество  до
конца,  но Я должен по крайней мере знать... ‡начит, так, скоро
нас выведут во  двор.  ќти  гады  выстроЯтсЯ  против  нас.  Љак
по-твоему, сколько их будет?
     -- Ќе знаю, может, пЯть, а может, восемь. Ќе больше.
     -- ‹адно.  Џусть  восемь.  €м крикнут: "Ќа прицел!" -- и Я
увижу восемь винтовок,  направленных  на  менЯ.  Њне  захочетсЯ
отступить  к  стене,  Я  прислонюсь  к ней спиной, изо всех сил
попытаюсь в нее втиснутьсЯ, а она будет отталкивать менЯ, как в
каком-то ночном кошмаре. ‚се это Я могу представить. € знал  бы
ты, до чего Ярко!
     -- ‡наю, -- ответил Я. -- џ представлЯю это не хуже тебЯ.
     -- ќто,  наверно, чертовски больно. ‚едь они метЯт в глаза
и рот, чтобы изуродовать лицо, -- голос его стал злобным. --  џ
ощущаю  свои  раны, вот уже час, как у менЯ болит голова, болит
шеЯ. € это не настоЯщаЯ боль,  а  хуже:  это  боль,  которую  Я
почувствую завтра утром. Ђ что будет потом?
     џ  прекрасно  понимал,  что  он  хочет  сказать, но мне не
хотелось, чтобы он об этом догадалсЯ. џ ощущал такую же боль во
всем теле, Я носил ее в себе, как маленькие рубцы и шрамы. џ не
мог к ним привыкнуть, но так же, как он, не придавал им особого
значениЯ.
     -- Џотом? -- сказал Я сурово. -- Џотом  тебЯ  будут  жрать
черви.
     „альше  он  говорил  как  бы с самим собой, но при этом не
сводил глаз с бельгийца. ’от, казалось,  ничего  не  слышал.  џ
понимал,  почему  он  здесь: наши мысли его не интересовали: он
пришел наблюдать за нашими телами, еще полными  жизни,  но  уже
агонизирующими.
     -- ќто   как  в  ночном  кошмаре,  --  продолжал  ’ом.  --
ЏытаешьсЯ о чем-то думать, и тебе кажетсЯ, что у тебЯ  выходит,
что  еще  минута  --  и  ты  что-то  поймешь,  а  потом все это
ускользает, испарЯетсЯ, исчезает. џ говорю себе: "Џотом?  Џотом
ничего  не  будет".  Ќо Я не понимаю, что это значит. Џорой мне
кажетсЯ, что Я почти понЯл... но тут все снова ускользает, и  Я
начинаю  думать  о  боли, о пулЯх, о залпе. џ материалист, могу
тебе в этом поклЯстьсЯ, и, поверь, Я  в  своем  уме  и  все  же
что-то  у  менЯ  не  сходитсЯ.  џ вижу свой труп: это не так уж
трудно, но вижу его все-таки џ,  и  глаза,  взирающие  на  этот
труп,  ЊЋ€  глаза.  џ  пытаюсь  убедить  себЯ в том, что больше
ничего не увижу и не услышу, а жизнь будет продолжатьсЯ --  длЯ
других.  Ќо  мы не созданы длЯ подобных мыслей. ‡наешь, мне уже
случалось бодрствовать ночи напролет, ожидаЯ  чего-то.  Ќо  то,
что  нас ожидает, Џабло, совсем другое. Ћно наваливаетсЯ сзади,
и быть к этому готовым попросту невозможно.
     -- ‡аткнись, -- сказал Я ему. --  Њожет,  позвать  к  тебе
исповедника?
     Ћн промолчал. џ уже заметил, что он любит пророчествовать,
называть менЯ по имени и говорить глухим голосом. ‚сего этого Я
не выносил,   но   что  поделаешь:  ирландцы  все  таковы.  Њне
показалось, что от него разит мочой. Џо  правде  говорЯ,  Я  не
испытывал  к  ’ому особой симпатии и не собиралсЯ менЯть своего
отношениЯ только потому, что нам предстоЯло умереть вместе,  --
мне  этого было недостаточно. џ знал людей, с которыми все было
бы иначе. Љ примеру, ђамона ѓриса. Ќо рЯдом с •уаном и ’омом  Я
чувствовал  себЯ  одиноким.  ‚прочем, менЯ это устраивало: будь
тут ђамон, Я  бы,  вероЯтно,  раскис.  Ђ  так  Я  был  тверд  и
рассчитывал  остатьсЯ  таким  до конца. ’ом продолжал рассеЯнно
жевать слова. Ѓыло совершенно очевидно: он говорил  только  длЯ
того,  чтобы  помешать себе думать. ’еперь от него несло мочой,
как от старого простатика. Ќо вообще-то  Я  был  с  ним  вполне
согласен,  все,  что  он  сказал, навернЯка мог бы сказать и Я:
умирать противоестественно. ‘ той минуты, как Я понЯл, что  мне
предстоит    умереть,    все    вокруг   стало   мне   казатьсЯ
противоестественным:  и  гора  угольной  крошки,  и  скамьЯ,  и
паскуднаЯ  рожа  Џедро. ’ем не менее Я не хотел об этом думать,
хотЯ прекрасно понимал, что всю эту ночь  мы  будем  думать  об
одном  и  том  же,  вместе  дрожать  и вместе истекать потом. џ
искоса взглЯнул на него, и впервые он показалсЯ  мне  странным:
лицо  его  было  отмечено  смертью. ѓордость моЯ была уЯзвлена:
двадцать четыре часа Я провел рЯдом с ’омом, Я его слушал, Я  с
ним говорил и все это времЯ был уверен, что мы с ним совершенно
разные  люди.  Ђ  теперь  мы  стали  похожи  друг на друга, как
близнецы, и только потому, что нам предстоЯло вместе подохнуть.
’ом взЯл менЯ за руку и сказал, глЯдЯ куда-то мимо:
     -- џ спрашиваю себЯ, Џабло... Я спрашиваю себЯ ежеминутно:
неужели мы исчезнем бесследно?
     џ высвободил руку и сказал ему:
     -- ЏоглЯди себе под ноги, свиньЯ.
     “ ног его была лужа, капли стекали по штанине.
     -- —то это? -- пробормотал он растерЯнно.
     -- ’ы напустил в штаны, -- ответил Я.
     -- ‚ранье! -- прокричал  он  в  бешенстве.  --  ‚ранье!  џ
ничего не чувствую.
     Џодошел бельгиец, лицемерно изображаЯ сочувствие.
     -- ‚ам плохо?
     ’ом не ответил. Ѓельгиец молча смотрел на лужу.
     -- Ќе знаю, как это вышло, -- голос ’ома стал Яростным. --
Ќо Я не боюсь. ЉлЯнусь чем угодно, не боюсь!
     Ѓельгиец  молчал.  ’ом встал и отправилсЯ мочитьсЯ в угол.
Џотом он вернулсЯ, застегиваЯ ширинку, снова сел  на  скамью  и
больше не проронил ни звука. Ѓельгиец принЯлсЯ за свои записи.
     Њы  смотрели  на него. ‚се трое. ‚едь он был живой! “ него
были жесты живого, заботы живого: он дрожал от  холода  в  этом
подвале,   как   и   подобает  живому,  его  откормленное  тело
повиновалось ему беспрекословно. Њы  же  почти  не  чувствовали
наших  тел,  а  если  и  чувствовали,  то  не  так, как он. Њне
захотелось пощупать свои штаны ниже ширинки, но  Я  не  решалсЯ
это сделать. џ смотрел на бельгийца, хозЯина своих мышц, прочно
стоЯщего  на своих гибких ногах, на человека, которому ничто не
мешает думать о завтрашнем дне. Њы были по  другую  сторону  --
три  обескровленных  призрака,  мы глЯдели на него и высасывали
его кровь, как вампиры. ’ут  он  подошел  к  маленькому  •уану.
’рудно  сказать,  отчего  ему  вздумалось погладить мальчика по
голове; возможно, из каких-то профессиональных  соображений,  а
может, в нем проснулась инстинктивнаЯ жалость. …сли так, то это
случилось единственный раз за ночь. Ћн потрепал •уана по голове
и шее, мальчик не противилсЯ, не сводЯ с него глаз, но внезапно
схватил  его  руку  и  уставилсЯ на нее с диким видом. Ћн зажал
руку бельгийца между ладонЯми, и в этом зрелище не было  ничего
забавного:  пара  серых  щипцов, а между ними холенаЯ розоватаЯ
рука. џ сразу понЯл, что должно  произойти,  и  ’ом,  очевидно,
тоже,  но  бельгиец  видел  в  этом  лишь порыв благодарности и
продолжал отечески улыбатьсЯ: € вдруг мальчик поднес эту пухлую
розовую руку к губам и попыталсЯ  укусить  ее.  Ѓельгиец  резко
вырвал  руку  и,  споткнувшись,  отскочил  к стене. ‘ минуту он
глЯдел на нас глазами, полными ужаса: наконец-то до него дошло,
что  мы  не  такие  люди,  как  он.  џ  расхохоталсЯ,  один  из
охранников  так  и подскочил от неожиданности. „ругой продолжал
спать, через полузакрытые веки поблескивали белки. џ чувствовал
себЯ усталым и перевозбужденным. Њне больше не хотелось  думать
о том, что произойдет на рассвете, не хотелось думать о смерти.
‚се равно ее нельзЯ было соотнести ни с чем, а слова были пусты
и  ничего не значили. Ќо как только Я попыталсЯ думать о чем-то
стороннем, Я отчетливо увидел нацеленные на менЯ ружейные дула.
Ќе менее двадцати раз Я мысленно пережил свой расстрел, а  один
раз  мне  даже  почудилось, что это происходит наЯву: видимо, Я
слегка прикорнул. ЊенЯ тащили к стене, Я отбивалсЯ  и  молил  о
пощаде.  ’ут  Я  разом  проснулсЯ  и  взглЯнул  на бельгийца: Я
испугалсЯ, что мог  во  сне  закричать.  Ќо  бельгиец  спокойно
поглаживал  свои  усики,  он  Явно ничего не заметил. …сли бы Я
захотел, то мог бы малость вздремнуть: Я не  смыкал  глаз  двое
суток  и  был  на  пределе.  Ќо мне не хотелось терЯть два часа
жизни: они растолкают менЯ на рассвете, выведут обалдевшего  от
сна  во  двор  и  прихлопнут  так  быстро,  что Я не успею даже
пикнуть. ќтого Я не хотел, Я не хотел, чтоб менЯ прикончили как
животное, сначала Я должен уЯснить, в чем суть. €  потом  --  Я
боЯлсЯ   кошмаров.   џ   встал,   прошелсЯ  взад-вперед,  чтобы
переменить мысли, попыталсЯ  припомнить  прошлое.  €  тут  менЯ
беспорЯдочно обступили воспоминаниЯ. Ћни были всЯкие: и хорошие
и  дурные.  ‚о  всЯком  случае  такими они мне казались „Ћ. Њне
припомнились разные случаи, промелькнули знакомые лица. џ снова
увидел лицо молоденького новильеро, которого  вскинул  на  рога
бык  во  времЯ  воскресной  Ярмарки  в  ‚аленсии, Я увидел лицо
одного из своих дЯдюшек, лицо ђамона ѓриса. џ вспомнил, как три
месЯца шаталсЯ без работы в двадцать шестом году, как буквально
подыхал с голоду. џ вспомнил скамейку  в  ѓранаде,  на  которой
однажды  переночевал: три днЯ у менЯ не было ни крохи во рту, Я
бесилсЯ, Я не хотел умирать. Џрипомнив все это, Я улыбнулсЯ.  ‘
какой   ненасытной   жадностью   охотилсЯ  Я  за  счастьем,  за
женщинами, за свободой. Љ  чему?  џ  хотел  быть  освободителем
€спании,   преклонЯлсЯ   перед   Џи-и-Њаргалем,  Я  примкнул  к
анархистам, выступал на митингах; все это Я  принимал  всерьез,
как  будто  смерти  не  существовало.  ‚ эти минуты у менЯ было
такое ощущение, как будто всЯ моЯ жизнь была передо мной как на
ладони, и Я подумал: какаЯ гнуснаЯ ложь! ЊоЯ жизнь не стоила ни
гроша, ибо она была заранее обречена. џ спрашивал себЯ:  как  Я
мог  слонЯтьсЯ  по  улицам,  волочитьсЯ  за женщинами, если б Я
только мог предположить,  что  сгину  подобным  образом,  Я  не
шевельнул  бы  и мизинцем. ’еперь жизнь была закрыта, завЯзана,
как мешок, но все в ней было не закончено, не завершено. џ  уже
готов  был  сказать: и все же это была прекраснаЯ жизнь. Ќо как
можно оценивать набросок, черновик -- ведь Я ничего не понЯл, Я
выписывал векселЯ под залог вечности. џ ни о чем не сокрушалсЯ,
хотЯ было множество вещей, о  которых  Я  мог  бы  пожалеть:  к
примеру, мансанильЯ или купанье в крохотной бухточке неподалеку
от Љадиса, но смерть лишила все это былого очарованиЯ.
     ‚незапно бельгийцу пришла в голову блестЯщаЯ мысль.
     -- „рузьЯ  мои,  --  сказал  он,  -- Я готов взЯть на себЯ
обЯзательство -- если, конечно, военнаЯ администрациЯ будет  не
против -- передать несколько слов людЯм, которые вам дороги...
     ’ом пробурчал:
     -- “ менЯ никого нет.
     џ  промолчал.  ’ом  выждал мгновение, потом с любопытством
спросил:
     -- Љак, ты ничего не хочешь передать Љонче?
     -- Ќет.
     џ не выносил подобных разговоров. Ќо тут, кроме себЯ,  мне
некого было винить: Я говорил ему о Љонче накануне, хотЯ обЯзан
был сдержатьсЯ. џ пробыл с ней год. …ще вчера Я положил бы руку
под  топор  ради  пЯтиминутного  свиданиЯ  с ней. Џотому-то Я и
заговорил о ней с ’омом: это было сильнее менЯ. Ќо сейчас Я уже
не хотел ее видеть, мне было бы нечего ей сказать. џ  не  хотел
бы  даже обнЯть ее: мое тело внушало мне отвращение, потому что
оно было землисто-серым и липким, и Я не уверен, что  такое  же
отвращение  мне  не  внушило бы и ее тело. “знав о моей смерти,
Љонча заплачет, на несколько месЯцев она утратит вкус к  жизни.
€  все  же  умереть  должен  именно џ. џ вспомнил ее прекрасные
нежные глаза: когда она смотрела на менЯ, что-то переходило  от
нее  ко мне. Ќо с этим было покончено: если бы она взглЯнула на
менЯ теперь, ее взглЯд осталсЯ бы при ней, до менЯ он бы просто
не дошел. џ был одинок.
     ’ом тоже был одинок, но совсем по-другому.  Ћн  присел  на
корточки  и с какой-то удивленной полуулыбкой стал разглЯдывать
скамью. Ћн прикоснулсЯ к ней рукой  так  осторожно,  как  будто
боЯлсЯ  что-то  разрушить,  потом отдернул руку и вздрогнул. Ќа
месте ’ома Я не стал  бы  развлекатьсЯ  разглЯдыванием  скамьи,
скорее  всего  это была все та же ирландскаЯ комедиЯ. Ќо Я тоже
заметил, что предметы стали выглЯдеть как-то странно: они  были
более   размытыми,  менее  плотными,  чем  обычно.  ‘тоило  мне
посмотреть на скамью, на лампу, на кучу  угольной  крошки,  как
становилось  Ясно:  менЯ  не  будет. ђазумеетсЯ, Я не мог четко
представить свою смерть, но Я  видел  ее  повсюду,  особенно  в
вещах,  в  их  стремлении  отдалитьсЯ  от  менЯ  и держатьсЯ на
расстоЯнии -- они это  делали  неприметно,  тишком,  как  люди,
говорЯщие  шепотом  у  постели умирающего. € Я понимал, что ’ом
только что нащупал на скамье ‘‚Ћћ смерть. …сли бы в  ту  минуту
мне  даже  объЯвили,  что  менЯ  не  убьют и Я могу преспокойно
отправитьсЯ восвоЯси, это не нарушило бы моего безразличиЯ:  ты
утратил  надежду  на  бессмертие,  какаЯ  разница, сколько тебе
осталось ждать -- несколько часов  или  несколько  лет.  ’еперь
менЯ  ничто не привлекало, ничто не нарушало моего спокойствиЯ.
Ќо это было ужасное спокойствие, и виной тому  было  мое  тело:
глаза  мои  видели,  уши  слышали,  но это был не Я -- тело мое
одиноко дрожало и обливалось потом, Я больше  не  узнавал  его.
Ћно было уже не мое, а чье-то, и мне приходилось его ощупывать,
чтобы  узнать,  чем  оно  стало. ‚ременами Я его все же ощущал:
менЯ охватывало такое чувство, будто  Я  куда-то  соскальзываю,
падаю,   как   пикирующий  самолет,  Я  чувствовал  как  бешено
колотитсЯ мое сердце. ќто менЯ отнюдь не утешало: все, что было
свЯзано с жизнью моего  тела,  казалось  мне  каким-то  липким,
мерзким, двусмысленным. Ќо в основном оно вело себЯ смирно, и Я
ощущал   только  странную  тЯжесть,  как  будто  к  груди  моей
прижалась какаЯ-то страннаЯ  гадина,  мне  казалось,  что  менЯ
обвивает гигантский червЯк. џ пощупал штаны и убедилсЯ, что они
сырые:  Я так и не понЯл, пот это или моча, но на всЯкий случай
помочилсЯ на угольную кучу.
     Ѓельгиец вынул из кармана  часы  и  взглЯнул  на  них.  Ћн
сказал:
     -- Џоловина четвертого.
     ‘волочь, он сделал это специально! ’ом так и подпрыгнул --
мы как-то  забыли,  что времЯ идет: ночь обволакивала нас своим
зыбким  сумраком,  и  Я  никак  не  мог  вспомнить,  когда  она
началась.
     Њаленький •уан начал голосить. Ћн заламывал руки и кричал:
     -- џ не хочу умирать, не хочу умирать!
     ЏростираЯ руки, он бегом пересек подвал, рухнул на циновку
и зарыдал.   ’ом   взглЯнул   на   него  помутневшими  глазами:
чувствовалось, что у него нет ни малейшего желаниЯ утешать.  „а
это  было  и  ни  к  чему;  хотЯ  мальчик шумел больше нас, его
страдание было менее тЯжким. Ћн вел себЯ как  больной,  который
спасаетсЯ  от  смертельной болезни лихорадкой. ‘ нами было куда
хуже.
     Ћн плакал, Я видел, как ему было жалко  себЯ,  а  о  самой
смерти он, в сущности, не думал. Ќа мгновение, на одно короткое
мгновение мне показалось, что Я заплачу тоже, и тоже от жалости
к  себе.  Ќо случилось обратное: Я взглЯнул на мальчика, увидел
его  худые  вздрагивающие  плечи  и  почувствовал,   что   стал
бесчеловечным  -- Я был уже не в состоЯнии пожалеть ни себЯ, ни
другого. џ сказал себе: ты должен умереть достойно.
     ’ом поднЯлсЯ, стал как раз  под  открытым  люком  и  начал
всматриватьсЯ  в  светлеющее  небо.  џ  же  продолжал твердить:
умереть достойно, умереть достойно -- больше  Я  ни  о  чем  не
думал.  Ќо с того момента, как бельгиец напомнил нам о времени,
Я невольно ощущал, как оно течет,  течет  и  утекает  каплЯ  за
каплей. Ѓыло еще темно, когда ’ом сказал:
     -- ’ы слышишь?
     -- „а.
     ‘о двора доносились звуки шагов.
     -- Љакого  черта  они  там шатаютсЯ! ‚едь не станут же они
расстреливать нас в потемках.
     —ерез минуту все стихло. џ сказал ’ому:
     -- ‘ветает.
     Џедро, позевываЯ, поднЯлсЯ,  задул  лампу  и  обернулсЯ  к
своему приЯтелю:
     -- Џродрог как собака.
     Џодвал   погрузилсЯ   в  сероватый  полумрак.  Њы  услышал
отдаленные выстрелы.
     -- ЌачинаетсЯ, -- сказал Я  ’ому.  --  Џо-моему,  они  это
делают на заднем дворе.
     ’ом  попросил  у  бельгийца  сигарету.  џ  воздержалсЯ: не
хотелось ни курева, ни спиртного. ‘ этой  минуты  они  стрелЯли
беспрерывно.
     -- ЏонЯл? -- сказал ’ом.
     Ћн  хотел что-то добавить, но замолк и посмотрел на дверь.
„верь отворилась, и вошел лейтенант с четырьмЯ  солдатами.  ’ом
выронил сигарету.
     -- ‘тейнбок?
     ’ом не ответил. Џедро кивнул в его сторону.
     -- •уан Њирбаль?
     -- ’от, что на циновке.
     -- ‚стать! -- выкрикнул лейтенант.
     •уан  не  шелохнулсЯ. „вое солдат схватили его под мышки и
поставили на ноги. Ќо как только они его отпустили, •уан  снова
упал. ‘олдаты стоЯли в нерешительности.
     -- ќто уже не первый в таком виде, -- сказал лейтенант. --
ЏридетсЯ его нести, ничего, все будет в порЯдке.
     Ћн повернулсЯ к ’ому:
     -- ‚ыходи.
     ’ом вышел, два солдата по бокам. „ва других взЯли •уана за
плечи  и  лодыжки  и  вышли вслед за ними. •уан был в сознании,
глаза широко раскрыты, по щекам текли слезы. Љогда Я  шагнул  к
двери, лейтенант остановил менЯ:
     -- ќто вы -- €ббиета?
     -- „а.
     -- ЏридетсЯ подождать. ‡а вами скоро придут.
     Ћн  вышел.  Ѓельгиец и два охранника последовали за ним. џ
осталсЯ один. Њне было неЯсно, что происходит, Я предпочел  бы,
чтоб  они  покончили  со  всем  этим  сразу. „о менЯ доносились
залпы, промежутки между ними были почти одинаковы. € каждый раз
Я вздрагивал. •отелось выть  и  рвать  на  себе  волосы.  Ќо  Я
стиснул  зубы и сунул руки в карманы: надо держатьсЯ. —ерез час
за мной пришли и провели на первый этаж  в  маленькую  комнату,
где пахло сигарами и было так душно, что Я едва не задохсЯ. „ва
офицера  покуривали, развалЯсь в креслах, на коленЯх у них были
разложены бумаги.
     -- ’воЯ фамилиЯ €ббиета?
     -- „а.
     -- ѓде скрываетсЯ ђамон ѓрис?
     -- Ќе знаю.
     ’от, что менЯ спрашивал, был толстенький коротышка.  ѓлаза
его жестко всматривались в менЯ из-под очков. Ћн сказал:
     -- Џодойди.
     џ  подошел.  Ћн  поднЯлсЯ и посмотрел на менЯ так свирепо,
будто  хотел,  чтоб  Я  провалилсЯ  в  преисподнюю,   и   начал
выкручивать  мне  руки. Ћн делал это вовсе не потому, что желал
причинить мне  боль,  он  просто  играл:  ему  было  необходимо
ощущать себЯ властелином. Ћн приблизил свое лицо и обдавал менЯ
гнилостным  дыханием.  ќто  продолжалось  с  минуту,  и  Я едва
удерживалсЯ  от  смеха.  „лЯ  того,  чтобы  испугать  человека,
который  сейчас  умрет, нужно что-нибудь посильнее, так что тут
он сыграл довольно слабо. Џотом он резко оттолкнул менЯ и снова
сел. Ћн сказал:
     -- €ли ты, или он. …сли скажешь, где он, будешь жить.
     € все же этим  типам  в  их  галстуках  и  сапожищах  тоже
предстоЯло  помереть.  Џравда, позже, чем мне, но в сущности не
намного. Ћни выуживали  из  своих  бумаг  какие-то  имена,  они
гонЯлись  за  людьми,  чтобы посадить их или расстрелЯть: у них
были свои взглЯды на будущее €спании и  на  многое  другое.  €х
деловитаЯ   прыть   коробила  менЯ  и  казалась  комичной,  они
выглЯдели спЯтившими, и Я не хотел бы оказатьсЯ на их месте.
     ‘мехотворный толстЯк-коротышка неотрывно смотрел на  менЯ,
похлопываЯ  хлыстом  по  сапогу.  ‚се  его  движениЯ были точно
рассчитаны: ему хотелось производить впечатление лютого зверЯ.
     -- Ќу что, ты понЯл?
     -- Њне неизвестно, где  сейчас  ѓрис,  --  ответил  Я.  --
Њожет, в Њадриде.
     „ругой  офицер  вЯло  поднЯл руку. € эта вЯлость тоже была
рассчитанной. џ отлично видел все их загодЯ продуманные  приемы
и  поражалсЯ,  что  находЯтсЯ  люди, которым все это доставлЯет
удовольствие.
     -- Њы даем вам четверть часа на размышление, -- сказал он,
-- отведите его  в  бельевую,  через  четверть  часа  приведите
обратно. …сли будет запиратьсЯ, расстрелЯйте немедленно.
     ‘волочи,  они знали, что делают: Я провел в ожидании ночь,
потом  менЯ  заставили  просидеть  еще  час  в  подвале,   пока
расстреливали  •уана и ’ома, а теперь они намеревались запереть
менЯ в бельевой -- несомненно они  подготовили  эту  штуку  еще
вчера.  Ћни  решили,  что  нервы  мои  не  выдержат  всех  этих
проволочек и Я сломаюсь. Ќо тут они дали  маху.  ђазумеетсЯ,  Я
знал,  где  скрываетсЯ  ѓрис.  Ћн  прЯталсЯ  у своих двоюродных
братьев, в четырех километрах от города. ’ак же хорошо Я  знал,
что не выдам его убежище, если только они не начнут менЯ пытать
(но,  кажетсЯ, они об этом не помышлЯли). ‚се это было длЯ менЯ
стопроцентно Ясно, не вызывало сомнений и, в  общем,  нисколько
не  интересовало.  €  все же мне хотелось понЯть, почему Я веду
себЯ так, а не иначе. Џочему  Я  предпочитаю  сдохнуть,  но  не
выдать ђамона ѓриса? Џочему? ‚едь Я больше не любил ђамона. ЊоЯ
дружба к нему умерла на исходе ночи: тогда же, когда умерли моЯ
любовь  к  Љонче  и  мое  желание  жить.  Љонечно, Я всегда его
уважал: это был человек стойкий. € все-таки вовсе не  потому  Я
согласилсЯ  умереть  вместо  него:  его жизнь стоила мне дороже
моей -- любаЯ жизнь не стоит ни гроша. Љогда человека толкают к
стене и палЯт по нему, пока он не издохнет: кто бы это  ни  был
-- Я,  или  ђамон  ѓрис,  или  кто-то  третий -- все в принципе
равноценно. џ прекрасно знал, что он  был  нужнее  €спании,  но
теперь  мне  было  начхать  и  на €спанию, и на анархизм: ничто
больше не имело значениЯ. € все-таки Я  здесь,  Я  могу  спасти
свою  шкуру,  выдав  ђамона  ѓриса,  но  Я  этого не делаю. Њое
ослиное упрЯмство казалось мне почти забавным. џ  подумал:  "Ќу
можно  ли  быть таким болваном!" џ даже как-то развеселилсЯ. ‡а
мной снова пришли  и  повели  в  ту  же  комнату.  “  ног  моих
прошмыгнула  крыса,  это  менЯ  тоже  позабавило. џ обернулсЯ к
одному из фалангистов:
     -- ѓлЯди, крыса.
     Љонвойный не ответил.  Ћн  был  мрачен,  он  все  принимал
всерьез.  Њной  овладело желание расхохотатьсЯ, но Я сдержалсЯ:
побоЯлсЯ, что если начну, то не смогу  остановитьсЯ.  ”алангист
был усат. џ сказал ему:
     -- ‘брей усы, кретин.
     Њне  показалось  смешным,  что  человек  допускает еще при
жизни, чтоб лицо его  обрастало  шерстью.  Ћн  лениво  дал  мне
пинка, Я замолчал.
     -- Ќу что, -- спросил толстЯк, -- ты надумал?
     џ   взглЯнул  на  него  с  любопытством,  как  смотрЯт  на
редкостное насекомое, и ответил:
     -- „а, Я знаю, где он. Ћн прЯчетсЯ на кладбище.  ‚  склепе
ил в домике сторожа.
     Њне захотелось напоследок разыграть их. џ хотел поглЯдеть,
как они вскочат, нацепЯт свои портупеи и станут с деловым видом
сыпать приказами. Ћни действительно повскакали с мест.
     -- Џошли.  Њолес, возьмите пЯтнадцать человек у лейтенанта
‹опеса.
     -- …сли это правда, -- сказал коротышка, -- Я сдержу  свое
слово. Ќо если ты нас водишь за нос, тебе не поздоровитсЯ.
     Ћни  с  грохотом  выскочили  из комнаты, а Я осталсЯ мирно
сидеть под охраной фалангистов. ‚ремЯ от времени  Я  ухмылЯлсЯ:
забавно  было  представлЯть,  как  они  мчатсЯ  во  весь опор к
кладбищу. Њне казалось, что Я поступил очень остроумно. џ  живо
представлЯл,  как  они  распахивают  двери склепов, приподымают
могильные камни. џ видел все это  сторонним  взглЯдом:  упрЯмый
арестант,  вздумавший  корчить  из  себЯ героЯ, солидные усатые
фалангисты и люди в военной форме, шнырЯющие  среди  могил,  --
поистине  уморительнаЯ картина. —ерез полчаса толстЯк вернулсЯ.
џ подумал: сейчас  он  прикажет  менЯ  расстрелЯть.  Ћстальные,
очевидно,  остались на кладбище. Ќо офицер внимательно поглЯдел
на менЯ. Ћн вовсе не выглЯдел одураченным.
     -- Ћтведите его на главный двор, к  остальным,  --  сказал
он.  --  Џосле  окончаниЯ  боевых  действий  его  судьбу  решит
трибунал.
     џ подумал, что не так его понЯл. џ спросил:
     -- Љак, разве менЯ не расстрелЯют?
     -- ‚о всЯком случае не сейчас. € потом это уже не по  моей
части.
     џ все еще не понимал.
     -- Ќо почему?
     Ћн  молча передернул плечами, солдаты увели менЯ. Ќа общем
дворе толпилось около  сотни  арестованных:  старики,  дети.  ‚
полном недоумении Я принЯлсЯ бродить вокруг центральной клумбы.
‚ полдень нас повели в столовую. „вое или трое пытались со мной
заговорить.  Ћчевидно,  мы  были знакомы, но Я им не отвечал: Я
больше не понимал, где Я и что.  Љ  вечеру  во  двор  втолкнули
дюжину новых арестантов. ‘реди них Я узнал булочника ѓарсиа. Ћн
крикнул мне:
     -- Ђ ты везучий! ‚от уж не думал увидеть тебЯ живым.
     -- Ћни  приговорили менЯ к расстрелу, -- отозвалсЯ Я, -- а
потом передумали. Ќе могу понЯть почему.
     -- ЊенЯ взЯли в два часа, -- сказал ѓарсиа.
     -- ‡а что?
     ѓарсиа политикой не занималсЯ.
     -- ЏонЯтиЯ не имею, --  ответил  ѓарсиа,  --  они  хватают
каждого, кто думает не так, как они.
     Ћн понизил голос:
     -- ѓрис попалсЯ.
     џ вздрогнул.
     -- Љогда?
     -- ‘егоднЯ   утром.  Ћн  свалЯл  дурака.  ‚  среду  вдрызг
разругалсЯ с братцем и ушел от него. †елающих его приютить было
хоть отбавлЯй, но он никого не захотел  ставить  под  удар.  Ћн
сказал  мне:  "џ бы спрЯталсЯ у €ббиеты, но раз его арес