та, которые критик признал бы возможными в
"действительности" в такой степени, что поверил бы в
сказку, даже если бы нашлись другие упоминаниЯ о ней как о
сказке, или это мнение должно основыватьсЯ на существовании
веских исторических свидетельств о том, что действительнаЯ жизнь
Ѓерты не имела ничего общего со сказкой, так что критик не поверил
бы сказке, даже если бы допускал, что такое возможно в
"реальной жизни". Ќи у кого, Я думаю, не возникло бы сомнений,
что, как гласит предание, архиепископ Љентерберийский
подскользнулсЯ на банановой кожуре, поскольку в подобные
смешные конфузы, если верить преданиЯм, неоднократно попадали
многие люди, особенно благородные пожилые джентльмены. Љритик
не поверил бы в эту историю, если бы нашел в ней упоминание,
о том, что архиепископу ЯвилсЯ ангел (или фэйри) и сказал, что
он поскользнетсЯ, если в пЯтницу наденет гетры. Љритик также
не поверил бы этой истории, даже если было бы установлено, что
это происшествие случилось в период, скажем, между 1940 и 1945
годами. „овольно об этом. ќтот вывод очевиден и сделан уже
давно, но Я рискну еще раз использовать его (хотЯ это слегка
не соответствует моей цели), так как этим выводом часто
пренебрегают те, кто занимаетсЯ истоками сказок.
   ’ак как же насчет банановой кожуры? Ќам она будет интересна
только в случае, если ее отвергнут историки. Ћна становитсЯ
гораздо полезнее, когда ее отбрасывают. €сторик скорее всего
скажет, что историЯ с банановой кожурой "стала свЯзыватьсЯ с
именем Ђрхиепископа", так же как он утверждает, опираЯсь на
весомое свидетельство, что "сказка "Џастушка гусей" в
дальнейшем стала свЯзыватьсЯ с именем Ѓерты". ’акие заЯвлениЯ
довольно безобидны в той области, котораЯ стала известна как
"историЯ". Ќо соответствует ли описание событиЯ тому, что
действительно произошло в процессе созданиЯ сказки? ‹ично Я
так не думаю. Њне кажетсЯ, что ближе к истине будет
утверждение, что имЯ Ђрхиепископа стали свЯзывать с банановой
кожурой или что Ѓерта постепенно превратилась в Џастушку
ѓусей. Ђ еще лучше сказать, что мать Љарла ‚еликого и
Ђрхиепископ были положены в ѓоршок и, на самом-то деле, попали
в ‘уп. Ћни оказались всего лишь приправами, добавленными в
бульон. „лЯ них это высокаЯ честь, поскольку в ‘упе варитсЯ
многое, что старше, важнее, красивее, смешнее, страшнее, чем
было бы само по себе (если рассматривать это как факты
истории).
   ЉажетсЯ совершенно очевидными, что Ђртур, действительно
существовавшее лицо (хотЯ, вполне вероЯтно, не особо
значительное), также попал в ѓоршок. ’ам он долго
кипЯтилсЯ вместе с другими, более старыми персонажами и
сюжетами из мифологии и ”аерии и другими затерЯнными
историческими костЯми (такими, как оборона Ђльфреда от
датчан), пока не вышел оттуда Љоролем ”аерии. ЏодобнаЯ историЯ
произошла с великим ‘еверным "артурианским" двором
королей-защитников „ании, или, по древнеанглийской традиции,
‘килдингов. Љороль •родгар и его семьЯ имеют много Явных
отметин истории, даже больше, чем Ђртур, тем не менее в более
старых (английских) сообщениЯх они ассоциируютсЯ со многими
персонажами и событиЯми волшебной сказки: они побывали в
ѓоршке. Ќо Я обращаюсь теперь к следам старейших записанных
английских сказок, несмотрЯ на факт, что они мало известны в
Ђнглии, не длЯ того, чтобы обсудить превращение
мальчика-медведЯ в рыцарЯ Ѓеовульфа или объЯснить вторжение
людоеда ѓренделЯ в королевский зал •родгара. џ хочу указать
на кое-что еще, что соедржит эта традициЯ: отдельный наводЯщий
на размышление пример отношениЯ "элемента волшебной сказки" к
богам, королЯм и безымЯнным людЯм, иллюстрирующий (как Я
думаю) мнение, что этот элемент не возникает и не исчезает, но
существует там, в Љотле €стории и ждет великих персонажей из
Њифов €стории и пока безымЯнных …го или …е, ждет того момента,
когда их бросЯт в кипЯщий бульон, всех вместе или по
очереди, не различаЯ значениЯ и старшинства.
   ‡лейшим врагом королЯ •родгара был ”рода, король •етобардов.
…ще в странной истории дочери •родгара ”ревару мы слышим
отголоски сказки, необычной длЯ северных героических легенд:
сын врага ее дома - €нгельд, сын ”роды - влюбилсЯ в нее и
женилсЯ на ней, вызвав тем самым множество бедствий.
ќто чрезвычайно интересно и значительно. ‚ основании этой
древней кровной вражды просвечивает фигура бога, которого
скандинавы зовут ”реем (ѓосподом) или €нгви-фреем, а англы -
€нгом (в древней ‘еверной мифологии и религии бог плодородиЯ и зерна).
‚ражда королевских домов свЯзана со свЯщенными местами культа
этой религии. €нгельд и ”рода - в самих именах слышна свЯзь с этой
враждой. ”ревару расшифровываетсЯ как "защита ѓоспода". „ругой
важный момент из историй о ”рее (историЯ рассказана гораздо
позже, на староисландском) - историЯ, где он влюбилсЯ издали
в ѓердру, дочь великана ѓимира, врага богов, а позже женилсЯ
на ней. ђазве это доказывает, что любовь €нгельда и ”ревару,
да и сами они - "просто миф"? џ думаю, что нет. €сториЯ часто
похожа на "миф", потому что оба эти понЯтиЯ в конечном счете
состоЯт из одного и того же вещества. „опустим, что €нгельда и
”ревару никогда не было на свете, а если они и существовали,
то они никогда не любили друг друга, значит, свою сказку они
заимствовали от мужчины и женщины, чьих имен не сохранила
историЯ, или, сказать точнее, попали в их сказку. €х кинули в
Љотел, где много вещей, обладающих великой силой, кипит
столетиЯми на медленном огне, одна из которых -
‹юбовь-‘-Џервого-‚зглЯда. ’оже самое происходит и с богами.
…сли бы юноша не влюбилсЯ в случайно встреченную незнакомую
девушку и далее не обнаружил бы старую вражду родов, вставшую
между ними и их любовью, тогда и бог ”рей с трона Ћдина
никогда бы не разглЯдел и не полюбил ѓердру, дочь великана.
ѓоворЯ о Љотле, не стоит забывать о Џоварах. ‚ Љотле много
всЯкой всЯчины, и нельзЯ сказать, что Џовара черпают ковшом
наугад. €х выбор важен. ‚ конце концов боги есть боги, и это
вопрос деталей, что именно сказки говорЯт о них. ’ак что мы
можем допустить, что вероЯтнее всего сказка будет рассказывать
о любви сына исторического королЯ, а это событие, естественно,
произойдет в исторически существовавшей королевской семье,
обычаи которой похожи на обычаи семей ‡олотого ”реЯ и ‚анира,
скорее, чем на обычаи Ћдина-‚арвара, —ародеЯ, кормЯщего
ненасытное воронье, ЏовелителЯ “битых. Ќеудивительно, что
<I>заговаривать</I> означает и рассказывать сказку, и наводить
чары на живых людей.
   Ќо когда мы закончили наши исследованиЯ - собирание и
сравнивание сказок из множества мест, это можно сделать, -
объЯснили повторЯющиесЯ элементы, встречающиесЯ в разных
волшебных сказках (мачехи, заколдованные быки и медведи,
ведьмы-людоедки, запреты на имена и так далее) как остатки
древних ритуалов, некогда совершавшихсЯ в повседневной жизни,
или верований, бывших некогда именно верованиЯми, а не
"фантазиЯми", - остаетсЯ еще один момент, о котором часто
забывают: и <I>сейчас</I> сказки производЯт свое воздействие
всеми входЯщими в них элементами, такими как они есть.
   ‚о-первых, они <I>стары</I>, и их древность привлекательна сама
по себе. Љрасота и ужас "Њожжевелового дерева" с его
изысканным трагическим началом, отвратительным людоедским
варевом, ужасными костЯми, сверкающим мстительным
духом-птицей, возникающим из тумана, который поднимаетсЯ от
дерева - все это осталось со мной с детства, и тем не менее
главный дух этой сказки всегда свЯзываетсЯ не с красотой и
ужасом, но с расстоЯнием и бездной во времени, неизмеримой
даже двумЯ тысЯчами лет. Ѓез костей и тушеной человечины, от
которой детей часто оберегают, читаЯ им смЯгченную версию
Ѓратьев ѓримм<$FЌе следует оберегать их от этого - уж лучше
оберегать от всей сказки, пока их восприЯтие не станет
сильнее.> - это видение многое терЯет. џ не помню, что
когда-либо был травмирован ужасом из <I>окружениЯ волшебных
сказок</I>, из каких бы мрачных верований и обрЯдов древности
они ни пришли. ‘ейчас такие сказки имеют мифический или общий
(неанализируемый) эффект, абсолютно никак не относЯщийсЯ к
поискам ‘равнительной ”ольклористики, который она не сможет ни
испортить, ни объЯснить; они открывают дверь в „ругие ‚ремена,
и если мы проходим через нее, лишь на мгновение оказываемсЯ по
ту сторону двери, вне нашего собственного времени, вне ‚ремени
вообще, может быть.
   …сли мы задержимсЯ, чтобы не просто заметить, что эти старые
элементы до сих пор сохранЯютсЯ, но чтобы задуматьсЯ,
<I>как</I> они сохранЯютсЯ, то, как мне кажетсЯ, мы должны
заключить, что это происходит часто, если не всегда, именно
из-за литературного эффекта. Ќе мы и даже не ЃратьЯ ѓримм
первыми почувствовали это. ‚олшебные сказки, без сомнениЯ,
такаЯ порода, из которой никто, кроме опытного геолога, не
извлечет полезных ископаемых. „ревний элемент может быть
выброшен, забыт, потерЯн или заменен другими ингридиентами с
большой легкостью, как показывают сравнениЯ сказок с
относительно близкими вариантами. ’о, что было там, часто
может быть сохранено (или вставлено), потому что устный
рассказчик инстинктивно или сознательно чувствует их
литературную значимость.<$F‘м. замечание в конце.> „аже когда
запрет в волшебной сказке, как можно догадатьсЯ, заимствован
из каких-то табу, существовавших некогда, вероЯтно, он
сохранЯетсЯ в исторически более поздних вариантах
сказки благодарЯ огромной мифической значимости запрета.
Љонечно, смысл этой значимости может заключатьсЯ в самих табу.
’ы не должен - или будешь ввергнут в бесконечные беды. „аже
в самых нежных "детских сказках" встречаютсЯ запреты: Љролика
Џитера прогнали из сада, беднЯга потерЯл свое голубое пальто и
заболел. ‡апертаЯ „верь остаетсЯ вечным €скушением.
        „…’€
   ’еперь Я перехожу к детЯм, и мы рассмотрим последний, самый
важный из трех вопросов: каковы, если они вообще есть,
значение и роль сказок <I>сегоднЯ</I>. ЏринЯто считать, что длЯ
сказок дети - самаЯ естественнаЯ и подходЯщаЯ аудиториЯ.
Ћбозреватели часто позволЯют себе шутить о сказках, которые,
по их мнению, можно читать и взрослым длЯ собственного
удовольствиЯ: "ќта книга длЯ детей в возрасте от шести до
шестидесЯти". Ќо Я еще ни разу не слышал незаслуженной похвалы
подобного рода, например, новой модели машины: "развлекает
детей от семнадцати до семидесЯти", хотЯ, по-моему, это было
бы более уместно. ‘уществует ли <I>специфическаЯ</I> свЯзь
между детьми и сказками? Ќужно ли обращать внимание на то, что
взрослый читает их длЯ собственного удовольствиЯ? <I>—итает</I>
   как сказки, а вовсе не <I>изучает</I> как какие-нибудь
курьезы. ‚зрослые могут коллекционировать и изучать что
угодно, включаЯ старые театральные программки и бумажные пакеты.
   „аже тем, у кого хвататет ума не считать, что волшебные сказки
вредны, как правило считают, что существует природнаЯ свЯзь между
детским сознанием и волшебными сказками, подобнаЯ свЯзи между
детским желудком и молоком. џ считаю это ошибкой. ќта ошибка в
лучшем случае происходит благодарЯ фальшивой сентиментальности
, или ее допускают те, кто по какой-либо причине (например,
отсутствие собственных детей) склонны думать о детЯх как о
специфических существах, существах почти что другой расы, а не
как о нормальных, может быть, только незрелых членах
определенной семьи или человечества в целом.
   ”актически, такаЯ свЯзь между детьми и волшебными сказками -
это печальнаЯ ошибка нашей собственной истории. ‚ современном
литературном мире волшебные сказки относЯт к категории
"литературы длЯ нЯнек", также как неуклюжую старомодную мебель
относЯт в детскую, потому что взрослым она больше не нужна, и
если ее сломают, то не жалко. <$F‚ случае со сказками и
другими традициЯми, правилами длЯ нЯнек есть и другой фактор.
‘емьи побогаче нанимали женщин присматривать за детьми, и
сказки рассказывались этими нЯньками, которые зачастую были
знакомы со старинными обычаЯми и традициЯми гораздо лучше
своих господ. Џрошло уже много времени с тех пор, как этот
источник иссЯк, по крайней мере, в Ђнглии, но он имел довольно
большре значение. Ћднако опЯть же, это не доказывает, что дети
- существа особо восприимчивые к исчезающему фольклору
(народным традициЯм). ЌЯньки могли бы так же (и так было бы
даже лучше) подбирать картины и мебель длЯ детской.>
   ‚овсе не дети выбрали себе такую литературу. „ети как вид
(класс) - если не обращать внимание на эту ошибку, поскольку
они вовсе не ЯвлЯютсЯ каким-то отдельным видом (классом) - не
то чтобы больше любЯт волшебные сказки и нельзЯ сказать, что
они понимают их лучше взрослых или любЯт их более, чем
какие-нибудь другие вещи. Ћни молоды, и они растут, у них есть
апппетит ко всему, так что сказки идут довольно хорошо. Ќо на
самом деле лишь некоторые дети, равно как и некоторые
взрослые, имеют особый вкус к сказкам; и если они имеют
таковой, то он как правило не ЯвлЯетсЯ исключительным или
доминирующим.<$F‘м. замечание в конце.>
   ќтот вкус, Я думаю, не может поЯвитьсЯ в раннем детстве сам по
себе, без созданных окружающими условий, и эта особенность,
без сомнениЯ, не уменьшаетсЯ, а увеличиваетсЯ с возрастом,
если она дана от рождениЯ.
   „ействительно, в последнее времЯ сказки обычно пишутсЯ или
"адаптируютсЯ" длЯ детей. Ќо это можно сделать и с музыкой,
поэзией, романами, историЯми или научными пособиЯми. ќто
опасный процесс, даже если в нем есть необходимость. ќти жанры
спасает от разрушениЯ на самом деле то, что они не входЯт в
компетенцию нЯнек; детские и школьные классные комнаты просто
прививают детЯм такие вкусы и взглЯды на взрослые вещи, какие
сами взрослые считают (и часто ошибочно) свойственными им.
…сли все это водворить в детскую, то оно сильно пострадает.
’ак же как хороший стол, красиваЯ картина или полезный прибор
(например, микроскоп) будет поломан и разбит, если его надолго
оставить без присмотра в классной комнате. ‚олшебные сказки
будут окончательно разрушены, если будут полностью изгнаны,
отрезаны от мира взрослого искусства, на самом деле они уже
терпЯт этот ущерб.
   џ считаю, что значение волшебных сказок не зависит от того,
что о них думаю дети. Њир волшебных сказок скорее чердак или
чулан, только временно или частично детсткаЯ комната. ’о что
лежит в этих комнатах часто перепутано и поломано, куча
барахла разных периодов, назначениЯ и вкуса. Ќо среди них
можно случайно найти вещь непреходЯщей ценности: старинное
произведение искусства, не оченьл поврежденное, которое только
глупец способен выбросить.
   "‚олшебные сказки" ќндрю ‹анга, пожалуй, не ЯвлЯютсЯ таким
чуланом. Ћни скорее похожит на прилавки благотворительной
распродажи. Љто-то с трЯпкой длЯ пыли и с глазами, способными
различать настоЯщую ценность вещи, обошел чердаки и кладовки.
…го сборникипо большей части ЯвЯлютсЯ побочным продуктом его
взрослых исследований мифологии и народных традиций, но они
были переделаны и представлены как книги длЯ детей. <$F‹ангом
и его помощниками. •отЯ длЯ большинства вошедших туда текстов,
точнее, из оригиналов (или дошедших до нас наиболее старых
вариантов) это неверно.>
   ‘ледует обсудить, почему ‹анг считает эти книги детскими.
   ‚ предисловии к первой книге серии говоритсЯ о "детЯх, которым
и длЯ которых рассказывались эти сказки": "Ћни представлЯют
молодость человечества, древних людей, правидивыхз в своей
любви, искренней вере, тЯге к чудесному". "ќто правда?" - ‚от
главный вопрос, который задают дети", - утверждает ‹анг.
   Џо-моему, здесь <I>вера</I> и <I>тЯга к чудесам</I>
рассматриваютсЯ как одно и то же или очень тесно свЯзанные
свойства. Ћни радикально различны, хотЯ тЯга к чудесам ни
вообще ни в первую чередь не отделЯетсЯ растущим умом человека
от его общих стремлений. Ћчевидно, ‹анг употреблЯет слово
<I>вера</I> в его прЯмом значении: вера в то, что некаЯ вещь
существует, или что-то может происходить в реальном, первичном
мире. …сли так, то Я боюсь, что из слов ‹анга, очищенных от
сентиментальности, может вытекать только то, что что человек,
рассказывающий детЯм чудесные сказки, должен или может, или в
любом случае основываетсЯ на ихз доверчивости, отсутствии
опыта, из-за которого дети в некоторых случаЯх не могут
отличить правду от вымысла, хотЯ само это различение - основа
здравого человеческого ума - и лежит в основе самих сказок.
   Љонечно, дети способны на буквальную веру, если искусство
сказочника дает им такую возможность. ’акое состоЯние ума
называют "добровольным отказом от невериЯ". Њне кажетсЯ, это
не совсем верное описание происходЯщего процесса. Ќа самом
деле сказочник должен быть талантливым "со-’ворцом". Ћн
создает „ругой Њир, в который вы можете мысленно войти. ‚нутри
него все, что он создал - это "правда": там все существует по
законам <I>данного</I> мира. ’ем не менее, вы верите в него,
пока вы находитесь, и это так и есть, внутри. ‚ тот момент,
когда возникает сомнение, чары рассеиваютсЯ, магиЯ, или иначе,
искусство, терпит поражение. ’еперь вы снова в ђеальном Њире,
и извне смотрите на маленький неудачный ‚торичный Њир. …сли же
вы обЯзаны по своей доброте, или в силу определенных
обстоЯтельств, оставатьсЯ внутри, недоверие должно быть
отложено (или подавлено), иначе смотреть и слушать станет
невыносимо. Ќо это откладывание недовериЯ есть эрзац, замена
главного, как бы убежище, которое мы используем, когда
снисходим до игры или попытки поверить, или когда пытаемсЯ
(более или менее охотно) найти какое-нибудь достоинство в
произведении искусства, которое не произвело на нас должного
впечатлениЯ.
   ЌастоЯщий болельщик крикета живет в своем заколдованном
государстве - ‚тором Њире. џ же, когда смотрю матч, нахожусь
на самом низком уровне. џ могу достигнуть (более или менее)
добровольного подавлениЯ невериЯ, когда Я вынужден оставатьсЯ
там, и нахожу поддержку в каких-то мотивах, которые помогают
избавитьсЯ от скуки: например, Языческое, геральдическое
предпочтение темно-синего перед светлым. ’акое подавление
недовериЯ, происходит ли оно из-за усталого, жалкого или
сентиментального состоЯниЯ ума, свойственного "взрослым". џ
представлЯю, что это обычное состоЯние взрослых в обществе
волшебной сказки. Ћни захвачены и удерживаютсЯ там при
поддержки сентиментальности (воспоминаниЯ о детстве или
представлениЯ о том, каким оно должно было быть) и они
убеждают себЯ, что им надо любить волшеные сказки. Ќо если они
насамом деле любЯт их-, им не следует подавлЯть недоверие: они
могут верить - в прЯмом смысле.
   €так, если ‹анг имеет в виду что-либо подобное, то в его
словах содержитсЯ немного правды. Њожно сказать, что дети
легче подаютсЯ заговору. ‚озможно, это и так, хотЯ Я в этом и
не уверен. ’акое убеждение, Я думаю, часто просто иллюзиЯ
взрослых, вызваннаЯ детской покорностью, недостатком
словарного запаса и опыта критического осмыслениЯ и их
ненасытностью (соответствующей их быстрому росту). €м нравитсЯ
или они стараютсЯ полюбить то, что им дают, если им это не
нравитсЯ, они не могут как следует объЯснить свое неприЯтие и
его причины (и поэтому часто его скрывают), они без разбору
могут любить огромное количество совершенно разных вещей, не
затруднЯЯ себЯ анализом своей веры. ‚ любомслучае, Я
сомневаюсь, что это снадобье - чары хорошей волшебной сказки
- из тех, что могут "притуплЯтьсЯ" от длительного
пользованиЯ, ослабевать с каждым глотком.
   "ќто правда?" - это главный вопрос, который задает ребенок",
- говорит ‹анг. џ знаю, ребенок задает этот вопрос, и это
вопрос не из тех, на которые можно Ћ’‚…’€’њ ЏЋ‘Џ…ЌЋ или
отделатьсЯ какой-либо глупостью. <$FЌо гораздо чаще дети
спрашивают менЯ: "Ћн хороший? Ћн злой?" €м гораздо важнее
разграничить Џравильную и Ќеправильную стороны. ќтот вопрос
столь же важен в ”аерии, как и в €стории.> Ќо этот вопрос
вовсе не свидетельство "притупившейсЯ веры" или даже жеданиЯ
иметь такую веру. ѓораздо чаще он вызван желанием ребенка
знать, с каким видом литературы он встретилсЯ. „етское знание
мира столь невелико, что они не могут судить без подготовки и
без чьей-либо помощи столкнулись ли они с фантастическим,
странным (то есть редким или давним), бессмысленным или просто
со "взрослым" (то есть чем-то обычным, из мира своих родителей, что
часто так навсегда и остаетсЯ неисследованным). Ќо они
распознают разные виды литературы, и могут любить каждый - в
свое времЯ. Љонечно, границы между ними часто сомнительны, или
менЯютсЯ, но это так не только длЯ детей. Њы все знаем
различиЯ между ними, но и мы не всегда твердо уверены, к чему
именно нужно отнести то, что мы слышим. „ети могут легко
поверить сообщению, что в соседнем графстве водЯтсЯ людоеды,
многие взрослые могут легко согласитьсЯ поверить, что они
водЯтсЯ в соседней стране, а что касаетсЯ соседних планет, то
немногие могут вообразить, что они населены (если это вообще
возможно вообразить) кем-либо кроме злобных монстров.
   €так, Я один из тех, к кому обращалсЯ ќндрю ‹анг, так как
родилсЯ примерно в то же времЯ, что и "‡еленаЯ книга ‘казок"
- ребенок из тех, длЯ кого, как он думал, волшебнаЯ сказка
представлЯет эквивалент взрослого романа, и о которых он
говорил: "€х вкусы остались такими же, как вкусы их диких
доисторических предков, живших тысЯчи лет тому назад. € они,
кажетсЯ любили волшебные сказки больше, чем историю, поэзию,
географию или арифметику". <$FЏредисловие к "”иолетовой книге
‘казок".> Ќо много ли мы знаем на самом деле об этих "диких
предках", кроме того, что они не были дикими? Ќаши волшебные
сказки, какие бы действительно волшебные элементы в них ни
присутствовали, конечно же, не те же самые волшебные сказки,
что были у них. ’ак же, если считать, что у нас есть волшебные
сказки, потому что они были у них, тогда, возможно, у нас есть
историЯ, географиЯ, поэзиЯ и арифметика именно потому, что они
любили их тоже в том виде, в каком они у них были, и
настолько, насколько они уже успели разделить на разные
направлениЯ свой великий интерес ко всему на свете.
—то же до детей сегоднЯшнего днЯ, то слова ‹анга не совпадают
с моими воспоминаниЯми или с моим опытом общениЯ с детьми.
‹анг мог ошибатьсЯ в отношении тех детей, которых он знал, но
если и нет, то в любом случае дети значительно различаютсЯ,
даже внутри узких границ Ѓритании, и такое обобщение, которое
трактует их как класс (не обращаЯ вниманиЯ на их
индивидуальные способности, влиЯние страны, в которой они
живут, их воспитание) будет обманчивым. “ менЯ не было
какого-то специального "желаниЯ поверить". џ хотел знать.
„оверие к сказке зависело от того, как она приходила ко мне,
рассказываемаЯ старшими, или автором, или от присущего ей тона
и духа сказки. Ќо Я не могу вспомнить ни одного случаЯ, когда
удовольствие от сказки могло бы зависеть от веры в то, что
такие вещи происходили или могли происходить в
"действительности". ‚олшебные сказки простобыли свЯзаны в
первую очередь не с возможностью, но с желательностью. если
они пробуждали <I>желание</I>, удовлетворЯЯ его пока не делали
его часто невыносимым, они добивались успеха. Ќе стоит здесь
говорить об этомболее подробно, поскольку Я собираюсь позже
сказать что-нибудь об этом желании, смеси многих составлЯющих,
как универсальных, так и присущих только современному человеку
(включаЯ современных детей) или даже определенным типам людей.
“ менЯ не было никакого желаниЯ попасть в такие приключениЯ,
как сновидениЯ, подобно <I>Ђлисе</I>, и рассказ о них просто
забавлЯет менЯ. Ќемного было у менЯ желаниЯ искать зарытые
сокровища или сражатьсЯ с пиратами, и "Ћстров сокровищ"
оставлЯл менЯ равнодушным. Љраснокожие индейцы были
интереснее: у них были луки и стрелы (у менЯ было и до сих пор
остаетсЯ так и не удовлетворенное желание научитьсЯ хорошо
стрелЯть из лука), и странные Языки, и намеки на древние
традиции и способ жизни, и, самое главное, были в этих
историЯх леса. Ќо землЯ Њерлина и Ђртура была еще лучше, а
лучше всех были безымЯнные Ќорвежцы ‘игурда из ‚ольсунгов и
кнЯзь драконов. ’акие страны Я хотел превыше всего. џ никогда
не считал, что драконы - ЯвлениЯ того же порЯдка, что и
лошади. не только потому, что лошадей Я видел каждый день, но
никогда не видел даже следа чудовища. <$F‘м. замечание „ в
конце.>
   „раконы прЯмо на себе носили марку "‘делано в ”аерии". ‚ каком
бы мире они ни существовали, это был „ругой Њир. ”антазиЯ -
создание или возможность взглЯнуть на „ругой Њир - это было
сердцем желаний ”аерии. џ глубоко желал существованиЯ
драконов. Љонечно, Я в своем робком теле вовсе не хотел иметь
драконов по соседству, проникших в мой относительно безопасный
мир, в котором можно было, например, читать сказки в мирном,
свободном от страха настроении. <$F€менно это, естественно,
дети имеют ввиду, спрашиваЯ: "ќто правда?" ќто означает: "Њне
это нравитсЯ, но есть ли такое сейчас? ‚ безопасности ли Я в
своей кроватке?" Ћтвет таков: "‘ейчас в Ђнглии нет ни одного
дракона" - вот и все, что они хотЯт услышать.> Ќо мир,
который содержит даже только образ ”афнира, богаче и
прекраснее, какой бы опасности это ни стоило. †итель тихой и
плодородной равнины может слушать о непроходимых лесах и
бездонных морЯх, и хранить их в своем сердце. Џотому что
сердце твердо, тогда как тело ранимо.
   ’ем не менее, несмотрЯ на всю важность, как Я сейчас понимаю,
волшебного элемента сказок в раннем чтении, если говорить обо
мне в детском возрасте, Я могу лишь сказкть, что любовь к
волшебным сказкам не ЯвлЯетсЯ главной характеристикой детских
вкусов. ЌастоЯщий вкус к ним просыпаетсЯ после "детских" дней
и после нескольких очень длинных лет между тем, как научишьсЯ
читать и пойдешь в школу. ‚ это (Я чуть не написал
"счастливое" или "золотое", хотЯ это на самом деле грустное и
тревожное) времЯ Я любил многие другие вещи не меньше и даже
больше: такие как историЯ, астрономиЯ, ботаника, грамматика и
этимологиЯ. џ согласенн с обобщением ‹анга "детей" не вообще,
а в принципе, но только в некоторых случайных точках: Я был,
например, равнодушен к поэзии и пропускал стихи, если они
всречались в сказках. Џоэзию Я открыл длЯ себЯ гораздо позже,
особенно когда сам пыталсЯ переводить английскую поэзию на
латынь и классический греческий. ЌастоЯщий вкус к волшебным
сказкам проснулсЯ при занЯтиЯх филологией, на пороге
возмужаниЯ и вырос в полный рост в войну.
   ‚озможно, Я сказкл по этому вопросу более, чем достаточно. ‚
конце концов, должно быть Ясно, что по моему мнениб, волшебные
сказки не должны быть <I>намеренно</I> свЯзаны с детьми. ‘
детьми их свЯзывают случайно, - естественно, поскольку дети -
люди, а волшебные сказки - это то, что люди любЯт (хотЯ и они
не универсальны) - поскольку волшебные сказки ЯвлЯютсЯ
большей частью той литературной мебели, которую в последнее
времЯ в …вропе свалили на чердак, неестественно - из-за
ошибочной сентиментальности по отношению к детЯм,
сентиментальности, котораЯ возрастает у взрослых по мере
уменьшениЯ ее у детей.
   „ействительно, период детской сентиментальности произвел
несколько прекрасных книг (особенно очаровательных, однако,
длЯ взрослых) из области волшебных сказок или подобных, но он
также вызывает тревожный рост количества сказок написанных или
адаптированных до уровнЯ того, что считалось или считаетсЯ
достаточным длЯ детстких умов и потребностей. ‘тарые сказки
смЯгчаютсЯ, или из них выбрасывают все нежелательное, вместо
того, чтобы это сохранить. €митации часто глупы, происходит
пигвиггизациЯ, даже без элемента интриги; или опекание; или
(самое смертоносное) скрытое подсмеивание, имеющее ввиду
другие образы длЯ более взрослых. џ не обвинЯю в таком
хихиканье ќндрю ‹анга, но сам он навернЯка улыбалсЯ и
навернЯка часто имел ввиду других умных людей, обращаЯсь к ним
поверх голов своей детской аудитории - вплоть до полной
неудачи в <I>"•ронике Џантуфлии"</I>.
   „асент энергично и справедливо ответил на ханжескую критику
его переводов из ‘кандинавских народных сказок. …ще он обратил
внимание в особенности на поразительную глупость запрета детЯм
читать последние две сказки из его собраниЯ. —то человек может
заниматьсЯ волшебными сказками и при этом ничему не научитьсЯ
кажетсЯ почти невероЯтным. Ќо ни критика, возражениЯ, ни
запрет не былт бы необходимы, если бы дети не рассматривались
безо всЯкой причины неизбежными читателЯми этой книги.
   џ не отрицаю, что есть правда в словах ‹анга (как бы
сентиментально они ни звучали): "’от, кто хочет войти в
королевство ”аерии должен иметь сердце маленткого ребенка".
Ћбладать этим необходимо длЯ любого благородного приключениЯ в
королевствах и более и менее высоких, чем ”аериЯ. Ќо смирение
и невинность - имено это значит "сердце маленького ребенка" в
данном контексте - необЯзательно включают так же
некритическое любопытство и некритическую ранимость. —естертон
как-то заметил, что дети, в чьем обществе он как-то раз
смотрел "‘инюю птицу" Њетерлинка остались неудовлетворены,
"...потому что сказка не заканчиваетсЯ „нем ‘праведливости, а
герой и героинЯ так и не узнали о верности Џса и вероломности
Љошки". "„ети невинны, - говорил он, - и любЯт
справедливость, тогда как большинство из нас испорчены и,
конечно, предпочитают милосердие".
   ќндрю ‹анг запуталсЯ в этом вопросе. Ћн старалсЯ оправдать
убийство †елтого ѓнома Џринцем ђикардор в одной из своих
волшебных сказок. "џ не люблю жестокости, - говорит он. -
...но это произошло в честном бою с мечом в руке , и гном, мир
его праху, погиб в боевых доспехах". Ќе совсем Ясно, почему
"честный бой" менее жесток, чем "честное правосудие", или
почему проткнуть гнома мечом справедливее, чем казнить
жестких королей и злых мачех - от чего ‹анг отказываетсЯ: он
посылает преступников на отдых с достаточным пенсионом (чем он
хвалитсЯ). ќтакое милосердие, не испорченное правосудием. Ќа
самом деле его защита адресована не детЯм, а их родителЯм и
наставникам, которым ‹анг рекомендует свои сказки "Џринц
Џригио" и "Џринц ђикардо" как весьма подходЯщие длЯ
воспитаниЯ. <$FЏредисловие к "‘иреневой книге сказок".> €менно
родители и наставники определили волшебные сказки как
ћвенилию, литературу длЯ юношества. ‚от вам небольшой пример
фальсификации значениЯ и результатов.
   …сли мы употреблЯем слово <I>ребенок</I> в хорошем смысле
(слово это, конечно, имеет и плохой смысл), мы не должны
допускать, чтобы это повергло нас в сентиментальное
употребление слов <I>взрослый</I> или <I>повзрослевший</I> в
плохом смысле (эти слова имеют и хороший смысл). ‚зросление
необЯзательно свЯзано с приобретением греховности,
испорченности, хотЯ часто именно это и происходЯит. „ети
должны расти и взрослеть, а не становитьсЯ Џитерами Џенами, и
не терЯть невинность и любопытство, а совершать
предназначенным им путь, по которому навернЯка лучше прийти
на место, чем странствовать в надежде, хотЯ мы должны
странствовать в надежде, если хотим куда-то прийти. ќто одна
из тех вещей, которым может научит волшебнаЯ сказка (если
можно сказать "научить" о том, что вовсе не ЯвлЯетсЯ лекцией),
что опасности, печали, мрак смерти могут наградить неопытного,
неуклюжего, туповатого и эгоистичного юнца чувством
собственного достоинства, а иногда даже мудростью.
   „авайте не будем делить человечество на ќлоев и Њорлоков:
милых деток - "эльфов", как их часто идиотически называли в
XIX веке - с их волшебными сказками (аккуратно
отредактированными и сокращенными) и мрачных Њорлоков,
обслуживающих свои механизмы. …сли волшебные сказки вообще
стоит читать, тогда они достойны того, чтобы их писали и
читали взрослые. Љонечно, они заложат в них и получат из них
больше, чем дети. ’огда дети могут надеЯтьсЯ, что они найдут в
волшебных сказках, как ветвфх искусства в целом те, которые
подойдут им и окажутсЯ по их мерке, и они могут надеЯтьсЯ
тогда, что получат в них подходЯщее предисловие в поэзии,
истории и науке. Џотому что детЯм лучше читать что-либо,
особенно волшебные сказки, которые окажутсЯ выше их мерки, чем
если бы они будут ниже. €х книги, как и одежда, должны быть
навырост, и в любом случае, книги должны поощрЯть их к росту.
   €так, очень хорошо. …сли взрослые читают волшебные сказки как
естественную часть литературы - не играЯ в детей и не
притворЯЯсь, что они выбирают их длЯ детей и не будучи так и
не выросшими мальчишками - в чем тогда значение и функции
этого сорта литературы? ќто, как мне кажетсЯ, последний и
самый важный вопрос. џ уженамекнул на некоторые из моих
ответов. Џрежде всего: если они написаны мастерски, с
искусством, главное значение волшебных сказок будет тем же,
которое, как произведениЯ литературы, они делЯт с другими
жанрами и формами. Ќо волшебные сказки предполагают также, в
особенном виде или степени такие вещи, в которых дети, как
правило, нуждаютсЯ меньше, чем те, кто старше. ЃольшаЯ их
часть к сегоднЯшнему дню всеми обсуждена и рассмотрена, чтобы
быть длЯ кого-либо непонЯтной. џ рассмотрю их кратко и начну с
<I>”антазии</I>.
        ”ЂЌ’Ђ‡€џ
   —еловеческий ум способен создавать мысленные образы вещей,
которых не существует в действительности. ‘пособность
представлЯть себе образы называетсЯ (или называлась)
‚оображением. Ќо еще недавно, в ненормальном технизированном
Языке, ‚оображение часто неверно свЯзывалось с чем-то большим,
чем простое создание образов, которое приписывалось к
”антазированию (сокращенной и обесцененной форме более старого
слова ”антазиЯ), таким образом делалась попытка ограничить, Я
бы сказал, неправильно приписать ‚оображению "силу приданиЯ
идеальным образам внутренней правильности реальности".
   •отЯ, может быть, выглЯдит смешно, что столь несведущий
человек отваживаетсЯ иметь свое суждение по этому критическому
вопросу, Я рискну утверждать, что словесчное определение
филологически несовершенно, а анализ неточен. ‘пособность
создавать мысленные оброазы - это один аспект, и ее следует
совершенно правильно называть ‚оображением. ‘тепень восприЯтиЯ
образа, быстрого схватываниЯ его значениЯ и контроль, которые
необходимы длЯ успешного выражениЯ, могут варьироватьсЯ по
живости и силе, но это различие в степени ‚оображениЯ, а не
различие между разными соратми потребностей. ‚оплощение
выражениЯ, которое обеспечивает (или будто бы обеспечивает)
"внутреннюю правильность реальности"<$F’.е. которое управлЯет
или вызывает ‚торичную ‚еру.> - это, конечно, совершенно
другое понЯтие, или аспект, требующий другого названиЯ:
€скусство, действующее звено между ‚оображением и его конечным
результатом, ‘о-’ворением. „лЯ моей настоЯщей цели мне
требуетсЯ слово, которое могло бы охватить как €скусство
‘о-’ворениЯ, так и качество необычного и удивительного в
‚ыражении, заимствованного у Ћбраза; неотъемлемого качества
волшебной сказки. џ предлагаю, тем не менее, приписать мне
силу •ампти-„ампти - алтаЯ-ЃолтаЯ - и использовать длЯ
этого ”антазию: в том самом смысле, в соединении с его старым
благородным использованием как эквивалента ‚оображениЯ,
видимом из "нереального" (т.е. непохожести на Џервичный Њир),
свободном от видимых "фактов", короче, фантастики. ’аким
образом, Я не только знаю, но и уверен в этимологической и
семантической свЯзи <I>фантазии</I> с <I>фантастикой</I>: с
образами вещей не только "не существующих в
действительности", но которых невозмоно вовсе найти в нашем
мире, или, по всеобщему убеждению, нельзЯ в нем найти. Ќо
допускаЯ это, Я не соглашусь на пренебрежительный тон. ’о, что
эти образы суть огбразы вещей не из настоЯщего мира (если это,
конечно, возмоно), это добродетель, а не порок. ”антазиЯ (в
этом смысле), Я думаю, не низшаЯ, а высшаЯ форма €скусства,
наиболее, конечно, чистаЯ и также (если она достигает
совершенства) наиболее могущественнаЯ его форма.

   ”антазиЯ, конечно, имеет начальное преимущество: захватывающую
необычность. Ќо это преимущество обернулось против нее, и
внесло свой вклад в ее дурную славу. Њногие люди не любЯт быть
"захваченными". Ћни не любЯт никаких вмешательств в Џервичный
Њир или тех слабых намеков на это, которые им знакомы. Ћни,
тем не менее, глупо и даже злонамеренно смешивают ”антазию со
‘нами, в которых вовсе нет €скусства,<$Fќто верно не длЯ всех
сновидений. ‚ некоторых из них ”антазиЯ, кажетсЯ, играет некую
роль. Ќо это исключениЯ. ”антазиЯ - это рациональнаЯ, а не
иррациональнаЯ деЯтельность.> и с умственной неразберихой, в
которой вовсе отсутствует разумный контроль: иллюзиЯми и
галлюцинациЯми.
   Ќо ошибка или злой умысел, порожденный раздраженной и
последовательной нелюбовью, не единственные причины этого
заблуждениЯ. ”антазиЯ так же содержит существенное
препЯтствие: она труднодостижима. џ думаю, что ”антазиЯ имеет
не меньшую, а большую силу со-творениЯ; но, тем не менее,
практика показывает, что "внутреннюю правильность реальности"
создать тем сложнее, чем более непохожи образы и
переустройство исходного материала на фактическое устройство
Џервичного Њира. ‹егче сотворить подобие "реальности" с более
"здравым" материалом. ”антазиЯ тогда слишком часто остаетсЯ
недоразвитой; она использовалась и используетсЯ поверхностно,
или только полу-серьезно, или просто длЯ декорации: она
остаетсЯ только "причудливостью". ‹юбой, унаследовавший
фантастические способности человеческого Языка, может говориь
о "зеленом солнце". Њногие могут затем представить его себе или
изобразить. Ќо этого недостаточно - хотЯ уже это, может быть,
более могущественнаЯ вещь, чем многие "наброски" или
"извлечениЯ из жизни", которые получают литературные похвалы.
   ‘оздать ‚торичный Њир, внутри которого зеленое солнце будет
вероЯтным, управлЯетсЯ ‚торичной ‚ерой, возможно, потребует
труда и мысли, и навернЯка потребует специального мастерства,
умениЯ из разрЯда эльфских. Ќемногие берутсЯ за такие сложные
задачи. Ќо когда берутсЯ и в какой-то степени достигают
желаемого, тогда мы имеем редкий случай достижениЯ €скусства:
конечно, искусства рассказа. созданиЯ сказки в его первом и
наиболее сильном виде.
   ‚ человеческом мире ”антазиЯ - это €скусство, которое лучше
всего выражаетсЯ в слове, истинной литературой. ‚ живописи,
например, видимое представление фантастических изобраений
оказываетсЯ слишком легким: руки способны обогнать мысль, даже
сделать ее ненужной.<$F‘м. замечание … в конце.> —астым
результатом этого оказываетсЯ глупость или болезненность.
Ћчень жаь, что „рама, искусство, коренным образом отличное от
литературы, в общепринЯтом мнении, настолько ассоциируетсЯ с
ней или с ее ветвью. ‘реди таких ошибочных мнений находитсЯ и
пренебрежение ”антазией. ‚ конце концов, такое пренебрежение
частично свЯзано с естественным желанием критиков превозносить
те формы литературы или "воображениЯ", которые они сами
благодарЯ своим врожденным или благоприобретенным вкусам,
предпочитают. € критика такого рода в стране, давшей миру
столь великие образцы „рамы, в том числе експира, склонна
быть еще более драматической. Ќо „рама по своей природе
враждебна ”ынтазии. ”антазиЯ, даже простейшего вида, редко
бывает успешна в „раме, когда она представлЯетсЯ там, как это
принЯто, видимой и слышимой. ”антастические формы не переносЯт
подделки. —еловек, одетый говорЯщим животным, может достичь
комического эффекта или действительного сходства, но не моет
достичь ”антастичности. ќто хорошо иллюстрирует, как мне
кажетсЯ, упадок искусства пантомиы - недоразвитой формы
„рамы. —ем ближе она к "театрализованной волшебной сказке",
тем хуже. Ћна бывает сносной только тогда, когда ее сюжет и
фантастика низводЯтсЯ до простого обрамлениЯ фарса, и никакой
"веры" не требуетсЯ и не ожидаетсЯ. ќто, конечно, отчасти
свЯзано с фактом, что драматурги используют или пытаютсЯ
использоватькакую-то механику длЯ представлениЯ ”антастики или
Њагии. џ однажды видел так называемую "детскую пантомиму",
представлЯющую "Љота в сапогах", в которой дае было
превращение великана в мышь. …сли бы оно было успешным, то
смогло бы только напугать зрителЯ, или оказатьсЯ мастерским
фокусом. ‚ результате того, как оно было выполнено,
посредством некоего трюка с выключением света, недоверие было
не столько подавлено, сколько казнено.
   ‚ "Њакбете" в процессе чтениЯ Я воспринимал ведьм вполне
соответствующими: они имели повествовательную функцию и некий
намек на мрачное предзнаменование, хотЯ они и были
вульгаризированным неудачным примером этого вида Явлений. Ќо в
пьесе они почти неуместны. Ћни оказались бы и вовсе
невыносимы, если бы менЯ не защищали некоторые воспоминаниЯ о
них как о элементе прочитанного. Њне говорили, что Я вопринЯл
бы их иначе, если бы относилсЯ к ведьмам как к возможному, дае
необходимому элементу ђеального Њира, другими словами, если бы
они перестали быть "”антазией". ќтот аргумент подтверждает мою
точку зрениЯ. ђастворитьсЯ или деградировать - такова
печальнаЯ участь ”антазии, когда драматург, даже такой, как
експир, пытаетсЯ ее использовать. "Њакбет", конечно, работа
сценариста, который в данном случае мог, в конце концов,
написать сказку, если бы он обладал нееобходимыми умением и
терпением.
   Џричина, по моему мнению, более важнаЯ, чем неадекватность
сценического эффекта, заключаетсЯ в следующем: „рама по своей
природе ЯвлЯетсЯ попыткой фальшивой, можно сказать, подложной
магии: <I>видимого и слышимого представлениЯ воображаемых
людей из повествованиЯ</I>. ќто само по себе ЯвлЯетсЯ попыткой
подмены волшебной палочки. ‚вести, пусть даже с механическим
успехом, в этот квази-магический вторичный мир дальнейшую
фантазию или магию, все равно что требовать, как это и было,
еще одного внутреннего, уже третичного мира. ќто уже слишком
большое количество миров. ‘делать это, может быть, и не
невозможно. Ћднако Я никогда не видел, чтобы это увенчалось
успехом. Ќо в конечном счете, этого нельзЯ требовать как
основной цели „ра