ружил  в каталоге  то  же
описание, которое нашел и  Я, и сразу понЯл, что это  та  самаЯ, необходимаЯ
ему  книга.  Ќо  он  нс  знал,  как  попасть  в  предел Ђфрики. Љогда же  он
подслушал,  что Ѓеренгар  толкует Ђдельму о чем-то  подобном, он рванулсЯ по
следу книги, как гончий пес по следу зайца".
     "’ак оно и было. џ тоже сразу понЯл. ЏонЯл,  что  пришло времЯ защищать
библиотеку когтЯми и клыками"
     "€ пустил в дело мазь. ’рудно, наверно, тебе было... ‚ темноте".
     "’еперь мои руки  видЯт не хуже,  чем твои  глаза. Ћт ‘еверина Я в свое
времЯ  вынес особый  помазок. € Я, как и  ты, работал в рукавицах... •орошаЯ
была идеЯ, ведь правда? ’ебе ведь трудно было догадатьсЯ?"
     "„а. џ вообразил более сложное устройство. Ћтравленный шип или что-то в
этом духе. „олжен сказать,  что  твое решение - идеальное. †ертва  отравлЯет
себЯ сама. €менно в той мере, в какой она интересуетсЯ книгой".
     џ слушал их  и с содроганием видел, что эти люди в  эти минуты, сойдЯсь
длЯ смертельной схватки, поочередно восхищаютсЯ друг другом, как если бы оба
трудились  единственно,  чтобы заслужить  одобрение  другого.  ЊенЯ пронзила
мысль, что все искусство, употребленное Ѓеренгаром длЯ совращениЯ Ђдельма, и
все те  простые, естественные  движениЯ, которыми давешнЯЯ девица возбуждала
мое желание и страсть,  -  ничто по  сравнению  с  безумным  мастерством,  с
чудовищным арсеналом очарованиЯ, пущенным в ход на моих глазах  этими двумЯ,
стремившимисЯ  соблазнить друг  друга.  Ќить,  сладострастно  свЯзующаЯ  их,
распутывалась  семь дней, и каждый из двоих всЯкий раз назначал другому, так
сказать, невидимое свидание, и каждый тайно вожделел одобрениЯ другого, в то
же времЯ боЯсь и ненавидЯ его.
     "Ђ сейчас ответь мне на  один вопрос, -  продолжал ‚ильгельм. - Џочему?
Џочему эту  книгу ты  охранЯл крепче, чем любые другие книги?  Џочему другие
книги  ты  хотЯ  и  старалсЯ  утаить  - но не  ценой преступлениЯ?  ’рактаты
некромантов, сочинениЯ, в которых - скажем даже - поносилось имЯ ѓосподне? €
только ради вот этой книги ты погубил собратьев и погубил собственную  душу?
‘уществует  очень  много  книг,  посвЯщенных комедии,  и  очень много  книг,
восхвалЯющих смех. Џочему именно эта внушала тебе такой ужас?"
     "Џотому что это книга ”илософа. ЉаждаЯ работа этого  человека разрушала
одну из областей знаниЯ, накопленных христианством за несколько столетий.  “
отцов было сказано все, что требовалось знать о значении слова ЃожиЯ. Ќо как
только  Ѓоэций  выпустил свое толкование ”илософа, божественнаЯ  тайна ‘лова
превратилась  в  сотворенную  людьми  пародию,  основанную на  категориЯх  и
силлогизмах.  ‚  книге  ЃытиЯ  сказано все, что  требуетсЯ знать  о строении
космоса.  Ќо достаточно было  заново открыть  физические сочинениЯ ”илософа,
чтобы произошло переосмысление устройства  мира, на этот раз в  материальных
терминах, в  категориЯх  глухой и липкой материи; благодарЯ этим  сочинениЯм
араб  Ђверроэс сумел убедить почти всех в постоЯнстве мира. Њы знали  все об
именованиЯх Ѓога;  но доминиканец, похороненный  Ђббоном  -  и  соблазненный
”илософом,  -  переиначил  эти   именованиЯ,   ступаЯ  высокомерной   тропой
природного  разума. Ќыне и мировой  космос, который,  по  Ђреопагиту, должен
представлЯтьсЯ   всЯкому,  кто  умеет  глЯдеть  горе,  светородЯщим  истоком
образцовой первопричины, превратилсЯ в  склад важных длЯ землЯн  примет, и к
космосу  обращаютсЯ   тогда,  когда  есть   нужда   наименовать   какое-либо
абстрактное начало.  Џрежде мы  глЯдели на небо,  а  мерзостную  материю еле
удостаивали  брезгливым взглЯдом; ныне мы смотрим на землю, а  в небо веруем
благодарЯ  земным свидетельствам. Љаждое из слов ”илософа, на которых сейчас
клЯнутсЯ  и  свЯтые, и кнЯзи церкви,  в свое  времЯ перевернуло  сложившиесЯ
представлениЯ  о  мире.  Ќо  представлениЯ  о  Ѓоге   ему  пока  не  удалось
перевернуть.  …сли эта  книга  станет... …сли эта книга стала  бы  предметом
вольного толкованиЯ, пали бы последние границы".
     "Ќо что тебЯ так испугало в этом рассуждении о  смехе? €зымаЯ книгу, ты
ведь не изымаешь смех из мира"
     "Ќет,  конечно.  ‘мех -  это  слабость,  гнилость,  распущенность нашей
плоти.  ќто отдых длЯ крестьЯнина, свобода  длЯ  винопийцы. „аже церковь,  в
своей  бесконечной  мудрости,  отводит  верующим  времЯ  длЯ смеха  -  времЯ
праздников, карнавалов, Ярмарок. “становлены дни  осквернениЯ, когда человек
освобождаетсЯ  от лишних  гуморов, от лишних  желании  и  замыслов.... ‘амое
главное  -  что при  этом  смех  остаетсЯ  низким  занЯтием,  отдушиной  длЯ
простецов,  поруганьем  таинства - длЯ  плебеев. ќто говорил и апостол:  чем
разжигатьсЯ, лучше вступайте в брак. —ем сопротивлЯтьсЯ порЯдку, заведенному
ѓосподом,  смейтесь и  развлекайтесь  своими  жалкими пародиЯми  на порЯдок,
смейтесь  после вкушениЯ пищи, после опустошениЯ кувшинов и флЯг.  ‚ыбирайте
царЯ  дураков,  дурачьте себЯ ослиными и  поросЯчьими литургиЯми,  играйте и
представлЯйте ваши сатурналии вверх  тормашками... Ќо тут,  тут, -  и  •орхе
упорно долбил пальцем по столу рЯдом с книгой,  лежавшей  перед ‚ильгельмом,
-- тут пересматриваетсЯ функциЯ смеха, смех возводитсЯ на уровень искусства,
смеху распахиваютсЯ двери в мир ученых, он становитсЯ предметом философии  и
вероломного  богословиЯ.   ’ы   видел  вчера,  насколько   легко  простецами
перенимаютсЯ  и проводЯтсЯ  в жизнь  самые  смутные  ереси. ќто от  незнаниЯ
законов Ѓога и законов природы. Ќо длЯ церкви не опасна ересь простецов, они
сами   себЯ   обрекают   на   гибель,   их   подтачивает   необразованность.
Ќевежественное сумасбродство  „ольчина  и иже  с  ним никогда не  приведет к
кризису  божественного  порЯдка.  Ћно  проповедует  насилие  и  погибнет  от
насилиЯ, оно, это сумасбродство, не оставит  следов, оно исчерпываетсЯ,  как
исчерпываетсЯ  карнавал, и не  так уж страшно, если  во  времЯ  праздника на
земле  будет  воспроизведен,  в кратком  и  преходЯщем  виде, обрЯд крещениЯ
навыворот.  ‚ажно,  чтобы в  данном случае событие  не  выразилось в записи,
чтобы  то, что говоритсЯ на народном Языке, не обрело переводчика на латынь.
‘мех  освобождает  простолюдина  от  страха  перед дьЯволом, потому  что  на
празднике  дураков  и дьЯвол тоже  выглЯдит бедным и дураковатым, а значит -
управлЯемым.   Ћднако  эта  книга  могла  бы  посеЯть  в  мире  мысль,   что
освобождение от  страха  перед дьЯволом -  наука. ЌадсаживаЯсь  с  хохоту  и
полоща  вином глотку, мужик ощущает  себЯ хозЯином, потому что он перевернул
отношениЯ  власти;  но  эта  книга могла  бы  указать  ученым особые  уловки
остроумиЯ  - они стали  бы уловками  ученого  остроумиЯ  - и  тем  узаконить
переворот.  ’огда  среди умственных процессов стали бы числитьсЯ те, которые
до сих  пор  в  неосмысленном  обиходе простолюдинов оставались, слава Ѓогу,
процессами утробными. —то смех присущ человеку, это означает лишь одно: всем
нам, увы, присуща греховность. Ћднако из этой книжки многие распущенные умы,
такие  как твой, могли бы  вывести конечный силлогизм,  а  именно что смех -
цель человека! ‘мех временно  отрешает мужика от страха.  Ћднако закон может
быть  утверждаем только с помощью страха,  коего полное титулование -  страх
Ѓожий.  Ђ из  этой  книги  могла бы  вылететь  люциферианскаЯ искра, котораЯ
учинила  бы во  всем мире  новый  пожар; и смех  бы утвердил  себЯ как новый
способ, неизвестный даже Џрометею, уничтожать страх. Љогда мужик смеетсЯ,  в
это времЯ ему  нет никакого дела до смерти; однако потом вольница кончаетсЯ,
и литургиЯ  вселЯет  в мужика снова, согласно божественному предопределению,
страх   перед  смертью.   Ђ  из  этой  книги   могло  бы  народитьсЯ  новое,
сокрушительное стремление уничтожить  смерть путем освобождениЯ от страха. Ђ
во  что превратимсЯ мы,  греховные  существа, вне  страха,  возможно, самого
полезного, самого  любовного из  Ѓожиих даров? ‚ека за веками доктора и отцы
скапливали благоуханнейшие  токи  свЯщенной  науки,  дабы  иметь возможность
изживать,  с помощью божественного  помышлениЯ  о  том,  что  вверху, гадкое
убожество  и  возмутительность  того,  что  внизу. Ђ  эта книга,  в  которой
утверждаетсЯ,  что комедиЯ, сатира  и  мим  -  сильнодействующие  лекарства,
способные очистить от страстей  через показывание и высмеивание  недостатка,
порока,  слабости, могла  бы  подтолкнуть  лжеученого  к попытке, дьЯвольски
перевертываЯ все на свете, изживать то, что наверху, через приЯтие того, что
внизу. €з этой книги вытекала бы мысль о том, что человек имеет право желать
на  земле  (к чему приближалсЯ  и твой  Ѓэкон, рассуждаЯ  о природной магии)
такого же изобилиЯ, как в  стране Љукане.  Ђ  мы не должны  и не можем этого
иметь. Џосмотри на  монашков, бесстыдно передразнивающих Џисание в шутовской
"Љиприановой  вечере"!  Љакое  дьЯвольское извращение  ‘лова  ЃожиЯ!  Ќо они
все-таки сознают, что поступают дурно. Ћднако  в тот день, когда авторитетом
”илософа будут узаконены маргинальные игры распутного воображениЯ, о! ‚ этот
день  действительно  то,  что  было  маргинальным,  побочным,  перескочит  в
середину,   а  о  середине  утратитсЯ  всЯкое   представление.  Ќарод  Ѓожий
превратитсЯ  в ассамблею  чудовищ,  изрыгнутых  из пропастей неисследованной
земли  - terra  incognita,  - и в  тот  же  день  окраина  изведанной  земли
сделаетсЯ сердцем христианской империи, и взлезут аримаспы на кафедру Џетра,
нехристи попадут в  монастырь, толстопузые уроды  с огромными головами будут
хранителЯми библиотек! ђабы начнут издавать закон, мы (но имей в виду - и ты
с  нами) будем подчинены отсутствию  всЯкого  закона.  ѓоворил же  греческий
философ, которого приводит здесь твой Ђристотель  (самым  негодным  образом,
как союзника и авторитет), что следует  развенчивать серьезность противников
-   смехом,   а   смех  противников   -  серьезностью.   ЃлагодарЯ   великой
предусмотрительности наших отцов выбор давно определилсЯ: если смех - услада
простонародьЯ,  любое  простонародное  вольнодумство  может  быть  укрощено,
усмирено  и устрашено серьезностью.  Ђ у  простонародьЯ  нет в  распорЯжении
средств,  чтобы  заострить  свой  смех  и  сделать  из  него  оружие  против
серьезности пастырей, которые призваны  повести  его к вечной жизни и упасти
от   искушений  брюха,  чрева,  пола,  пищи,  от  всех  его   отвратительных
вожделений.  Ћднако ежели  кто-либо  в  какой-либо  день,  потрЯсаЯ  словами
”илософа и, значит,  выступаЯ от имени ”илософа, преподнесет искусство смеха
как своеобразное острое оружие; если риторика убеждениЯ вытеснитсЯ риторикой
осмеЯниЯ;  если такаЯ аргументациЯ, как постепенное и утешительное созидание
картины воскрешениЯ из мертвых, заменитсЯ иной аргументацией  -  безудержным
развалом,  искажением  уже  созданных,  самых  свЯщенных и самых  почитаемых
картин, - о, в этот день и ты и всЯ твоЯ наука, ‚ильгельм, будете сметены!"
     "Џочему? џ бы побилсЯ. Њое остроумие против чужого. ‚се-таки такой мир,
по-моему,  лучше,  чем тот, где огонь  и каленое железо Ѓернарда  ѓи воюют с
огнем и каленым железом „ольчина".
     "’ебе  бы  самому  не  избежать  силков  лукавого. ’ы  сражалсЯ  бы  на
противной стороне в годину Ђрмагеддона, когда будет решающаЯ схватка. Ћднако
к этому дню  церковь должна суметь настоЯть  на своих правилах боЯ.  Ќам  не
страшны проклЯтиЯ народа,  потому что даже в богохульстве мы умеем  услышать
опосредованные  отголоски  гнева €еговы, обрушенного на  ангелов-мЯтежников.
Ќам не страшна злоба тех,  кто  убивает  пастырей во имЯ  какой-то мечты  об
обновлении,  потому  что  это  та  же  злоба,  с  которой  кнЯзи  стремились
уничтожить   народ   €зраилев.   Ќам  не   страшны   жестокость   донатиста,
самоубийственное безумие обрезанца,  похотливость богомила, спесиваЯ  нищета
альбигойца,  кровожадность  флагелланта,   коловращение  зла,  проповедуемое
братьЯми  свободного  духа. Њы знаем их всех и знаем, что у их грехов тот же
корень, что у нашей свЯтости. ќти люди нам не опасны.  € мы прекрасно знаем,
как уничтожать  их,  то есть как устроить,  чтобы сами они  себЯ уничтожали,
упрЯмо доводЯ  до зенита ту жажду гибели, котораЯ зарождаетсЯ в  глубинах их
надира.  Ѓолее  того.  џ  твердо  убежден,  что  и  само   их  существование
необходимо,  неоценимо,   поскольку   именно  их  уравновешиваем  в   Ѓожием
мироздании мы.  €х  греховность поощрЯет нашу добродетель, их  поносные речи
воодушевлЯют  нас петь хвалы, их оголтелое покаЯние умерЯет нас,  приучает к
разумности в жертвованиЯх, их безбожие оттенЯет  нашу набожность, так же как
и кнЯзь тьмы был потребен миру, с его протестом и с его безысходностью, дабы
Ярче  всего  сущего  воссиЯла  слава  ѓосподнЯ,  сие  начало  и  сей  конец;
всЯческого упованиЯ.  Ќо если бы в один прекрасный день, и уже не в качестве
плебейского дозволенного буйства, а в качестве неотъемлемого права мудрецов,
закрепленного  столь  свЯщенным  документом,  как  эта  книга,  -  стало  бы
дозволенным искусством, свойственным даже и благородным и свободным людЯм, а
не одним плебеЯм,  - искусство  осмеЯниЯ!  Ћ! …сли  бы хоть однажды сыскалсЯ
хоть  один,   посмевший   сказать   (и   быть   услышанным):   "‘меюсь   над
Џресуществлением!"  Ћ!  ’огда  у  нас  не  нашлось   бы  оружиЯ  против  его
богохульства.  ’огда пошли бы в наступление  темные силы плотского вещества,
те  силы, которые  проЯвлЯютсЯ в  рыгании и газопускании,  и  газопускание и
рыгание присвоили бы себе то право, которым  пользуетсЯ  один  только дух, -
дышать где хочет!"
     "‹икург поставил статую смеху".
     "’ы вычитал это в книжонке •лорициЯ, который стараетсЯ оправдать мимов.
Ћн  пишет, что  какого-то больного  излечил врач,  велевший рассмешить  его.
‡ачем надо было его излечивать, если ѓосподь постановил, что земной его день
близитсЯ к закату?"
     "Ќе  думаю, чтобы он  излечил  больного от болезни. ‘корее  научил  его
смеЯтьсЯ над болезнью".
     "Ѓолезнь не изгонЯют. …е уничтожают".
     "‚месте с больным".
     "…сли понадобитсЯ".
     "’ы дьЯвол", - сказал тогда ‚ильгельм.
     •орхе как будто не понЯл. …сли бы он был зрЯч, Я бы мог сказать, что он
ошеломленно уставилсЯ на собеседника. "џ?" - переспросил он.
     "’ы.  ’ебЯ  обманули.  „ьЯвол -  это  не  победа плоти.  „ьЯвол  -  это
высокомерие  духа.  ќто  верование  без   улыбки.  ќто  истина,  никогда  не
подвергающаЯсЯ  сомнению. „ьЯвол угрюм, потому что он всегда знает, куда  бы
ни  шел - он всегда приходит туда, откуда вышел.  ’ы  дьЯвол, и, как дьЯвол,
живешь во тьме. …сли ты старалсЯ убедить менЯ - у тебЯ ничего не получилось.
џ тебЯ ненавижу, •орхе, и  если бы Я мог,  Я выставил бы тебЯ там, на улице,
голым,  с  воткнутыми  в зад птичьими перьЯми, с лицом, размалеванным, как у
фиглЯра или шута,  чтобы весь монастырь смеЯлсЯ  над тобой и никто  бы  тебЯ
больше не боЯлсЯ. џ бы с удовольствием вымазал тебЯ медом и вывалЯл  в пуху,
и таскал бы тебЯ на поводке по  Ярмаркам, и показывал бы  всем: вот тот, кто
возвещал  вам  истину  и  уверЯл,  что у истины вкус смерти. Ђ  вы верили не
столько его словам, сколько его важному виду. Ђ  теперь Я говорю вам, что  в
бесконечном коловращении  вероЯтностей ѓосподь дозволЯет вам вообразить даже
и такой  мир,  в котором  бывший провозвестник истины -  всего  лишь поганое
пугало, бормочущее несколько слов, заученных сто лет назад".
     "’ы  хуже  дьЯвола, минорит,  - сказал тогда  •орхе. -  ’ы шут. Љак тот
свЯтой, который всех вас породил. ’ы  как  ”ранциск, который de toto corpore
fecerat linguam;[1]  который проповедовал, устраивал позорища, как  акробат;
который потешалсЯ над скупцом, вкладываЯ ему в руку  золотые монеты; который
изгалЯлсЯ над благочестием монахинь, отчитываЯ им Miserere вместо проповеди;
попрошайничал по-французски; подражал деревЯнной палкой  движениЯм игрока на
скрипке;  одевалсЯ  оборванцем, чтобы устыдить  братьев, живущих в  роскоши;
кидалсЯ нагишом на снег; разговаривал  со зверьми и травами; устраивал  даже
из таинства  рождениЯ •ристова  представлениЯ деревенского вертепа; выкликал
вифлеемского агнца,  подражаЯ  блеЯнию  овцы... •ороший  подал пример.  —то,
разве не минорит этот брат „иотисальви из ”лоренции?"
     "Њинорит, - улыбнулсЯ  ‚ильгельм.  - ’от,  который  пришел  в монастырь
проповедников и  заЯвил, что  не  согласитсЯ  принимать  пищу,  пока ему  не
выдадут кусок облачениЯ брата €оанна, и это длЯ него будет реликвиЯ. Ђ когда
ему дали этот лоскут, он вытер им зад и бросил в отхожее место, а потом взЯл
шест и стал ворошить  дерьмо палкой с  криками:  "Ћ горе, помогите,  братики
дорогие, Я потерЯл в нужнике свЯтую реликвию!"".
     "’ебе эта  историЯ нравитсЯ,  по-моему. Њожет,  ты еще расскажешь,  как
другой минорит, брат Џавел Њиллемоска, однажды поскользнулсЯ на льду и упал,
а горожане над ним посмеЯлись и один спросил, не лучше бы было подложить под
себЯ что-нибудь мЯгкое, а  тот ответил:  "„а, твою жену..." ‚от так вы ищете
истину..."
     "’ак учил людей ‘вЯтой ”ранциск - воспринимать вещи с другой стороны".
     "Ќичего,  мы  вас  переучили.  ’ы  посмотрел вчера  на своих собратьев,
правда? Ћни  вернулись  в наши  рЯды. Ћни уже не говорЯт на Языке простецов.
Џростецы вообще не должны говорить. Ђ  в этой книге доказываетсЯ, будто речь
простецов  может  содержать  что-то  вроде  истины.  ќту  мысль   невозможно
пропустить. € Я ее не пропустил.  ’ы говоришь, что Я  дьЯвол. ’ы не  прав. џ
был перст Ѓожий".
     "Џерст Ѓожий созидает, а не рушит".
     "‘уществуют границы,  за  которые  переходить нельзЯ.  ѓосподь пожелал,
чтоб на некоторых документах стоЯло: "•ie sunt leones".[2]
     "ѓосподь и  разных  гадин  создал. € тебЯ.  €  обо  всем  этом позволил
говорить".
     •орхе дотЯнулсЯ  дрожащими  руками до книги и придвинул ее к себе.  Ћна
лежала  перед  ним  открытаЯ,  но перевернутаЯ,  так  что  ‚ильгельм мог  бы
по-прежнему читать написанное на листах. "’огда почему же, - снова заговорил
•орхе,  -  ѓосподь  дозволил, чтобы  этот  труд  в  течение  многих столетий
оставалсЯ в неизвестности, в небытии,  и чтобы сохранилась одна-единственнаЯ
копиЯ, и та пропала неведомо  куда, и чтобы единственнаЯ  копиЯ с этой копии
пролежала  еще множество лет погребеннаЯ в собрании Язычника, не понимавшего
по-гречески, а после этого и вовсе потерЯлась в подвале  старой  библиотеки,
куда  Я, именно Я,  а не ты,  был прислан  провидением, чтобы разыскать  ее,
увезти с собой  и  прЯтать в своем тайнике еще очень много лет? џ знаю, знаю
так же Ясно, как будто это написано передо мной диамантовыми  буквами, перед
моими очами, которыми видно то, чего тебе не  увидать, Я знаю, что в этом-то
и проЯвилась волЯ ѓосподнЯ, исполнЯЯ  которую Я сделал  то, что Я сделал. ‚о
имЯ Ћтца, ‘ына и ‘вЯтого „уха".


        ‘едьмого днЯ ЌЋ—њ,

     где случаетсЯ мировой пожар и из-за преизбытка
     добродетелей побеждают силы ада


     ‘тарец умолк.  Ћбеими  раскрытыми ладонЯми  он  придерживал  книгу, как
будто  ласкаЯ ее листы, как  будто разглаживаЯ бумагу,  чтобы  удобней  было
читать. Ђ может быть, прикрываЯ ее от чьей-нибудь хищной хватки.
     "‚ любом случае все это было бесполезно, - произнес ‚ильгельм.  -  €гра
окончена. џ нашел тебЯ, Я нашел книгу, а мертвые умерли напрасно".
     "Ќе напрасно, - ответил •орхе. - ‘лишком многие - это да, это возможно.
…сли нужно доказывать, что эта  книга проклЯта богом,  - вот тебе  еще  одно
доказательство.  Ќо  умерли  они  врЯд ли напрасно.  €  чтобы они  точно  не
напрасно умерли - пусть добавитсЯ еще один мертвец".
     € выговорив это, он взЯлсЯ своими бесплотными, почти прозрачными руками
за один из листов и медленно потЯнул его на себЯ, отрываЯ полоску, потом еще
одну, и  еще, раздираЯ на клочки мЯгкие листы рукописи  и  запихиваЯ обрывки
один  за  другим  к  себе в  рот и  старательно  жуЯ,  будто  гостию свЯтого
причастиЯ, котораЯ должна перейти в плоть его собственной плоти.
     ‚ильгельм сидел и смотрел, как завороженный, казалось, не сознаваЯ, что
происходит. …ще не  выйдЯ из оцепенениЯ, он перегнулсЯ к старику  и крикнул:
"—то  ты  делаешь?"  ‚  ответ  •орхе  ощерилсЯ, обнажив бескровные десны,  и
желтоватаЯ слюна  потекла с  бледных губ  на седую, с  проплешинами, щетину,
покрывавшую подбородок.
     "’ы ведь  ждал седьмой трубы - разве  не  так? ‘лушай  же,  что говорит
голос с неба! "‘крой то, что говорили семь  громов,  и не пиши сего, а пойди
возьми раскрытую  книжку и  съешь се: она  будет горька во чреве твоем, но в
устах  твоих будет сладка,  как  мед".  ‚идишь? ‚от  Я и скрываю то, чему не
следует звучать, скрываю в своей утробе и сам становлюсь ему могилой".
     € он смеЯлсЯ, •орхе. ‚первые за все времЯ Я услышал, как ои смеетсЯ. Ћн
смеЯлсЯ гортанью,  так странно и невесело кривЯ губы, что казалось, будто он
не смеетсЯ, а плачет. "’ы  не  ждал такого, ‚ильгельм, правда? Ќе ждал такой
развЯзки?  ‘  Ѓожьей  помощью  старик  снова  перехитрил  тебЯ,  правда?"  €
поскольку ‚ильгельм все  тЯнулсЯ, стараЯсь ухватить книгу,  •орхе, улавливаЯ
его  движение  по какому-то  неощутимому колыханию  воздуха,  отстранилсЯ от
стола,  левой  рукой притискиваЯ  книгу к самой груди,  а  правой  продолжаЯ
раздирать ее на части и класть эти части в рот.
     Њежду ними находилсЯ стол. ‚ильгельм, не в силах дотЯнутьсЯ до старика,
бегом кинулсЯ в обход  стола, но зацепилсЯ подолом за табурет, тот рухнул на
пол, и по его  грохоту •орхе  разгадал уловку противника. ’огда он захохотал
снова,  на  этот раз еще громче, и с неожиданным проворством  вытЯнул правую
руку,  нашариваЯ  лампу; струи нагретого воздуха  безошибочно указывали ему,
где она;  поднесЯ  ладонь  к  пламени, он схватилсЯ за  фитиль, как будто не
чувствуЯ боли. ‘вет потух. ‚се покрылось  мраком, и  в третий, последний раз
послышалсЯ смех  •орхе, кричащего:  "‹овите менЯ теперь! ’еперь Я вижу лучше
вашего!" ‘мех оборвалсЯ. Ѓольше  ничего не было  слышно. •одить он умел, как
мы  знали, совершенно бесшумно,  что  и  делало всегда такими внезапными его
поЯвлениЯ. € только времЯ от времени  в  разных  местах  комнаты  раздавалсЯ
резкий звук рвущейсЯ бумаги.
     "Ђдсон! - заорал ‚ильгельм что есть  мочи.  -  ‘той на дверЯх, не давай
ему уйти!"
     Ќо он опоздал со своими распорЯжениЯми.  ‘ самого начала Я  прикидывал,
дрожа от нетерпениЯ, как мне схватить старика;  и, чуть только погас свет, Я
ринулсЯ ему наперерез, предполагаЯ обогнуть стол с другой стороны, не с той,
где  стоЯл ‚ильгельм. ‘лишком  поздно Я сообразил,  что тем  самым  открываю
•орхе свободный проход к двери, тем более что старик перемещалсЯ в темноте с
необыкновенным проворством. € действительно, звук рвущейсЯ бумаги послышалсЯ
уже у нас за спинами, и так глухо, как будто шел из соседней комнаты. ‚месте
с ним до нас донессЯ и  другой звук - натужный, нарастающий скрип заржавелых
дверных петель.
     "‡еркало! - взвыл ‚ильгельм. - Ћн нас запирает!" € мы бросились на шум,
туда, где,  должно  быть, находилсЯ  выход. џ  налетел на скамейку  и больно
стукнулсЯ ногой, но  почти не  заметил этого, потому  что мозг,  как молниЯ,
пронизывала мысль: если •орхе захлопнет дверь, нам отсюда живыми не выйти. ‚
темноте  мы  не  сумеем  открыть  замок, тем  более что  неизвестно, ни  где
спрЯтана пружина, ни как она действует.
     „умаю, что  ‚ильгельма вела та же сила отчаЯниЯ, что и менЯ, потому что
тела наши столкнулись в ту самую секунду, когда мы, добежав до порога двери,
принЯли на  себЯ удар зеркальной рамы, захлопывавшейсЯ нам в лицо. ‚идно, мы
поспели  более  чем  вовремЯ.  „верь,  встретив   сопротивление,  дернулась,
ослабела  и подалась. Њы  напирали: она пошла назад  и  открылась. ‚ероЯтно,
•орхе  почувствовал,  что  силы  неравны, бросил  дверь  и  снова ударилсЯ в
бегство.  €так, из проклЯтой  комнаты  мы  спаслись,  но  оставалось  только
гадать, в  каком  направлении улепетывает старец.  ’ьма  была  непроглЯднаЯ.
‚незапно Я сообразил, что выход есть.
     "“читель, да ведь у менЯ огниво!"
     "’ак чего ты ждешь! - завопил  ‚ильгельм. - €щи лампу, зажигай скорее!"
џ снова бросилсЯ в темноту, обратно, в предел Ђфрики, вытЯнув руки, ощупываЯ
все вокруг в поисках фонарЯ, и наткнулсЯ на него почти  сразу же - по-моему,
это  было  одно  из чудес ѓосподних.  ‘унув руки в  складки  рЯсы, Я отыскал
огниво.  ђуки у  менЯ дрожали, и  зажечь фонарь удалось только с третьей или
четвертой  попытки.  Ђ  ‚ильгельм,  стоЯ  в дверЯх, все  подгонЯл:  "‘корее!
‘корее!" Ќаконец лампа засветилась.
     "Ѓыстрее! - крикнул ‚ильгельм,  бросаЯсь  в  темноту. - €наче он сожрет
всего ЂристотелЯ!"
     "€ умрет!" - горестно вторил Я, устремлЯЯсь за ним в глубины лабиринта.
     "‚елика  важность,  что  он  умрет, проклЯтущий!  - отвечал  ‚ильгельм,
обшариваЯ  глазами тьму  и вращаЯ  головой во  все возможные стороны. -  ‚се
равно он уже так наелсЯ, что надеЯтьсЯ ему не на что. Ќо книга!"
     Џотом он  остановилсЯ  и заговорил более спокойно. "Џогоди. ’ак  мы его
никогда не поймаем. Ќу-ка замри  и молчи". Њы застыли в полном безмолвии.  €
только благодарЯ этому безмолвию  смогли расслышать  где-то очень далеко шум
столкновениЯ тела с чем-то твердым и звук падениЯ нескольких книг. "Ћн там!"
- вскрикнули мы одновременно.
     Њы рванулись в сторону, откуда доносилсЯ шум, но тут же обнаружили, что
быстро бежать не можем.  „ело  в том,  что  всЯ библиотека,  за  исключением
предела  Ђфрики,  была пронизана  воздуховодами,  откуда  в эту ночь  внутрь
зданиЯ проникали потоки  шипЯщего и стонущего  воздуха, то усиливающиесЯ, то
ослабевающие  в зависимости  от скорости  ветра на  улице.  ќти  перемещениЯ
воздуха  вкупе с быстрым  перемещением огнЯ грозили  загасить свет, с  таким
трудом нами  добытый.  ’ак что быстрее продвигатьсЯ мы не  могли. Ќадо  было
как-то задержать •орхе. џ  ломал голову,  как бы это  сделать. Ќо ‚ильгельма
осенила противоположнаЯ  мысль, и он громко  прокричал: "ќй, старик, считай,
что мы тебЯ  поймали! Њы теперь с фонарем!" €  это была замечательнаЯ мысль,
потому  что, услышав  такое,  •орхе,  по-видимому, засуетилсЯ и наддал ходу,
нарушаЯ  свой  привычный  темп,  всегда  позволЯвший  ему  путешествовать  в
потемках,  как зрЯчему при Ярком свете. €,  должно быть, поэтому очень скоро
опЯть  послышалсЯ  грохот.  Љогда, бросившись  на шум,  мы вбежали в залу  Y
(YSPANIA), мы  увидели,  что  •орхе  упал на  землю, по-прежнему с книгой  в
руках, и теперь, силЯсь встать, барахтаетсЯ в куче других книг, обрушившихсЯ
на него  со стола, о который он  споткнулсЯ и, свалив его, свалилсЯ сам.  Ћн
пыталсЯ  встать на ноги,  но в  то же времЯ продолжал  разрывать страницу за
страницей, как будто цель его  была - как можно полней и  скорее  насытитьсЯ
добычей.
     Љогда мы подбежали, он уже встал на ноги и, расслышав наше приближение,
пЯтилсЯ, не  отворачиваЯ  от  нас незрЯчее  лицо. ‹ицо это  в красном отливе
фонарного  луча  предстало   совершенно  чудовищным.  —ерты  были  искажены,
болезненный пот струилсЯ по лбу и щекам. ѓлазницы, обычно белые, как смерть,
сейчас набухли  кровью.  €зо  рта торчали концы  пергаментных  полос, как  у
сказочного  чудища,  так  наполнившего  брюхо,  что новаЯ еда  не идет уже в
желудок и лезет  обратно из пасти.  Љорчи страданиЯ, распространение Яда,  в
избытке  змеившегосЯ по  всем  кровеносным сосудам, и отчаЯннаЯ, дьЯвольскаЯ
тЯга  к  самоуничтожению  сделали  свое  дело.  ’о,  что  прежде  составлЯло
почтенную  наружность  седого  старца,  превратилось  в  нечто  уродливое  и
позорное. ‚ другое времЯ это могло бы  вызвать неудержимый  смех. Ќо  сейчас
наши  души  не  отзывались  на смешное: мы как  будто  сами  превратились  в
каких-то зверей, в собак, учуЯвших подбитую дичь.
     Ќичто  не  мешало  нам спокойно  задержать  старика.  ‚место  этого  мы
налетели со всего размаху.  Ћн  вывернулсЯ,  обнимаЯ  руками  книгу,  крепко
прижатую к  груди. џ действовал одной  левой,  правой  в это  времЯ  пытаЯсь
поднЯть как можно выше  лампу. Ќо как-то вышло, что дыхание огнЯ тронуло его
лицо.  Ћн почувствовал жар и с полузадушенным воем, с  хрипеньем,  ронЯЯ изо
рта полупережеванные  листы, высвободил правую руку,  удерживаЯ книгу только
левой, вцепилсЯ рукой в лампу и  с дикой силой рванул на себЯ, размахнулсЯ -
метнул ее куда-то вперед, как можно дальше от нас.
     ”онарь  упал  на  самую середину  кучи  книг, ссыпавшихсЯ  со  стола  и
валЯвшихсЯ одна на другой в распахнутом, растрепанном виде. Њасло потекло из
лампы. Ћгонь мгновенно схватилсЯ за хрупкие  пергаменты, как за свЯзку сухих
сучьев. ‚се случилось в течение  нескольких секунд. Љниги вспыхнули с  такой
Яркостью, как будто их тысЯчелетние страницы с незапамЯтных времен вожделели
очистительного  пламени и ликовали  теперь, найдЯ  возможность утолить лютую
жажду пожара. ‚ильгельм,  увидев  это,  на мгновение ослабил хватку.  ‘тарец
вырвалсЯ и  тотчас отбежал  на несколько шагов.  ‚ильгельм махнул руками, не
знаЯ, что предпринЯть (по  правде  сказать, долговато он решал!): хватать ли
снова  •орхе или  кидатьсЯ сбивать  пламЯ, плЯсавшее  на вершине  небольшого
костра. Ћдна из книг,  самаЯ стараЯ, вдруг полыхнула Ярко и резко выбросив к
потолку длинный Язык огнЯ.
     ’оненькие сквознЯки, способные загасить слабый огонь, на живое, сильное
пламЯ  действовали  противоположным образом:  они раздували его  и  вдобавок
подхватывали обрывки горЯщей бумаги и возносили их к потолку.
     "ѓаси огонь, скорее! - закричал ‚ильгельм. - Ђ то все сгорит!"
     џ подскочил к костру и остановилсЯ, не знаЯ, что предпринЯть. ‚идЯ  мое
замешательство,  подбежал  и  ‚ильгельм. ѓолыми руками сделать  ничего  было
нельзЯ. Њы метались, вытЯгивали  руки, ища, чем бы сбить огонь. ’ут менЯ как
будто осенило.  џ схватилсЯ за подол рЯсы, задрал ее, стаскиваЯ через голову
и  набрасываЯ  на  пылающее  пламЯ. Ќо пламЯ было  уже слишком сильным,  оно
обхватило мою  одежду  и пожрало ее в  мгновение ока. џ еле успел выпростать
обожженные  руки,  повернулсЯ  к ‚ильгельму  и увидел  за его спиной  •орхе,
неслышно подкравшегосЯ к нам. †ар был уже  так силен, что он прекрасно знал,
куда  идет.  “веренным  движением  он  занес  над  головой  руку  и  швырнул
ЂристотелЯ в самое пекло.
     ‚ильгельм  издал  непонЯтный вопль и с дикой жестокостью, со всей  силы
толкнул старика. ’от отлетел к шкапу,  ударилсЯ головой  об угол и рухнул на
землю... Ќо  ‚ильгельм,  с уст которого  сорвалось, мнитсЯ  мне,  ужаснейшее
ругательство,  даже не поглЯдел на  упавшего. Ћн кинулсЯ  к  книгам. ‘лишком
поздно. Ђристотель,  вернее, то, что  осталось после стариковского угощениЯ,
уже догорал.
     ’ем временем  самые живые  искры,  покружившись под потолком,  липли  к
стенам, и  переплеты книг в  одном из пристенных  шкапов начали  выгибатьсЯ,
видимо,  поддаваЯсь натиску  огнЯ. ‘тало Ясно, что в комнате занЯлись уже не
один, а два пожара.
     ‚ильгельм понЯл, что  голыми руками мы не  сможем их  погасить, и решил
спасать  книги  - книгами. Ћн схватил  том,  который  вроде  бы  был  крепче
переплетен  и  более  тЯжел, чем  остальные, и попытаютсЯ  им, как  дубиной,
разгромить враждебную стихию. Ћднако молотЯ коваными  застежками по книжному
костру,  он  достигал  только  того,  что  взлетали  новые  искры.  Ћн  стал
затаптывать пламЯ, но  снова только  повредил  делу,  потому  что  крохотные
легкие частицы почти испепеленного пергамента взметнулись и закружились, как
нетопыри,  по  воздуху, в то времЯ  как  воздух в  союзе со  своим  пылающим
сородичем помогал  им  задевать  и  зажигать земную  материю  новых и  новых
листов.
     Љакой-то злой воле было угодно,  чтоб  это  случилось в одной из  самых
беспорЯдочных комнат лабиринта. ‘ полок по всем стенам свисали рыхлые трубки
манускриптов,  очень   и  очень  затрепанные  книги  высовывали   из   своих
переплетов,  как  из разинутых ртов, Языки телЯчьей кожи, засохшие  за много
десЯтилетии;  вдобавок  и  на  столе,  судЯ  по  всему,  накопилось  великое
множество  разных рукописей, которые ЊалахиЯ в эти несколько  дней не успел,
видимо,  расставить  по  местам.  ’аким  образом,  комната  после  разгрома,
учиненного •орхе,  была всЯ  завалена пергаментами,  которые только  и ждали
возможности совокупитьсЯ со стихией воздуха.
     Љороче  говорЯ, это  была уже не  зала,  а  сковорода,  или  неопалимаЯ
купина.  калы  тоже,  в  самозабвенном порыве  к  гибели, начинали легонько
потрескивать.  џ вдруг  подумал, что весь этот лабиринт - не  что  иное, как
чудовищных размеров жертвенный костер, заботливо уложенный, ожидающий первой
искры.
     "‚оды,  воды нужно!" - воскликнул ‚ильгельм.  €  сам себе возразил: "„а
где ж найти воду в этом аду?"
     "‚ кухне, внизу, в кухне", - закричал Я.
     ‚ильгельм посмотрел на менЯ в замешательстве,  лицо его было розово  от
бушующих  отсветов. "„а, но  пока  мы спустимсЯ и  поднимемсЯ... Љ  черту! -
вдруг  прокричал  он. - ‚  любом  случае эта комната  пропала,  и следующаЯ,
наверное, тоже. Ѓежим скорее вниз, Я буду искать воду, а ты позовешь  людей,
здесь понадобитсЯ много рук!"
     Њы  кое-как  нашли путь к лестнице. ‡арево освещало и соседние комнаты,
хотЯ по мере удалениЯ идти  становилось  все темнее, а в последних залах  мы
искали дорогу почти на ощупь. Ќа втором этаже было тихо. Ѓледный ночной свет
еле-еле озарЯл скрипторий. Њы сбежали  ниже, в трапезную. ‚ильгельм бросилсЯ
в кухню за водой, а Я к наружной двери. џ трЯс засов, не в силах сообразить,
как  он  отодвигаетсЯ.  Ћт возбуждениЯ  Я не владел ни головой, ни  руками и
потратил на этот засов  уйму времени.  Ќаконец Я  справилсЯ с ним, распахнул
дверь  и  вылетел на улицу,  метнулсЯ было  к  спальному корпусу, но тут  же
понЯл, что слишком долго придетсЯ будить всех монахов по очереди. € тут менЯ
снова осенЯло, и Я побежал к церкви, на ходу стараЯсь вспомнить, откуда идет
лестница на колокольную башню. ‡адыхаЯсь, взлетел Я на колокольню. ухватилсЯ
сразу за все канаты, идущие от колоколов, к стал  раскачивать Языки. џ тЯнул
что было мочи; канат главного колокола, расходившись, возносил менЯ все выше
и  выше.  ‚  библиотеке  Я  обжег  тыльную  сторону  рук.  ‹адони  тогда  не
пострадали.  €х  Я  изранил теперь, сдираЯ  кожу о канаты, пока не  полилась
обильно кровь и мне не пришлось ослабить хватку,
     Ќо шуму и так должно было хватить. џ  снова скатЯтсЯ вниз с  лестницы -
как раз в то времЯ, когда первые монахи выскакивали  из спального корпуса, а
издалека  долетали голоса  разбуженных  служек, толпившихсЯ на порогах своих
жилищ. Љо мне  обращались, менЯ расспрашивали, но внезапно Я забыл все слова
и  не мог ничего  сказать, а  потом с  уст почему-то посыпались  звуки  моей
родной речи. Ћкровавленной рукой  Я указывал на окна южного крыла •рамины, в
которых  за  гипсовыми  стеклами колыхалсЯ  необычно  Яркий  свет.  Џо  силе
свечениЯ Я  догадаютсЯ, что  в то времЯ, пока Я бегал и звонил  в  колокола,
огонь перекинулсЯ уже в  другие залы. ‚се  окна Ђфрики и весь  переход между
южной и восточной башнЯми озарЯлись алыми сполохами.
     "‚оду, носите воду!" - кричал Я.
     ‘начала  никто  менЯ  не понимал.  Њонахи  настолько  привыкли  считать
библиотеку  заклЯтым, недоступным местом, что не могли даже помыслить, будто
ей  угрожает  самаЯ  глупейшаЯ опасность,  как  обыкновенному  крестьЯнскому
домишке. ’е, кто первыми поднЯл глаза на окна •рамины, осенЯли  себЯ крестом
и  бормотали  что-то  перепуганное,  и  Я  понЯл,  что они поверили  в новые
знамениЯ. џ стал трЯсти  их за  одежду,  за  плечи, умолЯЯ понЯть, и  насилу
кто-то наконец перевел мои всхлипываниЯ на нормальный человеческий Язык.
     ќто был Ќиколай Њоримундский. Ћн сказал: "Ѓиблиотека горит!"
     "Ќу да", - пробормотал Я, падаЯ на землю как подкошенный.
     Ќиколай   проЯвил  необыкновенную  энергию,  отдал  приказаниЯ  слугам,
определил,  что  должен делать каждый монах, кого-то послал открывать вторые
ворота •рамины, кого-то отправил за ведрами и любой, какаЯ есть, посудой длЯ
воды, перечинил и указал все источники и хранилища влаги внутри монастырских
стен. ‘котникам он велел выводить всех мулов  и ослов и грузить кувшинами...
…сли  бы подобные распорЯжениЯ отдавал человек,  наделенный властью, его  бы
послушались мгновенно.  Ќо служки были приучены  исполнЯть приказы  ђемигиЯ,
писцы -  Њалахии, все  монахи -  Ђббата. “вы,  никого из троих  там не было.
Њонахи искали глазами Ђббата, чтоб получить от него утешение и поддержку,  и
не находили,  и один только Я знал, что Ђббат уже мертв, а если не мертв, то
умирает в эту минуту, замурованный в аппендиксе  стены, в душегубке, котораЯ
превратилась уже в печку, в ”аларидова быка.
     Ќиколай  направлЯл скотников  в  одну сторону,  но кто-то  из  монахов,
движимый  самыми добрыми намерениЯми,  гнал  их  в  противоположную.  Њногие
собратьЯ Явно утратили  присутствие духа,  другие не могли стрЯхнуть сон.  џ
старалсЯ  объЯснитьсЯ с ними, Я уже  снова  обрел  дар речи,  но  достаточно
вспомнить, что Я был  почти гол, моЯ рЯса  осталась в пламени, и вид  такого
мальчишки,  окровавленного,  почернелого  от  копоти,  постыдно  безволосого
телом, одуревшего от холода, врЯд ли мог внушать им доверие.
     Ќиколаю кое-как  удалось согнать перепуганных монахов и служек к дверЯм
кухни. ’ем временем кто-то сшиб замки. Љто-то еще догадалсЯ принести факелы.
Ќашим глазам открылсЯ полнейший разгром: Я понЯл, что это  ‚ильгельм металсЯ
по кухне, ничего не видЯ, пытаЯсь отыскать воду и какую-нибудь посуду длЯ ее
переноски.
     ‚  это времЯ  дверь,  ведущаЯ  в  трапезную,  приоткрылась  и высунулсЯ
‚ильгельм:  обожженное лицо,  тлеющаЯ  рЯса, в руках большаЯ  кастрюлЯ. ЊенЯ
охватила ужаснаЯ жалость к  нему. ќто была аллегориЯ человеческого бессилиЯ.
џ понимал,  что  если даже ему  удалось дотащить горшок с водой  до третьего
этажа в полной темноте, и даже если он сумел проделать это не один раз - все
равно он  мало чего  добилсЯ. џ вспомнил  из  житиЯ ‘в.  Ђвгустина,  как ему
ЯвилсЯ мальчик, вычерпывавший ложкой море. Њальчик был ангел и таким манером
потешалсЯ  над  свЯтым,  вознамерившимсЯ  проникнуть  в  тайны  божественной
природы.  €  как  тот  ангел, заговорил ко мне  ‚ильгельм,  прислонившись  в
изнеможении к косЯку дверного проема: "ќто невозможно. Ќам этого не одолеть.
„аже со всеми  монахами аббатства. Ѓиблиотека погибла". ‚ отличие от ангела,
‚ильгельм плакал.
     џ  прижалсЯ к  нему,  в то времЯ  как он  срывал  скатерть со  стола  и
укутывал ею мои  плечи. ЋбнЯвшись, мы наблюдали, обессиленные, убитые горем,
за тем, что происходило вокруг.
     ‹юди бестолково  метались во все стороны, многие бежали с голыми руками
вверх  по винтовой лестнице и  сталкивались с другими, которые  с такими  же
голыми  руками, движимые безрассудным любопытством, уже  побывали наверху, а
теперь спускались  за  какой-нибудь  посудиной. Ѓолее  расторопные с  самого
начала запасались ведрами и  ковшами и  лишь  после этого  обнаруживали, что
воды в кухне Явно недостаточно. ‚незапно в залу  ввалилась  вереница  мулов,
тащивших  кувшины с водой.  Њулы метались  и взбрыкивали,  погонщики ударами
усмирЯли их, снимали  кувшины и, нагрузив  на  спины,  направлЯлись с ними к
очагу  пожара.  Ќо они  не знали дороги в скрипторий, и дополнительное времЯ
терЯлось на то, чтобы узнать от кого-нибудь из  писцов, как  пройти. „альше,
взбираЯсь по лестнице, они сталкивались с теми, кто в ужасе бежал  вниз. Џри
этом возникала толкотнЯ;  несколько кувшинов  разбилось,  и вода  без  толку
протекла на пол; другие кувшины, придерживаемые доброхотными  чужими руками,
благополучно доплыли до верху лестницы. џ бросилсЯ следом за погонщиками, но
дальше  скприпториЯ  пройти  мне  не  удалось.   ‘  лестницы,   уходившей  в
библиотеку, валил  густой дым,  и последние  из  тех, кто пыталсЯ прорватьсЯ
вверх по лестнице  восточной башни, отступали, корчась  от кашлЯ, с красными
глазами, уверЯЯ, что в этот ад войти уже невозможно.
     ’ут Я  увидел ЃенциЯ.  ‘  перекошенным  лицом,  надрываЯсь под тЯжестью
огромного  кувшина, он спешил наверх с первого этажа.  “слышав горькие слова
отступавших,  он  выкрикнул, обращаЯсь к  ним: "Ђд все равно  поглотит  вас,
трусы!"  Џотом оглЯнулсЯ, как будто ища поддержки, и увидел менЯ. "Ђдсон,  -
прорыдал он,  - библиотека...  библиотека!"  Ћтвета он не ждал. „отащил свой
кувшин  до лестницы, взвалил  его на плечи и скрылсЯ в  дыму.  Ѓольше Я  его
никогда не видел.
     џ  услышал треск  откуда-то сверху. ‘  вольт скрипториЯ валились  куски
камнЯ вперемешку с  кусками  извести.  ‡амок  вольты,  вылепленный  в  форме
цветка,  отделилсЯ  и рухнул  на  пол в нескольких вершках  от места,  где Я
стоЯл. Џол лабиринта начал подаватьсЯ.
     џ сбежал на нижний этаж и выскочил на улицу. ’ам самые рьЯные служители
орудовали приставными лестницами, пытаЯсь подобратьсЯ к окнам верхних этажей
и  поднЯть воду через них. Ќо и наиболее высокие лестницы едва-едва доходили
до окон скрипториЯ, а  те, кому удалось  вскарабкатьсЯ  туда, все  равно  не
могли  открыть окна снаружи. Џослали сказать, чтоб  окна распахнули изнутри,
но никто уже не отваживалсЯ поднЯтьсЯ на второй этаж.
     ’ем   временем  Я  глЯдел  на  окна  третьего  этажа.  ‚сЯ  библиотека,
по-видимому,  уже превратилась в большую огнедышащую жаровню, и пламЯ быстро
шло  из комнаты  в  комнату, набрасываЯсь на новые и новые тысЯчи пересохших
листов.  ‚се окна  были  теперь озарены, черный дым вытЯгивалсЯ через крышу:
огонь, должн