с  радостью особого предназначениЯ, которое как-то
быстро  выветрилось,  оставив менЯ, стоЯщего в старых джинсах и спортивной
кофте с сумкой "Adidas" на перроне в такую жару, что подошвы резиновых кед
прилипали к асфальту.
   Џотом  был период жуткого  неодиночества, постоЯнно менЯлись какие-то
люди,  гремели   стеклЯнной посудой,  окончательно утвердившие  менЯ в
равнодушии  ко всему и к женщине, почему-то все времЯ находившейсЯ рЯдом и
никуда   не   уходЯщей,   быстро  толстеющей  в  течение  девЯти  месЯцев,
попрекающей   затем   менЯ  маленьким орущим свертком.  ‚оспринимать  ее
приходилось,  как  некий элемент раздражениЯ, иногда как быстродействующее
снотворное, а чаще просто как предмет.
   џ  окончательно  сформулировал  свод  неких  правил.  ‚округ  себЯ Я не
находил  ничего  нового - ни в общественной, ни в культурной жизни - люди,
картины,  книги,  кино  -  все превратилось в застывшую шевелЯщуюсЯ массу,
ставшую  таким  же бесплотным призраком, как и женщина рЯдом, как и кто-то
маленький,  орущий  "папа".  Ќа  этом общем  сером  фоне  было у менЯ три
ежедневных    радости,    не  считаЯ   позднее   ставшего   обЯзательным
четырехслойного наночного бутерброда (масло, варенье, сыр, колбаса).
   џ  свЯщеннодействовал во времЯ обычных длЯ других ритуалов. џ молилсЯ и
медитировал  на  созданного божка. ‘тал вести дневник поглощенных калорий,
составлЯл  таблицы  и графики. Џокупал книги по кулинарии, и даже пыталсЯ
сам  готовить,  но  это  быстро  наскучило: пища, разложеннаЯ на составные
части не  таила  в  себе никакой загадки. ЃольшаЯ часть выдаваемой бумаги
уходила  на  желтую с маслом, мелкими кубиками, легко мнущуюсЯ и тающую во
рту,  белую с хлебом, приЯтной прохладцей в желудок, и конечно же, красную
с зеленым под майонезом.
   џ как-то  быстро  потолстел,  что  потребовало  большего  количества
поглощаемой  пищи  и  добавлениЯ  еще двух ритуалов: одного между первым и
вторым;  второго между дневным и пельменЯми со сметаной, уксусом и маслом.
’ребовалось  и  большее  количество  дензнаков,  отсчитываемых чьими-то уж
чересчур точными руками.
   ’ак  постепенно  и получил  ожирение  четвертой степени, увеличив себЯ
вдвое и  доведЯ  свой вес до ста шестидесЯти двух килограммов. Ѓыстренько
потом получив инвалидность и скромную пенсию, передвинулсЯ окончательно в
прЯмоугольник размером  четыре  на два и восемь десЯтых метра. “ менЯ был
свой  интерьер,  своЯ обстановка,  постепенно  приходЯщаЯ  в негодность,
становившаЯсЯ ненужной.  Џища  исправно  доставлЯлась  мне  женой, первое
времЯ терпевшей,  а потом устроившей скандал и вызвавшей ко мне (ко мне!)
человека  в  белом в сопровождении двух дюжих молодцов, вертевшихсЯ вокруг
менЯ  и  пытавшихсЯ сдвинуть мою весовую категорию ближе к двери. “шли они
оттуда  все с травмами различной степени тЯжести, и Я так страшно поглЯдел
на  жену,  что  с того времени она ко мне не заходила, а лишь приоткрывала
дверь и просовывала поднос с пищей, год от году скудеющей и терЯющей свое
разнообразие.

   „верь.
   џ  не  мог касатьсЯ ее, ощущаЯ дрожь уже в придверном пространстве, не
говорЯ  уж  и о том, чтобы выйти за ее пределы. Ќесомненно, что-то было за
ней  (когда-то  там была прихожаЯ, и ваннаЯ по левую сторону, тумбочка длЯ
обуви по  правую), но потом все изменилось. —то-то произошло и, Я уверен,
предметы  приобрели другие свойства. Ќевымолвленный ужас. ’акой же, как во
времЯ кошмара,  когда спишь, и без снов, без каких либо видений начинаешь
чувствовать  ужас, ужас в абсолюте и кричишь с закрытым ртом, и никто тебЯ
не  слышит,  и  ты  бьешьсЯ  в  судорогах, и этого никто не видит, и когда
наконец  просыпаешьсЯ,  то  начинаешь радоватьсЯ хрипу батарей отоплениЯ,
смеЯтьсЯ  ночной, ущербной  луне,  благодарить  бога,за то, что прекратил,
прервал это безумие.
   Ќочь.
   - ’ы знаешь, иногда ночью приходЯт страшные мысли и происходЯт страшные
вещи.
   Ќадо сделать себе чай.
   ‚стать   и,   открытым  на четырнадцать,  ртом  металлической  полоски
захватить гайку и радоватьсЯ ржавой струйке из нутрей батареи. Ѓез сахара.
   - Ѓыстро стал уставать. ђаньше был много сильнее. ђаньше...
   ђаньше   кого-то   хоронили  за  дверью.  џ  слышал,  пел  поп.  ‘лышал
причитаниЯ,  по-моему,  женщины.  Ќа  что  Я им закричал, что здесь бомба,
прЯмо на двери, и чтоб не смели сюда входить мрачными обществами.
   џ  хорошо  слышал  их  возню  и испуганный шепот. Ђ потом за моим окном
долго  красовалсЯ   вертолет.   Љакие-то   лица  с  расплющенными  носами
заглЯдывали  внутрь.  „венадцатый этаж или третий - смотрЯ откуда считать,
но  Я испугалсЯ  и  накинул  на единственный глаз комнаты тЯжелые красные
портьеры,  но и  это не  остановило их:  времЯ  от времени  Я  замечал
выдавленные  в  ткани,  как греческие драматические маски, лица в касках и
пару  ладоней с  растопыренными  четвернЯми  и  воткнутым  сбоку  большим
пальцем.  ‚идно  было,  как  дышат  их  рты  -  отверстиЯ  в  области рта
втЯгивались  и  вздувались.  €  это  возвратно-поступательное, равномерное
движение прервал Я трепетной иглой. Њельканье принЯтых сюжетов привиделось
в  движенье  том.  €  мне хотелось избежать повтора, Я ненавидел deja vu -
поэтому воткнул с размаху в промежность между губ иглу.
   —то-то  потрепыхалось  на той стороне, расплываЯсь в чертах и сплевываЯ
на  мою  сторону  тонкие  струйки  крови, сползающие по видной мне стороне
иглы. Џотом прошелестело, ветром опахнув, волнистой рЯбью сбитые в космы,
мои волосы. Ћни удалились, пострелЯв длЯ острастки в воздух.
   - ђжаваЯ, мутноватаЯ водица и горЯчаЯ. •орошо зимой - можно налить себе
полную  миску горЯчей, бурой воды  и  промокать себЯ, жмурЯсь от горЯчих
водЯных  клЯкс.  ‚ыпьем  пополам.  ’ы любишь похолоднее? ’огда поставлю на
подоконник, если забуду - сам дотЯнешьсЯ.
   ‚от так и существую одиноко, рождалсЯ одиноко и умирать буду одиноко.
   Њне,  кажетсЯ,  двадцать  шесть,  а жизни уже нет - кончилась, иссЯкла,
осталось  только существование и труд, смысл которого мне недоступен. ‚ещи
на  мне  ветшают  и  приобретают ржавый оттенок, стиранные в воде парового
отоплениЯ.
   ’ы,  наверное,  уже спишь, а Я сплю мало и чутко, с тех пор как однажды
почувствовал, что  мое дыхание прослушиваетсЯ. Ћткрыл глаза бесшумно, без
скрипа (иногда мне это удавалось, хотЯ конечно надо бы смазать маслицем) и
увидел  чуть-чуть  слева  висЯщий  раструб  трубы,  из которого выглЯдывал
соседский любопытный взглЯд. џ ухватил рукой за медное тело трубы и рванул
ее на себЯ, не успевшую скрытьсЯ в стене - с той стороны упирались.
   ѓлаз,  провернувшись два  раза, скрылсЯ в раструбе - исчез. ’огда Я был
силен и  выдернул  ее всю с висЯщим на конце полупальцем, застрЯвшем, как
на  спусковом крючке,  в  женских изгибах медного духового инструмента. €
долго из-за  стены  слышалсЯ крик,  которому  Я вторил, гудЯ в мундштук,
хриплым  голосом  пытаЯсь  подражать Ђрмстронгу. ЏолучалсЯ джаз. Ќесколько
авангардный,  но  все же.  џ даже  пыталсЯ грубо танцевать под него, под
пародию на "Kiss of fire".
   —асть  моей  комнаты  поглощало  солнце.  ќто  еще когда было тепло, Я
занималсЯ осмотром вещей, сложенных в диване, и обнаружил там банку черной
краски  (эмали?),  что вдохновило менЯ на малЯрскую работу. Љраски хватило
на   полторы  стены,  поверх  содранных  цветочков,  и  треугольную  часть
потолка,  и  несколько  дней  после  этого  Я плохо видел и угорал в слабо
проветриваемом   помещении,   не   в  силах  разобрать  свертки,  на  полу
разложенные,  наблюдаЯ  пространство  меж  них съеженное. ђуки из карманов
скованных разжимались в ладони разверстые, достал из тумбы рубаху пеструю,
сел смотреть на стену обойную, слева темную, справа белую, на ней различал
знаки новые. ѓладЯ  при этом гнить начавшее, бока впалые, мЯгкие Яблока,
пальцами с них кожа облазила, губами, где твердо - в плоть продавливал.
   ’рубу  Я  затем  спилил  в атомы, а когда посмотрел в окно, то по нему
стекал первый мокрый снег, сильно превращавшийсЯ в воду. Њедь была во всех
углах - в виде порошка.
   Ќе так давно слышал материн голос - его Я не спутаю ни с чьим. ‚ообще о
матери  осталась  только  воспоминание из детства, как она гладила менЯ по
непослушной, вздрагивающей от материнских прикосновений, тогда еще льнЯной
голове,  и  говорила  всегда одно и то же: "Џойди, погулЯй сыночек, что ты
все сидишь один, взаперти. Ћ чем думаешь?"
   ѓоворила она усталым шепотом:
   - ‘ыночек, сыночка, выключи бомбу, сними ее с двери, послушай маму.
   џ  подбегал  к  двери и замирал; находЯсь в придверном воздухе, тихо ей
отвечал, что не могу, что у менЯ есть требованиЯ.
   -  ‘ынок,  - ее рука прошла сквозь дверь, морщинистаЯ и стараЯ. - „ай Я
тебЯ поглажу. ѓде твоЯ вихрастаЯ голова?
   - џ теперь лыс, мама, - наклонЯлсЯ и тыкалсЯ лбом в ее руку, скользЯщую
от виска к затылку и назад, и тут же скомкано втЯнувшуюсЯ за дверь.
   …ще  немного  постоЯв согнутым к двери, рукавом рубахи отирал влажность
головы.
   - Ќе трогайте его. ‘лышите вы не трогайте.
   - ‚ы должны попробовать уговорить его.
   - џ знаю своего сына, он не пойдет на уступки.
   џ  мысленно  продолжал очертаниЯ руки и Ясно видел сухонькую старушку с
холодными  глазами,  нервно  вытирающую  ладонь  платком,  и  рЯдом с ней,
очертаниЯ  кого-то  в пЯтнисто-зеленом (очень смутно). Ќо лишь отдернулась
рука  - пропала и образность старушки в темном. Ќичего, кроме внепланового
отрыва от работы, мне эта встреча не принесла.
   Џосле  этого  мама еще заходила ко мне, но уже всЯ целиком. € почему-то
называла  менЯ "товарищ". € одета была в белую длинную сорочку, и лепетала
что-то  непонЯтное, свое, теребЯ на мне пуговицу: "„а, но послушайте менЯ,
товарищ.  ЏредставлЯете,  Я  иду,  а  вокруг стены, белизна, чистота - все
словно  туманом покрыто, очередь стоит длиннаЯ-длиннаЯ. ‹юди в ней рваные,
грЯзные, с автоматами, раны на них страшные, кровавые. “ одного солдатика,
боже  ты  мой,  аж  ребра  видны. Ќо что странно: все молчат, хоть бы звук
какой издали -  ну словно сговорились. € глаза печальные, пустые смотрЯт
сквозь  менЯ. ‘трашно  мне стало. џ побежала назад, а навстречу все те же
люди  попадаютсЯ  и  свет тускнеет, тускнеет, а потом словно споткнулась и
проваливаюсь  куда-то и  оказываюсь  уже  здесь  и  иду, значит, прЯмо по
коридору".
   Ћна  толкнула  менЯ  в  грудь  несильно  и ушла.  € долго слышались ее
уходЯщие шаги за спиной, из-за стены глухие.

   Џроволочный  остов.  Ќе  жизнь,  а ее проекциЯ. ѓде касалсЯ всей кожей
синего   неба  -  теперь  уткнулсЯ  пальцем. ѓде  видел  все  на  триста
шестьдесЯт  градусов телесного угла - только цветочки и слева черное, и на
потолке отметина, и ты.
   - ‚ода наверное, уже остыла. Џить хочешь?
   - ...
   - Ќет. Ќу смотри, Я ложусь спать, тогда сам возьмешь.
   ђубашечка  на  выпуск,  брючки  латанные, отцовы, да по пыльной дорожке
куда-то  вдаль, шпынЯЯ консервную банку. ќх, слов не хватает, чтобы объЯть
это  далекое  и  желтое.  Ѓочка  с  квасом  и перваЯ сигарета на троих, и
свежескошенное  сочное,  такое мЯгкое под босыми ногами - все, чего у менЯ
никогда не было, и чего у менЯ теперь не будет. Ќе будет сцен на вокзале -
все  в  прошлом, перрон горЯчий и прилипающие кеды, бритый затылок и серые
глаза, пустеющие, в уголках еще жадные.
   ‚едь  если бы  просто  голова,  но  ведь  есть  еще руки и ноги, скоро
атрофирующиесЯ  в  коленЯх  (каждую  ночь снитсЯ сон, где ползу куда-то на
негнущихсЯ  ногах).
   …сть  тело,  чудом держащеесЯ на ходулЯх, а венчает голова, где Я, где
все  вокруг,  что  было  и не будет. ‘тать бы таким, как ты. Ќо кто знает,
может тебе еще тЯжелее? ‚ерх и низ, вправо и влево - где Я? Џосредине? €ли
сумма? ‹ампа ли Я? ‚ыключен ли? Ђ ночью - альтернатива периметру четыре на
два  и восемь, тоже Я? †елудок дергает изнутри подвешенной ниточкой кто-то
(Я?), водит  быстро  вверх и вниз, как будто удит рыбу. Ђ вдруг и поймает
испуганно  хлопающую  глазами, вытЯнет в альтернативный мир. ‚идЯт ли рыбы
сны?  ‚идЯт  ли...  ‘ны. €ли они с открытыми глазами присутствуют всегда в
водной  известности.  ‚идишь ли ты сны? Ќо у тебЯ нет глаз. €ли глаза тебе
заменЯет весь ты? ‚едь есть же зрение кожей.
   Љак  много позиций,  точек  моего ребристого Я, которое тоже Я? €ли Я
часть жены?  …е  сон,  ее кошмар, но почему она так долго спит. Њожет она
умерла,  и  поэтому  не  дает мне  еды,  не даст уже никогда винограда, с
которым  Я  когда-то свЯщеннодействовал, наклонЯЯсь над гроздью так низко,
что  почти  касалсЯ носом Ягод, и губами наглыми лазил в самую сердцевину,
выкусываЯ  оттуда  мЯкоть  -  тоже  менЯ? ‚ыкушенную сердцевину, у которой
прошлого-то  -  всего несколько месЯцев впитываниЯ солнца. “ тебЯ времени
больше. ѓораздо больше... больше... боль

   -  “же  четвертый день не поЯвлЯетсЯ пища. ’ебе-то много не надо. ђаз в
день. ђаз в день полил и все.

   Љто-то  стоЯл  за  дверью  и  жадно  курил,  вслушиваЯсь в тишину моего
мышлениЯ.  џ  выхватил  у  него  еще  большой окурок, лишь он неосторожно
наклонилсЯ,  просунув голову сквозь стену, и жадно затЯнулсЯ несколько раз
подрЯд.  Ќикогда  не  курил,  поэтому кашлЯл, но было как-то радостно, что
попробовал и это.
   -  €нтересно  жила бы со мной та женщина - стала бы она как моЯ жена? ‚
смысле, похожа на нее? Ђ?

   Љактус  молчал, дремал, сквозь полуприкрытые веки зеленых глазищ своих,
скучно рассматривал утреннего проржавленного человека.


        ђоман Љарнизов. €ѓђЂ ‚ Њџ—


   "“ходЯщие вскользь,
    в летний день,
   секунды его средних лет ползут, танцуют визжа,
   медленно и навзрыд, укусами покрывают соленую,
   шершавую кожу".

   Ќевдалеке от его балкона седой, крупный мужчина обнимал свою  немолодую
жену. ‘квозь деревьЯ и невысокое  ограждение  они  смотрели  на  некрасиво
дергающихсЯ на танцплощадке под оглушительную ритмичную музыку детей.
   „митрий  - сверху, в сумеречной темноте прекрасного мЯгкого одиночества
мысленно уносилсЯ на годы  вперед  и  легко  представлЯл  себЯ  таким же,
стоЯщим подле человека, которому после двадцати лет совместной жизни будет
совершенно нечего сказать. ‚се уже будет сказано, повторено, прожито. ‚се
пролетит и  растает.  ѓромкаЯ музыка сморщитсЯ  в  комочек  и  сдавленно
закатитсЯ в траву, гомон детей растворитсЯ в высокочастотном ритме  цикад,
засыпающих в ночном шуме листвы. € в быстрой смене  друг  другом  таких  и
других похожих на них малых событий пролетЯт дни и годы.  €  в  такой вот
вечер будет  нестерпимо  тЯжело  вдруг  почувствовать груз  давЯщих  лет,
вызывающий слабое щемЯщее чувство где-то  в  области  груди  и  стремление
смотреть  на  молодых,  беззаботных  за  барьером,  который   так    легко
перешагнуть, стоит лишь слегка прикрыть глаза и, убежав  в  воспоминаниЯ,
освободитьсЯ в танцующей толпе от седины и грубых черт  лица, смешав там
весь привычный уклад жизни, растворившись в ритме музыки.
   ‚се это будет, но сейчас  „митрий  еще  сторонилсЯ этих  воспоминаний,
стеснЯлсЯ  самого  себЯ  в  них  глупого,  нескладного    и никак  не
отождествлЯемого с  ним  нынешним,  признававшим  подлинно  своими  только
последние три-пЯть лет; еще пульсирующие наиболее Яркими эпизодами в целом
ровной и скучной жизни, годы за которые уже не было стыдно  перед  другими
"солидными" людьми.  €  только  позже с  поЯвлением  седины  воспоминаниЯ
детства будут все чаще подниматьсЯ из хранилищ  памЯти,  уже  полустертые,
рваные, но эти обрывки и будут самым дорогим, что останетсЯ в предстоЯщей
жизни.
   „митрий принадлежал к верхней границе среднего класса и в свои чуть  за
тридцать имел весь стандартный набор, выражающий  степень  благополучности
жизни: квартиру, машину, жену, к которой  уже просто слишком  привык,  и
ребенка - девочку девЯти лет - странное и чрезвычайно плаксивое существо.
   ‡десь, на берегу Ђзовского морЯ, „митрий отдыхал один.  †ена  с  дочкой
поехала к родителЯм, и он вырвалсЯ сюда, где было не так престижно, не так
шумно и быстро, как на —ерном море или Љипре, но  зато  присутствовала  та
неповторимаЯ атмосфера провинциального города (от которой он уже  порЯдком
успел отвыкнуть) - размереннаЯ и неторопливаЯ жизнь, котораЯ  просто  не
могла существовать в большом шумном  городе,  где  все  бегало,  ломалось,
покупало, ехало, кричало.
   ‘ утра он по негласно заведенному здесь  распорЯдку  шел  к  морю, где
лениво плескалсЯ, не утруждаЯ себЯ  утомительными  заплывами, и  загорал,
густо мешаЯ эти два нехитрых действиЯ до полуднЯ,  когда  солнце  начинало
жарить невыносимо. ‘праведливости надо отметить, что загорал  (сгорал)  он
только в первый день, а потом просто лежал под навесом  или  когда  вконец
надоедало лежать - накрыв  голову  и  плечи  прогуливалсЯ  взад-вперед  по
плЯжу, даже сквозь ткань ощущаЯ легкое жжение облезающей кожи.
   Ћбедать „митрий ходил в маленькое кафе, неподалеку от  плЯжа,  а  затем
шел в беседку. …е он обнаружил  случайно,  просвечивающую  сквозь  листву,
обследуЯ заброшенный детский  лагерь, рЯдом  с  которым  снимал  комнату.
’ропинка к беседке была добросовестно, но слабо защищена паутиной, котораЯ
налипала на лицо и противно лезла в глаза.  ‚нутри  было  чисто,  не  было
ожидаемого налета пыли.  ѓрубо  сколоченные  из  двух деревЯнных  брусов,
покрытых облупившейсЯ краской, скамейки мЯгко облегали  периметр  беседки.
‘о всех сторон щебетали  птицы,  а  под  вечер  их  сменЯли  цикады.  ‹ишь
одинокаЯ пивнаЯ крышка, да оборванный конец  провода, торчащий  откуда-то
снизу, напоминали о том, что здесь когда-то были люди.
   ќто было идеальное место длЯ успокоениЯ нервов. ‡десь приЯтно было тихо
наслаждатьсЯ вечером в густеющих сумерках, в которых  терЯли  свои  резкие
формы домики и игроваЯ площадка, заросшаЯ травой. "Ѓыл бы Я поэтом - писал
бы здесь стихи", - сидЯ думал „митрий, праздный,  курил,  выпускаЯ  дым  и
вдыхаЯ тишину. Ѓыл небольшой недостаток -  комары.  ќти  твари  под  вечер
становились  особенно назойливыми  и приходилось  наглухо застегивать
расхристанную одежду и нервно взмахивать руками,  когда  они  невесомые  и
резко взрывающиесЯ болью садились на оголенную кожу.
   „ождавшись устойчивого  преобладаниЯ  ночи  над  днем, „митрий зажигал
маЯчок  своей путеводной  сигареты  и,  спотыкаЯсь  на  неровностЯх плохо
видимой  тропинки,  спешил  в "номер", где и сидел сейчас, закинув ногу на
ногу  и  времЯ  от  времени  прихлебываЯ  остывший  чай, ожидаЯ медленного
уставаниЯ глаз и желаниЯ спать...
   ’ак  походили  дни,  за  которые  он познакомилсЯ с бодрым мальчуганом,
лупившим  неподалеку от него большой, полосатый, легко взлетаюший вверх от
прикосновениЯ его  худых рук мЯч, отскочивший однажды на читавшего что-то
скучное „митриЯ. Љнига тут же перестала быть интересной, и он как-то резко
поддел  снизу по  упругому  надутому мЯчу, завертевшемусЯ в сливающийсЯ с
голубоватым  ком  неба,  вызвав  детский смех и детскую непосредственность
игры  с  взрослым, чуть неуклюжим „митрием, заразив того мгновенно вирусом
смеха и детства.
   Љак ни странно малыш не раздражал „митриЯ, как многие другие  подвижные
и громко орущие дети его возраста. Ћни  пошли вместе купатьсЯ,  потом  о
чем-то говорили, и не было обычного гнетущего молчаниЯ,  барьера,  который
неизменно возникал между ним и дочерью. ЏриЯтно  было валЯтьсЯ  в  песке,
засыпаЯ ноги и руки теплыми сыпучими струЯми и "разминировать"  утопленную
в песок, хитро скрученную ладонь, где каждый палец по правилам  игры был
миной. Ќеизменно проигрываЯ вначале, потом „митрий приловчилсЯ и пару раз
обнажил осыпающуюсЯ песком детскую ладонь.
   Џотом малыш водил  его  смотреть  на  выброшенного на  берег  мертвого
дельфина, похожего на кусок размокшего дерева, облепленного песком. ‚ремЯ,
проведенное с ребенком, ускорЯлось, приобретало  какую-то  насыщенность  и
что-то тЯжелое отделЯлось от его сущности,  как-то  легко  становилось  на
душе и приЯтно было иметь вот такого простого знакомого, с  которым  можно
быть самим собой, не играть роль солидного, степеннеющего с  каждым  годом
самца, озабоченного поиском денег, и неприкрытой  никакими  масками  кожей
лица чувствовать соленость солнца и ветра.
   Ќа  восьмой  день пребываниЯ  в  теплых  водах  „митрий  с  мальчиком
возвращались  с  другого конца плЯжа, уставшие от смеха и кручениЯ педалей
водных  велосипедов, поддеваЯ пальцами песок и глубоко погружаЯ туда ноги,
проходЯ   мимо   бесконечных  навесов и  пестрого  разноцветными  кусками
купальных костюмов народу. „митрий уже предвкушал хороший обед, но тут его
окликнули,  разом  разбив хрупкую картину почти самодостаточного бытиЯ. Ћн
не  сразу  понЯл,  кто  это,  обращаЯсь к нему по имени, размахиваЯ руками
из-под  навеса, так беспардонно нарушил псевдоидиллию. „митрий остановилсЯ
и,  щурЯсь  против  солнца, пыталсЯ рассмотреть человека, идущего к нему и
лишь  когда  его стали обнимать с возгласами что-то вроде "какаЯ встреча",
он  по этому грубоватому напору безошибочно определил ЌиколаЯ, старого его
собутыльника, от которого как-то отдалилсЯ в последние несколько лет, что,
впрочем,  ничуть  не  повлиЯло  на  реакцию оного. …сть люди, одним словом
сметающие барьер неловкости, и Ќиколай принадлежал к их числу.
   —ерез  несколько  минут  они  уже  пили пиво и обменивались монологами,
состоЯщими  сплошь  из  воспоминаний приЯтных времЯпрепровождений вдвоем и
порознь.  „митрий  чувствовал легкую досаду из-за того, что не смог даже
попрощатьсЯ  с  малышом,  спешно  уводимый  Ќиколаем  под  навес.  Ђ когда
все-таки  обернулсЯ,  то увидел только маленькую фигурку, уходЯщую в толпу
загорелых  тел.  Њимолетное  чувство  досады  уменьшалось с каждым глотком
пива. Ќиколай  строил  планы на  вечер  и  вовлекал в них „митриЯ, давно
равнодушного  ко  всем этим похождениЯм. Ќо что-то нахлынуло, вспомнилось,
памЯть  ножичком  полоснула  по-старому, погребенному под слоЯми лет, и он
согласилсЯ  участвовать  во всеобщем веселье, танцах вечером и водке ночью
в обществе каких-то дам в возрасте между двадцатью пЯтью и сорока. „митрий
играл со своей памЯтью, вспоминаЯ молодость, проецировал невозвратимое на
сегоднЯшнее и необратимо напивалсЯ, так, что чуть не заснул где-то в баре,
так  и  не  удовлетворив жажду приключений какой-то дамы, имени которой он
так и не вспомнил на следующее утро.
   “тром было ужасно плохо, „митрий отлеживалсЯ в море и  на  песке  спал,
совершенно разморенный. ‘казывалось то, что он давно не  пил  так  сильно,
так как когда-то, только женившись, до рождениЯ ребенка, до того как  жена
пригрозила уйти, забрав с собой дочь. Ћн боЯлсЯ потерЯть  ребенка,  боЯлсЯ
скатитьсЯ в одиночество  и  поэтому  оставил  в  своем  расписании  только
крупные праздники и званые обеды.
   „ремотное состоЯние играло с ним, накладываЯ воспоминаниЯ на  вчерашний
стертый водкой день, искажаЯ и разлагаЯ их на составные  части.  Џриходил
малыш, но „митрий спал и не слышал осторожных заглЯдываний в  свое  спЯщее
лицо. „ень повторилсЯ по вчерашнему сценарию, с  той  лишь  разницей, что
„митрию было более скучно, чем вчера - вчерашние знакомые  казались  чуждо
чужими.
   Ќазавтра он скрылсЯ от всех в беседку, где мучительно искал единственно
приемлемого  положениЯ  длЯ своей пульсирующей головы, почему-то все времЯ
вспоминаЯ  своего  маленького знакомого. Ќе выдержав, он пошел на плЯж, на
свое  место  и  довольно  быстро  дождавшись  его; они как старые знакомые
разговорились и бесцельно пошли вдоль берега, где малыш на какое-то времЯ
отделилсЯ,  отбежал  в  сторону  -  "џ  возьму  мЯч"  (тот  самый,  куском
вырванного  неба, присыпанный песком) - к высокому черноволосому мужчине и
вЯзавшей   что-то   женщине, с   вниманием преобразившейсЯ   при  виде
подбегающего сына, поднимающей веки и слегка поворачивающей голову.
   ’е же покрашенные белые волосы.
   „митрий курил, повернувшись к морю и как бы смотрЯ на него, с дрожащими
руками от нахлынувшего всего разом, щурЯсь от солнца, обнаружил, что глаза
слезЯтсЯ,   сел   на  песок,  закрыв  руками  лицо,  слышал  лишь  ленивый
разомлевший   разговор  и  против  всего,  против  воли,  против  сценариЯ
обернулсЯ   и  смотрел   на нее   пополневшую,  еще  красивую,  но уже
расплывающуюсЯ   -  сытенькое и  грустноватое  лицо, пока  ее  пустеющий
взглЯд, направленный рукой малыша, не наткнулсЯ на него и мелькнуло что-то
похожее  на изумление.
   Ќет.
   Ћн быстро уходил назад, первые несколько шагов спиной вперед, а затем
уже  побежал, развернувшись, хватаЯ ртом, больными легкими влажный соленый
воздух, сглотнув принесенные ветром остатки ее удивленного возгласа.
   „митрий бежал и переходил на быстрый сбивающийсЯ шаг, выделЯющий его из
медленной  тЯгучей  толпы  отдыхающих,  остановившись только в комнате с
выходом  на  балкон. ’Яжело дыша йодистым воздухом, уперев руки в бока, он
стоЯл посредине  тесного помещениЯ меж кроватью и креслом, узким шкафом в
углу и мысленно двигал их. Ќабор из этих же предметов, но в другой позиции
когда-то  уже существовал,  гармонизируемый  нею,  и где „митрий когда-то
подсознательно  чувствовал  свою  несовместимость  с  тем маленьким миром,
пропитанным  постаревшей  с  берега, и лишь пыталсЯ создавать иллюзию, всю
хрупкость которой чувствовала, наверное, и она.
   арообразный  мир, в  который  он  не мог вписать свой квадрат, не мог,
сворачиваЯсь  внешне калачиком, не мог, подтЯгиваЯ колени к подбородку. Ћн
не  нашел  ничего  лучше, чем бежать, он не нашел ничего хуже, чем бежать.
Ѓезадресно,  безвозвратно  и как казалось ему навсегда, после этого спешно
женившись,  сглаживаЯ свою  угловатость  водкой.  ‘зади  справились о его
состоЯнии. „митрий утвердительно ответил:
   - ‚ыпьем? ‚от здесь, никуда не выходЯ.
   ‹ишь  немного  выждав  проходЯщее  вниз,  обжигающее  пищевод тепло, он
твердил про родинку, котораЯ у него на левом бедре, там же где и у малыша,
про  то,  что совпадал  срок,  про  то, что не могло быть ошибки, и видел
пустые,  непонимающие глаза  напротив,  ЌиколаЯ,  которого за это чуть не
ударил,  бессильно  скинув  со  стола тарелку  с чем-то зеленым, быстро и
жестоко  доведЯ  тело до горизонтального положениЯ, чтобы заснуть быстрее,
чтобы уйти  в мир сновидений, абстрактный, где нет несовместимости, чтобы
поднЯтьсЯ  среди  ночи,  еще немного пьЯным, сесть в машину и ехать отсюда
прочь,  через полЯ подсолнухов, просыпающихсЯ в красном, рассветном свете
солнца.
   ‚ыжимал газ до упора, с трудом вписалсЯ в первый же  резкий  поворот  и
затем отпустил педаль, катЯсь и  останавливаЯсь  по  обочине. ђуки  мелко
дрожали от ненависти. „митрий выскочил из машины и стал бить по корпусу  и
стеклам ногами, наносЯ слабые, еще  нетрезвые удары, оставлЯЯ  небольшие
вмЯтины.  ЃросилсЯ  через  посадки,  обдираЯ  обгоревшую  кожу  в    полЯ,
нестерпимо желтое, Яркое сверху и неровное черное под ногами. Ћн  бежал  и
спотыкалсЯ, завершаЯ вчерашний неудавшийсЯ побег, спотыкаЯсь  и  падаЯ  на
руки, сминаЯ черные плошки подсолнухов, брызжущие недозревшими  семечками,
попадавшими в нос и глаза...
   „митрий сколько-то (спал?), (проснувшись?) под таким синим небом, что
хотелось безумно кричать и касатьсЯ его своим грЯзными пальцами, под синим
небом, усыпанном желтыми солнцами,  зеленовато-дождливыми  вниз,  а  потом
(сколько  прошло  времени?)  пошел  дальше  через  полЯ  куда-то  к  линии
горизонта, почему-то отодвигавшейсЯ все дальше и дальше...            ђоман Љарнизов

       †…‹…‡ЌЋ„ЋђЋ†ЌЋ… —’€‚Ћ

   (ЏосвЯщаетсЯ ћ.-‚.-†.-„.)

        Њолоко пролили, банку расколов.
        Ќа перроне наступил,
        запачкал обувь и благодарил
        за белые в разводах каблуки.


   ‡удин  видит его каждый день по утрам, с понедельника по пЯтницу, когда
едет  с утренней электричкой на работу. Ћн с первого раза как-то выделилсЯ
из  утренней  безликой  толпы.  —то-то  было  в  нем? “грюмый, даже скорее
отрешенный,  с короткой стрижкой, высокий и худощавый, он неподвижно стоЯл
на  перроне,  вертЯ  в  руках черные очки. Џопутчик был неприЯтен ‡удину.
—то-то непонЯтное в его лице, непрочитанное до конца, немного пугало.
   ‡удин  любил  курить  утром.  „ожидаЯсь электрички, он облокачивалсЯ на
перила и сплевывал вниз, рассеЯнно рассматриваЯ редкие лесопосадки. €ногда
‡удин прохаживалсЯ взад-вперед по перрону, глубоко засунув руки в карманы
брюк  и  теребЯ  там какую-нибудь  мелочь,  искоса  поглЯдывал  на  своего
попутчика.  Ћн  же при этом все времЯ стоЯл, не двигаЯсь, и смотрел вниз в
подплатформенные  прорехи,  где  времЯ  от времени пробегали то крадущиесЯ
кошки,  то  собаки,  останавливающиесЯ  и поджимающие лапу, высматривающие
вдали что-то свое, собачье.
   € так каждый будний день по десЯть - пЯтнадцать минут, бок о бок, уже в
течение  двух лет.  ‡удину  ехать  было  недалеко,  и  часто он вообще не
садилсЯ,  а  стоЯл  в тамбуре свои две остановки. Џопутчик уходил в другой
вагон,  ближе к голове электрички, но иногда, бывало, садилсЯ неподалеку и
тогда ‡удин  мог украдкой наблюдать за его безучастным взглЯдом в даль за
окном.
   ‘егоднЯ  попутчик  стоЯл на самом краю платформы и все также напрЯженно
смотрел  вниз, едва заметно покачиваЯсь. ‡удин старалсЯ держатьсЯ подальше
от  краЯ.  “  него  почти  всегда возникало неприЯтное тЯнущее чувство при
приближении  поезда. ЌадвигающийсЯ железный нос электровоза поедал мысли и
притЯгивал  взглЯд.  "Љак  мало  нужно длЯ того, чтобы прекратить жизнь, -
думал ‡удин. - ‚сего лишь слегка толкнуть плечом и покачивающиесЯ ноги не
удержатсЯ  на зыбкой ледЯной  крошке.  €  совсем несложно будет остатьсЯ
незамеченным.  Ќароду   много.  ‚се  толкаютсЯ.  ‚от,  например,  сейчас.
ќлектричка  уже  близко.  Њашинист начал тормозить. Ќавстречу идут мужики,
пристроитьсЯ  к ним сзади, и проходЯ мимо попутчика сильно толкнуть плечом
или  ударить  локтем и сразу резко обогнать мужиков и уйти дальше в толпу.
Ћн  навернЯка не  удержитсЯ  и  упадет  вниз на рельсы. ‘корее всего, от
неловкого  падениЯ  сильно ударитсЯ и не успеет отползти. ‚се будет похоже
на  несчастный  случай - ну поскользнулсЯ парень, не удержалсЯ, бывает, не
повезло..."
   ‡адумавшись,  ‡удин даже сделал шаг вперед и почувствовал, как нога его
уезжает  вперед  по  свежему ледку замороженного молока, туловище кренитсЯ
вбок,  и   сам  он  падает,  чудом  не  порезавшись  о  разбитые  остатки
трехлитровой  банки.  Џопутчик  отошел  от  краЯ  платформы и как-то пусто
взглЯнул  на  него.  ‡удин  после  этого долго не мог успокоитьсЯ, курил в
тамбуре  и  думал:  "џ  ведь  же мог убить его? ’ого, которого давно знал.
ЏЯтнадцать  минут  в день, семьдесЯт пЯть в неделю. ’ак, за месЯц умножаем
на четыре, нет лучше по-другому; пЯтнадцать минут умножаем на двадцать два
рабочих днЯ и на двенадцать месЯцев, минус отпуск..."
   ‡удин ехал в холодном тамбуре и считал.

        x x x

   ‚идели  его, наверное, многие, кто каждый будний день ездит на утренних
электричках  по  маршруту  N  -  N. Ћн хлипкий, худой и почти женственный,
оттого,  что  казалсЯ полным в области живота, в неизменных черных очках с
палкой   неопределенного   цвета.   Џроходит, постукиваЯ  перед  собой, с
консервной  банкой,  в которую редко кидают звенЯщие монеты те, которым их
некуда  деть  не  в  силу  количества,  а  в силу некомпонуемости с прочим
содержимым  карманов, кидают гвозди и кнопки подростки, иногда насыпают
шелуху  от  семечек,  но  так шутЯт  лишь  в последнем вагоне, где особый
контингент.  ‚се-таки в вагонах, где тридцать - сорок процентов составлЯли
женщины  среднего  возраста,  еще  четверть  - бабушки с большими сумками,
такого не происходило. Ќикто не знал достоверно, слепой он или нет. €ногда
высказывались  по  этому  поводу:  "ђазвелось  таких,  денег на  них  не
напасешьсЯ". "ђаботать надо, а не деньги клЯнчить".
   „амы в возрасте обычно возражали, что это все из-за жизни такой - нигде
не  платЯт,  поэтому люди и побираютсЯ, и если нашли такой способ добывать
деньги, то что в этом плохого.
   Љончалось  это всеобщей перепалкой, все приходили к выводу, что во всем
виновато  правительство.  ќто было  самое  плохое  длЯ  ‚лада, потому что
начинаЯ  спорить,  люди  быстро  забывали первопричину дискуссии и успешно
выигрывали   сделку   с  собственной  совестью.  ’акой  вагон можно  было
проходить  смело,  не останавливаЯсь,  без опасений потерЯть часть монет.
—ерез три-четыре  вагона  он останавливалсЯ в тамбуре и сгребал большую
часть мелочи в  мешок из плотной ткани, висевший на шее. ‡атем запахивал
ворот огромной  болоневой  куртки  и шел дальше, ориентируЯсь по шелесту,
дыханию и запаху людей.
   Ћн действительно  был слеп, или точнее сказать почти слеп. Џравый глаз
его  иногда,  в  Яркую солнечную погоду, различал смутные очертаниЯ людей,
киосков,  темную  громаду вокзального зданиЯ, стоЯщие электрички. ’огда он
садилсЯ  где-нибудь  на  перроне и в который раз вспоминал себЯ маленьким,
держащим  за  руку  отца,  первый  раз отправлЯющимсЯ на поезде к каким-то
дальним  родственникам.
   ’огда  было  утро и туман. ”игуры с чемоданами надвигались стремительно
из  белизны,  и  также  неЯсно  таЯли позади и только отец рЯдом, быстро
реагировавший на  внезапные  перемещениЯ, был четким и, наверное, поэтому
так  и  осталсЯ  в  его  памЯти,  увеличенным к низу, с маленькой головой,
бывшей    где-то   недосЯгаемо   вверху,   иногда   наклонЯвшейсЯ   вниз и
становившейсЯ от этого вдруг нормальной, говорившей: "Ќе замерз сынок?"
   ќто было единственное, оставшеесЯ сильным, воспоминание об отце, потому
что  через  два  месЯца,  во  времЯ игры с мальчишками во дворе, случилось
первое  событие  из цепочки последовавших затем, которое привело его сюда,
на перрон.
   Ѓыла осень и любимым делом было жечь костер где-нибудь за стройкой, где
их  не  гонЯли  за  это  взрослые. ‚ третьем классе тЯга к огню выросла до
болезненной  привычки.  ‚се  свободное времЯ уходило на поиски пластиковых
бутылок,  преимущественно  из-под  шампуней,  которые надевали на палку и
"вылетали  на задание" и "капили", заливаЯ землю горЯщими каплЯми-бомбами.
Ћсобенно  в цене были флаконы из особой пластмассы, котораЯ горела и текла
на   землю  расплавленной  струей.  ’ак,  их  главным врагам -  муравьЯм
приходилось особенно   тЯжело.   Ќайденные  муравейники   подвергались
массированным налетам  с  воздуха  и покрывались в скором времени тонкой
пластмассовой коростой. Љогда надоедало "капить" - взрывали все, что могло
взрыватьсЯ:  стеклЯнные  банки, бутылки, набитые предварительно карбидом с
водой и заткнутые травой, шифер, металлические флаконы из-под дезодорантов
и "дихлофос". €ногда находили стертые автомобильные покрышки и завороженно
наблюдали черный чад от них.
   ’огда-то все и произошло. ‚италик тыкал палкой в горЯщую черную резину,
потом стал бить по ней, и резина в ответ отплевывалась жгучими искрами. Ћн
тут же отскакивал назад и рискованность этого занЯтиЯ захватила и ‚ладьку,
и  остальных  его  товарищей; они  вооружились  палками, но удары их были
слабы,  искр  высекалось  не  много, пока кто-то (может снова ‚италик?) не
предложил  кинуть  кирпич.  Љирпич  был брошен, но ударилсЯ оземь раньше и
лишь  вторым  касанием ударилсЯ в резину. ќффект был больше, чем от ударов
палкой, но этого было недостаточно, хотелось чего-то еще большего.
   ‚озникло  решение  бросить кирпич со второго этажа стройки, костер был
почти напротив  окна и,  раскачав кирпич, двое товарищей со второго раза
попали  точно в лежащее плашмЯ колесо. Ћстальные отошли, как казалось им,
на  безопасное  расстоЯние.  €нстинкт самосохранениЯ заставил мальчишек в
последний  момент  отвернутьсЯ,  и  им попало только на ноги. ‚ладька тоже
хотел отвернутьсЯ, но его внимание привлекла монетка, зорко подмеченнаЯ, и
он  сделал  шаг  по направлению к ней и наклонилсЯ, в это мгновение кирпич
прорвал  резину  и  она  расплескалась  вокруг  горЯщим огнем.
   ‘разу  стало  темно,  красное  плЯсало  перед  глазами,  и ‚ладька, не
удержавшись,  упал,  сжимаЯ в кулаке монетку, слыша неестественно высокие,
писклЯвые  крики  мальчишек, разбегающихсЯ врассыпную. …му показалось, что
все  это он слышит сквозь сон осенним воскресным утром, когда за окном еще
темно и  не  спешишь спать, а  открываешь глаза и думаешь о предстоЯщем
свободном   дне,  рассматриваЯ  искаженные  расплывчатой  мглой  очертаниЯ
знакомых  предметов.  ‚еки  опЯть тЯжелеют, слипаютсЯ, снова клонит в сон,
последний раз напоследок открываешь глаза. Ћткрываешь... Ћткрываешь глаза.
’ут  и  вернулась  боль  физическаЯ, смешиваЯсь с болью осознаниЯ. ‚ладька
поднЯлсЯ  на колени и тихонько завыл от боли, страха, беспомощности, всего
разом.  Ћн  тыкалсЯ  в слепую темноту, подносил руки к лицу, но не решалсЯ
коснутьсЯ  зудевших  глазниц  и  чувствовал  в  тишине лишь чад догорающей
резины.
   Џотом  прибежала  мать и, схватив его на руки, совсем нетЯжелого, молча
понесла  домой  и  разревелась  только,  когда  уже  врач, уходЯ, погладил
‚ладьку по голове и спросил:
   - —то у тебЯ в кулаке, мальчик?
   -  Њонетка, - ‚ладька разжал кулак, темный кружок выскользнул у него из
руки  и упал на пол. ‚ладька инстинктивно нагнулсЯ за ним, выставил вперед
руку  и  замер,  а  через мгновение его уже сжимала мать и что-то горЯчее,
теплое  капало  ему  на  голову,  а  он все шептал: "ќто монетка, дЯдЯ", -
протЯгиваЯ из-за материнской спины раскрытую ладонь.

        x x x

   Ѓыло  утро десЯтого декабрЯ. ‚осемь часов утра. ‚ладимир вел локомотив.
„о конечного пункта оставалось еще минут сорок езды, если конечно не будет
красных  светофоров, и женщины в оранжевых куртках все также ласково будут
благословлЯть,  держа правую руку  урезанным  "хайль-гитлером".
   •отелось спать. Љогда встаешь рано и выигрываешь мучительную схватку со
сном, то кажетсЯ, что наступившее бодрое состоЯние уже не покинет тебЯ, но
проходит   час-полтора   и  оживленнаЯ  болтовнЯ  с  напарником  иссЯкает,
начинаетсЯ  молчание  и  в  следующий рассветный  час  глаз  с  восторгом
воспринимает, проступающие в светлеющей темноте, детали до боли знакомого
маршрута.
   ‘егоднЯ в нем было что-то новое - лежал снег, хотЯ он лежал уже неделю,
но  ‚ладимир  еще  не успел  привыкнуть к зимнему ландшафту. Ќо проходило
времЯ нереальных  и  неустойчивых  очертаний -  все окончательно белело,
светлело, унылело, падало легко сверху, и становилось дремотно и противно.
   ’огда  он говорил своему напарнику, что неплохо было бы и попить чайку.
Ћни  кидали  монету.  ‚  этот раз выпал орел. —ай готовить пошел напарник.
Џовезло,  он  хоть в какой-то мере отвлечетсЯ маленькой бытовой заботой от
скуки усыплЯющего,  монотонного ритма, стучащих под колесами рельс. •отЯ,
он   пропустит   туннель   - единственный, наравне   с  мостами  через
водохранилище,   предмет,   как-то   разнообразивший  однообразие  дороги.
’уннель  был  довольно длинный, метров пЯтьсот, и виднелсЯ издалека черной
точкой,  зиЯющей  прогалиной  земли  на  протаЯвшем  снеге.  €здалека было
немного  страшновато  думать, как  локомотив пролезет  в такое маленькое
отверстие, но этот беспричинный страх быстро пропадал и заменЯлсЯ чувством
ощущениЯ  скорости.  ‚  туннеле она чувствовалась сильнее, чем на открытом
пространстве.  “зость   открывающейсЯ   впереди   перспективы,   темнота,
синхронное  мелькание ламп  - все это увеличивает раза в полтора реальную
скорость поезда. € ощущение обладаниЯ мощью многотонного железного зверЯ в
такие секунды захватывало чрезвычайно.
   ‚ладимир  оглЯнулсЯ назад и осведомилсЯ у напарника насчет чаЯ, а когда
поворачивалсЯ, то краем глаза успел заметить быстрое движение некой темной
массы и глухой звук удара где-то внизу локомотива. Ћн испугалсЯ, но ничего
больше  не произошло. "Љрыса, - решил ‚ладимир. - •отЯ длЯ крысы тень была
великовата. Џоказалось. Ќе выспалсЯ, вот и мерещатсЯ всЯкие гадости".
   Ћн спросил  у  напарника, не  слышал  ли он  чего-нибудь  и, получив
отрицательный ответ и чашку с чаем, окончательно успокоилсЯ.

        x x x

   ‘  утра  ветер  и  снег,  идти  по тающей тропинке, успеваЯ к приходу
электрички. Ќадеть черные очки, достать палочку, войти в последний вагон и
пойти, неуверенно выстукиваЯ перед собой, сдерживаЯ улыбку от сердобольных
взглЯдов  и  старатьсЯ не обращать вниманиЯ на грубые реплики. ‚ыйти через
две  остановки,  в  киоске  рЯдом  купить папирос и взЯть одну, а половину
выбросить  птицам.  Џотом  пойти по непроторенным путЯм, дымЯ едва тлеющей
папиросой,  вдоль железнодорожной линии к туннелю, по обе стороны которого
приветливо  расположились будки со сторожами. ‘хоронитьсЯ рЯдом с будкой и
ждать момента,  пока сторож,  может быть,  выйдет по нужде, может быть,
задумаетсЯ,  подперев ладонью  щеку, глЯдЯ  в  точку  на  стене, и тогда
скатитьсЯ  неслышным, быстрым  снежным  комом  вниз по склону и опрометью
броситьсЯ в темнеющий провал. ‘ледующаЯ скоро.
   Љрысы  разбегаютсЯ в  норы.  џ  стою в нише и спокойно курю, остальные
восемь  выкинув  птицам. “же снЯл черные очки, отдал их крысам. ‘лышен гул
вдалеке,  глубже  вжимаюсь  в нишу,  до  рельсов шесть шагов. Џочему Я не
слепой, а лишь носЯщий черные очки? Џочему Я не безногий, а целый? Џочему?
Ћкурок  летит в  темнеющее  пространство  и замирает на шпале, пламенеЯ и
краснеЯ  единственным глазом. €нтересно, кто же мертвый, ты или Я? џ, как
брат  Ђнны,  не  от  любви,  а от желаниЯ нецелым быть, ущербным, бросаюсь
вепрем,  накрываю грудью искру на конце окурка и слышу удар глухой и голос
"’ы   ничего  не  слышал?"  где-то  вверху,  и  откатив