я к прекрасному полу. Всем понятно, надеюсь, что первый танец каждый из нас должен посвятить своей даме. Прошу, джентльмены. Я поднялся и одернул брюки. 3 Будь я проклят, если в алькове не уместился целый оркестр - рояль, саксофон, две скрипки, кларнет и ударник со всеми своими погремушками. Конечно, можно бы обойтись магнитофоном с усилителем, но на что только не пойдешь ради матерей-одиночек! Что касается расходов на оркестр, то они частично покрывались экономией на напитках - содовая вода в коктейлях, бурда за столом, выдаваемая за вино, и отсутствие коньяка - так что оркестр не являлся таким уж расточительством. Напитки появились, только когда мы протанцевали больше часа. За баром появился Хакетт, принялся откупоривать шампанское и, не разбавляя ничем, разливать по бокалам. Очевидно, в заключение приема миссис Робильотти решила пойти на жертвы. Как партнерша по танцам Роза Тэттл была не находкой. Внешне она вполне годилась для танцев и даже обладала в какой-то степени чувством ритма, но дело заключалось в принципиальном отношении к танцам. Она и танцевала весело, а это, конечно, никуда не годится. Танцевать весело нельзя. Танец слишком важная штука, чтобы во время него веселиться. Он может быть яростным или торжественно-важным, беспечным или бесстыдным, танцем ради искусства танца, но никогда не веселым. Если тебе весело, ты становишься слишком болтлив. Элен Ярмис была партнершей получше, вернее, могла бы стать, не держись она так чертовски скованно. Едва мы начинали танцевать как следует, она вдруг вся напрягалась и превращалась в двигающуюся куклу. Роста она была подходящего - голова на уровне моего носа, и чем ближе я находился к ее крупному рту с изогнутыми губами, тем больше она мне нравилась, особенно, когда углы рта загибались кверху. Робильотти пригласил Элен на следующий танец. Оглядевшись вокруг, я увидел, что все почетные гости разобраны, а ко мне направляется Цецилия Грантэм. Я не тронулся с места. Она подошла, остановилась от меня на расстоянии протянутой руки и откинула назад голову. - Ну? - проговорила она. Как я понимал, тактичность предполагалась только в отношении матерей-одиночек, и я вовсе не обязан был растрачивать ее на дочь хозяйки. - Что "ну"? - отозвался я. - А то, что я хочу поглядеть, как вы сумеете избежать танца со мной. - Очень просто. Скажу, что заболела нога и сниму ботинок. - Вы на это способны? - Конечно. - Пожалуй, - кивнула она, - лишь бы помучить меня. Неужели вы никогда больше не обнимете меня в танце? Неужели я буду вынуждена унести в могилу свое израненное сердце? Вероятно, у вас может создаться обо мне ложное впечатление, но я передаю все точно до последней мелочи. Я видел девушку - я говорю "девушку", хотя она была на несколько лет старше Розы Тэттл, которая уже дважды испытала радость материнства, - я видел Цецилию всего четыре раза. Трижды в этом самом доме во время поисков драгоценностей, а в последний раз на короткое время оказался с нею наедине, когда назначил ей невзначай свидание и пригласил поужинать и потанцевать во "Фламинго". Танцевала она хорошо, даже очень, но и пила не хуже и к полуночи затеяла ссору с какой-то дамой, в результате чего нас выпроводили вон. В течение нескольких месяцев она донимала меня телефонными звонками, не меньше двадцати раз предлагая переиграть нашу встречу, но я был занят. На мой взгляд, во "Фламинго" был лучший во всем городе оркестр, и я не желал портить это впечатление. Что касается ее настойчивости, то я предпочитаю думать, что после меня ей не мог понравиться никакой другой партнер. Однако я считал, что она уже давно позабыла про все это, но вот начиналось все сызнова. - Это не сердечная рана, - сказал я. - Это ваше воображение. К тому же опасаюсь, что если начну с вами танцевать, то через минуту-другую вы станете делать мне замечания и тем самым все испортите. Я вижу это по вашим глазам. - В моих глазах только страсть. Неужели вы этого не видите? У вас есть Библия? - Нет, забыл прихватить. - Из внутреннего кармана пиджака я вынул блокнот, который всегда ношу с собой. - Это сойдет? - Вполне. Держите. - Она накрыла блокнот ладонью. - Клянусь, что если вы согласитесь танцевать со мной, я буду вашим послушным котенком в горе и радости, во веки веков и никогда не сделаю того, что вы не пожелаете, аминь. Миссис Робильотти, которая танцевала с Полем Шустером, поглядывала на нас. Спрятав блокнот в карман, я обнял дочь хозяйки за талию и через три минуты пришел к заключению, что девушке, которая так танцует, можно простить все недостатки. Музыканты устроили передышку, и я проводил Цецилию к креслу, думая, будет ли тактично пригласить ее на следующий танец. Но тут к нам подошла оставленная в одиночестве Роза Тэттл, Цецилия обратилась к ней, как женщина к женщине: - Если вы за мистером Гудвином, я не стану осуждать вас. Он здесь единственный настоящий танцор. - Я не ради танцев, - отозвалась Роза, - Да у меня и духу не хватило бы просить его танцевать со мной. Просто я хочу кое-что сообщить мистеру Гудвину. - Выкладывайте, - предложил я. - Только приватно. - Вот как нужно это делать. - Цецилия рассмеялась и встала, - У меня ушло бы на это сто слов, а вы уложились в два. - Она направилась к бару, где Хакетт разливал шампанское. - Садитесь, - предложил я Розе. - О, я не займу у вас много времени. - Она продолжала стоять. - Просто я подумала, что вам это следует знать, коль вы детектив. Я понимаю, что миссис Робильотти не желает никаких неприятностей у себя в доме, и хотела было предупредить ее, но думаю, что лучше всего поделиться с вами. - Я нахожусь здесь не в качестве детектива, мисс Тэттл. Я уже говорил об этом. Я пришел сюда развлечься. - Знаю, но все равно вы детектив. Можете рассказать миссис Робильотти, если сочтете нужным. Я не хочу обращаться к ней, но если случится нечто ужасное, а я никого не предупрежу, то меня смогут порицать. - А почему должно случиться нечто ужасное? - Я не говорю, что должно случиться, но может. Фэйт Ашер всюду носит с собой яд, вот и сейчас он у нее в сумочке. Вы не знаете об этом? - Нет, конечно. Какой яд? - Ее личный яд. Она еще в "Приюте" рассказывала нам, что это какой-то цианид, и даже показывала маленький пузырек. Она всегда носит его с собой, если не в сумочке, то в карманчике, который специально нашила себе на юбке; она на всех своих платьях сделала такие карманчики. Она сказала, что еще не решила покончить с собой, но если решит, то примет этот яд. Некоторые девочки подумали, что она просто рисуется, кое-кто даже подшучивал над ней но только не я. Я поняла, что она действительно может это сделать, и в этом случае, если бы я смеялась над ней, меня станут порицать. Теперь, когда она уехала из "Приюта" и устроилась на работу, я решила, что она бросила свою затею. Но Элен Ярмис была с ней в туалете, увидела пузырек в сумочке и спросила - по-прежнему ли он с ядом, - и Фэйт ответила - да. Роза замолчала. - Ну и что? - спросил я. - Что "ну и что"? - не поняла она. - И это все? - По-моему, вполне достаточно, если знать Фэйт так, как я. Этот роскошный особняк, дворецкий, расфранченные люди, оркестр, шампанское - именно здесь она может это проделать, если вообще решится. - Роза вдруг оживилась. - На ее месте я проделала бы это только здесь, - заявила она. - Высыпала бы в шампанское яд, встала на стул, высоко подняв бокал, и крикнула: "Пусть вместе с этим уйдут все наши горести!" - как говорила одна наша девочка, когда пила кока-колу. Я выпила бы все до дна, отшвырнула бокал, слезла со стула и медленно стала бы опускаться на пол, а мужчины бросились бы меня поддержать... Интересно, сколько времени я бы умирала? - Минуты две или даже меньше, если выпить хорошую дозу. - Я похлопал ее по руке. - Ладно, вы мне все выложили, теперь позабудьте об этом. Вы сами-то видели пузырек? - Да. Она мне показывала. - Нюхали, что там находится? - Нет. Она не отворачивала пробку. - Пузырек стеклянный? Видно содержимое? - Нет, пузырек из какой-то пластмассы. - Вы говорите, что Элен Ярмис видела яд у нее в сумочке? Какая из себя эта сумочка? - Черная, кожаная. - Она обернулась. - Вон она лежит на кресле, видите? Я не хочу показывать пальцем... - Вижу. Вы уже показали глазами. Забудьте обо всем. Я прослежу, чтобы ничего ужасного не произошло. Хотите танцевать? Она кивнула, мы присоединились к танцующим парам. Когда оркестр замолк, мы пошли к бару и выпили шампанское. На следующий танец я пригласил Фэйт Ашер. Так как Фэйт разыгрывала свой спектакль уже год или больше, а в пузырьке мог быть просто-напросто аспирин или жареные орешки, но даже если он содержал цианистый калий, шансов, что может произойти что-нибудь - был один на десять миллионов Все же на меня была возложена ответственность, и я приглядывал и за сумочкой на кресле, и за самой Фэйт Ашер. Это было проще простого - когда я с ней танцевал, потому что в это время я мог не обращать внимания на сумочку. После танца мы стояли у окна и беседовали, когда подошел Эдвин Лэдлоу и поклонился ей: - Не желаете ли потанцевать со мной, мисс Ашер? - Нет. - Я сочту за честь... - Нет. Лэдлоу был всего на два дюйма выше ее, возможно, она предпочитала более высоких партнеров. Меня, например. Или, может быть, она отказала Лэдлоу в танце из-за его растрепанной шевелюры? Если в ее отказе было что-то более личное, - может быть, он обидел ее каким-нибудь неосторожным словом, то это произошло не за столом, где они сидели далеко друг от друга, а перед ужином или после. Лэдлоу ретировался, и как только заиграл оркестр и я раскрыл было рот, чтобы вновь пригласить Фэйт на танец, подошел Сесиль Грантэм и увел ее. Он был моего роста, и прическа у него была в порядке. Я пригласил Этель Варр и на этот раз ничего не говорил о ее лице. Во время танца я старался не вертеть головой, но вел свою партнершу так, чтобы не упускать из вида Фэйт Ашер и сумочку на кресле. Нечто ужасное все же произошло, а у меня не было ни малейшего предчувствия, что это может случиться. Я люблю думать, что предчувствия никогда не обманывают меня, но на этот раз я ошибся... Хуже всего, что я в этот самый момент, болтая с Этель Варр, не спускал глаз с Фэйт Ашер. Я видел, как Сесиль Грантэм проводил Фэйт к креслу, стоявшему метрах в пяти от кресла с сумочкой, видел, как она села, а Сесиль отправился к бару, вернулся с двумя бокалами шампанского и протянул один бокал ей, видел, как он поднял свой бокал и что-то при этом сказал. Я поглядывал на все это уголком глаза, чтобы не показаться Этель Варр невежливым, но в тот момент глядел прямо на Фэйт. Не потому что я что-то предчувствовал - просто рассказ Розы Тэттл о яде в шампанском засел у меня в голове, и это было вполне естественно. Итак, я в оба глаза смотрел, как Фэйт сделала глоток и вдруг вся затряслась, выронила бокал, пыталась подняться, издала нечто среднее между стоном и криком и вдруг повалилась на бок. Она пыталась удержаться за подлокотник кресла и, если бы Сесиль не сгреб ее в охапку, оказалась бы на полу. Когда я подскочил, он все еще держал ее. Я сказал, чтобы он опустил ее, поддержал за плечи и велел немедленно вызвать врача. У нее начались судороги, голова дергалась из стороны в сторону, ноги начали сучить по полу, и, когда Сесиль пытался удержать ее за колени, я сказал, что это бесполезно, спросил, вызван ли врач, и кто-то позади меня ответил, что уже вызывают. Стоя на коленях, я поддерживал Фэйт так, чтобы она не ударялась головой об пол. Робильотти, Кент и дирижер оркестра сдерживали наседающих на нас людей. Судороги стали затихать и вскоре вовсе прекратились. Фэйт прерывисто и тяжело задышала, вскоре затихла, шея у нее словно окостенела, Я понял, что наступил паралич, никакой врач не поспеет вовремя, чтобы спасти ее. Сесиль что-то кричал мне, раздавались и другие голоса, я повернулся и крикнул: "Замолчите! Ни я, никто уже не в состоянии помочь ей!" Тут я увидел Розу Тэттл. - Роза, идите и стойте возле сумки, чтобы никто не трогал ее. Не спускайте с нее глаз Роза повиновалась. Миссис Робильотти сделала шаг ко мне и сказала: - Вы находитесь в моем доме, мистер Гудвин. Эти люди мои гости. Скажите, что с ней случилось? По запаху изо рта Фэйт, когда она тяжело дышала, я понимал, что случилось, но ничего не ответил, только спросил: - Кто вызвал врача? - Цецилия звонит, - отозвался кто-то. Все еще стоя на коленях, я снова обернулся к Фэйт. Взглянув на часы, я отметил, что было пять минут двенадцатого. Фэйт лежала на полу уже шесть минут. На губах у нее появилась пена, глаза остекленели, шея не гнулась. Прошло еще две минуты. Я взял Фэйт за руку и надавил на ноготь среднего пальца. Ноготь остался белым. Еще тридцать секунд - никаких изменений. Я поднялся и обратился к Робильотти: - Мне самому звонить в полицию или это сделаете вы? - В полицию? - встревоженно переспросил он. - Да. Она умерла. Мне лучше остаться здесь, а вы позвоните, да поскорее. - Нет, - твердо заявила миссис Робильотти. - Мы вызвали врача. Здесь распоряжаюсь я и сама позвоню в полицию, когда сочту нужным. Я разозлился. Нехорошо, конечно. Никогда нельзя злиться, оказавшись в трудной ситуации, особенно на самого себя, но я не мог сдержаться. Всего только полчаса назад я уверял Розу, что она может положиться на меня, я прослежу, чтобы ничего ужасного не случилось!.. Я оглянулся. Муж и сын хозяйки, две гостьи, дворецкий, трое кавалеров - никто из них не собирался возразить миссис Робильотти. Цецилии здесь не было. Роза стерегла сумочку. Тут я увидел дирижера, широкоплечего парня с квадратной челюстью, который, стоя спиной к алькову, глядел на происходящее, и обратился к нему. - Меня зовут Гудвин. А вас? - Джонсон. - Хотите проторчать здесь всю ночь, мистер Джонсон? - Нет, конечно. - Я тоже. Предполагаю, что эта девушка была убита, если полиция сочтет то же самое, вы знаете, что это значит. Поэтому чем скорее они явятся сюда - тем лучше. Я частный детектив и обязан находиться возле убитой. В прихожей есть телефон. Позвоните по номеру СП - 730100. Он направился к арке, но миссис Робильотти велела Джонсону остановиться и пошла ему наперерез. Он просто обошел ее, не вступая в пререкания. Тогда она крикнула: - Робби! Сесиль! Остановите его! Они не тронулись с места, и она накинулась на меня: - Немедленно убирайтесь вон из моего дома! - С удовольствием! - огрызнулся я. - Но если я уйду, полиция тут же привезет меня обратно. Никто не имеет права покинуть место убийства. Робильотти взял жену за руку. - Не нужно, Луиза... Это, конечно, ужасно... Сядь, успокойся... Он посмотрел на меня. - Почему вы думаете, что это убийство? Почему вы так сказали? Поль Шустер, подающий надежды молодой адвокат, заговорил: - Я тоже хотел спросить вас об этом, Гудвин Ведь у нее в сумочке был пузырек с ядом. - Откуда вы знаете? - Мне сказала мисс Варр. - Мне это тоже сказали. Именно поэтому я попросил мисс Тэттл посторожить сумочку. Все же я думаю, что это убийство, но о своих догадках расскажу полиции. Все вы можете... Вбежала Цецилия Грантэм. - Ну, как она? - Цецилия остановилась возле меня, глядя на Фэйт Ашер. - Боже! - Она сжала мне локоть - Почему вы ничего не делаете? Я положил ей руку на плечо и отвернулся. - Спасибо, - произнесла она. - Боже, такая красивая... Она умерла? - Да. Вы вызвали врача? - Сейчас приедет. Я не могла дозвониться до нашего... Я вызвала скорую... Но что может сделать врач, если она умерла?.. - Никто не считается умершим, пока врач не констатирует этого. Таков закон. Послышалось чье-то причитание, я обернулся и повысил голос: - Можете дать отдых ногам. Кресел всем хватит. Только держитесь подальше от кресла с сумочкой. Если хотите выйти, я не могу вас удерживать, но рекомендую не уходить. Полиция может превратно это понять, тогда вам придется отвечать на лишние вопросы. Раздался звонок в дверь, Хакетт направился в прихожую, но я остановил его. - Хакетт, останьтесь здесь. Теперь вы один из нас. Мистер Джонсон их впустит. Он это и сделал. Звука открываемой двери слышно не было - двери в богатых домах открываются без скрипа, но из прихожей послышались голоса, и все обернулись в сторону арки. Вошли полицейские, двое участковых в форме. Они остановились в дверях. - Мистер Роберт Робильотти? - Я Роберт Робильотти. - Это ваш дом? Нам позво... - Нет, - сказала миссис Робильотти. - Этот дом мой. 4 Когда в среду, в начале восьмого утра я преодолел семь ступенек крыльца старого кирпичного особняка и отпер дверь, я был так измотан, что чуть не швырнул пальто и шляпу на стул, но все же воспитание сказалось, и я повесил пальто на вешалку, а шляпу положил на полку и только после этого отправился на кухню. Фриц так воззрился на меня, что даже забыл захлопнуть дверцу холодильника. - Дай мне кварту апельсинового сока, фунт сосисок, шесть яиц, двадцать блинчиков и галлон кофе, - заявил я. - И ты откажешься от пончиков с медом?! - Нет, я просто забыл их упомянуть. - Я шлепнулся в свое кресло и застонал. - Если хочешь заполучить друга, который никогда тебе не изменит, сделай мне омлет. Хотя нет, это займет слишком много времени. Сделай просто яичницу. - Провел плохую ночь? - Именно. Убийство со всеми последствиями. - Ужасно! Значит, имеется клиент? Я не претендую на то, чтобы понимать отношение Фрица к убийствам. Он сожалеет о них. Для него невыносима сама мысль о том, что один человек может лишить жизни другого; он говорил мне об этом и не кривил душой. Но он никогда не проявляет ни малейшего интереса к деталям, не интересуется даже, кто явился жертвой, а кто убийцей, и, если я пытаюсь рассказать ему о каких-либо подробностях, он скучает. Узнав, что человеческое существо вновь совершило нечто невероятное, он задаст единственный вопрос - заполучили ли мы клиента? - Клиента нет, - ответил я. - Но мог быть, раз ты находился там. Ты ничего не ел? - Три часа назад у окружного прокурора мне предложили сандвич, но мой желудок ответил отрицательно. Он предпочел свидание с тобой. - Фриц протянул мне стакан апельсинового сока. - Спасибо. Сосиски пахнут расчудесно. Он не любил разговаривать или слушать чьи-либо рассказы, когда занимался стряпней, даже такой простой, как варка сосисок, поэтому я взял номер "Таймса", который, как обычно, лежал на столе у моего прибора, и стал его просматривать. Конечно, убийство не такая уж сенсация, чтобы сообщать о нем на первой полосе, но убийство, совершенное во время широко известного приема матерей-одиночек в особняке миссис Робильотти, занимало половину первой полосы и продолжалось на двадцать третьей. Однако, так как убийство произошло поздно вечером, в газете не было ни единой фотографии, даже фотографии моей персоны. Я расправлялся с яйцами пашот на гренках, когда зазвонил внутренний телефон. Подняв трубку, я сказал "доброе утро" и в ответ услышал голос Ниро Вулфа: - Когда ты пожаловал домой? - Полчаса назад. Сейчас я завтракаю. Было ли сообщение о случившемся во время передачи новостей в семь тридцать? - Да. Как тебе известно, я не люблю слова "передача". Разве обязательно пользоваться им? - Поправка. Считайте это трансляцией последних известий по радио. Я не в настроении спорить. К тому же у меня остывают гренки. - Когда позавтракаешь, поднимись наверх. Я положил трубку, и Фриц спросил, в каком настроении пребывает шеф. Я ответил, что не знаю, мне на это наплевать. Я не торопился с завтраком, даже выпил три чашки кофе вместо обычных двух и как раз делал последний глоток, когда вернулся Фриц, который относил Вулфу поднос с завтраком. Я отставил чашку, встал, потянулся, зевнул, затем вышел в прихожую, не спеша поднялся по лестнице, свернул налево, постучал в дверь и услышал приглашение войти. Открыв дверь, я зажмурился. Лучи утреннего солнца врывались в комнату через окно и отражались от необъятной желтой пижамы Ниро Вулфа. Он восседал за столом возле окна и поглощал миску свежего инжира со сливками. Когда я перечислял затраты по нашему заведению, я мог бы упомянуть о том, что свежий инжир в марте, доставленный по воздуху из Чили, стоит значительно дороже выеденного яйца. Он взглянул на меня. - Ты в растрепанных чувствах, - отметил он. - Да, сэр. А также раздражен. А также посрамлен и разбит. По радио сообщили, что она была убита? - Нет. Только то, что она умерла от яда и что полиция ведет следствие. Твое имя не упоминалось. Ты впутан в эту историю? - По самое горло. Одна из подружек погибшей рассказала, что у нее в сумочке пузырек с ядом, и я не спускал с Фэйт глаз. Все мы, двенадцать человек, находились вместе в гостиной, танцевали, двенадцать, не считая дворецкого и музыкантов, когда один молодой человек принес ей бокал шампанского, она сделала глоток и через восемь минут была мертва. От цианида, это установлено. Яд был подмешан в шампанское, но это сделала не она. Я наблюдал за ней и могу утверждать, что она этого не сделала. Большинству, может быть, даже всем, хотелось бы, чтобы это сделала она сама. Миссис Робильотти готова задушить меня, и, возможно, кое-кто охотно согласился бы ей помочь. Самоубийство в ее доме само по себе достаточно плохо, ну а уж убийство - из рук вон. Итак, я впутан в это дело. Он раскусил винную ягоду. - Без сомнения. Надеюсь, ты подумал о том, следует ли держать свой вывод при себе? Я оценил то, что он не подверг сомнению мое утверждение. Он отдавал дань моим способностям, а при том состоянии, в котором я находился, это было мне необходимо. - Конечно, я все учел. Но я не должен был забывать о том, что у нее в сумочке яд, так как девушка, которая мне это рассказала, расскажет об этом Кремеру, Стеббинсу и Роуклиффу, которые, конечно, поймут, что я держал глаза открытыми. Не мог же я заявить им: да, я наблюдал за сумочкой, да, я смотрел на мисс Фэйт, когда Грантэм принес ей шампанское, да, она могла всыпать что-нибудь в шампанское перед тем, как выпить, тогда как я на сто процентов уверен, что ничего подобного она не делала. - Конечно, - согласился Вулф, покончил с инжиром и взял из подогревателя сырник с яйцом, обсыпанный хлебной крошкой. - Итак, ты впутан... Насколько я понимаю, в этом деле мы не можем ждать выгодного клиента. - Нет. И уж во всяком случае не миссис Робильотти. - Очень хорошо. - Он сунул сдобу в тостер. - Помнишь мои вчерашние слова? - Да, помню. Вы сказали, что я унижаю себя. Но вы не сказали, что я окажусь свидетелем убийства, которое не принесет нам никакого дохода. Сегодня я депонирую чеки. Он порекомендовал мне отправиться в постель, и я ответил, что если я это сделаю, то потребуется ядерная бомба, чтобы разбудить меня. Приняв душ, почистив зубы, побрившись, надев чистые рубашку и носки, проделав прогулку в банк и обратно, я начал приходить к убеждению, что сумею протянуть день. У меня были три причины совершить поход в банк. Первая: люди имеют привычку умирать, и, если тот, кто подписал наш чек, умрет раньше, чем чек попадет в банк, нам его не оплатят. Вторая: я хотел побыть на свежем воздухе. Третья: мне было сказано областным прокурором, чтобы я все время находился в пределах досягаемости, то есть дома, а я хотел воспользоваться дарованной мне конституцией свободой передвижения. Однако все обошлось - когда я вернулся домой, Фриц сказал, что единственный телефонный звонок был от Лона Коэна из "Газетт". Лон уже много лет оказывает нам различные услуги, и, кроме того, он мне симпатичен, поэтому я тут же позвонил ему. Он хотел заполучить рассказ очевидца, свидетеля последних часов жизни Фэйт Ашер. Я сказал, что подумаю и извещу его. За рассказ он обещал мне пятьсот долларов, которые пойдут не Ниро Вулфу, а мне, так как мое присутствие на приеме было сугубо личным делом, не имеющим никакого отношения к службе. Конечно, Лон Коэн изо всех сил давил на меня - обычная манера журналистов, - но я осадил его. Наживка была привлекательная - пять сотен и моя фотография в газете. Но я не мог обойти молчанием главного, а если я расскажу, как все произошло, тогда весь мир узнает, что я являюсь единственной помехой к тому, чтобы объявить смерть Фэйт Ашер самоубийством. И все, начиная от областного прокурора до дворецкого, насядут на меня. Я с огорчением думал, что придется отказаться от предложения Лона, когда раздался звонок. Я услышал голос Цецилии Грантэм. Она поинтересовалась, нахожусь ли я в одиночестве. Я ответил утвердительно, но заметил, что через шесть минут из оранжереи спустится Вулф, и я уже буду не один. - Это не займет так много времени. - Голос у нее был хриплый, но не обязательно, чтобы от выпитого. Как и всем нам, включая меня самого, ей пришлось много разговаривать за последние двенадцать часов. - Если, конечно, вы ответите на мой вопрос. Ответите? - Сперва задайте его. - Относительно того, что вы сказали прошлой ночью, когда я побежала звонить доктору. Моя мать говорит, что вы думаете, будто Фэйт Ашер убили. Вы это говорили? - Да. - Почему вы это сказали? Вот мой вопрос. - Потому что я так подумал. - Не остроумничайте. Арчи. Почему вы так подумали? - Потому что обстоятельства вынудили меня. Если вы считаете, что я увиливаю от ответа, то вы правы. Я очень хотел услужить девушке, которая так хорошо танцует, но не отвечу на ваш вопрос. Во всяком случае, сейчас. К сожалению, тут я ничего не могу поделать. - Вы все еще продолжаете думать, что она была убита? - Да. - Но почему? Я никогда не вешаю трубку до конца разговора, но, кажется, на этот раз мог бы это сделать. Впрочем, она сама сдалась как раз в тот момент, когда лифт с Вулфом остановился внизу. Вошел шеф, направился к письменному столу, устроил поудобнее спою тушу в кресле, просмотрел корреспонденцию, затем взглянул на календарь и откинулся назад, чтобы прочесть письмо на трех страницах от одного охотника за орхидеями из Новой Гвинеи. Он был на третьей странице, когда раздался звонок в дверь. Я встал, вышел в прихожую, сквозь одностороннее стекло увидел за дверью знакомую дородную фигуру и распахнул дверь. - Бог мой! - произнес я. - Неужели вы никогда не спите? - Очень мало, - сказал неожиданный посетитель, переступая через порог. Я помог ему снять пальто, и он направился к двери в кабинет. - Ваш визит честь для меня. Почему бы вам просто не вызвать меня к себе, Кремер? То, что я назвал его "Кремер", а не "инспектор" или "мистер Кремер", было настолько неожиданно для него, что он остановился и обернулся. - Почему вы никогда не приучитесь? - вопросил я. - Вы же дьявольски хорошо знаете, что мой шеф не любит, когда кто-нибудь является к нему без предварительной договоренности, даже вы, вернее, особенно вы! Вы только все осложняете. И вообще, разве вы не по поводу меня? - Да, но я хочу, чтобы он присутствовал. - Понятно, иначе вы просто послали бы за мной, а не утруждали себя. Если будете любезны... Рев Вулфа прервал нашу беседу: - К черту! Заходите сюда! Кремер повернулся на каблуках и двинулся в кабинет. Я последовал за ним. Единственным приветствием Вулфа был сердитый взгляд. - Я не могу читать свою корреспонденцию при таком шуме, - холодно заметил он. Кремер занял свое обычное место, сев в красное кожаное кресло перед столом Вулфа. - Я пришел повидать Гудвина, - сказал он, - но я... - Я услышал ваш голос в прихожей. Вы хотите осведомить меня о чем-то? Поэтому желаете, чтобы я присутствовал? Кремер передохнул. - Если я когда-нибудь захочу осведомить вас о чем-либо, немедленно отправьте меня в сумасшедший дом. Дело заключается в следующем: я знаю, что Гудвин является вашим человеком, и хочу, чтобы вы поняли ситуацию. Я счел, что разговаривать с ним лучше в вашем присутствии. По-моему, это разумно. Что вы скажете? - Возможно. Так ли это, я узнаю, когда услышу вашу беседу. Кремер вперил в меня взор своих пронзительных серых глаз. - Я не собираюсь повторять все сначала, Гудвин. Я дважды сам допрашивал вас и к тому же читал протокол ваших показаний. Меня интересует только один момент, очень важный момент. Начнем с того, что я кое-что расскажу вам, чтобы больше не возвращаться к этому. В показаниях всех остальных свидетелей нет ни намека на то, что исключало бы самоубийство. Ни единого! Зато многое говорит за самоубийство. Если бы не вы, версия о самоубийстве была бы самой разумной, и похоже, я говорю только похоже, что таким и окажется окончательное заключение. Понимаете, что это значит? Я кивнул. - Да. Я оказался мухой в супе. Мне это нравится не больше, чем вам. Мухи не любят попадать в суп, особенно, если он горячий. Кремер достал из кармана сигару, принялся раскатывать ее в ладонях, сунул между зубов, белых и ровных, и тут же вынул. - Начну сначала, - сказал он. - Во-первых, ваше присутствие там. Знаю, что вы скажете, это есть в протоколе допроса: звонок от Остина Бэйна, затем от миссис Робильотти. Конечно, так бывает. Когда вы говорите что-либо, что может быть проверено, это всегда подтверждается. Но не организовали ли вы или Вулф этот звонок? Зная Вулфа и вас, я должен учесть вероятность того, что вы или Вулф хотели там присутствовать и предприняли соответствующие шаги. Так ли это? Я зевнул. - Простите, я не спал всю ночь. Я мог бы просто ответить "нет", но давайте покончим с этим раз и навсегда. Как и почему я оказался там, подробно объяснено в моих показаниях. Ничто не опущено. Мистер Вулф считал, чти я не должен был идти туда, так как этим самым я унижу себя. - Является или являлся кто-нибудь из присутствующих на ужине клиентом Вулфа? - Несколько лет назад клиентом являлась миссис Робильотти. Дело было завершено за девять дней. Кроме нее - никто. Он перевел взгляд на Вулфа. - Вы это подтверждаете? - Да. - С вами и Гудвином трудно быть в чем-либо уверенным. - Он вновь обернулся ко мне. - Хочу рассказать вам, как обстоит дело. Во-первых, яд. С этим все выяснено. В бокале был цианид. Эго подтверждено анализом разлитого по полу шампанского, да и по быстроте действия это мог быть только цианид. Далее, двухунциевый пузырек в ее сумочке был наполовину полон кусочками содового цианида. Лаборатория называет их аморфными частицами, я называю их кусками. Далее, она показывала этот пузырек разным людям и говорила, что хочет покончить с собой; так продолжалось больше года... После короткой паузы Кремер продолжал: - Сумочка находилась в кресле в пяти метрах от нее, а пузырек лежал в сумочке, следовательно, она не могла вынуть из него кусочек яда, когда Грантэм принес ей шампанское, или сразу перед этим, но могла достать яд в любой момент в течение предыдущего часа и держать его в носовом платке. Исследовать носовой платок оказалось бесполезным, так как она выронила его и он упал в разлитое на полу шампанское. Такова версия самоубийства. Видите ли вы в ней какие-либо прорехи? Я подавил зевоту. - Конечно, нет. Все безупречно. Я не утверждаю, что она не могла покончить с собой, и лишь утверждаю, что она НЕ покончила с собой. Как вам известно, у меня хорошее зрение. Когда она взяла бокал шампанского из рук Грантэма правой рукой, ее левая рука лежала на колене. Она взяла бокал за ножку, и когда Грантэм поднял свой бокал и что-то произнес, она подняла свой чуть выше рта, затем опустила и поднесла к губам... Не прячете ли вы козырного туза в рукаве? Может быть, Грантэм сказал, что, когда он протянул ей бокал, она что-то бросила туда? - Нет. Он только сказал, что, возможно, она опустила что-то в бокал перед тем, как выпить, но он не уверен. - Зато я уверен! Ничего подобного она не сделала. - Так, так... Вы подписали ваши показания. - Он ткнул в мою сторону сигарой. - Послушайте, Гудвин, вы согласны, что никаких прорех в версии о самоубийстве нет. Какова же картина убийства? Сумочка лежала в кресле на глазах у всех. Разве кто-нибудь подходил к ней, открыл, вынул пузырек, отвернул пробку, достал яд, затем завернул пробку, сунул пузырек обратно в сумочку, положил ее в кресло и отошел? Для этого нужны крепкие нервы. - Чушь. Вы передергиваете. Можно было просто взять сумочку, - конечно, до того, как я начал наблюдать за ней, - отнести в любую соседнюю комнату, запереть дверь, достать яд, спрятать его в свой или ее носовой платок (благодарю вас за идею с носовым платком) и положить сумочку на место. Для этого вовсе не нужны крепкие нервы, а нужно только принять некоторые меры предосторожности. Конечно, если бы этот человек заметил, что кто-то видел, как он взял сумочку или вернул ее на место, он не воспользовался бы ядом. К тому же ему вообще могло не представиться случая воспользоваться им. Зевота все же осилила меня. Кремер снова ткнул в меня сигарой. - Это следующий вопрос - возможность воспользоваться ядом. Два бокала с шампанским, которые нес Грантэм, были налиты дворецким. Только он разливал шампанское. Один из бокалов несколько минут стоял на стойке бара, второй Хакетт налил как раз перед тем, как подошел Грантэм. Кто именно подходил к бару в течение этих нескольких минут? Нам еще не удалось этого выяснить, но, очевидно, все. В том числе и вы. По вашим показаниям, и Этель Варр подтверждает это, вы и она подошли к бару и взяли два бокала с шампанским из числа пяти или шести бокалов, которые там стояли, затем отошли и занялись беседой и вскоре - по вашим словам, через три минуты - увидели, как Грантэм подошел с двумя бокалами к Фэйт Ашер. Итак, вы тоже были у бара. Стало быть, и вы могли подсыпать яд в один из бокалов. Однако нет. Даже если признать, что вы способны отравить кого-нибудь, вы не могли быть уверены, что бокал с ядом попадет именно к тому, кого вы намеревались отравить... Подсыпать яд в бокал, стоящий на стойке, не зная, кому он достанется! Нет, тут что-то не так... Только Эдвин Лэдлоу, Элен Ярмис, мистер и миссис Робильотти оставались возле бара, когда подошел Грантэм и взял два бокала. Но он взял два бокала. Если одно из этих четырех лиц, видя, что к бару за шампанским подходит Сесиль Грантэм, отравило один из бокалов, то вы должны признать, что этому лицу было совершенно безразлично, кому достанется этот бокал - Фэйт Ашер или Грантэму... Но я не могу даже предположить этого... А вы? - Он вонзил зубы в сигару. Он никогда не раскуривал, только жевал и мял зубами. - Согласен, - кивнул я. - Но у меня есть два замечания. Первое, имеется одно лицо, которое знало, какой именно бокал достанется Фэйт Ашер. Это лицо протянуло ей бокал. - Вы обвиняете Сесиля Грантэма? - Я никого не обвиняю. Я только говорю, что вы опустили одну вероятность. - Не представляющую важности. Если Грантэм, перед тем как взять шампанское, отравил его на глазах у пяти человек, то у него действительно железные нервы. Если он подсыпал яд, уже направляясь к Фэйт Ашер, то это цирковой трюк - обе руки у него были заняты. Если он подсыпал яд после того, как отдал ей бокал, - вы бы это увидели. Ваше второе замечание? - Давая показания, я говорил, что подозреваю, кто это мог сделать, как и почему. То, что вы сейчас рассказали, - новость для меня. Мое внимание было поделено между Этель Варр, сумочкой и Фэйт Ашер. Я не знал, кто находился возле бара, когда подошел Грантэм, или кто там был, когда Хакетт разлил шампанское по бокалам, которые забрал Грантэм. И до сих пор я не имею представления, кто это мог сделать, зачем и как. Я знаю только, что Фэйт Ашер ничего не подсыпала в свой бокал, следовательно, это не было самоубийством. Вот и все, что я утверждаю. - И вы не желаете обсудить это? - С чего вы взяли? А чем мы сейчас занимаемся? - Я имею в виду, вы не желаете подвергнуть сомнению свое убеждение? Не допускаете, что могли ошибиться? - Нет. Он долго и внимательно разглядывал меня прищуренными глазами, затем принял свое обычное положение в красном кожаном кресле, лицом к Вулфу. - Я скажу вам все, что думаю, - после паузы произнес он. Вулф хрюкнул. - Вы это часто делали. - Знаю, но я надеялся, что до этого не дойдет. Я надеялся, Гудвин сообразит, что у него ничего не получится. Кажется, я понял, что произошло. Роза Тэттл рассказала Гудвину, что Фэйт Ашер носит в сумочке пузырек с ядом и она опасается, как бы Фэйт не покончила с собой тут же, на приеме. Гудвин успокоил ее, обещал проследить, чтобы ничего не произошло, и с той минуты принялся наблюдать за Фэйт Ашер и ее сумочкой. Принимаю. - Это установлено. - Хорошо, будь по-вашему, установлено. Когда Гудвин увидел, что, выпив шампанское, она теряет сознание и умирает, какова должна быть его реакция? Реакция человека, который оплошал. Вы хорошо знаете Гудвина, я тоже. Он был задет за самое больное место. Поэтому, ничтоже сумняшеся, он заявляет, что она была убита. Появляется полиция, он понимает, что его слова станут известны, повторяет их полиции, а когда его препровождают к окружному прокурору и туда являюсь я и сержант Стеббинс, повторяет их нам. Но нам-то он обязан был дать объяснение, и у него нашлось такое в запасе, чертовски хорошее к тому же, и до тех пор, пока подозревалось убийство, мы занимались этой версией вплотную. Но теперь, вы слышали, я объяснил, как все было. Я надеялся, что Гудвин выслушает меня и поймет, что для него лучше всего признать возможность своей ошибки. У него было время обо всем поразмыслить. Он достаточно разумен, чтобы оценить обстановку. Надеюсь, вы согласитесь со мной? - Вопрос не в том, согласен я или не согласен. Вопрос упирается в фактическую сторону дела. - Вулф обернулся ко мне. - Арчи? - Нет, сэр. Никто не любит меня больше, чем я сам, но, по-видимому, я не достаточно разумен. - Ты продолжаешь стоять на своем? - Да. Инспектор противоречит себе. Сперва он говорит, что я действовал с бухты-барахты, затем утверждает, что я разумный человек. Ему хочется, чтобы это было объявлено самоубийством? Не выйдет. Я играю без прикупа. Вулф приподнял плечи на одну восьмую дюйма и обернулся к Кремеру. - Боюсь, что вы зря тратите свое время. И мое тоже. Я снова зевнул. И без того красное лицо Кремера побагровело еще больше - верный признак того, что он дошел до предела и вот-вот взорвется. Но произошло чудо: он вовремя нажал на тормоза. Всегда приятно наблюдать победу самоконтроля. Он обратил взор в мою сторону. - Предлагаю не ставить точку, Гудвин. Продумайте все сызнова. Конечно, мы будем продолжать следствие и если обнаружим хоть что-нибудь, указывающее на убийство, то расследуем все до конца. Вы нас знаете. Но я честно хочу предупредить вас. Если наше окончательное решение будет в пользу самоубийства, как мы считаем, и если вы информируете вашего друга Лона Коэна из "Газетт", что это было убийство или еще что-нибудь в этом роде, пеняйте на себя. Почему, в самом деле, вы оказались там, черт возьми? Это одному только Богу известно. И ваше заявление в качестве очевидца... Раздался звонок в дверь. Я поднялся, вежливо попросил у Кремера извинения и вышел в прихожую. На крыльце я увидел своего недавнего знакомого, хотя не сразу узнал его из-за сорокадолларовой шляпы, которая скрывала его нечесаную шевелюру. Я открыл дверь, произнес "ш-ш-ш-ш", приложил палец к губам, отступил назад и поманил его войти. Он в нерешительности остановился, испуганно глядя на меня, но затем все же переступил через порог. Заперев парадную дверь и