демонстрантов. Во главе торжественно и гордо идут знаменосцы. На широких кумачовых полотнищах золотом сияют иероглифические обозначения рабочих организаций, профессиональных союзов, политических партий. Над головами демонстрантов высятся огромные транспаранты. Крупные иероглифы, написанные уверенной рукой черной тушью, выражают мысли восставших: "Поход против безработицы и нищеты", "Требуем гарантированный минимум заработной платы!", "Прекратить рост цен, сократить военные расходы!", "Добьемся демократических прав и свобод!", "Снизить цены на рис!"... И передо мной встают строки современного поэта Японии Коскэ Накамура (род. 1901), автора "Привозного риса": Чем лицо мне вдруг смочило? Пот ли? Слезы ли, быть может? Иль сквозь донце рваной шляпы Просочился дождик? Коли нет коня, а надо Все с полей носить далече, -- И стручков бобовых связка Так оттянет плащ! Из чего постель и кровля? Да из рисовой соломы! Что ж зерна нигде не видно? Ни рисинки дома! Точно с мясом отдирая, Продаешь запас убогий, Что семье оставил в пищу... Да внесешь налоги! Горы риса собираешь, А еда -- одни бататы! Горы коконов для шелка, -- А ходи в заплатах! Поистине, как гласит японская поговорка, "Гомбэй (распространенное крестьянское имя) семена сеет, а ворон их клюет". Одна из ведущих газет Японии "Йомиури" накануне весны 1960 года отмечала, что в последние пять лет в стране собирается богатый урожай риса, какого японцы не знали в своей истории. И хотя хлеб после войны стал среди японцев довольно популярным продуктом питания, все же рис остается основным блюдом в японском рационе. При этом, по утверждению "Йомиури", выручка от продажи риса составляет около пятидесяти процентов всех доходов крестьянства. Громадные усовершенствования в агротехнике, осуществленные в последнее время, сделали теперь возможным получение хороших урожаев риса даже в условиях не слишком благоприятной погоды. Поэтому можно ожидать, что доходы крестьян будут возрастать. Несомненно, что рис -- один из существенных столпов, на которые опирается сегодня национальная экономика. Главным фактором, обеспечившим обильные урожаи, подчеркивает "Йомиури", явилось серьезное улучшение в методе посадки риса. Вторая причина -- устойчивая благоприятная погода во всех районах страны. По мнению компетентных лиц, богатые урожаи текущих лет следует рассматривать как средние и произошло просто повышение уровня среднего урожая. Во всяком случае, с полным основанием можно сказать, что средний урожай в двенадцать миллионов тонн риса в год мог бы собираться постоянно и в будущем. Если же Япония сможет производить такое количество риса ежегодно, то импорт риса из-за границы утратит свой смысл. Итак, с одной стороны -- годы "рисового преуспевания", а с другой -- требования поднявшегося народа "снизить цены на рис"... Невольно приходят на память строки Оги Исико, современной поэтессы Японии: Народилось хлебов полно. Только что от этого проку? Голодай, а сдавай зерно! Вон по холоду мальчик босой Прибежал хоть горсточку риса Попросить для посева весной! Где-то писк пронзительный крыс... Под изголовье скорее Взятый в долг для посева рис! О тени милосердной Бодисатвы, духи Синто, почему вы не со мной в этот миг? Где ваши земные слуги? Кому угождают они в сей час в священных храмах, великодушно воздвигнутых щедрыми подаяниями благодарной паствы? Почему остаются неуслышанными гневные требования людей, просящих рис насущный, разве недостаточно пролито горьких слез народа в их печальных песнях: На прополку поля вышел, А семи годочков нету!.. То роса на стеблях риса Или слезы это? Поистине: "Богатые не милосердны, милосердные не богаты". А навстречу людской лавине, стремительно движущейся под горящими стягами, змеиной цепью надвигаются усиленные наряды полицейских и броневиков. Они врезаются в ряды демонстрантов и, отсекая часть колонны, пытаются схватить ее в тесное удавоподобное кольцо. Увы, тщетны их старания. Демонстранты, сплотившись в монолитную стену, разрывают кольцо полицейского пресмыкающегося чудища и победно продолжают продвигаться к парку Хибия -- традиционному месту массовых собраний японских трудящихся. В этот день здесь торжественно прошел стотысячный митинг, в котором участвовали представители со всех концов страны от имени пяти с половиной миллионов демонстрантов, вышедших на улицы городов и сел Японии. Так раскрывается еще одна сторона, светлая грань весны в Японии -- столь знакомой и все еще неизведанной земли. Весенние наступления, бросающие открытый вызов разгневанного народа токийским правителям, обнаруживают зияющую пропасть между господствующими силами и жизненными интересами трудового люда, который поднимается на классовые бои, сотрясающие Японию. И каждую весну в ряду лет, что мною проведены в Японии, грозные марши народа приобретают все более массовый характер, множат шеренги своих сподвижников, мужают духовно, политически. Перелистывая теперь внушительную груду японских газет, я вновь вижу на фотоснимках и в тексте иероглифических столбцов, вдоль и поперек испещряющих бумажные полосы, целый лес флагштоков с развевающимися полотнищами, точно судовые мачты в гигантском морском порту. И крепко взявшихся за руки рабочих с белыми повязками вокруг головы, и ощетинившиеся жандармские наряды блюстителей в касках, с резиновыми дубинками, походными радиопередатчиками и автоматическими кинокамерами. И пестрый текст корреспондентских репортажей с огромными иероглифическими шапками, контрастно выделяющимися на фоне целого моря мелких знаков. Газетные полосы буржуазной прессы, разумеется, отнюдь не полно, явно в извращенном свете, как низкосортное стекло из недоброкачественного сырья, искаженно преломляют происходящее, правду дня. Но и при всем этом среди сотен газет с общим тиражом в тридцать с лишним миллионов экземпляров, отчетливо просматриваются очертания событий, грозная масштабность, социальная их значимость. Весна 1958 года. По всей стране не прекращаются стачки, массовые митинги, демонстрации и марши, участники которых усиливают требования -- "повысить зарплату", "остановить рост рыночных цен на товары", "снизить налоги, ликвидировать американские военные базы, не допускать ввоза на японскую территорию атомного и водородного оружия". В новогоднем номере орган влиятельных кругов делового мира газета "Никкэйрэн таймс" высказывала твердую уверенность в том, что "в наступающем году рабочий фронт перенесет тяжелые потрясения, а сила и влияние Генерального совета профсоюзов Японии будут неудержимо падать". Но сладким мечтам монополистов не суждено было сбыться. Наступление демократических сил приобрело угрожающие размеры. Против планов японской реакции -- пересмотреть закон о полиции, что означало бы шаг на пути создания полицейского государства, -- единым фронтом выступили все профсоюзы и сотни демократических организаций. Народ одержал крупную победу, серьезно поколебавшую почву под правительством Киси. Перед моими глазами проходят вертикальные строки иероглифических знаков с новогодним посланием премьер-министру Японии Киси, опубликованным одной из наиболее распространенных в стране консервативных газет "Майнити". Его содержание заслуживает того, чтобы привести перевод этого послания полностью. "Господин Киси, поздравляем Вас с Новым годом! Надо думать, что и Вы в этот день отдыхаете. Ведь в качестве премьер-министра Вы весь год по горло заняты. Вы, очевидно, играете со своими внуками. Как-то продавщица одного из универсальных магазинов, находящихся в торговом районе Нихонбаси, по поводу Вас сказала: "Киси хороший дедушка. Я помню, когда он, возвращаясь с траурного митинга, посвященного годовщине со дня смерти Хатояма*, зашел в наш магазин и купил за 300 иен (75 копеек) автоматическое ружье для своего внука". Но это поздравительное письмо мы посылаем не как дедушке Киси, а как премьер-министру. Господин Киси, мы не любим политику, но это вовсе не значит, что мы должны от нее открещиваться. Когда мы убегаем от политики, она бежит за нами. Ведь нельзя забывать, что такие события, как стихийные бедствия, самоубийства целыми семьями, несчастные случаи, -- все это в конечном счете имеет политическое значение. В отличие от довоенных лет, премьер-министр в наши дни обладает огромными полномочиями. Ведь император в наши дни выполняет роль не более чем символа. Нет у нас и прежних зрелищ, какими были совет "Гэнро" (совет старейшин при императоре. -- Н. Ф.) и Тайный совет (внепарламентский совет при императоре. -- Н. Ф.). Премьер-министр может свободно заменять членов правительства. Почему, спрашивается, при всех этих обстоятельствах японский народ перестает уважать премьер-министра и верить ему? Как-то мать наказала своего сына за то, что он, взяв у нее деньги на книги, израсходовал их на покупку мяча. Когда она стала наказывать его за то, что он ее обманул, мальчишка ответил: "Так ведь и премьер-министр врет. Почему же мне нельзя?" (Из сочинения одного из школьников 6-го класса в гор. Токио.) Выходит, таким образом, г-н премьер, что Вас запросто ругают не только взрослые, но и дети -- ученики начальных и средних школ. Господин Киси, Вы дали следующий ответ в анкете, которую мы Вам предложили: "Политика идет из недр народа. Она должна строиться с учетом желаний всего народа. Я убежден в том, что именно осуществление политики с учетом интересов народа и составляет основу основ демократической политики". Однако о том, насколько справедливо ваше утверждение, можно судить по характеру прений, развернувшихся недавно в связи с выплатой репараций Вьетнаму. Вы говорите о высоких идеалах. А что это такое, высокие идеалы, в Вашем понимании? Вам везет, г-н премьер. Г-н Огата** скоропостижно скончался, г-н Исибаси, бывший премьер-министр, ушел в отставку по болезни, и тогда премьер-министром стали Вы. Некоторые даже говорили, что с Вашей фигурой связано какое-то колдовство. Вы знаете, что общественное мнение нашей страны было недавно возмущено произволом большинства, которым Вы воспользовались для решения проблемы выплаты репараций Вьетнаму. Но Вам, кажется, удалось выйти из положения в связи с пересмотром договора, и тут Вас спас раскол соцпартии. Но, г-н Киси, что-то у нас за последнее время никак не складывается "бума Киси". Вы стараетесь всячески содействовать популяризации Вашей личности постоянными улыбками, рукопожатиями, автографами и т. д. Вы и сегодня, очевидно, с улыбкой будете выступать по телевидению и поздравлять наш народ с Новым годом. Но мы понимаем, что за этими улыбками скрывается не совсем приятное настроение, ибо в Вашей же партии есть немало людей, которые расценивают Вашу поездку в США для подписания договора как последний путь, по которому Вы отойдете от активной политической деятельности. Придется Вам, г-н Киси, очевидно, уйти в отставку, так и не дождавшись бума. Простите нас, г-н Киси, что мы в такой торжественный день пишем Вам не совсем лестное для Вас письмо. Но мы решили откровенно высказаться в интересах развития политической жизни нашей страны. Мы, конечно, хотели бы, чтобы Вы стали таким премьер-министром, который заслуживает уважения и доверия со стороны народа. Когда Вы в свое время покидали тюрьму Сугамо*, Вы сказали: "Только теперь, когда я полностью разорен, я понял цену человеку". Вот уже третий Новый год Вы встречаете на самом высоком посту политической деятельности. Может быть, г-н Киси, Вы еще раз подумаете на сей раз не над ценой человека вообще, а над ценой Вашей собственной персоны. С Новым годом, г-н Киси!" Весна 1959 года. Праздничная новогодняя суматоха в торговых и увеселительных кварталах Токио сменилась унылыми буднями. Комментируя "Белую книгу" за 1958 год, изданную министерством благосостояния, крупнейшая газета страны "Асахи" подчеркивает: "Положение с питанием и одеждой улучшилось лишь для групп населения с более чем средней и наивысшей обеспеченностью. Что же касается малообеспеченных слоев населения, то им по-прежнему трудно свести концы с концами..." В "Белой книге" признается, что в Японии имеется два миллиона четыреста тысяч заведомо бедствующих семей. Число членов этих семей составляет 12,7 процента всего японского населения. Средние расходы на одежду семей этой категории в течение года составили около двух тысяч иен -- стоимость одной пары ботинок. В середине 1958 года, по официальным сведениям, в стране насчитывалось десять миллионов человек, не имеющих своего крова. Почти каждая четвертая семья Японии имела в своем составе больных, страдающих хроническими болезнями. В прошедшем учебном году двести двадцать тысяч четыреста пятьдесят семь учеников начальных и средних школ страны не смогли посещать занятия из-за бедности родителей. В конце декабря газета "Асахи" напечатала следующее заявление одного из посетителей токийской биржи труда: "Сегодня я получаю последний раз выплату пособий по безработице. Я не один такой. Многие находящиеся здесь люди ожидают дня окончания выплаты пособия с таким же страхом, как ждут подсудимые своего приговора. Я хочу работать. Вот моя единственная просьба!" 1958 год был годом больших классовых боев в Японии. За первые восемь месяцев 1958 года в стране возникло 1014 забастовок, при 972 в предыдущем году. Массовые кровопролитные столкновения произошли между рабочими и полицией в городе Томакомай на предприятиях бумажной компании "Одзи сэйси". В ожесточенных боях с предпринимателями и властями, как никогда прежде, укрепилась организованность японского пролетариата. В истории рабочего движения Японии еще не было примеров столь активного вмешательства широких трудящихся масс в политические события, как в 1958 году. Во всеобщей забастовке протеста против пресловутого закона о расширении полномочий полиции приняло участие свыше пяти миллионов японских трудящихся. Весна 1960 года. Министерство социального обеспечения вынуждено признать в выпущенной им "Белой книге" за 1959 год, что около семи миллионов человек зарабатывают в Японии меньше прожиточного минимума. "Чем больше развивается экономика, тем глубже становится пропасть между богатыми и бедными". "Богач -- что пепельница: чем полнее, тем грязнее", -- гласит японская народная пословица. Это признание в "Белой книге" явилось фатальным для министра социального обеспечения Накаяма, единственной женщины в кабинете Икэда. Она была лишена министерского портфеля, конечно "весьма учтиво", под "благовидным предлогом": ее, как говорится, "шелковой ватой удушили". Рождественский бум в этом году далеко превзошел предыдущий. Доходы универмагов возросли на тридцать процентов. В газетах отмечается большой спрос на дорогостоящие вещи, особенно шубы из норки. Премьер Икэда тотчас усмотрел в этом свидетельство "роста благосостояния масс", -- как говорится, "обрадовался воробей мякине". Шуба из норки стоит два миллиона иен. Это четырехлетнее жалованье университетского профессора. При вычете расходов на жизнь даже профессору едва ли удастся скопить такую сумму и за двадцать лет... Ушел старый год, но не прекращается борьба. На улицах Токио, Осака, Нагоя и других городов ежедневно вспыхивают массовые демонстрации. "Мы требуем выплаты пособий!", "Добьемся повышения зарплаты", "Улучшить условия труда", "Запретить иностранные военные базы!" -- призывают громадные иероглифы лозунгов и транспарантов. Весна 1961 года. Под вешними потоками дождя исчезают пышные украшения из цветной бумаги, добродушные деды-морозы покидают витрины магазинов, в дверь стучится будничная жизнь, пробуждая от миража веселья и эфемерного счастья. "Новый год будет годом серьезных испытаний для кабинета Икэда", -- подчеркивает "Майнити", одна из ведущих газет Японии. "Розовыми мечтами" называет другая влиятельная газета, "Йомиури", широковещательные обещания Икэда построить "государство всеобщего благосостояния". "Япония должна проводить дальновидную внешнюю политику, направленную на то, чтобы послужить мостом между Востоком и Западом", -- призывает в редакционной статье газета "Асахи", выражая озабоченность миллионов японцев однобокостью правительственного курса. "Многие считают, что Япония потеряла свою самостоятельность, связав себя с Соединенными Штатами", -- откровенно заявляет "Майнити". Никогда еще в Японии цены не лезли так бурно вверх, как в последние месяцы. Каждую неделю правительство сообщает о том, что оно санкционировало новые цены на продовольственные и потребительские товары и коммунальные услуги. Чтобы добраться к месту работы, японским трудящимся надо теперь заплатить за билеты на пятнадцать-- двадцать процентов больше, чем полгода назад. Подорожали молоко и рыба. Все труднее и труднее становится детям трудящихся получить образование: вчера газеты сообщили о том, что с весны будущего года предполагается значительно увеличить плату за обучение в университетах, за сдачу экзаменов и пользование лабораториями. На рост цен и усиление интенсификации труда японские трудящиеся ответили новым могучим подъемом борьбы за повышение зарплаты и выплату новогодних пособий. Бастовали железнодорожники, шахтеры, рабочие химической промышленности. Впервые в истории страны объявили забастовку служащие частных радиокомпаний. В результате упорной борьбы японским трудящимся удалось добиться выплаты новогодних пособий в размере полутора-двухмесячной зарплаты. Трудовая Япония живет напряжением предстоящих классовых схваток с монополистическим капиталом и правящими кругами. В крупнейших промышленных центрах и отдаленных городах префектурального подчинения идет подготовка к весеннему наступлению трудящихся. Исполнился месяц, как из города Омура -- места героического сопротивления шахтеров острова Кюсю наступлению предпринимателей -- вышел первый народный марш против нищеты и безработицы. Участники марша миновали уже ряд префектур, прошли на пути к Токио десятки городов. Требования участников марша -- ликвидировать безработицу и нищету, прекратить расходование народных средств на военные нужды, обеспечить всем трудящимся гарантированный минимум заработной платы в 8 тысяч иен, ввести 40-часовую рабочую неделю и другие -- нашли поддержку у тысяч и тысяч представителей различных слоев трудящегося населения. 17 февраля из города Сэндай вышли участники второго северного марша против безработицы и нищеты. Готовятся к выступлению участники аналогичных маршей из префектур Яманаси, Гумма и Тиба. Все они должны встретиться в Токио 4 марта, в день, когда около 4,5 миллиона японских трудящихся начнут свое грандиозное выступление против антинародной политики Икэда, в защиту своих прав. Характерной чертой нынешнего весеннего наступления является сочетание экономических требований трудящихся с общедемократическими и политическими требованиями. Генеральный совет профсоюзов и Всеяпонская федерация крестьянских союзов приняли решение вместе бороться против попыток правительства протащить через парламент новый закон о сельском хозяйстве, несущий массовое разорение миллионам крестьян. Широкие слои демократической общественности требуют принятия решительных мер по ликвидации террора фашиствующих элементов, прекращению политики возрождения японского милитаризма, ликвидации военного союза с США, нормализации и развитию отношений с Китаем, Советским Союзом и другими социалистическими странами. Медики большинства больниц и поликлиник Токио, Киото, Осака, префектур Ямагата, Ниигата и других районов. 17 февраля отказались приступить к работе, требуя повысить зарплату и улучшить условия труда. Около ста профсоюзных организаций, входящих в японскую федерацию профсоюзов медицинских работников, объявили забастовки, провели массовые митинги в поддержку своих требований. Это -- второе широкое совместное выступление медиков страны в этом году. Борьба японских медиков, которая длится более трех месяцев, приняла общенациональный размах. Вслед за обслуживающим персоналом в нее включились врачи. По решению японской ассоциации врачей и японской ассоциации дантистов на днях все врачи Японии объявляют "отдых", прием больных не будет проводиться. В ужасающих условиях японские врачи, медицинские сестры творят буквально чудеса, отдавая все силы своей гуманной профессии. Но вознаграждение за труд они часто не получают. Даже в крупных госпиталях, таких, как при государственных учреждениях, при обществе Красного Креста, где трудятся крупнейшие японские ученые-медики, сообщает японский журнал "Тюо корон", имеются врачи, работающие без зарплаты. По окончании медицинских колледжей молодые доктора работают 5--10 лет безвозмездно в качестве практикантов, и только впоследствии им определяют мизерную плату: 14--17 тысяч иен. Этой зарплаты, хотя в последнее время она и возросла, совершенно недостаточно, чтобы содержать себя и семью. Еще того хуже положение младшего персонала. Есть врачи, принимающие в день более ста пациентов, включая посещения на дому больного. Их даже называют: врачи-камикадзэ (самоубийцы). Средний врач, продолжает автор статьи в указанном журнале, доктор Хироо Мурамацу, не имеет даже времени знакомиться с медицинской литературой. Работая сверх сил, он сам постоянно чувствует себя больным. Журнал отмечает, что смертность среди японских врачей в возрасте около 30 лет крайне высока. Неудивительно поэтому высказывание вчера в японском парламенте президента японской ассоциации врачей Такэми, который, как сообщает "Токио симбун", объясняя причины предстоящей национальной забастовки врачей, заявил, что сохраняемая правительством система страхования здоровья ввергла всю армию врачей "в коллективное рабство". Весна 1962 года. 20 февраля, в день начала весеннего наступления японских трудящихся в защиту своих жизненных интересов и демократических прав, по всей стране прокатилась волна митингов и демонстраций. В единых действиях приняло участие пять миллионов человек. В этот день многотысячные митинги состоялись в Токио. Рано утром к парку Хибия -- традиционному месту манифестаций трудящихся столицы -- от различных промышленных предприятий и государственных учреждений потянулись колонны демонстрантов. Над колоннами развеваются профсоюзные флаги металлургов, железнодорожников, химиков, учителей и других профсоюзных организаций, входящих в токийское отделение Генерального совета профсоюзов и федерации нейтральных профсоюзов Японии. В руках демонстрантов транспаранты и лозунги, на которых начертаны требования японских трудящихся: "Требуем повышения заработной платы и установления ее гарантированного минимума", "Протестуем против капиталистической рационализации производства, несущей безработицу и ухудшение условий жизни", "Прекратить сговор японо-южнокорейской реакции", "Добьемся независимости, демократии, мира"... Участники митинга приняли резолюции, в которых выражаются насущные требования японских трудящихся к правительству и парламенту. С раннего утра 27 февраля в большом зале в Токио "Сиба кокайдо" начался крестьянский митинг, организованный Центральным советом рабочих и крестьянских организаций. Представители префектур страны, собравшиеся на этом митинге, рассказали о бедственном положении крестьян, вызванном реакционной сельскохозяйственной политикой правительства Икэда. Приняв резолюции с требованием к правительству снизить налоги, установить минимум зарплаты, усилить контроль за распределением риса, участники демонстрации направились к центру столицы, где расположены правительственные учреждения. Одновременно в парке Хибия шел другой митинг. Здесь собрались шахтеры угольных районов Дзебан, Сорати, Ти-кухо, рабочие и служащие токийских предприятий и учреждений. Около 20 тысяч участников митинга в единогласно принятых резолюции и декларации заявили: "Мы требуем установления гарантированного минимума зарплаты", "Правительство должно предотвратить неудержимый рост цен", "Разрушить угольный кризис, спасти от голодной смерти тысячи шахтеров". По окончании митинга к парку Хибия подошла демонстрация крестьян. В едином потоке крестьяне, шахтеры, служащие направились к парламенту для вручения петиции и своих требований. Демонстрация вокруг парламента, окруженного со всех сторон полицейскими отрядами, продолжалась допоздна. Весеннее наступление трудящихся Японии достигает наивысшего накала. Около 100 тысяч железнодорожников, связистов, служащих Токио вышли 3 марта на улицы, чтобы вновь потребовать от правительства принятия радикальных мер по улучшению жизни. Под лозунгом: "Установить минимум зарплаты, повысить жизненный уровень трудящихся, прекратить рост цен" -- в различных районах Токио состоялись многотысячные митинги. В принятой на митинге декларации указывается, что правительство Икэда игнорирует насущные требования народа, пытается взвалить новые тяготы на его плечи в связи с экономическими трудностями, за которые оно само должно нести ответственность. Участники митинга потребовали установления гарантийного минимума зарплаты, прекращения японо-южнокорейских переговоров и т. д. По окончании митинга его участники демонстрацией направились в район Миякэдзака, где состоялся центральный городской митинг токийских трудящихся. На центральном митинге был принят призыв к трудящимся Японии в связи с весенним наступлением. Пять с половиной миллионов трудящихся Японии, говорится в призыве, включились в весеннюю борьбу в защиту своей жизни, демократии, мира, против наступления реакции. Эта борьба будет продолжаться с нарастающими темпами. Трудящиеся Японии должны еще теснее сплотить свои ряды, чтобы добиться осуществления своих требований. В призыве отмечается, что в этом году весеннее наступление приняло более широкий и более энергичный характер, чем в предыдущие годы. По окончании центрального митинга состоялась грандиозная демонстрация, которая длилась несколько часов. Центральные улицы Токио сегодня были заполнены необычными демонстрантами. Шесть тысяч крестьян специально прибыли в столицу со всех районов страны, чтобы заявить правительству Икэда решительный протест против реакционной сельскохозяйственной политики. С традиционными крестьянскими знаменами из рисовых матов, на которых крупными иероглифами начертано: "Долой реакционную сельскохозяйственную политику", "Сохранить государственный контроль над продовольствием", "Установить минимум зарплаты" -- крестьяне прошли от парка Хибия до главной улицы -- Гиндзы. К крестьянским колоннам присоединились более четырех тысяч рабочих и служащих столицы, членов профсоюзов, которые продемонстрировали свою солидарность с насущными требованиями крестьян, показали стремление к укреплению союза рабочих и крестьян. На состоявшемся перед демонстрацией десятитысячном митинге в парке Хибия представители крестьян резко критиковали политику правительства Икэда, которое подрывает жизнь бедняцких и середняцких хозяйств, заигрывает с бывшими помещиками в расчете на их голоса в предстоящих выборах в верхнюю палату, обещая им вновь выплатить компенсацию за принадлежавшие им до аграрной реформы земли. Выступавшие указывали, что отмена контроля над продовольствием поведет к удорожанию стоимости риса, обогащению кулаков и ухудшению жизни трудящихся. Приняв экономические требования к правительству и парламенту, участники митинга единодушно заявили о поддержке борьбы рабочего класса Японии против нового реакционного законопроекта о предотвращении политических насилий, против японо-южнокорейских переговоров, за всеобщее и полное разоружение. Шахтеры, докеры, водители автобусов и такси, рабочие железнодорожного транспорта, машиностроительной и других отраслей промышленности ведут упорную борьбу за улучшение условий жизни и труда, против массовых увольнений рабочих в связи с проведением капиталистической рационализации производства. В ответ на отказ владельцев частных компаний и администрации государственных предприятий и учреждений удовлетворить эти насущные требования рабочих и служащих 10 апреля японские трудящиеся провели шестые по счету единые действия. Около шести часов утра прекратили работу и объявили 24-часовую забастовку в поддержку требований о повышении заработной платы более 170 тысяч рабочих и служащих частных железных дорог страны. Движение пассажирских и товарных поездов на частных железных дорогах полностью было приостановлено. Вслед за железнодорожниками в четырехчасовую забастовку вступили водители такси. По всей стране в эти часы не вышло в рейс более 25 тысяч автомашин таксомоторных компаний. В поддержку требований об улучшении условий труда, повышении заработной платы объявили 24-часовую забастовку шоферы автотранспортных компаний, занимающихся перевозкой грузов на линии Токио--Осака. С утренней смены вступили в бессрочную забастовку шахтеры 13 крупнейших угольных компаний страны, в том числе "Мицуи", "Мицубиси", "Сумитомо", "Мэйдзи". Шахтеры требуют от правительства изменения нынешнего курса в области угольной промышленности, вследствие которого осуществляются массовые увольнения, усиливается интенсификация труда, снижается заработная плата рабочих. Единым фронтом в поддержку своих требований выступили сегодня рабочие крупнейших портов Японии. На 24 часа полностью прекращены разгрузочные и погрузочные работы на причалах Иокогамы, Токио, Нагоя, Модзи, Нагасаки, Майдзуру и многих других портов страны. 24-часовые забастовки объявлены также на 300 машиностроительных предприятиях, 19 бумажно-целлюлозных компаниях. Со вчерашнего дня бастуют 65 тысяч рабочих 20 судостроительных компаний Японии. Сегодня же по всей стране проводят забастовку медицинские работники, рабочие химической, электромашиностроительной промышленности и другие отряды японского рабочего класса. И среди моря иероглифических знаков все чаще мелькают сообщения о том, что правительство Икэда формирует программу военных приготовлений. Делаются отчаянные попытки протащить через парламент законопроект об увеличении вооруженных сил. На острове Ниидзима, в ста пятидесяти километрах от Токио, создана японская база управляемых снарядов. Кабинет Икэда занят также разработкой дальнейших "мер по обеспечению общественной безопасности" -- плана подавления народных выступлений. В недрах "сил самообороны" распространена инструкция, в которой говорится, что для "подавления мятежей" могут использоваться танки и броневики. Кроме бомб со слезоточивым газом солдатам санкционировано применение огнестрельного оружия... ИЕРОГЛИФИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ОБРАЗНОСТЬ ПАМЯТЬ БРОНЗЫ И КАМНЯ Уходящее за темные силуэты разноликих строений Камакуры, за чешуйчатые крыши приземистых японских домиков солнце окружает розовым нимбом многоярусную пагоду. Ослепительные блики касаются скульптур сидящих будд, расплывшихся в застывшем золоте улыбок на лоснящихся лицах, ощетинившихся львов, грозных стражей земных владык, замерших в ярости у входа в святилища. Косые лучи солнца, как повисшая паутина, запутались в густых сетях телеграфной проволоки, в роще телевизионных антенн. Старинный город Камакура, расположенный на западной окраине знаменитой равнины Канто, выступающей отрогом полуострова Миура, возник в 1192 году в окружении на редкость живописной природы. Здесь, у залива Сагами, некогда образовалось безвестное рыбачье селение, подобное тем, несметное число которых и теперь разбросано, как рассыпанные горошины, вдоль необозримого японского побережья. Но привлекала Камакура не своим пейзажем, а несомненными стратегическими преимуществами. Облюбованная сегуном Минамото Ёритомо (1147--1199) в качестве места "Бакуфу" -- "полевой ставки", Камакура в скором времени стала центром высшей военной и политической власти Японии. В выборе места верховной ставки именно в Камакуре первостепенную роль сыграло то обстоятельство, что вокруг простирались ленные земли феодалов, находившихся в вассальной зависимости от Минамото Ёритомо. И хотя в то время существовал император, живший в своем дворце в древней столице Киото и считавшийся главой государства, его власть носила чисто номинальный характер. Камакурский сегунат -- режим военно-феодальной диктатуры -- фактически безраздельно осуществлял господство над всей Японией, прочно удерживая государственные бразды в своих руках в течение почти полутора столетий (1192--1333). Вместе с ростом военного могущества сегуната шел процесс усиления Камакуры в духовной жизни страны. Царивший в ту эпоху буддизм стремительно усиливал свои позиции в этом городе, своим рвением споспешествуя сильным мира в их преуспевании на благодатной почве Камакуры. Усердием "смиренных слуг человечества" здесь, как "побеги бамбука после дождя", вырастали новые буддийские храмы, непрестанно множился легион монахов и бонз. И своего рода венцом их фанатического пафоса явился грандиозный храм, воздвигнутый во имя грозного духа Хатимана (Одзин) на холме Цуругаока. Примечательно, что Хатиман искони принадлежал к сонму многоликих духов синтоизма, чисто японской религии, имеющей очень мало общего с буддизмом, пришедшим в Японию из Индии через Корею и Китай. Однако, движимые чувством угодничества, буддийские бонзы прибегли к компромиссной формуле, что они практиковали нередко, и великодушно перевели Хатимана из сферы синтоистского идолопоклонства в пантеон буддийских божеств. Этой феноменальной метаморфозе суждено было сыграть роль сенсации. Храм Цуругаока Хатиман, как его обычно именуют, привлек всеобщее внимание и вскоре стал одним из крупнейших центров массового паломничества наравне с храмами древних Нара и Киото. И в наши дни храм Цуругаока Хатиман славится не только как религиозное святилище, но и как монументальный памятник японской храмовой архитектуры. Возвышающийся на лесистом холме, в окружении живописной природы, аллеями взметнувшихся своими причудливыми кронами сосен и низкорослых стелющихся деревьев сакуры, декоративной вишни, Цуругаока Хатиман поистине являет собой величественный ансамбль японского зодчества. И не менее замечательным скульптурным монументом неподалеку от храма представляется Дайбуцу, "Большой Будда", -- бронзовая фигура, созданная в 1252 году. Это одно из самых грандиозных бронзовых изваяний на земле: фигура сидящего Будды весит девяносто две тонны и возвышается на сорок два фута, а длина его лица составляет семь с половиной футов. Японские древние мастера монументальной скульптуры, создавшие "Большого Будду", обладали, таким образом, не только высоким техническим опытом, но и поразительным искусством художественного совершенства. Им удалось добиться необычайной выразительности изваяния, запечатлеть характерную позу погруженного в сутры Будды, с закрытыми глазами, соединенными руками, покоящимися на поджатых и скрещенных перед ним ногах. Эта поза застывшего в какой-то извечной неподвижности как бы символизирует центральную идею буддизма -- "интеллектуальная невозмутимость, проистекающая из совершенства знания и подчинения всех страстей". Дайбуцу -- яркое свидетельство того, что создавшие его мастера обладали глазом, который видел тончайшие нюансы формы и линии, выражающие психологию и настроение, и руками, умевшими воплотить прекрасное в бронзовом литье. И хотя в основе здесь лежат определенные закономерности, даже свои канонические принципы, идущие от мировоззрения буддизма, художник свободно воплощал то, что привлекало его внимание, что поражало его воображение, выделяя и подчеркивая одни и опуская, затушевывая другие, менее существенные, на его взгляд, детали. Создавая конкретный образ, древние мастера стремились выявить черты воображаемого типа Будды и средствами скульптуры сделать его изображение носителем распространенного представления. Глядя на эти уникальные памятники японского древнего зодчества и скульптуры, невольно думаешь о глубоко порочном взгляде, будто японское искусство и культура лишены национальной оригинальности, творческой самобытности, будто японцы лишь заимствовали извне и чуть ли не всем обязаны прежде всего своему соседу -- Китаю. Именно в китайской литературе нередко наблюдается тенденция, которая, как это очевидно, особенно любезна шовинистически настроенным авторам, изображать Японию, ее философию, литературу, искусство и все прочее как экспортированные из Китая. Подобного рода претенциозность, явное устремление на китайскую уникальную исключительность и своеобразный монополизм в области духовной и материальной цивилизации представляют собой не что иное, как проявление великодержавного национализма, шовинистического угара. Такие взгляды ничего общего не имеют с исторической правдой и несовместимы с элементарной научной добросовестностью. Общеизвестно, в частности, что буддизм -- религия и философия, получившие необыкновенное распространение и оказавшие огромное воздействие на духовную жизнь Японии, отнюдь не китайского происхождения. Более того, буддизм, проникший в Китай еще в первом столетии н. э., не только получил широчайшее распространение там, но, как об этом убедительно свидетельствуют китайские летописи и литературные источники начиная примерно с V века, стал почти безраздельно доминировать в духовной жизни китайцев. Причем это господствующее положение буддизма продолжалось на протяжении веков и фактически оттеснило другие религиозные воззрения, а также этико-моральные и философские системы взглядов, в том числе конфуцианское миропонимание. И в Китае в свое время строились буддийские храмы, были созданы различные памятники этой религии. Однако сопоставление соответствующих памятников зодчества, скульптуры, произведений искусства, сравнение технического мастерства, художественного совершенства и эстетического вкуса, воплощенных в этих творениях древними мастерами Японии и Китая, увы, отнюдь не в пользу последнего. И это лишь один из примеров того, к каким абсурдным последствиям приводит всякая попытка непомерного, с позиций националистической ослепленности, преувеличения всего своего, китайского и принижения роли и значения других народов и стран, их национальной самобытности, их народного гения. Мы проходим мимо храмов и "Большого Будды", идем по земле колыбелей и могил вековых побоищ за преобладание и диктаторство, за страсть к деспотизму с высоты тронов и полевых ставок и повсюду видим мертвые памятники, камни прошлого, пережившие расцвет и гибель династий сегунов и дайме, олицетворенных в них эпох. На каменных плитах -- высеченные имена, иероглифические надписи. Здесь прошли люди: "Где часто ходят -- на камнях следы остаются". Сколько лет прошло с тех пор, сколько раз весна теснила осень, как неведомый художник высек иероглифические письмена на серых скальных плитах, распластанных в неуемном беге непокорного времени. В известном смысле Япония мне видится как машина времени, которая способна отвести вас в глубь веков. Она может показать нашу эпоху, современные города, шахты, фабрики с изумительными электронными устройствами и очень легко может перенести человека на поколение или несколько веков назад -- в страну, где самый воздух наполнен фео