то новое знание на мужчинах? В Шиэне должны быть заложены запреты, чтобы это предотвратить! Она должна усвоить, что это может составлять опасность для нее самой. Присутствовавшие Сестры и послушницы хорошо себя контролировали, накрепко откладывая в запасники памяти то, что они познавали. От этого зрелища и нужно строить образование Шиэны. Остальные полностью справились с внутренними силами. Наблюдавшие Лицевые Танцоры сохраняли непроницаемость, но на Ваффа стоило поглядеть. Он сказал, что уничтожит обоих исполнителей, но что он сделает сперва? Поддастся ли он искушению? Какие мысли проносились в его уме, когда он наблюдал за мужчиной Лицевым Танцором, корчившимся в уничтожающем рассудок экстазе? Неким образом этот спектакль связался у Одраде с ракианским танцем, который она видела на Великой Площади Кина. В коротком промежутке времени танец был умышленно аритмичен, но, по мере развития, в нем открывался долговременный ритм, повторявшийся приблизительно через каждые две сотни шагов. Танцоры растягивали ритм танца до удивительной степени. -- Как это делали Лицевые Танцоры, давшие им это представление. "Сиайнок стал сексуальной хваткой на бесчисленных миллиардах в Рассеянии!" Одраде подумала о том танце, о ритме, за которыми последовало хаотическое побоище. Возвышенная сориентированность Сиайнока на обмен религиозными энергиями превратилась в другой вид обмена. Она припомнила возбужденную реакцию Шиэны, когда Одраде затронула в разговоре с ней тот танец на Великой Площади, и спросила Шиэну: -- Чем они там сопричащались друг с другом? -- Это же танцоры, глупая! Такой ответ являлся недозволимьш. -- Я уже предупреждала, чтобы ты оставила такой тон, Шиэна. Ты хочешь немедленно изведать, какое наказание для тебя может найтись у Преподобной Матери? Слова, словно многозначащие призраки всплывали в уме Одраде, глядевшей на сгущавшуюся тьму за верхним этажом Дар-эс-Блата. Огромное одиночество воцарилось в ней. Все остальные ушли из этой комнаты. "Только наказанный остается!" Как же горели глаза Шиэны в той комнате над Великой Площадью, сколько вопросов было у нее на уме. -- Почему ты всегда говоришь о боли и наказании? -- Ты должна усвоить дисциплину. Как ты сможешь контролировать других, когда не можешь контролировать себя? -- Мне не нравится этот урок. -- Никому из нас он особо не нравится... до тех пор, пока мы на опыте не познаем его ценность. Как и предполагалось, Шиэна долго переваривала этот ответ в уме. Наконец, она рассказала все, что знала об этом танце. -- Некоторые из танцующих сбегут. Другие прямиком уйдут к Шайтану. Жрецы говорят, они идут к Шаи-Хулуду. -- Что с теми, кто останется в живых? -- Когда они очнуться, они должны присоединится к великому танцу в пустыне. Если туда придет Шайтан, они умрут. Если Шайтан не придет, они будут вознаграждены. Одраде поняла общую схему. Дальнейшие объяснения Шиэны были даже уже не нужны, хотя, Одраде и дала ей продолжать. Сколько же горечи было в голосе Шиэны! -- Их наградят деньгами, местом на базаре -- всякое такое. Жрецы говорят, они доказали, что являются людьми. -- А те, что потерпели неудачу, те не люди? Шиэна на это промолчала, надолго погрузившись в глубокие размышления. Путь этих размышлений, однако, был виден Одраде: испытание Ордена на человечность! Ее собственный проход в приемлемую человечность Ордена был уже в точности повторен Шиэной. Каким же мягким кажется этот проход, по сравнению с другими муками! В тусклом свете верхних апартаментов Музея, Одраде подняла правую руку, поглядев на нее, припомнила и ящичек муки, и гомджаббар, нацеленный в шею, готовый убить, если она содрогнется или вскрикнет. Шиэна тоже не вскрикнула. Но она знала ответ Шиэны даже еще до ящичка муки. -- Они люди, но по-другому. Одраде проговорила вслух в пустой комнате с ее экспонатами из хранилища не-палаты Тирана. -- Что ты с ним сделал. Лито? Только ли ты Шайтан, говорящий с нами? К чему ты сейчас понуждаешь нас причаститься? "Станет ли допотопный танец допотопным сексом?" -- С кем ты разговариваешь. Мать? Это был голос Шиэны. Он донесся от открытой двери в противоположном конце комнаты. Ее серая роба послушницы виднелась лишь смутным силуэтом, увеличивавшимся при ее приближении. -- Меня послала за тобой Верховная Мать, -- сказала Шиэна, подойдя и становясь рядом с Одраде. -- Я разговариваю сама с собой -- сказала Одраде. Она посмотрела на странно тихую девочку, вспоминая выкручиваюшее внутренности возбуждение того момента, когда Шиэне был задан опорный вопрос. "Желаешь ли стать Преподобной Матерью? -- Почему ты разговариваешь сама с собой. Мать? -- в голосе Шиэны слышалась сильная озабоченность. Обучающим прокторшам придется приложить немало усилий, чтобы устранить ее эмоции. -- Я припоминала, как я спросила тебя, желаешь ли стать Преподобной Матерью, -- ответила Одраде. -- Это навело меня на другие мысли. -- Ты сказала, что я должна довериться твоему руководству во всем, не оставив позади себя ничего, ни в чем тебя не ослушиваться. -- И ты сказала: "И это все?" -- Я тогда не очень-то много знала, верно? И я до сих пор не очень-то много знаю. -- Никто из нас не знает, девочка. Кроме того, что все мы вовлечены в совместный танец. И Шайтан наверняка придет, если хоть кто-нибудь из нас потерпит неудачу. x x x Когда встречаются чужестранцы, следует делать большую скидку на различия привычек и воспитания. Леди Джессика, из "Мудрости Арракиса". Последняя зеленоватая полоска света погасла за горизонтом, когда Бурзмали подал сигнал, что они могут двигаться. Было уже темно, когда они добрались до дальней окраины Ясая и кольцевой дороги, которая должна была привести их к Данкану. Небо затмили облака, на которых отражались огни города, и отсвет этих огней падал на городские трущобы, через которые направляли их проводники. Эти проводники нервировали Лусиллу. Они появлялись из боковых улочек, из внезапно раскрывавшихся дверей, шепотом давая им указания, куда двигаться дальше. Слишком много людей знало о паре беглецов и о назначенном им свидании! Она выиграла рукопашный бой со своей ненавистью, но следом ее осталось глубокое отвращение к каждому человеку, которого они встречали. Прятать это отвращение за привычными ухватками гетеры, идущей со своим клиентом, становилось все труднее. Тротуар был весь в слякоти, налетевшей на него из-под проезжавших граундкаров. У Лусиллы замерзли ноги, не успели они и полкилометра пройти, как ей пришлось израсходовать дополнительную энергию, чтобы согреться. Бурзмали шел безмолвно, с опущенной головой, якобы погруженный в собственные заботы. Лусиллу это не обманывало. Бурзмали слышал каждый звук вокруг них, видел каждую приближавшуюся машину. Он заставлял ее поспешно покинуть дорогу всякий раз при приближении граундкара. Граундкары со свистом проносились мимо на своих суспензорах, грязная слякоть летела из-под щитков и забрызгивала кустарники вдоль дороги. Тогда Бурзмали бросал ее в снег рядом и выжидал там, пока не становился уверен, что грзундкар уже далеко. Хотя вряд ли едущие в них были способны расслышать что-то кроме звука своей собственной быстрой езды. Они прошли два часа, потом Бурзмали остановился и оценивающе поглядел на дорогу перед ними. Их местом назначения была община на кольцевой, которую им описали как совершенно безопасную". Лусилла в этом сомневалась -- на Гамму не было совершенно безопасных мест. Община перед ними приветливо светилась желтыми огнями, от отсветов которых полнились внутренним светом облака. Их продвижение по слякоти привело их к туннелю под кольцевой дорогой и низкому холму, на котором было разбито нечто, вроде садика. Ветки были неподвижны в тусклом свете. Лусилла поглядела вперед. Облака таяли. У Гамму было множество маленьких лун -- не-кораблей, орбитальных крепостей. Некоторые из них были размещены Тегом, но она заметила линии новых, тоже несущих охрану. Они были в четыре раза ярче самых ярких звезд, и часто двигались вместе; их отраженный свет был полезным, но неверным, потому, что двигались они быстро -- через все небо и за горизонт всего лишь за несколько часов. Она взглянула на цепочку из шести таких лун, видневшуюся в разрывах туч, гадая, не являются ли они частью защитной системы Тега. Мгновение она думала над врожденной слабостью защитного менталитета, которые представляли такие средства обороны. Тегбыл прав насчет них. Мобильность -- вот ключ к военному успеху. Но она сомневалась, что он имел в виду мобильность пехоты. Здесь, на белоснежном склоне, нелегко было бы спрятаться, и Лусилла ощутила нервозность Бурзмали. Что они смогут сделать, если кто-нибудь на них наткнется? Слева от них, наискосок к общине виднелось покрытое снегом углубление. Это была дорога, но ей подумалось, что тут могла быть и простая тропа. -- Вот сюда, -- сказал Бурзмали, уводя их в углубление. Снег здесь доставал им до паха. -- Надеюсь, эти люди достойны доверия, -- сказала она. -- Они ненавидят Преподобных Черниц, -- сказал он. -- Для меня этого достаточно. -- Лучше бы гхола был здесь! -- Она сдержала даже еще более резкие слова, но не могла удержаться, чтобы не добавить: для меня их ненависть недостаточна. "Лучше всего ожидать самого худшего", -- подумала она. Однако, она успокоилась насчет Бурзмали. Он похож на Тега. Никто из них не следует курсом, который может завести в тупик -- нет, если они хоть как-то могут этого избежать. Она подозревала, что даже сейчас вокруг них скрыты защитные силы прикрытия. Покрытая снегом тропа перешла в мощеную дорожку, плавным изгибом уходившую от подножия холма и очищенную с помощью системы растопления снега. Посреди дорожки сочился ручеек. Лусилла сделала несколько шагов по дорожке, прежде чем поняла, что это магнитный желоб, бывший некогда путепроводом для древнего магнитного транспорта, которым доставлялись вещи и сырье на фабрику, существовавшую здесь до времен Рассеяния. -- Здесь становится круче, -- предостерег ее Бурзмали. -- Здесь прорублены ступеньки, но будь осмотрительна. Ступеньки узкие. Вскоре они добрались до конца магнитного желоба. Он закончился у разрушенной стены, сделанной из местного кирпича поверх пластального фундамента. В тусклом свете звезд очистившегося неба стала видна грубая кладка -- типичное сооружение времен Голода. Стена была густо покрыта вьющимися растениями и пятнами плесени. Растительность почти не скрывала трещин и расколов в кирпичах, как и грубых попыток заполнить трещины цементом. Единственный ряд узких окон смотрел на то место, где магнитный желоб растворялся в массе кустарников и сорняков. Три окна светились электрическим светом, свидетельством наличия жизни внутри, сопровождавшейся слабыми потрескивающими звуками. -- В старые времена здесь была фабрика, -- сказал Бурзмали. -- У меня есть глаза и память, -- огрызнулась Лусилла. "Неужели этот ворчливый мужчина считает, что она полностью лишена разума?" Что-то уныло скрипнуло слева от них -- это приподнялся кусок дерна и сорняков, открывая спуск в подвал, сквозь щель брызнул яркий желтый свет. -- Живо! -- Бурзмали повел ее быстрым бегом через густые заросли и вниз по пролету ступенек, открывшихся под приподнявшимся люком. Люк скрипнул механическим скрежетом, закрываясь позади них. Лусилла увидела, что они оказались в большом помещении с низким потолком, освещенном длинными рядами современных глоуглобов, укрепленных на массивных пластальных захватах над головой. Пол был чисто подметен, но на нем виднелись царапины и признаки жизнедеятельности: здесь раньше, несомненно, располагалась убранная теперь машинерия. В глаза ей бросилось движение вдали. Молодая женщина, одетая в такую же накидку с драконами, как на Лусилле, рысцой направлялась к ним. Лусилла принюхалась, и помещении стоял кисловатый запах, и его оттенки говорили о чем-то грязном. -- Здесь была фабрика Харконненов, -- сказал Бурзмали. -- Интересно, чем они здесь занимались? Молодая женщина остановилась перед Лусиллой. У нее была гибкая фигура -- элегантный силуэт, легкие движения под облегающим одеянием. Лицо ее светилось налитым румянцем, оно говорило о физической закалке и хорошем здоровье. Зеленые глаза, однако, так взвешивающе смотрели на все вокруг, что выражение их было тяжелым и морозящим. -- Значит, они послали не меня одну следить за этим местом, -- сказала она. Лусилла предупреждающе подняла руку, когда Бурзмали собрался ответить. Эта женщина не та, кем она представляется. "Не больше, чем я!" Лусилла стала осторожно выбирать слова. -- Мы всегда знаем друг друга, похоже. Женщина улыбнулась. -- Я наблюдала за вашим приближением. Не могла поверить собственным глазам. -- Она метнула насмешливый взгляд на Бурзали. -- Это -- якобы клиент? -- И проводник, -- ответила Лусилла. Она заметила озадаченность на лице Бурзмали и взмолилась, чтобы он не задал неправильного вопроса. Эта молодая женщина грозила опасностью! -- Разве нас не ожидали? -- спросил Бурзмали. -- Ага. Оно разговаривает, -- со смехом проговорила молодая женщина. Ее смех был так же холоден, как и ее глаза. -- Я предпочитаю, чтобы ты не называла меня "оно", -- сказал Бурзмали. -- Я называю отребье Гамму так, как мне хочется, -- ответила молодая женщина. -- И не заикайся со мной о том, что ты предпочитаешь! -- Как ты меня назвала? -- Бурзмали устал и в нем начал закипать гнев при этом неожиданном нападении. -- Я называю тебя так, как хочу -- отребье! Бурзмали достаточно терпел. Не успела Лусилла его остановить, он издал тихое рычание и отвесил молодой женщине тяжелую пощечину. Пощечина не достигла цели. Лусилла с восхищением наблюдала, как молодая женщина подпрыгнула при этом нападении, поймала Бурзмали за рукав, как можно поймать несомый ветром кусочек ткани, и, в ослепляюще быстром пируэте, скорость которого почти скрывала его точность, нанесла Бурзмали такой удар, что тот навзничь рухнул на пол. Женщина полупригнулась на одной ноге, другой приготовилась ударить. -- Сейчас я его убью, -- проговорила она. Лусилла, не зная, что может произойти дальше, согнулась отклоняясь вбок, едва избежав внезапного удара ноги женщины, и ответила стандартным сабартом Бене Джессерит так, что молодая женщина рухнула на пол, сложившись пополам, поскольку удар поразил ее в подбрюшье. -- Предположение, что ты убьешь моего проводника, неуместно, как тебя там ни зовут, -- сказал Лусилла. Молодая женщина судорожно вздохнула, обретая дыхание, и затем ответила, задыхаясь между словами: -- Меня зовут Мурбелла, Великая Преподобная Черница. Ты опозорила меня, сразив в столь медленном нападении. Зачем ты это сделала? -- Тебе надо было преподать урок, -- сказала Лусилла. -- Я лишь недавно облачена в Преподобные Черницы. Пожалуйста, прости меня. Я благодарю тебя за превосходный урок и буду благодарить тебя всякий раз, когда буду припоминать твою реакцию, которую я обязана запомнить, -- она склонила голову, затем легко вскочила на ноги, озорная улыбка блуждала на ее лице. Своим самым холодным голосом Лусилла спросила: -- Ты знаешь, кто я? Уголком глаза она заметила Бурзмали, поднимавшегося на ноги с болезненной медлительностью. Он остался сбоку, наблюдая за женщинами, но гнев полыхал на его лице. -- По твой способности преподать мне такой урок, я вижу, кто ты -- Великая Преподобная Черница. Забуду ли я? -- озорная улыбка исчезла с лица Мурбеллы, она стояла со склоненной головой. -- Ты прощена. Приближается ли не-корабль? -- Так говорят, во всяком случае. Мы готовы его принять, -- Мурбелла взглянула на Бурзмали. -- Он до сих пор для меня полезен, и требуется, чтобы он меня сопровождал, -- казала Лусилла. -- Очень хорошо. Великая Преподобная Черница. Включает ли твое прощение и твое имя? -- Нет! Мурбелла вздохнула. -- Мы захватили гхолу, -- сказала она. -- Они пришел с юга под видом тлейлаксанца. Я как раз собиралась возлечь с ним, когда вы появились. Бурзмали, хромая подошел к ним. Лусилла увидела, что он распознал опасность. Это "совершено безопасное" место просто кишмя кишит врагами! Но враги до сих пор знают очень мало. -- Гхола не ранен? -- спросил Бурзмали. -- Он продолжает разговаривать, -- ответила Мурбелла. До чего же странно! -- Ты не возляжешь с гхолой, -- сказала Лусилла, мое особое задание! -- Давай играть по-честному, Великая Преподобная Черница. Я засекла его первой, он уже частично поддался. Она опять рассмеялась -- с потрясшим Лусиллу черствым презрением. -- Вот сюда. Вон там место, из которого вы можете наблюдать. x x x Дай тебе умереть на Келадане! Древняя здравица. Данкан постарался припомнить, где же он находится. Он знал, что Тормса мертв: кровь брызнула из глаз Тормсы. Да, он ясно это помнил. Они вошли в темное здание, и внезапно всюду вокруг них вспыхнул ослепительный свет. Данкан ощутил боль в затылке. Удар? Он постарался пошевелиться, но его мускулы отказывались повиноваться. Он припомнил, как сидит на краю широкого луга. Там шло нечто вроде игры в шары -- эксцентричные шары, которые подпрыгивали и метались без определенного замысла. Игроками были молодые люди в обычных костюмах... Гиди Прайм! -- Они учатся быть стариками, -- сказал он. Он вспомнил, как он это говорил. Его спутница, молодая женщина, взглянув на него безучастным взором. -- Только старикам следует играть в игры на свежем воздухе, -- сказал он. -- Вот как? Это был вопрос, на который на дашь ответа. Она взяла над ним верх самым простейшим способом. "И в следующее мгновение выдала меня Харконненам!" Ага, значит, это из воспоминаний его исходной жизни, когда он был рожденным впервые, а не гхолой. Гхола. Он припомнил Оплот Бене Джессерит на Гамму. Библиотека: голографические фотографии и три фото Лито I, герцога Атридеса. Сходство Тега с герцогом было не случайно: чуть повыше, но во всем остальном точно такой же -- длинное худое лицо, нос с высокой переносицей, дар увлекать людей, которыми славились Атридесы... Тег! Он помнил последний доблестный поступок башара в ночи Гамму. "Где же я?" Его сюда привел Тормса. Они двигались по заросшей дороге на окраине Ясая. Барони. Они не прошли и двух сотен метров по заросшему тракту, как позалил мокрый и липкий снег. Холодный, несчастный снег, от которого через минуту у них стал зуб на зуб не попадать. Они остановились надеть капюшоны и застегнуть куртки. Так стало лучше. Но скоро наступит ночь. И станет намного холодней. -- Есть нечто вроде убежища впереди, -- сказал Тормса. -- Мы переждем там до ночи. Когда Данкан не отозвался, Тормса сказал: -- Там не будет тепло, но будет сухо. Данкан увидел серые очертания этого места приблизительно в трех сотнях шагов от них, оно возвышалось на фоне грязного снега. Он узнал его немедленно: учетная станция Харконненов. Наблюдатели здесь считали (и, порой, убивали) проходивших мимо людей. Его слепили из породной глины -- как бы один гигантский кирпич, сформированный так, как всегда лепят глинобитные кирпичи, а затем целиком подвергнутый обжигу одной из тех горелок с широким соплом, которыми Харконнены пользовались и для обуздания толп. Когда они подошли к этому зданию, Данкан увидел остатки полноохватывающего экрана Защитного поля, разрушенного лазером в местах входа в здание. Кто-то сокрушил эту систему уже очень давно. Извилистые дырки в сети защиты частично заросли кустарником. Но пробитые огненными пиками отверстия оставались открытыми. О, да -- чтобы находящимся внутри были видны все приближающиеся к входам. Тормса помедлил и прислушался, с осторожностью оглядываясь. Данкан посмотрел на учетную станцию. Он хорошо ее помнил. То, что было перед ним, напоминало деформированный нарост, развившийся из первоначального семени. Поверхность была обожжена до стеклянного блеска. Бородавки и выпуклости -- свидетельствовали о сверхобжиге. Эрозия эпох покрыла здание сетью тонких трещин, но первоначальная форма сохранялась. Он посмотрел вперед и узнал часть старой суспензорной системы подъема. Кто-то на скорую руку приспособил замок и заложил засов. Значит, это отверстие через полноохватный экран Защитного поля сделано недавно. Тормса исчез в этом отверстии. Словно бы переключили кнопку: видения памяти Данкана изменились. Он был в библиотеке не-глоуба вместе с Тегом. Проектор показывал им серию видов современного Ясая. Идея современного возымела на него странное действие. Барони был современным юродом, если думать о современном, как соответствии всем нормам жизни своего времени. Он полагался исключительно на суспензорные путеводные трассы для перемещения людей и материалов -- и все эти трассы находились высоко. Никаких отверстий для входа на уровне земли. Данкан объяснял это Тегу. План материализовался в его памяти, превратясь в город, который использовал каждый возможный квадратный метр вертикального и горизонтального пространства. Путеводные трассы требовались только для станций универсальных транспортных коконов. Тег проговорил: -- Идеальной формой была бы клубневидная с плоской крышей для топтеров. -- Харконенны предпочитали квадраты и прямоугольники. Это было правдой. Данкан припомнил Барони с такой ясностью, что содрогнулся. Суспензорные тракты тянулись как норы червей -- прямые, изогнутые, изгибавшиеся под косыми углами... вверх, вниз, вбок. Кроме прямоугольной абсолютности, наложенной по прихоти Харконненов, Барони был построен по особому критерию для населенности: максимальная плотность при минимальном расходовании материалов. -- Плоская крыша была единственным ориентированным на человека пространством в этом проклятом месте, -- он припомнил, как говорит это Тегу и Лусилле вместе. Там, на вершине, были роскошные апартаменты, и сторожевые станции по всем краям, парковкам топтеров, у всех доступов снизу, вокруг всех парков. Люди, жившие на вершине, могли позабыть о массе плоти, корчившейся в дикой тесноте прямо под ними. Ни один звук или запах от этого людского скопища не доходил до верха. Слуг заставляли принимать ванну и переодеваться в гигиенические одежды перед тем, как войти туда. Тег задал вопрос: -- Почему же так плотно стиснутые людские массы позволяли себе жить в такой тесноте? Ответ был очевиден, и Данкан его объяснил: -- Вне города была опасная местность. Управляющие городом представляли ее даже более опасной, чем она на самом деле была. Кроме того, немногие знали о лучшей жизни за пределами города. Единственная лучшая жизнь, о которой они знали, была на вершине. И единственный путь туда лежал через абсолютно раболепную услужливость. -- Это произойдет, и ты ничего не сможешь с этим поделать! Это уже совсем другой голос отдался эхом в черепе Данкана. Он ясно его слышал. Пол! "До чего же странно", -- подумал Данкан. Было высокомерие в ясновидении, такое же, как высокомерие ментата, который держится за свою колючую логику. "Я никогда прежде не думал о Поле, как о высокомерном". Теперь Данкан смотрел в зеркало на свое собственное лицо, Частью ума он понял, что это -- одно из воспоминаний его исходной жизни. Внезапно зеркало стало другим -- и отражение его лица в нем тоже стало выглядеть совсем иначе. Смуглое округлое лицо начало приобретать более жесткие очертания, словно бы он достиг зрелости. Он заглянул в собственные глаза. Да, это его глаза. Однажды он слышал, как некто описывал его глаза как "сидящие в пещере". Глубокие глазницы над высокими скулами. Ему говорили, что трудно понять, синие у него глаза или темно-зеленые, если только свет не падает прямо на них. Это говорила женщина. Он не мог припомнить эту женщину. Он постарался поднять руку и коснуться волос, но руки ему не подчинялись. Затем он припомнил, что его волосы выбелены. Кто это сделал? Старуха. Его волосы больше не были шапочкой темных колечек. И герцог Лито смотрел на него в дверном проходе обеденного зала на Келадане. -- Сейчас мы поедим, -- сказал герцог. Это был королевский приказ, но высокомерия не чувствовалось, поскольку его устраняла слабая улыбка, как бы говорящая: "Кто-то же должен это сказать". "Что происходит с моим умом?" Он припомнил, как идет за Тормса к тому месту, где, как сказал Тормса, их будет ждать не-корабль. Это было большое здание, возвышавшееся в ночи. Вокруг главного здания разбросаны пристройки поменьше. Они, вроде бы, заселены, из них слышались голоса и звуки работающих машин. Ни одного лица не появилось в узких окошках. Ни одна дверь не открывалась. Данкан уловил запах пищи, когда они проходили мимо самой большой из пристроек. Это напомнило ему, что они ели только сушеные полоски какой-то кожистой штуковины, которую Тормса называл "походной пищей". Они вошли в темное здание. Вспыхнул ослепительный свет. Из глаз Тормсы брызнула кровь. Темнота. Данкан поглядел на лицо женщины. Он и прежде видел лицо, подобное этому: единичный трайд, вынутый из голографического фильма. Где же это было? Где же он его видел? Почти овальное лицо, чуть расширяющее колбу, отсюда легкая ущербинка в идеальности его изгибов. Она проговорила: -- Меня зовут Мурбелла. Ты этого не запомнишь, но я доверяю тебе мое имя, поскольку помечаю тебя. Я тебя выбрала. "А я все же тебя помню, Мурбелла." Зеленые глаза, широко расставленные под изогнутыми бровями, приковывали взгляд к ним одним, лишь позднее начинаешь разглядывать подбородок и небольшой рот. Рот был полным -- из тех губ, которые складываются сердечком, когда хозяйка задумчива. Зеленые глаза смотрели в его глаза. До чего же холодный взгляд. Какая же сила в нем. Что-то коснулась его щеки. Он открыл глаза. Значит, это не память! Все это происходит с ним сейчас. Происходит сейчас! Мурбелла! Она сперва была здесь, потом его покинула. Теперь вернулась. Он припомнил, как проснулся обнаженным на мягкой поверхности... на спальном матраце. Да, его руки узнают этот матрац. Прямо над ним раздетая Мурбелла, зеленые глаза смотрят на него с жуткой напряженностью. Она коснулась его одновременно во многих местах. Тихое жужжание вырвалось из ее губ. Он ощутил быструю эрекцию, жесткую до боли. В нем не было сил сопротивляться. Ее руки двигались по его телу. Ее язык. Жужжание! Ее губы всюду касались его тела. Соски грудей скользнули по его щекам, по его груди. Когда он увидел ее глаза, то в них был продуманный умысел. Мурбелла вернулась, она опять это делает! Через правое плечо он мельком увидел, широкое плазовое окно -- и Лусиллу с Бурзмали позади него. Сон? Бурзмали прижал ладони к плазу. Лусилла стояла со скрещенными руками, на ее лице смешанное выражение ярости и любопытства. Мурбелла пробормотала в его правое ухо. -- Мои руки -- огонь. Ее тело закрыло лица за плазом. Он ощущал огонь всюду, где только она его касалась. Пламя резко захлестнуло его ум. Скрытые места внутри его ожили. Он увидел красные капсулы, словно полоску сверкающих колбасок, проносящуюся перед его глазами. Он ощутил горячку, он был поглощен капсулой, возбуждение полыхало в его сознании. Эти капсулы! Он узнал их: это был он сам, это были... Все Данканы Айдахо, и первоначальный, и все гхолы один за другим возникли в его уме. Они были, как взрывающиеся коробочки семян, отрицающие весь другой жизненный опыт, кроме самих себя. Он увидел, как его сокрушает огромный Червь с человеческим лицом. "Проклятье тебе, Лито!" Сокрушает, сокрушает и сокрушает... снова и снова. "Проклятье тебе, проклятье тебе, проклятье тебе..." Он погиб под сардаукарским мечом. Боль вспыхнула яркой вспышкой, и вспышку эту поглотила тьма. Он погиб в катастрофе на топтере. Он умер от ножа убийцы -- Рыбословши. Он умирал, умирал и умирал. Памяти иных жизней затопляли его до тех пор, пока он не стал дивиться, как же он может вместить их все. Сладость новорожденной дочери, которую он держит на своих руках. Мускусный запах страстной супруги. Каскады ароматов славного данианского вина. Упражнения до одышки в гимнастическом зале. АКСЛОЛЬТНЫЕ ЧАНЫ! Он припомнил, как раз за разом выходит из них: высокие огни и мягкие механические руки. Эти руки крутят его, и несфокусированным зрением новорожденного он видит огромную гору женской плоти -- чудовищную в своей почти неподвижной массивности... лабиринты темных трубок, опутывающие, приковывающие его тело к гигантским металлическим контейнерам. АКСЛОЛЬТНЫЙ ЧАН? Он задохнулся, охваченный этими воспоминаниями всех жизней, обрушившихся на него. Все эти жизни! Все эти жизни! Теперь он припомнил, что тлейлаксанцы вмонтировали в него спящие знания, которые ждали только этого момента соблазнения Геноносительницей Бене Джессерит. Но это совершила Мурбелла, -- а она не Бене Джессерит. Она, однако, оказалась под рукой, чтобы заработало запрограмированное тлейлаксанцами. Данкан мягко замурлыкал и коснулся ее, двигаясь с потрясшей Мурабеллу живостью. ОН НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ НАСТОЛЬКО ОТЗЫВЧИВ! НЕ ТАКИМ ОБРАЗОМ! Его правая рука, трепеща, пробежала по губам ее влагалища, в то время как левая рука ласкала основание ее позвоночника, его рот мягко задвигался по ее носу, скользнул к губам, к впадинке ее левой подмышки. И все это время он тихо мурлыкал в ритме, который пульсировал через его тело, поднимаясь и ослабевая... Она попробовала оттолкнуться от него, но это лишь ускорило его ответные реакции. "Откуда ему известно, что надо касаться меня именно в этот момент? И именно здесь! И здесь! О, Святая Скала Дура, откуда ему это известно?" Данкан почувствовал, как пухнут ее груди, увидел, как краснеет нос. Он увидел, что соски ее стали жесткими и стоячими, вокруг них все потемнело. Она застонала и широко раздвинула ноги. "Помоги мне. Великая Черница!" Но единственная Великая Черница, о которой Мурбелла могла сейчас подумать, была надежно отгорожена от этой комнаты запертой дверью и барьером из плаза. Энергия отчаянности затопила Мурбеллу. Она отвечала единственным образом, который ей был известен: касания, ласки, используя все техники, которые так тщательно осваивала за долгие годы своего обучения. На все, что она делала, Данкан отвечал бешено стимулирующим контрходом. Мурбелла обнаружила, что больше не может контролировать свои реакции. Она реагировала автоматически, из какогото колодца знаний, который был глубже всех ее тренировок. Она почувствовала, как сжимаются мускулы ее влагалища, быстрое выделение смазочной жидкости. Когда Данкан вошел в нее, она услышала собственный стон. Ее руки, ноги, ладони, все ее тело двигалось в двух одновременных системах реакций -- тренированность до автоматизма и все более и более глубокое осознание других требований. "Как он это сделал со мной?" По мягким мускулам ее таза прошли волны экстатических сжатий. Она ощутила его одновременный ответ -- твердый шлепок его семяизвержения. Это усилило ее собственную реакцию. Экстатическая пульсация от сжатий ее влагалища распространялось по всему телу. По всему и вовне... По всему и вовне... Все, что ощущала -- один сплошной экстаз. Под веками у нее полыхало и разрасталось ослепительное белое сияние. Каждый мускул трепетал от такого экстаза, который ей и не мыслился, когда-либо возможным. И опять волны потекли вовне. Опять и опять... Она потеряла счет повторениям. Когда Данкан застонал, застонала и она, опять хлынули вовне волны. И опять... Исчезли ощущения времени и всего окружающего, осталась только эта безмерность продолжающего экстаза. Она хотела и чтобы это продолжалось вечно, и чтобы это прекратилось. Этого не должно случаться с женщиной! Преподобная Черница не должна такого испытывать. Это -- те ощущения, с помощью которых управляют мужчинами. Данкан действовал по той модели реакции, которая была в него заложена. Было еще что-то, что предполагалось, ему было положено сделать. Он не мог припомнить, что же это такое. "Лусилла?" Он вообразил ее мертвой перед собой. Но эта женщина была не Лусилла, это была... это была Мурбелла. Сил в нем почти не оставалось. Он присел, отодвигаясь от Мурбеллы, и умудрился подняться на колени. Его руки трепетали от непонятного ему возбуждения. Мурбелла постаралась оттолкнуть Данкана, но его уже не было. Ее глаза резко открылись. Данкан на коленях стоял над ней. Она понятия не имела о том, сколько прошло времени. Она постаралась найти в себе силы, чтобы присесть, и это не получилось. К ней медленно возвращался рассудок. Она пристально посмотрела в глаза Данкана, понимая теперь, кто он такой этот мужчина. Мужчина? Всего лишь юнец. Но он сделал такое... такое... все Преподобные Черницы были предупреждены. "Есть гхола, которого Тлейлакс вооружил запретным знанием. Это гхола должен быть убит!" Она ощутила небольшой прилив энергии в своих мускулах. Она поднялась на локти. Задыхаясь, ловя воздух, она постаралась откатится от него и опять упала на мягкий матрац. Святые Скалы Дура! Этому мужчине нельзя позволять остаться в живых! Это -- тот самый гхола, и он способен делать то, что дозволено только Преподобным Черницам. Ей хотелось напасть на него, и в то же время ей хотелось опять притянуть к себе его тело. Экстаз! Она понимала, что сделает все, о чем он ее сейчас ни попроси. Она сделает это ради него. "Нет! Я должна убить его!" Опять она поднялась на локти и уже с локтей умудрилась присесть. Ее ослабевший взгляд упал на окно, которым были отгорожены Великая Преподобная Черница и ее проводник. Они продолжали там стоять, глядя на нее. Лицо мужчины полыхало. Лицо Великой Преподобной Черницы было таким же неподвижным, как сама Скала Дура. "Как она может просто стоять там, после того, что она увидела? Великая Преподобная Черница должна убить этого гхолу!" Мурбелла сделала знак женщине за плазом и подкралась к запертой двери возле спального матрасика. Она едва умудрилась отпереть и распахнуть дверь перед тем, как рухнуть на спину. Ее глаза смотрели на коленопреклоненного юношу. На его теле блистал пот. На его возлюбленном теле... НЕТ! Отчаяние подняло ее с пола. Она встала на колени, а затем, в основном благодаря силе воли, на ноги. К ней вернулись силы, но ноги трепетали, и она спотыкалась возле подножия спального матрасика. "Я сделаю это сама, не думая. Я должна это сделать". Ее тело раскачивалось из стороны с сторону. Она попыталась встать попрочнее и нанести прицельный удар в его шею. Она владела этим ударом благодаря долгим часам тренировок. Он разобьет гортань. Жертве перебиваются дыхательные пути. Данкан легко уклонился от этого удара, но он был медлителен, медлителен... Мурбелла чуть не рухнула рядом с ним, но ее подхватили руки Великой Преподобной Черницы. -- Убей его, -- задохнулась Мурбелла. -- Это тот самый, о котором нас предупреждали. Тот самый! Мурбелла ощутила руки у себя на шее, пальцы, яростно нащупывавшие бугорочки нервов за ее ушами. Последнее, что услышала Мурбелла перед тем, как потерять сознание, был голос Преподобной Великой Черницы... -- Мы никого не убьем. Это гхола отправляется на Ракис. x x x Самый потенциально опасный соперник для любого организма может происходить из его же собственной породы. Виды живых существ поглощают необходимое для жизни. Рост численности ограничивается тем необходимым, которого на данный момент имеется в наименьшем достатке. Уровень популяции контролируется наименее благоприятным из требуемых условий. (Закон Минимума.) Из уроков Арракиса. Здание, загороженное деревьями и тщательно ухоженными живыми оградами, отстояло чуть вглубь от широкого проспекта. Ограды составляли лабиринт и белые столбы в человеческий рост, очерчивали район посадок. Ни одно транспортное средство, въезжающее или выезжающее, не могло на скорости прорваться к зданию. Своим умом военного Тег все это оценил, когда его бронированный граундкар доставил его к двери. Полевой Маршал Муззафар, единственный, кто был с ним на заднем сидении машины, понял о чем думает Тег, и сказал: -- Мы защищены анфиладной лучевой системой. Солдат, в маскировочном мундире и с длинным лазерным пистолетом на наплечном ремне, открыл дверь и щелкнул каблуками, приветствуя входящего Муззафара. Тег последовал за ним. Он узнал это место. Это был один из "безопасных" адресов, которыми снабдил его Отдел Безопасности Бене Джессерит. Ясно, информация Ордена устарела. Вполне вероятно, однако, что устарела совсем недавно, поскольку Муззафар никак не давал понять, что Тег может знать это место. Когда они подошли к двери, Тег заметил, что еще одна защитная система, которую он видел при своем первом объезде Ясая, оставалась неповрежденной. Столбы едва заметно отличались от тех, что шли вдоль барьера деревьев и живой ограды. На этих столбах были шарящие лазеры, управляемые из помещения откуда-то в здании. Ромбовидные коннекторы считывали область между ними и зданием. Стоит слегка коснуться кнопки в комнате наблюдателя -- и шарящие лазеры превратят любую живую плоть, пересекающую их поля, в нарубленное на мелкие кусочки мясо. В дверях Муззафар замедлил и поглядел на Тега. -- Преподобная Черница, с которой ты вот-вот встретишься, самая могущественная из всех, которые когда-либо сюда прибывали. Она не потерпит ничего, кроме полной покорности. -- Я так понимаю, ты меня предупреждаешь. -- Я знал, что ты поймешь. Называй ее Преподобной Черницей. Больше никак. Мы заходим. Я позволил себе вольность заказать для тебя новый мундир. Тег при своем предыдущем визите сюда не видел того помещения, в которое провел его Муззафар. Небольшое и забитое тикающими ящиками и черными панелями, оно оставляло мало пространства даже для них двоих. Все помещение освещал единственный желтый глоуглоб под потолком. Муззафар протиснулся в угол, в то время, как Тег снял запачканный и сморщенный стилсьют, который он носил с самого не-глоуба. -- Извини, что не могу предложить тебе еще и ванну, -- сказал Муззафар. -- Но мы не должны мешкать. Она становится нетерпеливой. В мундире Тег предстал совсем другим человеком. Это было знакомое черное облачение, даже звезды на воротнике. Значит, он должен предстать пред этой Преподобной Черницей, как башар Ордена. Интересно. Он опять был полностью башаром -- для других, ведь его самого мощное чувство осознания собственного "я" никогда не покидало. Мундир, однако же, стал завершающим его личность штрихом. В этом одеянии не было нужды подчеркивать каким-либо другим способом, кто ты такой. -- Так-то лучше, -- сказал Муззафар, проводя Тега в переднее фойе и через дверь, которую Тег помнил. Да, вот здесь он встречался со своими "безопасными" агентами. Он вспомнил эту комнату, и, вроде бы, в ней ничего не изменилось. Ряды микроскопических телеглазов, тянулись на стыке потолка со стенами, замаскированные под серебряные поводящие ленточки для парящих глоуглобов. "Тот, за кем наблюдают, не видит, -- подумал Тег. -- А у наблюдателей миллион глаз". Его двойное зрение уведомило его, что опасность здесь есть, но непосредственная. Помещение, около пяти метров в длину и четырех в ширину, предназначалось для ведения самых важных дел. В торговых сделках деньги, как таковые никогда не п